Погашено кровью

Глава IV

Петухов начал «археологические раскопки», как он выразился сам, в поле собственного зрения и провожать старого друга до большой «железки» доверил своему водителю. Лейтенант Горелов умудрился скрыть от Сычева истинное положение дел в своем ведомстве и с легкой беззаботностью присоединился к следователю, став его сателлитом в деле «Побег».

Час назад скорый поезд «Владивосток-Челябинск» отошел от платформы Хвойная и на всех парах шел на запад. Стокилометровый перегон сопровождался однообразным ландшафтом и, кроме таежной черной стены, за окнами ничего не просматривалось. Лейтенант снял мундир, переоделся в тренировочный костюм и приступил к чаепитию. Сычев не воспринимал общественные места как домашнюю обстановку и никогда не переодевался в поездах, а в гостиницах не надевал пижаму. Сидя у окна, следователь что-то бормотал себе под нос, словно произносил молитву перед трапезой. Наблюдая за стариком, Горелов долго терпел, стараясь не мешать ему, но в конце концов не выдержал:

– Сложная задачка, Алексей Денисыч, правда? У меня есть хорошая идея. Если мы поехали в Москву вместе, давайте думать вслух.

Сычев склонил голову набок и оценивающе взглянул на своего спутника.

– Ты считаешь, что мне интересно знать, что делается в твоей голове?

– Ну нет. Я не то хотел сказать. Давайте проводить общий анализ. Одна голова хорошо…

– А две хуже.

– Почему? Я мог бы помочь вам с анализом. Задавая вам наводящие вопросы, я тем самым буду теребить ваше воображение и подводить к неожиданным умозаключениям. Потому что сами вы никогда не зададите себе неожиданного вопроса, который не возникает в логической цепочке. Таким образом мы могли бы делать сенсационные открытия и приходить к неординарным решениям.

Сычев выслушал тираду с глубокой морщиной на переносице.

– Ну ты и вывернул! Идея понятна. Итак, вы, любезнейший Ватсон, будете складывать разрозненный бред гения сыска в стройный рассказ и публиковать свои заметки в ежемесячных журналах, пока этой галиматьи не хватит на отдельное издание.

– Ну и такое не исключено. Но не раньше, чем я стану полковником.

– Это почему же?

– Сейчас в моде пишущие полковники. Им больше доверяют, и их книги не залеживаются на прилавках.

– Кризис литературы и кризис сыска. Каждый должен заниматься своим делом. Хороший летчик не может быть образцовым подводником. Всему нужно учиться. Но надеюсь, что, став полковником, ты забудешь о своей идее. К тому времени сапожники перестанут печь блины, а кандидаты наук торговать на рынках.

– А надолго мы в Москву? – сменил тему Горелов.

– Если ты будешь задавать такие вопросы, то мы ни к чему не придем.

– Опасные преступники с оружием на свободе.

– Что-то тебя сегодня заносит, Палыч. Тебе надо дать транспарант в руки, а не пистолет. Мы должны спасти беглецов, а не обезвредить. Успеть бы.

– Кому же они нужны, кроме нас?

– Зекам. Вспомни, что по понятиям зоны мужик не мог увести за собой смотрящего и приближенного к лагерной элите авторитета, которому осталось сидеть меньше года. Значит, инициатором был Белый. А что тогда? Побег тщательно подготовлен, но я не уверен, что бежать должен был Белый. Лекарь пахана, безобидный молчун. Блатари такого в командировку не отправят, а, значит, Белый ушел по собственной инициативе. Если так, то блатные не простят ему такого фортеля. Идем дальше. В сторожке убит майор ФСБ. Я так думаю, что гэбэшники уже выяснили, кто ушел из колонии и кому они должны мстить за смерть товарища. У этой структуры возможностей куда больше, чем у нас с тобой.

– Так что же плохого в том, что столько сил ловят двух убийц?

– А когда мы их поймаем, тогда выясним.

– До Москвы мы их не догоним, а там они затеряются или на дно залягут.

– Вряд ли. Белый торопится. Стоит решить один вопрос: «Куда спешит Белый?» – и мы его перехватим. Но на такое решение может уйти много времени.

Внезапно дверь купе раскрылась, словно ее сорвало ураганом. В купе вошел великан с пистолетом «ТТ» в руке, который выглядел игрушкой в огромной лапе. Второй громила стоял за спиной, и из купе трудно было понять, вооружен он или нет.

Лейтенант хотел вскочить с места, но Сычев поймал его за руку и усадил назад. Теснота не позволяла им разгуляться. Ребята походили на таежных лесорубов, которым требуются топор и размах. Сычев успел сделать не меньше пяти умозаключений, пока гость готовился к своей речи.

– Приветствую вас, господа лохи, на территории нашего влияния! – начал свою проповедь вооруженный медведь. – Должен сообщить вам приятную новость. По законам нашего кодекса с вас причитается налог за проезд по заповедным местам в размере содержимого вашего кошелька. Прошу не нервничать и не дергаться. Мы люди относительно мирные и собираем дань в пользу несчастных сирот. Разойдемся мирно. Сохраняйте свои зубы в целости и сохранности, дантисты стоят очень дорого. Итак, жлобики, не ходите в гробики! Содержимое карманов на стол. Шевелись, паскуда, другие ждут! – Последняя фраза прозвучала угрожающе.

Сычев заметил, как у лейтенанта заходили желваки.

– Брось, Палыч. Хорошие ребята, почему бы нам не поделиться с ними.

Сычев встал. Его затылок едва доставал до плеча налетчика.

– Вы извините, но можно я достану кошелек? Он в пальто, у вас за спиной.

Разойтись в такой тесноте не представлялось возможным. Громила повернул голову назад, где висела одежда, и на секунду выпустил пассажиров из поля зрения. Дальше все происходило, как на съемках боевика. Сычев ухватил налетчика за кисть руки, в которой тот держал оружие, и резким движением крутанул ее за спину. От неожиданности и резкой боли в плече здоровяк выпустил ствол из рук, который тут же попал к лейтенанту. Мальчишка инстинктивно понял, что собирается предпринять Сычев, и приготовился к перехвату. Пистолет был пойман в воздухе. Главный налетчик с заломленной за спину рукой согнулся пополам, как перочинный нож, и тут же подучил сильную затрещину по затылку собственным пугачом.

Шапка отлетела в сторону, и человек-гора упал на колени. Его напарник не имел оружия, а ходил сопровождающим для устрашения. Он так и не понял, что произошло, продолжая стоять на месте и моргая белесыми ресницами.

Когда напарник упал перед ним на колени, как на паперти, он вздрогнул. В ту же секунду в лицо ему глянул черный глаз «ТТ».

– Спокойно и без шума. Зайди в купе и закрой дверь. – Сычев говорил тихо, но убедительно, как заклинатель змей. Он заставил здоровенного детину втиснуться в крошечный закуток и закрыться.

– А теперь, дружок, скинь полушубок, сними ремень и свяжи своего напарничка. И делай это на совесть, а то рядом ляжешь.

Как нашкодивший ученик, верзила принялся заглаживать свою вину.

Горелов не верил собственным глазам. Такой маленький, пожилой мужичок крутил богатырями, как дрессировщик на манеже справлялся со львами. Все это в большей степени походило на игру, на обычную отработку ситуации, где использовались деревянные ножи и картонные пистолеты, да и налетчики не похожи на бандитов. А слова, которые один из них произносил, казались заученной ролью из плохой пьесы.

Когда один разбойник связал второго и оставил его на полу, то без особого труда Сычев стянул и ему руки за спиной чемоданными ремнями. Громилу усадили в угол у окна и предупредили, что его голова останется без ушибов, если он не будет раскрывать рот.

– Сколько их еще? – спросил лейтенант, глядя на Сычева, как на сотрудника, пришедшего из разведки.

– Ты меня убьешь своими вопросами, Ватсон. Но я постараюсь тебе ответить. Работают ребята примитивно, а значит, вприглядку. Ну скажем, по методу контролеров. По одному остается в тамбурах, а двое ходят по купе. Итого четверо. А теперь залезь на полку и жди гостя. Нужно проверить его выносливость.

– Понял.

– У тебя есть оружие?

– Табельного нет, – пожал плечами Горелов.

– Тоже мне сыщик.

– Но у вас тоже нет, Алексей Денисыч.

– Я следователь, а не сыскарь. Думать надо.

– Думай не думай, а нас накрыли.

– Полезай.

Лейтенант запрыгнул на полку и прижался к багажному отсеку, расположенному над дверью. Сычев сел у окна, напротив пленника. Главный зачинщик мирно валялся на полу с запекшейся на волосах кровью.

Ждать пришлось недолго. Дверь купе вновь распахнулась, и в проеме появился близнец предыдущих мордоворотов. Горелову пришлось трижды испытывать его череп на прочность, пока он не приземлился на своего дружка, лежавшего у порога.

– Ну хватит. Больше сюда не влезет, – вскочил на ноги Сычев. – Вяжи его, Палыч, а я гляну, кто там остался.

Лейтенант передал следователю пистолет, и Сычев, пригнувшись, выскочил в коридор. Никого. Все двери купе закрыты. Он даже не знал, сколько человек едет в поезде и все ли купе заняты.

Ему казалось, что вагон пуст.

– Закройся, лейтенант. Самый хитрый где-то здесь пригрелся. Из последнего купе в коридор проникал свет. У проводника кто-то есть, или он дал деру. Выбирать не приходилось, начинать надо с конца.

Неожиданность уже не могла играть положительной роли. Одиночка мог испугаться и наделать глупостей, не видя рядом поддержки. Сычев пошел на риск и, сунув пистолет за пояс, демонстративно направился к последнему купе.

Проводник оказался на месте. Он сидел ближе к двери с заклеенным пластырем ртом. Прячась за его спиной, сидел парень с чисто выбритым лицом, чуть больше тридцати, злобный прищур глаз, как у загнанного волка оскал. Ствол револьвера был прижат к виску проводника. Сычев остановился у порога и упер плечо в дверной косяк.

– Играем в казаки-разбойники с заложниками? – усмехаясь, спросил следователь. – К чему столько форса?

– Вот что, хмырь, выпусти моих ребят, а сам скройся в курятнике.

– Брось меня на понт брать. Стрелять не будешь. Ты же вор, а не мокрушник.

– Здесь тайга, мент. Я уйду, а вас в яму.

– А у тебя лыжи в тамбуре стоят? Брось туфту пороть. Такие, как ты, к тайге близко не подходят. По протоптанной дорожке прогуляться сможешь, да и то, если перед собой буфер пустишь из трех амбалов. На что ты их словил?

Словечки глупые говорить заставил. Они как дубы в тайге, громадные, но не страшные. Пистолет в руке и тот держать не умеют.

– А ты умеешь?

– А как же!

– Ну давай посмотрим, чья возьмет.

– Ковбойских фильмов насмотрелся?

Сычев вынул из-за пояса пистолет и бросил на пол.

– Он не заряжен. Ты своим дубам ствол не доверил бы.

– А ты почем знаешь?

– Легкий слишком. Ствол с обоймой вес имеет. Но дело-то не в этом.

Как ты понял, я здесь не один, и уж поверь, что у нас есть надежное оружие.

Ребятишки твои уже убедились в этом. Тебе не уйти. Старика шлепнешь, вышку получишь.

– Ничего. Я уйду и вас с собой прихвачу.

– Чего мелешь, Емеля? Машинист уже со станцией связался, тебя там команда с собаками поджидает. Брось-ка шпаллер в окно, и я его не видел. Года два скостят. Вооруженный грабеж – это уже разбой. По другим меркам твою свободу мерить будут. Ты ученый, сам знаешь.

Сычев выпрямился, оставаясь за порогом, и его правая рука легла на ручку стоп-крана.

– Ты блефуешь, мент. Нет за тобой никого. И ты выпустишь меня.

– Это, по-твоему, я один твоих бугаев обезвредил? Ну как знаешь!

Тебе все равно крышка. Старика-то ты уже придушил в своих объятиях.

Налетчик резко оттолкнул проводника в сторону, и тот повалился на пол. В эту секунду Сычев дернул ручку стоп-крана на себя. Поезд дернулся, и с верхних полок посыпались ящики. Сычев рванулся вперед и накинулся на преступника. Дикий визг доносился из-под колес. Поезд терял скорость. Не прошло и десяти секунд, как бандит с заломленными руками лежал на полу, уткнувшись носом в грязный половик.

Спустя полчаса поезд продолжил свой путь. Банду рассадили по одному подельнику на купе и каждого крепко обмотали простынями. Старик едва оклемался и принялся за приготовление чая.

Сычев и Горелов сидели в своем купе, где остался один из геркулесов, которого загнали в угол. Он не пострадал в битве за справедливость, и голова у него осталась неповрежденной.

– Одно я тебе, приятель, скажу, – сидя у окна, рассуждал Сычев. – За любое преступление человек должен нести ответ. Впереди ты стоял или сзади, не имеет значения. Существует сговор, и ты его участник.

– Знаю, начальник. Лесорубы мы. Больше года на подножном корму живем. Грибы, ягоды, медвежатина, а к весне ближе зубы на полку. Солонины не хватает. Хозяин деньги забрал, и только его видели. Локотки кусали, а тут этот хмырь объявился. С зоны шел. На станции одного лоха в карты раздел. Денежная тут рыба попадается. Те, кто в отпуск на юга рвет либо в столицу на разгул.

Правопорядка здесь нет. Волк тут хозяин. Ну мы клюнули на его приманку сами. А ребятню кормить надо. Короче говоря, так мы и вышли на большую дорогу.

– Урожайная дорога?

– Один-два пассажира на поезд, а так солдаты, зеки, лесорубы, пустые кошельки. А тут совсем дела плохи стали. На днях на таких же нарвались. Только они в солдатской форме были.

– Что-что? – переспросил Сычев. Горелов внимательно посмотрел на громилу.

– Черт их знает, что за люди. Один маленький крепыш, а второй долговязый. Дягилев Петька с пушкой по купе ходил. Только он вошел к ним, и иглу в глаз заработал. Черт его знает, чем он ее метнул, ну точно в глаз. Какая там пушка! А коротышка с обрезом в коридор выскочил, вывел нас всех в тамбур и на полной скорости прыгать с вагона под откос заставил. С трудом потом на товарняк прицепились. А глаз у Петьки вытек. Кривой остался. Плохой знак! Но главарь наш не унимался и опять нас на «железку» вывел, а тут вы.

– Интересный способ защиты, – пробормотал Сычев. – Надо бы на связь выйти к машинисту. А давно солдатики вас обидели?

– Дня три назад.

– Тогда бесполезно. Хорошее у них прикрытие, а нам такое и в голову не пришло. Кому они нужны, солдаты? И возраст подходящий. Боюсь, Палыч, ты прав. Не так просто в стоге сена иголку найти. Ловкие солдатики. Мимо Хвойной проехали и ручкой дяде помахали, а мы по тайге шастали.

– А что, Алексей Денисыч, погоня есть погоня. Если мы их опередили бы, то это не погоня была бы, а облава, капкан, ловушка.

– Послушай, Ватсон, кто тебе внушил, что мы гончие псы? Если мы не научились опережать события, то грош нам цена. – Лесоруб хлопал белесыми ресницами и ничего не понимал.

В кабинете на шестом этаже «РКС-банка» стоял плотный столб табачного дыма. Мощные вентиляторы с трудом справлялись с результатами нашествия злостных курильщиков. Пять минут назад закончилось очередное заседание. Секретарша выгребала горы окурков и собирала листки из блокнотов, разрисованные чертиками, кубиками и прочими геометрическими фигурами. Хозяин кабинета сидел за столом, закинув ноги на крышку и распустив галстук, и пытался кому-то дозвониться. Наконец линия освободилась, и на другом конце провода послышался девичий журчащий голосок:

– Слушаю вас!

– Верочка? Это Бронштейн.

– Да, Михаил Осипович!

– Эдуард Викторович у себя?

– Нет, он в валютном хранилище.

– Ах, да-да. Сегодня же четверг. Спасибо.

– Оставить ему какое-нибудь сообщение?

– Не стоит беспокоиться, я сам к нему спущусь. – Бронштейн положил трубку на рычаг и нехотя застегнул верхнюю пуговицу рубашки и жилетку. Приведя себя в надлежащий вид, молодой человек достал из портфеля сверток, бросил его в пластиковый пакет с рекламой «Мальборо» и вышел из прокуренного помещения в широкий коридор.

Служебный лифт был доступен лишь для избранных и обслуживался вооруженной охраной. Просторная зеркальная кабина поглотила пассажира и плавно пошла вниз. Бронштейн наблюдал за световым табло, где поначалу мелькали цифры 3, 2, 1, 0, а затем вспыхивали слова «Хранилище I», «Хранилище II», «Спецхран».

Лифт замедлил ход и остановился. Охранник с автоматом за плечом нажал красную кнопку, и двери распахнулись.

В холле, перед раскрытой настежь стальной дверью, толщина которой соответствовала толщине банкира, каким его принято изображать на карикатурах, стояла группа мальчиков в униформе, увешанных всеми видами оружия, которые человек способен переносить своими силами. Пропусков здесь не требовали и сумки не проверяли. Доступ в святая святых имели единицы, и охрана знала в лицо каждого. На посторонний предмет в руках одного из руководителей банка никто не обратил внимания. Все обитатели подземного дворца привыкли к тому, что господин Бронштейн приходит и уходит с пакетом в руках. Здесь умели забывать об инструкциях, если сам директор о них не помнил.

Бронштейн перешагнул через порог и очутился в светлом помещении, где проживал его величество доллар. Решетки, сетки, тележки, столы и даже полы выдерживали на себе тяжкий груз серо-зеленой бумаги с портретами чужих усопших политических деятелей, имена которых знали не все, а уж о датах жизни и деяниях этих нарисованных аристократов никто не догадывался. Важен не портрет, а сила бумажки, на которой его тиснули.

Один мужчина в окружении четырех длинноногих помощниц перелопачивал пачки с купюрами из одного шкафа в другой, что-то фиксировалось в амбарных книгах, что-то откладывалось в сторону. С появлением Бронштейна девушки захихикали, а их начальник ехидно усмехнулся.

– У тебя, Миша, совести совсем не осталось. Твоя сытая физиономия появляется здесь каждый четверг. Раньше ты знал меру и появлялся раз в месяц, теперь тебя понесло: Неужели, Миша, ты решил отмыть деньги всего преступного мира планеты? Я думал, ты ограничишься Москвой.

Девушки прыснули, но Бронштейн не смутился. Его защищал панцирь невозмутимости, и он давно не реагировал на колкости.

– Вы знаете, Эдуард Викторович, что с преступниками я не общаюсь, но друзьям отказать не могу Хорошим людям надо помогать.

– Сколько тебе нужно на сей раз?

– Всего сто семьдесят пять тысяч.

– Всего! А скажи мне, Миша, кто из хороших людей имеет в заначке такие деньги, если они не преступники? Я не говорю о нашем брате, финансисте.

– На сей раз я помогаю одному функционеру от спорта. Если вы помните, год назад у вас на даче делали теннисный корт. Грамотно сделали.

– Да-да, я помню. А почему он не сдал деньги к нам официально и не открыл счет?

– А налоги? И потом не каждый любит держать деньги на стороне. Он мотается по командировкам, Лондон, Амстердам, кошелек должен быть полным.

– Ладно, Миша, не скрипи зубами, тебе никто ни в чем не отказывает. Мы тебе доверяем, а иначе ты не работал бы в столь надежном и престижном заведении. Но пять процентов я вынужден с тебя содрать за незаконную операцию в пользу банка.

Бронштейн положил пакет на стол и вынул из него сверток. Под газетной бумагой хранились пачки с валютой, аккуратно сложенные в столбик.

– Можете пересчитать.

– Я не думаю, что ты обманешь спецхран. Тут все на виду, как в рентгеновском кабинете. – Начальник ухмыльнулся. – Ларочка, смени банковскую ленту на нашу и брось деньги в обменный фонд, а Михаилу Осипычу выдай новые из обработанных. За минусом процентов.

– Хорошо, – ответила длинноногая блондинка и сгребла тонкими изящными пальчиками груду пачек на поднос.

– И вот что, Михаил. Передай своим функционерам либо учти сам, что со следующего четверга я буду брать… – Глянув в потолок, будто там был ответ, директор округлил: – Десять процентов. Надо перебить аппетит твоим просителям.

– К сожалению, эта мера обернется против меня. Никто не поверит, что с главного казначея собственная контора берет мзду! У меня на очереди стоит один дантист. Из гнилой пасти он делает Голливуд. Но когда эти люди начнут брать проценты с нас, мы разоримся.

– Пройденный этап. У меня нет кариеса благодаря нашему телевидению. Трижды в день я жру «Блендамед» и «Диролом» закусываю.

Девушки зазвенели колокольчиками. Хозяин считал, что он шутит, а помощницы считали, что это смешно. Бронштейн ничего не считал. Каждый спуск в хранилище был пыткой, похожей на спуск в ад. Он устал от унижений, от вторых и третьих ролей и от страха. Талантливый финансист, примерный семьянин, образованный эрудированный человек был поставлен судьбой в угол со штампом «второй сорт». Всю жизнь он мечтал стать дипломатом, но МГИМО для него был закрыт, как и многие другие заведения, и, как это принято, родители с детства таскали Мишу по музыкальным школам, училищам, консерваториям. Советская власть канула в Лету, но мало что изменилось. Дышать стало свободнее, но упущенные годы не воротишь.

Бронштейн вернулся в свой кабинет, положил деньги в портфель, прихватил пальто и ушел из банка, не известив об этом секретаршу.

Сегодня целый день валил снег, и финансисту пришлось потратить лишних десять минут, чтобы смахнуть липучую белую толщу со своего «мерседеса».

Центр был забит машинами, и Бронштейн с нервозностью поглядывал на часы. Он выбивался из графика. В это время его машина должна бы сворачивать в сторону Березок с Рязанского шоссе, а он еще не выехал из Москвы.

Любимчик Хлыста, которого все нежно называли Колюней, прибыл в поселок Березки значительно раньше Бронштейна и насаждался горячим кофе, отдыхая в глубоком кресле гостиной. Все шло своим чередом, и Олег Кириллович соблюдал свой график приемов без пустот и зазоров.

Расписание хозяина пригородного коттеджа никогда не нарушалось, что позволяло гостям избегать неожиданных встреч.

– Итак, Колюня, чем кончилась эта история? – Велихов сложил кончики длинных пальцев вместе и откинулся на спинку дивана.

– История еще не кончилась, Олег Кириллыч. Я еще не докладывал Хлысту о результатах проверки. Но она имеет неожиданную развязку. Из колонии сбежали двое мокрушников, а Хрящ продолжает томиться на нарах.

– Можно подумать, что Хрящ послал гонцов за добычей, а сам не решился выйти на свет.

– Версия имеет право на существование, но я бы на ней не останавливался. Трудно поверить, будто такой жлоб, как Хрящ, доверит постороннему тайну клада. И какой в этом смысл?

– А можно ли взять беглецов и прижать к стене?

– Они сами идут в наши сети, если они посланники Хряща. Но я не оцениваю их по высокой шкале ценностей. Пусть ими занимается Хлыст. Это отвлечет его и окончательно запутает в паутине. А в случае успеха мы сможем подключить наши рычаги на последнем этапе гонки.

– Я горжусь тобой, мой мальчик.

Колюня сделал маленький глоток кофе и поставил чашку на блюдце.

– А что Шевцов? – меняя тему, спросил Велихов. – Он же дал Хлысту определенный срок? Так?

– Я могу лишь предполагать. Хлыст в трансе, а значит, хозяин дергает за поводья.

– Хлыст знает, что деньги выкраны у меня?

– Его не интересуют подробности. Думаю, Глухарь не называл ему адреса. Суть не в том, у кого выкрали деньги, а в том, кто будет возмещать ущерб. Машина Шевцова имеет в глазах Хлыста относительно абстрактный характер.

Хлыст понимает, что имеет дело с огромной силой и должен ей подчиниться.

Остальное лишь догадки. Если бы Хлыст сомневался в мощи своего босса, он убил бы его и глазом не моргнул. Но Хлыст напуган. Он в панике и не видит, что творится под его собственным носом. Наркотики, провалы в бригаде по уничтожению, разгул шпаны Глухаря, которая участвует в разборках на стороне, подставляя авторитет своего босса. Хлыст резко пошатнулся, а без него Шевцов – колосс на глиняных ногах.

– Однако Шевцов продолжает контролировать все финансовые операции, получает ту же прибыль, что и раньше.

– Я знаю эту бухгалтерию и не могу с вами согласиться. Уйма денег уходит на содержание империи. Казино, бордели, наемники, стрелки, бандиты, аренда, выкупы, взносы, меценатство, общак, взятки. Это расходы, а не доходы.

Очень крупные расходы. Ради поддержания марки, собственного имиджа – всемогущего, великого, – приходится тратить больше, чем следует.

– И, как я слышал, к бизнесу подгребают легавые?

– Тут дело в утечке информации, и хромает одно из звеньев. Я не думаю, что вмешательство милиции может серьезно повлиять на положение дел.

– Помоги Хлысту, Колюня. На сегодняшний день, пока Шевцов еще является моим партнером, он должен быть в полной силе. Пока Шевцов мне нужен, он должен оставаться значительной фигурой. Рано еще ломать ему глиняные костыли. И вот еще что. Менты не случайно попали в казино Хлыста. Я знаю, кто и с какой целью их заслал. Рано говорить о деталях, но я буду не против, если Хлыст найдет с ними общий язык.

– Я вас понял.

– Что-нибудь еще?

– По моим данным, молодой адвокат, которому вы доверили подыскать хороший надел для водочного завода, выполнил ваше поручение. После того как он оформит все документы, с ним следует расстаться. Вспомните о его криминальных связях. Борис Ефимов хвастлив. Обронит где не надо лишнее словечко, и на вас наложат дань местные авторитеты. Банкир Бронштейн ходит по проволоке без страховки. Этот человек уже выработал свой ресурс, а он единственное звено между вами и валютной кладовой. К тому же он трус. Этот расколется в одну секунду.

– Ты, как всегда, прав, мой мальчик. Я позабочусь о мелочах, а ты присмотри за Хлыстом.

– Конечно, я все понимаю, Олег Кириллыч… О, уже третий час, я вас задерживаю.

Велихов встал с дивана и поцеловал вскочившего на ноги юношу в открытый высокий лоб.

– Ступай с Богом. Стоит мне поговорить с тобой, как я начинаю лучше себя чувствовать. Ты действуешь на меня как эликсир молодости.

– Не преувеличивайте, но, в общем-то, я стараюсь.

– И не зря. Моя империя тебе достанется. Ты мне как сын. Такие молодые и гениальные должны приходить нам на смену. Есть кому передать эстафету.

Колюня уходил полный гордости и веры в свою гениальность и нужность. Он верил, что недалек тот день, когда в его руках окажется штурвал гигантского корабля. Он уже видел свое светлое будущее.

Что касается Михаила Бронштейна, то он очень беспокоился за себя, семью и свое будущее, покрытое серым туманом.

Подъезжая к коттеджу, он не переставал думать о страшном и ужасном, что в обиходе называют краем пропасти. И если старый волчара не поможет ему, то его песенка спета. Бронштейн не носил розовых очков и видел старого интеллигента с дворянскими корнями в волчьей шкуре и с острыми клыками.

Велихов встретил гостя с распростертыми объятиями.

– Мишенька! Что случилось, дорогой? Я начал беспокоиться. На дворе снег, гололед.

– За меня или за деньги вы беспокоитесь?

– Какой ты, право. Разве я выказываю тебе недоверие? Такого не было и быть не может.

Бронштейну предложили кресло, которое освободил ушедший романтик несколькими минутами раньше. Гость поставил на стол портфель и устало сел в кресло.

– Ваши деньги, Олег Кириллыч. На этом наше сотрудничество должно закончиться.

– Ультиматум? – улыбаясь, спросил старик.

– На меня косо смотрят. Я работаю в открытую. По-другому, к сожалению, нельзя. Такую операцию можно позволить себе один, ну два раза, а мы прем напролом. Двенадцать заходов…

– Ну как мама? Как дети? Все устроились? – Несколько секунд в воздухе стояла тишина.

– Да. Спасибо вам, семья уже на месте, и там все в порядке. Их хорошо приняли и устроили. Я вам благодарен, Олег Кириллович, за родственников, но я пока еще в этой стране и хожу под занесенным топором палача.

– Оформляйте отпуск. С завтрашнего дня. Если ситуация обострится, то рисковать не следует. Всех денег не заработаешь. У вас, кажется, остался последний резерв?

– Да. Несколько пунктов обмена валюты, но они не вытянут крупную сумму. Тысяч пятьдесят. Предел.

– Не думайте обо мне. Я дам эту сумму вам. На дорогу. Обернете деньги и на следующей неделе получаете паспорт с визой. Приедете ко мне в понедельник. Я думаю, к среде вы воссоединитесь с семьей в Израиле и все ваши мучения кончатся.

– Мне уже не верится. Но они и там меня достанут. Слишком крупная сумма фигурирует в обороте.

– Я сделал вам документы на имя Хейфеца Михаила Моисеича. Даже Моссад носа не подточит. У вас остались здесь родственники?

– Слава Богу, все выехали.

– Тогда вы уходите без следов. Возьмите билет на Канарские острова, и пусть ваши сослуживцы увидят его. Отпуск – святое дело. По дороге пересядете на другой самолет с другим паспортом. Вот и все! Вы очень впечатлительны, Миша!

– Нервишки расшалились.

– У страха глаза велики. Возьмите себя в руки. Неделя пролетит быстро, и глазом моргнуть не успеете.

Михаил Бронштейн не уходил с крыльями за спиной, подобно своему предшественнику, но курс лечения помог, и он немного успокоился. У него сложилось впечатление, будто ему сделали анестезию и удалили зуб, но вскоре заморозка отойдет и он вновь почувствует боль. Старик обладал какими-то гипнотическими приемами, и люди уходили от него в таком настроении, которого он добивался.

Проводив гостя, Велихов подошел к телефону и набрал номер. Генерал Боровский побывал у старика два дня назад и получил от него три конверта с цифрами вместо имен. Боровский не вскрывал их. Он знал, что в каждом из них лежит инструкция для убийцы. А киллера он уже нашел. Ему хотелось поскорее начать святое дело в борьбе за справедливость, и каждый конверт жег ему сердце в нагрудном кармане пиджака. Велихов давал ему толчок к действию, и Боровский шел на этот шаг сознательно.

Трубку снял сам генерал.

– Денис Спиридоныч, у меня есть некоторые пожелания. Используйте конверт под номером два.

Велихов положил трубку, подошел к столу и допил свою рюмку с шартрезом. Пройдясь по гостиной, он остановился у окна. На мгновение ему показалось, будто на опушке что-то мелькнуло среди сосен. «Плохой знак, – решил Велихов. – Надо бы вырубить часть леса, слишком близко он прижимается к дому».

Подумав об этом, старик тут же забыл о такой мелочи. Голова шла крутом от забот, рано еще потирать руки.

Состав стоял в загоне. Узкоглазый низкорослый мужчина перескакивал со шпалы на шпалу и считал цистерны. Едва поспевая за энергичным человечком, здоровяк в треухе что-то пытался доказать, трезвоня своим басом над головой мужичка.

– Не тем вы занимаетесь, Рахман Сабирыч. Я уже все пересчитал. Мне бы людей столько, а не вагонов.

– На тебя надейся! Упрут вагон, а ты и не заметишь. Дрыхнешь много. Варлама проспал. Лешке череп прострелили, Генку с платформы срезало. А ты уже пятую ходку делаешь и все еще жив. В сено зарываешься?

– А вам надо, чтобы я непременно сдох? – Здоровяк похлопал по карабину, висевшему на плече. – Если бы названные вами ребята стрелять умели, как я, то, может быть, живыми остались.

Рахман резко остановился и, уперев короткие ручонки в бока, взглянул на собеседника снизу вверх.

– Ты придурок, Куркин! Машинист дает два гудка, когда видит «сотню». Ты набираешь дурачков и выставляешь их на переднюю линию. Хан давно знает эти хитрости. Люди гибнут, а ты их долю себе берешь! Теперь будет по-другому. За каждый пролитый на землю литр спирта платить будешь ты.

– Ага! Банда встретит нас пулеметами и прошьет весь состав. Я и так замучился пробки готовить. Зря ты, Сабирыч, на меня телегу катишь. Подбирай сам людей. Ищи снайперов. Так они тебе и будут за гроши головы свои подставлять.

– Наберу. Нам бы до Москвы живыми доехать.

– Конечно, самое страшное впереди. Через «дугу» проскочить бы, а там чепуха.

– Нет, Куркин. Ты Хана не знаешь. Если у него вновь дело сорвется, он обойдет «дугу» и у перевала засаду устроит. Он только разведку боем провел и понял, что нас слишком мало, и теперь пойдет на риск. Потеря двух десятков всадников для него мелочь, если он возьмет состав.

– Ты, пень косоглазый, меня обвиняешь, что я людей подставляю, а сам больше пяти человек не берешь. А денег себе на армию выписываешь. В первом вагоне под броней сидишь, а я отмазываюсь в дырявом пульмане. Может, плюнуть мне на тебя и уйти в тайгу, зайцев стрелять?!

Рахман усмехнулся.

– Не уйдешь. Жадность не пустит. Ты уже ни на что не пригоден. Из флота списали, из грузчиков выгнали, твое счастье, что карабин еще держать можешь. А то где бы ты по пять косых за рейс брал бы?

– В долларах?

Голос раздался откуда-то сбоку.

– Я спрашиваю – в долларах?

Они увидели двух солдат, сидевших на уложенных в штабель шпалах рядом с составом. Рахман осмотрелся по сторонам. Кроме двух парней, никого вокруг не было.

– А вы куда направляетесь, воины?

– Туда, где много платят, – ответил коренастый паренек с черными погонами.

– И вы все слышали?

– Еще бы. Привыкли орать, чтобы вся Сибирь вас слышала. Либо дело предлагайте, либо мы вас не видели.

Рахман кивнул Куркину. Тот снял с плеча карабин и бросил солдату.

Коренастый паренек спрыгнул с бревен и поймал винтовку.

– А ну-ка покажи, сколько ты стоишь? – ехидно спросил косолапый коротышка.

Чижов передернул затвор, вскинул карабин на плечо и поднял в сторону фонарного столба. Выстрел последовал тут же. Сидевшая на проводах ворона разлетелась в клочья.

– Давненько не видал такой стрельбы, – удивленно протянул Рахман.

– Метров двадцать будет. Ладно, ребятки, вы мне нравитесь.

Чижов вернул карабин хозяину.

– Ну а теперь, папаша, сделай так, чтобы нам понравиться.

– Три тысячи баксов на двоих. Половина сейчас, вторая половина в Москве. Харчи есть.

– Мы тут про какую-то банду слышали.

– За то и деньги платим. Сорок пять цистерн со спиртом через два дня должны быть в Москве. Между Омском и Курганом «железка» идет по Казахстану. Там орудует банда Хана. Две сотни ружей. Здесь за спирт можно много получить. Хан знает наш график.

– Четверо против двух сотен?

– В засаде не больше шестидесяти всадников. Поезд идет на большой скорости. Перестрелка может длиться десять минут. Если они не успеют уцепиться за состав, то отстанут. Важно не подпустить их близко. Полотно проходит по высокой насыпи, им трудно взбираться, и они идут следом, по путям. Кучный огонь по узкому коридору из трех стволов оправдывает себя.

– И все же Хану удавалось отбить спирт?

– Удавалось. Он выставил табун лошадей на дороге и сковал их цепями. Машинист наложил в штаны и остановил состав. Теперь на этом участке я сам встаю за штурвал. Я родился на «железке» в куче угля. Меня кониной не напугаешь.

– Твой поезд шмонают? – спросил Белый.

– Вы дезертиры?

– Можешь так нас называть.

– Эта дорога куплена. Нашему поезду зеленый свет до Москвы заказан. Очень большие люди дают добро на беспрепятственный путь. Никто к нам не суется. Да и шмонать нечего. Первый и последний вагоны числятся как почтовые, а остальное – железные бочки, сами видите.

– Оружие есть?

– Этого добра навалом. Даже минометы и гранаты, но пути подрывать не следует. Есть такая договоренность с руководством. Хан ее тоже соблюдает. Он знает: если взорвет пути, то его банду, как волков, с вертолетов расстреляют. А так война – наше личное дело, лишь бы график поездов не ломали. Здесь каждый сам за себя. Закон – тайга!

– Договорились, Рахман, – сказал Чижов. – Гони первую половину и указывай место дислокации.

Куркин отвел солдат в последний вагон. Оружия здесь хватало. Ящики с маркировкой принадлежали Российской армии. Куркин объяснил, что на Дальнем Востоке можно ракетные установки покупать, только они не пользуются спросом. В нижней части вагона вдоль всего периметра были предусмотрены маскировочные бойницы с фиксированными дверцами – открывай и пали по всем сторонам, а роль буфера играли мешки с песком, которые принимали ответный огонь на себя.

– Не вагон, а крепость, – оглядываясь, сказал Чижов. – Вот только боеприпасы надо в железные ящики уложить. Одна зажигалка, и нет вагона.

– Вагон менять будем. Рахман уже купил надежный, стальной ящик на колесах. Дожить бы.

Куркин перевернул ящик, разложил газеты и нарезал хлеба и сала.

– До Уральского хребта ни грамма. Сухой закон. А там пей сколько влезет. Спирт качественный. Мы его из Китая везем. У Благовещенска перегоняем состав на ту сторону, а получаем обратно уже со спиртом. Все хорошо, но по пути бандитов встречаем больше, чем шпал на дороге.

– Опасная зона, – кивнул Белый.

– Каждый раз я зарекаюсь, что все! Баста! Больше не поеду. Но куда деваться. Четверо детей. В ближайшие годы лучше не станет. Я за одну ходку привожу столько, сколько за пять лет не заработаешь.

– Твое настроение бодрым не назовешь, Куркин, – усмехнулся Чижов, откусывая сало с горбушкой.

– Чего уж там. У нас больше трех ходок никто не выживал, а я в шестую пошел. Сколько веревочка ни вейся, а конец найдется. У Рахмана на шее целый поселок родни висит. В Москве его высоко ценят. Большие люди в эти игры играют. Восемь тысяч верст наш «летучий голландец» через всю страну сквозит, а ни в одном расписании не значится, нет этого поезда в природе.

– Болтливый ты мужик, Куркин, – покачал головой Белый. – Десяти минут не прошло, а ты все карты на стол выложил.

– Надо же выговориться когда-то. Через час в зону Хана въедем. И кто его знает, может, закрою я рот на веки вечные. Ну а тайны тут нет никакой. «Летучий голландец» остановить невозможно.

– Ты прав, Куркин. Мы словно в другую страну попали. В другие времена. Так и жди появления батьки Махно или атамана Семенова. – Белый засмеялся.

– Сумели такую страну в хаос превратить, сумеют на ее обломках новый мир построить.

Куркин раскраснелся, словно кто-то с ним спорил. Он пытался что-то доказать, но говорил сам с собой, забывая о присутствующих. Белому нравился этот русский великан с голубыми добрыми глазами, в глубине которых спряталась обреченность.

Поезд шел на высокой скорости. Последний вагон сильно болтало.

Куркин замолк. Его напряжение передавалось ребятам в солдатских шинелях. Первые выстрелы стали облегчением.

– Бери автоматы и залегай за мешки! Створки поднимай вверх и пали.

Куркин отдал приказ, перекрестился и, схватив автомат, бросился на пол. Пули выбивали щепки из вагона, словно кто-то рубил его на дрова. Белый и Куркин открыли огонь из автоматов, Чижов взял карабин и выставил ствол наружу.

– Главное, не дать им подобраться к вагонам. Здесь поезд описывает дугу и замедляет ход. Бей их, гадов косоглазых!

Чиж отстреливал тех, кто ближе всех подбирался к вагонам.

Всадников было не меньше сотни и стреляли они метко, на полном скаку. Среди общей массы выделялся один наездник на белом коне, которого окружала стена из шести человек на вороных лошадях. Чиж знал законы боя, которые используют азиаты. Без вожака они превращаются в безмозглое стадо, которым невозможно управлять. Но если вести прицельную стрельбу по определенной цели, то он пропустит шального ездока к поезду, а это уже проигрыш. Чижов решил бить по лошадям, выбивая их из-под ног налетчиков. Решение было правильным. Первые три аксакала на вороных конях слетели с лошадей в течение одной минуты. Белого скакуна удалось подбить с двух раз. Всадник перелетел через коня и едва не был затоптан собственной охраной. Все, кто шел позади, тут же повернули назад. Те, кто выскочил вперед, летели по инерции.

– Хана срезали! – заявил Куркин. – Ух ты, мать твою!

Горстка смельчаков в дюжину человек продолжала преследование до тех пор, пока не сократилась вдвое. Бой был выигран за десять минут.

– Черт! Я даже испугаться не успел, – с гордостью заявил Белый.

– Не так страшен черт, как его малюют, – усмехнулся Чижов. – А я думал, Хан – казах.

– А кто же он? – удивился Куркин, вставая на ноги.

– Стопроцентный монгол.

– А его часом не Батый зовут? – спросил Белый.

– Хан, он и есть Хан, – не понял вопроса Куркин.

– Мне говорили, что много монголов ушли в степи Казахстана. Кочуют, воруют скот, лошадей, но чтобы на «железку» выходили, не слыхал.

Куркин взглянул на Чижова.

– Тебя как зовут, паренек?

– Андрей.

– Первозванный. Андрей Спаситель. Ловко ты их подкосил.

– Это тебе урок, Куркин, на следующий заход. Убирай вожака. Азиаты учились воевать у собственных лошадей. Все стадо идет следом за лидером. Они не думают, они повторяют то, что делает главный.

– Буду знать. Только больше я никуда не пойду.

Куркин вытянул руки вперед:

– Видишь, как пальцы трясутся. Хватит.

– Тогда наливай, пора, – предложил Белый.

– Да. Закончим наш обед. Отвлекают.

Сели вокруг ящика. Куркин достал из-под тулупа алюминиевую фляжку.

– Все, хватит, отвоевался.

– Ладно, забудь. – Белый похлопал здоровяка по плечу. – Тебя как звать?

– Куркин.

– А имя есть?

– Вова.

– Разливай, Вова. До Москвы путь долгий, а кошмары остались позади.

– Неужели? – спросил Чижов.

– Во всяком случае, те, что планировались на отрезок от точки А до точки Б.

– Тебе виднее.

Задание было стандартным, без особых выкрутасов, и Сомов оставался спокойным и холодным, как лягушка на листе болотной лилии. Он сидел на подоконнике между шестым и седьмым этажами и думал о предстоящей вечеринке, которую устраивал в честь своего отъезда в Ессентуки. Отдельный кабинет в «Арагви», шашлыки, девочки, вино и ночной поезд. Сомов устал, и зима действовала ему на нервы слякотью и серостью.

Часы показывали четырнадцать ноль одну. Он находился в подъезде больше шести минут, что идет вразрез с инструкцией. К таким мелочам Сомов относился спокойно. Жизнь не вмещается в рамки догм и инструкций, она непредсказуема. У Сомова имелись причины считать себя везунчиком, и он оптимистично смотрел на любые события. Смерть сама знает, когда прийти за тобой, и если тебе суждено умереть от пули, то кирпич не свалится на голову.

К подъезду дома подкатил темно-синий «мерседес». Шофер вышел из машины, обошел ее и открыл заднюю дверцу. Сначала появилась нога, а затем вся туша человека, похожего на старого неуклюжего слона. Он медленно направлялся к дому, держа в руках тяжелый кожаный портфель.

Сомов спрыгнул с подоконника и, спустившись на лестничную клетку шестого этажа, встал возле раздвижных дверей лифта. Мотор подъемника загудел.

Сомов оставался неподвижным. Он ждал человека с портфелем. Скрежет приближающейся кабины нарастал. И вот пришел момент, когда старая несмазанная телега остановилась. Двери разъехались в стороны. Взгляды двух человек встретились. Сомов улыбнулся.

– Добрый день.

Толстяк с портфелем и в старомодной фетровой шляпе не ответил, а лишь коротко кивнул. «Никто не хочет расшаркиваться перед смертью, – подумал Сомов, – а зря. Смерть надо уважать!»

Молодой человек посторонился и позволил солидному господину выйти из кабины. Толстяк свернул влево, к шестьдесят девятой квартире. Сомов прижал ногой раздвижные двери и вынул руку из правого кармана, в которой находился пистолет с глушителем. Толстяк не видел, как черный ствол нацелился в его затылок. Четыре легких хлопка не разбудили бы спящую кошку. Старомодная шляпа отлетела, а лысый череп превратился в кровавый ком. Тяжелая туша повалилась на дверь и начала сползать вниз, оставляя на черной кожаной обивке бурые маслянистые пятна.

Сомов бросил пистолет рядом с телом и вошел в лифт. Двери захлопнулись, подъемник со скрежетом пополз вниз. Сомов стянул с рук тонкие резиновые перчатки и вложил их в пустую пачку из-под сигарет. На площадке первого этажа он надел очки с простыми стеклами и вышел из дома.

Падал мокрый снег, и Сомов поднял воротник куртки. «Мерседес» стоял на месте, а шофер не отрывал глаз от книги. Он любил читать боевики о наемных убийцах.

Настоящий убийца тем временем свернул на дорожку, миновал машину и нырнул в арку. Проходя мимо мусорного контейнера, Сомов оглянулся. Ни души. Он бросил в мусорную кучу очки и мятую пачку из-под сигарет.

В десяти шагах у тротуара стояла белая «шестерка» с грязными номерами. Сомов сел в машину и включил двигатель. В те секунды, пока разогревался двигатель, убийца сорвал с головы черный парик и тонкую полоску усов, приклеенную под носом. Налет кавказской внешности исчез мгновенно с появлением редких рыжих волос и исчезновением грубых черных усов. Наклейки были брошены в пакет и убраны под сиденье.

Машина плавно тронулась с места и направилась к центру города, теряясь в общем потоке движения.

Спустя пятнадцать минут Сомов свернул направо и выскочил на Олимпийский проспект. Три машины ГАИ и десяток нарушителей вели знакомую всем войну. Полосатый жезл мелькнул перед капотом Сомова.

– Сволочи! – рыкнул Сомов.

Он знал маршрут наизусть и мог проехать его с закрытыми глазами.

Он точно знал, что знака здесь не было и они его выставили, чтобы стричь лохов.

Белая «шестерка» остановилась впереди остальных машин, но водитель из автомобиля не вышел. Сомов наблюдал в зеркало заднего вида, как ленивый гаишник, переваливаясь с ноги на ногу, приближался к его «Жигулям». Сомов опустил стекло.

Лейтенант потребовал документы и не реагировал на возмущение водителя. Он делал свою работу, и спорить с ним не имело смысла. Сомов подал права и техталон лейтенанту. Тот ознакомился с бумагами и холодно сказал:

– Пройдите к «форду», там составят протокол. – Гаишник повернулся и направился назад, где стоял вышеназванный автомобиль, унося с собой документы. Сомов ударил кулаком по рулевому колесу Только теперь он понял, что его спокойствие лишь видимый фарс, а на самом деле он уже на грани нервного срыва. Сделав несколько глубоких вдохов, Сомов вышел из машины.

Бодров был контролером с большим стажем и огромным опытом. В свое время он, как и Сомов, работал «подъездником», что не требовало большой квалификации и оплачивалось унизительно низкими ставками. Теперь Бодров поднялся на несколько ступеней вверх и имел право при необходимости ликвидировать ликвидаторов. Сегодняшнее задание ему не нравилось. Бодров имел высокий статус и контролировал снайперов, а тут ему всучили «бродягу». Но когда машина Сомова свернула на запрещающий знак, то Бодров напрягся. Он затормозил за десять метров до поворота и вышел из машины.

Поведение киллера ему стало непонятным. Знак виден издали, при «отходе» риск исключен. Бодров подошел к светофору и увидел вереницу машин и гаишников. Теперь картина прояснилась. Знак на подставке – ловушка для чайников. Но три машины ГАИ слишком много для жидкой кашки. Бодров видел, как остановили машину его подопечного и как к ней направился стригач. В эту секунду требовалось принять решение. Впервые Бодров почувствовал неуверенность.

Когда Сомов вышел из арки, контролер понял, что операция прошла успешно. Бодров стоял на другой стороне улицы больше часа и видел прибытие Сомова и отход. Ничего не говорило о том, что за ним ведут наблюдение. Бригадир выставил пост у соседнего дома. Женщина гуляла с ребенком в садике и наблюдала за подъездом. Чисто. Сигналов тревоги не поступало. Бодров развернулся и поехал следом за Сомовым. Рядом работала видеокамера с широкоугольным объективом, и все машины с их номерами фиксировались на пленке.

Бодров оставался спокойным и продолжал вести Сомова по маршруту отхода. Дважды он передавал его на попечение коллег и срезал углы. Возле Олимпийского проспекта Бодров вновь взял Сомова под свой контроль, и тут Сомов действовал механически и не видел знака, что говорит о его напряжении. В кармане контролера находился пульт дистанционного управления. Стоило ему нажать кнопку, и белая «шестерка» взлетит в воздух. Потеря Сомова ничего не значила для организации, арест Сомова внесет сумятицу в ряды его коллег. Второй провал за месяц – непозволительная роскошь. Но тут был и другой фактор.

Взрыв в центре Москвы насторожит оперативников и всполошит сонное начальство на Петровке. Ход грубый и неуместный. Пока гаишник приближался к белой «шестерке», Бодров не пришел к однозначному решению и медлил. Он видел, как гаишник передал документы водителю «форда» и вышел с жезлом на середину улицы. В ту же минуту из «шестерки» на свет Божий вынырнул Сомов и, озираясь по сторонам, направился к «форду». Теперь взрыв не имел смысла. У контролера не хватило аргументов для принятия решения. А аргумент имелся: если руководство поручило ему контролировать обычную операцию, то для этого имелись веские причины. Бодров и сам удивлялся своему заданию, но следовало не удивляться, а действовать. Его смутил один вопрос: как опера могли вычислить маршрут отхода?

Расчет на смекалку Бодрова себя не оправдал. Когда Сомов подошел к патрульной машине, контролер потерял свои функции и мог лишь выполнять роль обычного наблюдателя – зеваки.

Те, кто готовил операцию с противоположной стороны, действовали методом «снег на голову» и даже не подумали о существовании взрывного устройства. Несколько невинных владельцев «Жигулей» и работников милиции могли взлететь на воздух. Подполковник милиции Ефимов родился в другое время. Он учился воевать у бандитов с газырями на груди черкески и кинжалом на поясе там, где все позволено и все хорошо, если враг повержен, а ты отплясываешь лезгинку на крышке его гроба.

Сомов дождался, когда очередной нарушитель освободит переднее сиденье «форда», и занял его место рядом с водителем в лейтенантских погонах.

Кто-то еще сидел в машине на заднем сиденье, но нарушитель не посмотрел назад.

Капитан устало повернул голову.

– Фамилия!

– Сомов.

Капитан прищурил глаза и внимательно осмотрел сидевшего рядом человека. Он впервые видел наемного убийцу, не киношного, а настоящего. Обычный человек, не зверь, не громила, а так, ни то ни се! За двадцать минут до встречи он и трое его напарников на других машинах прибыли на Олимпийский и выставили привезенный знак на угол проспекта. Десяток машин было остановлено без особых причин, а скорее, для видимости работы. Массовка играла натурально, возмущениям не было предела. Инструкции получали по ходу операции от майора, который разгуливал с жезлом в лейтенантских погонах. Руководил операцией подполковник Ефимов, которого работники управления видели впервые. Поверх мундира Ефимов накинул обычный серый пуховик и застегнул его на одну пуговицу. Сейчас его погоны могли смутить зевак и автомобилистов, они ему понадобятся при задержании преступника. Последним, кто получал от Ефимова инструкции, был безликий очкарик, сидевший на заднем сиденье «форда».

– А главное, не дрейфь, Гоша. Дело пустяшное, а раздуть его можно, как воздушный шар. У тебя все в порядке?

Ефимов постучал по кожаной сумке, стоявшей в ногах очкарика.

– Не беспокойтесь. После операции к вам на кривой козе не подъедешь, знаю я вас, оперативников. Заранее два-три вопроса.

– Валяй, Гоша.

– Первый вопрос напрашивается сам собой. Что вы будете делать, если киллер поедет другой дорогой?

– Наши посты стоят на всем пути следования убийцы, и при малейшем отклонении от курса мы получим сигнал. Но рация молчит, значит, все идет так, как надо. И запомни, Гоша: это интервью ты брал в моем кабинете. Во время нашего разговора позвонил телефон, и я выехал на задержание, а ты увязался за мной. Жертву спасти не удалось, и мы ринулись в погоню. Работники ГАИ при задержании опасного преступника проявили себя как классные профессионалы. – Ефимов подмигнул капитану, который повернул назад голову и слушал сумбурный бред шального подполковника. – Преступник был схвачен здесь, в центре Москвы. Жертв нет.

– Как написать, я соображу, Григорий Михалыч, но у читателя возникнет вопрос: почему вы не спасли жертву, если знали о готовящемся теракте?

А если не знали, то как вам удалось сесть на хвост убийце, который действует как метеор.

– Один ублюдок убил другого ублюдка. И что? Я не хочу спасать жизнь всякой сволочи, чтобы упустить обоих и подвергнуть опасности оперативников. Один убил другого, и его ждет та же участь.

– Вы хотите, чтобы я это напечатал?

– Башку оторву! Ты сам придумай, что тебе кропать на бумаге.

Каждый должен делать свое дело. Помни, Гоша: я могу сделать тебя самым знаменитым репортером Москвы, если ты будешь грамотно подавать мячи. Твою газетенку люди любят читать, а материала у меня на твой век хватит. Бандитов больше, чем милиции, и мы должны восстановить баланс природы в короткие сроки, а то нас настигнет синдром саранчи!

– Я уже вас понял, Григорий Михайлович. Ваш подвиг будет увенчан славой героя. Но есть вопросы, на которые у меня должны быть ответы, иначе мои материалы будут подвергнуты проверке, сомнениями их возведут в ранг сплетен.

Например, почему операцию по задержанию наемного убийцы возглавляет следователь из райотдела.

– Простой вопрос. Участковый преследует преступника не только до границ своего участка, а до задержания. Далее. В нашем производстве находится дело банды убийц, и мы ведем расследование ряда случаев.

– А почему не прокуратура?

– А потому что у нас нет фактов причастности определенных лиц к убийству, и когда мы будем иметь на руках доказательства, то передадим дело в прокуратуру.

– Хитро. Для обывателя сойдет.

– Так и пиши. Сегодняшняя операция – это одна из разработок целой цепи принимаемых мер против организованной преступности. Подполковник Ефимов будет выжигать сорняки общества каленым железом. Так и пиши!

Капитан решил, что операцией командует сумасшедший, но тут же вспомнил, что подразделение ГАИ направлено в распоряжение этого психа согласно директиве из министерства.

– Здорово, Григорий Михалыч! Но для начала надо бы взять преступника, а лозунг мы потом придумаем, – развеселился репортер.

– Вот он! – рявкнул Ефимов.

Все повернули головы влево. Майор-сержант махнул жезлом, и белая «шестерка», включив поворотник, начала прижиматься к обочине.

– Ну вот и порядок! Готовь аппаратуру Операцию начну я сам.

Капитан, подстрахуешь меня. Когда гаденыш сядет на переднее сиденье и отдаст документы, тут я и нарисуюсь.

– Он вооружен? – с опаской спросил репортер.

– За нас ему не платят. Такие избавляются от оружия на месте преступления. Возьмем его, как щенка.

Ефимов вышел из машины и кивнул оперативнику в штатском, чтобы тот подсел к капитану.

Через несколько минут место рядом с водителем занял невзрачный мужичок лет сорока в серой куртке, с худым лицом и бесцветными глазами. Один раз увидел, и не вспомнишь никогда. Таких тысячи и тысячи. Внезапно преступник оглянулся назад, и в одну долю секунды он прозрел. Дверца распахнулась. Ефимов успел сбросить куртку на землю и в мундире подполковника вцепился преступнику в горло. Капитан накинул наручник на левое запястье убийцы и пытался удержать его руку. Яркие вспышки слепили Ефимова, и он крыл семиэтажным матом всех и вся! В две минуты операция была завершена. Убийца был повержен и сломлен.

– Осмотреть округу! – приказал подполковник подоспевшим оперативникам.

Этот приказ надо было отдать до начала операции. Теперь он не имел никакого значения. Контролер видел все, что произошло, и, вернувшись к машине, тут же уехал. Он допустил непростительную промашку, но злился не на себя, а на руководство. Его обязаны были предупредить о возможных неприятностях.

Убийцу пересадили на заднее сиденье, и Ефимов приказал:

– Давай на Петровку, капитан, но сначала дай отбой по рации. Пусть разбегаются, чтобы через минуту на проспекте никого не осталось.

Машина ехала по Цветному бульвару, когда Ефимов вновь открыл рот:

– Ты, щенок, мне еще «спасибо» сказать должен, что я шкуру твою спас. Маскарад устроили, чтобы тебя из машины выманить. – Лицо киллера было спокойным, словно речь шла не о нем.

– Заткнись, трещотка, – буркнул Сомов, – напугал!

– А это мы сейчас увидим! – скрипнул зубами Ефимов. – Тормози, капитан. Приехали.

«Форд» остановился на углу Трубной площади. Из машины вышел репортер, и ему ведено было уйти в сторону, дверца осталась открытой. Ефимов достал табельный пистолет и дал команду:

– Ну, герой, вали отсюда! Давай, гнида, вперед! – Лицо убийцы покраснело и покрылось потом, но он не шевелился.

– Не нагадь на сиденье, за год не проветришь! Вот так, гнида!

Только сам стрелять можешь, а чужой ствол нюхать не любишь?! – Ефимов захлопнул дверцу.

– Вперед, капитан. На Петровке ему язык развяжут. Там уже сидит один умник. Скоро все там будут. Я так решил!

Подполковник как-то странно засмеялся, будто хотел изобразить чудовище. Но капитан милиции, сидевший за рулем, и отпетый убийца в наручниках думали о подполковнике как о страшной личности, и не исключено, что воспринимали его как чудовище.

В Москве стояла сырая погода – лужи, моросящий дождь со снегом, серые тучи и мрачные люди. Однако приезжие с севера улавливали слабый аромат весны, что никак не признавали местные жители.

Рахман сдержал обещание и выплатил солдатам вторую половину гонорара. Когда вагоны загнали в тупик, молчаливый, хмурый и озлобленный Рахман стал веселым и разговорчивым.

– Деньги – это мусор, дорогие мои воины. Вы стоите намного дороже, и я готов вам помочь, но не знаю чем. Когда я попадаю в столицу, а это случается один раз в месяц, меня принимают здесь как шахиншаха! Но удовольствие длится не больше суток-двое, и вновь перегоны, железка, взятки, стрельба. Но я не об этом, мальчики. На данный момент я могу стать вашей золотой рыбкой и выполнить любое ваше желание, но за сутки.

– Нам ничего не надо, – тихо сказал Белый.

Чижов окинул взглядом состав и, щелкнув языком, протянул:

– Обалдеть можно. Дорого, наверное, стоит эта кишка с огненной водой, если с автоматами ее сопровождать надо. А что, Рахман Шахович, почему бы тебе не помочь двум дезертирам? Слабо паспорта сделать?

Рахман ехидно усмехнулся.

– Вечером приходите в казино «Орион», там и решим все ваши проблемы. – Он достал из кармана визитную карточку с адресом и передал Белому.

– Зайдите с черного хода, где стоянка машин, подъезд номер четыре. Покажите эту визитку и попросите вас провести ко мне. А сейчас не теряйте времени и ищите срочное фото. Говорят, в паспортах должны быть фотографии. А одежда у вас есть?

Чижов похлопал по вещмешку

– Запаслись.

– Вечером жду.

Рахман повернулся и быстрой походкой засеменил по шпалам к платформе.

Беглецы переоделись в вагоне и, попрощавшись с Куркиным, ушли. В метро ехали молча, но, выйдя на улицу в центре города, Белый сказал своему спутнику:

– Ну вот, паломник, цель достигнута. Под ногами Москва. Давай дернем по сотке в травиловке, и разбежались. Теперь у каждого свой клубочек.

Зашли в первый же бар, заказали выпивку и сели за столик. После двух рюмок и сигареты Чижов заговорил быстро и отрывисто, будто он провожал человека, поезд тронулся, а он не успел сказать главного.

– Не совладать тебе с этим делом в одиночку, Сергей. Поверь мне, я знаю в таких вещах толк. Засветишься и погоришь. Кроме меня, тебе никто не поможет, я буду на подхвате. Ты шагнул на минное поле без миноискателя. Неоправданный риск. Так цели не достигают.

– Брось, паломник. У тебя есть шанс. Иди и живи так, как хочешь, а моя задача доживать. Меня ждет царство тьмы.

– Когда ты войдешь в тень, я уйду А пока тебе пригодится моя помощь. Мне ведь эта Москва триста лет не нужна. Пару корешей, и все.

– Как знаешь. Собаками травить тебя не стану, хочешь идти – иди.

– С чего начнем?

– В дом свой хочу заглянуть. К соседям. Надо бы узнать, как мать похоронили, да и помянуть ее.

– К соседям я сам зайду, а ты жди где-нибудь неподалеку. У своего дома тебе лучше не светиться.

– Брось! В Москве нас никто не ждет. И уж слишком быстро мы добрались, без семафоров.

– Я так думаю, что во Владивостоке нас точно не ждут. Куда, интересно, двое москвичей пойти могут? В солнечный Магадан?

– Хорошо, иди сам. У рынка есть пельменная. Должно быть, уцелела. Приведи туда нашу соседку. Они дружили с матерью.

Чижов выглядел как студент-первокурсник. Спортивный вид, легкая походка, сумочка через плечо, вязаная шапка.

Дом и подъезд он нашел быстро. Днем во дворе тихо и безлюдно. В старом подъезде пахло мочой, плесенью и штукатуркой. Лифта в доме не предусмотрели, и на четвертый этаж Чижов поднялся, переступая через три ступени. На звонок долго не отвечали, затем послышались шаркающие шаги, дверь скрипнула и приоткрылась.

– Мне бы Марию Матвеевну повидать, – сказал Чижов, увидев в проеме маленькую щуплую старушонку.

– Это я, – удивилась женщина. – А вы кто?

– Я вам привез привет от Сергея Белого. Сына Дарьи Степановны.

Старушонка ахнула и, прикрыв рот ладонью, оглянулась на темный длинный коридор. Перекрестившись, она пробормотала:

– Помилуй Бог! Он же помер.

– Жив он, мамаша. Повидать вас хочет, но сюда ему приходить не с руки.

– Да где же он?

– В забегаловке у рынка.

– Батюшки, как же это! Я же второй год из дома не выхожу. Этажи высокие, ноги не ходят.

– Я вас, мамаша, обратно на руках подниму. Вы дверь-то откройте, я вам помогу.

Белый ерзал на стуле, сидя у окна, и не отрывал глаз от улицы.

Когда он увидел Чижа, в руку которого вцепилась маленькая старушонка в ветхом пальтишке, у него на глаза навернулись слезы. Белый с детства рос сентиментальным ребенком и всю жизнь старался скрывать свои эмоции от посторонних глаз. Покосившись по сторонам, он смахнул рукавом слезы и прокашлялся, выбивая подступивший к горлу ком.

Чижов подвел старушку к столику. Белый встал. Она долго смотрела на него, затем взмахнула руками и, покачав головой, сказала:

– Худой-то какой… Вот Даша не дождалась-то. – Старушка расплакалась, и Сергей усадил ее за стол. Чиж сунул сигарету в рот и вышел на улицу, он не любил таких сцен.

– Слава Богу, вы живы, тетя Маша.

– Как же так, они, стало быть, ее обманули? Так за такой обман под суд отдавать надо. Они же ее в могилу отправили.

– Кто? О ком вы говорите?

– Как кто? Следователь твой.

– Ефимов?

– Мать-то его пороги обивала, все просила помочь. Ну… как это… Чтобы другой суд был.

– На апелляцию.

– Наверное. Ходила, умоляла. Год у его дверей просидела, а он ей и сказал, что, мол, ты помер в тюрьме. У него есть точное подтверждение тому.

Даша-то шагнула в коридор да тут же и скончалась. Прямо у его дверей дух вон вышел. Царствие ей небесное… Ну а я-то знала, куда она ходила. Смотрю, вечер, а ее все нет. Ну а утром я сама в милицию пошла. Там в кабинете еще один мужичишка сидел, все насмехался.

– Капитан Саранцев. Оперативник.

– Бог его знает, но дурной тип. Все улыбался, будто смешного чего увидел. Он мне и говорит: «Кончилась твоя подружка, бабуся. Как узнала, что ее сынок в зоне копыта отбросил, так и все! Сердце не выдержало, тут и окочурилась. В морг ее увезли». Как же, думаю, помер. Сережке всего двадцать годков с небольшим. А он свое твердит. Мол, капитан Ефимов извещение получил.

Ну а мать-то кувырк – и готова. Хотелось мне тогда этому кувырколке грязной тряпкой по морде пройтись, да у самой ноги подкосились. Словом, Дашу всем домом хоронили. Кто сколько смог. Но все по-хорошему, и поминки, и девять дней.

Теперь в ваши комнаты каких-то чучмеков многодетных вселили.

– Где ее похоронили?

– Как где? На Ваганьковском, рядом с отцом твоим. А как же? Первые годочки я ходила за могилой, прибирала, а теперь, поди, бурьяном поросла.

– И никто из моих дружков не мог помочь ей?

– Нет, Сереженька. Кузю я не видала. Слышала, что отец у него помер, профессор, а видеть не видела.

Чиж сдержал обещание и поднял старушку на четвертый этаж на руках.

Легкая как пушинка. Купили цветы, поехали на кладбище, и опять Чижов остался в стороне, ждал дружка у ворот. Он не понимал, что значит «мать», он вырос в инкубаторе, но видел волнение Белого и сердечная боль по каким-то странным каналам передалась ему.

Прикуривая сигарету от сигареты, он неожиданно вздрогнул. Прямо возле его носа, в двух шагах прошли высокие милицейские чины – генерал в папахе и подполковник. Пахнуло водкой. Чижов облегченно вздохнул. Генерал милиции в Москве – дело обычное.

Хорошо, что Белый с подполковником не встретились, а то история бы наша уже кончилась. Но пути Господни неисповедимы.

Спустя десять минут появился Белый. Взяли такси и поехали к Кузе.

И опять Чиж уговорил приятеля подождать его в машине.

Дверь открыла женщина, оставив железную броню на цепочке.

– Могу я Васю Кузьмова повидать?

– Нет, молодой человек. Мы сами его хотели бы повидать. Отправили ему деньги до востребования, а он носу не кажет.

– А кто вы?

– Мы уже пятый год эту квартиру снимаем. Ремонт делать пора, а за чей счет? Он нам не звонит, не приходит, и мы ничего не знаем. Несколько раз открытки с угрозами приходили по почте. Мы вот дверь железную поставили, а где хозяин, понятия не имеем. Может, деньги не пересылать, тогда объявится?

– Хорошая идея. Ну ладно, удачи.

Чиж вышел на улицу, сел в такси и назвал адрес.

– К корешу моему заглянем. Вместе «духов» били на таджикской границе. Проверенный парень. Он нам с жильем поможет. Надо обосноваться, а потом кумекать, что делать и как. Не все так просто, как хотелось бы. Много времени прошло.

Дом Чижов нашел сразу, а квартиру с третьего захода. Дверь открыл хмурый, стриженный бобриком парень. Мускулистое тело обтягивала синяя футболка.

Скуластое лицо не выражало никаких чувств.

– Здорово, Гиббон. Разбудили? – Парень прищурился.

– Здорово, Чиж.

– Узнал.

– А кто, кроме тебя, может знать этот адрес? У меня квартира в другом месте, а здесь сестра жила, если помнишь. Я сюда отсыпаться прихожу перед командировкой.

– Со мной дружок. Впустишь?

Гиббон посторонился, гости прошли в жилище. Однокомнатная клетушка, оборванные обои, два стула, раскладушка, диван в кухне, стол и плита.

Обзор венчала голая лампочка без абажура и бутылка кефира на столе.

Гости сели на диван, а хозяин остался стоять в дверях, подпирая плечом косяк.

– А где сестра?

– В Питере у мужа живет.

– Значит, я тебя случайно застал?

– Повезло. Прямо с нар небось? С жильем туго?

– Догадливый. Досрочно вышел. Самоволка. А насчет маскировочного халата верно думаешь.

– Живи здесь. Мне этот насест не нужен. Сюда никто не придет. Денег дать?

– Есть у нас деньги. Надолго из Москвы?

– Командировки и в Москве есть.

– Из наших кого видишь?

– Карандаша помнишь?

– До сих пор мозоль на спине.

– Да, ты его на своем горбу версты четыре волок. Живой пока. В авторитетах ходит. Ни одна крупная разборка в Москве без него не обходится. Телефон его на стене в коридоре записан. Если что, поможет. Он парень надежный. С другими не виделся.

– У тебя тоже дела идут?

– Все мы гости на этом свете. За завтра не ручаюсь. Ладно, пора мне. Вот ключ.

Гиббон надел свитер, снял с гвоздя куртку и, не прощаясь, вышел за дверь.

– Странный парень.

– Мы с ним в разведку ходили. В прямом смысле. Сейчас я с ним не пошел бы. Видел смерть в его глазах? Либо он ее ищет, либо она за ним ходит. Где Кузю искать будем?

– В «справочное» сходить можно. Фотографии сделать надо, а вечером к Рахману в казино заглянем. Я вот что думаю: а почему бы тебе с Ефимовым не встретиться? Я тебя подстрахую, что он сделает? Под стволом разговорится, и ясность в деле появится.

– С Ефимовым торопиться не будем. Странная история со мной вышла.

Отсидел я полгода. Пахан меня под свое крыло взял – помог старику гангрену стороной обойти. И вот какой-то хмырь на делянке с пером на меня прыгнул.

Блатные перехватили его. В зону он не вернулся. Под сосну угодил, так в протоколе записали. Тогда пахан сказал мне, что контракт на меня был. Я не поверил. Решил, что он хочет меня должником своим по гроб жизни сделать.

Говорил и о том, что маляву на свободу отправили, мол, выполнен контракт.

Теперь я начинаю понимать, что правду говорил пахан. Спас он мне шкуру. Но врагов у меня на воле не было. Кому моя шкура понадобилась? За дружка моего, чей труп на меня повесили, кто-то мстить решил? Наркоманы? Тут большие связи нужны, чтобы кого-то в зоне достать.

– Почему ты вспомнил об этом?

– А потому, что капитан Ефимов мать мою погубил, будучи уверенным, что правду говорит. Мой крестный уверен был, что нет меня на земле. Извещение о смерти домой присылают, а не бывшим следователям. Он дела в суд сдал и забыл обо мне. А тут такая осведомленность. И сроки те же. Слишком много Ефимов знает о том, что делается в зонах Красноярского края. Начинать надо с Кузи. Но где его искать? От кого он прячется?

– Выясним. Москва – город большой, но мелкий, дно здесь хорошо видно. Найдем.

Марго поставила на стол поднос с разлитым в чашки горячим кофе, выдавила из себя подобие улыбки и косо взглянула на хозяина.

– Спасибо, кошечка! – буркнул Князь, не отрывая взгляда от газеты.

Марго тряхнула рыжей копной и направилась к двери. Мопс смотрел ей вслед и восторгался женским совершенством. Когда наложница Князя исчезла в лабиринтах коридора. Мопс перевел взгляд на шефа.

– Что же размяк, Мопс? Продолжай, – с некоторым раздражением сказал Князь.

– Они обвели нас вокруг пальца. Гениальность сыщиков в этой игре отсутствует. Есть четкая информация. Возможно, что вышли на исполнителя в момент получения им задания. Может, чуть позже.

– Почему они не предотвратили катастрофу?

– На весах стоял престиж сыскарей и жизнь чиновника. Газетная шумиха стоит дороже чужой жизни.

– Почему ты думаешь, что они вели стрелка?

– Потому что он в течение нескольких дней отрабатывал маршрут отхода от точки до точки. Только в этом случае они могли знать схему исполнителя и выставить на линии ловушку. Публикация в газете доказывает, что никакой погони, как они хотят это обставить, не было. Взгляните на снимок. – Мопс постучал кривым пальцем по газете. – Подполковник хватает за горло убийцу, ворвавшись в машину с правой стороны, а не с левой, где находится руль. Снимок сделан с заднего сиденья. Репортер был ангажирован с самого начала и не за один день до событий. И наконец, отчет контролера, который подтверждает наши заключения. А вы почитайте статью. Неужели не понятно, чья рука водила пером по бумаге? Репортер – пустышка. Материал выполнен по заказу.

– Ты так думаешь?

– Конечно. Существуют законы видеоряда в уголовной хронике. Должна быть четкая последовательность: жертва – убийца – сыщик! Логическая цепочка событий. Сначала трагедия, затем виновник трагедии ив заключение торжество разума, справедливости, наказания, героизма, победа добра над злом и так далее. А мы видим последнюю фазу без первой. Это говорит о том, что репортер не видел жертву ни живой, ни мертвой. Материал лепился в спешке, и они не успели запросить снимки у экспертов из МВД, что было бы логичней. В итоге вся эта шумиха получилась смазанной и неубедительной. А главное, что они упустили или, лучше сказать, нарушили самое важное и задачу: поимка преступника – это будни. Предупреждение преступления – это подвиг!

– А ты часом не внук железного Феликса?

– Нет, но двенадцать лет в уголовке – хорошая школа.

– Ах да, ты у нас из бывших.

– Все мы из бывших, Игорь Николаич.

– Мы можем допросить репортера?

– Нет смысла. Он пустое место. И потом, такие писаки используют псевдонимы. Не вижу смысла тратить время на его поиски.

– Кого завалили?

– Сомова. Низшая каста, «подъездник». К делу привлекли Худякова, но я его вовремя снял, если помните. Убит чиновник из Министерства путей сообщения, некий Феоктистов. Он жил тихо, телохранителями не прикрывался, сопротивление оказать был неспособен, стар, тяжеловат, соблюдал режим, точно по часам приезжал домой на обед. Работа для первоклашек. Я поставил Сомова.

Незначительная потеря. На счету четыре задания подобной сложности.

– Ладно, забудем о нем.

Князь вынул из стола знакомую папку и раскрыл ее. В центре лежал голубой заклеенный конверт без надписи. Мопс постоянно получал такие конверты, где находились данные на очередную жертву. Обычно Князь не вскрывал их и не интересовался, кому в ближайшее время будут копать могилу, но на этот раз он повел себя странно – захлопнул папку и вновь бросил ее в стол.

– На носу у нас дело, требующее большего внимания, чем предыдущее.

Запоминай, Мопс. Клиент живет на Пятой Парковой. Место тихое, но он использует охрану. Операцию назначишь на восемь тридцать утра, когда он выходит из дома.

Дом номер семь, пятый этаж, квартира справа. Кирпичный пятиэтажный дом. Все они там как братья. Лифта нет. Исполнителю надо сработать так, чтобы он сумел выйти из подъезда и не наткнуться на охрану. Используй Худякова, он, по твоим словам, парень опытный. Пусть несколько дней посмотрит за клиентом и его окружением, но на следующей неделе операция должна быть завершена.

– Задание принято. – Поведение шефа показалось Мопсу странным. Не заподозрил ли он его в провале? – Ну а что вы думаете о предыдущих неудачах? Какие меры предполагаете принять?

Князь ответил уклончиво.

– Я хочу поговорить с Хлыстом. Возможно, он даст определенные директивы. Есть вещи, которые я не хотел бы делать без согласования с руководством. А пока будем работать в прежнем режиме.

Князь взял чашку с остывшим кофе и откинулся на спинку кресла.

Тем же утром Фил просматривал ту же газету Но в статье о героизме подполковника Ефимова усматривал совершенно другой смысл. Его не интересовал милиционер и не беспокоил убийца. Он думал о жертве. Погибший от руки насильника Феоктистов был тем самым партнером Шевцова, который внес третью долю за Издателя. Теперь инициатор подпольной фирмы ушел в мир иной. Кто его туда послал? Шевцов? Или, может быть, Велихов? Ведь это Велихов должен возвращать ему вложенные за него деньги. Феоктистов вложил две доли, разработал план действий и умер. Точнее, погиб. Мавр сделал свое дело, мавр может умереть.

Велихов? А может быть, сговор? Шевцов и Велихов. Нет, слишком сложно. Они враги, а не заговорщики. Кто из них будет следующим? Фила смущал только один факт, говоривший в пользу сговора. Трупы с территории дачи Велихова вывозила машина «Ветеринарная помощь на дому». А этот «уазик» принадлежит людям Шевцова.

Вот тут и думай!

Генерал Боровский купил бутылку водки в палатке по дороге на кладбище. Ефимов приехал чуть раньше и заглянул на рынок, где подобрал скромный букетик из белых гвоздик. Встретились они возле надгробия капитану милиции Ушакову. По выработанной традиции перед деловым разговором стражи закона помянули усопшего оперативника и, проглотив по бутерброду, начали совещание.

– Что скажете о проделанной работе, Денис Спиридоныч?

– Ты как ребенок, Ефимов. Тебя только пулеметной лентой вокруг торса обтянуть и на съемки очередной серии «Неуловимых мстителей» отправить. Серьезную операцию превращаешь в фарс.

– Извините, товарищ генерал, но тут я с вами не согласен. Одно дело, когда мы работаем, а другое дело, когда мы пускаем пыль в глаза Хлысту.

Вы думаете, я такой дурачок и не понимаю, что делаю? Мне нужно, чтобы Хлыст понимал, что за моей спиной стоит сила, а не кучка оперов из райотдела. Он должен понять, что я могу действовать бесконтрольно и мне все спустят с рук.

Прежде чем выработать тактику, я побывал в кабинете Хлыста, и я кое-что смыслю в психологии – четверть века в следственных органах. Хлыст должен понимать, что имеет дело не с примитивным ментом, а с сильным врагом. Только тогда он захочет мира и пойдет на компромиссы и уступки. Надо помнить, что мы не имеем против Хлыста ни одной зацепки и шантажом его не задавишь. Он честный, богатый и влиятельный бизнесмен, исправно платящий налоги в казну. Против такого на бульдозере не попрешь!

– Твои потуги мне понятны, Гриша. Красиво излагаешь, и я не берусь с тобой спорить по части выработанной стратегии. Тут карты в твоих руках. Но надо помнить, что ты не частный детектив из американского триллера, а работник милиции. В министерстве спрашивают: каким образом сотрудник районного отделения милиции узнал о готовящемся покушении на жизнь человека? Каким образом информация залегендированного агента из отдела по борьбе с наркобизнесом попала к милиционеру среднего звена из городской службы? Ведь сообщение о покушении на Феоктистова пришло из казино в министерство, а не в твой вонючий райотдел. Твой спектакль обсуждался на самом верху Я не удивлюсь, если тебя вызовут в управление и потребуют отчета. Каким образом ты вышел на киллера? На этот вопрос у тебя нет ответа. И если они копнут глубже, то узнают, что все сведения о предстоящих терактах ложатся ко мне на стол, а я не даю им хода, и в итоге гибнут люди. В воздухе пахнет жареным. Как ты оправдаешься? Или скажешь, что генерал Боровский затеял крупную игру с картелем киллеров? Мол, Боровский решил перетянуть одеяло на себя и хочет сам стать главным ликвидатором Москвы, а потом и всей страны? И запомни: на данный момент у тебя может быть только одно оправдание – анонимка! Ты получил записку с предупреждением о готовящемся покушении на человека. Времени не оставалось, и ты действовал на свой страх и риск. Анонимку проверить невозможно, даже если тебе не поверят. Из-за подобных выкрутасов мы можем завалить агента, а он нам еще пригодится.

– Может быть, мне самому выйти на агента?

– У меня нет оснований требовать от другого ведомства имена их сотрудников, работающих под особым прикрытием. И ты не пытайся этого делать, даже если влезешь в клан Хлыста. Сегодня поступила новая информация. Я еще с ней не знаком, но меня предупредили, что есть сигнал. Но тебе не следует играть в эту игру. А для тебя пришел другой сигнал. Ты помнишь о нашем разговоре?

У Ефимова заблестели глаза.

– Помню и готов приступить к работе в любую минуту.

– Будь осторожен. Заказчик слишком скуп на сведения о своих врагах, но хорошо и грамотно планирует действия исполнителя. Это облегчает твою работу. Имени мента я не знаю, но у него «Мерседес-320», голубой металлик.

Машина стоит в боксе номер тридцать два в гараже высотного здания на Котельнической набережной. Ты наверняка знаешь этот двор и гараж. Клиент живет в этом доме. В девять утра он выезжает из гаража и едет на Октябрьскую площадь.

В девять тридцать начинается его рабочий день. На этом все. Заказчик считает, что этот отрезок времени самый удобный. Не будем с ним спорить. Ни шофера, ни телохранителей клиент не имеет.

– А может быть, подъезд? Проверенный вариант.

– Дело твое. Но ты не знаешь его в лицо и даже не знаешь номера квартиры. Короче говоря, это твои заморочки.

– Странный заказчик.

– Кто платит, тот и музыку заказывает. Давай-ка выпьем в память о капитане Ушакове, земля ему пухом. Наверняка был достойный мужик! Жаль, что до этих поганых времен не дожил, когда все черви из земли вылезли.

На гранитной плите можно было прочитать, что капитан Ушаков погиб в 1977 году от бандитской пули, выполняя свой долг.

– Мой ровесник, – глухо сказал Ефимов. – Спи спокойно, капитан Ушаков. Мы отомстим за тебя. Ты только не осуждай нас. Новое время – другие методы. Был бы результат!

Выпили. Генерал снял папаху и молча уставился на холодный, засыпанный снегом камень.

Казино «Орион» начинало свою работу в семь часов вечера, и Кот не торопился. К пяти часам он подъехал к дешевому ресторанчику, где в подвале, рядом с раздевалкой, располагался недорогой бар с недорогими шлюхами. В полумраке прокуренного узкого помещения стеной стоял дым. Стойка по левую сторону, столики по правую. На высоких табуретах сидели высокие девочки с длинными ногами и короткими юбками, демонстрируя входившим разноцветные трусики. На появление Кота они не реагировали. Сексуальный самец не снимает телок в чужих барах, у него есть свой гарем. Эти девочки видели мужчин насквозь и знали, кто из них сколько платит.

В углу полутемного помещения за столиком сидел полноватый молодой человек в очках и пил пиво. Дорогой костюм, галстук, ботинки – все говорило о состоятельности милого толстячка, но несколько бесплодных попыток охладили пыл местных жриц любви. Когда к толстяку подошел тип, похожий на сутенера, и уселся рядом, девушки решили, что этот клиент не по женской части, и уткнулись носом в свои коктейли.

– Опаздываете, господин Кошкин.

– Дела, господин Кузьмов, дела.

– Без фамилий.

– Взаимно.

– Где деньги?

– У вас под ногами.

Кузьмов заглянул под столик. Рядом с его вишневым дипломатом стоял точно такой же.

– Хорошо, Котик. А теперь выслушай неприятную новость. В портфеле ты недосчитаешься товара на десять процентов. С сегодняшнего дня он подорожал.

Красивое лицо Кота скривилось в гримасе.

– Ты что, Кузя, спятил? За такие шутки…

– Заткнись. Шлюх своих пугай.

– Ты решил, что меня так просто кинуть?

– Просто, Кот. Ты мной просчитан и пересчитан. Я тебя не боюсь. На прошлой неделе ты поднял цену для своей клиентуры. Теперь ты получаешь ответный упреждающий удар.

– Идиот! Шпионов подсылаешь?

– Наркоманы – народ ненадежный, за четверть дозы мать родную зарежут.

– Пойми, Кузя, я же не хозяин и цены не я поднимаю. Ребятки, которые стоят за моей спиной, родились без чувства юмора, голову свинтят, а потом извинятся. Они Хлыста за человека не считают. Тут дело может плохо кончиться.

– Для тебя, но не для меня. Я монополист. У меня лучший товар в Москве. Если меня уберут, то будете клянчить у азиков туфту по той же цене.

Меня нельзя уничтожить. Со мной можно договориться, но только на моих условиях.

Я не ношу оружия и не трачу денег на охрану. Молись на меня, Кот. Пока я живу, и ты еще дышишь.

– Но кого-то ты боишься, Кузя?

– Нет.

– А для кого я тебе доставал взрывчатку? Забыл? Или ты сам решил сейф в Центральном банке вскрыть. Пять бомб последнего образца. Ты думаешь, мне легко было убедить хозяев, чтобы они дали тебе то, что сами используют в самом крайнем случае?! А ты им такую оплеуху в благодарность! Опомнись, Кузя.

– Я все сказал, господин Кошкин. Через два дня принесешь сюда деньги и получишь недостающие десять процентов. Только так и не иначе. А про бомбы тебе лучше забыть, как я о них забыл.

Кузьмов взял из-под стола портфель и вышел из бара. Кот почувствовал, что фортуна поворачивается к нему спиной. Десять процентов с оборота – это огромные деньги, и их придется отдать.

Хлыст закинул ноги на стеклянную крышку стола и сказал торчащей в двери курчавой голове:

– Пусть зайдет. И найди мне Глухаря.

– Лады, босс.

Голова исчезла, и дверь распахнулась. На пороге возникла щуплая фигурка Колюни. Он снял драповое в елочку пальтишко и, повесив его на вешалку, прошел к столу.

– Рад тебя видеть, Колюня. Что нового? Хочешь мороженого?

– Не откажусь, если есть клубничное. – Хлыст снял трубку внутреннего телефона и дал распоряжение для повара.

– Ничего особенного не произошло. Фотографии беглецов завтра будут у меня. Здесь можно не беспокоиться, я держу руку на пульсе. Хрящ тоскует, сидя на нарах.

– Я надеюсь, ты понимаешь важность этого дела?

– Конечно.

В кабинет постучали, и вошла официантка с серебряным подносом, на котором стояла хрустальная вазочка с лакомством. Очаровательная куколка в едва заметной юбочке продефилировала к столу и, оставив поднос, направилась к двери, жонглируя округлыми бедрами. Хлыст не отрывал взгляда от изящных конечностей в черных чулках со стрелками, в то время как его гость вцепился в хрустальную ножку вазочки и пожирал глазами тертый шоколад и вишню, уложенную на розовых шариках.

«Может быть, парень болен? Импотент или…? – думал Хлыст, глядя на сластену. – Молодой, грамотный, и ни разу не заглядывал в наш бордель. А там есть на что посмотреть, и денег с него не взяли бы. У турецкого султана нет такого выбора. Кот собирал девок со всего бывшего Союза. Некоторые до сих пор числятся в розыске. И свежатина есть, а этот носом не ведет!»

Причмокивая от наслаждения, Колюня продолжал:

– Положение таково, Яков Леонидыч, что вам пора резко встряхнуть руководимое вами предприятие. Вы меня извините, но ваш контроль над некоторыми звеньями снизился, и машину понесло вразнос. Мои подозрения подтвердились. Кот реализует наркотики прямо у вас на глазах. Я знаю схему, по которой он работает. Трогать его не нужно. За ним надо наблюдать. Задача номер один: установить поставщика. Задача номер два: узнать, есть ли у Кота хозяин или он работает на свой страх и риск. Второе менее вероятно. Кот имеет хорошие деньги от казино и борделя. Вряд ли он рискнул бы самостоятельно взять на себя распространение марафета без влиятельного прикрытия.

– Сволочь! – проскрипел зубами Хлыст. – Я эту мразь из помойки вытащил, одел его, обул, человеком сделал.

– Не горячитесь, Яков Леонидыч. Это не рак, и метастазы еще не дали свои корни. Это язва в запущенном состоянии. Нужна диета, и она затянется, но выжигать ее не следует. Надо знать окружение Кота и его ходы. Сам Кот – обычный трус, и в итоге вы его отправите туда, где подобрали. Проверкой займетесь без отлагательств.

– Хорошо. Но у меня не одна язва.

Хлыст достал газету из ящика письменного стола и бросил ее на стол.

– Ты это видел?

– Конечно. Могу сказать, что Князь не оправдал наших надежд.

Второй провал в течение месяца. Люди уйдут от него. Никто не хочет ходить под топором.

– Нельзя все валить на Князя.

– Вот так же вы защищаете себя. Потому что у вас перед глазами маячит Кот, а вы не видите, как он манипулирует руками. Так же не видит Князь, как под его носом разгуливает стукач и отбивает телеграммы на Петровку.

– А может, этот хмырь что-то пронюхал? Сам?

Хлыст ткнул пальцем в снимок Ефимова на первой полосе газеты.

– Он сам об этом скажет. Клоун! Ишь, как выкобенивается. Знать бы, чего он добивается. Юлой крутится и делает кульбиты, но цель не ясна. Одна пыль стоит столбом. Блефует? Хватает шестерок и палит из всех орудий, будто победил преступность в стране. Никакой логики. Если Князь возьмет стукача, то блеф лопнет сам собой. Подполковник шарит в мутной воде. Раков ищет. Хватает головастиков и кричит: «Поймал!» Будьте с ним повнимательнее. Не все те враги, кто по другую сторону баррикад стоит. Может, и он вам сгодится. А почему нет?

Этот мент имеет крышу над головой. Дайте ему высказаться. У вас и без того мало своих людей. Лишний не помешает.

– А не проще купить этого мента?

– Дорого запросит.

– Поставить его к стенке?

– А вот до разборок дело лучше не доводить. Москва – городок тихий, маленький, шума не любит. К тому же команда подполковника разборку устроит в казино. Они придут с автоматами, в бронежилетах, приведут с собой пару урок и здесь же их продырявят, а заодно от казино щепок не оставят. Мэр и население всегда поддержат милицию, а грязные игорные притоны будут клеймить во всех газетах. Мало того, Ефимов на погром приведет съемочную группу с телепередач «Человек и закон», «Совершенно секретно», «Ночной патруль», «Петровка, 38» и десяток репортеров, которые поместят снимки героя на первой полосе утренних газет. Даже если вы будете правы, то ни один суд вам не поможет. Когда власти держат невинного пять лет в тюрьме, а потом узнают, что он ни в чем не виноват, то его освобождают, но суд приговаривает его к пяти годам, которые он отсидел. Власти никогда не несут ответственности за свои преступления. Мы это уже проходили.

– Я учту все твои пожелания, Колюня. Ну а теперь мне пора заняться игорным бизнесом.

Колюня поставил пустую вазочку на поднос и встал. «Почему он не носит очки? – задал себе вопрос Хлыст. – Такие умники с физическими отклонениями обычно имеют большой размер головы и носят очки».

– Резюме сказанному, Яков Леонидыч – бурчал Колюня, надевая пальто. – Наше тихое болото должно зарасти тиной. Кто попадает в него, тот пускает пузыри и исчезает, а вид болота не меняется. Мертвая тишина и покой.

Глухарь дожидался за дверью, когда этот чертов студент сожрет свое мороженое и уберется. «Развел здесь ясли!» – ворчал главный силовик, прохаживаясь по ковру приемной. Как только дверь отворилась и Колюня вышел, Курчавый доложил хозяину о прибытии Глухаря.

– Что случилось, Яша? Ты меня задергал.

– Заткни пасть, дружок. Здесь говорю я. Пускай пену у себя в подвале. Выслушай задание. Твои люди должны взять под наблюдение Кота.

– Кота? – удивился Глухарь.

– Да. Я должен знать о каждом его шаге, о всех его связях. Кто, где, с кем, когда, зачем, почему, во сколько.

– Брось, Яша. Кот всю братву знает. Мне что, сыщика нанимать? Он же хитер, зараза! Скользкий как уж, а моих быков за версту видно.

– Твои проблемы. С этим все. Эшелон прибыл?

– Рахман звонил с вокзала. Поезд в тупике, охрану я выслал. Рахман скоро будет здесь.

– Как добрались?

– Опять чурки налетали. Отмахались. Пара дырок в цистерне – все проблемы.

– Прими его как надо. Этот человек делает большое дело. Отведи его в бордель, пусти к рулетке, если захочет. Короче говоря, не перечь. Из Китая путь долгий, человек устал, а пули над головой выспаться не дают.

– Не мое это дело, Яша, но зря ты чужие ворота охраняешь. Мы с этого спирта ничего не имеем, а задницу свою подставляем по полной программе. В газетке читал? Вчера хлопнули одного железнодорожника в собственном подъезде.

– Знаю. Не суй нос куда не надо. Откусят!

– Поинтересуйся покойничком. Большая шишка. Восточные ветки и перемычки под ним ходили.

– Замри, Глухарь! Чиновники как шашки. Их жрут сотнями, но меньше их не становится. Не наше это дело.

В адресном бюро ответили, что Василий Васильевич Кузьмов вовсе в Москве не проживает. Белый получил удар ниже пояса, и опять от Кузьмова. По его расчетам, трусливый шакал не имел шанса скрыться. Однако после смерти отца никто о Кузе ничего не слыхал. В каждой точке, где был шанс встретить старого дружка, беглому убийце показывали на дверь.

Они стояли на улице как два истукана, и снежные хлопья утяжеляли их шапки.

– Бывает и так, паломник. Лихо преодолели дистанцию с препятствиями, а на финишной прямой споткнулись.

– Так не бывает. Должны быть общие каналы и знакомые. Спросить надо.

– В лоб действовать нельзя. Рекламная кампания по моему возвращению обойдет Москву в один момент. Если Кузя лег в ил, то он обо мне узнает раньше, чем я о нем. Тогда мы его не достанем. Сейчас мы в лучшем положении. Все знают, что меня в зоне замочили, и он спокоен. Если он скрывается, то не от меня.

– А ты уверен, что он в Москве?

– Из Москвы он может уйти на кладбище или в зону. Другого пути нет. Здесь золотая жила, и ключ только у него.

– Может, пришили. Он стоит того.

– Хитер. Не так легко его на шампур нанизать. Он на опасность нюх имеет и опережает противника. Кто-то спугнул его восемь лет назад, и он одним ударом от двух дружков избавился. Классический трюк! И как только у него ума хватило?! Попробуем пойти обходным путем. Все медики знают, что делается в их клане. Поедем в Склиф, там многое услышать можно. Главный разносчик сплетен медиков – это морг. Все мы через него проходим.

Спустя двадцать минут Чижов закрывал нос шарфом и морщился от кошмарных запахов. Он шел следом за Белым и то и дело натыкался на голые синие ноги с номерками, висевшими, как брелки на веревочке.

Белый воспрянул духом, узнав от санитара, что старик Данилыч жив и пьет чай в своей каморке. Морг не лучшее место для общения, но для Данилыча это место оставалось его работой, он провел здесь большую часть жизни и не считал свое ремесло хуже других. Каждый второй врач в Москве знал старика и прошел через его школу. Он учил студентов потрошить покойников и ставить диагнозы.

Старого патологоанатома нашли в его подвальном кабинете, где прямо над головой нависали вентиляционные коробы, коммуникационные трубы, вентили всех диаметров и размеров. Пол и потолок, выложенные кафелем, давно пожелтели, а железные Шкафы со склянками поржавели. Здесь не приходилось говорить об уюте, но широкая улыбка старика сделала тусклую нору светлее и веселее.

– Бог ты мой! Вот таких гостей я не ждал. Сереженька Белый! Самый способный студент профессора Качалова. Курс шалопаев и бездельников, приученных козырять мамиными и папиными фамилиями в качестве иммунитета от вылета из учебного заведения.

– Ну и память у тебя, Данилыч!

Белый толкнул Чижова в сторону табуретки и уселся сам, продолжая трясти руку хозяина апартаментов.

– Ходили слухи, будто тебя отправили в казенный дом. Я не верил, но когда ты перестал ко мне ходить, пришлось задуматься.

– Брось, Данилыч. Все ты знаешь.

– Нет, не знаю. Я же не поверю в то, что ты Женьку Симакова из нагана застрелил в его же доме.

Данилыч скрипнул стулом, откинув назад грузное тело.

– Я не стрелял, Данилыч.

– А я не сомневаюсь. Лидка Симакова все испортила.

– Лидия Петровна? Мать?

– Конечно. Она в шоке находилась. Женьку-то к нам привезли. Я ждал указаний, а ей вожжа под хвост попала: «Не дам вскрывать!» И все тут. Милиция тоже молчит. Даже акта экспертизы не потребовали. Короче говоря, похоронили без вскрытия. Я и акт не успел составить. А я еще тогда сказал, что зря Белого взяли. Он не стрелял.

– Ты видел ранение, Данилыч?

– А то как же. Порохом волосы сожгло. Стреляли под углом в двадцать градусов, точно сказать не берусь, но стреляли снизу. А ты на голову его выше. При вытянутой руке твоя пуля шла бы по прямой, как в тире.

– Понял, Данилыч, но убийца мог сидеть.

– Не мог. Две на то причины имеются. Женьку убили в коридоре у телефона. Там нет ни одного стула, а телефон висячий. Коридорчик больно узкий.

И с бедра убийца не стрелял. Я уже сказал, голову обожгло ему. В упор стреляли, а значит, с вытянутой руки. То ли он звонил кому-то, то ли собирался звонить.

– Мне он звонил. Под прицелом. Как только положил трубку, так в него и выстрелили. Говорил судорожно, заикаясь, будто телеграмму отбивал. Звал меня. Вот я и пришел.

– Ну а теперь как?

– Долго рассказывать. Потом как-нибудь. Ты вот что скажи. Ваську Кузьмова давно не видал?

– Скользкий тип. Он теперь руководит аптечным управлением. Не то московским, не то областным. Импорт, экспорт, транзит. При всех властях эти люди ходили в категории неприкасаемых, как начальники телефонных узлов.

– Лихо взлетел. На ракете таких высот не достигнешь в его-то возрасте. Трон по наследству достался?

– Василий-старший имел три ордена Трудового Красного Знамени.

Профессор, заслуженный человек с кристальным прошлым. Четыре года назад в его деле обнаружили темные пятна. До сих пор не верю в эти басни. Короче говоря, мужик свалился с тяжелым инфарктом. А Васька-младший в ординатуре пристроился, потом на кафедре остался, начальство подсиживал. В итоге трудно понять, кому такая идея пришла в голову, но сыночка решили посадить в папино кресло. Через месяц Кузьмов-старший скончался. Похоже, добили старика. Хоронили с почестями, как маршала, а пока болел, ни одна зараза с пакетом яблок не заглянула.

– А где обосновался Кузя?

– Черт его знает. Он даже на вечера выпускников не ходит. Всех от себя отшил. Ясное дело – шишка.

– Скажи-ка, Данилыч, а про свое предположение, связанное с выстрелом, ты мог бы на бумаге изложить.

– Думаешь, поможет?

– Нет. Для очистки совести. Моей! А то я уже в себе стал сомневаться.

– Могу. Но юридической силы такая бумага иметь не будет.

– Понимаю.

– Хорошо. Зайди через пару дней, а я обмозгую, как и что написать.

– Спасибо, Данилыч.

Старик проводил ребят и наблюдал, как они идут по аллее к выходу.

Один долговязый, другой приземистый, ну прямо Пат и Паташон. Хотел он о многом спросить Сергея, но постеснялся. Какая-то боль затаилась в молодых глазах. Не решился старик теребить старые раны.

Получив фотографии для паспорта, Белый и его напарник поехали в казино «Орион». Сама затея им не очень нравилась, но без документов не проживешь.

Таксист не спрашивал адреса, а привез их на место, будто бывал здесь каждый день. Здание сверкало, как Лас-Вегас в кино. Иномарки облепили светящийся фонарь, как мотыльки.

На карточке значился четвертый подъезд. Они нашли нужную дверь с другой стороны здания, где не мелькали неоновые огни, а горел красный фонарь над железной дверью и сбоку торчала кнопка звонка.

Белый надавил на кнопку, и вскоре щелкнул засов. Дверь приоткрылась, и они увидели бритого мужика с серьгой в ухе. По ширине он не уступал двери. Перемалывая челюстями жвачку, он невнятно спросил:

– Чего надо?

Белый протянул визитную карточку.

– Мы друзья Рахмана. Он нас ждет.

Дверь открылась. Гостей обыскали у входа, и в сопровождении кожаных бритых мальчиков они спустились вниз. Вся обстановка и ее обитатели походили на съемочную площадку. Кирпичные стены лабиринта освещались торчащими в гнездах факелами. Отдельные помещения не имели дверей, а выглядели тупиками в катакомбах. Не зная точного маршрута, здесь нетрудно заблудиться. Белый обратил внимание на то, что они шли по зеленой ковровой дорожке и проходили мимо тех поворотов, где шли стыки с покрытиями другого цвета. Кожаная униформа, бритые головы, оловянные бляхи, грубые сапоги, факелы, закопченный кирпич – все вместе взятое могло произвести впечатление, если к этой игре относиться серьезно.

Белый и Чижов вышли из тайги и, подобно волкам, уходили от охотников. Они не принимали ряженых за силу.

Компания в десяток человек веселилась в кирпичной комнате с железной дверью. Среди пьющих не было людей в коже. Эти ребята имели те же лица, что часто попадаются в зоне. Белый тут же понял, в какую малину они попали. На столе были водка, капуста, грибы, «Беломор». Никаких излишеств и форса.

Когда гостей ввели в помещение, шум затих. Рахман встал из-за стола и воскликнул:

– Вот мои орлы! Молодцы, что пришли.

– Кто это? – спросила хмурая личность, сидевшая рядом с Рахманом.

– Мои друзья, Глухарь. Они Хана с коня срезали. Такие люди дорогого стоят. С армией не поладили. Обеспечь их корочками и пригрей на груди. Каждый из них кучи твоих фраеров стоит.

– Посмотрим, – кивнул Глухарь. – Горбатый! – Из-за стола встал сутулый мужичок с колючими глазками. – Отправь одного к Князю, а второго в «похоронку». Там сегодня недобор. А вечером я подумаю, куда их пристроить.

Горбатый вывел гостей в коридор и захлопнул железную дверь.

– Ладно, кореша. Для начала каждый из вас по одному поручению выполнит, а когда вернетесь, поговорим.

– Послушай, мужичок, – скрипнул зубами Чиж, – мы в вашу малину не суемся. Сделай нам ксивы, и разошлись.

Белый протянул фотографии сутулому распорядителю. Тот криво усмехнулся и сунул снимки в карман.

– На это уйдет два-три дня. А пока подле меня походите.

Он достал пухлый конверт и ручку, надписал его и передал Белому.

– Отвезешь в Сокольники. Москву знаешь?

– Знаю.

– У дома остановят, скажешь, что весточку несешь Князю от хозяина. Они пропустят. А ты, коротышка, поработаешь в «похоронке». В сегодняшней бригаде недочет. Приболел один мальчонка, заменишь его. – Горбатый повернулся к кожаному конвоиру. – Проводи коротышку к Няньке. Пора им в смену заступать.

Впервые за последние дни Чижова и Белого разделили. Человек по кличке Нянька был чем-то похож на Чижова. Невысокий, широкоплечий, с быстрыми нетерпеливыми движениями.

Он встретил новичка с безразличием.

– Надолго тебя к нам? – спросил Нянька, выйдя из лабиринта на улицу.

– Черт его знает.

– Как звать?

– Чиж.

– Не могильное у тебя имя. Ничего, если в нашей бригаде оставят, то назовут Лопатой или Копалой, либо Ломом. Всем уборщикам дают имена инструментов.

Они сели в старенький «жигуленок» и выехали на улицу

– Ну а какие еще бригады есть?

Нянька усмехнулся.

– Я не знаю. Тут любопытным быстро рога обламывают.

– А Глухарь кем командует?

– Быками. Одни стреляют, другие копают, третьи деньги делят. А мы с тобой мусор убираем.

– Хорошо бы в казино попасть.

– Угу! И еще кучу зеленых выиграть. В казино избранные трудятся.

Впрочем, каждый дворник метит в министры. Мне и здесь живется нормально. Я без амбиций. Деньги платят, а чего еще надо? Если попадешь в передрягу, то тебя откупят. Чужим не сдадут, но и свои похоронить могут, если много вопросов задавать будешь.

Машина остановилась у въезда в автобусный парк. Сторож поднял шлагбаум и кивнул водителю.

– А здесь мы что забыли? – спросил Чиж.

– Наш катафалк.

Их ждал старый потрепанный «уазик» с надписью вдоль борта «Ветеринарная помощь на дому». Рядом с водителем имелось второе сиденье, остальное пространство пустовало. В салоне машины пахло хвоей и гнилью.

– И этот шарабан еще бегает? – удивился Чижов, усаживаясь в машину.

– Не машина, а реликвия. Сам утверждать не берусь, но старожилы говорят, что катафалку больше десяти лет и его ни разу не останавливали. Заговоренный!

Нянька сплюнул через левое плечо и включил двигатель. Машина проехала через Марьину рощу в Останкино и к девяти вечера подкатила к подъезду в полутемном дворе, где их поджидал какой-то ханыга в телогрейке и сбитых набок сапогах. Бросив окурок, он подошел к дверце водителя и оголил наполовину пустой рот.

– В бригаде замена. Новичок?

– Хватит болтать, Метла. Сколько?

– Всего один. Хило работают. Упаковал как надо. Целлофанчик постелил и на два мешочка разделил. Интеллигентно и без грязи.

– Тащи. Твоя работа.

Нянька и не думал выходить из машины. Ханыга открыл задние дверцы и ушел в подъезд. Теперь Чиж увидел застеленный еловыми ветками пол салона.

Через минуту на лапник упал первый мешок с чем-то мягким и тяжелым, следом упал второй. Дверцы захлопнулись.

Ханыга что-то хотел сказать, но Нянька тронул машину с места.

– А этого Метлой кличут? – спросил Чиж.

– Слышал ведь. Аккуратный, гад. Ему бы в мясники идти, да не берут. Коровьи туши от его вида шарахаются.

Нянька сунул папиросу в зубы и замолк. Машина, набирая скорость, шла в сторону Ярославского шоссе на выезд из Москвы.

Белый хорошо знал город и легко ориентировался в любом районе. За восемь лет Москва не очень изменилась, вот только все русские названия сменились на иностранные. Магазины назывались шопами или супермаркетами, а по сути оставались тем же самым. Реклама на столбах, афиши и ни малейшей заинтересованности в усталых глазах прохожих.

Старый, привычный плюшевый десант с мешками за плечами переоделся в кожу и волок за собой тележки с клетчатыми сумками. Невиданное количество нищих с вытянутыми руками и бескрайнее море автомобилей с неизвестными именами.

Но Белому все нравилось. Он шел по указанному адресу, словно вырвался на прогулку после долгого постельного режима. Белый нашел нужный дом, будто приходил сюда ежедневно. У подъезда его остановили двое мужичков с широкими плечами и поинтересовались:

– В гости идешь, дружок?

– Угадали. Но не к вам. Конверт к Князю от хозяина несу.

Пришлось показать послание. Курьера передали на попечение следующему охраннику, который поднял его на лифте к нужной квартире. Здесь у подоконника скучала парочка головорезов. Белого обыскали и только после всех формальностей позволили позвонить в дверь.

В квартиру Белого впустил человек рангом выше своих собратьев, такое заключение сделал курьер, заметив след интеллекта, оставленный на его лице по странной случайности. В швейцаре чувствовалась военная выправка, как в породистом адъютанте из министерских кабинетов.

Все двери комнат в богатой квартире оставались открытыми. Белому указали на помещение, где стеной стоял сигаретный дым.

За столом сидел видный мужчина с красивым лицом, но мелкими чертами, будто видишь его с обратной стороны бинокля. В гостевом кресле устроился тип с бульдожьей рожей и мрачным взглядом исподлобья. Белому показалось, что мужик с собачьей мордой ходит с камнем за пазухой и удара от него можно ждать, как только станешь к нему спиной.

Хозяин встал из-за стола и оказался ростом ниже среднего. Обман зрения. «Лучше бы оставался на месте», – подумал курьер.

– У вас конверт? – спросил хозяин. Белый протянул депешу и получил взамен талон, похожий на железнодорожный билет.

– Это подтверждение, – добавил хозяин, видя удивленный взгляд новичка. – Отдайте хозяину.

Белый кивнул и сунул бумажку в карман.

– Вот еще одна заявка, – сказал красивый бодрячок, передавая конверт бульдогомордому. – Уже вторая за сегодняшний день.

– Руководство не терпит простоев, – ответил мужик, не отрывая взгляда от курьера, будто намеревался его укусить.

Белый повернулся к двери, но не смог сделать ни одного шага. Она вошла с подносом в руках, с невозможными апельсиновыми волосами, с изумрудным взглядом, белой кожей и легкими, как у бабочки, движениями. Белый хотел зажмуриться. Такое явление в таком месте. Он не мог оторвать от девушки взгляда, а она даже не посмотрела в его сторону.

Кто-то постучал его по плечу.

– Тебе пора, паренек.

За спиной появилась бульдожья рожа. Только на секунду душа Белого поднялась к облакам и тут же опустилась. Такой вспышки он еще не видели не знал, как назвать странное явление. Мелькнула и исчезла. Он взял себя в руки и направился к выходу.

Он шел к метро и ничего не замечал вокруг себя. Странный призрак все еще стоял перед глазами, и ему в голову не приходило, что он видел живого человека. Но если такие женщины существуют на свете, то вряд ли они способны быть хорошими женами, рожать детей, любить других. Они как дорогое украшение, именная сабля с бриллиантами. Что-то очень ценное и престижное, которое требует ухода и созерцания, но не использования. На нее часами можно смотреть и не отрывать глаз.

Белый улыбнулся. Как несправедлива природа. Почему уродов больше, чем красоты? Ну… Богу богово, а кесарю кесарево!

«Уазик» с надписью «Ветеринарная помощь на дому» подкатил к воротам кладбища, и Нянька дважды нажал на клаксон.

– Вот наша база. Тебе повезло, парень, сегодня одна ездка, а бывает, что за ночь не успеваем.

– Я думал, мы на городскую свалку едем, а тут все по правилам. Сервис.

– А как же. Нам еще ящик выдадут. После нас убирать нечего. Даже следов не остается. Машина – это пропуск, как удостоверение. Приедешь на другой – не пустят, а нас никто не запоминает. Что там ночью видно. Главное – заявка.

– А если нежданчик?

– Бывает. Это называется «казус в бочке». Но у них всегда есть пара ямок в запасе.

Ворота медленно открылись. Нянька включил скорость и, въехав на территорию, свернул налево. Машина шла вдоль забора, освещая фарами белые памятники и черные кресты.

На пути стояла избушка с освещенными окнами.

– Здесь нас круглые сутки ждут.

Нянька сказал правду Из сторожки вышли двое парней, один приблизился к машине.

– Сколько? – крикнул он из темноты.

– Один ящик, две лопаты.

– Двести пятый участок.

– Как скажешь.

Мужики вытащили ящик, сверху которого лежали лопаты. Это был хорошо сколоченный гроб, но без скосов, в виде пенала. Чиж с напарником приняли реквизит и двинулись дальше. В конце аллеи, где кладбище перерастало в пустырь, было вырыто несколько могил. В каждом холмике песка торчала табличка с номером.

Нянька затормозил у двести пятой ямы и вышел из машины. Мешки были положены в ящик, который с помощью веревок попал на дно могилы. Работа заняла пятнадцать минут и кончилась установкой таблички с номером у изголовья, по примеру других могил.

Вытерев рукавом пот с лица. Чиж спросил:

– Тут настоящих покойников хоронят?

– А как же. У нас здесь не так много мест. Конечно, никто не ограничивает нашу контору, ничто не вечно.

– Да, поди так похорони родственничка. Волокиты, денег и нервов угробишь больше, чем сама жизнь стоит. А тут тихо, мирно, без вопросов. Сейчас умер, через час похоронили. И ведь не торопились никуда, а дело сделали без особых усилий и затрат.

– Ну не совсем так. Эти похороны дороже совминовских стоят. За отстрел плати, за уборку плати, за место в этой тишине платить очень много надо. Все кушать хотят, и всем молчать надо. Нам с тобой за каждую ходку по пятьсот баксов отстегивать приходится. Вот ты и прикинь.

– По пять сотен?

– А тебе не сказали?

– Пока нет…

– Теперь знай. А то кто бы тут работал?

– Круто. Сколько же стрелки получают?

– Чирик за выстрел. Не меньше.

– Десять тысяч?

– Конечно.

– Знали бы те, кто в окопах с винтовками ползает. Там стреляют, чтобы выжить самому, а не убить кого-то.

– А ты откуда знаешь?

– Слыхал.

Ни один из обитателей лабиринта не видел в простых заданиях, полученных Чижом и Белым, ничего особенного, но для исполнителей они стали чем-то значительным. Из монотонной зековской жизни они попали в какой-то сюрреалистический мир, где у людей вывернуто мышление наизнанку, где красота и смерть ничего не стоят, где потеряны чувства и хозяйничает демон.

К двенадцати часам ночи Горбатый вновь встретился с новичками.

– Добро, хлопцы. Ну а теперь трошки покалякаем. Жилье есть?

Белый стоял у двери, а Чижов сидел на табурете. Беседа проходила в крохотной каморке размером с ванную комнату. Здесь, как и во всем подвале, стены и потолок были кирпичными, но вместо факела висела одинокая лампа с медным отражателем.

– Машину водить умеете?

– Обижаешь, начальничек! – хихикнул Чиж и изобразил руками, как он крутит рулевое колесо.

– Права вам тоже будут, и машина ждет на стоянке. Работка у меня есть для вас, хлопцы. Деликатная. Хорошо сработаете, не только корочки получите, но и башли. Идем глянем.

Горбатый пошел по красной ковровой дорожке, и через несколько проулков они выбрались к лифту. Кабина подняла их на первый этаж. Здесь находилась кухня ресторана, сновали в разные стороны полуголые официантки, вышибалы в смокингах ждали своего часа, кухарки носились с противнями и гремели посудой.

Горбатый привел новичков в пустую комнату, похожую на небольшой кинозал. Все стены были увешаны цветными мониторами, и каждый квадратный сантиметр трех огромных игровых залов просматривался со всех сторон.

– Через десять минут сюда заступит новая смена соглядатаев и казино встанет на контроль, – зловеще бормотал Горбатый, будто изображал Кощея Бессмертного. – В этой конторе вас никто не знает и не должен знать. Взгляните на этого щеголя.

Он ткнул пальцем в экран, где гарцевал слащавый красавчик перед полной дамой, увешанной побрякушками.

– Его зовут Котом. Он главный администратор казино. Катается на «Вольво-840» черного цвета. Номер «Б 724 НА 77». Этот сосунок решил поработать на свой карман. Глухарь готов помочь вам, если вы, хлопцы, посмотрите за Котом.

Нам нужны его связи. Все, без разбора. Как мы наткнемся на нужные, так дело будет закрыто. И вам хорошо, и нам.

– А за «вольвой» я бегом бегать должен? – спросил Белый, глядя на монитор.

Горбатый достал из жилетного кармана ключи и бросил Чижу.

– Ваш драндулет ждет вас. А сейчас понаблюдайте за этим прохвостом, может, поймете, что к чему.

Горбатый вышел из комнаты, оставив новичков одних.

– Хорошо вляпались, – вздохнул Чиж. – Без паспортов обойдемся. Надо валить отсюда. Теперь у нас тачка есть и денег хватит на первое время. Пошли.

Чижов дернулся к выходу, но Белый продолжал смотреть на экран.

– Ты что, парень, ноги примерзли? Тайга-то позади. – Белый кивнул на монитор.

– Сплошные сюрпризы. Ты знаешь, что может делать мент с его зарплатой в казино?

Чиж приблизился к экрану.

– Мент? Седой в сером костюме?

– Он. Крестный мой, капитан Ефимов. Мольбу наконец услышал, на зов явился. Сытый, самодовольный, красивый. Жирует ублюдок!

Примерно те же мысли застряли в голове Хлыста, когда он наблюдал за Ефимовым через окно своего кабинета.

– Позвать? – переспросила курчавая голова, просунутая в дверную щель.

– Позови. С каждым визитом разгульный мент мне новые сюрпризы преподносит. Послушаем, что он сегодня скажет.

Ефимов не заставил себя долго ждать.

– Чем-то я вам приглянулся, господин Корин. Вы решили сделать ритуалом мой заход в ваш кабинет. Выпишите пропуск и поставьте в дверях компостер.

– Хорошая идея. Я рад, что наше заведение вам приглянулось. Опять получили премию?

– Да, дела идут в гору, и нас государство стимулирует денежными вознаграждениями. Очень много развелось дилетантов, и они попадают в сети. Я убежден, что любая рискованная операция должна делаться профессионалами.

– Вас опять куда-то заносит, подполковник. Похоже на навязчивую идею.

– Я их ловлю, а вы с ними работаете. Сегодня мне везет больше.

– А завтра?

– А завтра я их буду брать пачками. И зря вы смотрите на меня свысока, Корин. Я не тот мент с соломой в голове, как вам напели.

Ефимов указал на газету, забытую на журнальном столике.

– Это же мелюзга. Я таких ковшом экскаватора могу загребать. Таких козлов в старые времена дворники ловили. Сейчас я вынужден на них свое время тратить.

– Конечно. Не по вашим масштабам и возможностям.

Ефимов прищурил глаза.

– Не исключено, господин Корин, что завтра где-нибудь в центре грянет взрыв большой мощности и кто-то разлетится на куски. Возможно, что после таких событий ваш мозг просветлеет. И вот тогда вы вновь меня пригласите к себе. Только я не буду стоять в дверях, а выпью бокал шампанского, если мне понравится ваш тост. До встречи, Корин!

Ефимов показал свой оскал и вышел. Хлыст сел в кресло и уставился на забытую газету с портретами пойманного киллера. Ефимов навязывает ему услуги, а почему он должен отказываться? Прав Колюня, таких надо превращать в союзников, а не дразнить в угоду боссам. В борьбе с Шевцовым даже подполковник может помочь, если у него режутся зубы.

Ефимов может стать новой структурой, скрытой от глаз Шевцова.

Хлыст чувствовал, как Шевцов сдавливает клешни на его шее. В любую секунду хребет не выдержит и треснет.

Чиновник из московской прокуратуры смотрел на Сычева, как на таракана, попавшего ему в суп.

– Сожалею, уважаемый… – Он глянул в удостоверение следователя и продолжил: – Уважаемый Алексей Денисович. Мы не имеем права отмечать ваше командировочное удостоверение и позволять вам проводить самостоятельную работу в столице.

– Все мы ходим под одним Богом. Я готов включиться в работу вашей бригады, если она займется поиском беглецов. Россия – одна территория.

– Зря вы ехали в Москву. Вы же грамотный человек и должны понимать, что прокуратура не занимается погонями и розыском. К тому же у нас нет в производстве дела на названных вами уголовников. Это – типичное дело для МВД. Вам надо было дать им телефонограмму, и все! Милиция объявила бы беглых во всесоюзный розыск.

– Милиция существует, а всесоюзный розыск распался с истреблением Союза. Тут нельзя разводить волокиту и спихивать дело с одного ведомства на другое. Мы идем по горячим следам. Коней не меняют на переправе.

– Не цепляйтесь к словам, Сычев. Вы не хуже меня понимаете, что выданные вам полномочия могут действовать в тайге среди медведей, а не в правовом столичном учреждении. У нас есть законы, уставы, инструкции, и мы обязаны им подчиняться.

Сычев встал, взял со стола свои бумаги и вышел из кабинета. В коридоре у окна его ждал лейтенант Горелов, которому час назад дали тот же ответ на Петровке.

– Ну что, Алексей Денисыч?

– Ничего. Мы им не нравимся. Я слишком стар, ты слишком молод. Не пришлись мы ко двору, Палыч. Займемся частным сыском, провались они все пропадом!

Горелов опешил. Такой деликатный дяденька, и вдруг такие выражения.

– А за жабры не возьмут?

– Возьмут. Я так думаю, что тебе надо двигать домой, Палыч. У нас с тобой даже денег нет, и командировку никто оплачивать не будет. Ты думаешь, мы за пару дней в Москве свою работу выполним? Как бы не так.

– Два дня мы сюда пилили, два дня по тайге шныряли, на след вышли, жизнью рисковали, а теперь домой? Мы же точно знаем, что они здесь. Вы же выяснили, где мать Белого похоронили, мы на кладбище ездили, на могиле целая охапка белых роз лежит. С неба такие цветы одинокой старушке никто не пошлет.

Она сама уже на небе. Белый был на кладбище. Факт.

– А дальше? Какие еще есть следы?

– Сами сказали, работать надо. Черт с ними, с деньгами. Несколько дней на вокзале переспать можно!

Ну что Сычев мог ответить сероглазому мальчишке с разбросанными по щекам веснушками? Что он должен сказать старому служаке Петухову? Вернуться домой как побитый пес, чтобы принять поздравления с уходом на пенсию?

– Ладно, Палыч. Деньги я достану. У меня в Москве остались кореша…

– Это точно! И много тебе надо? – Резкий громогласный баритон как гром прозвучал за спиной спорщиков.

Оба тут же обернулись. В двух шагах стоял высокий статный мужчина в синем генеральском мундире с огромной седой шевелюрой. Именно таким представлял себе Горелов положительного героя. Высокий, голубоглазый, мудрый и справедливый. Ну будто с экрана сошел. Лейтенант уже не сомневался в удаче.

– Смотрю и не перестаю удивляться на старости лет. Мир перевернулся. Мальчишка, лейтенант, читает нотацию старому полковнику, а тот только зенками хлопает. Чудеса! Ну что, Леха, не признал?

– Черт подери, Федька?…

– Он самый. Вот уж не думал увидеть тебя!

Старые приятели обнялись и долго хлопали друг друга по спинам и плечам. Сычев выглядел маленьким и невзрачным в объятиях московского начальника. Горелову стало обидно за земляка. Почему так?

– Ты что это, Леха, в ходоки записался? – Генерал указал на кучу бумаг, которую держал в руках Сычев. – Что-то не заладилось, если речь о крыше над головой идет и о хлебе насущном?

– Нет, Федя, все в порядке. Я вот с коллегой с периферии приехал. Отвык от казенных взглядов на некоторые вещи.

– Ладно, знаю я тебя. Помню я вас, первых правдорубов. Любите вы против ветра… – генерал покосился на лейтенанта, – пи-пи делать. Не врубились в систему, службы не поняли. Ну ты докладывай, что случилось?

– Не у меня. У Петухова. Помнишь?

– Илья?

– Ну да. Он уже дюжину лет колонией руководит. Двое мокрушников с оружием соскочили. Следы в Москву привели.

– Чертовщина. Петух, который секретаря ЦК с бриллиантами брал, в ИТК гниет?

– Ему несоответствие грозит. Уже второе. Надо выручать мужика.

– Ладно, Леша, понял. Зайдем ко мне в кабинет. – О Горелове забыли. Лейтенант остался стоять у окна, наблюдая, как двое пожилых друзей пошли вдоль коридора. Огромная ручища генерала легла на узкое плечо сутуловатого следователя, словно орлиное крыло прикрыло слабых сородичей от хищного противника.

В приемной, возле шкафа с документами, перебирала папки секретарша, прикрытая маской строгости. Заколотые на затылке волосы, ненужные очки с нулевой диоптрией, бесформенное серое платье скрывали под собой кокетливую молодую красотку с изящной фигуркой. Когда из секретарш делают уродин, то уже все знают, кроме самого «гримера», который наивно полагает, что одурачил всех своих сотрудников.

– Лидия Петровна, – обратился к девушке начальник, – вызовите ко мне Корягина. И пусть посидит возле двери, пока я его не приглашу.

– Хорошо, Федор Николаевич, – прожурчал тихий голосок. Мощная рука толкнула дубовую полированную дверь, и друзья вошли в кабинет, где можно было устроить зрительный зал, сцену и, по высоте потолка, бельэтаж и галерку.

Федор Николаевич слыл оригиналом и хранил коньяк в нижней части напольных часов, под маятником. Он выудил бутылку из тайника и достал бумажные стаканчики. Дорогой напиток был разлит в дешевую тару, и хозяин кабинета коротко сказал:

– За встречу! За старую гвардию!

Закусили лимоном, еще выпили, сели на огромный кожаный диван, помолчали.

– Черт знает, что они из страны сделали. Хожу по коридору и наблюдаю, как каждый день таблички на дверях меняют. То один сел, то другой.

Делами не занимаются. Едва успевают их передавать из рук в руки. Работать некогда. Добро бы взяточников и лодырей снимали, ан нет! По спискам метут.

Сегодня с "А" до "Е", а завтра с "Ж" до "М". Вызываю к себе Сидорова, а приходит Иванов. Того уже след простыл. – Генерал махнул рукой.

– Ну а ты, Федор, не трясешься? Или панцирь из золотой звезды защищает? Я смотрю, ты ее уже не носишь.

– Нынче ордена не в почете. Связи нужны. Но если бы не звездочка, то ходил бы я твоим замом по ловле сибирских волков. Сижу здесь как реликвия.

Мебель. Работу не доверяют, но раз в неделю в президиум сажают, когда идет пресс-конференция или иностранцы приезжают. Ветеран! Экспонат! Фуфло, одним словом. Манекен в витрине для ношения мундира.

– Печально слышать. А я-то обрадовался. Свой человек в большие начальники выбился. Жаль, не успели мы свое дело сделать, Федя.

Генерал встал и, подойдя к столу, нажал кнопку селектора.

– Пришел?

– Здесь, Федор Николаевич.

– Впусти.

В дверь постучали, на пороге возникла неуклюжая фигура человека, с которым Сычев не сумел договориться.

– Вот что, Корягин. Оформишь товарищу Сычеву командировку и выпишешь деньги. Корешок мы направим в Красноярскую прокуратуру. Убытки нам возместят. И закажи по моей линии хороший номер в гостинице «Украина». Как исполнишь, доложишь лично мне.

Корягин молчал и дулся, как мыльный пузырь, краснея от каждого последующего слова. Задержись он еще на несколько минут, его лицо приобрело бы вид баклажана, но он успел уйти на стадии томата.

– Круто ты с ним.

– Главное, чтобы успел выполнить все до того, как донос на меня состряпает.

– Врагов себе наживаешь?

– У меня нет врагов. Не успевают ими стать. Что ты думаешь, этот шибздик здесь задержится? Нет. Скоро новая метла придет. Век скоростей. А жалеть не о чем.

Генерал плеснул себе коньяка, выпил и, помолчав, спросил:

– А что, побегушники твои в Москву на гастроли рванули?

– Здешние они.

– Есть наметки или в потемках блуждать будешь?

– Молоды они еще. Биографией не обзавелись, так что круг поиска невелик.

– С делами ознакомился?

– Мне бы на следственные материалы взглянуть. В зоновских папках сплошная чехарда. При Ежове порядка больше было.

– Кто вел дело?

Сычев достал из кармана бумажку и зачитал данные, район, номер, год, имя следователя.

– Хорошо. Это я улажу. Тебе подготовят необходимые материалы, а вечером позвони мне домой и доложи, как устроился. Ну а по поводу паренька твоего с дежурной по этажу договоришься. Там в каждом номере диваны стоят.

– Спасибо, Федя. На такую роскошь я не рассчитывал.

– Ерунда. Ты первый человек, который будет заслуженно пользоваться нашими привилегиями. Ты же работать приехал. Пока бюрократы доносами обменяются, ты уже дело сделаешь.

Спустя час Сычев и его верный сателлит сидели в выделенной им комнате в районной прокуратуре, где им предоставили все архивные материалы по делу Сергея Белого. Дело состояло из четырех томов, и каждый листал выбранную им папку.

– Вот что, Палыч, у тебя глаз свежий, ты лучше меня заметишь погрешности. Если есть сомнения, тут же излагай.

– Есть. Второй раз я возвращаюсь к этому вопросу. Почему вы делаете ставку на Белого? Чижов тоже личность сильная. Он воспитан в жестких условиях к на поводу у других ходить не станет.

– У меня нет готового решения, лейтенант. Но главное не в этом.

Нам нужно понять причину, по которой они решились на скачок.

– Но, глядя на дело Белого, трудно поверить, что он устроил побег.

– Ты смотришь дело восьмилетней давности.

– Однако для Белого срок в зоне – один день. Вся его жизнь – прошлое. А прошлое затуманено. Белый совершил убийство и был взят на месте преступления. У него найдено оружие, которым убили жертву. Тут все понятно. Предварительное следствие вел следователь из районного отделения милиции. Странно, если речь идет об убийстве.

– Зацепка интересная. В некоторых случаях такое бывает. Убийца подписал признание, и дело не передали в прокуратуру. Оно ушло в суд и считалось законченным. Меня не это смущает. В деле отсутствуют свидетели.

Ровная линия без изъянов и погрешностей. Эпизод первый. Внимание. К патрульной машине подбежал неизвестный и заявил, что слышал несколько выстрелов. Бригада из трех милиционеров бросилась к месту происшествия и без особого труда схватила убийцу при полном параде с трупом на руках. Пробел номер один.

Свидетель слышал выстрелы. В доме произведен один выстрел, который оказался смертельным. Второй пробел. Чего ждал Белый? Судя по всему, он наделал много шума и должен уходить. Требуется уточнение: где находился патруль и какое расстояние отделяло его от места преступления? Следующее уточнение: где тот свидетель, который слышал выстрелы, и почему его показания записаны со слов шофера милицейской машины? Таких свидетелей не отпускают. Третье. В доме что, живут глухонемые? Никто ничего не слышал. Ни одного заявления, ни одного очевидца. Опросов не проводилось. Наган – оружие шумное, глушителей к ним не делают, и никто его не находил. В деле упоминается о том, что убитый увлекался наркотиками, и это могло стать истинной причиной разборки. Но факты отсутствуют. В чем же истинная причина убийства? Если студент, мальчишка, любящий свою единственную мать, идет на убийство, то нужны очень веские причины.

– А через восемь лет тот же человек без особых причин уходит в бега из колонии. Не одна ли тут причина? Нерешенный вопрос всей жизни.

– Цицерон, а не Ватсон. Брось философствовать и смотри фактам в лицо.

– Но фактов не хватает, Алексей Денисыч. Эксперты зафиксировали отпечатки пальцев убитого и убийцы. Но куда делись отпечатки матери убитого, которая вела хозяйство?

– Любопытна история с оружием. По признанию Белого, наган принадлежал убитому. Они поругались, Белый вырвал оружие у своего приятеля и убил его. Случайно. Но пуля попала в затылок. Речь не идет о сопротивлении или самозащите. Стреляли с двух шагов, когда хозяин квартиры стоял спиной к убийце.

Белого спасло мягкосердечное признание.

– Или он кого-то прикрывал. – Сычев строго взглянул на помощника.

– Очень опасное заявление, Палыч. Давай-ка в элементарщине разберемся.

– Надо вызвать следователя, который наколбасил чепухи на четыре тома.

– Конечно. Но чтобы не сидеть олухами и не выслушивать продолжение четырехтомника, необходимо иметь обойму точных и уже проверенных вопросов. – Сычев взглянул на папку с делом и продолжил: – Так вот, следователь Ефимов Г.М. – твой оппонент, а не помощник. Он единолично провел расследование от "А" до "Я" и ухитрился обойтись без единого свидетеля, не считая патруля.

– А не зароемся ли мы в этой соломе, Алексей Денисыч? Белый и Чижов вооружены и приехали сюда по срочному делу. Отдыхать отправляются в Сочи, а не в Москву.

– Отдых – дело дорогое. Может, у Белого закрома остались. Если верить намекам Ефимова, то ребята баловались наркотиками.

– О чем вы, Алексей Денисыч?! Вы сами-то вспомните, какие деньги были семь лет назад? Если убийство не часть плана, то вряд ли он успел заготовить золотую кубышку на черный день.

– Ну а почему мы не можем предположить спланированное убийство, если можем рассуждать о наркотиках и о том, что был в деле третий, которого Белый прикрывал? Иногда фантазии приводят к неожиданным решениям.

– Тут есть одна деталь, о которой надо помнить. Белый не стал бы прикрывать убийцу – Скажите пожалуйста. Чем вы это мотивируете, мистер Пинкертон?

– Он не оставил бы мать одну без помощи. Помните, подполковник Петухов говорил, что Белый сделал попытку побега, когда она умерла. А кладбище?

Мы с вами утром видели живые розы. Сейчас зима. Если Белый пошел на убийство, то делал это сам и никого не прикрывал. Вот только трудно в это поверить.

Студент выпускного курса медицинского института и умышленное хладнокровное убийство.

– А выстрел в затылок?

– Не уверен.

– У, брат, куда тебя повело. Да так Белый у тебя совсем Белым станет. А в зоне его Черным, между прочим, прозвали. На факты опираться надо, Палыч.

– Где же их взять спустя восемь лет?

– А ты их искал? Нет. С этого и начнем. А то тебя в дебри заносит.

Ну-ка найди адресок, где убийство совершено. -Горелов почесал рыжий затылок и тихо сказал:

– Иногда фантазии приводят к неожиданным решениям. Ваши слова, Алексей Денисыч.