Погребенный кинжал

V

Возрождение

Судьба Сигиллита

Серебро

Огонь и смерть кружились вокруг Локена, сплетаясь в танце, слишком хорошо ему знакомом. И всё же сражаться здесь казалось неправильным.

С тех пор, как Локен был принят в ряды Странствующих Рыцарей и обрёл цель, он часто получал приказы проливать кровь на поверхности Терры, но каждый раз это были мелкие стычки, незначительные схватки, что длились несколько секунд. А это…

Это было похоже на войну.

Хотя родиной человечества был не тот мир, где родился Локен, он был воспитан, как многие сыновья и дочери Империума, ценить эту планету больше других, считать ее почти священной.

В другое время и в другом месте это почитание можно было бы назвать «святым», но в светских владениях Императора для этого слова не было места. Тем не менее, Терра — Старая Земля, Гея, Адем, Теллус или любое другое древнее имя, под которым ее могли знать — стояла на голову выше всех остальных планет, являясь колыбелью человечества. Не тронутая битвами со времен Великого Объединения Императора, она должна была стать прообразом, на основе которого выковывался юный Империум.

Грянувшая здесь война, полная грохота орудий и лязга клинков, была оскорблением этого идеала.

Пылали останки рухнувших на заснеженную землю аэронефов, выбрасывая в небо клубы едкого дыма, скрывавшего приближение их пассажиров. Напор атакующих не смогла замедлить даже стена огня из лазганов Избранных Малкадора, удерживающих внешние блокпосты, и, когда оружие бойцов перегрелось и отключилось, орда нахлынула на защитников, растерзав всех до единого.

Их были сотни, а может, и тысячи. Конечно же, у большинства этих людей не было надлежащей подготовки, но они компенсировали отсутствие воинского мастерства и навыков численным превосходством. Некоторые из них — кадровые солдаты, возможно наемники или даже законники, знавшие, как обращаться с оружием. Но в основном — оборванцы и нищие, армия, собранная из неисчислимых племен мусорщиков и техно-кочевников, обитавших за пределами городов-ульев Терры. Локен задумался, кто же ходил среди них и какие речи вёл, переманивая их под знамена Магистра войны.

Он задавался вопросом, что же это было: колдовство варпа, затуманившее разум, или умелая игра на отчаянии тех, кто считал себя забытым и брошенным? Слава, завоеванная Императором на далеких звездах, должно быть, казалась этому сброду разношерстных отбросов чем–то чуждым и непонятным. Локен подумал о том, как они могли видеть Великую Мечту Империума. Не крестовый поход, призванный привести человечество к величию, а бессмысленное, расточительное предприятие, затеянное элитами, которые не знали и не собирались думать о горестях простого народа.

Но, несмотря на это, воин всё равно убивал их без жалости. Ибо даже пытаясь понять, что толкнуло несчастных в объятия предательства, Локен не мог простить их.

Его меч рубанул человека в панцирной броне имперской армии; от силы удара окровавленный труп отшвырнуло назад к его товарищам, ошеломленным увиденным. Локен, сохраняя темп, размахнулся и обезглавил остальных. Они падали в слякоть вокруг его сапог, и кровь, смешиваясь с талым снегом, превращалась в алые лужи, расцветающие у подножия Белой Горы.

Вспыхнули лазеры, взревели болтерные снаряды, соткав смертоносную паутину света и трассеров надо льдом и камнями. Импровизированная армия перебежчиков пришла с именем Гора на устах вместо боевого клича, продвигаясь плотным строем по остроконечным утесам из голого гранита. Лучи били из ДОТов по всему периметру большого серого пика, но больше всех убивали Странствующие Рыцари.

Справа от Локена Варрен смеялся, наслаждаясь жестокостью схватки больше, чем следовало. Верный своим словам, он отправился в оружейную Белой Горы и сорвал противопехотный огнемет с креплений антигравитационного танка. Воин стоял в центре идеального круга из почерневших трупов, поворачиваясь, чтобы испепелить любого, подошедшего достаточно близко для жидкого пламени, что выплевывали шипящие сопла огнемёта. Хлещущие потоки яркого огня охватывали и терзали тела нападавших, а оружие рычало, делая свое дело.

Слева Галлор, с холодным спокойствием войдя в боевой транс, двигался и стрелял с хрестоматийной точностью. Ловко уклоняясь от неуклюжих атак своих врагов, он пускал масс-реактивные снаряды в гущу вражеских толп, следя за тем, чтобы выжившие после взрывов или сквозных попаданий, наверняка были убиты осколками от разрыва снарядов.

И, конечно же, Гарро был на самом острие атаки. Солнечный зайчик сверкнул на его мече, пока клинок выписывал убийственные узоры в воздухе, рубя без остановок или милосердия. Как и у Галлора, боевой стиль капитана был простым, прямым и смертоносным. Локен предположил, что это была характерная черта Гвардейцев Смерти, вкупе с упрямством и жесткостью их боевой тактики. В искусстве владения мечом Гарро не хватало изящества и эффектного великолепия воина Легиона, какие были, например, у Белых Шрамов, Лунных Волков или сыновей Фулгрима. Но он брал эффективностью — пытавшиеся напасть на воина уже поплатились за это.

Меч Локена завибрировал в руке, когда он повернулся навстречу новому противнику, огромному по человеческим меркам, но все же на голову ниже космодесантника. Накачанный химией мутант, чье лицо представляло собой мешанину шрамов, превративших плоть в искаженное изображение Ока Гора. Рот, полный зубов, сточенных до клыков, образовывал наконечник стрелы. Зверь, подражая своему предводителю, Магистру войны, тащил тяжелую булаву с шипастым навершием.

Для простого человека это чудовище было страшным и быстрым, но в битве против легионера, с его рефлексами и скоростью оно не имело и малейшего шанса. Рукоять булавы была цепью примотана к руке мутанта; Локен поймал оружие на лету и вырвал его у противника вместе с конечностью. Взгляд монстра подсказал легионеру, что тот, наверное, впервые проиграл битву и только сейчас осознал, что не был непобедимым, несмотря на все те лживые заверения, которые вливали ему в уши последователи Гора.

Воин быстро прикончил его, рубанув мечом до середины груди. Нервная система зверя отказала, и он, пошатываясь, врезался в своего убийцу, а обломки его грубой брони упали, обнажив разорванное тело. Локен зарычал и оттолкнул умирающего глупца, но его взгляд зацепился за необычный цвет плоти. Она была покрыта бесчисленными багровыми рубцами, похожими на укусы ядовитых насекомых, каждый из которых сочился гноем и шевелился, словно под волдырями что–то ползало. Легионера затошнило, он отшатнулся и осознал, что секундная заминка позволила новому врагу незаметно подойти слишком близко.

Он был удивительно крупным, больше мутанта, ростом, наверное, с обычного космодесантника. Ничего больше Локен не разобрал. Враг сгорбился, все его черты терялись под тяжелым, грубо скроенным плащом, который, казалось, втягивал дневной свет так, что вокруг все тускнело. Эта картина заставляла вспомнить готическое представление Смерти–что-Приходит, скелетообразную фигуру в мантии с капюшоном из преданий древности, которые были неотъемлемой частью многих человеческих культур. Черная пыль вздымалась при каждом шаге фигуры, приближавшейся к Гарро.

Боевой капитан был занят расправой над группой аугментированных стрелков, находясь под градом пуль из дюжины автоматических стабберов. Он не видел, как приблизился враг.

Локен выкрикнул предупреждение и рванулся вперед, пробивая себе мечом дорогу сквозь вражеские ряды, на бегу поднимая болтер. Гарро услышал окрик и, оборвав жизнь последнего стрелка, обернулся.

Существо под плащом поднялось во весь рост и стало для Локена отличной мишенью. Он выпустил пару болтов, но очертания нападавшего мгновенно расплылись, изменяясь. Легионеру вдруг показалось, что плотный, осязаемый плащ пошел рябью и улетучивался подобно дыму.

Гарро открыл огонь, и черная масса тотчас изменилась. Она разлеталась с оглушительным жужжанием миллионов насекомых, превратившись во всепоглощающий рой блестящих трупных мух.

Взору Локена предстала почерневшая, искаженная фигура — чудовищная смесь силовой брони легионера и гладкого, блестящего тела гигантского жука-мутанта. Одна рука превратилась в клешню членистоногого, безумно клацающую в воздухе, а там, где должно находиться лицо, была только кучка фасеточных глаз над пастью из дергающихся шипастых жвал. Пятипалой конечностью оно сжимало оружие — короткий кинжал, ржаво-коричневый и крошащийся.

— Мой капитан, — произнесло существо, и слова его раздались не из пасти, а сложились из гудения окружавшего его роя. — Я сказал, что вернусь.

Лицо Гарро застыло от шока. Он знал это существо, знал, как брата.

— Солун!

Локен увидел, как чудовищное насекомое кивнуло.

— Я же говорил вам. Вы не сможете победить распад.

— Я готов с этим поспорить! — прорычал Варрен. Бывший легионер Пожирателей Миров услышал предостережение Гарвеля и тоже пришел на помощь, размахивая своим тяжелым огнеметом и стремясь поскорее вступить в схватку. Локен и Гарро рефлекторно бросились в стороны, чтобы дать Варрену свободу действий, но существо, которое боевой капитан назвал Солуном, даже не попыталось уклониться.

Варрен зарычал и нажал на спусковой крючок огнемета, распыляя широкую струю раскаленного добела инфернального пламени в скопление роя, целясь в изуродованную фигуру внутри него. Трупные мухи сформировали щит перед своим господином, но пламя сожгло их, превратив в шипящие угли, и захлестнуло существо, некогда бывшее космодесантником.

Предатель превратился в живой факел, но все же рванул вперед, не обращая внимания на отваливающиеся куски хитина. Ревя от боли, враг пробирался сквозь пламя, явно испытывая мучения и все же не боясь их. Дикая улыбка Варрена сползла с покрытого шрамами бородатого лица, как кишки с ножа мясника, когда воин увидел приближающуюся тварь и понял, что она не остановится.

Обгоревший, наполовину уничтоженный монстр оказался на расстоянии вытянутой руки и отбил сопло огнемета своей пятернёй, вместе с тем сомкнув чудовищную клешню на шее Варрена. Странствующий Рыцарь задергался, сопротивляясь и высвобождая всю ярость своего легиона. Схватка превратилась в стремительную рукопашную, полную сокрушительных ударов и неудержимых контратак.

Локен отбил еще одно нападение группы мятежников, на мгновение потеряв из виду Варрена, стараясь расправиться с людьми так быстро, как только мог, а затем развернулся, чтобы выстрелить в насекомоподобное существо. Но эта отвлекшая его атака дорого им обошлась.

Он уже рванулся с места, когда услышал треск ломающейся укрепленной кости. Гарро выкрикнул имя Варрена и ринулся в схватку с высоко поднятым мечом, но второй воин уже обмяк, его шея была изогнута под ужасным углом, а изо рта тек кровавый ручеек.

Мейсер шагнул назад, натолкнувшись на Гарро; казалось, что воин был чем–то ошеломлен и пытался сориентироваться, но на самом деле его тело работало на последних искрах нервных импульсов, посланных умирающим мозгом. Он пошатнулся, выронив огнемет, и рухнул на колени. Локен увидел что–то вроде искры изумления в угасающем взгляде Варрена, прежде чем проблеск жизни в глазах воина исчез навсегда.

Со всех сторон чудовищный рой мух набросился на еще тёплый труп, чтобы полакомиться его кровью, прежде чем она успеет остыть.

Сигиллит попятился, схватившись за потертую рукоять своего посоха, и тихо пробормотал с грубоватым весельем:

— Ах да, конечно. Умно. Очень умно, — он склонил голову, будто кланяясь перед невидимой аудиторией. — Ты сделал то, чего не мог сделать никто, кроме твоего отца, Луперкаль. Ты переиграл меня, — он театрально вздохнул. — Полагаю, в этом я могу винить только себя. Я посвятил себя слишком большому количеству дел за последние дни… И лишь вопросом времени было то, как скоро ты на меня что–то натравишь.

Магистр войны, конечно, не слышал его, но старику показалось правильным сделать это заявление. Малкадор испытывал извращенное удовольствие от того, что оказался прав в своих подозрениях и в конце концов осознал, что да, вся эта шарада была еще одной из десятка сложных попыток его убийства, направленных проницательным и бесчувственным интеллектом Гора.

Тот маленький осколок надежды, за который он держался, — слабенький отголосок веры в то, что еще есть способ мирно закончить войну, — рассыпался прахом.

Тайлос Рубио двинулся на него. В глазах легионера не было ничего, кроме неприязни, чистой и незамутненной ненависти, которую Малкадор видел только у фанатиков и новообращенных. Сверкающий меч Рубио целился в грудь Малкадора, острие готово было вонзиться в его плоть и разрубить надвое.

Но желание убить его, исходящее от Рубио, не было похоже на намерения хладнокровного убийцы. Это читалось в его взгляде, который пылал праведным огнем. Он хотел казнить Сигиллита, потому что Малкадор заслуживал смерти, и в этом была своя правда.

«Но как так получилось?» — удивился он. Была ли здесь задействована телепатическая связь такого невероятного мастерства, что даже Сигиллит не смог ее ощутить, несмотря на все то время, что он читал мысли Рубио? Впрочем, он тотчас же отринул эту мысль.

Нет. Губительные Силы не обладали достаточным мастерством, чтобы создать её; и даже если бы они это сделали, в этом месте любое псионическое или магическое изменение разума Ультрамарина было бы невозможным. Нет, это было нечто гораздо более простое… и, как ни странно, более сложное.

Ненависть Рубио была искренней, старой и давно затаённой, но только сейчас она вынырнула на поверхность. Возможно, организаторы этого плана нашли что–то реальное из прошлой жизни воина и сделали это основой ярости, которую он теперь испытывал по отношению к Малкадору.

«Как бы я сам это сделал?» — он задумался над этим вопросом. — «Я бы отыскал и превратил какую–нибудь давно забытую эмоцию в тёмное и ненавистное отражение её прежнего «я». Детское воспоминание о травме или о родительской любви. Использовать его в качестве основы. Да. Затем обработал бы и оставил созревать в течение многих лет».

Холодная улыбка Малкадора стала шире. Время от времени он совершал подобные поступки, а то и похуже, во время давних войн, предшествовавших этой. Но, очнувшись от своего высокомерия, Сигиллит теперь увидел, что уроки, которые он преподал Гору, были совсем не такими, как он думал.

— Мальчик всегда быстро учился, — пробормотал он.

План был подобен ходу идеально настроенных часов: Малкадор умрет в недрах какого–то мрачного каменистого лабиринта от руки того, кого он считал полностью контролируемым. Это была очаровательная ирония, которую, как теперь понимал Сигиллит, Магистр войны слишком хорошо осознавал.

«Он собирается посмеяться надо мной, когда план приведут в исполнение», — подумал Малкадор. — «Он не удостоит меня чести встретить смерть от его руки».

И это, может быть, справедливо и правильно, решил он. Сигиллит был лжецом и заговорщиком, главой убийц. Регент был интриганом и отравителем, так какое же право он имел, чтобы ожидать почетного конца? Для него не будет героической последней битвы, исторического столкновения, о котором можно было бы вспоминать веками в песнях и рассказах. Там не будет никого, чтобы засвидетельствовать это.

Он должен был умереть в тени, окруженный обезумевшими и сломленными. Гор хотел, чтобы Малкадор погиб в самой глубокой, самой далекой глуши.

Без своих невероятных пси-сил Малкадор был лишь древним старцем, чья болезненная жизнь продлевалась омолаживающими технологиями и телесными модификациями вопреки природе и судьбе. Но Рубио, даже ставший псионически инертным из–за пси-подавляющей технологической ауры Белой Горы в сочетании с десятками парий, толпившихся вокруг них, всё ещё был чудовищной машиной для убийства.

Пленённые в клетках сёстры сохраняли молчание, но Малкадор слышал их слабое дыхание в унисон. Их присутствие было тяжелым психическим туманом, застилающим горизонт его сверхъестественных чувств, стеной мрака, которая закрывала все остальное.

Новизна временного подавления сил его сознания быстро исчезала. Он почувствовал, как его сердце глухо стучит в груди, как сжимается био-усилительный ошейник на шее и как тихо потрескивает пламя в железной конструкции на его посохе. Каждое ощущение приобретало глубину и цвет, выходящие за пределы нормы, как будто его разум видел их новые оттенки лишь теперь, утратив эфемерные чувства.

— Если я спрошу, ты скажешь, почему желаешь мне смерти? — наконец, он набрался решимости напрямую спросить у поджидавшего его палача.

— Я знаю, кто ты на самом деле, — сказал легионер. — Мне кажется, я всегда это знал. Я видел это давным-давно… Но только сейчас вспомнил.

— Гор сделал это с тобой, — Малкадор попытался переубедить Рубио, но воин пропустил его слова мимо ушей, как будто не заметив. Программу будет нелегко прервать. Он взглянул на одну из Сестёр Безмолвия. Если агенты Гора смогли сломить их, они могли с легкостью переделать легионера. — Ты это знаешь.

Тайлос покачал головой.

— Дело не в нём. Это касается тебя, — меч в его руке качнулся. — Однажды, давным-давно, я видел, что ты собираешься сделать с галактикой. Как ты собираешься её изменить. Я мельком узрел твои планы, о которых не знает даже Император.

Малкадор замер, на мгновение встревоженный уверенностью в голосе воина. «Возможно ли это?» — промелькнула мысль, но Сигиллит тотчас выбросил её из головы. Нет. Были места, куда не мог заглянуть даже самый могущественный псайкер во вселенной.

— Я знаю, что ты хочешь сделать после того, как Гор будет побежден. Я помню. Эта истина долго пряталась в моем сознании. Так что лучше тебе умереть здесь. Лучше, если ты будешь забыт.

— Ты действительно готов убить меня, Рубио? — тихо спросил Малкадор.

— Я верю… — начал воин, нахмурив брови и пытаясь отогнать неприятную мысль. — Я верю, что всегда был к этому готов.

Легионер как в тумане бросился на него, и Малкадор едва успел взмахнуть посохом достаточно быстро, чтобы защититься. Прикосновение к скрытому механизму заставило урчащее декоративное пламя на нём подняться, превратившись в ревущий огненный шар, который полетел сквозь морозный воздух. В обычных условиях Сигиллит мог бы телекинетически направлять вихрящуюся плазму в любом направлении, но сейчас перегретый газ прошёл мимо цели.

Рубио прикрыл обнаженное лицо рукой, и пламя перекатилось по его синевато-серым боевым доспехам, облупив краску там, где соприкоснулось с керамитом. Серое стало угольно-черным, воздух исказили потоки тепла, но он не сбился с шага.

Его меч полоснул справа налево и с невероятной силой ударил по рукоятке черного железного посоха, выбив его из рук Малкадора с такой силой, что тот чуть не упал.

Каждый боевой рефлекс Сигиллита был отточен до мгновенного использования его огромных псионических талантов, но теперь эти инстинкты были подобны спусковому крючку бесполезного пистолета с заклинившим затвором. Он поднял одну руку в защитном жесте, другой сжав комок одежды на груди.

— Стой! — взревел Малкадор, призывая всю чистую силу убеждения своей выдающейся личности, на которую был способен. — Я Регент Терры, и ты будешь мне повиноваться!

Рубио уже замахнулся для последнего нисходящего удара.

— Я здесь, чтобы сделать это, — сказал легионер, кивнув самому себе. — Послание. Моя вербовка. Вся моя жизнь. Всё ведёт к этому моменту.

— Ты не имеешь права судить меня, — вырвалось само собой у Малкадора, и это весьма изумило старика. Но он не мог остановиться. — Я ни о чем не жалею. Ни о чем!

— Это ложь, — сказал Рубио. — Я помню твое лицо, когда ты позволил Винтору разбиться насмерть. Ты сожалеешь об этом… И я знаю, что это еще не всё.

Да, было много всего. Сигиллит хотел что–то сказать, но меч уже нырнул вниз, целясь ему в грудь, прямо в сердце.

Острие клинка встретилось с невидимым барьером на расстоянии вытянутой руки от Малкадора, вызвав внезапную вспышку бело-голубых искр, и в это же время сила удара была мгновенно полностью обращена вспять и перенаправлена в исходную точку. Рубио был поражен отдачей от собственной атаки, отшвырнувшей его назад; Астартес заскользил ботинками по камню, изо всех сил пытаясь сопротивляться силе удара.

Малкадор поднялся сам, без поддержки, отбросив все притворства. Когда он шагнул вперед, его мантия распахнулась, открыв взору металлический амулет, свисающий с цепочки на его аугментированном ошейнике. Выкованное в форме знака Сигиллита, устройство светилось внутренний силой; старик протянул руку, ощупывая узор на его поверхности.

Регент лукаво взглянул на легионера из–под капюшона.

— Ты действительно думал, что прикончить меня будет так просто?

Испепеляюще-сильный импульс отчаяния прошил грудь Гарро. Он почувствовал, как его сердце на мгновение сжалось, когда увидел, как падает Мейсер Варрен.

На секунду чувство опустошенности стало невыносимым и абсолютным. Сколько еще людей должно умереть, прежде чем эта война закончится? Вопрос гудел в голове как скорбный колокол. Пожиратель Миров не был братом Гарро по Легиону — он был в лучшем случае уважаемым союзником — но нелепая гибель гладиатора была оскорбительна для Странствующего Рыцаря.

Убийство Варрена было лишь ещё одним эпизодом в разворачивающейся битве, и Гарро знал, что в эту самую секунду по всей галактике были другие легионеры, вовлеченные в прочие конфликты, погибающие в тот же миг на десятках миров. Именно в этом заключался ужасающий размах предательства, вся суть необъятного, бесчестного ужаса происходящего. Легионы Астартес, полубожественных сверхлюдей, созданные для того, чтобы объединить человечество и принести ему порядок и процветание, были низведены до этого.

Ярость Натаниэля вырвалась наружу с громоподобным ревом, идущим из глубины его груди, когда он набросился на убийцу Варрена со всей своей неистовостью. Существо — этот так называемый Повелитель Мух — потрясенно среагировало, парируя удар Вольнолюбца неуклюжим движением, и замахнулось на Гарро своим ржавым зараженным ножом.

Воин поймал запястье существа и сломал его, прервав колющий удар снизу вверх; клинок выпал из руки бывшего Гвардейца Смерти. Рукоятью своего меча Гарро провел серию быстрых, как выстрелы, ударов в лицо твари, сломав её паучьи жвала и превратив уродливую рожу в обломки почерневшего, разбитого хитина. Каждый кусок черепа и плоти, отколовшийся от существа, распадался на мириады подвижных пятнышек, которые сердито жужжали, стягивались вверх и возвращались на место, заполняя зияющие раны, чтобы остановить поток чернильного, сиропообразного ихора.

Гарро будто забыл о том кровавом сражении, что сейчас развернулось у подножия Белой Горы, полностью сосредоточившись на враге перед ним. Галлор, Локен и Избранные Малкадора могли сами расправиться с предателями с разбитых аэронефов, но эту тварь должен был уничтожить только он один.

— Я убил тебя на Луне, — выплюнул Гарро, надвигаясь на Повелителя Мух, который пытался увеличить расстояние между ними. — Я выбросил твой иссохший труп на солнце! Почему ты здесь? Как ты все еще можешь быть жив?

— Восьмеричный Путь ведет меня к славе, — гудящий голос Роя отдавался в костях Гарро. — А Дедушка очень щедр на Дары.

— Если мне снова придется тебя уничтожить, я это сделаю! — прорычал в ответ Натаниэль. — И если понадобится, я буду делать это каждый раз, из какой бы грязной лужи ты не выполз!

— Тогда твоя война будет длиться дольше, чем ты можешь себе представить, животное, — существо поднялось и повернуло свое разбитое в месиво лицо в его сторону. — Чума существовала еще до того, как ваши примитивные тушки выбрались из болот. Она будет здесь, когда потемнеют последние звезды.

Гарро рванул вперед, мимоходом отметив, как ужасные раны Повелителя Мух затягиваются с невероятной скоростью, с которой не могла сравниться улучшенная физиология легионера.

Воин вдохнул холодный воздух; покрытый пятнами крови снег хрустел под его аугментированной ногой, когда он принял боевую стойку.

— Солун Деций был хорошим парнем. Какой бы заразой ты ни был, твоё существование лишило его будущего. Только за это ты заслуживаешь тысячи смертей.

— Деций? — существо разразилось мерзким клокочущим смехом. Оно ткнуло когтистой рукой себе в грудь. — Этот сосуд — не та плоть, ты, умирающий дурак. Ты же отправил его на звезду, помнишь? — уродливый облик Повелителя Мух расплылся и сместился, его частички отодвинулись назад, открывая под собой человеческое лицо, сердцевину, вокруг которой эта жалкая тварь восстановила себя.

— Помнишь, Натаниэль? — на этот раз голос был знакомым, исходящим из уст бледного трупа.

— Мерик… — от удивления у Гарро перехватило дыхание. — Нет…!

— Я нашел его тело там, где вы его оставили, — загудел рой. — Оно мне очень идёт.

Мухи кружились вокруг головы Мерика Войена, извиваясь и сверкая подобно нимбу.

— А чего ты ожидал, капитан? Ты сам казнил своего человека. Своего друга. Дедушка сжалился над ним, отдал его мне.

— Ты бездушная скотина, — холодное отвращение в словах Гарро повисло в воздухе. — Как ты смеешь осквернять его память? Я заставлю тебя заплатить за это.

— Сначала признай свою вину, Гвардеец Смерти! — сплюнул в ответ Повелитель Мух.

И хуже всего было то, что Натаниэль понимал — в этих словах была доля правды. После его побега на Терру на борту звездолета «Эйзенштейн», принёсшего предупреждение о предательстве Гора, многие из верных братьев Гарро пострадали. Солун Деций пал жертвой разложения и трансформации, но судьба Мерика Войена оборвалась из–за мужества перед ужасами, свидетелем которых он стал.

Бедный, чистосердечный Мерик, вопреки всему надеющийся, что он сможет обратить свои навыки апотекария Легиона на поиски лечения от чумы нежити, которая была готова заразить их своенравных товарищей. Войен нашел труп Повелителя Мух после того, как Гарро впервые убил его на поверхности Луны Терры, полагая, что в нем может содержаться ключ к исцелению. Но всё, что оно принесло — инфекцию и известный всем конец. Его надежда стала его погибелью.

Гарро никогда не забудет поступок, который ему пришлось совершить. С этим мечом в руке и с великой печалью в сердце.

— Я даровал Мерику Милосердие Императора, — прошептал он. — Зараза уже была в нем. Лучше так, чем позволить моему боевому брату быть поглощенным ею.

Повелитель мух развел руками.

— Тогда это полный провал. Ты не спас его, Гарро. Ты обрек Войена стать моим носителем, — извивающийся рой ползающих тварей сомкнулся на лице мертвеца, заполнив его рот и ноздри и снова застыв в виде чудовищной маски. — Но мне с ним становится скучно. Я думаю, что в следующий раз ты будешь моим хозяином. Да. Это будет уместно.

— Так иди и возьми меня! — зарычал легионер, но существо не обратило на него внимания.

Подняв голову к небу, чудовище издало пронзительный вой, который, казалось, заставлял вибрировать воздух и покрытую инеем землю под ногами Гарро. Почерневший снег и серая земля вздыбились, слякоть и лед раскрошились, когда тысячи жирных трупных белых личинок вырвались из–под земли. Каждая была размером с человеческую руку, и их скользкие от слизи пульсирующие тела заканчивались безглазыми пастями миног, наполненными пожелтевшими игольчатыми клыками. На мгновение они присоединились к хору — а затем ужасный, удушающий поток слепо хлынул к Странствующим Рыцарям и оставшимся в живых Избранным.

Он был стариком, до такой степени сгорбившимся под тяжестью веков, что большинство людей не смогли бы даже предположить возраст Сигиллита.

Малкадор был из числа тех редких людей, которые вышли за рамки привычного бытия настолько, что понятия вроде смертности потеряли для них смысл и стали неприменимыми.

Но он не был дряхлым, по крайней мере не сейчас. Несмотря на то, что его худая, облаченная в мантию фигура казалась хрупкой и беспомощной перед массивностью полностью экипированного космодесантника, они были одинаково сильны, каждый по-своему.

— Моя смерть не будет лёгкой, — сказал он бывшему Ультрамарину. — Я усвоил этот урок на горьком опыте, — Малкадор отвернулся, снова подумав о сущности, которая привела этот план в действие.

Это был Гор… Или кто–то другой?

— Ты настолько отчаялся, что это единственно возможный эндшпиль, который ты можешь сыграть? — Малкадор говорил не с Рубио, не с самим собой. Он обратился с вопросом к пространству, кому–то невидимому. — Грязная попытка убийства, скрытая от посторонних глаз. Сморщенный старый колдун заколот, пронзён мечом, словно кусок пережаренного мяса на вертеле… — засмеялся Сигиллит. — Так много глупых допущений, порождённых разумом, которому не хватает опыта тех, кто лучше него, да? Потому что твои хозяева должны были знать, — его улыбка погасла, и он посмотрел на свои длинные костлявые пальцы. — Нельзя существовать, обладая высоким порогом психической силы, не будучи навсегда измененным ею. Взгляни на меня. На мой возраст. Каждая клеточка моего существа так долго впитывала ауру эмпиреев, что я давно уже вышел за рамки человечности. Так как же ты мог надеяться убить меня, как убил бы человека, даже после того, как лишил меня моих сил? Как?

Поглощенный необузданной яростью, Рубио атаковал его снова и снова, каждый раз наталкиваясь своим гладиусом на неприступную силовую стену, формируемую микроскопическим генератором преломляющего поля в медальоне Малкадора. Каждый обжигающий удар меча был обращен вспять яркой вспышкой света, и Сигиллит принимал их так же легко, как если бы на него падали капли дождя.

Мощь этого устройства — чуда технологии, существовавшей еще до Эпохи Раздора, — часто заставляла Малкадора размышлять о том, какие еще удивительные вещи таила в себе утраченная эпоха. В какой–то мере ему было больно использовать генератор таким грубым способом. Он был создан для великих дел, но эти возможности теперь стали не более чем пылью прошлого.

Рубио вложил всю свою мощь в последнюю атаку, которая отразилась против него с такой силой, что выбила меч из рук. Оружие с грохотом ударилось о каменный пол, и Малкадор увидел, как воин открылся для атаки.

— А теперь, — сказал он, — перейдём к сути дела.

Сигиллит двигался быстро, прижав знак к нагруднику Рубио, прежде чем тот успел среагировать. Белый свет хлынул из устройства, старик отпрянул назад, а Рубио окутало сияние мерцающих молний. Гравитация усилилась и заставила легионера опуститься на колени, удерживая его под весом, в сто раз превышающим его собственный.

— Он так часто пытался убить меня, что это стало слишком утомительным, — Малкадор хмыкнул и наклонился, чтобы поднять меч Рубио, обхватив массивную рукоять. — Но каждый раз мне приходится попадать в ловушку. Чтобы узнать, понимаешь? Чтобы узнать, достоин ли я её пережить.

С видимым усилием Малкадор поднял оружие с пола. Меч был почти такого же роста, как и он сам.

— И что на этот раз? Что ж. Будь он проклят, если бы не попытался заманить меня в ловушку надеждой. Умный ублюдок.

Сигиллит поднимал меч Рубио, пока острие не уперлось в шею легионера. Ему нужно было только перенести на него свой вес, чтобы вонзить оружие в горло воина и прикончить его.

Астартес не мог вымолвить ни слова, но Малкадор отреагировал так же, как и он.

— Ты знаешь, это то, чего он хочет, Тайлос. Даже если ты потерпишь неудачу, а я буду стоять здесь с твоим мечом в руке, он все равно одержит победу. Я умру, и тебя убьют из–за этого. Я выживу и убью тебя. Одна смерть или две, он все равно выигрывает. Потому что он знает, что ты так же важен, как и я.

Малкадор собрался с духом и поудобнее ухватился за рукоять клинка. Затем, вместо того чтобы покончить со Странствующим Рыцарем, он убрал меч и пошел к камерам, где в оцепенении ждали Сёстры Безмолвия с пустыми, безжизненными глазами.

Сила ограничивающего поля была настолько мощной, что Рубио не мог даже отвести взор; ему приходилось смотреть прямо перед собой. Но краем глаза он заметил движение дверей камер, открывающихся по команде Малкадора, и увидел, как упало первое тело. Он слышал песню клинка, которую так хорошо знал, шипящую в затхлом воздухе и человеческой плоти. Криков, конечно, не было, но бульканье и звук льющейся из перерезанных глоток крови говорили сами за себя.

Когда все Сестры были убиты, телепатический туман постепенно рассеялся, но для Рубио это ничего не значило. Светящееся устройство, прикрепленное к груди, подавляло все потоки энергии в его броне, от гибкой металлической мускулатуры рук и ног до пси-настроенных кристаллов психического капюшона. Он ничего не мог поделать, кроме как ждать и наблюдать, пойманный в ловушку кристалла возрожденной ярости.

Наконец, Малкадор снова оказался в поле его зрения. Его терракотовые одежды были забрызганы алым, а руки — красными от крови. Сигиллит отпустил гладиус Рубио и встал рядом с ним, лицом к лицу.

— Ну вот, — сказал он, и на щеках старика снова проступил румянец. — Почему бы нам не посмотреть, как все это началось?

«Нет», хотел сказать Рубио, но его реакция была основана на страхе. Старый, первобытный страх из его детства, темная и бесформенная тень забытого ужаса, пережитого несформировавшимся разумом младенца в колыбели. Что–то похороненное так глубоко, что о нем никогда не вспомнят, но не настолько забытое, чтобы проницательная и ненавидящая душа не смогла откопать его и использовать как оружие.

Малкадор обхватил судорожно подёргивающееся лицо Рубио своими скользкими от крови руками и толкнул сознание Тайлоса вперед–

— Вперед в прошлое, до самого Калта.

Это было то самое место. Выжженная пустыня разорённых лугов под умирающей звездой, в нескольких километрах от линии обороны, установленной на железнодорожном пути, ведущем к городу Нумин. Шероховатые конусы старой породы образуют неглубокие каньоны, гасящие ветры разреженной атмосферы.

Рубио и остальные были там на разведке. 21‑я Рота отступила в эту зону, обескровленная и потрясенная жестоким предательством сыновей Лоргара, и теперь Ультрамарины справлялись с ужасом мятежа, обратившись к тому, что они знали лучше всего — к своей тактике.

Приказ капитана Гая был ясен. Одинокие легионеры рассредоточились, используя пятипалое построение, каждая группа в нем охватывала свою зону зачистки, ища любые признаки Несущих Слово или орд безумных ауксилий, которых они привели с собой.

Это дало брату Рубио и остальным возможность занять свои мысли чем–то другим, кроме мучительных вопросов, почему XVII Легион решил нарушить свои клятвы.

Здесь прозвучали первые выстрелы восстания, а он этого не знал. Но со временем он поймет. Вся галактика узнает правду.

Тайлос чувствовал себя не в своей тарелке без своих псионических способностей, применение которых запрещалось Никейским Эдиктом. Поглощенный размышлениями он не заметил нечто важное, и это дорого ему обошлось.

— Вот ты где.

В этом забытом воспоминании Рубио развернулся, вскидывая болтер для выстрела. Позади него стояла фигура в доспехах цвета свернувшейся крови, ее лицо излучало слабый свет и походило на пергамент, покрытый линиями тайных символов. Слова, не поддающиеся пониманию, ускользали от восприятия Ультрамарина.

— Это и есть тот самый? — произнес Несущий Слово, словно разговаривая с кем–то, кого только он мог видеть. — Он не выглядит каким–то особенным.

Тайлос попытался нажать на спусковой крючок своего болтера, но его тело не слушалось. Взгляд был прикован к сиянию в руке легионера-предателя, искорке сверхъестественного огня варпа, удерживаемой в клетке из его пальцев, сложенных в ритуальном узоре.

Тогда он не узнал Несущего слово.

— Эреб, — подсказал другой голос, идущий к нему из–за пределов памяти. — Конечно.

— Ты не кажешься особенным, Ультрамарин, — сказал Эреб, подходя ближе и снимая перчатки, чтобы прикоснуться голыми пальцами к лицу легионера. — Но я научился не задавать им вопросов. То, что Октет знает о твоем пути, и где ты в итоге окажешься — это всё, что имеет значение, — он наклонился, и невыразимая боль захлестнула все спектры чувств Рубио. — Интересно, что у тебя есть такого, чем я смогу воспользоваться? Позволь мне взглянуть.

В реальном времени это заняло всего несколько секунд, но в разуме воина пролетела вечность. Представьте себе батисферу, спускающуюся в темные глубины бездонного океана; именно на неё был похож Эреб, когда погрузился в воспоминания воина, спускаясь все дальше и дальше к самым первым из них, ища первородный страх, сформировавшийся в его сознании до того, как тот познал смысл этого чувства.

Затем, с искусностью мастера жестокости, Эреб сшил этот примитивный ужас с его красным близнецом — необузданной яростью. Он дал этому творению лицо Малкадора, как основу, и запечатал комбинацией слов. В ожидании этого дня.

— Вы так горды и высокомерны, Рубио, — сказал Эреб, удаляясь. — Мне будет забавно думать о тебе, как о сервиторе, ожидающем правильной команды запуска, — он оскалился в зловещей усмешке. — Это меня очень позабавит.

А потом он исчез, и этот момент активации так и не наступил, поглотив себя, превратившись в ничто. Спрятавшись.

Затаившись до –

— Мы не можем этого допустить.

Щупы Малкадора скользили по разуму Рубио, пока он не коснулся нижних слоев его обнаженной психики. Теперь, когда она созрела, было легко заметить, где именно Эреб спрятал спусковой механизм для бомбы ненависти, которая долгие годы лежала неподвижно в сознании Рубио.

Сигиллит невольно восхитился этой уловкой. Со стороны Несущего Слово была проявлена тонкость, на которую, по его мнению, не был способен лакей Лоргара. Но опять же, он понимал, что это скорее заслуга голосов, шепчущих из пустоты, чем собственных познаний Эреба.

Регент держал Рубио в подвешенном состоянии, застывшим во времени, оценивая глубину и сложность мнемонической заглушки. Она обвивалась вокруг собственного «я» кодиция, его супер-эго и поверхностных слоев гипногогического программирования Ультрамаринов. Все они представляли собой частички души Тайлоса Рубио, которые нельзя было легко вырезать, не разрушив её целиком.

Самым простым решением была бы, конечно, эвтаназия, но тогда это нарушило бы баланс проекта на Титане. И хотя Малкадор встраивал в схему некоторую избыточность, если уж на то пошло, он не хотел потерять именно это его звено. На Орлином Виадуке, когда Малкадор остановил воина, Сигиллит заглянул в сердце Рубио. Такую чистоту и преданность невозможно было внушить.

Поэтому с величайшей осторожностью Малкадор прошел по пути Эреба и уничтожил его творения.

Рубио задохнулся, а его трехдольные лёгкие задрожали в грудной клетке, втягивая в себя поток холодного воздуха.

Воин яростно заморгал, пытаясь сориентироваться. Он стоял на коленях в камере сдерживания внутри Белой Горы. Легионер ощутил вкус крови и кислый привкус отработанной эктоплазмы.

— Спокойно, парень, — сказал Малкадор, стоя в нескольких метрах от него. Он опирался на посох, потрескивающее пламя в железной конструкции придавало его лицу жесткое выражение. — По-моему, ты утратил хватку.

— Да… — Рубио почувствовал себя опустошенным и замёрзшим, но стряхнул с себя это ощущение и поднялся. Перед собой он увидел очертания своего меча, лежащего в багровом пятне. А за ним — вереницу мёртвых тел. Потерянные Сестры-парии, все казнены. Он сразу понял, что это было сделано его оружием. — Что случилось?

— Ты не помнишь? — Малкадор втянул воздух сквозь зубы. — Возможно, пси-шок. Его воздействие могло уничтожить цепочки кратковременной памяти.

Рубио оглянулся на люк и увидел, что он открыт и заляпан человеческой кровью. Ученая Брелл лежала в стороне, не шевелясь.

— Последнее, что я помню, это как открылась дверь… — он замолчал. Дальше эйдетическая память Рубио представляла собой сплошную негативную зону. Он попытался ухватиться за её нити, но не ощутил ничего, кроме пустоты.

— Это была ловушка, и мы знали, что так будет, — Малкадор посерьезнел. — Сестры напали на нас. Похоже, они были каким–то образом мысленно запрограммированы. Ты предал их мечу, — он кивнул. — Тайлос, ты спас мне жизнь.

— Да? — он нахмурился, забывшись на мгновение. — Что–то не припоминаю, — лицо Рубио омрачилось, когда он поднял свой меч и очистил лезвие. Чего–то еще не хватало, чего–то, для чего он не мог подобрать форму. Его единственным способом определить это была пустота, которую оно оставило после себя, но этого было недостаточно.

— Гор подстроил это, чтобы убить нас обоих, — продолжал Сигиллит. — Таково было его намерение. Убить меня, а тебя в придачу убрать с доски.

— Какое я имею к этому отношение? — вопрос невольно сорвался с его губ. Гнетущее ощущение пустоты в голове сделало Рубио мрачным и отстраненным.

Малкадор приблизился и взглянул на него снизу вверх.

— Потому что тебе ещё многое предстоит сделать, мой друг.

Сигиллит протянул Рубио что–то, и тот принял это: серебряный диск, такой же, как те, что он видел на столе в личных покоях Малкадора. Перевернув его, Рубио увидел имя, выгравированное на нем Высоким Готиком.

— Койос, — прочитал он вслух. Так назвал его Йотун. — Я не понимаю. Что это значит?

— Смирись с этим, — лицо Малкадора исчезло в глубине капюшона. — Скоро ты станешь тем, кто ты есть.