3

Около пяти часов вечера, закончив все дневные дела и освободив от бумаг рабочий стол, Кромер готовился к приходу Юфру. Валери Ятс была предупреждена, что после того как она проведет эфиопа в кабинет босса, может сразу уходить домой. Кромер решил избежать даже самой случайной возможности подслушивания, преднамеренного или случайного.

Для себя он запланировал роль, которую любил больше всего: великодушного, сдержанно-вежливого и умело решающего проблемы самого разного характера. Он не хотел выглядеть открыто агрессивным, старающимся таким образом загнать Юфру в угол. Если он правильно прочувствовал ситуацию, ему лишь потребуется некоторая деликатность и никаких значительных усилий, чтобы убедить Юфру в том, что для достижения успеха они оба должны быть искренними и тесно сотрудничать.

– Мистер Юфру, сэр Чарльз, – раздался голос Валери по внутренней связи.

– Очень хорошо, мисс Ятс, попросите его ко мне. Может быть, вы принесете нам чай, прежде чем уйти... А-а, мистер Юфру, входите, пожалуйста. Прошу прощения за то, что злоупотребляю вашим драгоценным временем. Что ж, присаживайтесь.

Кромер жестом руки показал на кресло.

– Нет-нет, сэр Чарльз. Скорее это я должен принести вам свои извинения. У меня не было никаких намерений втянуть вас в столь длительные интеллектуальные упражнения, – проговорил Юфру, уютно располагаясь в старинном кожаном кресле.

– Ваша идея, мистер Юфру, – начал Кромер, – настолько заинтересовала меня, что я не рассматриваю ее как чисто теоретическое упражнение для интеллекта, а скорее как самую настоящую практическую возможность.

Руки Юфру продолжали спокойно лежать на коленях и ни один мускул на лице не выдал ни малейшего признака озабоченности при этих словах Кромера.

Между тем сэр Чарльз продолжал монотонным голосом.

– По этой причине я почти уверен, что мой ответ будет конкретным и, соответственно, в максимальной степени полезным. Основанием для такой уверенности служит то, что я, как мне кажется, имею наконец реалистический ответ на ваш вопрос, который вы задали мне в прошлый раз. Об этом-то мне и хотелось поговорить.

Валери постучала в дверь и после некоторой паузы внесла поднос, на котором были две маленькие фарфоровые чашечки, чайник, сахарница, молочник и нарезанный ломтиками лимон. Юфру сидел совершенно неподвижно, лицо ничего не выражало, а взгляд был прикован к Кромеру.

В момент, когда Валери ставила поднос на стол, он мягким голосом произнес:

– Мне бы хотелось, сэр Чарльз, чтобы мы обсудили все возможные аспекты этого дела.

Кромер подождал, пока за Валери закроется дверь, и только тогда заговорил:

– В предыдущих беседах, мистер Юфру, мы говорили о том, что моему банку будут представлены документы, подписанные императором несколько месяцев тому назад. Тогда я заявил вам, что документы с просроченной подписью нами приниматься не будут. Должен, однако, заметить, что сама дата подписи не является единственной причиной нашего отказа, основанного на положениях инструкции. Речь идет о документах, которые могли быть подписаны императором уже после его отстранения от власти. Всем хорошо известно, что в последнее время он не был свободен в своих действиях. Конечно, у нас нет никаких оснований думать, что с ним плохо обращались. Но, как вы понимаете, мы, защищая права нашего клиента, в одинаковой мере вправе считать, что распоряжения, противоречащие его прямым интересам, могли появиться только в результате насилия. Иными словами, при тех обстоятельствах, которые вы, мистер Юфру, обрисовали, у нас могут быть оправданные опасения, что император был принужден поставить свою подпись под документами, которые составлены против его воли. По этой причине я боюсь, что мы не сможем рассматривать эти распоряжения в качестве достоверных и имеющих силу и, соответственно, принять их. Понимаете, дата сама по себе не имеет существенного значения, если в момент подписания император находился под арестом.

Юфру стал дышать несколько чаще – определенный признак внутреннего напряжения.

– Вы мне это серьезно говорите, сэр Чарльз? Ваш банк, имеющий самую высокую репутацию и широкие международные связи, откажется удовлетворить законные распоряжения одного из самых важных своих клиентов?

– Мистер Юфру, с точки зрения законодательства понятие слова «инструкции» в данных обстоятельствах становится в определенной степени двусмысленным и, я бы даже сказал, сомнительным. Мне сказали, что документ имел бы точно такой же статус, как и показания, полученные в результате пытки. Конечно, я не хочу проводить прямую аналогию, но уверяю вас, что одно подозрение на возможность подписания документа под угрозой сделает его недействительным.

– В английском законодательстве, возможно. Но задумывались ли вы над тем, что может сказать по этому поводу Международный суд в Гааге?

Кромер улыбнулся.

– Я хорошо знаю, мистер Юфру, что Международный суд касается споров между государствами или правительствами. Но он не имеет никакого отношения к конфликтам между отдельными лицами, компаниями или учреждениями. Эти вопросы рассматриваются на основе законодательства конкретной страны. В данном случае возможность подписания документа под угрозой или в результате насилия делает его недействительным в соответствии с английским, швейцарским и американским законодательствами.

Настроение Юфру резко изменилось, глаза широко раскрылись, и в них отражались одновременно недоверие и злость.

– Вы утверждаете, что богатство императора никогда, ни при каких обстоятельствах не может быть возвращено его законному владельцу. Я рассматриваю такую позицию как проявление самой настоящей безнравственности. Моим правительством это будет расценено как циничное нарушение равноправия со стороны империалистической державы в отношении третьего мира.

Кромер понял, что затронул самые тонкие струны души Юфру, чего он собственно и добивался. Гнев эфиопа был свидетельством того, что сделанные Кромером ранее предположения и догадки были правильными. Вместе с тем он заметил, что возмущение Юфру было каким-то напористым, самоуверенным. Оно не выявило ни боязни, ни удивления, которые он должен был сейчас испытывать. Или Юфру был превосходным дипломатом, или, как полагал Кромер, у него была еще одна карта, которую он мог разыграть.

Кромер почувствовал, что наступило время, когда необходимо предупредить нежелательное развитие разговора и вернуть Юфру в русло прежней доброжелательности.

– Возможно, я не совсем точно выразил свою позицию, мистер Юфру. Прошу извинить. Я не сказал, что «ни при каких обстоятельствах». Наоборот, я даже могу представить обстоятельства, при которых эта проблема может быть решена для нас обоих благоприятным образом. Может быть, нам следует приступить к их рассмотрению? Ах да, чай.

Чай был еще одним маленьким элементом в игре, которую вел Кромер. Ритуал гостеприимства должен был отвлечь от конфронтации, снять напряжение и расположить к большему взаимному доверию.

– Однако, – продолжал между тем Кромер, – хочу еще раз повторить, что плодотворное решение существующих в этом деле проблем требует полной искренности с обеих сторон.

Юфру молчал, медленными глотками пил чай. Чувствовалось, что его гнев и раздражение улетучились и он вновь увидел впереди перспективу, хотя упоминание Кромера об обоюдной честности немного обеспокоило его.

– Продолжайте, пожалуйста, сэр Чарльз, – сказал он миролюбиво.

– Очень хорошо. Я хочу предложить вам несколько иную гипотезу, мистер Юфру. За ней последуют конкретные действия, которые, как мне кажется, должны облегчить ваше положение. Я очень тщательно и долго все это обдумывал. Изложение займет совсем немного времени. Попросил бы вас не делать никаких замечаний до тех пор, пока я не закончу.

Кромер поднялся, вышел из-за стола и начал расхаживать по кабинету. По тактическим соображениям ему хотелось, чтобы его слова не были обращены непосредственно к Юфру, и вся речь воспринималась бы как простое размышление вслух. В силу своих способностей он, подобно профессору, читающему лекцию, педантично и логически последовательно принялся излагать свои соображения.

Если бы я предложил своему собеседнику, говорил он, представить себе, всего лишь для возможной последующей дискуссии, что бывший император Хайле Селассие еще жив и что его, Юфру, миссия состоит в том, чтобы выяснить условия, при соблюдении которых любой документ, подписанный в будущем императором, будет принят «Банком Кромера» и его филиалами как действительный, конечно, мистер Юфру в этом случае предпримет все меры для того, чтобы скрыть факт, что Селассие все еще жив. Его бы больше устроило, чтобы Кромер дал заверения в том, что документы, подписанные несколько месяцев назад, удовлетворят требованиям банков. Несомненно, Юфру не составит никакого труда представить такие бумаги. Аналогично, если бы Кромер потребовал документы с недавно поставленной подписью, ему бы были предложены и такие документы, хотя их правдоподобность должна быть подкреплена устными объяснениями – ведь император уже умер несколько месяцев назад.

– Какое странное предположение, – не выдержав, прервал Кромера Юфру.

– Согласен. Но моя обязанность учитывать и такую возможность, на случай, если Селассие действительно жив. Было бы непростительной ошибкой с моей стороны не предусмотреть путей, чтобы предупредить успех этой хитрости. Думаю, в той странной игре, которую мы ведем с вами, мистер Юфру, я до сих пор еще никогда не проигрывал. Скорее наоборот.

Юфру молчал, с безразличным видом ожидая дальнейших слов Кромера.

– Ну, и что теперь? – продолжал Кромер. – Может быть, мне объявить вам мат, сказать, что вы потерпели поражение? Полагаю, однако, это было бы недальновидным. Во-первых, мои предположения могли оказаться неверными. Возможно также, что у вас есть альтернативные варианты действий. Кроме того, такой шаг противоречил бы нашим собственным банковским традициям.

Давайте попробуем найти другой подход и спросим себя: при имеющихся обстоятельствах действительно ли необходимо практикуемое с вашей стороны двуличие? Думаю, что нет. Наши банки пользуются репутацией честных и благоразумных. Мы бы не хотели удерживать, вопреки законной справедливости, деньги, которые, я это допускаю в известной мере, принадлежат вам. Но в одинаковой степени мы бы не желали, чтобы наши коллеги-банкиры, не говоря уже о широкой публике, считали, что мы просто подарили вам крупную сумму. И еще. Я считаю, что сохранение в секрете факта, что император жив, если, конечно, такое предположение правильно, служит в равной степени вашим и нашим интересам.

Теперь позвольте мне сформулировать заключение. Как вы, должно быть, уже догадались, я больше не думаю, что наши разговоры носят беспредметный, академический характер. Я полагаю, что император Селассие жив. И я уверен, что вы предприняли попытку обмануть нас, но просчитались. Однако я верю, что мы сможем найти компромисс. Мое предложение состоит в следующем: мы договариваемся о совместной подготовке необходимых документов – раз; должным образом назначенные представители наших банков тайно встречаются с императором в условиях, которые позволят нам убедиться, что на него не оказывается никакого давления – два; и, наконец, после этого все стороны свободно подписывают документы, переводящие состояние императора или большую его часть в распоряжение вашего правительства. Теперь я готов выслушать ваши замечания.

Банкир снова сел в кресло и уставился пытливым взглядом на Юфру, который продолжал молчать, не поднимая глаз. Затем эфиоп налил себе еще чая, без сахара и без молока, поднялся и с чашкой в руках подошел к окну. Там, внизу, в наступивших уже сумерках он увидел неясные очертания домов и поток из движущихся автомобильных огней.

– Если позволите, сэр Чарльз, один вопрос? – произнес он наконец, продолжая вглядываться в широкое окно. – Как говорят американцы, что вы сами собираетесь извлечь из этой сделки?

– Во-первых, мы подтвердим нашу добрую репутацию. Нам не нравится шумная известность. Вы хорошо себе представляете, что любой скандал может нанести нам ущерб. А я уверен, что до тех пор, пока мы не придем к какому-то согласию, вы всегда сможете публично обвинить нас в двуличии. С другой стороны, как только деньги будут переведены вам, вашему правительству нужно найти место, где их держать. Принимая во внимание прошлый опыт, я убежден, вы согласны с тем, что «Банк Кромера» самым лучшим образом может об этом позаботиться. В этом случае мы как банк ничего бы не потеряли на переводе денег.

– Да, я понимаю.

Затем, как бы внезапно приняв решение, Юфру повернулся и отошел от окна. Кромер сидел, откинувшись на спинку кресла и стараясь расслабиться, – его монолог потребовал определенных усилий.

– Сэр Чарльз, – произнес Юфру, – пришло время действительно поговорить откровенно. Как вы вероятно знаете, я являюсь неофициальным представителем моего правительства. Наш посол в Великобритании информирован о намерении вернуть богатства императора, но не посвящен в детали и совершенно не имеет представления о моей роли в этом деле. Официально я нахожусь здесь, чтобы решить некоторые визовые вопросы. Фактически я непосредственно подчинен первому вице-президенту подполковнику Менгисту Хайле Мариаму, который уполномочил меня вернуть золотые и денежные вклады императора любым доступным мне способом. Вы говорите, что вы сами или ваши представители должны присутствовать в момент подписания императором финансовых распоряжений, и только при этом условии документы могут быть приняты вами к исполнению. Очень хорошо.

Должен заметить, что ваша догадка в отношении судьбы императора правильна, я подтверждаю, что Селассие жив. Конечно, он находится под домашним арестом и, вполне естественно, не в Аддис-Абебе. Если бы он оставался в столице, слухи о нем очень быстро просочились бы в прессу и стали известны всему миру. Нет, в настоящее время он вместе с несколькими членами семьи живет в своем родном городе Хараре, это в горной местности, примерно в 200 милях на восток от Аддис-Абебы. Кстати, находится он в своем старом дворце, который сейчас больше напоминает тюрьму, чем обычный дом. Никаких контактов между охраной и императорской семьей, полная изоляция. Пища, вода, белье – все это оставляется у входа во дворец.

Единственный, кто посещает императора из внешнего мира – его доктор. Между прочим, он подтверждает, что у императора очень хорошее для его возраста здоровье и он прекрасно перенес как саму операцию, так и реабилитационный период. Как долго он может оставаться бодрым? Этого никто не знает. Ведь у него сейчас нет никаких стимулов к жизни. Как вы можете себе представить, это важно для нас. У нас есть серьезная причина, ради которой мы сделаем все необходимое, чтобы он еще какое-то время был жив. Но мы должны поторапливаться, хотя до сих пор император отказывался обсуждать вопрос о возвращении в страну его зарубежных вкладов.

Вы говорили, что в ваших интересах найти благоразумное решение проблемы о вкладах. Теперь я должен со всей определенностью заявить, что это полностью совпадает и с нашими интересами. Сэр Чарльз, ваше предложение... как бы лучше сказать... ваше предложение, на мой взгляд, очень полезное и плодотворное. Но я должен получить новые инструкции. Может быть, мы встретимся снова, скажем, завтра утром?

* * *

В голове Рорка уже созрел маленький прелестный сценарий. Еще неизвестно, когда может потребоваться его участие в этом деле вместе с Коллинзом. А если уже на этой неделе? Конечно же, на какое-то время он все равно устроит себе отдых, чтобы расслабиться и как следует развлечься. Но этот сценарий не даст ему ничего в смысле гонорара, скорее наоборот, придется потратиться. Поэтому что бы ни предложил ему Коллинз, он наверняка примет это. Он, как и обещал, обязательно позвонит ему и скажет, что пойдет в любое место, куда ему будет указано. Что ж? В таком случае у него остается всего лишь одна ночь, которую он может провести с Люси. Он планировал позвонить ей из дома родителей, уже после того как вернется в русло цивилизованной жизни, то есть примет ванну, побреется и вдоволь насладится домашней пищей, от которой он за последние полгода почти отвык. Но теперь обстоятельства резко изменились, и на встречу с Люси могло не остаться времени. Надо спешить.

– Люс?

Как хорошо, что она сама взяла трубку. Она не любила, когда он звонил ей прямо в аптеку, потому что это вызывало раздражение со стороны Пателса, хозяина этого заведения.

– Майкл Рорк, негодный малый? Где ты находишься?

– В аэропорту. Ты свободна вечером?

– Что ты имеешь в виду? Думаешь, что я берегу свой свободный вечер именно для этого случая? Нет, я занята.

Майкл почувствовал иронические нотки в ее словах.

– Послушай, Люс, мне крайне необходимо тебя увидеть. Думаю, что завтра утром меня уже здесь не будет. Я прошел такой долгий путь только ради того, чтобы повидаться с тобой.

– Неужели? Не очень верится, парень. Я сейчас не могу с тобой разговаривать, здесь люди.

– Хорошо, в какое время?

– Я же говорю тебе, что не могу.

О черт, выругался про себя Рорк. Похоже, она и впрямь говорит серьезно.

– Почему?

– Послушай, Майкл. Я заканчиваю в шесть. Тогда и встретимся. Я все объясню. А сейчас мне нужно идти.

– Уже почти шесть часов! Я никогда... Люс.

А, черт!

Она повесила трубку. Встретиться, где? В аптеке, у нее дома, где?

Он автобусом добрался до города, затем проехал несколько остановок на метро и пешком зашагал по улице. Прошел мимо прачечной, игрового павильона и очутился прямо перед ее аптекой.

Аптека была закрыта. Он постучал, без особой надежды на успех, в дверь, но никто не ответил. С досады швырнул на землю свой вещевой мешок. Проклятье. Наконец шторы за армированным железной проволокой стеклом немного раздвинулись, и он на мгновение увидел Люси. Рорк не смог уловить выражение ее лица, он видел только копну черных завитушек и пару блестящих черных глаз.

Что тебя привело сюда? – раздался из-за двери ее хрипловатый голос.

– Я...

– Ладно, не утруждай себя объяснениями, – сказала Люси, появившись на ступеньках и захлопнув за собой дверь. Она была сердита.

– Что случилось, Люс? – спросил Рорк.

– Ты думаешь, парень, что в любое время можешь нагло заявляться сюда? Неизвестно откуда? Считаешь, достаточно дыхнуть мне в ухо и я пойду за тобой куда угодно?

– Я писал, – соврал Рорк. – Прекрати этот дурацкий разговор, Люс, пожалуйста. Пойдем и я угощу тебя дринком.

– Послушай, парень, я должна тебе кое-что объяснить.

Он уставился на нее удивленными глазами. Разговор, кажется, не предвещал ничего хорошего.

Люси оглянулась вокруг.

– Нет, не здесь.

– Думаю, мы могли бы пойти в гостиницу.

– Майкл, ты действительно негодяй, – сказала она почти равнодушно. – Ты знаешь это?

– Виновата во всем ты.

Она печально улыбнулась и произнесла с некоторой иронией:

– Как мило, что ты говоришь мне об этом.

– Но я на самом деле так считаю, – пытался уговорить ее Майкл. – Ведь ты сама хорошо знаешь, что действуешь на меня так, что я безумно хочу тебя.

– Я хорошо знаю, что ты имеешь в виду. Тебе вовсе не надо ничего объяснять. Ладно, иди в гостиницу, я найду тебя там.

– Что ты собираешься делать?

– Тебе не обязательно это знать.

– О'кей. Не задерживайся. Я прихвачу что-нибудь на ужин.

Люси прошла мимо него вдоль травяного газона, повернула на улицу и, не оглядываясь, быстро стала удаляться.

Рорк поднял на плечо свой мешок и направился в противоположную сторону. До гостиницы «Флорал корт»,[11] где у них с Люси произошла первая любовь перед его поездкой в Родезию, было не более мили. В этой восточной части Лондона имелось всего несколько аналогичных заведений, так как клиентов, желающих останавливаться здесь, было не очень-то много.

Главным источником доходов «Флорал корт» был бар – неуютная большая комната с голыми, покрытыми деревянными панелями стенами и несколькими старомодными зеркалами. Бар скрашивал скучную жизнь проживавших поблизости пьянчужек и фанатов бильярда. Несколько жилых номеров приносили доход, достаточный лишь для того, чтобы оплатить дом, который Пэт Сарджент унаследовала от отца.

Она никогда не была замужем и теперь, когда ей было пятьдесят с небольшим, представляла собой одно из редких созданий – женщину с независимым характером.

Пэт была невысокого роста, крепко сбитая и исключительно трудолюбивая. Эти качества заставляли людей, хорошо и долго ее знавших, почему-то улыбаться при виде, как она суетится, старается все быстро и хорошо сделать.

Причина, которая помогала ей усердно трудиться, одновременно держать себя в форме, а самое главное, к тому же быть еще счастливой среди этого табачного дыма, хлама и вонючих клиентов, заключалась в свободе, в том, что в любой момент, когда ей этого хотелось, она могла скрыться в небольшом коттедже недалеко от Мэйдстоуна, где она еще с детского возраста привыкла собирать хмель. Некоторые уик-энды и пару недель среди лета, заперев свой дом, она исчезала на ферме. А осенью украшала бар побегами хмеля, что напоминало ей о деревне и о собственном детстве.

Когда вошел Рорк, Пэт сидела за прилавком бара: она только что подала стакан виски одному из полудюжины клиентов, находившихся в баре, и теперь раскладывала в кассе полученные деньги. Пэт подняла глаза, скрывавшиеся за огромными очками, приветливо улыбнулась, но затем сразу же нахмурилась, очевидно, пытаясь что-то вспомнить. Рорк стоял неподвижно у двери и ждал, пока она сама не подошла к нему. Пэт уставилась на Майкла лукавым взглядом и молчала.

– Нет, – произнесла она наконец. – Память стареет. Это тот случай, когда постепенно начинаешь забывать о каких-то вещах. Не узнаю. Помогите мне выпутаться из этого глупого положения.

– Рорк.

– Ах да. Майкл. Я вспомнила тебя. Ты уезжал куда-то в Австралию.

– В Африку.

– Что ж, это почти одно и то же. И с тобой была прелестная девушка.

– Да, Люси.

– Точно, она. Черные волосы, аппетитные бедра. Она все еще с тобой?

– Пэт, мне опять нужна комната. Есть свободная?

– Вполне возможно. Это зависит от обстоятельств.

– Каких?

– От того, собираешься ли ты ее использовать по прямому назначению.

– В чем оно состоит? – спросил он, улыбаясь.

– Ты сам должен мне это сказать. Ответишь правильно, комната твоя.

– Ну перестань. Люси будет здесь через минуту. Я должен успеть принять душ.

– Ах вот как. Теперь мне все ясно, парень. – Она пригрозила ему пальцем и нахмурилась. – Я всех вас знаю. Ты хочешь осквернить мою чистую комнату своим непристойным поведением, удовлетворить плотскую прихоть и устроить настоящую оргию.

– Конечно, а что же еще?

– С Люси?

Рорк кивнул головой.

Пэт изобразила подобие улыбки и слегка ударила по стакану, заставив его зазвенеть.

– Динь! Вот это правильный ответ. Двадцать пять за ночь, и вы сами готовите себе кофе. Поднимайся наверх. Помнишь еще дорогу?

Комната была самой обычной. Одна из тех с двумя высокими старомодными кроватями с металлическими решетчатыми спинками, прикроватными тумбочками, покрытыми узорчатыми салфетками, два старинных кресла, круглый стол, комод и принадлежности для умывания и туалета. Особенность ее состояла в том, что она была той самой, где он и Люси останавливались примерно пять месяцев назад. Казалось, что здесь с тех пор так никто и не был.

Майкл швырнул в комод вещевой мешок, вытащил из него свежую рубашку с коротким рукавом, принял душ, побрился, приготовил кофе и лег на кровать. Закрыв глаза, он стал вспоминать сегодняшнюю его встречу с Люси. Да, она сильно изменилась. Конечно, она и раньше была резкой, но не такой, как сейчас: злая, скрытная и определенно чем-то расстроенная. Он догадывался о возможных причинах, но не хотел принимать ни одну из них всерьез. Он хотел только ее, и ничто другое не могло этому помешать. И нет никакого смысла затевать с Люси ссору.

Затем в голову стали закрадываться сомнения: действительно ли она придет сюда? Может быть, она направила его в гостиницу только для того, чтобы избавиться от него. Что в таком случае ему делать? Идти к ней домой? Неизвестно, живет ли она в том же месте. Неожиданно для самого себя он услышал звук шагов на лестнице.

Люси вошла в комнату, остановилась и с безразличным видом наблюдала за тем, как он поднялся с кровати и подошел к ней. Она сменила рабочие джинсы на короткую, обтягивающую бедра юбку, свитер на ней был тот же.

Майкл взял ее за руки.

– Люс. Что с тобой происходит, красавица?

– Не называй меня так. Ты не можешь...

Она внезапно замолчала, и он почувствовал, что ей трудно говорить. Затем она справилась со своим волнением и произнесла мягким, почти извиняющимся тоном.

– Послушай, Майкл. Я не могу.

Он тупо уставился на нее.

– Что?

Люси снова ожесточилась, по мере того как она говорила, в голосе ее все больше чувствовалась внутренняя злоба.

– Ты слишком долго отсутствовал. Я не знала, где ты был, когда вернешься. Ты негодяй, Майкл, самый настоящий негодяй.

Она резко ударила его в грудь. Когда она попыталась сделать это вторично, он поймал ее руку.

– Эй, – произнес Майкл нежно. – Пожалуйста, перестань.

Непонятно, упала ли она сама ему на грудь или он притянул ее к себе, никто из них не мог этого сказать. Так или иначе его лицо коснулось ее шеи. Она вдруг заплакала, плечи ее вздрагивали.

– Ну-ну, хватит, – сказал он и поцеловал ее шею и ухо.

Затем стал целовать волосы, щеки, влажные от скатывающихся по ним слез, и в конце концов губы. Они целовались точно так же, как и в ту последнюю ночь перед его отъездом, пять месяцев назад – жадно и продолжительно. Его рука оказалась под ее свитером и медленно заскользила по талии вверх по голой спине. Как и раньше, на ней не было лифчика. Добравшись почти до затылка, он крепко прижал ее голову к своей груди.

– О, Майкл, – говорила она трепетным голосом, – о, Майкл.

Это многократное повторение имени и резкая смена в ее настроении – сначала полное отвержение и злоба, затем внутреннее напряжение и, наконец, желание – сказали все, что ему нужно было знать.

– У тебя другой парень? – произнес Майкл, продолжая прижимать к себе Люси.

– Да.

Он знал ее достаточно хорошо, чтобы сразу же все понять. Она наверняка не любила этого типа; если бы это было не так, она ни за что не согласилась бы встретиться с ним. Но отношения с парнем, очевидно, зашли настолько далеко, что она опасалась, как бы ее не увидели вместе с Рорком. Майкл вернулся всего на пару дней и может опять исчезнуть надолго, а ей оставаться жить здесь, и что она будет делать, если станет известно о их встрече в гостинице. Ничего этого ей не надо было объяснять – Майку все ясно. Но самым главным для него было то, что она по-прежнему хотела его. Видимо, потому, что он сам страстно желал ее и немедленно, прямо сейчас. Она почувствовала это настолько сильно, что всякие опасения, само существование этого парня просто должны исчезнуть, испариться. Парень, может быть, и значил для нее что-то, но это в прошлом, как, возможно, и в будущем. Но сегодня, сегодня они существуют только вдвоем, и никого другого.

И все же она попыталась отпрянуть от него.

– Майкл, я действительно не могу оставаться здесь, – сказала она.

– Люси, не говори этого, не причиняй мне боль. Я люблю тебя.

– Ты говорил это и раньше. Потом ты исчез, и я знаю, что ты снова исчезнешь, а я должна остаться здесь ухаживать за больной матерью и работать, и...

– Помолчи и раздевайся.

– Нет, Майкл. Я сказала дома, что вышла ненадолго пройтись. Ненадолго, – повторила она с горечью. – Я никогда не выхожу на прогулку вечером.

Ей не хотелось говорить ему ни имени парня, ни чем он занимается, ни почему она боялась его. Она была уверена, что ему этого вовсе не надо знать. Майкл снова притянул ее к себе. Он чувствовал, как стало податливо ее тело, чувствовал ее упругую грудь, живот и бедра. Его рука снова скользнула по ее спине. Люси вздрагивала каждый раз, когда губы Майка касались ее тела.

Майкл поднял ее на руки и понес к кровати. Она предприняла одну, последнюю, попытку предотвратить то, что неминуемо должно было произойти между ними, л постаралась помешать ему повалить себя на постель. Она села на край кровати и уперлась в пол широко расставленными ногами. Но Майкл не собирался отступать. Он встал на колени, и лицо его оказалось как раз напротив заветного холмика, о котором он так грезил в далекой Родезии.

Они оба теперь хорошо представляли, что должно было случиться, хотя Люси все еще старалась оттянуть время.

– Майкл, мне нужно быть очень осторожной.

– Да, согласен с тобой, дорогая.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я здесь.

– Никто и не узнает.

Негодяй, лгун. Все его мысли были сосредоточены только на том, чтобы заставить ее лечь в постель. Ради этого он мог сказать все что хочешь. Но ей хотелось ему верить. Когда его рука под юбкой наткнулась на резинку ее шелковых, отделанных кружевом трусиков, она приподнялась, чтобы он смог снять их.

У них была своя, ими двумя установленная традиция возбуждать себя перед тем, как начать заниматься любовью, – они хорошо знали, что должно за чем последовать. А в какой позе – это не имело значения.

На этот раз, продолжая оставаться на коленях, он начал целовать ее лобок, и она уже не сопротивлялась, откинувшись назад, она вся отдалась во власть его губ и языка. Он ласкал ее до тех пор, пока не почувствовал, как она пришла в экстаз. Напряжение спало, Люси расслабилась.

Майкл встал на ноги, приподнял обмякшее тело Люси и уложил ее на кровать. Затем стащил с нее свитер и разделся сам.

Люси с трепетом ожидала продолжения и была полностью к этому готова, а он, вызывая еще большее ее возбуждение, нарочно медлил. Сейчас время ничего не значило, потому что оба понимали: что бы она ни говорила раньше, она останется на всю ночь, и у них будет еще не одна возможность удовлетворить свое желание.

В какой-то момент, отдыхая после очередного этапа любовной игры, он задремал.

– Эй, парень, – сказала она, ткнув кулачком ему под ребро. – Ты говорил, что угостишь меня ужином.

– Я совсем забыл, – открыв глаза, произнес Майкл.

– Негодник, – с притворным гневом вскрикнула Люси. – Я голодна.

– Что же, ешь.

Ее губы растянулись в широкой улыбке.

– О'кей, я начинаю.

И он почувствовал, как ее губы, скользнув по его груди, начали медленно опускаться вниз, покрывая поцелуями его плоский живот.

Загрузка...