Первый раз мне довелось побывать в Ялте в далёком 88-м, когда мы весёлой студенческой компанией отправились в Крым «дикарями» тратить заработанное в стройотряде. Рыскали по заповедным лесам, каньонам, пещерным городам, спали в палатках, купались в горных реках и озёрах. Город на берегу Чёрного моря стал финишной точкой нашего приключения. Во второй раз меня привезла сюда Ксения в свадебное путешествие.
Прошедшие годы изменили город не в лучшую сторону. Кошелёк из кармана увели, едва я вышел из троллейбуса, благо было там лишь несколько мелких купюр. На турбазе, куда мы приобрели недельную путёвку на двоих, горячая вода отсутствовала. На набережной — кучи мусора, «напёрсточники», «кидалы», ушлые девицы подозрительного вида, очереди за напитками, мороженым, восточными сладостями, пирожками. Вдобавок ко всему местное пиво совершенно невкусное.
Именно здесь, на набережной, потягивая из горлышка никакое пиво и дожидаясь, пока Ксения вернётся из «дамской комнаты», я увидел того, кого увидеть не чаял. В первый миг подумал, что обознался. Потом всё же окликнул проходившего мимо мужика с заметными залысинами:
— Паша?
Он повернул голову, посмотрел на меня. Расплылся в улыбке:
— Олежка, ты?! какими судьбами? — подскочил, обнял, схватил руку, принялся трясти. — как ты здесь оказался? Ты же вроде учительствовал в...
— И сейчас продолжаю. Почти: в город перебрался, в лицей.
К нам подошла Ксения, посмотрела вопросительно. Я поспешил представить их друг другу:
— Ксения, моя жена. Паша, Павел — мы в университете вместе...
— Так что, мы купаться идём или как? — прервала мои объяснения Ксения. Умеет она ставить вопросы так, что они оказываются риторическими.
— Идём, конечно, идём, — закивал я. Посмотрел на Пашку. Он тоже посмотрел — на часы. Пожал плечами:
— Давайте и я с вами посижу немного. Это ж надо — сколько мы с тобой не виделись? Шесть лет, да?
Среди множества спортивных достижений Ксении имеется и первый разряд по плаванию, поэтому, оставив жену демонстрировать великолепные брасс и кроль, выбираюсь на берег, шлёпаю к топчанам, где поджидает Пашка.
— Рассказывай: как ты? В университете преподаёшь? Профессор небось уже?
Пашка отмахивается:
— Скажешь такое — профессор! Кандидатскую защитил, но настоящая научная работа — дома. Благо математику лаборатории не нужны, был бы доступ к информации.
— И чем ты занимаешься?
Взгляд Пашки становится удивлённым:
— Да всё тем же... А, ты не знаешь! Численные методы в приложении к функции эволюции Тейяра де Шардена. Можем ли мы, опираясь на имеющиеся данные, вычислить, когда наступит точка Омега? А данных, скажу тебе, наука уже собрала немало. Мы знаем время существования Вселенной, Земли, биосферы на ней, разума. Задача — правильно эти данные интерпретировать, подобрать нужную функцию для их описания. Поначалу я работал с аналитическими функциями вещественной переменной. Но эта дорога ведёт в тупик, когда имеешь дело с открытой системой. А Вселенная — именно открытая неравновесная система, эволюционирующая в сторону уменьшения энтропии, иначе мы получаем противоречие со вторым началом термодинамики. Понимаешь, что это означает — Вселенная как открытая система?
— Параллельные миры?
— Да! Они не просто существуют, они обмениваются информацией, тем самым уменьшая энтропию. как обмен происходит в действительности — не знаю, я не физик. как интерпретировать мнимую составляющую комплексной переменной, тоже пока непонятно. Но математически процесс хорошо описывается голоморфной функцией. А её в свою очередь можно аппроксимировать рядом Тейлора и работать численными методами...
Он рассказывал и рассказывал о своих научных озарениях, о голоморфных и мероморфных функциях, топологических пространствах и конформных отображениях, вычетах и прочих атрибутах теории функций комплексной переменной, начисто выветрившейся у меня из головы за шесть лет. Оставалось слушать и глупо улыбаться. В конце концов Пашка понял, что его старания пропадают втуне, замолчал, развёл руками:
— Вот где-то так.
Чтобы не выказать себя совсем уж тупицей, глубокомысленно уточняю:
— Но точка Омега — это то же, что «конец света», Апокалипсис? И ты рассчитал, когда он наступит?
Пашка смеётся.
— Конец света? Можно и так сказать. Не беспокойся, ещё полторы тысячи лет я человечеству дам — как минимум. К тому же де Шарден не рассматривал точку Омега «концом света». Скорее всего, человечество продолжит существовать в каком-то ином виде. Тут я не возьмусь ни соглашаться с ним, ни спорить. Описывать восприятие сингулярности человеческим сознанием — забота не математика, а писателя-фантаста... Кстати! — он хлопнул меня по колену. — Ты же писал рассказы, я помню! как успехи? Где публикуешься?
Я отмахиваюсь:
— Нигде, бросил это дело.
— Зря. Сейчас открываются недоступные прежде возможности донести свою мысль до миллионов. Началась эпоха интернета. Мы пока не можем представить, как он изменит нашу жизнь, но изменит кардинально. Уже меняет! Делюсь опытом: до голоморфных функций я додумался не так давно, монография ещё не готова. Но статью написал, не удержался — очень уж результаты обнадёживающие. Разумеется, в научных изданиях статью зарубили, — да меня чуть ли не в креационизме обвинили! Ладно! Выложил её в интернет. Ты не представляешь, как быстро я получил отклики! Собственно, благодаря этому я и здесь. Пригласили на встречу, интересуются, всячески одобряют выбранное направление, грант выделили на исследования...
Он вдруг запнулся. Я попытался его растормошить:
— А что за организация? Государственная структура или фонд какой?
Пашка не отвечает, таращится заворожённо за моё плечо. От кромки воды к нам идёт Ксения. Мокрый купальник обтягивает формы, не скрывая, а подчёркивая их, кожа искрится капельками воды. Богиня Афродита, рождённая из пены морской...
Первым нашим приобретением для новой квартиры стал телевизор. Вещи башнями громоздятся по углам, спим, можно сказать, на полу, зато телевизор смотрим! Решение принимала Ксения, и я его не оспариваю. Если бы не она, вообще бы квартиру не купили — какая квартира на две учительские зарплаты? Именно жена нашла мне работу программиста на алюминиевом заводе и сама устроилась тренером в модный фитнес-клуб. Сетовать грех: по нынешним временам нервов программист тратит намного меньше, чем школьный учитель, а зарабатывает втрое больше.
Я был на кухне, когда Ксения закричала:
— Иди сюда, скорее!
В голосе звучит крайняя степень изумления и даже испуг, поэтому со всех ног бегу к ней. «Экстренный выпуск!» — успеваю прочесть на экране. И тут же картинка: башни-близнецы, верхняя треть одного окутана клубами чёрного дыма.
— Это Нью-Йорк! Сегодня, только что! — говорит Ксения, перебивая диктора за кадром. — Самолёт в небоскрёб врезался!
— Сейчас второй протаранит... — бормочу я.
Жена бросила на меня непонимающий взгляд, опять повернулась к экрану. как раз вовремя, чтобы увидеть, как мои слова подтверждаются.
— Боже мой... вот это да...
Она ещё что-то говорит, и диктор говорит. Я не слышу, в ушах противно зазвенело. Перед глазами стоит эта же картинка, виденная в другом месте в другое время. На маленьком чёрно-белом экране неработающего телевизора...
Ноги делаются ватными. Я медленно опускаюсь на матрац, заменяющий нам кровать. Тогда, несколько лет назад, я видел и другие сюжеты. Бомбардировка Белграда? Да, это уже случилось, но как-то прошло мимо меня. Может быть, оттого, что в девяносто девятом я не смотрел телевизор, не особо интересовался происходящим в мире? Теперь вспомнил... Что ещё я видел?
«Ничего не видел!» — отчаянно отбивается здравый смысл. Не бывает испорченных телевизоров, показывающих новости из будущего. И «летающих тарелок», шныряющих с гиперзвуковой скоростью над рабочим посёлком, не бывает. Их место — в фантазиях, но не в реальности. Я их выдумал, сочиняя рассказы. Потом правда и вымысел перемешались в голове, и стало казаться, что помню не выдуманное, а реально случившееся со мной. Я ведь первое время пытался доказать Ксении, что телевизор работал, пока не упал со стола. Работал, отключённый от сети, — батарейки у него вовсе не предусмотрены! Слава богу, она не приняла мои уверения всерьёз, а повторять снова и снова заведомую чушь понравившейся девушке — не лучший способ добиться её благосклонности. Я предпочёл согласиться с её версией и забыть о феномене...
«Но я же вспомнил эти башни и самолёт!» — попытался заартачиться я. «Обычное дежавю, — деловито объяснил здравый смысл. — Со всеми бывает». О, здравый смысл — мастер находить правдоподобные объяснения. Он мой защитник и хранитель.
У профессии программиста есть два недостатка в сравнении с учительством: короткий отпуск и длинный рабочий день. Пять дней в неделю, с девяти до восемнадцати! У Ксении наоборот, работа большей частью по выходным и вечерами, так что живём мы с ней практически «в параллельных мирах». Хорошо это или плохо? Я пока не решил.
Разрывающийся от натуги телефон я услышал ещё на лестничной площадке. Вошёл, прикрыл за собой дверь, с сомнением посмотрел на кусочки грязного спрессованного снега, отвалившиеся с рифлёных подошв ботинок. Шлёпать через всю квартиру по чистенькому, вчера только отмытому линолеуму? Да бог с ним, не пожар, чай, случился! Если кому-то действительно надо, перезвонит.
Звонки не прекращаются. Я успел снять и повесить на крючок в прихожей куртку, переобуться в тапочки, прошлёпать в кабинет к письменному столу, на углу которого Ксения разместила аппарат. Да-да, в нашей двушке она целую комнату выделила под кабинет. С далеко идущими планами конечно — перепрофилировать его под детскую в нужный момент. Однако момент этот пока откладывается.
Трубку я поднял уже изрядно заинтригованный: кто это такой настырный?
— Слушаю.
— ...ненужная информация... решение... — шелестит в ухо.
меня невольно передёрнуло. Первое желание — отшвырнуть трубку как ядовитую змею. «Ненужная информация...» — именно с этого, с написанной корявым почерком записки в тетради аккуратной медалистки началась история с телевизором. каких трудов стоило убедить себя, что ничего не было! Я сдержался, спросил твёрдо:
— Кто говорит?
Вместо ответа:
— ...бармин... остановить... срочно... опасность... великая...
— Вы кто?! — кричу я. — Алло! Вы меня слышите?!
Короткие гудки. Отбой.
Таращусь на трубку в руке. Пот меня прошиб так, что струйками стекает под рубашкой. Кто это был? Вернее, что это было? Голос менял тембр и высоту: не разберёшь, мужчина говорит, женщина или ребёнок.
Я вдруг сообразил, что в наборе слов прозвучало «бармин». Это же Пашкина фамилия! Опасность великая? Для Пашки?! Бросаюсь к столу, выдвигаю ящики, перетряхиваю тетради. В Ялте мы расстались как-то скомкано и суетливо, он неожиданно заспешил на симферопольский автобус. Номерок телефона я тем не менее стребовал. Не воспользовался, правда, ни разу. Теперь время пришло. Бумажная салфетка с номером, записанным контурным карандашом, хранилась где-то среди черновиков, если не выпала при переезде... Ага, вот она!
Ноги дрожат от напряжения, поэтому я подвинул к телефону стул, плюхнулся на него, принялся набирать код межгорода. Срыв. Опять срыв. Да что это за связь в двадцать первом веке?! С шестой попытки пошли длинные гудки. Я затаил дыхание, сам не зная, почему.
Пашка отвечает после третьего:
— Бармин слушает.
— Паша, привет! Это Олег.
Небольшая заминка.
— Здравствуй. Рад тебя слышать.
Однако радости в голосе как раз нет. Удивления тоже. Он словно просчитал возможность будущих событий, и мой звонок оказался достаточно вероятен. Что Пашке почему-то не нравится.
Пот катит с меня градом, напряжение делается невыносимым. Стараясь хоть как-то сбросить его, говорю нарочито весело:
— как дела? как там ноосфера поживает?
Вторая заминка оказывается дольше первой.
— Почему ты спросил о ноосфере?
Вопрос застаёт врасплох. И правда, почему? В Ялте Пашка о ноосфере словом не обмолвился, рассказывал только о комплексном анализе. Кажется. Понимать, какие события реальные, а какие — «виртуальные», становится всё труднее.
— Так Тейяр де Шарден... — неуверенно пытаюсь объяснить я. — Ты же рассчитал его...
— Не по телефону! — обрывает он. — Олег, нужно поговорить, срочно. Приезжай.
— Куда приезжать? — окончательно растерялся я.
— Сюда. Запоминай адрес на случай, если не смогу встретить на вокзале.
Он продиктовал. Под рукой нет ничего, чем можно записать адрес. Я запомнил. Адрес несложный.
Задать ещё какие-либо вопросы Пашка не дал.
— Всё, до встречи! — закончил он разговор.
Отпуск за свой счёт мне дали, билет на поезд я купил. Место возле туалета, вдобавок последний вагон — других уже не было, — но это мелочи, ехать каких-то десять часов. Труднее всего оказалось объяснить Ксении, куда еду и зачем.
— У Пашки проблемы, я пообещал!
— И чем ему поможет твоё присутствие? Почему нельзя обсудить по телефону?
— Потому что нельзя!
Разговор получился долгим и непростым, на грани скандала. В итоге, когда таксист высадил меня перед вокзалом, до отправления оставалось чуть больше десяти минут. Я поспешил на перрон ещё не рысью, но уже быстрым шагом.
Последний вагон, как и следовало ожидать, стоял далеко от здания вокзала. Но это оказалось меньшей из проблем. Билет исчез!
— Кажется, я билет потерял, — сообщил я проводнице, глупо улыбаясь. — Но моё место должно быть свободно!
Проводница скривилась, словно лимон откусила.
— Молодой человек, откуда я знаю, ваше это место или нет? Идите в кассу, пусть выдадут дубликат. У них в базе есть данные.
Я с сомнением смотрю на часы. Пять минут до отправления.
— А я успею?
— Если поспешите, то успеете.
К вокзалу я уж точно метнулся рысью, на ходу соображая, когда видел билет последний раз. Вспомнил! Я его сунул в бумажник вместе со сдачей, когда с таксистом расплачивался. Бумажника в карманах тоже нет. Вытащили, как когда-то в Ялте.
Возле касс стоит немалая очередь, но я зажал свою интроверсию в кулак и пошёл напролом, приговаривая: «Извините, у меня поезд отправляется! Извините, поезд!» Протиснулся к окошку:
— Я билет потерял, выпишите дубликат, пожалуйста...
— Дубликаты не выдаём. Обращайтесь к проводникам.
— Они меня к вам послали!
— Мужчина, вы плохо слышите?! Следующий, говорите!
Спорить, доказывать — значит наверняка не попасть на поезд. Ругнувшись под нос, бросился обратно. Теперь уже не рысью — галопом.
Проводница успела загнать отъезжающих в вагон, провожающих — выгнать из вагона и сама стоит на нижней ступеньке с флажком в руке. Узнала меня:
— Дали дубликат?
— Нет. Сказали, к вам...
— Ладно, давай полтинник и заходи.
— Нету у меня. Бумажник вместе с билетом...
— Без билета не возьму! — оборвала проводница. Взмахнула флажком, поезд тотчас дёрнулся, покатил.
— Стойте! — я бросился следом.
Вместо ответа проводница звонко лязгнула площадкой, захлопнула дверь.
Поезд катил всё быстрее. А я бежал за ним, пока не сообразил, как это глупо, и перешёл на шаг. Когда поравнялся с вокзалом, меня перехватил давешний таксист. Расплывшись в улыбке, протянул бумажник. Мой!
— Держи потерю. А я уже на проспект выруливать начал, смотрю — лежит под пассажирским сиденьем. Наверное, выпал из кармана, когда ты из машины вылезал. Я по билету понял, где тебя искать. Не переживай, там вроде можно деньги частично вернуть. Поменяешь на завтра. Не пожар ведь?
Не пожар... Я отстоял очередь у кассы, купил новый билет, дождался автобуса, ехал через полгорода. В общем, домой попал поздним вечером.
Ксения бросилась навстречу, едва я вошёл в квартиру. Ни переобуться, ни куртку снять не позволила, обняла, повисла на шее, чуть не уронив, обцеловала всего.
— Олежек, ты вернулся!
Выбитый из колеи этим напором, я не мог сообразить, как подступить к объяснению своего возвращения. Поэтому свёл его к минимуму:
— Опоздал на поезд.
— Слава богу! Думала — не увижу тебя живым!
Лишь тут я заметил её зарёванные глаза.
— Что случилось?
— Только что по телевизору сказали. Стрелка не сработала, что ли... Товарняк поезд твой зацепил, последний вагон перевернулся, пострадавших много... погибшие есть! Я как предчувствовала, аж сердце болело — не надо тебе ехать! Олежек, пожалуйста, пообещай, что не поедешь туда!
Я пообещал.
В город студенческой молодости я попал спустя три года, и никак это не связано с Пашкой и таинственными звонками: банальная командировка, направили на курсы программирования повышать квалификацию. Пашке я таки не перезвонил — салфетка, где он записал номер, исчезла бесследно. Подозреваю, не без помощи Ксении, хоть она в этом и не признаётся. Почему-то не по душе ей пришёлся мой университетский товарищ.
Зато адрес, который Пашка продиктовал, в памяти засел крепко. В первый же вечер после занятий я отправился по нему, благо к «спальному» жилмассиву на краю города дотянули ветку метро.
Дом, серую типовую девятиэтажку, нашёл без труда. Поднялся на шестой этаж, позвонил. Ждать пришлось довольно долго. Наконец за дверью завозились, щёлкнули замком, приоткрыли. На меня вопросительно смотрела женщина предпенсионного возраста с уродливой «химией» на голове. Недостаточно пожилая для Пашкиной мамы, но явно старовата, чтобы оказаться его женой.
— Добрый вечер! Я к Паше... к Бармину Павлу.
Женщина отрицательно качнула завитушками.
— Вы ошиблись, такие здесь не живут.
Я покосился на номер возле кнопки звонка. Вроде всё верно.
— Это пятьдесят пятая квартира? И дом сто первый?
— Да. Но Барминых здесь нет, — она начала закрывать дверь.
— Постойте! — спасительная мысль пришла в голову. — Павел Бармин жил здесь три года назад. Вы, наверное, недавно квартиру купили?
На лице женщины появилось раздражение.
— Молодой человек, я живу в этом доме с тех времён, как его построили! Говорю вам — вы ошиблись!
Она захлопнула дверь. Помешать у меня наглости не хватило. Да и что я мог ей сказать? Очевидно, она права, с адресом получилась путаница.
Где искать Пашку, я сообразил в вагоне метро, стоило бросить взгляд на схему метрополитена: станция «Университетская». Разумеется! Занятия у меня начинаются в 10.00, значит, завтра с утра я наведаюсь на родную кафедру нашей альма-матер и всё выясню.
Мне повезло, на кафедре я застал Лисицына — в студенческую мою бытность это был молодой свежезащитившийся кандидат наук, а сегодня это был уже заматеревший доцент, если не профессор.
— Здравствуйте, Илья Генрихович. Можно? Учился у вас когда-то. Олег Рогожников...
Лисицын поднялся навстречу, протянул руки для крепкого рукопожатия и дружеского похлопывания по плечу.
— Конечно, конечно! какими судьбами? Присаживайтесь, рассказывайте, где вы, как...
— Нет-нет, я буквально на минутку. Ищу Бармина Павла. Он ещё работает здесь?
Лисицын удивлённо приподнял брови.
— Что-то не помню такого. Совместитель?
Теперь приходит моя очередь удивиться.
— Он со мной в группе учился. Потом аспирантуру закончил, защитился, преподавал здесь. Он у Борисова защищался, как и вы.
Лисицын нахмурился, вздохнул.
— Арсений Львович умер в прошлом году. А Бармина я не знаю, — он морщит лоб, трёт переносицу, всячески демонстрируя попытки вспомнить. — Нет, не знаю. Олег, вы ничего не путаете?
— как я мог спутать?! Мы с ним последний раз виделись в... каком? В девяносто седьмом! Он рассказывал, что защитился и преподаёт...
— Может, не у нас, не в университете? Да бог с ним! Давайте лучше по чайку. Сейчас первая пара закончится, Рокитянская спустится. Она ведь у вас читала? Подтвердит, если вспомнит, о ком идёт речь. — Он улыбнулся и подмигнул зачем-то.
Я попятился к двери.
— Нет-нет, спасибо, я на минутку заходил! У меня тоже занятия...
Правду сказать, торопился я не столько на свои курсы, сколько прочь с кафедры. Банально боялся: если Рокитянская заявит, что Бармин у них не защищался и не работал, как тогда быть? Кота Шрёдингера иногда лучше оставлять в ящике.
Однако тихо и незаметно покинуть альма-матер не удалось. Едва дверь-вертушка вытолкнула меня на свет божий, как я услышал:
— Олег? Олег, это ты?
В трёх шагах стояла среднего возраста женщина. Чёрное демисезонное пальто, пёстрый шарфик, светлые волосы ложатся на плечи, в руке — объёмистая сумка, наверняка вмещающая папки формата А4. Она почти не изменилась за прошедшие годы. Разве что сеточка мелких морщин вокруг глаз появилась да волосы начала подкрашивать.
— Женя Крупенина? Ты как здесь оказалась?
— Я в деканате работаю. Только я не Крупенина, я давно Гончаренко.
— Здорово! В нашем, мехматовском деканате?
— В нашем.
Это в самом деле здорово — нежданно-негаданно встретить бывшую одногруппницу. Тем более, в деканате работает! Вот кто наверняка знает, где Пашку искать. Они ведь половину третьего и весь четвёртый курс встречались. Затем всё закончилось — поехала Женя в северный стройотряд и другого жениха нашла. Честно говоря, мне она тоже нравилась, но, пока я присматривался, Пашка опередил. Не стану же я с другом соперничать!
Предвосхищая вопросы о житье-бытье, выпалил:
— А я Пашку Бармина ищу. Не виделись давно, да и не переписывались, по правде говоря. Зашёл на кафедру, а Лисицын мне заявляет...
— Бармин — это кто?
Словно ударом под дых из меня вышибло воздух. Я вытаращился на неё, не сразу смог ответить:
— Паша Бармин, учился с нами. Ты что, забыла? Вы же... — едва не ляпнул «встречались». Вовремя сообразил, что она замужем и напоминание, возможно, будет ей неприятно, поэтому закончил нейтрально: — ...на лекциях рядом сидели?
Женя морщит лоб точь-в-точь как Лисицын недавно. Качает головой, признаётся:
— Забыла. «Девичья» память. — Тут же засмеялась, махнула рукой, будто отгоняла муху-надоеду: — Лучше скажи, долго в городе пробудешь?
— Три дня ещё.
— Замечательно! Тогда сегодня вечером... нет, давай завтра! — ждём тебя в гости. С дочкой познакомишься, Борис рад будет тебя снова увидеть. Ну, Борис Гончаренко, мой муж! Вы же знакомы, он биофизик, физфак параллельно с нами заканчивал. А на подфаке вы в соседних комнатах жили. Он рассказывал, как вы пиво пили и ваш Альберт чуть из окна не выпал.
В голове с натугой ворочаются воспоминания. Альберта, соседа по комнате на подготовительном отделении, позже отчисленного за прогулы и неуспеваемость, я помню, но физиков, живших по соседству... Сквозь пелену времени смутно проступают лица. Кто из них Борис? Несовершенна память человеческая. Так почему я удивляюсь, что Женя забыла Пашку?
Договорились, что Борис встретит меня у метро и что узнает обязательно. Он узнал:
— Олег, я не обознался? Добрый вечер!
Высокий, сухощавый, седые пряди на висках и в бородке-эспаньолке. Я вглядывался в его черты и не мог угадать никого из знакомых времён студенческой молодости. Кажется, он понял это и рассмеялся:
— Не узнал? Не беда, возобновим знакомство! Пошли, пошли, там уже стол накрыли.
Стол и впрямь накрыт. Семейство Гончаренко оказалось таким радушным, что уже после второй рюмки «Старого Кахети» перестаю ощущать себя не в своей тарелке. Даже шестилетняя Лиза признала меня за давнего знакомого. Говорила в основном Женя — о семье, об университете. Борис большей частью помалкивал. О том, что он заведует лабораторией в НИИ прикладной электроники, тоже сообщила его жена. Лишь когда Женя увела дочку укладывать спать, он поинтересовался:
— Значит, ты программированием занимаешься? Мне как раз нужен хороший математик-программист с университетской базой.
Я развожу руками:
— Боюсь, университетская база осталась в далёком прошлом. Я на учётно-финансовом ПО специализируюсь.
— Учёт и финансы, понимаю, — Борис кивает. — Тогда и разговор затевать бессмысленно, с нашими-то окладами. Жаль! Над интересной темой лаборатория сейчас работает, непрофильной для института. Не прикладная, а, скорее, фундаментальная наука. По линии Минздрава пробить удалось, мы ведь и для них электронику разрабатываем. Взаимодействие интегративных электромагнитных полей биологических объектов посредством электромагнитного поля Земли, каково? Достоверно известно, что основной объём информации в живом мире передаётся по каналам низкоинтенсивных ЭМП. Но объединяющую роль Земли при этом ох как недооценивают! Если удастся получить результаты, на какие я рассчитываю, это перевернёт медицину. Да что там — взорвёт всю науку о человеке...
В гостиную возвращается Женя. В руках у неё толстенный альбом в сером коленкоре.
— Дрыхнет, — сообщает. — А мне чего-то поностальгировать захотелось. Ну-ка, двигайтесь!
Втискивается между нами на диванчик, кладёт альбом на колени, открывает. Чёрно-белые любительские фотографии, часто выцветшие, плохо выдержанные. Некоторые лица я узнаю, по другим нужна Женина подсказка, кое-кого мы не смогли опознать даже общими усилиями. На третьей странице я победно тычу пальцем:
— Вот Пашка!
Молчание.
— Преждевременный склероз. «Учётно-финансовое ПО» таки сушит мозги, — хмыкает Борис. Смущается: — Извини.
Женя укоризненно смотрит на меня:
— Олег, ты что? Это Серёжа Одражий, вы с ним жили в одной комнате. Говорят, он в Чечне погиб.
Я открыл рот, готовый яростно спорить, возражать... и закрыл. Не могла Женя забыть Пашку настолько, чтобы называть его именем несуществующего человека. Остаётся два варианта: либо у меня шизофрения, либо мир устроен иначе, чем считает наука, хоть прикладная, хоть фундаментальная. Иначе, чем я был уверен до недавних пор.