Погашено кровью

Глава V

Ефимов считал, что опыт приходит в процессе работы, главное – цель и стремление к ее достижению. Он принял на ночь снотворное, чтобы заснуть, и в шесть утра чувствовал, как тяжелы его ноги и как шумит голова. Маленький просчет, но уже опыт.

Домочадцы крепко спали, когда подполковник выпил кофе и ушел из дома. Он умел брать себя в руки, привык к самодисциплине и хорошо понимал поставленные перед собой задачи.

В семь утра он поставил свою машину у ворот на набережной и не стал заезжать во двор. Здесь ночевало много дешевых и неприглядных авто, и старенькая «Волга» подполковника хорошо вписалась в общий ряд. Ефимов снял дубленку, под которой был надет комбинезон, открыл багажник, положил в него верхнюю одежду, а взамен вынул ящик с инструментами и телогрейку. Когда Ефимов проходил через арку во двор, он выглядел самым серым, невзрачным слесарем, которого никто никогда не вспомнит. Седые волосы он испачкал копиркой и временно превратился в брюнета. Синий грязный берет и очки завершали туалет.

Во дворе было темно и пусто. В окнах многоместного гаража тускло горел дежурный свет. Ворота здесь не закрывались. Они были раздвинуты на ширину плеч среднего мужчины и скованы массивной цепью с висячим замком. Людей здесь не боялись, ценность имели только машины.

Чем занимается сторож, Ефимов не знал, но когда приходил сюда на разведку, видел, как тот разговаривал по телефону. Аппарат стоит на столе в стеклянной будке, а будка расположена в десяти шагах от ворот, к тому же возле телефона горит настольная лампа, и если зайти внутрь, то все пространство за стеклом будет выглядеть черным полем. Ефимов достал из кармана сотовый телефон, который реквизировал при обыске, и набрал нужный номер. Когда он подошел к проходу, то услышал, как где-то тихо и глухо раздаются тягучие звонки. Когда в трубке послышался щелчок, Ефимов пригнулся и прошмыгнул в гараж. Он видел, как высокая сутуловатая фигура сторожа в меховой безрукавке пытается докричаться до абонента по ту сторону провода.

Ефимов проскочил освещенный участок и углубился внутрь гаража. В помещении горела каждая пятая лампа. Машины тихо дремали в своих стойлах по обеим сторонам ангара, над которым расположился уютный скверик. Владельцы железных мустангов еще нежились под своими пуховыми одеялами, и Ефимов шел к своей цели, не опасаясь неожиданной встречи с лишним свидетелем.

Нужная ему машина стояла на своем месте, чистая, блестящая, комфортабельная. Ефимов осмотрелся, лег на спину и, перебирая лопатками, прополз под низкий кузов. Бомба была примагничена к днищу машины и включена. На черном корпусе мигнула крошечная лампочка. Ефимов выполз наружу и сел на корточки. Все шло слишком легко и гладко, и подполковнику это не нравилось.

Устроившись между машинами, он выжидал время. В восемь часов рассвело. В гараже выключили свет, значит, пришел сменщик ночного сторожа. Где-то заработал двигатель, ангар начал, просыпаться. В половине девятого по проходу началось активное движение, в гараже стоял гул работавших моторов, слышались мужские голоса. Ефимов поднялся в полный рост, взял ящик с инструментами и вышел в проход. Когда он добрался до ворот, то увидел, как сторож что-то доказывает уборщице, а та размахивает пустым ведром и кудахчет ему в ответ визгливым голоском.

Ефимов ускорил шаг и вышел на улицу, словно был невидимкой. Такая беспечность окружающих его беспокоила. Но он понимал, что этим людям не о чем волноваться. За историю существования знаменитой высотки, кроме наглых цыган, никто не решался идти на грабежи и разбои. Местные обыватели привыкли к покою и тихому однообразию. К тому же в доме жили многие высокие чины из отставников бывшего НКВД.

Ефимов пересек двор и зашел в дом напротив ворот. Кодовые замки были сломаны в большинстве подъездов, и никого такие мелочи не интересовали.

Ефимов поднялся на четвертый этаж и разложил на подоконнике инструменты, изображая сантехника, которого интересует отопительная батарея.

Стрелки приближались к девяти часам. Как хорошо иметь дело с пунктуальными людьми. Он смотрел в окно, наблюдая за каждым входившим в гараж мужчиной. Он не видел лица жертвы и понимал, что уже не увидит, если только его портрет не поместят в газетах.

Этажом выше открылась дверь квартиры. Ефимов взял газовый ключ и пару раз ударил им по трубе. Но даже этим он не привлек к себе внимания, жилец уехал вниз на лифте.

Ровно в девять подполковник достал из кармана черную коробочку, выдернул из нее антенну и перевел тумблер с «OFF» на «ON». На дистанционном управлении загорелся зеленый огонек, Ефимов положил палец на красную кнопку и не отрывал взгляда от гаражных ворот. Напряжение росло с невероятной силой.

Руки занемели, сжимая черную коробку бульдожьей хваткой. В эту секунду он уже не мог отступить, даже если на него набросились бы оперативники. Все произошло в долю секунды. Из ворот выскочил темно-синий «мерседес», Ефимов нажал кнопку, и тут же раздался оглушительный взрыв. Где-то посыпались стекла. Подполковник бросился на пол и замер. В течение минуты он не в силах был пошевелиться, пачкая лицо о грязный кафель. Захлопали двери, заработал лифт, послышались крики, собиралась толпа, кто-то тащил шланг из гаража, включили воду. Несколько зевак попали под шальную струю воды.

Ефимов сунул дистанционное управление под батарею, поднялся, взял свой чемоданчик и спустился. В сторону пожара он смотреть не мог, и он был единственным человеком, который выходил из арки, а не вбегал во двор.

Ефимов торопился, через полчаса у него оперативка, которую он должен проводить сам, а ему необходимо успеть переодеться и вымыть голову.

Ефимов не позволял себе опаздывать. Дисциплина есть дисциплина.

Несколько лет назад прошла эпидемия убийств сотрудников Комитета госбезопасности. Ребята занимались крупными акулами в области валютных операций. Двоих офицеров убили через дверные глазки, и железная дверь не спасла. Пуля пробивала стекляшку, впивалась в глаз и выходила из затылка.

Тогда еще наемные убийцы работали с чувством достоинства и не поджидали своих жертв в подъездах. Фил в то время еще работал в органах и очень хорошо помнил эту историю. Через глазок убивали тех, кто жил в квартире один, и никто другой не мог подойти к двери. Фил жил один. Самой большой его слабостью были женщины, но сами они к нему не приходили, он привозил их с собой и предпочитал проституток, с которыми нет возни. За деньги мелкие мотыльки делали все, что он хотел, а когда уставал, выставлял их за дверь. Ни цветов, ни красивых слов, ни лишних вопросов. Друзья, а точнее коллеги, звонили по телефону и договаривались о встрече в нейтральной зоне. Этим длинным вступлением мы хотим подчеркнуть лишь одну мысль: Фил никогда не подходил к двери и не открывал ее на настойчивые звонки. Те, кому он нужен, могут позвонить ему по телефону.

Сегодня день строился неудачно. Он собрался идти в магазин и в тот момент, когда открыл дверь, увидел человека с протянутой к звонку рукой.

Удивительная синхронность.

В дальнейшем Фил пришел к выводу, что его ждали и, возможно, долго ждали. Человек знал, что звонить бесполезно.

– Вы ко мне? – растерялся Фил.

– Да, если вы Филипп Макарович Трошин.

– А вы, позвольте, кто?

Фил надавил каблуком на дверь, и замок щелкнул за его спиной. Они остались стоять на лестничной площадке.

– Вы напрасно беспокоитесь, я не набиваюсь к вам в гости. Мы можем поговорить на улице. Если вы торопитесь, я вас провожу, у меня вагон времени.

– Кто вы?

– Капитан Данилов Иван Валерьянович.

Мужчина предъявил удостоверение ФСБ, управление Алтайского края.

Фил осмотрел неизвестного гостя. Высокий, коренастый, эдакий таежный медведь с обветренным, изрытым оспинами лицом. Бесцветные стальные глаза. Голова, нос, рот – все преувеличено и грубовато слеплено. От капитана пахло мужским одеколоном и свежим кремом для обуви.

– Что вас привело ко мне? Какое-нибудь старое дело?

– Что называть старым? Думаю, дело свежее.

– Хорошо. Расскажете по дороге.

Фил начал спускаться по лестнице. Он заметил, что кабины с лифтом на его этаже не было, а это значит, человек поднялся на этаж не в ту минуту, когда Фил вышел из квартиры. Трудно поверить, что кому-то взбредет в голову подниматься на шестой этаж пешком.

– Странно. Мы с вами, очевидно, ровесники, Филипп Макарович, должны были в одно время заканчивать Академию КГБ, но я вас не помню. Я ведь тоже когда-то был москвичом.

– Я не заканчивал Академию. У меня диплом Института международных отношений.

– Но это прямой путь в разведку.

– Тут были свои сложности. Впрочем, моя персона не предмет обсуждения. Вы же не журналист, а комитетчик. Выкладывайте.

Они вышли из подъезда на улицу, и Фил с облегчением вздохнул.

– Мы получили от вас задание.

– От меня?

– Конечно. Это вы давали запросы в Челябинск, Свердловск, Барнаул и Красноярск. Наша бригада приняла вашу заявку. Вас интересует некто Хрящ. Так?

– Хватит вилять, капитан. Излагайте мысль четко и ясно.

– Звучит как приказ. Но я еще капитан, а вы уже не майор. Ладно. Прелюдии в сторону. Мы проделали серьезную работу и узнали, что интересующий вас объект отбывает срок в ИТК-13 Красноярского края. Необходимые данные мы отправили вам по факсу и получили ответ такого содержания: «Как и каким образом возможно достать Хряща в колонии, выбить его из-за колючки и доставить в Москву в работоспособном состоянии?» И хочу вам напомнить о ваших рекомендациях об «утке» по поводу обмена долларов США в трехмесячный срок. Мы все сделали. И вы не можете этого не знать, так как получили наш факс. Вы очень внимательно следили за нашей операцией с газетной статьей, отправленной в зону, и жаждали крови! Все ваши запросы и указания остались в документах. Или у вас наступила внезапная амнезия? Операция по изъятию Хряща из зоны проходила в несколько этапов с подстраховкой. Скажу сразу: очень больших денег нам стоил план побега и сроки его осуществления. Операция, задуманная Хрящом, выглядела неординарно и дерзко. Трудно поверить, что план составлял стандартный уголовник. Одна из важных деталей состояла в том, что в тайге их ждал проводник. Один из вольнонаемных, бывший зек. Это звено в цепочке нам казалось самым слабым, и мы заменили урку на своего человека, который должен был направить Хряща в капкан.

Облава в тайге себя не оправдывала. Пришлось бы Хряща тащить на себе до поселка сквозь непроходимый дремучий лес. Истинный капкан мы устроили в поселке. Надо сказать, что у нас имелись незначительные просчеты, но в целом операция выглядела убедительно и надежно. Но вот казус…

– Ну хватит! – оборвал капитана Фил. – Все это бред! Послушайте, что я вам скажу. Вся эта суета меня не касается. Кто угодно, но только не мы с вами должны были встречаться. Вам никто такого задания не давал! Запрос – это не задание. Вы сами затеяли свою игру. Я вас первый раз вижу и слышу. Никаких переговоров я с вами не вел, людей не тревожил и контрактов не заключал. Это понятно?

Лицо капитана покраснело.

– Мне все понятно, а вам нет. Делаем раскладку для слишком умных.

В гробу я видал эту Москву. Мне и в Сибири живется нормально. Но в тайге от рук бандитов погибает мой старый друг. Такой же майор, как вы, так же выставленный за дверь ни за что ни про что! Только вы живы, а он мертв и оставил двоих сирот семи и двенадцати лет на попечении безработной матери. Многие из нас сейчас по российским лесам с оружием в руках в поисках хлеба насущного бродят. Но есть люди, которые не способны на грязную работу и которым офицерская честь еще дорога. Саша Сизов взялся за вашу работу и считал ее полезной. За это нашей бригаде было обещано хорошее вознаграждение плюс оплата издержек и личных затрат. Во время операции Сизова убивают. Из колонии ушли другие бандиты. Хрящ перестраховался, либо был предупрежден, либо проверял тропу. Такой план дважды не сработает. Зеки ушли. Ниточка потянулась в Москву. Возможно, Хрящ выслал курьеров. Но мы это установим. Смерть своих друзей мы не прощаем. И работу начатую привыкли заканчивать. Теперь я заменил погибшего. Мне нужны дальнейшие инструкции. Я приезжаю в Москву, иду в ваш штаб по адресу, с которым мы вели переписку и обменивались факсами, а там мне говорят, что господин Трошин носа в свою контору не кажет около двух месяцев. И вообще ходят слухи, будто Трошин сам, в одиночку, занимается этим делом. Причина? Слишком большой куш лежит на кону. Чуть ли не три миллиона долларов!

Фил вздрогнул. Эта фраза просвистела в воздухе, как свист кнута.

– Зря вы так. Или вы и впрямь думаете, что, кроме вас, в контрразведке одни дураки работают?

Фил остановился у подземного перехода и, резко обернувшись, спросил:

– Чего вы хотите? Лекции я и сам читать умею.

– Ничего. Я должен скорректировать задание и выполнить его. За работу нам полагается вознаграждение. Сказали "А", имейте мужество сказать "Б".

У меня разработан канал, по которому я сам сумею вытащить Хряща из берлоги и доставлю его в Москву в любом виде.

– Он мне не нужен, капитан. Хороша ложка к обеду. Хрящ знал, где лежат деньги, и в этом был смысл его поисков. Я не придумываю работу из головы, я выполняю задания заказчиков. Что касается дела Хряща, то заказчик нашел свои деньги при помощи других людей, а нам дал отбой. Работа не выполнена в отведенные сроки, и ни о каких гонорарах и речи быть не может. Вы со своей командой, мягко говоря, облажались. Мне жаль вашего кореша, но вы знали, на что идете. Пора привыкнуть, капитан, к опасности, риску и пулям.

– Странно! Как с вами люди могли работать? Мне их жаль. Они ходят по лезвию бритвы.

– Это все?

– Хорошо, господин Трошин. Если от вас отказались наниматели, то я соглашусь с вашими доводами. Но если вы думаете, что капитаны глупее отставных майоров, то нашим дорожкам суждено еще раз перехлестнуться. Дорого вам эта встреча будет стоить.

Сибиряк поправил бобровую шапку и направился к автобусной остановке.

Фил сделал несколько кругов по бульвару и вернулся домой. Не снимая пальто, он рухнул на диван и, положив руки за голову, уставился в потолок.

Это был хороший отрезвляющий душ. Пришло время подвести некоторые итоги. Результаты имели плачевный вид, и чаша весов склонялась к неудачам в большей степени, чем к удачам. Недооценка противника, не правильное распределение сил, ошибочные выводы всегда приводили к провалам. Большой удачей Фила, как он считал сам, был перехват Гнома, единственного человека, кроме Хряща, точно знавшего местонахождение тайника.

Главным соперником в поисках денег оставался Хлыст, человек, проваливший задание Шевцова и попавший в немилость своего хозяина. Четыре вылазки в лес на лыжах в район возможных поисков с Гномом ни к чему не привели.

Гном не способен опознать местность и найти нужные приметы. Придется ждать минимум два месяца, пока сойдет снег и лес обнажится. Два месяца очень большой срок, и его нужно прожить. Главная помеха – возвращение Хряща. Оно маловероятно, и теперь Фил в этом не сомневался.

Фил был убежден, что люди Хлыста наблюдают за ним, и вел себя очень осторожно, но тут он получает главный удар с той стороны, от которой не ожидал опасностей. Появился еще один враг, которого нельзя сбрасывать со счетов. Это его сотрудники. Нужно иметь большой зуб на своего товарища по опасному делу, чтобы выложить залетному сибирскому медведю адресок с предосторожностями и инструкциями. Мальчики знают больше, чем нужно. Скорее всего, не Хлыст, а они вели за ним наблюдение. Ребята знают цифру «три миллиона», и это говорит о том, что они серьезно занимались вопросом. Они сказали о деньгах сибиряку, и это становится предупреждением Филу. Либо он должен принять их в дело, либо они сами вычеркнут его из списка претендентов.

Один Фил против троих опытных сыскарей ничего не сделает, а тут еще Хлыст со своей бандой под ногами путается.

Уцелеть в течение двух месяцев до предполагаемого отхода с добычей – значит считать себя умнее других. Выйти из воды сухим очень трудно. Но Фил решил, что два месяца ожидания могут сыграть и положительную роль. Никто не сможет додуматься, что Фил бездействует из-за того, что в лесу лежит снег.

Необходимо выйти на свет и дать понять всем претендентам на сокровища, что Фил в этой игре не участвует. Забытая история.

Но как же он мог бросить свою команду, два месяца не показывать носа, забыть о них и увлечься мнимым противником в лице Хлыста? Глупо и бездарно! То-то они ему даже не позвонили на прошлой неделе, когда у Фила был день рождения. А он радовался, что на водку тратиться не придется. Дурак!

Фил вскочил и вышел из дома. Через тридцать минут он подъезжал к Котельнической набережной. Фил видел только один способ законсервировать ситуацию на сегодняшнем уровне. Нужна хорошая инъекция веселящего газа, нужно переставить локомотив на новые рельсы и увести соперников в другую сторону.

Идеальный вариант – пуск локомотива под откос. Партизанщина. Примитивная партизанщина, прикрытая лопухом и мелкими цветочками.

У высотки Фил вышел и сделал два телефонных звонка из автомата, оба удачных. Генерал Скворцов согласился его принять, а его команда согласилась прибыть в штаб к восемнадцати часам вечера. Пора поиграть в активность. Он чувствовал холодность в разговоре, но они согласились на встречу, а значит, решили, будто их предупреждение через сибиряка сработало. Отлично. Пусть считают себя победителями на первом этапе. Теперь важно убедить Скворцова в своей правоте. Никто в команде Фила не подозревал, что работу давал им старый генерал Скворцов. Принято было считать, что клиентов выискивал Фил. Теперь это обстоятельство сыграло плохую роль, но команда продолжала считать его лидером, а это важно.

Скворцов любил тень, как папоротник. Он имел дела только с руководителями групп, но хорошо знал состав всей команды. У генерала не было любимчиков, он заботился обо всех офицерах, вышвырнутых из Комитета раньше времени. Человек, который начинал свою карьеру при Ежове, когда кругом были только враги, не мог кого-то любить. Времена изменились. Теперь хмурый старик имел свою личную картотеку, архив, компромат и груду уникальных документов.

Начало коллекции положил секретный архив Берии, который Скворцов сумел вывезти с его дачи в день ареста своего шефа.

Теперь бывший генерал имел большое доверие среди самых богатых и влиятельных людей страны. Это Скворцов сумел организовать свыше сорока оперативных групп, подобных команде Фила, и всех обеспечивал заработком. Старик принимал у себя одного из крупных коммерсантов или политиков, вникал в трудности щекотливого характера его дела и обещал помочь за определенное вознаграждение. Гонорар получали ребята из группы, которая занималась расследованием. Старику перепадало десять процентов за посредничество. Но любой посетитель не подозревал, что тут же попадал под «колпак» старика, и его карточка появлялась в море других бумажек с компроматами.

Просьбы и работа были разными – от слежки за неверными женами до расследования убийств, когда трупы хоронили без гробов в лесу, а не на кладбище.

Фил прошел пешком двести метров и свернул в арку. В тихом дворе сегодня было странное оживление. В углу возле гаражных ворот стоял обгоревший «мерседес». На мокром снегу валялись осколки стекол, группы дворовых старух судачили о чем-то, размахивали руками и заговорщически шептались.

Фил не интересовался тайными историями, терактами, обгоревшими машинами и сплетнями. Он миновал кучку стекол и вошел в один из подъездов левого крыла здания.

Без приглашения и предварительной договоренности здесь никого не принимали. Дверь открывал Герасим. Так хозяин звал своего немого слугу. Ходили слухи, будто Герасим, чье настоящее имя оставалось тайной, когда-то вел допросы в застенках Лубянки, и язык ему отрезали, чтобы не болтал лишнего. Здоровяк и вправду походил на тургеневского героя с тоскливым жалостливым взглядом и крутыми плечами.

Герасим проводил Фила в кабинет. Генерал сидел у окна и читал какую-то бумагу из папки, которая лежала у него на коленях. Рядом на старинном резном столе стоял длинный узкий ящик с карточками, временно выдвинутый из дубового бюро. Любой архив спецслужб мог бы позавидовать коллекции бывшего генерала НКВД и КГБ. Любая бумажка из сотен тысяч, хранившихся здесь, имела гриф «совершенно секретно».

Увидев Трошина, Скворцов улыбнулся и с гордостью школьника, получившего пятерку, сказал:

– Вчера я сделал одного периферийного политикана крупной фигурой.

И все лишь из-за того, что я отснял четыре бумажки из моей коллекции на ксероксе и передал копии в нужные руки. Когда эти листочки увидели в аппарате, вопрос был решен положительно. Политический шантаж делает одного человека королем, а короля червем. Сегодня нет смысла в дипломах и партийных билетах.

Образование вышло из моды. Достаточно владеть нужной информацией, и вы из дворника превращаетесь в министра, а из министра идете в грузчики. Нет смысла в знаниях, таланте, уме, опыте. Все значительно проще. Одно слово, одна бумажка.

Наше общество и его верхушка настолько криминальны и коррумпированы, что все стало доступным. Раньше роль фильтра играла партия. Сволочи! Но в стране был порядок. Сейчас настал час анархии и беспредела. При Сталине фокусы с тусовкой высоких персон мог делать только Сталин, а не Вольф Мессинг с его силой внушения. Сегодня главную роль играет нужная информация. Во всем. Ты остаешься жить только в том случае, если знаешь кто, где и когда намерен выстрелить тебе в спину. Возможность опередить соперника тебе дает информация. Да… Стрелять стали много и часто. Сегодня утром под моими окнами взорвали машину моего соседа. К счастью, парень остался живым. Повезло. Но как бы на это отреагировали власти десять лет назад?! В центре Москвы в пяти минутах ходьбы до Кремля!

Генерал многозначительно вздохнул и, повернув голову к Трошину, спросил:

– Нуте-с?

Кустистые седые брови нависли над строгими черными глазами.

Мужественное лицо, орлиный нос и пронизывающий взгляд. Фил не боялся старика, он знал его с детства. Его покойный отец дружил со Скворцовым, и их дачи находились рядом. Когда у Скворцова отнялись ноги, его дачу продали, и старик уже не выходил из своей квартиры.

Сидя в кресле-каталке в темно-синей вельветовой куртке, которая облегала на сухопарой фигуре старика, как подогнанный мундир, Скворцов с любопытством разглядывал своего гостя, будто знал, что тот скажет, и желал быстрее убедиться в этом.

– Нуте-с? – повторил он.

– Наша команда на мели, Никанор Евдокимыч.

– Вот тебе на! Это как же так? Я думал, вы в Сочах деньги прожигаете, а он говорит: «На мели!» Шевцов – это золотая жила, Я отдал тебе лучшего клиента.

Звонкий старческий голос трещал в ушах гостя, как скрипучая дверь, которую трепал сквозняк.

– Задание – ловушка. Оно невыполнимо. Шевцов дает ложную информацию, будто ему не нужны пропавшие деньги. Это задержало меня на сутки, что позволило грабителю выйти из зоны досягаемости и лечь на дно в сибирском остроге. Там нам его не достать.

– Ты не успел его перехватить? С твоими, орлами?

– Дело не в орлах. Кража была обычной инсценировкой. Люди Шевцова наняли урок и обчистили партнера Шевцова, и тот лишился возможности внести пай в общее дело. Шевцов выиграл позицию на доске и взял вожжи в свои руки.

– Это не твое дело, Филя. Тебя не для того нанимали. Денег нет, нет гонорара и нет престижа. Получишь работу, но только придется с грязью повозиться. Проштрафился, теперь пеняй на себя.

– Мы готовы на любую работу.

– Увидим, на что вы готовы.

Старик достал папиросу из коробки «Казбек», закурил и строго посмотрел на нерадивого ученика, который продолжал стоять в дверях и мять лисью шапку в руках.

– Где-то в Москве работает лаборатория по изготовлению чистого героина и кокаина. Наркотик высочайшей пробы, а значит, делают его в заводских условиях. Судя по тому, что партии невелики и ходят по рукам в московском бомонде, можно предположить, что делает готовую продукцию очень незначительная бригада профессионалов. Самые дорогие клиенты пользуются этой кормушкой. Азики и хачики очень огорчены, что их товаром пользуются студенты и подростки, а не серьезные клиенты. Не та прибыль. Конкуренция. Наш клиент хочет выйти на лабораторию и предложить долевое участие. Это благородно!

– Возможно. Но на кой черт лаборанту нужно благородство азика? Он очень хорошо живет без посторонней помощи.

– Лаборанту?

– Ну если говорить условным языком.

– Хорошо. Постараюсь вдолбить в твою куриную голову, дорогой майор в отставке, что нам на сей расклад наплевать. Музыку заказывают азиаты, и мы танцуем за их деньги. Азиат готов поставлять в Москву лучшее сырье и работать с лаборантом на равных долях. На данный момент, по словам азиата, у них воруют сырье со складов и продают лаборанту. Я в этом не уверен. Примитивная версия.

Ясно одно: азиат стрижет купоны с наркоманов низшей касты, которая расплачивается с ним криминальными деньгами. Лавры лаборанта не дают ему покоя.

Здесь не деньги, здесь престиж играет важнейшую роль. В любом случае ты сам лучше меня разберешься с этим вопросом.

Скворцов взял со стола визитную карточку и протянул ее Филу.

– Он ждет твоего звонка. Поговори с ним и будь ласков и внимателен. Азиаты – люди ранимые.

К шести часам вечера Филипп Макарович Трошин прибыл в штаб-квартиру, где его не видели более полутора месяцев. Коллеги приняли своего патрона холодно. Фил не ждал оваций. Он хорошо осознавал свою вину. Фил долго оправдывался, выкручивался, фантазировал, завязывал узлы и выворачивал пустые карманы. В конце концов он подошел к сути и предложил ребятам засучить рукава и запустить руки по локоть в дерьмо, но за большие деньги. Об Уголовном кодексе можно забыть, играть можно без нот и без правил.

Постепенно Фил стал втягивать проголодавшуюся компанию в новую криминальную историю и даже сам увлекся некоторыми аспектами совместной деятельности Азии и Москвы на почве наркобизнеса. После общего высказанного вслух мнения сыщики пришли к выводу, что работа займет около двух месяцев.

Срок, который устраивал Фила по всем статьям. Ни одна из сторон не упомянула о визите коллеги из Сибири. Вопрос был деликатно забыт, словно такого человека не существовало в природе.

К концу вечера бригада пришла к общему знаменателю и приняла решение отметить день рождения Фила задним числом.

Пьянка затянулась до утра. Одно Фил знал точно – сегодня день выдался удачным!

К концу рабочего дня на столе начальника следственной бригады затрещал телефон.

В этот момент Ефимов спорил с подполковником Саранцевым. Этот спор не имел своего завершения и длился более десяти лет с тех самых пор, как двух офицеров посадили в один кабинет. Иногда спорщики остывали, но не излечивались, а набирали силы для нового рецидива и при любом удобном случае вспыхивали как спички.

Ефимов снял трубку и, не переключаясь на нормальный тон, гаркнул:

– Следственный отдел. Ефимов у телефона.

Любой нормальный человек, услышав такой скрип, бросил бы трубку, а подполковник не слышал собственного голоса. Он спускал пары, накопившиеся за время подготовки к операции и ее завершению. Он даже не знал толком, о чем спорит. В голове все смешалось и ему не помогли двести граммов коньяка, принятых на грудь перед обедом. Сейчас нужна горячая ванна и снотворное, но Ефимов боялся оставаться в одиночестве и вызвал Саранцева, чтобы выпустить пар и в завершение напиться до чертиков.

Голос на другом конце провода оставался спокойным и холодным.

Ефимову показалось, что кто-то бросил ему за воротник несколько кубиков льда.

– У меня на столе лежит свежая сводка происшествий, – говорил металлический голос. – В ней есть сведения о взрыве бомбы в центре Москвы. В воздух взлетел «мерседес» одного банкира по имени Михаил Осипович Бронштейн. К счастью, преступник оказался дилетантом, и банкир остался жив. Он лежит с ожогами в реанимационном отделении шестьдесят четвертой больницы, третий корпус, напротив въездных ворот. К нему поставили охрану. Один вооруженный омоновец. У палаты и сиделка. Услуги оплачивает банк. Бронштейну сделана операция, которая длилась четыре часа. Врачи дают оптимистический прогноз. Есть надежда, что Бронштейн знает убийцу, точнее, заказчика. Сотрудники банка отказываются от комментариев и желают провести совещание с потерпевшим, как только тот сможет их принять.

В трубке послышались короткие гудки.

– Тебе нехорошо Гриша? – тихо спросил Саранцев, глядя на белое лицо приятеля. – Что-нибудь дома?

Ефимов знал, что предчувствие его не обманывает. Рано он распыляет накопленные силы, они ему еще нужны. Это лишь начало! Но он должен поставить точку в конце дела, а не ходить в подвешенном состоянии. Его ошибка – крах. Вся жизнь коту под хвост, а он еще не начинал жить в свои пятьдесят.

– Омоновец мешает! – неожиданно воскликнул Ефимов и хлопнул кулаком по столу.

– Ты что, Гриша, сбрендил? – Ефимов взглянул на Саранцева. Кто, как не он, может идти с ним в одной упряжке!

– Десять тысяч баксов получишь, Николай. Дело одно надо закончить.

И молчи, вопросы потом. Жареным пахнет, возможно, что пару раз стрельнуть придется.

Ефимов открыл сейф. Достал табельный пистолет и сунул его в карман.

Саранцев ничего не понял, но побежал вслед за коллегой.

В эту минуту он не думал о деньгах да и не принял всерьез эту фразу. Саранцев привык выручать друзей и не измерял услуги деньгами.

Они сели в машину Ефимова и сорвались с места.

– Что случилось? Говори толком, Гриша. У меня нет оружия. Где, что, кто?

– Добить нужно одного гаденыша. В реанимации лежит хмырь, который все знает о наших с тобой делах.

Ефимов уже соображал, что нужно говорить.

– Кто такой?

– Один банкир. Он купил информацию и хотел приколоть меня к стенке, но я вырвался. Однако живучий оказался мерзавец! Короче говоря, подробности потом узнаешь, а сейчас надо добить ублюдка!

– Но я в форме.

– Тем лучше. На первом этаже она послужит пропуском, на втором этаже ее сочтут камуфляжем убийц. Помни главное: у людей в милицейской форме нет лиц. Их никто не запоминает, в памяти всплывают только погоны и звездочки.

– Куда мы едем?

– В шестьдесят четвертую больницу. Знаешь, где это?

– Там же твой Борька лежал.

– Точно. И тоже в третьем корпусе. Не думал, что семейные неприятности могут принести пользу. Сейчас шесть часов вечера, самый разгар приемных часов, кругом полно народа, можно затеряться.

– Как будем действовать? – спросил Саранцев.

– Чем проще, тем лучше. Хитрить некогда, надо идти напролом. У палаты стоит омоновец. Возьмешь его на себя, а я зайду внутрь. Они не ждут налета. Никто не обладает сведениями.

– Это плохо. Легче вычислить.

– Банкиры в курсе. Они и попадут под подозрение. К нам и к милиции этот тип никакого отношения не имеет. Провал исключен!

Машину оставили у ворот больницы. Оба были раздеты, и зимой такое зрелище запоминается, но милицейский мундир Саранцева сводил все подозрения на нет. Они шли уверенной походкой, И складывалось впечатление, что эти люди перебегали из одного корпуса в другой.

Окна первого этажа были зарешечены, именно здесь находилось реанимационное отделение. Они зашли в корпус. Дверь с надписью «Реанимация» была закрыта на засов. Ефимов указал на лестницу, ведущую в подвал.

– Глянем там. Может, без шума обойдется.

Из открытой двери струился свет. Длинный узкий коридор соединял корпуса.

Ефимов кивнул вправо.

– Сюда. Сейчас мы будем под ними, а значит, ближе к цели.

– Здесь покойников возят и грязное белье, а наверх мы не пройдем.

– Соображай, Саранцев. Покойников по мусоропроводу спускают? Или с грязным бельем?

Через несколько метров они заметили дверь. Ефимов повернул ручку, и они оказались в небольшой комнатушке. Предположение было правильным. Под раструбом в потолке стояла тележка, набитая бельем. Рядом стояли корзины с расфасовкой, в углу несколько каталок, но без покойников.

– Есть идея! – лицо Ефимова горело, будто он сидел в сауне. – Надеваем халаты и берем каталку.

Остальное Саранцев понял сам. Они надели мятые халаты, закрыли лица марлевыми повязками, нахлобучили на головы белые чепчики, после чего занялись каталкой. Муляж предполагаемого больного был создан из простыней и наволочек, после чего накрыт покрывалом.

Из комнаты вышли совершенно другие люди. Они катили свой груз, понимая, что цель проходит над ними и где-то здесь должна быть лазейка. Им повезло. Грузовой лифт стоял внизу. Они открыли решетку и закатили в кабину каталку. С тяжелым гудением подъемник поднял их на первый этаж. Когда железные двери открылись, коридорная медсестра не поняла, что произошло. Из лифта вышли санитары с покойником. Она встала из-за стола и коротко показала большим пальцем вниз.

– Один этаж не доехали, молодые люди.

Женщина встала так, что объехать ее стало невозможно. Ефимов не думал. Он достал пистолет и ударил медсестру по голове. Она повалилась вперед на тележку и вместе с «куклой» упала на пол. Ручеек крови тут же обагрил белые простыни.

– Кидай ее на телегу, – рявкнул Ефимов.

Женщину закинули на каталку, накрыли простыней, а груду ненужного белья покидали в кабину лифта. Дверь захлопывать не стали, а лишь прикрыли створки.

– Куда теперь?

Ефимов не знал. В корпусе стояла тишина.

– Идем по ходу поезда. Я не люблю делать задний ход. Там поворот.

Они развернули тележку и направились к повороту. Ефимов угадал направление. В конце второго коридора напротив лестничной клетки сидел омоновец в бронежилете с автоматом на груди.

– Ускорим шаг. Им нельзя давать думать, – процедил сквозь зубы Ефимов.

Простыня начала промокать, кровяное пятно медленно растекалось.

Прямо перед ними раскрылась дверь одной из палат, и вышел врач. Увидев кровавое пятно, он растерялся. Пропустив тележку, мужчина вдруг встрепенулся.

– Эй, ребята, куда вы его везете? Там тупик! Операционная в другой стороне.

– Иди за нами, доктор! – рявкнул Ефимов. Как загипнотизированный кролик, врач последовал за каталкой, что-то бормоча поднос.

Омоновец решил, что каталку будут вывозить на лестничную клетку, и встал со стула, чтобы посторониться.

– А ну-ка, дружок, открой нам дверь, – попросил Саранцев. Он должен был внести свою лепту в дело, и как только омоновец повернулся к нему спиной, Саранцев обрушил на его хребет сильный удар. Ефимов сбил врача с ног точным попаданием в челюсть. Доля секунды, и проблемы решены.

– Займись ими, – коротко бросил Ефимов и зашел в дверь, над которой висела синяя лампочка.

Сиделка вскрикнула от неожиданности.

Вскочив на ноги, она прижалась к стене. Ефимов не успел разглядеть ее. Он смел девчонку со своего пути. Она отлетела в сторону, выбила плечом стекло в шкафу, ударилась головой о железный угол и с порезанной рукой упала на ковер.

Бронштейн лежал на кровати весь в бинтах, что стало облегчением для убийцы. Ефимов очень боялся увидеть его лицо. Он не понимал ужаса своего деяния и не понимал, что делает теперь. Где-то в самой скрытой глубине переключался тумблер, и Ефимов становился другим человеком. И если ему показать заснятый на пленку материал, то подполковник не признал бы себя.

Пауза возле постели банкира длилась несколько секунд. Ефимов вырвал подушку из-под головы Бронштейна, накрыл ею лицо больного и, прижав ствол пистолета к подушке, трижды нажал на спусковой крючок.

Выстрелов никто не слышал. Набитая ватой наволочка поглотила шум и пламя.

Резко повернувшись, Ефимов вышел из палаты. Он еще не достиг той стадии хладнокровия, когда убийца осматривает результат работы.

– Уходим! – крикнул Ефимов, вырываясь в коридор.

Лифт стоял на месте. Они спустились, сбросили с себя белые халаты, прошли через подвал и вышли на улицу в том же месте. Никто их не заметил. Шли быстро, но не оглядывались и не суетились. Шли молча.

Когда они сели в машину, Ефимов почувствовал, что у него сильно трясутся руки.

– Возьми руль, Николай. От меня несет спиртным, а ты в форме.

Саранцев вышел и пересел на водительское сиденье. Для него этот рейд выглядел обычным приключением, похожим на задержание. Ефимов ничего перед собой не видел, он хотел водки. Он даже не заметил знакомую «Волгу» генерала Боровского, которая скромно прижалась к обочине на противоположной стороне улицы.

– С почином вас, Григорий Михалыч, – прошептали губы генерала.

Заместители всегда знают больше, чем начальники. Особенно когда начальники сменяют друг друга, а замы остаются на местах. Среди команды Князя были люди, о которых он ничего не знал. Хлыст выдвинул бывшего генерала на пост руководителя ведомства смерти год назад, а бывший капитан милиции по кличке Мопс сидел на должности зама со дня основания самой организации.

При всех руководителях стрелкового звена дела шли ровно. Мопс никогда не открывал перед своим непосредственным начальником всех карт. В частности, это касалось особого звена, состоявшего из шести человек, которых Мопс считал своей личной гвардией. Это были профессионалы высшего пилотажа, они не работали по пустякам. Хлыст не без основания считал, что Мопс берет заказы на ликвидацию со стороны, но доказательств у него не было, и он не хотел портить отношения с человеком, который стоял у истоков дела и лично знал Шевцова.

Свою гвардию Мопс вербовал сам, он доверял ей, она доверяла ему, он знал, что его не сдадут, она знала, что он ее не продаст. Когда в руководство подразделением пришел Князев, Мопс холодно принял реорганизацию своего ведомства. Введение новых звеньев наблюдателей, контролеров, бригадиров, группы отхода, по мнению Мопса, ничего не меняло. Штабное генеральское баловство, но оно понравилось Хлысту, который ничего не смыслил в деле, и реорганизация состоялась. Мнение и идеи штабиста с лампасами всегда важнее, чем опыт бывшего опера с судимостью за плечами.

Мопс молча продолжал выполнять свою работу и не обращал внимания на генеральскую блажь. Его устраивало нейтральное положение, когда он оставался связующим звеном между руководством и исполнителем.

Сейчас, когда дела резко ухудшились и в течение месяца произошло три провала, Мопс оставался в тени, а вся ответственность ложилась на плечи Князя. Мопс воспринял появление Хлыста как результат провалов, но дело оказалось куда интереснее. Это случилось две недели назад, после первого провала. Хлыст пришел к нему домой, что выглядело неслыханным нарушением субординации. Этой тропинкой он обошел Князя, а значит, генерал не пользовался высоким доверием. Мопсу льстило такое отношение.

Мопс поставил чайник на плиту, варенье на стол, угостил гостя чем Бог послал. Выпивки в доме не держали. Мопс свое отпил и до сих пор зализывал свой цирроз печени. И лишь в обществе гражданской супруги позволял себе стаканчик-другой, чтобы ей меньше досталось.

Хлыст вел себя мягко, заискивающе, словно нашкодивший школьник в кабинете директора.

– Я знаю тебя давно, Мопс. Знаю о твоих орлах, которых ты прячешь по кустам. Я на многое могу закрывать глаза ради дружбы старых соратников, но иногда необходимо объединять силы, делать нужное дело и чем-то при этом жертвовать.

– Не виляй хвостом, Яша. Плохой из тебя дипломат. Говори в лоб, тебе это больше идет.

– Хорошо. Мы получили задание от нашего босса, и оно должно быть выполнено на очень высоком уровне. Здесь придется задействовать человека из твоей гвардии. Я не могу давить на тебя, но дело касается нашей структуры, а значит, исполнитель после выполнения задания должен уйти в мир иной. Только мертвые умеют молчать по-настоящему.

– Говори суть, Хлыст.

– Работа предстоит командировочная. В течение десяти дней в Челябинске должна погибнуть семья. Сын, дочь, мать. Отец семейства должен оставаться живым и здоровым. С одиноким человеком можно делать что угодно. Он лишен защиты. А в случае необходимости его и опознать будет некому. А если исчезнет, то искать не станут. Но сам глава семьи нам нужен живым и здоровым.

Из него надо сделать одинокого вдовца. Остальное нас не касается. Никакой стрельбы, никаких ужасов и никакого уголовного дела. Сосулька на голову упала, электропроводка оголилась, лед под ногами слишком тонкий, а голова слишком хрупкая.

– Деликатная работенка. Есть у меня такой специалист, любитель кроссвордов и ребусов, великий изобретатель. И ты хочешь, чтобы я отдал мастера на алтарь Шевцова? Плевать я на него хотел. Передай боссу, что у нас нет специалистов такого ранга.

– Я же сказал, что не настаиваю. Сам решай, как поступить, и заплати человеку столько, сколько скажет. Главное – это успех операции. Мы начинаем уставать от провалов.

Хлыст вынул из кармана конверт и положил его перед Мопсом.

В этот же вечер конверт и инструкции были переданы Степану Кандыбе, самому хитроумному изобретателю в области умерщвления людей. Кандыба всегда ходил с револьвером в кармане, однако последний раз стрелял из него лет пять назад. У него имелись другие способы убивать людей. Делал он это с большой фантазией и удовольствием.

Кандыба вылетел в Челябинск первым рейсом и уже в самолете чертил схему несчастного случая.

Спустя две недели Мопс пригласил Хлыста в гости на чашку чая.

Операция завершилась согласно запланированным срокам и необходимой программе. И все же в деле обнаружился небольшой изъян. Что касается двадцатилетней дочери, то девушка увлекалась горными лыжами. Так получилось, что во время спуска у нее сломалась лыжа и ее отбросило в сторону, где находился обрыв в двести с лишним метров высотой. Девушку нашли через три дня у подножья, куда с трудом пробралась команда спасателей. Увы, но человеческие возможности ограничены, и оживить переломанные кости никто не смог. Мать девушки попала под машину, которая выскочила из-за трамвая. Она скончалась по дороге в больницу. Водитель машины скрылся с места происшествия, а когда его нашли дома в пьяном виде, он пытался доказать, что был в запое и не выходил на линию три дня. Диспетчер автобазы утверждает обратное, будто машина все дни работала, а о запое она ничего не знает. Никто на базе не смотрит в кабину водителя, смотрят на номера автомобиля, но об этом диспетчер промолчала.

Мальчик погиб совсем глупо. Он упал в пролет лестницы в школе с четвертого этажа и разбился. Никто не смог вразумительно ответить, почему в пролете нет сеток безопасности. Отвечать должен директор школы.

В нашей стране так принято. В низших слоях общества все за все отвечают. Это только на вершине горы никто не несет ответственности. Слишком близко стоят к Богу, какая может быть ответственность, улыбаясь, рассуждал Мопс. Подумаешь, войну начали, подумаешь, сотню тысяч ребят через мясорубку пропустили! Нет виноватых и быть не может.

Их обвинят после похорон, когда не страшно будет, а сейчас они остаются мудрыми руководителями и продолжают душить свой народ. Нет, не специально, конечно. Просто иначе не получается.

Философия Мопса не интересовала Хлыста. Он выпил чай и откланялся.

Его устраивал результат работы, за исключением мелкого изъяна. Сердце отца семейства не выдержало трех смертей самых близких ему людей, и сильный сердечный приступ подкосил сорокасемилетнего бизнесмена, полного сил и энергии, цветущего и веселого человека. Но такие последствия закономерны, и Хлыст не думал о мелочах. Босс останется довольным. В большей степени Хлыста беспокоила последняя фраза Мопса, которую тот обронил в дверях, прощаясь со старым соратником:

– Рано или поздно, но нам придется уходить с арены, и тогда мы пригодимся друг другу. Ничто не вечно в этом хрупком мире.

Хлысту послышались нотки угрозы или предупреждения. Он не смог уловить настроение старого хитреца. Но в целом, думал Хлыст, они устраивали друг друга, и вряд ли их позиции на баррикадах столкнутся лбами. Скорее всего, их места рядом.

После встречи с Хлыстом Мопс отправился на совещание к Князю.

Положение ухудшилось до крайности, и штабист пошел на уловки, которые требовали определенных потерь. Но любая военная операция должна предусматривать потери, если речь идет о сохранении армии. Мопс согласился с предложенной доктриной, и на карту было выставлено несколько шестерок, их выкидывали из колоды ради сохранения десяток и валетов.

Медведев в эту ночь не выспался. Он уступил квартиру сестры фронтовому дружку и его приятелю, которые рванули с зоны, а сам ночевал на чердаке вместе с бомжами. Он знал, что мужикам некуда идти, и принял единственное решение уйти самому. Для родных, как всегда, он уехал в командировку и домой возвращаться не стал. Некоторое неудобство не играло большой роли, но реакция ослабла. Полночи он думал о прошлом, вспоминая, как они с Чижом спали под одним бушлатом, ели из одного котелка. Даже тогда ему жилось лучше и спокойнее. Он не задумывался о настоящем, а прошлого не существовало. Теперь у него не было будущего, оставалось только прошлое. Ночью ему снились кровь и огонь, а днем он видел равнодушие, презрение и обман.

Медведев так и не нашел своего пути, но его выловили быстро. Стрелять он умел, и тот, кто вложил в его руку пистолет, много с него не требовал. Он даже не знал, что числится в низшей касте «подъездников» и что голова его ничего не стоит. Он получал свои кровавые деньги и очень быстро избавлялся от них. У него не было накоплений, и он не заводил детей. Жене он ничего не обещал и лишь сказал однажды, что если он не вернется, то пусть не ждет. Но каждый раз она ждала, и пока ей везло, он возвращался.

На Пятой Парковой все дома строились по одному шаблону – кирпичные пятиэтажки без лифтов. Это значило, что ему придется засветиться перед любым случайным жильцом. Медведеву казалось это задание странным. В таких домах с крохотными квартирками и смежными комнатами жили обычные смертные обыватели.

Кому может понадобиться жизнь слесаря или инженера?

Вход в подъезд находился во дворе. Медведев остановил свою «шестерку» у дома напротив и выключил зажигание. Он знал, в котором часу объект выйдет из дома, и не торопился. За полчаса до начала операции он уже заходил во двор и проверял подъезд. Все чисто.

В девять двадцать семь убийца вышел из машины и направился к дому.

Дверь подъезда скрипнула, он вошел внутрь и начал медленно подниматься. На третьем этаже хлопнула дверь, послышался хриплый мужской кашель, и тяжелые шаги принялись отмерять ступени. Медведев сунул руку в карман. Они встретились на лестничной клетке между этажами. Объект выглядел очень странно. На улице началась оттепель, а он натянул на уши меховую шапку. Вязаный шарф закрывал горло, обмотав его вокруг, а цигейковая шуба и вовсе выглядела смехотворно.

Медведев не имел времени для анализов. Человек прошел мимо и продолжал спускаться. Еще мгновение, и тот очутится на улице. В манекене была заложена какая-то фальшь. Инстинкт стрелка сработал раньше, чем инстинкт самосохранения.

Он выхватил пистолет и сделал четыре выстрела, больше ему не дали. Они выросли из-под земли и взяли его в клещи. Он только успел заметить, как слетела мохнатая шапка, а под ней мелькнул стальной шлем. Вот почему голова казалась слишком большой. Внизу захлопали двери подъезда, с верхней площадки бежали люди в шинелях. Их было слишком много на одного обезоруженного инвалида. Медведеву заломили руки и поволокли вниз. Бывший солдат по кличке Гиббон улыбался. Он уже давно перешел границу страха и существовал в другом измерении, там, где не оставалось места чувствам и эмоциям, а жили лишь примитивные первобытные инстинкты. Сейчас его пытались вернуть на землю в среду обитания себе подобных, и ему это нравилось. Он возвращался в тот мир, где от него требовалось сопротивление, где надо бороться, и эта борьба должна проявляться в любой форме.

К подъезду подкатила машина, и убийцу подвели к открытой двери. Со стороны это выглядело игрой, пойманный с поличным смеялся, будто услышал анекдот.

– Фарс какой-то! – воскликнул Князь. Никто не знал что из квартиры в доме напротив ведется наблюдение. Рыбаки видели, как щука цапнула приманку.

– Дешевый спектакль! – повторил Князь, оторвав бинокль от глаз.

Он злился. Желваки ерзали по скулам побелевшего лица. Он очень не хотел видеть эту картину по данному адресу.

– Это правда или инсценировка? – спросил он наконец, строго глянув на стоявшего рядом Мопса.

Но Мопс молчал. Заложив руки за спину, он равнодушно наблюдал, как уводят одного из его бойцов.

– Я не могу понять одного, – возмущался генерал. – Неужели оперативники так глупы? Получая информацию, нужно проверять ее корни! Нетрудно понять, что им подбросили «утку». Кому нужно убивать мастера цеха трикотажной фабрики?

– Не в этом дело, Игорь Николаич. Их не интересует жертва. Агент имеет высокий авторитет, и его сигналам доверяют без оглядки на существуют противоречия. Получен сигнал «опасность», и они действуют.

– Это академик Павлов вырабатывал рефлексы у собак на опасность, на жратву, на… Черт! – Князь швырнул бинокль на пол.

– Игорь Николаич, квартиру нам предоставили на первую половину дня. Жильцы прониклись пониманием к сотрудникам уголовного розыска и пошли на наши условия. Но громить квартиру не следует. Нам перестанут верить.

– Ладно, пошли отсюда.

– Хорошо. Надеюсь, нет смысла ехать на следующую точку, тут все ясно. Дать ребятам отбой!

Князь с горечью кивнул.

В то время когда армия оперативников заламывала руки убийце на Пятой Парковой, Чиж сказал Белому:

– Мне снился бой. Страшный бой. Мы стреляли хлебными пулями, которые сгорали в полете, а страшные монстры крушили из огнеметов. Рядом со мною сражался Гиббон и ему снесло голову. Плохая примета. Мы даже не спросили, как его найти – слишком устали.

Разговор проходил в машине. Вот уже второй день они следили за Котом и делали это очень плохо. Кот был очень беспечным человеком. Ему и в голову не могла прийти мысль, что кто-то устроит за ним слежку. Сегодня он не заметил бы и патрульную машину, если та села бы ему на хвост.

Временные неудачи не могли сломить натиска господина Кошкина. Один день хороший, другой хуже. Кот ехал на встречу с Кузьмовым не в лучшем настроении. Он выплачивал толстяку десять процентов из своего личного кармана.

Он не мог признаться своим хозяевам, что его прижали к стене. Он привык бравировать тем, что все ходят по его ниточке, а он работает кнутом.

На деле все выглядело не так красиво. Кот остановил машину возле бара и, схватив с соседнего сиденья чемоданчик, направился в питейное заведение.

Белый припарковался напротив и коротко сказал:

– Теперь твоя очередь, паломник. Глянь-ка, что ему нужно в этой забегаловке.

Чиж вышел из машины и перебежал дорогу. Кот спустился в бар, заказал пиво и сел за столик, где его поджидал Кузьмов. Обмен портфелями произошел молча. Такую мелочь Чиж не заметил. Он купил сигареты, орешки и не стал задерживаться в баре. Никто не обратил внимания на серую личность, и Чиж вернулся назад к напарнику.

– Видел новое лицо. Сидят в углу в полумраке. Сейчас должны выйти.

Они даже не раздевались. Второй мужичок одет в рыжую дубленку. Очкарик.

– Кот сейчас поедет в казино. Черт с ним. Надо проследить второго.

В эту секунду его взгляд наткнулся на выходившего из бара Кузьмова. На секунду Белый растерялся. Кто мог подумать, что мир тесен до размеров узкого коридора.

– Вот он! – воскликнул Чиж.

– Поедешь один, – прохрипел Белый. – Только не упусти его, парень. Этот тип – смысл моей оставшейся жизни.

– Неужто Кузя?

– Собственной персоной. Министр, да и только, а был неприметным шибздиком с пухлыми румяными щечками.

Кузьмов сел в серебристую иномарку и медленно выехал на проезжую часть.

Белый вышел из машины и смешался с толпой прохожих.

Чижов лавировал в потоке машин и старался не попадать в зону заднего обзора иномарки. Кузьмов, как и Кот, не ждал атаки и не оглядывался по сторонам. Его шикарная «вольво» остановилась возле трехэтажного здания в одном из арбатских переулков. У подъезда, в который вошел Кузьмов, висела табличка:

«Филиал фармацевтического центра Российской Федерации».

Вдоль переулка шел бетонный забор, разрываемый в одном из участков стальными раздвижными воротами. Территория филиала выглядела очень внушительно, и трехэтажный особнячок казался заставкой.

Чижов загнал машину в подворотню напротив и ждал. Он не подозревал, что Кузьмов такой деловой человек и ему придется мотаться за ним до ночи, пока «вольво» не встала на прикол у одного из домов на Абельмановской заставе.

Если Чижу повезло и он с одного захода нашел то, чего не искал, то Фил дорого бы дал за адрес фармацевтической конторы.

Его встреча с азиатом проходила в холле гостиницы «Космос», где посланцев с солнечного Кавказа и Азии прогуливалось намного больше, чем гостей из дальнего зарубежья, для которых строился этот комплекс. Фил не придавал этому ни малейшего значения. Фил рвался в большую Европу и уже проложил себе тропу через Финляндию. Там у него имелись надежные каналы, и он точно знал, что они сработают в любую минуту. Фил хотел жить в цивилизованном мире.

Азиат появился вовремя и был симпатичным толстяком, который злоупотребляет пивом и лагманом. Говорил он чисто, без акцента, и Фил усомнился в том, что его наниматель живет в данном отеле. Имя азиата также могло вызвать ряд вопросов. Он назвался Артуром, что не вязалось с его внешностью.

– Давайте начнем с того, Артур, что при первой нашей встрече вы являетесь носителем информации, так как сейчас только вам известно, чего вы хотите добиться, чем я могу вам помочь и сколько вы можете заплатить за услуги.

Если мы договоримся, то в следующие встречи я стану играть роль носителя информации. Все в свое время. Ваш ход.

– Мне нравится прямой и деловой разговор. Надеюсь, генерал Скворцов серьезно подошел к моим проблемам.

– Итак! – вырвалось у Фила.

– Я очень хочу выйти на московский рынок по известной вам продукции. У меня есть сырье, у меня налажен сбыт, но у меня нет качества. В Москве существует Центр – так будем его условно называть. Качественная лаборатория с заводским оборудованием и высококлассными специалистами. Их товар имеет знак качества. Моя цель выйти на Центр и предложить им сесть за стол переговоров.

– А если они скажут «нет»?

– Давайте взглянем на проблему трезво. Я и мои нынешние партнеры контролируют все сырье, проходящее через Москву. Часть оседает здесь, и этим сырьем распоряжаюсь я. Но каким-то образом оно исчезает со складов и попадает в Центр. Нет сомнений, что они используют мой источник в обход меня. Центр не может обходиться без сырья, а привезти его собственными силами они не могут.

Гарантия сто процентов. Выход один – воровать. Я не хочу устраивать бойню. Я хочу мирного сотрудничества на самых выгодных условиях для обеих сторон.

– Навязчивая идея крутится у меня в голове. Если следовать логике, то вам легче и дешевле открыть собственный центр.

– Пять лет назад, но не сейчас. Оборудование стоит больших денег.

Взятки, расходы разорят меня. Я предлагаю рациональный выход, мирный и надежный.

– А почему не создать лабораторию в местах произрастания сырья?

– Дикие степи и никаких коммуникаций. Но не это главное.

Переработанный товар дорожает в сотни раз. Транспортировать сырье через страну не опасно. Оно не готово к употреблению, и нет соблазна его захватывать.

Перевозить готовую продукцию через четыре тысячи километров безрассудно.

Производить товар надо там, где его употребляют. Московский рынок еще и на десятую часть не освоен. Целина. Тут можно делать большие деньги. Сам Аллах велит нам объединить усилия.

– Те, кто руководит Центром, имеют возможность оседлать рынок, но не хотят. Значит, они довольны тем, что имеют, иначе сами вышли бы на вас, а не ждали приглашений.

– Тут может быть только две причины. Первая – это нехватка сырья.

Вторая – это слабый ресурс лаборатории и скудный штат специалистов. Но ни один бизнесмен в мире не будет изготовлять товара в сотни раз меньше, чем требует спрос. Они не будут отказываться от денег, которые им готовы заплатить в любую минуту. Я готов прийти на помощь, взять под контроль рынок сбыта и доставку сырья, а также делить доходы пополам, лишь бы они работали. Я согласен на компромиссы, но вы мне найдите того, с кем я должен сесть за стол переговоров.

– Я вас понял. У меня бригада из четырех человек.

– Плачу по десять тысяч каждому.

– Считайте, что я вас не слышал. Если я передам ваше предложение генералу Скворцову, он вас никогда больше не примет. Мы здесь все грамотные люди и умеем хорошо считать. Особенно когда речь идет о чужих доходах. Даю вам вторую попытку и ухожу.

– Сто тысяч за всю работу.

– Уже лучше. Но это не предел. Слушайте мое предложение. Завтра вы пришлете своего человека к троллейбусной остановке «Красные ворота» со стороны высотки. – Фил достал целлофановый пакет с рекламой французских духов и положил на колени собеседника. – В этот пакет положите пятьдесят тысяч долларов в качестве задатка. В три часа подъедет машина, и водитель скажет вашему курьеру одно слово: «Центр». Курьер должен бросить пакет на заднее сиденье и уехать на троллейбусе. Следующая наша встреча состоится здесь же через десять дней. К тому времени мы уже сможем скорректировать нашу работу. В итоге, когда задание будет выполнено, мы получим от вас сто тысяч гонорар. В случае успеха на переговорах с Центром вы выплачиваете премиальные в размере пятидесяти тысяч.

Артур вытер платком взмокший лоб.

– Это все?

– Согласитесь, я вас пощадил.

– Хорошо. Условия приняты. Мне нравятся деловые люди.

Фил встал и направился к выходу. Он не торопился. Он собирался ехать на метро, сделать две пересадки, а когда выйдет на улицу, его будет ждать машина. Фил не доверял наркодельцам и никогда не взялся бы за эту работу, если бы не личный интерес и вынужденная необходимость.

Они обошли дом вокруг, поднимались на все этажи, осматривали чердачную дверь, вновь спускались, и наконец Сычев остановился и, уперев руки в бедра, сказал:

– Ерунда все это, Палыч. – Горелову оставалось пожать плечами.

– Трудно сказать, Алексей Денисыч. Все зависит от того, что иметь в виду, когда даешь такую размытую оценку. – Сычев сдвинул брови и взглянул на лейтенанта.

– Ах да! Забыл. Мысли вслух! Понял вас, дорогой Ватсон. А ерунда вот в чем. Окна квартиры, где произошел роковой выстрел, выходят в этот палисадник между двумя однотипными зданиями. Обрати внимание, что подъезды, пешеходные дорожки и проезжая часть находятся с обратной стороны домов. Здесь стоит низкий заборчик и лежит девственный снег. Тут даже собак не выгуливают. Летом здесь хорошо.

– И что из этого? – задал глупый вопрос Ватсон, как того и требует сюжет.

– Когда свидетель подбежал к патрульной машине, то, согласно протоколу, назвал этот адрес и добавил, будто из окон пятого этажа слышны выстрелы. Протокол для нас как Библия, мы обязаны ему верить. Неясно одно: что здесь делал свидетель, в сугробах? Поехали дальше. Дело происходило около десяти часов вечера. Темно. И обрати внимание, что зимой во всех окнах плотно закрыты форточки. Москва не меняется. И не то чтобы москвичи были такими мерзляками, а просто отопление в московских домах требует заделки всех щелей.

Вопрос: что ты можешь здесь услышать? Выстрел на пятом этаже? Я в этом не уверен. Для этого необходимо встать под окнами и очень внимательно вслушиваться во все шумы.

– А что, казачок-то засланный, ваше благородие?

– Что?

– Это так, мысли вслух. Похоже, свидетель липовый. Может, его и вовсе не было? – спросил лейтенант.

– Не будем перегибать палку. Стоит уцепиться за случайную гипотезу, и она станет вирусом, а такие заболевания не позволят в дальнейшем трезво оценивать другие варианты. Не делай из удачных идей своих любимчиков.

– Скажите, Алексей Денисыч, может, я опять задаю глупые вопросы, но мне так сценарием велено. Зачем нам копать там, где раскопки брошены около восьми лет назад? Мы отвлекаемся от поисков.

– Согласно сценарию, разжевываю для непонятливых. Ты жил, работал, учился, рос, развивался, и для тебя прошло восемь лет. Белый тянул срок. Его жизнь остановилась в день ареста, здесь, в этом доме. Сорвавшись с крючка, он обретает свободу и начинает жить с того места, где он уснул. Здесь его заморозили, а сейчас он оттаял и проснулся в том же месте. И теперь главное.

Только тогда мы найдем беглецов, когда поймем, с какой целью он бежал.

– Ради свободы.

– За такую свободу еще восемь лет намотают. Почему бы не отсидеть еще полгода и не выйти мирным путем с паспортом в руках? Не слышу! Так вот, по чердакам и подвалам пусть московская милиция ищет, это ее работа, а мы приехали сюда с другой целью. Устраивает ответ?

Горелов слышал вопрос, а вовсе не ответ, но вслух он сказал:

– Как в учебнике. И почему я сам до этого не дошел? Все так просто.

– Не просто.

– Конечно, но так говорил доктор Ватсон.

– И дался тебе этот Ватсон. Ладно. Пришло время соседей потревожить.

– Это точно. Они нас восемь лет ждут.

Сычев позвонил в квартиру напротив той, где произошло убийство.

Дверь открыла пожилая женщина в фартуке, грузная, с тяжелым дыханием и очень добрым и доверчивым лицом.

– Добрый день, – улыбаясь, сказал Сычев. – Вы открываете и даже не спрашиваете: «Кто там?»

– В двери глазок есть, а у вас за спиной стоит молодой человек в милицейской форме.

– Прозорливо.

– Я могу вас впустить, если вы не станете тратить время по пустякам, а начнете с дела. У меня пирог стоит в духовке, и я жду дочку с мужем и внучкой.

– Спасибо. Мы коротенько.

Женщина повернулась и направилась в комнату. Гости последовали за хозяйкой. Им предложили сесть на диван, а она устроилась на стуле.

Сычев достал свое удостоверение.

– Я следователь из прокуратуры. Моя фамилия Сычев. Со мной лейтенант Ватсон… Извините, Горелов. Скажите, пожалуйста, вы жили в этой квартире восемь лет назад?

– Я поняла вопрос. Для приличия мне следует представиться. Меня зовут Клара Аркадьевна Носова. В этом доме я живу больше четверти века. А почему вы так поздно пришли?

– Поздно?

– Ну да. Вас интересует убийство в квартире напротив или смерть моего мужа?

– Я очень сожалею о кончине вашего супруга, но мы интересуемся убийством. Вскрылись необычные обстоятельства, и мы решили кое-что проверить.

– Хороша ложка к обеду Теперь вы попусту тратите время. После смерти Жени или, точнее, после того как его убили, к нам не заходил ни один человек в милицейской форме. К другим соседям тоже. Мой покойный муж сам пошел в милицию после трагедии, но Сережу все равно не выпустили. Я не знаю, что уж они там записали, но, по моему мнению, убийца остался на свободе.

– Странное заявление.

– Геннадий Иванович, мой муж, умер на лестнице, не дойдя до квартиры.

– Что показало вскрытие?

– Ему не делали вскрытие. Гене перевалило за шестьдесят пять лет. Кому это надо? «Скорая» приехала и не глядя дала заключение – смерть от сердечной недостаточности. Чего долго думать? Лифта в доме нет, и лежит старик между четвертым и пятым этажами. Рядом лежит авоська с продуктами. Возвращался домой из магазина, и мотор не выдержал.

– А что вы думаете на сей счет?

– Сердце у Гены было крепким. Он не жаловался на здоровье. За три месяца до смерти мы купили телевизор, и Гена один его поднял на пятый этаж.

– Он умер, возвращаясь из милиции?

– Нет, на следующий день.

– Что послужило поводом пойти Геннадию Ивановичу в милицию?

– Он видел убийцу. Гена плохо относился к Сереже Белому, они как-то поругались и не разговаривали, но когда Сережу арестовали, Гена решил идти к следователю. Мой муж был очень честным человеком.

– Вы сказали, что он видел убийцу?

– Возможно. Так думает мой зять. Он сказал, что убийца испугался свидетеля и убил Гену на следующий день после того, как Гена ходил в милицию.

– Ваш зять милиционер?

– Нет, он писатель.

– Закономерное заключение.

– Зря вы так. К тому же он умный человек, и любая его фантазия всегда имеет твердую почву Но дело не в этом. В день убийства в квартиру напротив кто-то вселился. Музыка сотрясала дом. Гена человек очень нервозный.

Он долго терпел и не выдержал. На его настойчивые звонки никто не ответил.

Понятное дело, с таким шумом трудно услышать звонок. Мы решили, что у Жени собралась компания и ребята выпили лишку. Мой муж не находил себе места. Ходил по коридору и то и дело смотрел в глазок. Ждал, когда Лида придет с дежурства, и хотел ей все высказать. Но Женина мать не возвращалась. Мы потом узнали, что она дежурила ночью. Лида хирург, работает в институте Склифосовского. В тот момент, когда Гена в очередной раз прильнул к глазку, дверь напротив открылась, и из нее выскочил мужчина. Гена запутался в ключах, и когда открыл дверь, то мужчина уже убежал. Он опять звонил в квартиру, но никто ему не открыл. Спустя полчаса или чуть меньше пришел Сережа Белый. Он тоже звонил в дверь. Гена не стал выходить. Они, как я уже говорила, не дружили, и потом, он понимал, что звонить бесполезно. Но Сережа не ушел. Он толкнул дверь, и она открылась.

Мальчик вошел в квартиру, и через минуту музыка прекратилась. Милиция прибыла буквально через пять минут. А вскоре вывели Сергея с заломленными за спину руками. Так мы узнали, что он застрелил Женю Симакова. Конечно, никто из нас не верил этому, и, не дождавшись милиции, Гена сам пошел туда.

– Почему вы не поверили?

– Сережа и Женя дружили с детства. И Вася. Три друга, не разлей вода, а потом вместе в медицинский поступили. Сережа был самым серьезным, Васька легкомысленным, а Женя дальновидным. Так их охарактеризовала Лида, Женина мать.

– Вы помните фамилию Василия?

– Ой, даже не знаю. Вам надо с Лидой поговорить. Теперь она уже остыла и может трезво оценивать ситуацию. Боль перекипела.

– Ваш муж хорошо разглядел того мужчину, который вышел первым?

– Нет. Он только сказал, что не мальчишка. На площадке не очень-то светло. Ну а после милиции я не могла из него слова вытянуть. Замолк. Не знаю, что ему там сказали, но за вечер ни слова не обронил. А на следующий день умер.

– А вы обращались в милицию?

– Как же я могу?! Я ведь ничего не видела.

– Спасибо за помощь, Клара Аркадьевна.

Сычев встал. В комнату проникал слабый запах подгоревшей корочки.

– Батюшки! Пирог! – Хозяйка всплеснула руками и побежала на кухню.

– Пора ноги уносить, Алексей Денисыч. Сейчас нам достанется.

– Это точно.

Сыщики незаметно ретировались.

В квартире напротив никто на звонки не ответил.

– Ладно. Зайдем позже, а сейчас наведаемся в местное отделение милиции.

По дороге Горелов выдвигал новые версии:

– Вариантов множество. Первый. Убийца убрал свидетеля. Тут можно согласиться с писателем, версия сама напрашивается. Другое непонятно. В квартире орала музыка, значит, выстрела никто не слышал. Ни в доме, ни на улице. Можно сделать вывод, что убийца и тот свидетель, который подбежал к патрульной машине, одно и то же лицо.

– Версия принята. Разворачиваю против тебя тяжелую артиллерию.

Огонь! Зачем он пошел сам себя закладывать? А если бы патруль взял его за жабры, как и следовало сделать?

– Но ему важнее было подставить Белого.

– Для этого нужно точно знать, что Белый придет в дом, и придет в нужный отрезок времени. Мало того, он должен остаться в доме, а не убежать сломя голову, когда увидит труп. Идея твоя мне понятна, но ты рано пошел на защиту Белого. Отношения окружающих и их характеристики не должны влиять на следствие, а ты заглатываешь любой крючок. Тут пора подумать о том, что в деле мог участвовать не один человек. Скажем так: Икс, Игрек и Белый. Интересно знать роль каждого. Второй вопрос, который требует ответа: почему в деле Белого нет свидетеля по имени Геннадий Иванович Носов? Мы знаем, что он ходил в милицию.

– Убийца мог запугать его по дороге, а на следующий день устранить для большей безопасности.

– Убийца сидел за решеткой. Но роль Икса и Игрека нам следует проследить.

Начальник отделения милиции подполковник Хлебников внимательно выслушал представителей прокуратуры и сказал:

– Готов помочь, товарищ Сычев, но немногим. Семь лет назад я здесь еще не работал. Из названных вами лиц могу найти одного. Пешков уволился, Катышев закончил Высшую школу милиции и пошел на повышение, а Симагин как был водителем, так им и остался. Одну минутку.

Подполковник включил селектор.

– Дежурный, Симагин в отделении?

– Здесь. Во дворе с машиной копается.

– Демидова сегодня не будет, возьми ключи от его кабинета и направь туда Симагина, с ним хочет поговорить следователь из прокуратуры. Он сейчас спускается.

– Все понял.

Хлебников отключил селектор.

– Сейчас вам все устроят. Симагин в вашем распоряжении.

Шофер был простым парнем, таких обычно видят за работой, они не сидят на месте. То велосипед сыну чинят, то полки жене вешают, то картошку несут.

– Здрасьте. Вы меня вызывали?

На лице Симагина застряла гримаса удивления. Сычев стоял у окна, он не любил садиться за чужие столы, а Горелов скромно устроился в углу.

– У меня к вам несколько вопросов, сержант. Вы должны помнить зимний вечер восьмилетней давности, когда с Пешковым и Катышевым взяли убийцу в доме тринадцать по Колобовскому переулку.

– А чего там помнить? – начал топтаться на месте милиционер. – Дело того шума не стоило. Пьяного в вытрезвиловку труднее доставить.

– Возможно. Но начнем с того, что вы упустили свидетеля, который слышал выстрелы.

– Да там не было свидетелей.

– А как же вы узнали об убийстве?

– Парнишка сказал. Подскочил к машине и говорит, что стреляют в доме тринадцать на пятом этаже.

– Он номер квартиры назвал?

– Шестьдесят пятая.

– Все парень знал, а вы его упустили. Разве он не свидетель?

– Там не до тонкостей было. Раз из оружия палят, то нет времени расспросы учинять.

– Вы дежурили в патруле?

– Нет, я подменял сменщика. Ну лейтенант Пешков подходит и говорит, мол, капитан из следственного просил подсобить. Надо, мол, подкатить к девяти тридцати к церкви на Дегтярева. Ну, говорит, пара ребят ему нужна. Мне какая разница, поехали. Полчаса простояли, потом этот шебутной подскочил.

– Как фамилия капитана?

– Да в райотделе тогда два капитана служили. В следственном Ефимов, а операми командовал Саранцев. Они и сейчас там работают. Сынишка мой для райотдела на День милиции им стенгазету делал каждый год. Вот я их и запомнил.

– А свидетеля описать можете?

– В переулке темно было. Обычный малый, лет двадцать. Так, безликий какой-то. Кругленький, в очках.

– В следственном протоколе записано, что свидетель слышал выстрелы с улицы, когда проходил мимо дома номер тринадцать. Завидев машину с надписью «Милиция», он доложил обстановку патрулю и назвал этаж. О номере квартиры там ничего не говорилось. К тому же трудно поверить, чтобы прохожий с улицы мог вприглядку определить номера квартир. Так, по окнам.

– Я протоколов не читал. Мне дали, я подписал. Что я должен, следователю не доверять? Парень не говорил, что он прохожий. Я так понял, что он сосед. А потом, куда бы мы ломились, если бы не знали номера квартиры?

– Кто составлял протокол?

– Этот же, капитан Ефимов. Он вел дознание.

– Как вел себя убийца при задержании?

– На полу сидел перед трупом и полотенце к голове прикладывал.

Тронулся малость. Какое там полотенце! На полу крови было больше, чем в трупе осталось. Колотун его бил. Сопротивления не оказывал.

– Похож он был на убийцу?

– А я что, каждый день с ними якшаюсь?

– Спасибо за помощь, сержант.

Симагин пожал плечами и взялся за дверную ручку, но из угла послышался тихий голос лейтенанта:

– Извините, сержант. У меня к вам есть один вопрос. Если вспомнить то, что протокол вы не читали, то в нем могут быть неточности. Одну мы уже обнаружили. Хочу уточнить еще одну деталь. Где вы нашли орудие убийства? Револьвер?

– У него в пальто, в боковом внутреннем кармане. Стволом вверх, как бутылку водки свой шпаллер таскал. Всякие психи бывают.

– Спасибо.

Когда дверь за шофером закрылась, Горелов сказал:

– По протоколу, оружие валялось на полу.

– Вот видишь, Палыч, вся твоя защита Белого рушится окончательно.

Если предположить, что его хотели подставить, то убийца должен был как-то подбросить наган Белому А как? Человек убил Симакова, вышел из дома и скрылся в неизвестном направлении. Или же побежал за милицией. Сейчас это уже не важно.

Важно то, что спустя некоторое время в дом приходит Белый с оружием в кармане, на котором его отпечатки пальцев, и оно использовалось при убийстве. Тут есть акт баллистической экспертизы.

– Странно другое – Ефимов, человек, который нагородил в деле столько чепухи и лжи, а дело прошло все инстанции и закончилось судом и приговором. Боюсь, протокол не может стать для нас Библией, Алексей Денисыч.

– Увидим. Ну а судья смотрит на последнюю страницу, где лежит чистосердечное признание.

– Как диктант в школе.

– Бывает и такое. И как тебе, Палыч, хочется вытащить Белого из лужи. Только что тебе подтвердили его виновность.

– Хорошо, пока я не прав. Когда до полковника дослужусь, то вообще все сомнения растеряю, а сейчас мне еще можно сомневаться. После выстрела убийца не положит в карман оружие вверх стволом. Так только водку носят, и сержант в этом прав.

– Правдоискатель? Лопату в руки и до самой глубины!

– Я не первый, я последователь. Генерал в прокуратуре, кажется, сказал: «Помню я вас, первых правдорубов!» Неужто правду только в Сибири ищут?

– Ладно, правдоруб и последователь, обедать пора.

– Ясно. Значит, три часа размышлений над тарелкой супа, и все в себе.

Засеменив за Сычевым, лейтенант пытался ему внушить, что одна голова хорошо, а две лучше!

В домашнем кабинете отставного генерала Князева шло заседание.

Сегодня говорили тише обычного. Помимо Мопса присутствовал еще один человек, которого называли Цезарем. Это был высокий сильный парень, лет тридцати пяти, с лицом обычного семейного, озабоченного бытовым неустройством инженера.

Марго впервые увидела в доме мужчину моложе сорока. Безудержная ревность довела Князя до маразма, он сменил всю свою охрану с молодых бойцов на щуплых, увешанных оружием отставных прапоров.

Марго вошла в кабинет с подносом, на котором стоял кофейник, вазочка с печеньем и чашки. Рыжая продемонстрировала гостям свою фигуру и, покачивая бедрами, направилась к выходу.

– Рита, задержись на минуту, – окликнул ее Князев. Девушка оглянулась. Ее хозяин выглядел усталым и больным. Она впервые увидела его таким жалким и беспомощным. За долю секунды ей стало все понятно, но для принятия решения требовалось больше времени.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спросила она с безразличием.

– Нам нужно задать вам несколько вопросов, – вяло пробормотал Мопс.

Рыжая не удостоила его даже взглядом, она ждала, что скажет ее хозяин.

– Сядь, Рита, мягко произнес генерал. Девушка подошла к кожаному дивану и села на жесткое сиденье, закинув ногу на ногу. Здесь было на что посмотреть, но Князь старательно отводил взгляд в сторону. Ему очень не хотелось ничего говорить, но он знал, что это его дело и других она слушать не станет.

– В большинстве своем все мы военные люди и достаточно хорошо профессионально подготовлены. Не буду долго говорить о наших изысканиях, но когда в одном звене в течение короткого периода заваливаются три человека, то возникает множество вопросов. Первый и главный – это профессионализм. Здесь, как мы убедились, все в порядке. Идет утечка, причем утечка от самых корней. У меня нет причин обвинять своих людей, не имея доказательств. Мы решили проверить всю цепочку. Иногда прозвон контактов приносит определенную пользу.

Для начала мы выбрали три никому не нужные жертвы. Эти люди живут в разных районах Москвы. Неделю назад в этой комнате одна из жертв была названа во весь голос. Безобидный семьянин проживает на Пятой Парковой. Мопс принял задание и ушел. Адрес другой и третьей жертвы произносился при других людях, которые волей или неволей связаны с нашей работой. Если бы наш план не сработал, я должен был бы застрелиться, как достойный офицер. Идем дальше. На роль исполнителей мы взяли самых неопытных ребят, у которых за спиной по три-четыре эпизода. Килька. Люди, прошедшие через горячие точки, без устойчивой психики.

– И долго я буду слушать твою дребедень? – оборвала Князя Марго.

– Недолго. Это Мопс заметил, что в нашей квартире всегда открыты все двери.

– Чего тут странного, если ты привык следить за каждым моим шагом.

– Не спорю. Но ты слышала все разговоры. Проверка показала, что накрылся стрелок с Пятой Парковой. Этот адрес знала только ты. Меня поражает тупость твоего начальства. Они даже не поняли, что перед ними разыграли спектакль. Кто может дать заявку на смерть начальника цеха, в котором работают одни бабы? Идиоты. Этим арестом они все испортили. Ты стоишь дороже трех разгильдяев, которых получила Петровка в обмен на своего агента. Дешево они тебя ценили.

Князь перестал крутить карандаш в руке и впервые покосился в сторону своей подруги, стараясь не наткнуться на ее взгляд. Марго не смотрела на него, она полировала свои ногти.

– Прежде чем мы с тобой расстанемся, – с дрожью в голосе продолжил Князь, – я хочу, чтобы ты знала, что мы не делаем скоропалительных выводов и каждую деталь отрабатываем в несколько этапов. Наша организация имеет своих людей в МВД, и мы дали на тебя запрос. Цезарь работает в кадрах и знает всех сотрудников. Не в лицо, конечно, а по картотеке. Это так?

Цезарь усмехнулся:

– Совершенно верно. Раз уж вы меня раскрыли, то понимаете что эта дамочка не должна добраться до связи со своими шефами.

– Разумеется, – успокоил агента Мопс.

– Трудно было вычислить вашу даму. Была бы она мужчиной, я не взялся бы за дело, но женщин в МВД очень мало. Вашу милую Марго зовут Галей.

Галина Ушакова, старший лейтенант бригады по борьбе с наркотиками. Работала в управлении под крышей полковника Евсеева, друга ее погибшего отца. Скажу честно: мне трудно было увязать ее с вашим ведомством. Мне известно, что Хлыст – противник наркоты и у него в казино все чисто.

– Ошибаетесь, майор. И в нашем огороде есть сорняки. Сейчас наши люди займутся прополкой. Хлыст уже знает, кто гадит под его окном. Вопрос нескольких дней. – Мопс говорил злобно, тряся бульдожьими щеками и не сводя водянистых глаз с девушки. – Агент Ушакова попала в цель, и не ее вина в том, что она была поставлена на кон. Как-никак, но у нас казино. Партию выиграл генерал Князев. Но даже и теперь он будет расплачиваться за свои ошибки.

Князь смотрел на крышку стола с зеленым сукном и молчал. Мопс продолжил:

– Мы вернем ее Коту. Пусть он сделает из нее послушную овечку и пропустит через бордель. Должна же дамочка и на нас поработать.

Князь резко вскочил и вышел из кабинета. Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь.

Марго встала и хотела уйти, но Цезарь тут же преградил ей дорогу.

– Такой видный мужик и такое дерьмо!

Девушка засмеялась, сделала пару шагов назад, скинула с ног туфли на шпильках и, в одно мгновение сделав оборот вокруг оси, выбросила пятку вперед. Удар расплющил нос Цезаря, и лицо покрылось кровью. Он отлетел назад и приземлился в коридоре. Марго крутилась, как фигуристка на льду. Еще один виток, и ее пятка шарахнула Мопса по затылку. Тот слетел со стула и врезался лбом в угол стола. В ту же минуту в комнату влетел дежурный швейцар. Этому досталось не меньше. Девушка выбросила ногу вперед, и пара ребер в грудной клетке дали трещину. Охранник упал на колени и тут же получил хлопок по ушам, после чего повалился на ковер и заскулил, как пес с отрубленным хвостом.

Марго бросилась к выходу, ей удалось выскочить на площадку и обезвредить еще двоих, но, на ее беду, у лифта собрались охранники с других этажей. Мирный перекур кончился бойней. Марго ошиблась, она знала, что в кухне рядом с окном проходит пожарная лестница. Она принципиально не закрывала окно, утверждая, что угорает от газовой плиты. Все ее приготовления к отходу потерпели фиаско из-за неопытности, злости, торопливости. Когда ее били ногами на площадке, она думала только о том, как сообщить своим о Цезаре…

Поезд из Челябинска опаздывал на тридцать минут. Дмитрий Николаевич Шевцов был человеком занятым, государственным и редко мог распоряжаться собственным временем. Сегодня он ухитрился отложить все намеченные дела.

Утренний морозец щипал за лицо, но Шевцов не уходил с перрона и ждал до последнего. Когда поезд остановился и проводники открыли дверь, он тут же вбежал в вагон и начал пробиваться вглубь, сквозь выходивший поток пассажиров.

Аркадий увидел брата в коридоре и рванулся ему навстречу. Они крепко обнялись и минуту стояли молча. У Аркадия на глаза навернулись слезы.

Дмитрий Николаевич похлопал брата по плечу.

– Крепись, Аркаша. Жизнь еще не кончилась.

Вагон опустел, и проводница застыла с охапкой простыней в двух шагах от братьев. Ее рот слегка приоткрылся, а голова склонилась набок. Она впервые в жизни видела близнецов. Двое мужчин выглядели как пара неразрезанных фотокарточек, полученных в ателье для паспорта. И делает же природа такие чудеса.

Аркадий ничего не видел, кроме глаз брата.

– Дима, ну как же так? Почему? – виновато спросил он, будто кто-то мог помочь его горю.

– Поедем домой, там поговорим.

Дмитрий Николаевич, как и многие депутаты, имел второе дно.

Человек с несколькими лицами. На работу он ездил на серой «Волге», квартиру имел не самую лучшую, но все это значилось в документах и демонстрировалось перед журналистами.

Братья сели в машину и через тридцать минут приехали в Малый Козихинский переулок, где стояли старые сталинские дома, но с новой начинкой внутри. Двухкомнатная квартира, которую занимал депутат Шевцов, находилась на девятом этаже двенадцатиэтажного здания. Два скоростных лифта, цветы на подоконниках в подъезде, просторные лестницы.

Шофер поднял чемоданы наверх и ретировался. Наконец братья остались одни. Дмитрий Николаевич быстро накрыл стол со стандартной русской закуской и хорошей запотевшей водкой.

– Это твоя квартира? – спросил Аркадий.

– Вот что значит навещать брата раз в двадцать лет. Эту хибару я обменял лет двенадцать назад и пережил капитальный ремонт с полной перепланировкой. Но сейчас я здесь не живу, а только числюсь. Теперь ты здесь будешь жить. Квартиру в Челябинске потом продадим, о твоей карьере я уже подумал. Тебя готовы взять в Академию наук. Ты же как-никак профессор. Из нас двоих кто-то должен стать ученым.

– А в школе ты учился лучше.

– Я свои знания пустил под откос. Вот видишь, в политики заделался.

Сели за стол, выпили, и в глазах Аркадия вновь появились слезы.

– Будь мужиком, Аркаша. Я уже говорил с руководством МВД, твоим делом займутся классные специалисты.

– Что же это за напасть такая, Димыч? Почему я? Милиция здесь не поможет. Уголовных дел никто открывать не хочет. А эту пьянь, что Машу сбила, кто-то отравил.

Шевцов напрягся.

– Шофера грузовика?

– Ну да. Напился как скотина после первого допроса, открыл газ и лег спать.

– А ты говоришь – отравили?

– Ну так участковый сказал. Он говорит, что таких поворотов судьбы не бывает, чтобы вся семья за неделю погибла.

– Я с ним согласен. Короче говоря, до тебя хотят добраться, но я им не дам этого сделать.

– Брось, Димыч. Кому я нужен? Ученые физики сегодня стоят дешевле дворников. Это факт.

– Кому-то нужен, раз вцепились в тебя. А что еще думает милиция?

– Ничего не думает. Вовка в лестничный пролет скользнул, а Вика на сломанной лыже в пропасть вылетела, и все в порядке вещей. Злой рок нас преследует.

– Я разберусь. У этого рока есть имя и фамилия. Но ты должен взять себя в руки. Сердце у тебя слабое, и нужно следить за собой, чтобы не играть на руку злым колдунам. Будешь жить в Москве под наблюдением врачей, а тем временем в Челябинске проведут обстоятельное следствие. Я человек занятой и появляться смогу не каждый день. Дверь никому не открывай. У меня есть ключи. Врача я сам приведу. К телефону не подходи. Могут запугать. Сам можешь звонить, я оставлю тебе все свои телефоны. В Челябинске знают, куда ты уехал?

– Нет, ты же не велел никому говорить.

– Правильно. Так безопасней. Пора наводить в этой стране порядок!

Эта фраза прозвучала как зловещая угроза, но Аркадий Николаевич Шевцов не слышал брата. Он пребывал в печали, и горе, как червь, подъедало его корни. Смерть его уже не пугала, но брат вовсе не хотел, чтобы близнец умер раньше времени.

Аркадий захмелел с двух рюмок и заснул, сидя на диване. Тяжелая долгая дорога, болезнь, нервные стрессы сделали его беспомощным и дряхлым.

Дмитрий Николаевич подложил под голову брата подушку, накрыл одеялом и ушел.

После подробного доклада Горбатому о похождениях Кота Чиж и Белый получили новенькие корочки. Подделку мог различить паспортный стол, который не узнал бы подписи своего начальника. С водительскими удостоверениями была задержка, но Горбатый обещал поторопить события. В общем, дезертиры ему понравились, и он посулил им устроить хорошую жизнь и непыльную работенку.

Чижов рвался за город к какой-то старушке, матери своего кореша.

Белый не хотел рисковать и ехать на машине мимо ГАИ у выезда из города. Пришли к компромиссу и поехали на электричке.

Старушка жила в деревне недалеко от платформы Михнево. К неожиданной радости Чижа, бабуся еще дышала и даже ходила за свиньями и курами.

Однополчанина погибшего сына она узнала, после того, как он напомнил ей, что шесть лет назад оставил на хранение этюдник с красками. Ящик сохранился и лежал под толстым слоем пыли на чердаке. Хозяйка накормила гостей, налила самогоночки помянуть сыночка и приглашала приезжать летом.

Этот год обещал быть яблочным.

Когда начало смеркаться, они поблагодарили хозяйку и уехали. Чиж не выдержал и, отклонившись в сторону от дороги, забрел в лес, утопая по колено в снегу.

– Ты сумасшедший парень, паломник! – ворчал Белый. Чижов положил ящик на снег, открыл его, убрал в сторону палитру с засохшими красками и вынул складной рамочный приклад. В течение минуты он собрал из мелких деталей хромированную винтовку с оптическим прицелом и магазином на пять патронов.

– Шедевр! А?

Белый покачал головой.

– Да, такого я даже в кино не видал. Чья это?

– Моя. Я ее на дуэли выиграл. Оружие врага – мой трофей. Закон! Во время потасовки с «духами» они оставили своего снайпера, чтобы тот ночью наших сторожевых снял. Ну я сел в противовес. Короче говоря, пересидел я его. В нашем деле приходится жить, как хамелеон. Раз – и превратился в сучок. Замерз. Он шелохнулся чуть раньше, и я его снял первым же выстрелом. Игрушка мне досталась. Кто ее делал, не знаю. Но мастер знал свое ремесло. Безотказная машина. А оптика!

Чиж увлекся и показал, на что способен.

– Конечно, рука не та. Здесь, как у музыкантов, год не стрелял и профнепригоден. Но я наверстаю.

– Зачем? – с грустью спросил Белый.

– А то как же. Это же мой хлеб. Я больше ничего делать не умею. Наемники всегда нужны.

– Глупый ты мужик, Чижов.

Белый по старым следам начал выбираться на дорогу.

В электричке ехали молча. Наконец Чиж не выдержал:

– А как же ты к Кузе своему собрался? С голыми руками?

– А ты считаешь, что без пулемета у него делать нечего? Задавит авторитетом главного аптекаря?

– Но пугнуть не мешает.

– Для этого пугачи существуют.

Снова замолкли. Когда входили в подъезд, не заметили милицейскую машину. Запах свободы быстро одурманивал мозги.

Лифт остановился на пятом этаже. Они вышли и направились к двери.

Три фигуры в форме и с автоматами возникли из полумрака лестничного пролета.

Беглецы застыли на месте.

– К кому идете, красавцы? – гаркнул лейтенант.

– К себе, – невозмутимо ответил Белый.

– Ты здесь живешь? – последовал вопрос.

– Нет, живем мы в Москве, но не здесь. В этой квартире живет подруга моего кореша.

Белый взглянул на спутника без тени волнения. Чижов облизнул пересохшие губы.

– Ну вы, мужики, даете. Так заикой оставить можно. Художник я.

– Вижу, – гаркнул лейтенант.

– Это квартира Райки Медведевой. Она нам ее сдает. С хахалем в Питер рванула. Ну а я с женой разошелся. Не на вокзале спать-то.

– А ты?

Лейтенант взглянул на Белого.

– Друзья по несчастью. Утешаю друга как могу, а вообще-то я дома живу.

– Документы.

Белый хотел сунуть руку в карман, но сержант не дал ему этого сделать.

– Я сам. Встать к стене лицом. Ноги в стороны, руки на стену.

В карманах ничего, кроме паспортов, не нашли. Документы сомнений не вызвали. Потребовали открыть квартиру. Ободранные, стены ни о чем не говорили. Обыск не нужен, все как на сковородке. Ни одного ящика, ни мешка.

Возможно, омоновцы заглянули бы в этюдник, если бы тот остался на полу, но чемоданчик висел на плече художника, и его грязный вид не привлекал внимания.

– Генку Медведева видели? – неожиданно спросил лейтенант.

– А кто это такой? – глупо спросил Белый, не дав открыть приятелю рта.

– Убийца! В СИЗО сидит. Людишек по подъездам хлопает.

– Брось, лейтенант, – начал заикаться Чижов. – Ты чего, пришел пугать нас?

Еще раз осмотрев стены, лейтенант повернулся и направился к выходу. Двое помощников пошли следом. Когда дверь хлопнула, Белый обессиленно упал на раскладушку.

– Не зря Гиббон мне снился. Так я и думал. Вот дурак!

Белый поднял голову.

– Дурак? Кажется, я это слово недавно произносил. Да-да, помню. В тот момент, когда один художник, глядя на дно этюдника, рисовал себе грандиозное будущее.

Чиж снял с плеча этюдник и со злостью бросил его на пол.

– Куда же нам деваться?

– Сколько тебе годков, старичок? Я знаю людей, которые в твоем возрасте начинали ходить в вечернюю школу. Вот они бы тебе дали точный ответ.

– Не те времена, Черный! Слишком душно. Впрочем, тебе виднее.

Наконец-то проглянуло солнышко, и сугробы начали уменьшаться, а на крышах скапливаться сосульки. Олег Кириллович Велихов подошел к окну и открыл форточку. На некоторое время он задержался у окна и, прищурив глаза, разглядывал лес. Если раньше ему нравилось, что его особняк стоит последним в ряду и он имеет возможность слушать пение птиц, то после налета лес стал его пугать. Генерал Боровский прав, надо выстричь большую поляну за оградой, а ветвистую липу спилить в первую очередь. Глазом моргнуть не успеешь, как лес покроется зеленью. Лучше не испытывать судьбу.

Он вернулся к своему креслу и взял рюмку с арманьяком.

– Извини, Бориска, я тебя перебил.

Борис Ефимов чувствовал себя олимпийским чемпионом. Его усердный труд увенчался успехом.

– Я проверил все цеха. Они работоспособны, но требуют небольшой реконструкции. Завод разливал минералку, теперь в простое. И главное, на громадной территории расположены крытые склады. Колхоз «Коммунар» переживает не лучшие дни. Ферма развалилась, скот пошел под нож. Завод прикрыли за отсутствием тары, затем перестали поставлять посуду, потом кончилось терпение рабочих. Председатель колхоза готов идти на любые компромиссы, но он не очень хорошо понимает, что получит колхоз, если сдаст нам в аренду завод. Главное – рабочие места, я ему это объяснил, и арендная плата и пять процентов с прибыли предприятия – Пять процентов? – удивился Велихов. – Это же гроши.

– Конечно. И один процент ему лично, на его счет за риск. Если что, то отвечать придется ему. Предприятие закрытого типа будет оформлено на колхоз. По документам, он восстанавливает завод минвод.

– Но где он будет брать воду? Нужно документальное обоснование.

– Обычная ключевая вода. Район богат великолепными источниками.

Они на этом и жили. И нам не надо добывать воду. Руководство колхоза – люди бедные, не очень грамотные, но алчные. Голодный всегда жаден. Сейчас они вычищают склады, и в любой день мы можем завозить туда спирт и освобождать «железку». Адвокат постучал по стопке оформленных документов, лежавших на столе.

– Да, Бориска, ты превзошел все мои ожидания. Пару дней понаблюдаю за колхозом. Я хочу пощупать председателя, такой ли он простачок, каким хочет казаться. Пусть приходит в ресторан «Пекин» к восьми вечера. Его проводят в мой кабинет.

– Мне тоже прийти?

– Разумеется. Мы пойдем вместе. Мы же теперь партнеры, и ты заслужил свои двадцать процентов с прибыли. Я держу свое слово! Но мы должны убедиться, что на этих людей можно положиться, с завтрашнего дня сядешь на одну из моих машин. Мои люди будут наблюдать, нет ли за тобой слежки. А чтобы это было понятно, появляйся каждый день на открытом пространстве. На развилке Дмитровского и Коровинского шоссе есть пустырь, через который проходит дорога к новостройкам. Там живет хорошенькая шлюшка. Вот и посещай ее каждый день в обеденное время. И удовольствие получишь, и дело сделаем. Ты меня понял, Бориска?

– Конечно, Олег Кириллыч. Вы опытный человек, я бы до такого не додумался.

– Этим мы и должны дополнять друг друга. Твоя молодость, энергия и мой опыт и знания. Так и делаются большие дела. Ну а теперь стоит выпить шампанского за успех мероприятия. Предосторожности нужны, но в целом дело сделано. На этот счет у меня припасена бутылочка настоящего брюта.

Кто-то распивал шампанское, а кто-то умирал от жажды. Марго очнулась в сыром подвале. Яркий свет от юпитеров слепил глаза. Железная койка с голыми досками стояла посреди помещения, где ее окружали кирпичные стены.

Правая рука была прикована наручником к железным прутьям у изголовья, а левая нога – к спинке в ногах. Такая растяжка не давала свободы движения, и Марго застонала. Все тело затекло и ныло. Сильный жар от прожекторов вызывал жажду, пот лился ручьями, лицо и волосы были в крови. Сейчас она уже не выглядела сногсшибательной секс-бомбой.

Марго не знала, сколько прошло времени, но ей казалось, что долго она не выдержит. Где-то в глубине со скрежетом открылся засов, скрипнула дверь, и она услышала гулкий стук каблуков, будто лежала на дне колодца. На секунду шаги затихли, свет стал мягче, и из темноты появилась фигура в белом смокинге с красной гвоздикой в петлице.

От невыносимых ярких лучей ее глаза покраснели и слезились. Она не сразу его узнала и долго всматривалась в человека, стоявшего у кровати. В руках он держал маленький поднос, накрытый белой салфеткой.

– Дайте воды, – прохрипела Марго.

– Совсем ослабла, кошечка.

Этот слащавый голос ни с каким другим не перепутаешь. Он мог принадлежать только одному человеку.

– Кот, это ты меня заковал?

– Ха! Я слышал, что ты боевая баба. Тебе бы ноги раздвигать и деньги на этом делать, а ты ногами по лицу. Несолидно! Дорого ты мне обходишься, кошечка. Очень дорого. Князь вернул тебя мне, а взамен потребовал пятнадцать кусков зелеными. Он говорит, что ты борец с белой смертью и состоишь на службе в главной ментовке Москвы. Убил меня Князь наповал. Грозится заложить Хлысту. Пришлось отдать ему пятнадцать косых. Вонючка! Но он еще мне заплатит!

А для начала я с тобой рассчитаюсь. Всю оставшуюся жизнь ты будешь молиться на то, с чем боролась! Ха!

Кот скинул салфетку с подноса и придвинул табурет к кровати.

Девушка увидела жгут, шприц, ампулы и вату. Она попыталась отстраниться, но у нее не хватало сил на сопротивление. Кот легко с ней справился. Марго напряглась как могла, но вскоре сдалась. Что-то такое произошло, и она услышала музыку. Очень красивую музыку и совсем рядом. Под ней плескалось изумрудное море. Где-то вдалеке пробегала желтая полоска пляжа, пальмы и бирюзовое небо.

Дышалось легко, и ее несло течением к водопаду. Чистая вода искрилась на солнце, как бриллиантовое ожерелье. Ее подняло вверх, и она полетела над волнами, как птица…

Кот сложил инструменты на поднос, накрыл салфеткой и направился к выходу.

За дверью его поджидал Глухарь.

– Вот что, Котяра. За аренду помещения ты мне будешь должен. Мне из-за тебя братву ущемлять приходится.

– Дня через три я тебе отдам твой сарай. Тебе что, денег не хватает? Бедным стал?

– Я наркотой не балуюсь.

– Зато с Соленым погромы на чужой территории устраиваешь. А людишки твои Хлысту принадлежат, а не Соленому. Сколько он тебе подбрасывает за одну разборку?

– Смотри допоешься, Кот.

– Твой голосок звонче звучит, Глухарь. Не забывай, что твое место в подвале, а мое наверху. У нас один хозяин. Если ты этого не понимаешь, то кто-нибудь из люберецких узнает, кого Соленый на стрелку с собой водит. На тебе, птичка, ни одного перышка не останется.

Несколько секунд они мерили друг друга взглядами, после чего разошлись.

В зале все шло своим чередом. Кот осмотрел публику. В большинстве своем те же лица. Он вновь заметил коренастого седого мужичка с простоватой русской физиономией и хитрыми голубыми глазками. Кот видел его в третий раз. И каждый раз его приглашали в кабинет к Хлысту. Поначалу Кот решил, что за ним поставили наблюдение, но мужичок не проявлял к обслуге интереса.

Сегодняшний вечер не отличался от остальных. Коренастого мужичка вновь пригласили к Хлысту. Кот терялся в догадках. Ему и в голову не могло прийти, что Хлыст имеет дело с милицией. На этот раз Хлыст решил идти ва-банк.

– Я тут вычитал в газетах о смерти банкира, которого пристрелили в больнице, – начал разговор Хлыст, как только Ефимов вошел в его кабинет.

– В наше время этим никого не удивить. Интересно другое. – Ефимов сел в кресло и закурил. Сегодня он был расположен к более длительной беседе. – Убийцу никто не схватил. И не схватит. Очевидно, опытный парень. Те, кого хватали до сегодняшнего дня, ничего из себя не представляют. Они идут в отчет по раскрываемости организованной преступности. Время от времени МВД должно получать такого рода подачки. Нельзя же держать милицию на голодном пайке.

– Преувеличиваете, господин Ефимов. Могу заключить с вами пари, что ни один киллер в ваши руки не попадет.

– Уверены?

– Могу сообщить вам неприятное известие. Агент Петровки накрылся. Вам негде брать информацию.

– Чепуха! Достаточно знать исходный материал, а остальное дело техники. Я опутаю всю вашу цепь паутиной. Достаточно того, что у меня есть фотографии всех людей, которые посещали это казино за последние три месяца. Это ли не след? – Ефимов блефовал. У него не было никаких фотографий. – К тому же у меня есть поэтажный план здания, полученный из надежных источников, и меня очень интересует, чем заняты четырнадцать комнат гостиничного типа на четвертом этаже и чем заполнен подвал, построенный по системе лабиринтов. И зачем в здании предусмотрено восемь выходов, не считая главного.

– Все это не имеет никакого значения, подполковник. Я арендовал это здание, а не строил его. Мне досталось то, что когда-то было клубом. Я сделал ремонт и перепланировку первого этажа. Вы должны это знать, если увлекаетесь историей московских казино.

– Я чувствую, вы еще не созрели для обстоятельного разговора.

Когда я накрою в вашей лавочке людей, торгующих наркотиками, то будет уже поздно руками размахивать. У меня на крючке сидит поставщик с его бухгалтерией.

Я вам могу назвать цифры. Вы глупо себя ведете, господин Корин. Вы даже не видите врагов в собственном окружении.

Ефимов встал и направился к двери.

– Постойте, подполковник. – Ефимов оглянулся. – Ваши условия!

– Мне нужен подряд на отстрел. Это звено должно перейти в мои руки. Вы на этом только выиграете. Прибыль обсудим позже.

– Мне надо подумать.

– Надеюсь, трое суток вам хватит. Кроме руководителя, оставите тот же состав. Нескольких человек я приведу с собой. От таких предложений не отказываются, Корин. Вас окружают враги, я буду той опорой, которая вам необходима. Пора вашему хозяину сменить тон диктата на уважительные просьбы.

Ефимов вышел. Хлыст ухватился за последнюю мысль мужичка с хитрыми глазками. Диктат Шевцова перешел все разумные границы. Он рубит сук, на котором сидит.

Хлыст решил сделать последнюю попытку. Если Шевцов не отступится от своего требования выложить ему три миллиона зеленых, то Хлыст перетасует карты и возьмет себе все козыри. Ему терять нечего. Кроме казино, в жизни Хлыста не оставалось ни малейшего просвета на будущее. Если его вышвырнут на улицу, то он окажется голым в клетке с тиграми. Слишком много врагов облизывались, глядя на него. Но пока существовала золотая клетка, никто не желал ломать о нее зубы.

Дом на Абельмановской заставе выглядел вполне прилично, жильцы не жаловались, но человек, имеющий врагов, вряд ли решился бы жить в нем. Василий Кузьмов считал, что у него нет врагов, и не беспокоился за свою жизнь. Даже визит подполковника Ефимова его не очень встревожил. Их связывало такое, что никто из двоих не стал бы испытывать судьбу и давить на мозоли старому партнеру. Если и были когда-то у главного аптекаря враги, то их уже черви сожрали. Так он думал и ошибался.

Сейчас Белый и Чижов облюбовали пятиэтажное здание напротив. Оба дома разделяло не больше сотни метров. Для начала пришлось выгнать бомжей с чердака и повесить свой замок. Бродяги – народ ушлый, участкового они не испугаются, милиция перед ними беспомощна, но когда их гонят уголовники, спорить не приходится.

Чижов прихватил с собой оптический прицел, который заменил бинокль, и три дня наблюдения за окнами Кузьмова дали свои результаты.

– Паренек живет тихо, – сделал заключение Чиж, передавая оптику напарнику. – Кроме баб, его ничего не интересует, гостей не зовет, друзей нет, квартирка скромная, правда, машина хорошая. Куда ему деньги девать? Или обнищал?

Белый выбросил окурок в слуховое окно на крышу.

– В кубышку складывает. Я ни черта не врубаюсь в нынешние цены и бумажки, но и восемь лет назад парень не бедствовал. А теперь прикинь, старичок, если на столе, который стоит против окна, поставят бутылку водки, сможешь отстрелить ей горлышко?

Чиж удивленно посмотрел на Белого.

– Это же кощунство!

– Хорошо. Вместо водки я налью в нее воды.

– Тогда без вопросов. Чего тут стрелять, тут проще из рогатки пальнуть.

– Вот и чудненько, можешь сам выбирать оружие, но в тот момент, когда я закурю и погашу спичку, дай залп. Мы им откроем новую эру. Пора провести душещипательную беседу с дружком.

– Таких к стенке ставят, а ты резину тянешь.

– Шлепнуть можно, но смысла нет. Бах, и все! Человек осознать должен, какой он грех на душу взял. Пусть суд им занимается. Он должен пройти через нары и просидеть от звонка до звонка. Такого тюфяка быстро петухом сделают. Протянет годков пять в курятнике и сам в петлю полезет. А ты его от мук избавить хочешь.

– Пять лет не протянет, через год околеет.

– Вот это и будет настоящим возмездием.

– Да, Сережа, здорово тебя полоснуло по сердцу.

На следующий день Кузьмов пришел домой раньше обычного. Его пригласили на конференцию, но у него разболелась голова, и он деликатно откланялся.

Как только он повернул ключ в двери и дернул за ручку, ему на плечо опустилась чья-то ладонь. Кузьмов оглянулся. На него смотрело худое, бледное лицо. На секунду оно показалось ему знакомым, но он тут же отбросил эту мысль, как яблочный огрызок.

– Привет, Зануда.

Кузьмов вздрогнул. Так его могли назвать только два человека, но оба давно уже погибли.

– Не ждал. Поди, панихидку по мне уже справил? – У Кузьмова подкосились ноги. Он хотел крикнуть, но ком подкатил к горлу и сдавил голосовые связки. В глазах поплыли красные круги.

Белый подхватил перепуганного Кузьмова и втащил его в квартиру Шок продолжался несколько минут. Розовые щеки хозяина превратились в серый студень и тряслись, как в лихорадке. Человек глянул в лицо собственной смерти, и удивляться тут нечему.

– Очнись, дружище. Нервишки ты свои хорошо помотал. Все еще по канату над пропастью ходишь. Так долго не протянешь. Ты я смотрю, не рад моему появлению. Жаль! А я, понимаешь ли, шесть тысяч верст отмахал, чтобы повидаться с тобой. Где же радушный прием? А? Не слышу.

– Мне говорили, что тебя… – Кузьмов осекся.

– Нет, над тобой пошутили. Ладно, хватит трястись, доставай ханку, ставь на стол, будем держать совет. Филевский совет! Боюсь, единогласным решением будет постановлено, что тебе придется оставить Москву.

– Послушай, Серега. Ты просто ничего не знаешь. Я тут ни при чем.

– Догадываюсь. А чего ты сразу-то не сказал, когда наган мне передавал для Женьки? А?

– Глупо получилось… Но тут я не виноват.

– Конечно, сидеть пришлось мне, виноватому!

Кузьмов начал суетиться. Вскочив на ноги, он полез в буфет, достал водку, кильки и тут же поставил на стол конфеты, компот из ананасов, вафли.

– Ты должен понять, Серега, у меня не было выхода. Страх парализовал. Помнишь документы отцовы? Короче говоря, нас накрыли. Этот гад мне сказал, что все испугом отделаемся, а я-то сдуру ему все рассказал. Тут, понимаешь, мешанина такая вышла…

– Хватит вертеться. Сними пальто и сядь за стол. Толком говори.

– Я не могу. Погоди, мне надо сосредоточиться. Нет, я лучше выпью.

Кузьмов отвинтил пробку, налил водку в чашку, где еще оставался утренний недопитый чай, и опрокинул смесь. Пальто он так и не снял, а уселся на стул и тупо уставился на воскресшее привидение. Белый догадался, что понять этого человека спустя столько лет будет очень трудно. Когда-то они понимали друг друга с одного взгляда, но теперь они были врагами.

– Успокоился?

– Да, почти… Сейчас…

Он налил себе еще водки и опорожнил полную чашку в два глотка.

– Хватит, Зануда, пора.

– Нас взяли под колпак за два месяца до того, как погиб Женька. Мы спороли глупость. Выписали требование на морфий для нашей районной больницы.

Помнишь? Идиоты! Там всего один корпус. Когда из аптечного управления пришел счет за лекарства, они схватились за головы. Бешеная сумма, да еще счет с перечисленными лекарствами. Короче говоря, главврач сообразил, что его подставили, и сообщил в милицию. В райотделе завели дело, и вел его капитан Ефимов. Он начал со склада. Подняли документы и собрали все заявки той же серии, которая использовалась в нашей больнице. Было решено, что кладовщик даст сигнал, когда приедет экспедитор с заявкой той же серии. Ты первый попал под колпак. Ефимов взял тебя под наблюдение. Ведь это ты получал товар и хранил его у себя. Затем мы все попали в капкан. Ефимов выяснил, кто мой отец, и узнал, как нам достались бланки. Он там же вышел на оптовика, который имел дело с Женькой, но пока не трогал его. Надо отдать должное Ефимову, работал он профессионально, но еще не знал, как нас использовать. Идею ему подал я… Да, я. Будь проклят тот день! Он взял меня первым и тут же усадил в КПЗ. Его бандиты отбили мне почки, и я ходил в сортир кровью, а потом он меня вызвал и сказал: «Тебе, сынок, грозит вышка. Кража ценных бумаг у государства, подделка документов, мошенничество, распространение наркотических средств среди малолетних. Могу сказать тебе по секрету, что один двенадцатилетний мальчонка умер от передозировки».

Ефимов врал, а мы не знали, кому Женька продавал товар. Короче говоря, Ефимов поставил меня на колени. Я тогда ему и ляпнул. «У меня есть две пачки бланков. Я могу отдать их за свободу. Дело верное, только с умом подойти к нему надо».

Ефимов ничего не ответил, а посадил меня в камеру. Через три часа меня вновь вызвали на допрос. Тут он уже все обдумал. Это был ультиматум, а не условия.

"Слушай меня внимательно, щенок, и запоминай. Твой дружок Белый засвечен на складе, и он должен исчезнуть, а лучше всего сесть за решетку. Второй дружок, Женька, как вы его называете Фасон, виновен в смерти малолетки.

Ему грозит вышка. Но он может заговорить. Ему нужно заткнуть пасть, раз и навсегда. Останешься только ты один. Для начала напишешь мне признание со всеми подробностями. Когда мы уберем с дороги всех твоих дружков, будешь сам получать товар, а я буду его реализовывать. Насчет оплаты труда мы договоримся потом.

Только так ты можешь выскочить из петли".

Побитый и напуганный, я на все был согласен. К тому же меня пугало состояние отца. Если меня посадят, то его сердце не выдержит. И конечно, его тут же уволят за халатность. Профессор, орденоносец, и такой позор. О вас я тогда не думал. Женьку я возненавидел, а ты оказался виноватым в нашем провале.

Мысли путались голова шла кругом. У Ефимова лежало мое признание, и он держал меня на крючке. Вся жизнь пошла под откос.

– Это ты убил Женьку?

– Нет, Серый. Я его не убивал. Кишка тонка. Я даже не знал о плане с убийством. В тот вечер Ефимов вызвал меня на улицу и отвел к стоянке, где стояла его машина. Мы подъехали к Женькиному дому, он вышел и велел мне ждать.

Его не было минут двадцать. Он знал, что Женькина мать на ночном дежурстве, и Женька дома один. Я думал, что он хочет его пугнуть, показать мою исповедь, а я нужен для подтверждения. Короче говоря, он вышел один, сел в машину, отвез меня в соседний переулок и приказал: «Сейчас здесь будет проходить Белый. Надень перчатки и возьми это».

Он протянул мне револьвер. Я чуть сознание не потерял. Мне показалось, будто он хочет, чтобы я тебя убил. «Обосрался, слюнтяй! Смотри, машину не загадь! Остановишь дружка и отдай ему наган. Скажи, что торопишься, мол, Женька просил достать ему пугач, чтобы от надоедливых наркоманов отделаться, но раз ты его встретил, то двоим ходить нечего. Свидание у тебя».

Я вышел из машины. И точно, через пять минут появился ты. Все прошло гладко. Тогда я еще не знал, что Женька уже мертв, и ты идешь в капкан.

Как только ты скрылся, я сел в машину и Ефимов отвез меня к церкви. В переулке было темно, и я едва заметил милицейскую машину, стоявшую на углу с выключенными фарами. "Беги к «канарейке» и скажи, что слышал стрельбу из окон.

Назови адрес Симакова. Живо". Я выполнял все поручения, как робот.

– Ну и как среагировали менты на твое заявление? – спросил Белый.

– За рулем сидел сержант. Он тут же включил двигатель. Тот, что сидел рядом, спросил: «А как же капитан?» Третий мент, что на заднем сиденье, скомандовал: «Хватит ждать, поехали, живо!» Мне даже убегать не пришлось, они сорвались с места за секунду. Ты уже находился в квартире. Но я тогда еще не знал, что за коварную игру придумал Ефимов.

– Что дальше?

– Ефимов отвез меня на дачу, где полным ходом шла пьянка. Две бабы и какой-то тип. Короче говоря, мы инсценировали скандал. Приезжала милиция, записали наши данные и уехали. Это стало моим железным алиби. А когда шло следствие и суд, я уехал в Карпаты в зимний студенческий лагерь. Ефимов все обстряпал так, что наркотики так и не всплыли в деле, а что касается нас, то он все врал. Никакого дела он не заводил, а на складе лекарственных средств сказал, что виновный сел за решетку, и даже показал им фото из зала суда. Они тебя признали и забыли об этом.

– Значит, Ефимов убил Женьку.

– И не только его. Спьяну он как-то признался, будто сосед Женькин его видел. Но он и с ним разделался.

– И с матерью моей разделался. Она умерла возле его кабинета. Он и со мной хотел разделаться, но промашка вышла.

– Мне он сказал, что взамен на твою жизнь одного крупного авторитета выпустил. Устроил ему побег. А тот в благодарность на тебя контракт в зону отправил. Вскоре ответ пришел, что контракт выполнен. Тебя больше нет.

– Не вышло. Теперь будет за все сразу отвечать.

– Такой выкрутится, и не думай. Что ты против него?

– А как же ты выкрутился? Значит, ты хитрее Ефимова оказался?

– Вначале я работал на него. Денег Ефимов не жалел. Он часто говорил, что Женька нас обманывал и отдавал нам на двоих двадцать процентов с дохода. Похоже, Ефимов не врал. Наш бизнес мог процветать и дальше, но тут умер отец. Вначале его хватил удар, затем парализовало, и после этого он умер. К сожалению, он так и не смог ничего сказать, но я знаю, что убил его я. Ему кто-то сказал: «Ваш сын ворует у вас бланки и получает по фальшивым документам наркотики». Вполне реально. После того как вас Женькой не стало, я сам стал получать товар на складе. Ефимов большой мастак, но он переоценил себя и недооценил людей на складе. За нами давно вели наблюдение. Такие склады имеют стратегическое значение, как топливо для космических кораблей или ядерные боеголовки. Но в нашем ведомстве есть люди, которые не любят выносить сор из избы и по каждому случаю бежать в милицию. Они сумели оценить ситуацию по-своему. Им понравилась наша фантазия. Дело в том, что по нашей схеме можно получать любые лекарственные препараты, яды, психотропные средства, а в случае крупной облавы все можно списать на хищение. Документы фальшивые, подписи фальшивые. Бланки ворованные. Виновные ответят, но чем? Взысканием? Выговором?

Снятием с работы? А это не сравнимо с открытием дверей святая святых.

Кто-то из больших боссов шепнул моему отцу на ухо обо мне, и таким образом они избавились от неподкупного честного трудяги. Потом все выглядело совсем просто. Меня вызвал один из крупных руководителей министерства и имел со мной часовую беседу. Суть разговора сводилась к тому, что я сяду на место отца и продолжу воровать дальше, только объемы и ассортимент увеличатся в несколько раз. В противном случае они засадят меня далеко и надолго вместе с Ефимовым.

Через три месяца они знали все. Они знали всех оптовиков и всю подноготную Ефимова и его родственников. И мне не оставалось выбора. Я согласился. С тех пор я живу между небом и землей. Мне ничего не надо. Мне плевать на деньги, на роскошь, на женщин. У меня нет семьи, детей и никогда не будет счастья. Я хожу по лезвию ножа. Я прокаженный. Я кость, которую должны бросить первой же собаке, которая начнет тявкать. С учетом тех объемов, с которыми связаны хищения последних двух лет, мне грозит вышка.

– Как же реагировал Ефимов?

– Они сказали, что эти мелочи не должны меня беспокоить. В дальнейшем я говорил с Ефимовым. Его вызвали в министерство к какому-то генералу, и тот ему приказал оставить меня в покое. Но Ефимов остался довольным. Генерал взял прохвоста под свое крыло. Теперь он руководит следственным отделом и вскоре получит погоны полковника. Будь уверен, так оно и случится. Параноик! С ним нельзя иметь дело. Он может убить человека, как таракана на стене. Алчность, жадность, зависть, злость, ненависть – все пороки, которые существуют в этом мире, могут стать его характеристикой. Он неуправляем, он непредсказуем. Забудь о нем, Серый.

– Я уже не Белый и не Серый, меня давно нарекли Черным. Я не боюсь Ефимова. У него больше опыта, а значит, мне надо быть осторожнее и ударить раньше и сильнее. Ну а что касается тебя, Зануда, то, пока ты еще не занял мое место в солнечном Магадане, бери бумагу и пиши. Все как на духу. С подробностями.

– Зачем? Такая бумага юридической силы не имеет, что с нее толку?

– Она мне душу согревать будет. Я ее как молитву на ночь читать стану. Это мне сил прибавит, а то, неровен час, сломаюсь в самый неподходящий момент.

Кузьмов плохо понимал слова старого приятеля, но не спорил с ним.

Сорок пять минут ему понадобилось, чтобы исписать ученическую тетрадку с признанием, похожим на исповедь. Белый сунул летопись преступлений в карман и добавил:

– Достань мне хороший яд. Попадание под кожу, и мгновенная смерть. Понял?

– Зайди через пару дней. Будет тебе яд.

Белый ушел с исписанной ученической тетрадкой. Не так он представлял себе их встречу. Кузьмов оказался обычной ширмой. Как ширму его использовал Ефимов, теперь используют коррумпированные чиновники. Белый не испытывал к Кузе ненависти, его чувства застыли и превратились в лед. Когда-то они были обычными мальчишками, веселыми хохмачами, бесшабашными и добрыми. И вот однажды они украли ящик с лекарством, а кладовщик больницы спешил на обед и не заметил этого. Роковой ящик погубил всех. Одного убили, второй сел в тюрьму и смертельно заболел, а третий существовал в паутине страха и кошмаров, из которой ему никогда уже не выбраться. Мальчишеская шалость погубила три жизни молодых, способных ребят, а также мать одного из них и отца другого. Печальная арифметика.

Чиж увидел растерянного задумчивого напарника и тут же спросил:

– Почему ты не дал сигнал, я все глаза проглядел.

– Пугать там некого. Все уже пуганые.

– Он рассказал правду?

– Я думаю, теперь ему стало легче, а мне труднее. У нас сменился противник. Женьку застрелил Ефимов. Он и мать мою погубил, и меня подставил.

– Тот следователь? Капитан?

– Подполковник. Коварная личность, сплеча рубить нельзя.

– Одолеем.

Кузьмов сидел на диване и молча смотрел в угол комнаты, где стояла коробка из-под телевизора. Она была битком набита деньгами. Никто никогда не считал их. Кузьмов возвращался с очередной встречи, где его клиенты меняли под столами кейсы, и высыпал пачки с долларами в ящик. Они его не интересовали. Его ничто не интересовало. Сейчас он думал о тех временах, когда трое друзей отмечали поступление в медицинский институт.