Похищение

Соколов Михаил

ПОХИЩЕНИЕ

ЧАСТЬ 1

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОЙ ДОЧЕРИ

ГЛАВА 1

СЛУЧАЙНЫЙ ЗАРАБОТОК

Я проехал участок лесополосы и направил свой старый "Москвич" вверх по грунтовой дорога, на холм, откуда вдруг ясно увидел на берегу водохранилища цель своего путешествия - хутор, состоявший из нескольких, тесно прижавшихся друг к другу домов, залитых призрачным лунным светом. Все было тихо и немо вокруг - ни одной живой души, - и только этот, видимо, недавно отстроенный хутор, остроконечной готикой своих нескольких крыш похожий на саксонский замок, был ярко освещен изнутри и полон живой, бурлящей жизнью. Даже сквозь шум мотора я слышал далеко разносящуюся окрест музыку, заглушаемый ею собачий лай, ещё какие-то звуки, значения которых я разобрать не мог.

Сам хутор был обнесен двухметровым кирпичным забором, украшенным сверху узорным чугунным литьем, тени от которых шелковыми кружевами падали сверху вместе с лунным светом на прокаленную и истертую в пыль глину вокруг забора. Жаркая душная летняя ночь. Все живое вокруг хутора замерло вместе с застывшей гладью водохранилища, пополам перечерченным сверкающим серебряным столбом лунного отражения, ближним концом метившего в большой катер у причала на берегу.

Я только и знал, что здесь обитают друзья некоей Марины Тарасовой, у которых, возможно, она находится сейчас в гостях. Так во всяком случае говорилось в записке, оставленной ею для своего мужа. Я не знал, кто эти друзья, не знал, сколько их, не знал где и кем они работают, и насколько бывают рады гостям, да и не хотел знать - мне нужна была лишь сама Марина. И то только потому, что вернуть её в лоно семьи, меня, скромного, благопристойного и не слишком удачливого частного сыскаря, попросил мой сосед, Арбузов Лев Сергеевич, каким-то образом узнавший, что человек, с которым он время от времени раскланивается на лестничной площадке, в рабочее время занимается исполнением всевозможных, часто неприятных поручений.

Я поставил "Москвич" у забора, шагах в двадцати от железных ворот, сейчас приоткрытых, вышел из машины и запер на всякий случай дверцу. Поручение мне не нравилось. Оно как раз относилось к числу неприятных. Да и добирался я сюда довольно долго, не рассчитал со временем и подъехал к месту уже почти в полной темноте. Лев Сергеевич, заплатив мне вперед тысячу долларов и, особенно не вдаваясь в подробности, сообщил, что Марина девушка не простая, из очень хорошей семьи, поэтому в детстве не привыкла себе ни в чем отказывать. Даже теперь, находясь в положении замужней дамы, нет-нет, да и срывается. Наркотики, бывшие друзья, то да сё. Нынешний же срыв тем более неприятен, что сам Андрей Леонидович, её муж и племянник Льва Сергеевича, сейчас находится в командировке за границей, на днях должен приехать, и вот вам сюрприз. Не соглашусь ли я привести её домой?..

Я заглянул в приоткрытую створку ворот и, к своему облегчению, обнаружил, что взлаивающий время от времени огромный лохматый кавказский кобель сидит на цепи.

Уже окончательно стемнело. Дождь, пролившийся ещё днем, лишь добавлял ощущение духоты. Редкие облака тихо скользили по ярким, чистым звездам. Я закурил сигарету. Кроме меня здесь во дворе находилось довольно много народу: группами или в одиночку курили, пили пиво, прогуливались. Внизу одного из домов, видимо хозяйственного назначения, может быть, гараже, были открыты огромные двери, и оттуда, вместе со светом и громом музыки, вырывались наружу голоса, смех, чьи-то пьяные угрозы.

Как-то все это казалось нереальным. Ведь ещё сегодня я, ни о чем таком не думая, возвращался домой в шестом часу вечера, бестолку пробегав весь день в поисках приемлемого заказа, или клиента, и чувствовал, что болото беспросветности, безденежья и безнадежности начинает постеменно становится моей привычной средой и скоро может поглотить окончательно.

- Герман Гер... Герман Геннадьевич? Ну и имя, у вас, батенька. Знаете, язык невольно тянет произнести имя одного из бонз Третьего Рейха. Можно этак и ошибиться...

- Можно, - довольно холодно подтвердил я, стараясь не смотреть на своего кругленького соседа, оказавшегося со мной в лифте. Я был раздражен, устал и хотел только одного: завалиться на диван и выспаться до утра, чтобы с началом нового дня возобновить поиски ускользавшей от меня удачи.

Но сосед не отстал. Он вошел вслед за мной в квартиру, и там уже, покрутившись любознательно, сделал предложение, от которого я уже никак не мог отказаться. Лев Сергеевич только что заезжал к племяннику домой. От квартиры у него был ключ, которым он и воспользовался, почему и сумел узнать причину отстуствия Марины. Записку оставила, знаете ли. Друзья у неё на Учинском водохранилище, пригласили, вот. Сам Лев Сергеевич ночным самолетом сегодня улетает в Амстердам на конгресс по проблемам ядерных отходов, понимаете ли, но хотел бы, чтобы племянник, вернувшись в Москву, нашел жену дома. Пусть и не в лучшем виде, но дома.

И вот, получив адрес племянника, адрес отца Марины (это на всякий случай), её фотографию, я, через полчаса, едва перекусив, был уже в пути.

ГЛАВА 2

НЕПРОШЕННЫЙ ГОСТЬ

Двор был превращен в большой лужок, через который в разные стороны разбегались выложенные плоскими бетонными плитами дорожки. Одна из них вела к центральному крыльцу. Все окна трех или четырех слитых в единый комплекс домов ярко сияли и, несмотря на обилие комаров вокруг, почти все они были открыты. И музыка свободно лилась из каждого окошка, предоставляя мелодиям сливаться в единый очень громкий, очень праздничный фон.

Я в любом случае взялся бы за это весьма сомнительное дело с точки зрения права и нашего уголовного кодекса. Никогда нельзя отвергать предложения судьбы. Удача капризно подмигивает нам чаще всего, когда мы не готовы, но стоит проигнорировать её благосклонное внимание, тогда пиши пропало, - избалованная дева найдет себе новых адептов и уже не снизойдет до разговора с тобой. Отвергнув малое, теряешь все - закон, придуманный не мной, увы.

Решительно отбросив окурок, я прошел по гладким плитам дорожки к центральному крыльцу под собственной остроконечной крышей и поднялся по ступеням. Возле крыльца, как охранители, которых сейчас нигде не было видно, застыли фонарные столбы с железными светильниками наверху, горевшие бледным неоновым светом. У левого фонаря лежал большой, почти в натуральную величину гипсовый лев. Вид у него был диковатый, он словно бы не мог понять, что его сюда занесло, в столь неприспособленное для львов место.

Я попробовал повернуть дверную ручку и легко открыл дверь. Вошел в маленькие сени. Следующие двери привели в большой, сплошь покрытый ковром холл. На стенах дорогие, мерцающие обои. Мебель современная, словно сошедшая со страниц рекламных журналов. Камин в углу, в котором ярко горели большие сосновые поленья. Лестница на второй этаж, тоже крытая ковровой дорожкой. Медные начищенные прутья ступеней ярко сияли. Все это мало походило на загородный дом. Казалось, вся эта обстановка просто перенесена из какого-нибудь московского особняка.

И все пропитано сладковатой вонью марихуаны.

Здесь тоже были люди. Несколько пар, почти на равных растояниях друг от друга, были заняты собой и только собой. Лишь парень у камина заметил мое появление, всмотрелся и, перекрикивая шум музыки, крикнул:

- Тебе чего?

Наверное, я в своем костюме выделялся из общей массы отдыхающих.

- Мне нужна Марина Тарасова!

Не знаю, понял ли он меня, но его очень пьяное лицо приняло выражение строгое и сосредоточенное. Он махнул куда-то вверх и вновь занялся поленьями.

Я шагнул на ступени лестницы и стал подниматься на второй этаж.

На втором этаже с двух сторон шли коридоры. И здесь я нашел первых относительно трезвых мужиков. Они стояли на круглой, окруженной декоративной баллюстардой лестничной площадке, курили и молча смотрели, как я поднимаюсь к ним по ступеням. Сигареты одинаково приклеились к их губам, и они одинаково щурились, уклоняясь от дыма. Они были из тех здоровенных, толстых, страшно сильных, но и неповоротливых мужиков, которых обычно подбирают на рынке вакансий для весьма определенных дел. Таким особенно и поворачиваться нет надобности. Вероятно, здесь в их обязанности тоже входили охранные функции. С ними рядом находились две девушки. Причем одна стояла, а другая сидела на полу, прислонившись спиной к стене. Та, что стояла потянулась было ко мне, но её мягко отстранили. А накурено здесь было ещё больше.

Я поднялся к продолжавшим испытывающе оглядывать меня сквозь сигаретный дым парням, и, приблизив губы к их сближенным ушам, объяснил обоим что мне надо. Показал и фотографию Марины, которую оба изучили по очереди. Потом кивком указав дорогу, меня повели по толстой ковровой дорожке левого коридора. Здесь тоже было люди. Лавируя среди них, мы шли дальше. Причем один из бугаев шел впереди, а второй последним замыкал шествие.

Помещение, куда мы наконец-то попали, вполне напоминало комнату в типовом офисе - с диваном у стены, журнальным столиком, креслами. Напротив входа была ещё одна дверь, возле которой на стуле сидел ещё один упитанный цербер. Он поднялся, подошел к нам, и все трое охранников, сгрудившись вокруг, стали с равнодушной деловитостью обыскивать меня. Я решил не сопротивляться - их право, я здесь непрошенный гость.

ГЛАВА 3

КРАСНАЯ РОЗА

Нашли у меня ключи от квартиры, от машины и удостоверение директора юридической фирмы. Тот, кто сидел у противоположной от входа двери, в эту же дверь и унес мои бумаги. Мне все это очень не понравилось, но я продолжал терпеливо ждать исхода событий. Дверь открылась, и меня пригласили войти.

Я обошел последнего, особо приближенного к телу хозяина охранника, и очутился в большой уютной комнате, пол которой был покрыт толстым персидским ковром, а стены украшены картинами и несколькими бра. Направо стоял телевизор с видеомагнитофоном. С экрана телевизора стонали от мучительного наслаждения обоего пола любовники. Слева находилась широкая удобная кровать, а перед телевизором - два бездонных кресла. На столике между креслами и кроватью находились несколько бутылок, стаканы, ваза с фруктами и маленькое ведерко со льдом и бутылкой шампанского. На кровати, укрывшись с головой простыней, кто-то лежал Мне показалось, что лежавший человек укрылся буквально только что. Рядом с укрытым телом сидел высокий мужчина в плавках и в распахнутом шелковом в китайский узорах халате. На вид лет тридцати.

При нашем появлении - моем и следовавшего за мной телохранителя мужик в халате взял пачку сигарет со столика, выудил сигарету, прикурил и окинул меня заинтересованным взглядом. Меня все происходившее уже стало раздражать. Не дожидаясь приглашения, я сел напротив хозяина, для чего мне пришлось подвинуть ногой одно из кресел, и стал в свою очередь разглядывать его. Пришлось сразу признать, что мужик был хорош: могучий торс и длинные ноги, карие глаза, темные, слегка вьющиеся волосы. Загорелая кожа была чиста и без изъянов. С точки зрения женщин тело передо мной было абсолютно безупречно. Но меня же занимало то, что творилось в его голове.

- Кто ты такой, и что тебе здесь надо? - спросил наконец этот плейбой. Он ухмыльнулся и добавил. - И давай быстрее колись, мое время дорого стоит.

- Мои документы у тебя. Кто я ты уже знаешь. Мне нужна Марина Тарасова. Я приехал за ней по поручению её родственников, - объяснил я и лениво полез рукой в карман.

- Сигареты, сигареты, - бросил я дернувшемуся было телохранителю у двери, и голый плейбой ухмыльнулся.

- А ты наглец, мне это даже нравится. Меня все зовут Клин.

- Я - Быков Герман Геннадьевич, имею юридическую фирму и выполняю индивидуальные заказы. Повторяю, мне нужна Марина Тарасова. Больше меня ничего не интересует. Я хотел бы увидеть её и побыстрее уехать отсюда.

- Ишь ты! Ты что, думаешь я всех сучек здесь знаю в лицо? - он захохотал и обратился к парню у двери. - У входа всех останавливаю и фотографирую. А потом досье клепаю.

Толстяк у стены снисходительно улыбнулся, видимо, представляя подобную ситуацию и тоже находя её крайне забавной.

- Слушай, ты, - сказал Клин, наклоняясь вперед, - Забирай свои ксивы и катись из моего дома. Что мое - мое, а ты ко мне не лезь. По-хорошему предлагаю. Я сегодня добрый.

- Значит, признаешься?

- В чем признаюсь? - удивился он.

- Признаешься, что Марина Тарасова у тебя дома?

- Ну какая тебе, "мусор", разница: признаешь, не признаешь - заладил, - с ленивым презрением сказал Клин.

- Я не "мусор".

- Ну "легавый". И те бегают, и ты бегаешь, вынюхиваешь.

Казалось, он развлекался, беседуя со мной. Чувствовалось, что все им давно решено, обдумано, взвешено, судьба моя ему ясна, и он просто так на свой лад веселится.

- Могу я полюбопытствовать, - вежливо спросил я, указывая на лежащее на диване тело под простыней, - не это ли разыскиваемая девица Марина Тарасова?

- Ты меня, мужик, восхищаешь! Какая же она девица, если лежит здесь со мной? - он засмеялся, невольно поигрывая мышцами. Телохранитель у стены тоже хихикнул. Я молчал, потому как начинал думать, что женщина укрытая простыней, действительно Марина. - Ну что, может она остаться девицей, если с ней такой мужик?

Клин, веселясь, перегнулся назад и шлепнул рукой по телу под простыней.

- Ты ещё девица или уже баба?

Из под простыни донеслось какое-то мычание, что вызвало новый взрыв смеха и у хозяина, и у слуги.

- Ты мне позволишь посмотреть? - повторил я.

Клин вновь расхохотался.

- А если не позволю? Что ты тогда будешь делать? Наряд вызовешь? Или сам попытаешься?

- Придется самому, - спокойно сказал я.

Он отогнал дым сигареты.

- Хотел бы я посмотреть на это. Впрочем, не советую, - он кивнул в сторону охранника у стены и тот сделал предупредительный шаг вперед.

- Послушай, Клин, зачем нам ссориться? Мне нужно только убедиться, что здесь нет разыскиваемой Марины Тарасовой. Я посмотрю и уйду. Продолжу поиск в другом месте.

- А ведь ты не отстанешь, - покачал головой Клин. - Знаю я вашу породу. Будешь до конца тыкаться во все дырки. До собственного конца, многозначительно добавил он. - Хорошо, у меня сегодня неплохое настроение. Можешь брать свои бумаги и катиться отсюда. Может, даже мы ещё встретимся в другой обстановке, может, даже мне понадобятся твои услуги, мусор.

- Я не мусор, - сказал я и поднялся. - Значит, мы расстанемся по-доброму. Как хорошие знакомые. Очень хорошо. Тогда я посмотрю, кто там лежит.

Клин нахмурился.

Какой ты настырный. Ну просто хочешь испортить мне настроение. Разве я не ясно сказал: можешь уматывать отсюда.

- Не ершись, Клин. Я просто посмотрю и уйду.

Я уже был уверен, что под простыней лежит Марина и соображал, как выбраться отсюда вместе с ней в целости и сохранности. Хорошо еще, что Клин находился на достаточно близком расстоянии. Я был уверен, что бугай у дверей не осмелится стрелять, чтобы не задеть хозяина.

Я поднялся и сделал шаг вперед.

- Так я посмотрю, - упрямо сказал я.

- Жаль, что ты на меня не работаешь, - сказал Клин, с сожалением покачав головой, - такой материал пропадает.

Я сделал ещё один шаг, больше приблизившись к мужчине, чем к женщине.

- Посмотрю и сразу уйду, - заговаривал я ему зубы, как индийский факир мелодией свою змею. - Посмотрю и уйду.

Я был уже готов сграбастать Клина, чтобы использовать его в качестве живого щита. Но пока не трогал. Медленно наклонившись, я отогнул край простыни. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, - я ошибся. Это была другая женщина. Мне бросилась в глаза большая цветная татуировка на её левой лопатке - красная роза, словно профессиональное клеймо, - сразу приковавшая внимание. Самой женщине было лет двадцать, может чуть больше. Женщина повернула в мою сторону жгуче черный влажный глаз и подмигнула. Я был настолько уверен, что нашел Марину, что при виде другой женщины невольно расслабился. На мгновение, не больше. Но Клину хватило этого мгновения.

Я краем глаза уловил движение сбоку, хотел выпрямиться, но тут что-то страшно тяжелое, страшно твердое обрушилось мне на голову, и прежде чем потерять сознание, я успел заметить, как медленно потекли вниз стены, потолок, светильники, люстра...

ГЛАВА 4

ЗНАКОМСТВО С ПОКИНУТЫМ МУЖЕМ

Не то, чтобы я потерял сознание. Удар оказался не настолько силен, чтобы вышибить из меня дух, но четкость восприятия нарушил. Я понимал, что меня волокут по лестнице вниз, причем, мягкие ступени скоро стали очень жесткими, даже не деревянными, а бетонными - пару раз очень больно ударился голенью. Потом меня бросили на что-то мягкое, вонючее, какое-то тряпье и оставили в покое.

Окончательно я очнулся только через несколько минут и несколько секунд не мог ничего сообразить. Мне было трудно дышать. Последнее было уже реальностью, я действительно дышал с трудом; вместе с пыльным воздухом в ноздри лезла какая-то пакля, лохмотья, - я лежал, уткнувшись лицом в полуистлевшую подстилку, от миазмов которой едва не задохнулся.

Очнувшись окончательно, я резко привстал и огляделся.

Свет - неясный, тусклый - шел откуда-то через небольшую отдушину в потолке, - все остальное поглощал непроницаемый мрак. Но ясно, хоть и несколько приглушенно, слышна была музыкальная какофония наверху. Скорее всего, находился я в подвале, куда бросили приходить в себя мое бесчувственное тело.

А затылок здорово побаливал. Я прикоснулся к голову и скривился. И невольно застонал, нащупав здоровенную шишку.

Внезапно явственно услышал чей-то вздох. Кто-то ещё кроме меня находился здесь. Мне показалось, какое-то животное типа коровы. Может, действительно. На всякий случай я спросил:

- Кто здесь?

А услышав ответ, невольно ухмыльнулся. Это была не корова, это был ещё один человек.

- Я, - коротко ответил мне голос.

- Что вы здесь делаете?

- Вероятно, тоже, что и вы, нахожусь здесь в заточении.

- Вы что, тоже пленник?

- Как видите. К тому же прикован к стене. Вас хоть они не приковали.

Расставив руки, чтобы не наткнуться ненароком на какую-нибудь реальную корову или что-нибудь ещё похуже, я побрел в сторону голоса.

Да, мужик оказался и в самом деле прикован. Из бетоной стены подвала выходил кусок прута, заканчивающийся кольцом. От кольца шла цепь, другим концом крепивгаяся к обручу, замкнутому вокруг его талии. Сам обруч не был заклепан, как сделали бы в старые добротные времена, а просто замыкался крепеньким замком. Некоторое время я ощупывалвал эти средневековые путы, на редкость прочно сотворенные, и чувствовал, как поднимается во мне волна страшного гнева.

Я был зол прежде всего на себя, зол, что так глупо попался, не заметив удара, и тем позволил упечь себя в это вонючее подземелье.

Зол я ещё был и потому, что обстоятельства вновь заставили меня окунуться в старые ощущения - словно бы и не было спокойных лет, когда я изо всех сил пытался забыть ту свою первую чеченскую войну, и кошмар плена, и такие вот подвалы, и кровь, и трупы, и себя, в первые дни растерянного лейтенанта спецназа, также глупо попавшего тогда в лапы довольных воинов джихада, как сейчас к отмороженным бандитам.

Я с усилием отогнал старое - ни к чему.

- Как вы сюда попали? - спросил я, одновременно ощупывая кольцо, вмурованное в бетон. Кончик прута, к которому было приварено кольцо, торчал из стены. Мне показалось, что именно здесь находится слабое звено железных пут; с остальным - и цепью, и обручем - что-либо сделать было довольно затруднительно.

- За женой приехал, да вот попался, - сказал мой товарищ по несчастью, и я замер от неожиданности.

- Как зовут вашу жену?

- Марина. А вам что?..

- Марина Тарасова?

Мой собеседник молчал, и я его понимал. Я представил, как вернувшись домой, мужик нашел вместо любимой жены записку, где та сообщила, что поехала оттянуться к старым знакомым. Не выдержала, вероятно, скуки ожидания, вспомнила старое, покурила, ширнулась - и закрутилось. Бедный муж кинулся следом, жены не нашел, но сам попал как кур во щи.

- Меня нанял ваш дядя, Лев Сергеевич, чтобы я привез вашу жену домой. Я директор юридической фирмы. Вся моя фирма - это я в одном лице. Выполняю разного рода услуги. В том числе такие вот. Приходится крутиться, чтобы хоть как-то держаться на плаву. Меня зовут Герман Геннадьевич. Можно просто Герман. Вас, насколько я знаю, Андрей Леонидович.

Я словно бы оправдывался. Однако пока говорил, продолжал пытаться расшатывать прут в стене. Но он держался прочно.

- Можно просто Андрей, - вдруг сказал он.

- Что?.. А да, конечно,

Я на ощупь примерился и сбоку ударил подошвой туфли по кольцу. Ощупал; прут заметно согнулся. Обеими руками выпрямил. Повторил процедуру ещё раз, потом еще.

Времени у меня было достаточно. Я был уверен, что металл не сможет долго сопротивляться.

Вскоре я смог уже одними руками сгибать и разгибать этот сантиметровой толщины прут. Свет, слабо сочившийся из окошка под потолком, лишь окрашивал мрак в красноватый цвет, но не позволял увидеть что-либо. На ощупь в разогретом на сгибе пруте уже заметны были начала разломов. После этого процесс пошел ещё более шустро, - главное, я был уверен уже в скором освобождении мужика.

И верно, внезапно металл сдался, и в моих руках оказалось кольцо, да и вся метровой длины цепь.

Я захохотал. Ну будет вам теперь!

ГЛАВА 5

Я СТАНОВЛЮСЬ ДОЛЖНИКОМ АНДРЕЯ

Однако надо было как-то выбираться. Наскоро обсудив ситуацию и не найдя никакой мало-мальски приемлемой идеи, решили действовать на авось. Держась друг за друга, почти ощупью поднялись по ступенькам к подвальной двери и стали вдвоем изо всех сил лупить в дверцу. Надежды, что кто-нибудь услышит нас сквозь грохот музыки, было мало. Но нам просто ничего друго не оставалось, как колотить в дверь. Андрей скоро приспособился долбить дерево досок железным кольцом, которым был прикован к стене, что весьма значительно озвучило наши усилия.

Внезапно с той стороны послышались приглушенные ругательства, дверь распахнулась, прижав Андрея к стене, а меня просто-напросто сбив с ног, и в подвал влетел один из мясистых охранников Клина. Я ещё не успел подняться на ноги, как этот натренированный цербер накинулся на меня и стал пинками перекатывать по грязному цементному полу.

Свет теперь падал через распахнутую дверь внутрь подвала и при желании можно было бы разглядеть, что место Андрея свободно. Но ослепленый яростью охранник не заметил этого. Злость его, подогретая вином или наркотиком, требовала выхода, так что от ударов его ног мне приходилось несладко. Однако это помогло Андрею незамеченным приблизиться к нам. Держа в руке конец цепи, он размахнулся и изо всех сил хрястнул ею по круглому толстому черепу нашего тюремщика.

Ударив, Андрей отскочил в сторону продолжая держать наготове свою цепь на случай, если первый удар оказался неудачным. Охранник, зажмурив глаза и закрыв голову ладонями, застыл на месте, негромко воя то ли от боли, то ли от злобы. Вдруг оторвав руки от головы, он огляделся, сверкнув налитым кровью глазом и с ревом метнулся к Андрею, который уже замахивался своей цепью.

Все происходило стремительно, с быстротой боя: цепь вновь хлестко стегнула по лицу и голове нападавшего; Андрей оказался в его объятиях; я успел подскочить к ним обоим, изо всех сил ударил кулаком бандита в висок и тут же отпрыгнул.

От удара в голову, тот рухнул, где стоял, словно бы у него просто отказали ноги, сделавшись ватными и чужими. Андрей повернул ко мне лицо и в свете, падавшем сверху из открытого дверного проема я увидел, как он улыбается.

Мне не понравилась его улыбка.

А вверху продолжала наяривала музыка и вовсю веселились гости Клина. Никто не хотел обращать внимание на подвальные наши битвы, происходившие совсем рядом, но словно бы и в ином мире, существующем параллельно, как в зазеркалье.

- Кажется, он меня зацепил, - сказал Андрей и стал падать.

Я подхватил его и только сейчас разглядев, что в боку у него торчит нож. Уложив его поудобнее, я осмотрел рану. К счастью, насколько я мог понять, лезвие не задело жизненно важных органов, но все равно ничего хорошего от всего этого ждать не приходилось. В любом случае нужен был врач.

- Марина! - вдруг сказала Андрей, и я подумал, что у него уже начинается бред.

Оказалось, нет.

- Марина! - повторил он. - Найди её. Сам видишь, что это за подонки.

- Да ты же кровью здесь изойдешь.

- Нет, ничего со мной не случится. Он меня слегка задел. Найди Марину, тогда и я буду спокоен.

Проклиная мысленно так некстати подвернувшуюся супружескую верность, я кое-как перевязал рану разорванными лентами его же рубашки, потом обыскал поверженного бугая, вроде бы даже заснувшего рядом, нашел пистолет и отправился на поиски первоначального объекта.

Куда мне было деваться? Ведь я ещё не отработал деньги, которые мне заплатил дядя этого бедолаги. Как хорошо, подумалось мимолетно, что я все ещё один, и ни одно нежное существо не может заставить меня спуститься в преисподнюю только потому, что ей вдруг стало скучно.

А потом подумал, что я и без того вынужден лезть в эту преисподнюю. Только ради долга перед заказчиком. Все ерунда, подумал я, все ерунда.

ГЛАВА 6

НАШЕЛ МАРИНУ

Выйдя из двери подвала, я поднялся ещё по одному лестничному пролету и вышел к двери, через которую уже попал в холл совсем рядом с камином. Здесь ничего не изменилось. Стекляный мужик продолжал ворошить дрова в топке, народ наслаждался по диванам и креслам мнимым одиночеством. Я решительно направился вверх по лестнице. На площадке наверху никого не встретил, но когда с пистолетом наизготовку шагнул в левую дверь, то едва не столкнулся со вторым своим знакомым, в этот момент выходящим из безлюдного сейчас коридора.

Преимущество было на моей стороне, так как я, в отличие от противника, был готов ко всякого рода неожиданностям. Я ударил его стволом под челюсть, а потом рукоятью пистолета раздробил переносицу. С этим всё. По моим расчетам, возле Клина теперь оставался только один телохранитель.

Отбросив тело толстяка в сторону, я быстро пробежал по ковровой дорожке коридора, никого, к счастью больше не встретил и открыл нужную мне дверь.

Когда я вошел в офисный предбанник, телохранитель Клина скучал в кресле, лениво рассматривая какой-то яркий журнал для мужчин. Вначале я увидел розовую попку на обложке, затем - когда парень опустил журнал розовое лицо его, кстати, менее привлекательное на вид. Я стволом пистолета ещё издали пригвоздил его к креслу, а когда подошел ближе, ударил рукояткой в висок.

Пока удача не оставляла меня. Главное, никто здесь не ожидал нападения извне, так что меня повсюду встречало сонное царство, а не растревоженный рой рассерженных охранных пчел.

Телохранитель боком сполз на пол, а я вошел в святая святых врага... и никого не нашел. Только в огромном зеркале на стене напротив входа, мог видеть широченного, взъерошенного блондина с пистолетом, направленным мне в грудь... но это был лишь я сам, собственной персоной.

Черт! Рядом с зеркалом была ещё одна дверь. Я ещё в первое свое посещение заметил её и подумал, что это туалет. Возможно, Клин засел сейчас там. Я направился было туда, как входная дверь сзади меня распахнулась. Едва повернулся, как оттуда уже летел ко мне, расставив руки-окорока и удивительно походя на огромного черного нетопыря, тот, недобитый мною из подвала. Наверное, слабо я врезал ему в висок. Вот что значит долгое отсутствие практики: я уже теряю квалификацию. Раньше от моих ударов сутками не могли прийти в себя.

Мужик летел ко мне так быстро, что я даже не мог воспользоваться пистолетом. Он почти сбил меня. Падая, я успел выставить вперед ногу, на которую он и напоролся необъятным животом. Мужик был слишком тяжел, да и скорость набрал приличную: я лишь помог ему своей ногой слегка изменить траекторию движения. Почти и в самом деле превратившись в гигантскую летучую мышь, черный охранник взлетел в воздух, доплыл до зеркальной стены и - словно бы действительно состоял на службе у сил потусторонних - вместо того, чтобы размазаться по стеклу, с ревом, звоном и алмазными брызгами, одолел зеркальную границу и ворвался в иной мир.

Я тут же сообразил, что не стоит касаться основ мирозданья, чертовщина здесь ни к чему, просто зеркало было частью стены, а возможно, использовалось также для слежения извне.

Дверь же вела не в туалет, а в соседнюю спальню, где как раз, на ещё более широкой, чем здесь, кровати, предавались сексуальным утехам Клин и две девицы, в одной из которых я мгновенно узнал нужную мне Марину.

И я порадовался, что Андрей остался внизу. Все-таки он подставил себя вместо меня. Если бы не он, меня вполне мог прирезать этот неповоротливый ублюдок. Сейчас я сочувствовал Андрею. И не из-за его раны.

Итак, сплетенный клубок всех троих любовников оказался разорванным влетевшим в их интимный мир тяжелым охранным снарядом. Пока все ошеломленно разбирались в обстановке, я ногой вышиб эту тайную дверь и вошел в комнату обычным путем.

Здесь тоже сильно пахло марихуаной, спиртным, а на тумбочке у кровати лежал использованный шприц. Недобитого охранника я от души стукнул пистолетом и решил, что о нем пока можно забыть. В этот момент Клин стремительно метнул свое сухое, тренированное не только любовными упражнениями тело к креслу, на котором аккуратно расправленный лежал его костюм. Видимо, там же было и оружие.

Я оказался проворнее и успел в прыжке достать ботинком его затылок. Клин упал. "Скорее всего, его заклинило надолго," - подумал я и ухмыльнулся. Каламбур соответствовал обстановке.

На этом мои беды, однако, не кончились; словно по команде незнакомая мне дама с воплем кинулась ко мне и, как я тут же понял, не с изъявлениями благодарности. А Марина продолжала сидеть на смятой простыне, наблюдая за происходящем с бессмысленной улыбкой потерявшего себя человека. Скорее всего, они ничего не понимала, не видела и не ощущала.

Мельком оценив обстановку, я переключился на бессовку, которая бутылкой, неизвестно как оказавшейся в её руке, пыталась достучаться до содержимого моего черепа. Я отмахивался от неё как мог, но мягкое, покрытое обильным эротическим потом тело снова проскальзывало ко мне вплотную.

Бутылку я выбил, но паршивка немедленно вцепилась в волосы и стала остервенело драть мою шевелюру, мимоходом стараясь выцарапать ногтями и глаза. Не сдержавшись - я уже был достаточно выведен из себя приключениями мирно начавшегося вечера, - так наотмашь ударил тыльной стороной ладони чертовку по щеке, что, боюсь, завтра она проснется вся опухшая и с головной болью.

И поделом. Главное, все сейчас лежали вокруг меня и не шевелились.

ГЛАВА 7

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Прежде всего я нашел свои документы. Как и предполагал, документы находились в карманах Клиновского пиджака. В одном из карманов я нашел мобильный телефон, прослушал, работает ли он, и сунул себе в карман. Прежде чем звонить в "скорую", мне надо было повидать Андрея. Пару минут ничего не решали, рана и впрямь была не смертельная, лишь бы не было осложнений.

Марина продолжала оставаться в прострации. Лишь улыбка, больше относящаяся к тому миру, в котором она сейчас счастливо пребывала, говорила о том, что она ещё в сознании. Ни на что внешнее она не реагировала.

Я завернул её оставленное здесь тело в простыню и, взвалив на плечо, немеленно отправился в обратный путь. Лицо я старался отворачивать от своей ноши; я уже притерпелся к здешним ароматам, но близкий запах чужой любви был сейчас особенно непрятен. Главное, чужой.

В холле каминного зала я положил тело Марины на диван. Никто из присутствующих здесь не обратил внимания на нас. Еще раз оглядевшись, чтобы убедиться, что каждый занят собой или соседом, а мужик у камина - горящими дровами, я спустился в подвал. Андрей сидел у входа, прислонившись к бетонной стене. Я успел заметить гримасу, тут же исчезнувшую при моем появлении; Андрей был настоящим мужчиной и не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как ему больно. Меня он встретил вопросительным взглядом. Я кивнул, и он облегченно вздохнул.

Андрей попытался встать. Делал он это неуклюже. Рана в боку кровоточила и, видимо, болезненно отзывалась на каждое движение. Чтобы не терять времени, я, не обращая внимание на его слабое сопротивление, подхватил его на руки и вынес в холл.

- Я сейчас вызову "скорую помощь", - сказал я.

Андрей, не отрывая взгляда от своей жены, отрицательно покачал головой.

- Нет.

- Почему? - спросил я, догадываясь о том, что он хочет сказать этим отказом.

- Сначала ты должен увезти Марину. Я не хочу, чтобы она оказалась замешанна в этом.

Я взглянул на Марину. Она продолжала бессмысленно улыбаться в пространство. Тонкая струйка слюны стекала из уголка рта.

- Ну куда я её повезу в таком состоянии? - воскликнул я.

- К её родителям. Они позаботятся. Я бы предпочел отвезти к моему дяди, но он сегодня улетел. Ничего не поделаешь, пусть лучше новый конфликт с её папочкой, чем скандал с милицией. Ты запомнишь или запишешь?

Я запомнил. Я запомнил и адрес, и телефон и уже через полчаса вместе с Мариной, в одиночестве улыбающейся на заднем сиденье, были далеко от этого подмосковного хутора, расположенного вдали от людского взгляда на берегу прекрасного и обширного Учинского водохранилища, где так приятно отдыхать широкой русской душе.

Уже в пределах МКАД я позвонил по номеру, который сказал мне Андрей Арбузов. Это был номер телефона отца Марины, Тарасова Виктора Константиновича. Когда звонил, посмотрел на часы. Был уже третий час ночи. Я насчитал девять гудков, после чего трубку сняли. Голос был сонный и недовольный.

- Кто, черт побери!..

- Виктор Константинович! Извините за неурочное время, но я...

- Кто это, черт вас побери?! Вы хоть знаете, сколько сейчас времени?

Я был терпелив.

- Знаю, начало третьего. Я вам звоню по поводу вашей дочери Марины. Она со мной в машине, и я хочу отвести её к вам домой.

- Да что случилось, черт побери?! Кто вы такой? Что вам надо?

- Меня зовут Быков Герман Геннадьевич. Я директор частной юридической фирмы. Меня попросили отвести к вам домой вашу дочь.

- Кто просил? Опять этот тюфяк не уследил за ней? А где он сам, почему кому-то поручает ночью куда-то возить мою дочь? Она сейчас с вами?

Папа, конечно, был не в курсе. Пришлось рассказывать с самого начала, то есть с прихода дяди Андрея ко мне домой. Впрочем. я старался не вдаваться в подробности, чтобы не выставлять никого в плохом свете. Тарасов внезапно прервал меня на полуслове.

- Дайте Марине трубку!

Я оглянулся на тело, покоящееся на заднем сиденье. Простыня соскользнула, обнажив курчавые прелести, ещё влажные от недавней неземной страсти.

- Она спит, - пояснил я.

Пока мы мило беседовали друг с другом и пока он, медленно просыпаясь, вникал в суть дела, я между тем доехал до центра, затем до Кисельного переулка, где и располагался особняк богатого предпринимателя, владельца фармацевтического предприятия, почтенного гражданина и, как говорится, прочая и прочая.

Доехал. Дом номер три. Чугунная ограда, сквозь которую тянулись ветки старых кленов. Старый особняк был погружен в сереющую ночную тьму, лишь в глубине дворика, у дома, садовый железный фонарь освещал каменное крыльцо и белые колонны.

Я остановился у ворот и коротко просигналил. Сквозь листву было видно, как в больших окнах на первом этаже зажегся свет. Потом дверь отворилась. Вместе с потоком света, на крыльцо вышел человек, захлопнул за собой дверь и в темноте двинулся к воротам. Задержался, рассматривая сквозь прутья решетки мой джип. Я вышел из машины и махнул ему рукой.

- Виктор Константинович!

Он открыл дверцу рядом с воротами, вышел и направился ко мне. Одет в халат, снизу пижамные брюки; мы с его дочкой вырвали почтенного семьянина из постели.

И довершение всего - пистолет, нацеленный мне в живот.

Я открыл заднюю дверцу и отошел, давая ему возможность заглянуть внутрь самому.

- Можете забирать свою дочь. Мне надоедо с ней возиться, хочется забраться в постель и отоспаться.

- Что вы с ней сделали?

- Я? Да бросьте вы! Что вы, свою дочь не знаете?

Я действительно устал, и мне все порядком надоело. Я извлек из кармана бумажник, оттуда свою визитку.

- Вот вам моя визитная карточка, можете меня найти, если возникнут вопросы. А теперь забирайте дочь, мне пора.

Я подождал, пока он, сопя и не зная за что хвататься, вытащит свое чадо из машины и осторожно, на вытянутых руках понесет к воротам. Помогать ему я не собирался.

- Защелкните за мной ворота, - попросил он меня сдавленным от усилий голосом.

Я исполнил просьбу, прикрыл щелкнувшие ворота и смотрел ему вслед: пояс халата развязался, полы развевались под налетавшим ветерком, а сам он шел мелкими шашками, словно боялся споткнуться и уронить дочку.

Я уже отъезжал, когда подумал, что голос его был сдавлен не так от усилий, как от стыда. И я ещё подумал, что хорошо у меня нет дочки. И вообще хорошо, что я холост и краснеть приходится лишь за себя.

ЧАСТЬ 2

ПОХИЩЕНИЕ

ГЛАВА 8

БЕЗРАДОСТНЫЕ МЫСЛИ

Прошла недели две уже после тех событий. Я сидел дома, скоро должен был наступить вечер, дел никаких не намечалось, и хоть после уплаты долгов от полученной тысячи осталось всего ничего, вновь начать беготню в поисках хоть каких-нибудь заказов было лень. И я незаметно уснул. И незаметно, мысли мои повернули в самое неприятное из всех русел: я стал думать о своей жизни, о настоящем, потом о будущем. Безрадостные были мысли. Итак, кто я такой?

Быков Герман Геннадьевич, русский, но с какими-то австрийскими корнями по отцовской линии, рост метр девяносто пять, вес сто шестнадцать килограмм, двадцати восьми лет от роду, испытал в жизни многое. Я получил неплохое юридическое образование, высшим моим достижением в научной области была защита кандидатской диссертации. Работал в милиции, участвовал во множестве операциях по задержанию вооруженных бандитов, неоднократно посылался в горячие точки страны. Самой судьбоносной в жизни считаю командировку на первую чеченскую войну, которая разубедила меня воевать по чьему бы то ни было приказу. Что еще? За боевые заслуги получил "Звезду Героя России", но старался забыть, вытравить из памяти многое... После Чечни уволился с госслужбы, недолго воевал в собственной войне... Что еще? Создал собственную юридическую фирму. Разбогатеть не разбогател, но обжился, однажды едва не женился... Вот вроде и всё.

Спал я крепко, наверное потому что выпил днем, да и все же устал за день, и мне стали сниться мои старые ротные товарищи. Снилось, что с полной выкладкой мы ползем по перевалу, нас обстреливают и как всегда загнали в самое пекло, на убой "духов", - все так привычно, обыденно, так что тема предательства даже не встплывала, хотя все было пропитанно этим самым предательством, даже воздух. Санька Петрухин, так похожий на Андрея Арбузова, протягивает мне флягу с водкой, спиртное обжигает горло. Я возвращаю фляжку, и Санька мне говорит, что измена и те сребренники, которые получены за наши жизни не должны нас трогать, потому как волновать должны собственные грехи, а мы ещё толком и согрешить не успели. Главное, говорил Санька, - это товарищи, сознание, что ты сам не предашь друга, а он - тебя. И это чувство - самое ценное в жизни. Если удастся выжить, и мы с годами станем другие, трезвые и расчетливые, чувство дружбы всегда будет жить в нас и останется самым прекрасным воспоминанием до самого последнего мига на этой земле. Одному же быть нельзя, один человек - только часть человека, не более. Тут пуля обрывает его слова, я лихорадочно пытаюсь отыскать, куда попала эта проклятая пуля, не нахожу и в отчаянии тащу его на себе, в укрытие. Под нами сыпятся камни, страгивается лавина, земля падает под нами, и горе, ненависть и отчаяние достигают во мне такого напряжения, что я делаю усилие закричать - и просыпаюсь.

Так начался этот вечер. Проснувшись, я долго и тупо смотрел перед собой, изумленный обыденным видом своей квартиры. Уже десятый час, на улице стемнело... И черт побери! Какой тяжелый сон мне снился! И что это он напоминает неприятное?.. Ах, да! Сегодняшнее посещение больницы.

ГЛАВА 9

НАВЕСТИЛ АНДРЕЯ

Сегодня я навестил Арбузова в больнице. Захватил бутылку коньяка, а так как он уже почти выздоровел после своего глупого ранения, мы эту бутылку и уговорили вдвоем на лавочке в больничном парке. Я не сразу вспомнил, кого Андрей мне напоминает. А когда всплыло лицо погибшего у меня на руках товарища - Саньки Петрухина, то Арбузов стал почему-то сливаться с ним: видимо, они и внутренне были похожи.

Бутылку мы уговорили быстро, и он рассказал, что Марина так ни разу его не навестила, даже не звонила. Скорее всего, уже давно намечавшийся разрыв наконец-то свершился. Растянувшаяся на полгода попытка семейной жизни не удалась. Я ему сочувствовал. Для меня это был уже пройденный этап.

Он рассказал, что сам по профессии бухгалтер. Год назад устроился на частный фармакологический комбинат, владелец которого, Тарасов Виктор Константинович, как раз и приходится отцом его блудливой жены. А вроде все так хорошо начиналось, вроде и любовь была...

- Выпить больше нет? - спросил он, и я сходил к машине ещё за одной бутылкой. Тем более, Андрей заверил, что его на днях выписывают, может быть завтра утром, ему не повредит...

Так что была любовь, была и все остальное, а потом Тарасов женился на молоденькой стерве, собственной секретарше, неизвестно откуда всплывшей месяца за два до замужества - шустрая тварь оказалась, наглая, властная, даром что лет двадцать. Как всегда бывает, один муж в упор не видит недостатков своей половины, ничего не поделаешь, такова жизнь. И все пошло кувырком. Марина стал приходить под хмельком, потом стала курить марихуану, - все чаще и чаще. И отец и мачеха настраивали её против мужа, она часто не приходила ночевать. Андрей стал находить у жены шприцы, героин, прочие атрибуты земного рая... И вот - закономерный результат - теперь уже реальный разрыв с женой.

Потом пришел мой черед исповедываться, и я неожиданно рассказал, что после той первой чеченской войны, полный злобы и недоверия ко всему, что исходит от нашего любимого государства, я уволился из МВД. Воспользовавшись своими ещё институтскими связями, оформил лицензию частника, и вот уже который год с переменным успехом работаю только на себя и ни на кого другого. Работа, как работа, говорю я, и Андрей кивает, соглашаясь. Да, конечно, как у всех.

Деревья в парке старые, развесистые. Конец лета заставил покраснеть листья кленов, и они с шелестом осыпаются на дорожки и газоны парка. Настроение у нас обоих паршивое, но вид этого кусочка природы умиротворяет наши души, и лишь где-то на дне живет тоскливое: зачем, почему?..

ГЛАВА 10

НОЧНОЙ ВЫЗОВ

Звонок телефона грянул неожиданного и громко. Я очнулся от дум и потяулся к трубке. Как кстати, может отвлекусь.

Я поднес телефон к уху.

- Да, я слушаю.

Женский голос взволнованно произнес:

- Это господин Быков?

- Кто говорит? - спросил я.

- Моя фамилия Тарасова. Мой муж - Тарасов Виктор Константинович. Вы недавно оказали нам услугу.

Голос её слегка дрожал, а кроме того, она имела очень характерный дефект речи, не могла произнести букву "л", что мне почему-то понравилось и невольно возбуждило фантазию. Не знаю почему.

- Если вы имете в виду Марину?..

- Да, нервно перебила она меня. Именно это я и имела в виду. Я потому вам и звоню... потому что, потому... - она замялась, но только на мгновение. - Вы не могли бы сейчас приехать к нам домой?

Я посмотрел на часы. Было почти десять часов.

- Может быть, отложим до завтра? - спросил я. - Не кажется ли вам, что уже немного поздно?

Я умехнулся про себя, вспомнив, что сам ни секунды не колебался будить бывшего сенатора глубокой ночью, когда вез ему полузабытую дочку-шалаву.

- Нет! - выкрикнула она, и я убедился, что женщина по-настоящему напугана. - Мне кажется, кто-то чужой ходит вокруг дома. Мужа дома нет, он в Петербурге, мы одни с Мариной, и вы понимаете...

- Марина все ещё дома? - не удержался я. - Простите, но почему бы вам просто не вызвать милицию?

- Милиция! - сказала она с непередаваемой интонацией. - Милиция приедет и уедет, а мы опять одни останемся.

- Так вы что, хотите, чтобы я у вас всю ночь дежурил?

- Да, черт побери! - выкрикнула она. - Вы приедете или будете болтать?

- Хорошо, - согласился я, - буду у вас через полчаса.

- Я вам открою замок на воротах, вы сами въедете во двор. Потом просто за собой защелкните... Что это? - вдруг испуганно сказала она.

Телефон молчал, лишь потрескивала тишина в трубке.

- Что с вами? - осторожно спросил я. - Почему вы замолчали?

Больше я ничего не услышал. А потом и линия разъединилась.

Секунду я сидел неподвижно. Меня, почему-то, встревожило то, как резко оборвался разговор. Надо было ехать.

Через десять минут, на всякий случай захватив пистолет, я вышел из подъезда, сел в свою верную "Шестерку", завел мотор и отправился выручать я надеялся - просто богатую неврастеничку.

ГЛАВА 11

НЕВЕСЕЛЫЙ СМЕХ

Второй раз за последние две недели я ехал по этому адресу. Тогда здесь было пусто, фонари, как и сейчас, глянцево отражались в мокром асфальте, но дома были погружены в предрассветную тьму. Сейчас все сверкало по сторонам, особняк, бывший не так давно запущенной коммуналкой без удобств или памятником архитектуры - тоже запущенным и без удобств - сейчас сверкал и переливался почти праздничными огнями; за последние годы для здешних обитателей будни превратились в праздник. И я их понимал.

Третий дом я прошлый раз не разглядел, заметил только крыльцо с двумя колоннами и садовые железные фонари вокруг особняка. Сейчас все было иначе, и даже сквозь листву кленов вдоль ограды, можно было хорошо рассмотреть дом.

Двухъэтажный небольшой желтоокрашенный особняк, темно-красная черепица на крыше, несколько железных стилизованных фонарей на столбах, ярко освещавших фасад. Странно, подумал я, кто это тут может тайно бродить при таком ярком освещении. Разве что прячась за деревьями.

Я въехал на тротуар перед воротами, поставил машину на ручной тормоз и вышел. Ворота действительно не были закрыты. Распахнул ажурного литья чугунные створки и, сев в машину, подъехал прямо к крыльцу.

В доме всюду горел свет, но за французскими белыми шторами я не заметил никакого движения. И входная дверь при моем приближении не приоткрылась. Я вышел из машины. Оглянулся. Створки ворот были распахнуты, но я решил не торопиться идти их закрывать.

Входная дверь тяжелая, сделанная на заказ, начищенные латунные ручки. Из дома доносится музыка, значит, там кто-то должен быть. Я подождал несколько секунд в надежде, что меня уже заметили и дверь быстро откроют. Щелчок открываемого замка не последовал, и я лоискал кнопку звонка. Нашел. Нажал на звонок, и он явственно, но едва слышно прозвенел где-то недалеко. Но впускать меня не торопились.

Я отошел от крыльца не несколько шагов, высматривая хоть какое-нибудь движение в окнах второго этажа. Нет, ничего. Обошел дом. Здесь была небольшая лужайка и летняя беседка со столом и тремя металлическими стульями. Кирпичный сарай у забора. Наверное, гараж.

Вернулся к входной двери, постоял в нерешительности и нажал на дверную ручку. Дверь приоткрылась. Надо было это сделать с самого начала, а не ходить вокруг да около.

Я потянул на себя тяжелую дверь, она открылась, я вошел. Маленькая прихожая, скорее промежуток между двумя дверьми. Открыл вторую дверь и вошел в гостиный зал, сейчас ярко освещенный. Горели настенные бра на кронштейнах, горела огромная люстра из той хрустальной породы что звенит всеми своими хрухсталиками при малейшем сквозняке. Сейчас звон услышать было нельзя, потому что все заглушал телевизор: крутили какой-то клип. И вообще, создавалось впечатление, что комнату покинули совсем недавно, буквально с минуты на минуту. Подтверждением этому служили веселые языки пламени в топке камина, недавно, видимо, разожженного.

Напротив камина стоял диван, по бокам - отмечая уголок вечернего отдохновения - два кресла и журнальный столик с пепельницей, зажигалкой и пачкой сигарет. В пепельнице полно окурков, многие со следами губной помады, что не удивительно, так как в доме живут курящие женщины. Марина, во всяком случае, курит. Было бы смешно, если бы этой, на диво взрослой девушке, разрешалось только потреблять наркотики, но запрещалось курить.

На каминной полке стояла почти полная бутылка коньяка и несколько бокалов. Из трех бокалов пили, на дне оставались следы темной жидкости.

Я подошел к телевизору и шелкнул кнопкой выключателя. Экран погас, оборвалась и мелодия. Сразу стало тихо. Нет, со всторого этажа доносились звуки музыки. Еще раз огляделся. На каминной полке пустой стакан, но из него явно пили. Я, не трогая его руками, наклонился и понюхал. Да, какой-то сладковатый коктейль.

Я несколько раз позвал хозяйку по имени. Никто не отозвался. Мне все происходящее начинало не нравиться. На всякий случай я позвонил Вере домой, сообщил, где нахожусь и почему нахожусь. Сверили часы: было тридцать три минуты двенадцатого. Чуть больше половины одиннадцатого. Довольно поздновато. Хотя, для здешних обитателей это могло быть только начало вечерних развлечений. Могло бы, если бы хозяйка мне не позвонила.

- Я пойду проверю что есть ещё на первом этаже, а потом поднимусь на верхний этаж и позвоню тебе. Если через полчаса не позвоню, сообщай в милицию, сама знаешь кому. Сегодня по городу дежурит Дашков Санька, вот ему и позвони.

- Может мне приехать? - спросила чуткая Вера. Я отказался, и она успокоилась.

Я вышел в коридор. Наверх поднималась лестница. Слева были комнаты хозяйственного назначения. Кладовки какие-то, туалет. Справа большой бильярдный зал, потом огромная кухня. Я поднялся наверх по широкой лестнице. Деревянные ступени покрыты ковровой дорожкой. Второй этаж. Слева первая дверь вела в большую ванную комнату. Разноцветный кафель и итальянская сантехника. Большая овальная голубая ванная почти на уровне пола. Очень удобно. Следующая дверь вела в спальню. Окна закрыты тяжелыми бардовыми шторами. Обои под шелк. Пусто. Но все приготовлено для сна, даже уголок застеленного пододеяльника на кровати приглашающе отогнут.

Мне это хождение по безлюдному дому начинало очень не нравиться. Время от времени я пытался звать Елену Олеговну, как видно, - теперь я верил испугавшуюся не зря.

Музыка, все время откуда-то долетавшая, становилась все громче. Кажется, вот здесь.

Остановившись перед дверью, постучал. Никто не отозвался. Я вошел.

Это ещё была одна спальня, подобная той, что я уже осмотрел. Новая мебель красно-коничневого цвета, розовый ковер на полу, зеркально блестевший паркет у стен, там, где ковра не хватало, две прозрачные акварели в рамках у изголовья крвоати, у большого зеркала - туалетный столик, заставленный флаконами и коробочками. А ещё бутылка вина, стакан с недопитой жидкостью, пепельница, окурки... Сильно пахло сигаретным дымом и - я принюхался - сладковатым запахом марихуаны.

Мне показалось, я понял, куда попал. Разумеется, это была спальня Марины. На это указывали следы марихуаны, бутылка вина, запашок вседозволенности. Напротив кровати на тумбочке был телевизор. Телевизор громко орал; транслировали какой-то концерт. Девице после всех её приключений позволялось делать все, что угодно. Даже напиваться перед сном. Лишь бы не удирала и не позорила благопристойную семью политика и предпринимателя.

Да, скороее всего так и было, как я вообразил. За одним исключением: самой Марины нигде не было. Даже в маленькой ванной комнате, примыкающей к спальне.

Я вернулся в спальню и выключил телевизор. Теперь в доме наступила полная тишина. Вышел из Марининой спальни и отправился осматривать дом дальше. Оставалось ещё пару дверей. Я хотел быстрее закончить осмотр и позвонить успокоить Веру. Я знал, что она волнуется. То, что здесь произошло похищение, у меня уже сомнений не вызывало. Об этом говорила и та поспешность, с которой обитатели покинули дом, не выключив телевизоры, свет и не закрыв входную дверь.

Обе двери, куда я ещё не заглядывал, в отличие от остальных, сделанных, как видно, на заказ, были типовыми, каких полно в квартирах нормальных людей. Я открыл первую дверь. За дверью была кладовая, набитая всяким хламом. Я осматривался здесь ровно столько, чтобы удостовериться в отсутствии здесь людей. Потом открыл последнюю дверь.

К моему удивлению, здесь было жилое помещение. Скорее всего комната для прислуги: узкая кровать, синтетический палас на полу, дешевый платяной шкаф. Но размерами, а также расположением двери совместного санузла, комната напоминла последнюю спальню, насыщенную ароматами Марининого присуствия. Да, дверь слева от кровати вела в ванную комнату. Я убедился в правильности своего предположения сразу, как только открыл дверь.

Ванная комната, однако, была крошечная, как в малогабаритной квартире. Унитаз располагался слева от входа. На кафельном полу возле ванны стояли красные тапочки с помпонами. На полочке у умывальника я увидел несколько флаконов с кремами и туалетной водой. В воздухе стоял резкий запах, который я не мог бы спутать ни с чем.

Когда я шагнул внутрь, под ногой звякнула стрелянная гильза. Клеенчаая занавска, отделявшая ванную, была расписана крупными зелеными цветами и висела на блестящих медных кольцах. Она была задернута. Я раздвинул её, и кольца издали пронзительный звук, резанувший мои нервы.

Я нагнулся, чтобы отвести мокрые волосы с лица этой женщины. В первое мгновение мне показалось, что это была Марина - тело было похоже. Но когда я отвел прядь волос, то оказалось, что женщина была много старше, лет сорока. Перед смертью она вжалась в угол ванны, подняв колени к груди, словно пыталась спрятаться за ними, или самой стать меньше, недоступной для пуль, проделавших отверствие в груди и в горле. А тонкая струйка воды продолжала омывать её, словно заранее готовя тело к погребению.

Н-да. Тут все было ясно. Дамочка принимала душ перед сном, как вдруг кто-то зашел к ней, отодвинул пистолетом край занавески, женщина постаралась занять как можно меньше места, вдавилась в угол ванны, и тут её настигла смерть.

Да, так и было. Женщина спокойно разделась, забралась в ванну, включила воду, отрегулировала напор воды и температуру, ещё не успела переключить смеситель на душ, как тут - на тебе - мужчина с пистолетом.

Мне даже не хотелось представлять себе то, что может испытывать голая женщина в таком положении. Главное, отсутстие одежды делает любого человека беззащитынм. Сказанное, конечно, не относится к таким грубым экземплярам, как я, и войди ко мне в ванную, когда я моюсь под душем, какая-нибудь женщина с пистолетом, все, конечно же, было бы иначе...

Мне было непрятно видеть выражение этих мертвых глаз, словно бы укорявших лично меня; я приехал, как только меня позвали и быстрее явиться не мог. Я наклонился и вернул её волосы в прежнее положение, закрыв прядью глаза.

Вернулся в спальню и стал в центре комнаты, качаясь на пятках. Кто-то пришел сюда в дом, похитил хозяев и убил служанку, чтобы не оставлять свидетеля. Когда паны дерутся, у холопов чубы трещат, подумал я и рассмеялся.

Но это не был веселый смех.

ГЛАВА 12

НЕОЖИДАННЫЙ ГОСТЬ

Спускаясь в холл, я размышлял. Ясно одно, незнакомцы (или незнакомец) так испугавшие Тарасову Елену Олеговну, все-таки не были плодом её воображения. Бандиты вошли в дом как раз в тот момент, когда Елена разговаривал со мной по телефону. Вошли, пригрозили оружием, заставили положить трубку, а потом, захватив и падчерицу, увели с собой. Убив прежде единственную свидетельницу - служанку.

Я чувствовал в своих рассуждениях противоречие. Мне было не ясно, чем помешала преступникам служанка, если она все равно ничего не видела и не слышала до того момента, как её нашел бандит.

А впрочем, ничего тут странного нет. Похитители, прежде чем уйти, могли просто решить обыскать дом. Они вполне могли предполагать начличие случайного свидетеля, и они нашли этого свидетеля. А то, что свидетель оказался воистину случайным, свидетель по стечению обстоятельств, когда бандит случайно показал себя ничего не подозревающей женщине - это просто вопиющее невезение, невезение, возведенное в степень, в квадрат, не знаю уж во что.

Черт побери! Эта семейка начинает действовать мне на нервы. Вернее, сопуствующие нашему знакомству обстоятельства. Настроение было паршивое.

Я прислушался. Сомнений не было: я слышал шум подъезжающего мотоцикла. Несколько секунд спустя двигатель заглох, я услышал звук приближающихся к входной двери шагов. В той тишине, в которую погрузился дом после моего сюда прибытия, слышен был малейший звук за стенами, даже шум все ещё продолжавшегося дождя не заглушал ничего. Однако ночью всегда так.

Вновь прибывший не стал звонить. Он просто открыл входную вдерь, потом внутреннюю и вошел в холл.

Вошедший был среднего роста, лет двадцати пяти, плотный, но полнота его ещё не переходила грань, после которого парня можно было бы обозвать жирным. Но он имел толстое лицо и сглаженные черты. Одет он был сплошь в кожу с металлическими прибамбасами, как любят это делать разные там байкеры с металлистами. На его короткоостриженных волосах и ворсе толстого коричневого свитера, видном в открытых полах куртки, блестели крохотныек капельки воды - дождь на улице продолжал мелко сыпать. Увидев меня, он застыл на месте, и у него вырвалось:

- Кто вы такой?

Меня его вопрос удивил. Скорее, я должен был бы интересоваться его личностью. Впрочем, возможно, он имел право спрашивать меня.

- А вы кто такой? - задал и я встречный вопрос.

- Я брат Лены Тарасовой, хозяйки этого дома. А вы кто такой? И что вы здесь делаете? Где Лена?

Он решительно прошел к камину, взял бутылку коньяка с каминной полки, выбрал там же чистый бокал и налил себе солидную порцию. Одним глотком осушил бокал, налил себе еще, и с бутылкой и бокалом в руках направился ко мне.

- Что случилось? Мы с Леной договорились ехать в бар, я, правда, немного задержался, но вот приехал, а тут вы с вашими распросами. И где Лена? И кто вы такой?

Вел он себя по-хозяйски и не производил впечатление впервые попавшего в дом.

- Документы у вас есть? - спросил я.

- Какие документы? - усмехнулся он - Я в бар с документами не хожу. Сейчас Ленка спустится и не понадобится вам никаких документов. Ты что, парень, новый телохранитель?

- Допустим. Я бы хотел, чтобы вы ответили на мой вопрос, - не отставал я. Я уже понимал, что парень здесь свой, но мне он чем-то не нравился.

- Да что тебе надо? - ухмыльнулся он толстым ртом, поставил рюмку на столик и полез во внутренний карман своей кожанной куртки.

Я Напрягся, и он это заметил. Насмешливо подняв брови, он медленно вынул пластиковую карточку водительских прав.

- На смотри, - сказал он уже не улыбаясь. Он выглядел озабоченным.

Я взял его права, взглянул. Сергей Максимович Терещенко. Права выданы здесь в Москве два месяца назад.

- Значит девичья фамилия вашей сестры была Терещенко, а вашего общего отца с Еленой Олеговной звали Марком? - спросил я.

Он вновь ухмыльнулся, забрал у меня карточку водительских прав, сунул себе в карман и снова взялся за бутылку.

- Во-первых, моего отца действительно звали Марком, а во-вторых, отца Ленки звали Олегом. Объясняю для непонятливых: Олег и Марк были родные братья, а мы с Ленкой - двоюродные. а теперь, раз уж ты подробно ознакомлен с нашей родословной, мне хотелось бы знать, кто ты есть такой любопытный. А главное, где Ленка? Я так понимаю, ты из органов, раз все так допытываешься. Виктор Константинович наконец-то профессионалов нанял, да? Ты что, новый охранник?

- Не совсем так. Почти угадал, но только почти. Я здесь потому, что мне позвонила Елена Олеговна и попросила приехать. Ей показалось, что кто-то бродит вокруг дома.

- И кто же это бродил? - поинтересовался он, наливая себе новую порцию коньяка.

- Не знаю. Когда я приехал, здесь уже никого не было. Кроме служанки.

- Какой такой служанки? - удивился он. - Откуда служанка?

- Маленького роста, лет сорока, худощавого телосложения, волосы черные, с белым крашеным локоном, глаза карие.

- А-а, так это же секретарша Тарасова. Он же её с собой всегда возит. Он что, вернулся? Когда он успел? - заметно встревожился парень. - Он же сегодня в Питере должен быть.

- Не знаю на счет Виктора Константиновича, но по моим сведениям, он действительно в Петербурге. Но вот секретарша, если это секретарша, она и в правду здесь. И мертвая, - добавил я.

Терещенко вздогнул и чуть не выронил бутылку, с которой, видно, расставаться уже не собирался.

- Как мертвая? А где Ленка? Где Маринка?

- Их нет.

- Как это нет? Что ты мне тут зубы заговариваешь? Да ты сам кто такой? - он вдруг взъярился. - Да что тут происходит?

- Не знаю. Я приехал полчаса назад, нашел дом пустым, дверь была не заперта, в ванной наверху обнаружил женщину с двумя пулевыми ранениями и совершенно мертвую. И как сейчас выяснилось, это оказывается секретарша Тарасова.

Терещенко быстро взглянул на меня.

- Совершенно мертвая?

- Мертвее не бывает, - подтвердил я и тут же спросил: - Как её звали?

- Леонова Людмила Дмитриевна, - ответил он, думая о чем-то своем.

- Милицию уже вызвали? - спросил он.

- Нет, ещё не успел. Собирался, когда вы подъехали. Сейчас вызову.

Я подошел к столику у стены, где стоял телефон. Сел в крсло и взялся за трубку. Терещенко повернулся и пошел к выходу.

- Ты куда? - окликнул я его. Мне показалось странным, что он даже не поставил на стол бутылку. Так и пошел с ней к выходу.

- Мотоцикл хочу проверить, - пояснил он. - Кажется мотор не заглушил.

Я после его слов ещё больше насторожился. Тем более, что отлично слышал, как он заглушил мотор. Да и странно было бы оставлять мотор работающим. Не на его же мотоцикле они с Еленой Тарасовой собирались ехать в бар?

- Не беспокойся, - сказал я. - Кажется, ты его все-таки заглушил. Проверь ключ, он должен быть в кармане.

Он похлопал себя по карману куртки. Звон ключей услышал и я.

- И правда, - удивился он. - Как это я забыл? Тогда конечно, - сказал он и повернулся ко мне.

Видя, что он не собирается уходить, я вновь повернулся к телефону. Напротив, в зеркальной створке настенного бара, я увидел себя, набирающего номер милиции. В зеркале этот странный двоюродный брат поставил бутылку на столик и подошел ко мне. Потом сунул руку в карман. Сделал ещё один быстрый шаг в мою сторону. Я, бросая трубку, стремительно повернулся, но сделать уже ничего не мог: в глаза, ноздри, рот плеснуло холодным и одновременно обжигающим... жгучая боль заставила согнуться, я задыхался, кашлял, сипел и всхлипывал - страшное дело!..

ГЛАВА 13

ВСЕ ТАКИЕ ШУТНИКИ

Мне показалось, все это длилось вечно. На самом деле, минут через десять я пришел в себя окончательно. Но это я потом выяснил. А тогда казалось, что пока я добрался до туалетной комныты на первом этаже. прошли часы, никак не меньше.

Наконец вернулся в каминный зал. Здесь никого уже не было. Посмотрел на часы: десять минут двенадцатого. Минут пятнадцать я точно отсутствовал. Сергей Максимович Терещенко ушел, весьма своеобразно попрощавшись со мной. Я выглянул в окно - его мотоцикл тоже отстутствовал. Глаза ужасно болели. Что же это такое со мной: второй раз за какие-то две недели меня так позорно выключают!

Я подошел к телефону и набрал "02". Только когда мужской голос сообщил, что дежурный капитан Иванов слушает, я сообразил, что хотел звонить своему приятелю майору Дашкову, который сегодня дежурит по городу. В принципе, все равно, подумал я и сказал:

- В доме номер три в Кисельном переулке совершено преступление. Убита женщина и, возможно, совершено похищение хозяев особняка.

- Кисельный, дом три? Кто говорит?

- Меня зовут Быков Герман Геннадьевич.

- Где вы находитесь?

- Кисельный переулок, дом три. В доме, где совершено преступление.

- Оставайтесь на месте и ждите опергруппу.

Я повесил трубку, закурил и только тогда остался на месте.

Опергруппа приехала довольно быстро. Машины замешкались было у ограды, но все ещё распахнутые ворота помогли определиться на местности. "Волга" и "Жигули" заехали во двор и остановились возле моей машины. Вышли четыре человека. Я приоткрыл дверь и впустил их. Старший группы - худощавый, средних лет майор с тяжелыми плечами спросил меня:

- Где труп?

- Второй этаж, последняя дверь справа по коридору. В ванной.

Трое пошли наверх, а со мной остался сержант, наверное, водитель. Все время держа меня в поле зрения, он стал осматривать гостиную. У меня все ещё трещала голова после неведомого мне яда.

- Вы здесь живете? - спросил сержант.

- Нет, мы особняков не держим.

- Да-а, - сказал сержант и переменил тему. - Труп чей?

- Женщины. Секретарши хозяина.

- Да-а, секретарш держат, - сказал сержант и покачала головой. Утопили, что ли?

- Нет, застрелили.

- Оружие у вас? - спросил он.

Я помедлил, но ответил:

- Моё, да.

Сержант подобрался, словно тигра перед прыжком. Руки перехватили автомат, который был немедленно нацелен мне в грудь.

- Вы из него стреляли?

- Много раз.

- Сегодня тоже?

- А ты как думаешь?

- Я думаю, что вы должны сдать оружие, - твердо сказал сержант, уже демонстративно целясь в меня.

- Голова не болит? - спросил я, и он моргнул.

- Почему у меня должна болеть голова?

- Не болит, так будет. Если думать будешь. У меня с собой разрешение на ношение оружия. Хочешь покажу, - предложил я и потянулся рукой к внутреннему карману.

- Не двигаться! - крикнул он. - Руки на стол!

Я положил руки на журнальный столик.

- Сержант! Напряги мозги. Зачем бы я вам звонил, если бы это я убил? И зачем бы вас ожидал? И зачем бы с тобой, умником, разговоры вел? Ну как, голова не болит?

Он пристально смотрел на меня. Потом вновь моргнул.

- А что, мне больше всех надо? Ладно, сейчас майор из тебя живо все вытрясет. Ты пока только сиди спокойно, и все будет нормально.

В этот момент вернулся майор. Бросил взгляд в нашу сторону и, не говоря ни слова, прошел к телефону. Набирая номер, спросил:

- Герасимов! Что тут произошло?

- У него есть оружие. И он говорит, что стрелял из него.

Майор кончил набирать номер и окинул меня ничего не выражающим взглядом.

- Саня? Пришли врача и труповозку. Да, подтвердилось... Нет еще.. Ну все.

Он положил трубку и повернулся ко мне

- Быков Герман Геннадьевич?

- Да.

- Оружие есть?

Есть.

- Документы и разрешение на ношение.

Я полез в карман. Сержант вновь напрягся. Я подал бумажник с документами майору, и тот тщательно изучил его содержимое. Вернул мне.

- Покажите мне ваш пистолет.

Я молча вынул пистолет и протянул его майору рукояткой вперед. Майор взял мой "ТТ" и понюхал ствол.

- Вы сказали, что стреляли из него.

- Много раз. Но я не говорил, что стрелял сегодня.

Майор вернул мне пистолет и поморщился.

- Все такие шутники стали. Может, у вас есть предположение, кто пошутил с той женщиной наверху?

Я покачал головой.

- Нет, понятия не имею. Я её впервые вижу.

ГЛАВА 14

СЛЕПОЙ КИЛЛЕР

Майор словно бы и не слушал. Рассеянно поглдывал по сторонам. Нос картошкой придавал ему добродушное выражение, а тяжелые могучие плечи что-то хищное, ястребиное. Все вместе создавало страное впечатление. Пальцем подозвав к себе сержанта, он отошел с ним в сторонку и что-то тихо сказал. Вырвал страничку из блокнота и отдал сержанту. Тот сразу же вышел во двор. Майор вновь подошел и стал равнодушно меня изучать. Потом остановил взгляд на моей переносице. Словно прицелился.

Внезапно во дворе послышался шум подъезжающей машины. Через некоторое время вошли трое мужчин: пожилой, усталый, с чемоданчиком в руке и двое моего возраста, но разной масти - чернявый и блондин. Майор повернулся к усталому человеку и сообщил:

- Второй этаж. Направо в ванной.

Все трое вновь прибывших с любопытством осмотрели меня, потом повернулись и вышли. С улицы вернулся сержант и ещё от двери утвердительно кивнул майору. Майор протянул мне бумажник и пистолет. Сел напротив в кресло, потянулся.

- Ну что, теперь можете рассказывать.

- А что, сразу не было видно, что гильза наверху не от "ТТ"?

- Говорите, - сказал майор, разглядывая себя в зеркальной дверце настенного бара.

Я начал рассказывать.

- В двадцать два часа, двенадцать минут мне позвонила хозяйка этого дома, Тарасова Елена Олеговна и сообщила, что вокруг дома ходят подозрительные люди. Она попросила меня приехать, потому что находилась в доме одна вместе с падчерице Мариной, дочерью Тарасова от первого брака. Тарасов, по словам Елены Олеговны, находится в Петербурге. В общем, дамам было страшно, и я приехал.

- Почему они не позвонили в милицию, а просили приехать вас? - спросил майор, чиркая что-то в своем блокноте.

Я ухмыльнулся.

- Веротяно, частное обслуживание более предпочтительнее.

- Продолжайте, - сказал майор и посмотрел мне в переносицу.

- Я приехал, ворота, как и договаривались с Еленой Олеговной, были открыты, но и входная дверь оказалась не заперта. Я осмотрел дом, нашел труп. Когда я спустился вниз, чтобы позвонить в милицию, к дому подъехал мотоциклист. Он зашел в дом, и я проверил его водительские права. Других документов не было. Терещенко Сергей Максимович. По его словам - двоюродный брат Елены Олеговны Тарасовой. Я описал ему приметы убитой, и он сообщил, что, скорее всего, убита секретарь Тарасова Леонова Людмила Дмитриевна. Она должна была быть в Питере с шефом. Убийца, видимо, не предполагал её здесь застать. Увидел внезапно и застрелил. Когда я хотел задержать Терещенко до приезда милиции, он неожиданно прыснул мне в лицо аэрозольным препаратом, вероятно, простым слезоточивым газом и скрылся, пока я не мог ничего предпринять.

В зал вошел чернявый парень, приехавший недавно с пожилым. Что-то шепнул майору, внимательно посмотрел на меня и вновь ушел.

- Я так понимаю, вы друг семьи? - вежливо предположил майор.

- С Тарасовым и его дочерью я впервые познакомился недели две назад. Видел их один раз. Первый и последний. Елену Олеговну ни разу не встречал. Первый раз говорил с ней по телефону сегодня вечером.

- Давайте подробности, - раздарженно сказал майор. - Когда, что, где?

Я вздохнул.

- Начну сначала. Две недели назад ко мне обратился мой сосед Арбузов Лев Сергеевич...

Пока я рассказывал, сверху вновь спустился чернявый уже с пожилым. Сели на диван и внимательно слушали меня. Когда я закончил, майор спросил:

- Марина так и не вернулась к мужу?

- Сегодня ещё нет. А так не знаю.

- А не могло так случиться, что Тарасов запретил дочери встречаться с зятем?

Я помедлил, прежде чем ответить.

- Возможно. Андрей Арбузов это не исключает.

Майор нацелил взгляд мне в переносицу и холодно спросил:

- Вы что же, предполагаете, что гражданин Арбузов... Как, кстати, его имя-отчество?

- Андрей Леонидович.

- Так вы считаете, что гражданин Арбузов Андрей Леонидович мог похитить свою жену и жену своего тестя, потому что ему запретили встречаться с женой?

- Да нет, конечно! Ничего я не предполагаю. Я просто рассказываю.

- И заодно подставляете этого своего Арбузова. Я так понимаю, добавил майор.

Чем-то я ему не понравился.

- Чепуха, - пренебрежительно сказал я.

- Что еще? - спросил майор.

В этот момент вошел сержант. Все посмотрели на него.

- Ну что? - спросил майор. - Можешь говорить.

- Тарасов в Петербурге. Я сейчас говорил с ним.

- Ты проверил?

- Да. Я позвонил в гостиницу, где он остановился. Там подтвердили, что он на месте, в своем номере, и сегодня ещё никуда не выезжал.

Сержант замолк, словно бы вспоминал свой телефонный разговор.

- Продолжай, - поторопил его майор.

- Все. Я ему рассказал о похищении жены и дочери, и он сказал, что к утру будет в Москве.

- Очень хорошо. А что с этим?.. - майор кивнул в мою сторону. - Ну... с братом, с двоюродным братом, с Терещенко? - вспомнил наконец.

Указывал на меня, видимо, намекая на мою связь с Терещенко хотя бы аэрозольный балончик со слезоточивым газом, от которого у меня до сих пор слезились глаза

- Терещенко пока нигде не зарегистрирован. Ищут.

- У вас больше ничего? - повернулся майор ко мне. - Тогда придется проехать с нами. Я думаю, долго мы вас не задержим. Составим протокол и отпустим.

- А может, отложим до завтра? - предложил я.

- А может, все-таки проедем? - сказал майор, поигрывая желваками и холодно целясь взглядом мне в переносицу.

Положительно я ему не нравился.

Все поднялись. Нехотя поднялся и я. Вышли из дома. Пожилой со своими спутниками шел с нами. В особняке остался дежурить лейтенант. Дождь за время, пока я был в доме, усилился.

Указывая на мой "Москвич" майор спросил:

- Это ваша машина?

- Да.

- Иван! - повернулся майор к сержанту. - Поедешь со свидетелем. За руль сядешь ты. Ясно?

Майор посмотрел на меня. Я пожал плечами и сел в кресло рядом с водительским. Сержант сел за руль и некоторое время осваивался. Сиденье было слишком далеко отодвинуто от баранки, мои ноги были длиннее.

Машины впереди стронулись с места. Мы покатили следом.

А за стеклом шел нескончаемый дождь, похоже было на то, что лето уже прошло и не вернется. Асфальт блестел, словно облитый маслом, и фонари длинными огненными лентами отражались в проезжей части Кисилевского переулка и многократно, радужно в лужах у обочин. Да, лето окончилось, увы.

- Что? - переспросил я. Сержант что-то сказал, а я, занятый своими мыслями, не разобрал.

- Я говорю, теперь зарядило.

Мы шли следом за машиной майора. Переулок был пуст. Сержант замешкался и служебная "Волга" успела оторваться от нас. Сержанта это не заботило. Вдруг впереди, на пешеходной "зебре", показался человек. Судя по вытянутой вперед палке, это был слепой. Худой, высокий, закутанный в длинный плащ, он то опускал палку, чтобы стукнуть ею об асфальт, то вновь поднимал горизонтально. Милицейская "Волга" скрылась за поворотом, когда мы подъехали к пешеходному переходу и остановились, пропуская слепого, повернувшего на звук мотора лицо, прикрытое черными незрячими очками. Слепой остановился перед капотом и стал расстегивать плащ. Мысленно я все ещё находился далеко, все ещё в покинутом нами доме, поэтому среагировал запоздало. Я выхватил пистолет и одновременно попытался скользнуть вниз, сложиться на самом дне, но этот мнимый слепой действовал быстрее. Он направил в нашу сторону короткий пистолет-пулемет с длинным глушителем и размашисто повел из стороны в сторону. Я ещё успел заметить, как дернулся сержант, успел услышать вязкий звук, с которым пули входили в его тело, успел заметить сверкающую волну хрустального биссера от рассыпавшегося стекла и тут тяжелый удар в голову, казалось, надолго, погасил мое сознание.

И я подумал, что, вероятно, смерть как раз и выглядит так.

ГЛАВА 15

УСТАЛОСТЬ ОТ ПЕРЕЖИТОГО

Однако я очнулся и в первое мгновение не мог понять, что происходит. Сначала - в этот момент сознание только начало возвращаться - мне показалось, что каким-то образом я оказался на корабле, тесную каюту качало, меня поднимало, несло... Внезапно я понял, что лежу на носилках, и меня пропихивают внутрь машины "скорой помощи".

Этого ещё не хватало.

Я сел, в голову сразу ударило пушечным ядром, но тут же отпустило; лишь продолжало где-то в глубине мерно бухать, словно забивали сваи. Но я не обращал на это внимание. Жить было можно, и я не настолько паршиво себя чувствовал, чтобы позволить себя увезти неизвестно куда. Кто-то из эскулапов попытался было меня задержать; я не обратил на него внимания.

- У вас же сотрясение мозга! - кричал кто-то мне вслед. И это было приятное известие, лишнее подтверждение того, что я цел и невредим. А сотрясение - все это чепуха.

Через некоторое время я обнаружил на голове у себя повязку, значит, кровь была, а я получил контузию. Как на войне. Почему-то сейчас это было приятно сознавать.

На тротуаре, рядом с моей "Шестеркой", темнели блестящие от воды милицейские куртки. Майор тоже был здесь. Он нацелил было взгляд мне в переносицу, но отвлекся, смотря куда-то вниз.

Я посмотрел туда, куда они все смотрели. За моей машиной на носилках лежало укрытое плащом тело.

- Сержант? - спросил я.

- Да, - кивнул полковник. - А вы, я вижу, целы и невредимы?

Майор вновь посмотрел на меня.

- Ладно, езжайте-ка сегодня домой. А завтра попрошу явиться к трем часам. Сейчас вы... плохо выглядите, - сказал он мне, скользнув взглядом по моей повязке.

Когда я приехал к себе домой, была уже глубокая ночь. Я доехал до автостоянки. Дежурил знакомый парень Леха. Я загнал свой покалеченный "Москвич" за ограду. Охранник обещал завтра заняться моей машиной. Завтра же мне надо будет ехать к себе в гараж, где у меня, ещё от лучших времен сохранился "Опель". Когда-то иметь сразу две машины - причем одну иномарку - казалось мне верхом богатства.

Живу я на проспекте Мира в сталинском кирпичном доме вечной постройки в трехкомнатной квартире, которая давно уже требует ремонта. Однако руки все не доходят. Точнее, нет времени, да и жаль тратить его на благоустройство того, к чему я всю жизнь относился скептически: домашнего гнездышка.

Впрочем, дома у меня относительно прибрано.

Лифт вознес меня на мой этаж. Во всем здании стояла мертвая тишина. Голова у меня стала болеть ещё пуще. Я вошел в свою квартиру, открыл окно и впустил вместе с влажным воздухом дождь. Сбросив пиджак, я достал из холодильника бутылку водки и налил себе полстакана. Выпил, сразу полегчало. Я вспомнил об убитом сержанте, и мои тревоги стали казаться не столь уж тяжкими. Я ни минуты не сомневался, что стреляли в меня, но в темноте не заметили подмены. Сержант спас меня, подставив свое тело.

И все же я не мог понять, зачем я кому-то понадобился, зачем меня старались убить? Я вновь прокрутил в голове события этого вечера. Мне вдруг стало подозрительным всё. Зачем ко мне обратилась за помощью совершенно незнакомая женщина? Хотя, конечно, я вполне мог быть для Елены Олеговны первым реальным представителем если не милиции, то правоохранительных органов вообще. Первым, кто реально что-то сделал, что-то касающее её или её семьи и не на экране телевизора, а наяву. Так бывает. Человек верит только тому, с чем сталкивается лично.

Но все равно вопросов было больше, чем ответов. Почему этот Терещенко, этот названый брат Тарасовой Елены Олеговны попытался нейтрализовать меня газом, когда я хотел задержать его до прихода милиции? Вдруг он замешан в похищении сестры, а зашел, возможно, замести следы или просто под шумок прихватить какую-нибудь ценную вещицу? И кто в меня стрелял? И зачем?

Я налил себе ещё полстакана водки, выпил и, ощущая, как приятное тепло растекается по жилам, закурил сигарету.

Через некоторое время я пошел в ванную. Умылся. Идти в душ сил не было. Я посмотрел на себя в зеркало. Повязка придавала мне лихой вид, но в общем-то лицо мне не понравилось: я выглядел усталым, осунувшимся и больным.

Я вернулся в гостиную, в спальню не пошел. Не раздеваясь, лег на диван, укрылся пледом, всегда наготове лежащим рядом в кресле, и лежал, прислушиваясь к тишине уснувшего здания и к тишине города за окном. Я думал, что вот ещё один день прошел. Снова я оказался втянут в события, до которых мне, собственно говоря, никакого дела нет. Не за деньги же я бегаю все эти годы. Вернее, не столько за деньги, сколько за то, чтобы создавать самому себе видимость смысла. Мужик обязательно должен привносить смысл в дело, которому он служит. Но странная вещь, чем дальше, тем все меньше смысла я нахожу во всех этих своих геройских делах, за которые я, правда, время от времени получаю неплохое вознаграждение. Да, наверное, кроме денег человеку ещё что-то надо. Но вот что? Может быть, друзей, как тогда, на войне? Не знаю, можеть быть...

А за окном шелетели тополя и ясно раздавались шаги одинокого прохожего, спешащего поскорее добраться домой. Все замирало до утра, все успокаивалось, засыпало. И постепенно и в мою душу тоже вошел покой...

ГЛАВА 16

ЗВОНОК БИЗНЕСМЕНА

Проснулся я в десятом часу. Нет, было уже около десяти. Я почувствовал бодрый запах кофе, вползающий от соседей через открытое окно и, медленно отгоняя остатки сна, вернулся к действительности, сам отнюдь не бодрый, но уже готовый к тяготам нового дня. А главное, голова уже не болела. Голова была пуста и гудела как большой котел, но уже не по причине контузии. Я прежде всего достал из холодильника бутылку пива, тут же опустошил её из горлышка, и скоро почувствовал, как окончательно возрождаюсь к жизни. Словно Феникс из пепла.

Пуля только чиркнула по моему черепу, сорвала кусок кожи и оглушила. Ничего серьезного. За ночь царапина затянулась, а когда я сходил в душ и смыл остатки запекшейся крови, то новая повязка уже не понадобилась.

Потом я сделал себе яичницу и выпил ещё бутылку пива. А когда потом пил кофе, зазвонил телефон.

- Слушаю, - сказал я и мужской решительный, странно знакомый мне голос резко произнес:

- Мне нужен господин Быков. Это вы?

- Я слушаю.

- Я - Тарасов, отец Марины. Надеюсь, вы помните, как привезли её несколько недель назад? Вчера вы были в моем доме. Мне нужно вас увидеть. И немедленно. Вы можете сейчас подъехать ко мне домой?

Я помедлил, прежде, чем ответить. Честно говоря, я был сыт по горло этой семейкой. И прочими сопутствующими воспоминаниями. Вчерашний альтруизм вышел мне боком, так что меньше всего я хотел вновь окунуться в их убогую, но богатую жизнь.

Тарасов по своему истолковал мои колебания.

- Я желал бы обговорить с вами оплату ваших прежних услуг моей семье. И если вы будете согласны, то и новых.

- Он помедлил секунду и, словно все уже было решено, добавил:

- Жду вас через полчаса у себя дома. Всё.

Он дал отбой. Я ухмыльнулся и положил трубку.

Я подумал, что даже такого рода потрясения, как похищение жены и дочери, не могут изменить в человеке желание оседлать ситуацию, чувствовать себя хозяином положения.

Из своих старых костюмов, я выбрал самый элегантный. Завязал галстук перед зеркалом, стараясь, чтобы узел получше выглядел. Новые ботинки, обнаруженные в шкафу, жали, но в общем я выглядел неплохо; я намерен был продемонстрировать Тарасову независимость и собственную уверенность в будущем. Самому-то себе доказывать это было не надо, но посторонние без регулярных демонстраций высоко оценить человека просто не в состоянии. Это я уже давно понял.

Еще раз критически оглядел себя, стряхнул соринку с плеча, остался собой довольна, и я вышел.

На автостоянке я ещё раз обговорил с Лехой, все ещё не сдавшим смену, сумму возможных затрат на ремонт моего трудолюбиового калеку, затем я сел в свой старый, но ещё очень представительный "Опель", который у меня служил для официальных поездок и поехал к воротам. Я не торопился, но все равно в Кисельный переулок приехал на пятнадцать минут раньше. Днем я здесь ещё не был, поэтому осматривался с любопытством.

ГЛАВА 17

МЕНЯ НАНИМАЮТ

С утра погода прояснилась, и в редких провалах облаков ярко синело небо. Иногда в эти оконца выглядывало солнце. Когда я подъехал к ограде дома номер три, как раз был один из таких солнечных антрактов, и сквозь листву посаженных вдоль ограды деревьев особняк казался залитым жидким золотом - все было умыто, чисто, свежо.

Я свернул к ажурным воротам и коротко просигналил. Мне пришлось посигнались ещё раз и лишь тогда к ограде вышел хмурый парень в почти таком же костюме, что сидел на мне. Парень взглянул на меня сквозь узоры чугунной решетки - я махнул ему рукой из окошка - и стал открывать ворота. Когда обе створки были распахнуты настежь, я медленно вполз во двор, подъехал к дому и остановился перед "Ауди" цвета металлик. Вероятно, это была машина Тарасова.

Я вышел из своего "Опеля", запер дверцу на ключ и посмотрел вверх на окна второго этажа. За занавеской одного из окон мелькнуло лицо, но я не разобрал чье.

Я поднялся на крыльцо. Как раз подоспел парень, успевший закрыть ворота.

- Как о вас доложить? - спросил он, распахивая передо мной дверь.

- Господин Тарасов меня ждет, - пояснил я. - Сообщите, что приехал господин Быков.

- Прошу вас, - пригласил меня заходить вышколенный парень. Я зашел в уже изученный мною дом. Парень, проскользнув мимо, взял телефонную трубку и, не спуская с меня взгляда, коротко доложил о приезде господина Быкова.

Я сел в кресло. Сейчас, днем, французские шторы были подняты, и дневной свет заливал холл, делая помещение больше, просторнее. Утром здесь все успели тщательно убрать, так что я не замечал следов ночного пребывания здесь такой массы мужиков. Я взглянул на часы. Было ровно одиннадцать тридцать. Мы договаривались как раз на это время.

В этот момент открылась дверь и вошел Тарасов. Я встал, мы пожали друг другу руки и сели напротив. Две недели назад, в темноте, я его плохо разглядел, хотя общее впечатление составил. Как представитель нашей элиты, достигшей, наконец, благ цивилизации, он был упитан, сейчас, когда сидел напротив, складки живота перетекали через ремень на брюки, лицо было одутловатым, красным, но выражение имело строгое, ясно дававшее понять, что человек с таким лицом не терпит никаких глупостей.

Тарасов, не оглядываясь, махнул рукой, и парень бесшумно принес поднос с двумя бокалами и бутылкой армянского коньяка. Парень наполнил рюмки и унес бутылку. Я вытащил сигареты и закурил.

Тарасов поднял рюмку и посмотрел её на свет. Потом взглянул на меня.

- Я пригласил вас сюда только потому, что вы и так в курсе всего... что происходит в моей семье. Вы, так или иначе, оказываетесь замешаны буквально во всем. Сразу уясните, что ваша осведомленность о событиях вокруг меня случайна, в этом нет вашей заслуги, так что я сразу хочу, чтобы вы поняли: я не протерплю, если вы будете строить тут передо мной Шерлока Холмса. Вы будете делать то, что можете, а я буду платить вам ровно столько, сколько стоят ваши услуги. Это я говорю, чтобы в дальнейшем между нами не было недоразумений.

Я молча стал выдувать кольца дыма в потолок, стараясь попасть кольцом в кольцо. Он сердито уставился на меня, а потом не выдержал и возорвался.

- Почему вы молчите? Вы что, не поняли, что я вам сказал?

Я немедленно изумился.

- Как? Вы что-то сказали? А мне показалось, вы только готовитесь мне что-то предложить.

Он побагровел так, что я подумал, его сейчас хватит удар. Парень в другом конце зала боялся дышать. Хотя я заметил искру одобрения в его взгляде.

- Итак, я весь внимание, господин Тарасов. Вы хотели о чем-то со мной поговорить? Но учтите, я берусь за дело лишь в том случае, если сумма гонорара заранее обговорена, и я имею гарантии её потом получить.

Тарасов ещё больше раздулся, и в тот момент, когда по моим рассчетам ожидался взрыв, он вдруг махнул рукой - не лопнул, но словно бы сник.

- И что это на меня находит? Но вы тоже должны понять: все вроде бы спокойно, Марина дома, беды ниоткуда не ждешь и вдруг на тебе - звонок из милиции, убийство, похищение. Есть от чего с ума сойти.

Я молча курил.

- То, что я вам скажу, надеюсь, останется между нами. - Я не хочу, чтобы милиция об этом пронюхала, - продолжил Тарасов. Он испытывающе посмотрел на меня. Я молчал и курил. Ему пришлось говорить дальше. - Мне утром звонили.

Сообщив это потрясающее известие, он замолчал, взял свою рюмку, выпил коньяк, поставил её обратно на столи и заурил сигарету. После чего вновь посмотрел на меня.

- Кто звонил? - осведомился я.

- Как кто? Похитители, кто же еще?

Положим, звонить мог кто угодно, но я не стал развивать эту тему. Вместо этого я спросил:

- Что они сказали?

- Я должен передать им триста пятьдесят тысяч долларов.

- Это крупная сумма, - сказал я. - Вы поставили в известность милицию?

- Чепуха! - резко сказал он. - Стоит мне сообщить о требовании этих мерзавцев, как начнется слежка, потом стрельба, бандиты все равно уйдут, а я уже никогда не увижу своей жены и ребенка.

- Но это очень крупная сумма.

- Разумеется, - немедленно согласился Тарасов, - но не настолько, чтобы заставить меня колебаться.

- Вы хоть пытались торговаться? - спросил я.

- Нет, конечно, какая может быть торговля, если на чашу весов поставлена жизнь моих близких?

Я покачал головой.

- Все же надо было поторговаться. Боюсь, ваша уступчивость заставит их изменить сумму выкупа. Когда они обещали ещё раз позвонить?

- Сегодня вечером после девяти.

- И все-таки я бы сообщил в милицию. Похитители вполне могут решить убить вашу жену и дочь. Конечно, не дай Бог, но все возможно. С ними надо не договариваться, с ними надо решительно бороться.

- Вот когда у вас украдут ваших близких, вы и боритесь. Вы так говорите только потому, что это не ваши родные. Нет, я решил и я отдам им эти деньги. Так у меня хоть какая-то надежда. И я хочу, чтобы вы поехали со мной. Один я опасаюсь ехать. С вами - нет. Я наводил справки.

- Польщен, - сказал я спокойно. - Но вы не договариваете или умалчиваете подробности. Что они вам ещё говорили?

- Ничего я не умалчиваю. Они позвонят после девяти вечера и сообщат, куда я должен подвести деньги. Я тут же вспомнил о вас и сказал, что со мной будет шофер, что я сам не вожу машину.

- Это правда? - спросил я.

- Правда-неправда, какое это имеет значение. Я действительно не сажусь за руль. Не люблю сам водить. Тем более, что могу позволить себе иметь личного шофера. - Он указал на мою рюмку. - Пейте, почему вы не пьете?

Я покосился на рюмку. Выпить хотелось, но я знал, чем обычно кончаются утренние послабления. Как говорится, сто грамм с утра, весь день свободен. Я вновь выдул струю дыма и спросил:

- Теперь о том, когда похитители обещают вернуть Елену Олеговну и Марину.

- Когда?.. После того, как получат деньги. Сказали, сразу отпустят.

Все это мне очень не нравилось. Если бы он переложил на меня ответственность, я бы сразу отказался. Опыт подсказывал мне, что вероятность увидеть живыми жену и дочь для Тарасова очень мала. Если похитители не дилетанты, а профессионалы, то Тарасову следует не отдавать свои доллары, а заказывать на них пышные похороны. В любом случае его ожидает печальное известие. Ну а если киднапперы новички, то обязательно следует изветить милицию. Они быстрее найдут и освободят женщин. В любом случае отдавать деньги - просто поощрять такого рода преступления. В этом я был глубоко убежден. Как и в том, что мои доводы не произведут на Тарасова никакого впечатления.

Я вновь закурил, разогнал ладонью дым перед собой и сказал:

- Теперь перейдем к оплате.

- Сколько вы хотите?

Я ещё раз окинул Тарасова оценивающим взглядом, вспомнил о приеме, вначале мне оказанном и мягко сказал:

- Пятьдесят тысяч долларов.

- Вы с ума сошли! - резко сказал он. - За что? Чтобы просто меня сопровождать?

- В эту сумму входят дальнейшее расследование этого преступления Я обязаюсь найти вам похитителей.

Он налил себе коньяк в бокал. Выпил.

- Ну вы и хват! Я ведь могу любого найти за эту сумму. Действительно любого.

Я ничего не ответил. Он ударил кулаком по подлокотнику кресла.

- Хорошо. Я плачу вам двадцать пять тысяч прямо сейчас, остальное потом, после завершения операции. Но вы должны обеспечить безопасность мне, а также моей жене и дочери. Когда их вернут. О дальнейшем расследовании будем говорить потом, когда все благополучно закончится.

ГЛАВА 18

ТАРАСОВ НЕ ВЕРИТ В ДВОЮРОДНОГО БРАТА

Он махнул рукой в воздухе, словно требовал бутылку. Парень бесшумно возник рядом с его плечом. В руках держал дипломат. Тарасов взял кейс и положил на столик перед собой. Открыл его. Бесшумный панень принес машинку для счета денег, включил шнур в ближайшую розетку и подсунул прибор поближе к хозяину. Тарасов торженственно вынул из недр дипломата одну запечатанную пачку долларов, вторую, бросил их передо мной. Достал ещё одну пачку, разорвал бумагу, отделил примерно половину, вставил в машинку, вынул, добавил ещё две сотенные и торжественно передал мне эти пять тысяч. Я небрежно рассовал деньги по карманам. Дипломат и машинка исчезли со стола, и вдруг Тарасов поскучнел. Словно бы отчет и передача денег служили ему в качестве допинга, а окончание процесса вновь вернули Тарасова к тяготам бытия. Он закурил сигарету и спросил, стараясь не глядеть на меня:

- Скажите, этот двоюродный брат... как он выглядел?

- Среднего роста, упитанный... И, видимо, увлеченный мотоциклист. А вы что, не видели брата своей жены?

- Какой там брат! - сразу вскричал Тарасов. - Вы что, не понимаете? Нет у Лены никакого брата! Первый раз о нем слышу!

Я пожал плечами. Он задумался.

- Не понимаю... Она за все время ни разу не дала повода. Ни разу.

- Давно вы женаты? - поколебавшись, все же спросил я.

Он вскинул голову.

- А какое это имеет значение?

Я пожал плечами и встал.

- Никакого. Я просто интересуюсь.

- Будет лучше, если вы будете интересоваться прямыми своими обязанностями, - буркнул он.

Я несколько секунд молча смотрел на него. Потом спросил:

- Вы ничего не скрываете?... Ничего существенного?

Он поднял со стола и стал рассматривать свой пустой бокал.

- Нет, ничего. Вы должны понять, как это все выбило меня из колеи. Я обязан вернуть жену и дочь. Если с ними что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу. Поэтому мне и нужна ваша помощь.

Он поднялся. Мы пожали друг другу руки. Я ещё раз повторил, что заеду к нему домой к девяти часам вечера, и мы будем вмете ждать звонка похитителей. Тарасов уже поворачивался, как вдруг вспомнил:

- Ах да, как вы думаете, кто это стрелял в вас ночью, когда вы отсюда уезжали? Я так понял из разговора с майором Степановым, что метили именно в вас.

- Вот уже загадка! - развел я руками.

Я и в самом деле был серьезно озадачен этим покушением.

Тарасов несколько секунд смотрел на меня, потом кивнул и вышел из зала. Я услышал, как он идет по лестнице наверх. Кивнув парню, незаметно стоявшему тут же, я повернулся к выходу. Парень вышел вслед за мной и сразу направился к воротам. Когда я уже садился в машину, я посмотрел наверх. Точно так же, как было, когда я подъехал, кто-то смотрел на меня сверху, из окон спальни, и точно так же этот кто-то отшатнулся сейчас, не дав мне разглядеть лица. Я пожал плечами, сел в машину и медлено двинулся к воротам.

Когда я уже отъезхал по переулку, я оглянулся. Парень, стоя в воротах, смотрел мне вслед. Был он высокий, широкоплечий, почти в таком же костюме, как и мой, - стоял и смотрел мне вслед.

ГЛАВА 19

МАЙОР ЗНАКОМИТСЯ

Я подъехал к зданию Центрального управления по борьбе с организованной преступностью., где большую часть жизни проводил майор Степанов. Я объявил у входа, что мне назначено на три часа, что меня ждет майор Степанов и стал ждать результатов неспешной деятельности дежурного: звонок по внутренему телефону, неторопливое выяснение моей личности, односложные подтверждения и, наконец, получаю разрешение подняться на третий этаж в кабинет номер триста шестнадцать.

- А. вот и представитель частного сыска, - приветствовал меня майор.

- Ну, старлей, навел я о тебе с утра справки. Чего же ты сразу не сказал, что ты у нас Герой России? Ну народ, ну народ! Ладно, личность ты известная, будем говорить, противоречивая, но в нашем смысле чистая.

Я хмыкнул. Он взглянул на меня и пошевелил тяжелыми плечами.

- А ты не ухмыляйся. Мало ли сейчас нашего брата... Даже среди героев...

Он не стал уточнять, что имел в виду, касаясь нашего брата, а я не стал справшивать. Вместо этого спросил другое.

- Почему вы меня старлеем называете? Я давно уже уволился.

- Брось, старлей. Кто был офицером, тот смело может вычеркивать годы гражданки. Ты на себя посмотри. Был Героем, а сейчас на побегушках, как волк ногами кормишься.

Я внезапно рассердился.

- Что-то не вижу между нами разницы, майор.

Он чуть не порвал рот, так ему стало весело.

- А не скажи, старлей. Я служу своей стране, а ты - прислуживаешь её отдельным представителям. Проще говоря, ворам.

- Ты, майор, как я замечаю, против частной собственности митингуешь. Изливаешь злобу неудачника? Как же, встречал. И не раз. Митингуют, митингуют, пока самих не купят. А потом готовы и сами стрелять по шахтерам или там учителям. Знаю, кто к вам в милицию идет. Кому смелости не хватило грабить в открытую.

- Ну вот, - развел он руками, - и на человека стал походить. А то я никак не мог понять, что ты за человек. Думаю, неужели сломался, но в тебе хоть злость сохранилась, и то хорошо. Ну ладно, хватит знакомится, перейдем к делу.

И мы перешли к делу.

Я, с трудом успокаиваясь, спросил, что они тут узнали нового.

- Что-нибудь выяснили, майор?

- Больно ты скор. Мы и так с головой похоронены в делах. Да и начальство... - он устремил указательный палец в потолок. - Скорее ты уже что-то смог выяснить. - Он сощурил глаз, отчего его простецкий деревенский нос пошел морщинками, - Ну признавайся, узнал что-нибудь новое?

- Тарасову сегодня звонили.

- Да, быстро откликнулись, - взлохнул майор. - Мы вот весь день ждали, что господин Тарасов нам позвонит, да он, видимо, больше доверяет свободным ребятам. Тебе, например, старлей.

- Возможно. У меня же индивидуальный подход... как у семейного врача, а у вас - массовое делодопроизводство.

- Ага, психотерапевты. Ну говори, что и как там? Много запросили?

- Достаточно.

- А все-таки?

- Учти, майор, Тарасов не хочет вмешивать в это дело органы правопорядка. Он хочет сам все провернуть. С моей помощью, разумеется. Так что не обессудь.

- Да уж понятно. Ну, дальше.

- Я должен буду сопровождать его к назначенному месту. А потом сам передам деньги.

- Еще не звонили: когда, где?

- А разве у вас телефон не на прослушке?

- А мобильный? - вскинулся майор. - Мы же все ещё в прошлой эпохе живем, не поспеваем, дорогой ты мой. Так как, больше не было звонков?

- Нет. И учти, майор, Тарасов всерьез не хочет контактировать с вами по поводу этой операции. Насколько я краем уха слышал, Тарасов может здорово крови попортить, если ему на мозоль наступить.

- Это он тебя послал нас предупредить? - нахмурился Степанов .

- Обижаешь. Я и сам бы не против, чтобы вы вмешались. Дело-то такое!.. Вон, в меня уже стреляли. И чует мое сердце, это ещё не вечер.

- А может, ты ещё кому насолил?

Я махнул рукой и вытащил пачку "Кэмел".

- Все может быть. Будешь?

Майор взял две сигареты, одну засунул за ухо.

- Сигареты кончились, понимаешь, сшибаю с утра, а выйти времени нет.

Я отдал ему пачку, и он не стал отказываться.

- Так сколько эти гаврики запросили, и сколько наш славный фармацевт готов отдать за жену и дочку?

- Триста пятьдесят тысяч долларов.

- Во дают! - с веселым удивлением сказал майор Степанов. - Тут корячишься, как проклятый, а тут!..

- Иди и ты в фармацевты, - посоветовал я.

- Ага, бегом. Не надо было мне в свое время в училище идти. Ты-то небось процветаешь, частник? Деньги лопатой гребешь?

Он оживился и подмигнул мне.

- А на счет нашего вмешательства не бойся. Нет информации, нет и нас. Хочешь сам все свершить - давай. Только зря ты в это дело влез. Что тебе деньги, если ты будешь трупом? Думаешь, бабы ещё целы? Тарасов по телефону говорил с кем-нибудь из них: с женой или дочкой?

Он ещё больше оживился.

- А дочка его ещё та штучка. Хорошо быть дочкой богатого. Была бы она из другой семьи, давно бы уже исправлялась в местах не столь отдаленных. За ней целый список тянется: наркотики, приводов тьма...

- А что удалось выяснить на счет двоюродного брата? При чем тут со всем этим он? И почему ему так не хотелось встречаться с вами?

- А что Терещенко? Понравился ты ему, - пояснил майор. - На Терещенко ничего интересного у нас нет. Семьдесят пятого года рождения, сирота, сам с Украины, из Маздокы, воспытывался в детдоме. Два раза судим. Первый раз год условно за хулиганство, потом за кражу ещё два получил. Шесть месяцев назад освободился. Еще не успел нигде отметиться. Последние дни проживал в гостинице "Ярославская". Нигде не работает.

- Так может быть, он действительно в родстве с Еленой Тарасовой, и она ему деньги передает, содержит его?

- Может быть, и содержит. Елена Олеговна тоже родом из Маздокы, с Тарасовым познакомилась на какой-то презинтации в Москве, стала одной из его секретарш, а потом очень быстро продвигалась по службе, пока не получила в свое распоряжение особняк в Кисилевском переулке. Вместе с влюбленным в неё мужем.

- Что-то ты, майор, заранее недолюбливаешь Тарасовских дам. Ты же их не знаете.

- И то верно. Почему бы молодой девушке не влюбиться в очень богатого бизнесмена? Ну ладно, старлей, подписывай протоколы и свободен. Так когда, говоришь, позвонят эти похитители? А впрочем, - махнул он рукой, - вольному воля, разбирайтесь, как хотите. Я тебе завтра звякну, узнаю, жив ли еще. Если что, то помяну, будь спокоен.

- Да пошел ты, майор! - сказала я, думая, что дело и впрямь может в любой момент обернуться плачевно.

- Приятно, знаешь, видеть, что и вам, частникам, может быть не сладко, - сказал майор Степанов, пожимая мне руку.

Оставил я его заметно повеселевшим. Он что-то весело насвистывал.

ГЛАВА 20

БЕДНЫЙ РОДСТВЕННИК

К особняку Тарасова, ставшего за последние дни мне уже близким и чем-то родным, как собственная квартира, я подъехал ровно в девять. Предстоящее дело казалось мне не таким уж и сложным. Я не видел смысла в том, чтобы нападать на нас с Тарасовым, когда мы повезем деньги на блюдечке с голубой каемочкай, как говаривал один вечный странник. Похитители позвонят, сообщат, где мы должны оставить деньги, мы потом уедет, они проследят за нашей машиной, другие возьмут сумку с долларами и все. Я заработаю свои двадцать пять кусков, Тарасов останется в ожидании своих любимых женщин, которые, может быть, и вернуться, но это уже другой разговор.

Я надел кроссовки, спортивный костюм, а поверх - свою любимую кожаную куртку. На светский раут меня, конечно же, в таком виде не пустили бы, но для дела, в котором я должен буду участвовать - это лучшая экипировка.

Особняк Тарасова сиял всеми огнями. Мне даже показалось, чересчур празднично, но это уже дело хозяина. Возможно, после вчерашнего в доме поселились привидения. Каждый борется с призраками собственными методами.

Процедура въезда повторилась. Безымянный пока ещё парень впустил меня в ворота., закрыл их за мной и направился к дому. День, с утра праздничный, к вечеру испортился. Воздух, как и вчера был пропитан влагой. В свете зажженных уже фонарей, листья глянцево блестели. Ветра не было и ажурные тени падали на асфальт подъездной дорожки. Пасмурно, печально. В такую погоду хочется сидеть в тепле, пить водку и не думать о страхах за порогом.

Я захлопнул дверцу машины, вошел на крыльцо и, повернувшись спиной к дому, смотрел в сад, квозь тьму которого желтыми оконцами просвечивалась улица. Привратник прошел мимо меня и открыл входную дверь .Я повернулся; придерживая тяжелую створку, парень ждал, пока я соизволю войти. Я прошел в дом. Парень закрыл за мной дверь.

- Еще не звонили? - спросил я его. Парню на вид было года двадцать два-двадцать три. Может быть. постарше. Но ненамного. Явно моложе меня. Каштановые волосы, карие глаза, чуть выше среднего роста. Особых примет нет. В ответ на мой вопрос, он отрицательно покачал головой и в этот раз ничего не вымолвив ни слова. Немой что ли? Мне стало любопытно.

- Как тебя зовут? - спросил я только чтобы услышать его голос.

Парень помедлил, но все же ответил.

- Александр.

- Кем ты здесь служишь, Александр? - продолжал я распросы.

Он вновь помедлил. Потом что-то мелькнуло в его глазах, и он ответил:

- Племянником.

Я удивился.

- Вот те на! Племянником Виктора Константиновича?

- Да.

- И давно ты служишь племянниом?

- Третий год. Как армию отслужил.

Я сел в кресло, вытащил сигареты и предложил ему. Он отказался.

- Очень интересно, - сказал я, рассматривая парня. - А где служил?

- В Чечне, - ответил племянник богатого фармацевта.

- Рядовой?

- Сержант.

- Я тоже там служил, - сообщил я. - Но офицером.

- Тоже неплохо.

Я оглянулся.

- А где твой дядя?

- Он наверху ждет звонка.

- Ну что ж, подождем и мы. Принеси пока пивка. Ты будешь?

Александр отрицательно покачал головой. Но мне принес пару банок и стакан.

- Хочу спросить, Александр. Я вот Марину уже видел, а Елену Олеговну вчера не довелось. У твоего дяди даже фотографию не попросил посмотреть. Как она выглядит?

Парень взглянул на меня. Мне показалось, что мой вопрос не доставил ему удовольствия.

- Она очень красивая, среднего роста, стройная, вососы темные... не знаю, что ещё можно сказать.

- Вы с ней не очень ладили?

Александр посмотрел на меня. И вдруг в его лице что-то дрогнуло. Он явно разозлился.

- Может ещё что хотите выпить? Я могу виски принести.

- Не стоит, - отказался я и отвернулся. С Александром все было ясно: держали парня на побегушках, видимо, как ослика пучком травы заманивая будущими капиталами. А тут ещё надавно свалившаяся неизветно откуда молодая хозяйка. У меня в голове, пока ещё смутно, но уже вырисовывался образ Елены Олеговны. Но окончательных выводов я ещё делать не собирался.

Александр ушел, а я попытался представить, что сейчас чувствует сам Тарасов, ожидая наверху звонка похитителей своей любимой жены и не особенно любимой дочки (я вспомнил, что он не посовестился сдать Марину своему подчиненному, сдыдливому, но верному Арбузову).

Я встал и, открыв дверь во двор, вышел на воздух. Свежо, влажно. Я полной грудью вдохнул воздух. Оглянулся. В холле все ещё никого не было. Я ждал.

Ничего не происходило до десяти часов. В десять в холл спустился Тарасов. Я поднялся ему навстречу, и он оглядел меня с ног до головы.

- Если вы готовитесь к боевым действиям, то это зря, - сердито проскрипел он. - Я намерен получить свою жену и дочь в целости и сохранности. Поэтому мы будем выполнять все, что они нам скажут.

- А что они уже сказали? - осведомился я, не обращая внимание на его тон. Еще не известно, каким бы был у меня тон, если бы у меня украли кого-нибудь из близких.

- Мы поедем на улицу Беломорская. На соединение Беломорской с Ленинградским шоссе. Это недалеко от Речного вокзала.

На Речной, так Речной..

- Да, чем быстрее закончим, тем лучше.

ГЛАВА 21

ИЗМЕНЕНИЕ ПЛАНА

Мы сели в машину Тарасова. Причем, как я и предполагалось, Тарасов уступил мне руль. Александр открыл ворота и выпустил нас. Оглянувшись, я видел, как он смотрит нам вслед.

Некоторое время мы ехали молча. Тарасов угрюмо смотрел перед собой. На дорогу он точно не смотрел. Я первым нарущил молчание.

- Что мы должны будем там делать?

- Там должны будут выставлены пластмассовые дорожные ограждения красного цвета. Мы остановимся сразу за ними, вы выйдете, и оставите сумку с деньгами прямо за ограждениями. После этого мы уедем.

Еще некоторе время прошло в молчании. Впереди нас двигался цветной, ярко освещенный придорожными фонарями поток машин. Реклама отовсюду прельщала чарующими удовольствиями, готовыми быть проданными тебе, другому, каждому. Надо было торопиться, торопиться во всем, спешить жить, спешить преобретать, спешить вернуть утраченное...

- Когда оставим деньги, мы сразу уедем, но у ближайшего поворота вы меня высадите, а сами поедете домой. Когда они обещали выпустить... Елену Олеговну и Марину?

- Сразу, как получат деньги. Сказали, что высадят их в месте, где они смогут быстро найти машину и доехать домой. А зачем вы хотите высадиться? Учтите, я не потерплю никакой самодеятельности. Я вас нанял для определенной цели - передать деньги и только. И я не собираюсь ничего выяснять, мне нужна только моя семья, больше ничего.

- Ладно, - согласился я, - будем делать, как вы пожелаете. Отдадим деньги, я отвезу вас домой, и на этом моя миссия будет закончена.

Приходилось на ходу менять план. За жизнь похищенных я как и раньше, так и сейчас не дал бы ломанного гроша. Впрочем, надежда на лучшее манит всех. Но все во мне возмущалось при мысли, что приходится подчиняться воле других. Особенно, если это преступная воля.

Время нам не было указано. Значит, за нами будут следить на месте.

Наконец мы доехали. Сейчас, в одиннадцать часов прохожих было очень мало. Машины проходили одна за другой. Прямо на тротуаре и впрямь торчали пластмассовые ограждения, перед которыми на треножнике был установлен знак "Дорожные работы". Я притормозил. Здесь тоже никого не было. Тарасов протянул мне сумку. Я вышел и огляделся. Было непрятно осозновать, что я нахожусь под прицелом... хорошо, если просто глаз, а если эти глаза следят за мной через оптический прцел. Нет, убивать сейчас меня было бы глупо. Я тут же вспомнил стрельбу вчерашнего слепого киллера, когда смерть уже пришла за мной, но обманувшись, прихватила сержанта. Я уже стоял перед обоими пластиковыми щитами, под углом соприкасающимися друг с другом, так что острый конец образованного треугольника был направлен к дороге. Со стороны проезжей части сумку, которую я должен был оставить за щитами, увидеть было нельзя. Я понял, в чем был замысел бандитов и даже крякнул от досады.

Я вернулся в машину, сел за руль и, развернувшись, погнал Тарасовскую "Ауди" к Киселевскому переулку.

- Знаете, что они там придумали? - спросил я Тарасова.

Он повернул отрешенное лицо и молча посмотрел на меня.

- В этот момент кто-то выползает из канализационного люка, берет деньги и упозает обратно под землю. Так что дело сделано.

- Зря вы мне не позволили остаться, - посетовал я. - Подождал бы, пока возьмут сумку, и отправился следом.

Тарасов вдруг взорвался. Повернув ко мне искаженное злобой лицо, он закричал:

- Прекратите болтать! Трещит, как баба! Никак не заткнется!

Я и впрямь заткнулся, потому что вдруг осознал, что действительно чересчур возбужден. Весь я был направлен на действие, и запрет Тарасова оставил мой адреналин гулять в крови без толку.

- К черту! - злобно сказал я и увеличил скорость.

Тарасов взглянул на меня, но ничего не сказал.

На Кисилевском, уже во дворе его особняка, всем видом стараясь показать, что никуда не спешу, но внутри весь дрожа от нетерпения, я неторопливо попрощался с Тарасовым.

- Вы разве не зайдете? - удивленно спросил он. - Я думал, что вы дождетесь у меня... приезда Елены и дочери. Хотя, действительно...

- Что-то я плохо себя чувствую, - сказал я и, подняв лицо к небу, стал ловить ртом оседающую влагу. - Переволновался. Поеду, посплю немного. Но вам позвоню обязательно.

Я неторопливо сел в свой "Опель", завел мотор и медленно подъехал к воротам. Александр привычно занимался обязанностями привратника.

Проезжая через ворота, махнул Александру рукой и некоторое время ещё ехал со скоростью совершенно не отвечающей моему нетерпению. Затем погнал столь быстро, сколь это было возможно, чтобы не быть задержанным за превышение скорости.