Поживем - увидим

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Та же комната. Девять часов. Пусто. Лампы зажжены, однако шторы не задернуты. Дверь, ведущая в парк, распахнута настежь. Среди деревьев мерцают гирлянды китайских фонариков, за ними усыпанное звездами небо. В саду, заглушая шум моря, оркестр играет танцевальную музыку.

Входит официант, ведя за собой Крэмптона и Мак-Комаса. Крэмптон подавлен и встревожен; он устало и робко садится на оттоманку.

Официант. Дамы в парке, сэр. Решили пройтись взглянуть на костюмы, сэр. Вы пока посидите тут, джентльмены, а я схожу доложить о вас. (Собирается пройти в дверь, ведущую в парк, Мак-Комас останавливает его.)

Мак-Комас. Минуточку! Если придет еще один джентльмен, ведите его прямо сюда. Мы его ждем.

Официант. Хорошо, сэр. Как его фамилия, сэр?

Мак-Комас. Бун. Мистер Бун. Так как миссис Клэндон с ним не знакома, он, вероятно, даст свою визитную карточку. Его фамилия пишется так: Би-оу-эйч-эй-эн. Не забудете?

Официант (улыбаясь). Будьте покойны, сэр. Моя настоящая фамилия тоже Бун, сэр, хотя тут мне дали прозвище «Уолтер-Миротворец». Мне бы тоже следовало писать свою фамилию через «эйч», однако я воздерживаюсь, сэр, — не по чину, знаете. Отдает норманнским происхождением, сэр. А кому нужен официант с норманнским происхождением, сэр?

Мак-Комас. Ну что вы! Сказал же поэт: «Честное сердце стоит короны, а чистая вера — норманнского предка»[9].

Официант. Это, сэр, смотря какое положение вы занимаете в обществе. Если бы вы были официантом, сэр, вы бы убедились, что от чистой веры не больше проку, чем от норманнских предков. Я предпочитаю писать свое имя попроще да поглядывать в оба. Но я отнимаю у вас время, сэр. Так я скажу дамам, что вы пришли, сэр. (Проходит в парк.)

Мак-Комас. Крэмптон, я могу на вас положиться?

Крэмптон. Да, да, я буду вести себя тихо. Я буду терпелив. Я буду стараться.

Мак-Комас. Помните: я вас не предавал. Я сказал им, что во всем виноваты они сами.

Крэмптон. А мне вы сказали, что виноват во всем я. Мак-Комас. Вам я сказал правду.

Крэмптон (жалобно). Если б они только были справедливы ко мне!

Мак-Комас. Мой дорогой Крэмптон, они не будут к вам справедливы. В их возрасте этого и ждать нельзя. Если вы собираетесь ставить невозможные условия, то уж лучше нам прямо идти домой.

Крэмптон. Неужели я не имею права…

Мак-Комас (непреклонно). Прав вы никаких не добьетесь. Вот что, Крэмптон, давайте раз и навсегда договоримся! Когда вы обещали хорошо себя вести, вы что же имели в виду — воздержаться от жалоб, только пока не будет повода для жалоб? Если так, то… (Делает вид, что собирается уйти.)

Крэмптон (в отчаянии). Нет, нет! Да что вы ко мне пристаете в самом деле? Разве мало надо мной измывались, мало мучили меня? Я же сказал, что буду стараться. Но если эта девчонка снова начнет со мной так говорить и так смотреть на меня… (Хватается за голову.)

Мак-Комас (смягчаясь). Полно, полно! Все будет хорошо, будьте только сами терпеливы и снисходительны. Ну же, возьмите себя в руки — кто-то идет!

Но Крэмптон настолько удручен, что ему все равно; он почти не меняет позы. Входит Глория из парка. Мак-Комас идет к двери, навстречу ей, чтобы Крэмптон не мог слышать их разговора.

Он здесь, мисс Клэндон. Будьте с ним помягче. Я вас оставлю на минутку вдвоем. (Удаляется в парк.)

Глория с независимым видом проходит в комнату.

Крэмптон (тревожно оглядываясь). Где Мак-Комас?

Глория (равнодушно, но не жестко). Вышел, чтоб оставить нас наедине. Из деликатности, надо полагать. (Останавливается подле него и с чуть заметной усмешкой глядит на него сверху вниз.) Ну что, отец?

Крэмптон (смиренно). Ну что, дочка?*

Глядят друг на друга некоторое время с меланхолическим юмором, хотя у обоих это чувство не слишком развито.

Глория. Может быть поздороваемся?

Подают друг другу руки.

Крэмптон (задерживая ее руку). Дорогая моя, я, кажется, сегодня говорил в недопустимом тоне о вашей матери. Глория. Ах, не извиняйтесь! Я держалась достаточно дерзко сама. Но я смирилась с тех пор. О да, меня смирили. (Садится на пол возле его стула.)

Крэмптон. Что же с тобой случилось, дитя мое?

Глория. Так, пустяки! Тогда я выступала как дочь своей матери; но я не гожусь для этой роли. Я — дочь своего отца. (Смотрит на него грустным взглядом.) Ведь это будет ступенькой пониже, а?

Крэмптон (рассердившись). Что?! (Выражение ее лица не меняется. Он сдается.) А пожалуй, что и так, моя милая. Конечно, я бываю подчас раздражителен, но я знаю, что к чему, хоть и не всегда веду себя, как следовало бы. Ты можешь это понять?

Глория. Как же мне не понимать, когда я сама такая — ну точь-в-точь такая! Вот ведь — знаю, где правда, достоинство, сила, благородство, не хуже ее самой знаю… А что я делаю? Чего я только не делаю! Чего только не позволяю другим!

Крэмптон (с невольным раздражением). Не хуже ее? Ты имеешь в виду свою мать?

Глория (поспешно). Ну да, мать. (Оборачивается к нему, не поднимаясь с колен, и хватает его за руки.) Вот что: не будем предавать ее ни словом, ни помыслом. Она выше нас — и вас и меня, — неизмеримо выше. Так?

Крэмптон. Да, да. Как тебе угодно, дорогая.

Глория (такой ответ ее не удовлетворяет; отшатнувшись она выпускает его руки). Она вам не нравится?

Крэмптон. Дитя мое, вы не были на ней женаты. Я был.

Она медленно поднимается, глядя на него со все возрастающей холодностью.

Она нанесла мне непоправимую обиду тем, что вышла за меня без любви. В дальнейшем же, не спорю, обидчиком был я. (Снова протягивает ей руку.)

Глория (жмет его руку крепко и многозначительно). Смотрите же! Это опасная тема. Сердцем, моим несчастным, малодушным сердцем женщины, я, может быть, и с вами, но совесть моя с ней.

Крэмптон. Ну что ж, такое разделение меня вполне устраивает. Спасибо, дорогая.

Входит Валентайн. Глория тотчас напускает на себя высокомерие.

Валентайн. Прошу прощения. Но я не мог найти никого, кто бы обо мне доложил. Даже бессменный Уильям и тот, кажется, отправился на маскарад. Я бы и сам, впрочем, пошел, если б у меня было пять шиллингов на билет. Ну-с, Крэмптон, как мы себя чувствуем? Получше?

Крэмптон. Я пришел в себя, мистер Валентайн, хоть и не вашими молитвами.

Валентайн. Что за неблагодарный у вас отец, мисс Клэндон! Я избавил его от нестерпимой боли, а он еще меня поносит!

Глория (холодно). Мистер Валентайн, моя мать скоро придет. Ведь еще нет девяти, а юрист — джентльмен, о котором говорил мистер Мак-Комас, — должен прийти ровно в девять.

Валентайн. Он уже здесь. Я встретил его и говорил с ним. (Лукаво.) Вам он понравится, мисс Клэндон: это олицетворение интеллекта, — так и слышишь, как он ворочает мозгами!

Глория (игнорируя насмешку). Где же он?

Валентайн. Купил картонный нос и пошел на маскарад.

Крэмптон (взглянув на часы, ворчливо). Да что они, сговорились, что ли, идти на маскарад, вместо того чтобы прийти сюда, как условлено?

Валентайн. Не беспокойтесь, он придет. Ведь то было полчаса назад. Я постеснялся попросить у него взаймы пять шиллингов, а то бы я и сам пошел; так что я стоял в толпе и любовался маскарадом из-за забора, пока мисс Клэндон не ушла в дом.

Глория. Иначе говоря, вы уже до того дошли, что преследуете меня повсюду и, не стесняясь людей, пялите на меня глаза.

Валентайн. Да, да! Прикажите посадить меня на цепь.

Глория поворачивается к нему спиной и направляется к камину. Проглотив обиду, как истинный философ, Валентайн идет в противоположный угол комнаты. В дверях появляется официант, пропуская вперед миссис Клэндон и Мак-Комаса.

Миссис Клэндон. Прошу прощения за то, что заставила себя ждать.

В дверях появляется гротескно-величественная фигура незнакомца в домино, с картонным носом и в очках.

Официант (незнакомцу). Извините, сэр, вы не туда попали, сэр. С вашего разрешения, сэр, я проведу вас в бар и буфет, сэр. Пожалуйста сюда, сэр. (Выходит в парк, показывая дорогу, в полной уверенности, что маска следует за ним.)

Однако величественный незнакомец проходит прямо в комнату и, остановившись у стола, с неторопливой важностью движений снимает картонный нос, а затем домино; завернув нос в домино, кидает сверток на стол жестом чемпиона-боксера, швыряющего перчатку. Теперь видно, что это полный, высокий мужчина, в возрасте между сорока и пятьюдесятью, бритый, с жесткими черными, коротко подстриженными и напомаженными волосами, которые подчеркивают матовую бледность его лица — результат полночных бдений; его брови лоснятся, как обивка на мебели ранней викторианской эпохи. Физически и духовно это человек несколько грубоватый, зато ум его, изворотливый и ловкий, беспощадно остер. Один его вид, когда он появляется в комнате, достаточно внушителен и вызывает смутную тревогу; когда же он еще и заговорит, его мощный, грозный голос, чеканная дикция, безапелляционный тон и убийственно критическая манера выслушивать собеседника усугубляют производимое им впечатление до предела, и он становится положительно страшным.

Незнакомец. Моя фамилия Бун.

Всеобщий трепет.

Я имею честь говорить с миссис Клэндон?

Она кланяется. Бун кланяется.

Мисс Клэндон?

Глория кланяется. Бун кланяется.

Мистер Клэндон?

Крэмптон (отстаивая свое достоинство, насколько хватает духу). Моя фамилия Крэмптон, сэр.

Бун. Вот как! (Потеряв всякий интерес к нему, поворачивается к Валентайну.) Может быть, вы мистер Клэндон?

Валентайн (решившись ни за что не поддаваться ему). Неужели я произвожу такое впечатление? Моя фамилия Валентайн. Это я давал наркоз.

Бун. Понимаю. Значит, мистер Клэндон еще не прибыл? Официант (появляется в двери, встревоженный). Прошу прощения, мэм; не знаете ли вы, куда девался тот… (Узнает Буна и теряет все свое самообладание.)

Бун неподвижно выжидает, чтобы официант пришел в себя.

Прошу прощенья, сэр… право, сэр… (Убитым голосом.) Так это… был ты?

Бун (безжалостно). Это был я.

Официант (не в силах сдержать слезы). Ты, Уолтер, с картонным носом! (Хватается за спинку стула, чтобы не упасть.) Прошу прощения, мэм. Право… легкое головокружение…

Бун (повелительным тоном). Вы его, конечно, извините, миссис Клэндон, когда узнаете, что это мой отец.

Официант (в отчаянии). Нет, нет, Уолтер! Мало тебе картонного носа, так у тебя еще отец — официант! Что они только подумают о тебе?

Миссис Клэндон. Мистер Бун, я в восторге. Мы тут все очень подружились с вашим отцом, с самого первого дня.

Бун важно кланяется.

Официант (мотая головой). Помилуйте, мэм! Вы очень добры, мэм, очень любезны и снисходительны. Но, право, пусть все остается по-прежнему. А вы, мэм, забудьте, пожалуйста, что я отец этого джентльмена, — ведь это всего лишь случай, игра природы, мэм. Вы меня, конечно, извините, что я отвлек вас от дела. (Перехватываясь от стула к стулу, продвигается вдоль стола по направлению к выходу.)

Бун. Минутку!

Скрепя сердце официант останавливается.

Мой отец был свидетелем событий, которые имели место сегодня,—не так ли, миссис Клэндон?

Миссис Клэндон. Да, он как будто был здесь почти все время.

Бун. В таком случае он нам понадобится.

Официант (жалобно). Ах, сэр, может быть вы обойдетесь без меня? У меня сегодня столько дела с этим маскарадом, столько дела, сэр!

Бун (неумолимо). Вы нам будете нужны.

Миссис Клэндон (вежливо). Вы бы присели.

Официант (с жаром). Увольте, мэм. Это было бы уже слишком. Чтоб меня тут видели сидящим — это невозможно, мэм. Тем не менее я вам очень благодарен, мэм. (Обводит присутствующих страдальческим взглядом, от которого растопился бы и камень.)

Глория. Не будем тратить время попусту. Уильям просто-напросто хочет продолжать обслуживать нас, как прежде. А я бы не прочь выпить чашку кофе.

Официант (приметно оживляясь). Кофе, мисс? (Со вздохом облегчения.) Сию минуту, мисс! Благодарю вас, мисс. Весьма своевременно, мисс. Вы очень чутки и внимательны, мисс. (К миссис Клэндон, с робкой надеждой.) Не угодно ли вам чего-нибудь, мэм?

Миссис Клэндон. Мм… Ах да! Тут так жарко, что, я думаю, нам бы всем не мешало выпить крюшону.

Официант (просияв). Крюшону, мэм! Отлично, мэм!

Глория. А пожалуй, и я предпочла бы крюшон. Да положите туда кусок огурца.

Официант (в восторге). Огурчик, мисс! Да, мисс. (Буну.) Вам, сэр? Вы ведь не любите огурцы, сэр.

Бун. Если миссис Клэндон позволит… виски шотландского с содовой.

Официант. Очень хорошо, сэр. (Крэмптону.) Вы, кажется, предпочитаете ирландское, сэр?

Крэмптон крякает в знак одобрения. Официант смотрит вопросительно на Валентайна.

Валентайн. Я люблю огурцы.

Официант. Очень хорошо, сэр. (Подытоживая.) Крюшон, виски с содовой, один шотландского, один ирландского? Миссис Клэндон. Как будто так.

Официант (окончательно придя в себя). Очень хорошо, мэм. Сию минуту, мэм. Благодарю вас. (Ковыляющей походкой проходит в парк; в какие-нибудь пятьдесят секунд он пробежал всю гамму человеческих переживаний — от мрачного отчаяния до райского блаженства.)

Мак-Комас. Ну что ж, можно начинать?

Бун. Надо дождаться супруга миссис Клэндон.

Крэмптон. Это то есть как? Я ее супруг.

Бун (тотчас придираясь к несоответствию между после ним и предыдущим его заявлением). Но ведь вы только что сами сказали, что ваша фамилия Крэмптон.

Крэмптон. Ну да.

(Все одновременно:)

Миссис Клэндон. Я…

Глория. Моя…

Мак-Комас. Миссис…

Валентайн. Вы…

Бун (заглушая всех двумя словами, сказанными громовым голосом). Одну минутку!

Мертвая тишина.

Позвольте. Попрошу всех сесть.

Все повинуются. Глория садится на мягкий стул возле камина. Валентайн пробирается в тот же угол и садится на оттоманку, лицом к стеклянной двери, — так, чтобы видеть Глорию. Крэмптон тоже садится на оттоманку, спиной к Валентайну. Миссис Клэндон, которая все время держится в другом конце комнаты — подальше от Крэмптона, усаживается у двери; Мак-Комас рядом с ней, по ее левую руку. Бун, входя в роль судьи, занимает место в центре всей группы у конца стола, ближайшего к миссис Клэндон.

(Выждав, чтобы все уселись, и пригвоздив Крэмптона взглядом.) В данной семье мы имеем мужа по фамилии Крэмптон и жену, которая носит фамилию Клэндон. Таким образом, в самом начале рассматриваемого нами дела мы наталкиваемся на некоторую путаницу.

Валентайн (встает, опираясь одним коленом об оттоманку). Но ведь это очень просто…

Бун (изничтожая его очередным громоизвержением). Разумеется, просто: миссис Клэндон приняла другую фамилию. Вы боялись, что я сам не набреду на это довольно элементарное объяснение факта? Вы недооцениваете мои умственные способности, мистер Валентайн… (Валентайн хочет возразить, но он предупреждает его.) Нет, нет, не отвечайте, — мне не это нужно. Мне нужно, чтобы вы, когда у вас следующий раз появится желание перебить меня, сперва подумали о том, что я сейчас сказал.

Валентайн (ошеломленный). Но ведь это же — из пушки по воробьям! Какой в этом смысл? (Снова садится.)

Бун. А вот какой, сэр. Для того чтобы уладить это семейное недоразумение, — а мы все надеемся, что оно уладится,— необходимо, приличия ради, а также и для удобства, либо чтобы миссис Клэндон вновь приняла фамилию своего мужа…

На лице миссис Клэндон появляется выражение непоколебимой решимости.

…либо чтобы мистер Крэмптон согласился впредь называться мистером Клэндоном.

По лицу Крэмптона видно, что он ни за что на это не пойдет.

Конечно, мистер Валентайн, вам все это кажется проще простого. (Смотрит выразительно на миссис Клэндон, потом на Крэмптона.) Я держусь иного мнения. (Откидывается на спинку стула и грозно хмурится.)

Мак-Комас (робко). Мне кажется, Бун, что нам бы следовало сперва разделаться с основными вопросами.

Бун. Основные вопросы не представляют трудностей, Мак-Комас. Это — правило. А вот именно из-за мелочей-то мы и терпим кораблекрушение перед самым входом в гавань.

Видно, что Мак-Комас воспринимает это утверждение как парадокс.

Вы со мной не согласны?

Мак-Комас (заискивающе). Будь я согласен…

Бун (перебивая). Будь вы согласны, вы были бы мной, а не тем, что вы есть.

Мак-Комас (подобострастно). Конечно, Бун, ваша специальность…

Бун (еще раз перебивая его). Моя специальность — быть правым там, где другие ошибаются. Если бы вы были со мной согласны, мне бы нечего было здесь делать. (Кивает для усиления эффекта; затем внезапно и резко поворачивается к Крэмптону.) Теперь займемся вами, мистер Крэмптон. Что вас лично больше всего интересует в этом деле?

Крэмптон (медленно). Я бы хотел отрешиться от всех личных соображений…

Бун (перебивая его). Этого хочет каждый из нас. (К миссис Клэндон.) Вы ведь тоже хотите отрешиться от всего личного, миссис Клэндон?

Миссис Клэндон. Конечно. Мне эта беседа особого удовольствия не доставляет.

Бун. И вы также, мисс Клэндон?

Глория. Да.

Бун. Я так и полагал. Мы все хотим одного.

Валентайн. Кроме меня. Мои цели полностью эгоистичны. Бун. Это оттого, что вы думаете, будто, прикидываясь откровенным, вы произведете лучшее впечатление на мисс Клэндон, чем если бы прикинулись бескорыстным.

Валентайн, разбитый наголову этим справедливым замечанием, ограничивается вместо ответа вымученной улыбкой. Бун, довольный тем, что окончательно подавил мятеж, снова откидывается на спинку стула; на лице его написана готовность терпеливо выслушивать все претензии.

Ну что ж, мистер Крэмптон, продолжайте. Итак, все личные соображения побоку. Человек так устроен, что всегда начинает с подобного заявления.

Крэмптон. Но у меня это не пустые слова, сэр.

Бун. Разумеется. Так чего бы вы хотели?

Крэмптон. Всякий разумный человек признает бескорыстие моих желаний. Они касаются моих детей.

Бун. Ну? Так что же ваши дети?

Крэмптюн (волнуясь). Они…

Бун (резко наклоняясь вперед). Минутку! Вы собираетесь рассказать мне о своих переживаниях, мистер Крэмптон. Не надо: я сочувствую вам, но они меня не касаются. Объясните точно, чего вы хотите, — вот что нам надо выяснить.

Крэмптон (обескураженный). На этот вопрос очень трудно ответить, мистер Бун.

Бун. Попробую помочь. Что вас беспокоит в детях?

Крэмптон. Меня беспокоит то, как их воспитали.

Брови у миссис Клэндон грозно сдвигаются.

Бун. Что же вы предлагаете?

Крэмптон. Я считаю, что им следует одеваться поскромнее.

Валентайн. Чепуха!

Бун (резко откидываясь на спинку стула, возмущенный его вмешательством). Продолжайте, мистер Валентайн, я подожду.

Валентайн. Костюм мисс Клэндон безупречен!

Крэмптон (горячась, Валентайну). Вашего мнения не спрашивают!

Глория (предостерегающе). Отец!

Крэмптон (с жалким смирением). Я ведь не тебя имел в виду, дорогая! (К Буну с горячей мольбой). Но младшие! Вы их еще не видели, мистер Бун. Я уверен, что вы согласились бы, что в их манере одеваться есть что-то вызывающее, беспечное и даже легкомысленное.

Миссис Клэндон (теряя терпение). Неужели вы думаете, что я распоряжаюсь их гардеробом? Право же, это смешно.

Крэмптон (в гневе, вставая). Смешно?!

Миссис Клэндон в негодовании встает.

(Встают и говорят одновременно:)

Мак-Комас. Крэмптон, вы обещали…

Валентайн . Глупости, они прелестно одеваются!

Глория. Давайте же, наконец, говорить серьезно!

Общий переполох. Из смежной комнаты раздается предостерегающий звон бокалов. Все виновато оглядываются: оказывается, официант только что вернулся из буфета в парке и бренчит подносом, мягко ступая по направлению к столу. Мертвая тишина.

Официант (Крэмптону, ставя на стол рюмку). Вам, сэр, ирландского.

Крэмптон несколько сконфуженно садится.

(Ставит еще одну рюмку и сифон, обращаясь к Буну.) Шотландское с содовой, сэр.

Бун нетерпеливо отмахивается.

(Ставит на стол большой кувшин и три бокала.) А вот крюшон.

Все опускаются на свои места. Воцаряется тишина.

Миссис Клэндон. Мы вас, кажется, прервали, мистер Бун?

Бун (спокойно). Да. (Официанту, который собирался уже уходить.) Погодите минуточку.

Официант. Хорошо, сэр. Отлично, сэр. (Становится позади Буна.)

Миссис Клэндон (официанту). Вы не сердитесь, что мы вас задерживаем? Это желание мистера Буна.

Официант (который успел вполне оправиться). Нисколько, мэм, помилуйте. Мне доставляет удовольствие следить за работой его мощного и методичного ума, — это очень полезно, мэм, весьма даже интересно и поучительно, мэм.

Бун (вновь забирая бразды в свои руки). Так как же, мистер Крэмптон? Мы вас ждем. Снимаете ли вы свои возражения против их манеры одеваться или нет?

Крэмптон (жалобно). Мистер Бун, войдите в мое положение хоть на минутку! Ведь мне приходилось думать не об одном себе, у меня же еще есть сестра Софрония, и зять, и весь их круг. Они боятся всего, что является — как бы это выразиться? — несколько… э… э…

Бун. Да говорите, не стесняйтесь! Вызывающим? Крикливым? Легкомысленным?

Крэмптон. Я не в каком-нибудь там предосудительном смысле, конечно, но… но… (выпаливая разом) эти дети шокировали бы их. Им нельзя общаться с собственной родней. Вот к чему сводятся мои жалобы.

Миссис Клэндон (со сдержанным гневом). Мистер Валентайн, вы находите, что Фил и Долли одеты крикливо и вызывающе?

Валентайн. Нисколько. Все это чушь несусветная. У них великолепный вкус.

Крэмптон. Нашли кого спрашивать!

Миссис Клэндон. Уильям, вам часто приходится видеть людей из высшего английского общества. Вы находите какие-нибудь излишества в туалете моих детей?

Официант (успокоительно). Помилуйте, мэм! (Убежденно.) Нет, сэр, вовсе нет. Нарядно, конечно, и не без шика, но все выдержано в самом хорошем тоне и вполне изысканно, в высшей степени элегантно и благородно. Уверяю вас, сэр. Они вполне сошли бы за детей какого-нибудь духовного лица, сэр; уверяю вас, сэр. Достаточно взглянуть на них, сэр, чтобы…

В этот момент, кружась под звуки вальса, доносящегося из парка, в комнату врывается пара: Арлекин и Коломбина. Костюм Арлекина сшит из чередующихся золотых и бирюзовых ромбов, в дюйм величиною каждый. В руке у него позолоченный прутик, маска поднята. Юбка Коломбины представляет собой спелое поле — на золотисто-оранжевом фоне пунцовые маки; коротенький бархатный корсаж символизирует тычинки маков. Прелестным, ослепительным видением Арлекин и Коломбина проплывают между Мак-Комасом и Буном, а затем по кругу возвращаются к столу и с заключительным аккордом вальса застывают посреди комнаты; Арлекин становится на левое колено, Коломбина на его правое колено, держа чуть согнутые в локтях руки над головой. В то время как танец их был преисполнен грации, «поза» их не особенно удачна и грозит катастрофой.

Коломбина (пронзительно). Снимите меня кто-нибудь! Я сейчас упаду. Папа, сними меня!

Крэмптон (заботливо подбегая к ней, протягивает ей руки). Деточка!

Долли (соскакивая с его помощью). Спасибо! Какой ты милый!

Филип садится на край стола и наливает себе крюшону. Крэмптон в сильном замешательстве возвращается на диван.

Как весело! Ах, как весело! (Прыжком садится на передний край стола, запыхавшись.) Ой, крюшон! (Пьет.) Бун (раскатистым басом). Это и есть младшая дочь?

Долли (испуганная его грозным голосом и манерой, соскакивает со стола). Да, сэр. А вы кто, сэр?

Миссис Клэндон. Долли, это мистер Бун. Он любезно согласился нам помочь.

Крэмптон. Мистер Бун! Мак-Комас! Я обращаюсь к вам. Куда это годится? И разве не вправе семья моей сестры протестовать против такого?

Долли (вспыхивая румянцем — предвестником грозы). Вы опять?

Крэмптон (заискивающе). Нет, нет. В твоем возрасте оно, должно быть, естественно.

Долли (упрямо). Оставим мой возраст в покое. У меня красивый костюм?

Крэмптон. Красивый, красивый, детка. (Садится в знак покорности.)

Долли (не унимаясь). Вам нравится?

Крэмптон. Дитя мое, неужели ты не понимаешь, что мне не может понравиться подобный наряд, что я не могу его одобрить?

Долли (решив не давать ему спуску). Вы признаете, что он красивый, и все-таки он вам не нравится,—не понимаю! Мак-Комас (встает, скандализованный). Ну, знаете…

Бун, который все время слушал Долли с видимым одобрением, напускается на Мак-Комаса.

Бун. Нет, Мак-Комас, не перебивайте! У барышни совершенно правильный метод. (К Долли, очень настойчиво.) Продолжайте, мисс Клэндон, продолжайте!

Долли (поворачиваясь к Буну). Какой вы, однако, оглушительный! Вы всегда такой?

Бун (поднимаясь). Да. И не думайте меня сбить, барышня, вы для этого еще молоды. (Берет стул, на котором сидел Мак-Комас, и ставит его рядом со своим.) Садитесь! Долли повинуется, как зачарованная; Бун тоже садится. Мак-Комас, оставшись без места, садится на стул по другую сторону стола, около оттоманки.

Ну-с, мистер Крэмптон, факты налицо — оба факта. Вы только думаете, будто бы хотите, чтобы ваши младшие дети жили с вами. А на самом деле вы этого не хотите.

Крэмптон пытается возражать, но с Буном шутки плохи.

Нет, нет, не хотите. Вы только думаете, что хотите. Позвольте уж мне знать. Вы бы потребовали, например, чтобы эта барышня перестала наряжаться Коломбиной — вечером маскарадной, а днем светской. Но она никогда не перестала бы, никогда. Она думает, что перестала бы…

Долли (перебивая). Ничего я не думаю! (Решительно.) Я никогда не перестану носить красивые вещи. Никогда. Как сказала Глория тому человеку на Мадейре: «Никогда, никогда, никогда! Покуда трава не перестанет расти, покуда вода не иссякнет в земле».

Валентайн (вставая, в страшном волнении). Что? Что?! (Почти скороговоркой.) Когда она это говорила? Кому она это говорила?

Бун (откидываясь на спинку стула; солидно и снисходительно). Мистер Валентайн!

Валентайн (горячась). Не перебивайте меня, сэр! Это уже в самом деле серьезный вопрос. Я должен знать, кому мисс Клэндон говорила такие слова?

Долли. Может быть, Фил помнит. Фил, это который номер? Третий или пятый?

Валентайн. Пятый?!

Филип. Выше голову, Валентайн! Это был не пятый номер, а всего-навсего безобидный морской офицер, сверх программы, — самый смирный и терпеливый из смертных.

Глория (холодно). О чем, собственно, идет разговор?

Валентайн (совершенно пунцовый). Прошу прощения. Извините, что перебил. Я больше не стану мешать, миссис Клэндон. (Поклонившись миссис Клэндон, торжественно удаляется в парк, унося в груди бурю гнева.)

М-хм!

Филип. Ага!

Глория. Мистер Бун, продолжайте, будьте добры.

Долли (воспользовавшись тем, что Бун, грозно хмурясь, собирается с силами для новой схватки). Вот вы сейчас будете нас терроризировать, мистер Бун!

Бун. Я…

Долли (перебивая). Да, да, да. Вы думаете, что не будете, а вот будете. Я по бровям вижу, что будете.

Бун (сдаваясь). Миссис Клэндон, у вас очень умные дети, с ясной головой, прекрасно воспитанные. И я сознательно делаю это заявление. Не можете ли вы со своей стороны указать мне способ заставить их помолчать?

Миссис Клэндон. Долли, милая!..

Филип. Наш обычный грех, Долли. Молчок!

Долли зажимает рот рукой.

Миссис Клэндон. Ну вот, мистер Бун, пока они не начали…

Официант (вполголоса). Торопитесь, сэр, торопитесь!

Долли (с лучезарной улыбкой). Милый Уильям!

Филип. Тсс!

Бун (внезапно открывая кампанию вопросом к Долли). Вы намерены выйти замуж?

Долли. Я? Да вот Финч, например, называет меня по имени.

Мак-Комас (резко вздрогнув). Это ни на что не похоже! Мистер Бун! В том, что я обращаюсь к этой барышне по имени, нет ничего удивительного. Ведь я старый друг ее матери.

Долли. Положим, вы называете меня «Долли» в качестве старого друга моей матери; ну-с, а как вы объясните «Доротею»?

Мак-Комас встает с видом оскорбленного достоинства.

Крэмптон (встревожившись, встает, чтобы остановить его). Успокойтесь, Мак-Комас. Не будем ссориться! Наберитесь терпения.

Мак-Комас. Не желаю я набираться терпения! Крэмптон, вы проявляете самое жалкое малодушие. Я утверждаю, что это чудовищно.

Долли, Мистер Бун, постращайте, пожалуйста, Финча за нас. Бун. Непременно. Мак-Комас, вы ведете себя неумно. Садитесь.

Мак-Комас. Я…

Бун (повелительно машет ему рукой). А я говорю: садитесь) Ну?

Мак-Комас угрюмо садится. Крэмптон, успокоившись, следует его примеру.

Долли (смиренно Буну). Спасибо.

Бун. Теперь слушайте меня все. Не стану разбирать сейчас, в какой степени вы скомпрометированы в смысле, указанном этой молодой особой.

Мак-Комас пытается возразить.

Нет, не перебивайте меня. Так или иначе — она выйдет замуж: за вас ли, за другого — все равно. Таким образом разрешается трудность, возникающая в связи с тем, что она не носит фамилию своего отца. Старшая дочь во всяком случае собирается замуж.

Глория (вспыхнув). Мистер Бун!

Бун. Ну конечно же собираетесь. Вы можете этого не знать, но это так.

Глория (вставая). Погодите! Я просила бы вас, мистер Бун, не навязывать мне намерений, которых у меня нет. Бун (вставая). Напрасно, мисс Клэндон, — вам меня не сбить. Я утверждаю, что в скором времени вы не будете называться ни Клэндон, ни Крэмптон; я даже мог бы сказать, как именно вы будете называться. (Направляется к противоположному концу стола, берет свое домино.) Все встают. Фил идет к стеклянной двери. Бун жестом подзывает официанта, чтобы тот помог ему облачиться.

Мистер Крэмптон, ваша затея обратиться в суд — чепуха: прежде чем там решится вопрос, ваши дети достигнут совершеннолетия. (Подставляя плечи официанту, который накидывает на него домино.) Единственное, на что вы можете рассчитывать, это на полюбовное соглашение. Если ваша семья нужна вам больше, чем вы нужны ей,— прогадаете вы; если же вы нужны им больше, чем они вам, — прогадают они. (Встряхивается, чтобы домино ниспадало красивыми складками, и берет в руки картонный нос.)

Долли смотрит на него с восхищением.

Их сила заключается в их личном обаянии. Ваша — в ваших доходах. (Надевает нос, и его облик снова обретает гротескное величие.)

Долли (подбегая к нему). Вот теперь вы стали похожи на человека! Мне так хочется потанцевать с вами! Вы танцуете?

Фил входит в роль Арлекина и взмахивает своим прутиком, как бы колдуя.

Бун (громовым голосом). Да! Вы думаете, что я не танцую, а я танцую. Разрешите! (Подхватывает ее и энергично, но вместе с тем с подчеркнутой корректностью и изяществом, танцуя, мчит ее в сад через стеклянную дверь.)

Филип. «Мы будем танцевать, и пусть кипит веселье!»[10] Уильям!

Официант. Да, сэр?

Филип. Не можете ли вы достать парочку домино и картонных носов для моего отца и мистера Мак-Комаса?

Мак-Комас. Ни в коем случае. Я протестую.

Крэмптон. Отчего же? Что нам сделается, Мак-Комас? Попробуем один разок. Не будем портить игл праздника!

Мак-Комас. Крэмптон, я ошибся в вас. (Ядовито.) Скандалисты всегда оказываются трусами. (Мрачно направляется к двери в парк.)

Крэмптон (следуя за ним). Ну, ничего! Надо же их когда-нибудь и побаловать. Официант, вы можете раздобыть нам какой-нибудь наряд?

Официант. Сию минуту, сэр. (Опережает их на пути к стеклянной двери, затем сторонится, чтобы пропустить их вперед.) Пожалуйте, сэр. Значит, два домино и два носа, сэр?

Мак-Комас (сердито, проходя в дверь). Я желаю сохранить свой собственный нос.

Официант (обходительно). Конечно, сэр! Картонный нос будет сидеть на нем как нельзя лучше, сэр: он очень просторный, сэр, весьма просторный. (Выходит вслед за Мак-Комасом.)

Крэмптон (повернувшись в дверях, обращается к Филипу, стараясь придать своему голосу отцовскую непринужденность). Идем, мой мальчик, идем! (Выходит.)

Филип (весело, следуя за ним). Иду, папочка! (Останавливается на пороге, глядит вслед Крэмптону, затем делает пируэт, согнув прутик над головой в виде нимба; понизив голос, к миссис Клэндон и Глории.) Вы оценили сию трогательную сцену? (Исчезает.)

Миссис Клэндон (оставшись наедине с Глорией). Интересно, почему мистер Валентайн так внезапно ушел?

Глория (капризно). Не знаю. Впрочем… знаю. Пойдем посмотрим на танцы.

Идут к двери в парк, навстречу им входит из парка Валентайн; он шагает быстро, с мрачной решимостью на лице;

Валентайн (сухо). Извините; я думал, все разошлись. Глория (придирчиво). Зачем же вы тогда вернулись сюда? Валентайн. Я вернулся оттого, что у меня нет ни гроша. Для того чтобы выйти тем ходом, нужно заплатить пять шиллингов за билет.

Миссис Клэндон. Вы чем-то расстроены, мистер Валентайн?

Глория. Не обращай на него внимания, мама. Он просто хочет лишний раз оскорбить меня, вот и все.

Миссис Клэндон (ей трудно поверить, чтобы ее Глория умышленно провоцировала пошлую перебранку). Глория!

Валентайн. Миссис Клэндон, вы находите что-нибудь оскорбительное в моих словах или поступках?

Глория. Вы меня смертельно оскорбили. Вы дали понять, что мое прошлое походит на ваше.

Валентайн. Ничего подобного. Я убежден, что по сравнению с вами я просто святой.

Миссис Клэндон (возмущенная до глубины души). Мистер Валентайн!

Валентайн. А что прикажете мне думать, когда я узнаю, что мисс Клэндон говорила другим те же слова, что и мне? Пять поклонников до меня, не говоря о безобидном морском офицере сверх программы! Ах, это ужасно!

Миссис Клэндон. Но, мистер Валентайн, ведь дети пошутили! Неужели вы можете относиться к этим романам всерьез?

Валентайн. Для вас они несерьезны, да, верно, и для нее тоже. Но я-то знаю, что должны были чувствовать сами мужчины. (Входит в раж.) Подумали ли вы о разбитых жизнях, о браках, заключенных с отчаянья, о самоубийствах, о… о… о…

Глория (презрительно перебивая его). Мама, это какой-то сентиментальный идиот и больше ничего. (Шествует к камину.)

Миссис Клэндон (ужаснувшись), Глория, дорогая моя, ведь мистер Валентайн может обидеться.

Валентайн. ‘Нет, я не сентиментальный идиот. Я теперь навеки излечился от сантиментов. (Сердито отворачивается.)

Миссис Клэндон. Мистер Валентайн, я должна просить вашего снисхождения. Ведь прежде чем приобрести манеры, приличные свободным людям, женщине приходится отвыкать от мнимо хороших манер, которые она усвоила в рабстве. Не подумайте, что Глория вульгарна на самом деле.

Глория изумленно поворачивается к ней.

Глория. Мама! Ты еще перед ним извиняешься за меня!

Миссис Клэндон. Друг мой, кроме достоинств, присущих молодости, ты обладаешь еще и некоторыми ее недостатками. К тому же мистер Валентайн как будто придерживается традиционного взгляда на свой пол, и поэтому вряд ли ему особенно приятно, когда его называют идиотом. Однако не мешало бы нам взглянуть на Долли. (Направляется к двери в парк.)

Глория. Иди одна, мама. Мне надо поговорить с мистером Валентайном наедине.

Миссис Клэндон (растерявшись от неожиданности, с укором). Дорогая моя! (Спохватившись.) Впрочем, извини. Раз тебе это нужно, оставайся, конечно. (Выходит.)

Валентайн. Как жаль, что ваша мать не вдова! Она стоит полдюжины таких, как вы.

Глория. За все время это первый раз, что вы сказали путное слово.

Валентайн. А, бросьте! Говорите скорее, что вам нужно, и отпустите меня.

Глория. Я хочу сказать лишь вот что: сегодня вы на какой- то один момент заставили меня опуститься до вашего уровня. Но неужели вы не понимаете, что если бы такое со мной когда-нибудь уже случалось, я бы знала, как уберечься, была бы начеку, знала бы о своей проклятой слабости?

Валентайн (с жаром напускается на нее). Не смейте говорить об этом в таком тоне! Мне ни до чего нет дела, кроме того, что вам угодно называть вашей слабостью! Вы думали, что вы в полной безопасности, да? Что вас спасут ваши передовые идеи? Ну, а мне, видите ли, пришло в голову поразвлечься: подошел и без особого труда с этими вашими идеями разделался.

Глория (дерзко, поняв, что он теперь в ее руках). Скажите на милость!

Валентайн. Вы спросите, зачем мне это понадобилось? Меня увлекла мысль разбудить ваше сердце, расшевелить вашу душу. Почему эта мысль меня увлекла? Потому что природа, с которой я вздумал было шутки шутить, не захотела шутить со мной. В решительную минуту чье сердце проснулось? Чья душа расшевелилась? Кто был задет за живое? Мое сердце, моя душа, я сам! Я не помнил себя от блаженства! А вы? Вы почувствовали себя оскорбленной, шокированной — и только. Вы всего-навсего обыкновенная барышня, — такая обыкновенная, что никогда бы не позволили каким-нибудь безобидным морским офицерам того, что позволили мне. Вот и все. Не стану утруждать вас светскими извинениями. Прощайте. (Решительно направляется к двери.)

Глория. Стойте!

Он задерживается.

Ах, поймете ли вы меня, если я вам скажу правду? Не примете ли вы это за кокетство?

Валентайн. Вздор! Как будто я не знаю, что вы собираетесь сказать! Вы не считаете себя обыкновенной и хотите сказать, что я был прав,—у вас есть душа. Что ж, вам приятно так думать. Она отворачивается.

Ну, хорошо, я допускаю, что вы не совсем обыкновенная девушка, — вы умная девушка!

Глория подавляет гневный возглас и делает шаг вперед. Но вас еще не разбудили. Вы ничего не чувствовали, да и сейчас не чувствуете. Это моя трагедия, а не ваша. Прощайте! (Поворачивается к двери. Она смотрит на него; мысль, что он может выскользнуть у нее из рук, повергает ее в ужас. Готовясь уже открыть дверь, он оборачивается и протягивает ей руку.) Расстанемся друзьями?

Глория (испытывая огромное облегчение, но тотчас демонстративно поворачиваясь к нему спиной). Прощайте. Надеюсь, вы скоро оправитесь от раны.

Валентайн (пораженный радостным открытием, что хозяин положения все же он, а не она). Я-то оправлюсь. Подобные раны скорее полезны, нежели вредны. В конце концов у меня остается моя собственная Глория.

Глория (резко оборачивается к нему). Это какая же такая ваша Глория?

Валентайн. Глория, созданная моим воображением.

Глория (гордо). Ну и берегите себе свою Глорию, свою выдуманную Глорию! (Чувство, однако, начинает брать верх над гордостью.) Настоящая же Глория, та Глория, которая была оскорблена, застигнута врасплох, которая была в ужасе — да, да, это сущая правда! — которая чуть с ума не сошла от стыда, когда почувствовала, что теряет всякую власть над собой при первом же столкновении с… с… с… (Кровь приливает к ее щекам. Она закрывает лицо левой рукой, правой же опирается на его левое плечо.)

Валентайн. Берегитесь! Я, кажется, снова теряю голову! Собравшись с мужеством, Глория отнимает руку от лица и кладет ее на его правое плечо, поворачивая его к себе и глядя ему прямо в глаза. Он взволнован, пытается протестовать.

Глория! Будьте же разумны! К чему все это? Ведь у меня ни гроша за душой.

Глория. Неужели вы не можете зарабатывать, как люди? Валентайн (и обрадован и испуган одновременно). Я никогда не посмел бы… Вы были бы несчастны… Любовь моя, дорогая! Но ведь я был бы последним авантюристом, охотником за приданым, если бы…

Она еще крепче стискивает его руки, затем целует его. О господи! (Задыхаясь.) Ах, я… (Обрывает.) Ничего-то я не понимаю в женщинах. Оказывается, двенадцатилетний опыт — ничто!

В порыве ревности она отшвыривает его от себя, и он летит, как лист на ветру, и попадает прямо в кресло. Появляется Долли, вальсируя с официантом; за ними, тоже вальсируя, появляются миссис Клэндон и Финч, и, наконец, Фил, который кружится в одиночку.

Долли (опускаясь на стул подле письменного стола). Ой, я больше не могу! Как вы замечательно танцуете, Уильям! .

Миссис Клэндон (опускаясь в кресло подле камина). Ах, Финч, ну куда это годится? Ведь последний раз я танцевала в Лондоне, Двадцать лет тому назад.

Глория (повелительно, Валентайну). Встаньте!

Валентайн понуро встает.

Отбросим ложный стыд. Сообщите моей матери, что мы решили пожениться.

Все ошеломленно молчат. Валентайн, онемев от ужаса, озирается по сторонам с очевидным желанием убежать.

Долли (нарушая молчание). Шестой!

Филип. Тссс!

Долли (бурно). Ой, я не могу! Я должна кого-нибудь поцеловать, но у нас в семье это не принято. Где Финч? Мак-Комас. Нет, категорически!

В дверях появляется Крэмптон.

Долли (подбегая к Крэмптону). Вот кстати! (Целует его.) А теперь (ведя его за собой) благословите их!

Глория. Нет. Я не потерплю этого даже в шутку. Если мне понадобится чье-нибудь благословение, я его попрошу у своей матери.

Крэмптон (глубоко огорченный, Глории). Ты что же, помолвлена с этим молодым человеком, так надо понимать?

Глория (решительно). Да. Намерены ли вы быть нам другом или…

Долли. Отцом?

Крэмптон. Я бы хотел быть и тем и другим, дитя мое. Но неужели… Мистер Валентайн! Я взываю к вашей порядочности.

Валентайн. Вы совершенно правы. Все это сущее безумие. Если бы мы захотели пойти потанцевать, мне пришлось бы просить у нее взаймы пять шиллингов на билет. Глория, не будьте опрометчивы, не губите вы себя. Лучше мне выбраться отсюда подобру-поздорову, пока не поздно, и больше никогда ни с кем из вас не встречаться. Я не стану кончать с собой, я даже не очень буду страдать. Наоборот, мне так будет лучше: я… я боюсь, ей-богу, боюсь. Вот и все, как на духу.

Глория (решительно). Вы никуда не пойдете.

Валентайн (трепеща). Конечно, нет, дорогая, никуда, никуда. Только… Ах, хоть бы кто-нибудь сказал два толковых слова и вправил бы нам всем мозги! Лично я не в состоянии. Где Бун? Вот бы его сюда! Фил, пойдите и позовите к нам Буна.

Филип. «Я вызову его из пропасти безбрежной»[11]. Лечу! (Взмахивает прутиком и исчезает.)

Официант (мелодично, Валентайну). Разрешите вставить словечко, сэр? Пять шиллингов не должны служить препятствием к вашему счастью, сэр. Мы с радостью запишем стоимость билета вам в кредит, а уж вы расплатитесь, когда вам будет удобно. Всегда рад служить вам, сэр. Весьма, весьма счастлив и доволен, сэр.

Филип (вновь появляясь). Грядет! (Взмахивает прутиком перед дверью.)

Входит Бун, на ходу снимая картонный нос, и, кинув его на стол, становится между Глорией и Валентайном.

Валентайн. Мистер Бун, дело в том, что…

Мак-Комас (перебивает, со своего места у камина). Прошу прощения, сэр! Это дело должен изложить юрист. Вот как стоит вопрос. Эта молодая девица и этот молодой джентльмен желают вступить в брак. Девица обладает некоторым состоянием, которое (глядя в сторону Крэмптона), по всей вероятности, со временем еще увеличится.

Крэмптон. Возможно, возможно. Будем надеяться.

Валентайн. А у джентльмена — ни гроша.

Бун (тотчас реагируя на это заявление, Валентайну). В таком случае настаивайте на том, чтобы вам выделили часть. Это оскорбляет вашу чувствительность? Разумная предосторожность всегда оскорбляет чувствительность. Но вы обращаетесь ко мне за советом, и я его вам даю. Настаивайте на раздельном имуществе.

Глория (гордо). У него будет своя часть.

Валентайн. Послушайте, сэр, я не для себя прошу совета. Вы ей дайте совет.

Бун. Она ему не последует. Когда вы поженитесь, она и ваших советов не станет слушать… (Резко поворачиваясь к Глории.) Конечно, не станете. Вы думаете, что станете, но вы не станете. Он начнет работать, а зарабатывать себе на жизнь… (Резко поворачиваясь к Валентайну.) Конечно, начнете. Вы думаете, что не начнете, но вы начнете. Она вас заставит.

Крэмптон (не вполне еще убежденный). Значит, мистер Бун, вы не считаете их брак неразумным?

Бун. Конечно считаю. Все браки неразумны. Неразумно появляться на свет, неразумно жить, неразумно жениться. Только умирать разумно.

Официант (незаметно очутившись между Крэмптоном и Валентайном). В таком случае, сэр, — если позволительно ввернуть словечко, — тем хуже для разума, сэр.

Филип. Позвольте мне заметить, что если Глория решила…

Долли. То это дело решенное, и Валентайну — аминь. А мы пропускаем все танцы.

Валентайн (мужественно принимая свое поражение, Глории), Позвольте вас пригласить…

Бун (вторгается, обрушивая на них весь свой диапазон)..Прошу прощения! Я претендую на это удовольствие сам, —в награду за консультацию. Имею честь просить… Благодарю вас. (Кружится с Глорией в танце, исчезая с ней среди китайских фонариков в парке.)

Валентайн смотрит им вслед разинув рот.

Валентайн, придя в себя). Долли, разрешите?.. (Предлагает ей себя в кавалеры.)

Долли. Глупости! (Ускользнув от него, бежит вокруг стола к камину.) Финч, мой Финч! (Хватает Мак-Комаса и заставляет его танцевать с собой.)

Мак-Комас (протестуя). Увольте, пожалуйста… право… Долли, танцуя, увлекает его в парк.

Валентайн (делая последнюю попытку). Миссис Клэндон, могу я…

Филип (опережая его). Ну-ка, мама! (Подхватывает мать и начинает кружить ее.)

Миссис Клэндон (протестуя). Фил, Фил… (Разделяет судьбу Мак-Комаса )

Крэмптон (следует за ними, радуясь по-стариковски). Хо-хо-хо! Хи-хи-хи! (Посмеиваясь, проходит в парк.)

Валентайн (бессильно опускается на диван, уставясь на официанта). Можно подумать, что я уже женат.

Официант (глядит на поверженного участника «поединка полов» с невыразимым сочувствием). А вы не унывайте, сэр, не унывайте! Нет такого мужчины, который бы не боялся брака, когда дело подходит к венцу. А посмотришь — и все оборачивается как нельзя лучше, весьма даже счастливо и благополучно, сэр; бывает и так, сэр, право. Сам-то я никогда не был хозяином у себя в доме. Моя супруга была на манер вашей барышни, сэр. У нее был властный, своенравный характер, который и унаследовал мой сын. Но если б мне предложили начать жизнь сызнова, я бы сделал то же самое, сэр, уверяю, вас, то же самое. Вперед не заглянешь, сэр; поживем — увидим.