Звери пристально смотрели на угасающий огонь. Неожиданно послышался тихий плач. Петух наклонил голову, чтобы лучше слышать. Мышибрат насторожил уши.
— Кто-то плачет, — шепнул он.
Казалось, это всхлипывают огорчённые дети. Слышались многочисленные голоса. Из чьих-то глаз капали обильные слёзы. Мышибрат наклонился; маленький зверёк, величиной с маковое зерно, подпрыгнул вверх и, отскочив от его носа, пропал в темноте. Справа и слева от кота скакали чёрные точки.
Хитраска беспокойно шевельнулась.
— Идите сюда, глупышки, — шепнула она.
Плач стал утихать, словно обиженные дети спрятали голову во что-то мягкое и пушистое. Лисица закрыла мордочку лапой и негромко зевнула, притворяясь, что засыпает.
— Признайся, Хитраска, кого ты от нас прячешь.
— Что я могу поделать, если они такие впечатлительные… Сейчас же в слёзы…
— А кто?
— Ну, мои блохи, — шепнула лиса, краснея.
Капрал Пыпец удивлённо тряхнул крыльями, а Мышибрат почесал шею.
— То-то я чувствую, что меня кто-то кусает.
— Не болтай глупостей, они не кусаются. Я кормлю их крошками. Они так привязались ко мне… Эти блошки иногда только щекочут мне кожу, когда, зарываясь в мех, играют в прятки. Но они никогда не кусаются.
— Откуда же у тебя, Хитраска, блохи? — удивился петух.
— О, это длинная история…
У меня стало тяжело на сердце, когда я узнала об их отчаянном положении. Я взяла малюток на воспитание от одного пуделя. Бедную собаку хозяева выгнали под старость из дому. Он продавал тряпки, собирал разбитые стёкла и кости на помойках… Вы знаете, что я без детей жить не могу. Меня утешает, что я их воспитываю и обучаю хорошим манерам…
— Блоха всегда останется блохой, — сказал с сомнением петух.
Мышибрат недоверчиво покрутил головой. Его блестящие зрачки стали узкими, как месяц в новолуние.
— Слышите!? — мяукнул он. Выгнув дугой спину, кот гневно фыркнул. Петух вскочил на ноги, схватил трубу и узелок, а Хитраска прыгнула в сторону и пропала в темноте. Слышно было, как она шопотом успокаивала перепуганных блох.
Под тяжёлыми шагами ломались ветки. Какой-то великан напрямик через лес. Наконец, у костра с храпом остановился огромный взмыленный конь. Всадник поднял высоко над головой факел.
— Эй, люди! — крикнул он хриплым голосом.
Петух выступил вперёд. При свете факела его рожок сверкнул, как жерло начищенной пушки.
С минуту они смотрели друг на друга. Неожиданно всадник опустил голову, застонал в отчаянии и, забывая, что он в Тютюрлистане, воскликнул:
— Бларолевна блахищена!!!
Факел выпал у него из рук и, шипя, погас на влажной траве. Гонец повернул коня, вонзил ему в бока острые шпоры и пропал в темноте. Вновь послышался треск ломаемых сучьев и шелест падающих листьев.
— Это на блабацком, — шепнул побледневший петух, — похищена королевна, — вы понимаете, ко-ро-лев-на…
Наступила тишина. Звери стояли, подавленные ужасной вестью. Теперь они поняли, почему гонцы мчались на все четыре стороны света, разрезая ночной мрак ярким факелом.
Друзья уселись около костра, широко открытыми глазами вглядываясь в темноту. Разбуженные деревья что-то шептали.
Мы должны отдохнуть, — время ложиться спать; кто знает, что ожидает нас завтра!..
Петух поднёс трубу к клюву и заиграл вечерний сигнал:
«В звёздах небосклон,
Близок тихий сон,
Плащ твой расстели,
Саблю отстегни.
Лишь блеснёт восход,
Мы уйдём в поход».
Серебряные звуки долго звенели под сводами леса, прежде чем улетели в звёздное небо. Устроившись поудобнее, друзья легли спать. Мышибрат то закрывал, то вновь открывал глаза и смотрел на танцующие языки пламени. Веки его становились тяжелее. Наконец он успокоился и заснул, мурлыкая свою обычную кошачью песню.
Петух нежно погладил свой узелок, сунул его под крыло и тотчас захрапел. Ему, верно, снились новые битвы.
Звёзды мигали своими серебряными ресницами. Сытый огонь медленно догрызал остатки хвороста: костёр гас. По вершинам вековых деревьев пробежал вздох:
«Лишь блеснёт восход,
Мы уйдём в поход».
Но друзья уже ничего не слышали. Утомлённые долгой дорогой, они крепко спали.