Поезд смерти

Организаторы интервенции

Как только в России произошла Великая пролетарская революция и у империалистов Антанты не осталось никаких сомнений относительно целей и характера новой пролетарской власти в России, они начали деятельную подготовку к вооруженному походу против Советской республики, к интервенции.

Империалисты отлично понимали революционизирующее влияние Великой пролетарской революции в России на трудящихся капиталистических стран.

«Пример социалистической Советской республики в России будет стоять живым образцом перед народами всех стран, и пропагандистское, революционизирующее действие этого образца будет гигантским. Здесь — буржуазный строй и обнаженная до конца захватная война двух групп хищников. Там — мир и социалистическая республика Советов» (В. И. Ленин, т. XXII, стр. 198).

Именно, учитывая это революционизирующее влияние существования Советской республику на трудящихся их стран, империалисты развили бешеную энергию в подготовке интервенции. В желании скорейшего удушения Советской республики империалисты всех стран были единодушны. Уже 23 декабря 1917 года правительства Англии и Франции столковались между собой по вопросу о разделе сфер влияния в России.

В специальном договоре, подписанном по этому случаю, было предусмотрено, что французские войска будут действовать к северу, а английские — к юго-востоку от Черного моря, причем в договоре прямо указывалось, что зона влияния Франции: Бессарабия, Украина и Крым, а зона влияния Англии: Кубань, Кавказ, Армения, Грузия и Курдистан.

Иноземным империалистическим разбойникам деятельно помогала российская контрреволюция. Буржуазно-помещичья свора готова была продать Россию любому империалистическому хищнику, лишь бы этот хищник помог свергнуть советы. Одно время, когда австро-германские войска стояли под Смоленском (в начале 1918 года), контрреволюционные круги из числа недавних российских «патриотов» пытались даже войти в соглашение с германским империализмом, чтобы с помощью немецких штыков водворить в обеих столицах и во всей стране «твердую власть» буржуазии и помещиков.

При таком положении союзникам не стоило больших усилий навербовать для борьбы с советской властью соответствующие кадры исполнителей из среды российской контрреволюции. Особенно старались выслужиться перед Антантой эсеры.

Поскольку Средняя Волга намечалась как арена для развертывания военных операций против советской власти, контрреволюция не забыла озаботиться соответствующей подготовкой в центре Среднего Поволжья — в Самаре.

Еще ранней весной 1918 года в Самару и Пензу приезжал специальный агент центрального штаба контрреволюции для налаживания здесь подпольной контрреволюционной работы и установления связей. В Самаре этот агент установил связь с группой белогвардейского офицерства во главе с полковником Галкиным, которая впоследствии оказала серьезную помощь чехо-словакам при занятии ими Самары.

В Самаре же постоянно работал французский агент, присланный из Москвы французским послом Нулансом, некто Жанно, который впоследствии был «аккредитован» при Комуче в качестве официального дипломатического представителя французского правительства.

Помимо этого, еще задолго до выступления, интервенты вкупе с внутренней контрреволюцией начали создавать базы для будущего выступления. Отказавшись от формального признания советского правительства, союзники (Антанта) тем не менее разослали своих консулов, помимо Самары, и во многие другие города Поволжья (Саратов, Царицын и др.). Эти консулы должны были подготовить контрреволюционные восстания и свержение власти советов.

Не ограничиваясь сколачиванием местных контрреволюционных сил, интервенты развернули бешеную активность по переброске в районы Поволжья белогвардейских кадров.

Партия эсеров, целиком купленная международным империализмом, предоставила интервентам все имевшиеся в ее распоряжении силы и свой опыт конспиративной и террористической деятельности. Еще в начале 1918 года, после разгона Учредительного собрания, часть ответственных работников и членов ЦК партии эсеров была переброшена в Самару для непосредственного руководства будущим выступлением. Переброска эсеров и белогвардейцев в районы будущего выступления особенно усилилась с апреля. Эсеры специально посылали в Красную армию своих людей, чтобы в свое время использовать их для предательского удара в спину советской власти. Многие из эсеро-белогвардейцев, посланных в Красную армию, были военными специалистами и естественно в скором времени выдвинулись на командные должности.

В значительной степени следствием этих мероприятий контрреволюции и явились те успехи, которые сопутствовали чехо-учредиловщине в первое время.

План интервентов заключался в том, чтобы нанести первые удары Советской России путем вооруженного выступления внутренней контрреволюции в ряде городов: Рыбинске, Ярославле, Костроме, Муроме, Шуе, Иваново-Вознесенске и др.

В то время на территории Советской России находился чехословацкий корпус численностью до 50 тысяч солдат. Под предлогом эвакуации на родину через Владивосток чехословацкие войска к весне 1918 года были разбросаны на всем протяжении железнодорожного пути от Пензы до Владивостока.

Эти войска Антанта и решила в первую очередь бросить на помощь местной контрреволюции против советской власти. В задачу чехословацкого корпуса входило: занять Сибирскую железнодорожную магистраль, укрепиться на среднем течении Волги и соединиться с фронтом, который должен был быть создан в верховьях Волги. Этот соединенный фронт контрреволюции предполагалось поддержать союзническим десантом через Владивосток, Мурманск и Архангельск.

Контрреволюция на Волге

В плане борьбы международной и внутренней контрреволюции против Советской республики Поволжью, как и другим «хлебородным окраинам», отводилась серьезная роль.

Этот выбор, разумеется, был не случайным. Поволжье — по преимуществу сельскохозяйственный район. Здесь не было крупных пролетарских центров, а немногочисленный пролетариат в значительной своей части был прочно связан с деревней. Появление в поволжских губерниях продовольственных отрядов вызвало бешеную антисоветскую агитацию кулачества, весьма сильного здесь экономически, и именно в этот период наблюдаются колебания среднего крестьянства.

Все это учитывали интервенты. В. И. Ленин говорил в июле 1918 года, что план интервентов «…состоит в том, чтобы отрезать от России хлебные местности», и «…как раз в хлебородных окраинах они нашли себе социально-классовую опору, нашли себе местности с преобладанием кулаков, богатых крестьян…» (Ленин, т. XXIII, стр. 158).

Колебания среднего крестьянства объективно явились опорой для контрреволюции. Эти колебания крестьянства нашли яркое отражение и в соотношении политических сил в органах советской власти зимой и весной 1918 года.

Так например, на состоявшемся незадолго до чехо-учредиловщины самарском губернском съезде советов большинство оказалось за левыми эсерами, максималистами и другими представителями мелкой буржуазии. Следствием дальнейшего обострения борьбы соглашательских мелкобуржуазных партий против советов явился анархо-максималистский бунт в Самаре 17–18 мая.

Сходное с самарским положение было и в других городах Поволжья.

О настроениях деревни в начале 1918 года яркое представление дает сводка наказов волостных съездов по Симбирской губернии.

Вот эта сводка:

Безоговорочно за советы имеется 65 наказов, за Учредительное собрание 36, колеблющихся 16 и без наказов 24 волости. Таким образом хотя большинство наказов за советы, тем не менее наказы за Учредительное собрание и колеблющихся составляют довольно солидную часть.

Эта сводка составлена на основании материалов волостных съездов. А симбирский губернский съезд оказался в значительной степени явно кулацким. Только в результате блока с левыми эсерами и максималистами большевикам удалось все же выйти с некоторой победой, но зато им пришлось уступить ряд важнейших постов (военный комиссариат, продовольственный, земельный) левым эсерам.

Все это являлось отражением тех колебаний, которые происходили в среднем крестьянстве. Это объективно способствовало успехам контрреволюции на первых порах, пока классовое деление внутри крестьянства окончательно не назрело и пока «Беднейшее крестьянство не из книг, не из газет, а из жизни училось непримиримости своих интересов с интересами кулаков, богатеев, деревенской буржуазии» (Ленин, т. XXIII, стр. 392).

Вооруженные силы контрреволюции

Империалисты весьма тщательно и упорно готовились к интервенции против Советской России. Эта подготовка проходила по двум основным направлениям. Союзники развили бешеную деятельность в самой России, сколачивая контрреволюционные силы, организуя базы будущего восстания и снабжая подпольные антисоветские организации оружием, деньгами и пр.

Но империалисты трезво смотрели на весь этот контрреволюционный сброд, не особенно полагаясь на его способность бороться с большевиками. Поэтому наряду с деятельной подготовкой выступления подпольных контрреволюционных организаций союзники с первых же дней после Великой пролетарской революции были озабочены созданием такой боевой силы, которую можно было бы в любой момент двинуть против Советской республики.

Разумеется, союзники могли бы двинуть против советов свои войска. Но этот путь был опасен для самих же союзников. Дело в том, что в связи с выходом Советской России из коалиции и прекращением войны с Германией положение союзных войск на фронте было очень тяжелым. Снять с фронта сколько-нибудь значительные силы союзники не имели возможности. Кроме того буржуазия боялась, что под влиянием большевистской агитации оккупационные войска повернут оружие против самой же буржуазии.

К тому же для посылки войск с запада союзники просто-напросто не имели возможности, ибо здесь их отделял от России ряд государств, с которыми у них шла война. В свете этих фактов становится понятной и позиция Англии, которая, по свидетельству генерала Гревса, еще в марте 1918 года просила Японию оккупировать Сибирь вплоть до Урала и установить свой контроль над Сибирской железной дорогой.

Наряду с этим пролетариат воюющих стран все более резко выступал против войны вообще и в особенности против посылки войск для борьбы с Советской Россией.

При таких условиях чехословацкие войска, находившиеся в России, являлись наиболее подходящей силой, которую Антанта и решила бросить для удушения Советской республики.

Но прежде чем переходить к рассмотрению событий, связанных с чехословацким выступлением, необходимо познакомиться с историей возникновения корпуса чехословацких войск в России.

До конца 1918 года территория нынешней Чехо-Словакии входила в состав австро-венгерской монархии. Трудящиеся чехи, словаки и другие народности, находившиеся под властью Австро-Венгрии, переносили двойной гнет: гнет и эксплоатацию собственной национальной буржуазии и гнет австро-венгерского империализма.

Тот национальный гнет, который испытывали на себе трудящиеся чехи и словаки, естественно способствовал распространению среди трудящихся националистических идей и ненависти к австро-венгерскому правительству.

Эти идеи в свою очередь поддерживались и чешской буржуазией, которая стремилась нераздельно господствовать над народными массами Чехии, а потому боролась за отделение от Австро-Венгрии и за создание собственного государства. Националистические идеи буржуазией поддерживались еще и потому, что эти идеи отвлекали трудящихся от классовой борьбы против буржуазии.

Будучи под двойным гнетом, широкие массы чехословацких рабочих и мелкой буржуазии связывали борьбу за национальное освобождение с надеждами на осуществление социальных и экономических реформ, которые бы коренным образом улучшили их экономическое положение.

Мировая война вызвала обострение ненависти чехословацких масс к Австро-Венгрии. Этому сильно способствовали и чешские националисты из среды буржуазии и интеллигенции, которые надеялись, что в результате военного разгрома австро-германской коалиции им удастся провозгласить независимость чехословацкого государства. В 1915 году в Париже под руководством чешского националиста профессора Массарика был учрежден чехословацкий Национальный совет, имевший отделения во всех государствах Антанты. В России отделение Национального совета было организовано сначала в Петрограде, а затем в Москве и Киеве.

Мобилизованные в австрийскую армию чехо-словаки, пропитанные националистическими идеями и ненавистью к Австро-Венгрии, были настроены пораженчески и массами переходили в русский плен. Они сдавались в плен целыми взводами, ротами и даже полками. По подсчетам одного журналиста, в русском плену было около 200 тысяч чехословацких солдат.

Во время войны чехословацкая буржуазия, проживавшая в России, обратилась к царскому правительству с ходатайством о разрешении формировать из числа пленных чехословаков специальные чехословацкие легионы.

Царский генерал Романовский в докладной записке военному министру так определял цели формирования чехословацких легионов:

«Идея подобных формирований — это создать в пределах России ядро будущей национальной армии в свободной Чехии и дать возможность этому ядру боевой работой на фронте заслужить на предстоящей мировой конференции всеобщее признание их самоотверженной работе в деле низвержения немецко-мадьярского деспотизма».

Как видим, формирование легионов было прежде всего одним из средств купить у Антанты признание независимость Чехо-Словакии. Оно кроме того избавляло чехословацкую буржуазию, жившую в России, но являвшуюся австрийскими подданными, от репрессий и конфискаций имущества в связи с войной.

В начале 1916 года начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Алексеев получил у царя согласие на формирование чехословацких легионов. И уже летом этого года чехословацкую дружину стали развертывать в бригаду.

После Февральской буржуазно-демократической революции формирование чехословацких войск продолжалось. Принятое Временным правительством положение о формировании чехословацких войск передало «Союзу чехословацких обществ» право набора добровольцев. Однако и Временное правительство по примеру царского оставило в чехословацких частях язык делопроизводства русский. Временное правительство явно боялось дать «дурной пример» угнетенным народам России, и поэтому старший командный состав в чехословацких войсках должен был быть русского происхождения, точно так же, как все хозяйственные должности (казначеи, начальники хозяйственной части и т. д.) непременно замещались русскими офицерами.

Несмотря на противодействие русских промышленников и помещиков, лишившихся в лице пленных чехо-словаков дешевой рабочей силы, чехословацкие легионы быстро увеличивались, и к концу мая 1917 года в ряды чехословацких частей было навербовано 26 тысяч солдат и около 300 офицеров.

В начале июня 1917 года бывший в то время главковерхом генерал Духонин распорядился «довести существующую чехословацкую бригаду, уже зарекомендовавшую себя блестящей боевой работой, до штата 4-полковой стрелковой дивизии, с соответствующей артиллерией и инженерными средствами и с развертыванием ее 4-ротного запасного батальона в 8-ротный и на этом ограничить в будущем развертывание чехословацких частей».

Во время известного июньского наступления, предпринятого Керенским, чехословацкие войска одержали значительную победу у Зборова, за что Керенский разрешил формирование второй чехословацкой дивизии.

К моменту Великой пролетарской революции из чехословаков был сформирован целый корпус, численностью более 40 тысяч человек, который находился на Украине. Когда немецкая армия начала оккупацию Украины, чехословацкий корпус перешел на территорию РСФСР.

То, что чехословацкие части формировались буржуазией и руководство этими частями было в руках реакционного офицерства — русского и чешского, не могло не отразиться и на интересах рядовых легионеров. Чешское офицерство вело среди солдат усиленную контрреволюционную агитацию. Эта антисоветская работа особо настойчиво велась русскими офицерами и другими элементами, кто имел основание ненавидеть советскую власть. К слову сказать, таких элементов в чехословацком корпусе уже к маю 1918 года, т. е. к моменту выступления, насчитывалось очень большое количество — до 20 процентов его состава. Чехословацкое командование очень радушно принимало в свои ряды русское реакционное офицерство.

В результате этой усиленной вербовки реакционного офицерства на каждые 16 солдат в рядах чехословацкого Корпуса приходился один офицер.

Вместе с тем в этих войсках господствовала прежняя царская дисциплина.

Контрреволюционная обработка рядовых солдат чехословацкого корпуса особенно усилилась с марта 1918 года, после заключения Советской Россией брестского мира. Антанта и чехословацкие лидеры окончательно сторговались относительно выступления в России, уже был выработан конкретный план захвата Сибирской железнодорожной магистрали.

Среди легионеров усиленно раздували сплетню о том, что якобы советское правительство собирается выдать Австрии всех легионеров. Если мы вспомним, что чехословацкие части состояли в большинстве из чехословацких патриотов, ненавидевших Австрию и добровольно перешедших из австрийской армии в русский плен, то станет понятно, что контрреволюционные агитаторы избрали весьма уязвимое место: ведь в Австрии чехословацким легионерам грозил военно-полевой суд и смертная казнь.

Позже, в связи с высадкой японского десанта во Владивостоке, советское правительство предложило чехословацким эшелонам изменить маршрут и ехать не через Владивосток, а через Архангельск.

Этот факт был также использован для контрреволюционной агитации. Легионерам говорили, что изменение маршрута вызвано тайным соглашением советского правительства с Германией с целью потопления чехословацких войск германскими подводными лодками в Северном полярном море.

Антанта поставила чехословацкое выступление против Советской России условием признания независимости чехословацкого государства после разгрома австро-германской коалиции.

Это положение подтверждает следующая прокламация Национального совета, опубликованная в Самаре 9 сентября 1918 года.

«Сибирская секция чехословацкого Национального совета уведомляет всех соотечественников на фронте, что она только что получила телеграмму, дающую текст переговоров, происходивших между командиром владивостокских сил генералом Дитерихсом и командиром чехо-словаков полковником Гайдой. Профессор Массарик санкционировал нашу деятельность, в Сибири и России, и союзники ныне согласились признать Чехословацкий Национальный совет законным правительством Чехословацкой республики».

Помимо «признания» Антанта оказывала своим наймитам серьезную материальную помощь. 29 июля 1918 года В. И. Ленин на объединенном заседании ВЦИК, московского совета, фабрично-заводских комитетов и профсоюзов Москвы привел данные о размерах финансирования Антантой чехо-словаков.

Вот эти данные:

«7 марта Отделение Национального Совета получило первый взнос от французского консула в сумме 3 миллионов рублей.

Эти деньги выданы были некоему г-ну Шип, сотруднику Отделения Национального Совета.

9 марта тому же Шип уплочены были еще 2 миллиона, 25 марта Шип получил 1 миллион, 26 марта товарищ председателя Национального Совета г. Богумил-Чермак получил 1 миллион, и 3 марта опять г. Шип получил 1 миллион.

Итого французским консулом уплочено было Отделению Национального Совета с 7 марта по 4 апреля 8 миллионов.

Без обозначения числа было уплочено: г. Шип 1 миллион, г. Богумил-Чермак 1 миллион, г. Шип вторично 1 миллион.

Кроме того, неизвестному лицу уплочено было 188.000 руб. Итого 3.188.000. С указанными выше 8 миллионами получается сумма 11 миллионов 188.000, которые французское правительство уплатило Отделению Национального Совета.

От английского консула Отделение приняло 80.000 фунтов стерлингов. От 7 марта до дня выступления вожди Национального Чешского Совета получили от французского и английского правительств около 15 миллионов, и за эти деньги была продана чехо-словацкая армия французским и английским империалистам» (Ленин, т. XXIII, стр. 152).

До начала военных действий чехословацкие солдаты получали обычное солдатское жалование — 5 рублей в месяц. С момента же выступления солдатам платят 200 рублей в месяц, помимо довольствия и обмундирования, а офицерам, разумеется, еще более значительные суммы.

Эти щедрые подачки свидетельствуют о том, что империалисты рассчитывали после свержения советской власти на огромные барыши, которые достались бы им в результате раздела России и с лихвой возместили произведенные затраты.

Итак, чехословацкое выступление, продиктованное и организованное Антантой, не было отдельным эпизодом, а являлось составной частью широкого, детально разработанного плана международного империализма, плана, рассчитанного на ликвидацию очага международной пролетарской революции.

В. И. Ленин говорил: «…чехо-словацкое движение было одним из звеньев, давно рассчитанных на удушение Советской России систематической политикой англо-французских империалистов, с целью втягивания России снова в кольцо империалистических войн. Теперь этот кризис должен быть разрешен широкими массами Советской России, так как он встал перед нами теперь, как борьба за сохранение Советской Социалистической Республики не только от чехословаков, как от контр-революционного покушения, не только от контр-революционных покушений вообще, но как борьба против натиска всего империалистического мира» (Ленин, т. XXIII, стр. 151).

Таким образом чехословацкий корпус являлся прямым исполнителем воли международного империализма и вооруженной силой международной контрреволюции.

Чехословацкий мятеж

Началом вооруженной борьбы чехо-словаков против Советской республики можно считать 17 мая 1918 года. В этот день чехо-словаки, находившиеся в эшелонах на станции Челябинск, захватили вокзал, ворвались в город и заняли его центр. Это свое выступление чехословацкое командование мотивировало необходимостью освобождения арестованных челябинским советом нескольких чехословацких солдат за убийство красноармейца-мадьяра.

Причины поспешного и изолированного выступления челябинской группы чехословацких войск до сих пор остаются не вполне ясными. Остается предположить, что произошла какая-то путаница с директивой штаба чехословацких войск, и вместо назначенного общего выступления — на 25 мая — это выступление в Челябинске последовало несколько раньше — 17 мая. Но хотя челябинская группа выступила несколько раньше, все же она действовала в точном соответствии с полученной инструкцией. Об этой инструкции, полученной командирами чехословацких войск, сообщает в своей книге небезызвестный американский генерал Гревс. В стенограмме совещания, которое состоялось 29 мая между американским полковником Эмерсоном и чешским капитаном Кедлетом, захватившим город Мариинск, записаны такие любопытные данные:

Это авторитетное заявление не оставляет ни малейших сомнений и неясностей в вопросе об истинных причинах чехословацкого выступления. С другой стороны, оно показывает, что челябинское выступление не являлось случайным, а было частью общего плана чехословацкого командования, выполнявшего задание Антанты.

Вслед за челябинским выступлением начинаются выступления в других городах. В пределах Поволжья вооруженные действия начались в Пензе 28 мая.

На неоднократные предложения пензенского губисполкома о сдаче оружия командование пензенской группы чехословацких войск, находившихся на станции Пенза, отвечало категорическим отказом. Больше того, чехословацкое командование настолько вызывающе вело себя, что губисполком вынужден был утром 28 мая объявить Пензу на осадном положении.

В полдень этого же дня советский патруль задержал несколько вооруженных чехословацких солдат, пытавшихся пробраться в город. Задержанные стали отбиваться, и со стороны вокзала по советскому патрулю был дан залп из винтовок. Это были первые выстрелы. Началась вооруженная борьба.

Советских войск в Пензе было совершенно недостаточно для борьбы с хорошо вооруженными чехословацкими войсками. Поэтому на другое утро советские отряды, теснимые со всех сторон, вынуждены были оставить город.

Заняв Пензу, чехо-словаки разгромили продовольственные и оружейные склады и награбленным имуществом нагрузили свои эшелоны.

В Пензе однако чехо-словаки не стали задерживаться. В ночь с 30 на 31 мая они покинули ее, захватив с собой в качестве заложников комиссара губЧК т. Козлова и секретаря совета губернских комиссаров т. Либерсона, впоследствии расстрелянного в дороге.

Одновременно события развернулись и в Сызрани. 29 мая на требование представителей советской власти о сдаче оружия чехословацкое командование ответило резким и грубым отказом. Больше того, чехо-словаки быстро оцепили вокзал и железнодорожные пути и захватили помещение винного склада и кавалерийские казармы, цейхгаузы, которые они разгромили. Все эти пункты, захваченные чехо-словаками, являются господствующими высотами над городом.

С занятием этих пунктов город по сути дела оказался в руках чехо-словаков. Ночью по улицам города были расставлены чехословацкие патрули.

Сызранский исполком оказался совершенно неподготовленным к борьбе с чехословацкими войсками. В городе было около 600 красноармейцев, но и они не были надлежащим образом использованы.

Надвинувшиеся события вызвали явную растерянность руководства советов. Единственно, что предпринял сызранский исполком, — это выдвинул батарею на так называемую Монастырскую гору.

Дальнейшая линия поведения сызранского исполкома проходит под знаком все растущей растерянности его руководства и отсутствия единодушия и сплоченности в рядах совета. Сызранский исполком вступил на путь компромиссов, причем этот путь впоследствии привел его к безусловной капитуляции перед чехо-словаками.

Чехо-словакам нужно было выиграть время. Группа чехо-словаков, находившаяся на линии Пенза — Сызрань, должна была во исполнение общего плана занять участок Самара — Уфа. События в Пензе непредвиденно задержали там главные силы данной группы.

Даже при наличии 600 красноармейцев, призвав на помощь организованных рабочих, Сызрань могла бы очень серьезно потягаться с чехо-словаками. К тому же советские отряды имели возможность занять чрезвычайно выгодные позиции. Это однако сделано не было.

Чехословацкий отряд, находившийся в Сызрани, разумеется, чувствовал свою слабость, и для того, чтобы главные силы под Пензой не были отрезаны, чтобы выиграть время, отряд должен был до поры до времени играть в дипломатию. К сожалению, руководство сызранского совета эту дипломатию не разгадало и простодушно поверило заклинаниям чехословацких командиров.

30 мая представители чехо-словаков явились в сызранский исполком «с выражением дружеских чувств и мирных намерений», как они заявили. Кровавые события, происшедшие в Пензе и других местах, эти дипломаты объясняли «печальным недоразумением». Представители чехо-словаков предлагали начать переговоры.

И здесь исполком совершил роковую ошибку. Вместо категорического требования о сдаче оружия он решил повести с чехо-словаками переговоры.

Переговоры были выгодны только чехо-словакам. Они оттягивали время до прибытия в Сызрань их главных сил из Пензы. Исполком же никак не использовал это время и своей нерешительной политикой все больше и больше ослаблял свои позиции. Еще большую ошибку совершил исполком, когда после переговоров он заключил с чехословацким отрядом формальный договор.

По этому договору чехословацкое командование обязывалось не вмешиваться во внутренние дела Советской республики, сдать «все лишнее, отобранное в Пензе, Кузнецке и Сызрани, оружие своим представителям, остающимся в Сызрани до прохождения последнего эшелона», после чего эти представители должны были уже сдать оружие сызранскому исполкому. Взамен этого сызранский исполком должен реабилитировать чехо-словаков «перед центральными властями и всеми совдепами».

Даже формально этот договор не возлагал на чехо-словаков никаких обязательств, но зато давал им возможность выиграть время. По существу он являлся простой бумажкой, ибо сызранский исполком, разумеется, не имел права заключать подобный договор с чехословацким командованием.

Что значит термин «лишнее оружие»? Как может быть оружие лишним, когда «товарищи чехо-словаки» открыли вооруженную борьбу против советов.

Дальше договор еще более усугубляет капитуляцию. Это «лишнее» оружие чехо-словаки должны сдать не представителям сызранского исполкома, а своим же представителям, которые «по отправлении последнего эшелона из Сызрани сдают его исполкому». Чехо-словакам таким образом предоставлена полная возможность увезти с собой столько награбленного оружия, сколько им заблагорассудится, ибо никакого контроля за сдачей оружия со стороны второй договаривающейся стороны — сызранского исполкома — установлено не было. В общем договор совершенно ни к чему не обязывал чехо-словаков, а наоборот, предоставлял им целый ряд существенных преимуществ.

Но даже и этот капитулянтский договор, который давал чехо-словакам возможность бесконтрольного хозяйничания не только на железной дороге, но и в самом городе, был отброшен чехо-словаками на другой же день. После подписания договора (30 мая) батарея была убрана с Монастырской горы, бдительность советских отрядов ослабла.

На другой день, т. е. 31 мая, из Пензы подошли арьергардные эшелоны чехо-словаков. Теперь их силы были в одном месте, и это сразу же почувствовалось. Их командование начало предъявлять сызранскому исполкому различные ультиматумы и требования, дипломатия уступила место резким и категорическим приказам. В этот же день, чтобы обезопасить свои эшелоны со стороны Пензы, чехо-словаки взорвали железнодорожное полотно позади эшелонов, а вечером неожиданной атакой захватили мост через Волгу, одновременно очистив Сызрань и увозя в своих эшелонах все «лишнее» оружие, прихватив заодно и оружие разгромленных ими сызранских складов.

Капитулянтская линия сызранского исполкома не являлась случайной. В исполкоме была, повидимому, довольно сильная группа людей, которая настойчиво, вразрез с директивами Москвы и линией местных большевиков, проводила линию, нашедшую наиболее яркое свое выражение в заключенном договоре. Яркое представление о политической физиономии этой группы дает нам запись речи члена совета и члена комиссии по переговорам с чехо-словаками — некоего Рубинова. Речь эту он произнес на пленарном заседании совета 31 мая. Пленум был созван после того, как чехо-словаки, вероломно нарушив договор, захватили всю железнодорожную линию, взорвали железнодорожное полотно позади своих эшелонов и вообще стали вести себя так, как ведут империалистские победители в завоеванной стране.

В своей речи Рубинов призывает исполком не исполнять приказов Москвы о разоружении чехо-словаков, ибо эти приказы, по утверждению Рубинова, продиктованы германским послом Мирбахом.

На этом заседании хотя Рубинову и был дан отпор выступившими коммунистами, все же исполком принял решение в духе выступления Рубинова. Это постановление гласит:

И здесь, когда обнаружилась явно провокационная и враждебная линия поведения чехов, когда передовые колонны чехословацких отрядов штурмовали мост через Волгу, — сызранский совет не изменил себе и вновь вместо спешной организации отпора антисоветским наймитам убеждает чехов «сдать оружие» с обещанием за это веять их «под свою защиту перед всеми совдепами».

Из Сызрани чехословацкие эшелоны двинулись на Самару.

Борьба за Самару

Положение в Самаре в тот период было чрезвычайно напряженное.

Возникший осенью 1917 года Урало-Оренбургский фронт (против контрреволюционных отрядов уральского и оренбургского казачества) требовал от Самары большого напряжения сил.

В губисполкоме большинство имели левые эсеры и максималисты. Борьба между большевистским горсоветом, опиравшимся на революционных рабочих, и эсеровским губисполкомом к середине мая достигла наивысшего предела. 17 мая 1918 года произошло вооруженное контрреволюционное выступление анархо-максималистов, которое удалось ликвидировать силами коммунистической дружины. Формально губисполком отмежевался от мятежников, но фактически мятеж был вызван демагогией губисполкома и левых эсеров.

В городе имелась подпольная белогвардейская офицерская организация, связанная с эсерами.

Эта офицерская банда всячески старалась дезорганизовать тыл красных.

В таких невероятно тяжелых условиях самарским большевикам приходилось организовывать защиту Самары.

К непосредственной организации обороны Самары большевики приступили 29 мая, когда было получено сообщение о выступлении чехо-словаков в Пензе. В этот же день Самара была объявлена на осадном положении, а на следующий день для руководства обороной был создан боевой революционный штаб в составе В. В. Куйбышева, Гузакова и М. С. Кадомцева.

Штаб опубликовал призыв к профсоюзам о мобилизации рабочих для защиты Самары.

Наряду с этим общегородское собрание членов РКП(б) объявило мобилизованными всех членов партии, способных носить оружие.

На призыв штаба о записи добровольцев в боевую дружину рабочие откликнулись очень дружно. За 3–4 дня дружина с 400 человек увеличилась примерно до 2 тысяч. Профсоюзы металлистов, кожевников организовали специальные отряды, которые и были переданы в распоряжение штаба.

Но если рабочие отряды организовать было сравнительно не трудно, то гораздо труднее было подыскать соответствующих специалистов, оборудование, боеприпасы и пр. У всех, кто вступил в боевые дружины, было горячее желание биться с врагом до последней капли крови.

К сожалению, боевая подготовка отрядов была очень низка. Еще хуже обстояло дело с военными специалистами. Среди большевиков таких специалистов почти не было, за исключением одиночек.

Когда т. Подвойский, бывший в то время в Самаре, потребовал от штаба ПРИВО дать людей для организации обороны Самары, собрание офицеров штаба отказало, мотивируя тем, что они поступили на службу в штаб с условием не участвовать в гражданской войне. Только после долгих переговоров и угроз штабисты выделили из своей среды трех военспецов.

Можно себе представить, что за помощь получили большевики от этих военспецов, с нетерпением ожидавших прихода чехо-словаков!

Первое вооруженное столкновение самарских отрядов с чехо-словаками произошло у Сызранского моста через Волгу. Туда был послан латышский отряд в 100 человек. Но эта горсточка людей не в силах была оказать серьезное сопротивление нескольким тысячам хорошо вооруженных чехословацких войск и была отброшена. После боев у Майтуги и Безенчука советские отряды отступили к Русским Липягам, где стали готовиться к решительному сражению.

Советских войск под Липягами было около 2500 человек. Их слабость заключалась в том, что по своему составу они не представляли единого целого: тут были дружины коммунистов и левых эсеров, отряды рабочих, уфимские отряды, составленные из недавно мобилизованных татаро-башкирских рот. Все отряды в целом были плохо обучены военному делу, не имели знающего военное дело командного состава.

Имея подробные сведения о расположении и численности советских войск, чехо-словаки с утра 4 июня повели наступление на Липяги. Взяв красных в кольцо с трех сторон, чехо-словаки открыли перекрестный огонь. Советские отряды не выдержали натиска во много раз сильнейшего и лучше вооруженного противника и отступили к Самаре.

Потери советских отрядов были очень значительные. Из 2500 человек в Самару вернулось около тысячи, более 200 человек попало в плен к чехо-словакам, остальные погибли, причем несколько сот человек утонуло в разлившейся реке Татьянке при попытке переправиться через нее вплавь.

В этом сражении много безвестных товарищей проявили себя как истинные герои. Геройски погиб почти целиком латышский стрелковый полк, окруженный и прижатый чехо-словаками к реке. Расстреляв последние патроны и не желая живыми сдаваться в плен, многие товарищи из оставшихся в живых последнюю пулю пускали в себя. Сам командир советских войск т. Кадомцев вместе с небольшим отрядом кавалерии пытался пробиться через огонь чехо-словаков, но был убит вместе со своими бойцами.

Одержав победу под Липягами, чехо-словаки однако не продвигались дальше в течение трех дней. С тыла их настигли красные отряды, подошедшие из Пензы и Ульяновска. Хотя сражение с этими отрядами также кончилось победой чехо-словаков, все же они были вынуждены отложить продвижение на Самару.

Трехдневная передышка, полученная большевиками Самары, была использована для укрепления сил. Красные отряды вновь были пополнены. Они укрепились по берегу реки Самары и готовились к решительному отпору. Но в ночь на 8 июня предатели, пролезшие в отряд т. Грачева, охранявший мост через реку Самару, связались с чехо-словаками и вместе с последними спокойно перешли мост. Отряд т. Грачева, а также отряд латышей были почти целиком уничтожены. Подпольная белогвардейская организация в Самаре, разумеется, была осведомлена о предателях в рядах советских отрядов. Ночью белогвардейская организация произвела несколько выступлений в городе, в тылу у красных, стремясь внести панику в их ряды. А на рассвете, когда первый чехословацкий отряд только еще перешел мост, часть белогвардейцев сразу же присоединилась к нему и вместе двинулась к клубу коммунистов, чтобы отрезать путь к отступлении засевшим в клубе. Одновременно с этим другие группы белогвардейцев атаковали милицейские части и занимали правительственные здания. Отступающие красные отряды подвергались обстрелу из пулеметов и винтовок с крыш, из окон и т. д.

Товарищи, находившиеся в партийном клубе, были застигнуты врасплох. Только небольшой группе удалось выбраться из клуба и добраться до пристани. Остальные товарищи, в количестве около 50 человек, во главе с председателем горисполкома т. Масленниковым, оборонявшие клуб, не успели уйти и были окружены чехо-словаками и белогвардейцами. Когда эти товарищи увидели, что сопротивляться больше бесполезно, они с белым флагом вышли на улицу и сдались чехо-словакам, предварительно получив гарантию защиты от самосуда белогвардейской толпы.

Но чехо-словаки не выполнили обещания о защите. По дороге в штаб сдавшихся зверски избивали.

…Большевистская Самара пала.

Началась дикая расправа белогвардейщины над коммунистами-рабочими, советскими работниками и красноармейцами.

Одним из первых пал жертвой зверской расправы черносотенной толпы при активной помощи чехо-словаков председатель революционного трибунала, старый большевик Франц Венцек.

По очень неполным данным в первые дни чехо-учредиловской власти в Самаре было замучено более 300 человек.

В действительности жертв чехо-учредилки было гораздо больше, но подсчитать сейчас совершенно невозможно.

Так ознаменовался приход к власти эсеровской «демократии».

Комуч и его империалистические союзники

«Только иноземная помощь, — говорил В. И. Ленин в 1918 году, — только помощь иностранных штыков, только продажа России штыкам японским, немецким, турецким, только она давала до сих пор хоть тень успеха соглашателям капитализма и помещикам».

При такой же иноземной помощи пришел к власти 8 июня 1918 года и Самарский Комитет членов Учредительного собрания (Комуч).

Еще за несколько дней до падения Самары будущее эсеровское «правительство» выехало в Иващенково и там дождалось прихода чехо-словаков. А утром 8 июня, как только Самара была взята чехо-словаками, эсеровские главари И. М. Брушвиг, П. Д. Климушкин, Б. К. Фортунатов, В. К. Вольский, И. П. Нестеров были доставлены в здание городской думы в чешском автомобиле и под охраной чешских штыков. В городской думе и состоялось провозглашение их членами «правительства», наименовавшего себя Комитетом членов Учредительного собрания (Комуч).

Уже первые дни существования Комуча показали, что он не имеет в городе никакой базы. Климушкин впоследствии признался, что с первых дней Комитет был в полном одиночестве, не опираясь ни на кого, и что, не будь чехов, достаточно было нескольких десятков бойцов, чтобы разогнать всю учредилку.

Но это одиночество Комуча было не только в первые дни. Никакой серьезной опоры он не нашел до самых последних дней своих ни в городе, ни в деревне, несмотря на то, что меньшевики оказывали эсеровской «демократии» серьезную помощь.

Создавая свое правительство на Волге и организуя борьбу против советов, эсеры выполняли план иностранных империалистов. На первых порах интервенции империалистам было выгодно иметь на своем предприятии эсеровскую вывеску.

На процессе эсеров в 1922 году бывший сотрудник французской миссии в Москве Маршан сообщил, что тогдашний французский министр иностранных дел в телеграмме на имя консульства указал, что премьер-министр Клемансо считает монархический строй единственно годным для России. Это была директива, линия дальнейшей деятельности посольства.

Однако посольство, учитывая соотношение борющихся сил внутри России, не могло в тот момент открыто стать на путь восстановления монархии. «Когда французское консульство увидело — показывает Моршан, — что элементы чисто правые, монархические, не имеют достаточно шансов, оно решило использовать партию эсеров как оружие для свержения советской власти и потом их выгнать и на их место поставить правые элементы».

Впоследствии этот план союзники, как известно, выполнили: когда эсеры сделали свое дело, союзники дали им хорошего пинка и на их место поставили такого «демократа», как адмирал Колчак.

Но в то время, когда Комуч находился на вершине своих успехов, союзники умело использовали его, направляя его деятельность по наиболее выгодному для них пути.

Считая Комуч переходной ступенью к настоящей «твердой власти», союзники не торопились с формальным признанием учредилки. Еще в начале июля общую точку зрения союзников выразил вице-консул французского правительства при Комуче г-н Люсьен Комо «… Мы поддержим то правительство, — заявил вице-консул, — которое сумеет спасти Россию».

Уже в этой фразе звучит предупреждение Комучу. Но Комуч сам чувствовал свою слабость и надеялся получить помощь в борьбе против советов от тех же союзников. Знаменательно при этом, что Комуч сам призывал иностранные империалистические войска на территорию России.

В своей декларации от 3 августа, направленной правительствам союзников, Комуч писал:

«Комитет будет приветствовать поддержку вновь формируемой Российской армии со стороны союзников как непосредственным участием на нашем фронте вооруженных союзнических сил, так и усилением армии военно-техническими средствами».

В ответ на свои многочисленные обращения Комуч получил телеграмму от французского министра иностранных дел.

В этой телеграмме вновь подтверждается точка зрения иностранных империалистов на эсеровское правительство. Эта точка зрения может быть сформулирована так: «докажите, что вы сможете серьезно бороться с большевиками и будете послушным орудием в рука союзников, и мы вас признаем». В телеграмме так и говорится без обиняков:

«…Как только вы докажете нам, что у вас в руках реальная власть, что вас слушаются в России, что вокруг вас группируются силы, — это произведет огромное впечатление. Таким образом, ключ к вашей значительности за границей лежит скорее в реальной силе, чем в ваших легальных правах, тем более, что последние отнюдь не несомненны».

Телеграмма писана в конце сентября, когда на фронте произошел перелом в пользу красных. В это время союзники уже совершенно разочаровались в способности Комуча «спасти Россию» и искали подходящую фигуру для роли диктатора. Империалисты не сочли даже нужным скрывать это от Комуча, напрямик высказав ему свое недовольство.

Однако эта звонкая пощечина, полученная эсеровскими правителями от своих хозяев, была принята как должное.

И когда Колчак разогнал Комуч и объявил себя правителем, учредиловцы обратились с слезливой жалобой все к тем же иностранным хозяевам, надеясь вымолить прощение и получить помощь.

В царстве «демократии»

Эсеры, как известно, считали себя представителями «трудового крестьянства». Поэтому не безинтересно познакомиться с политикой Комуча в крестьянском вопросе.

Помещик своим классовым нутром определил настоящую цену программных заявлений Комуча и полез в свои бывшие имения, с помощью карательных отрядов того же Комуча восстанавливая свои «священные права».

Сбоим приказом № 124 от 22 июля Комуч фактически полностью восстановил права помещиков и кулаков на земельную собственность. В этом приказе говорилось: «Право снятия озимых посевов, произведенных в 1917 году на 1918 год как в трудовых, так и в нетрудовых хозяйствах, принадлежит тому, кто их произвел». Таким образом, несмотря на то, что земля являлась согласно программе эсеров «народным достоянием», помещики присвоили урожай с посевов, произведенных в 1917 году.

Получив формальную «зацепку», помещики еще энергичнее приступили к восстановлению своих прав. Корреспондент меньшевистской «Вечерней зари» в конце июля сообщал, что в селах Бузулукского уезда, особенно в тех, близ которых имеются большие помещичьи имения, настроение крестьян подавленное и запуганное, происходят жестокие расправы с лицами, взятыми под подозрение, и возвращение помещиков «внушает населению дурное предчувствие». Вернувшиеся в свои владения помещики разъезжают по деревням, снимают какие-то допросы, расставляют караулы по своим владениям, грозят казаками и т. д.

В селе Натальино, Бугурусланского уезда, офицер приказал крестьянину, убравшему хлеб с бывшей помещичьей земли, свезти его на гумно «законного владельца», т. е. помещика. За отказ подчиниться крестьянин был высечен.

Каково было истинное положение на местах, можно отчасти судить по свидетельству самих же учредиловцев. На совещании уездных организаторов агитационно-вербовочного отдела штаба «Народной армии», происходившего в Уфе в начале сентября, участники совещания нарисовали весьма мрачную картину.

Стерлитамакский уездный организатор, например, сообщил, что в деревнях «даже говорить о земле… и то невозможно, „не разрешается“, в виду чего земельный вопрос приходится тщательно обходить».

И это, разумеется, не только в одном Стерлитамакском уезде.

Несмотря на то, что Комуч официально запретил куплю-продажу земли, помещики с этим совершенно не считались. Не веря в прочность учредилки, помещики спешно распродавали имения. В частности в Самарском уезде одно из крупнейших имений было продано французским капиталистам.

Вполне понятно, что политика Комуча заставила бедняцко-середняцкую часть деревни сделать соответствующие выводы. В деревне началась жестокая борьба против эсеровской «демократии», выступавшей против бедняцко-середняцкой части крестьянства с нагайкой, пулеметом и даже артиллерией.

Поворот основной массы крестьянства в сторону советской власти отразился даже на настроениях самарского губернского крестьянского съезда, созванного эсерами в половине сентября. Съезд, несмотря на соответствующий подбор делегатов, занял линию, враждебную Комучу. Уже на первом своем заседании съезд провалил выставленную эсерами кандидатуру в председатели съезда. А когда стали голосовать внесенную Климушкиным резолюцию о поддержке Комуча, получился политический скандал: резолюция едва собрала половину голосов.

Чтобы переломить настроение съезда, туда был привезен только что приехавший в Самару Виктор Чернов, а в качестве его помощников — представитель чехо-словаков доктор Влассак и французский консул Жанно. После речей этих лиц резолюцию Климушкина поставили на вторичное голосование. Но и это второе голосование дало эсерам жалкие результаты: из 229 делегатов за резолюцию голосовало только 129, против 33, воздержалось 67.

Таковы итоги деятельности Комуча в крестьянском вопросе. Что же касается так называемого рабочего законодательства, то там деятельность Комуча началась в первую очередь с отмены всех декретов и распоряжений, изданных советской властью. Однако уже через месяц после прихода к власти Комуч вынужден был заявить, что декреты о приеме и увольнении рабочих и служащих, а также об охране и регулировании труда продолжают сохранять свою силу и «впредь до отмены или изменения их».

Понятно, что заявление Комуча было рассчитано на затемнение сознания пролетариата. Практически же оно не имело ни малейшего значения. С первого дня после переворота предприниматели повели яростную кампанию за удлинение рабочего дня и добились этого, особенно в мелких предприятиях. А когда ведомство труда разработало закон о 8-часовом рабочем дне, то этот закон встретил сильнейшее противодействие внутри самого Комуча. По признанию бывшего управляющего ведомством труда Майского, закон был проведен с большим трудом и то только потому, что он имел агитационное значение. Ясно, что предприниматели всячески игнорировали этот закон, а Комуч не слишком уже настаивал на выполнение его.

Помимо закона о 8-часовом рабочем дне Комуч утвердил положение о кассе безработных и устав этой кассы. Положение и устав являются огромным шагом назад по сравнению с тем, что было при советской власти. В управлении кассой представители рабочих не имели большинства, причем рабочие обязаны были вносить в кассу часть средств. Насколько предупредительно Комуч относится к торгово-промышленникам, показывает тот факт, что они должны были вносить в кассу безработных всего лишь 2/9 всех поступлений, остальные средства должны были вносить правительство, земство и город.

Во всем своем законодательстве Комуч совершенно определенно и недвусмысленно проводил политику, рассчитанную на привлечение к Комучу симпатий буржуазии. В одной из своих деклараций Комуч заявил, что «предпринимателям предоставляется право требовать от рабочих интенсивного и доброкачественного труда… и увольнять неподчиняющихся этим требованиям…» и дальше: «предпринимателям предоставляется право увольнять лишних рабочих…»

Не трудно понять, что эти два пункта сводили на-нет все завоевания пролетариата и предоставляли предпринимателям неограниченную свободу действий.

Предприниматели, разумеется, не замедлили воспользоваться предоставленными правами. Начались массовые увольнения рабочих, сокращение зарплаты и т. д.

Заявляя в своих декларациях о восстановлении многочисленных гражданских свобод, якобы попранных большевиками, учредилка на практике проводила самую махровую реакционную политику. Профсоюзы и другие рабочие организации были поставлены почти вне закона. И характерно, что те «демократические» учреждения, которые были вызваны к жизни Комучем, одними из первых открыли поход против профсоюзов.

Начало деятельности самарской городской управы ознаменовалось тем, что она при расчете со строительными рабочими исходила из 12-часового рабочего дня, в результате чего 8-часовой рабочий день оплачивался лишь в размере 2/3 положенной платы. Любопытно, что, когда возник конфликт, городская управа, не желая иметь дело с союзом, начала сдавать работу частным подрядчикам по ценам выше тех, которые требовал профессиональный союз.

В других государственных учреждениях и предприятиях также воскресли старые порядки, и профсоюзы оказались почти на нелегальном положении. Само правительство чинило союзам всяческие препятствия, отбирая у них помещения и т. п.

Совсем по-другому Комуч относился к буржуазии. Отвечая на декларацию торгово-промышленников в первые дни после переворота, Комуч весьма недвусмысленно дал понять буржуазии, что она может быть совершенно спокойна за свои капиталы и за свое будущее. Этот ответ Комуча был очень благосклонно встречен буржуазией. Кадетский «Волжский день», выразитель интересов крупной буржуазии, с удовлетворением отмечал, что «отказ от всяких социалистических экспериментов обязателен для всякой власти, если она действует ради государственного возрождения».

Обещания, данные Комучем буржуазии, весьма быстро были проведены в жизнь. Уже через четыре дня после переворота Комуч издал приказ о денационализации банков. Была восстановлена в полном объеме деятельность частных банков.

Далее Комуч восстановил частную собственность на процентные бумаги, объявил все вклады в банках неприкосновенными, а конфискованные советской властью суммы с текущих счетов буржуазии были вновь восстановлены и возвращены бывшим владельцам. Одновременно с этим Комуч отменил советский декрет об аннулировании займов.

Но Комуч выполнил «социальный заказ» буржуазии не только в области финансов. Все национализированные при советской власти предприятия Комуч решил возвратить бывшим владельцам. При этом Комуч был столь предупредителен к собственникам, что возмещал им стоимость фабрикатов и полуфабрикатов, имевшихся на фабриках к моменту национализации, а также убытки, «происшедшие от порчи машин и прочего имущества предприятия».

Не забыл Комуч и хлеботорговцев. Своим приказом за № 53 он создал продовольственную управу, а при ней особый «хлебный совет», руководящая роль в котором была предоставлена крупным хлеботорговцам. Этим приказом Комуч фактически упразднил хлебную монополию и отменил твердые цены на хлеб.

Комуч старался всячески завоевать симпатию капиталистов. В речах его ответственных представителей мы часто находим клятвы и обещания сохранить капиталистический строй. В частности председатель Комуча Вольский в речи на чрезвычайном съезде городов и земств заявил:

«Отвергая всякого рода социалистические эксперименты, Комитет считает, что капиталистический строй в настоящее время отменен быть не может. Капиталистическая промышленность должна существовать и класс капиталистов должен иметь возможность вести промышленность».

Отдельные представители в своих выступлениях шли еще дальше и без обиняков излагали пред буржуазией свои намерения. Так один из деятелей Комуча на собрании уфимского союза торгово-промышленников в порыве откровенности заявил собравшимся толстосумам:

«Быть может мы сами во имя общих интересов должны будем принять меры против наших избирателей».

Однако весьма скоро буржуазия забыла все заслуги Комуча. Аппетит приходит во время еды. Не довольствуясь эсеровским правительством, капиталисты взяли курс на «твердую власть», лишив впоследствии Комуч своей финансовой помощи.

«Народная армия»

Комуч пытался создать армию на добровольческих началах. Срок службы в этой армии был установлен трехмесячный. В эти три месяца Комуч надеялся покорить большевиков и торжественно въехать в Москву. Однако многочисленные обращения Комуча к «народу» с призывом вступать в «Народную армию» совершенно не получали откликов.

«Реальная поддержка, — говорил впоследствии Климушкин, — была ничтожна. К нам приходили не сотни, а десятки граждан. Рабочие нас совершенно не поддерживали».

Эти «десятки», которые приходили к Комучу, состояли исключительно из офицеров, кулацких сынков, буржуазных студентов и пр.

Вполне понятно, что этими добровольческими «силами» Комуч не мог ограничиться, а поэтому 30 июня издан был приказ о призыве в Народную армию двух очередных годов — 1897, 1898.

Однако Комучу не удалось провести этот призыв. Трудящаяся молодежь города и деревни не шла в армию учредилки, и вместо 50–60 тысяч, как надеялся Комуч, ему удалось собрать всего 12–15 тысяч человек. Но и они не желали воевать против Красной армии и при первой возможности разбегались по домам…

Дезертирство из Народной армии приняло грандиознее размеры. Комуч был засыпан протестами крестьянских сходов против призыва. В своих резолюциях крестьяне так и писали, что не дадут своих детей для войны против советов.

Для борьбы с дезертирством и восстановления «авторитета власти» управляющий военным ведомством Комуча распорядился организовать карательные отряды и полевые суды для расправы на месте над уклоняющимися от призыва и их семьями.

Деревня была отдана во власть учредиловских карательных отрядов. Однако, несмотря на зверства этих отрядов, они все же не достигли своей цели. Больше того, от метода пассивного сопротивления призыву в армию и другим мероприятиям Комуча крестьянство перешло к активным действиям против учредилки.

По сути дела крестьянство переходило к партизанской борьбе. Карательные отряды оказывались бессильными. Тогда военное начальство Комуча придумало новый способ усмирения непокорных сел и укрепления дисциплины в армии. Этот новый способ был изобретен генерал-майором Клочковым и изложен в докладной записке на имя начальника полевого штаба армии.

«Из поступающих от подведомственных мне частей донесений видно, — пишет генерал, — что дезертирство солдат не прекращается. Считая, что к участию в борьбе с этим злом можно и должно привлечь и само население, с своей стороны предложил бы на ваше усмотрение такой способ: население сел, деревень и прочих местностей, из коих берутся по набору солдаты в ряды Народной армии, должно быть заинтересовано, чтобы их односельчане не дезертировали. Для этого надо, чтобы бежавшие и не разысканные были бы пополняемы вновь теми же местностями, но из более старых годов (так как 1897 и 1898 годы уже будут взяты), в данном случае 1895 и 1896 годы.

Если это требование выполнено не будет, посылать на места небольшие отряды с одним орудием, которые в ультимативной форме представляли бы свои требования сельским властям. В случае нежелания со стороны населения выполнять таковые следует выпустить по деревне один снаряд и опять предъявить свое требование, не исполнили — 2 снаряда и вновь требовать, не исполнили — 4 снаряда. И в случае упорства расстрелять артиллерийским огнем означенную деревню. После одной такой карательной экспедиции об этом узнают и дезертиров не будет».

Этот вновь изобретенный способ незамедлительно был применен на практике. 5 сентября в официальном органе Комуча было напечатано следующее донесение бузулукского уездного уполномоченного Комуча:

«При объявлении набора в Бузулукском уезде некоторые из властей не пожелти дать новобранцев, вследствие чего по отношению к последним были применены репрессивные меры. При стрельбе карательного отряда произошли пожары и причинены убытки некоторым крестьянам, быть может невинным. Последние обратились к уполномоченному с просьбой о покрытии расходов.

Признавая всецело виновными в этом сельские общества, оказавшие сопротивление существующей власти Учредительного собрания, бузулукский уполномоченный полагает возмещение расходов пострадавшим отнести за счет тех сельских обществ, которые вынесли постановление о невысылке новобранцев».

О характере этих «репрессивных мер» дает некоторое представление следующая заметка, напечатанная в «Вестнике Комуча»:

«В виду того что Лобазинская волость не дала и не дает на военную службу требуемых солдат, высшими властями ей предъявлен следующий ультиматум: „В трехдневный срок, начиная с 9 сентября, представить в войсковое присутствие требуемых солдат, а в случае неисполнения против Лобазинской волости будут открыты военные действия, причем за артиллерийские снаряды и причиненные убытки деньги будут взысканы со всего населения волости, а ослушники будут преданы военно-полевому суду“». Таким образом в деревне началась самая настоящая война с применением артиллерии.

Военные успехи Комуча

После падения Самары и организации здесь эсеровского правительства территория учредилки начала быстро расширяться. В июне, вскоре после переворота в Самаре, чехословацкие войска занимают на восточном направлении Сергиевск, Бугуруслан, Абдулино, на юговосточном — Бузулук, на западном — Сызрань и т. д.

Военным успехам контрреволюции способствовали многие причины. Прежде всего колебания среднего крестьянства, о которых говорилось выше, сыграли весьма значительную роль в этих успехах. Наряду с этим имели значение малочисленность и слабость пролетариата в районах деятельности контрреволюции, а отсюда и слабость партийных организаций. Немалое значение имело и то обстоятельство, что экономическая мощь буржуазии к моменту контрреволюционного мятежа не была еще окончательно подорвана. Всю силу этой мощи буржуазия до контрреволюционного переворота мобилизовала против советов, против пролетариата, а после переворота контрреволюция получила значительную материальную поддержку. Наконец, огромное значение имела та контрреволюционная работа, которая велась белогвардейцами в тылу у красных.

В связи с развитием военных действий на значительной территории взамен разрозненных, мало связанных друг с другом групп и «фронтов» в половине июня советским правительством было создано единое управление Восточным фронтом.

К этому же времени начали организационно оформляться армии. Первая армия действовала в районе Симбирск — Сызрань — Пенза, Вторая армия — на оренбургско-уфимском направлении, Третья — на челябинско-екатеринбургско-пермском направлении, Четвертая (Особая) на — саратовско-уральском направлении и, наконец, Пятая армия была создана позже и сосредоточена в районе Казань — Свияжск по обоим берегам Волги.

Первая армия создана была главным образом из рабочих Самары, Симбирска, Сызрани, Сенгилея. Огромную роль в создании и укреплении Первой армии сыграл В. В. Куйбышев — политический комиссар этой армии. В своих воспоминаниях В. В. Куйбышев так отзывался о значении Первой армии:

«В славной борьбе с чехо-учредиловскими войсками осенью 1918 года Первой армии принадлежала бесспорно одна из первых ролей. Это она подорвала силу контрреволюционных полчищ в Симбирске и Сызрани, она закончила разгром учредилки в Бугуруслане, Бузулуке, Стерлитамаке и на путях к Верхнеуральску».

Наряду с сухопутными частями был создан речной военный флот, известный под именем Волжской военной флотилии.

В июле, после измены командующего Восточным фронтом Муравьева главкомом был назначен т. Вацетис. К этому времени общая численность советских войск на Восточном фронте достигла уже 40–45 тысяч бойцов. Период собирания сил красных был закончен примерно к началу августа. Одновременно красное командование вело большую работу по упорядочению организационной структуры войск.

Однако измена Муравьева оказала известное влияние на положение советских войск. Вскоре Симбирск был взят чехо-учредиловцами, и советские войска отошли к Казани.

С приближением чехо-учредиловских войск к Казани в городе зашевелилась вся контрреволюционная нечисть. Некоторые офицеры, служившие в советских военных учреждения[, перекинулись на сторону противника, сообщив ему данные о советских войсках.

Все это способствовало успехам контрреволюции, и Казань 7 августа перешла в руки чехо-учредиловских войск.

Падение Казани имело огромное стратегическое и экономическое значение. Золотой запас Советской республики, хранившийся в Казани, попал в руки учредилки. Весь бассейн Волги и притом в самом плодородном месте был в руках учредилки. С падением Казани было закрыто и устье Камы, и промышленные центры Советской республики оказались целиком отрезанными от губерний, снабжавших их продовольствием. Над Советской страной повисла костлявая рука голода.

Перелом на фронте

В связи с нависшей над Советской страной угрозой партия принимает ряд решительных мер для организации отпора контрреволюции. На призыв партии пролетариат Москвы, Петрограда и других промышленных центров ответил посылкой на фронт своих лучших и закаленных кадров. Наряду с этим партия послала на фронт значительное число коммунистов.

Прибывавшие в полки рабочие пополнения внесли в ряды бойцов бодрость и уверенность в победе. Брошенные партией на фронт большевистские силы закрепили эту бодрость и уверенность систематической воспитательной работой среди бойцов и личным примером храбрости и самоотверженности.

Подкрепления и проведенные партией организационные мероприятия преобразовали Красную армию и это сразу же сказалось на ее боеспособности. Дальнейшее отступление было приостановлено. Переломным моментом явился бой под Свияжском, где чехо-учредиловцы потерпели серьезное поражение.

В последних числах августа полковник Каппель во главе отряда в 1200 человек, при нескольких орудиях предпринял отчаянный рейс на советский Свияжск. Этот город и мост через Волгу имели огромное значение: в случае, если бы Каппелю удалось захватить Свияжск, по Волге был бы открыт путь на Нижний, а по железной дороге — на Москву. Вот почему белогвардейцы сняли из-под Симбирска и послали на штурм Свияжска отборные офицерские части Каппеля, считавшиеся непобедимыми.

Несмотря на то, что белогвардейцы незаметно подошли к Свияжску, наш отряд в 400 бойцов отразил нападение во много раз сильнейшего противника, который после жестокого сражения отступил. Инициатива перешла в наши руки, и части Красной армии начали наступление, шаг за шагом продвигаясь вперед.

Огромную роль в дальнейших успехах Красной армии сыграла наша флотилия. Утром 9 сентября отряд кораблей Волжской флотилии под командованием одного из первых организаторов флота т. Маркина, начал артиллерийскую подготовку для высадки десанта на казанский берег. Под ураганным огнем противника корабли т. Маркина подошли к Казани.

Около пристаней находилась батарея чехо-учредиловцев, состоявшая из 8 шестидюймовых орудий. Пулеметным огнем прислуга неприятельской батареи была отогнана. Высадившийся отряд красных моряков в 60 человек снял замки у неприятельской батареи, захватил пулеметы и с этими трофеями благополучно вернулся на суда.

Ночью с 9 на 10 сентября наши суда перебросили с правого берега части Красной армии на левый, казанский берег. Сжатый с двух сторон, по линии железной дороги от реки Казанки и с Волги, противник стремительно оставил город.

Перелом на фронте произошел не только в районе Казани. На юге под Николаевском (теперь Пугачев) отряды Чапаева 8 сентября наголову разбили большой отряд чехо-учредиловцев, которые вынуждены были очистить ряд сел.

Эти первые серьезные победы Красной армии еще более подняли революционный энтузиазм красных бойцов. В рядах Красной армии чувствовалась крепкая дисциплина, сознание своего долга, твердая уверенность в окончательной победе над контрреволюцией.

С другой стороны, трудящиеся тех районов, которые ранее были заняты учредилкой, с огромной активностью оказывали помощь Красной армии. Всюду с приходом Красной армии в ее ряды вливалась масса добровольцев, а на мобилизацию призываемые отвечали полной и своевременной явкой на сборные пункты.

После взятия Казани красные упорно теснят белых. На Симбирск начинают наступление части Первой армии. Задача овладения Симбирском была возложена на Железную дивизию, части которой окружили Симбирск с трех сторон. Для белых оставался свободным только один путь — переправа на левый берег Волги. Утром 12 сентября красные начали наступление на Симбирск и к 12 часам уже вошли в город.

Белые в папике отступили, оставив почти весь свой обоз и артиллерию.

В тот же день на южном участке фронта красные вели наступление на Вольск. Несмотря на то, что позиции белых были сильно укреплены, красные энергичной атакой опрокинули противника. Ночью Вольск перешел в руки Красной армии, которая захватила там богатую военную добычу.

Потеряв Вольск, белые быстро откатывались вверх по Волге и уже 16 сентября сдали Хвалынск.

Кольцо красных войск сжималось вокруг «столицы» учредилки — Самары.

Большевистское подполье

Парторганизации городов, занятых учредилкой, были весьма малочисленны. В момент вооруженной борьбы с чехо-учредилкой коммунисты были призваны под ружье, и при оставлении красными городов почти все они уходили с красными. В городах же оставались очень немногие, в большинстве товарищи, которые не имели опыта партийной и особенно подпольной работы.

Так было в частности и в Самаре. Все сколько-нибудь видные коммунисты ушли вместе/с отрядами Красной армии, многие из тех, которые остались в городе, были убиты белогвардейцами в первые же дни после переворота или посажены в тюрьмы.

Трудность для небольшой группы оставшихся в Самаре коммунистов усугублялась тем, что не было сделано никаких предварительных приготовлений для подпольной работы.

Все же оставшиеся в подполье коммунисты уже через несколько дней принялись налаживать подпольную работу. Во второй половине июня в Самаре уже был избран временный комитет, а в первых числах июля партийная конференция выбрала постоянный комитет. Эта же конференция обсудила очередные задачи парторганизации и наметила практические мероприятия по развертыванию работы в массах.

Через два дня после переворота меньшевики и эсеры созвали рабочую конференцию. Из-за террора большевики не могли принять сколько-нибудь организованного участия в выборах на конференцию и в основном ее состав оказался меньшевистским. Тем не менее выбранные в состав конференции несколько коммунистов сколотили там довольно значительную группу, которая составила оппозицию официальному большинству и развернула большую работу по разоблачению учредилки, пользуясь трибуной конференции.

Уже на второй день работы конференции на ней было оглашено 14 наказов, высказавшихся за советы. Эти наказы — результат самоотверженной работы рядовых коммунистов-рабочих. После прений по вопросу о текущем моменте конференция приступила к заслушиванию резолюций. Лепский от имени меньшевиков предложил резолюцию о поддержке учредилки.

Внесшие первоначально свои резолюции эсеры, эсдеки-интернационалисты, еврейские социалисты — эсдеки «Единство» и Бунд — после принятия меньшевиками некоторых поправок к их резолюции сняли свои и присоединились к резолюции меньшевиков.

Это был блок, к которому соглашательские партии вынуждены были прибегнуть, чтобы объединенными силами провалить внесенную большевиками резолюцию. Эта резолюция требовала:

1) создания единого фронта для защиты народной свободы, рабочей жизни и их интересов, 2) полной свободы слова, печати и неприкосновенности личности, 3) прекращения гражданской войны, 4) признания единой властью, как выразителя воли рабочих и защитника их интересов, власти советов, 5) созыва губернской конференции для обсуждения текущего момента и Всероссийского съезда советов.

За резолюцию Лепского голосовали 341 делегат из 518 присутствовавших, против — 156 и воздержался 21. Резолюция большевиков собрала 156 голосов. Таким образом почти третья часть конференции голосовала за большевистскую резолюцию. Это было на четвертый день работы конференции.

Чем дальше, тем больше соглашатели теряли власть над массой, в то время как влияние большевиков непрерывно росло. Конференция, несмотря на бешеное сопротивление меньшевистского руководства, неоднократно протестовала против террора, требовала прекращения преследований большевиков. Наконец, был поставлен вопрос о прекращении гражданской войны и о посылке к большевикам мирной делегации.

Но если эсеро-меньшевистское руководство с трудом и не без махинаций, но все же вело за собой незначительное большинство конференции, состав которой был подтасован, то вне ее, в самой гуще пролетариата, на производстве, влияние было почти исключительно за большевиками. Недовольство эсеро-учредиловской властью проявлялось очень резко и активно.

Так еще 15 июня, т. е. через неделю после падения советской власти, собрание членов союза «Игла» приняло резолюцию, в которой обещает и впредь «неуклонно продолжать классовую борьбу и всеми силами отстаивать советскую власть, власть трудящихся».

Несколько позже собрание союза строительных рабочих заявило, что «рабочий класс не может защищать буржуазию» и армия, которую создавал Комуч, «принуждена действовать против красноармейцев, которые набраны из тех же рабочих и крестьян».

Настроение рабочих не могла не уловить и буржуазия. Газета «Волжский день» вынуждена была заявить (29 июня), что «если присмотреться к тому, что происходило на конференции, если ознакомиться с духом большинства наказов, рабочие проникнуты все тем же классовым сепаратизмом, все еще продолжают жить большевистскими идеалами».

Резкая враждебность пролетариата к учредиловке проявлялась не только в Самаре, но и во всех других местах, захваченных учредилкой, особенно в больших городах, как Уфа, Казань и др.

«Классовый сепаратизм», которым так недовольны были кадеты и соглашатели, еще более ярко проявился в самарском совете рабочих депутатов, который был избран в начале августа. Несмотря на то, что руководство советом захватили меньшевики, настроение депутатов было далеко не в пользу Комуча, и меньшевистское руководство оказалось бессильным навязать им свои лозунги.

Уже первое заседание вновь избранного совета 10 августа показало, что коммунисты могут рассчитывать на довольно значительную часть депутатов.

Второе заседание совета состоялось 14 августа и было посвящено вопросу о задачах совета. Докладчик, меньшевик Лепский, указал, что по вопросу о задачах совета существуют три точки зрения: первая, считающая, что советы изжили себя и вовсе не нужны; вторая, считающая, что советы должны бороться за власть, и наконец, третья, считающая, что советы должны быть независимыми от власти органами политического сплочения рабочего класса. Докладчик, разумеется, всецело поддерживал последнюю точку зрения, указав, что одной из главнейших задач совета должна явиться культурно-просветительная работа среди пролетариата.

В качестве содокладчика от левого крыла выступил коммунист т. К. Левитин. Тов. Левитин указал, что российская буржуазия готова заключить союз с империалистами любой страны для разгрома русской революции, поэтому единственным классом, способным организовать борьбу против империалистов и вывести Россию из тупика, является пролетариат и его союзник — беднейшее крестьянство.

«Рабочий класс поэтому, — закончил т. Левитин под аплодисменты левой части совета, — ни в коем случае не может отказаться от гегемонии в революционном движении. Его задача — сплачивать свои силы вокруг основного лозунга — вся власть советам».

После ожесточенных прений незначительным большинством совета была принята краткая резолюция о задачах совета, предложенная меньшевиками.

Принятие подробной резолюции было отложено до следующего заседания. Это третье и последнее заседание совета состоялось 30 августа. В противовес меньшевикам большевики внесли свою резолюцию о задачах совета. Эта резолюция гласила:

«Самарский совет рабочих депутатов, обсудив вопрос о целях и задачах совета, постановил: принимая во внимание поход реакции, расчищающей дорогу военной диктатуре, совет считает своим долгом для предотвращения ее провозгласить:

1. Всеобщее вооружение рабочих.

2. Снятие военного положения.

3. Немедленное прекращение политических арестов, обысков, расстрелов, самосудов и пр.

4. Немедленное освобождение из тюрьмы всех политических заключенных.

5. Отстаивание всех декретов, изданных Совнаркомом, как-то: 8-часовой рабочий день, контроль рабочих над производством, страхование от болезни, безработицы, инвалидности за счет предпринимателей и т. д.

6. Отстаивание постановления III Всероссийского съезда советов о земле.

7. Неприкосновенность личности и жилища, свободу слова, печати, собраний, стачек, профессиональных союзов и партийных организаций.

Провозглашенные выше лозунги совет рабочих депутатов Самары будет отстаивать всеми имеющимися у него средствами».

Голосование резолюций происходило два раза: В первый раз меньшевистские счетчики преуменьшили голоса, поданные за большевистскую резолюцию. По требованию левой части было произведено переголосование. Большинство оказалось за большевистскую резолюцию.

Принятие большевистской резолюции определило и дальнейшую судьбу совета. Меньшевикам и эсерам такой совет не был нужен и он больше не созывался.

Но главная борьба пролетариата под руководством партии шла, разумеется, не на заседаниях. Эта борьба развертывалась на улицах, у стен заводов. Испытав все прелести эсеровской «демократии», рабочие неоднократно делали попытки с оружием в руках выступить против учредилки.

Не прошло и месяца после захвата белыми Казани, как недовольство рабочих вылилось там в форму вооруженного восстания. Восстание кончилось неудачно. В море крови белым удалось подавить его. После этого учредиловцы издали такой приказ:

«В случае малейшей попытки какой-либо группы населения и в частности рабочих вызвать в городе беспорядки, вроде имевших место 3 сентября, по кварталу, где таковые произойдут, будет открыт беглый артиллерийский огонь».

Еще более решительное выступление рабочих произошло в Иващенкове (теперь Чапаевск) 1 октября. Восставшие рабочие, наскоро вооружившись, опрокинули чехословацкий отряд, который в панике отступил к Самаре.

Утром 2 октября из Самары были присланы крупные воинские силы на подавление иващенковского восстания.

Взбешенная белогвардейщина зверски подавила восстание. Белогвардейцы устроили настоящую охоту за рабочими. Всех, кого удавалось схватить, беспощадно расстреливали без всяких допросов и дознаний. Расправа продолжалась несколько дней. Всего в Иващенкове от рук учредилки погибло около 1000 человек.

Меньшевики в своей газете выступили с осуждением иващенковских рабочих. «Иващенково, — писала меньшевистская „Вечерняя заря“, — это грозное предостережение рабочему классу, это его будущее, которое ждет его неминуемо, если он не найдет в себе достаточно сил и сознательности, чтобы окончательно порвать с советской властью».

Самара — Омск

Почти одновременно с Комучем возникло такое же контрреволюционное правительство в Сибири, а несколько позже, когда чехо-словаками был взят Екатеринбург (ныне Свердловск), там в свою очередь образовалось уральское областное правительство, не имевшее реальной военной силы, а потому путавшееся между Омском и Самарой.

Наряду с этими правительствами башкирские и киргизские националисты создали свои собственные правительства.

Если к этому прибавить еще, что Оренбургская губерния управлялась казачьим атаманом Дутовым, который формально признал Комуч, а в действительности вел совершенно независимую от Комуча линию, то станет понятно, что в правительствах и в автономных «государствах» в то время недостатка не ощущалось.

Подняв знамя Всероссийского учредительного собрания, Комуч естественно полагал, что власть на территории, отвоеванной у большевиков, должна принадлежать ему. Однако после ухода красных из района Уфа — Челябинск, как только было установлено непосредственное соприкосновение территории Комуча с территорией сибирского правительства, Комуч почувствовал, что его мечты о единой всероссийской власти под эгидой Учредительного собрания не так легко осуществить.

В лице сибирского правительства Комуч получил очень серьезного противника, сразу же занявшего враждебную позицию по отношению к самарскому Комучу.

Комуч всячески стремился договориться с сибирским правительством, но последнее в первое время даже не удостаивало Комуч разговором. Когда Брушвит поехал в Омск с целью заключить договор с сибирским правительством, то председатель последнего отказался принять Брушвита, а когда он пытался переговорить с Комучем по прямому проводу, сибирское правительство отказалось предоставить ему и эту возможность. Таким образом сибирское правительство всячески старалось подчеркнуть, что оно не признает Комуч законным правительством и не желает иметь с ним никакого дела.

Далее, чтобы еще более ярко подчеркнуть свое нежелание сколько-нибудь считаться с Комучем, совет министров сибирского правительства 13 июля «определил» границы Сибири, причем в территорию Сибири включен был весь Урал.

Но сибирское правительство не ограничилось только формальным определением границ своего «государства». Оно распорядилось прекратить выдачу денег по переводам из Самары и со всей территории Комуча, а на «границах» (станция Полетаево, Самаро-Златоустовской железной дороги) установило взимание таможенных пошлин со всех вывозимых из Сибири продуктов.

Комуч, разумеется, послал протест против этих действий сибирского правительства, указав, что он «не признает власти временного сибирского правительства за пределами административных границ Сибири» и что сибирское правительство «никем не уполномочено брать на себя право образовывать новые областные деления и способствовать появлению органов новой областной власти вне территории Сибири, как это имело место в Зауралье».

Протест этот нисколько не изменил положения, и дальнейшая линия сибирского правительства ни на йоту не отклонилась от ранее взятого направления.

Все же задачи борьбы с большевиками требовали объединения всех контрреволюционных сил, и поэтому под нажимом союзных послов сибирское правительство, наконец, согласилось созвать совместное совещание с Комучем.

Первое узкое совещание состоялось 15–16 июля в Челябинске. Это совещание обнаружило резкое расхождение между делегатами Сибири и Самары.

Первая же встреча делегатов показала, что достигнуть соглашения будет невозможно. Делегация Сибири заявила, что вести переговоры о чем-либо серьезном она не уполномочена, поэтому решено было вести совещание с целью взаимной информации.

Делегация Комуча все же огласила проект организации центральной власти. Проект содержал следующие положения:

1. Верховной государственной властью в стране признается Учредительное собрание.

2. Временно, впредь до созыва Учредительного собрания, высшим органом государственной власти является Комитет членов Учредительного собрания.

3. Издание основных законов (конституция и пр.) откладывается до созыва Учредительного собрания.

4. Для практического осуществления задач, поставленных перед Комитетом, последний образует на началах коалиции центральный орган всероссийского правительства, на который возлагаются все функции исполнительной власти.

5. Вся законодательная власть и общее направление деятельности правительства принадлежат Комитету.

6. Дела военного управления, финансов и внешней политики находятся исключительно в ведении органов центрального правительства.

7. В остальных отраслях государственного управления взаимоотношение сторон определяются центральным правительством и санкционируются Комитетом членов Учредительного собрания.

Вполне понятно, что подобные предложения вызвали лишь едкие и иронические замечания делегатов сибирского правительства. Так Головачев без обиняков заявил, что «Сибирь не потерпит на своей территории никакой иной власти, кроме власти сибирского правительства», а Михайлов добавил, что «комбинация из 30 человек, берущих на себя законодательные и контролирующие функции, кажется не государственно-правовой, а юмористической…»

Общую мысль сибирского правительства выразил Михайлов.

На вопрос Веденяпина он ответил, что организацию всероссийской власти сибирское правительство считает преждевременной, так как для этого еще «не создалась обстановка».

Все же под давлением французского и чехословацкого представителей делегаты после основательной перепалки согласились созвать на 6 августа новое совещание в том же Челябинске.

Второе совещание мыслилось создать в более широком составе. На него решили привлечь всех членов Учредительного собрания, находящихся на территории всех антисоветских правительств, представителей от центральных комитетов политических партий и «Союза возрождения», представителей правительств, возникших на территориях, захваченных чехо-словаками.

Вместо 6 августа это второе совещание собралось 23. Отношение сибирского правительства к Комучу очень рельефно выявилось с самого момента приезда делегации последнего. Специальный поезд с самарскими делегатами даже не был встречен никем в Челябинске. Это была враждебная демонстрация сибирского правительства против самарского Комуча.

Но и второе совещание, продолжавшееся три дня, не смогло ни до чего конкретного договориться и назначило новое. Три дня, в течение которых происходили заседания делегатов, ушли на споры о составе будущего, третьего по счету, совещания и о месте и сроке его созыва.

Вопрос о месте и сроке созыва третьего совещания вызвал жесточайшие споры. Сибирское правительство ни за что не соглашалось назначите заседание на территории Комуча, а последний как раз настаивал на созыве совещания в Самаре.

После долгих споров приняли компромиссное решение о созыве совещания в Уфе.

Вопрос о составе совещания вызвал еще более серьезные разногласия.

Дело чуть не кончилось полным разрывом, однако под давлением чехословацких представителей и представителей союзных миссий соглашение было, наконец, кое-как достигнуто.

Уфимское «государственное совещание» решено было созвать 1 сентября.

Вместо первого оно открылось 8 сентября. На нем присутствовало около 170 делегатов. Здесь были: представители самарского, сибирского, екатеринбургского правительств; делегаты казачьих войск: оренбургского, уральского, астраханского, сибирского, енисейского, иркутского и семиреченского; члены Учредительного собрания, представители местных самоуправлений, представители национальных групп, представители партий эсеров, меньшевиков, кадетов, «Единства» и кроме того представители «Союза возрождения России».

Происходивший в Уфе съезд торгово-промышленников, который требовал передачи власти военному диктатору и изгнания из будущего правительства эсеров, также желал принять участие в совещании, и мандатная комиссия совещания всего лишь большинством одного голоса (9 против 8 при одном воздержавшемся) отклонила представительство этого съезда.

Первое заседание уфимского совещания было посвящено приветствиям. Второе же состоялось только 13 сентября, ибо ждали запоздавших делегатов сибирского правительства.

На втором заседании были оглашены декларации представителей правительств, партий и групп.

Комуч в своей декларации заявлял:

«Бесспорной и несомненной является полновластность Всероссийского учредительного собрания для образования всероссийской власти. Перед этим Всероссийским учредительным собранием должно быть ответственно всякое правительство и этому Учредительному собранию оно должно передать все свои полномочия. Впредь до открытия Учредительного собрания власть, которая должна быть основана путем соглашения на государственном совещании, — эта власть должна быть ответственна перед съездом членов Учредительного собрания на тех основаниях, которые будут выработаны по соглашению на этом самом съезде».

В декларации сибирского правительства заметна, во-первых, сильная тенденция областничества, желание отгородиться «автономией» Сибири. «Имея конечной целью единую, великую, нераздельную Россию, — торжественно возвещает оно, — сибирское правительство мыслит ее создать через устроение ее отдельных областей».

Далее сибирское правительство выдвинуло следующие положения:

«Во-первых, всероссийская власть должна быть организована по типу директории, в составе не больше пяти лиц, избранных по соглашению на настоящем государственном совещании по персональным признакам.

Во-вторых, директория организует ответственный деловой кабинет министров.

В-третьих, директория ответственна только перед будущим полномочным органом правильного волеизъявления народа».

Третий пункт этой декларации своим острием направлен против Комуча, ибо поскольку директория должна быть «ответственна» только «перед будущим полномочным органом правильного волеизъявления народа», это значит, что сибирское правительство данный состав Учредительного собрания, из лона которого Комуч черпал свои полномочия, не считает правомочным, следовательно, директория до неопределенного срока не будет ответственна ни перед кем.

После оглашения деклараций, которые наметили основную линию разногласий, начался настоящий торг, в котором наиболее реакционные и черносотенные элементы поддерживали сибирское правительство.

Более двух недель продолжалась уфимская говорильня. Наступившие в это время военные неудачи Комуча на фронте, взятие Красной армией Казани и дальнейшее продвижение вперед советских войск значительно подорвали позиции Комуча на «государственном совещании».

Под натиском сибирского правительства и его сторонников учредиловцы сдали все свои позиции, и совещание в конце концов постановило образовать директорию в составе пяти лиц, фактически ни перед кем не ответственных.

Комуч едва добился внесения в положение о директории указания на то, что директория должна дать отчет о своей деятельности имевшемуся составу Учредительного собрания, которое должно возобновить свои заседания 1 января 1919 года, если к этому сроку будут налицо не менее 250 депутатов. Если же к 1 января это число не будет собрано, то Учредительное собрание открывается 1 февраля 1919 года при наличии 150 депутатов.

Но все эти указания ничего не стоили, ибо учредиловцы не имели реальной силы, чтобы противостоять директории, если последняя решит не подчиняться Учредительному собранию.

Не меньшее поражение Комуч потерпел и при выборе персонального состава директории, приняв список, предложенный сибирским правительством. Членами директории избраны были: Авксентьев (эсер), Астров (кадет), генерал Болдырев («Союз возрождения России»), Вологодский (председатель сибирского правительства, беспартийный), Чайковский (н.-с.) и кандидатами к ним: Аргунов (эсер), Виноградов (кадет), генерал Алексеев, Сапожников (член сибирского «Административного совета») и Зензинов (эсер).

С образованием директории самарский Комуч самоликвидировался, превратившись в «Съезд членов Учредительного собрания». А в качестве областной власти в Самаре продолжал существовать совет управляющих ведомствами.

Компромисс в Уфе был достигнут под большим давлением союзников, желавших объединить силы контрреволюции для борьбы с советами. Но как только самарский Комуч потерпел серьезное поражение на фронте, он потерял всякое значение как для союзников, так и для их ставленника — сибирского правительства.

Слабость директории обнаружилась с первых же ее шагов. Будучи создана в результате компромисса, она не имела опоры ни на стороне сибирского правительства, ни на стороне Комуча, который в связи с поражениями на фронте сам все более терял опору.

Разгром учредилки

Поражение учредилки на фронте ускорил процесс разложения Народной армии. Только за одну неделю, с 10 по 17 сентября, из самарской стрелковой дивизии бежало около 1000 человек, а всего с начала мобилизации из этой дивизии бежало 2000 человек.

Помимо дезертирства некоторые воинские части оказывали активное сопротивление начальству. Так 8 сентября два полка Народной армии, расположенные в Самаре, отказались выступить на фронт. На усмирение этих частей были вызваны броневики, пулеметная команда и кавалерия.

Несмотря на жесточайший белый террор, разложение белой армий усиливалось, что в свою очередь вызывало одно поражение за другим. После бегства Народной армии из районов Хвалынска, Симбирска, а затем Ставрополя нависла прямая угроза и над столицей учредилки — Самарой. Однако подступы к Самаре со стороны Сызрани были закрыты, поскольку Сызрань еще находилась в руках противника. Для окружения и взятия Сызрани к Батракам и Александровскому мосту были двинуты главные силы Железной дивизии. Одновременно с этим с юга была двинута Вольская дивизия.

Район Сызрани был сильно укреплен, причем наиболее густая сеть укреплений, вынесенных вперед километров на десять и обнесенных проволочными заграждениями, тянулась от линии Заборовка на Батраки. Для отвлечения внимания противника от северного и южного участка фронта наши части на пензенском, и инзенском направлениях предприняли демонстративное наступление. Когда белые сосредоточили на этих направлениях свои главные силы, наши части, совершив глубокий обход противника с юга, повели энергичное наступление. Противник оказался в мешке, будучи окруженным с севера, запада и юга. Оставался лишь один путь — через Волгу по направлению к Самаре.

Обнаружив обход, белые 2 октября в панике отступили из района Сызрань — Батраки, оставив на правом берегу много снаряжения, боеприпасов и другого военного имущества, девять орудий, сорок пулеметов, много снарядов и патронов. А в ночь с 3 на 4 октября белые взорвали два восточных пролета Волжского моста.

Быстрому и решительному успеху Первой армии, занявшей Сызрань, в значительной степени способствовало вспыхнувшее в Иващенкове (Чапаевске) вооруженное восстание рабочих и одновременно с этим прорыв в глубокий тыл, к самому Иващенкову, Интернационального полка Четвертой армии, наступавшей из Николаевска (Пугачева). Эти два обстоятельства облегчили задачу овладения районом Сызрань — Батраки и не дали возможности белым воспользоваться теми укреплениями, которые они возвели на правом берегу Волги.

С переходом Сызрани в руки красных была решена и участь Самары. Операцию по занятию Самары вели Первая и Четвертая армии. В состав последней входила и Чапаевская дивизия. Полки Первой армии вели наступление частью по линии железной дороги, частью по правому берегу Волги. Четвертая же армия наступала с юга по левому берегу Волги, из Николаевска.

Разложение белой армии и активная поддержка красных со стороны рабочих и крестьян заставили учредиловцев стремительно отступать на восток, сдавая красным позицию за позицией. Несмотря на то, что к Самаре учредилкой были стянуты значительные силы, они не в состоянии были противостоять энергичному напору красных и в панике отступали. Вечером 7 октября передовые части Чапаевской и Железной дивизий, на лодках переправившись через реку Самару, вступили в город.

Дальнейшая борьба против белых велась по трем направлениям: на Бузулук — Оренбург, на Бугуруслан — Уфу и на Бугульму.

После сдачи своей «столицы» войска учредилки потеряли всякую устойчивость и стремительно откатывались на восток.

В районе Бугуруслана белые пытались приостановить отступление и оказать сопротивление. Однако наши части обошли их с флангов и отбросили дальше на восток.

С потерей большей части своей территории учредилка уже не могла оказать сколько-нибудь значительного сопротивления. Впрочем вскоре и сам Комуч был ликвидирован адмиралом Колчаком.

Чтобы убрать с дороги теперь уже лишнюю директорию, в ночь на 18 ноября эсеровские члены директории были арестованы, и власть перешла в руки адмирала Колчака.

Вопли эсеров о помощи, обращенные к их империалистическим «союзникам», остались без всякого ответа. Вскоре Колчак ликвидировал и остатки Комуча — «Съезд членов Учредительного собрания» и совет управляющих ведомствами.

Так бесславно погибло самарское правительство.

Ленин писал, что «…мелкобуржуазная демократия неспособна удержать власти, служа всегда лишь прикрытием диктатуры буржуазии, лишь ступенькой к всевластию буржуазии» (Ленин, т. XXVI, стр. 435).

Роль такой ступеньки и сыграл самарский Комуч. Подготовив всей своей деятельностью колчаковский переворот, Комуч погиб от руки им же взлелеянного военного диктатора.