Погребенный кинжал

Интервал VI

Повелители Смерти

[Планета Барбарус; прошлое]

Мортарион подчинился своему товарищу и молча следовал за ним по улицам Убежища в бесплодные пустоши, где над изрытой землей парили захваченные летательные аппараты. Похожие на пули корабли удерживались на месте верёвками, чтобы сильный ветер не унес их. Непрерывный поток людей шел мимо них обратно к поселению, каждый из которых нес тюк с грузом или контейнер с водой, взятые в нижних отсеках аппаратов.

«Люди сегодня будут есть досыта», — подумал Жнец, оценив размер припасов, с которыми вернулись силы Тифона. Лишь сегодня в честь празднования побед Гвардии Смерти он позволит им не экономить. Но завтра запасы будут заперты в городских коллективных хранилищах, и вновь вернётся регулярное распределение. Ресурсы на Барбарусе были бесценны, и те, кто не понимал этого, погибнут так же легко, как и те, кого убивали Владыки.

Он размышлял, были ли в подобной щедрости Тифона скрытые мотивы. «Надеется ли он так расположить людей к себе?». Мортарион сомневался в этом. Несмотря на все битвы, выигранные его старым другом, нетерпимость к его природе полукровки никогда не сотрётся. Слишком многие, смотря в темные глаза Тифона, видели лишь ублюдка человеческой женщины и одного из Владык. Мортарион завоевал его преданность, несмотря на нечеловеческие черты и темное прошлое его происхождения, и некоторые бы сказали, что он проделал самый долгий путь. Но для Тифона его кровь всегда будет бременем.

— Что такое? — Тифон почувствовал взгляд Мортариона и обернулся, чтобы посмотреть на него, когда они приблизились к рампе корабля.

— Лишь те, кто сражаются рядом с тобой, знают о твоей самоотверженности в этой войне, — сказал ему Мортарион. — Я никогда этого не забуду.

Тифон помолчал.

— Мы все едины в нашей ненависти к Владыкам, — ответил он после паузы. — Когда они будут мертвы, нам придется найти новую причину объединиться. Как думаешь, что это будет?

— С нетерпением жду того дня, когда буду иметь роскошь задать этот вопрос, — ответил Мортарион и указал на корабль. — Что ты хотел мне показать?

— Очистить грузовой отсек! — Тифон не ответил ему, вместо этого взбежав по рампе, выкрикивая приказы всем в пределах слышимости. — Вы меня слышали! Убирайтесь!

Гражданские спешили убраться с его пути, чуть ли не из кожи вон лезли, лишь бы не попасться Жнецу на глаза: одни из них тащили за собой бочки, другие от испуга бросали свой груз. Горстка воинов Тифона с продолговатыми лицами сошли со своих постов и последовали за гражданскими вниз по рампе. Пригнув голову, чтобы зайти в низкий грузовой отдел, Мортарион почувствовал, как палуба легонько покачивается на ветру, и огляделся. В помещении оставалось еще достаточно контейнеров, но самым большим была металлическая клетка из стальных панелей размером с паровой вездеход.

Тифон потянул рычаг на стене, и с клацаньем шестеренок переборки грузового отсека закрылись, оставив их наедине. Мортарион неожиданно почувствовал густое, вязкое безмолвие в воздухе, и ему стало некомфортно.

— Я жду твоего ответа, — сказал он Тифону, его пальцы дернулись. Он усилием воли подавил желание схватиться за рукоять косы, ища успокоения в тяжести оружия.

— Вы с Раском правы насчет этих доспехов, — начал Тифон, идя к металлической клетке. Что–то внутри нее издало звук, будто провели когтем по ржавому железу. — Но ты идешь по неверному пути. Горстки людей, даже с самым лучшим оружием, недостаточно. Ты знаешь, насколько смертоносны вершины гор. Единственный прокол в доспехе — и твоя плоть встретит агонию.

— У тебя есть альтернатива? — Мортарион нахмурился, произнося это, и на мгновение почувствовал себя еще некомфортнее. — Способ выжить там, наверху?

— Владыки живут в этих токсичных местах, — ответил Тифон. — Они изменили своих големов и рабов, чтобы те тоже могли там существовать. Представь, если бы мы смогли сделать то же самое. — Он дотронулся до тяжелого висячего замка, крепившегося на переднюю стенку клетки. Мортарион заметил короткую вспышку искаженного света вокруг него. Замок упал на палубу. Другой рукой Тифон дотронулся до своего горла — Тебе не понадобятся семеро воинов в громоздкой, тяжелой броне. Ты сможешь послать целую армию туда, отправить их, яростных и кричащих, через самые густые облака. Последняя крепость наших врагов падет.

Холодная волна ярости захлестнула Мортариона. Он часто спускал Тифону самые неприглядные заявления и нестандартные действия, частично из–за чувства преданности, частично из–за того, что этот воин упорно сражался и приносил ему победы. Но эта новая идея была сродни плевку на все принципы Жнеца.

— Владыки искажают своих рабов темной силой. Они изменяют их магией!

— То, что ты называешь магией, — лишь мастерство, которое они от нас утаивают, — ответил Тифон. — Мы тоже можем научиться им пользоваться.

— С какой целью? — неужели Тифон проверял его таким образом? Он не был уверен. — Ты видел, что происходит с теми, кто превращается в солдат-големов. От их воли ничего не остается. Они становятся глупыми болванчиками!

Тифон кивнул.

— Так точно. Но что, если кто–нибудь захотел бы добровольно пройти через эту трансформацию… Если ты попросишь их, Жнец… не будет ли это оправданной жертвой?

Его слова подтолкнули Мортариона к решению. «Это так, — сказал он сам себе. — Есть те, чья верность так велика, что они согласятся на это, если я предложу».

Он подумал о Дурале Раске, который следовал за ним с самых первый дней войны и относился к нему, как к посланному судьбой спасителю. Он подумал о свирепом Кахгоре Лотсуле, о воинах, подобных Моргаксу Мурнау и Тарагту Суну, даже о педантичных Каифе Морарге и Хунде Скорвалле — все они согласились бы отдать себя, тело и душу, если бы они верили, что это навсегда окончит войну.

— Для победы ты сделаешь нас подобными врагу… — проворчал он, полностью осознав весь смысл этой внушающей ужас перспективы.

— Мы можем изучить их искусства, — Тифон повернул переключатель на боку металлической клетки. Стальные панели отъехали назад, показав ее содержимое. — Мы можем вытянуть все секреты, которые нам нужны, отсюда.

Внутри клетки, подвешенная на тросах, находилась похожая на смерть фигура в засаленной робе. Существо посмотрело вверх, показав израненное лицо, обтянутое молочно-бледной кожей и перепачканное водянистой желтой кровью. Глаза, светящиеся глубочайшим, адским ужасом, встретились с глазами Мортариона, и существо сквозь шипованный кляп зашлось паническими всхлипами. Создание издало невнятные вопли и забилось в своих путах.

— Волкрал… — Мортарион с отвращением выплюнул имя младшего из Владык. В детстве он видел, как это чудовище охотилось на низших для создания искаженных скульптур из сочащегося мяса и сломанных костей с одной единственной целью — развлечь себя. Оно бесконечно боялось его и имело для этого полные основания. Мортарион указал на пленника. — Почему этот ублюдок все еще дышит? Ты сказал мне, что одолел армию Волкрала!

— Это так, — сказал Тифон. — Я взял их хозяина в качестве трофея. Я заставил его смотреть, как мы сжигаем тела его приспешников.

Волкрал осел на пол клетки, и Мортарион увидел полное поражение в этом существе. Тифон сломал его.

Он глубоко вдохнул.

— Миссия, порученная тебе, не закончена. Убей Владыку. Сделай это немедленно.

— Ты всегда говорил мне не растрачивать ресурсы впустую, — парировал Тифон. — Отбрось на минуту свою ярость и позволь себе подумать, друг мой. Подумать о том, чему мы можем научиться у этого создания. Мы знаем, что их средства и методы работают против нас. Они проверены, в отличие от доспехов из Тиран-Кузниц! Мы можем получить эту силу, Мортарион! И не только иммунитет к туману, но даже больше, — он подошел ближе, его голос упал до настойчивого рычания. — Ты лучше нас всех знаешь, какие силы может призвать Некаре. Гибельное пламя из–под земли. Туманы-убийцы и бури, способные ворваться в само человеческое сознание. Представь, если бы мы могли обернуть эту мощь против него…

На мгновение Мортарион выполнил просьбу и обдумал слова Каласа. Их соблазн, их невероятные возможности было трудно игнорировать. Но, взглянув внутрь себя, Жнец увидел лишь часть своей души, которая будет предана и убита, если он пойдет по пути приемного отца.

Мортарион вздрогнул, когда рядом с ухом зазвучало жужжащее гудение. Он смахнул с себя оцепенение и посмотрел на своего старого друга.

— Я взвесил сказанное тобой, и я не поддамся. Внемли мне, Тифон. Я не буду повторять этот приказ. — Он повернулся к клетке спиной. — Если Волкрал не умрет от твоей руки, здесь и сейчас, тогда тебя постигнет его участь. И знай, с сегодняшнего дня и на веки вечные, я клянусь, что Гвардия Смерти никогда не пойдет по этому пути. Никогда!

Переполненный гневом, с сомнением и горечью в душе, Мортарион вихрем пронесся через грузовой отсек и рывком открыл люк, исчезнув в свете снаружи.

Тифон долго смотрел на прямоугольник слабого дневного света на полу отсека и через некоторое время медленно выдохнул.

— Что ж, — проговорил он в пустоту. — Видимо, это было преждевременно.

Волкрал заскулил через кляп, когда Тифон повернул управляющее колесо клетки и решетка открылась. Его ужасно трясло, так, что капюшон сполз, обнажив голый череп и плечи. Облик Волкрала лишь отдаленно напоминал гуманоида, а вытянутая, похожая на яйцо голова казалась слишком большой для тонкой птичьей шеи, на которую была посажена. Существо слабо трепыхалось в своих путах, не имея возможности отступить.

Тифон помедлил, оглянувшись через плечо, чтобы удостовериться, что они одни в грузовом отсеке.

— Только ты и я, — он протянул руку и стянул кляп, обнажив разбухшие губы Волкрала. — Скажешь что–нибудь напоследок?

— Он не знает, ведь так? — существо изрыгнуло вопрос, отчаянно пытаясь потянуть время. — Поэтому ты заткнул мне рот. Ты боялся, что я расскажу ему!

— Я думаю, он начинает подозревать, — Тифон прикинул все возможности. — Твои слова только усложнили бы всё.

Волкрал в последний раз попытался надеть маску привычного высокомерного превосходства.

— Я чую это в тебе, полукровка. Густая вонь плоти низших, поганящая и ослабляющая силу потенциала Владыки!

— Силу? — Тифон взял Волкрала за горло и сдавил его. — Ваш род такой хрупкий, если посмотреть поближе. Лишенные сил и всей этой колдовской мишуры, вы ничтожны, — его рука скользнула вверх и легла на затылок Волкрала, притянув его к себе, лоб ко лбу. — Я узнаю источник вашей силы. Но, вероятно, не сегодня.

— Да, — Волкрал маниакально улыбнулся. — Это уже в тебе. Восьмеричный путь. Дар Дедушки в твоей крови. Я это чувствую.

Тифон шагнул назад, потрясенный грубой уверенностью слов существа.

— Мы не одинаковы.

— Согласен, — сказало оно. — Пока что нет. Не сегодня. Но будущее возвещает о великих вещах, — Волкрал понизил голос до свиста. — Я могу показать тебе.

— Ты можешь… — Тифон прокрутил в голове те сны, которые порой посещали его в те краткие моменты отдыха разума.

Сад гнили, умирающий и цветущий, снова и снова. В детстве процессы разложения всегда вдохновляли его, а сейчас, при взгляде в бездонные глаза искаженного существа, этот старый интерес просыпался вновь.

— Все, что тебе нужно сделать — отпустить меня, — проговорил Волкрал. — Ты хочешь уничтожить Некаре? Я помогу тебе. Отпусти меня — и я дам тебе знания. Я открою перед тобой все двери, а когда Верховный Владыка умрет… — существо кивнуло в сторону люка, через который вышел Мортарион, — Жнец будет тебе не нужен. Барбарус и миры вовне могут стать твоими.

Тифон опустил голову.

— Он несовершенен. Но Мортарион — мой друг. Я не убью его.

Волкрал понял, что допустил ошибку, и спешно попытался переиначить свои слова.

— Я не это имел в виду…

— Нет, именно это, — яркий стальной блеск появился из ниоткуда, когда нож скользнул из наруча Тифона в его ладонь. Он взмахнул им, рассекая шею Владыки. Смертельно острое лезвие обезглавило Волкрала еще до того, как тот успел вздохнуть.

Глаза моргали, а челюсть двигалась еще несколько секунд до смерти мозга, голова создания упала на палубу и подкатилась к ногам Тифона. Тело Волкрала рухнуло в лужу едкой крови, тут же начав разлагаться.

Воин присел на корточки и наблюдал за процессом на расстоянии вытянутой руки, расползавшееся гниение притягивало каждую крупицу его внимания.

Защитники сражались с безрассудством истинно потерянных. Когда–то Мортарион думал, что големы-солдаты не испытывают никаких человеческих эмоций, и само понятие страха вырезали из составных тел, когда их расчленили и переделали. Но он убил достаточно этих жалких существ и понял, что это не так. Големы никогда бы не вспомнили, кем или чем они были до того, как кузнецы плоти поработали над ними, но они помнили страх. Возможно, в конечном счете, это всё, что осталось этим убогим тварям.

Впрочем, он не испытывал к ним жалости. Секундная невнимательность, единственная секунда чего–то похожего на сочувствие к солдатам Владык будет смертельной ошибкой. Големы роились вокруг Мортариона и выжившей Гвардии Смерти, атакуя их с яростными воплями сквозь густой туман мечами и выстрелами. Убей или будешь убит — и так с самого первого дня войны.

Дыхание Мортариона громом отдавалось внутри шлема, его коса свободно вращалась сверкающими дугами металла, а лезвие-полумесяц на рукояти покрылось грязной кровью и сырыми внутренностями. Дорога из трупов скрылась во мгле позади него, по ней можно было бы пройти от токсичных предгорий обратно к более чистым долинам. Ландшафт осквернили следами резни, устроенной им и его элитными воинами. Выпотрошенные и дымящиеся останки большой стаи монстров лежали вокруг гранитной расщелины неподалеку — след хитро устроенной засады, которая почти повернула боевой отряд Гвардии Смерти назад.

Мортарион провел их через нее с помощью недюжинной силы воли и убийственной выносливости. С Тифоном, Раском и Лотсулом справа, Марнау, Хазниром, Ахраксом и Жестокосердным слева они сформировали наконечник несокрушимого копья, что взбирался все выше и выше, неумолимо приближаясь к последнему оплоту врага.

Внизу, там, где люди могли дышать без поддержки, большие силы Гвардии Смерти под командованием Суна и Морарга вычищали последние банды налетчиков Некаре, предавая каждого голема и сшитых вместе монстров мечу. Они не могли последовать за Мортарионом и остальными, но в последней битве еще сыграют свою роль.

Месяцами Мортарион составлял планы и схемы, сражаясь в горной цепи среди смертельно опасных пиков, известной как Гребень, в быстрых, безжалостных вылазках, уничтожая защитную сеть Верховного Владыки. Каждое звено в логистической цепи Некаре методично разрушалось. Его кузницы плоти были сожжены, а загоны с рабами разрушены. Внешние крепости-цитадели были снесены химическими бомбами, а сеть пещер и связующих туннелей, пронизывавшая Гребень — запечатана.

Все прочие Владыки были мертвы. Один за другим они были казнены, многие — лично Мортарионом. И на лице каждого из них перед смертью застывало одно и то же выражение — потрясение и замешательство, будто они не могли понять, каким образом низшие, на которых они охотились на протяжении бесчисленных поколений, восстали и свергли их.

Мортарион был вестником этого переворота в судьбе проклятого Барбаруса. Его лидерские качества и абсолютная несгибаемость перед лицом несправедливости Владык стали маяком, за которым следовали все остальные.

«Ты светоч, указавший нам путь, — однажды сказал Раск. — И этим светом мы очистим этот мир».

Лишь одно препятствие оставалось на пути к этому идеалу. Высоко над ними, на самых смертоносных уступах, виднеющийся через прорехи в отравленных облаках, стоял черный дворец Некаре. Самый зловещий из бастионов Владык, ощеренный орудиями и мерцающий в воздухе, окутанный темным колдовством. Где–то там наверху приемный отец Мортариона наблюдал за тем, как они сражаются с его големами, молча провоцируя своего найденыша придти к нему на порог и бросить вызов.

— Скоро, — прорычал Мортарион, опуская взгляд обратно к орде перед ним. Стадо бормочущих выродков с мечами вместо рук бросилась к нему, и он, покрепче встав в грязь, приманил их жестом. Коса стала вихрем движений, разбивающим при ударе назад, режущим при ударе вперед, оставляющим после себя лишь безмолвие смерти.

Через встроенный в его шлем забрызганный кровью визор он увидел подошедшего Хазнира. Грузный воин щелчком открыл ствол своего громового ружья для быстрой перезарядки. Хазнир, родом из одной из освобожденных зон на экваторе, когда–то был тральщиком, ловившим гигантских ракообразных, ползавших по дну мелких, маслянистых морей Барбаруса. Моток острой сетки на плече его доспеха, напоминавший о тех днях, превратился в оружие для великой битвы.

Как и другие, Хазнир двигался в своей герметичной броне с легкостью и уверенностью безупречно обученного воина. Каждый из них носил отличительную метку или вспомогательное оружие, но по приказу Мортариона они также были отмечены его боевыми косами. С тяжелой поступью закованных в металл сабатонов они продолжали пробираться вверх по склону. Воздушные баллоны за их спинами работали как часы, поддерживая им жизнь. Системы фильтрации очищали токсичные испарения, насколько это было возможно, раз за разом даруя глоток пригодного для дыхания воздуха. Мортарион месяцами тренировал своих лучших воинов, заставляя их предпринимать вылазки на небольшие высоты в убийственные облака, чтобы увеличить их сопротивляемость и выносливость. Но они не поднимались выше середины гор во время предыдущих миссий. Никто не знал, как долго они смогут продержаться на этих высотах.

Доспехи бойцов были самой новой версией от Тиран-Кузниц в Убежище, а их внешний облик стал символом последней стадии этой войны. Мортарион был облачен в эти доспехи два дня назад, когда они вошли в руины Ущелья Геллера, захватив город. Жители и гражданские, следовавшие за его армией, возрадовались, освободив это место. Они выкрикивали его имя, и этот звук отражался от низких облаков.

Ущелье Геллера обладало малой тактической ценностью в общем плане, но для Мортариона это было чем–то личным, он не мог этому противиться. Маленькое фермерское поселение, в прямом смысле, стало местом, где он вернулся к человечеству, где прекратилось его служение Некаре и гнусному роду Владык.

Он помнил тот миг, будто это было вчера, а воспоминания возродили в нем то чувство снизошедшего откровения, что он ощутил, придя в эту долину: вкус первого в жизни глотка свободного от яда воздуха; звук человеческих голосов, поющих и смеющихся; запахи готовящегося мяса, пота и пива. Некаре всегда говорил Мортариону: низшие в долинах — лишь слабые жертвы. Но в тот день Жнец узнал, что они на самом деле представляли. Он почувствовал себя странно привязанным к этим людям, наполнившись необъяснимым стремлением, влечением, которое, казалось, генетически заложено в него. Он был воином, и он был здесь для защиты людей. Он мог сомневаться в чем угодно, но только не в этом.

Возвращение в Ущелье Геллера также означало еще кое–что — конец близок. Война вошла в свою финальную фазу, и все знали это. Либо замок Некаре падет и миф о бессмертии Верховного Владыки будет разрушен, либо битва зайдет в тупик и никогда не окончится.

Последний вариант был неприемлем. Мортарион не собирался оставлять жизнь своему приемному отцу.

Это должно было закончиться как можно скорее. В последние несколько дней до него дошли слухи, принесенные гонцами в Убежище. Люди в южных поселениях говорили о диковинных огнях в ночном небе над густой мантией облаков, кто–то даже видел странный летательный аппарат, подобный громадному металлическому ястребу. Тифон отмахнулся от слухов, заявив, что это слова глупцов и пьяниц, но Мортарион был менее категоричен. Если это всё признаки того, что у Некаре еще остаются какие–то спрятанные орудия на Барбарусе, тогда убийство Верховного Владыки должно свершиться в самые кратчайшие сроки.

Пушка Хазнира взревела, и еще несколько големов пали в брызгах черного и красного ядовитого вещества. Между атаками ненадолго установилась тишина, и он поприветствовал командира, приложив дымящимся дулом оружия к брови шлема.

— Они будут продолжать нападать, — сказал он с одышкой. — А мы продолжим их убивать.

Жестокосердный издал смешок, его низкий голос звучал тише из–за респиратора.

— Прибереги патроны, рыбачка.

— Ничего страшного, если они закончатся, — Хазнир пожал плечами и перехватил оружие. — Она вполне сойдет за дубинку, Скорвалл.

— Смотрите в оба, — пророкотал Мортарион, заставив их обоих замолчать. Сейчас не было времени для шуточек. Этот поход предшествовал величайшей из их битв, нельзя было отвлекаться ни на секунду.

— Жнец, — позвал Тифон. Он прошел немного вперед вместе с Лотсулом и Раском. Туман расступился, обнажая его закованную в доспех фигуру у знакомого горного прохода. — Взгляни. Мы вернулись туда, откуда все началось!

Мортарион направился к товарищу и поначалу не узнал, где они находятся. Затем он понял, почему. В последний раз на этом самом месте стояла укрепленная башня. Теперь же тут не осталось ничего, кроме груды почерневших и обожженных камней, лежащих там, где они упали под действием какой–то разрушительной силы.

— Что это? — низким и настойчивым голосом спросил Лотсул. — Там, в проходе, ржавые обломки парового вездехода. Выглядят так, будто их бросили годы назад.

— Так и есть, — ответил Тифон.

Мортарион остановился и поднял кусочек разрушенного обиталища.

— Это был мой дом. Моя тюрьма.

Он разворошил черные обломки, старый пепел сожженных книг, и обнажил фрагменты стекла, сланца и кирпича. Пальцы его перчатки клацнули о какой–то металлический предмет, и он выкопал его.

Это оказался самодельный клинок, изъеденный коррозией кусок меди, превращенный в нож. Мортарион поднял его и рассмотрел, вспоминая, где впервые его увидел.

В темную и пугающую ночь, в руках отчаянного юнца, который скорее бы умер, чем подчинился Владыкам. Он поднялся.

— Калас! У меня есть кое–что, принадлежащее тебе.

Тифон повернулся, и Мортарион перебросил ему старое оружие. Тот легко поймал его и молча покрутил в руках. Из–за клювовидного шлема его лицо оставалось сокрытым, и было невозможно понять его реакцию на реликвию. После долгой паузы Тифон поместил грубый клинок в оружейную сумку на поясе и стер черную пыль с пальцев.

— Это могло бы что–то значить, верь я в знамения и знаки.

— Это значит, что мы на верном пути, — возразил Мортарион.

— Там, где все началось, точно, как он сказал. — Лотсул кивнул сам себе. Сказав это с трудом, он продолжил. — Уже совсем близко.

Но Мортарион его уже не слушал. Ветер донес до него затухающий, скрипучий звук, который будто пришел из места глубоко в его самых холодных детских воспоминаниях. Жесткие раскаты острого смеха, звук, с которым зазубренные лезвия трутся друг об друга, или жужжат крылья насекомых-трупоедов.

Он посмотрел вверх, и его тело сотрясла новая волна адреналина. Мортарион увидел шипованные огненные шары, описывающие в воздухе высокие, узкие дуги, за секунду до того, как его ушей достиг грохот их падения. Дюжины полыхающих комет падали с вершин, запущенные паровыми катапультами, что стояли на зубчатых стенах далекого замка Некаре.

— Врассыпную! — взревел он, сорвавшись с места и бросившись в сторону от его бывшего пристанища. Внезапно Мортарион понял, каким образом его крепость была полностью разрушена. Он подумал, что эта бомбардировка была одним из первых действий, которые предпринял Некаре после его мятежа годы назад.

Первый залп огненных снарядов ударился о землю и превратил ее в ад. Горящая жидкая смесь расплескалась повсюду, разбрызгивая огонь во все стороны. И самым невероятным было то, что внутри снарядов находились существа. Мортарион лицезрел, как из треснувших, разваливающихся остатков огненного шара вывалилась, пошатываясь, человекоподобная фигура, будто освободившись от горящей оболочки. Она также была объята пламенем и бездумно бросилась к ближайшей цели.

Этой целью оказался Хазнир. Горящий человек упал на него, ковыряя и разрывая его доспех черными, обожженными лапами. Механическая рука Жестокосердного дернулась, когда он выстрелил и отбросил существо от своего товарища, но было поздно. Хазнир неуклюже перекатывался в грязи, хлопая себя в отчаянных попытках сбить пламя. Там, где когти пробили металл, из его доспеха вырывались струйки воздуха.

Мортарион убил еще двух полыхающих существ. Его коса пела в дыме и копоти, и какая бы темная сила не двигала атакующими, она немедленно исчезала после смерти, а сами они рассыпались хлопьями пепла.

— Еще один залп! — закричал Ахракс, и это были его последние слова. Будто направленный невидимой рукой, огненный шар упал на него, превратив и воина, и его доспех в черный след на грязной земле.

Еще больше полыхающих следов зажглись наверху. Мортарион был абсолютно уверен, что слышит насмешку его приемного отца в каждом вымученном визге опаленного воздуха.

Он сорвался с места.

— Тифон! Скорвалл! — он указал косой в туман, на ветреный проход, который вел к вершинам. — Быстрее, не теряйте скорости! Они не смогут убить то, во что не могут попасть!

В уме Мортарион уже планировал их рывок. Чем бы ни пользовался Некаре для наведения катапульт, между залпами все равно есть задержка. Если Гвардия Смерти будет двигаться быстро, они, вероятно, смогут опередить бомбардировку…

Но затем он увидел перед собой Тифона, и единственный взгляд в глаза подсказал его дальнейшие слова.

— Нет. Брат, мы должны отступить!

Это предложение распалило поднимавшийся в душе Мортарион гнев.

— Никогда! — воскликнул он, уклоняясь от новой серии ударов. — Не сейчас, не тогда, когда мы так близко!

— Я высокомерный дурак, а не ты! — крикнул в ответ Тифон. — Не теряй голову, Мортарион! Некаре хочет твоей злобы — он хочет, чтобы ты действовал, а не думал! — Он указал пальцем в бойню вокруг них. — Ахракс мертв! Хазнир задохнется еще до того, как мы сможем вытащить его с этой треклятой горы! Мы погибнем, не добравшись до цели!

Жнец запоздало осознал, что ему трудно дышать. Он посмотрел на свой доспех и увидел следы взрывов, а костюм под ним был изодран попаданиями шрапнели.

— Нет, — выплюнул он, как раз, когда алеющий грохот очередного огненного дождя сошел на отряд. Мортарион увидел пылающий шар, катящийся прямо на него, в его ушах звучал рев пламени. Он взмахнул могучей косой, очертив в воздухе дугу, лезвие на конце тяжелой рукояти соприкоснулось с телом адского снаряда за секунду до того, как тот почти ударил его.

Существо внутри горящей оболочки погибло от взрыва с булькающим криком, но Жнец не слышал его. Оглушенный громоподобной детонацией огненного шара, он был отброшен, как детская кукла, через черную землю, далеко вниз от горного прохода. Капюшон Мортариона разорвало, его шлем слетел с его головы от взрыва с силой, достаточной, чтобы сломать шею обычному человеку.

Он упал посреди осколков камней, покрытых пепельным лишайником, пропахав борозду и едва осознавая происходящее. Без маски-фильтра его легкие тут же наполнились ядовитой вонью, и ему пришлось бороться с рвотным рефлексом. Он не дышал нефильтрованным воздухом этого места с тех пор, как покинул его в ту судьбоносную ночь, и чистые токсины вызвали у него тошноту.

Встряхнувшись, он увидел Тифона, спешившего к нему. За ним следовал Жестокосердный, помогавший Раску нести хрипящего Хазнира. Лотсул и остальные выжившие также спешили к ним. Все были ранены, у всех были повреждены доспехи.

— Мы не можем идти дальше, — выдохнул Тифон, подойдя ближе. — Если мы отступим, мы сможем перегруппироваться, вернуться с большим числом людей…

Мортарион не стал отвечать, не желая говорить, опасаясь выплеснуть ярость. Он отвернулся от своих воинов и поплелся прочь, избегая их взглядов, уставившись в чистые небеса долины внизу.

Каждая клеточка его тело излучала мрачную, кипящую злость, гнев подогревался предупреждающими голосами разума, что оставили Мортариона разрываться между жаждой мести и долгом.

В тот момент часть его ненавидела Тифона и остальных, ненавидела низших и то, чем они являлись, так же сильно, как он ненавидел Владык. Он презирал их за слабость, за неспособность сражаться до того, как он их обучил, за хрупкие человеческие тела, рассыпавшиеся от одного только прикосновения токсичных испарений.

Почему они не могли быть такими же, как он? Он был проклят своими возможностями: сильнейший и быстрейший из всех людей, когда–либо ходивших по Барбарусу, умнее и сообразительнее любого из их жалких рядов. Они тянули его вниз, замедляли его. Удерживали его от единственной вещи, которой он жаждал больше всего на свете — от смерти Некаре.

Но эти ярость и фрустрация вставали против непонятных, невыразимых стремлений. «Я не такой, как они, — сказал он себе. — Я не ошибка природы, не эксперимент Владык, вышедший из–под контроля». Мортарион знал, что у его существования есть смысл, так же хорошо, как знал, что за ночью следует день. Если и существовала воля, создавшая его, то для одной-единственной цели.

«Я оружие для войны». Это было единственная истина, подходившая к его реальности.

«Но для какой войны, если не для этой?».

Он продолжал идти, преследуемый сомнениями и образом Некаре, смотревшим на него с высоты. Смех Владыки сопровождал его до самых низин, кусая воздух и отражаясь эхом за их спинами с каждым тяжелым шагом.

Когда они достигли оставленного у подножия горы места битвы, то обнаружили там лишь безмолвных мертвецов и одинокого скаута, сидевшего на отколотой гранитной скале.

Она встала, когда они приблизились. Мортарион наблюдал за сменой эмоций на ее лице. Они были знакомы: это была женщина, принесшая ему воду, когда он вернулся в Убежище годы назад; ребенок, которого он спас на пропитанных дождем полях пшеницы.

Она отсалютовала закованной в латы рукой.

— Мортарион. Мне приказано было ждать тебя. У меня сообщение от Каифы Морарга.

Он огляделся, рассматривая тела мертвых големов. Изрешеченные, разодранные, будто взорваны залпами точечного огня из оружия гораздо более мощного и точного, чем у Гвардии Смерти.

— Говори, — сказал он.

Скаут указала на горизонт, туда, где сверкали костры у руин Ущелья Геллера.

— Наши силы вернулись в поселение после… — она сделала паузу, пытаясь подобрать слова. — После того, как пришел Ястреб, — скаут указала в небо. — За один скользящий проход он уничтожил их для нас. А затем был голос, и… — ее взгляд устремился вдаль.

— Ястреб, — повторил Раск. — Ты имеешь в виду ту летающую машину, которую видели во внешних землях?

Скаут кивнула.

— Я не могу это объяснить. Слов… недостаточно. Вы должны увидеть всё сами, — сказала она. Ее глаза были широко распахнуты, а в голосе был странный трепет. — Тогда вы поймете.

Летательный аппарат, названный «Ястребом», приземлился на руинах полей за пределами разрушенных стен города, и он не был похож ни на что когда–либо виденное Каласом Тифоном.

Он разбирался в машинах — паровые боевые механизмы с массивными поршневыми ногами или гусеницами были довольно широко распространены в боевых рядах Владык — но это было что–то новое. Низкие и невероятно опасные небеса Барбаруса делали все попытки достичь воздушного превосходства глупой затеей, обреченной на провал. Оттого все конфликты протекали внизу, в грязи, где противники могли смотреть друг другу в лицо.

Даже сейчас, когда Ястреб стоял на земле, молчаливый и замерший в кругу выжженной травы, он казался парящим. Гладкие линии светлого, полированного орудийного металла и мерцающее золото блестели в слабом дневном свете. Фюзеляж походил на нечто, вырезанное искусным художником: корпус в форме пули плавно перетекал в широкие крылья обратной стреловидности и подкрыльные несущие поверхности. Аккуратные линии гравированного орнамента покрывали каждый кусочек видимого экстерьера Ястреба, и, когда они подошли ближе, Тифон различил фрагмент на крыльях, оказавшийся надписью в старом Готическом стиле.

Запинаясь, он прочитал надпись вслух.

— Аве… Импер… Атор.

— Да, — сказал Мортарион, подойдя к нему. Его старый друг был одним из немногих, кто был достаточно образован, чтобы понимать символы, и по его тону было понятно, как их смысл взволновал его.

Рядом неуверенно переминался Марнау, его лицо выражало бесконечное восхищение, когда он смотрел на золотое судно. Он двинулся было к судну из любопытства, но тут же одернул себя и оглянулся на командира. Мортарион ничего не сказал и пошел дальше.

И все же Тифон замедлил шаг, чтобы разглядеть как можно больше деталей Ястреба. Он видел, как несколько храбрецов решились выйти из разрушенного поселения и посмотреть поближе, но их остановила линия Гвардии Смерти, выступавшая в роли кордона. Предполагалось, что воины Тифона будут присматривать за судном, но оно интересовало их так же, как и гражданских. Элегантные, каплевидные орудийные купола, видневшиеся на фюзеляже Ястреба, ясно давали понять — он не нуждается в защите. Тифон немедленно погрузился в темные размышления о том, что стало бы с людьми, реши судно открыть огонь. Он вспомнил останки големов и нахмурился.

Скаут шла в нескольких шагах позади него, что–то бормоча себе под нос, но Тифон игнорировал её. Он предпочел занять себя тактическим анализом судна. Внутрь вёл лишь один путь — через люк, открывавшийся подобно рту, на остром носу Ястреба. Странное жаркое марево окружало его, и на вершине рампы, ведущей к люку, Калас увидел движение. Человеческая фигура в золотых доспехах с высоким коническим шлемом, держащая громадную алебарду, вышла на порог и вновь скрылась внутри.

Что–то казалось неправильным, и Тифону потребовалось немного времени, чтобы разобраться. Он неверно оценил размер фигуры в золоте. Копьеносец должен был быть размером, по меньшей мере, с Мортариона, а никак не с обычного человека. Он краем глаза посмотрел на Жнеца и понял, что тот тоже заметил гиганта в судне.

У границы поселения их встретили другие солдаты и ауксиларии, забравшие бедного умирающего Хазнира для медицинской помощи — абсолютно бессмысленной. Лишь по чудесному стечению обстоятельств товарищ Тифона прожил достаточно долго, чтобы ступить на равнину, пройдя испытание стойкости Гвардии Смерти. Но Хазнир был ходячим мертвецом, и это знали все, кто смотрел на него. По крайней мере, он умрёт среди своих, если это хоть что–то значило.

Впрочем, это казалось вторичным, как и всё остальное, в свете присутствия новоприбывших. Угрюмых воинов, вернувшихся в Ущелье Геллера, должны были расспрашивать о провале атаки на цитадель Некаре. Но вместо этого все увлеклись историями о прибытии Ястреба и о человеке, которого называли Пришельцем.

Одним из таких был Рафим, преградивший им путь солдат из банды, которого тренировал Тифон.

— Это день чудес, — сказал молодой воин. — Когда прилетел Ястреб, мы подумали, что это новое оружие Владыки. Но это не так! Сначала Пришелец помог нам закончить битву на полях, а потом принес нам припасы и медикаменты… — воин говорил быстро, будто восторженный ребенок. — Он владеет неизвестными нам технологиями. Новыми методами исцеления. И еда, он принес еду!

Рафим указал на лагерь. Тифон переживал, что гражданские страдают от недоедания в эти последние дни войны, держась лишь за надежду, что смерть Некаре всем принесет облегчение.

— Какая щедрость, — пробурчал Мортарион. — И что этот чужак хочет взамен?

— Он говорил о спасении. Говорил, что есть люди, как мы, за облаками… в бесчисленных мирах. Объединённые в великую империю. — Рафим потряс головой, будто едва мог осмыслить это. — Он говорил, что даст нам всё, в чем мы нуждаемся, чтобы отвоевать наш мир, даже переделать его, если того пожелаем…

Тифон наблюдал, как и без того мрачный Мортарион становится еще угрюмее с каждым словом, слетавшим с губ Рафима.

— Чужак приносит дары из–за облаков накануне нашей самой сложной битвы, — сказал Жнец, и каждое его слово было подобно льду. — Я тут единственный, кто не доверяет этому всеми фибрами души? — К концу фразы Мортарион уже почти рычал. Рафим запнулся, не найдя ответа.

— Где этот Пришелец? — спросил Тифон. Его любопытство росло, но он хорошо скрывал это.

Молодой Гвардеец Смерти указал на разрушенный большой зал города, видневшийся позади огромной шепчущейся толпы, собравшейся вокруг. Кем бы ни был чужак, они все хотели увидеть его хоть краем глаза.

Мортарион фыркнул и направился к залу, расталкивая тех, кто оказался недостаточно расторопным и не успел убраться с его пути. Тифон и другие следовали за ним, и Раск понизил голос, чтобы его слова не услышала толпа.

— Я знаю этот взгляд, Калас. Жнец настолько зол, что камень взглядом разрежет.

— Можешь ли ты винить его? Этот день должен был стать днём освобождения Барбаруса. Мортарион сражался за него с самого моего освобождения, но мы отступили с поражением, и что мы обнаружили? — он кивнул на зал. — Человека с небес, который выбрал этот самый момент и затмил всё, что Жнец сделал для этих людей.

— Это не может быть уловкой Владыки, — сказал Раск. — Эти ублюдки слишком нетерпеливы для чего–то, кроме жестокости, — он помедлил. — Возможно, этот чужак тот, кем кажется… Не забывай, слухи говорят, что Жнец и сам упал с небес.

— Я думаю о том же, — согласился Тифон.

Перед ними Мортарион поднял руку и ударом распахнул двери зала, воины последовали за ним.

С прибытием Жнеца внутри повисла тишина. За столом у целой стены зала Тифон увидел старших гражданской поддержки с командирами Гвардии Смерти, которых Мортарион оставил вместо себя на время свое отсутствия. А вместе с ними был…

Чужак…

На краткий момент, человек, которого Рафим назвал Пришельцем, бросил взгляд на Тифона. И таков был этот взгляд, что приковал воина к месту. Темные глаза были чисты и бездонны, но древность в них держала его под контролем. Воин почувствовал, будто стал прозрачным. Он задержал дыхание и ощутил напряжение в мускулах ног — инстинктивное стремление преклонить колени, — с которым ему пришлось бороться.

Лицо Пришельца было аристократичным, медного цвета выделанной кожи, а на его плечи спадали длинные волосы цвета воронова крыла. Он отвел взгляд от Тифона и оглядел Жнеца. Странное, противоречивое выражение скользнуло по лицу чужака. Это было сожаление, но и облегчение. Предвкушение, но и опасение.

Чужак медленно поднялся, когда Мортарион остановился в центре комнаты. Тифон увидел широкое, мускулистое тело, облаченное в тяжелую золотую броню, украшенную тем же орнаментом, что и небесное судно. На ней переплетались узоры медных разрядов молний и строгие стилизованные изображения двуглавого орла, сверкавшего в полумраке, и, несмотря на её очевидно большой вес, человек двигался невероятно легко. Его движения были плавными и преисполненными благородства, сквозившими укрощенной силой.

Этот Пришелец, во всех смыслах, казался Каласу диаметральной противоположностью жителям Барбаруса. Все они были худыми и бледными, и даже самые крепкие из них, такие как Скорвалл, несли в своем физическом облике наследие жизни в токсичных землях их дома. И все же, был кое–кто похожий на пришельца.

Тифон посмотрел на Мортариона и ясно это увидел. Едва уловимое, различимое далеко не сразу, но очевидное. Сходство линии скул и подбородка, манеры держаться. Что–то эфемерное и одновременно беспредельно реальное соединяло его друга и чужака. Слова Раска о происхождении Жнеца вновь зазвучали в мыслях Каласа.

Если к Мортариону и пришло то же озарение, он не подавал виду.

— Кто ты? — спросил он. — Что тебе нужно в моем мире?

— Я… друг, — ответил чужак, его голос был спокойным и звучным. Теперь, когда он стоял, Тифон увидел огромный меч с широким лезвием в ножнах на его бедре. Судя по виду, оружие размером примерно с низшего; оно было инкрустировано драгоценными камнями и металлами, но его массивность и очевидная балансировка говорили о том, что оно не для красоты. — Я пришел на Барбарус в поисках благородных душ, — добавил чужак. — В поисках тебя.

— Во имя твоей… империи?

— Именно, — кивнул Пришелец, и Тифон немного подвинулся.

В этом чужаке было что–то, от чего хотелось держаться на расстоянии, и Гвардеец Смерти встал так, чтобы Мортарион и Раск оказались между ними. Сам же Раск удивленно посмотрел на него, сжав кулаки.

— Ты был потерян для Империума слишком долго, как и этот мир, и многие другие, — продолжил чужак. — Наши потерянные сородичи. Пришло время вернуться в свой круг. И я обещаю — тебя ждут слава и процветание. Это будет расцвет новой эры.

Тифон не мог отвести глаз от незнакомца. Его слова гипнотизировали и звучали словно для него одного. Могущественная, магнетическая аура окружала Пришельца, и стало понятно, почему так много жителей Барбаруса настолько быстро приняли его. Тифон не мог объяснить этого, но у него было стойкое ощущение, что он видит лишь часть истинной природы чужака. Под этой личиной скрывалась бездонная пропасть, и он опасался заглядывать в неё.

— Нам не нужна твоя слава, чужак, — отрезал Мортарион. Его слова были наполнены враждебностью. — Как и твоя жалость, как и твой Империум.

— Ты уверен в этом? — Человек в золотом доспехе приподнял голову. — Наши технологии могут превратить ваши болота в возделываемые поля. Очистить от яда ваш воздух. Мы можем исцелить тех, кто для вас был уже потерян… Чем как раз сейчас занимаются мои сервиторы с вашим другом Хазниром, — он кивнул в сторону стен, и Тифона заинтересовало, как чужак узнал это имя, не говоря уже о смертельной ране.

— Барбарус выживал в полном одиночестве веками в когтях тиранов! — Жнец позволил своему гневу выплеснуться наружу. — Где ты был все это время?

— Я глубоко сожалею, что мне потребовалось столько времени, чтобы найти тебя… Мортарион, — чужак печально улыбнулся. — И эта скорбь не станет легче, — затем улыбка исчезла. — Поверь моим словам, я могу объяснить тебе твоё происхождение. Я могу помочь тебе победить Владык и очистить этот мир от остатков их разрушительных пут.

— Меня не интересует, где я был зачат, — сказал Мортарион, источая холодную ярость. — Я был рожден на Барбарусе, и здесь я вырос, — он указал на своих воинов. — Гвардия Смерти — единственная родня, которую я когда–либо знал. Мои несокрушимые клинки. И лишь наша рука принесет возмездие Владыкам, — он отвернулся. — Ты здесь не нужен. Садись в свою прелестную птичку и улетай.

— При всем уважении, — ответил чужак, — я осмелюсь оспорить это. Твои товарищи рассказали мне многое о войне, которую ты ведешь. И хотят многие великие победы украшают знамя Гвардии Смерти, Верховный Владыка все еще жив. Ты и твои лучшие воины так и не смогли достичь башни, в которой он пребывает, не так ли?

Мортарион крепко сжал рукоять косы.

— Судьба Некаре решена. Он вскоре падет.

— От твоей руки? — без нажима спросил Пришелец.

— Так и будет!

— Раз ты так уверен в этом, тогда я предложу испытание, — чужак развёл руки, охватывая комнату. — Ты возглавляешь этих людей, Мортарион, и если действительно желаешь, чтобы Барбарус более не тревожили, я уважаю это, — его тяжелый взгляд вновь устремился на Жнеца. — Но лишь если ты докажешь, что достоин принимать такое решение. Если в одиночку повергнешь Некаре, Империум Человечества отступит из этой системы и никогда не вернётся.

— А если он не справится? — Тифон сам удивился звуку своего голоса.

— Тогда этот мир вернётся в лоно человечества, и Мортарион, и его Гвардия Смерти поклянутся мне в верности, — чужак выдержал паузу. — Ты принимаешь вызов?

— Да, — рыкнул Жнец и вышел из зала под начавшийся мелкий дождь.

Калас побежал за ним, догнав своего друга, когда он шагал через грязную площадь.

— Брат! — окликнул он. — Должен быть другой путь… ты не можешь идти туда один.

— Я возьму новый доспех в Тиран-Кузницах, — ответил Мортарион. — Без замедляющих меня людей я смогу добраться до цитадели Некаре до ночи. Я знаю путь лучше, чем он думает, и смогу сделать это.

Тифон схватил руку Жнеца и задержал его, получив за свое безрассудство яростный взгляд.

— Почему? Почему ты позволяешь этому чужаку втянуть себя в это? Кто он для тебя?

— Я достоин, — Мортарион сбросил его руку и пристально посмотрел на него. — Я докажу это раз и навсегда. Будь готов, — ответил он. — Когда я вернусь, всё изменится.

Тифон стоял под дождем, провожая его взглядом, и сквозь шум дождя он почувствовал отдалённое, тягучее давление в мыслях, которое пришло из ниоткуда. Он позвал, но слова казались странными, будто его устами говорил кто–то другой.

— Береги себя, Жнец. Не сходи с пути.