Похищение

- Деньги у него нашли? - спросил я.

- Вы отлично знаете, что нет. Вернее, не всю сумму, а пару пачек. Но разве этого не достаточно. А главное, браслет жены и пистолет, из которого, возможно, убили моего секретаря.

- Я, кстати, хотел вас спросить, как секретарь оказалась в Москве? Обычно она, я слышал, всюду сопровождает вас. В этот же раз тоже. Вы же были с ней вместе в Питере?

Он взглянул на меня, прищурился и сжал губы. Вновь ударли ладонью по столу.

- А что такое? Я её отпустил. У неё были какие-то дела в Москве.

- Какие?

- Откуда мне знать? - взорвался он. - Причем тут Людмила? Мы сейчас не о ней говорим, а об Арбузове. Я считаю, что дело ясное, виновен мой бывший сотрудник Арбузов Андрей Леонидович.

- Хорошо, допустим Арбузов, - сказал я. - Допустим, это он, спорить не буду. Хотя вопрос более, чем спорный.

Тарасов немедленно вскинулся, чтобы возразить, но лишь хмуро взглянул на меня.

- Допустим, - продолжил я, не давая ему возразить. - Но ведь главное сейчас - это найти вашу жену и дочь. Тем более, что главный виновник, как вы утверждаете, задержан.

- Да, утверждаю, - сердито сказал он. - Арбузов должен понести наказание, тем более, что мне уже иной раз кажется, что кого-нибудь нет в живых. Возможно, моей жены, она Арбузову уж точно не нужна для его замыслов. Да, особенно Елена. Ему нет нужды держать лишнего свидетеля, а Марину он сохранит для себя.

Я удивленно взглянул на него. Потом осторожно сказал:

- Елена Олеговна жива. Она мне вчера вечером звонила.

Тарасов подскочил в кресле, словно бы мои слова обрели материальность оплеухи.

- Как! Лена?! Звонила?!

- Да, ей случайно удалось позвонить, но она только и успела что сообщить, где они с Мариной находятся. Я сразу приехал, но лишь нашел поджидавших меня бандитов. Видимо, разговор прослушали, а может быть даже заставили её меня таким образом вызвать.

- Вы их нашли?

- Кого? Марину и Елену Олеговну? Конечно, нет, иначе они были бы уже здесь. Я же сказал, меня ждали и хотели убить.

- Ну и?..

- Как видите, все сошло благополучно. Для меня. Троим не так посчастливилось.

- Тарасов задумался.

- Вы их убили? - спросил он рассеянно.

- Не всех. Двоих. Иначе бы они меня. Меня уже хотели сбрасывать с крана.

- Крана? - удивленно переспросил он.

- Да, с крана. Это было в порту, и они, видимо, хотели инсценировать несчастный случай.

- А третьего?

- Третьего застрелили подоспевшие милиционеры.

Он задумался, некоторое время молчал, думал. Я ему не мешал.

- Но как вы узнали, что вам звонила именно Лена? - наконец спросил он.

- Я уже с ней разговаривал. Она же звонила мне перед самым похищением. Я её голос узнал.

- А-а! - воскликнул он и забарабанил пальцами по столу. - Значит, все бестолку. Никаких зацепок.

- Почему же. Мне кажется, теперь я знаю, кто стоит за всем этим двойным преступленем.

- Кто? - с силой выдохнул Тарасов.

- Некто Клинов Олег Русланович. Кличка Клин.

- Тогда почему он не арестован? - спросил Тарасов. - Откуда этот Клин? Что вам о нем известно? И почему мне опять приходится все из вас вытягивать клещами? - закричал он.

Я молча сделал затяжку и вновь выдул струю дыма в сторону окна.

- Извините, - сказал Тарасов. - Вы должны понять мое состояние. Полная неизвестность, а тут и вы с вашей ианерой выдавливать из себя слова.

- Видите ли, в отношении Клина у меня накопилось много подозрений. Однако прямых доказательств нет. Но будут.

- Но почему она мне не позвонила? - задумчиво проговорил Тарасов. Почему вам?

Я продолжал держаться прежней линии.

- У неё не было времени. Вероятно, можно было расчитывать только на один звонок. Это если все не было инсценированно. Против меня и так эти дни предпринимаются попытки покушения. Считают, видимо, что я слишком активно влезаю в это дело. А если бандиты ничего не знали, то звонить вам - значило тратить время ещё и на то, чтобы потом перезванивать мне. Даже милиции пришлось бы долго объяснять, кто она, и что с ней, и где она. Она же не знала телефона майора Степранова, который ведет это дело.

- Но это говорит о том, что с ними обращаются не очень жестко, раз она имеет относительную свободу, чтобы позвонить. Слушайте, Быков, найдите мне их. Знаете, как бывает, пока что-то или кого-то не потеряешь, не понимаешь, как ценишь. Найдите мне их. Найдите!..

- Попытаюсь. А теперь мне пора. Кажется, я вышел на Терещенко. Помните, двоюродный брат вашей жены? У меня есть его телефон.

Тарасов махнул рукой. Я встал и направился к двери. У Тарасова тень прошла по лицу. Мало приятного узнать, что у молоденькой жены есть какой-то тайный родственник. Хорошо, если родственник.

Я прикрыл за собой тяжелую дверь, прошел по коридору и спустился по лестнице в холл.

Александр все ещё сидел внизу. Он встал, внимательно всматриваясь мне в лицо.

- Сколько лет вашему дяде? - спросил я, направляясь к выходу.

- Пятьдесят семь.

- Елена... Олеговна красивая женщина?

Александр посмотрел на меня долгим взглядом и кивнул.

- Да, Виктору Константиновичу она сразу понравилась.

- И, наверное, не только ему?

Александр молча пожал плечами.

- Не женитесь на курсистках, - пробормотал я про себя и вышел.

ГЛАВА 43

МАЙОР СЛИШКОМ БОЛТЛИВ

Во дворе посмотрел на деревья, на клумбу с цветами перед крыльцом, на редкие белые облака в безоблачном небе и, выйдя за ворота, направился к своему, залитому ярким солнцем "Москвичу".

Я сел в машину и позвонил майору Степанову.

- Давненько, давненько не слышал. А я уж надеялся, что со вчерашней ночи тебя уж точно угрохали. Теперь когда ты появляешься на горизонте, я все время жду чего-нибудь этакого. Ну что нового?

- А у вас что нового?

- Что это ты вопросом на вопрос отвечаешь? Какие у нас новости. У нас рутина. Да, проверили пистолет, найденый у Арбузова. Пистолет чистый. В смысле отпечатков пальцев. Он у нас уже был в картотеке. Секретарь Тарасова... как ее?.. Леонова и наш сержант убиты из него. Есть ещё и полугодовой давности убийство. Тоже пулей из этого пистолета. Жертва - один из мелких наркодиллеров. Мы тогда посчитали, что это была спонтанная разборка. Теперь ясно, что так оно и было. Вот еще, помнишь тот колодец с дрянью в канализационном коллекторе? Там действительно кислота оказалась. Смесь какая-то жуткая. Говорят, склад какой-то где-то там есть. Вот и натекло. Никому дела нет, черт с ним. Да, ребята проверили твою капсулу, которую тебе под кровать подсунули. Дверь надо получше закрывать, а то ходят там всякие...

- Так что там? - перебил его я.

- Да ничего интересного. Газ нервно-паралитического действия, американского производства, имеет приторный запах. Спастись от него почти невозможно. Когда жертва начинает чувствовать запах ей уже все до фени, на все наплевать. Повезло еще, что ты аккуратистом окоазался. Вот бы не подумал, - насмешливо сказал он. - Пепельницу ему подавай. Ну все равно поздравляю тебя с новым рождением, желаю тебе и дальше курить в постели, а за пепельницей ходить на кухню.

- Да пошел ты!.. - сказал я рассеянно. - А где эту штуку можно достать?

- Да где угодно. Американские ястребы снабжают потихоньку всем необходимым своих афганских недругов. А те распространяют всю эту дрянь по всему крещенному миру. А у тебя что? Да, вот еще, вчерашних твоих ребят мы тоже списали на разборку. Ну тех, что сами попадали с крана, когда ты там находился. А то ты слишком часто бываешь замешан. Моим ребятам отчеты уже писать затруднительно. Так что ты в этом смысле чист. Ты рад?

- Еще бы! - ухмыльнулся я и попросил его выяснить место нахождения абонента. Я рассказал все, что мне удалось узнать вчера. И, разумеется, сегодня. Продиктовал номер, который дал мне племянник Тарасова Александр. Майор записал номер, но не спешил выполнять мою просьбу.

- Значит, дело считай раскрыто, - сказал он. - Семейная разборка и все шито крыто. Так, убили мимоходом секретаря, оставили муженька с ветвистыми рогами, нашего сержанта тоже... так, походя... правда, вместо тебя. И почему они тебя так невзлюбили? Ты подумай на досуге.

- Да я и думаю все время. Когда это время есть. Кстати, когда вы будете проводить задержание?

- Кого? - удивился полковник Селиванов.

- Клина и всю компанию.

- А где доказательства? Знаешь что, съездим вечерком к твоей наркоманке из "Речной нимфы". Как ты сказал её зовут?

- Валентина Медведева.

- Вот-вот. Так говоришь, она знает, где эти недоноски держат склад наркоты? Неплохо бы. Можно утереть кое-кому нос. Да, захватить крупную партию было бы очень полезно. Ну ладно, парень, звони через десять минут, я тебе адресок дам.

Через десять минут полковник Селиванов обрадовал меня, что ехать мне следует к Учинскому водохранилищу, в сторону Пушкино. Недалеко от дома отдыха Песково как раз находится дачный поселок. Улица Селигерская, дом тринадцать. Впрочем, чего мне объяснять, раз я не так давно уже был там.

- Что, не ожидал? Да я и сам не сразу врубился. Хорошо, запомнил твой красочный рассказ. Да и Арбузов подтвердил. Я эту вашу улицу Селигерскую запомнил. Так что не вижу резона, зачем тебе туда ехать. Сиди в Москве и не рыпайся. Я туда завтра со своими ребятами подъеду, ознакомлюсь с местностью. Значит, к вечеру я тебе позвоню, и мы направимся к этой твоей Валентине.

Он засмеялся.

- А ты, старлей, хорошо действуешь на женщин. Стоило тебе появиться в "Речной нимфе", как она и зарыдала. Может, все же перейдешь ко мне в отдел? Хотя бы внештатником? Будешь вроде дружинника по особым поручениям. Как а?

- Подумаю, - сказал я и нажал кнопку отключения. Майор Степанов последнее время становится через чур болтливым. Наверное, обстановка в отделе действует не лучшим образом.

ЧАСТЬ 3

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

ГЛАВА 44

СНОВА УЧИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ

Моя неприхотливая машина пожирала русскую милю за милей и вскоре Москва осталась позади. Я ехал в сторону Пушкино, конечной целью было Учинское водохранилище, а там, где-то возле дома отдыха Песково - нужная мне улица Селигерская, дом тринадцать.

Конечно, майора я и не думал слушаться. Мало ли что он там советует. Теперь, когда загородный особняк Клина так неожиданно вновь возник на горизонте, - горизонте водохранилища... моей удачи... - я и не думал отказываться от поездки; что-то должно было произойти, я чуял, чуял!..

Погода продолжала оставаться прекрасной, мне, оказывается, до смерти надоело находиться в каменных джунглях Москвы, так что я радовался мимолетным дарам дороги. И в самом деле, как это изящно, как замечательно видеть за стеклами заведенный и движущийся каруселью мир. Солнце медленно прокралось из-за спины и вдруг нагрело мои колени. Шлагбаум. Грохот пронесшегося в Мурманск поезда. Лица в пыльных окошках бесконечного состава. Виляя из стороны в сторону, но быстро набирая скорость, проскочил передо мной черный кожаный мотоциклист, возможно, из Терещинского инкубатора. Сосновый лес, за медовыми стволами прячущийся зеленый краской покрашеный бесконечный деревянный забор. Синий глаз пруда, с лубочного коврика переманившего вечного рыбака на лодке; мелькнул - нет его.

И так вот, развелкая себя дорожными приметами, я и доехал до места. Причем неожиданно быстро. А только раскинулось передо мной во всю свою ультрамариновую ширь Учинское водохранилище, как я, проехав все двенадцать домов улицы Селигерской по дороге, становящейся все более условной, нырнул под деревья лесополосы, чтобы выскочить наконец к одиночному хутору, обнесенному высоким забором - дому номер тринадцать.

Сейчас при ярком солнечном свете дома, из которых был слеплен этот хутор, потеряли свою призрачную таинственность, но выглядели ещё более красочно, - точно игрушечное строение, словно бы обитель гномиков, не пожалевших ярких красок для своего жилища. А свето-тени ещё более подчеркивали готический излом крыш. И так же, как и прошлый раз оттуда гремела музыка, которую на этот раз пытались заглушить своим варварским грохотом два-три мотоциклетных мотора. И я понял, что на этот раз найду тех, кого надо.

Я сел в машину, развернулся и поехал к двенадцати домам улицы Селигерской. расположившихся параллельно лесополосе, но с другой её стороны. Недалеко от дома двенадцатого среди кустарников лесополосы я нашел место потенистей и здесь спрятал свой "Москвич". Затем вернулся проселочной дорогой и вскоре подошел к калитке в заборе, за которым продолжали греметь моторы и музыка. Дверца была приоткрыта, здесь, конечно, не было нужды запираться. Я вошел.

ГЛАВА 45

ТЕРЕЩЕНКО В СТАРОМ РЕПЕРТУАРЕ

Двор был больше, чем казался ночью. И центральный дом был выше и больше. Почти как особняк Тарасова. Настоящий дом отдыха для веселой компании. Наверное, для этого он обычно и использовался.

Во дворе на все ещё живом газоне стояли несколько мужиков в возрасте двадцати двух-двадцати пяти лет. Двое были голые по пояс, но остальные обряжены в тяжелые кожаные доспехи. У забора, как жеребцы в стойле, выстроились в ряд с десяток мотоциклов. Еще два громко трещали под своими седоками. Вся толпа обступила этих двоих и внимательно, словно фортепьянный концерт Чайковского, слушала музыку их моторов. Пока я наблюдал, один из всадников газанул, вырвался из толпы, сделал полный круг, выбрасывая из-под колес ошметки травы и вновь вернулся к соратникам. Еще раз все застыли с вдохновенным выражением на лицах. Потом кто-то заметил меня. Все сразу уставились в мою сторону. Даже мотоциклы стихли, так что когда ко мне кто-то обратился, было вполне слышно.

- Мужик! Ты к кому?:

- К Сергею.

- Ага. К Терещенко?

- Туда, - бородатый и черный, что говорил со мной, махнул рукой в сторону дома, и все потеряли ко мне интерес. Я пошел к крыльцу дома, а сзади сразу вновь завыло, заревело - все громче, громче... Я не сразу уловил, что треск не просто усиливается, но и приближается ко мне. Я оглянулся, но уже не успел среагировать: железный конь с разгона ударил меня передним колесом, сбил с ног, пролетел по пояснице задним колесом... я осознать не успел... лишь чувство возмущения и ярости!.. Тут мотоциклист, рассыпая во все стороны пулеметные очереди выхлопов, вновь вернулся, ударил... Я ощутил, что меня крепко держат, заводят руки за спину, и кто-то шутро защелкивает браслеты наручников.

Секунды не прошло, как бьло совершено это наглое нападение, которое судя по отлаженности действий - уже не раз доказывало свою эффективность.

Из дома вышел ещё один комиссар, в котором я сразу узнал Терещенко. Руки в карманах, ухмыляясь подошел к нам - все расступились, расчищаая ему путь.

- Терещенко тебе надо? - ухмыльнулся он. - А зачем тебе Терещенко? Ну вот я Терещенко, а что дальше? Хорошо, что нам позвонили, предупредили о твоем появлении. Значит, все ходишь, все вынюхиваешь. Легавый! - вдруг густо засмеялся он, и я вспомнил данную ему Александром характеристику.

- Ты чего лыбишься? - вдруг стер Терещенко с лица смех. Казалось, он никогда в жизни не смеялся. - Ты чего вынюхиваешь, гад? Думаешь, мне больше всех надо? Говори!

Речь его, хоть и весьма эмоциональная, была мне не совсем понятна. Я не мог понять, кто его предупредил о моем появлени? И предупреждал ли на самом деле? Главное, волновало не это. Огорчало, что я так глупо позволил себя захватить. Впрочем, тем большее удовольствие получу, когда сумею освободиться. А что сумею, я в этом нисколечко не сомневался. Сейчас же оставалось только заговаривать им зубы. Что я и попытался сделать.

- Я просто хотел познакомиться с братом Елены Олеговны. Тем более, что она была единственным ребенком в семье. Но так бывает, - поспешно заверил я всю компанию.

- Ну как, познакомился? - ухмыльнулся Терещенко и, вынув руку из кармана с каким-то небольшим предметом в кулаке, быстро поднес его к моему лицу. Я понял, почему все так старательно расступались в стороны. В руке у Терещенко был газовый балончик, откуда вдруг плеснула обжигающе-ледяная струя, ослепила; я не мог дышать, попробовал глотнуть воздуха широко раскрытым ртом, не смог из-за спазма острой боли, пронзившей меня сверху донизу, от макушки до пят... Лишь в зажмуренных глазах был режущий, ослепительный свет, и ничего, кроме этого света, не было. Потом свет погас, и наступила темнота, в которой метались, словно звездочки в погасшем мониторе, какие-то светлые пятнышки. Исчезли и они. Наступил глухой, непроницаемый мрак, меня словно раздувало изнутри, словно я был воздушным шаром - огромным, выше дома! - который вдруг рухнул, сразу отяжелев.

ГЛАВА 46

ЛЮБОВНЫЕ МУКИ

Я не мог понять, что произошло, не мог понять, где я нахожусь, что со мной? Ощущение странной эйфории, охватившей меня: нигде не болело, и первые минуты я даже не мог вспомнить нападение байкеров и тот яд, которым опрыскал меня, словно большого таракана, Сергей Терещенко, двоюродный брат не известно там кого. У меня действительно ничего не болело, и это странно, с учетом того - картины прошлого медленно прояснялись! - что на меня наезжали мотоциклами.

Уже позднее, вспоминая, я осознал, что яд, который вдохнул прежде, чем потерять сознание, все ещё действовал во мне, заставляя неадекватно реагировать на происходящее. Так, меня совершенно не огорчало открытие, что я скован наручниками. Причем браслеты были не только на запястьях, но и на щиколотках.

Я поднял веки, чтобы увидеть место, где я нахожусь, и только тут сообразил, что давно уже пялюсь в темноту открытыми глазами. Я шевельнулся и подергал наручкики. Над головой звякнуло, подо мной заскрежетала голым металлом панцирная сетка кровати.

Тут все относительно прояснилось: я лежал на железной койке, почти распятый наручниками: руки и ноги были прикованы к спинкам кровати.

Едва я начал скрипеть сеткой, как раздался ответный скрип - уже дверных петель. Глаза мои, давно привыкшие к темноте, заметили едва проявившийся во мраке силуэт, молча приближавшийся ко мне. Мне стало любопытно кто это, я спросил. Послышался женский смешок, но я так и не понял, кто это. В тот момень это показалось мне совершенно разумным и естественным. Я даже подумал, что наручниками сковала меня эта девушка, возможно, мы решили заняться с ней любовью, дабы разумно провести и так бесполезное время.

- Ты кто? - спросил я. - Вот не думал...

Она засмеялась, присела рядом на сетку кровати, наклонилась и приникла ко мне долгим-долгим поцелуем, одновременно руками нетерпеливо растегивая на мне одежду.

Вот уже не предполагал, что беспамятство мое прервется так экзотически безумно; я был захвачен нетерпеливым ожиданием. Она сама вздрагивала и подергивалась на мне, потом оторвалась от моих губ и стала целовать шею, мочки ушей. Вдруг диким рывком соскочила с кровати, и я услышал шорох сбрасываемой ею одежды, потом, уже голая, она легла на меня по всей длине, и скоро сама, окончательно обезумев от страсти, раз за разом старалась как можно глубже поглотить и меня. Все, естественно, завершилось содроганиями наших отнюдь не насытившихся тел.

Через некоторое время все повторилось, и я снова, снова вскипал настоем наслаждения. Помню запах каких-то пряных духов, смешавшихся с ароматом любви - сладковатый, душый, опьяняющий; все смешивалось с всплывающим у меня изнутри запашком наркотика, которым меня пригвоздили к этой кровати, и долго ещё потом, многие годы, да годы, - каждый раз опьяняясь любовью, или уловив этот оттенок сладкий пряностей, я буду немедленно вспоминать эту, настоенную на яде ночь.

Через несколько секунд разразилась райская буря, и после мгновенной неподвижности она с медлительным содроганием опустилась на меня, вытянувшись по всей длине.

Повиснув на краю сладострастной бездны, я ещё не успел прийти в себя, как мы были вновь подхвачены вихрем, наконец-то избавившим нас из плена любовных мук; мы скоро вновь достигли конца, теперь уже окончательного.

ГЛАВА 47

ЖЕНИХ И НЕВЕСТА

Некоторое время мы лежали в истоме и беспамятстве, сквозь фантастическую явь которых довольно медленно, но все же стала всплывать мысль, что нормального в сложившейся ситуации - как ни был в этом убежден вначале - совсем мало. Как ни крути, для меня не совсем характерно опьяняться собственной беспомощностью; в общем, женщина, жарко остывающая на моем обнаженном теле, была, скорее всего, порождением освобождающегося от наркотического плена подсознания.

Не тут-то было. Тело на мне не желало тихо таять в воздухе, а было совершенно реальным и живым. Пошевелившись, девушка устроилась поудобнее, и одно её бедро соскользнуло на сетку кровати. Порывисто вздохнула.

- Ты кто? - спросил я. - Вот не думал...

Она хихикнула.

- Неужели не узнал. Вот не думала, что ты будешь так хорош в постели.

Она издала ещё один продолжительный смешок, в тоне которого мне показалось что-то знакомое, мне пооказалось, я знаю кто она. Мысль так поразила меня, что некоторое время я лежал молча. В комнате было все также темно. Пахло нагретой пылью и женщиной.

- У тебя сигареты есть? - спросил я.

- Да, мне тоже хочется, - сказала она и, пошевелившись, стала окончательно сползать с меня.

Пошуршав в темноте одеждой, она вновь подошла к кровати, ощупью нашла мое лицо и сунула в рот сигарету. Кажется, фильтром.

- Ты фильтром сунула? - спросил я.

Она засмеялась и, щелкнув зажигалкой, поднесла огонек к моему лицу. Прикуривая, я прищурился, чтобы увидеть её лицо и понял, что мои наихудшие подозрения подтвердились: дрожащий свет выхватил маленькие груди почти у моих глаз, а выше - улыбающееся личико Марины.

- Что ты здесь делаешь? - спросил я, глубоко затянувшись сигаретным дымом.

- Да ничего особенного. У Клина гощу, - объяснила она и присела рядом со мной на сетку кровати. - Ну их всех, надоели. Я думала, будет интересно, а они тут развели бодягу.

- Кто они?

- Да Клином с пацанами.

Она вновь хихикнула.

- Ну ты хорош. Я на тебя глаз положила ещё с того раза. Ну, ты знаешь. Да все как-то было недосуг. А тут тебя Серега с ребятами прихватили, ну я и подумала... Правда мы подходим друг к другу?

- Мы бы ещё больше подошли, если бы ты меня освободила.

- А как? - удивилась она. - У меня нет ключей от наручников.

Я промолчал, потому что ситуация чем дальше, тем казалась мне все более бестолковой и унизительной. Дурман, ранее владевший мной, рассеялся окончательно. Этому, вероятно, помогли и физические упражнения, которым недавно мы с Марией так страстно предавались.

- Что ты молчишь, милый? - спросила она и, наклонившись, поцеловала меня в щеку. - Главное, мы теперь словно муж и жена, ведь правда?

- Да, - подтвердил я. - А где все остальные? Где эта банда байкеров?

- А ну их! Уехали купаться. Скоро должны приехать.

Я невольно дернулся.

- Так чего же мы тянем? Свет здесь есть?

- Так хорошо без света, - мечтательно сказала она.

Мне показалось, я ослышался,но потом вспомнил, что мне говорили о ней и стал медленно растолковывать.

- В темноте хорошо, но когда находишься в безопасности. Меня приковали к кровати не для того, чтобы отпустить, как ты думаешь?

- Нет, Сергей говорил, что они тебя скорее всего утопят

- Утопят?

- Ну да, ночью, когда никто не будет видеть.

- А сколько сейчас времени?

- Времени? Наверное, часов одиннадцать вечера.

- Значит, они собираются вернуться за мной, чтобы утопить?!

Марина наверное уже успела уколоться. Во всяком случае, говорила о моем возможном убийстве совершенно спокойно.

Я посмотрел туда, где в темноте тлел огонек её сигареты.

- Марина! Ты ведь не хочешь, чтобы твоего мужа утопили?

Она помолчала.

- Нет, не хочу.

- Тогда включай свет, и мы вместе посмотрим, как нам отсюда вместе выбраться. Вставай.

Она нехотя встала с кровати и шаркающими шажками пошла к стене. Пошуршала там. Вдруг вспыхнул свет. Она стояла совершенно голая. При свете люстры её гладкая кожа отливала жемчугом. Лишь темнел треугольник в паху. Марина явно наслаждалась тем, что я её вижу в таком виде. Впрочем, не первый раз, подумал я.

Марина хихикнула.

- Может, ещё разок, пока они не приехали?

Я помолчал, потом выплюнул окурок сигареты на пол.

- Ты чего? - спросила она. - Тебе разве не хочется?

- У нас ещё впереди годы супружеской жизни, - сказал я. - Зачем же торопиться? А если Терещенко с друзьями приедут раньше, чем мы отсюда выберемся, то этих лет у нас уже не будет.

- Почему? - удивилась она.

- Меня утопят, - терпеливо объяснил я. - Ты сама сказала. Одевайся и иди поищи что-нибудь. Какой-нибудь инструмент.

- Инструмент? - недовольно переспросила она.

Я подумал, что она все ещё сильно под кайфом. Наркоты здесь должно быть, навалом.

- Топор, ножовка, плоскогубцы - что-нибудь.

Она была явно недовольна, но все же послушалась: натянула джинсы, майку, куртку и ушла. Я остался один и несколько секунд с остервенением рвал на себе браслеты наручников. Металл наручников и металл кровати держался прочно. Я только повредил кожу на запястьях и щиколотках.

Пока Марина отсутствовала, я изучал устройство кровати, насколько позволял угол обзора. Вернулась она с довольно тяжелым чемоданчиком. Внутри были инстурменты.

- Я взяла все, что было. Все равно я в них ничего не понимаю, сказала она и улыбнулась довольной улыбкой.

Марина открыла чемоданчик так, чтобы я мог видеть содержимое. Внутри была дрель и алмазные насадки к ней. Это было очень хорошо, только я боялся, что не смогу ей объяснить, как эти насадки крепятся к дрели. Я начинал серьезно сомневался в её умственных способностях. А вот ножовке по металлу обрадовался. Марина, в свою очередь обрадованная моей радостью, передал мне ножовку, и я немедленно стал пилить прутья кровати. Пилить было неудобно, но не прошло и десяти минут, как освободил цепочку ручных браслетов. Снять я их ещё не мог, и руки ещё были скованы, но я уже мог всерьез работать.

Первым делом я натянул трусы и брюки, прикрыв свои обнаженные до сих пор чресла, подумать о которых раньше было недосуг.

Марина улыбалась.

Теперь, когда руки были относительно свободны, я потребовал подать мне дрель и насадки к ней. Поискал глазами электророзетку, она была рядом. И то хорошо.

Когда дрель была готова к работе, я врубил её и очень быстро распилил прутья кровати и цепочки наручников. И прекрасно, а то мне не очень то улыбалось скакать до машины, подобно гигантскому кенгуру, который и впрямь примерно моего роста, насколько я помню.

На ходу заправляя концы цепочек в носки и рукава рубашки, я возглавил наше шествие к свободе. Мы пробирались по темному, тихому дому, под четкий стук напольных часов где-то совсем близко, шаги наши озвучивались скрипом половиц и что-то похожее на отдаленные звуки работающих людей доносилось из открытых окон в коридоре. Из этих светящихся в сумраке окон вливался рассеянный свет негаснущих здесь фонарей во дворе и пахло ночной свежестью.

ГЛАВА 48

ВТОРОЙ МУЖ

Мы вышли на крыльцо, дверь за нами бесшумно закрылась. В доме метрах в двадцати от нас слышались голоса и звяканье металлических инструментов. В самом же дворе никого, калитка широко распахнута, и даже створки ворот слегка приоткрыты.

Вдруг рядом запищал телефон. Марина спокойно доставала из кармашка свой мобильный. Она собиралась разговаривать. Сейчас!

Я забрал у недовольной Марины телефон и тут же отключил его. Я боялся, что кто-нибудь из работающих в гараже или мастерской выйдет и поинтересуется, кого это тут вызванивают во дворе?

Схватив Марину за руку, я быстро пошел к воротам, стараясь по возможности держаться тени. Вышли. Никто нас не увидел. И на том спасибо, уж очень мне не хотелось вступать с кем бы то ни было в конфликт - все ещё чувсвовал слабость и общую заторможенность в членах. Даже наши с Мариной любовные пляски, как оказалось, не очень-то сумели взбодрить, я все время ощущал в голове легкий туман и какую-то странную замедленность реакции.

Марина молча шла за мной, только уже среди деревьев лесополосы недовольно потребовала свой телефон обратно. Я отдал ей телефон, и пошел ещё быстрее. Наконец дошли.

В кустах, где я прятал свой "Москвич", машины не было. Я тупо смотрел на место, примятое колесами и корпусом машины и не мог собраться с мыслями. Надо было что-то делать.

- Почему мы остановились? - недовольным тоном сказала Марина

- Здесь была моя машина.

- Какая машина?

- Та, на которой я приехал. "Москвич".

- А, такая черная машина? - вспомнила она.

- Да, - повернулся я к ней. - Где она?

- Ребята забрали. Им позвонили, что ты будешь на машине. Вот они и нашли. Сказали, что тебе уже ни к чему. Я же не знала, что он нам понадобится, - с сожалением сказала она.

Я подумал, что можно было бы по её телефону связаться с майором Степановым. Пусть направит сюда группу разворошить это осиное мотогнездо. Так или иначе, но обнаружение здесь дочки Тарасова - уже повод поднимать всех на ноги. Можно было бы, конечно, идти голосовать на шоссе, но пока туда доберешься, да пока кто-нибудь ночью остановится... При виде меня, вряд ли. Если только выставить одинокую девичью фигурку под фары такого же одинокого автолюбителя...

- Ты чего молчишь? - спросила она.

- Я думаю. Вот что, радость моя, побудь-ка здесь в кустах, а я пойду схожу за каким-нибудь транспортом.

- А если тебя опять поймают? - с сомнением в голосе спросила Марина.

- Как-нибудь....

И уже уходя, оглянулся.

- Трещенко правда двоюродный брат Елены?

- Кому? А, этой? Моей мамочке? Не-а, - помотала она головой.

- А кем он ей приходится?

- Ни за что не догадаешься, - вновь захихикала она.

Я закрыл на секунду глаза, открыл вновь и переспросил:

- Скажи мне, у нас времени нет.

- Он её муж.

- Чей муж? - не понял я.

Марина продолжала хихикать.

- Ленкин.

- Не понял. А кто тогда вышел замуж за твоего отца?

- Ленка.

Я помотал головой. И вдруг разъярился.

- Перестань мне морочить голову! Говори яснее: кто чей муж и кто чья жена?

- Что тут непонятного? - веселилась она. - Ленка вышла замуж за Серегу Терещенко, а потом за моего предка.

- То есть, развелась, а потом вновь вышла замуж?

- Не-а, - замотала она головой. - Она не разводилась, она второй раз вышла замуж. У неё теперь два мужа. Вот здорово! Я бы тоже не отказалась.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

- А ты откуда знаешь?

- Оттуда. Клин вчера сказал. Что тут такого? И вообще, с кем не бывает.

- Кто-нибудь ещё знает?

- Да все знают. Что тут такого? - повторила она.

- А Клин не боится, что ты расскажешь отцу? - спросил я, думая о том, что если бы боялся, то не говорил. Либо Клин слишком уверен в Марине, либо он просто знает, что Марина не сможет никому рассказать. Скорее всего, верно последнее, подумал я. У меня сейчас не было времени все тщетельно обдумать, надо было идти за машиной.

- Оставайся здесь, я скоро приду, - сказал я Марине.

- Только не долго. Долго я одна оставаться не люблю. Ты поторопись, Герочка.

Я повернулся и шагнул во тьму.

ГЛАВА 49

ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ КУПАНИЕ

Где-то на полпути к тайному логову байкеров меня настиг все усиливающийся рев моторов. Вернее, рев надвигался мне навстречу; сначала затрещало где-то вдали, заревело внезапно, расколов ночной покой вокруг, а потом это грохотанье стало быстро усиливаться, и я понял, что вся банда оседлала свои двухколесные тарахтелки и едет домой с купания. И ещё сквозь рев моторов и стрельбу из выхлопных труб - мое привычное ухо уловило слабый, но для меня всегда различимый голос мотора моеей "деквятки".

Выйдя из лесополосы, я мог наблюдать, как вся кавалькада вкатывается в раскрытые ворота усадьбы. Зрелище было ещё то: чернильную тьму беспорядочно рассекали лучи фар, словно бы материализующие из небытия то отдельный куст, то кусок забора, то конек крыши, то полуголые и одетые тела недавних купальщиков на сиденьях мотоциклов. Толпа быстро втянулась в ворота, последним заехал внутрь мой "жигуль".

Пока я шел к воротам, оттуда продолжала доносится канонада вхолостую работающих моторов. У ворот я приостановился в нерешительности, не зная, что предпринять дальше, но тут же решил, что в такой ситуации лучше всего импровизировать на ходу. Вообще, проблемы в этот вечер решались мною удивительно легко, я почти не задумывался, обнаруживая при этом в голове легкость необыкновенную - конечно, последствие впитанной легкими аэрозоли. Тем не менее, в простых решениях сложных проблем я уже находил некоторую, прежде неценимую прелесть.

Закуривая на ходу, я решительно вошел в недавно покинутый мною двор, сейчас несравненно более заселенный. "москвич" мой стояла несколько в стороне, метрах в десяти от ворот. У открытого багажника, наполовину всунувшись в машинные недра, копошились двое. Не обращая ни на кого внимания, я решительно прошел к своей машине, открыл дверцу водителя и стал забираться на сиденье.

- Это ты? - крикнул мне в спину один из этих двоих.

- А то кто же? - буркнул я, уже сидя в кресле водителя. Захлопнул дверцу. Потянулся к ключу зажигания. В открытом окне дверцы показалась чья-то тень; быстро просунувшись, рука метнулась к моему лицу. Я инстинктивно рванулся в сторону, упал к дверце напротив, желая только выскочить наружу, а сзади меня настигало знакомое шипение аэрозольного балончика и тот же отвратительный запах, сопровождавший не так давно мой переход в небытие.

Я все же успел выскочить на землю, но это все, что мне удалось; новая порция наркотика, хоть и в меньшем количестве, все же проникла в меня - и с чувством досады и злобы, злобы прежде всего на себя самого (вновь попался!), я потерял сознание.

Однако не так, как прошлый раз. Кое-что я продолжал воспринимать угасающим сознанием. Я, например, чувствовал, что мои ноги сейчас связаны веревкой, а не наручниками, чувствовал, как меня пинали ногами, смутно слышал злорадные смешки вокруг, но все это как бы сквозь призму, искажающую фактическую реальность; во всяком случае, ни боли, ни страха я не испытывал. Вообще никаких эмоций.

Потом заработал мотор "москвича", тут же завыли мотоциклы, веревка резко дернула меня за ноги и потащила за собой. Сначала мои плечи, спина и зад ощущали шероховатость грунтовой дороги, один раз больно проехался по выступающему корню, но на этом заметные неприятности окончились: меня уже тащили по траве, притупленное восприятие делало прогулку хоть и малоприятной, но вполне терпимой... если бы не тревоги, медленно всплывающие во мне вслед за уходящим из организма ядом.

Остановились. Я по инерции прокатился боком по траве ещё несколько метров. Со всех сторон слепили фары. Похожие на чертей в этом черно-белом мире несколько плоских двумерных силуэтов подскочли ко мне, схватили за руки и ноги, сорвали веревку с щиколоток, с гиканьем и жеребячим ржаньем раскачали и куда-то швырнули.

Летел недолго; надо отметить, что я не поспевал за событиями, осознавая их смену с небольшим опозданием. Так, больно ударившись спиной о что-то податливое, я сообразил, что упал в воду лишь после того, как стало нечем дышать, вернее, я стал захлебываться. Остатки здравого смысла помогли мне сообразить, что дыхание надо задержать и, кроме того, не выныривая сразу, отплыть немного в сторону.

Я плыл до тех пор, пока не заболела без воздуха грудь. Потом вынырнул. Обрыв, с которого я был сброшен, мрачной чернильной громадой высоко вздымался в синем звездном небе, мерцавшем словно померкшая люстра от горизонта к горизонту. Там, в горней выси было тихо и торжественно, а вот с десятиметрового обрыва доносились крики, марево света расползалось окрест, хотя и не освещая ничего, словом, адское действо продолжалось.

И я напрасно боялся, что кто-нибудь заметит меня на поверхности воды. Здесь внизу было темно, вода зеркально отражала звезды, бежали ко мне змейки фонарей с другого берега, и лишь поднятые мною легкие волны, нарушали эту зеркальность.

Надо сказать, купание освежило и взбодрило меня. Я мог уже трезво оценивать ситуацию. А главное - раздражение от собственной глупости разгоралось во мне все сильнее. Как я мог позволить этим пацанам поймать себя второй раз? И так легко! Ладно, вчера. Вчера я просто не ожидал, напали без всякого повода, сразу. Кто-то, конечно, предупредил, что я еду, но кто? Знали трое: майор Степанов, господин Тарасов и его племянник Александр. Обиднее всего, что каким-то странным образом во всей этой истории я, хоть и являюсь крайним, но больше всех подвергаюсь опасности, меня особенно целеустремленно пытаются убить! Почему? У меня не было ответа.

Вышел на берег немного в стороне от места падения, где под обрывом у воды виднелась узкая полоска песка. С меня ручьем лилась вода, но вряд ли это кто мог услышать: ребята наверху ни на секунду не умолкали.

И чем больше прояснялась моя голова, тем все больше я недоумевал: зачем они вообще решили меня купать? Если утопить, то надо было хотя бы связать руки-ноги. Может, они решили, что я и так не жилец, что я не выдержу дороги к обрыву, может, думали, что помру от потрясения или летучего яда, которым они дважды заставляли меня дышать?

Сейчас не было времени для отгадок. Цепляясь за длинные тонкие корни, которые растущая на краю обрыва гигантская кривая сосна в большом количестве спускала вниз, я быстро вскарабкался наверх.

ГЛАВА 50

ВАКХАНАЛИЯ

Толпа отмороженных ребятишек продолжала вакханалию. Во всяком случае, именно так выглядело со стороны быстрое мельтешение тел в размашистых поворотах мощных мотоциклетных фар. А если сюда ещё прибавить гул моторов, треск выхлопных труб и дикий, истеричный смех пьяных или обкуренных молодцов, то можно понять, как смотрелся этот шабаш.

И над всем этим безобразием - огромное, искрящееся, словно гигантское блюдо - от горизонта до горизонта - тяжело нависало звездное небо, равнодушное, величественное, отстраненное от дикой возни внизу.

Я все ещё наблюдал со стороны. Иногда случайный луч фары пробегал по мне, но тут же ускользал в сторону или в небо, словно зенитный прожектор в военных фильмах в поисках вражеских целей; не там искал. Я, впрочем, не боялся, что меня обнаружат: их внимание уже не могло сосредоточиться на чем-то конкретном. А иначе бы они более продуманно отнеслись к моей казни уж очень все было проделанно глупо и спонтанно. Я подумал, что если я сейчас попробую захватить свою машину, то это вполне может удасться.

Не раздумывая, я направился прямо к этому клубку тел и механизмов, в этот момент задвигавшемуся более целеустремленно. Видимо, сделав дело, собирались уезжать. Ловко обогнув одно ревущее чудовище, ускользнув от колес другого, я быстро добрался к своей машине, открыл заднюю дверцу и заглянул внутрь. Мне показалось, там было полно народу.

- Занято! - закричал кто-то мне в лицо, но я схватил крикуна за отворот куртки и выкинул из машины.

Сел на место и захлопнул дверцу. Рядом со мной больше никого не было, но на соседнем с водителем сиденье сидел ещё один черный металлист. Сквозь стекло я увидел, как только что мною выброшенный парень, как ни в чем не было вскочил с травы и прыгнул на заднее сиденье ближайшего мотоцикла. Все вокруг немедленно пришло в упорядоченное движение, ревущие колымаги выстроились по кругу и одна за другой, вереницей срывались в ночь. Тот кто сидел за рулем моей машины газанул в свою очередь, выжидая, когда можно будет тронуться с места, а его сосед, повернувшись, вдруг полез ко мне через спинку сиденья.

- Э-э! Мужик! А ты кто такой вооще?..

Такое бесцеремонное отношение к внутренностям моей бедной машины мне никак не могло понравиться. Парень уже ногами попирал сиденье, сминая и спинку. Я ударил его в подбородок и перетащил к себе, благо он уже почти перевалился на заднее сиденье. От него сильно пахло перегаром.

Водитель наконец-то отреагировал на всю эту возню. Он оглянулся, оценил происходящее и, поворачиваясь ко мне, уже доставал что-то во внутреннем кармане. Я попытался схватить его за волосы, но пальцы соскользнули; слишком коротко был пострижен парень. Я зацепил его лоб ладонью, рванул к себе - тот уже достал-таки пистолет - и все же опередил: успел стукнуть ребром ладони по горлу, затем, не обращая внимание на хрип и сдавленный клокочущий стон, вырвал пистолет из ослабевших пальцев.

Выскочил из машины. Пистолет не был даже снят с предохранителя, не успел парень. Я открыл обе дверцы машины и поочередно выволок обоих злодеев: один без сознания, другой - длинный, нескладный - все ещё подавал признаки жизни: хрипло стонал и судорожно хватал горло руками. Я ударил его рукоятью пистолета в висок и оглушил, чтобы парень ненароком не повредил себе шею. Пусть отлежится, подумал я, укладывая действительно успокоившегося парня рядышком с приятелем, давно уже уснувшим.

Я оставил их на траве, над зеркальной гладью водохранилища, в котором продолжали отражаться звезды и ползла, ползла дрожащая серебристая змея прямо к только что выскочившей из-за холмов луне.

Вовремя вспомнив, что одежда на мне совершенно мокрая, хорошо ещё почти стекла лишняя вода, не надо выжимать, я снял куртку с длинного водителя и надел на себя. Не было времени снимать рубашку и джинсы, но я не огорчился, - погода была лучше некуда, конец сентября удался на славу, и мне было тепло.

Я сел в машину, отжал сцпление, дал газ и скоро был у приметных кустов, где раньше оставлял "жигули", а последний раз - Марину.

Она подошла сразу.

- Где ты все это время был? - недовольно спросила она. - Дай закурить, а то у меня сигареты кончились. Я тут жду, жду, как дура, а ты с сигаретами ушел. Я даже сразу ребятам позвонила, хотела узнать, скоро ты там вернешься, да бестолку, не ответили, засранцы!

- Ты звонила этим механическим идиотам? - недоверчиво переспросил я. Звонила Терещенко?!

- Ну да, я же говорю, ты меня без сигарет оставил, я крикнула, а ты уже не слышал, далеко ушел, тогда я позвонила ребятам, спросила скоро ты там? Дай огоньку! - нетерпеливо потребовал она.

- Вот почему они меня ждали, - сказал я, поднося к её сигарете протестующий огонек.

Пока она прикуривала, я смотрел на её сосущие губки, развратно сомкнувшиеся вокруг фильтра и думал, что скоро все кончится, вот отвезу её к папашке, пускай сам заботится о своем милом чаде.

ГЛАВА 51

ЗАДВОРКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Мы ехали домой, в Москву, и дорога, по которой совсем недавно проезжал ещё при дневном свете, сейчас казалась иной, совсем новой. Настроение тоже было другим. Но странно, влившись в оживленный поток машин, в эту механическую толчею хорошо отлаженного общественного механизма, частью которого и была эта дорога, я тут же отметил, что все приключения, только что мною пережитые, из разряда судьбоносных переходят на задний план, так сказать, на галерку восприятия; да и уж больно весь тот дикий вандализм, первобытное торжество обнаженных эмоций, приправленных блевотиной и жратвой - все одновременно, - не имело точек соприкосновения с прекрасным сверкающим миром электричества, неоновых рекламных плакатов, шумно пролетавших верениц желтых вагонных окошек, спешащих за стремительным локомотивом электрички, словом, всего того, что составляло верхние этажи нашего общества и под устои которого постоянно пытались подкопаться разные там Клины, наркодельцы, бандиты и прочие социальные экспериментаторы.

- Мы к тебе поедем? - услышал я голосок Марины, и подумал, что неужели ради такого вот будущего, как эта дева, строил свою фармацевтическую империю Тарасов? А может быть, ему плевать на это будущее, может быть, человек и должен думать только о насущном, а все остальное приложится? Не знаю... А ночь была необыкновенно тиха, было уже поздно, второй час. Должно быть, утром будет дождь, воздух, врывающийся в открытое окно, был мягок и немного душноват и пах то рельсами, когда я проезжал по железнодорожному мосту, то лесом, когда дорогу обступали деревья, то водой, когда блестела у дороги чернильная лента канала, - отработанные же газы автотранспорта уже давно перестали ощущаться, став составной частью окружающей природы, как кислород, азот, водород, что там еще?..

- Ты почему со мной не разговариваешь? - сердито вскричала Марина где-то рядом. - Я говорю, давай куда-нибудь закатим, время ещё детское.

- У меня нет с собой денег. Возьми-ка вот лучше телефон и позвони своему отцу. Обрадуй его, скажи, что мы приедем где-нибудь через тридцать-сорок минут. Видишь, уже Москва.

- Да не хочу я домой! Поедем куда-нибудь в кабак. Время-то ещё детское, я же тебе говорю.

- Ладно, звони отцу, он мне денег должен за твое возвращение. Я тебя ему представлю, он раскошелится, вот и будет на что разгуляться. Как ты считаешь?

Я повернул голову и посмотрел на нее. В глазах Марины все ещё было заметно сомнение, но оно отступало под натиском моих железобетонных доводов. И в самом деле, без денег особенно не разгуляешься, а где же их и брать, как ни у предков.

- А вдруг он меня не отпустит?

- Как это не отпустит: взрослая ты или кто? К Андрею Арбузову ведь отпускал, почему со мной не отпустит? Да, кстати, чья это была идея отправить тебя к нему жить? Неужто твоя?

- А почему бы и нет? Он мужик ничего. Особенно вначале, потом занудным стал, а вначале ничего, веселый. Это я его высмотрела. Папашка презентацию учинил, а Андрюха подпил и стал мне в любви объясняться. Я ему и говорю, раз любишь, то женись, а то за другого выйду. Меня как раз хотели сослать в какой-то закрытый колледж в Ирландии. А что я там не видела, там одни девки, да и то не наши, с тоски помрешь. Я все в этот же вечер и сладила. А папашка не возражал. Он все равно был своей Ленкой занят, только женился, спятил на старости лет. Вот теперь получил.

- Ладно, звони.

- Да ну!..

- Звони, говорю, а то сам позвоню.

Пока она звонила, я подумал, что теперь, когда дело окончательно прояснилось и можно было подводить итоги, оставалось единственное: каким-то образом прищемить хвост вездесущему Клину, всюду так грубо успевшему наследить. Прислушиваясь к недовольному, капризному бурчанию Марины привычный, видимо, тон, усвоенный ею в разговоре с папой, я чувствовал, что сегодняшний день дался мне дорого, я незаметно продрог, хорошо ещё куртку взял у незадачливого водителя моей любимой машины, а то бы в мокрой одежде мог точно простудиться.

Марина недовольно приставила мне к уху телефон и я услышал сердитый голос Тарасова:

- Это вы, господин Быков? Да отвечайте, черт бы вас побрал!

- Да, я слушаю.

Тарасов сразу же закричал так, что в ухе у меня зачесалось:

- Я тебе плачу не для того, чтобы ты трахал мою дочь! Учти, я прекрасно могу оформить тебя на несколько лет в зону за изнасилование! Что ты себе позволяешь!..

Несправедливость обвинения, моя усталость, а главное, - странное ощущение, оставшееся в памяти от недавней любви с этой одалиской, черной магией неведомого аэрозольного наркотика - наркотика и моего желания! обращенного в прекрасную гурию (раз уж придерживаться терминалогии исслама) - все вместе дало свой результат: я сорвался.

- Заткнись! Если бы ты получше следил за своей дочкой и поменьше сам западал на малолеток, может пользы было больше! Я вот сейчас приеду, и мы разберемся, кто лучше трахается!

Я изо всех сил сжимал баранку руля, стиснул зубы так, что, казалось, сейчас раскрошится эмаль, но пелена уже сходила с глаз, я мог рассуждать спокойно.

- Ну ты даешь! - восхищенно проговорила Марина где-то рядом. - С отцом так никто не разговаривает!

Она отняла от моего уха телефон и как ни в чем не бывало сказала в трубку:

- Папуля! Так мы сейчас будем. Мы уже на Проспекте Мира, так что минут через двадцать-двадцать пять жди нас. Чего это ты так разнервничался? Знала бы, не рассказывала. Да и что тут такого, первый раз, что ли?

Я протянул руку и забрал у неё телефон. Нажал кнопку и прервал что-то ещё чирикающий слабый голос Тарасова. Марина смотрела на меня удивленно, но и с уважением. Наверно, ей было приятно, что её новый супруг мог так круто оборвать её крутого папу. Она улыбнулась и прильнула к моему плечу. Так мы и ехали.

ГЛАВА 52

ЭЛЕОНОРА ПОД КОЛЕСАМИ

Между тем мы въехали на Сретенку. Несмотря на поздний час, движение здесь было гуще, я снизил скорость, тем более, что все равно приехали. Вокруг все празднично блистало, не устающая и ночью реклама намекала на невиданные открытия - здесь, рядом, только захоти, и можешь тут же оказаться в прозрачной лагуне на пару с прекрасным туземцем или туземкой, зависит от пола плательщика, а дальше - праздник на всю нежную ночь с любимыми сигаретами и набором всевозможных вин... - мне уже немоглось, хотелось оказаться в постели, одному, подумать о каких-то далеких, неясных полусобытиях, не несущих с собой конкретных позывов к действию, о каких-то дымчатых, приятных вещах, некогда озаривших мою жизнь светлыми воспоминаниями, уже стершимися с одного бока, но приплывающих ещё в сновидениях. Но невозможно было сосредоточиться на них. Я следовал за темным "Мерседесом", из полировки которого всплывали красные, желтые и голубоватые разводы витринных огней, тут же уступая место следующим - все ускользало и у меня в глазах что-то там уже подмигивало с приветливым и тинственным лукавством... Тут грянул телефон Марины, и она, после недолгого: "Ало! Да, да", передала трубку мне.

- Это снова я, Тарасов. Прошу простить меня за несдержанность, говорил он все ещё недовольно, брюзгливо, но уже неуверенно. - Сами понимаете, нервы надо иметь железные, чтобы после этих всех событий не сорваться. Да и Марина не подарок. Вы на неё посмотрите, наверное сейчас едет довольная жизнью, а какой ценой это дается - это её совершенно не волнует. Ее и похищали, и у бандитов в плену была, а все, как с гуся вода. Везде ей как дома, со всеми найдет общий язык. А вот Лена все ещё у них, может её и в живих уже нет, она-то как раз и расплачивается за все. И за мои промахи, и за Маринины грехи, за все.

Тут я спохватился, что сонно внимаю его успокоительным словам, даже не пытаясь вслушаться в смысл. Какого хрена он вздумал извиняться, если мы сейчас приедем и у него будет возможность лично мне высказать все наболевшее...

- Да понимаю я, Виктор Константинович, чего уж там...

- Нет, вы послушайте меня. Как раз все это очень важно...

В этот момент мы подъехали к Кисилевскому переулку. На углу, за несколько метров до поворота, стояла подвипившая компания людей: кажется трое мужчин и две женщины... Что-то знакомое... да, мне показалось что-то знакомое, особенно в женщинах. Насколько я мог заметить... хотя мое внимание, и так полусонное, было обращено к монотонному монологу Тарасова, - да, мне показалось, что женщины были сильно выпивши, одна из них, странно знакомая, была даже просто пьяная, так её шатало. Я одной рукой придерживал телефон, а второй, руля, направил машину к близкому повороту. Когда же поравнялся с этой группой, пьяная женщина неожиданно выпала из рук державших её мужчин... я успел заметить её падающий прямо под колеса моей машины силуэт... ударил по тормозам, но всей кожей, всем телом ощутил, как машина мягко подпрыгнула на препятствии...

Странное ощущение... Вспоминая все случившееся тогда, я могу выделить лишь отдельные фрагменты, застывшие моментальные снимки, покадровый видеоряд которых и создавал для меня целостную, естественно, условную картину: рядом со мной словно бы замершая с испуганной гримасой, но продолжавшая визжать Марина, вильнувший к нам "Мерседес" патрульной милиции, кинувшиеся за поворот остатки компании, только что потерявшие свою подругу под колесами моей машины. На самом деле было ещё многое другое, так, например, я ещё успел что-то ответить сразу заткнувшемуся Тарасову, а выскочив из машины, мигом вытащил из-под колес тело, оказавшееся уже мертвым. Вот точно не помню, тогда или позже я узнал в мертвеце Валентину Медведеву?.. Главное, сразу же после определения личности, я, хоть и искусно продолжал играть роль присутствующего здесь же на месте главного виновника ДТП, мыслями же был далеко, лихорадочно выстраивая логику событий, закономерно приведших к такому финалу.

Прежде всего стали выяснять мою личность, я ответил, меня обыскали, но нашли только водительские права на имя некоего Петухова Игоря Ивановича, 1977 года рождения, чья чернявая физиономия некоим образом не походила на мою, белобрысую. Иных документов не нашли, и милиционеры, все более грубея, посадили меня в свой "Мерседес" и приковали наручкиками к стойке, при этом обнаружив у меня на запястье так впопыхах и не снятые браслеты байкеров. От этого подозрительность их усилилась, ребята вызвали наряд, моим попыткам объяснить, что я тоже в некотором роде представитель юриспруденции, они не поверили, даже не особенно вслушивались, так что я приумолк.

А вот Марина показала себя во всей красе. Увидев, что со мной обращаются довольно бесцеремонно, она взбесилась и, словно кошка стала защищать своего суженого, то бишь меня, но добилась лишь того, что и её бросили в патрульную машину на сиденье рялом со мной, однако рот заткнуть не смогли. То, что выслушал присевший рядом старлей, да и я тоже, было поучительно с точки зрения утраты иллюзий о нравственной чистоте современной молодежи, к которой себя я уже - увы - причислять не мог.

Не знаю, чем бы все это кончилось, но тут подоспели ещё две машины: "Уазик" милиции и черный "Мерседес" Тарасова, кое-что все-таки уловившего из моих сбивчивых объяснений по телефону. Дочку ему отдали, но попросили оказать любезность и проследовать в отделение, тут рядом, в двух шагах.

Тарасов любезность оказал, Марину посадил к себе, хотя она и порывалась ехать со мной, возможно, на коленях, так как рядом со мной в милицейский "Мерседес" сели ещё двое.

Когда подъехали к отделению, наручников с меня не сняли, даже не освободили от старых браслетов. Все мы прошли мимо обезьянника, заполненного опухшими бомжами и какими-то сухими гостями с Кавказа и поднялись на второй этаж. В большой комнате поместилось человек десять. От моих просьб позвонить майору Степанову продолжали отмахиваться, вернее, слов моих просто не замечать, а вот Тарасова выслушали с должным уважением. Он подтвердил мою личность, но не прояснил ничего на счет старых наручников с обрывками цепочек на руках и ногах. Последний раз - и это было сегодня днем - он видел меня без этих украшений Он также ничем не мог помочь в деле с наездом. Все-таки информация, полученная от него, заставила присутствующих блюстителей порядка (некоторых из которых я уже успел возненавидеть лютой ненавистью, потом быстро, впрочем, прошедшей) прислушаться к тому, что я все время талдычу им о каком-то номере телефона. Хотя наручники все ещё забывали снять.

Позвонили наконец. Майор Степанов быстро разобрался в ситуации и обещал быть. Мне оставалось только ждать. Пока же опера занялись протоколами. Господину Тарасову сообщили, что он может забрать свою милую дочку и ехать домой. Марина ещё не успела воспротивиться, как господин Тарасов сообщил, что пока он останется здесь. Он не попросил разрешения остаться, он просто сообщил, что остается. Более того, ему захотелось кофе и, вытащив несколько отечественных дензнаков, он попросил ближайшего сержанта сходить в ближайшее кафе принести кофе на всю команду, ну и ещё что-нибудь. Сдачи не надо. Я думал, что Тарасов получит вежливый отказ, но не дождался; сержант едва не щелкнув коблуками, сразу исчез. Видимо, сдачи должно было остаться достаточно.

ГЛАВА 53

МАРИНУ НЕ ПОХИЩАЛИ

Сколько прошло времени, я не знаю. Не думаю, что очень много, хотя все успели попотчиваться Тарасовским кофем с какими-то крендельками. Не знаю уж какими, сам я отказался. Я сидел в каком-то оцепенении, так на меня подействовала смерть Валентины, настигшая бедную смертницу-наркоманку под колесами моей машины. Не скажу, что мне очень её было жаль, и не скажу, что я боялся за себя - все это не то, не то. Просто подействовало на меня ощущение того, что, подхваченный порывом неизвестного ветра, я, словно мотылек - хоть и весьма тяжелый, если смотреть со стороны, - несусь неведомо куда неведомо зачем по воле неизвестно кого.

Я все ещё был нездоров, это без всякого сомнения. И в этом туманном состоянии я слышу голос майора Степанова за дверью. И сразу напряжение отпускает меня. Я удивился, но я действительно ощущал облегчение. Теперь, когда майор здесь, все сразу разъяснится, я был уверен.

И верно, с меня немедленно сняли наручники. Майор успел сделать два дела сразу: наорать, что я зря полез куда ни надо, чего мол ехал к Клину, раз сказано было не ехать, и сообщить, что к Валентине Медведевой он с ребятами успели вечером съездить. Конечно, никого не застали. Оставили дежурного, да вишь, как вышло. Значит, они решили убить двух зайцев одним выстрелом: и тебя подставить, и ещё одного свидетеля убрать. Да ты что, в одежде купался? Ну даешь!...

Местный майор провел всех нас в собственный кабинет. Майор оказался начальником отделения, Звягинцевым Борисом Михайловичей. Оставив нас, Борис Михайлович ушел. Мы расселись.

Мы расселись, и Марина сразу заявила о себе, сообщив, что ей уже пора, ей здесь надоело.

- Помолчи! - одернул её господин Тарасов. Сделал он это машинально, видимо, давно привык к выходкам любимой дочки и воспринимал как неизбежное зло.

- Я веду дело о похищении вас, Марина Викторовна и вашей мачехи, Тарасовой Елены Олеговны. Так что попрошу сидеть смирно и отвечать на мои вопросы. Вы не против? - спросил майор Степанов Марину.

О, она была против, она была очень против, но почувствовала, что выразить свой протест не сможет. Поэтому посмотрела на майора хмурым взглядом, на меня - преданным и кивнула, соглашаясь.

- Ладно, валяйте, только по-быстрому.

- Начнем с тебя, - сказала майор, повернувшись ко мне. - Давай вкратце.

Я рассказал, что со мной произошло. Почти все. Кроме того, решил умолчать и о двоемужестве Елены. Возможно, дочка в семейной обстановке сегодня сама выскажет отцу правду. У неё теперь не залежится. Но все же не так неприятно, как узнавать столь деликатную вещь от посторонних.

Вмешалась Марина когда разговор коснулся Терещенко, который сегодня так рьяно выполнял распоряжения Клина.

- Как вы не понимаете! Терещенко не то что согласился утопить Герочку, а просто хотел сделать вид, что утопит. Он хотел просто бросить в озеро, но не связывать. Ну, чтобы и деньги получить и на мокруху не идти. Неужели не понятно? - вскричала она. - У ребят денег нет, вот они и хотели подработать перед тем, как дальше поедут путешествовать.

- А где Лена? - вмешался вдруг Тарасов.

- А я почем знаю? Она что сбежала? - вдруг оживилась Марина. - Я давно это ожидала.

Мы все непонимающе переглянулись.

- Разве вы не были вместе? - спросил Тарасов.

- Как это? С чего бы это Ленке быть со мной. Ну Елене Олеговне, вновь капризно закричала она.

- Разве вас не вместе похитили? - спросил майор Степанов.

- Как это похитили? - удивилась Марина. - Кого это похитили? Ленку похитили? Это когда же?

Майор посмотрел на меня. Я непонимающе развел руками.

- Ничего не понимаю, - сказал я. - Нам в дороге и поговорить не удалось.

- Марина! - терпеливо обратился к ней Тарасов. - Несколько дней назад ты исчезла из дома. Ты была дома вместе с Леной, потом вы обе исчезли. Кроме того, была убита мой секретарь Людмила Дмитриевна. что ты можешь об этом сказать?

- Твоя Людка убита? Ничего себе! Я не знала. Я у себя сидела, музыку слушала, то да сё, а тут Клин зашел и предложил прошвырнуться по кабакам. Ну, ширнуться и все прочее. Я и пошла. Вот и все. Он, правда, сказал, что у него дела, позже присоединится. А пока, мол, с ребятами прошвырнись. Так я с Терещенко и познакомилась. С ним и с его ребятами и была. Клин денег дал, так что было весело.

- Кто такой этот твой Клин? - неожиданно закричал Тарасов.

- Да я же тебе рассказывала! Я с ним уже давно знакома. В ресторане познакомилась. То да сё. Я и прошлый раз у него дома была. Ну, когда Гера меня оттуда забрал. Помнишь, Герочка, ты ещё тогда Клину и его Жанке навалял? Ну тогда?..

- Подождите, - прервал всех майор Степанов. - Мы так запутаемся, а уже поздно, надо ещё будет хоть немного выспаться. Давайте подведем итоги. Я понял, что ты, Марина, не знаешь где Елена Олеговна?

- Конечно. Откуда? Я её и не видела...

- Все, все. Не видела. Так. Не видела и ничего не знаешь ни о каком похищении?

- Конечно..

- А ты, Герман, только с Терещенко и его... группой сегодня смог познакомиться?

Я кивнул.

Майор задумавшись, барабанил пальцами по столу. Я примерно представлял, о чем он думал. Он думал, что у следствия вновь ничего нет, что все нити сходятся к Клину, Клинову Олегу Руслановичу, против которого есть только косвенный улики, а источники, вроде Валентины Медведевой или той же речной нимфы Кати, которые могли бы дать нам в руки фактический материал, уже сказать ничего не смогут.

- Мы теряем время, - устал сказал майор. - Я думаю, нам следует отложить наш разговор хотя бы до завтра.

- Я вижу, что и милиция, и вы, частный сыщик, упорно занимаетесь ни тем, чем на мой взгляд надо, - раздраженно сказал Тарасов. Мы все посмотрели на него. - Ну что вы на меня смотрите? Вы имеете арестованного организатора похищения, у вас на руках прямые улики в виде пистолета, денег и браслета моей жены. Что вам ещё надо? Может быть, вас убедит только видеозапись самого преступления. Так у нас её нет. Так что, уважаемые частные и госсыщики, работайте с тем, что у есть.

Он обвел нас победным взглядом и хлопнул ладонью по столу.

- Вот так-то, господа сыщики.

Майор Степанов посмотрел на часы и поднялся.

- Уже почти три часа. Пора по домам.

ГЛАВА 54

УЖАСНАЯ МЕТАМОРФОЗА

Мы все встали. Тарасов, кивнув нам, вышел, почти силой уводя с собой Марину. Майор Степанов прошел следом.

У двери повернулся и весело подмигнул. Чем-то он был доволен.

В коридоре Тарасов разговаривал с майором Звягинцевым. Марины нигде не было видно.

- Ну мы пошли, - сказал майор Степанов.

Тарасов пожал ему руку на прощанье.

- Как все по-идиотски, как глупо! - бормотал Тарасов.

Мы вышли на крыльцо. Отдел милиции был огорожен бетонным заборчиком, внутрь которого пускали только патрульные машины. "Мерседес" Тарасова и мой "Москвич" стояли с внешней стороны.

- Где эта тварь? - вдруг спросил Тарасов.

- Кого это вы имеете в виду? - спросил я, ухмыльнувшись.

Тарасов взглянул на меня и ничего не сказал. Повернувшись к дежурному лейтенанту, стоявшего тут же с автоматом и бронежилетом и, который, воспользовшись временной передышкой в кутерьме службы, спкойно курил, Тарасов спросил его:

- Вы не видели, куда делась моя дочь?

- Марина? - спросил лейтенант, и Тарасов взглянул на меня, словно зачем-то беря в свидетели. - Марина только что села вон в ту машину. Слышите, дверца хлопнула. Вон в тот "Москвич".

- Как в "Москвич"? - встревожился Тарасов.

- Ну да. Разве это не ваша машина? - спросил лейтенант, и вот тут-то все и произошло.

Я-то смотрел на свою машину, уже понимая, что Марина в впрямь вознамерилась продолжить наши супружеские отношения. Я думал, как бы это деликатно выковорить её из машины, не задев при этом отцовские чувства присутствующего здесь же Тарасова. Главное, я уже так устал сегодня, что мечтал только добраться домой, завалиться спать и не видеть, и не слышать никого...

И в этот самый момент крыша моей машины странно вспучилась, словно пузырь жвачки на губах задумчивой телки, где-нибудь в поезде метро, когда, задумавшись о чем-то своем, девичьем, она совмещает физиологический процесс жевания с мифотворчеством собственных грез, естесственно, невинных. Сейчас же все было гораздо страшней; вслед за вылетевшим лобовым стеклом, сразу лопнула крыша, из которой полезло что-то бесформенное, похожее на окровавленный мешок, и тут же оглушил сильный ватный хлопок, мягко ударивший по сразу оглохшим ушам.

Тарасов, слабо рыча, с удивительной силой оттолкнул меня, так что я мог бы слететь со ступенек, не стой рядом майон Степанов, который инстинктивно поддержал меня. А Виктор Константинович уже бежал к месту взрыва, что-то вскрикивая на ходу, неловко подволакивая непослушные ноги. Лейтенант стоял разинув рот, свесив к нижней губе приклеившуюся фильтром сигарету. Майор все ещё держал меня, напряженно впитывая глазами картину начавшегося пожара. Потом мы тоже бежали к моей горящей машине, сзади нас топотал дежурный личный состав, спешивший кто с огнетушителями, кто просто поддавшись общему порыву сострадательного желания помочь.

Помогать было уже некому и нечему. Мой "жигуль", как говорится, восстановлению не подлежал, это я определил сразу, так что его, не такое уж и длительно существование на этом свете подошло к концу, совпавшем с другим, разумеется, более трагичным; не хотелось видеть - но глаза сами невольно смотрели! - то покореженное, обезглавленное, изуродованное, что так недавно было энергичной, обуреваемой страстями, полной бурлящих жизненных соков девицей - претерпело ужасную метаморфозу, разом обратившись в нечто, не имеющее отношение к этой теплой живой сентябрьской ночи.

Я недолго оставался на месте взрыва. Хоть машина и была моя, но ни к взрыву, ни к пребыванию там Марины я прямого отношения не имел; все занимались безутешным отцом, на которого в течении столь короткого времени свалилось столько несчастий. Я немного потоптался среди общей суеты и ушел. А в куртке обнаружил некоторое количество рублей, хвативших мне расплатиться с частником, довезшим прямо к дому.

Когда я вошел в квартиру, я думал только о постели. В доме стояла мертвая тишина. Я принял душ и почувствовал себя гораздо лучше. В зеркале на меня смотрел мужик. выглядевший гораздо старше меня. Ссадины, припухлости, усталый вид - образ жизни сказывался не лучшим образом. Мне и на этот раз лицо в зеркале очень не понравилось.

Я прошел на кухню, достал бутылку водки и налил себе полстакана. Потом ещё столько же. Все равно настроение было хуже некуда. Я закурил и, захватив недопитую бутылку водки и стакан, отправился в спальню. Там включил автоответчик. Я его установил в спальне, чтобы тот находился в месте, где я чаще и дольше всего пребываю, когда все же оказываюсь в своей квартире.

Звонки приятелей. Какие-то люди просили немедленно связаться по неотложному делу. Кто-то долго и сипло убеждал меня не лезть не в свои дела, а не то... Дальше шло нудное перечисление всех тех методов убийства и связанных с ним извращений, что была способна вообразить ублюдочная фантазия звонившего мне ублюдка.

Уже в тишине я докурил сигарету. Я думал, как все бессмысленно, вся суета бессмыслена, вся жизнь... если только твоя судьба не связана с чем-то большим, чем тараканья грызня неизвестно за что, за мелкие крохи, которые называются благами или удовольствиями или... Я думал, что один майор Степанов и его ребята знают, ради чего живут, а когда-то, очень давно, знал и я, а потом все ушло, и я освоился среди насекомых, думая, что отстаиваю свою независимость, а сам просто обрастал хитиновым панцирем, который только сейчас, почему-то, стал давать трещины... Я вылил в стакан оставшуюся в бутылке водку и выпил. Открыл окно, лег на кровать и закурил новую сигарету.

Я лежал и прислушивался к проезжавшиам машинам, к шуму листвы, от пробегавших по кронам высоких тополей под окном порывам ветра, к одинокому - взахлеб - взлаиванию собаки на покинутом на ночь Ярославском рынке, и потом я заснул...

ГЛАВА 55

НАТАЛЬЯ

На следующий день, в начале девятого я уже ехал в метро. Можно было бы, конечно, взять тачку, но - возможно, утро, продолжавшее отрабатывать сроки бабьего лета, возможно, вчерашняя трагедия, странным образом повлиявшая - я решил отправиться на метро.

Итак, начало девятого. Час пик, скорее всего, уже схлынул, но народу было ещё много. Я, уже много лет бывавший под землей лишь от случая к случаю, оглядывался вокруг с неподдельным интересом. Люди были какие-то опухшие, часто заспанные, все сплошь недовольные жизнью, занятые исключительно внутренним миром и заботами своего маленького мирка.

Кроме того, занятно обновилась реклама в вагонах метро. Я, вертя головой, словно новоприбывший гость столицы, добросовестно прочитал и про Интернет-карты, и про мясника-Микояна, поставщика Кремля, и про выведение волос вместе с гемороем, и даже о продаже мехов всех видов, где-то осуществляемых. Я ехал на станцию Университет, потому что Леонова, застреленная бандитами секретарша Тарасова, жила как раз там, на улице Молодежной. Я помнил, что с ней жила младшая сестра и надеялся застать её дома. И уже через сорок минут звонил в нужную мне семьдесят четвертую квартиру.

Мне открыла светленькая девушка со строгим выражением лица и нежными, словно бы припухшими губами. Она взглянула на меня и вдруг посторонилась, пропуская меня в коридор. Я вошел. Чувствовалось, что денег у хозяйки квартиры было достаточно, чтобы украсить квартиру не стесняясь в средствах. Было все очень дорого, прилично и с проблесками индивидуального вкуса. Мне, например, понравились пейзажи на стенах - одна природа без отвлекающих урбанистических вкраплений.

Между тем девчушка провела меня прямохонько на кухню, где, указав на мойку, сказала: "Вот" и присела тут же на табурет. Я понял, что меня принимают за слесаря, тем более, что одет был вполне демократично: джинсы, а под курткой - клетчатая рубашка. Сестра покойной Людмилы Дмитриевны не заметила даже, что у меня отсутствуют инструменты. Ей было не до того, она была погружена в собственную печаль и на детали внимания не обращала.

Я скинул куртку, засучил рукава и принялся за дело. Оказалось, пустое - элементарный засор. Работая, я выяснил, что зовут девушку Наталья, что она живет здесь с сестрой, которая на днях умерла, что квартира приватизирована и по наследству перейдет ближайшим родственникам, то есть, скорее всего ей, потому как ближе родных нет, родители их уже тоже умерли. Сегоджня-завтра приезжают на похороны дядя и тетя из Киева, может ещё кто-нибудь, и все вместе повезут тело в Петербург, там будут хоронить.

Тут Наташа расплакалась и убежала в ванную, а я, к тому времени уже управившись с ремонтом, отправился в гостиную, тут же меня поразившую.

Поразило меня прежде всего огромное количество фотографий мужчины, представленного на фоне как офисном, так и пляжно-курортном. Мужчина был ни кто иной, как Тарасов Виктор Константинович. И тут же стала понятна банальная драма (или комедия, если бы не трагический финал) одинокой секретарши, влюбленной в своего выдающегося шефа.

И однако же я был поражен не столько этим открытием, сколько другим, по содержанию близким. На столе, в красивой пластиковой прозрачной рамке, выгнутой полукругом, была ещё одна большая фотография, на которой мужчина обнимал за плечи счастливую Наташу, и этим другим уже мужчиной был Александр, племянник Тарасова. В общем, влюбляться в Тарасовское племя было благоприобретенной чертой женской части фамилии Леоновых.

ГЛАВА 56

БЕСЕДА С СЕСТРОЙ

В этот момент меня и застукали. Выплакавшаяся Наташа вошла в комнату и была неприятно поражена, обнаружив там меня. Мне тактично указали на кухню, где было мое место, я сообщил, что засор устранен, можно и дальше продолжать в том же духе, и что я не сантехник, а частный детектив, проводящий по просьбе Тарасова Виктора Константиновича расследование совершенного на днях преступления. Что за преступление, уточнять не понадобилось. Как и называть свое имя - оно Наташу не интересовало.

Я все же сунул ей в руку дубликат своего удостоверения, вернее, точную его копию - одну из многих, хранившихся у меня как дома, так и в офисе. Она внимательно прочитала его, скорее всего ничего не поняла, потому что мысли её были заняты другим.

- О чем вы хотите меня спрашивасть? Я все уже рассказала милиции, когда они сюда приходили.

- Но я не из милиции. И меня может интересовать другое. Например, давно ли вы знакомы с Александром?

Она покраснела, но не стала уточнять, о каком Александре идет речь. Сказала с вызовом:

- Да, мы любим друг друга. И никто нас не сможет разлучить, даже Виктор Константинович.

Было ей на мой взгляд лет этак восемнадцать, не больше.

- А Тарасов в курсе... ваших отношений?

Она уловила мою заминку и, гордо выпрямивгись, сердито сказала:

- Нас с Александром не в чем упрекнуть. Наши отношения не переходят грань... Мы все равно поженимся! - выкрикнула вдруг она, и вновь залилась слезами.

Я сходил на кухню и принес ей стакан воды. Подождав, пока она вновь успоится, я предпринял новую попытку дознания.

- Я бы хотел знать, ваша сестра и Виктор Константинович были любовниками?

У неё от нового прилива негодования сразу и слов не нашлось.

- Да как вы смеете?!

Я почувствовал, что у меня внезапно заболела голова. Хотелось выйти на свежий воздух и выпить бутылку пива. Наверное, вчерашняя водка, выпитая перед сном, хоть и подлечила нервы, но вызвала и побочные эффекты. Наташа что-то прочла на моем лице, потому что внезапно сказала:

- Нет, моя сестра действительно любила Виктора Константиновича, но он никогда не давал ей повода даже надеяться. Он жестокий человек.

- В данном случае эта позиция говорит только в его пользу.

- Не знаю... Но я считаю, что после стольких лет преданности, да, преданности и любви, взять и легкомысленно жениться на какой-то приблудной... девке - это просто жестоко!

- Откуда вы знаете, что Елена Олеговна... девка, как вы её назвали?

- Откуда? Да мне Шурик все рассказал.

- В смысле, Александр?

- В смысле, Шура. Он узнал, что... Елена Олеговна была торговкой наркотиков, сама принимала наркотики, якшалась с кем ни попадя, с разным сбродом, бандитами. А отвечать пришлось Людочке, - и она вновь приготовилась заплакать.

Вот оно что! Я быстро задал следующий вопрос.

- Откуда Александр выяснил все об Елене Олеговне.

- Разве это трудно, если задаться целью?. Кажется, в Маздоке у него друзья, они и выяснили. Что тут странного?

- Значит ваша сестра узнала все о Елене Олеговне от Александра? спросил я и тут же понял, что вопрос можно было бы и не задавать. Наташа посмотрела на меня почти с жалостью.

- Почему это Шуре было что-то скрывать от Люды. Тем более, что мы с ним решили пожениться. Да, он все ей рассказал.

- Выходит, это стало причиной убийства? Значит, вы считаете, что Елена Олеговна косвенно стала причиной смерти вашей сестры?

- А почему косвенно? От неё все можно ожидать. Я не понимаю, как можно быть таким слепым, чтобы вблизи не разглядеть... преступницу.

- Вы меня имеете в виду. Так я...

- Причем тут вы, - с досадой сказала Наташа. - Я о Викторе Константиновиче.

У меня вновь заболела голова. Я потер виски.

- Не могли бы вы сказать поточнее, что пробудило ваши подозрения. Очевидно, у вас с Александром должны были зародиться какие-то подозрения, иначе бы он не просил друзей в Маздоке выяснить прошлое Елены Олеговны? спросил я

Наташа саркастически улыбнулась и поправила тугой локон у виска. Потом коротко вымолвила:

- Наркотики...

- Что наркотики, - переспросил я. Она сказала это так, словно бы одно слово все объясняло.

- Александр случайно услышал разговор... этой девки со своим любовником. Разговор шел о партии наркотиков и об их продаже. После этого Александр стал собирать сведения о её прошлом. А когда все выяснил, то рассказал Людочке. И она посчитала своим долгом раскрыть Виктору Константиновичу глаза на преступную деятельность его жены. Это был её долг. Вы со мной согласны?

- Ну ещё бы, - согласился я. - Сообщить такого рода сведения нравственный долг любого порядочного человека.

Наташа подозрительно посмотрела на меня. Я был само сочувствие.

- А когда Людмила Дмитриевна решилась раскрыть глаза Виктору Константиновичу на прошлое его жены? - поинтересовался я.

- И на настоящее тоже. Как раз накануне... Она должна была поехать с Виктором Константиновичем в командировку к нам в Питер. Там ей было легче все сказать, чем в Москве. Питер наш родной город. Потом она почему-то вернулась и её убили.

- Понимаю, - сказал я. - То есть вы, Наташа, предполагаете, что Виктор Константинович, узнав обо всем, позвонил жене, та сообщила своим сообщникам, и они, выманив каким-то образом вашу сетсру в Москву, убили её и заодно забрали дочь Тарасова? А Елена ушла с ними добровольно?

- А почему бы и нет? - с вызовом спросила Наташа.

- Если это так, то тогда можно объяснить неожиданный приезд вашей сестры и те срочные дела, которые у неё возникли здесь. Но ведь тогда...

- Вот именно, - веско заметила Наташа.

Не знаю, о чем она подумала, а вот я решил, что если последние предположения верны, то тогда понятны причины столь внезапного совершения этого похищения: сообщники Елены сообразили, что если не поторопиться, то можно потерять все. Разгневанный муж может её просто выгнать без гроша, так что издержки супружества с богатым и нелюбимым мужем останется только списать в убытки. Один раз возникнув, угроза разоблачения будет теперь висеть все время.

Я попрощался с бедной Наташой, которую в её горе, конечно же, поддерживала мысль о любимом человеке и скором замужестве.

Спустившись вниз, я почти не отходя от подъезда, поймал частника и действительно через полчаса был у себя.

ГЛАВА 57

Я РОЮ СЕБЕ ЯМУ

Я расплатился с водителем напротив своего дома, но во двор, где были подъезды заходить не спешил. Середина дня. Погода все ещё продолжала радовать, осень стояла светлая и тихая и казалось, конца не будет ясным дням. Я заурил сигарету. Рядом с воротами на тротуаре, обрамленная островком чистой земли, росла береза. Осень уже позолотила листочки, они шелестели на слабом ветерке и, один за другим, опадали. Скоро будут видны голые ветки, и тогда похолодает. Пока же все ещё тепло, как летом.

Я бросил недокуренную сигарету и вошел во двор. У моего подъезда стоял "Мерседес" Тарасова. Облокотившись на машину, стоял и курил молодой мужик в костюме. Пиджак надувался на широких плечах. Телохранитель. Хранитель дорогого тела.

Завидев меня, из машины вышел ещё один парень и сам хозяин. Тарасов явно не в духе.

Я поздоровался с ним за руку. Он осведомился, есть ли у нас возможность поговорить? На визитке указан этот адрес. Я что, снимаю здесь квартиру под офис? Потеря дочери внешне никак не сказалась на нем. Во всяком случае внешне. Был он собран, подтянут и полон решимости вершить свои дела.

Я объяснил, что это я свою собственную квартиру использую как юридический адрес. Мы, в сопровождении одного из парней, поднялись ко мне. Квартира если и произвела на Тарасова впечатление, то не лучшее. Парень остался в гостиной читать журнал, а Тарасова я провел в свою рабочую комнату, сам сел за письменный стол, а его усадил в кресло для гостей. Он несколько раз приподнялся на локтях, устраивая свой зад поудобнее, потом недовольно спросил, есть ли у меня чего-нибудь выпить. Просьба его мне показалась единственным признаком обуревавших его чувств.

Я принес коньяк и пару рюмок. Сам наполнил рюмки. Тарасов поднял свою.

- За окончание расследования.

- Мне очень жаль... - сказал я, но Тарасов жестом остановил меня и выпил содержимое своей рюмки. Вытащил сигарету. Я пододвинул ему зажигалку. Он закурил.

- Вы меня не поняли, - сказал он. - Я приехал с вами расплатиться. Расследование закончено, я полностью удовлетворен, преступник пойман, дело можно закрыть. Забирайте свои деньги и оставьте меня в покое. Вы слишком мне дорого обходитесь. Я не хочу потерять и Лену.

Свою тираду он проговорил, раздражаясь все сильнее.

- Но ведь... - начал было я, не слишком, впрочем удивленный таким оборотом дела. Он прервал меня.

- Я предпочитаю, чтобы теперь дело было доведено до конца официальными органами. То есть, пусть теперь поработает милиция. Вы слишком много делаете ненужных жестов, от вас кругами идет беспокойство. И это бы ничего, если бы не умирали близкие мне люди.

Честно говоряя, крыть мне было нечем. Но и согласиться с ним я никак не мог. Андрея Арбузова ещё можно было бы, конечно, подержать в стенах госучреждения, он привычный, как оказалось, но сваливать на него преступление, в котором он точно не замешан - с этим я никак не мог согласиться.

Я закурил сигарету, поставил зажигалку на стол и выпустил в потолок струю дыма.

- Арбузов совершенно не при чем. И вы это отлично знаете. Организовал убийство вашей секретарши и все это похищение некий Клинов Олег Русланович. И вы это тоже теперь отлично знаете. А Леонову Людмилу Дмитриевну, вашего секретаря убили за то, что она хотела передать вам сведения... о некоторых знакомствах вашей жены.

Тарасов позеленел, и я даже подумал, что для него сказанное мною совершеннейшая неожиданность. Но я ошибся. Некотрые люди от гнева краснеют, а другие - и к ним принадлежал Тарасов - бледнеют. Тарасов просто готовился лопнуть от бешенства. Но он все ещё сдерживался.

- Вы берете сейчас деньги и наше джентльменское соглашение можно считать анулированным. Вы больше не суете свой длинный нос в мои дела, и мы квиты.

Я вспомнил, что за Тарасовым стоит мощная крыша. Да, попасть в черные списки сильным людям - хорошего мало. Но и платить за собственное спокойствие чужой жизнью - тоже мало приятного. Да и терпеть не могу поддаваться чужому давлению. Я покачал головой.

- Похищение вашей жены организовал Клин. Если ваша жена ещё жива, а вы должны понять, что её вполне могли... убрать, чтобы дело выглядело достовернее, то тем более не надо прекращать поиски.

- Теперь, после смерти моей дочери, я считаю, что её уже нет в живых, - твердо сказал Тарасов.

Я удивился.

- Вы считаете, или у вас есть какие-то новые данные?

- Интуиция. Я верю своей интуиции. Она меня ещё не подводила. Я предлагаю вам пятьдесят тысяч, и вы на время убираетесь на Ривьеру или в Испанию, или в Майами, куда вас черт понесет!

Я хмыльнулся.

- Зачем вам это нужно? Почему вы не хотите, чтобы я продолжил ваше расследование? Не понимаю...

- Да что ты вообще можете понять, ничтожный ты человечишко! Я тут перед ним изголяюсь, прошу его, вместо того просто приказать прихлопнуть, а он ещё тут строит из себя!.. Червяк навозный!..

Он орал уже не сдерживаясь, с наслаждением, яростью, орал, брызгаясь слюной, орал стуча кулаком по столу. Парень из гостиной возник в дверях, словно чертик из шкатулки, но Тарасов. не прерывая основного занятия, махнул ему рукой, мол, убирайся. Телохранитель убрался.

Я подлил Тарасову коньяк в рюмкю. Возможно, если бы у меня взорвали дочь в машине, возможно, если бы я чувствовал толику вины за её смерть, я бы и не так орал. И не важно на кого. А Тарасов не может не чувстовать, что его собственные увлечения молоденькими девушками косвенным образом привели не только к разрушению семьи, но и к прямой гибели дочери, а, возможно, и жены.

Тарасов выпил рюмку вместе со мной. Тяжело дыша закурил и, глядя в окно, вдруг сказал:

- И чего это я так психую? Всего делов то!.. Разумеется, с таким раскладом платить я вам не собираюсь. Хотите, расследуйте, хотите живите спокойно. Знаете ведь, мудрый в яму не попадет, а умный из любой ямы выберется. Может, вы и умный, но уж точно не мудрый.

Он встал и стоя потушил сигарету в пепельнице.

- Между прочим, я сомневаюсь, можно ли вас отнести даже к умным. Вы как-то уж очень ретиво роете сами себе яму. Но это уж ваша проблема.

Постоял ещё несколько секунд, думая о своем. И странно, решив что-то для себя, он словно бы потерял внутреннюю опору, словно бы сдулся изнутри, как надувной шарик: руки слегка обвисли, сам немного наклонился вперед, постарел на глазах и, машинально кивнув мне, вышел.

Я пошел его проводить. Телохранитель, осторожно косясь на меня, шел чуть сзади. Тарасов не обращал внимания ни на него, ни на меня. Словно бы даже не видел нас.

Спустились вниз. Все так же мягко светит солнце, все так же глубоко синее-синее, видимое в колодце обширного нашего двора небо. Ласковый, тихий ветерок взлохматил жидкие волосики Тарасова, и я подумал, что он на самом деле старше, чем выглядит.

- Ну что ж, - вдруг сказал Тарасов. - желаю вам... быть и дальше... он махнул рукой и сел на заднее сиденье своего представительского "Мерседеса". Тот медленно тронулся, потом газанув, исчез, я думал, навсегда.

ГЛАВА 58

НЕОЖИДАННЫЙ СОЮЗНИК

Проводив глазами его удаляющуюся машину, я, уже собираясь уходить, скользнул взглядом в сторону обувного магазина, на дорогу, огибающую и наш дом и... даже сразу не поверил себе: совсем рядом - руку протяни - стоял Сергей Терещенко, собственной персоной, весь глянцевый и блестящий. Он стоял рядом со своим мотоциклом и спокойно смотрел на меня. Когда же это он?.. Как же это я его не видел? Рев мотора я не слышал, значит он стоит здесь уже некоторое время. Просто я, занятый мыслями об уезжающем Тарасове, не смотрел по сторонам.

Но что особенно сейчас удивило, так это то, что Терещенко и не думал при виде меня удирать во все лопатки. Или во всю мощь своей тарахтелки. Еще не совсем веря происходящему, я направился к нему; он спокойно ждал. Я подошел ближе и, все ещё с большим недоверием, двинул его по челюсти. Не давая опомниться, тут же, резко, ударил в солнечное сплетение. Глаза его мгновенно остекленели, и он мешком осел на асфальт.

Я подобрал тяжелое тело и взвалил себе на плечо. Огляделся; никто как обычно ничего не замечал. Недалеко, у ворот автостоянки, без дела загорал Леха. Я коротко свистнул и, когда он оглянулся, показал рукой на мотоцик, мол, забери пока. Леха понял и пострусил ко мне.

Я, все ещё пребывая в полном недоумении, отнес Терещенко к себе домой. Усадил парня в кресло и обыскал. При нем никаких аэрозольных балончиков не было, зато под мышкой уютно пристроился новенький "ТТ".

Ожидая, пока он очнется, я сидел напротив, курил и пытался сообразить, что произошло? Судя по тому, что Терещенко ждал моего приближения и не пытался ни то что удрать, но даже защититься, приехал он сюда сознательно, действия его были обдуманы, а я, как часто случается, погорячился.

Спустя какое-то время Терещенко замычал, двинул рукой, а затем открыл глаза. Увидел меня и взгляд его стал осмысленным.

Я протянул ему пачку сигарет. Он поколебался, но взял сигарету. Это лишний разу убедило меня, что парень шел на контакт, а я его не понял. Но я не раскаивался. В памяти у меня все ещё были свежи вчерашние приключения, и его, перекошенная ублюдочным весельем рожа, когда я уже вдыхал этот его аэрозольный наркотик.

- Может поговорим? - предложил я, когда Терещенко, на мой взгляд совсем оправился.

- Я за тем и приехал, - сказал он и потрогал челюсть. - Можно было бы и спросить сначала.

- Насколько я помню, вчера вы меня в аналогичной ситуации не очень-то распрашивали. А ведь я приезжал именно для того, чтобы поговорить.

- Вчера никто ничего не соображал.

- А сегодня ты уже соображаешь, а я от вас вчерашних заразился. Ну говори, зачем явился?

- Зачем? А все по той же причине, почему и вчера мы на вас насели: Клин прикаал.

- И что же он конкретно приказал? - поинтересовался я.

Терещенко удивился.

- Конечно, замочить. Он послал меня завершать недоделанную вчера работу. Это он так по телефону выразился. Мол, вчера я не смог довершить до конца начатое, сегодня есть возможность искупить вину.

Слушая его, я одновременно обдумывал, где здесь таится ловушка? То что ловушка должна была быть, в этом я даже не хотел сомневаться. Но с другой стороны, приход сюда Терещенко уже сам по себе не вписывался в рамки ординарного убийства. Или Клин решил закрутить сверхсложную интригу с простым концом - так сказать, пируэт нереализованного художника, - или в приходе Терещенко кроется нечто такое, что пока выше моего понимания.

- Давай с самого начала. А то мне не все понятно. Начни с твоего приезда в Москву... Или нет, с твоей свадьбы на Елене Тарасовой. Или какая там у неё была фамилия? Начни с того момента, когда вы ещё в интернате стали работать на пару.

- Зачем время терять, если вы и так все знаете.

- Ну, положим, не все. Некоторые детали мне не совсем понятны.

- Какие? Я для того и пришел, чтобы прояснить все детали и уехать отсюда подобру-поздорову. Зная, что за мною нет долгового хвоста.

- Разумно. Хотя, если бы ты мне вчера попался под горячую руку!..

- Потому я и приехал. Я же говорю, вчера мало кто соображал. А я тем более. Меня специально под кайфом держали, чтобы потом ваше убийство на мне висело. Я же этих мужиков не знаю, дня два как знакомы. Они за мной заехали в гостиницу, сказали, что Ленка прислала, ну а мне-то чего?

- Так ты ей все ещё муж?

- Я во всяком случае, не разводился. А потом, кого это может сейчас волновать? Я вот уже скоро полгода как на свободе. Четыре года отпахал, сейчас вот присматриваюсь. Конечно, за мое отсутсвие что-то изменилось, но... - он безнадежно махнул рукой. - Конечно, порядка стало больше. Научились себя охранять. Такие как Тарасов. А вообще!.. Что на Украине, что в России простых людишек дожирают, а дожрут, можно будет ещё что-нибудь придумать.

- Ты, я вижу, патриот, - сказал я. - Ты лучше расскажи все, что знаешь о похищении. Учти, я в курсе, уже почти все знаю. Так что без вольного полета фантизии.

- Я знаю только то, что мне говорили. В тот день я вообще ни о чем не подозревал. Мы с Ленкой действительно договорились прошвырнуться по кабакам. Ну, она ещё обещала мне зеленых подкинуть. По старой дружбе. Мне уже столица нашей родины порядком надоела, я расчитывал сшибить у бывшей супруги немного деньжат и отправиться по дорогам. Кстати, мотоцикл Ленка мне купила. В подарок, при встрече. Мы ведь сколько с ней не виделись!.. Она, конечно, стерва, продаст и купит, но баба ничего. Я понял, рассудительно сказал он, - если к ней по-хорошему, то и она все тебе сделает. Ну, в пределах, конечно. Вот, вроде мотоцикла. Сама была больше рада, что мне его купила. Она ведь помнила, о чем мы в в интернате мечтали. Мы тогда с ней на пару мечтали. Она о том, как разбогатеет, по заграницам заживет, а я поскромнее, мне такой, вот, мотоцикл был и нужен.

- Ну ладно, - остановил я его. - Ты пришел, увидел меня, попшикал, как таракана...

- А что мне ещё оставалось делать? Если бы милиция стала выяснять, Ленка бы живо вылетела из дома. Я ведь ей зла не желал... В общем, дело было так. Лучше я действительно с самого начала начну, - оборвал он сам себя. - Мы с ней поженились пять лет назад. В Маздоке. Ей тогда было семнадцать, а мне девятнадцать. Через год я залетел за грабеж и поехал отдыхать на семь лет. По амнистии выпустили через четыре года. Ленка, конечно, писала, но только вначале. Я как освободился, так сразу домой. Там - туда-сюда, выяснил, что Ленка давно уже не наша, живет не тужит в Москве, ну и сюда подвалил. Нашел её, ну там, тыры-пыры, а она обрадовалась. Ну я и думаю, чего ей жизнь портить? Конечно, пожить хочется, так она и не против была. А тут вот такие дела. Ребята в гостиницу заехали, сказали. что от нее. Сказали, место есть, с телефоном, на озере. Ленка приглашает. Я, конечно, туда. И все: водка, дурь, - и все. Клин вчера позвонил, сказал, что, мол, вы едете, хотите меня урыть за ту аэрозольку. Сказал, что Ленка просила вас усыпить, ну а они, мол, беседу проведут. Вот и пошло, поехало. Как балончик распылял - помню, но смутно. Клин сегодня на своем катере приплыл, со мной беседу провел. Сказал, что за то, что не смог задержать клиента, теперь я должен вас кончить. Где и как - его не волнует. Дал пистолет, адрес - и давай. Я вот прямо сюда и поехал. Думаю, чем на себя лишнюю кровь брать, лучше я чистый отсюда смотаюсь.

Я пошел на кухню и захватил две бутылки пива. Терещенко курил и о чем-то сосредоточенно думал. Вдруг вздрогнул: на подоконник открытого окна с шумом приземлился голубь, чуть не испугав бывалого байкера.

ГЛАВА 59

В ГОСТИ К КЛИНУ

Пока мы пили пиво, Терещенко окончательно пришел в себя, а я обдумал свои дальнейшие шаги.

Я думал: Тарасов ясно дал мне понять, что в моих услугах не нуждается - куда уж яснее? Значит, заниматься дальнейшим расследованием с целью получения материальной выгоды было занятием бесполезным. А проще, от дальнейших шагов в этом направлении я ни гроша не получу. Более того, могу нарваться на неприятности. Гибель единственной дочери, хоть и при жизни стоившей родителю больших нервов, могла пробудить в нем дремлющую до сих пор совесть. А чувство вины помогает найти крайнего. В данном случае, меня. Так что, если буду мозолить ему глаза, он может захотеть убрать меня со своего горизонта. Это все, что касается Тарасова. Теперь Клин, тоже твердо решивший меня убрать во что бы то ни стало. Причин, чтобы бросить заниматься этим гиблым делом было больше чем достаточно.

Но с другой стороны, Елена Тарасова обратилась ко мне минуя мужа, который в тот момент развлекался презентациями в Питере. Даже если похищение и впрямь фиктивное, у меня тем более остаются обязательства перед супругой фармацевта. Если меня так просто превратить в лоха, кто тогда в будущем захочет обратиться ко мне за помощью? Мне просто необходимо расплатиться со всеми долгами. Иначе мой бизнес рухнет, я разорюсь и вынужден буду пойти в дворники к Лужкову в его обширную комунально-воровскую общину.

И даже не это главное. Главное - это то, смогу ли я и дальше честно смотреть людям в глаза, если время от времени буду предавать своих друзей. С Андрюхой Арбузоввм мы встречались-то всего пару раз, но ведь в одну из этих встреч он меня, считай, спас. Как же я смогу дальше жить, если не уплачу долг. Долг дружбы. Нет, Андрюху я должен вызвалить, отмести от него все подозрения в похищении Елены и убийстве Леоновой.

Уговорил себя я просто. Уже через полчаса мы с Терещенко летели на его ревущем черном коне, ловко проскакивая между ползущими машинами и машинками, вмиг ставшими неуклюжими и тихоходными. Ехать со мной он нехотя, но согласился. Сказавший "а" должен сказать и "б" - это ясно было и для него. Мне нужно было застать Клина врасплох. И чем быстрее я смогу это сделать, тем лучше. Особенно сейчас, когда Клин занят подъемом какого-то таинственного груза со дна водохранилища. Кстати, мысль устроить склад на дне озера, чем дальше, тем представлялась мне свсе более разумной. Большие партии товара, конечно, тщательно упакованные, можно смело топить в нужных местах, а потом также легко - словно в магазин сходить! - доставать.

В моем воображении быстро нарисовалась картина натужно вращающейся лебедки, поднимающей очередной контейнер, битком набитый запаянными бочками, в которых тщательно уложены полиэтиленовые пакеты с наркотой.

А Терещенко запросто мог быть подсадной уткой. Если это так, то дело свое он сделал ловко и быстро. Не прошло и часа с его появления на горизонте моего офиса, как я уже лечу в рассавленную наркодельцами сеть.

Я отбрасываю дурные мысли прочь. Настроение у меня прекрасное, на чистом глубоком небе плывут редкие курчавые облака, солнце греет, как летом, вдоль дороги выстроились стройные ряды берез., тронутых, как и в городе мягким золотом увядания; я глазею по сторонам, предоставив Терещенко следить за сохранностью наших бренных тел, скользящих по поверхности этого чудного, чудного мира: вот, собака, - коротко беззвучно взглаяла, вот, старушки, торгующие у дороги яблоками, сидят по ранжиру - большая, меньшая и совсем крошечная, высохшая, вот, пост ГИБДД и милиционер с жезлом, взлетевшим в нашу сторону, но уже в полете наметившим более весомую цель автопоезд, который мы только что обогнали.

В знакомой лесополосе Терещенко притормозил, остановился совсем, снял космический шлем и, повернув ко мне залитое потом лицо, спросил, что я намерен делать дальше? Детального плана у меня не было, поэтому я предложил ехать прямо к усадьбе. По его словам, в доме оставалось человека два-три, не больше. Так что, ничего страшного. Тем более, что я приехал сюда не чаи распивать. Так я ему и сказал, наблюдая, как пролетавшая паутинка приклеилась к его щеке, и мелкий черный паучок уже живо спешил наверх; не успел, Терещенко смахнул путника, так и не заметив случайную посадку путешественника.

ГЛАВА 60

ЗАКОНЫ НЬЮТОНА

Мы, не скрываясь, подъехали к воротам, как всегда только прикрытым. А калитка, тоже как всегда, была открыта. Через калитку, Терещенко осторожно и въехал.

Во дворе было пусто, но в огромных открытых воротах, откуда вчера доносилось столько механического шума, сейчас торчас нос "Восьмерки". Все остальное скрывалось внутри, возможно, вместе с людьми. Когда мы въехали во двор, на крыльцо дома вышел смутно знакомый парень. Может быть, один из тех, кто измывался надо мной вчера. Он сошел с крыльца и подошел к нам.

- Серега! - сказал он с вопросительной интонацией. - Ты чего вернулся? Тебе же было прямо сказано... Зачем сюда-то?..

На меня он не смотрел, но, мне показалось, он узнал меня сразу. Поэтому и говорил так... запинаясь.

- Значит, надо, - буркнул Терещенко.

- А он передумал. - весело пояснил я. - Серега с вами, ублюдками, больше дел иметь не хочет.

Я, на всякий случай не упуская Терещенко из поля зрения, перехватил руку встретившего нас хлопца, которую тот попытался быстро сунуть себе за пазуху; перехватил, сильно сжал, вывернул кисть, заставив нагнуться - ниже, ниже... Парень уже было собрался заверещать, словно поросенок, которому на хвост надели прищепку, и тот спешит наполнить мир визгом такой силы, что если его собрать в одну точку - стальной лист можно разрезать, но я оборвал начинающийся концерт, ударив парня ногой в лицо. Наверное, не рассчитал: сам чувствовал, как что-то ясно хрустнуло под носком туфли. Но не жалел. Терещенко странно смотрел то на меня, то на мелко дергающегося на мятой траве газона бывшего товарища - смотрел, но ничего не говорил.

Я обыскал тело. Пистолет в наплечной кобуре, в кармане запасная обойма. Я переложил трофеи в карман, выпрямился и посмотрел на Терещенко.

- Кто ещё есть тут?

Терещенко невольно посмотрел на двери гаража, в котором в этот момент как раз что-то звякнуло. Отлично. Я быстро направился к воротам, Терещенко спешил за мной, хотя и без особой охоты.

При входе мы остановились. Внутри свисала с потолка довольно сильная лампа, но после яркого солнечного света здесь было темновато. В первые секунды я даже не приметил двух мужичков, нагнувшихся над каким-то небольшим агрегатом. Скорее всего, они собирались его погрузить в прицеп "Восьмерки". Терещенко стоял ближе к ним, его и заметили первым.

- Ты кто такой?

- Это я, Терещенко.

- А, Серега! Иди поможешь поднять этот компрессор. Маленький, а тяжелый.

- Куда вы его? - спросил я. - Клин, что ли, приказал?

- Ну да. Надо ещё пару аквалангов. Там ребята на дне цепляют бочки, но надо ещё по дну пошарить. А то последний раз бочки рассыпало, так что надо будет проверить, не закатились ли куда на дне.

- А что, на дне есть куда закатиться?

Я воспользовался тем, что мы стояли при входе, так что изнутри просматривались только наши контуры. Если бы Терещенко не назвался, им бы пришлось подходить для опознания. Мне они отвечали, думая, что я кто-то и своих. Может, им неизвестный, но свой. Впрочем, не знаю, что они могли там думать, лишь бы отвечали.

- Там же лес раньше был. Большая часть сгнила, но вот если дубы, там, так они там будут вечно валяться.

- Тогда точно ничего не найти, - посетовал я.

- Да нет, там остатки - пни, там, ещё какой-то мусор. К затоплению готовились. Ну чего там стоите, топайте сюда, помогайте.

- Щас помогу, - пообещал я и направился к ним.

Когда я подошел ближе, они оторвались от своего компрессора и выпрямились. Наверное, чтобы лучше разглядеть нового знакомца. Я взял одного парня за шею. Второй было отшатнулся. но поймал и его. Они ещё ничего не понимали, хотя что-то уже брезжило в их протрезвевших со вчерашего дня глазах. Полностью осознать всю трагичность ситуации они не успели, - я стукнул их лбами. Звук получился звонкий, костяной!.. Терещенко сделал шаг назад. Я придержал ребят и повторил ту же процедуру, но уже в полную силу. Чтобы не расколоть им черепа, я сделал больший упор на лица, чтобы не только оглушить окончательно, но и попортить им физиономии.

Не знаю почему, может, накопилось со вчерашнего дня, может, события всех последних дней дали себя знать, но мной овладела холодная, веселая ярость; очень мне хотелось отловить всю эту свору шакалов с Клином во главе и объяснить им, наглядно показать, что законы Ньютона продолжают действовать и в человеческом общежитии, что за каждым действием, следует противодействие... такого же масштаба... или сильнее...

Я встряхнул обоих. У одного клацнули зубы. Я бросил их на землю. Повернулся к Терещенко. Тот сделал ещё один шаг назад. Взгляд его мне не понравился.

- Ты чего? - спросил я. - Думал я буду дипломатию разводить? Ладно, давай двигать.

Я нагнулся за компрессором и поставил его в прицеп. Там уже лежали пара аквалангов, ласты, грузила и даже двое резиновых курток от водопроницаемого костюма.

- Поехали на берег. Там, наверное, нас уже ждут. Ты знаешь, где они там могут быть? Прошлый раз вы меня купали с обрыва, там не подъедешь.

Терещенко оглянулся, подумал, кивнул. Он полез было на водительское место, но я приказал ему садиться рядом. Сейчас, идя вразнос, я предпочитал во всем доверять только себе.

Терещенко показывал дорогу. Ехать надо было не прямо к холмам, а чуть левее. Здесь можно было, обогнув ближний холм, попасть на подобие пляжа, изрядно загаженного разного рода мусором, так что людей здесь не было, но подъехать и спустить на воду лодку было вполне возможно.

Вдали, метрах в трехстах от берега стоял на открытой, сверкающей крупными серебрянными звездами воде, уже знакомый мне по самому первому посещению большой катер, сейчас, на солнце блистающий белой краской, словно пароход Чингиза Айтматова. Здесь же, на берегу, пилили, трещали кузнечики, а сверху с выцветающего у солнца синего неба ввинчивалась в уши песнь жаворонка, странным образом контрастируя с резким плачем озерных чаек, мельтешащих тут и там. У воды нас ожидала дюралевая "Казанка" с большим, много больше "Вихря", подвесным мотором. Наверное, японским. У них хорошие лодочные моторы. В самой лодке подремывал ещё один байкер. С себя он снял куртку и майку, остался в кожаных штанах и сейчас лежал, принимая солнечные и воздушные ванны жирноватым и несколько бледным (если учитывать,что лето уже, считай прошло) телом. Лицо его было прикрыто кепкой и, когда мы подъехали и затормозили у самой лодки, он лишь слегка приподнял козырек, чтобы опознать машину, и тут же вновь отклюсился от внешнего мира. Помогать грузить он точно не желал.

Ну и ладушки.

Я заглушил мотор, вышел из машины и подошел к борту лодки. Нос "Казанки" был слегка вытащен на каменистый берег и прявязан веревкой к витому корню, торчавшему из земли. Я оглянулся на Терещенко. Он, подавшись к лобовому стеклу завороженно смотрел на нас, ожидал зрелища. Я подумал, что не стоит его разочаровывать. Отвернулся и сразу забыл о своем случайном напарнике.

Парня я схватил правой рукой за пояс брюк, а левой - за шею. Вздернул в воздух и, сделав шаг от берега, опустил в воду. Здесь сразу берег шел вглубь, мне было по колено, вполне достаточно. Толстячок энергично сучил ногами и делал под водой страшные рожи. Потом вдруг выпустил большой пузырь воздуха и разинул рот. Я приподнял его голову над водой и подождал, пока не отдышится.

- Что приказано делать с аквалангами и компрессором?

- Что тебе надо?! - заорал тот, отдышавшись. - А ну отпусти, а то тебе!..

Я вновь притопил его и, переждав немного, снова приподнял голову.

- Что приказано делать с аквалангами и компрессором?

- Откуда я знаю? Нырять, наверное! А компрессор на борт, что же еще?

- То есть, те двое должны были привезти акваланги и сразу нырять?

- Да откуда я знаю? Я при моторе и все. Сказали. вот я и повез. Скажут, тебя повезу.

Мне показалось. он не врет. И в самом деле ничего не знал, просто служил извозчиком.

- Ладно, - сказал я, - бери свои шмотки и уматывай. На все четыре стороны.

Я отпустил его и даже помог подняться.

- Ты уж того, - примирительно сказал я. - не обижайся. Вчера вы вон как со мной потешились, и то я ничего.

- Так это ты!.. То-то я смотрю, что-то знакомое. А теперь точно признал, - сказал толстяк, исподлобья оглядывая меня.

Прямо скажу, не очень доброжелательно.

- Да, зря мы тебя не добили вчера. Клин нам уже вставил горяченьких, он все более оживал. На глазах оживал. И только сейчас только заметил все ещё напряженного Терещенко в лобовом стекле "Жигуленка". - Надо же, и Серый здесь. Его послали отдуваться за всех нас, а он не будь дурак, с тобой скорешился. Ну, Клин ему теперь точно деревянный мундир пошьет, нверняка пошьет.

- А чего это ты разгорячился? - ласково спросил я его. - Может быть, вновь водичку опробовать захотел? Дуй давай отсюда. чтобы духу твоего не было!

Я проследил, как он берет свои вещи в лодке, как надевает майку и отвернулся. Мне было видно, как Терещенко смотрит в окно на одевавшегося толстяка. Одновременно, я сунул руку под мышку и незаметно вытащил пистолет. Снял пальцем с предохранителя и ждал. Происходил своего рода тест на коэфициент интеллектуальности. Мне показалось, что у парня достаточно шансов преодолеть планку тупости. Потом я увидел, как что-то новое возникло в глазах Терещенко. Он, наверное, и сам не знал, насколько зеркальными сейчас стали его глаза, для меня в них отражалось практически все, что происходило за моей спиной.

В последний момент я обернулся. Толстяк уже наводил на меня свою пушку. Я так и думал, что не мог он быть пустым, обязательно должна быть пушка. Раз у тех двоих было оружие, то почему бы и у этому не иметь свое? Все тут вооружены, словно живут не в тысячелетней России, а на новорожденном Диком Западе.

Я два раза выстрелил ему в грудь, оборвав его лихую и недолгую жизнь. Не выдержал толстяк моего интеллектуального теста.

Тело я оттащил в сторонку, затем крикнул Терещенко, чтобы выходил из машины и помогатл грузиться. Тот все ещё продолжал наблюдать за происходящем из лобового стекла. Словно фильм смотрел, а не был сам участником.

Я засомневался было, брать ли компрессор, но потом решил, что не помешает. Пока Терещенко таскал акваланги, я перетащил компрессор и стал раздеваться. Оставшись в рубашке, я примерил резиновую куртку. Не было свитера, но я решил, что вода ещё не успела остыть после лета, так что рубашка должна была подойти в самый раз. Манометры аквалангов показывали. что воздух был закачан полностью, наверное, мои крестники успели поработать, я был доволен.

Не скажу, что у меня был готов план, но в общих чертах я уже представлял, что буду делать. Скорее всего, наше приближение не останется неамеченным, так что Терещенко придется брать на себя внимание коллектива. Я быстренько проинструктировал парня, следя больше за его реакцией; не совсем понравилась мне, как он воспринял, что я сотворил с его бывшими корефанами. Да уж делать было нечего, приходилось рассчитывать на такого случайного напарника.

Впрочем, на мои наводящие вопросы отвечал он толково, и я успокоился. Мы, наконец, погрузились. Я отвязал лодку и столкнул её на воду. Потом Терещенко сел внутрь, я за ним. К счастью, мой напарник за эти пару дней, что пожил здесь, успел ознакомиться с мотором, поэтому, пока я продолжал подлаживать под себя ремни акваланга, он, не особенно спеша, повел "Казанку" к теплоходу.

Метров за пятьдесят я сполоснул и одел маску. Сквозь стекло видел, что лебедка, почти такая же, какую рисовало мое воображение, действительно работает, время от времени поднимая из воды пузатые коричневые бочки.

С борта свесились несколько голов. Я сквозь маску никого не узнал. "Казанка" стукнулась о железный борт, Терещенко прошел мимо меня к носу лодки и стал привязывать конец веревки к прутьям, в виде ступеней приваренных прямо к борту судна. В этот момент - с теплохода уже что-то вопросительно кричали - я перевалился спиной через борт лодки и, шлепнувшись баллонами о поверхность воды, погрузился в глубину.

Опять же, четкого плана у меня не было, я собирался импровизировать исходя из обстановки. Я предполагал, что пока все занимаются Терещенко и прибывшим оборудованием, у меня есть шанс с другого борта незаметно забраться на этот плавучий притон. А Терещенко обязан был обьяснить, что его напарник сходу отправился искать затерявшиеся на дне бочки.

ГЛАВА 61

ПОД ВОДОЙ

Меня сразу оглушила тишина. В ушах запела, загудела музыка безмолвия, от которой я уже успел отвыкнуть за последнее, сухопутное время. А когда-то я довольно много работал с аквалангом и теперь порадовался, что прежние навыки не успели исчезнуть. Загубник скоро перестал замечаться, ласты плавно толкали меня вперед и только одно беспокоило: ни черта не было видно.

Не знаю, возможно, вода здесь всегда такая мутная, тем более, сейчас конец лета, и люди и волны успели все взболтать, а может быть, муть подняли эти преславутые бочки с зельем; я медленно опускался в темнеющую глубину, пожалев, что не догадался взять фонарик. Был же среди прочего нужного подводнику хлама в прицепе и фонарик, но яркое солнце сделало мои глаза слепыми. Я, вытянув руки вперед и вниз, надеялся хоть ощупью обнаружить дно. Теперь мне стала понятна беспокойство Клина по поводу возможных потерь.

И подивился, что хранение не продуманно более тщательно. Впрочем, я ещё не знал, как тут все организовано, поэтому решил заранее не осуждать хозяйственную деятельность четных наркодельцов.

Дно проступило внезапно. Как я определил,. видимость здесь была метра полтора, гораздо лучше, чем я предполагал. Внизу пошла какая-то бурая поросль, водросли шевелились мягким темным ковром, среди которого изредка торчали обглоданные временем черные лапы коряг, наверное, и в самом деле дубовых, раз ещё сохранились за годы.

Вдруг я понял, что ближайший валун как раз и является одной из тех самых бочек, что по идее мне полагалось искать. Сразу же, очень близко, раздался металлический стук, потом еще. Казалось, что стучали где-то вблизи, у самого уха - забытое было ощущение, один из обманов чувств, что преподносит глубина.

Я поплыл на звук; мне понадобилось сделать всего пару гребков, и я заметил в общей мути какое-то шевеленье, тут же собравшееся в фигуры двух моих коллег-ныряльщиков, в этот момент тоже заметивших меня. Один из аквалангисто бросил свой конец троса и поплыл ко мне. Второй продолжал цеплять крюки, которыми кончались концы тросов, к бочкам, большой кучей громоздившихся именно здесь.

Подплывший ко мне мужик, приблизил свою маску к моей, но вряд ли что разобрал. Я сам увидел только выпученные глаза и мутный нос. Маска парня стала запотевать, видимо, не протер слюной, прежде чем ополаскивать перед тем, как одеть. Покачавшись передо мной несколько секунд, он, видимо, принял какое-то решение, потому что показал мне воздетый кверху большой палец и, повернувшись, поплыл к тросам, уже зацепленных крюкам за ушки бочек.

Не зная, что имел в виду мой молчаливыйй собеседник, я все же подплыл к месту работы. На меня не обратили больше внимания. Пооказавший мне палец мужик сел верхом на одну из бочек, так что трос вздымался почти между ног. После чего оба стали энергично дергать эти самые тросы.

В какой-то момент все вздрогнуло. Мне так показалось, потому что тросы натянулись, тара дернулась, а с ней - и оседлавший одну из бочек аквалангист. Его с бочками потащило наверх, а оставшийся со мной подводник попылся быстро отплыть в сторону. Наверное, боялся, что бочки сорвутся и, хоть и медленно, но смогут придавить. Соблюдал парень технику безопасности.