- Первая, вторая… пятая… - Куприянов вел счет кошкам, перебегающим дорогу, - седьмая… Фу-ты ну-ты, трехцветная!… Девятая - черная в белых чулках… - Кошки не пугались света фар, независимо трюхали по своим делишкам. Куприянов сбросил скорость. - Одиннадцатая - серая, полосатая… Тринадцатая - рыжая, как лиса… Четыр…
- А-а-а! - Крик человека потонул в жутком вое тормозов.
«Кто кричал? Я? Он?» - Куприянов силился, но никак не мог сообразить - отшибло со страху память. Что же случилось за миг перед тем, как он судорожно выжал педаль тормоза? Кажется, там стоял кто-то. Да нет, никто там не стоял! Никого на дороге не было, а потом «он» словно с неба свалился под колеса.
Перегнувшись вперед, Куприянов осмотрел дорогу ближе перед машиной. Никого не видно. Значит, «он» под колесами. Куприянов открыл дверцу, опасливо спрыгнул и прежде всего поглядел назад - за машиной чернел короткий - хороший! - тормозной след. А что впереди? Куприянов нагнулся, заглянул под переднее крыло. В метре от колеса белела на асфальте рука, сжатая в кулак. Не переехал! Сразу память очнулась от страха, вернула последние мгновения в абсолютной ясности.
«Я его не сбил. Толчка не было. Он лежал на асфальте. Пьяный, что ли? Нашел где развлечься! Надо его оттащить в кювет, на травку. Не каждый тут едет медленно и считает кошек…»
Куприянов подошел к пьянчуге, тронул за плечо и только сейчас разглядел на асфальте небольшую лужицу. Возле самой головы. И в ужасе отпрянул. Не пьяный - убитый! В чистом костюме, в белой рубашке. Из-под белого манжета поблескивает браслет.
«Даже часов не сняли! Сбили - и дёру! Но что же мне-то теперь делать? - Шофер осторожно огляделся по сторонам: - Видел меня кто или нет?»
Улица была пуста. Аккуратные однотипные палисадники, непроницаемая сирень перед окошками. Если в домах кто и проснулся от визга тормозов, все равно не высунет носа. Ихняя хата всегда с краю. Кричи «Режут!» - не дозовешься. Этого бедолагу, может, и не машина сбила. Укокошили в темноте и вытащили на дорогу - пускай милиция шофера ищет… Бежать отсюда!…
Куприянов молниеносно очутился в кабине, вырубил свет…
«Нет, только не это, не трусливое бегство… Я же его не сбивал. А если уехать, после никому ничего не докажешь… Машина должна стоять, как стоит… - Он включил фары, вытянул до отказа ручной тормоз, вылез из кабины, достал пару железных колодок, подоткнул с обеих сторон под левое заднее колесо… - За что мне такое невезенье! Другие левачат - и ничего, а я только раз поехал и влип. Черт меня дернул связаться с тем куркулем! Кирпич был наверняка ворованный. Все сразу - левый рейс, соучастие в краже… Ладно, пускай за это отберут права, но его я не сбивал!»
Он перепрыгнул через заросший бурьяном кювет, подошел к ближней калитке, нашарил внутренний запор, открыл, затопал нарочно громко по выложенной кирпичом дорожке, по ступеням застекленной террасы и в оба кулака грохнул по дверям.
…Когда дежуривший в ту ночь Фомин приехал на Фабричную, там уже стояли поперек дороги желто-голубая «Волга» ГАИ и белый «рафик» с красным крестом. Медики склонились над распростертым на асфальте телом.
- Живой, - сказал подошедшему Фомину врач, - но без сознания. Судя по всему, ударился виском при падении. Состояние тяжелое, не знаю, довезем ли… Да, учтите, документов при нем не оказалось, из соседних домов подходили - не признали.
Фомин помог вдвинуть носилки в кузов «рафика». Лицо пострадавшего нельзя было разглядеть из-за бинтов. «Рафик» умчался. Фомин направился к работникам ГАИ, измерявшим тормозной путь. Возле них топтались двое - один явно шофер грузовика, другой - кто-то из местного населения, в плаще, надетом впопыхах на нижнее белье.
Условились, что автоинспекторы займутся автомобилем, а Фомин составит схему автодорожного происшествия. Он пригласил из кучки полуодетых людей, собравшихся на узком тротуаре, двоих в понятые.
Следов тут хватало на дюжину преступлений. Неопровержимых улик - богатейший выбор. Почти новая дамская туфля, почему-то лишь одна, левая. Проржавелая вилка с фирменной дыркой фабричной столовой. Обрывок цепи с крупными звеньями. Обломок розового женского гребня. Почему-то этот обломок вызвал волнение в кучке людей, толпившихся за кюветом.
Составив протокол и дав понятым расписаться, Фомин направился к желто-голубой «Волге». Инспектора ГАИ, облокотившись на капот машины, писали техническую характеристику осмотренного ими грузовика. Шофер оглянулся на Фомина и взговорил плачущим голосом:
- Товарищ лейтенант! Левый рейс признаю, виноват… но не сбивал!…
Куприянов безнадежно махнул рукой и смолк. О Фомине он был достаточно наслышан. Жорка Суслин раззвонил по всему городу, что Фомин ни черта не смыслит в своем деле. Жорке дали за кражу в клубе год условно - Анфиса Петровна подняла всю общественность на защиту солиста. Конечно, Куприянов понимал, что Суслин врет на следователя со зла, но все-таки сейчас пожалел, что беда приключилась в дежурство молодого, неопытного Фомина.
- Товарищ водитель, не отвлекайтесь! - сказал старшина ГАИ. - Значит, вы утверждаете, что ехали, не превышая скорость… Почему?
- Господи ты боже мой! - взмолился Куприянов. - Быстро едешь - отвечай! Медленно - тоже отвечай!
- Ближе к делу! - посоветовал лейтенант ГАИ.
- Могу и ближе. - Куприянов покривился. - Сбавил скорость потому, что проезжую часть систематически пересекали кошки. Всего я насчитал четырнадцать.
- Вот это уже аргумент! - одобрительно заметил старшина ГАИ. И добавил - для Фомина: - В левом рейсе водитель уже признался, путевой лист у него поддельный, возил кирпич кому-то в Нелюшку, самолично высказал предположение, что кирпич был краденый.
- Как же это вы? - строго поинтересовался Фомин.
- Да не сбивал я! - простонал шофер. - Чем хотите поклянусь… Детьми… Вот и гражданин подтвердит!
- И не подумаю! - возмутился гражданин в плаще и кальсонах. - Ты ко мне постучался, я пошел звонить…
- Так ты же не спал, ты мне сразу открыл.
- Я пошел звонить в ГАИ и больше ничего не знаю, не видел и не слышал! - отперся единственный свидетель.
- Если вы ничего не знаете, - разозлился старшина ГАИ, - то зачем вы тут крутитесь? Идите вон туда! Где все! - и показал за обочину.
Фомин отозвал в сторону лейтенанта ГАИ. Окончательного мнения тот еще себе не составил, но скорее всего было именно так, как рассказывает шофер. Пострадавший сбит не им, а кем-то раньше. Не исключается попытка инсценировать дорожное происшествие. Но тут уж слово за медицинской экспертизой.
«А теперь послушаем, что знает и что предполагает местное население», - сказал себе Фомин.
Местное население не стало дожидаться его вопросов. На Фомина обрушился дружный протест от имени всей Фабричной улицы. Доколе тут будет бесчинствовать хулиганье на мотоциклах! Что ни вечер - слетаются на Фабричную со всего города. Чтобы форсировать двигатель, все поснимали глушители. Каждую ночь под окнами пулеметная пальба! После восьми не выпустишь ребенка по воду, да и взрослый ходит с опаской! Сражения на улице устраивают, танковую атаку, как в кино. У них, товарищ лейтенант, две банды не могут поделить нашу улицу. Одни в белых касках, другие в желтых. Участковому сколько ни говори - никаких мер. Боится он их, товарищ лейтенант. Форменные бандиты! Вы же сами видите, до чего дошло!
- Не обязательно они. Мог и кто другой. - Единственный голос против общего мнения подал парень в спортивной куртке, из-под которой торчали длинные голые ноги в кедах без шнурков. - Они, товарищ лейтенант, конечно, шумят, но не хулиганят, окна не бьют, никого не трогают.
- А до которого часа это хорошее поведение продолжается? - спросил Фомин.
- До двенадцати, не позже. - Куртка на парне распахнулась, Фомин увидел татуировку на груди.
- После двенадцати кто-нибудь слышал на улице подозрительный шум? - Фомин спрашивал как бы всех, но ответа ждал от парня. Тот не должен теперь уклониться, если не дурак. Непременно ответит.
- Я сплю как убитый, - заговорил парень и осекся. - Извините, не к месту сорвалось насчет убитого…
- Спите крепко, но сегодня проснулись? Вас разбудил скрежет тормозов или еще что-то? - Фомин подбавил в голос самую малую дозу жесткости.
- Я? - Парень изобразил величайшее удивление. - Проснулся? Ну вы шутник, товарищ лейтенант! Меня бабушка еле добудилась, - он указал на крохотную старушку, укутанную до пят в ковровый платок с бахромой. Очень знакомый Фомину платок. В точности таким укрывается дед, когда простужен. - Баба Маня, - попросил парень старушку ласковым голосом, даже сюсюкая, - баба Маня, выручи любимого внука, подтверди.
- Будила, будила… - Старушка закивала головкой с седым пучком на макушке. - Еще как будила, последние сюда пришли… А я еще когда видела. Махонькая такая и вроде бы горбатенькая…
- Баба Маня, - перебил мужской голос, - а ты не ведьму видела?
- Эй, потише! - пригрозил внук. - Говори, баба Маня.
- А что говорить, - прошелестела старушка. - Маленькая, горбатенькая. Остановилась, вышел толстый такой. Потом обратно в машину и обратно поехал.
- Куда обратно? - поинтересовался Фомин, не выказывая никакого нетерпения.
- Как куда? - вскинулась старушка совершенно по-куриному. - Как куда? - повторила она. - В город. От оттеля ехал. Повернул - и давай обратно. Ровно бы за ним гнались.
- Вы ее не слушайте! - вмешался солидно тот, в плаще и кальсонах. - Шофер никуда не уезжал. Что правда, то правда. Сбил или не сбил, этого я не видел, но где хотите готов засвидетельствовать, что он оставался на месте преступления.
- Уехал, - кротко возразила старушка. - На горбатенькой который. А у меня сон пропал. Отчего, беспокоюсь, он обратно повернул? Или дома что забыл? Легла, а не сплю. И вдруг как завизжит кто-то! Я - к окошку. Вдругорядь машина стоит. Большая, эта, - старушка показала сухонькой рукой на грузовик. - Что, думаю, приключилось опять на том же месте? Я скорей Игоречка будить. Может, людям техническая помощь требуется. Наконец добудилась. Он в одних трусах хотел выйти, я велела одеться. Пока пиджак искали… Приходим, а ты, Ерохин, вон там стоял и с тобой чужой человек…
- Она шофера имеет в виду, - обеспокоенно пояснил Фомину тот, в плаще и кальсонах, Ерохин. - Я с шофером находился, мы дисциплинированно ждали ГАИ. Ты, баба Маня, зря сбиваешь следствие. Вы ее извините, товарищ лейтенант, она старая, давно за восемьдесят.
- Восемьдесят седьмой! - с гордостью заявила баба Маня. - А вижу без очков. И тебя узнала! - сказала она Фомину. - Ты Вани-дружинника внук. Не сомневайся, пиши. Машина махонькая, горбатенькая, цветом белая, но вроде бы припачканная.
- Ты у меня молодец! - похвалил бабу Маню внук. - А теперь пошли баиньки. Дальше без нас разберутся. - Он обхватил ее за плечи и бережно повел.
Фомин недоверчиво покосился им вслед. Махонькая? Горбатенькая? Ну-ну… Не внучек ли навыдумывал?
- Его фамилия Шемякин, - подсказал догадливый Ерохин. - Родители неизвестно где. Бабушкин воспитанник. В данный момент нигде на работе не числится.
- А вот это ты, Ерохин, зря! - заметил тот же мужской голос, что спросил про ведьму.
- А что я? - окрысился Ерохин.
- Сам знаешь, что! - бросила в сердцах одна из женщин, повернулась круто и пошла, словно бы от греха подальше.
Фомин понял, что этот, в плаще и кальсонах, Ерохин, - мягко говоря, не очень хороший человек. Но пусть простят милицию хорошие люди - есть дела, в которых Ерохины полезней, чем они. Потому что хорошие люди за соседями не подсматривают, а Ерохины… Ого! Еще как! Спецы, профессионалы! Когда-то каждый шаг Кольки Фомина был у них на бухгалтерском учете. Каждое выбитое - не обязательно им - стекло! Каждое яблочко у него за пазухой - а не краденое ли из чужого сада?
Не ко времени он вспомнил собственное детство. Мир чуть не перевернулся от этого кверху ногами. И в перевернутом мире подозрительный Игорь Шемякин приобрел облик отличного парня, своего в доску, умрет, а не выдаст. Зато некий в плаще и кальсонах, Ерохин, словно бы сделался тайным преступником. Кого-то убил, зарыл у себя в подполе и живет - не тужит.
Фомин возмущенно тряхнул головой - мир вернулся в нормальное положение.
Из дальнейшей беседы с местным населением он больше ничего примечательного не почерпнул. Работники ГАИ тем временем закончили составлять техническую характеристику. Фомин передал им жалобы жителей Фабричной на мотоциклистов. Это прямое дело ГАИ, а не милиции. Немного поколебался - и сказал про маленькую, горбатенькую.
Оба из ГАИ понимающе переглянулись.
- Горбатенькая?… «Запорожец» первого выпуска, - задумчиво произнес лейтенант.
- Разворачивался неумело, чуть не угодил в кювет, - добавил старшина. - Ай да бабуля! Именно «Запорожец». - Он повел Фомина к обочине, где явственно виднелся на краю кювета след колеса. - Значит, бабуле машина показалась белой? И за рулем толстяк?… Знаю я одного владельца белого «Запорожца», но он не толстый. Так, фитюлька…
- Кто это?
- Галкин, зубной техник. Свой драндулет он никому не одолжит. Наверное, угнали, а? У Галкина угнать - это, брат, надо уметь. Не знаешь ты Галкина!
Первым уехал с Фабричной лейтенант на желто-голубой «Волге». Потом старшина за рулем грузовика, усадив рядом Куприянова. Оставшись один, Фомин при утреннем свете еще раз осмотрел асфальт вокруг очерченного мелом места, густую лужицу крови и поехал в горотдел.
Оттуда он первым делом позвонил в больницу. Дежурный врач - кто-то незнакомый Фомину, судя по голосу, молодой - сообщил, что необходимые меры приняты, но пострадавший все еще не пришел в сознание.
- Надежда есть или нет? - начальственно нажал Фомин.
- На такие вопросы не отвечаю! - заносчиво ответил дежурный врач, и в трубке запищал сигнал отбоя.
- Пижон! - сказал Фомин и поглядел на часы.
Уже семь. Главный врач Галина Ивановна приходит ни свет ни заря. Вскоре можно будет ей позвонить. Если пострадавшего спасут, дело будет абсолютно простым.
Он сам расскажет, что с ним приключилось. Мотоциклист его сбил, «Запорожец» или…
Фомин знал, что придумывание разных версий не его стихия. И фактов у него на руках маловато. К тому же еще неизвестно, ему ли достанется расследовать случай на Фабричной. Доложим начальству, что произошло за время дежурства, а там видно будет. Фомин достал из стола лист бумаги и грустно призадумался. Писанину он ненавидел. Но по работе ему доставалось писанины куда больше, чем увлекательных приключений. Пришлось даже обзавестись заново школьным словарем Ушакова. Фомин в него частенько заглядывал, боясь осрамиться перед судьями и адвокатами, читающими протоколы допросов.
В половине восьмого позвонил лейтенант ГАИ.
- Приветствую, Николай Палыч!… Да тише вы, дайте поговорить! - В трубке слышался шум многих голосов. - Так вот, сообщаю. Белый «Запорожец» первого выпуска… Погоди, тут меня поправляют… Первого выпуска, но в прекрасном состоянии… принадлежит зубному технику Галкину. Угнан сегодня ночью не раньше половины двенадцатого… Погоди, тут меня поправляют… Не раньше чем без двадцати минут двенадцать. Владелец выглянул в окно, убедился, что машина на месте, и лег спать, а в шесть часов утра он проснулся… Погоди, меня поправляют… Проснулся с ужасным предчувствием, подбежал к окну и увидел, что машина исчезла. Он сразу же опросил соседей по дому… Можешь записать адрес: Гоголя, пятнадцать, двухэтажный дом… Соседи якобы не слышали ночью никакого шума, хотя обычно всегда указывали Галкину на то, что его машина превышает допустимые децибелы. Галкин считает поведение соседей подозрительным: они могли видеть похитителей, но не стали препятствовать и даже ликовали, предвкушая, что Галкина утром ждет удар… Погоди, тут меня поправляют… У Галкина гипертония. По данным на семь часов утра, давление двести двадцать на сто пятьдесят… это опасно для жизни… - Посторонние возгласы зазвучали громче. Фомин понял, что информацию корректирует сам владелец «Запорожца». - У меня все, - закончил лейтенант приглушенным голосом. - Значит, угон. Будем искать.
- Желаю успеха! - Фомин решил было приписать к случаю на Фабричной сведения о белом «Запорожце», но передумал. Не надо валить все в кучу. Угон - самостоятельное дело.
Опять зазвонил телефон.
- Милиция? Говорит Матвеева, главный врач больницы.
- Галина Ивановна! - обрадовался Фомин. - Здравствуйте. А я собирался вам звонить.
- Коля? Фомин? - У Галины Ивановны была удивительная память на пациентов. Она оперировала Фомина лет пятнадцать назад, можно сказать, вытащила с того света - его привезли из лагеря с гнойным аппендицитом.
- Галина Ивановна, я! Как там потерпевший? Пришел в сознание? Может говорить?
- Не может! - отрезала она.
- Умер? - вырвалось у Фомина.
- Типун тебе на язык! - прикрикнула Галина Ивановна. - Жив, но пока еще плох. Станет лучше - позвоню.
- Примерно когда?
- Тебе что было сказано? Позвоню!
Фомина заело любопытство: «С какой же целью она позвонила сейчас?» - но спросить Галину Ивановну он не решился, знал ее характер. Только предупредил:
- Я в девять сменяюсь. Если хотите позвонить мне… - Он назвал свой служебный телефон, словно бы случай на Фабричной уже числился за ним.
Она записала и стала расспрашивать про здоровье деда.
- Передай непременно, чтобы зашел ко мне показаться, а то я в горком нажалуюсь, что Фомин не следит за здоровьем. Понял? Так и передай. А теперь запиши… Бумага есть? Карандаш?
- Все есть. Я ж на дежурстве!
- Ну, пиши. Пострадавший - Александр Горелов. Работает слесарем в механическом цехе, живет на частной квартире, Пушкинская, тридцать шесть, на втором этаже, у пенсионеров Шменьковых… Записал?
- Спасибо, Галина Ивановна! Значит, он на какое-то время приходил в сознание? Он больше ничего не сообщил?
- Он вообще ничего не сообщил! - отчеканила Галина Ивановна. - Ты, Коля, каким был, таким и остался. В одно ухо вошло, из другого вылетело. Тебе русским языком было сказано: без сознания.
- Откуда же вам… - Фомин не договорил. Он не должен был доверяться словам врача «скорой». Он обязан был сам обыскать потерпевшего. Оказывается, документы при нем все-таки имелись. Или, может, письмо, квитанция…
Галина Ивановна не торопилась с ответом. Она заспорила с кем-то находившимся у нее в кабинете.
- Тут у меня один больной, - сообщила она наконец Фомину. - Умная, скажу тебе, голова! Приходит и говорит: «Если будут интересоваться из милиции…», и кладет листок, с которого я тебе диктовала…
«Это Киселев! - подумал с тоской Фомин. - Только он, больше некому. Опять Киселев!»
- Вот, даю ему трубку - не берет, - продолжала Галина Ивановна. - Кланяется тебе. Говорит, вы друзья детства. Киселев его фамилия…