Тихона Варлаам отыскал в возке. Обнимая двух молоденьких литвинок, любвеобильный отрок безмятежно подрёмывал, уронив голову на мягкое сено. По всему видно, ночь он провёл бурную. В ногах его валялся опорожнённый жбан из-под ола, здесь же были небрежно брошены сафьяновые сапоги и свита. Велев девушкам уходить, Варлаам с трудом растолкал хмельного товарища.
– Вставай! Кончилось веселье давешнее, – строго изрёк он. – Дела надо спроворить, и домой. Много здесь Шварновых людей отирается, могут признать, тогда не поздоровится нам. Войшелг на расправу скор.
– Чего ж деять будем? – зевая, лениво спросил Тихон. – Вот я, право слово, никак не уразумею, чё мы тут торчим, средь язычников ентих?
– Надо встретить князя Скирмонта, перетолковать с ним. А потом сразу отъедем, – хмуря чело, коротко пояснил Варлаам.
…Красный шатёр князя Скирмонта друзья отыскали без труда. Он был выше большинства других и горделиво раскинулся на краю лагеря, на пригорке по соседству с густой дубовой рощицей. Варлаам представился купцом, привезшим князю сукно из Дрогичина на свиту. Вскоре они с Тихоном уже стояли перед восседающим на кошмах Скирмонтом. Князь, светлолицый, с белыми, как лён, волосами и вислыми усами такого же цвета, в лёгкой голубой накидке, надетой поверх белой рубахи с золотистым узорочьем, с удивлением и любопытством рассматривал молодцев, которые, отвесив ему низкие почтительные поклоны, скромно застыли возле входа.
– Кто вы такие? – разведя руками, спросил их на ломаном русском Скирмонт. – Не знаю вас, не помню.
Говоря, он, как многие литвины, сильно растягивал гласные.
Варлаам, заранее уже продумавший о том, что сказать, быстро нашёлся:
– Нас послал к тебе из Перемышля князь Лев, сын Даниила.
– О, князь Даниил! – воскликнул Скирмонт. – Он был мой друг. И мой враг.
Литвин неожиданно рассмеялся.
– Наш князь видит со скорбью, как много лиха творит ныне в литовских землях сын князя Миндовга, Войшелг. Он вверг вашу землю в долгие войны, в гибельный пожар междоусобий. И князь Лев хочет помочь тебе, князь Скирмонт, восстановить в Литве прочную и крепкую власть. Кому, как не тебе, править в литовских землях. Знает князь Лев, что ты храбр, смел и умён. Также ведомо ему, что многие нобили готовы поддержать тебя.
Красноречивым жестом руки Скирмонт остановил речь Варлаама.
– Князь Лев поможет мне, а я помогу ему? Так? Он хочет отнять у своего брата город Галич? – хитровато сощурив свои светлые рысьи глаза, спросил он.
– Преклоняюсь перед твоей мудростью, княже. – Варлаам наклонил голову. – Князь Лев поможет тебе договориться с немцами, а потом, объединив силы Галича и Литвы, мы вместе разобьём татар.
– Предложение вашего князя очень заманчиво. Но я должен посоветоваться… – Скирмонт задумался. – Приходите ночью, как только стемнеет. Будем говорить.
Снова последовал короткий взмах руки, и отроки поспешили к выходу из шатра.
– А я и не ведал, что к ентому князьку нас Лев послал, – говорил Тихон, когда они, обогнув лагерь, пробирались к своему возку.
– Ты уж, друже, никому о нашем со Скирмонтом разговоре не сказывай, – тихим голосом ответил ему Варлаам. – А то знаю я тебя. Какой девке сболтнёшь, и пойдёт молва.
– Обижаешь. Что я, право слово, совсем дурак, что ль! – воскликнул в сердцах Тихон.
– Тише ты! – цыкнул на него товарищ. – Убраться б нам отсюда заутре.
Он опасливо огляделся по сторонам.
В лагере вроде было спокойно. Кто-то ещё продолжал отмечать праздник Лиго и шумно веселился, кто-то отсыпался после бурной ночи, у шатров князей и нобилей неторопливо разъезжали немногочисленные охранники с копьями наперевес. Варлаам заметил старинный языческий стяг: грозный бородатый Перкунас, увенчанный пламенем, грозно развевался на ветру. По одну сторону от него изображён был мертвенно-бледный старец Патолс с долгой белой бородой и повязкой на голове – страшный бог привидений и мертвецов, по другую – безбородый юноша Потримпс в венке из колосьев – добрый покровитель рек и источников.
Вспомнив о том, что князь Войшелг был монахом и усердным христианином, Варлаам невольно усмехнулся. Выходит, не столь велика его власть в Литве.
До вечера отроки, сгорая от нетерпения, потихоньку собирались в обратный путь. Уже сложены были в воз оставшиеся товары, подсчитаны монеты, упрятаны в калиты и мешки шкурки-куны и серебряные слитки, а день, казалось, всё не убывал, всё тянулся, как кисель, сдобренный унылым тёплым дождём. Наконец, в сумеречный час друзья осторожно пробрались к шатру Скирмонта.
Оказалось, там их уже ждали. Шатёр был полон людьми. Скирмонт сидел возле очага на раскладном стульце, возле него на таких же стульцах и кошмах расположились другие князья и нобили. Некоторых из них Варлаам видел раньше и знал по именам. Вот широкоусый увалень князь Лесий, повадками своими напоминающий средней величины медведя, вот худенький, малорослый Борза, вот худощавый молодой красавец Серпутий, вот нобиль Гирставте с глубоким шрамом на правой щеке. Были и другие известные лица: старый воевода Сударг, нобили Гнете, Сонгайле, Маненвид. За спинами нобилей застыли стражники с копьями и мечами, в шлемах и прилбицах. Меж ними Варлаам заметил ещё одно знакомое лицо, но где он видел этого высокого светловолосого литвина с исполненными спокойного мужества чертами, никак не мог вспомнить.
Друзья попали в самый разгар спора. Плохо разбирая литовские слова, Варлаам лишь отчасти понимал смысл сказанного.
Седой Сударг, хмуря густые брови, говорил Скирмонту:
– Да, Войшелг причинил нам много зла. Но он храбро сражался с немцами и он мстил за убийство своего отца, как подобает по нашим обычаям. Ты же предлагаешь нам союз со Львом, с руссами, нашими врагами. Я уважал покойного князя Даниила за его доблесть и благородство, но его старший сын слеплен совсем из другого теста. Мой совет: остерегайся его, Скирмонт.
– Сейчас не время вспоминать благородство Даниила и храбрость Войшелга, – визгливым голосом перебил воеводу Борза. – Ты посмотри, что вытворяет этот Войшелг и его головорезы в наших сёлах! Деревни Мажейки сожгли дотла, двор Маненвида разорили! В моих угодьях тоже похозяйничали!
Нобили поддержали Борзу одобрительным гулом.
Слово взял Скирмонт:
– Вижу, что всем вам немало зла и горя причинил Войшелг. Так поклянёмся же выступить против него! Поклянёмся стоять друг за друга плечом к плечу! Хватит разорений, хватит бессмысленных усобиц, хватит мести! Ты говорил, Сударг, о князе Льве как о нашем враге. Но у нас, у Литвы, враги иные. Это немцы и татары. С ними придётся нам воевать, а не с русским князем. Отныне да будет так: я – за вас, вы – за меня! Поклянёмся на обнажённых мечах и скрепим нашу клятву кровью!
– Клянёмся Перкунасом! Смерть Войшелгу! Смерть разорителю и губителю! – наперебой закричали князья и нобили.
Варлаам заметил вдруг, что молодой высокий литвин, на которого он обратил внимание, незаметно исчез из шатра.
«Может, какой переметчик? Кто знает…» – Он силился вспомнить, где раньше видел этого человека, но не мог.
– Пойдём, друже, – потянул он Тихона за рукав свиты. – Наше дело на этом кончено. Отъезжаем в Перемышль.
Они быстро выскользнули из шатра и поспешили к своему возу.
Из ночной темноты внезапно вырвался отряд всадников с факелами в руках, раздалось громкое ржание, лязг мечей, крики. Кто-то грубо ухватил Варлаама за плечо. В ярком вспыхнувшем свете он увидел лицо боярина Григория Васильевича.
– А, вот кто тут! Отроки Льва! Хватайте их, живо! – обрадованно заорал боярин. – Лазутчики! Воры!
Двое дюжих литвинов скрутили Варлааму руки за спиной крепкими ремнями. Отчаянно отбиваясь, отрок крикнул:
– А я ведь тебе жизнь спас, боярин Григорий! Али забыл?!
– Молчать! – Григорий матерно выругался. Сильный удар плети ожёг Варлааму щеку. Их с Тихоном потащили в сторону ристалища.
«Всё, пропали! – прошумела в голове Варлаама мысль. – Живыми вряд ли отсюда выберемся».
Вдруг возникло перед ним лицо Альдоны, обрамлённое белым шёлковым убрусом.
– Ворог! Кознодей! – прошелестели возле его уха жестокие, полные нескрываемого презрения слова.
Круто повернувшись, молодая княгиня бросилась во тьму, словно окунулась в тяжёлый топкий омут.
И тут прозвенел над головами отроков грозный бас Войшелга:
– В поруб лазутчиков! Заутре головы обоим с плеч!
Варлааму развязали руки и больно толкнули в спину. Он почувствовал, что летит куда-то вниз, падает в яму, вокруг него сыпется песок, а наверху раздаётся надрывный скрип закрываемой двери и лязг тяжёлого замка.
Варлаам упал в мокрую грязь, но тотчас вскочил на ноги и отряхнулся. Тихон был где-то рядом, он слышал его дыхание. Протянув руку, Варлаам нащупал локоть товарища и крепко сжал его пальцами.
– Пропали мы, друг, – вздохнул Тихон.
Наверху всё стихло. Мало-помалу глаза привыкли к темноте. Варлаам различил рядом тёмную фигуру друга.
Они долго сидели молча, всё прислушиваясь, словно подспудно ожидая чего-то. Своего состояния Варлаам не мог, да и не старался понять. Было какое-то сожаление, но вместе с тем и пустота, вспоминались слова библейского пророка: «Бессмысленно всё, как погоня за ветром».
Унылую тишину оборвал скрип замка. Сверху протянулась крепкая верёвка.
– Хватайтесь, лезьте! – раздался строгий мужской голос.
Упираясь ногами в земляные стенки ямы, истирая в кровь длани, Варлаам с яростно бьющимся в груди сердцем быстро полез ввысь. Тихон спешил за ним следом. Вскоре они уже стояли возле двери перед тем самым молодым рослым литвином, которого Варлаам заметил в шатре у Скирмонта.
– Вот вам добрые кони. Скачите лесом до Гродно, оттуда – в Дрогичин. Своему князю скажете: заговор Скирмонта провалился. И ещё скажете: выручил вас из ямы князь Трайден. Запомните: Трайден. Пусть и князь ваш знает моё имя.
Дальше всё происходило с лихорадочной быстротой. Беспощадно хлестая коней, двое отроков мчались по лесной дороге. Только сейчас Варлаам почувствовал боль от удара плетью боярина Григория.
«Ничего, ворог, я с тобой ещё поквитаюсь!» – злорадно подумал он, но тотчас эту мысль перебила другая, он вспомнил Альдону и презрение в её прекрасных светлых очах.
«Боже, почему, почему мы стали врагами?! Почему мир наш так гадок и мерзок, почему, кроме тех мгновений греховной радости, ничего в нём нет светлого?! Почему, почему, Боже?! Или это я, я один во всём виноват?!»
Плотно стиснув уста, Варлаам всё гнал и гнал вперёд резвого низкорослого скакуна.
– Слышь, друже! – окликнул его Тихон. – Вспомнил я, где ране Трайдена ентого зрели мы. Тамо, на мосту, возле Гродно!
– А ведь верно! – откликнулся Варлаам, резко осаживая коня. – Кажется, так. То он и был. И в шатре у Скирмонта я его видел. Стоял сзади, рядом со стражей. Может статься, он нас и выдал.
– Почто ж тогда выпустил из ямы?! – Тихон изумлённо передёрнул плечами. – Не уразумею чегой-то.
– Думаю, сам он власти в Литве добиться жаждет. А Скирмонт ему ни к чему, вот он и выдал заговорщиков. Знает, что Войшелг долго на столе не усидит. А может, и не так всё.
– Да ну их всех к чёрту, князьков ентих! Мчим дале. Гляди, светает! – Тихон обернулся и указал на встающее за спинами их над лесом алое зарево. – Торопиться нам надоть!
Кони стремглав вынеслись с лесной опушки на вольный простор. Впереди был долгий и многотрудный путь, но Варлаам с какой-то необыкновенной ясностью чувствовал, знал уже точно, что они благополучно возвратятся в Перемышль.