Поживем - увидим

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Гостиная миссис Клэндон в отеле. Дорогой номер на первом этаже, со стеклянной дверью в парк. Посреди комнаты стоит солидный стол, окруженный стульями и покрытый скатертью вишневого цвета, по столу разбросаны путеводители и железнодорожные справочники в роскошных переплетах. Войдя в комнату через стеклянную дверь и проследовав к столу, посетитель увидел бы слева камин, а справа письменный стол; письменный стол придвинут к стене, и в той же стене, чуть подальше,— дверь. Затем гость, если только он охотник до подобных красот, мог бы полюбоваться обоями цвета спелой сливы, с тисненым орнаментом под бронзу, и панелью, увенчанной карнизом и золочеными консолями по углам. По обе стороны стеклянной двери он увидел бы вазы на мраморных с прожилками колоннах, на постаментах черного полированного дерева; рядом с вазой, что ближе к камину, — декоративную горку, у которой передняя стенка деревянная с инкрустацией, а боковые — стеклянные, и сквозь них просвечивают полочки, уставленные дешевеньким — белым с голубым — фарфором; рядом с другой вазой — бамбуковый чайный столик с откидными полочками; изображения океанских пароходов и копии собак Ландсира[7]; против двери, у противоположной стены, он заметил бы обитую ковром оттоманку, на коврике перед камином — два мягких стула с такой же обивкой; и, наконец, повернувшись кругом и подняв голову, вошедший увидел бы тяжелый бронзовый ламбрекен над стеклянной дверью, с которого свисают шторы вишневого цвета с зеленой штампованной каймой. В общем же вся обстановка вполне отвечает своему назначению: она льстит мещанскому представлению о хорошем тоне, заставляя мириться с дорогой ценой за номер — фунт стерлингов в сутки.

Миссис Клэндон сидит за письменным столом и держит корректуру. Глория стоит возле стеклянной двери и в мучительной задумчивости глядит в сад Часы на камине бьют пять с болезненным надрывом, ибо черный мраморный склеп, в котором они замурованы, действует на них угнетающе.

Миссис Клэндон. Пять часов! Пожалуй, нет смысла ждать детей. Уж, верно, они без чая не останутся.

Глория (усталым голосом). Позвонить?

Миссис Клэндон. Пожалуйста, милая!

Глория идет к камину и звонит.

Слава богу, наконец разделалась с этой корректурой! Глория (начинает бесцельно шагать по комнате и наконец останавливается за стулом, на котором сидит ее мать) С какой корректурой?

Миссис Клэндон. Для нового издания «Женщины Двадцатого Века».

Глория (с горькой усмешкой). У тебя недостает одной главы.

Миссис Клэндон (судорожно перебирая гранки). Да что ты! Неужели?

Глория. Я имею в виду ненаписанную главу, главу, которую напишу за тебя я… когда-нибудь, когда узнаю, чем она кончается. (Возвращается к стеклянной двери.)

Миссис Клэндон. Новая загадка, Глория?

Глория. Да нет, все та же, старая.

Миссис Клэндон (озадаченная и несколько встревоженная, пристально смотрит на нее). Девочка!

Глория (идет к ней). Да?

Миссис Клэндон. Ты знаешь, я никогда ни о чем не расспрашиваю.

Глория (становясь на колени подле ее стула). Я знаю, знаю. (Внезапно обнимает мать и страстно прижимается к ней.)

Миссис Клэндон (мягко улыбаясь, но не без замешательства). Ты становишься сентиментальной, дорогая.

Глория (отпрянув). Ах, нет, нет! Не говори так! Ах! (Встает и отворачивается с жестом отчаяния.)

Миссис Клэндон (ровно). Милая моя, в чем дело? Что… Входит официант с подносом.

Официант (мягко). Надеюсь, я угадал ваше желание, мэм? Миссис Клэндон. Да, да, спасибо. (Поворачивает стул спинкой к письменному столу и снова усаживается. ’ Глория идет к камину и садится возле него, сгорбившись, отвернув лицо.

Официант (ставя поднос на большой стол в середине комнаты). Я так и думал, мэм. Удивительно, до чего к вечеру разыгрываются нервы, когда не выпьешь чашки чаю. (Поднимает бамбуковый столик и ставит его перед миссис Клэндон, не прекращая разговора.) Барышня и молодой джентльмен только что вернулись, мэм. Они катались на лодке, мэм. Приятное времяпрепровождение, мэм, в особенности в такой погожий денек, как нынче, мэм. И удовольствие, и польза. (Снимает поднос с большого стола и ставит его на чайный столик.) Мистер Мак-Комас просил не ждать его к чаю, мэм, он пошел проведать мистера Крэмптона. (Берет два стула и ставит их по обе стороны стола.)

Глория (оборачиваясь, в порыве внезапного страха). А другой джентльмен?

Официант (успокоительно, на минутку впадая в размер песенки, которую он певал в детстве: «Как бродил я»). Он придет, мисс, он придет. Он сидел на веслах, мисс, и побежал в аптеку купить чего-нибудь, чтобы смазать мозоли на руках. Он скоро придет, мисс, очень скоро. Глория, не в силах совладать со своей тревогой, встает и поспешно идет к двери

Миссис Клэндон (привставая). Гло..

Глория выходит. Миссис Клэндон обращает озадаченный взгляд на официанта, невозмутимого, как всегда.

Официант (бодро). Прикажете подать еще чего-нибудь? Миссис Клэндон. Нет, спасибо.

Официант. Вам спасибо, мэм.

В то время как официант выходит, врываются радостные и возбужденные Фил и Долли. Официант пропускает их в комнату, придерживает дверь, затем выходит, притворяя ее за собой.

Долли (с жадностью). О, дайте мне чашку чаю скорей!

Миссис Клэндон наливает ей чай.

Мы катались на лодке. Валентайн сейчас придет.

Филип. Навигация для него непривычное дело. А где Глория?

Миссис Клэндон озабоченно, наливая ему чай). Фил, с Глорией что-то неладно. Что-нибудь случилось?

Фил и Долли переглядываются и с трудом подавляют смешок.

В чем дело?

Филип (подсаживаясь к ней слева). Ромео…

Долли (подсаживаясь справа). И Джульетта!

Филип (принимая чашку из рук миссис Клэндон). Да, да, дорогая мама,— старая, старая история. Долли, оставь мне немного молока! (Ловким жестом отбирает у нее молочник.) Так вот: «Весною…»

Долли. «Юноша мечтаньем…»

Филип. «И помыслом к любви…»[8] (К миссис Клэндон, которая протягивает ему вазу с печеньем.) Спасибо! «…стремится». С иными это случается и осенью. «Юношей» в данном случае оказался…

Долли. Валентайн!

Филип. И он настолько помыслом и мечтаньем устремился к Глории, что…

Долли. Он поцеловал ее!

Филип. В углу террасы!

Долли. В губы! При всех!

Миссис Клэндон (не веря своим ушам). Фил! Долли! Вы шутите?

Они отрицательно мотают головой.

И она позволила?

Филип. Мы думали, что он тотчас падет, сраженный молнией презрения…

Долли. А он хоть бы что!

Филип. По всей видимости, ей это понравилось.

Долли. Да, насколько мы могли судить. (Останавливая Филипа, который начал было наливать себе вторую чашку.) Стой! Ты ведь дал зарок не пить больше одной.

Миссис Клэндон (не на шутку встревоженная). Дети, я не хочу, чтобы мистер Валентайн застал вас здесь. Мне нужно очень серьезно поговорить с ним обо всем этом.

Филип. Выяснить его намерения, да? А как же «Принципы Двадцатого Века»?

Долли. Правильно, мама, призови его к ответу. Выжми все что можно из девятнадцатого века, пока он еще не кончился.

Филип. Тсс! Вот и он.

Входит Валентайн.

Валентайн. Простите, ради бога, что я опоздал, миссис Клэндон.

Миссис Клэндон хочет налить ему чашку.

Нет, спасибо, я чаю не пью. Мисс Долли и Фил, верно, рассказали вам, что со мной произошло?

Филип (с важностью, вставая). Да, Валентайн. Мы все рассказали.

Долли (многозначительно, тоже вставая). Мы все-все рассказали!

Филип. Так велел нам долг. (Чрезвычайно серьезно.) Идем, Долли! (Подставляет ей руку, она кладет на нее свою.) Бросив Валентайну на прощание печальный взгляд, они торжественно выходят под руку. Валентайн недоуменно смотрит им вслед.

Миссис Клэндон (вставая и отходя от чайного стола). Мистер Валентайн, сядьте, пожалуйста. Я хочу с вами поговорить, если позволите.

Валентайн медленно направляется к оттоманке; голос совести говорит ему, что предстоит провести не слишком приятные пятнадцать минут. Миссис Клэндон с достоинством опускается на стул, на котором сидел Филип. Валентайн садится.

Прежде всего я должна заручиться вашим снисхождением, так как я собираюсь говорить о предмете, о котором знаю очень мало, вернее — ничего, а именно: о любви.

Валентайн. О любви?!

Миссис Клэндон. Да, о любви. Но вы напрасно взволновались, мистер Валентайн: я-то во всяком случае не влюблена в вас.

Валентайн (растерявшись). Право, миссис Клэндон… (Приходя в себя.) Я был бы только польщен.

Миссис Клэндон. Благодарю вас, мистер Валентайн. Но мне уже поздно начинать.

Валентайн. Начинать! Неужели вы никогда…

Миссис Клэндон. Никогда. Моя история довольно обычная, мистер Валентайн. Я была слишком молода, когда выходила замуж, и не понимала, что делаю. В результате, как вы сами имели возможность убедиться, мы оба, муж и я, потерпели горчайшее разочарование. Так вот и вышло, что я хоть и замужняя женщина, а ни разу не была влюблена. Романов у меня не было, да и сказать по чести, наглядевшись на чужие романы, я не очень-то сожалею о таком недостатке житейского опыта.

Валентайн, чрезвычайно мрачный, недоверчиво поглядывает на нее и молчит.

(Она слегка краснеет и произносит со сдержанным гневом.) Вы как будто не верите мне?

Валентайн (смущенный тем, что она верно прочла его мысли). Ах нет, отчего же? Отчего же?

Миссис Клэндон. Так позвольте мне сказать вам, мистер Валентайн, что жизнь, посвященная служению человечеству, полна восторгов и страстей, которые во много раз превышают эгоистические влечения и мелкую чувствительность романтической любви. Впрочем, восторги и страсти, которые я имею в виду, вряд ли покажутся привлекательными вам.

Сознавая, что безнадежно падает в ее глазах, Валентайн печально кивает.

Ну вот видите… А я со своей стороны совсем не компетентна в так называемых сердечных делах, в которых вы, очевидно, разбираетесь до тонкости.

Валентайн (тревожно). Что вы хотите этим сказать, миссис Клэндон?

Миссис Клэндон. Я думаю, вы и сами понимаете, что я хочу этим сказать.

Валентайн. Глория?

Миссис Клэндон. Да, Глория.

Валентайн (сдаваясь). Ну что ж, я влюблен в Глорию. (Предупреждая ее возражение.) Я знаю, что вы сейчас скажете: у меня нет денег.

Миссис Клэндон. Я меньше всего забочусь о деньгах, мистер Валентайн.

Валентайн. В таком случае вы сильно отличаетесь от всех матерей, с которыми мне до сих пор доводилось беседовать на эту тему.

Миссис Клэндон. Вот-вот-вот, мистер Валентайн, мы подходим к существу дела. Для вас это все не внове, а? (Он раскрывает рот, чтобы возражать, но она гневно обрывает его.) Ах, неужели же вы думаете, что я вовсе лишена здравого смысла? При всем своем невежестве в этом вопросе, я все же понимаю, что неопытному новичку не удалось бы за одно свидание добиться так много от такой женщины, как моя дочь!

Валентайн. Уверяю вас…

Миссис Клэндон (останавливая его). Да я и не виню вас, мистер Валентайн… Глория должна уметь постоять за себя, и вы имеете полное право развлекаться, как вам угодно. Но…

Валентайн (протестуя). Развлекаться ?! О, миссис Клэндон!

Миссис Клэндон (неумолимо). И вы клянетесь, мистер Валентайн, что ваше чувство серьезно?

Валентайн (с отчаянной решимостью). Клянусь!

Она испытующе смотрит на него.

(Чувство юмора берет верх, и он с забавной миной продолжает.) Только беда в том, что мои чувства всегда бывали серьезны, а в результате — вот он я, цел и невредим, как видите.

Миссис Клэндон. Я так и представляла себе дело. (Сурово.) Мистер Валентайн, вы принадлежите к той породе мужчин, для которой сердце женщины — игрушка.

Валентайн. А почему бы и нет? Стоит ли серьезно относиться к чему-нибудь, кроме служения человеку? Впрочем, я вас понял. (Встает, берет шляпу; с корректной учтивостью.) Вы желаете, чтобы я перестал посещать ваш дом?

Миссис Клэндон. Напротив. Лучший способ для Глории освободиться от вашего влияния — это познакомиться с вами покороче.

Валентайн (искренне испугавшись). Что вы говорите, миссис Клэндон? Неужто вы так думаете на самом деле? Миссис Клэндон. Я твердо верю в разумное воспитание, которое Глория получила с детства.

Валентайн (точно гора у него свалилась с плеч). A-а! Ну тогда я спокоен. (Снова садится, отшвырнув шляпу небрежным жестом человека, которому больше ничего не угрожает.)

Миссис Клэндон (возмущенная его самоуверенностью). Что вы хотите этим сказать?

Валентайн (таинственно поворачиваясь к ней). Разрешите вас поучить немного, миссис Клэндон?

Миссис Клэндон (сухо). Я всегда готова учиться.

Валентайн. Вы никогда не интересовались военным делом?.. Ну, артиллерия, знаете, пушки там, броненосцы и прочее?

Миссис Клэндон. Военное дело имеет какое-нибудь отношение к Глории?

Валентайн. Самое прямое, — по аналогии. На протяжении всего нашего столетия, дорогая миссис Клэндон, развитие артиллерийского дела сводилось по существу к поединку между тем, кто делает пушки, и тем, кто производит броню для защиты от пушечных ядер. Вы строите корабль, способный устоять против самой мощной из существующих пушек; затем кто-то строит еще более мощную пушку и топит ваш корабль. Вы строите еще более тяжелый корабль, рассчитанный именно на это, самое последнее, орудие; кто-то строит еще более мощную пушку и снова топит ваш корабль. И /гак далее и так далее. Ну так вот — то же самое происходит в поединке полов.

Миссис Клэндон. Поединок полов?!

Валентайн. Вот именно. Вы разве не слыхали о «поединке полов»? Ах да, я забыл: вы ведь были на Мадейре, когда появилось это выражение. Нужно ли объяснять, что оно значит?

Миссис Клэндон (презрительно). Нет!

Валентайн. Ну вот видите. Теперь рассмотрим, как протекает поединок полов. Мать, женщина старомодная, получила в свое время старомодное воспитание, рассчитанное на то, чтобы оградить ее от мужских козней. Результат вам известен: старомодный мужчина ее обставляет. Тогда старомодная мать, решившись во что бы то ни стало изыскать более верные средства для спасения своей дочери, пытается создать броню, которая оказалась бы не по зубам старомодному мужчине. Она дает своей дочери научное образование, — ваш случай. Что делать старомодному мужчине? Он начинает вопить, что этак нельзя, неженственно, дескать, и все такое прочее. Да что толку? И вот ему приходится отказаться от своей старомодной тактики — с коленопреклонениями там, клятвами в любви, уважении, покорности и так далее.

Миссис Клэндон. Положим, эти клятвы требовались от женщины.

Валентайн. Разве? Впрочем, вы, наверное, правы,—да, да, конечно так. Ну-с, так что же делает мужчина? Да то же, что делал наш артиллерист: пытается вырваться на голову вперед, вооружается научно и побивает женщину в этой новой игре точно так же, как побивал ее в прежней. Мне еще и двадцати трех лет не было, когда я постиг правила обращения с женщиной, воспитанной на женском равноправии: ведь это еще до меня открыли. Как сидите, я действую по самой новой системе.

Миссис Клэндон (брезгливо). Вижу.

Валентайн. Но по этой-то причине есть одна категория девушек, против которой моя система бессильна.

Миссис Клэндон. И это?..

Валентайн. Девушка старинного образца. Если бы вы воспитали Глорию по старинке, мне бы пришлось восемнадцать месяцев добиваться того, чего я добился у нее сегодня в какие-нибудь восемнадцать минут. Да, миссис Клэндон! Благодаря «высшему образованию для женщин» мне и удалось одержать победу над Глорией. А кто заставил ее уверовать в это высшее образование? Вы! Миссис Клэндон (вставая). Мистер Валентайн! Вы очень умны…

Валентайн (тоже вставая). Что вы, миссис Клэндон! Миссис Клэндон. Однако нового вы мне ничего не сказали. Прощайте.

Валентайн (в ужасе). Прощайте?! Значит, я ее даже не увижу больше?

Миссис Клэндон. Боюсь, что она не вернется сюда, пока вы не уйдете отсюда, мистер Валентайн. Она потому и ушла, что не хотела встречаться с вами.

Валентайн (задумчиво). Это хороший признак. До свиданья. (Кланяется и идет к дверям, по-видимому, вполне довольный положением дела.)

Миссис Клэндон (встревоженная). Почему вы считаете это хорошим признаком?

Валентайн (дойдя до двери, оборачивается). Потому что я до смерти боюсь ее; и похоже, что она до смерти боится меня. (Поворачивается и сталкивается в дверях с Глорией. Она смотрит на него немигающим взглядом. Он растерянно, во все глаза, глядит на нее, затем переводит взгляд на миссис Клэндон и, окончательно смешавшись, вновь глядит на Глорию.)

Глория (бледная, с трудом сдерживаясь). Мама, это правда — то, что Долли мне сейчас рассказала?

Миссис Клэндон. Что же она тебе рассказала?

Глория. Что ты беседовала обо мне с этим джентльменом?

Валентайн (чуть слышно). С этим джентльменом! О! Миссис Клэндон (резко). Мистер Валентайн, вы можете минуту помолчать?

Он жалобно смотрит на них, затем, махнув рукой, возвращается к оттоманке и швыряет на нее шляпу.

Глория (матери, с горьким упреком в голосе). Мама, какое право ты имела так поступить?

Миссис Клэндон. Но, Глория, я ничего такого не говорила, чего бы я не имела права говорить.

Валентайн (ввязываясь некстати со своей поддержкой). Ничего. Ровно ничего.

Обе женщины уничтожают его взглядом.

Прошу прощенья! (С виноватым видом опускается на оттоманку.)

Глория. Я считаю, что никто не имеет права даже думать о том, что касается одной меня. (С трудом подавляет волнение и отворачивается от них обоих, чтобы скрыть его.)

Миссис Клэндон. Милая моя, если я задела твою гордость…

Глория (поворачиваясь к ним на минутку). Гордость? Какая там гордость! У меня нет больше гордости! Чем мне гордиться, когда я не имею власти над самой собой? (Снова отворачивается.) Но если женщина не может уберечься сама — никому ее не уберечь. И спасать ее не имеет права никто; даже родная мать не имеет этого права. Я потеряла твое доверие, так же как потеряла уважение этого человека, пусть… (Останавливается, чтобы подавить рыдание.)

Валентайн. Этого человека! О!

Миссис Клэндон. Да замолчите же, сэр!

Глория (продолжая). Но разве нельзя меня оставить в покое с моим позором? Ну да, я из тех слабых созданий, которые только затем и рождаются на свет, чтобы покориться первому, кто глянет в их сторону; и мне, видно, не миновать своей судьбы. Так не подвергайте же меня еще большему унижению — не делайте попыток спасти меня! (Садится у дальнего края стола, прижимая платок к глазам.)

Валентайн (вскакивая). Послушайте…

Миссис Клэндон (строго). Мистер Ва…

Валентайн (закусив удила). Нет, я буду говорить! Ведь я молчу уже целых тридцать секунд. (Решительно подходит к Глории.) Мисс Клэндон…

Глория (с горечью). Зачем же «мисс Клэндон»? Вы ведь убедились, что меня можно безнаказанно называть Глорией?

Валентайн. Ну нет! Чтобы вы сами потом попрекали меня этим и обвиняли в неуважении к вам? Это же чудовищная, душераздирающая клевета — будто я вас не уважаю! Это верно, что я ни во что не ставил вашу прежнюю гордость,— с чего бы мне уважать ее? Ведь она не что иное, как малодушие. Я ни во что не ставил ваш ум, потому что мой собственный лучше. Ум — это мужская специальность. Но когда заговорили бездны… Когда наступил мой час… когда вы вселили в меня мужество!.. О, тогда, тогда, тогда…

Глория. Тогда, верно, вы меня стали уважать. Валентайн. Нисколько. Я стал обожать вас.

Она порывисто вскакивает и поворачивается к нему спиной.

Этого мгновения вам у меня не отнять. И теперь мне все нипочем! (Возвращается к оттоманке, адресуя свои жизнерадостные излияния в пространство.) Вы думаете, я не понимаю сам, что несу чушь? Но что ж делать? (К миссис Клэндон.) Я люблю Глорию. Вот и все!

Миссис Клэндон (отчеканивая). Мистер Валентайн, вы очень опасный человек. Глория, иди сюда.

Глория, недоумевая, повинуется и становится по правую руку матери, опустив голову; Валентайн же стоит по левую руку миссис Клэндон, которая говорит с глубочайшим презрением.

Спроси этого человека, которого ты так вдохновила, в которого ты вселила мужество, сколько женщин вдохновляло его, сколько их вселяло в него мужество до тебя?

В порыве ревнивого гнева и изумления Глория резко поднимает голову.

Сколько раз ставил он свою ловушку, ту самую, в которую ты попалась? Скольких заманил он в нее такими же речами? Спроси его, долго ли он упражнялся, прежде чем достичь совершенства на поприще дуэлянта в «поединке полов»?

Валентайн. Этак не годится! Вы злоупотребляете моим доверием, миссис Клэндон.

Миссис Клэндон. Спроси, спроси его, Глория!

Глория (в бешенстве, стиснув кулаки, подходит к нему). Это правда?

Валентайн. Не сердитесь…

Глория (неумолимо, перебивая его). Это правда? Вы кому-нибудь говорили все это прежде? Вы испытывали подобные чувства… к другой?

Валентайн (просто). Да.

Глория поднимает руки, сжатые в кулаки.

Миссис Клэндон (в ужасе, хватает ее за руку). Глория! Дорогая моя! Опомнись…

Глория тяжело переводит дух и медленно опускает руки,

Валентайн. Посудите сами: как развиваются у человека его способности? Ведь прежде, чем он поймет, куда их приложить, сколько раз ему приходится растрачивать их впустую! Способность восхищаться и любить тоже развивается не сразу.

Миссис Клэндон. Внимание, Глория! Это тоже прием! Валентайн (протестуя). О!

Глория (к миссис Клэндон, с высокомерным спокойствием). Неужели ты думаешь, что я все еще нуждаюсь в предостережениях? (Валентайну.) Вы пытались внушить мне любовь?

Валентайн. Пытался.

Глория. Ну что ж, вам удалось внушить мне самую страстную… ненависть!

Валентайн (философски). Удивительно, до чего ничтожная разница между этими понятиями.

Глория в негодовании отворачивается от него.

(Продолжает, обращаясь к миссис Клэндон.) Я знал женщин, которые любили своих мужей. И что же? Они держали себя точь-в-точь как ваша дочь.

Миссис Клэндон. Извините меня, мистер Валентайн, но мне кажется, что вам лучше уйти.

Глория. Если ты гонишь его из-за меня, мама, то не стоит труда. Для меня он больше не существует, а Долли и Филу с ним весело. (С надменной небрежностью садится возле конца стола, ближайшего к стеклянной двери.)

Валентайн (радостно). Ну конечно же! Вот это трезвый взгляд! Послушайте, миссис Клэндон, какой вам расчет ссориться с таким мотыльком, как я?

Миссис Клэндон. Я отношусь к вам с большой опаской, мистер Валентайн. Тем не менее мне не хотелось бы видеть в вашем пагубном легкомыслии всего лишь испорченность и бесстыдство…

Глория (как бы про себя, но не понижая голоса). А что же это, кате не испорченность и бесстыдство?

Миссис Клэндон. …поэтому, может быть, в самом деле лучше всего позвать Фила и Долли, с тем чтобы вы заключили свой визит обычным порядком.

Валентайн (точно она сказала ему нечто в высшей степени лестное). Я потрясен, миссис Клэндон! Благодарю вас.

Входит официант.

Официант. Мистер Мак-Комас, мэм.

Миссис Клэндон. Отлично. Просите.

Официант. Он просит вас выйти к нему в холл, мэм.

Миссис Клэндон. Почему же он не хочет войти сюда? Официант. С вашего позволения, мэм, мне кажется, что мистер Мак-Комас предпочитает говорить с вами без младших членов вашей семьи, мэм. Так ему, видно, удобнее.

Миссис Клэндон. Скажите ему, что их нет.

Официант. Они здесь поблизости, мэм; они точно сторожат кого-то.

Миссис Клэндон (направляясь к двери). Ну, хорошо. Я выйду к нему.

Официант (распахивая перед ней дверь). Благодарю вас, мэм.

Миссис Клэндон уходит. Официант возвращается.

(Заметив по глазам Валентайна, что тот хочет, чтобы он ушел.) Хорошо, сэр. Благодарю вас, сэр. Только вот посуду приму, сэр. (Берет в руки поднос.) Извините меня, сэр. Благодарю вас, сэр. (Уходит.)

Валентайн (Глории). Послушайте. Рано или поздно вы меня все равно простите. Простите же меня сейчас, а?

Глория (вставая, чтобы тирада ее прозвучала внушительней). Никогда! Покуда трава не перестанет расти, покуда вода не иссякнет в земле — никогда, никогда, никогда!!!

Валентайн (ничуть не обескураженный). Ну, как хотите. Лично я не способен печалиться о чем бы то ни было. Я уже никогда больше не впаду в уныние — никогда, никогда, никогда! Покуда трава не перестанет расти, покуда вода не иссякнет в земле! Мысль о вас будет всегда наполнять меня ликованием. (Предупреждая готовую сорваться у нее едкую реплику.) Нет, этого я еще никому не говорил. Это совсем новое.

Глория. Зато когда вы скажете эти слова следующей женщине, они уже не будут новыми.

Валентайн. Не надо, Глория, пожалуйста! (Становится перед ней на колени.)

Глория. Встаньте! Встаньте! Как вы смеете?

В комнату врываются Фили Долли, как всегда наперегонки, но застывают на месте. Валентайн вскакивает.

Филип (со скромным достоинством). Прошу прощения. Идем, Долли! (Подает ей руку и поворачивается, чтобы идти.)

Глория (с раздражением). Мама сейчас придет, Фил. (Строго.) Я прошу вас дождаться ее здесь. (Отворачивается к стеклянной двери, смотрит в сад.)

Филип (многозначительно). Ах, вот как! Мхм!

Долли. Ага!

Филип. Вы, кажется, в прекрасном настроении, Валентайн?

Валентайн. Да. (Становится между близнецами.) Вот что, друзья! Вы, конечно, понимаете, что тут у нас происходит?

Глория резко оборачивается, уверенная, что ей готовится новое оскорбление.

Долли. Еще бы!

Валентайн. Ну так вот — с этим покончено. Мне отказали, мной пренебрегли. Теперь меня здесь терпят из одной только жалости. Ваша сестра решительно отвергает мои домогательства и ни в какой мере не изволит интересоваться моей особой.

Успокоившись, Глория снова презрительно отворачивается.

Понятно?

Долли. Так вам и надо. Зачем торопились?

Филип (похлопывая его по плечу). Ничего! Вы бы света невзвидели, если бы она согласилась стать вашей женой. Зато теперь вы можете начинать новую главу вашей жизни.

Долли. Примерно семнадцатую.

Валентайн (которому сейчас не до смеха). Не надо так говорить! Вы не представляете себе, сколько вреда могут причинить такие вот легкомысленные шуточки.

Долли. В самом деле? Мхм!

Филип. Ага! (Проходит к камину и стоит там, всем своим видом изображая «главу семьи».)

С чрезвычайно озабоченным выражением лица, быстрыми шагами в комнату входит Мак-Комас в сопровождении миссис Клэндон; поглощенная мыслью о Глории, миссис Клэндон сразу начинает искать ее глазами, собираясь подойти к ней; но Глория сама идет ей навстречу с подчеркнутым выражением любви и доверия. В конце концов миссис Клэндон садится на свое прежнее место, а Глория становится позади нее. Долли останавливает Мак-Ко мае а на пути к оттоманке.

Долли. Что новенького, Финч?

Мак-Комас (сурово). Ничего хорошего, мисс Клэндон. Я принес весьма печальные вести от вашего отца, весьма печальные. (С внушительным видом идет к оттоманке и садится.)

Долли, сделав постное лицо, садится рядом с Мак-Кома- сом по его правую руку.

Валентайн. Может быть, мне уйти?

Мак-Комас. Ни в коем случае, мистер Валентайн. Дело это в большой степени касается и вас.

Валентайн берет один из стульев, стоящих вокруг стола, ставит его поближе к оттоманке и садится на него верхом, опираясь грудью на спинку стула.

Миссис Клэндон, ваш муж требует передачи ему на воспитание младших детей, не достигших еще совершеннолетия.

Миссис Клэндон (всполошившись). Он хочет отнять у меня Долли?

Долли (растроганно). Но как это мило с его стороны! Мама, мы ему понравились!

Мак-Комас. Тут я, к сожалению, вынужден рассеять ваши иллюзии, мисс Доротея.

Долли (в восторге начинает ворковать). Доротея! (Нежно прильнув к его плечу, тает.) Ах, Финч!

Мак-Комас (испуганно отодвигаясь). Нет, нет, нет!

Миссис Клэндон. Но ведь, расходясь с мужем, мы заключили соглашение, по которому дети оставались со мной.

Мак-Комас. И в этом же соглашении была оговорка, гласящая, что вы со своей стороны обязались не тревожить и никоим образом его не преследовать.

Миссис Клэндон. А разве я нарушила это условие?

Мак-Комас. Чтобы решить, можно ли квалифицировать поведение ваших младших детей как преследование, нам, вероятно, понадобится мнение авторитетного юриста. Мистер Крэмптон, во всяком случае, настаивает на факте преследования; мало того, он убежден, что его зазвали сюда в результате предварительного сговора и что мистер Валентайн действовал как ваш агент.

Валентайн. Что? Что такое?

Мак-Комас. Он утверждает, будто бы вы его усыпили, мистер Валентайн…

Валентайн. Это верно.

Мак-Комас. Это еще зачем?

Долли. Чтобы получить пять шиллингов сверх обычной платы.

Мак-Комас (к Долли, резко). Мисс Клэндон, я просил бы вас не перебивать своими неуместными замечаниями наш в высшей степени серьезный разговор. (Повышая голос.) И вообще я настаиваю на том, чтобы серьезные вопросы обсуждались серьезно и с должным уважением.

После этой вспышки среди присутствующих воцаряется виноватое молчание, а сам Мак-Комас жестоко конфузится.

(Откашлявшись, он начинает заново, обращаясь на этот раз к Глории.) Мисс Клэндон, я должен сообщить вам, что ваш отец также внушил себе, будто мистер Валентайн намерен на вас жениться…

Валентайн (ловко вворачивает). Это верно.

Мак-Комас (обиженным тоном). В таком случае, сэр, пеняйте на себя, если отец этой молодой особы заподозрит, что вы целитесь на ее приданое.

Валентайн. Что ж, так оно и есть. Или, по-вашему, моя жена может прожить на мои заработки? Десять пенсов в неделю?!

Мак-Комас (с отвращением). Сэр, мне больше не о чем с вами говорить. А мистеру Крэмптону я буду вынужден сообщить, что в этой семье отцу делать решительно нечего. (Идет к двери.)

Миссис Клэндон (спокойно и властно). Финч!

Он останавливается.

Предоставьте дурачиться мистеру Валентайну — вам это не к лицу. Сядьте.

Мак-Комас, у которого после недолгого колебания дружба к миссис Клэндон одерживает верх над чувством собственного достоинства, покорно садится, на этот раз между Долли и миссис Клэндон.

Вы же знаете, что все это дело яйца выеденного не стоит и что сам Фергюс верит в него не больше вашего. А вот вы мне лучше посоветуйте — искренне, как друг, — вы ведь знаете, как я считаюсь с вашим мнением — посоветуйте мне, что делать? Дети будут сидеть тихо, обещаю вам.

Мак-Комас (сдается). Ну, хорошо! Вот что я хочу сказать. Ведь, заключая ваше соглашение с мужем, вы, миссис Клэндон, находились в более выгодном положении, чем он.

Миссис Клэндон. Это, собственно, почему?

Мак-Комас. Ну как же. Вы всегда были передовой женщиной, вы привыкли не считаться с мнением общества, вам дела не было до того, что будут о вас говорить.

Миссис Клэндон (гордясь этим). Да, это верно.

Глория, которая стоит позади матери, наклоняется к ней и целует ее в голову, чем несказанно смущает миссис Клэндон.

Мак-Комас. Что же касается вашего супруга, миссис Клэндон, то одна мысль об огласке повергала его в трепет. Кроме того, ему приходилось думать о своей репутации в коммерческом мире и считаться с предрассудками родных — ведь он вырос в достаточно старомодной семье.

Миссис Клэндон. Ну, положим, у него и собственных предрассудков хватало.

Мак-Комас. Слов нет, миссис Клэндон, он вел себя недостойно.

Миссис Клэндон (саркастически). Слов нет.

Мак-Комас. Но можно ли винить его одного?

Миссис Клэндон. Может быть, это я была виновата?

Мак-Комас (поспешно). Нет, нет, что вы!

Глория (пристально глядя на Мак-Комаса). А ведь вы говорите не то, что думаете, мистер Мак-Комас.

Мак-Комас. Милая барышня, вы уж очень придирчивы. Позвольте вам представить все дело, как я его понимаю. Когда человек женится неудачно (причем, заметьте, никто тут не виноват: несоответствие вкусов и склонностей, которого нельзя было предугадать) — и в результате такой неудачи оказывается лишенным того самого тепла и сочувствия, в расчете на которые он, надо полагать, и вступал в брак, — словом, когда обнаруживается, что ему лучше было бы вовсе не жениться, чем жениться на этой женщине (в чем сама она, разумеется, ничуть не виновата !), — следует ли удивляться, если он начинает винить во всем жену, усугубляя положение и без того тяжелое, а затем в своем отчаянии заходит еще дальше: пьет, напиваясь порой до буйного состояния, и, наконец, даже начинает искать сочувствия на стороне?

Миссис Клэндон. А я его и не винила. Я просто спасала себя и детей.

Мак-Комас. Это так, миссис Клэндон, но вы ставили жесткие условия. Он был в ваших руках: вы грозили возбудить дело о разводе, что повлекло бы за собой неминуемую огласку. Ему пришлось покориться. Теперь представьте себе, что не вы, а он обладал бы подобной властью и, пользуясь этим, отобрал бы у вас детей да еще и воспитал бы их так, чтобы они даже имени вашего не знали. Каково бы это показалось вам? Как бы поступили вы в таком случае? Неужели нельзя сделать хоть некоторую скидку на его чувства — вспомнить, что и он человек, что и ему свойственны человеческие слабости?

Миссис Клэндон. Что касается его чувств, они для меня так и остались загадкой. Зато с характером его я познакомилась основательно, равно как и с… (содрогнувшись) прочими человеческими слабостями.

Мак-Комас (с тоской). Женщины подчас судят очень строго, миссис Клэндон.

Валентайн. Это верно.

Глория (сердито). Молчите!

Валентайн утихает.

Мак-Комас (собравшись с силами). Позвольте мне в последний раз попытаться смягчить ваше сердце, миссис Клэндон. Право же, бывает так, что человек преисполнен всяких чувств — и нежных чувств, заметьте, — а выразить их не умеет. Вас смущает в Крэмптоне отсутствие светского лоска, этого искусства с обворожительной учтивостью говорить неискренние комплименты и оказывать пустячные знаки внимания. Если бы вы пожили в Лондоне, где все отношения построены на мнимом благодушии, где можно так никогда и не узнать, что человек, с которым вы знакомы вот уже двадцать лет, ненавидит вас лютой ненавистью, — в Лондоне у вас открылись бы глаза на многое! Мы, лондонцы, с добрейшей улыбкой творим свои недобрые дела, сладчайшим голосом произносим слова, полные яда, и разрываем наших друзей на части не иначе, как под хлороформом. Теперь представьте себе оборотную сторону. Представьте себе людей, творящих добро с мрачной миной, людей, чье прикосновение неуклюже, а голос неприятен, людей вспыльчивых и раздражительных помимо собственной воли, которые мучают и ранят именно тех, кого любят, и как раз в тот момент, когда пытаются привлечь к себе их сердца, — и которые, однако же, нуждаются в любви не меньше нас с вами. Характер у Крэмптона отвратительный, не спорю. У него ужасные манеры, полное отсутствие такта и обаяния. Кто полюбит его такого? Кто догадается, кто поверит, что этот человек жаждет любви? Так неужели же он не вправе ожидать от собственных своих детей какого-то проблеска чувства, хотя бы жалости в конце концов?

Долли (совершенно разомлев). Ах, Финч, как красиво у вас получается! Какой вы душка!

Филип (убежденно). Финч, вы оратор! Заправский оратор! Долли. Мама, мы, верно, не дали папе как следует развернуться. Пригласим его к обеду!

Миссис Клэндон (непреклонно). Нет, Долли, мне и позавтракать-то почти не удалось. Мой дорогой Финч, ни к чему говорить мне о Фергюсе. Вы не были за ним замужем. Я была.

Мак-Комас (к Глории). Мисс Клэндон, до сих пор я не решался взывать к вам, ибо, если верить мистеру Крэмптону, вы оказались еще бессердечней, чем ваша мать.

Глория (заносчиво). Ее сила заставляет вас обратиться к моей слабости?

Мак-Комас. Нет, мисс Клэндон, я уповаю отнюдь не на слабость вашу. Я апеллировал к уму миссис Клэндон, а теперь я обращаюсь к вашему сердцу.

Глория. Я больше не доверяю своему сердцу. (Бросая сердитый взгляд на Валентайна.) Я бы хотела вырвать свое сердце из груди и выкинуть его вон! Мне нечего прибавить к тому, что сказала моя мать.

Мак-Комас (признавая себя побежденным). Ну что ж, жаль, очень жаль. Я сделал все, что мог. (Встает, собираясь уходить, в сильном огорчении.)

Миссис Клэндон. Я не понимаю, Финч, на что вы могли рассчитывать. Чего вы хотите от нас?

Мак-Комас. Первым делом вам вместе с Крэмптоном следует узнать мнение квалифицированного юриста относительно того, имеет ли соглашение, которое вы заключили между собой, юридическую силу. Так вот, чем откладывать дело в долгий ящик, почему бы вам не заручиться этим мнением сейчас, устроить дружескую…

Лицо миссис Клэндон становится каменным.

или, если угодно, нейтральную встречу — тут же на месте, сегодня вечером? И дело бы с концом, а? Что вы на это скажете?

Миссис Клэндон. Но где нам раздобыть такого юриста?

Мак-Комас. Само небо посылает его нам. По дороге от Крэмптона сюда я встретил одного видного адвоката, крупного специалиста. Дело, благодаря которому этот адвокат прославился, он как раз вел по моему поручению. Он только что приехал, пробудет здесь до понедельника, чтобы подышать морским воздухом и повидаться с каким-то своим родственником, который здесь проживает. Он был так любезен, что обещал помочь нам советом, если я возьму на себя собрать всех заинтересованных лиц. Давайте же воспользуемся случаем и решим наше дело тихо-мирно, по-семейному! Позвольте мне привести моего коллегу и попытаться уговорить Крэмптона тоже прийти! Ну как, согласны?

Миссис Клэндон (после минутного колебания, тоном, не предвещающим ничего хорошего). Финч, я не желаю знать мнение юриста, потому что у меня есть свое собственное, которым я и намерена руководствоваться. Я не желаю больше встречаться с Фергюсом, потому что он неприятен мне, и я ничего хорошего от этой встречи не жду. Но вам… (вставая) вам удалось внушить детям, что их отец не совсем отпетый человек. Поступайте, как вам угодно.

Мак-Комас (взяв ее руку в свою и пожимая ее). Благодарю вас, миссис Клэндон. В девять часов вам удобно?

Миссис Клэндон. Вполне. Фил, позвони, пожалуйста.

Фил звонит.

Но раз уже меня обвиняют в заговоре с мистером Валентайном, пусть он тоже присутствует.

Валентайн (поднимаясь). Совершенно согласен с вами. По- моему, это необходимо.

Мак-Комас. Не возражаю. Я убежден, что все удастся уладить наилучшим образом. Итак, до скорого свидания. (Идет к двери и сталкивается с официантом, который распахивает ее перед ним.)

Миссис Клэндон. Уильям, мы ждем гостей к девяти часам. Нельзя ли нам будет пообедать в семь вместо половины восьмого?

Официант (в дверях). Семь часов, мэм? Отлично, мэм. Нам это даже еще удобней, мэм, у нас сегодня вечером много дела. Тут и оркестр и за иллюминацией проследить нужно. Не одно, так другое, мэм.

Долли. Иллюминация?

Филип. Оркестр? Уильям, что этим ты сказать желаешь?

Официант. Да вот, мисс, бал-маскарад…

Долли и Филип (бросаются к нему одновременно). Бал-маскарад?!

Официант. Да, сэр. Его устраивает лодочный комитет в пользу Спасательной службы, сэр. (К миссис Клэндон.) У нас такие балы не редкость, мэм: китайские фонарики, мэм, по всему парку, светло и приятно, невинное веселье. (Филипу.) Билеты внизу, в конторе, сэр, цена пять шиллингов; дамам в сопровождении кавалеров — за полцены.

Филип (хватает его за руку и тащит за собой). В контору, Уильям!

Долли (задыхаясь, хватает официанта за другую руку). Скорее, пока их не распродали!

Вдвоем им удается увлечь его с собой.

Миссис Клэндон (идет за ними). Нельзя их отпускать на бал. Ведь нужно, чтобы они были здесь, когда придет… (Исчезает в дверях.)

Глория окидывает Валентайна спокойным взглядом и затем многозначительно смотрит на часы.

Валентайн. Понимаю. Я засиделся. Ухожу!

Глория (с холодной учтивостью). Мистер Валентайн, я должна перед вами извиниться. Я как будто была несколько резка, а может быть, даже и груба с вами.

Валентайн. Ну что вы!

Глория. В свое оправдание скажу лишь, что тот, кто не умеет держаться с достоинством, должен пенять на одного себя, если люди не соблюдают по отношению к нему элементарных правил вежливости.

Валентайн. Как же человеку держаться с достоинством, когда он влюблен?

Глория (сердито). Не смейте так говорить со мной. Я запрещаю вам! Это оскорбление!

Валентайн. Нет, просто глупость. Я ничего не могу поделать.

Глория. Истинная любовь не заставила бы вас поглупеть — напротив, она придала бы вам серьезности, достоинства, ну и… красоты.

Валентайн. Нет, вы вправду думаете, что от любви я бы похорошел?

Она отворачивается от него с уничтожающим презрением.

Ну вот видите, вы этого не думаете. Любовь не может наделить человека новыми качествами. Она лишь обостряет те качества, которые заложены в нем от природы.

Глория (вновь оборачиваясь к нему). Какие это, интересно, качества заложены в вас от природы?

Валентайн. Легкость душевная.

Глория. А также умственная, а также легкость убеждений,— словом, легкость всего, что придает человеку вес.

Валентайн. Да, да, вы правы! Весь мир для меня сейчас — пушинка, танцующая на свету, а Глория — солнце, озаряющее этот мир.

Она сердито вскидывает головой.

Прошу прощенья. Бегу! Вернусь к девяти. До свидания.

(Весело убегает.)

Она остается посреди комнаты, глядит ему вслед.

Глория (взбешенная тем, что он посмел от нее уйти; звонко). Болван!