Погружение в истину

1991 год, май

Огромная иссиня-чёрная туча наползала от окружной дороги, леса и детского лагеря, сияющего свежей покраской. С нашей стороны пруда её не видно — кроны деревьев закрывают, но стоило переплыть, и вот она, во всей красе.

— К нам движется, — хмурится Пашка. — Ох и ливанёт.

Я деловито слюнявлю палец, возношу над головой. Изрекаю:

— Не, нас не зацепит. Ветер с другой стороны.

Пашка переворачивается на живот и вопросительно смотрит на меня:

— Олег, что решил с аспирантурой?

Я пожимаю плечами:

А что я должен решать?

— То есть к Борисову ты не подходил? По распределению поедешь, оболтусов математике учить? Не обидно? С такой головой!

— Это для тебя математика — дело всей жизни. Мне пяти лет вполне хватило. Не моё!

— Хочешь сказать, в школе работать — твоё? Кстати, спасибо за книгу!

— Э...

— Ты мне на день рождения подарил, забыл? Я всё откладывал, а тут как раз выходные. Взял полистать и увлёкся. Интересно излагает, и в логике этому иезуиту не откажешь. А ты что думаешь о...

Его перебивает далёкий гул, словно где-то за окружной десяток самосвалов одновременно опорожнили кузова.

— Это что, гром?

— Ага, люблю грозу в начале мая... Бежим!

Туча, презрев направление ветра, всё-таки приближалась. Дальним крылом цеплялась за многоэтажки общежитий, ближним дотянулась до леса, детского лагеря и берега пруда. Мы вскакиваем, бросаемся в воду. По-хорошему убегать от грозы нужно в противоположную сторону, туда, где над лугами всё так же сияет солнце. Однако штаны и рубашки лежат как раз на другом, ближнем к общагам и туче берегу.

Снова грохотнуло, когда мы были на середине пруда. Не просто прогремело — ослепительный шнур плазмы на секунду связал небо и землю. Если такой ударит в воду... То ли оттого, что плыть я попытался быстрее, то ли от холодной воды правую икру пронзила боль. Судорога?! Этого ещё не хватало! Стиснул зубы, извернулся, изо всех сил ущипнул себя за икру, стараясь выбить боль болью. Пятка левой, здоровой ноги наконец коснулась песка.

Первая капля-горошина шлёпнулась на рубаху в тот самый миг, когда я подхватил её с травы. Пашка опередил меня — сверкает пятками на полпути к опушке леса. Я поспешно скрутил одежду в тючок, бросился следом... Не бросился. Судорога никуда не делась, правая нога подворачивается в самый неподходящий момент. Понимая, что не бегу, а падаю, инстинктивно вытянул руку... Приземление получилось жёстким. Пашка услышал вскрик, оглянулся.

— Беги, беги! — ору я.

Но он не побежал к спасительным кронам, вернулся, не обращая внимания на капли, всё гуще хлещущие по макушке, плечам, спине. Опустился на корточки, спросил обеспокоенно:

— Ногу подвернул?

— Нет, судорога, — я ожесточённо тру икру.

Громовой разряд оглушает. Огненный шнур разрезал пространство в полусотне шагов от нас, вонзился в дуб на краю леса. Дерево содрогнулось от верхушки до комля, каждой веточкой, каждым листиком принимая убийственные килоамперы. Потом затрещало, языки пламени побежали по стволу.

Загореться как следует дуб не успел. Ливень обрушился с небес, затушив огонь быстрее всех пожарных мира, вместе взятых. В первые минуты это был даже не ливень — водопад, Ниагара. Будь мы с Пашкой одетыми — в миг промокли бы насквозь. Впрочем, об одежде мы не думаем. Раззявив рты, смотрим на шипящее, испускающее последние струйки дыма дерево. Именно под его раскидистыми ветвями, густой уже в начале мая кроной мы и собирались укрыться от дождя.

1992 год, ноябрь

«О том, что в минувшие выходные часы перевели на зимнее время, Леночка забыла. Когда опомнилась, за окном было уже темно. То-то в учительской пусто, а она и не заметила, когда все разошлись. Девушка перевела взгляд на три стопки тетрадей, выстроившиеся на краю стола, — сегодняшняя контрольная у пятиклашек. Непроверенными оставались штук десять, не больше. Проверять тетради Леночка не любила, особенно контрольные. Надо ведь не просто ответы в задачах сверить, а разобраться, кто сам решал, но запутался, допустил досадную ошибку и получил неверный результат. А кто надеялся выехать на шпаргалках и подсказках, не понимая сути того, что пишет, выводя правильный ответ под столбцами бессмыслицы. Были и такие наглецы, что, не мудрствуя лукаво, списывали у соседей, наплевав на номер варианта. Неужели считают молодую учительницу полной дурочкой, не способной распознать примитивный обман?

Наконец с проверкой покончено. Леночка встала, потянулась, расправляя затёкшие плечи, отнесла тетради в шкаф, надела куртку, взяла сумочку и погасила в учительской свет.

Вахтёрша сидела на своём боевом посту в школьном холле.

— До свиданья, тётя Вера! — попрощалась Леночка.

— До свиданья, милая.

Глаза вахтёрши за толстыми линзами очков казались непомерно большими, удивлёнными. Впрочем, лишь казались. Пенсионерку тётю Веру, всю жизнь проработавшую в школе, ничего на свете удивить не могло. А Леночка, разумеется, не догадывалась, что пожилая вахтёрша — последний человек, которого она видит.

На улице её поджидала темнейшая ночь: тучи плотно заволокли небо, надёжно отгородив землю от звёзд и луны. Если в центре посёлка с темнотой пытались бороться редкие уличные фонари и окна многоэтажек, то на окраинах, в лабиринтах узких извилистых улочек частного сектора, она полновластная хозяйка.

До края посёлка Леночка дошла благополучно. Дальше предстояло идти по засыпанному утрамбованным щебнем просёлку. Девушка включила фонарик и уверенно направилась к чернеющей впереди лесопосадке. Пересечь её, повернуть на тропинку и вскоре окажешься рядом с домом.

Фонарик погас внезапно. Должно быть, батарейка села. Но темнота оказалась не кромешной, между поредевшей листвой пробивался свет. Стоит машина с включёнными фарами? Не стоит, едет: сквозь кусты и деревья, в полной тишине — ни шороха колёс, ни гула двигателя. Всё ближе, ближе.

Это был не автомобиль. Световой конус опускался на землю сверху, из днища... Леночка никогда не воспринимала всерьёз летающие тарелки, равно как летающие блюдца, летающие супницы и солонки. Но штука, зависшая над лесопосадкой, более всего напоминала именно тарелку, полупрозрачную, заполненную неярким бело-голубым светом.

Лена вдруг осознала, что объект висит уже прямо над её головой. Конус медленно втягивался в корпус объекта, увлекая с собой добычу.

— Нет, не надо... пожалуйста, отпустите! — взмолилась девушка, обращаясь невесть к кому. Ответом было молчание. Застывшие деревья проваливались дальше, дальше, пока окончательно не растворились в темноте.

Впрочем, сторонний наблюдатель, объявись он поблизости, увидел бы всё иначе: девушка исчезла, едва конус коснулся её. И свет погас в этот же миг. А в следующий — неопознанный летающий объект, презрев закон инерции, рванул с места и умчался куда-то в юго-западном направлении.

Учитель математики Елена Владимировна Лапикова, 1969 года рождения, пропала без вести, как тысячи землян до неё...»

Телефонный звонок выдёргивает меня в реальность. Несколько секунд я таращился на исписанный тетрадный разворот. Потом спохватился, поспешил в коридор, где на тумбочке трезвонил допотопный, ещё с дисковым набором, аппарат. Не успел — последний звонок затих, когда я протянул к трубке руку. Кто это мог быть? Я посмотрел на висевшие над тумбочкой часы. Половина девятого. Время детское, кто угодно позвонить мог. Ну, если нужно, перезвонят. Тут уж от меня ничего не зависит.

Возвращаюсь в комнату, перечитываю рукопись. Вроде бы неплохое начало... но чем должно закончиться, не помню. А ведь знал, продумал от и до! Не умею я писать, пока сюжет весь целиком в голове не сформируется. Треклятый звонок выбил придуманную историю из кратковременной памяти, а в долговременную записаться она не успела.

Час я убил в тщетных попытках восстановить потерянную информацию. В конце концов плюнул, ушёл на кухню пить чай, рассудив, что либо само вернётся, либо никак.

Героиня злосчастного рассказа во многом списана с меня. Я такой же молодой специалист, преподаю математику в поселковой школе. Единственное отличие — снимаю не комнату в домике на окраине, а квартиру в пятиэтажке, десять минут до работы, причём по асфальту. Хотя нет, ещё одно отличие есть — меня инопланетяне не похищали. Потому что, во-первых, на кой я им сдался? А во-вторых, не существует никаких инопланетян, кроме выдуманных, что бы там ни утверждали уфологи и прочие «контактёры».

Спать я ложился со слабой надеждой, что история похищенной пришельцами учительницы вернётся ко мне во сне — утро вечера мудренее! Увы, сюжет пропал безвозвратно.

Зато утро оказалось настолько мудрёным, что я и представить не мог. Десятка шагов не успел сделать от подъезда, как меня догнала парочка моих школяров-шестиклашек:

— Доброе утро, Олег Олегович! Вы вчера вечером НЛО смотрели? — с ходу огорошил курносый Димка. Я едва портфель не выронил от неожиданного совпадения. Заставил себя улыбнуться, уточнил:

— По какому каналу?

— Не, не по каналу! — замотал огненными вихрами конопатый Андрюшка. — В небе! Над посёлком летало! С полчаса, наверное! Все видели!

— Ничего не полчаса, а пятнадцать минут! И не летало, а висело над лесопосадкой!

— Это ты его не видел с самого начала! Оно летело со стороны Антракопа вдоль балки. Сперва медленно, после остановилось, повисело и фьють — назад унеслось.

— Всё я видел! Не от Антракопа оно прилетало, а от райцентра. И не вдоль балки, а над посадкой!

Школяры затеяли спор, а я поспешил к школе. Даже если предположить, что шестиклассники меня разыграли, что они гениальные актёры, то откуда узнали содержание моего недописанного рассказа? В школе не подозревают, что я в свободное время балуюсь фантастикой. Учитель, математик — и вдруг фантазёр? Не приветствуется это у нас. Остаётся одно разумное объяснение — у мальчишек какая-то новая игра. А то, что фигурирует в ней, как и в моём рассказе, «НЛО над посёлком», — совпадение.

Я почти убедил себя в этом. Но на пороге школы со мной поздоровались десятиклассники, у которых я вёл черчение. И тоже поинтересовались:

— Олег Олегович, вы летающую тарелку видели?

Выдержки у меня хватает лишь на то, чтобы многозначительно улыбнуться в ответ.

О том, что первый урок в 6А прошёл скверно, и говорить не стоит. Класс с упоением обсуждал вечернее происшествие. В 6Б было тише — успели наговориться, но то и дело до моих ушей доносился шёпот: «А ты видел, как он улетел? Быстрее сверхзвукового перехватчика!», «А как он прожектором по посадке шарил, видел? Интересно, они кого-то похитили?»

О, это и мне интересно! Заподозрить, что все без исключения школьники участвуют в заговоре — паранойя. Поверить, что «летающая тарелка» выпорхнула из моей тетрадки и пронеслась над посёлком — шизофрения. Богатый выбор.

К концу второго урока, выжатый как лимон, я поплёлся в учительскую, надеясь, что рациональное мышление коллег окажет на моё собственное благотворное воздействие. Однако на полпути меня перехватил директор:

— Олег Олегович, у вас сейчас «окно»? Зайдите ко мне на минутку.

Когда руководство вызывает «на ковёр», первым делом готовишься к разносу. Промахов я за собой не знал, но частичка сознания шипела: «Конечно, виноват! Кто придумал инопланетян над посёлком?! Вот они и прилетели!» Другая хихикала: «Глупости! «Тарелок» нет! Ты спишь. Ущипни себя покрепче и проснёшься!» Ей-ей, ещё минута, и я в самом деле принялся бы щипать себя за руку. К счастью, до кабинета директора я дошёл раньше.

Виктор Владимирович всего на пять лет старше меня, тоже в недавнем прошлом молодой специалист. Молодой да ранний — карьеру делает целеустремлённо и успешно. Безукоризненно корректный в общении на людях, с глазу на глаз он любит подчеркнуть своё старшинство.

— Олег Олегович, ты же у нас с университетским дипломом? — начинает он с риторического вопроса.

— Да, — осторожно подтверждаю я. В провинциальных школах выпускник университета не котируется. В глазах коллег он «умник», ничего не смыслящий в педагогике.

— А как ты дружишь с информационными технологиями? Я почему интересуюсь: спонсоры обещают денег на компьютерный класс подкинуть. Справимся?

С программированием и прочими околокомпьютерными дисциплинами в университете я «дружил» хорошо — зачёты большей частью автоматом получал. Но с «персоналками» дело иметь пока не приходилось.

— Справимся, если нужно, — пожимаю плечами.

Видимо, уверенности в моей интонации нет, и Виктор Владимирович спешит на помощь:

— Ты в райцентр наведайся, в тринадцатой школе такой класс уже два года работает. Пообщайся с их информатиком, он мужик хороший. Вовсе без педагогического образования, — директор улыбается, — так что общий язык найдёте. Завтра у тебя свободный день? Вот и поезжай.

На завтра у меня несколько другие планы, но не перечить же руководству? Я кивнул, благодарный директору за то, что вернул меня в обыденную реальность из утреннего шизофренического бреда. И тут он добивает:

— Олег Олегович, а что ты, как математик, скажешь о вчерашнем феномене?

— К... каком феномене?

— НЛО, естественно. Я, как физик, понимаю: материальный объект не может двигаться с таким ускорением в земной атмосфере. Тогда что это было? Оптическая иллюзия? как думаешь?

Сглотнув и облизав пересохшие губы, я пробормотал:

— Н... никак не думаю. Я не видел! Вчера весь вечер дома просидел. Читал!

Виктор Владимирович щурится.

— Должно быть, увлекательная книга попалась? Я звонил, ты не ответил.

— Да, я слышал телефон, но не успел подойти...

1995 год, октябрь

Результаты самостоятельной работы по информатике у десятиклассников меня радовали и, пожалуй, даже удивляли. Я вывел очередную «пятёрку», особо отметив нетривиальный подход и попытку оптимизации алгоритма. Никогда не думал, что буду получать удовольствие от этой профессии. Вот что значит положительная обратная связь! Удачно вышло, что Виктор Владимирович в своём упорном карьерном восхождении потащил за собой и меня. Пусть не областной центр, но почти полумиллионник, два собственных вуза есть, а филиалов нынче наросло как грибов после дождя. Я положил в правую стопку тетрадь известного бузотёра и спорщика, у которого «пятёрка» по информатике будет единственной в аттестате, из левой взял работу признанной медалистки. Здесь можно проверять «по диагонали»: заранее известно, что решено правильно, нарисовано и записано аккуратно, в точности по шаблону.

Из тетради падает сложенный вдвое листок. Машинально разворачиваю, читаю: «ненужная информация пробой 15 43 тренерская опасность закрыть». Написано без ошибок, но таким корявым почерком, что отдельные буквы разбираю с трудом. Перечитываю трижды, пытаясь уловить смысл. Тщетно. какие-то подростковые тайны, меня не касающиеся. Забыла вынуть, когда тетрадь сдавала, теперь переживает, наверное. Сделаю вид, что не заметил и тем более не читал. Я вернул листик на место, поставил «пять» и выбросил записку из головы.

Вспомнил я о странном тексте, когда уходил домой. Признанная отличница стояла в школьном холле, болтала с подружками. Увидели меня, закричали хором:

— До свиданья, Олег Олегович!

Ни тени смущения. Не помнит о записке? Взгляд мой задевает табло электронных часов напротив входной двери: «15 43». Эти цифры были в тексте? И слово «тренерская» понятно. А ещё — «опасность». Ноги сами собой разворачивают меня, несут к спортзалу.

Здесь пусто: уроки закончились, для секций пока рано. Я пересёк спортзал, подошёл к приоткрытой двери тренерской, потоптался нерешительно, прислушался. Тишина. Нет никого? Я уже подумывал, не убраться ли восвояси, как заметил движение внутри. Набрался решимости, потянул дверь на себя:

— Добрый день!

Мне не ответили. Некому отвечать, в тренерской пусто, только работает старенький чёрно-белый телевизор на столе. какой-то военный фильм: самолёты сбрасывают бомбы. какой именно, не поймёшь — звук выключен.

Я пожал плечами, готовый уйти, но тут на экране появилась дикторша. Нет, не фильм, новостная передача. И на фюзеляжах самолётов не кресты, а белые звёзды. На фоне рушащихся зданий мелькнула надпись — «Белград». Заинтригованный, я подошёл к столу, повернул ручку регулятора громкости. Эффект оказался неожиданным: по экрану побежали помехи, затем картинка и вовсе изменилась. Теперь на ней два высотных здания, верхушку одного из них окутывает густой чёрный дым. В кадре появился пассажирский самолёт. Из-за странного ракурса казалось, что он летит очень низко, в опасной близости от зданий-башен, вот-вот врежется... Врезался!!! Самолёт пробил вторую башню насквозь, брызнуло пламя. В мире происходит что-то чрезвычайное, а я ни сном, ни духом?!

Я принялся нажимать все кнопки подряд, но телевизор лишь безмолвно менял картинки. Вот взлетают с авианосца военные самолёты, вот песочного цвета «абрамсы» ползут по улице разрушенного города. А вот толпа бандитского вида молодчиков измывается над пожилым человеком восточной внешности. Узнать окровавленное лицо не могу, но, несомненно, я видел его прежде.

Я начал двигать телевизор, стучать покрышке, пытаясь вернуть звук... и увидел засунутый под днище чёрный шнур с вилкой.

Несколько секунд я тупо таращился на шнур, пока здравый смысл доказывал мне, что телевизор работает на батарейках. Потом здравый смысл заставил повернуть аппарат боком, чтобы взглянуть на заднюю панель, найти эти самые батарейки. На экране меж тем шло очередное столкновение: полицейские в касках отступали, прикрываясь щитами, в них летели камни, бутылки с зажигательной смесью, поодаль горели покрышки, застилая улицу густым чёрным дымом.

Вдруг мне показалось, что я узнаю город.

Я рывком развернул телевизор... Слишком резко. Он слетел со стола, выскользнул из моих рук, грохнулся на потёртый линолеум тренерской. Экран погас. Я присел на корточки, попытался оживить аппаратуру. Тщетно.

— Так-так, неожиданный визит, — донеслось от двери.

На пороге стояла Ксения Михайловна — учительница физкультуры. Синий спортивный костюм подчёркивает тренированную, в меру женственную фигуру, волосы собраны в тугой пучок. Даже в кроссовках она выше меня на добрую ладонь.

— Извините, — пробормотал я, выпрямляясь. — Кажется, ваш телевизор... того. Я компенсирую!

Физкультурница улыбается.

— Не переживайте из-за этого, Олег Олегович. У него кинескоп год назад сгорел. Для мебели стоит, руки не доходят выбросить.

...В состояниях максимальной хаотичности неравновесного процесса, то есть в точках бифуркаций, большое значение имеют случайные флуктуации. От них зависит, по какому пути из множества возможных система будет выходить из состояния неустойчивости. Большинство флуктуаций рассеиваются, не оказывая влияния на дальнейший путь развития системы. Но при определённых, пороговых условиях за счёт случайных внешних воздействий флуктуации могут усиливаться и действовать в резонанс, подталкивая систему к выбору.

В точках бифуркации самоорганизующаяся система образует множество динамических микроструктур, как бы «эмбрионов» будущих состояний — фракталов. Выживший в конкурентной борьбе фрактал «разрастается», преобразуется в аттрактор. При этом система переходит в новое качественное состояние, чтобы продолжить поступательное движение до следующей точки бифуркации...

1996 год, февраль

Не знаю, что заставило меня проснуться посреди ночи. Вроде всё тихо, благостно. Рядом, отвернувшись к стенке, уютно посапывает Ксения. Нет причин для беспокойства. Тем не менее я знаю: кроме нас двоих здесь ещё кто-то невидимый... Пока он не двигается, таится, но что сделает в следующий миг — неизвестно.

Сначала я лежал, таращась в темноту, надеялся на торжество здравого смысла. Бесполезно, здравый смысл не любит темноты. Надо повернуться набок, протянуть руку, зажечь стоящую на тумбочке у изголовья лампу — развеять иррациональный кошмар.

Монстр не позволил мне этого сделать. Нет, он не набросился, не притиснул меня к кровати. Я свободно дышу, моя кожа и мускулы не ощущают внешнего сопротивления. Сопротивление идёт изнутри. Монстр-невидимка пророс в каждую клетку моего тела, в каждый его атом. Он словно занимает одно со мной место в пространстве.

Ужас, неизведанный прежде, первобытный, доисторический, обрушился на меня. Я закричал, заорал, завопил... даже губы мои не шевельнулись. Едва слышный стон застрял в стянутом спазмом горле.