Зейн ГРЭЙ
ПОГРАНИЧНЫЙ ЛЕГИОН
Глава I
Жанна Рэндел направила свою лошадь к поросшему кедрами горному кряжу. Дикий вид высившихся кругом скал постепенно пробудил в её груди раскаяние и страх.
- Значит, Джим не шутил, - молвила она про себя. - Он серьезно взялся за дело и теперь мчится прямо к границе... О, зачем я только насмехалась над ним!
Действительно, эта восточная пограничная полоса штата Айдахо имела весьма неприветливый вид, особенно в тот жуткий для всего запада год. Погоня за золотом наводнила Калифорнию сбродом свирепых и беспощадных людей. Так называемый "усмирительный комитет" и богатые золотом участки в Айдахо отодвинули вглубь всю эту темную толпу, но жуткие рассказы о кровопролитиях и золоте продолжали ещё ходить среди народа. То и дело охотники и золотоискатели сталкивались со всевозможными таинственными личностями.
Жанна недавно рассорилась с Джимом Клайвом и теперь горько раскаивалась в этом. Она была стройной и сильной брюнеткой лет двадцати. Родилась она на Миссури, где её отец занимал видное положение, пока, как и большинство его современников, не погиб от шальной пули. Тогда Жанна попала под покровительство своего дяди, тоже погнавшегося за золотом; таким образом, остальные годы своей жизни она провела в полной глуши.
Уже несколько десятков миль проехала она за Джимом и наконец решила слезть и посмотреть, действительно ли так свежи следы его лошади, как она думает. Из их маленькой деревушки он выехал ещё до восхода солнца. Один крестьянин видел его и тотчас же сообщил ей об этом. Вероятно, Джим где-то задержался, так как солнце уже показывало полдень. Жанна принялась размышлять. К постоянным пустым угрозам Джима она уже привыкла, а его вечная нерешительность опротивела ей. Ведь, в самом деле, это было просто жалко. В общем, Джим был очень мил и любезен, но со времени своего знакомства с ней он ни в чем не проявил силу своего характера.
Жанна подошла к своей лошади и вгляделась вдаль, в высокие и мрачные горы. Отважная и находчивая, привыкшая к переездам на лошадях, она всегда умела позаботиться о себе. В эту минуту она ясно видела, что заехала дальше, чем следовало, но она так была уверена, что догонит Джима. Разве он не всегда готов был каяться перед ней? Однако на этот раз все вышло по-иному. Она вспомнила его худое, бледное лицо, настолько побелевшее, что даже выступили маленькие веснушки, которых она до этих пор не замечала. А его глаза? Обычно такие мягкие и нежные, в тот момент они блестели, подобно острой стали. Да, он в самом деле выглядел очень расстроенным, даже больше того: его лицо выражало отчаяние. Но что же особенного она сказала ему? И Жанна начала припоминать.
Вчера вечером, ещё до сумерек, она ожидала его. Из немногих молодых людей, живших в деревне, она всегда выделяла Джима и, как ей это сейчас казалось, он недостаточно ценил такое внимание. Это сердило её. Поведение Джима ни с какой стороны не удовлетворяло её, за исключением только его нежной к ней привязанности. Но, увы, для неё этого было недостаточно. Все в нем казалось ей преувеличенным, даже и его чувство.
Жанна задумалась, действительно ли так сильна любовь Джима к ней, и постепенно все детали прошедшего вечера оживились в её памяти. Она увидела себя сидевшей возле блокгауза под большой сосной. Постепенно тени сгустились, но взошедший месяц снова заставил их побледнеть. Она прислушивалась к тихому жужжанию насекомых, к отдаленному смеху женщин в деревне и к сонному журчанию ручейка. В тот вечер Джим заставил ждать себя дольше обыкновенного. Вероятно, он задержался в кабачке, в том самом, который, по словам дяди, с недавних пор сделался сборищем постоянных нарушителей спокойствия всей деревни. Кроме того, раздражало Жанну постоянно возраставшее население деревушки. Слишком много собралось в одно место скандальных, вечно пьяных мужчин. Еще не так давно пойти в деревенскую лавку было одним удовольствием, теперь же это стало риском. Особенно же дурно то, что все эти новые обстоятельства очень скверно повлияли на Джима, хотя он никогда ещё не переходил границ дозволенного. Ее досада на него возрастала. Она больше не намерена дожидаться его. Ни одной секунды. А если ей придется встретить его, то пусть не ждет от неё ничего, кроме черствой истины...
Но как раз в эту минуту позади послышался легкий шорох, и, прежде чем она успела обернуться, две сильные руки крепко обхватили её. Хватка была настолько неожиданна, что Жанна не успела ни крикнуть, ни оборониться. Темное лицо приблизилось к её лицу. Быстрые и жгучие поцелуи загорелись на её щеках, закрыли ей глаза и наконец страстно завершились на её устах. Какая-то странная нега на секунду охватила все её существо, однако в следующее мгновение она уже снова овладела собой.
Отшатнувшись назад, Жанна остановилась, напуганная и возмущенная. Она была настолько ошеломлена, что сразу не узнала, кто перед ней стоит, и только смех выдал ей виновника. Это был Джим.
- Ты всегда говоришь, что я слишком робок, - промолвил он. - Что же ты теперь скажешь?
В душе Жанны поднялась слепая ярость. Казалось, она могла убить его в ту минуту. Никогда не давала она ему никакого права над собой, никогда ничего не обещала, никогда не старалась уверить его, что хоть сколько-нибудь отвечает на его чувство. И он осмелился... Горячая волна прилила к её щекам. Она озлобилась на него, но ещё более на самое себя, ибо эти поцелуи пробудили в ней какое-то новое и странное чувство мучительного стыда. В тот момент Жанна от всей души ненавидела этого человека.
- Ты... ты? - вырвалось у нее. - Ну, Джим Клайв, теперь между нами все кончено.
- А, по-моему, ты ещё ничего и не начинала, - сказал он с горечью. Так или иначе, все ведь осталось, как и было... но я не жалею... Черт возьми! Я... Да, я все-таки поцеловал тебя!
Он тяжело дышал. При неясном свете луны она увидела, как он побледнел. Во всем его существе произошла какая-то перемена. Жанна почувствовала в нем холодное упрямство.
- Ты ещё раскаешься в этом, - сказала она. - Отныне наши дороги разошлись.
- Отлично, но я все-таки не раскаиваюсь и никогда не раскаюсь.
Жанна подумала сперва, не пьян ли он, но вспомнила, что Джим не любил напиваться - пожалуй, это было его единственное достоинство... Тогда какая же причина побудила его вести себя подобным образом? Может быть, он догадывался, что его поцелуи так сильно подействуют на нее? Если бы он только ещё раз осмелился... При этой мысли она вся задрожала. Теперь она как следует отчитает его.
- Послушай, Жанна, я целовал тебя потому, что мне надоело ходить около тебя каким-то нераскаянным грешником, - сказал Джим. - Я люблю тебя и без тебя ни на что не годен. Давай поженимся. Я...
- Никогда! - жестко оборвала она. - Из тебя все равно не выйдет никакого толку.
- Ошибаешься! - страстно запротестовал он. - Еще не так давно я здорово работал, но с тех пор... с тех пор, как я встретил тебя, я сделался тряпкой. Я с ума схожу при мысли о тебе. Ты знакомишься с некоторыми мужчинами, которые недостойны даже... чтобы... чтобы... У меня постоянно так скверно на душе. Я истерзался от тоски и ревности... Ну, дай мне хоть маленькую надежду, Жанна.
- Почему я должна делать это? - холодно ответила она. - Ты все время слоняешься, не хочешь работать. А если и найдешь когда немного золота, тотчас же его спускаешь. У тебя ничего нет, кроме твоего револьвера, и ты больше ничего не умеешь, как палить из него.
- Это может мне очень пригодиться, - легкомысленно заявил он.
- Джим Клайв, ты даже не способен стать настоящим негодяем, - резко сказала она.
При этих словах он круто повернулся к ней и, наклонившись, спросил:
- Неужели ты это серьезно?
- Конечно, - последовал ответ.
Наконец-то ей удалось заставить разгореться его ленивую кровь.
- Так значит, по-твоему, я такой тюфяк, что не могу стать даже негодяем?
- Я в этом уверена.
- Так вот какого ты обо мне мнения, хотя из любви же к тебе я и дошел до этого?
Она расхохоталась. Какую странную и горячую радость ощущала она, причиняя ему боль.
- Клянусь, я докажу тебе обратное! - воскликнул он хрипло.
- Ну-с, с чего же ты начнешь, Джим? - спросила она насмешливо.
- Я уйду из этого лагеря и доберусь до границы, найду Келса или Гульдена... И ты ещё услышишь обо мне, Жанна Рэндел.
Гульден и Келс! Это были имена страшных главарей постепенно разраставшейся пограничной шайки бандитов. Где-то там, далеко, жили "десперадо", бандиты, грабители и убийцы. Все новые и новые слухи доходили о них до этой когда-то совершенно мирной деревеньки. Сердце Жанны ущипнул легкий холодок страха. Но стоило ли беспокоиться? Это одна из обычных высокопарных угроз Джима. Такой поступок совершенно не вяжется с ним. Кроме того, она никогда не допустит его до этого. Однако по непонятной женской прихоти она ничего ему не сказала, напротив...
- Ба! - воскликнула она с новым взрывом насмешки. - У тебя и смелости не хватит.
Посмотрев на неё с секунду растерянными и дикими глазами, он вдруг повернулся и, не сказав больше ни слова, удалился. Жанна осталась сидеть пораженная, немного напуганная и растерянная, но все же не позвала его.
А на следующее утро она уже мчалась следом за ним в горы. Он поехал по широкой дороге, по которой обычно ездят все охотники и золотоискатели. Заблудиться она не боялась, но зато могла встретить на пути какого-нибудь негодяя из пограничной шайки, постепенно уже начавшей навещать её деревню. Решительно за каждой скалой, за каждым кедром высматривала она Джима. Может быть, он только погрозил? Но ведь она говорила с ним в таком тоне, какого не может перенести ни один мужчина.
Раскаяние и страх все больше возрастали. В сущности, Джим ещё совсем мальчик, он только двумя годами старше её. А вдруг он в самом деле натворит что-нибудь? Неужели она ошибочно судила о нем? Если это так, то, значит, она была очень, очень груба. Но ведь он имел дерзость поцеловать ее! Внезапно, к своему глубокому удивлению, Жанна почувствовала, что, несмотря на оскорбленное самолюбие и всю их ссору, несмотря на то, что Джим все-таки поехал на границу, а она теперь в страхе и раскаянии едет по его следу, несмотря на все это, в ней поднимается странное и робкое чувство уважения к Джиму Клайву.
Поднявшись на второй холм, она снова остановилась. На этот раз она увидела в заросшем кустарником овраге одинокого всадника. Сердце её вздрогнуло. Без сомнения, это Джим. Значит, он просто грозил и теперь возвращается обратно. Жанна почувствовала себя разом радостно и легко, но в глубине души все же шевельнулась какая-то тень сожаления.
Но постепенно увидела, что то была вовсе не лошадь Джима. Спрятавшись за кустами, Жанна принялась следить. Тем временем всадник подъехал ближе, и она узнала не Джима, а хорошего друга своего дяди, Гарвея Робертса из одной с ней деревни. При звуке голоса Жанны Гарвей вздрогнул и схватился за револьвер - характерный жест для этой беспокойной местности.
- Алло, Жанна! - воскликнул он, увидев её. - Однако ты здорово напугала меня. Ты совсем одна?
- Да, одна. Я поехала за Джимом и увидела вас, - ответила она, приняла вас сперва за Джима.
- За Джимом? Что такое стряслось?
- Мы поругались, и он поклялся отправиться на границу. Я же точно с ума сошла и подзадорила его... И теперь страшно раскаиваюсь в этом.
- Вот оно что!.. Так, значит, это были следы Джима, их я только что видел там, мили за две на повороте к границе. Я знаю эту дорогу, сам не раз ездил по ней.
Жанна пристально посмотрела на Робертса. Его изрытое оспой, обросшее седой щетиной лицо выглядело серьезно.
- Неужели вы думаете, что Джим действительно отправился к границе? быстро спросила она.
- Похоже на то, Жанна! - ответил он, немного помолчав. - Джим достаточно глуп для этого. За последнее время он распустился окончательно. Да и времена теперь не такие, чтобы парень мог остаться безупречным. Вчера вечером он попал в паршивую перепалку: чуть было не укокошил молодого Брадлея, но ведь вам все это должно быть уже известно.
- Я ничего не слыхала, - отвечала она. - Расскажите.
- Кто-то сболтнул, будто Брадлей недостаточно почтительно отозвался о вас.
Жанна почувствовала, как горячая волна сладко прокатилась по её телу. Опять совершенно новое и не знакомое для неё явление. Брадлея она не терпела. Он всегда был страшно навязчив и вел себя самым оскорбительным образом.
- Почему же Джим не рассказал мне всего этого? - спросила она, обращаясь больше к самой себе.
- Вероятно, ему было не особенно приятно вспоминать вид, в котором он оставил Брадлея, - заметил Робертс со смехом. - А теперь, Жанна, повернем-ка восвояси.
Несколько мгновений девушка молчала. Взгляд её скользил по зеленым холмам и высившимся вдали громадным серо-черным горам. Странное чувство шевельнулось в её груди. В молодости её отец был авантюристом, и его кровь заговорила в ней с неожиданной силой.
- Я поеду дальше, - сказала она.
Робертс нисколько не удивился. Он только посмотрел на солнце и, повернув лошадь, лаконично произнес:
- Надеюсь, что мы догоним его, и до захода солнца успеем вернуться домой. Сейчас поедем наперерез и спустя мили две снова нападем на его след. Ошибиться невозможно.
Тронув удила, он поехал рысцой, а Жанна последовала за ним.
Вскоре они свернули в долину, лежавшую между ближайшими горами, и поехали несколько быстрее. Долина оказалась в несколько миль длиной. Доехав до середины, Робертс неожиданно издал радостный возглас. Жанна заметила, что они снова напали на след. Тут они пустили лошадей галопом и ехали таким темпом все время, пока не оставили за собой поляны и не наткнулись на узкую тропинку, ведшую в глубину гор. Полная надежды и ожидания увидеть Джима, девушка беспрестанно жадно всматривалась вдаль. Однако впереди никто не появлялся. Робертс все чаще поглядывал на садившееся солнце, а Жанна начала беспокоиться о своих домашних. Она была так уверена, что догонит Джима и вернется домой ещё днем, что ей и в голову не пришло предупредить кого-нибудь о своих намерениях. Вероятно, её уже разыскивают. А тем временем и местность становилась все более и более дикой. Всюду громадные обломки скал, кедры и колючий кустарник. Сквозь заросли часто пробегали олени, а дикие куропатки прыскали из-под самых копыт лошадей.
- А не лучше ли отказаться от этого дела?! - крикнул Робертс через плечо.
- Нет, нет! Поедем дальше, - сказала Жанна.
И они быстрее погнали лошадей; пока наконец не взобрались на самую вершину уклона. Перед глазами Жанны раскинулась залитая светом долина, но она никого не увидела. Очевидно, не было никакой надежды догнать сегодня Джима. Как раз в эту минуту лошадь Робертса попала ногой в размытую водой впадину и начала хромать. Робертс слез на землю и принялся осматривать её ногу.
- Ого! Нога-то ещё осталась цела, - сказал он, давая понять, насколько серьезно повреждение. - Ну, Жанна, как бы нам не пришлось здорово помаяться на обратном пути. Ваша лошадь с двойной ношей не справится, а я пешком идти не могу.
Жанна молча сошла с лошади и помогла Робертсу застоявшейся в канавке водой обмыть вывихнутую и сильно вспухшую ногу лошади.
- Придется, видно, нам здесь переночевать, - сказал Робертс. - Хорошо еще, что я кое-что прихватил с собой и смогу устроить вас поудобнее. Однако с огнем нам следует быть поосторожнее: как только стемнеет, костер придется затушить.
Робертс отстегнул от своего седла пакет, а затем снял и само седло. Он начал было снимать и седло Жанны, как вдруг вся его фигура разом сильно напряглась.
- Что это такое? - резко проговорил он.
Сначала Жанна услыхала мягкий и глухой стук по траве, а затем раздался резкий топот неподкованных копыт по голому камню. Обернувшись, она увидела по другую сторону канавки трех всадников, ехавших прямо на них. Один из всадников указал на неё рукой. На светлом фоне неба, красного от лучей заходящего солнца, они выглядели мрачно и жутко. Жанна боязливо взглянула на Робертса. Тот, не отрываясь, смотрел на подъезжавших, и в его лице отразилась какая-то догадка, как будто он ожидал встретить нечто знакомое. Приглушенным голосом он пробормотал проклятие. Жанне показалось, что по его лицу скользнула какая-то тень.
Трое всадников остановились у края канавки. Один из них держал под уздцы мула, нагруженного узлами и убитым оленем. В своей жизни Жанна перевидала массу всадников, в общем, очень схожих с этими тремя, однако ни один из них ещё не действовал на неё так странно и властно.
- Добрый день! - сказал один из мужчин.
И тут Жанна увидела, что лицо Робертса превратилось в пепельно-серую маску.
Глава II
- Так ведь это вы... Келс?
Вопрос Робертса был в то же время и ответом на его мысли. Смех вопрошаемого как бы подтвердил это.
Двое других перебрались через канавку и снова остановились. Все они были ещё молоды, каждому лет по тридцати. Своей примитивной одеждой и грубыми чертами они, в общем, напоминали людей, каких Жанна привыкла видеть почти ежедневно. Но Келс явно выделялся. Пока он не смотрел на нее, ей казалось, будто она уже где-то встречала этого мужчину, однако, когда его взгляд упал на нее, она в странном смятении поняла, что ещё никогда в жизни не видела такого человека. Бледный, с серыми глазами, интеллигентный и любезный, он, вероятно, когда-то был порядочным человеком, но теперь его окружало нечто странное, непостижимое и чудовищное. Складывалось ли такое впечатление в его присутствии или то было действие его имени? Келс! За последние годы множество мрачных историй передавалось в Айдахо из лагеря в лагерь, и некоторые из этих слухов бывали настолько необычны и жутки, что им трудно было поверить. С каждой вестью слава Келса возрастала. Росла также и ужасная уверенность, что там, на границе, организовывается шайка отпетых бандитов. Но никто в лагере никогда не признавался, что когда-либо встречался с самим Келсом. Неужели страх заставлял всех умалчивать об этом? Услыхав, что Робертс знаком с ним, Жанна поразилась.
- Где мы в последний раз виделись с вами? - спросил Келс.
- Как будто под Фресно, - ответил Робертс, явно стараясь отделаться от какого-то неприятного воспоминания.
Слегка прикоснувшись к своей шляпе, Келс бросил на Жанну мимолетный взгляд.
- С пути сбились, не так ли? - спросил он Робертса.
- Очевидно, - ответил Робертс.
Затем его сдержанность слегка ослабела, голос зазвучал ровнее:
- Выслеживали любимого коня мисс Рэндел. Недавно удрал. Постепенно заехали дальше, чем предполагали. Как на грех и моя лошадь повредила себе ногу. Боюсь, нам не попасть сегодня домой.
- Откуда вы?
- Из Хоудли. Стоянка Билла Хоудли, так миль за тридцать отсюда.
- В таком случае, Робертс, если вы ничего не имеете против, мы тоже заночуем здесь вместе с вами, - продолжал Келс. - У нас есть свежее мясо, закусим. И он коротко отдал приказание своим товарищам, которые тем временем расположились неподалеку под кедром и уже начали распрягать своих лошадей.
Робертс сделал вид, будто занялся распаковкой собственной поклажи, и, наклонившись к Жанне, хрипло прошептал:
- Это Джек Келс, калифорнийский грабитель больших дорог. Опасный стрелок, дьявольски хитрая гремучка! Когда я его видел в последний раз, он стоял с петлей на шее, но товарищи его освободили. Жанна, если он только вздумает, то прикончит меня. Я прямо не знаю, что делать. Ради всего святого, придумайте какой-нибудь выход. Испробуйте свою веселость, женскую хитрость. Все что захотите! Хуже вляпаться мы не могли.
Усталая Жанна опустилась на землю. Ее точно оглушило что-то. Какая-то опасность висела над ней. Люди, подобные Робертсу, зря так не говорят. Смелая девушка привыкла ко всяким опасностям. Однако здесь дело шло о чем-то совершенно ином. Она ещё не вполне уяснила намеки Робертса. Почему его непременно должны убить? С собой у них не было ни денег, ни драгоценностей. Даже их лошади не были настолько хороши, чтобы пробудить разбойничьи аппетиты. Вероятно, опасность для неё и для Робертса заключается в том, что она девушка и может сделаться добычей этих бандитов. Подобные вещи она уже не раз слыхала. Но ведь Робертс защитит её, и, кроме того, этот любезный Келс так не походит на обычных диких грубиянов.
Так она сидела, душевно терзаясь и переходя от опасности к предчувствию всяческих неожиданностей. Тем временем мужчины занялись устройством лагеря. Казалось, ни один из них не замечал её. Во время работы они болтали, смеялись и перешучивались между собой, как обыкновенные работники. Келс наносил воды, разжег костер и наломал кедровых веток, чтобы ночью поддерживать огонь. Один из незнакомцев, которого они называли Биллом, спутал лошадей и, развязав узел, достал холщовую простыню; Робертс замесил тесто для лепешек.
Красным заревом садилось солнце; воздух отсвечивал дрожащим пурпуром. Но вскоре краски поблекли. Темнота уже окутала лес, когда наконец Робертс подошел к Жанне, держа в руках хлеб, кофе и кусок жареной дичи.
- Вот наш ужин, Жанна! - воскликнул он громко и весело и тут же тихо добавил: - Может быть, все обойдется хорошо. Выглядят-то они довольно приветливо, но я все-таки боюсь, Жанна. Если бы вы только не были так чертовски хороши и если бы он мог каким-нибудь чудом не увидеть вас!
- А не можем ли мы ночью улизнуть? - тихо спросила Жанна.
- Попробовать было бы не худо, но вряд ли это помогло бы нам, если только эти парни задумали плохое. Я ещё не знаю, что нас ожидает. Хорошо, если вы разыграете пугливую овечку. Только не теряйте мужества.
После этого он снова вернулся к костру. Жанна была голодна и с удовольствием подкрепилась. Несмотря на свою все ещё не улегшуюся тревогу, она почувствовала любопытство. Ей стало даже казаться, что это неожиданное приключение вовсе не лишено некоторой прелести. Она всегда была страстной натурой, с сильной волей и хорошо развитым самообладанием. И всегда её тянуло куда-то вдаль, к чему-то неизвестному. А к чему, собственно, она даже и сама точно не знала.
Ночь наступила черная, густая. Бледный Млечный Путь, весь пронизанный звездами, раскинулся по темно-голубому небу. Ветер стонал в верхушках кедров и раздувал огонь в костре. Искры летели во все стороны и исчезали в темноте. Легкая струйка дыма, долетавшая до Жанны, нежно и приятно пахла паленым кедром. Где-то далеко в кустах лаяли койоты, и с холмов доносился упорный вой волка. Лагерная жизнь не была новостью для Жанны. На телегах и в фурах переезжала она по равнинам, и не раз её провожал протяжный вой враждебных индейцев. Со своим дядей она по неделям живала в горах в поисках золота. Но ещё никогда не проникала так живо в её душу вся прелесть этой дикой и пустынной местности, как в эту ночь.
Жанна видела Робертса, стоящего на коленях и посыпавшего костер мокрым песком. Его большая косматая голова кивала, озаренная светом костра. Он производил впечатление глубоко задумавшегося, тяжело удрученного человека. Человек, названный Биллом, и его товарищ прислонились спинами к обломку скалы и о чем-то тихо разговаривали между собой. Келс во весь рост стоял около костра. Держа в руке трубку, он глубоко набирал в рот дым и затем медленно выпускал его к небу. Издали в его фигуре не было ничего внушительного и ничего особенно интересного в его лице. Однако уже с первого взгляда было ясно, что этот человек выделялся из ряда обыкновенных людей. От него веяло энергией и властностью. По временам он бросал взгляды в сторону Жанны, но она не была в этом твердо уверена, ибо издали его глаза походили на две маленькие круглые тени. Сбросив свою куртку, он остался в расстегнутой жилетке, из-под которой виднелась мягкая пестрая рубашка с черным галстуком, беспорядочно болтавшимся на шее. С его бедер свисал широкий пояс, на конце которого торчал в кобуре тяжелый револьвер. "Странный способ носить револьвер, - подумала Жанна. - Прямо смешно! Во время ходьбы ремень, вероятно, болтается взад и вперед и бьет хозяина по ногам".
- Скажите, у вас есть одеяла для девушки? - вдруг спросил он Робертса, вынув трубку изо рта.
- У меня есть только одеяла из-под седла, - ответил Робертс. - Мы, видите ли, не думали, что нам придется заночевать в горах.
- Можете взять мое, - сказал Келс и отошел от огня. - Будет очень холодно.
Через минуту он возвратился с одеялом и бросил его Робертсу.
- Очень благодарен, - пробормотал тот.
- Я буду спать тут, возле костра, - продолжал Келс и, опустившись на землю, погрузился в размышления.
Собрав свои подстилки и предложенное одеяло, Робертс направился к Жанне. Бросив все на землю, он принялся ногами и руками расчищать от камней и сучьев место на земле.
- Чертовски каменистое ложе, - сказал он, - но, надеюсь, что хоть немножко вы все-таки поспите.
Раскладывая одеяла, Робертс незаметно дернул Жанну за платье.
- Я буду близко от вас, - прошептал он, прикрывая рот своей широкой рукой, - и ни на секунду не сомкну глаз.
После этого он вернулся назад к костру, а Жанна послушно улеглась на свои одеяла. Разговор бандитов утих. Жанна услыхала звон шпор и треск кедровых веток. Спустя мгновение к ней подошел Робертс, таща за собою свое седло, и улегся возле нее. Слегка приподнявшись, Жанна увидела около костра неподвижно сидящего и задумавшегося Келса. Он выглядел нервно и взволнованно. Она снова медленно опустилась на свое ложе и устремила взгляд к далеким ярким звездам. Что-то будет теперь с ней?
Спать она не должна. Об этом нечего и думать. Внезапно в её лихорадочно работавшем мозгу мелькнула мысль тихонько прокрасться к лошадям. Этот план некоторое время занимал её, но затем она отказалась от него: слишком хорошо ей были известны условия этой местности.
Время шло, становилось поздно. Огонь в костре то замирал, то снова ярко вспыхивал, тени то сгущались, то рассеивались. По временам кто-нибудь из мужчин вставал и подбрасывал в огонь веток. Стук спутанных лошадиных ног гулко звучал в ночной тишине. Ветер утих, и койоты примолкли. Глаза Жанны слипались, словно смазанные клеем. Постепенно исчезало ощущение ночной поры, дикой местности, исчезло и убаюкивающее чувство сонливости...
* * *
Когда она проснулась, было очень холодно. Верхушки кедров поблескивали в красноватых лучах восходящего солнца. Костер весело трещал, и синий дым, клубясь, вздымался к небу. Вздрогнув от неожиданного воспоминания, Жанна быстро села. Робертс и Келс возились у костра. Человек, названный Биллом, носил воду. Другой бандит только что пригнал лошадей и снимал с них путы. Казалось, Жанны для них не существовало. Встав на ноги, девушка кое-как пригладила свои сбившиеся волосы, которые во время верховой езды всегда носила заплетенными в толстую косу. Значит, она все-таки спала как есть, в сапогах. Этого с ней до сих пор ещё не случалось. Когда она подошла к ручью, чтобы вымыть лицо и руки, её спутники все ещё ни разу не взглянули на нее. Робкая надежда шевельнулась в груди: может быть, Робертс все-таки преувеличивал опасность. Лошадь Жанны была с норовом и никого чужого к себе не подпускала. Узнав, что путы её лошади оказались порванными, Жанна отправилась искать её и зашла так далеко, что лагерь скрылся из глаз. Поймав коня, она возвратилась обратно и крепко его привязала. Затем решила подойти к огню и поздороваться с мужчинами.
- Добрый день! - сказала она весело.
В эту же самую минуту Келс повернулся к ней спиной, ни одним жестом не показав, что слышал её. Билл бесцеремонно уставился на нее, но также не проронил ни слова. Один Робертс ответил на её приветствие, но, услыхав его голос, она удивленно взглянула на него. Он сейчас же отвернулся. Его лицо было мрачно и озабочено.
Радостное, полное надежд настроение Жанны в тот же миг исчезло. Неожиданно во всех своих членах она почувствовала странную, гнетущую тяжесть. С большим трудом дойдя до ближайшего камня, она с облегчением на него опустилась. Робертс принес ей завтрак, но ничего не сказал и старался не смотреть на нее. Его руки дрожали. Жанна испугалась.
Внезапно она заметила, что Келс и Робертс о чем-то спорят, но говорили они настолько тихо, что разобрать их слов Жанна не могла. Она видела, как Робертс сделал движение резкого протеста. Но его собеседник оставался по-прежнему холоден, непреклонен и повелителен. Он даже перестал отвечать, как будто вопрос был вполне решен. Робертс же поспешно и взволнованно схватил свой тюк и подвел лошадь. Животное все ещё хромало, но чувствовало себя уже гораздо лучше. Оседлав коня, Робертс крепко привязал тюк. После этого он стал приготовлять лошадь Жанны. Когда все было готово, он повернулся к ней с видом человека, которому предстоит лицом к лицу столкнуться к неминуемой опасностью.
- Вперед, Жанна! Мы готовы! - крикнул он. Его голос прозвучал громко и неестественно.
Жанна встала, намереваясь подойти к нему, но в ту же минуту Келс преградил ей дорогу. Этот жуткий человек, казалось, совершенно не замечал её присутствия. Подойдя к Робертсу, он тихо произнес:
- Робертс, садитесь на свою лошадь и убирайтесь отсюда. Слыхали?
Вместо ответа Робертс отбросил повода и выпрямился. Этот жест был гораздо отважнее всего его поведения до этой минуты. Возможно, он сбросил маску: неясные страхи сделались очевидностью, хитрость и притворство не помогли. Настала минута, когда он должен был действовать прямо. Глубокое волнение отразилось на его лице, побледневшем и суровом.
- Нет, - сказал он, - без девушки я не поеду.
- Но вам не удастся взять её с собой.
Услышав это, Жанна сильно вздрогнула. Так вот что ей предстояло! Ее сердце вдруг почти перестало биться. Вся дрожа, она уставилась на обоих мужчин.
- Ойли! В таком случае я остаюсь с вами, - отвечал Робертс.
- Ваше присутствие здесь нежелательно.
- Ха! Все равно а не отстану.
"Пока это только игра словами", - подумала Жанна. В Робертсе она почувствовала свирепую решимость пойти навстречу неминуемой гибели. А голос Келса? Что таилось в нем? Он был все такой же ровный, непринужденный и любезный.
- Я не думал, что вы так неразумны, Робертс, - сказал он.
Роберте молчал.
- Отправляйтесь домой! Болтайте или молчите, как вам будет угодно, продолжал Келс. - Когда-то в Калифорнии вы оказали мне услугу. Подобных вещей я никогда не забываю. Образумьтесь и исчезайте.
- Только с девушкой, иначе... - заявил Роберте, и руки его странно задергались, задрожали.
От Жанны не ускользнуло особенное напряжение бледно-голубых глаз, наблюдавших за лицом, взглядом и руками Робертса.
- Стоит ли нам бороться? - спросил Келс и холодно рассмеялся. - Ей это не поможет... Вам-то уж должно быть заранее известно, чем может кончиться дело.
- Келс, пусть я подохну, но девушка не останется в ваших лапах! страстно воскликнул Робертс. - Я же вовсе не собираюсь торчать здесь и спорить с вами. Пустите её ко мне или...
- Вы не кажетесь мне дураком, - прервал его Келс, и голос его звучал ещё мягче, урезонивающе и холоднее. Какая-то особенная сила и уверенность скрывалась в нем.
- Я не любитель разговаривать с глупцами. Используйте возможность, которую я вам предлагаю. Уезжайте! Жизнь дорога, голубчик... Вы ничего не выиграете здесь. И, кроме того, что за важность, одной девушкой больше или меньше?
- Келс, пусть я дурак, но я мужчина, - ответил Робертс. - Вы же какой-то дьявол, а не человек. Это я узнал ещё там, на золотых россыпях. Вы вот так способны произносить сладкие, приятные слова, без малейшего понятия о мужском долге... Пустите девушку ко мне или я буду стрелять!
- Робертс, разве у вас нет жены или детей?
- Да! - хрипло крикнул Робертс. - И эта же жена стала бы презирать меня, если бы я добровольно отдал вам Жанну Рэндел. У меня есть также взрослая дочь. Как знать, может быть, и ей когда-нибудь понадобится мужчина, который сможет защитить её от таких типов, как вы, Джек Келс.
Однако вся пылкость и пафос Робертса не произвели на последнего ни малейшего впечатления. В эту минуту особенно ярко сказалась странная и бессердечная сущность Джека Келса:
- Намерены вы убираться или нет?
- Нет! - загремел Робертс.
До этой минуты весь быстрый обмен словами между её другом и врагом совершенно парализовал Жанну. Но затем её охватил настоящий ужас. Она видела, как Робертс нагнулся, подобно затравленному волку. Безумная ярость душила его. Он дрожал, точно осиновый лист. Вдруг его плечо рванулось, рука взлетела кверху... Жанна в ужасе метнулась в сторону, закрыла глаза и, схватившись за голову, куда-то побежала. Позади неё грянул выстрел.
Глава III
Она бежала все дальше и дальше, спотыкаясь о камни и сучья. В глазах её темнело, душу охватил панический ужас. Неожиданно кто-то схватил её сзади. Объятия были крепки и ловки, точно змеиные кольца. Она чувствовала дурноту, но сознавала, что не смеет упасть в обморок. Сильно рванувшись, она высвободилась. Схвативший её был Билл. Он бормотал что-то непонятное. Добравшись до ближайшего засохшего кедра, она прислонилась к нему, стараясь побороть свою слабость и холодный ужас, который чем-то осязаемым застыл в её мозгу, её крови и мускулах.
Придя немного в себя, она оглянулась и увидела подходившего к ней Келса; он вел под уздцы лошадей. Взглянув не него, она вся вспыхнула от гнева, но мысль о Робертсе опять смяла её мужество.
- Ро... Робертс? - прошептала она.
Келс бросил в её сторону пронизывающий взгляд.
- Мисс Рэндел, мне пришлось слегка умерить пыл вашего друга, - сказал он.
- Вы... вы... он мертв?
- Я только слегка обезвредил его правую руку, иначе он натворил бы немало бед. Теперь он, вероятно, по дороге в Хоудли и сообщит обо всем вашим людям. Что ж, таким образом они хоть узнают, что вы в безопасности.
- В безопасности? - прошептала Жанна.
- Совершенно верно, мисс Рэндел, если вы хотите попасть на границу, то, черт возьми, это вам удастся только со мной.
- Но я хочу домой! О, прошу вас, отпустите меня обратно.
- Об этом не может быть и речи.
- Но... тогда для чего же я вам нужна?
И снова скользнули по ней его серые глаза; они были ясны, без малейшей тени, словно кристаллы, без холода, без тепла, без выражения.
- Через вас я получу порядочную толику золота.
- Золота? - недоумевающе спросила она.
- Да, я потребую за вас выкуп. Рано или поздно, а ваши старатели должны напасть на богатую золотоносную жилу. Пребогатейшую даже. Это я знаю наверное. Как-нибудь должен же я зарабатывать свой хлеб.
С этими словами Келс крепко стянул ремни её седла. Его голос, жесты, приветливая усмешка на умном лице - все дышало неподдельной искренностью. И если бы не эти странные глаза, Жанна бесповоротно поверила бы ему. Однако её сомнение не исчезло. Постепенно к ней вернулось мужество. И только мысль о Робертсе совершенно лишала её сил, но, узнав, что он ранен легко и находится по пути к дому, она приободрилась. Страх за жизнь перестал сковывать её душу.
- Билл! - окликнул Келс бандита, стоявшего возле них. С усмешкой на красной нахальной роже он прислушивался к их разговору. - Пойди и помоги Робертсу увязать тюки. После этого следуй за мной.
Кивнув головой, тот отправился исполнять приказание.
- И еще, Билл, - добавил ему вслед Келс, - не говори Робертсу ни слова. Он сейчас же взлетит, как бочка пороху.
- Ха-ха-ха! - загоготал Билль.
Грубый смех бандита резанул слух Жанны, хотя она и привыкла уже к черствым людям, высмеивающим самые тяжелые переживания.
- Вперед, мисс Рэндел! - сказал Келс, вскакивая на лошадь. - Нам предстоит долгий путь. Вам придется собрать все свои силы. Советую спокойно следовать за мной и предупреждаю, что всякие попытки к бегству бесполезны.
Жанна села на свою лошадь и послушно поехала за Келсом. Один раз она оглянулась с тайной надеждой увидеть Робертса, но увидела только его оседланную лошадь и возле неё Билла, согнувшегося под тяжестью тюка и спотыкавшегося. Затем кедры сдвинулись и лагерь исчез. Следующей её заботой было оглядеть и оценить лошадей. Она с раннего детства знала в них толк. Келс ехал на большом ловком жеребце; ноздри животного говорили о его быстроходности и выносливости. Ее пони никогда не убежать от такой громадной скотины.
А тем временем настало розовое, ясное и холодное утро; легкий сухой запах разлился в воздухе. Белохвостые олени большими прыжками уносились с полянок в чащу. Серые блестящие горы своими темными выступами бросали тень на лежащие у их подножия холмы.
Жанну обуревали самые противоречивые чувства. Вот она едет с бандитом, грабителем больших дорог, представляя собою залог. Все это казалось невероятным. Страх перед возможными опасностями все ещё не покидал её. Она попробовала было изгнать из своей памяти слова Робертса, но они беспрестанно преследовали её. "Будь вы не так красивы", - сказал он. Жанна очень хорошо знала достоинства своей внешности, которая до сих пор не причиняла ей никаких особенных хлопот. Если Келса заинтересовало именно это обстоятельство, как полагал Ро-бертс, это было очень странно. Келс едва удостаивал её своего взгляда. Золота, одного золота жаждут подобные люди. Она задавала себе вопрос: какую потребуют за неё сумму, откуда её дядя достанет эти деньги и действительно ли предвидится находка богатой золотоносной жилы? Жанна вспомнила свою мать, которая умерла, когда она была совсем маленькой девочкой, и сладкая печаль наполнила её душу. Затем эта печаль прошла, и она мысленно представила себе своего дядю - этого большого добродушного и славного старика с его громким смехом и любовью к ней. Он всегда твердо верил, что в самом скором будущем откроет богатые залежи золота. Какую бурю поднимет он в деревне, когда узнает о её похищении! Неожиданно Жанна вспомнила о Джиме Клайве, главном виновнике её настоящего положения. За это время он ни разу не вспомнился ей. Как приятно было знать, что он заступился за неё и умолчал об этом! Если рассудить, то, в общем, она неправильно о нем судила. Ведь, по существу, она ненавидела его за то, что он ей нравился, а может быть, и больше. Эта мысль поразила её. Она тотчас же вспомнила его поцелуи и снова вся загорелась от возмущения. Если она и ненавидит его, то по крайней мере ненависть эта теперь является её долгом. Парень он был всегда довольно безалаберный, бегал за ней, точно собачонка, и служил мишенью для насмешек всей деревни. Его поведение нередко давало повод друзьям и остальным её кавалерам думать, что он ей нравится больше других. Однако теперь все выглядело иначе. Где-то он теперь? Джим поехал к границе с отчаянным намерением отыскать Келса и Гульдена, этих страшных и разнузданных главарей шайки. Он и Келс должны встретиться. "Джим найдет её в плену у Келса, и тогда... тогда начнется сплошной кошмар!" - подумала Жанна.
Эта невозможная встреча снова глубоко взволновала её и пробудила прежний ужас. Но в этой странной дрожи скрывался не один только страх. В её душе в эту минуту пробудилось новое чувство. С бьющимся от волнения сердцем она проверяла эту новую сторону своего существа, борясь со смущением, стыдом и недоверием.
Пока в её уме одна мысль сменяла другую, часы летели, и дорога шла то круто в гору, то под гору. Бесконечные холмы предшествовали цепи гор.
Наконец Келс остановился у покрытого зеленой тиной болотистого ручья.
- Слезайте! Здесь мы пообедаем и дадим передохнуть лошадям, - сказал он Жанне. - Ну и молодец же вы! Ведь сегодня мы отмахали около двадцати пяти миль.
Только сойдя с лошади, Жанна почувствовала, как ныли её ноги и как приятно было снова их выпрямить. Оглянувшись назад, она увидела двух других бандитов с лошадьми и поклажей. Привыкшая к острой наблюдательности, она заметила с ними ещё одну лишнюю лошадь, но решила, что просто с самого начала не обратила на неё внимания. Затем она принялась наблюдать за Келсом, распрягавшим лошадей. Жилистый и сильный, он двигался быстро и ловко. Большой голубоватый револьвер болтался у него сбоку. Этот револьвер до смешного притягивал к себе внимание Жанны. Келс не стал спутывать ног лошади. Похлопав своего рыжего по ляжке, он погнал его вниз к ручью. Пони Жанны последовал за жеребцом. В эту минуту подъехали остальные с поклажей. Жанна обрадовалась. Она почувствовала, что для неё будет гораздо лучше не оставаться с Келсом наедине.
- Сними тюки, Билл, - приказал Келс.
Снова развели костер и взялись за приготовление к обеду. Насвистывая какую-то песенку, Келс пошел к ручью. Билл тотчас же воспользовался этим и нахально уставился на Жанну. Она сделала вид, что совершенно не замечает его, и наконец совсем отвернулась. Мужчины захихикали.
- Вот гордая ведьма! Но меня не проведешь. Я на своем веку достаточно возился с бабами. - При этих словах Галловей громко заржал, и сдвинув головы, они принялись обмениваться какими-то таинственными замечаниями. Келс вернулся, неся полное ведро воды.
- Какая муха укусила вас, молодцы? - спросил он.
Оба повернулись к нему с нахально невинным видом.
- Вроде все та же, которая и тебя щекочет, - ответил Билл.
Из этого ответа было видно, какую большую роль играл случай в жизни этих необузданных людей. Незначительное происшествие мгновенно разжигало их страсти и круто изменяло взаимное отношение.
- Сам знаешь, хозяин, что это не совсем обычная для нас компания, добавил Галловей с примирительной усмешкой. - Вот Билль понемногу и оттаял. Ничего не поделаешь. Я его знаю постоянной брюзгой и злюкой, а тут словно кто подменил парня. От души радуюсь за него.
Келс не стал дальше слушать и снова взялся за свою работу. Теперь Жанна увидела его глаза вблизи, и снова её охватил испуг. Они не походили на обычные человеческие глаза: то были два круглых, серых пятна, два непроницаемых отверстия, в которых ничего не отражалось и которые все же таили в себе что-то ужасное.
Вскоре мужчины принялись за обед с аппетитом, который может проснуться только после долгого пребывания на свежем воздухе и после быстрых движений. Жанна сидела поодаль на берегу ручья и, пообедав, улеглась в тени ольхи.
Топот и фырканье лошадей разбудили её, и, вскочив на ноги, она увидела своих спутников за упаковкой и седланием коней. До этих пор Келс говорил с ней всего два раза. Она была благодарна за такую молчаливость, но о причинах этого не догадывалась. Келс казался все время погруженным в какие-то мысли, и это совсем не подходило к любезному выражению его лица. Он выглядел мягким и добродушным, его голос звучал тихо, и от всего его существа веяло дружелюбием. Однако Жанна уже знала, что он далеко не то, чем кажется. Что-то есть у него на уме. Но, конечно, то не были ни укоры совести, ни какая-либо сердечная печаль. А вдруг в его уме созревал какой-нибудь новый, дерзкий план? Жанна робко спрашивала себя, касались ли его мысли только денег, которые он хотел получить за нее.
Когда все было готово, она поднялась. Внезапно жеребец Келса заартачился. Билл протянул Жанне повод её лошади, и руки их соприкоснулись. Это прикосновение было совершенной случайностью, но ей показалось, что Билл нарочно хотел схватить её за руку. Она моментально отдернула руку, а его загорелое лицо залила густая темная краска. Протянув к ней руки, он схватил её за грудь. Это был грубый, понукающий жест. Она поняла, что иначе он и не мог заставить её взять повода. В его жесте не было ничего двусмысленного. Однако это грубое звериное прикосновение заставило её отшатнуться назад. При этом она даже вскрикнула.
Внезапно возле неё раздались быстрые шаги и свистящее дыхание, похожее на змеиное шипенье.
- Ха, Джек! - крикнул Билл.
С мягкостью дикой кошки к ним подскочил Келс и, вскинув револьвер, выстрелил прямо в лицо Билла. Тот тяжело грохнулся на землю и остался лежать с большой кровавой раной на лбу. Нагнувшись к нему, Келс медленно опустил свой револьвер. Жанна решила, что он хочет ещё раз выстрелить.
- О, не надо, не надо! - крикнула она. - Он ничего не сделал мне!
Келс оттолкнул её от себя. Лицо его не изменилось, но глаза были ужасны. В самой глубине серых зрачков прыгали странные красные искорки.
- Возьмите свою лошадь! - приказал он. - Нет, перейдите ручей вброд. Там вы найдете дорогу. Поезжайте по ней. Я догоню вас. Не бегите и не прячьтесь, это только ухудшит ваше положение. Ну, быстрей!
Жанна повиновалась. Она прошла мимо разинувшего рот Галловея и, переходя с камня на камень, перебралась на противоположный берег ручья. Найдя тропинку, она быстрым шагом направилась по ней. Она ни разу не оглянулась, ей и в голову не пришла мысль спрятаться или попробовать убежать. Она слепо повиновалась, чувствуя над собой чью-то давящую силу, бесповоротно подчинившую себе её волю. Один раз она услышала голоса и ржание лошади. Вдруг послышалось что-то похожее на выстрелы. Она остановилась и начала прислушиваться. Но больше ничего не было слышно, кроме журчания быстрого ручья и свиста ветра в вершинах сосен.
Громкий окрик заставил её остановиться и оглянуться назад. Две лошади с тюками бежали по тропинке. Келс гнал их перед собой и держал под уздцы пони Жанны. Двух остальных бандитов нигде не было видно. Бросая ей повод, Келс сказал:
- Садитесь!
Она повиновалась. Затем храбро взглянула в его лицо.
- А где же те двое? - спросила она.
- Мы расстались, - был короткий ответ.
- Почему? - настаивала она.
- Ну если вам так хочется знать... Потому, что вы чересчур успешно завоевали симпатии этих двух молодчиков.
- Завоевала их симпатии?! - растерянно воскликнула Жанна.
На одно мгновение серые глаза Келса остро впились в неё и тотчас же скользнули в сторону. Она поняла сокровенный смысл его слов. Он подозревал её во флирте с теми двумя негодяями и в намерении с их помощью ускользнуть от него. Но её лицо доказало ему, что это подозрение беспочвенно.
"Не поможет ли мне, - подумала Жанна, - хорошо разыгранное непонимание намерений и нарочитая невинность?" И она снова решила использовать всю свою женскую хитрость, свою способность к острой наблюдательности и свой ум. Ведь, к счастью, она имела дело с культурным человеком, решившим жить жизнью бандита и отщепенца. Глубоко в его душе, может быть, ещё и дремлют воспоминания о другой жизни. А воспоминания можно пробудить...
- Билл и его товарищ слишком заинтересовались... выкупом, которого я сам жажду, - продолжал Келс с коротким смешком. - А теперь вперед! Держитесь поближе ко мне.
Они двинулись, а у Жанны все ещё звучал в ушах этот смех. Неужели она ошибалась, уловив в нем насмешливую нотку? Внезапно она почувствовала себя беспомощной и несчастной.
Они въехали в ущелье. Извилистая тропинка, бежавшая теперь вдоль желтых стен, судя по виду, вероятно, очень редко кому служила проезжей дорогой. Громкий треск диких зверей в кустах, стаи почти ручных кроликов и тетеревов, медленно разбегавшихся при их появлении, свидетельствовали о дикой глуши этого места.
Наконец они проехали мимо старого развалившегося блокгауза, вероятно, когда-то служившего убежищем для золотоискателей и охотников. В этом месте тропинка кончилась, и Келс свернул в сторону. Горы становились все выше, деревья - гуще, окрестности - шире.
На одном из поворотов вторая нагруженная лошадь, видимо, ещё не приученная к такой работе, вдруг целиком показалась глазам Жанны, и она сразу же решила, что где-то раньше видела эту лошадь. Вряд ли это было мимолетным впечатлением. Она принялась внимательно следить за животным, изучая его походку и манеру держаться. Ей не потребовалось много времени, чтобы увидеть, что то была не вьючная лошадь. Поклажа явно раздражала её, и она всячески старалась подладиться под нее. Это обстоятельство сильно озаботило Жанну, и она стала ещё внимательнее следить за лошадью. Вдруг ей вспомнилась лошадь Робертса. У неё разом захватило дыхание, снова зашевелился прежний холодный, грызущий страх. Жанна закрыла глаза, желая как можно точнее припомнить все особенности жеребца, принадлежавшего Робертсу: белая передняя нога, старый ожог, лохматая челка и затем один совершенно особенный признак - поперек морды белая узкая полоска. Вспомнив все эти признаки, Жанна почувствовала, что обязательно найдет их у этой лошади, и боялась открыть глаза. Но, принудив себя взглянуть на неё и найдя все три первые отметины, она все-таки ещё надеялась не встретить последней, решающей. Но в эту минуту осторожно ступавшая лошадь повернулась к ней и показала свою морду с поперечной белой полоской.
Итак, Робертс не поехал домой. Келс солгал ей. Келс убил Робертса. Как это просто и ужасно! Он оправдал самые мрачные предсказания Робертса. Голова Жанны слегка закружилась, и она закачалась в своем седле. С охватившим её ужасом она боролась, как с диким зверем. Низко наклонившись вперед, с закрытыми глазами, она предоставила своему пони самому выбирать дорогу. Открытие оглушило её. Борясь со своей мучительной слабостью, она остро и ярко проникла в сущность своего положения. Она поняла Келса и грозившую ей опасность. Все стало ясно, беспощадно и неотвратимо. Как ребенок, дала она себя заморочить. Вся эта болтовня о выкупе - сплошная ложь; ложь и то, что он расстался с Биллом и Галловеем только из одного нежелания поделиться с ними деньгами. Всякая мысль о выкупе казалась попросту смешной. С самого первого мгновения Келс хотел только одну ее; он пробовал убедить Робертса оставить её у него и, когда это не удалось, убил его. Точно так же отделался он и от тех двух бандитов. Теперь Жанна знала, что слышанный ею шум у ручья был действительно выстрелами. Все эти мрачные размышления ещё больше подчеркнули намерения Келса. Перед глазами ясно встала её дальнейшая судьба - страшнее всякого плена, пытки и даже самой смерти, худшее из несчастий, когда-либо постигавших женщину.
Действительность оказывалась тем чудовищнее и невероятнее, чем меньше она раньше верила подобным рассказам. Если её друзья вдалеке от опасности, мирно сидя за своей работой, пытались иногда описывать подобные истории, то они и наполовину не постигали всего того ужаса, который теперь ожидал её. Нападение бандитов на почтовую карету, убийство и ограбление какого-нибудь одинокого золотоискателя, схватки в кабаках и на дорогах, бесполезное преследование отчаянных бандитов на границе, хитрых, как арабы, и ловких, как апачи, - все это достаточно страшно, но есть нечто ещё более страшное. Настоящий смысл её плена действовал на ум и мужество Жанны Рэндел, подобно грубым, возмутительным ударам острых шпор. Теперь она должна была бороться с Келсом всем, что только есть в её распоряжении, всеми кошачьими хитростями, всем лукавством, всей особенной чертовской ловкостью, на какую только когда-либо была способна женщина. Она должна обмануть его, провести, убить... или же покончить с собой. Ее страх, отвращение ушли в самую глубину души и разбудили до сих пор не знакомые ей силы. Страха она больше не испытывала. Она почувствовала себя равной этому человеку. Что ж, хорошо! Она пойдет ему навстречу, и кто проиграет - неизвестно.
Глава IV
Жанна все больше собиралась с силами, стараясь не встретиться с Келсом глазами. Наконец почувствовала, что больше ничем не выдаст себя.
Этого она добилась как раз в тот момент, когда путь их круто пошел под гору и ей пришлось следить за своей лошадью и думать о собственной безопасности. Келс начал подниматься на одну из сплошь усыпанных глыбами гор. Временами Жанне приходилось идти за ним пешком. Бесконечно тянулась эта каменистая пустыня. Пробегавшие по полянкам лисицы и волки пугливо оглядывались на незнакомцев. Кругом высились темные вершины. Полдень уже давно прошел, когда они снова начали спускаться, зигзагами подвигаясь по прорытым бурею ущельям и острым выступам.
Освещенная красным закатом одинокая вершина отчетливо вырисовывалась на голубом небе. Наконец Келс остановил свою лошадь. Этим закончился самый длинный путь, когда-либо совершенный Жанной. Милю за милей взбиралась она то вверх, то вниз по едва уловимым извилистым тропинкам и вот наконец проникла в самую сердцевину гор.
Место, где они остановились, представляло собой самое дикое и прекрасное зрелище, какое ей когда-либо приходилось встречать. Отсюда начиналась узкая ложбинка, окруженная невысокими стенами, сплошь покрытыми густой травой, дикими розами, соснами и бальзамином. Между деревьями, навостривши уши, неподвижно стояли любопытные лани, словно ручные животные. Волнующиеся полосы в траве свидетельствовали о массе мелких разбегавшихся зверьков.
Под громадным бальзаминовым деревом Жанна увидела открытый маленький блокгауз. Судя по свежей желтизне балок домик этот был построен совсем недавно.
Одним быстрым взглядом охватила Жанна особенности этого уголка. Сойдя со своей лошади, Келс подошел к ней. Она открыто взглянула на него, хотя и не прямо в глаза.
- Я так устала, что, пожалуй, мне даже не слезть самой, - сказала она.
- Пятьдесят миль то в гору, то под гору. И ни разу не заныть при этом! - воскликнул он пораженный. - Вы настоящий молодец!
- Где мы находимся?
- Это "Последняя ложбина". Очень немногие знают её, и эти немногие мои подчиненные. Я решил доставить вас сюда...
- Надолго? - спросила она, чувствуя его упорный взгляд.
- Гм! До тех пор, пока... - медленно произнес он, - пока я не получу своего выкупа.
- Какую сумму вы потребуете?
- Сейчас вы стоите сотни тысяч золотом... Возможно, что потом я соглашусь отпустить вас и за меньшую сумму.
Ей было понятно двусмысленное, почти обнаженное значение его слов. Он оглядел её.
- О, мой бедный дядя! Никогда-то не найдется у него столько денег!
- Найдется! - сурово сказал Келс.
Подойдя, он помог ей сойти с лошади. Все её члены затекли, и, беспомощная, она доверилась его рукам. Келс обращался с ней нежно и по-джентльменски. Первая мучительная проба для Жанны окончилась благополучно. Интуиция не обманула её. Ход был сделан правильный. Келс мог быть самым опустившимся из всех негодяев, да, по всей вероятности, он и не представлял собой ничего лучшего; однако присутствие девушки, несмотря даже на его грубое желание, отчасти вызвало воспоминание о том времени, когда, живя среди иных людей, он сам был совсем иным человеком. Это последнее звено, связывавшее Келса с его прошлым и с его лучшим "Я", как раз и поддерживало мужество Жанны. Она видела предстоящую ей трудную и опасную игру, на которую шла.
- Вы весьма благовоспитанный бандит, заметила она.
Но он не услышал её слов или же просто не обратил на них внимания. Его глаза оглядывали её с головы до ног. Внезапно он подошел к ней почти вплотную, точно желая померяться с ней ростом.
- Я не думал, что вы так высоки, вы выше моего плеча.
- Да, я очень тощая и длинная.
- Тощая? Нисколько! У вас прекрасная фигура, высокая, гибкая, сильная. Вы похожи на одну наездницу, которую я некогда знал... Вы - прекрасное создание, знаете ли вы это?
- Приблизительно. Мои знакомые не решаются льстить мне так прямо. Ну, а от вас мне, вероятно, волей-неволей придется принять это. Но, признаться, я вовсе не ожидала, что мне придется выслушивать комплименты от Джека Келса, атамана пограничного легиона.
- Пограничного легиона? Откуда у вас это название?
- Я нигде его до сих пор не слышала. Оно пришло мне в голову только сейчас.
- А! Это блестящая мысль, и я её использую... со временем. Ну-с, а как вас зовут? Я слышал, как Робертс называл какое-то имя.
При упоминании о Робертсе Жанна почувствовала, как ужас защемил её сердце, однако она даже глазом не моргнула.
- Меня зовут Жанна.
- Жанна! - Положив свои тяжелые, жесткие руки на её плечи, он повернул её лицом к себе.
И снова она увидела его взгляд, странный, точно отблеск солнца на льду. Ей волей-неволей приходилось смотреть на него, и это было самым тяжелым испытанием. Часами готовилась она к этому моменту, настраивала себя, напрягалась до отказа. Теперь она быстро подняла на него взгляд. Ах, эти глаза! Два окна в серую бездну ада. Но она глядела в них, в этот полный мрак и бездушие, и её взгляд выражал одну только робость, испуг и неведение невинной девушки.
- Жанна! Знаете вы, для чего я привез сюда?
- Конечно, вы уже говорили мне об этом, - ответила она твердым голосом. - Вы хотите получить за меня выкуп... Но я боюсь, не придется ли вам отправить меня обратно домой, не получив за меня ни одного пенни.
- Догадываетесь ли вы, что я с вами сделаю? - продолжал он хрипло.
- Со мной сделаете? - повторила она, не дрогнув ни одним мускулом. Вы... вы ничего не говорили мне... Я не думала больше ни о чем... Но ведь вы не сделаете мне ничего дурного, не правда ли? Я ведь не виновата, что у моего дяди нет денег, чтобы выкупить меня.
- Понимаете вы, что я хочу сказать? - спросил он, сильно встряхнув её за плечи и мрачно глядя на нее.
- Нет! - Она сделала попытку сбросить с себя его руки, но тем сильнее и крепче он удержал её.
- Сколько вам лет?
- Мне? Семнадцать, - ответила она. Ложь легко сошла с этих губ, всегда ненавидевших всякую фальшь.
- Семнадцать?! - удивленно воскликнул он. - Честное слово?
Вместо ответа она презрительно вскинула голову.
- А я принял вас за женщину, по крайней мере лет двадцати пяти, но никак не меньше двадцати двух. Семнадцать - при такой фигуре! Совсем девочка, ребенок! Ведь вы же ещё ничего не понимаете?
И, почти оттолкнув её, точно сердясь не то на себя самого, не то на нее, он пошел к лошади. Жанна направилась к хижине. После этого первого столкновения и пережитого напряжения Жанна почувствовала во всем своем теле полную разбитость. Но тем не менее она поняла, что хорошо закинула петлю, и её душевное равновесие сразу же восстановилось.
Дикий вид места заточения странно очаровывал её. Под бальзаминовым деревом лежали два больших плоских камня, исполнявших, очевидно, роль скамеек, возле которых пробегал быстрый неширокий ручеек. На стволе дерева Жанна заметила что-то белое и, подойдя ближе, увидела червового туза, пригвожденного к коре несколькими пулями. Каждая отдельная дырочка касалась красного сердечка, но один выстрел пронизал его насквозь. Под этой дырочкой стояло грубо нацарапанное карандашом имя "Гульден". Когда Джим Клайв напугал её именами Келса и Гульдена, ей и в голову не пришло, что речь идет о настоящих людях, с которыми ей придется встретиться и пережить столько страхов. Теперь же она была пленницей одного из них. Ей захотелось расспросить Келса, что представляет собой этот Гульден.
Блокгауз походил на коробку без окон, без печи; пол его был устлан сухими и полусгнившими ветвями бальзамина. Едва заметная тропинка шла от хижины вдоль ложбины. Жанна поняла, что эта дорога уже несколько месяцев не видала ни одной лошади. Келс в самом деле хорошо выбрал место, запрятав её в этой дыре. Только индеец мог бы проследить весь его путь, друзьям же никогда не отыскать её в этой западне.
Долгая езда давала себя знать. Жанна разгорячилась. Вся она была покрыта пылью, руки расцарапаны, волосы растрепаны, юбка разорвана. Подойдя к своему седлу, она открыла потайной карман и пересчитала свои вещи. Их было немного, но теперь, принужденная жить в такой глуши, она очень их ценила. Достав полотенце, мыло и гребенку, она пошла к ручью и, засучив рукава, принялась приводить себя в порядок. Ловкими пальцами расчесав волосы, она сделала ту прическу, которую носила, когда ей было всего шестнадцать лет. Затем решительно направилась к Келсу, распрягавшему тем временем лошадей.
- Давайте я помогу вам приготовить ужин! - сказала она.
Стоя на коленях среди беспорядочно разбросанных по земле пакетов, он удивленно поднял на неё глаза; оглядев сперва её прекрасно-округленные, сильные с нежным загаром руки, но остановившись на её лице, порозовевшем от усердного омовения ключевой водой, и воскликнул:
- Ого! Вы прямо прелесть, что за девушка!
Эти слова были сказаны с таким простым восхищением, без всякой тени двусмысленности, что будь он даже сам дьявол во плоти, и тоща этот комплимент можно было бы спокойно принять просто как дань красоте и молодости.
- Рада слышать это, но, пожалуйста, не говорите мне этого слишком часто, - просто ответила она и с деловым видом принялась помогать ему развязывать тюки. Когда все было приведено в порядок, она замесила тесто, а он стал разводить костер. Он больше подчинялся её ловкости, чем желанию помочь ей. Говорил он мало, но подолгу смотрел на неё и временами впадал в задумчивость. Положение было ново и странно для него. Иногда Жанна читала его мысли, но порой он становился для неё загадкой. Она хорошо сознавала, какое впечатление оказывает на него её присутствие. С руками, испачканными в муке, склонившаяся над сковородкой, она знала, насколько такая женщина способна удивить мужчину. Вместо разбитой, расслабленной и плачущей по своему дому девушки она показывала себя личностью с выносливой, богатой душой, которая не падает духом даже в самую критическую минуту.
Вскоре они сели один против другого и, скрестив ноги, принялись за ужин. Жанне все казалось сном, но она знала, что этот сон превратился в явь. Постепенно любезность исчезла с лица Келса и уступила место некоторой сухости. Он обращался к ней только тогда, когда подавал ей что-нибудь из еды: мясо, кофе или хлеб. После ужина он ни за что не разрешил ей вымыть сковородки и горшки и всю эту работу выполнил сам.
Жанна снова пошла под дерево и села невдалеке от костра. Вся ложбина наполнилась пурпурными сумерками. Высоко на острой скале догорал последний луч заката. Ни ветерка, ни звука, ни малейшего движения. Жанна задумалась. Где мог сейчас находиться Джим Клайв? Как часто проводили они вместе такие вечера. Она вновь почувствовала гнев против него и, сознавая свою вину, по-прежнему обвиняла одного его. Затем ей вспомнились дом, дядюшка и её добрая тетка. Ах, как много у неё причин для горя! За этих дорогих ей людей она гораздо больше печалилась, чем за самое себя. На мгновение её мужество ослабело. Беспомощная, растерявшаяся, раздавленная внезапным чувством горя и страха, она опустила голову на колени и закрыла лицо. Слезы облегчили её. Она забыла о Келсе и о той роли, которую решила играть. Но едва лишь его рука грубо коснулась её, как она уже снова овладела собой.
- Эй! Никак вы плачете? - сурово спросил он.
- А вы думали, смеюсь? - ответила Жанна, поднимая к нему свои полные слез глаза.
- Сейчас же перестаньте.
- Я не... не могу иначе... я... должна немного поплакать. Я вспомнила свой дом, людей, заменявших мне отца и мать с самого раннего моего детства. Я плакала... не о себе. Они там будут очень несчастливы. Меня очень любили...
- Ваши слезы все равно ни чему не помогут.
Тут Жанна встала; вся её искренность и непосредственность исчезли. То была снова женщина, задумавшая глубокую и хитрую игру.
Близко склонившись к нему, она прошептала:
- Любили ли вы когда-нибудь? Была ли у вас сестра, такая же девушка, как я?
Ни слова не сказав, Келс большими шагами удалился в темноту.
Жанна осталась одна. Она не знала, верно ли она истолковывает сейчас его настроение. Однако она все же надеялась, что её слова разожгут в его сердце последнюю искорку доброты и сострадания. Лишь бы ей удалось скрыть от него свой страх, свое отвращение к нему и его планам!
Боясь темноты, она развела яркий огонь. Воздух заметно посвежел. Сделав себе из седла и одеяла удобное сиденье, она примостилась в полулежачем положении и принялась поджидать Келса. Вскоре в траве раздались шаги, и он вышел из темноты с вязанкой дров на плече.
- Ну как, справились вы со своим горем? - спросил он, подойдя к ней.
- Да!
Нагнувшись к ярко пылавшему в темноте углю, он зажег свою трубку и тоже сел поближе к огню. Освещенный красным светом пламени, он выглядел менее грозным, жестоким и порочным. Он начал расспрашивать Жанну, где она родилась, и, получив ответ на один вопрос, уже имел наготове второй. Так продолжалось до тех пор, пока Жанна не догадалась, что его не столько интересуют её ответы, сколько её присутствие, её голос, её личность. Она поняла его одиночество и его тоску по звуку человеческого голоса. От своего дяди она слышала, что люди, обреченные жить в глуши из-за работы, заблудившиеся или же скрывающиеся нарочно, по ночам охвачены глубокой грустью и в золе костров нередко склонны увидеть близких и милых сердцу людей. Ведь как-никак, а Келс тоже был человеком.
И Жанна болтала с ним, как никогда ещё в своей жизни. Весело и охотно рассказывала она ему о своем детстве и юности, обо всех своих радостях и горестях, вплоть до того момента, как она попала в Кэми Хоудли.
- В Хоудли у вас остался какой-нибудь любовник? - спросил Келс немного помолчав.
- Да.
- И сколько?
- Весь наш лагерь, - ответила она со смехом, - но воздыхателями было гораздо лучше назвать наших славных ребят.
- Так значит избранника ещё нет?
- Едва ли, едва ли!
- А как бы вам понравилось, если бы вам пришлось остаться в этом месте, ну, скажем, навсегда?
- Совсем не понравилось бы, - ответила Жанна. - Подобная бивуачная жизнь, правда, не была противна мне, лишь бы только мои домашние знали, что я жива и невредима. Я очень люблю пустынные и красивые уголки. Чувствуешь себя такой далекой от всех, плотно и целиком окруженной скалистыми стенами и мраком. Тихо и чудно. Я обожаю звезды, они точно говорят со мной. А прислушайтесь к ветру в соснах... Слушайте - как он тихо и жалобно стонет. Что-то шепчет мне, что мне и завтра понравилось бы здесь, если у меня не будет никакого горя. Ведь я же ещё совсем маленькая. Я влезу на дерево и буду охотиться за зайцами и птицами. Ах, какие они прелестные! Совсем крошечные, только что родившиеся, мягкие, пушистые. Как они кричат и пищат, трясясь от страха. Ни за что на свете не прикоснулась бы я ни к одному из таких зверьков. Я не могу причинить кому-либо боли. Даже свою лошадь я никогда не бью и не колю её шпорами. О, я так ненавижу всякую боль!
- Вы странная девушка! Как только вы смогли ужиться в этой стране? сказал он.
- Я ничем не отличаюсь от других девушек. Вы просто не знаете их.
- Я когда-то прекрасно знал одну, но она довела меня до петли, ответил он свирепо.
- До петли?
- Да, да, я говорю о виселице, о самой настоящей виселице. Но я обманул её расчеты.
- О-о... Хорошая девушка?
- Испорченная! Испорченная до самой глубины своего черного сердца, такая же дурная, как и я! - воскликнул он с дикой страстностью.
Жанна вздрогнула. В одну минуту этот человек сделался мрачным, точно сама смерть. Казалось, будто в дрожащем свете костра он видит лица и духи своего прошлого.
- Почему бы нет? - продолжал он. - Почему бы сейчас не сделать того, что было немыслимо в продолжение многих лет? Почему не сказать этого девушке, которая никогда ничего не выболтает... Все ли я забыл? Клянусь, что нет! Слушайте, и вы узнаете, что я ещё не совсем погибший человек. Меня зовут не Келсом. Я родился на западе и посещал там школу до тех пор, пока не сбежал. Я был молод, честолюбив, необуздан. Прогорев, я начал красть. Совсем недавно я попал сюда, в Калифорнию, на золотые прииски. Тут-то я и сделался золотоискателем, игроком, бандитом - громилой с большой дороги. Как во всех людях, во мне тоже жили злые побуждения, а за эти же дикие годы они разрослись. Выхода у меня не было. Злоба, золото и кровь, - все это одно и то же. Я натворил столько преступлений, что, наконец, ни одно место, даже самое надежное, не стало безопасным для меня. Гонимый, преследуемый, голодный, обстреливаемый, почти уже болтающийся в петле... Вот тогда я стал Келсом, предводителем шайки бандитов, которых вы назвали "пограничным легионом". Сколько всевозможных черных преступлений, но одно... самое ужасное... самое черное. Оно-то и преследует меня ночами, жжет меня!
- О, что за страшные вещи вы говорите! - воскликнула Жанна. - Что я могу сказать вам? Мне жалко вас. Я не верю всем этим ужасам. Какое... преступление может так жестоко преследовать вас? О, что-то ещё будет этой ночью - здесь, в этой пустынной ложбине!
Мрачный и устрашающий, он поднялся
- Девушка! - прохрипел он. - Этой ночью... этой ночью... Что вы сделали со мною? Еще один день - и я с ума сойду от желания поступить с вами справедливо... Понимаете ли вы это?
Протянув руки, с дрожащими губами Жанна наклонилась к костру, потрясенная его горячим признанием, борьбой с остатками мужской чести и мрачным нарастанием его страсти.
- Нет, нет, я не понимаю... Я не верю вашим словам! - воскликнула она. - Вы так пугаете меня. Ведь я совсем, совсем одна здесь с вами. Вы сказали, что со мной ничего дурного не случится. О, не надо, не надо...
Ее голос оборвался, и, измученная, она откинулась на свое сиденье. Вероятно, Келс слышал только первые слова её мольбы, так как принялся быстро ходить взад и вперед по освещенной площадке. Кобура с револьвером болталась вокруг его ног. Жанне она начала казаться каким-то мрачным чудовищем. Борясь со своим животным "я", Келс как будто готов был покориться остаткам своего давно заглохшего человеческого достоинства. Девичья же миловидность и невинность Жанны вызвали в его памяти одни жуткие воспоминания, как бы насмехавшиеся над его благородным порывом. Он не давал ни побороть себя, ни перехитрить. Во что бы то ни стало она должна была заполучить его револьвер и убить этого человека, или... умереть самой.
Так сидела она, все ещё нагнувшись вперед, медленно собираясь с силами и выжидая, когда настанет самый отчаянный момент.
Глава V
Медленно расхаживая взад и вперед, Келс низко склонил голову на грудь, словно над ним реяли целые сонмы ведьм и фурий.
С обостренной чуткостью проникла Жанна в состояние этого человека. Вот он перед нею, подавленный своими поступками, мрачный и жестокий, полный отвращения к самому себе. Сейчас мужчина борется и презирает в нем труса. Люди его склада бывают трусами очень редко или почти никогда. Вся их жизнь не требует ни низости, ни трусости. Жанна пламенно ненавидела его, но в то же время в сердце её все ещё теплилась искра жалости к этому человеку.
Откинувшись на свое седло, она лежала с широко раскрытыми глазами. И, несмотря на эту расхаживавшую возле неё фигуру и свое застывшее на одной ужасной мысли сознание, она ещё разглядывала сверкающий искрами костер, далекие безразличные звезды и притаившиеся густые тени возле скал. Ее слух откликался на непрерывные тихие вздохи ветра в верхушке бальзаминового дерева, на серебристое шуршание ручейка и массу всевозможных понятных и непонятных звуков.
Внезапно Келс неслышно приблизился к ней и низко нагнулся. Его лицо выглядело темным расплывчатым пятном, поза напоминала волка, приготовившегося к прыжку. Все ниже и ниже склонялся он к ней. Жанна не спускала глаз с тяжелого револьвера, болтавшегося у него на боку. При свете костра холодный голубоватый отблеск играл на его рукоятке. Наконец Келс настолько приблизился к ней, что она могла видеть его лицо. Смотревшие на неё глаза были двумя пятнами, в которых отражалось дрожащее пламя. Жанна твердо устремила на него взгляд, открыто, безбоязненно, без малейшей дрожи. Его дыхание вырывалось порывисто и с шумом. Казалось, он целую вечность смотрел на нее. Затем выпрямился и снова принялся ходить взад и вперед.
Время для неё распалось на мгновения и часы, из которых каждое обозначалось грозным приближением Келса. Он то и дело приближался к ней. Ее широко раскрытые глаза всегда встречались с ним; хмурый взгляд его скользил вдоль её стройной, гибкой фигуры, затем он снова отходил в сторону, в темноту ночи. Иногда она не слышала его шагов и тоща в страхе чувствовала, как болезненно напрягаются её нервы. Она прислушивалась к его приближению, бесшумному, как движение пантеры. Иногда он ярко разжигал костер, но порой давал ему почти совсем угаснуть. Этот мрак всего более страшил её. Ночь выглядела предательски, точно заключившая союз с врагом. Темнота тянулась бесконечно. Жанна молила о рассвете, но и грядущий день не сулил ей ничего утешающего. Приходили минуты, когда она дрожала, как в ознобе, и сердце её так стучало, что любой догадался бы о её отчаянии. Но едва Келс приближался или, подкравшись, начинал издали наблюдать за ней, словно кошка за мышью, как к Жанне снова возвращалось её самообладание, и, насторожившись, она все свое внимание направляла на раскачивающийся револьвер.
Среди ночи Келс куда-то ушел. Надолго ли? Она терялась в догадках. Его отсутствие пугало её ещё больше, чем близость.
Наконец ночной мрак начал сменяться хмурой серостью утра. Рассвет приближался. Ужасная, бесконечная ночь прошла. Ни на одну секунду Жанна не сомкнула глаз.
Когда совсем рассвело, она поднялась. После долгого неподвижного лежания на земле мышцы затекли и ныли. Она принялась ходить, чтобы хоть как-то размять ноги. Как раз в это же время и Келс вылез из-под бальзаминового дерева, где пролежал всю остальную часть ночи. Его лицо выглядело хмурым, осунувшимся и мятым. Жанна видела, как он спустился к ручью и, окунув руки в воду, принялся яростно плескаться. Затем подошел к костру. Какой-то хмурой жестокостью и унынием веяло от всей его фигуры.
Ледяная вода благотворно подействовала на пылавшее лицо Жанны. Заметив, что Келс не обращает на неё никакого внимания, она медленно поплелась к ручейку под скалой, приблизительно в ста шагах от лагеря. Она решила бежать при первой же возможности. Пусть ей придется блуждать по горам, пока голод не закончит её страданий. День, может быть, пройдет сносно, но вторая подобная ночь доведет её до сумасшествия. Так размышляя и строя планы, она присела на обломок скалы. Вдруг громкий окрик Келса вспугнул ее:
- Вы хотите кушать?
- Я не голодна.
- Так или иначе, а вы должны что-нибудь съесть, хотя бы вы даже подавились при этом, - приказал он.
Жанна послушно села. Она избегала смотреть на него и также больше не чувствовала и на себе его взгляда. Вчера они были далеки друг от друга, но сегодня из разделяла неизмеримая пропасть. Жанна через силу поела и остатки отодвинула в сторону. Встав, она снова принялась бродить по лагерю, ничего не видя вокруг. Она то прислонялась к дереву, то отдыхала, сидя на камне, но тут же снова чувствовала потребность в ходьбе. Время двигалось страшно медленно; она не знала, сколько часов так прошло. Внезапная слабость напала на нее; мужество её вдруг растаяло; нервы вот-вот грозили сломить её самообладание.
Но ясный и звучный окрик Келса мгновенно изгнал всякую расслабленность. Ее душа тотчас же наполнилась прежним холодным напряжением. Он шел к ней навстречу большими шагами. Его лицо выглядело приветливым. Дружелюбная маска прикрывала какую-то затаенную мысль. Жанна, застыв, смотрела в его странные серые глаза, в которых нескрываемо светилась жестокость и прыгали огоньки необузданной страсти.
Схватив её за руку, он резко дернул её к себе:
- Ты сама выкупишь себя!
Он обращался с ней так, будто ожидал сопротивления, но Жанна не защищалась. Она только опустила голову, чтобы скрыть свои глаза. Обвив её плечи рукой, он почти потащил её к хижине. С болезненной отчетливостью видела Жанна под своими ногами сначала еловые и бальзаминовые ветки, затем бледно-розовые маргаритки и, наконец, засохшие прутья. Она была в хижине.
- О, девушка!.. Я изголодался по тебе! - хрипло прошептал Келс. Круто повернув её к себе, он обнял её, как дикарь.
Если Жанна и защищалась, то слабо; точно змея, вертелась и извивалась она, стараясь просунуть свою руку под плечо, пока он держал её за шею. И наконец сдалась. Прижав её к себе, он грубой и жадной рукой вскинул её лицо кверху и, точно безумный, стал осыпать его жаркими, жадными, дрожащими поцелуями. Жанна была ослеплена, оглушена... Однако её движение было настолько же мгновенно, точно и ловко, насколько его страсть оказалась порывистой и необузданной. Первое, на что натолкнулась её шарящая рука, был его пояс. Молниеносно она нащупала шнур с револьвером. Коснувшись холодной стали, её пальцы судорожно уцепились за оружие и скользнули дальше. Она с усилием взвела курок. После этого с энергией, почти равной его напору, она оттолкнулась назад и вытащила револьвер из кобуры. Подняв револьвер, она продолжала лежать с закрытыми глазами, неподвижная, точно добровольно отдавшаяся поцелуям Келса. То были поцелуи человека, почти всегда лишенного сладости и опьяняющей прелести женских уст. Но теперь их примитивные чувства столкнулись: его звериная жажда обладания в её первобытное чувство самосохранения. Приложив револьвер к его спине, Жанна спустила курок. Громовой, глухой и пустой звук. Запах пороха сильно ударил ей в нос. Крепкая хватка Келса судорожно напряглась, затем медленно ослабла. Жанна сильно отшатнулась в сторону и, все ещё не раскрывая глаз, сбросила с себя его руки. Резкий крик вырвался из его горла. Вся вздрогнув, Жанна открыла глаза. Келс шатался, словно раненый волк, попавший в стальной капкан. Отняв окровавленные руки от спины, он беспомощно махал ими, брызгая кровью на стену и на разбросанные на полу ветки. Наконец он догадался, что произошло, и протянул к Жанне свои страшные руки.
- Праведный боже!.. - прохрипел он. - Ты... ты стреляла в меня!.. Ты девочка!.. Ха! Ты провела меня... Ты знала, знала, чего я хотел от тебя. А, хитрая кошка. Отдай... мне револьвер!
- Назад, Келс! Я убью вас! - крикнула Жанна. Громадный револьвер в её руке снова угрожающе закачался.
Но Келс не видел его. В своей безумной ярости он попробовал броситься вперед и схватить Жанну, но ноги его подкосились, и он упал на колени. Не будь возле него стены, он рухнул бы на пол. Лицо его преобразилось: из мрачного, перекошенного и распухшего оно постепенно сделалось призрачно белым; большие клейкие капли пота заструились по лбу; его глаза даже и в этот миг не утратили своей особенной живости; в них отражались быстрые и разноречивые чувства - боль, страх, гнев и даже изумление.
- Ты прикончила меня! - прохрипел он. - Ты раздробила мне позвоночник... От этой раны я погибну. О, о, эта боль! Я совершенно не переношу боли. А ты... ты - девочка. Ты маленькая, невинная семнадцатилетняя девочка, которая никогда никому не причиняет боли! Ты, такая нежная, такая робкая... Ба!.. Ты здорово провела меня. Хитрая баба! Уж я-то должен был раскусить тебя. Хорошая женщина страшнее... страшнее самой дурной! Но я заслужил это. Когда-то я тоже... О, эти муки! Почему ты не прикончила меня сразу? Жанна Рэндел... смотри теперь, смотри, как я буду умирать. Что ж!.. Когда-нибудь да мне надо... от веревки... или от пули... Я даже рад, что ты... ты... убила меня... О, зверь ты или человек, я думаю... мне кажется... я любил тебя!
Бросив револьвер, Жанна опустилась возле него на колени, ломая руки, обезумев от ужаса. Она хотела сказать, что он сам довел её до такого поступка, а теперь пусть разрешит ей молиться за него. Она порывалась, но не могла вымолвить ни слова. Язык прилип к гортани. Ей казалось, что она вот-вот задохнется.
И снова лицо Келса изменилось. Он уже больше не смотрел на нее. Белизна его лица сменилась серостью, такою же, какой всегда светились его глаза. Казалось, жизнь покинула его. Дрожь затихла. Внезапно его плечи скользнули вдоль стены, и с тяжелым стуком он неподвижно растянулся у ног Жанны. Спустя мгновение и она лишилась чувств.
Глава VI
Когда Жанна очнулась, она лежала поперек порога, и над ней в дверь хижины медленно тянулась голубая струйка дыма. Весь недавний ужас разом встал в её памяти; некоторое время она лежала и прислушивалась. Но ничего не было слышно, кроме нежного побулькивания ручейка. Значит, Келс мертв. Ужас перед содеянным смешался в ней с чувством неизмеримого облегчения.
Жанна встала и, боясь заглянуть внутрь хижины, быстро отошла от двери. Солнце стояло почти в зените.
- Я должна бежать, - сказала она себе и ожила при этой мысли. Вдали, в ложбине, паслись лошади. Жанна быстро пошла к ним, стараясь решить, ехать ли ей по этой старой, почти стершейся тропинке или двинуться тем же путем, каким она попала сюда. И остановилась на последнем. Поймав своего пони, она повела его в лагерь.
- Что необходимо взять с собой? - рассуждала она и решила захватить как можно меньше вещей: всего одно одеяло, узел с хлебом и мясом и одну флягу с водой. Возможно, что в пути ей понадобится оружие... Но, кроме револьвера, которым она убила Келса, ничего не было. Снова прикоснуться к нему ей казалось невозможным. Однако раз она все-таки освободилась и вдобавок такой ценой, то поддаваться слабости теперь было неуместно. Решительными шагами Жанна направилась к хижине, но, дойдя до дверей, едва передвигала ноги. Длинный голубоватый револьвер лежал все там же, куда она его бросила. Краем глаза она заметила неподвижно лежавшую возле стены фигуру. Вся дрожа от напряжения, она протянула руку и схватила револьвер. Но в ту же самую секунду тихий, протяжный звук пригвоздил её к месту.
Жанна застыла. Сердце подкатилось к самому горлу, глаза застлала какая-то пелена. Но новый стон быстро разъяснил все. Келс был ещё жив. И вдруг сковавшее её холодное, липкое чувство и противная судорога в глотке сменились неожиданной горячей волной радости. Он жив! Ее руки не обагрены чужой кровью, она не убийца.
Жанна быстро повернулась. Келс был бледен, как покойник. Радость её исчезла, уступив место жалости, настолько переполнившей сердце, что, все позабыв, она низко склонилась к нему. Он был холоден, как камень. Ни в руке, ни у виска она не нащупывала пульса. Но, приложив голову к его груди, Жанна услышала слабый стук сердца.
- Он жив еще, - прошептала она, - но при смерти. Что мне делать?
Ум лихорадочно заработал. Помочь Келсу она ничем не могла; вероятно, он скоро умрет. Оставаться возле него было тоже небезопасно; его товарищи могли каждую минуту приехать сюда. Но если его позвоночник не поврежден и ей удастся спасти ему жизнь, не поступит ли он с ней опять как грубый дикарь? Разве что-нибудь способно изменить этот характер? Это злой человек, который вдобавок не обладает достаточной силой воли, чтобы побороть в себе зло. Он вынудил Робертса взяться за оружие и, когда тот сделал это, убил его. Несомненно, он так же хладнокровно и обдуманно разделался и с остальными двумя негодяями, Биллом и Галловеем. Лишь бы только не видеть больше их плотоядных взглядов и остаться с ней наедине. Он заслужил того, чтобы подохнуть здесь, как собака.
Но как истая женщина Жанна решила одно, а поступила наоборот. Осторожно повернув Келса, она увидела, что вся рубашка и жилет густо намокли от крови. Она отправилась за ножом, полотенцем и водой.
Ей уже приходилось перевязывать раны, и кровь не пугала её. Единственной разницей было то, что эту кровь она пролила сама. Ей было не по себе, когда, разрезав одежду Келса, она дрожащими руками принялась обмывать окровавленное место. Громадная пуля прорвала большую рану, кровь все ещё струилась. Поперек позвоночника тянулась распухшая синяя полоса. Разорвав свой платок на полосы, Жанна как умела соорудила компресс и бинт. Затем осторожно положила Келса на одеяло. Она сделала все, что было в её силах, и сознание этого подействовало на неё успокаивающе.
Келс оставался лежать без сознания и по-прежнему походил на покойника. Страдание и близость смерти стерли с его лица жестокое выражение и приветливую улыбку, обычно предвещавшую самые страшные намерения. Его жуткие глаза наконец закрылись. Сидя возле него, Жанна и ждала конца. Полдень давно миновал, а она все ещё не выходила из хижины. А вдруг он придет в себя и попросит пить?
Солнце зашло, наступили сумерки, и ложбину окутала ночь. Одиночество начало казаться Жанне чем-то осязаемым. Притащив свое седло и одеяла к порогу хижины, она кое-как устроила себе постель и, глядя на звезды, прилегла. Темнота не мешала ей видеть вытянутую фигуру Келса. Он лежал тихо, словно уже умер. Жанна чувствовала себя измученной, разбитой и сонливой. Среди ночи храбрость её испарилась, и она стала бояться каждой тени. Жужжание насекомых казалось ей диким ревом; жалобный крик волка и хриплые возгласы кугуара нагнали на неё панический ужас; ночной ветер стонал, как заблудшая душа.
Разбудило её утреннее солнце. Проспав несколько часов подряд, она почувствовала себя отдохнувшей и окрепшей. Вместе с ночью ушли и страхи. Келс был ещё жив. Состояние его не изменилось, но рана уже не кровоточила. Жизнь едва теплилась в его теле.
Часть следующего дня Жанна провела около него, весь же день показался ей не длиннее одного часа. Иногда она выходила из хижины, ожидая вот-вот увидеть приближающихся всадников. Что она скажет им? Вероятно, остальные молодцы ничем не отличаются от главаря; и вдобавок у них, скорее всего, отсутствует и то единственное достоинство, которое сделало Келса человеком хотя бы всего на один час. Поэтому, достав револьвер, Жанна очень тщательно вычистила его и снова зарядила. Если кто-нибудь явится сюда, она скажет, что Келса ранил Билл.
Келс по-прежнему боролся между жизнью и смертью.
Жанна убеждалась, что он выживет. Иногда она приподнимала его голову и вливала ему в рот по несколько капель воды. Каждый раз он стонал при этом.
И второй день прошел так же, как предыдущий. Наконец наступил третий, но до вечера состояние Келса не изменилось. С наступлением темноты Жанне показалось, что сознание возвращается к нему. Она часами просиживала возле него, ожидая, не захочет ли он что-нибудь сказать ей перед концом, передать что-нибудь... В эту ночь над ложбиной висел месяц, роняя свои бледные лучи на восковое лицо Келса, утратившее отпечаток злых страстей. Но вот его губы зашевелились, он попробовал что-то сказать. Жанна дала ему пить. Бормоча какие-то бессвязные слова, он снова впал в забытье, но тотчас же снова пришел в себя и, как безумный, понес всевозможную чепуху. После этого он очень долго лежал совершенно тихо и вдруг испугал Жанну тихим, но совершенно ясным возгласом:
- Воды! Воды!
Приподняв его голову, Жанна дала напиться. Она видела его глаза - две темные дыры на белом фоне.
- Это... ты... мать?
- Да! - ответила Жанна.
Он снова затих. Однако это состояние больше походило на сон, чем на беспамятство. В продолжение ночи он больше ни разу не подал голоса. Его возглас "мать" тронул Жанну. И у самых злых людей есть матери, даже у такого, как Келс. Когда-то и он был тоже мальчуганом. Какая-то мать так же гордилась им и целовала его розовые ручонки. Вероятно, она тоже строила воздушные замки, думая о его будущем. А он? Вот он лежит здесь умирающий, наказанный за позорный поступок, последний из целого ряда ещё более ужасных преступлений.
На следующее утро Жанна не сразу подошла к нему. Она так же боялась найти его в полном сознании, как и содрогалась при мысли, что он может оказаться мертвым. Но, собравшись с силами, она подошла и нагнулась к нему. Он уже не спал. В его глазах отразилось изумление.
- Жанна? - прошептал он.
- Да, - ответила она.
- Вы все еще... у меня?
- Конечно! Ведь не могла же я оставить вас одного. Утомленные глаза Келса странно омрачились.
- Я жив еще. И вы остались... Это было вчера, когда вы стреляли в меня из моего револьвера?
- Нет, четыре дня назад.
- Четыре дня! Пуля попала мне в хребет?
- Я... не знаю, не думаю. Там страшная рана. Я... я сделала все, что могла.
- Сперва вы хотели меня убить, а потом решили спасти?
Жанна молчала.
- Вы - хорошая, вы поступили благородно! - сказал он. - Но лучше бы вам быть злой. Тогда бы я мог проклинать вас... ненавидеть...
- Сейчас вам надо вести себя спокойно, - ответила Жанна.
- В меня не раз всаживали пули. Я и на этот раз выберусь, лишь бы только остался цел мой хребет. Как нам узнать это?
- Не имею ни малейшего понятия.
- Поднимите меня.
- Но ведь может открыться рана! - запротестовала Жанна.
- Поднимите меня.
Непреклонная воля этого человека чувствовалась даже в его шепоте.
- Но зачем, для чего?
- Хочу проверить, могу ли я сесть. Если нет, то дайте мне сюда мой револьвер.
- Его вы не получите! - ответила Жанна и, подсунув руки ему под мышки, осторожно посадила его. Затем отняла руки.
- Я... мерзкий трус... когда дело касается боли, - прохрипел Келс, и крупные капли пота выступили на его бледном лице. - Я... я не могу больше!..
Однако, несмотря на невыносимые страдания, он все-таки продолжал сидеть без поддержки и даже попробовал нагнуться. Но после этого, застонав, без памяти упал на руки Жанны. Она снова уложила его, и прошло довольно много времени, прежде чем она привела его в чувство. Теперь Жанна была окончательно уверена, что он выживет, и радостно сообщила ему об этом. Он странно усмехнулся. А когда она принесла ему питье, то с благодарностью его выпил.
- Я выживу! - сказал он слабым голосом. - Я снова поправлюсь, ибо мой хребет цел. А вы принесите сюда побольше воды и еды и отправляйтесь.
- Отправляться? - повторила она.
- Да, но не вдоль ложбины - там вам худо придется... Идите в обратном направлении. У вас есть шанс выбраться из гор... Идите!
- И оставить вас одного? Бросить такого слабого, что вы даже не в состоянии поднять чашки? Нет!
- Будет лучше, если вы послушаетесь.
- Почему?
- Потому, что через несколько дней я буду значительно лучше чувствовать себя, и тогда снова вернется мое прежнее "я"... Мне кажется... я боюсь, что люблю вас... Это может превратиться для вас в сплошной ад. Уходите же сейчас, пока не поздно... Если вы останетесь и я поправлюсь, я никогда больше не отпущу вас от себя.
- Келс, я показалась бы себе трусихой, если бы оставила вас здесь одного, - ответила Жанна серьезно. - Вы умрете без помощи.
- Тем лучше для вас. Но я не умру. Я тертый калач. Уходите, говорю вам!
Жанна покачала головой:
- Не спорьте, это ни к чему не приведет. Вы опять взволновались. Прошу вас, попробуйте успокоиться.
- Жанна Рэндел, если вы останетесь... Я свяжу вас, голую замурую, прокляну, изобью!.. Убью! О, я на все способен... Идите, слышите?
- Вы с ума сошли. Раз и навсегда - нет! - твердо ответила Жанна.
- Ты... ты!.. - его голос превратился в жуткий непонятный шепот.
Весь следующий день Келс ничего не говорил. Выздоровление его продвигалось очень медленно, все ещё не давая твердой надежды на благополучный исход. Без Жанны, он, конечно, недолго протянул бы. Когда она подходила, все его лицо и глаза освещались печальной и красивой улыбкой. По-видимому, её присутствие задевало и утешало его одновременно. Каждый день он спал по двадцать часов краду.
Только теперь Жанна поняла, что значит настоящее одиночество. Бывали дни, когда она совершенно не слыхала звука своего голоса. Привычка к безмолвию - один из главнейших стимулов одиночества - овладела ею. День ото дня она все меньше размышляла и все больше чувствовала свое одиночество. Часами предавалась она полному бездействию. Но иногда при взгляде на одинокие горные вершины, походившие на тюремные башни, на тенистые деревья и монотонные, неизменяющиеся черты своего заточения в ней пробуждалась кипучая и страстная ненависть. Она ненавидела окружающее за то, что утратила любовь к нему, за то, что оно стало частью её самой. Жанна охотно сидела на солнце, грелась и любовалась его золотыми лучами. Иногда она даже забывала о своем пациенте. И постепенно, проживая в таком бездействии часы за часами, она все чаще стала вспоминать Джима Клайва. Это воспоминание было спасительным для нее. Во время бесконечных, торжественно молчаливых дней и особенно ночью, когда одиночество достигало своего высшего напряжения, Жанна уносилась в мечтах к Джиму. Она вспоминала о его поцелуях без прежнего гнева и стыда. В сладостные минуты таких размышлений она все больше углублялась в свою любовь к Джиму.
Вначале она старалась запомнить дни, но когда прошло более трех недель, она утратила счет времени. Запасы пищи катастрофически уменьшились, и перед Жанной стал ещё один серьезный вопрос.
Как раз в это утро, занятая размышлениями о пище, Жанна вдруг увидела вдали группу всадников, приближавшихся к хижине.
- Келс! Какие-то люди едут сюда, - торопливо сказала она.
- Отлично! - воскликнул он слабым голосом, и улыбка осветила его исстрадавшееся лицо. - Они довольно долго искали дорогу сюда. Сколько их?
Жанна принялась считать. Пять всадников и несколько лошадей с поклажей.
- Да. Это - Гульден.
- Гульден! - испуганно вскрикнула Жанна.
Этот возглас и звук её голоса заставили Келса внимательнее посмотреть на нее:
- Вы уже слыхали о нем? Он - самая отъявленная сволочь в этой пограничной полосе... Таких, как он, я ещё никогда не видел. Ни одну секунду вы не будете в безопасности. Я же такой беспомощный сейчас... Что ему сказать, как объяснить?.. Жанна, если я все-таки сковырнусь, то вы должны разом бежать отсюда или застрелиться.
Ей показалось странным, что этот бандит теперь старался избавить её от той опасности, которой сам же подвергнул её. Достав револьвер, Жанна спрятала его в расщелину между балками. Затем она снова выглянула на поляну.
Всадники были уже почти у дома. Передний, мужчина геркулесового телосложения, погнал своего коня через ручей и затем, резко дернув за поводья, заставил остановиться. Другой двинулся следом за ним, остальные тем временем постепенно приблизились с нагруженными лошадьми.
- Ого-го! Келс! - крикнул великан. Его голос звучал громко и звучно.
- Он где-нибудь здесь поблизости, - заметил другой.
- Само собой, я только что видел его коня. Джек не может быть далеко от своей скотины.
После этого оба направились к хижине. Жанна ещё никогда не видела таких исключительно свирепых и отталкивающих людей. Один из них был гигантского роста. Ширина и массивность делали его коротконогим, и весь он удивительно походил на гориллу. Другой был тоже высокий, но тощий, с багрово-красным лицом с отпечатком жестокой алчности. Сутуловатый, он держал голову совершенно прямо и походил на волка, почуявшего запах крови.
- Там кто-то есть, Пирс, - предостерег его толстый.
- Хо, Гуль, никак там девушка!
Жанна вышла из темного угла хижины и молча указала на распростертую фигуру Келса.
- Здорово, ребята! - сказал Келс слабо. Гульден удивленно выругался, тогда как Пирс озабоченно нагнулся к Келсу. Затем оба разом заговорили. Келс прервал их слабым движением руки.
- Нет, нет, я ещё не собираюсь отправляться к праотцам, - сказал он. Я только чуть жив от голода и должен зарядить свой желудок... Половина спины отстреляна...
- Кто же это так обработал тебя, Джек?
- Гульден, это сделал твой любимый дружок Билл.
- Билл? - спросил Гульден грубо, забавно стараясь скрыть принужденность своего тона. Затем резко добавил:
- Я думал, вы поладите...
- Вышло наоборот.
- А где же он... сейчас?
На этот раз в его голосе Жанна ясно уловила оттенок какой-то холодной тягучести. По тону вопроса было ясно, что Гульден хорошо знал наперед ответ Келса.
- Билл мертв и Галловей тоже, - ответил Келс.
В этот момент Гульден повернул свою квадратную лохматую голову в сторону Жанны. Она не в силах была выдержать его взгляда. Пирс заметил:
- Из-за девчонки поцапались, Келс?
- Нет! - резко ответил Келс. - Они начали фамильярничать с... с моей женой, и за это я их обоих пристрелил.
- Женой! - воскликнул Гульден.
- Это твоя настоящая жена, Джек? - допытывался Пирс.
- Ну конечно же! Вот погодите, представлю вас... Жанна, мои друзья: Сэм Гульден и Рыжий Пирс.
Гульден проворчал что-то под нос.
- Миссис Келс, я рад познакомиться с вами, - сказал Пирс.
В эту минуту в хижину вошли трое остальных бандитов, и Жанна выскользнула за дверь. Она почувствовала себя испуганной, и одновременно с этим её душила ярость. Она даже слегка пошатнулась от волнения. Визит бандитов с неожиданной яркостью подчеркнул её ужасное положение. В одном только Гульдене было достаточно жуткого. Бежать! Однако теперь любая попытка была гораздо опаснее, чем раньше. Рискни она только, как все эти новые "друзья" бросятся по её следу, словно стая кровожадных собак. Жанна отлично поняла, почему Келс назвал её своей женой. Она пришла к выводу, что необходимо держаться спокойно, естественно и как можно дольше поддерживать этот обман. Вспомнив о револьвере, спрятанном ею в расщелине, она собралась с силами и, поборов свое волнение, вернулась обратно в хижину. Тем временем бандиты повернули Келса спиной кверху и обнажили его рану.
- Ах, Гуль, не трепи его, лучше дать ему виски, - сказал один из мужчин.
- Если ты все время будешь выдавливать у него кровь, то ясно, ему придет капут, - запротестовал другой.
- Послушай, он здорово ослаб! - заметил Рыжий Пирс.
- Убирайтесь к черту, вы ничего не понимаете! - взревел Гульден. - В свое время я служил... но это вас не касается... Видите вы это синее пятно? - И своим громадным пальцем Гульден нажал синий желвак на спине Келса. Бандит застонал. - Это - свинец, пуля, - заявил Гульден.
- Черт побери! А если ты в самом деле прав! - воскликнул Пирс.
Келс повернул голову и промолвил:
- Когда ты нажал на это место, все тело мое разом как бы отмерло. Послушай, Гуль, если ты нащупал пулю, то просто вырежь её.
Жанна не присутствовала при операции. Она убежала к своему постоянному месту ночлега под бальзаминовым деревом. Внезапно до неё донеслись резкий крик Келса и затем громкие восклицания мужчин. Очевидно, свирепый Гульден оказался таким же быстрым на деле, как и на словах.
Вскоре бандиты вышли из хижины и принялись распаковывать привезенный груз.
Пирс выискал глазами Жанну и крикнул ей:
- Келс хочет поговорить с вами!
Придя в хижину, Жанна нашла бандита сидящим; верхняя часть его туловища была прислонена к седлу. Его побелевшее и мокрое от пота лицо выглядело совершенно изменившимся.
- Жанна, пуля-то в самом деле давила на мой хребет, - сказал он. Теперь у меня пропало всякое онемение. Я чувствую себя воскресшим, скоро и совсем поправлюсь... Но пуля страшно заинтересовала Гульдена; ни Билль, ни Галловей не употребляют пули этого калибра. Гульден хитер. С этим Биллом у него была тесная дружба, как ни с кем из нас. Я не доверяю никому из них и особенно Гульдену. Все время держитесь как можно ближе ко мне.
- Келс, отпустите меня... Помогите мне добраться до дому, ладно? тихо взмолилась Жанна.
- Девочка моя, это было бы слишком опасно, - серьезно ответил он.
- Ну все равно, не сейчас, потом... При первой возможности...
- Посмотрим... Но теперь - ты моя жена!
В этих последних словах почувствовалась прежняя властность Келса.
- Неужели... - от внутреннего волнения Жанна даже не докончила своей фразы.
- Я на все способен: попробуй-ка выйти сейчас и сказать моим молодцам, что ты не моя жена, - заметил он. Его голос окреп, и глаза снова блеснули холодно и загадочно.
- Ни один мужчина не обошелся бы так скотски с женщиной, которая спасла ему жизнь, - прошептала она.
- Повторяю, я способен на все. У тебя была возможность. Я даже требовал, чтобы ты ушла отсюда. Вспомни, я предупреждал тебя, что вместе со здоровьем вернется мое прежнее "я".
- Но без меня вы бы умерли!
- И это было бы лучше для тебя... Жанна, я предлагаю тебе следующее: я честно женюсь на тебе, и мы уедем из этой страны. У меня есть золото. Я молод, я страстно люблю тебя, хочу тебя. Ради тебя я начну новую жизнь... Что ты скажешь на это?
- Что скажу? Да лучше мне тут же умереть, чем выйти за вас замуж! - с ненавистью прошептала Жанна.
- Отлично, Жанна Рэндел! - с горечью промолвил бандит. - Одну минуту я видел призрак: свое умершее, лучшее "я". Теперь он исчез... И ты останешься со мной.
Глава VII
С наступлением темноты Келс приказал своим людям развести костер возле дверей хижины. Он удобно лежал, весь укутанный в одеяла; шайка бандитов присела к костру, образуя перед ним полукруг.
Жанна отнесла свою постель в самый темный угол, где её никто не мог увидеть, зато она видела всех.
Сильнее, чем когда-либо, ей бросилась в глаза вся прелесть этой дикой местности. Даже костер пылал как-то особенно дико; он то и дело выбрасывал громадные красные языки пламени, со свирепой алчностью пожиравшие большие поленья. Особенно ясно выглядели при этом мрачном освещении и жестокие лица бандитов. Наконец опустилась непроницаемая ночь. Койоты полчищами повылезали из своих нор, и окрестности огласились их резким и диким лаем. Но сущность дикости, казалось, сконцентрировалась в самих бандитах. Освещенный дрожащим пламенем, Келс выделялся своим бледным, как у призрака, лицом. То было четкое, умное и решительное лицо. О злобе и насилии говорили морщины возле рта в глаз. Казалось, этот человек снова насторожился и напряженно занялся составлением новых страшных планов. Красная рожа Пирса выглядела ещё краснее. Это была сухая, черствая, почти без мяса, красная маска, натянутая на усмехающийся череп. Другой, которого они назвали Фрэнчи - Французиком, был маленького роста, с мелкими чертами, глазами-пуговками и ртом, произносившим злые, полные ненависти слова. Остальные двое ничем не отличались от рядового типа жуликов. Но Гульден был так необычен для Жанны, что она подолгу не решалась глядеть не него. Его движения говорили о страшной силе. Это был колосс, горилла с копной русых вместо черных волос на голове, с бледной вместо черной кожей. Черты его лица казались наскоро вырубленными грубой корявой лопатой. Казалось, будто вся жестокость, все пороки и страсти, когда-либо существовавшие в мире, притаились в громадных впадинах его глаз, в тяжелых складках всего лица и в ужасающей расщелине, полной сильных, белых клыков, служившей ему ртом. Это было чудовище, и Жанна скорее была бы рада тут же умереть, чем согласиться хоть раз прикоснуться к нему. Он курил и не принимал никакого участия в грубом и добродушном подшучивании окружающих, сидя словно гигантская машина разрушения.
После перенесенной операции Келс начал поправляться с изумительной скоростью. Вместе со здоровьем к нему вернулся и интерес к внешнему миру. На все его вопросы отвечал рыжий Пирс. Из их разговора Жанна узнала, что свою славу атамана Келс так же искренно любил, как и то золото, которое он крал по всей золотопромышленной линии Айдахо, Невады и северо-восточной Калифорнии. Из ответов Рэда и по манере, с которой он обращался к Келсу, Жанна увидела, насколько огромна его власть.
- Мне кажется, что ты верно рассудил, Джек, - сказал Рыжий Пирс, снова набивая свою трубку. - Рано или поздно, а здесь будет столько золота, сколько не видывал ещё никто на всем Западе. Каждый день тянутся хвосты дилижансов от Солнечных Вод. Стаи золотоискателей рыскают в горах. Все пещеры и долины Бэр Маунтин облеплены лагерями. Промытое золото есть всюду, его легко получить, лишь бы была поблизости вода. Нет ни одной пяди неразрытой земли. Однако жирной находки ещё нет. Но рано или поздно должна быть и она. А когда весть разнесется по всем большим дорогам и проникнет во все уголки за горами, тогда поднимется такое нашествие, против которого 49 и 51-й годы покажутся ребячьей забавой. Не так ли, Бейд?
- Ну, конечно, - ответил седовласый негодяй, прозванный Келсом Бейдом Вудом. Он был гораздо старше своих товарищей, несколько серьезнее, менее свиреп и более скуп на слова.
- Видал я и 49 и 51-й годы. Вот были денечки! Но я согласен с Рэдом. На границе Айдахо ещё разыграются картинки. Сам откапывал золото, хотя к этой дьявольской работе меня никогда не тянуло. Оно тяжело достается и легко спускается, зато легче всего переходит из чужого кармана. Кое-какие признаки я заметил уже в этой местности. Там же, в горах, куда ни плюнь, всюду копошатся тысячи золотоискателей. Они скрытничают, но ведь золото необходимо вывезти; оно тяжелое, и его не спрячешь. С востока сюда так и прет толпа полных надежд и обалделых охотников за счастьем. За ними потянутся бабы и картежники и, наконец, мужчины. Где и когда все это столкнется, неведомо, но если столкнется, то разыграется такая дьявольщина, какой мы никогда не видывали.
- Вот, ребята, - сказал Келс, и жесткость прозвучала в его мягком голосе, - тогда-то и наступит жатва для моего Пограничного легиона.
- Для кого? - с любопытством переспросил Бейд Вуд.
Все бандиты за исключением Гульдена с интересом повернулись к Келсу.
- Для Пограничного легиона, - ответил Келс.
- А что это такое? - спросил Рыжий Пирс.
- Когда наступит золотая горячка, как ты пророчествуешь, то надо организовать такую банду, какой никто ещё не видывал до сих пор. Я организую её и назову Пограничный легион.
- Положись на меня, как на свою правую руку, - ответил Рэд с энтузиазмом.
- А на меня и подавно, - прибавил Бейд.
Замысел Келса был встречен шумным одобрением. В эту минуту Гульден поднял свою массивную голову и, тяжело ворочая языком, не столько спросил, сколько проворчал:
- Что вы скандалите?
Вопрос этот произвел на всех бандитов и даже на самого Келса странное и тревожное впечатление. Казалось, будто вдруг появилось какое-то большое препятствие, требующее серьезного обсуждения. На секунду все примолкли, а затем Рэд повторил весь проект.
- Ничего нового в этом нет, - ответил Гульден. - Сам как-то участвовал в такой банде. Это было в Алжире, но звали её Королевский легион.
- Алжир? Это что за штука?
- Африка, - ответил Гульден.
- Ты, оказывается, успел поездить по свету, Гуль? - удивленно спросил Рыжий Пирс. - Что это был за легион?
- Ничего особенного. Толпа дьяволов со всех концов света. Тамошняя граница являлась концом мира. Преступников там уже не преследовали.
- Что же вы там делали?
- Друг дружку пристреливали. Нас осталось совсем немного, когда я ушел оттуда.
- Кто знает тебя, не найдет в этом ничего удивительного! - воскликнул Вуд многозначительно; однако его намек совершенно не подействовал на Гульдена.
- В своем легионе я не разрешу ни драк ни перестрелок, - холодно заметил Келс. - Я сам наберу людей для этой банды.
- В этом весь секрет, - ответил Вуд. - Нужны настоящие парни. Уж я-то побывал во всевозможных шайках. Помню, как-то участвовал даже в карательном отряде.
Это замечание вызвало среди бандитов, за исключением неподвижного Гульдена с его точно из дерева высеченным лицом, взрыв смеха.
- Сколько людей понадобится? - спросил Рыжий Пирс.
- Число тут ни при чем. Главным образом, это должны быть мужчины, на которых я могу положиться. Все будут подчиняться только мне. Затем лейтенанты: хладнокровные, отважные, с быстрой сообразительностью.
Слушая похвалу, Рыжий Пирс вызывающе поднял плечи.
- Знаешь, хозяин, - сказал он, - мне вспоминается некий паренек, недели две назад явившийся в Кэбин Гали. Прямо ввалился в хижину Бэрда, где мы как раз дулись в картишки, и спросил, где Джек Келс. Конечно, сперва мы решили, что парень просто-напросто из-за чего-нибудь хочет свести счеты. Некоторые из нас хотели тут же прикончить его. Но он почему-то сразу приглянулся мне, и я уговорил своих не трогать его. Теперь рад этому. Паренек же вовсе и не собирался совать нам под нос свою погремушку. Его намерения были самые дружелюбные. Само собой, я не любопытствовал, кто он и что он. Очевидно, попал, голубчик, на кривую дорожку, и теперь просто ищет новых друзей. Должен сказать тебе, хозяин, это крепкий парень!
- Как его зовут? - спросил Келс.
- Джим Клайв, - ответил Пирс.
Скрытая в тени и незамеченная бандитами, Жанна услышала имя Джима со смесью страха и боли, но совершенно не удивилась этому. С того момента, как Пирс начал свой рассказ, она ждала услышать имя своего сбежавшего обожателя.
- Джим Клайв, - размышлял Келс. - Никогда не слыхал о таком, хотя обычно не забываю ни одного лица, ни одного имени. Как он выглядит?
- Опрятный, стройный парень, среднего роста, - ответил Пирс. - Тело сплошь мускулы. Не старше двадцати трех. Отчаянный наездник, отчаянный забияка, игрок и пьяница, отважный, как сам дьявол! Вот если бы ты обуздал его, хозяин.
- Здорово! - воскликнул Келс удивленно. - Мало ли молодчиков ежедневно шныряет в этом краю, однако я ещё ни разу не замечал, чтобы хоть один из них произвел на вас такое сильное впечатление, как этот Клайв. Бейд, ты ведь уже старый ворон. Ну-ка разъясни, что он такое сделал?
- Что он сделал? - повторил Вуд, царапая свою седую голову. - Черт побери! Лучше спросить, чего он не делал... Как самый отчаянный головорез, нагло явился в самый лагерь. И разом стал всеобщим любимцем. Прямо не знаю, как это ему удалось. Может быть, потому, что он решительно на все плюет Он разом расшевелил нас. Выиграл все деньги, которые были в лагере, многих совершенно обчистил и затем все отдал обратно. Пил больше всех и не пьянел. Пустил пулю в Бэди Джонса за то, что тот плутовал в картах также продырявил и дружка Бэди, Шика Вильямса. Стрелял так, чтобы не убить, - отшиб им только крылышки Но знаешь, Келс, он меткий и быстрый Немного найдется таких в этой стране. Этого ты не должен забывать...
- А ты забыл ещё рассказать, как он отделал Луча, - сказал Рыжий Пирс.
- Луч! Я знаю его, - заметил Келс.
- Возможно, это плохая рекомендация для Джима Клайва, - начал Бейд Вуд, - хотя, признаться, это мне в нем приглянулось. Ты, конечно, ещё помнишь, хозяин миленькую девчонку Брандер, там, возле Медвежьего озера. Дочь старого Брандера, работает и по сей день в его лавке Я помню, как ты волочился за ней. Так вот, старик и его два парня решили отправиться за золотом и прихватили с собой и девушку. Так, по крайней мере, я понял. В один прекрасный день в Кэбин Галч примчался Луч Кан водится, мы пили и играли в карты, но молодой Клайв не делал ни того, ни другого В этот день он до смешного раскис. Ну, вот, Луч вдруг начал предлагать маленькое дельце. До этих пор мы ещё ни разу не работали с ним и его командой Неизвестно, что бы из этого вышло, если бы не вмешался этот Клайв. Луч предложил нам спуститься в долину, где старик Брандер мыл свое золото, захватить все, что у него есть, и еще... Ну, конечно, ещё и девчонку. В эту-то самую минуту Джим возьми да и очнись от своих размышлений Сначала он принялся осыпать Луча страшнейшими проклятиями. А когда тот, ясное дело, взялся за револьвер, то Джим мигом вышиб его у него из лап Сделав это, он, как бешеный, ринулся на Луча Раза два опрокинул его И затем боксом принялся гонять его по всей хижине до тех пор, пока наконец мы не решили заступиться Но Луч был почти трупом. Исколоченный, со сломанными костями, и я не знаю ещё с чем. Само собой, мы сунули его в кровать, где он до сих пор лежит. Никогда уже он не будет прежним Лучом.
Настала многозначительная тишина.
- Гульден, ты слышал это? - спросил Келс, повернув к нему свое бледное лицо.
- Да, - ответил тот.
- Что же ты думаешь об этом Джиме Клайве и о деле, которое он сорвал?
- Клайва никогда не видел, придет время, погляжу. А потом достану себе девчонку Брандера.
В Гульдене было что-то особенно подлое и мерзкое. Может быть, своим вопросом Келс и хотел подчеркнуть это или же он добивался только его мнения о Джиме Клайве?
Жанна не могла решить этого. Она догадывалась, что между Гульденом и остальными бандитами существует тайная вражда. Но, кроме этого, тут было и что-то другое, неуловимое, похожее на" страх. Гульден был преступником из любви к преступлениям. В сравнении с ним все остальные бандиты казались ей самыми обыкновенными жуликами. Даже Келс, в хладнокровнейших злодействах которого она сама убедилась, рядом с Гульденом утрачивал свой ореол исключительного бандита. Чтобы только не видеть устремленных в её сторону громадных впадин глаз Гульдена, Жанна закуталась в одеяло с головой. Нервы её ослабли, и все тело содрогалось от одного слова, которое она беспрестанно нашептывала про себя: "Джим! Джим! О, Джим!.." Последний возглас перешел в заглушенное всхлипывание.