Похищенный трон

Глава 7

Весна окрасила поля вокруг крепости Век-Руд радующей глаз, хотя и недолговечной зеленью. Во всяком случае Абивард не уставал любоваться ею каждый год. Но не сейчас. Обернувшись к Фраде, он сказал:

– Ей-Богу, я буду счастлив, когда завтра мы отправимся на юг. Еще пара недель кормления воинов и их коней – и наши кладовые опустеют вконец. А ведь и нашим людям нужно пропитание, особенно если случится недород.

– Да. – Фрада сделал два шага по пандусу, пнув камешек, оказавшийся у него под ногой. – Хотел бы я быть с тобой, когда вы отправитесь в поход. А то получается, что меня все время оставляют дома.

– Не жалуйся, – резко ответил Абивард. – Если бы тебя не оставили дома прошлым летом, ты вряд ли бы сейчас ныл, потому что был бы мертв. Я тебе уже сто раз объяснял: мне нужно отправляться с Шарбаразом, а это значит, что ты должен остаться и защищать надел от всякого недруга, будь то хаморы, люди Смердиса или Птардака.

Но Фрада не успокаивался:

– В начале зимы ты говорил мне, что земля важнее всего, потому что она остается. Если это так, то тебе следует остаться здесь и беречь землю, а я отправлюсь на юг сражаться.

– Тогда я еще не думал о политической стороне дела, – сказал Абивард, неохотно признаваясь себе, что огромную роль в перемене его настроя сыграла Динак. – Смердис наверняка уже знает о той роли, которую я сыграл в освобождении Шарбараза из Налгис-Крага. К добру ли, к худу ли, но моя судьба теперь накрепко связана с судьбой законного Царя Царей. Если меня не будет рядом с ним, люди скажут, что я струсил. Этого я допустить не могу.

– Как кто-то сможет сказать, что ты чего-то испугался, когда песню про тебя поют, поди, и в самой Видессии.

У Абиварда покраснели уши.

– Эта песня и про тебя тоже, – неубедительно сказал он.

– Нет. Мое имя упоминается два-три раза, но песня про тебя. – К облегчению Абиварда, в голосе Фрады не было ревности. Ревность и зависть сгубили множество родов, но Годарс поставил эти чувства среди своих сыновей вровень со страшным грехом богохульства. Фрада продолжал:

– Конечно, все будет по-твоему. Как я могу отрицать, что ты лучше меня знаешь, как надо? Просто жаль, что мне не доведется насадить Смердиса на копье.

– Твой час придет, когда мы выступим против Видессии, – сказал Абивард.

Фрада кивнул. Против величайшего врага Макурана поднимутся все.

– Смотри-ка, Шарбараз вышел, – сказал Фрада, ткнув Абиварда под ребро. Лучше спустись к нему Во двор. Ты не хуже моего знаешь, что, если церемония не пройдет безупречно, мать закатит истерику.

– Ты прав. – Абивард спустился по каменным ступеням и занял свое место рядом с законным Царем Царей. В последний раз женщины крепости Век-Руд выходили со своей половины прошлым летом. Тогда он стоял рядом с отцом, братом и сводными братьями; из всех только он один вернулся домой. А теперь его матери, сестре, сводным сестрам и женам приходится желать ему удачи, провожая в новый поход. Да, нелегка женская доля.

Растворились двери в жилую часть. Как и в прошлый раз, Динак и Барзоя вышли вместе. Однако сейчас Динак шла впереди матери, направляясь к ожидающим их мужчинам, – как главная жена Царя Царей, она, с точки зрения церемониала, имела несравненно более высокий ранг, нежели любая женщина из надела Век-Руд.

Она кивнула Абиварду, прошла мимо него и заняла свое место возле Шарбараза. Перед Абивардом встала Барзоя. Ее лицо, на первый взгляд спокойное, выражало глубокий, стойкий гнев. Он пригляделся внимательнее и почесал в затылке. Может быть, мать сердится, что Динак теперь стала более важной персоной, чем она? Нет, это на нее совсем не похоже.

За Барзоей шла Рошнани. Как и лицо Барзои, ее лицо казалось спокойным, пока Абивард не пригляделся получше. Но если мать скрывала гнев, то его главная жена пыталась скрыть… неужели радость? Оживление? Он не мог понять, какие новые потрясения постигли женскую половину, что Барзоя так настроилась против Динак и, судя по всему, против Рошнани, – он ясно видел, что гнев матери направлен на них обеих. Не желая нарываться на неприятности, он не стал спрашивать. Может, он и так узнает, а может, неприятность уладится сама собой и он даже не будет знать, что случилось. Хотелось бы.

Но в чем бы ни было дело, остальные его жены и сводные сестры, судя по их виду, ничего об этом не знали. Они смотрели во все глаза и оживленно болтали между собой, радуясь случаю увидеть нечто более обширное, чем коридоры женской половины. Для них это была приятная прогулка, и только.

Барзоя обернулась к Динак. При этом губы ее чуть напряглись; возможно, она все-таки сердилась, что дочь узурпировала ее место во главе процессии. Абивард поцокал языком – он не ожидал от матери такой мелочности.

Динак сказала:

– Мы сошлись здесь сегодня, чтобы пожелать нашим мужчинам удачи и счастливого возвращения с войны, на которую они уходят. – Барзоя шевельнулась, но не произнесла ни слова. Казалось, гнев исходит от нее волнами. Если бы это был жар, Ганзак вполне мог бы поставить ее у себя в кузнице вместо печки. Динак продолжала:

– Мы несомненно победим, ибо Господь протянет длани свои и защитит тех, кто, как мы, борется за правое дело.

Волна рукоплесканий пробежала по рядам мужчин и женщин, внимавших ей.

Абивард последовал общему примеру, хотя был не настолько убежден в правоте ее слов, как оказалось бы до прошлого лета. Как Господь защитил тех, что последовал за Перозом в Пардрайю? Если говорить коротко, не очень хорошо.

Динак сделала шаг назад и дала знак Барзое. Ее мать с изысканной грацией простерлась перед Шарбаразом.

– Господь да хранит тебя, величайший, – сказала она, поднялась и обняла Абиварда:

– Пусть Господь хранит тебя, как и прежде.

Слова, жесты – ничего исключительного в них не было. А вот что за ними крылось… Абивард пожалел, что не может вмешаться в ход церемонии и задать Барзое вопрос. Но обычай сдерживал его, как Птардака тогда, в Налгис-Краге.

В свою очередь Барзоя отошла в сторону и кивнула Рошнани. Вежливая, как обычно, Рошнани кивнула в ответ, но глаза ее устремились на Динак. Взгляды их встретились. Внезапно учуяв заговор, Абивард задумался, что же такое затеяли его сестра и его главная жена. Что бы это ни было, матери это не нравилось.

Как и Барзоя, Рошнани воздала Царю Царей положенные по этикету почести и пожелала ему счастья. Потом она обняла Абиварда – гораздо крепче, чем требовал ритуал. Абивард был не против, скорее наоборот. Она сказала:

– Храни тебя Господь от всех напастей.

– Больше всего я буду думать о том, чтобы поскорей вернуться домой, к тебе, – ответил он. Почему-то его главная жена вздрогнула при этих словах, но сумела выдавить из себя ответную улыбку.

Абивард прошел вдоль строя ожидающих женщин, принимая наилучшие пожелания от остальных жен и сводных сестер. Если бы Господь внял десятой части их молитв, Абивард жил бы вечно и был бы богаче трех Царей Царей вместе взятых.

Самая младшая из его сводных сестер направилась назад, в жилую часть.

Вышедшая во двор процессия удалялась в обратном порядке – вышедшие первыми уходили назад последними. Вскоре настала очередь Барзои. Она презрительно фыркнула и, гордо выпрямившись, направилась к открытой двери в жилую часть.

Рошнани и Динак по-прежнему стояли во дворе. Абиварду потребовалось несколько больше времени, чем следовало бы, чтобы понять, что они не намерены возвращаться на женскую половину.

– Что вы делаете? – Голос его прозвучал визгливо и глупо.

Рошнани и Динак вновь переглянулись. Определенно они что-то задумали.

Динак выступила от имени обеих.

– Брат мой, муж мой! – Она обернулась к Шарбаразу. – Мы намерены отправиться с вами.

– Что, воевать? Вы с ума сошли? – спросил Шарбараз.

– Нет, величайший, с твоего позволения, не воевать, – ответила Рошнани. Господь ведает, что мы с радостью воевали бы за вас, но у нас нет навыков и подготовки, чтобы сражаться хорошо. Мы принесли бы больше вреда, нежели пользы.

Но у каждой армии есть обоз. Трубадуры не имеют обыкновения воспевать его: по сравнению с теми, чей единственный долг – сражаться, в обозе нет ничего блистательного. Но и того немногого, что говорится в песнях об обозе, достаточно, чтобы мы знали, что он существует, и знали – без обоза войско голодало бы и осталось без стрел. И мы знаем, что еще один фургон, фургон, в котором поедем мы обе, не замедлит продвижения войска и не станет угрозой вашему делу.

Законный Царь Царей изумленно раскрыл рот. Он не ожидал столь тщательно подобранных аргументов, достойных царедворца, воспитанием которого руководил видессиец. Но, с другой стороны, до сего момента он практически не знал Рошнани. Он начал что-то говорить, но замолчал и молящим взглядом посмотрел на Абиварда.

– Это противоречит всем обычаям, – сказал Абивард. Лучшего аргумента он мгновенно придумать не мог. Мысленно же он добавил: «А не слишком ли вы спешите воспользоваться моим обещанием, что вам будет предоставлена большая свобода перемещения после окончания войны со Смердисом?» Он не произнес этого вслух, потому что не хотел признаваться, что дал такое обещание. Вслух он сказал: Неудивительно, что мать так зла на вас обеих. – Кто, как не Барзоя, мог служить воплощением макуранской морали.

Рошнани выслушала этот упрек невозмутимо – Барзоя была ей всего лишь свекровью. Да, ее следовало уважать, но ведь не она была наставницей в правильном поведении с детства. На Динак обвинение брата подействовало сильнее, но именно она ответила:

– А разве Смердис поступил по обычаю, похитив престол у того, кому он принадлежит по праву? Разве не вопреки обычаю я, женщина, дала начало освобождению Царя Царей? – Она смотрела в землю. По необходимости она сделала и другое, что противоречило обычаю, и это другое все еще грызло ее, несмотря на честь, которой удостоил ее Шарбараз. Она не говорила об этом вслух, но все участники нынешнего спора знали, в чем еще она пошла против обычая.

Шарбараз сказал:

– Что такого хорошего вы способны дать нам, ради чего стоит не только пренебречь обычаем, но и выделить людей для вашей охраны, когда начнутся бои? Царь Царей не ответил решительным отказом, и Абивард понял, что эта битва проиграна.

Но эту сцену надо было доиграть до конца.

– Вы цените наши советы, когда мы в крепости, – сказала Рошнани. – Что же, разве, оказавшись в поле, мы потеряем весь наш ум? Абивард строил планы твоего спасения, величайший, вместе со мной, с Динак… и со своей матерью, конечно.

– Если я возьму вас с собой, это вызовет недовольство среди поддерживающих меня дихганов, – сказал Шарбараз.

– Я уже говорил это Рошнани, – поддержал его Абивард.

– Настолько, что они вернутся в свои наделы? – спросила Динак. Настолько, что они переметнутся к Смердису? Вы действительно в это верите? Судя по ее тону, она сама не верила в это ни чуточки. И не считала, что Шарбараз искренне убежден в этом. Пусть она знала его недолго – зато узнала очень хорошо.

– Что бы ты сказала, если бы я запретил? – спросил он.

Если бы он просто взял и запретил, это положило бы конец всем спорам.

Однако Шарбараз не запретил, и задал гипотетический вопрос, и для Абиварда это послужило еще одним знаком, что он все-таки уступит. Возможно, и для Динак тоже, но она не подала виду, и лишь ответила покорным тоном, совершенно ей несвойственным:

– Разумеется, я подчинилась бы величайшему.

– Так я и поверил, – сказал Шарбараз. Он тоже успел изучить Динак. Он обернулся к Абиварду:

– Ну что, зятек, что нам с ними делать?

– Ты спрашиваешь меня? – спросил потрясенный Абивард. – По мне, так мы могли бы дать каждой по позолоченной кирасе и произвести в генералы. Мне кажется, они справились бы лучше, чем три четверти тех мужчин, которых ты можешь назвать.

– А мне кажется, что ты прав. – Шарбараз покачал головой.. – С моим отцом от такого случился бы припадок – он в свои походы брал только шлюх, и тех немного. Но отец мертв. Абивард, я склонен сказать твоей сестре «да». Что ты скажешь своей жене?

Абивард услышал в этих словах другие: «Если хочешь быть упрямым и отсталым, валяй». Он знал, что отказать не удастся, иначе мира на женской половине ему не видать никогда. Он избрал наиболее изящную форму капитуляции:

– Я во всем готов следовать за тобой, величайший.

Лицо Рошнани просияло, как летнее полуденное солнце.

– Спасибо тебе, – тихо сказала она. – Возможность увидеть мир искушает меня сделать нечто в высшей степени предосудительное прилюдно в доказательство моей благодарности.

– Вы с Динак и так уже поступили достаточно предосудительно в глазах трех десятков женщин, которые приходят мне на ум, – прорычал Абивард как мог свирепо. Его главная жена и сестра повесили головы и приняли самый пристыженный вид. Почему бы и нет? Они ведь получили то, чего хотели.

Абивард принялся и дальше отчитывать их, но потом призадумался, не окажется ли нечто предосудительное прилюдно весьма приятным наедине. Это отвлекло его, и отчитать их как следует так и не удалось.

Абивард сидел в седле, направляясь на юг, он радостно скакал на гражданскую войну. Рядом с ним ехал законный Царь Царей на коне, взятом с его конюшен. Хорошая копия львиного штандарта Макурана парила над передовым отрядом войск Шарбараза.

Воины ехали, разбившись по наделам: каждый чувствовал себя вольготнее с земляками. Абивард беспокоился, хорошо ли они будут сражаться как единая армия, но вспомнил, что войско Пероза, выступившее против хаморов, было организовано ничуть не лучше, а это означало, что и войска Смердиса тоже вряд ли окажутся лучше них в смысле организации.

Когда он высказался на эту тему вслух, Шарбараз питал:

– Нет, Я тоже так не думаю. Вот если бы мы пошли на видессийцев, тогда имело бы смысл тревожиться насчет слабой организованности наших порядков. Но против наших соплеменников это нам нисколько не помещает.

– Чем же отличаются от нас видессийцы? – спросил Абивард. – Я слышал о них бесчисленное множество рассказов, но эти рассказы друг с другом не совпадают.

– По-моему, это как раз и вызвано тем, насколько они от нас отличаются, совершенно серьезно ответил Шарбараз. – В бою они совсем не думают, кто к какому роду принадлежит, а перемещаются крупными отрядами под рожки и барабаны своих командиров. Все равно как лопасти на водяном колесе или какой-нибудь другой механизм. Они более дисциплинированы, чем наши люди, это уж точно.

– Почему же тогда они не сметают все на своем пути? – спросил Абивард; Шарбараз нарисовал довольно устрашающую картину.

– По двум причинам, – ответил Царь Царей. – Во-первых, они предпочитают лук копью. Это значит, что мощная атака на их скопление часто способна рассеять их. А во-вторых, и это главное, дисциплина у них есть, но в них нет нашего огня. Они воюют, словно зарабатывают очки в игре, а не ради самой игры. И часто сдаются или разбегаются в тех случаях, когда мы продолжаем биться и побеждаем.

Абивард отложил сказанное в памяти. Он создавал для себя образ врага, которого никогда не видел, чтобы воспользоваться им в тот день, когда в Макуране закончится междоусобица и Шарбараз начнет сводить счеты. Большая часть Видессийской империи граничила с морем. Уж не там ли, подумал Абивард, сбудется третья часть пророчества Таншара?

Узнать это можно, лишь дождавшись того дня. Он оглянулся на обоз, где вместе с другими прорицателями и колдунами, которых их повелители взяли с собой наряду с воинами, ехал Таншар. Интересно, способны ли эти люди оградить войско от более искусных волшебников, которых Смердис может собрать в Машизе? Он был доволен, что взял с собой Таншара, – каждое знакомое лицо было в радость.

И еще с обозом ехал фургон, который вез не пшеницу, не копченую баранину, не сено для лошадей, не стрелы, аккуратно увязанные в пучки по двадцать штук каждая, чтобы хорошо входили в колчаны, а его сестру, его главную жену и двух служанок из крепости Век-Руд. Это предприятие вызывало в нем лишь опасения, но он надеялся, что все обойдется, – во всяком случае, не закончится большой бедой.

Пока лошади почти не ели того фуража, который войско везло для них. Весной даже бесплодная земля между оазисами и реками облачалась в зеленый покров.

Скоро солнце вновь высушит ее, но, пока была зелень, животные могли ею кормиться.

Это было к лучшему, поскольку войско Шарбараза росло по мере его продвижения от надела к наделу. Всадники стекались под его знамя, призывая проклятия на седую голову Смердиса-узурпатора. Когда прибыл очередной такой отряд, Абивард воскликнул:

– Величайший, это не поход, а прямо триумфальное шествие!

– Хорошо, – ответил Шарбараз. – Прошлым лесом мы отдали слишком много жизней, воюя со степниками; мы не можем позволить себе разбрасываться людьми на гражданской войне, не то победа окажется столь же дорогостоящей, как и поражение. Нам по-прежнему нужно защищаться от врагов и мстить им. Более того, я даже послал к Смердису гонца и велел передать ему, что сохраню его жалкую жизнь, если он вернет трон без борьбы.

Абивард, кивая, взвесил такую возможность:

– По-моему, ты поступил правильно. До определенной поры он никогда не проявлял честолюбия, и если ты будешь за ним внимательно присматривать, второй возможности он не получит.

– А то не буду? – сказал Шарбараз. – Да он у меня и в отхожее место не сможет сходить без присмотра.

Но прежде чем Шарбараз дождался от своего соперника в борьбе за престол официального ответа, он получил ответ иного рода. Далеко на востоке тянулись на юг снежные вершины Дилбатских гор. Чтобы приблизиться к Машизу, войску придется обойти их, а потом двинуться в обратном направлении. Погода была уже намного жарче, чем Абивард ожидал в такое время года.

К основному отряду войск Шарбараза галопом подскакал разведчик с криком:

– Там, впереди, войско, готовое к бою! Они в меня столько стрел выпустили – на высокое дерево хватило бы! Только по милости Господа я не превратился подушку для иголок.

Готовое к бою? – мрачно произнес Шарбараз. – Что ж, уважим их желание.

Затрубили рога, забили барабаны. Судя по тому, что Абиварду рассказал Шарбараз, этого было бы более чем достаточно, чтобы передвинуть полки видессийского войска, словно фигурки на игровой доске. Абиварду очень хотелось бы, чтобы и его соотечественники были столь же проворны. Заль со своим эскадроном закованных в железо профессионалов выдвинулся вперед по центру, образуя авангард наступающего войска. Несмотря на всю боевую музыку и бесконечные окрики собственных дихганов и командиров, назначенных Шарбаразом, большая часть остальных воинов, по крайней мере на пристрастный взгляд Абиварда, больше бестолково суетилась, чем выстраивалась к бою.

Но к тому времени, как он увидел впереди облако пыли, войско утряслось в нечто напоминающее боевой порядок. Заль отчаянно выкрикивал команды каждому, кто готов был его слушать. Беда заключалась в том, что не слушал почти никто.

Необстрелянная армия с неподготовленными командирами не выигрывает сражения с помощью дисциплины и маневров. Придется удовлетвориться отвагой, яростью и числом.

Рядом скакал Охос, его обрамленное пушком лицо светилось от возбуждения.

Охос вытащил меч и отсалютовал им Абиварду, чуть не отрезав при этом ухо соседу, чего он даже не заметил. Младший брат Рошнани сказал:

– Мы перебьем их всех и перейдем вброд реку их крови!

Такие строчки пели трубадуры, странствующие из крепости в крепость, надеясь силой своих слов заработать себе ужин. Взрослые мужчины, знающие, что такое война, улыбались, глядя на них, и наслаждались стихами, не воспринимая их всерьез. К сожалению, Охос не был взрослым, он был даже несколькими годами моложе Фрады. О полях сражений он знал только по песням трубадуров – до того, как хаморы начали свои набеги на его надел.

Тут Абивард перестал беспокоиться о судьбе своего юного зятя и начал беспокоиться за себя. Навстречу по плоской равнине двигалось войско Смердиса, приближаясь быстрее, чем Абивард считал возможным. Впереди реяло львиное знамя Макурана. Рядом с Абивардом Шарбараз пробормотал:

– Вот оно, проклятье гражданской войны: у обеих сторон один и тот же символ.

– Воистину, – подтвердил Абивард, хотя слова эти сейчас, в миг стремительно Приближающейся битвы, показались ему слишком философскими. – Что ж, если они сами не понимают, что поддерживают не того, придется им показать. Наступающие войска выглядели достаточно решительными. Абивард глубоко вдохнул и воинственно закричал:

– Шарбара-а-аз!

В одно мгновение этот клич подхватило все войско. Он утопил в какофонии ненависти все сигналы, которые пытались подавать командиры и музыканты.

Наконец-то знать северо-запада и их вассалы получили возможность поквитаться с человеком, который украл не только трон, но и их деньги – и отдал их варварам, убившим их родственников, но при этом не удержал этих варваров от набегов на их земли, как обещал.

Неизбежно навстречу понесся ответный клич: «Смердис!» И столь же неизбежно он прозвучал для Абиварда, который отнюдь не был беспристрастным наблюдателем, слабым и жалким. Он не понимал, как люди могут до сих пор жертвовать жизнью ради правителя, который оказался вором и лжецом.

Однако они поддерживали Смердиса как могли.Полетели стрелы; блистающей волной опустились наконечники копий. Абивард выбрал мишенью одного из воинов в противостоящей шеренге и пустил коня во весь опор. – Шарбараз! – вновь закричал он.

С оглушительным металлическим лязгом два войска сошлись. Абивард промахнулся – его мишень ушла в сторону, чтобы схлестнуться с кем-то еще. По щиту Абиварда скользнуло копье. Его удар отдался в руке до самого плеча. Если бы удар был прямым, он мог бы свалить его с коня.

Главное достоинство копейщика – сила, которую он может вложить в свой удар благодаря весу и скорости атакующего коня. Когда после первого удара инерция движения потерялась, бой превратился в свалку – каждый колол копьем, махал мечом, старался так направить коня, чтобы свалить с ног коня противника и его самого, а затем без труда добить.

Шарбараз сражался в самой гуще, орудуя обломком копья. Он ударил одного из противников по голове сбоку. Хотя на том был шлем, удар оглушил его. Шарбараз снова ударил его, на сей раз прямо в лицо. Залившись кровью, противник выпал из седла – если он остался жив после этих двух ударов, то все равно будет мгновенно затоптан. Шарбараз издал торжествующий крик.

Абивард попытался пробиться к своему монарху. Если законный Царь Царей падет, битва, даже победоносная, обернется окончательным поражением. Он уже пробовал отговорить Шарбараза сражаться в первых рядах – с тем же успехом можно было бы уговаривать луну не расти и не опадать в течение месяца.

С криком «Смердис!» воин в доспехах вклинился между Абивардом и Царем Царей. Должно быть, этот воин потерял свое копье, или оно оказалось разрубленным на мелкие и потому непригодные кусочки. Он рубанул по древку копья Абиварда своим мечом. Посыпались искры – меч со звоном ударился о железную пластину, приделанную к древку как раз на такой случай.

Абивард отвел копье назад и ткнул им. Противник увернулся и вновь ударил по копью. Теперь они сошлись вплотную. Абивард попытался ударить соперника в лицо заостренным шипом в центре щита. Спустя мгновений он мог считать себя счастливчиком, не получив такой же удар.

Он, как и сторонник Смердиса, ругался, уворачивался и наносил удары, пока кто-то – Абивард так и не узнал кто – не подсек коня противника. Когда конь с громким ржанием встал на дыбы, Абивард проткнул всадника копьем. Тот тоже заорал и продолжал кричать после того, как Абивард выдернул из него копье. Его агонизирующий крик был еле слышен среди криков торжества и ненависти, которые стеной висели над полем брани.

– Интересно, как идет бой, – пробормотал Абивард. Он был слишком занят, стараясь остаться в живых, чтобы чувствовать ход сражения в целом. Продвинулся ли он вперед после того, как был остановлен его первый натиск, или же отступил вместе с другими сторонниками Шарбараза? Он не мог этого сказать. В этот миг даже пробиться к законному Царю Царей казалось достаточно сложно.

Когда же он наконец оказался рядом с Царем Царей, Шарбараз крикнул ему:

– Как наши дела?

– А я надеялся, что это знаешь ты, – в легком смятении ответил Абивард.

Шарбараз поморщился:

– Оказалось не так просто, как мы надеялись. Что-то не больно они рвутся дезертировать, а?

– Что ты сказал, величайший? – Абивард не расслышал всего сказанного – он усердно отбивался от одного из копейщиков Смердиса. И только когда тот неожиданно отступил, он смог вновь обратить внимание на Царя Царей.

– Ладно, ничего, – сказал ему Шарбараз. К этому моменту Царь Царей давно потерял копье, а меч его обагрился кровью. Наступило редчайшее мгновение с тех пор, как Абивард познакомился с ним: Царь Царей не знал, что делать дальше.

Упорное сопротивление, которое оказывали воины Смердиса, похоже, озадачило его.

Но тут, как только он отдал приказ к очередной атаке, на левом фланге войска Смердиса раздались дикие, исполненные ужаса крики. Одни кричали:

«Измена!», другие – их было больше – вопили: «Шарбараз!» Они обратились против воинов, все еще верных Смердису, и атаковали их вместе с войсками Шарбараза.

Когда левый фланг охватил хаос, войско Смердиса стало быстро разваливаться. Воины в центре и на правом фланге, увидев, как изменилось их положение, либо побросали оружие и сдались, либо бросились бежать. То тут, то там самые упорные отряды арьергарда жертвовали собой, чтобы их товарищи могли уйти.

– Прижать их! – закричал Шарбараз. – Не дать им уйти! – Теперь, когда стратегия лобового удара оправдалась, он вновь почувствовал себя в своей стихии, побуждая своих воинов сделать победу сколь возможно полной.

Но, несмотря на все его призывы, значительная часть армии Смердиса вырвалась и бежала на юг. Его собственное войско после тяжелой утренней битвы было не в состоянии пуститься в изнурительное преследование, которое могло бы уничтожить противника раз и навсегда, Наконец он, похоже, осознал это и прекратил погоню.

– Если я прикажу им сделать то, чего они не могут сделать, в следующий раз они не послушают меня, когда я прикажу им сделать то, что им вполне по силам, пояснил он Абиварду.

– Мы и так одержали полную победу, – ответил Абивард.

– Это не то, чего я хотел, – сказал Шарбараз. – Я думал разбить войско узурпатора столь основательно, чтобы никому после этого и в голову не пришло выступить против меня. Обычной победы для этого недостаточно. – Он несколько умерил тон:

– Однако придется этим удовлетвориться. Это все же много лучше, чем поражение.

– Воистину, – согласился Абивард. Шарбараз сказал:

– Я хочу допросить кое-кого из захваченных нами людей, которые дрались е таким ожесточением; хочу узнать, как Смердису удалось сохранить их верность после того, как они узнали, что я отказался от трона отнюдь не по доброй воле.

Чем скорее я это выясню, тем скорее смогу что-то с этим сделать.

– Да, – ответил Абивард, но голос его был рассеян; он лишь наполовину расслышал слова законного Царя Царей. Он смотрел на поле и впервые видел тот кошмарный мусор, который оставляет после себя большая битва. Последствий сражения в Пардрайянской степи он не видел; он бежал, чтобы не стать еще одним ее последствием. Прочие битвы, в которых он участвовал, были лишь небольшими стычками. То, что оставалось после них, было сходным по характеру, но не по масштабам. Размеры страданий, простершихся на целый фарсанг земли, ужаснули его.

Люди, продырявленные насквозь, с изрубленными лицами и отсеченными руками, с вывалившимися кишками лежали в безобразных позах посреди луж крови, уже переходящей из алой в черную; вокруг жужжали мухи, а в небе кружило воронье, опускаясь и выклевывая незрячие раскрытые глаза и прочие лакомые кусочки. Поле брани пахло как бойня и одновременно как отхожее место.

Среди человеческих останков бесформенными кучами возвышались трупы лошадей. Абиварду было жалко их больше, чем воинов: они не имели представления, за что умирают.

Но еще страшнее, чем убитые люди и животные, были раненые. Изувеченные лошади кричали жуткими сопрано, словно женщины в агонии. Люди стонали, выли, изрыгали проклятия, причитали, плакали, истекали кровью, старались перевязать свои раны, звали матерей, молили о помощи или о смерти и подползали к другим людям в надежде на помощь. А эти другие, шакалы о двух ногах, расхаживали по полю, выискивая то, что можно унести с собой, и принимали меры, чтобы никто из ограбленных ими не остался в живых и не смог потом отомстить.

Но были и другие, которые, к своей чести, делали все, что в их силах, помогая несчастным, – перевязывали, латали раны, вправляли сломанные кости. Два деревенских колдуна обладали, помимо прочего, даром целительства. Они могли излечивать раны, которые без их помощи оказались бы смертельными, но сами платили за это огромную цену. Один из них – руки его были в крови человека, которого он только что вернул с самого порога смерти, – поднялся с колен, сделал два шага к другому раненому и рухнул лицом вниз, потеряв сознание.

– Глядя на все это, я жалею, что мы взяли с собой наших жен, – сказал Абивард. – Даже если они не представляют себе нас среди убитых, они никогда не забудут о страшных превратностях войны.

Шарбараз обернулся и посмотрел на обоз, который стоял на значительном удалении от места битвы. Похоже, это расстояние успокоило его.

– Все будет нормально, – сказал он. – Они помогли увидеть многого.

Абивард надеялся, что Царь Царей прав.

На пленном были только рваные льняные подштанники. Один из сторонников Шарбараза, начавший день в дубленой коже – или просто в своем кафтане, – теперь владел прекрасной кольчугой из царской оружейной. Пленный воин придерживал грязную повязку вокруг резаной раны на руке. Выглядел он усталым и перепуганным, на длинном темном лице выделялись огромные глаза.

Поняв, кто такой Шарбараз, он испугался еще больше. Стражники, которые притащили пленного к Шарбаразу, не успели бросить его на землю – он простерся ниц по собственному почину:

– Да продлятся твои дни и прирастет твое царство, величайший! – прохрипел он.

Шарбараз повернулся к Абиварду.

– Вот как он теперь заговорил, – заметил законный Царь Царей. – Однако сегодня утром он с радостью насадил бы меня на копье.

– За несколько часов могут произойти удивительные перемены, – согласился Абивард. Пленный ткнулся лицом в землю.

– Прости, величайший! – взвыл он.

– С какой стати? – прорычал Шарбараз. – Раз ты знал, что я не отрекся от престола добровольно, как у тебя хватило наглости драться со мной?

– Помилуй! – взмолился пленный. – Величайший, я бедный человек и невежественный и ничего не знаю, кроме того, что говорят мне мои командиры. Они сказали – Господом клянусь, я передаю их речи слово и слово, – они сказали, что ты на самом деле отрекся от престола добровольно, а потом злокозненно изменил свое решение, как женщина, которая говорит: «Хочу красные туфли. Нет, синие».

Они сказали, что ты не имел права нарушить данную тобой клятву, что Господь прогневается на Макуран, если ты захватишь престол. Теперь, конечно, я понимаю, что это не так, честное слово. – Он осмелился немного приподнять голову и настороженно смотрел на Шарбараза.

– Уведите его к остальным, – сказал Шарбараз стражникам. Они подняли пленника на ноги и оттащили. Законный Царь Царей издал долгий усталый вздох и повернулся к Абиварду:

– Еще один.

– Еще один, – эхом отозвался Абивард. – Мы выслушали – скольких? шестерых. Все поют одну песню.

– Вот именно. – Шарбараз принялся расхаживать взад-вперед, пиная грязь. Смердис, да провалится он в Бездну прямо сейчас, умнее, чем я полагал. Эта сказка о том, что я отрекся от клятвы отречения, пусть и лживая от начала до конца, дает тем, кто верит в нее, основание сражаться за него и против меня. Я думал, что его войска растают при первом прикосновении, как соляные статуи под дождем, но все может оказаться намного сложнее.

– Воистину, – печально согласился Абивард. – Если бы этот отряд не перешел на твою сторону, мы бы, возможно, еще сражались – или уже проиграли.

– Эта мысль приходила мне в голову, – признался Шарбараз и спустя мгновение добавил:

– Хотя и помимо моей воли. – Он снова вздохнул. – Я хочу лепешку с творогом, луком и изюмом и огромную чашу вина. Потом я покажусь Динак, чтобы она знала, что я жив-здоров. Но больше всего я хочу хорошенько выспаться. В жизни так не уставал; должно быть, это из меня медленно вытекает страх.

– Величайший, твой выбор представляется мне по-. разительно правильным, хотя я лично предпочел бы лепешке с творогом, луком и изюмом колбасу.

– Думаю, что такое расхождение во взглядах позволительно, – сказал Шарбараз, и оба рассмеялись.

Рошнани сказала:

– Я почти жалею,. что не осталась в крепости. Война на самом деле вовсе не похожа на то, о чем поют трубадуры. – Глаза ее, казавшиеся в тусклом свете лампы в шатре Абиварда больше, чем они есть, были наполнены ужасом от того, что она увидела и услышала. – Столько страданий…

«Я тебя предупреждал» – эти слова всплыли в сознании Абиварда. Но он не произнес их. В любом случае от них было бы мало толку. Он не мог помешать своей главной жене увидеть то, что она увидела, находясь здесь, и не мог отправить ее назад, в Век-Руд. Годарс Сказал бы что-то вроде: «Коли сел на коня, надо ехать».

Поскольку он не мог упрекать ее, он сказал:

– Я счастлив, что твой брат получил только две небольшие царапины. Он очень скоро поправится, не сомневаюсь.

– – И я тоже, – с явным облегчением сказала Рошнани. – Он так гордился собой, когда пришел вчера повидаться со мной после боя, и, похоже, он в упоении от битвы. – Она покачала головой. – Это я вряд ли смогу понять.

– Он еще молод, – сказал Абивард. – Мне тоже казалось, что я буду жить вечно, до того самого мгновения в прошлом году, когда в степи все пошло прахом.

Рошнани протянула руку и положила ее ему на плечо:

– Женщины всегда знают, что все может обернуться плохо. Иногда мы поражаемся глупости мужчин.

– Оглядываясь назад, я тоже поражаюсь нашей глупости, – сказал Абивард. Например, мы думали, что войска Смердиса сдадутся без боя или начнут переходить на нашу сторону. Эта война будет намного тяжелее, чем представлялось там, в крепости.

– Я вовсе не это имела в виду, – с легким раздражением сказала Рошнани. Сама идея… Да ладно, что толку? Остается лишь надеяться, что мы победим и что ты, Охос и Шарбараз выйдете из битв целыми и невредимыми.

– А как же иначе? – бесстрашно отозвался Абивард.

Стоны раненых, которые прорезали шерстяную ткань шатра, как стрелы пронзают плоть, превратили его заверения в искренние надежды, как оно на самом деле и было.

Рошнани не выразила этого словами. Она была не из тех, кто стремится добиться своего, беспрестанно пилила мужа, пока он наконец не уступит. Воля Абиварда была защищена от подобных методов воздействия, как крепость Налгис-Краг – от осады. Но что-то – он не мог сказать, что именно, – изменилось в ее лице. Возможно, она на миг отвела глаза от его глаз, услыша особенно мучительный крик боли. Если и так, он это не заметил, во всяком случае не осознал. Но все же он понял, что его слова не развеяли ее страхов.

Он сам с раздражением отметил собственный оправдывающийся тон:

– В любом случае то, что мы можем выиграть. стоит такого риска. Или ты предпочла бы жить под пятой Смердиса и видеть, как все наши аркеты летят через Дегирд к кочевникам?

– Разумеется, нет, – мгновенно ответила она; как никак она была дочерью дихгана. Теперь он определил выражение ее лица: расчетливое, такое же бывало у него, когда ему доводилось решать, хочет ли он платить назначенную барышником цену за мерина-четырехлетку. – Если вы все трое выживете и мы победим – тогда ты прав. Но если кто-то из вас погибнет или мы потерпим поражение – тогда ты не прав. А поскольку и ты, и Шарбараз, и Охос все время в первых рядах…

– А ты бы хотела, чтобы мы держались в стороне? – спросил Абивард.

Гордость его была задета.

– Ради тебя и ради себя самой я этого хотела бы. – Рошнани вздохнула. Однако, если вы будете так поступать, войско утратит боевой дух, а это, в свою очередь, сделает ваше поражение и гибель более вероятными. Не всегда легко найти правильный ответ.

– Нечто подобное у нас уже было, когда мы толковали о том, как тебе выйти с женской половины и возможно ли это вообще. – Абивард засмеялся. Только тогда ты очень быстро нашла ответ – взяла меня наскоком. А то как же иначе вам с Динак удалось бы отправиться вместе с войском? Рошнани тоже засмеялась:

– Ты воспринимаешь это лучше, чем я рассчитывала. Наверняка большинство мужчин на твоем месте до сих пор сердились бы.

– А какой смысл? – сказал Абивард. – Дело сделано, ты победила, и теперь я стараюсь использовать то, что получилось, наилучшим образом, точно так же как и тогда, прошлым летом, когда я вернулся домой из степи.

– Хм. Пожалуй, мне не нравится, когда меня сравнивают с хаморами. И мне ты не проиграл ни одной битвы, потому что уже признал, что отказываешься воевать.

– Надеюсь, – сказал Абивард. – Вы с Динак стратегически переиграли меня, как хаморы Пероза.

– И что из этого? – спросила Рошнани. – Армия из-за этого рассыпалась?

Хоть один дихган, хоть один воин без доспехов и лука, на хромой кляче перешел к Смердису из-за того, что мы с Динак здесь? Мы превратили поход в катастрофу для Шарбараза?

– Нет, нет и нет, – признал Абивард. – Мы бы куда лучше справились, если бы вы обе командовали нашими флангами – одна правым, другая левым. По-моему, командиры, которых мы туда поставили, не очень-то отличились.

Он ждал, что Рошнани воспользуется таким поворотом беседы и начнет пенять ему на несправедливость и безобразия на женской половине и заставит его признать, что это и впрямь безобразие. Но она ничего подобного не сделала, а спросила о состоянии ранены И только позже он подумал, что, если ее аргумент возникли в его сознании, хотя она не произнесла и слова, она уже почти выиграла битву.

Чем дальше на юго-восток продвигалось войско Шарбараза, тем сильнее Абивард чувствовал, что очутился в совершенно незнакомом ему Макуране. Новые добровольцы, приходившие под знамя Шарбараза, говорили с протяжным, как ему казалось, ленивым акцентом, носили кафтаны, казавшиеся ему безвкусными, и очень раздражали его высокомерием по отношению к изначальным сторонникам Царя Царей, считая их деревенщиной с окраин царства. Это вызывало драки и даже привело к неожиданной кончине двух новичков.

Но когда Абивард пожаловался на поведение южан, Шарбараз поднял его на смех:

– Если ты, друг мой, считаешь этих людей не такими, как вы, посмотрим, что ты скажешь, когда познакомишься с теми, кто живет между Тубтубом и Тибом, в речной долине, называемой Страной Тысячи Городов.

– Но они вовсе не макуранцы, – сказал Абивард, – просто наши подданные.

Шарбараз поднял бровь:

– Так может показаться человеку, надел которого находится возле Дегирда.

Но Машиз, не забывай, выходит на Страну Тысячи Городов. Согласен, люди, населяющие долину, не нашей породы, но благодаря им царство таково, каково оно есть. Множество наших чиновников и писарей вышли из тех краев. А без них мы бы через год забыли, кто чем владеет.

Абивард хмыкнул – сказанное Царем Царей не произвело на него особого впечатления. Если бы кто-то помимо его монарха принялся восхвалять достоинства таких чиновников, он бы ответил куда грубее.

Возможно, почувствовав это, Шарбараз добавил:

– Они также дают нам неплохую пехоту. Этого ты не видел, ведь против степных кочевников они бессильны, поэтому Царь Царей и не взял их с собой в Пардрайю. Но они многочисленны, из них получаются хорошие гарнизонные отряды, и они славно послужили нам против Видессии.

– За это я готов простить им многое, – сказал Абивард.

– Да, это меняет дело, – согласился Шарбараз. – Но я буду восхищаться ими куда меньше, если они сослужат службу Смердису против меня.

– Зачем им это делать? – спросил Абивард. – Ты ведь истинный Царь Царей. С какой стати им хотеть сражаться за Смердиса, а не за тебя?

– Если они поверят лжи о моем отречении от отречения, могут и захотеть, ответил Шарбараз. – Или Смердис попросту пообещает им больше привилегий и меньше налогов для Страны Тысячи Городов. Этого может оказаться достаточно. Они долго находятся под властью Макурана, потому что мы лучше воюем, но они – не истинные макуранцы. По большей части это не имеет значения. Но иногда это обстоятельство поднимает голову и кусает Царя Царей в зад.

– Что же нам с этим делать? – Абивард почувствовал, что его голос звучит обеспокоенно. Кое-что из того, о чем упомянул Шарбараз, он знал, но до сего момента эти знания были покрыты густым слоем пыли. Теперь он понял, что это действительно имело значение.

Шарбараз положил ему руку на плечо:

– Я не хотел тебя волновать. Я послал людей в долины Тубтуба и Тиба. Любым обещаниям Смердиса я могу противопоставить свои, хотя мне бы этого и не хотелось. А пехота против конницы мало что может Пехота передвигается медленно.

Часто она не доходит до того места, где нужна, – а если и доходит, обойти ее обычно не составляет труда.

– Наверное. Об искусстве боя с пехотой я знаю не больше, чем об обрядах ложной видессийской религии.

– Да, там, где ты вырос, в этом не было нужды. – Шарбараз пожевал свой ус.

– Господь свидетель, я не хочу, чтобы война со Смердисом тянулась бесконечно.

Если северо-западная граница долго останется неприкрытой, кочевники хлынут туда большими силами, а если придется загонять их обратно за Дегирд, мы не сможем уделить империи Столько времени и внимания, сколько она заслуживает.

Абивард не спешил с ответом. Дело было не в том, что он не соглашался с чем-то из сказанного Шарбаразом. Но его обеспокоенность кочевниками вызывалась не тем, что это будет означать для стратегических планов Макуранского царства, а тем, что произойдет с его наделом: со стадами и с людьми, которые пасут их, с ганатами и с крестьянами, которые пользуются их водой для выращивания пшеницы, орехов, овощей, – но больше всего его волновала крепость Век-Руд, брат, мать, жены, сводные братья и сестры. Крепости редко покорялись кочевникам – на северо-западе их строили основательно, не в последнюю очередь именно на такой случай, – но это случалось. От природы склонный к сомнениям и опасениям, Абивард без труда представил себе самое худшее.

Шарбараз слегка сжал руку, лежащую на плече Абиварда:

– Не дергайся так, зятек. Фрада представляется мне более чем способным.

Надел Век-Руд останется твоим, когда ты вернешься домой, увенчанный славой.

– Ты меня успокоил, – сказал Абивард, не кривя душой. Для него самого Фрада почти всегда был лишь младшим братишкой, часто надоедливым и редко воспринимаемым всерьез. Это изменилось, с тех пор как у Фрады стали пробиваться усики, и еще в большей степени – когда Абивард вернулся из Пардрайянской степи.

И все же, услышав, как законный Царь Царей похвалил его брата, он просиял от гордости.

Но вот насчет возвращения домой увенчанным славой? Сначала надо побить Смердиса, потом хаморов, потом Видессию. А после того как Видессия получит по заслугам, кто знает, какой еще может явиться враг – то ли с крайнего запада, то ли снова из степей?

– Величайший, – сказал Абивард со смехом, в котором отчетливо слышалась дрожь, – нам еще столько воевать. Только Господь ведает, когда я снова увижу родной дом.

– Если мы не прекратим побеждать, непремено вернешься – когда-нибудь, ответил Шарбараз, и Абиварду пришлось этим удовлетвориться.

Он очень старался не думать о последствиях поражения, когда появились разведчики с вестью, что с юга подходит войско. Затрубили рожки. Войска Шарбараза, командиры которых теперь имели боевого опыта ровно на одну битву больше, чем до начала кампании, начали сложную операцию по перестройке из походного порядка в боевой.

Шарбараз сказал:

– Если узурпатор и его прислужники не сдадутся мирно, придется задать им перцу. С такими соратниками, как ты, Абивард, я не сомневаюсь в победе.

Такие слова обрадовали Абиварда – на миг. Позже у него уже не было времени радоваться. Первый взгляд он машинально бросил назад, чтобы убедиться, что обоз надежно защищен… и фургон с Динак и Рошнани тоже. Удостоверившись, что там все в порядке, он стал выкрикивать приказания. Он успел убедиться в одном:

Шарбаразу не нужны приближенные, которые могут быть только приближенными: законный Царь Царей ожидал, что его последователи и сами способны вести людей за собой.

Помогая расставлять конников Шарбараза, Абивард одновременно зорко следил за линией горизонта на юге, высматривая облако пыли, которое возвестило бы о приближении воинов Смердиса. Скоро – на его взгляд, слишком скоро – он его заметил, чуть восточнее, чем ожидал со слов разведчиков. И у него возникла идея.

Ему пришлось подождать, пока Шарбараз закончит выкрикивать свои приказания. Добившись внимания монарха, он показал на облако:

– А что если поставить отряд вон за той высоткой? Судя по направлению, с которого подходит противник, он может нас и не заметить, пока не окажется слишком поздно.

Шарбараз задумался, работая челюстями, словно разжевывал эту мысль, как лепешку. Потом резко, в своем духе, приняв решение, кивнул:

– Будь по-твоему. Возьми отряд и жди там подходящего момента. Два долгих сигнала рожка и один короткий будут тебе сигналом выступать.

– – Ты хочешь, чтобы отряд вел я? – К своему ужасу он услышал, что голос его перешел в изумленный визг.

– Почему нет? – несколько сердито ответил Шарбараз. – Мысль твоя, и она хороша. Если сработает – все лавры твои. А коль скоро в последнем бою ты сражался по правую руку от меня, значит, в этом вполне Можешь и сам повести отряд.

Абивард сглотнул. Ему доводилось непосредственно командовать разве что парой десятков человек, которых он возглавил против хаморских грабителей незадолго до того, как узнал, что у Птардака содержится в неволе Шарбараз. Но сказать это – значило потерять лицо перед Царем Царей.

– Величайший, я сделаю все, что в моих силах, – не без труда проговорил он и пошел собирать своих людей.

Некоторые из командиров, которым он приказал сменить позицию, одарили его неприязненными взглядами.

Это были профессионалы, перешедшие на сторону Шарбараза. С их точки зрения, он был всего-навсего приграничным дихганом неизвестных и сомнительных дарований. Однако на это можно было ответить, что он к тому же зять Царя Царей.

Так что, сколь бы сомнительны ни казались его дарования, а подчиняться надо.

– Будем ждать сигнала, – сказал Абивард своим воинам, отведя их к месту засады. – Тогда мы выскочим и зайдем войску узурпатора во фланг. Да от нас будет зависеть исход всей битвы!

Конники возбужденно зашумели. В отличие от скептически настроенных командиров, они были готовы следовать за Абивардом куда угодно. Да, конечно, многие из них были из северо-западных наделов. Эти люди не были опытными профессионалами; они попали сюда потому, что их дихганы и они сами хотели скинуть Смердиса и вернуть Шарбаразу принадлежащий ему по праву трон. Энтузиазм важнее умения? Абивард надеялся, что это так.

Он увел свой отряд далеко за замеченный им холмик, чтобы скрыть его от глаз наступающих воинов Смердиса. Единственная трудность заключалась в том, что при этом Абивард и его воины не могли видеть начала боя. Это пришло ему в голову лишь тогда, когда уже ничего нельзя было поделать, не выдавая своего местоположения.

Он надеялся, что по звуку сумеет определить то, чего не может видеть, как проходит бой. Но определить это оказалось труднее, чем он рассчитывал. По шуму он мог распознать, где идет самая ожесточенная рубка, но не на чьей стороне перевес. Он нервно ерзал в седле, пока его беспокойство не передалось коню и тот не начал храпеть и бить копытом.

Возглавляемые им люди были столь же неспокойны.

– Пора нападать, повелитель Абивард, – обратился к нему один из них. Брось нас на узурпатора! Другие подхватили этот призыв, но Абивард покачал головой.

– Мы дождемся сигнала, – повторил он и подумал: «Или того момента, когда мне станет ясно, что мы проигрываем». Тогда настанет миг показать, на что он способен. Воинам же он сказал:

– Если мы выдвинемся слишком рано, то потеряем все преимущества засады.

Он надеялся, что это сможет сдержать их. Они дергались всякий раз, когда слышали звук рожка, – и он тоже. Рано или поздно они вырвутся из укрытия, и все его попытки остановить их будут бесполезны. Он почувствовал себя никчемным Шарбараз поймет, что он не способен командовать.

«Ду-у-у. Ду-у-у. Ду». Дрожь пробежала по телу Абиварда. Теперь томящийся в ожидании отряд может атаковать, и при этом видимость того, что он им командует, сохранится.

– Вперед! – крикнул он. – Накажем Смердиса за кражу престола. Наш клич будет…

– Шарбараз! – вылетело из тысячи глоток. Абивард пришпорил коня. Тот пронзительно заржал, наполовину от ярости на хозяина, наполовину от радости, что наконец-то можно пуститься вскачь. Конь перешел с шага на рысь, а с рыси на галоп стремительно, как никогда. Но и при этом Абиварду стоило больших трудов оставаться во главе отряда.

– Шарбараз! – вновь грянули всадники, вырвавшись из укрытия. Абивард вгляделся вперед, быстро оценивая, как идет бой. На ближайшем фланге люди Смердиса оттеснили войско Шарбараза на несколько фурлонгов. Абивард опустил копье и помчался на врага «Получилось!» – ликуя, думал он. На него оборачивались изумленные, смятенные лица, по рядам сторонников Смердиса пронеслись тревожные крики. На то, чтобы насладиться ими, у Абиварда были считанные мгновения. Потом он выбил копьем из седла всадника, успевшего лишь наполовину развернуться к нему. Это показалось Абиварду не очень справедливым, но крайне действенным.

Воины Шарбараза с новым воодушевлением разразились криками. Абивард и его люди своей атакой спутали боевой порядок на левом фланге армии Смердиса. Но ее командующему смекалки было не занимать; он снял людей с центра и правого фланга, чтобы остановить натиск противника, пока тот не смел все на своем пути.

Однако битва, поначалу складывавшаяся в пользу узурпатора, стала внезапно оборачиваться вторым тяжелым поражением.

В войске Смердиса тоже 'были трубачи. Абивард узнал подаваемый ими сигнал: отступление. Он радостно крикнул: «За ними! За ними!» Этот крик волной прокатился не только по отряду, который он возглавлял, но и по всей армии Шарбараза. Подобно тому, как отступление вызвало смятение в рядах Смердисова войска, победа воодушевляла воинов Шарбараза. Они упорно преследовали противника, стараясь не дать ему перестроить свои ряды.

Воин, который призывал Абиварда пустить отряд в бой до сигнала, теперь оказался рядом с ним. У него был рассечен лоб и кровь заливала лицо, но он улыбался.

– Ты был прав, повелитель Абивард, а я ошибался, и во мне довольно мужества, чтобы признать это, – заявил он. – Мы изрубили их в щепки, в щепки!

К Абиварду обратился другой воин, в бороде которого седых волос было больше, чем черных:

– Повелитель, подобное следует ценить, – сказал он. – Такое, чтобы твои же воины признали, что ты оказался умнее их, случается раз в жизни – и то если очень повезет.

– Похоже, друг, ты прав. – Часть воинов Смердиса пошла в контратаку, чтобы у их соратников хватило времени отойти.

– В Бездну отступника! Смердис Царь Царей! – закричал копейщик, направляя своего коня прямо на Абиварда. Абивард пришпорил коня: менее всего ему хотелось отражать атаку, не набрав инерции движения. Он едва успел поднять щит, как сошелся с противником.

Копье соперника разбилось о щит. Абивардово же копье выдержало, но конник Смердиса отразил его удар щитом, так что никакого урона оно ему не нанесло.

Теперь они оказались совсем рядом. Быстрее, чем рассчитывал Абивард, противник обломком копья нанес ему удар сбоку по голове.

Шлем спас Абиварда от пролома черепа, но голова его почувствовала, каково быть железом между молотом и наковальней. Взгляд его затуманился; только бы удержаться на коне – на большее его теперь не хватало Он заметил, что при нем больше нет копья, но не мог понять, куда оно делось.

Следующее, что он увидел, был усталый, худой, обеспокоенный мужчина, держащий свечку в двух пальцах от его глаза. Потом тот поднес свечку ко второму глазу Абиварда и испустил долгий, хриплый вздох.

– Зрачки разного размера, – сказал он кому-то, Абивард повернул голову и увидел Шарбараза. – Его ударили по голове.

– Вот именно, – произнес Абивард и тут же почувствовал липкую и вязкую головную боль, будто от тысячелетнего похмелья. Это опечалило его: ведь он даже не имел удовольствия напиться. – Мы победили? После того как меня огрели, я ничего не помню. – Неожиданно для самого себя он зевнул.

– Величайший, ему необходим покой, – сказал усталый человек. Абивард понял, что это лекарь.

– Знаю. Мне доводилось видеть такие случаи, – ответил Царь Царей; Абиварду же сказал:

– Да, победили; мы все еще добиваем их. Я распоряжусь, чтобы Какия доставил тебя в фургон к жене и сестре. Никто не сможет лучше них ухаживать за тобой в следующие несколько дней.

– Дней? – Абивард попытался придать голосу гневное звучание. Но голос прозвучал слабым и больным – именно так, как Абивард себя чувствовал. Он сглотнул, стараясь удержать в себе то, что рвалось из желудка наружу. Земля под ним закачалась, словно превратившись в море.

Какия положил руку Абиварда себе на плечо:

– Повелитель, тебе нечего стыдиться. Хоть ты и НЕ истекаешь кровью, но ты ранен все равно что мечом. Мозги у тебя в голове перетряхнули, как чечевицу в Горшке, и тебе необходимо время, чтобы прийти в себя..

Абивард хотел возразить, но слабость и головокружение были слишком велики.

Он позволил лекарю довести себя до обоза. Служанка, сопровождающая Рошнани и Динак, испуганно вскрикнула, когда Какия подпел его к их фургону.

– Я здоров, – упорно твердил он, хотя каждый удар сердца отдавался в голове набатом, гудевшим: «Врешь!»

– Если будет на то воля Господа, что лично я нахожу в данном случае вполне вероятным, повелитель поправится за три-четыре дня, – сказал Какия, чем вызвал у женщин свежий приступ рыданий. Со странной отрешенностью, вызванной ударом по голове, Абивард подумал, как бы они повели себя, если бы лекарь сказал, что он не поправится. Пожалуй, расплакались бы еще громче. Но и так громче некуда.

Подъем по ступенькам фургона отнял у него последние силы. Квохча, как наседки, женщины занялись им и под руки довели до крошечного закутка, выделенного в распоряжение Рошнани.

Он вошел, точнее сказать, ввалился, и она улыбнулась было, но улыбка застыла у нее на лице, словно холодеющий воск, когда она увидела, в каком он состоянии.

– Что случилось? – прошептала она.

– По голове ударили, – сказал он, начиная уже уставать от объяснений. Я… вроде как в голове все перемешалось, и мне сказали, что надо полежать, пока не приду в себя. День-два, не больше. – Ему надо бы. сказать так Рошнани тогда и самому будет легче это поверить.

– Чем же ты занимался? – спросила Рошнани, когда он опустился на коврик, на котором сидела она.

Даже пребывая в сумеречном состоянии, он поразился глупости вопроса.

– Дрался.

Она продолжила, словно он ничего не говорил:

– Тебя могли убить. Ложись и успокойся, я тобой займусь. Вина хочешь?

Он хотел было покачать головой, но вовремя одумался и просто сказал:

– Нет. Меня тошнит. Если я сейчас чего-нибудь выпью, оно обратно полезет.

– «А если я сейчас пошевелюсь, у меня полголовы отвалится», – мысленно добавил он. Кстати, может быть, это было бы не так уж плохо.

– Сейчас. – Рошнани открыла шкафчик, достала небольшой флакон и вынула пробку. Тоном, не терпящим возражений, она сказала:

– Если не можешь вина, выпей это. Вряд ли оно из тебя полезет, а помочь поможет.

У Абиварда так кружилась голова, что он не стал спорить, а залпом выпил все, что было во флакончике, и только поморщился от сильного лекарственного вкуса;

Через некоторое время головная боль из нестерпимой сделалась вполне обыкновенной. Он зевнул: от этого зелья ему еще больше захотелось спать.

– А знаешь, помогло, – признался он. – Что это было?

– А не рассердишься? – спросила Рошнани.

– Нет, – озадаченно ответил он. – С какой стати? Даже в полумраке фургона, он увидел, что Рошнани покраснела.

– Потому что это снадобье женщины принимают при тяжелых месячных, ответила она. – В нем есть маковый сок, и я решила, что тебе полегчает. Но я слышала, что мужчин очень задевает, когда им предлагают что-нибудь сугубо женское.

– Это так. – Абивард нехотя поднял руку и уронил ее на подставленное предплечье Рошнани. – Вот. Если хочешь, можешь считать, что это я побил тебя за нахальство.

Она недоуменно посмотрела на него и зашлась от смеха. Хоть и одурманенный, Абивард понимал, что такого смеха его шутка не заслуживает. Он подумал, что она так смеется еще и от облегчения.

И в этот момент в закутке, наклонившись, чтобы войти в низкий проем, появилась Динак. Она перевела взгляд с Рошнани, на Абиварда и обратно.

– Ага! – сказала она. – Если я застаю такую сцену, все не так уж плохо.

– Могло бы быть и получше, – сказал Абивард.

– Тогда один из проклятых приспешников Смердиса не ударил бы в мою голову, как в колокол, чтобы убедиться, что ему нравится звук. Но если бы дела не стояли хуже, он бы разбил ее, как горшок, так что мне ли жаловаться? – Он вновь зевнул; бодрствовать удавалось лишь с огромным усилием.

– По словам служанок, лекарь, приведший его, сказал, что он поправится, сказала Рошнани Динак, как будто Абивард уже спал или попросту был предметом обстановки. – Но ему нужно несколько дней отдыха, – Здесь самое место, – сказала Динак с чуть заметной горчинкой. – Будто мы, покидая Век-Руд, привезли с собой женскую половину. Надо же, женская половина на колесах – кто бы мог подумать? Но здесь мы не в меньшей степени взаперти, чем были там.

– Я-то ничего другого и не ждала, – сказала Рошнани, которая была поспокойней своей порывистой невестки. – То, что нам вообще позволили выехать оттуда, – большая победа, а остальное приложится. Через несколько лет многие женщины будут пользоваться полной свободой передвижения, и никто не вспомнит, какие нам пришлось принять условия, чтобы сдвинуть лавину с места.

– Эта лавина прокатилась по мне, – сказал Абивард.

– Уже вторая дурацкая шутка за несколько минут. Похоже, тебе не окончательно вышибли мозги, – сказала Рошнани.

Поставленный на место, Абивард услышал, как Динак говорит:

– Ей-Богу, это несправедливо. Мы убежали с женской половины, значит, должны были убежать и от всех ее строгостей. Какой был смысл уезжать, если мы по прежнему можем высунуть голову из фургона только тогда, когда мужья вызывают нас в свои шатры?

Рошнани определенно что-то ответила, но Абивард ее ответа уже не слышал.

Удар по голове, дополненный маковым соком в лекарстве, которое она дала ему, погрузил его в сон. Когда он снова открыл глаза, в закутке было темно, мерцала только одна лампа. Ламповое масло пахло непонятно. Запах был ему знаком, но откуда – он не мог припомнить. Он заснул, так и не вспомнив.

Проснувшись на другое утро, он не сразу понял, где находится. Тряска фургона и его пульсирующая, тяжелая голова, словно сговорившись, внушили ему мысль, что он проснулся после затяжной попойки в самый разгар землетрясения.

Потом с соседней лавки поднялась Рошнани.

– Как больное место? – спросила она.

Память возвращалась. Он осторожно приложил палец к виску.

– Болит, – сообщил он.

Она кивнула:

– У тебя там здоровенный синяк, хотя большая часть его скрыта под волосами. Хорошо, что узурпаторский вояка не проломил тебе череп.

– Повезло. – Абивард вновь притронулся к виску и поморщился. – По-моему, он был от этого не так далек. – Рошнани задула лампу. На этот раз он узнал капах. – Это горит… это, как его?.. Минеральное масло, вот. Саперы Пероза пользовались им, поджигая мост, когда из Пардрайи возвратились немногие уцелевшие бойцы. Говорят, южане заливают его в лампы.

– Мне оно не нравится, пахнет отвратительно, – сказала Рошнани. – Но масло у нас кончалось, и служанка купила кувшин минерального. Горит-то оно неплохо, но не представляю себе, чтобы ему когда-нибудь нашлось и другое применение.

Служанки приготовили Абиварду особенный завтрак: говяжий язык, мозги и ножки, приправленные перцем. Голова еще болела, но аппетит вернулся. Теперь он не ощущал тошноты; пища определенно удержится в желудке. И все же Рошнани наотрез запретила ему вставать, кроме как на горшок.

В середине утра его зашел проведать Шарбараз.

– Дай тебе Господь доброго дня, величайший, – сказал Абивард. – Как видишь, я и так уже простерся перед тобой.

Царь Царей усмехнулся.

– Поправляешься, по-моему, – сказал он, невольно вторя Рошнани. – Я рад. Покончив с сантиментами, Шарбараз поспешил напомнить Абиварду, что он – сын Пероза, заявив:

– Теперь к делу. Армия узурпатора бежала окончательно. Вокруг нас увиваются несколько конников, но они не помешают нам наступать.

– Добрая весть, – сказал Абивард. – Теперь ничто не помешает нам обойти Дилбатские горы с юга и повернуть на северо-восток, на Машиз?

– На первый взгляд, нет, – сказал Шарбараз. – Но вчерашние события мне не нравятся, очень не нравятся. Да, мы победили, но не так, как я хотел. К нам не перебежал ни один человек, ни один отряд. Нам пришлось побить их, тогда они отступили; сдались лишь те, у кого не оставалось иного выхода. Никто из них не обратил оружия против сторонников Смердиса.

– Это тревожный знак. – Абивард чувствовал, что он сейчас глупее, чем следовало бы, и это его раздражало: Шарбаразу нужен был от него наилучший совет, какой он только мог дать. Подумав немного, он сказал:

– Мне кажется, что теперь остается только продолжать идти вперед, несмотря ни на что. Не можем же мы прекратить борьбу только потому, что она оказалась тяжелее, чем мы рассчитывали.

– Согласен, – сказал Шарбараз. – Если мы не перестанем побеждать, Смердис рано или поздно падет. – Он трижды стукнул себя кулаком по бедру. – Но я был так уверен, что узурпатор потерпит бесславное поражение, как только станет известно, что я жив и не отрекся добровольно.

– Помимо прочего, мой отец всегда говорил, что чем дольше живешь, тем сложнее кажется жизнь, – сказал Абивард. – Он говорил, что только мальчишки да святые отцы ни в чем не сомневаются; те же, кому приходится жить в миру, со временем понимают, что мир этот больше и сложнее, чем можно себе представить.

– По-моему, я говорил тебе, что мой отец хвалил твоего за здравый ум, сказал Шарбараз. – Чем больше я слушаю Годарса через твои уста, тем больше убеждаюсь, что отец знал, что говорил.

– Величайший милостив к памяти моего отца, – сказал Абивард, растроганный похвалой и жалея, что Годарс не может ее слышать. – Что ты намерен делать дальше? Продолжать лобовой марш на столицу?

– Да, а что же еще? – Законный Царь Царей нахмурился:

– Я знаю, что это не слишком тонко, но выбора у нас нет. Одну дружину Смердиса мы уничтожили, другую здорово побили. Он побоится рисковать третьей. Если повезет, мы достигнем Машиза прежде, чем он соберется снова ввязаться в бой. Остается выиграть битву на подступах к Машизу – и город наш. А если Смердис попытается бежать, допустим, в крепость Налгис-Краг, он узнает, что нам достанет терпения взять его измором. – Глаза его засияли в предвкушении.

За несколько минут Шарбараз перешел от мрачных размышлений о том, что сторонники Смердиса отказываются переходить на его сторону, к восторгу от перспективы склонить своего соперника к покорности голодом. Абивард пожалел, что не умеет так же быстро преодолевать свое дурное настроение. Но он, как и Годарс, вроде бы не отличался переменчивостью нрава.

Он сказал:

– Сначала главное, величайший. Вот завоюем Машиз – и если не захватим Смердиса там, то будем думать, как поймать его. А то получается, что мы сначала едем, а потом седлаем коня. – Он безрадостно усмехнулся:

– Должен признаться, я очень рад, что мы штурмуем столицу не завтра. Я был бы тебе плохой помощник, даже на оседланном коне.

– Ты давай поправляйся сначала, – сказал Шарбараз, словно выговаривая проштрафившемуся мальчишке. – Слава Господу, что нам не предстоит серьезных схваток, пока ты еще не готов занять достойное тебя место. Ты очень мудро вправил мне мозги, когда я позволил порыву увлечь меня, как ветер листок.

– Величайший очень добр. – Абивард был доволен Шарбаразом. До тех пор, пока законный Царь Царей способен понимать, когда он действует под влиянием мимолетного чувства, каким бы оно ни было, все будет хорошо. Но вопрос в том, долго ли это продлится после его победы в гражданской войне.

Шарбараз, протянув руку, тронул Абиварда за плечо – бережно, чтобы не потревожить его бедную побитую головушку.

– Мне надо идти взглянуть, как там войско. Думаю, сумею выбраться вечером навестить и тебя, и Динак. До той поры отдыхай.

– Величайший, а что мне еще остается? – сказал Абивард. – Даже если бы я захотел выйти и заняться делом, Рошнани меня по стенке размажет, если я вздумаю встать без ее разрешения. Обычно мужчины держат своих жен взаперти на женской половине, а вот у меня все получилось наоборот – она меня в капкан поймала.

На это Шарбараз ответил громким и продолжительным смехом, словно это была не правда, а шутка. Он, пригнувшись, вышел из закутка; Абивард слышал, как он садится на коня и отъезжает. Царь Царей уже выкрикивал приказания, словно начисто забыв о человеке, которого только что посетил. Разумом Абивард понимал, что это не так, но все равно почувствовал себя задетым.

Как и надлежит макуранской жене, Рошнани удалилась, пока ее мужа посещал другой мужчина. Но как только Шарбараз вышел, она возвратилась в закуток:

– Значит, говоришь, я тебя в капкан поймала?

– Подслушивала.

– А как я могла иначе – ведь одну половину фургона от другой отделяет только занавеска. – Напустив на себя одновременно невинный и озорной вид, она задернула занавеску над входом в закуток. – Значит, в капкан поймала? повторила она, опускаясь перед ним на колени. – Поймала и на лопатки уложила?

– Что ты делаешь? – простонал Абивард, когда она задрала его кафтан. Она ответила, но не словами; ее длинные черные волосы рассыпались по его животу и бедрам. Он постарался быть на высоте положения. Высота получилась что надо.