Поиск смысла жизни. Изменение сознания на пути к внутреннему миру

КРАТКОЕ ЗАМЕЧАНИЕ

Религиозные Священные Писания созданы для всех людей, независимо от того, на какой ступени познания они находятся. Люди могут толковать их совершенно по-разному. Далее речь пойдет прежде всего об эзотерическом толковании. Многие цитаты взяты из Евангелия от Марка в изложении Е. Древермана, Ольтен, 1979.

«Я БУДУ СВОЕ СОБСТВЕННОЕ ИМЯ ПИСАТЬ НА НЕМ»

«Побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Откр. 2, 17).

«Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего… и имя Мое новое» (Откр. 3, 12).

Имя означает индивидуальность. Мы — единственное в своем роде воплощение Божественного. Мы — проявление самого Бога в этой абсолютно индивидуальной форме — и задуманы Богом именно такими, какие мы есть. Нас нужно воспринимать такими, какие мы есть.

«И имя Мое новое напишу на нем» (Откр. 3, 12). Мы должны выполнить в этом мире совершенно индивидуальную задачу. Никто не может решить ее за нас. Мы — «новое имя» нашего Бога. Он живет в нас.

Мы должны иметь мужество осуществить это и не желать себе другого места под солнцем, лучшего положения, более благоприятных жизненных условий и т. п.

Наше пребывание здесь, на земле, является лишь одним действием нашей жизни. В чем заключается его особое значение, мы не можем полностью постичь в этом состоянии нашего сознания. Объяснение этому не найти в области «Я». Нам следует стремиться к нашей истинной сущности, туда, где можно познать единение с Богом. Там и только там наша жизнь приобретает смысл.

МОИСЕЙ И ВЕЛИЧИЕ ГОСПОДА (ИСХ. 33, 18)

«Моисей сказал: покажи мне славу Твою. И сказал Господь: Я проведу пред тобою всю славу Мою, и провозглашу имя Иеговы пред тобою… Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. Вот место у Меня: стань на этой скале; когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду. И когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лицо Мое не будет видимо» (Исх. 33, 18–23).

Бог хотел показать Моисею свою славу и величие. Но чтобы их увидеть, Моисей должен был укрыться в расселине скалы, а Бог к тому же возложил на него свою руку и как бы вжал его туда. Мы не можем постичь близость Бога сознанием и рассудком. Только когда безмолвствует воображение Бог может проявиться таким, какой Он есть.

Там, где Моисей ощутил мрак, тесноту, подавленность, пустоту, там Бог ближе всего. Лишь когда Бог прошел мимо и Моисей вышел из расселины, он осознал, что Бог был ему ближе всего тогда, когда все казалось мрачным и безысходным.

Так же происходит и в нашей жизни. Божественное всегда ближе всего к нам тогда, когда мы чувствуем себя потерянными и всеми покинутыми. Кажется, что процесс трансформации имеет свою собственную закономерность, а то, что мы называем депрессией, является на самом деле присутствием Бога.

Процесс трансформации — мучительный процесс. Понять его и перенести можно только в том случае, если воспринимать его не как болезнь и страдание, а как процесс преобразования. Не зря страдание в эзотерике оценивается очень высоко. Это лекарство, которое преобразует человека и ведет его к совершенству. Всех благ тому, кто воспринимает низшую точку своего кризиса с этих позиций.

Всех благ тому, кто может принять свою смерть как последнее прикосновение Бога, позволяющее нам увидеть Его величие, когда Он проходит мимо. Мы страшимся могилы, из которой нет никакого выхода и освободиться из которой можно только покинув тело. А иначе, как мы можем восстать из могилы?

ПРИЗВАНИЕ (МК. 1, 14)

Существуют цели и устремления, ради которых стоит всё бросить и всё забыть. С одной стороны, наша жизнь — это призвание и положение в обществе, а с другой стороны, ради чего на самом деле можно жить?

Как мне найти смысл своей жизни? Как я найду свое собственное предназначение?

Как правило, человек слишком труслив для того, чтобы последовать своему внутреннему призванию. Он постоянно находит отговорки. И другие советуют лучше оставаться там, где ты есть. Независимых людей намного меньше, чем мы думаем. Жить в стаде намного удобней.

Мы не можем достаточно четко представить себе призвание апостолов. При той общественной ситуации нельзя было анонимно раствориться в большом городе, когда хочешь начать все сначала.

От Иисуса должно было исходить невероятное обаяние. Но оно бы не действовало, если бы не находило сильного резонанса в учениках, который выражался в виде «отказа» (выхода). Призвание зачастую связано с выходом.

Призвание также может повлечь выход из семьи. «И они оставили отца своего Зеведея в лодке со всеми работниками» (Мк. 1, 20). Когда сегодня так поступает молодой человек, ему говорят, что это безответственно. Признание необходимости ухода от родителей для многих еще труднее, чем отказ от внешней уверенности в призвании.

Сегодня играет важную роль и внутренний выход из семьи, когда кто-то из супругов встает на эзотерический путь, а другой не хочет предоставить свободного пространства для этого пути. Отчуждение возникает не только в мирской области.

Освободиться от установок, заложенных в детстве, еще сложнее. Вспомним о традициях, правилах и нормах, пренебрегать которыми было не только опасно, но и безответственно.

Кто хочет вступить в Царство Божье, говорит Иисус, должен отказаться от этих норм, должен покинуть отца и мать. Мы, христиане, должны еще долго этому учиться, поскольку мы всегда испытываем чувство вины, когда оставляем этот «священный порядок», даже если он становится враждебным жизни.

Мы, как христиане, призваны к свободе, и сегодняшнее Евангелие должно придать нам мужество, когда настанет время «отказаться» и последовать совершенно новому призванию.

Я думаю о женщинах, чьи дети покинули родной дом и которые после 45 лет задают себе вопрос: что теперь? Я думаю о мужчинах, которые в возрасте от 50 до 60 лет могут уйти на пенсию, чтобы наконец делать то, к чему имеют призвание и за что чувствуют ответственность. Я думаю о молодых людях, которые после получения первого профессионального образования понимают, что не имеют к этому призвания и вынуждены еще раз начать сначала. Я думаю обо всех, кто встал на духовный путь, несмотря на то, что окружающие люди осуждающе качали головами. «И они оставили все и последовали за Ним».

КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ (МК. 12, 10)

«Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла». Глубины религии проявляются в мифе, в символе и в параболе. Эти образы по своей сути связаны с тем, что мы называем архетипом. Камень, скала — это мощный архетип. Он означает устойчивость перед жизненными бурями. В Писании много примеров, указывающих на это.

Я хотел бы одухотворить образ. Камень — это символ Христа, символ Божественной сущности в каждом из нас. Он — единственный камень, на котором мы можем воздвигать. Все остальное тает.

Если мы эту Божественную жизнь не считаем нашей серединой, мы препятствуем нашему человеческому процессу созревания. Бог не тот, кто карает. Мы получаем шанс воздвигнуть наше человеческое здание. Тот, кто не строит на этом краеугольном камне «Божественной жизни», тот строит на песке. Его жизненный фундамент не выстоит. Бог с ним ничего не делает, Бог его не карает. Скорее всего, человек просто что-то упускает. Он выбрал плохое место для своего жизненного здания.

Нам нужны такие символы и архетипы. Кэмпбелл, известный исследователь мифов, спросил однажды своего младшего сына: «Почему ты 12 раз ходил на фильм «Звездные войны?». Тот ответил: «По той же причине, по которой ты постоянно читаешь Ветхий Завет»».

Зачастую глубокие познания являются соединением распавшихся частей нашего сознания. Это не умаляет подобного познания, а показывает нам, что Божественное не удаляется от нас, а проявляется в образах и значениях, которые заложены глубоко в нас.

Таким образом, картины и познания, которые внезапно у нас возникают, могут являться сильной мотивацией для нашей жизни. Но мы не должны за них держаться. Мы должны пройти сквозь них, не жалея об их отсутствии.

У нас могут также внезапно возникать образы из других религий. Этого не следует пугаться. Однажды в образе танцующей Кали я пережил гибель и возникновение космоса, то есть я пережил конечную действительность Бога как возникновение и исчезновение.

Бог не камень и не скала, не пастух и не король, не Отец и не Сын. Если мы остаемся в зависимости от образов, мы впадаем в архаичную форму религиозности. Бог — это то, что стоит за этими образами. Бог — это действительность, которая наглядно представляется в этих образах сознанию нашего «Я». Мне во время моего созерцательного пути многие подобные образы являлись с невероятной силой. Они изменили мою жизнь. Но я всегда знал: это образы; сущность находится за этими образами, и именно это они хотят мне передать.

НЕПОРОЧНОСТЬ

Сегодня, в праздник непорочного зачатия Марии, мы прославляем таинство вечного женского начала — самоотречение. Мне кажется, что человеку полагается молиться только самоотречению на конечную действительность Бога. Этим праздником мы прославляем основное положение Бога. Мы чествуем человека в его создании.

В нас есть место, куда не проникает грех, в котором живет только Бог. Там нет греха, там мы все делаем правильно. Там «неоскверненный лик человека», как говорит Гертруда фон Лефорт. Там «лик нашего рождения», говорит дзэн. Туда не проникает ни мировое зло, ни чувство собственной вины.

Достичь этого места можно только через наше согласие, допущение, принятие и восприятие.

В дзэне и созерцательности мы называем это «освобождением». Мы ищем наши женские способности и возможности. Богу же мы ничего не должны отдавать, кроме безусловного самоотречения и готовности к восприятию. Это, собственно, и есть элементы женского начала в нас. И только через них, не важно, кто мы, мужчина или женщина, можно познать Божественное.

То, что мы прославляем в образе женщины, а в нашем сознании — образе Марии, — это космическая сила самоотречения. Само создание женского рода. Оно существует только благодаря Божественной силе. Люди не существуют по-другому. Наша сущность — это самоотречение, независимо от пола.

Мы должны быть молодой девой, которая может родить, то есть должны быть способны к деторождению, только тогда мы можем родить и Бога. Не имеет значения, была ли Мария девой с биологической точки зрения. Миф о непорочности несет духовную истину. Мария пожертвовала свое «Я» в «согласии». Она отказалась от всякого деяния со своей стороны. «Со мной произойдет все по слову Твоему». На своем пути мы должны стараться освободиться от нашего «Я». Мария представляется нам как чистое восприятие. Она может принять и родить Бога. В ней может осуществиться «зарождение Бога». В этом суть ее и нашего освобождения, и не в мужском деянии, а в зачатии и рождении, в рождении Божественного создания, как говорит Экхарт.

Этот праздник провозглашает оптимистический образ человека. Это светлый праздник по сравнению с предсказаниями всяческих бед, о которых мы узнаем из литературы и новостей. Божественная жизнь сильнее, чем все разрушительные силы человека. И она осуществится, если только мы научимся быть открытыми и восприимчивыми.

В заключение еще несколько высказываний Гертруды фон Лефорт. «Мужчина стоит на переднем плане космической силы, женщина располагается в глубине. Там, где женщина угнеталась, это никогда не происходило от ее слабости. Просто она была сильнее и опаснее. И действительно: ибо в тот момент, когда более сильный пол перестанет отдавать, а захочет самовластия, произойдет настоящая катастрофа. В мрачных сообщениях о борьбе за поверженный матриархат все еще вибрирует страх перед властью женщины».[238]

Мы склонны подавлять в нас женское начало. Оно кажется темным, не совсем понятным. Мы не знаем, что мы тогда вынашиваем. Выдержать эту неопределенность, ждать, пока созревший плод сам себя родит, для нас очень трудно. Всем великим является не то, что мы делаем, а то, что созревает в нас.

РОЖДЕСТВО (1) (ИН. 1, 1)

Действительность имеет два аспекта: Божественная сущность и создание. Бог проявляется в создании. Мы есть не что иное, как это, сказанное Богом, Слово. Это то, о чем нам хочет поведать рождественское Евангелие. Мы — отблеск Его величия и отражение Его сущности, говорится в Послании к евреям (1, 1).

Все произошло от Слова. Иисус Христос назван Словом, в котором все произошло. Без Него не было бы ничего, что есть. Мы называем этого Христа Космическим Христом. Здесь нет ничего, что не имело бы Его образа. Мы все — образ Бога. В Нем все было сотворено. И мы — Его форма. Мы есть сын, мы есть дочь.

Сын — это видимый образ Отца. И мы — видимые образы Бога. Отец и Сын взаимосвязаны. Нельзя говорить об Отце, не упоминая Сына. Нельзя говорить о Сыне, не упоминая Отца (Евр. 1, 6). Нельзя говорить о человеке, не говоря о Боге. Где человек, там Бог. Нельзя говорить о нас, не думая о Боге.

Также и к нам относится то, что говорится об Иисусе Христе: «Мой Сын, моя Дочь это ты, сегодня Я тебя создал», и дальше: «Я стану для Него Отцом, а Он будет для Меня сыном и дочерью».

Это праздник нашего детства. В Божественных формах этого хлеба мы узнавали наши собственные Божественные формы.

Это рождественское послание. В нем речь о нашем рождении из Бога. Мы задуманы так же, как задуман Иисус. «Если бы Христос родился тысячу раз в Вифлееме, а не в тебе, ты был бы потерян навечно» (Ангелус Силезиус).

Экхарт не видит никакой разницы между Иисусом Христом и нами. Он пишет: «В принципе, нам дано понять, что мы есть один-единственный Сын, которого вечно порождает Отец из скрытой темноты».[239]

РОЖДЕСТВО (2)

Мы празднуем день рождения человека, который позднее узнал, что Он — Христос, Помазанный, Божественный. «Я и Отец — одно целое», — скажет он позже, и: «Царство Божье в вас», и: «Я Свет мира». Позднее, при крещении, Иисус узнал, кто Он есть на самом деле. И услышал Он голос: «Ты Мой любимый Сын». В этот момент Он познал себя как Христа. Иисус прошел полный процесс становления человека, чтобы узнать, что он — Христос, Бог-человек.

Этой ночью не празднуют день рождения. Тот, кто прочно остается в истории, убивает живое послание этой ночи. Религиозное послание не основывается на исторических фактах.

Сегодня родился Спаситель. Не тогда, много лет назад. «Если бы Христос тысячу раз родился в Вифлееме, а не в тебе, ты был бы потерян навеки» (Ангелус Силезиус). В Рождество исполняется — как и во все христианские праздники — миф о проявлении Вечного во времени. Этот миф исполняется сегодня у нас. Экхарт пишет: «Все, что Священное Писание говорит о Христе, оказывается правильным для каждого хорошего и Божьего человека».[240]

В рождении этого ребенка мы прославляем наше Божественное рождение. Рождество показывает нам наше трансцендентное происхождение и помогает нам познать наше истинное значение. Оно приближает нас к идентичности с Иисусом Христом, чтобы Иисус Христос воплотился в нас, как говорит Павел (Гал. 4, 19), и мы становимся другим Христом. Познать это — вот важнейшая задача нашей жизни.

Мы празднуем этот праздник, чтобы и мы поняли, что мы Божьи сыны и Божьи дочери, что мы «Божьи люди» и что при крещении также и о нас было сказано: «Это мой любимый Сын, это моя любимая Дочь». Мы празднуем этот праздник, чтобы мы, при всей нашей неуклюжести, приземленности и глупости, все-таки заметили, что имеем Божественное происхождение.

Как только мы это признаем, и вести себя будем соответственно. Мораль исходит от признания нашего значения. Но мы не станем более достойными, если будем вести себя морально. Мы достойны, и когда мы познаем, кто мы есть, тогда мы и будем вести себя соответственно.

Мы празднуем Рождество, чтобы однажды и нам открылось: «Я и Отец — одно целое», и «Царство Божье в нас», и «Я Свет мира». Этот праздник показывает нам светлую сторону нашего существования.

Наше человеческое существование — это форма, в которой Божественное звучит как инструмент. Но мы не должны зависеть от звучания этого инструмента, от нашей человеческой формы. Мы не должны праздновать наш земной день рождения. Раньше в католической церкви праздновали день крещения. Крещение — наш настоящий день рождения. Именно тогда нам было сказано, кто мы есть — Божьи дети. Как и Иисусу, нам должен открыться этот завет в течение нашей жизни.

Самая важная задача будущего — открыть людям их трансцендентное происхождение и привести их к осознанию своего истинного значения. Это задача и всех религий, и единственная важная задача нашей жизни, и глубокий смысл этой ночи.

ЭПИФАНИЯ

В Рождество мы празднуем превращение в человека Бога, Его воплощение в «телесной оболочке». Утренний праздник мы называем эпифанией Бога, то есть проявлением Божественного, воссиянием Божественного. В Евангелии это проявление волшебства в этом ребенке. Это мифическое выражение одного постоянно повторяющегося в человеке события. Эпифания должна происходить и в нас.

Что говорит нам миф здесь и сейчас?

Мы — волшебники. Мы идем издалека, как поется, из темноты концентрации на «Я». В этой темноте мир выглядит совсем по-другому, «непроглядным» и «мрачным», поется в песне. Мы искали у Ирода и во многих дворцах, пока не познали: там ничего нельзя найти. Это проявляется в простых вещах и событиях жизни, в Здесь и Сейчас повседневности, как проявляется волшебство в этом ребенке.

Пройдет много времени, пока мы осознаем, что это в каждом цветке, в каждом камне, в каждом человеке. Чтобы это узнать, мы славим (евхаристия) алтарное таинство при вечернем богослужении. Как это проявляется в хлебе и вине, так и во всем, что увидят наши глаза.

Божественный ребенок — это символ всего что создано. «В Нем воплощается все», — говорит апостол Иоанн. «Он — Вершина творения», — говорит апостол Павел. От вершины зависит все тело творения. «Он — перворожденный», мы — Его братья и сестры.

Не существует ничего, что не существует в Боге.

Нет ничего, что не имеет Божественной формы.

Нет ничего, что не является Его эпифанией.

Пройдет много времени, пока мы это осознаем. Однако когда мы это познаем, наше мировоззрение изменится в истинном смысле Слова. Поэтому важно во что бы то ни стало познать Его эпифанию во всем.

КУЛЬТ И РИТУАЛ (К ПРАЗДНИКУ ОБРЕЗАНИЯ ГОСПОДА)

К Иисусу был применен древний ритуал. Над Ним произвели обрезание и отнесли в храм. Это свидетельствовало о том, что Он, как и любой другой человек, родился от Бога и принадлежит Богу.

Также и мы здесь совершаем древний ритуал. И мы возвещаем наше единство с Божественным принципом. Культ и ритуал являются ответом на тот факт, что мы имеем Божественное происхождение. Это выражение, выходящее за пределы языка. Культовое действие — это символическое действие, которое намного шире, чем рациональное вероисповедание. Символ происходит от symballein (смешивать). Символ преодолевает пропасть между миром форм и Божественным. Культовое действие соединяет оба полюса. Ритуальные обряды в истинном смысле слова re-ligio, связь человека с Богом.

Для этого мы, люди, используем ритуальные обряды и культовые действия. Культ и культура зависят друг от друга. Культ — это исходный пункт любой культуры. Культура всегда, как и культ, относилась к Божественному. Древние культурные памятники — это храмы, соборы, скульптуры богов. Современные памятники — это заводы, телевизионные башни, небоскребы, сверхреактивные самолеты. Наша культура соответствует нашему культу. Мы танцуем вокруг Золотого Тельца, а не вокруг Бога.

Раньше каждому отрезку жизни соответствовал совершенно определенный ритуал, посвящение. Биологическое существование еще не делает человека человеком. Он пока только высокоразвитое животное. Суть посвящения была в том, что ему сообщалось, что его существование исходит от Бога. Лишь когда человек это познает, он станет настоящим человеком.

Крещение, например, означает, что человек по своему биологическому рождению произошел от Бога.

Посвящение в половую зрелость означало, что человек от детства должен перейти во взрослую жизнь. Он начинает новую жизнь. Но этому предшествует смерть прежней жизни. Кто должен родиться для нового образа бытия, должен выдержать этот мучительный процесс умирания. Это — смерть, для того чтобы жить. Умирание связано с болью, страданием, болезнью, депрессией и сомнением. Поэтому ритуальные посвящения были связаны с символической смертью, со страданием, со страхом и опасностью. Чтобы возродиться для духовной жизни, человек должен был столкнуться со всеми этими явлениями. Совершенно очевидно, что современный человек с удовольствием бы исключил все эти явления из жизни: болезнь, боль, страх, смерть. Только тот, кто их пройдет, способен увидеть за хрупкостью человеческого бытия то абсолютное и святое бытие.

То, что мы совершаем во время таинства, является ритуальным обрядом. Это — ритуальный обряд страданий, смерти и воскрешения Иисуса. Но это не только Его страдания, смерть и воскрешение. Мы чествуем наши собственные страдания, смерть и воскрешение. Мы чествуем структурный принцип создания — превращение.

Наш мир больше сравним с игровым полем, чем с серьезными поисками смысла существования. То, что мы делаем, мы как бы играем. Нашу жизнь должно определять что-то от легкости евангельских лилий на лугу и птиц на небе. Именно этой легкости нам все больше и больше не хватает. Мы забыли, что этот луг означает время и вечность. Во время культовых действий и ритуальных обрядов мы снова об этом вспоминаем.

КЕМ ВЫ МЕНЯ СЧИТАЕТЕ? (МФ. 16, 13)

«Кто я?» — спросил Иисус апостола Петра. — «Ты Сын Бога», — ответил тот. Меня часто спрашивают: что для тебя означает Иисус? Ты веришь, что он был Сыном Бога? На это я могу с радостью ответить «да». Тогда я скажу словами Экхарта: «Что бы мне помогло, если бы у меня был брат, который был бы богатым человеком, а я при этом бедным…?».[241]

Помогло бы мне, если бы я мог сказать: «Я Сын, я Дочь Бога как Иисус»? Экхарт по этому поводу продолжает: «Если вы хотите познать Бога, вы должны быть не только подобны Сыну, а вы должны быть самим Сыном».[242]

Прочитайте проповедь 35: «Посмотрите, как велика любовь, которую нам подарил Отец». Экхарт постоянно повторяет то же самое в этой проповеди: «Бог не может сделать так, чтобы я был Сыном Бога, не имея бытия Сына Бога; так же мало может сделать Бог, чтобы я был мудрым, не имея бытия в мудрости. Каким образом мы — Божьи дети? Мы еще не знаем; «нам еще это не открылось» (1 Ин. 3,2); только так ли много мы знаем о том, как он говорит: «мы будем подобны Ему»».[243]

Ангелус Силезиус пишет: «Бог живет в Свете, к которому проложен путь; кто Его не увидит сам, тот не увидит Его никогда».

Конрад Лоренц был убежден, что человек это missing link между обезьяной и настоящим человеком. Мы — эта недостающая часть на пути к превращению в человека. Мы — на пути к познанию того, кто мы есть на самом деле.

Существует только жизнь Бога. Та же жизнь, что пульсирует в Иисусе, пульсирует в нас. Божественность — это наше наследственное право. Иисус говорит: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божье.

Обернитесь вокруг и веруйте в Святое Благовествование» (Мк. 1,15). «Обернитесь вокруг» здесь значит выйдите из обычного состояния духа. Мы должны преодолеть вращающееся вокруг самого себя «Я», чтобы познать Божественную середину. Нельзя разделить и то и другое. Кто говорит «человек», говорит также «Бог». Кто говорит «Бог», говорит также «человек». «Однажды вы узнаете, что Я и Отец — единое целое», — говорит Иисус.

Когда Иисус говорил о себе самом, Он называл себя человеческим сыном. Иисус считал себя человеком. Он считал себя новым человеком Царства Божьего. Он — совершенное воплощение нового человечества, которое грядет. Он учит более высокому состоянию сознания, сознанию Царства Божьего, детей Божьих, той Божественной основе Бытия, которая является нашей истинной сущностью.

Он проповедует новый биологический вид человека. Он не считает себя единственным, кто может этого достичь. Если завершить процесс метанойи, мы сможем сказать вместе с Иисусом: «Я и Отец — единое целое». Это — исцеление от изоляции и отчуждения.

Он — Христос, Помазанный. Христос соответствует арамейскому слову M'shekha. Его основное значение «совершенный», «просветленный». Иисус был историческим лицом. А как Христос он является формой выражения для нашего вечного трансличностного Бытия. Мы все — Христосы и все помазаны с Бытием Бога. Нигде не говорит Иисус, что Он единственный, кто обладает подобной жизнью. Нам следует жить этой формой Бытия, которую Он называет «Царством Божьим», или «вечной жизнью». Мы не должны быть христианами, мы должны осознать, что мы — Христос. Христос — это имя для нового человека.

Наша вина в том, что мы не осознаем, кто мы есть на самом деле. Мы должны воплотить в себе сознание Христа. Спасительная функция Иисуса на кресте и его воскресение заключаются в том, чтобы повести нас к нашей истинной сущности, к Божьему Царству в нас. Мы не должны добиваться магического действия Иисуса в этом Царстве, а должны обратиться внутрь себя, чтобы это познать. Мы не только называемся «Дети Божьи», мы они и есть. Настанет время, когда мы перестанем искать Спасителя вокруг. Спасение — в нас самих.

Пока мы верим в непреодолимую пропасть между Иисусом и нами, мы Его не поймем. Христианство с подобным толкованием образа Иисуса Христа несправедливо по отношению к религиозному статусу человечества. И религия должна изменяться вместе с человеком и его развитием. Пока мы считаем, что можем «попасть на небеса» только держась за полу Его плаща, наша жизнь проходит мимо Его желаний и стремлений. Лишь когда христиане научатся видеть свою религию по-другому, у них увеличатся шансы помочь человечеству.

Самое главное — куда идет развитие. Мы устанавливаем стрелки. Слава Богу, люди все больше осознают, что следует двигаться в своем развитии к духовному. Мы еще не знаем, кто мы есть, это нам еще не открылось.

«Духовность, которую Он нам принес, бьша наша».[244] Наша фамилия — «Бог».

ИИСУС ХРИСТОС (1)

Кто был Иисус Христос? Иисус называл себя сыном человеческим, Сыном Бога Его сделали Его последователи. Он считал себя воплощением нового человека, созданного Богом, человеком, который «наследует Царство». Он говорил о новом веке Божьего Царства. В это Царство может вступить только тот, кто преодолел метанойю. Он должен возродиться к более высокому состоянию сознания. Он должен возродиться к Царству Отца, к той новой основе бытия, которую Иисус называл «Царство Детей Божьих», или «вечная жизнь». Мы должны стремиться стать другим Христом, то есть двигаться вперед к той трансличностной структуре Бытия, в которой главенствует Божественная сущность. Иисус требует этой Божественной структуры бытия не только для себя. Он не похищает ее только для самого себя.

Иисус был реальным человеком. Христос же — это образ Бытия, который заложен во всех людях и должен развиваться. Мы должны стать Христами, то есть Христосами. Все люди к этому призваны. Иисус не требовал от нас превозносить Его. Речь идет о более важном: мы должны следовать за Ним в Его познании Сына-Бога. Его форма бытия — это наша форма бытия. Он — перворожденный в этом новом творении. Мы — Его братья и сестры. Он — второй Адам, в человеческом смысле, основатель новой расы. Он — КОСМИЧЕСКИЙ Христос, супраментальная форма Бытия, которой следует развиться в каждом из нас.

Божье Царство в нас. Мы — дети и наследники. «Приближается Царство Божье. Наступает время, обернитесь!» (Мк. 1,14; Мф. 4,17). Обернуться — это значит соединиться с нашей Божественной сущностью. Мы забыли наше происхождение. Первый грех — это то, что мы забыли, кто мы есть на самом деле, Божьи дети. Когда мы это осознаем, мы сможем сказать, как и Иисус: «Я и Отец — единое целое». Освобождение — это освобождение для познания нашей истинной сущности. Спасен — это освобождение из нашего незнания. Мы, как и Иисус, призваны выйти из отчуждения. В нас должно пробудиться сознание Христа. Истинный Сын Бога, Брат Иисус Христос, стремится не к самовосхвалению или утешительному вознаграждению в этом или следующем мире, а к признанию его достоинства.

Чтобы найти более объемлющее, уходящее в глубину понимание Христа, мы должны постоянно обращаться к традиции. Я убежден, что в Новом Завете представлена только выборка из «толкований Христа», которая в III и IV веках при установлении Канона была включена в Библию. Было много других общинных теологий и толкований образа Христа, которые не соответствовали пониманию Христа отцов церкви, которые вряд ли знали больше об историческом Иисусе, чем мы сегодня. Христианство продолжает существовать в базисных группах, которые распространяют современное им понимание образа Христа. И при этом они знают о Святом Духе столько же, сколько традиционалисты и фундаменталисты.

ИИСУС ХРИСТОС (2)

Мы, люди, живем в очень критическое время нашей истории. Мы осознаем, что речь идет о выживании нашей расы, и не только в экономических, материальных, социологических, политических и культурных вопросах. Дело даже не в угрозе химической и атомной войны, загрязнении воздуха, высыхании наших морей, истощении ресурсов, необратимых вмешательств в нашу экосистему. Ибо все эти угрозы вызваны людьми, имеющими совершенно определенное состояние сознания, которые даже признают ошибочность нашего поведения, но уже ничего не могут изменить. Мы отмечаем наше угрожающе иррациональное поведение и не можем найти никого, кто нас спасет. Налицо окончательный кризис сознания. Мы больны. Где же спаситель?

Кто освободит нас от наших неврозов? Как достичь нам новой, более высокой ступени сознания? Где ресурсы, которые мы можем выкачать?

У эволюции всегда были такие ресурсы, когда человечество вступало в кризис существования. И где же они сегодня? Произойдет ли квантовый скачок в нашем сознании, который сможет изменить направление и удержать нашу планету на краю пропасти? То, что так много людей встали на путь «расширения сознания», вселяет в нас надежду. Нашим самосознанием мы можем только очень ограниченно манипулировать эволюцией, которая следует полностью иррациональным законам. Природа всегда помогала сама себе и восстанавливала свои силы, которые человек пытался исчерпать. Сегодня мы также надеемся на это.

Новый биологический вид человека еще в пути. Он еще не организован, а только собирается из отдельных частей, которые пока не чувствуют себя ни состоявшейся, ни религиозной группой, ибо это philosophia perennis, которая была и есть вершина всех религий. Ее носителями всегда были индивидуумы, которые в точке кристаллизации объединились в группы. Эти базисные группы и сегодня превосходит все расистские, национальные, этнические, религиозные и половые признаки. Они проявляют интерес к психологическим, духовным и религиозным дисциплинам, но не концентрируются на них. Они — носители надежды на будущее. Они возникли из умирающей культуры нашего времени, подверженного тяжелейшим потрясениям: раздутые учреждения, лоббированные правительства, ненасытные гиганты индустрии, агрессивные соревнования, находящаяся в состоянии застоя религиозная система, поверхностные потребительские беседы, продажная пресса, умирающие пустые оболочки, которые с трудом удерживаются на плаву.

Число людей, этих неизвестных «заговорщиков» в базисных группах любого рода, пока еще очень маленькое. Их трудно узнать по внешнему виду'. Отличить их можно только по внутреннему миру. Одной ногой они стоят еще в прежней эпохе, а другой уже нащупывают новые пути. Их можно найти в небольших группах. Они ничего не пропагандируют. Влияние их скрытое. Их признаком является сильная и бескомпромиссная любовь к коллективу и структурам, которые базируются на более высоких измерениях сознания.

Мое познание, основанное на многих курсах, указывает на то, что прорыв к космическому сознанию сейчас происходит чаще, чем в прежние времена. Такое явление позволяет заключить, что физико-духовный процесс эволюции двигается быстрее, чем можно было предположить. В центре нас происходит рождение нового человека. Ему принадлежит будущее. Остается надеяться, что наступит час, когда христиане встанут в ряды прорывающихся.

Мы преувеличивали Божественность Иисуса. Он хотел повести нас в «Божье Царство», как Он называл эту новую эпоху. Пока мы будем создавать непреодолимую пропасть между нами и Иисусом, христианство не выполнит своей истинной миссии. Пока мы будем молиться Ему как Богу, мы не сможем последовать за Ним. Он — перворожденный среди братьев и сестер, сказавший нам, кто мы есть на самом деле: Божьи дети. И это нам следует познать. Божественное хочет прорваться в нас.

ИИСУС ХРИСТОС (3) (ЕФ. 1, 3 И КОЛ. 1, 15)

Какое значение имеет Иисус Христос для того, кто встал на эзотерический путь? Существуют слова дзэна, которые гласят: «Встретишь Будду, убей его». Может христианин сказать так же об Иисусе: «Если ты встретишь Иисуса, убей Его»?

У нас есть два представления об Иисусе:

• Исторический Иисус.

• Космический Христос.

1) Исторический Иисус — это исходный пункт нашей веры. Нам нравится медитировать о Нем и Его словах. Он указывает путь в нашей жизни. Он показывает нам дорогу к «Отцу».

Рассуждать об историческом Иисусе я здесь больше не буду. Если мы рассматриваем Иисуса только как образ, мы застреваем на отстающем религиозном понимании. Подобного Иисуса нам следует оставить. Дзэн говорит: «Если ты встретишь по дороге Будду, убей его». Если ты в созерцательной практике встретишь такого Иисуса, убей Его. Это значит: не предавайся подобному образу Иисуса; ибо ты должен познать Христа.

2) Космический Христос (Еф. 1,3 и Кол. 1, 15).

Откровение Христа — это не статичное событие, не конечный пункт, который не требует продолжения, скорее, это завершающееся событие. Откровение Христа — это путь исцеления среди многих. Все учения о мистерии говорят о существовании великого Духа, который выражается во всем. Этого «великого Духа» в разных культурах называют по-разному: любовь, истина, Амида, Кришна, Майтрейя; или дают ему природные названия, такие как Солнце, Свет, Светлая темнота; или обозначают философскими понятиями, например: абсолют, истина, сознание.

В христианстве мы используем выражение «Космический Христос». Так мы назовем Божественную действительность, которая выражается во всем космосе.

Мы, христиане, четко определяем в действительности понятия «Бог» и «создание». Тем самым мы внесли в религию непреодолимый дуализм. Подобное развитие мы находим во всех религиях. Индуизм и буддизм раньше всех преодолели этот дуализм. Они знают два аспекта Действительности: сущность и форму, или Атман и Майя. Но эти аспекты не расходятся друг с другом, как в христианстве. Это только два полюса одной Действительности.

В Евангелии от Иоанна это звучит так: «Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин. 1,3). Если мы Отца возьмем как первый принцип, от которого все исходит, тогда Сын (Слово) — это то, что от Него произошло и приняло форму. Восточные религии называют этот принцип «Пустота». Пустота не означает «Ничто», а служит только выражением для первого принципа. Из пустоты происходит форма. Выражаясь по-христиански: от Отца происходит Сын. Оба принадлежат друг другу, говорим мы в вероисповедании. Они имеют равное бытие и все-таки отличаются друг от друга. Они — Одно по своей сущности и, тем не менее, Двое. Они не могут проявляться поодиночке. «Кто видит Меня, видит Отца», — говорит Иисус. Первый принцип не выступает отдельно. Он является в Слове и в том, что стало. Отец и Сын только два аспекта Действительности. Поэтому в индуизме и буддизме говорят о «не-два»).

И Экхарт пишет: «За один раз и сразу, когда был Бог, когда Он произвел Ему подобного своего вечного Сына, полностью Ему подобного Бога, Он создал мир», или «Равным образом, можно допустить, что Мир произошел из Вечности».[245]

Космический Христос в нашей вере — это аспект созданного, аспект формы. Он символизирует бытие Божественного, которое выражается во всем созданном. Космический Христос — это то, что мы называем созданием. Христос — это другое имя для всего, что было создано. Как Отец выразился в человеке Иисусе, так Он выразился во всем, что Он создал. «Без Него (Слово) ничто не начало быть, что начало быть». Мы были созданы в лице Иисуса Христа, как и Он, мы — выражение Божественного первичного принципа.

Христианство ставит различия между Божественной жизнью Иисуса и нашей человеческой жизнью. То, что Иисус имеет от природы, считает оно, мы имеем из милости. У Него — врожденное изобилие, у нас — дарованное. Подобные теологические формулировки создают в христианстве едва ли преодолимый дуализм.

Почему мы не используем такие образы, как источник и ручей? Источник — это не ручей, ручей — это не источник. Источник создает ручей. Я вижу в них отличия, но выступать они могут только вместе. Где источник, там и ручей. Абсурдно говорить об источнике, из которого не течет ручей, и наоборот. Ручей — это не первоисточник, но в нем та же самая вода.

Сын — это не Отец, но у Него та же сущность. Создание — это не Бог, но у него та же сущность.

Экхарт пропускает, как и все мистики, то, что теология называет онтологическим отличием человека от Бога, а именно: сущность Бога — это нечто другое, чем сущность человека.

Экхарт пишет: «Ибо вечный Отец порождает своего вечного Сына в этой силе беспрерывно…[246] Где Отец своего Сына во Мне порождает, там Я тот же самый Сын и никто другой…[247] Отец порождает меня как своего Сына и как того же самого Сына…[248] Хочешь быть Сыном Бога, ты не можешь им быть, ибо ты имеешь то же самое бытие Бога, что и Сын Бога».[249]

«Так говорит мастер: Бог стал человеком и тем самым возвеличил и облагородил весь род человеческий. Мы можем радоваться тому, что Христос, наш Брат, собственными силами вознесся над всем хором ангелов и сидит по правую руку Отца. Этот мастер правильно сказал; но воистину, я не дорого бы дал за это. Помогло ли бы мне, если бы у меня был брат, который был бы богатым человеком, а я бы при этом бедным человеком? Помогло ли бы мне, если бы у меня был брат, который был бы мудрым человеком, а я бы при этом был дурак? Я скажу нечто другое и впечатляющее: Бог не только стал человеком, а намного больше — Он перенял человеческую природу… Все хорошее, чем обладали все святые, и Мария, Божья матерь, и Христос после своего очеловечивания, — это моя собственность в этой природе. Вы можете меня спросить: поскольку я в этой природе имею все, что только имел Христос как человек, откуда же тогда возникло то, что мы возвеличиваем Христа и почитаем его как Господа нашего и нашего Бога? А оттуда, что Он был посланником Бога и принес нам нашу духовность. Духовность, которую Он нам принес, была наша духовность».[250]

Что может нам помочь, если мы также не сможем сказать: «Я Сын Бога, я Дочь Бога»? Существует только Божья жизнь. Та же жизнь, что пульсирует в Иисусе-человеке, пульсирует и в нас.

Экхарт, конечно, знает теологическое различие между imago dei и ad imaginem dei или filius per naturam и filius per gratiam adoptionis. Однако когда он проповедует, он это различие опускает.

К этим его высказываниям добавлю еще одно, которое ясно показывает, как у Экхарта постоянно уменьшается разделение между человеком и Богом: «Так он (человек) имеет то же из милости, что Бог от природы, но Бог, со своей стороны, не ставит никаких различий между собой и этим человеком».[251] Милость у Экхарта — это переполнение и перекипание Бога. Эти понятия у него не только неясные, но он снова перешагивает через все различия. Об этом можно спорить часами. Все зависит от того, считать ли Экхарта, вообще, мистиком или только философом.

ИИСУС — ПАСТЫРЬ (ИН. 10, 11)

Сегодня нам показывают Бога в образе любящего пастыря, который несет на руках ягненка и ведет свое стадо на луг. Тексты возникли из кочевого периода израильтян. Они вещают о непроходимой степи, в которой появилась дорога, и о горном крае, пройти который можно только с большим трудом. Волшебные представления кочевника, которые стали для него символом явления Бога. Он видит город Иерусалим — символ величия Бога. Когда Он пришел из степи в город, Он почувствовал себя в безопасности. Так и мы должны надеяться и утешаться, что это Бог, который раскрывается во всем и который в черном черный, а в белом белый.

В современных текстах нам говорят, что мы не должны ничего бояться. Бог победит. Но это слишком человеческие мысли. Нет ничего, кроме Бога. Бог развивается во всем, что существует. Бог — внутренний принцип этого космоса. Космос — Его оболочка. Космос — это эхо Бога. Из Бога родиться может только Божественное. Все наши страхи перед гибелью напрасны; ибо Бог также и гибель. «Зачем мне беспокоиться, что я попаду в кораблекрушение, если Бог — это мировой океан?» Где мы упадем? Бог падает в нас туда, куда падаем мы. Или, как говорит Гита: «Только Господь может возродиться». Когда мы умираем и переходим в новое существование, то и Бог, который находится в нас, умирает и переходит в новое существование. Наш разум этого не может постичь. Но вера дает нам надежду и уверенность, ибо жизнь, которой мы живем, это не наша жизнь, а жизнь Бога.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ ИИСУСА (МК. 9, 2)

На горе Табор увидели апостолы впервые кем был Иисус на самом деле. Он всегда был прозрачным для Божественного. Только они этого не видели. Теперь узнали они Его. Он — Сын Бога. Его истинная сущность проявилась и даже просвечивала через одежду. Божественное беспрепятственно проходит сквозь всё. Но мы не будем останавливаться на Иисусе.

Мы должны осознать наш истинный образ в Иисусе. И мы наполнены Богом. И мы являемся эпифанией Божественного. К сожалению, наши глаза закрыты, как были все время закрыты глаза апостолов. Жизнь была бы проще, если бы мы могли осознать, кто мы есть; если бы мы в другом могли увидеть, кто Он есть; если бы могли познать Его сияние, струящееся сквозь Его одежды.

Наши глаза закрыты. Мы не видим, что весь мир — это Табор, что даже все страдание проникает оттуда. Мы живем рядом с сияющими и светящимися людьми. Мы уже недалеки от того, чтобы это осознать.

Однажды мы, люди, так далеко шагнем в своем развитии, что осознаем себя сыновьями и дочерьми Бога. Экхарт считает нашей первой задачей — осознание того, кто мы есть на самом деле. «Так говорит мастер: Бог стал человеком и тем самым возвеличил и облагородил весь род людской… Этот мастер правильно сказал; но воистину, я не дорого бы дал за это. Помогло ли бы мне, если бы у меня был брат, который был бы богатым человеком, а я при этом бедным человеком? Помогло ли бы мне, если бы у меня был брат, который был бы мудрым человеком, а я при этом был бы дурак?».[252]

Экхарт хочет сказать, что все это относится и к нам. Помогло ли бы мне, если бы Иисус так преобразился, а я нет, подразумевает Экхарт. Святость и Божественность Иисуса являются также и нашими.

Святые, которых мы сегодня чтим, святы не потому, что совершали подвиги, даже если им это приписывается в процессе святых бесед. Они святые, потому что сквозь их облик просвечивает Божественное.

Божественное в нас всегда. Экхарт пишет дальше: «Духовность, которую нам принес Христос, была наша духовность». По сути, Он только хотел, чтобы мы осознали, что мы — дети Бога, что Царство Божье — в нас самих и что мы несем в себе вечную жизнь.

Иной на пути созерцательности доходит до такого состояния, где ему все другое кажется более вероятным, чем сказанное. Необходимо, чтобы мы признали бессилие нашего «Я» и продолжали искать нашу истинную сущность. Наша истинная сущность скрыта в наших глазах, но, тем не менее, она сияет. Иисус — это обет и обещание.

Мы — танец Божественного. Бог танцует в нас. Если мы говорим «в нас», мы легко можем ошибиться, полагая, что Бог в нас, как в каком-то сосуде. Скорее, Божественное само по себе танцует, как этот образ человека.

Мы, христиане, с трудом воспринимаем это. Мы боимся, что слишком близко подошли к Божественному. Мы боимся, что падут различия и мы будем обвинены в пантеизме. Но это только интеллектуальные трудности, которые исчезнут в процессе познания. На Востоке существует образ, который пытается истолковать эту проблему. Там говорят о «золотом льве». Золото может проявляться только в форме, оно не может существовать без формы. Золото проявляется в форме льва. Нельзя отделить золото ото льва. Но золото — это не лев, а лев — это не золото. Тем самым, Божественная действительность отделяется от человеческой формы и, несмотря на это, ею является.

Божественное может проявляться только в форме, как и золото существует только в форме, а не само по себе. Бог сам по себе непостижим, познать Его можно только в форме. Так же сосуществуют Бог и человек.

По этому поводу приведем слова Ангелуса Силезиуса:

Главная задача религии — привести человека к осознанию его сущности. Об этом она все еще говорит во многих других образах: «Возвращение с чужбины», «Возвращение к Отцу», «в отеческий дом», «в Царство Божье», «в священный город Иерусалим». Но на самом деле мы никуда не должны идти: мы должны только дать шанс нашей собственной Божественной глубине найти нас самих.

ВОСКРЕСЕНИЕ

Что было бы, если бы гипотеза, которая выдвигается сейчас в некоторых книгах, оказалась правдой: «Иисус на самом деле не умер на кресте, а отправился в Индию. Там даже нашли Его могилу». Что было бы, если бы мы исторически могли доказать, что были найдены останки Иисуса? Тогда наше христианство было бы плохой шуткой?

На Пасху произошло событие, которое отражено апостолами. Воскресение не описывает переживание, которое можно классифицировать в категориях времени и пространства. Тот, кто изымает воскресение из символической области и помещает его в исторические рамки, неправильно понимает послание. Пасхальное послание убеждает людей познать Иисуса продолжающим жить, бессмертным. Пустая могила, ангел, ход в пещеру — это только формы выражения для внутреннего познания. Слово ophte (открывать) (1 Кор. 15, 5) означает, что апостолы не просто увидели Иисуса. Он им явился и открылся.

Итак, это не была встреча с живым визави, даже если в Евангелии это так и описывается: Фома простер руку в сторону Иисуса, Иисус вкушал вместе с ними… Скорее, это было внутреннее познание. «И раскрылись тогда глаза у них». Таким образом, речь идет не о магическом, парапсихическом, чудесном познании, а о внутренней уверенности. Воскресение — это познание апостолов, что эта жизнь еще не все, что они, как и Иисус, перейдут в новое существование. Жизнь не может умереть. Она продолжается.

В Ведах написано: «Возродиться может только Господь». Это значит, что в новое существование не перейдет наше фронтальное «Я». В новом существовании эта Божественная жизнь возникает снова в форме. Но это не будет та форма, которую мы имеем сейчас. Мы настолько сконцентрированы на своем «Я», что думаем сохранить свое «Я» навечно.

Однако в этом «Я» нет нашей идентичности. Наша истинная идентичность лежит намного глубже. Мы не можем понять, что это сама Божественная жизнь и не важно, в какой форме мы воскреснем. По сути, мы не даем никакого шанса Богу и этой Божественной жизни. Мы постоянно пытаемся ограничить ее нашим «Я» и держать под угрозой.

Эти внутренние познания должны выражать послания явления. Павел встретился с воскресшим в качестве преследователя и через познание стал другим, а одновременно воскресший идентифицировал себя с человеком: «Савл, Савл, почему ты меня преследуешь?».

В воскресении Иисуса апостолы в познании перешагнули границу между жизнью и смертью. Нужно познать Вечную Жизнь, все равно, в какой форме мы после смерти воскреснем. Если человек преодолеет ограниченность сознания своего «Я», он попадет в то пространство познания, которое называет по-разному. Эти названия обозначают одно, а именно: смерти нет; смерть — это только великое преобразование для нового существования.

Трудно понять, почему человек после смерти хочет воскреснуть именно в этой нынешней форме. При этом я не знаю никого, кто действительно хотел бы в этом «Я» жить вечно.

Если бы сегодня нашлись останки Иисуса и было бы научно подтверждено, что это Он тлеет в могиле, моя вера в Иисуса Христа от этого бы не поколебалась. Познание воскресения не имеет ничего общего с останками Иисуса. Это познание, которое может сделать каждый человек: его глубочайшая сущность является Божественной, а потому бессмертна.

Высказывание ясное. Наша жизнь не кончается со смертью. Мы переходим в новое существование. И то существование, как мы надеемся, может принести более всеобъемлющее познание Бога, чем наше нынешнее существование.

И сегодня мы празднуем именно это. Мы чествуем смерть и воскресение Иисуса, и мы чествуем нашу собственную смерть и наше собственное воскресение в этой праздничной мистерии. Мы чествуем то, что мы есть: воскресшие, даже если это еще не раскрылось.

ВОСКРЕСЕНИЕ — СМЕРТЬ ЛАЗАРЯ (ИН. 11, 17)

Когда мы читаем народные мифы, то видим, что тогда человек вначале еще не знал смерти. Он понимал язык животных, не работал и жил в мире и согласии. При этом нигде не называется место, где человек жил. Возможно, это было уроборическое единство еще не пробудившегося человека или состояние, в котором человек находится, когда живет в единении с Богом, своим первоисточником.

Из этого детского единства нас выгнало то, что мы, христиане, называем первородным грехом. Первородный грех, в прямом смысле слова, не имеет ничего общего с грехом. Речь не идет о вине. В большей степени здесь описывается переход человеческого сознания из архаичного предсознания в личное сознание.

Это наше личное сознание развивает доминирующую собственную активность, которая нас часто по-настоящему тиранит и которую нельзя просто так подавить.

Однако мы думаем, что есть спокойное место, где мы можем без помех познавать священное, Божественное. Достичь его можно, по-видимому, только через страдание и смерть. Под словом «смерть» здесь не имеется в виду физическая смерть, а смерть главенствующего «Я», которое мешает нашему единению с Богом.

У некоторых путь проходит через сумбур, через тесноту, которую символизирует могила. Это своего рода болезнь посвящения, возвращение к первоначальному хаосу, из которого происходит превращение и преобразование. Речь идет о превращении прежнего человека в нового человека, как мы, христиане, говорим, о созревании совершенного человеческого образа. В большинстве случаев путь проходит через безграничное одиночество, сомнения и духовную нищету. Он ведет через восприятие смерти.

Кажется, что только страдание может подвигнуть человека к внутреннему пониманию. Герман Гессе однажды сказал: «Сомнение — это результат попытки постичь и оправдать человеческую жизнь… С одной стороны сомнения живут дети, с другой живут взрослые».

Старый человек должен умереть. Это познание любой религии, и все религии распространяют ритуальные обряды, в которых чествуется этот процесс. Это переход, возвращение. Ибо речь идет не о смерти, а о жизни. Христиане это отмечают в страстную пятницу и на Пасху.

Именно это мы празднуем сейчас и, по сути, во время каждой литургии. Мы чествуем наше воскресение, возвращение в потерянный рай. Это не тот рай, который находится за нами. На его вратах стоит херувим с огненным мечом и никого больше не пускает внутрь, ибо это рай детей, рай доличностного состояния. Наш путь в рай ведет через личное пробуждение к единению с происхождением, к плероме, к наполнению.

Мы, христиане, называем его воскресением, небесами или вечной жизнью. Буддисты называют его сатори, индусы самадхи, и другие религии имеют свои названия для описания этого состояния. Если сравнить теологическую лексику, то она, конечно, не совпадет. Если же исходить из человеческого познания, то все религии, в конечном счете, говорят одно: Небо находится в нас, и Божье Царство находится в нас, сатори находится здесь и сейчас, если нам удастся преодолеть границы рационального сознания.

В этом смысле я понимаю и пасхальные рассказы. Сообщения о воскресении — это не исторические сообщения, это познания, которые человек сделал вместе с Иисусом Христом и об Иисусе Христе. Они облекли эти познания в истории, об одной такой мы только что слышали.

Сообщение о смерти и воскресении Лазаря символизирует также и нашу смерть и воскресение. Это мифическое событие, мифическое исполнение. Трапеза — это, собственно, завершение. Когда миф символически через смерть и воскресение завершился, мы празднуем пасхальную трапезу. И это мы делаем сейчас. Мы чествуем смерть и воскресение Иисуса, и мы чествуем свою смерть и свое воскресение.

ВОЗНЕСЕНИЕ ХРИСТА

С чего мы начинаем в этот праздник? Должны ли мы верить, как это изображено на многочисленных иконах, что Иисус и телом, и душой возносится на небо? Должны ли мы верить, что там Он воссядет на троне по правую руку Отца? На небе, в стране с молочными реками и кисельными берегами, где каждый получает то, что он хочет. Или мы должны просто отвернуться от подобной инфантильной веры и оставить это для наивных душ, которые позволяют священникам утешать себя этим?

Прежде всего, важно то, что небо не что-то, находящееся очень далеко. Не что-то там, наверху, куда нужно возноситься. Оно здесь и сейчас. Вознесение на небо не значит: Иисус поднялся с этой земли, а небо всегда и везде. Вознесение возвещает нам, что мы все и душой, и телом призваны к небесам, то есть призваны познать Бога, а значит, познать, кто мы есть на самом деле. Мы несем в себе Божественное семя, которое дзэн называет «природной сущностью», йога — «Атман», а христиане — «вечной жизнью», «Божьим Царством», или «Небесами».

Вознесение Христа — это выражение мифологической языковой формы. Не следует понимать религиозные высказывания буквально. Религия выражается в образах и мифах. Я уже упоминал, что миф — это как окно. Окно рассказывает нам что-то о свете, который сияет за ним. Окно — это не свет. Мы не должны останавливаться на линиях и красках. Они указывают на свет, который сияет за ними.

Вознесение является таким окном, которое должно нам сегодня объяснить, что в нас есть такое измерение, которое мы не можем постичь интеллектуально и осмысленно. Измерение, которое мы можем только познать, для которого мы должны пробудиться.

Мы размышляем об этом вознесении. Мы хотим познать то, что познал Иисус Христос. Небеса всегда здесь. То, что нас от них отделяет, — это наша зацикленность на сознании нашего «Я». Если мы сможем перешагнуть границу времени и пространства, мы вознесемся, мы окажемся на небесах. Небеса — это осознание того, что мы Божественного происхождения, что мы несем в себе Божественную жизнь.

И это мы чествуем сегодня в образах хлеба и вина, образах, которые мы можем видеть. За ними скрывается другое измерение, которое мы называем Божественной жизнью, небесами, вечностью, детьми Бога и т. д Это измерение мы не можем видеть, но оно здесь.

Небеса здесь и сейчас. Вознесение подразумевает познание Здесь и Сейчас. Для этого мы встаем на путь познания. Путь, который не является путем; ибо он не там, ни наверху, ни внизу, ни вчера, ни завтра, а здесь и сейчас. В Вознесении Иисуса мы чествуем наше собственное вознесение. Этот праздник предостерегает нас от бегства в ложную духовность, от отказа от мира.

КОСМИЧЕСКИЙ ХРИСТОС

В Западной Европе Иисус Христос, как и основатели других религий, считается личным Спасителем. Поэтому христианство стало абсолютно антропоцентрической религией. Пройдет много времени, пока мы пересмотрим это одностороннее толкование образа Христа. Наша картина мира так радикально изменилась, что чисто антропологический взгляд на космос больше уже невозможен. Прежние рукава антропоцентрического, рационалистического, антимистического и антиженского понимания мира и человека уже больше не носят.

Исторический Иисус слитком переоценен. Это ведет к нарциссическому учению о спасении. Мы, христиане, больше интересуемся самими собой, чем Богом. Мы все еще верим, что все вращается вокруг Земли. Мы все еще верим, что человек — это непревзойденный венец творения. Мы все еще верим, что существует райская, статичная форма конца.

Из текстов Старого и Нового Заветов также хорошо может развиться космическая, даже мистическая теология. То, что Иисус сказал о Боге, это Его личное познание. Это было мистическое познание. Слова «отец» и «ребенок», которые он позаимствовал из еврейского понимания о семье, свидетельствуют о познании единства, каким его знают все мистики. «Я и Отец — единое целое». Вместо того чтобы подчеркивать единство в мыслях о семье, мы исходим из постулата, что создание отличается онтологически, и тем самым вбиваем клин между Богом и человеком, или созданием.

Иисус возвещает Божье Царство здесь и сейчас. «Оно в вас». Мы предполагаем его в далеком будущем и обнадеживаем людей Небесами обетованными. Эвагрий Понтикус, мистик IV века, пишет: «Кто достиг состояния Духа… милости, тот увидит в молитве свою собственную природу в виде сапфира или в красках неба. То в Писании называется Царством Божьим, что увидели отцы на горе Синай».[253]

Вместо того чтобы чувствовать себя братьями и сестрами «Перворожденного» и говорить вместе с Ним: «Я и Отец — единое целое», мы сделали Иисуса объектом почитания и поклонения.

Вместо того чтобы считать себя «древним Христом», мы низвели себя до грешников и кающихся.

Вместо того чтобы ощутить в его учении единство нашего бытия с Ним и с Отцом, как в образах виноградной лозы и ветвей, мы навесили на Него ярлык моралиста.

Вместо того чтобы признать в Нем наш собственный прообраз и отражение Отца, мы Его, как «совершенно другого», отодвинули от себя в невероятные дали.

Вместо того чтобы воспринимать его как «Эммануила», как «Бог с нами», как Он об этом возвестил, мы низвели Его до мелкого, жаждущего вознаграждения мирового судьи.

Иисус Христос, как Космический Христос, имеет влияние архетипа, который в создании выступает как Божественный. Это архетип Божественного в нас. В нас, как и в Нем, протекает Божественное, которое Он назвал Отцом. Что происходит с Ним, происходит и с нами, только для нас это еще не открыто.

Как Космический Христос вступает Иисус в Иерусалим и говорит нам, что и страдания, и смерть являются проявлением Божественного. Как и Иисус Христос, мы входим вместе с Ним в Иерусалим. Вместе с Ним мы идем через смерть и воскресение.

Исходя из этого события, мы должны понять, что жизнь проходит через множество смертей и воскресений. Мы должны научиться объединять себя с жизнью, которая не знает ни смерти, ни воскресения. Мы должны понять, что смерть является лишь процессом преобразования в новую форму жизни. И когда мы будем готовы все снова и снова переходить через смерть и воскресение в новую форму, мы будем соответствовать динамичному Божественному принципу.

Если же мы будем держаться одной формы, как, например, этой телесной оболочки, мы будем выступать против структурного принципа создания, против рождения, жизни, смерти и воскресения. Если мы будем за нее держаться, мы будем выступать против Бога, который является не статичным, а динамичным. То, что человек цепляется за это, является его истинным грехом. Он не предается жизни, он цепляется за представление о жизни.

Жить — значит идти в ногу со все новыми деяниями эволюции Бога. Жить — значит танцевать и чествовать в одном ритме: рождение, жизнь, смерть, воскресение. И если я буду способен на это, я смогу предаться жизни, я воскресну, и все равно, в какой форме. Ибо Бог является Богом жизни, а не смерти.

«СВЯТОЙ ДУХ В ОБРАЗЕ ЖЕНЩИНЫ»

Мы знаем, что Бог имеет не только мужское, но и женское начало. И все-таки образы Божьи оказали на нас очень сильное влияние. Что бы случилось в нашем представлении Святого Духа, если бы мы все время слышали о Святом Духе в женском роде? Это вовсе не измышления, что это проявилось в нашем христианском самопонимании. Что бы это означало, если бы мы женское начало в Боге, вне Бога, проецировали бы на Марию; если бы наши художники на своих многочисленных иконах (на месте Марии Магдалины) могли изображать женское начало Бога в Нем самом как Святой Дух в образе женщины.

Мы могли бы молиться женскому архетипичному образу. Бог являлся бы в нашем образном представлении в совершенно другом виде. Дети не рисовали бы Бога в виде старого человека с бородой.

При этом было бы абсолютно законно изображать Бога в женском образе. В отображении Божественного Духа присутствуют женские элементы: добросердечие, материнское чувство, теплота, близость, чувство, красота, телесность и эрос.

В маленькой деревне на Химзее, в Уршаллинге, стоит готическая церквушка. На потолочной фреске изображена картина, на которой Святой Дух в образе женщины выходит из складок одежды Отца и Сына. Что было бы, если бы художник сегодня отважился изобразить подобное в церкви?

То, что мы изображаем Духа в виде мужчины, искажает и ограничивает наше восприятие Божественного Духа и Бога.

Дух, дыхание и чувство, как основные женские черты, находятся в тесной взаимосвязи. Мы сделали из Духа мужское, интеллектуальное, сдержанное существо. Мы Его, как и все наши Божьи образы, омужествили. Тем самым мы упускаем возможность познать в Боге и женское начало. Речь идет не только о том, чтобы познать Его в Боге, но и в самом себе.

Сейчас мы послушаем, как звучит Троицын гимн, когда Дух выступает как женская сила Божественного. Мы должны раскрыться навстречу этому Божественному Духу и то, что говорится о Нем, познать в нас самих.

Троицын гимн:

ЭЗОТЕРИКА И ХРИСТИАНСТВО

Целью эзотерики является единство с конечной действительностью, которую христиане называют Богом, а другие религии дают свое название. Она является нашей внутренней сущностью. Мы можем все пробудиться к этому глубокому познанию. Это истинная цель и истинная задача человека. Эту глубочайшую сущность нельзя описать, ее нельзя достигнуть посредством каких-либо упражнений; мы можем только подготовить себя так, чтобы она нам открылась.

Лучший путь туда — это медитация во внимательности, которая, исходя оттуда, проходит через нашу повседневность. Внимательность позволяет нам опустошить сердце с тем, чтобы мы в этой пустоте познали нашу глубочайшую сущность.

Таким образом, нет поиска трансцендентного Бога, внешнего Бога. Эзотерические пути учат нас смотреть внутрь себя, чтобы там познать, кто мы есть на самом деле. Наша истинная сущность является Божественной. Мы готовимся к проявлению этой нашей глубочайшей сущности.

От Иисуса мы знаем, что Божье Царство находится в нас самих и что мы должны обратиться к своему внутреннему миру (метанойя). Иисус вел к тому познанию, которым владел сам: «Я и Отец — единое целое».

Это познание единства протекает через познание нашей глубинной сущности, которая имеет Божественное происхождение. Августин говорит по этому поводу: «Noverim me, noverim te (Если я знаю себя, я знаю тебя)». А конфуцианская философия гласит: «Когда я исчерпаю все возможности своего сердца, я узнаю свою человеческую природу». Узнать свою человеческую природу — значит узнать Небо.

Все, что от нас требуется, это внимательность к внутреннему миру для того, чтобы познать присутствие Божественного. Это не происходит через мышление или следование заповедям, образам и церемониалам (что не значит, что я не могу использовать их на своем духовном пути).

Последним шагом преемственности является не следование за Иисусом, а осознание, подобно Ему, того, кто мы есть на самом деле; и жить, руководствуясь этим осознанием. Для этого Он должен уйти от нас. «Для вас будет лучше, если Я уйду». Далее можно привести слова Иисуса, обращенные к Марии Магдалине: «Не прикасайся ко Мне» (Ин. 20,17). «Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить. Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину» (Ин. 16, 12–13). «Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в Духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин. 4, 23).

Иисус Христос не является объектом созерцательности, это наша внутренняя сущность. Ее только нужно познать. Молитва Иисуса в одиночестве, которой Он постоянно предавался, была молитвой познания единения с Тем, кого Он называл Отцом. Он всегда был в единении с Божественной действительностью. Он всегда осознавал, что в глубине своего бытия разделяет Божественную природу с Отцом. Именно это должны осознать и мы. Всем эзотерическим школам присуще освобождение от внешних символов и образов на практике созерцательности. В даоизме говорят о «постах сердца», в дзэне об «опустошении сердца». Иоанн Креста называет это «ночью души», а Иисус Христос «утратой жизни».

Иоанн Креста полагает, что освобождение мира основано на этой смерти «Я», когда кто-то вступает на путь созерцательности. В этой связи было бы хорошо заглянуть в его книгу «Восхождение на гору Кармель», книга 2, глава 7, № 11 и 12. Там написано, что Иисус совершил свое освобождение в глубочайшем уничижении (кенозис):

«…В момент смерти Иисус был уничтожен и духовно, без утешения и помощи, ибо Отец Его предал низшей области внутренней иссушенности. Это побудило Его к восклицанию: «Боже мой, Боже мой, почему Ты Меня покинул? Это было глубочайшим, ощутимым одиночеством Его жизни. И в нем Он сотворил великое создание». «…Из него, в Духе стремящийся, мог позаимствовать тайну врат и пути Христа к единению с Богом».[254]

Стать подобным Иисусу в этом уничижении является высшим состоянием, которого может достичь душа. Это высшее состояние заключается в испытании смертью на кресте, чувственно и духовно, внутренне и внешне. У Иоанна Креста это уподобление Иисусу Христу в его глубочайшем отчуждении является предпосылкой для мистического познания. Это отчуждение относится и к религиозному переживанию, утешению, видениям, возвышениям, экстатическим познаниям и т. д. Отчуждение и опустошение не являются целью. В большей степени они являются только переходом и условием для воскресения.

ПРЕДОСУДИТЕЛЬНОЕ ПОЗНАНИЕ ЕДИНЕНИЯ

Мы должны жить, как Иисус Христос, в Его Божественности и человечности. Мы — другой Иисус Христос. Как Он проявлял Божественную жизнь в своей человечности, так и мы должны проявлять Божественную жизнь в нашем человеческом образе. Так как мы посвящены во все тайны Христа, мы их все должны пережить: рождение, взросление, учение, труд, члены общества, страдание, смерть и, как у Него, воскресение.

Речь идет не о подражании, а уподоблении Ему в качестве сынов и дочерей Бога. Мы должны любить нашу человечность, так как в ней выражается наша Божественность. Мы должны найти себя через познание себя человеком и Богом.

Но в этом познании тогда уже не будет человеческого эго, а будет та мистическая идентичность, которую теологи постоянно осуждают и считают предосудительной; и, тем не менее, она находит выражение у всех настоящих мистиков. В качестве примера процитирую слова Хадевича из Антверпена:

«Тот, кто познал чудо, что Бог есть в своей Божественности, часто кажется людям, которые не имеют этого познания, безбожным из-за своего переполнения Богом и невежественным из-за своего переполнения знаниями».[255]

МИФЫ

Также и в мифическом толковании существуют различные сферы понимания образа Иисуса Христа. Вплоть до V века существовало намного больше Евангелий, чем имеется сейчас в Библии. Отдельные общины по-разному понимали образ Иисуса. Лишь в V веке, когда христианство постепенно становилось государственной религией, эти Евангелия были сожжены по императорскому повелению. Однако некоторые были спасены, например Писание Наг Хамади.

Во многих этих Писаниях эзотерический и мифический элемент жизни Иисуса выражен намного сильнее, чем в Евангелиях, которые вошли в Новый Завет. В Рождество совершается миф о непорочном зачатии и рождении. На Пасху мы переживаем миф о смерти и воскресении.

Египетский путь посвящения показывает нам свершение одного из таких мифических событий.

Из всех стран Средиземноморья стекались люди в Египет, чтобы увидеть мистерию Исиды. Даже Платон был там. Каждый, кто был на это способен, мог проверить, отважится ли он на великое посвящение в мистерию. Это был путь к жизни или смерти, то есть адепту была известна опасность пути: «Если ты вступишь в эти врата, то дороги назад нет. Если ты не достигнешь цели, ты умрешь». Это было ясно каждому. Было только неизвестно, что принесет проверка.

Ему давали маленькую масляную лампу. Первым проходом была маленькая дорожка, которая становилась все уже и уже, пока тело не становилось зажатым в крошечном отверстии. И адепт осознавал, что он должен пройти через стихию земли, через материю, как через утробу матери, к новому рождению.

Второе испытание приводило его в глубокую яму с ледяной водой. Пути назад не было. Лампой он мог осветить только небольшое пространство вокруг себя. Легкие ступени были едва заметны. Он должен был пройти через воду так, чтобы не погасла лампа. В его распоряжении имелся только один брод, а на другой стороне только одно место, на которое он может выбраться. Если ему это не удавалось, он тонул. Он должен был пройти через стихию воды.

Далее путь приводил к пылающему огню. Его удерживало знание, что пути назад нет. Что происходит в этот момент в человеке?

Путь заканчивался в великолепном помещении. Стол накрыт, играет музыка. Входит прекрасная рабыня, чтобы его обслужить. Она ему говорит: «После того как ты прошел все тяжелейшие испытания, я твоя награда. Я полностью в твоем распоряжении». Он предался всем утехам, а когда утром проснулся, ложе было пусто. Из тени выступил иерофант и объяснил ему: «Ты не выдержал испытания. Ты спас свою жизнь, но ты на всю свою жизнь заклеймен, ибо тебе было под страхом смерти запрещено рассказывать что-либо о таинстве». Того же, кто выдержал испытание и не поддался соблазнам, а показал, что его стремление к Божественному настолько велико, что он не испытывает никаких других потребностей, иерофант поздравляет: «Теперь я отведу тебя в зал таинства и объясню тебе мистерию Исиды. И ты станешь на всю жизнь ее жрецом».

Как много людей могут выдержать подобные испытания? Только если человек придет к мысли, что он лучше умрет, чем проиграет борьбу за Божественное, он преодолеет эти пороги эзотерического пути.[256]

ИИСУС ХРИСТОС КАК МИФ

Раньше миф об Иисусе Христе в некоторых местах был похожим. В южном Тессине есть маленькая деревня, в капелле которой еще с VIII века находится купель в форме гроба. Крестник опускался в эту купель с западной стороны, трижды в нее окунался, чтобы символизировать смерть Христа, затем с восточной стороны вынимался как воскресший из могилы. Он был помазан знаком Его царства и облачался в белую рубашку, снять которую мог только в «Белое воскресенье».

Важно осознать метафорическую структуру религии. Если мы будем воспринимать метафоры, символы, параболы и образы как факты, мы столкнемся с большими трудностями. Если кому-то говорят: «Ты пустой орех», то не имеют в виду, что он на самом деле пустой орех. Орех — это только метафора. Метафоры в религии должны объяснять нам трансцендентный смысл.

Если мы, например, читаем: Иисус вознесся на небо, то мы не должны понимать это буквально, что какая-то личность вознеслась на какое-то определенное место во Вселенной. Не существует физического неба. Иисус ушел во внутреннее пространство, в познание, которое не имеет ничего общего со временем и пространством. Мы должны вознестись вместе с Ним, когда обратимся к своему внутреннему миру, к своему истинному источнику жизни.

Все религии развиваются. В Ветхом Завете Бог был не больше, чем богом племени кочевников. Затем Он стал самым могущественным Богом среди других богов. И как таковой Он одержал верх в еврейском обществе. Во время пленения евреев Вавилоном в VI веке в иудейскую религию пришла идея Спасителя…

Когда изменяется мир, изменяется и религия. Однако это очень трудный процесс. Теологи начинают рассматривать метафорические выкладки как исторические факты и тем самым делают их абсолютными выкладками. Метафорическая сфера — это только маска, посредством которой говорит конечная действительность, persona — посредством которой озвучивается действительность.

Современные религии базируются на проблематике добра и зла. Они запутались в моральных и социальных проблемах. Вместо того чтобы проповедовать мистическое познание действительности, они ищут решение проблемы извне. Религии очень трудно освободить своих приверженцев от детских верований и привести их к взрослению. Это причина, по которой многие сейчас от нее бегут.

ПАСТУХИ ИЛИ ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ?

В Священных Писаниях мы постоянно сталкиваемся с мифическими образами. Сегодня это образ пастуха, который пасет своих овец, кормит и поит их, оберегает от всех опасностей, проводит их сквозь темноту и ночь.

Беда нашего мира в том, что у нас больше нет мифов. Едва ли мы знаем хоть одного пастуха. Тяжело то, что этот миф созвучен нашей душе. При этом он способствует возрастанию в нас доверия к Божественному. Если только мы освободим для него место, если только мы сможем положиться на Божью волю, тогда мы прожжем наше человеческое существование правильно.

Истинная цель любого мифа — показать нам, что, в сущности, с Божественным мы представляем единое целое. Миф указывает нам путь к Божественной мистерии. Таким, например, является миф о непорочном зачатии. Он символизирует то, что мы имеем не только человеческое рождение, но что мы родились и от Бога; что нам следует искать нашу Божественную природу во втором рождении. Недостаточно просто жить. Мы должны жить глубиной нашей сущности. Быть рожденным человеком — это только половина нашего бытия. Важно пройти через роды и родовой канал физического рождения. Но еще важнее претерпеть второе, духовное рождение, возродиться, как гласит Писание.

У нас нет больше ведущих мифов. Вопрос в том, может ли в наше время возникнуть новый миф. Кэмпбелл считает, что у вещей более короткая жизнь, чем это возможно. Но также он указывает на такую возможность: может возникнуть миф о межпланетном обществе.

Миф о племени, об отечестве, о нации, об языковой группе, о каком-то совершенно определенном религиозном сообществе разрушен или находится на грани разрушения. Слишком много людей потеряло свои корни, и границы нам кажутся все более бессмысленными. Кэмпбелл рассказывает, что, когда он спросил у своего младшего сына, почему тот двенадцать раз смотрел «Звездные войны», мальчик ответил: «По той же причине, по которой ты все время читаешь Ветхий Завет».

Возможно, мы действительно на пути к межпланетному обществу, как это нам преподносит фильм «Звездные войны». Мы должны больше чувствовать себя космополитами, а именно: по религиозным причинам. Научно-фантастические романы и фильмы показывают нам это в общих чертах. Но и наша ответственность за природу идет в этом же направлении. Холистическую картину мира и миропонимание следует постигать в процессе роста.

Что общего это имеет с нашим духовным путем? Что общего это имеет с мифом о пастухе? Если мы осознаем, что есть только одно стадо и только один пастух, мы по-другому будем вести себя в этом мире. Божественное существует в каждом из нас. Когда мы осознаем, кто мы есть на самом деле, мы больше не причиним зла друг другу. Ибо зло, которое мы причиняем другому, обернется против нас самих.

И, во-вторых, мы можем довериться Божественному в нас. Оно знает путь, оно проведет нас сквозь все опасности и заблуждения.

ПРИТЧА О ДВУХ СЫНОВЬЯХ (ЛК. 15, 11–32)

Писание можно читать и толковать совершенно по-разному. Можно спорить об его исторической достоверности, так ли все происходило в действительности, как там написано. Можно попытаться понять символы, которые постоянно в нем используются, например символы воды, пищи, снопов. Его можно понимать с чисто моральной точки зрения: оно говорит, что следует изменить жизнь. Но также его можно понимать мистически: что отвлеченно говорит Писание? что находится по ту сторону слов? что есть конечная действительность, на которую ссылаются все слова?

Слова Писания не что иное, как перст, указующий на луну, но не сама луна. Оно что-то вроде географической карты, но не сам ландшафт, по которому можно бродить. Географическая карта показывает сверх того, что на ней есть. Тот, кто следует по пути созерцательности, должен остерегаться того, чтобы не принять палец за луну, а географическую карту за ландшафт.

Мистическое значение Писания скрыто в словах, но не является тайной. Мы должны сами познать содержание. Таким образом, мистические выкладки являются сердцем Священного Писания. Писания являются мистическими, потому что они произошли из мистического познания. Мы также можем иметь это познание, поскольку и в нас скрыты к тому способности. Все мистическое в нас — это Божественная Жизнь.

В этом же смысле трактуется притча об отце и двух сыновьях.

Перед нами представлены три характера. Отец — это наша истинная личность, Божественное в нас — природная сущность. Младший сын символизирует сознание нашего «Я». Проще всего идентифицировать себя с ним. Он ведет себя так же, как обычно ведем себя мы, пока не узнаем, кто мы есть на самом деле. Мы думаем и действуем дуалистически, эгоцентрично, нарциссически. Старший сын также является сознанием нашего «Я». Он уже познал свою истинную сущность или, по крайней мере, имеет все предпосылки к тому. Но познание еще не является совершенным. Также и он еще находится в плену дуалистического мышления.

Данная притча — это история нашей собственной трансформации. Она показывает путь, по которому нам следует идти, и одновременно является зеркалом, в котором мы можем увидеть наш процесс преобразования.

Три фигуры показывают нам различные уровни нашего преобразовательного процесса.

• Отец является индифферентным, свободным, полным сострадания и доброжелательности. Индифферентный здесь значит нейтральный. Нет никаких ссылок на то, что отец хочет удержать своего сына от авантюр. Он не читает ему морали. Также он не упрекает старшего сына за его зависть. Притча просто говорит, что он разделил имение.

Он свободен: отец не выказывает никакой зависимости от своих сыновей или привязанности к ним. Он не использует их для себя. Младший сын хотел получить свою часть наследства, и он ее получил и смог уйти. Отец не спрашивает, для чего тот хочет ее использовать, и не дает никаких полезных наставлений. Разорившийся младший сын возвращается обратно. Отец ни в чем его не упрекает и не спрашивает, где тот был, а с радостью принимает его. Старший сын обижается: отец не осуждает его и не обвиняет в зависти.

Он наполнен состраданием. Индифферентность и свобода отца не означают, что он не испытывает сострадания. Больше всего им движет сострадание. Он не обращает внимания на себя. Его бытие принадлежит сыновьям. Он не раздумывает долго о том, что ему делать. Он действует от полноты познанной жизни.

У него ясный взгляд: он обладает puritas cordis, чистым взором, о котором нам рассказывают благовествования. Этот чистый взор ничем не затуманен, не имеет предубеждений; он видит действительность такой, какая она есть на самом деле. В притче это означает, что он увидел возвращающегося сына еще тогда, когда тот был далеко.

• У младшего сына ярко выраженное сознание своего «Я». Это сознание нашего «Я», которое течет, как волна в океане. Волна может радоваться, будучи отделенной от океана. Она, вероятно, даже думает, что может жить вне океана. Она даже, смотря по обстоятельствам, считает океан огромным препятствием для свободы и для ее собственной жизни. Младший сын хотел быть «Я», он хотел быть независимым. Он хотел иметь что-то исключительно для себя. Сознание его «Я» — это то, что он надеется познать отдельно от всего остального. «Я» хочет иметь что-то свое собственное. Оно противится целостности, но от этого возникает неуверенность. «Я» полагает, что ему чего-то не хватает, поэтому оно все снова и снова отправляется на поиски, ибо всего, чего оно достигло, в конце оказывается недостаточным.

Такой путь поневоле ведет к беде. Страдание — это естественное следствие отделения, желания владеть только для одного себя. Такое страдание имеет большое значение. Только гнет страдания может вывести нас на правильный путь. Страдание — это отличительный признак эго. Можно скрыть его эгоизм, но не последствие эгоизма — страдание. Существует народная мудрость, которая гласит: «Ты можешь даже скрыть огонь, но что ты будешь делать с дымом?».

• Также и старший сын представляет «Я». Но его «Я» намного субтильнее, оно скрыто в тени. Он живет рядом с отцом, рядом с природной сущностью. Он остался дома и делает все, что скажет отец. Его «Я» нуждается в поощрении отца. Оно является для него источником безопасности, оберегает его от затухания и придает ему значимость. Старший сын еще не осознал, что носит отца в себе и что то, что он видит снаружи, он должен искать в себе. Сознание его «Я» и сама истинная личность еще разделены.

Старший сын считает себя лучше младшего. Он не наделал глупостей, которые совершил младший брат. Он не считает, что нужно искать свое счастье во внешнем мире, но он также искал счастье снаружи, а именно: у своего отца. Он недоволен отцом. Он недоволен всей ситуацией.

Его поведение при возвращении младшего брата показывает, что он чувствует себя в опасности. Он полагал, что его благонравие гарантирует ему благосклонность отца, утверждение его «Я».

Пока человек получает внимание, он чувствует себя хорошо. Благонравие из страха потерять любовь не является добродетелью. Это такая же ситуация, с которой Иисус все время сталкивался в общении с фарисеями. Они считают себя теми, кто остался дома, кто ближе всех находится к Богу; теми, которые делают все, что им предписано, и поэтому уверены в Его благосклонности. В таком случае религия может быть огромным препятствием для последнего шага к полному освобождению от эго. Эго может быть еще таким уравновешенным под крылом Отца, что оно остается эго. Именно потому, что оно такое уравновешенное, часто не удается сделать последний шаг к освобождению. И Иисус говорит фарисеям: «Вы плывете через море, чтобы найти своих приверженцев, но вы мешаете другим войти в Царство Божье».

Таким образом, эта притча является историей нашей собственной трансформации. Мы происходим от Бога, который «является всем и во всем» (Павел). Путешествие начинается с поиска нашей идентичности. Кто мы такие? Младший брат ищет решения в погоне за счастьем извне. Старший брат ищет счастья в признании. В пути оба познают нужду своей мнимой независимости и осознают крах своего «Я». Наконец начинается поиск Божьего Царства.

Всех благ тому человеку, который вовремя покончил со своими поисками и осознал, что должен повернуть обратно. Всех благ тому человеку, гнет страдания которого настолько сильный, что он ничего больше не может сделать, как только повернуть назад. Наш путь — как путь бумеранга, который возвращается к исходному пункту. Но просто возвращения недостаточно: мы должны быть без остатка поглощены нашей истинной личностью, Богом. Следует познать наше подобие Богу. Отец — источник жизни для обоих сыновей. Они все имеют от него. Они должны осознать, что независимость является иллюзией и ведет к отчуждению.

Возвращение ознаменовывается парадным одеянием, кольцом, новой обувью и праздником. Также и старший сын совершает трансформацию. Он осознает, что ему принадлежит все, что имеет отец, что нет никакого разделения. Что он составляет единое целое со своим отцом. Пока же он жаждет награды, поощрения и признания, он живет раздельно. Праздник в конце притчи — это исполнение трансформации. Теперь они единое целое: отец, старший сын и младший сын.

Притча — это наша собственная история, рукопись нашей жизни. Она должна помочь нам раскрыть себя и через все размышления найти себя в единении. Тогда начнется наша истинная жизнь, тогда мы сможем или уйти, или остаться здесь. Тогда есть не только снаружи, но и внутри. Тогда мы познаем всё, как выражение нашей сущности, как форму Бога. Тогда не будет больше доброго и злого, высшего и низшего, богатого и бедного. Тогда у нас будет закон, который мы, люди, называем Любовью. «Люби и делай тогда то, что ты хочешь!» Любовь должна стать нормой нашего поведения.

ХЛЕБ (ИН. 6, 25)

Почему мы все время исполняем этот ритуальный обряд? Наряду с крещением, он является древнейшим упоминающимся ритуалом христиан. По разламыванию хлеба узнавали их. Почему мы во многих направлениях христианской веры не устаем каждый раз его исполнять?

Ритуалы объясняют действительность. Их следует постоянно повторять, используя те же слова, жесты и знаки, чтобы нам могла открыться стоящая за ними действительность. В процессе проведения ритуала мы будим спящий потенциал. Мы будим силы уже тем, что повторяем слова, шаги, жесты и звуки. Все время один и тот же знак, одно и то же слово, один и тот же звук, одно и то же движение. Посредством этого освобождается глубинная сила.

Ритуалы являются священными, целительными, благостными жестами, звуками, образами, которые дают определенное направление нашему беспорядочному внутреннему миру. Они преобразуют нас для нового порядка. При этом речь не идет о рациональном восприятии. В большей степени мы открываемся для той силы, которая находится в нашей середине. Она есть не только в нас, она является основой бытия всего, что существует.

Вернемся к этому празднику.

Непосредственно после урожая зерна люди пришли к Иисусу. Они хотели хлеба. Он им ответил: «Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились». Но Иисус не хотел давать им пищи, которой можно насытиться. Когда Иисус говорит о хлебе, Он не имеет в виду пищу для тела. Хлеб — это символ более глубокой действительности, которую в другом месте Он называет «вечной жизнью». «Кто ест этот хлеб, никогда не умрет». Кто познает в себе эту вечную жизнь, не будет бояться смерти. Жизнь не умирает. «Этот хлеб не тот хлеб, что ели ваши отцы и все равно умерли».

Мы с легкостью относим слова «Кто ест этот хлеб…» к определенной просфоре, как будто речь шла только об этом кусочке хлеба. Этот хлеб является знаком для действительности жизни, которая скрыта от нашего физического глаза. Она должна для нас проявиться в хлебе. И как она засияет для нас в хлебе, так же она засияет для нас во всем, что существует. Нет ничего, в чем бы ни проявлялось Божественное. Осознаем мы это или нет, не имеет значения. Хлеб выделен для того, чтобы мы познали, что Бог сияет во всем. Все это только сияние вечности. Кто это познает, пойдет по жизни с большим благоговением и ко всей жизни будет относиться с глубоким почтением.

Если мы сможем освободить в себе эту жизнь, мы преобразуем себя и мир. Тогда мы не будем препятствовать Богу проявляться в нас и через нас. Тогда мы познаем Его в себе и во всех вещах.

«Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную» (Ин. 6,27). То есть познайте собственную глубинную сущность, познайте Божественную первооснову! По сути, это очень просто. Сначала мы должны познать жизнь в нас самих, в упражнении с дыханием, в каждом шаге, в каждом движении руки, в простых вещах…

Мы постоянно прославляем алтарное таинство, чтобы понять: как Бог присутствует в этом хлебе, так же Он присутствует в каждом из нас, в каждом движении, в каждом дыхании. Он присутствует во всем. Он не сочиняет симфонию, которой потом откуда-то дирижирует. Он является симфонией, которая звучит. И мы должны звучать ей в унисон, избегая, по возможности, фальшивых звуков.

Чтобы понять это, мы отмечаем этот праздник.

ЖИВАЯ ВОДА (ИН. 7, 37)

Здесь речь идет о потоках живой воды. Вода, которая истекает из нашего внутреннего мира. Вода — это символ Божественного бытия.

Стоя у колодца Иакова, Иисус тоже говорил о живой воде: «Кто выпьет воду из этого колодца, снова будет испытывать жажду», — сказал Он женщине. «А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4, 14).

Мы, люди, испытываем экзистенциальную жажду. Мы пытаемся утолить эту жажду во многих источниках и находимся в погоне за многими вещами. Здесь высказывание Иисуса совпадает с высказыванием Будды и высказываниями, приведенными в других Священных Книгах. Пока человек жаждет только пищи, удовольствий и поверхностных вещей, страдание неизбежно. Хотя человек и предается своим страстям, ему периодически поступают сигналы, что он может износить свою жизнь в погоне за все новыми источниками; пока он не заметит, что хочет утолить вовсе не жажду тела, а что он испытывает более глубокую страсть к живой воде, страсть к вечной жизни.

Достоевский считает, что тайна круговорота заключается в том, что человек, выпивший земной воды, вновь ощущает жажду и спрашивает:

«И что теперь?». В одной из своих книг он так пишет о хлебе: ««Камни превращаются в хлеб, — говорят они, — это действительно, величайшее дело?» — «Не величайшее, — ответил собеседник, — великое, но двухтранговое; если человек наелся, он больше не думает о пище. Наоборот, он говорит: «Ну вот, я сыт, и что мне делать дальше?» Вопрос остается всегда открытым».[257]

Вся наша жажда счастья — это скрытое сомнение. Покой и безопасность мы найдем только в нашем Божественном ядре. Истинную жажду нельзя утолить земной водой.

Велика опасность, что и религия дает человеку только земную воду, ибо даже в религии можно остаться зависимым от формальностей и забыть, что только духовные пути ведут к истине. Ни один истинный гуру или мастер дзэна не возьмет себе ученика, который ищет у него только фитнеса или снятия напряжения.

Живая вода — это Божественная жизнь, которую мы все несем в себе. Это Божественный принцип, который является нашей настоящей природой. Он находится недалеко от нас. Если мы найдем эту живую воду, все приобретет совсем другой смысл: радости и открытия этого мира.

Все взаимосвязано, Бог и вещи. И если Бог откроется нам в вещах, мы будем счастливы.

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ (МК. 3, 31)

Мы, люди, из породы стадных животных. Свыше тысячи лет мы живем группами, кланами, партиями, союзами, отечествами, нациями, кастами. Среди нас не так много индивидуалистов, как мы думаем. Даже так называемые drop outs еще сильно привязаны к обществу.

Кто идет по эзотерическому пути, вступает в число последователей. Стать последователем Иисуса (или последователем Бога, что одно и то же) — значит расстаться с коллективом, с любой групповой идентификацией и, смотря по обстоятельствам, также и с организованной религией.

Это не является требованием выхода из церковного института. Речь идет совсем о другом. А именно: об освобождении от привязанности, которая сидит глубоко в нашем подсознании и мешает нам стать индивидуумами и жить бескомпромиссно, по законам нашего христианства. Последователем Христа (последователь Бога) может быть только индивидуум.

Единственная возможность освободиться от групповой лояльности, которая относится к самым крепким земным привязанностям, — это проявление воли, чтобы посвятить себя более высокой лояльности последователей Бога. «И враги человеку — домашние его», — говорит Иисус (Мф. 10, 36). «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 26). Это не имеет ничего общего с внешним разделением. Речь идет о становлении своей личности и радикальном восприятии одного только Бога.

Чтобы стать индивидуумом, нужно отделиться от любой групповой идентификации, а также и от религиозной. Иисус призывает к «внутренней ненависти», а не к внешней. Речь не идет о разрыве с нашей семьей, с нашими религиозными или политическими начальниками. Наоборот, тот, кто становится внутренне свободным, сможет наладить творческие и позитивные отношения со своими ближними. Это то, что требует Иисус: «Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее» (Мф. 10, 35).

Если мы в своих снах боремся с другими, если молодой человек выступает против всех авторитетов, если мы во сне с кем-то спорим, кого, собственно, любим, — выявляется это столкновение с неосознанной идентификацией.

Однажды мы окажемся без поддержки и должны будем сами заботиться о своем спасении и последовать своему внутреннему голосу. Человеку следует освободиться как от затягивающей лояльности к матери, так и от принадлежности к группе. Пока не возрастет индивидуальность, не придет освобождение. Неосознанные привязанности должны быть разрушены, чтобы могла проявиться богоугодная исключительность индивидуума.

Это относится к тем связям, которые коренятся глубоко в подсознании, а также к связям с религиозными институтами, теологическими системами и т. д. Я еще раз хочу подчеркнуть, что подобное освобождение не имеет ничего общего с выходом из церковного института. Скорее оно должно вести к свободе последователей Христа в церкви. Быть последователем Христа — значит разрушить все другие лояльности ради лояльности к Христу или Богу.

Желающий стать последователем пришел к Иисусу и сказал: «Позволь мне сначала похоронить своего отца», то есть оказать семейное почтение. В этом предложении не имеется в виду, что он не должен хоронить своего отца; в нем говорится о том, что он еще не может освободиться от находящейся глубоко в подсознании привязанности к своей семье. Он еще сильно от нее зависит.

Много людей в нашей церкви еще не могут освободиться от этой неосознанной привязанности к матери. Они еще не последователи Христа, даже если некоторые из них занимают высокие должности. Они еще находятся в плену материнской привязанности и, таким образом, носят маску другого. «Один человек подошел к Иисусу и сказал Ему: Учитель, я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. — И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову» (Мф. 8, 19–20).

И не подумайте, что это связано с внешней бедностью. Это связано с внутренним риском жить с моей богоугодной идентичностью в сообществе.

Стать последователем Бога — это значит прийти к равновесию. Речь идет о равновесии между индивидуумом и сообществом. Найти такое равновесие очень трудно. Прежде всего должна возрасти та внутренняя свобода, которая ведет нас к полному человеческому созреванию. И это освобождение должно сопровождаться любовью. Это единственный этический момент, который имеет значение. Только это любовь, которая готова «ненавидеть» отца и мать, братьев и сестер, то есть отделиться от всех неосознанных условностей.

В нас должно развиться сверхъестественное. Оно не может помешать развитию нашей личности, хотя зачастую на протяжении всей истории и являлось бременем. То, что религия деградировала до морали, связано с роковым стечением обстоятельств.

Мне абсолютно ясно, что теоретически очень легко говорить на эту тему, но в отдельных случаях это может быть весьма затруднительно; если я, например, должен воспитывать и искать баланс между формированием совести и свободой; или, когда я должен принять жизненно важное решение, оставаться ли мне в сообществе, в партнерстве или стремиться к освобождению. Несколько лет назад я отважился сказать:

«Бог может привести человека в монастырь, но Он же может и вывести его оттуда». На меня за это обиделись. Бесспорной является также добродетель верности, которая взвешивает, должен ли я остаться при первоначальном решении или нет. Но я здесь, прежде всего, говорю о внутренней свободе в религии. Связь религии и морали была, конечно, самым роковым событием в истории религии. Религия не является в первую очередь этикой. Религия возвещает нам о той трансличностной стороне бытия, которую мы должны раскрыть. Это послание пасхального времени. Не покаяние и прощение, а осознание того, что мы воскреснем. От этого осознания происходит поворот к лучшему и правильное поведение.

Мораль — это последствие познания трансцендентности. Если я найду свою истинную сущность, то и поведение мое станет правильным. В жизни, конечно, они «идут рука об руку». Я не могу сказать: сначала это, а потом это. Поэтому этика и в нашей жизни занимает законное место в воспитании.

Учение о карме в восточных религиях часто имеет для этики более сильную мотивацию, как страх перед наказанием. Это учение гласит, что я могу нанести вред себе и своему процессу созревания, если не буду вести себя соответствующим образом. Так как я хочу добиться религиозного познания, то я делаю это и не делаю то. Ад и карающий Господь — это плохие средства воспитания.

Это нелегкий путь, по которому мы идем. На нем часто не бывает поддержки и не всегда кто-то находится рядом с нами и говорит: ты на правильном пути. Он остается рискованным предприятием. Враги человека — домашние его. В Царство Божье мы можем вступить только одни.

Многие пребывают в неуверенности, поскольку и сегодня официальными кругами осуждаются пути созерцательности дзэна и йоги. Прислушайтесь к своему внутреннему голосу! Оставайтесь в своем решении независимыми от мнения других, которые едва ли много понимают в подобном духовном пути!

ПОДОБИЕ — НЕ ПОДРАЖАНИЕ

В области эзотерических путей речь идет о процессе превращения, а не о процессе подражания. То, что касается конкретно христианства, это означает: в человеке должно состояться то, что состоялось в Иисусе Христе. Иисус Христос, который является абсолютным Богом и абсолютным человеком, является образцом для каждого из нас. На каждого человека возложена та же задача, что и на Него. Каждый призван беспрепятственно проявить в себе Божественное. Мы должны стать подобными Иисусу в исполнении нашей собственной жизни.

Мы часто делаем из Иисуса Христа предмет культа. Он же считал нас преемниками. Иисус Христос не является главным образом объектом почитания, в большей степени Он есть субъект внутреннего процесса, процесса наполнения Божественной полнотой (Еф. 3, 19).

В Писании это выражено образно.

Через путь, врата и свет открывает нам Христос внутренний доступ к Божественной сути, с которой мы должны стать единым целым, как и Он стал с ней единым целым. Как хлеб, как вода, как сок винограда, Он должен войти в нас, чтобы мы могли ощутить в себе открытую Им Божественную жизнь. Иоанновские символы Христа — Я — хлеб жизни, живая вода, настоящий виноград — используются не для наглядности, а для усиления духовности. Они раскрывают Божественную середину нашей жизни и более четко показывают, что Иисус Христос воплощает наше истинное освобожденное Бытие. То, что мы в Нем познаем, является тем, чем мы должны стать. Мы не встречаем Его снаружи, Он пробуждается в нас изнутри: Христос является символом пробуждающегося в нас Божественного образа.

При этом большое значение имеет не столько imitatio (подражание), сколько conformatio (подобие). Речь идет о раскрытии Божественного в нас так, как оно раскрылось в Иисусе Христе. Процесс освобождения в нас имеет целью процесс превращения в Христа, что, в конечном счете, является процессом превращения в человека, и даже «процессом превращения в Бога».

Божественное дремлет в каждом человеке, как зерно. Так же, как в человеке развился Иисус Христос, должно и оно пробудиться в каждом человеке и развиться. Иисус Христос был совершенно прозрачным. Бог просвечивал Его насквозь и сиял в Нем. Подобное должно произойти и с нами, Бог хочет развиться в нас, проявиться, отразиться, исполниться так, как сказал Павел: «Я сораспялся Христу. И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Тал. 2, 19–20). Иисус пришел, чтобы исцелить нас от ложного убеждения, будто мы живем отдельно от Бога. Его смерть на кресте разрушила это ложное убеждение. Если нам будет даровано умереть вместе с Ним, то мы вместе с Ним и воскреснем (Рим. 6, 4). Наш путь — это путь через страдания и смерть к познанию единения с Богом, то есть к воскресению.

Итак, речь идет о том, чтобы впустить Божественное в нас, освободить для него пространство. Этические усилия направлены на развитие того, что живет в нас, с тем чтобы деяние человека стало «деянием Бога».

АД ИЛИ ПРЕВРАЩЕНИЕ

Место соединения с Богом находится здесь и сейчас. Здесь и сейчас находится также и ад. Небо и ад разделены только нашим «Я». Кто сможет от него освободиться, вступит в Царство Божье. Нет никаких магических ритуалов, которые могут привести нас туда, только смерть нашего главенствующего «Я». Силу для этого нам дает одна Любовь. Лишь она помогает нам освободиться о всего, чтобы вступить в новый порядок бытия, в Божественный порядок бытия.

Трансформация проходит через многие сферы. В общем и целом мы находимся в сфере нашего «Я». Постоянная идентификация с областью «Я» должна стать прозрачной. Мы должны осознать, что это «Я» является только инструментом нашей истинной глубинной сущности. Следующей сферы мы достигаем только через то, что Иисус называет метанойей, поворотом, возрождением. Это вступление в ряды последователей, которые живут в новой сфере, в Божьем Царстве.

У многих людей оно проходит через фазу замешательства[258]. Для иных это полная катастрофа. Приемные кабинеты психотерапевтов переполнены такими людьми. Это депрессивная фаза, которая может провести через неуверенность и замешательство к новому ориентированию, если только найдется настоящий провожатый. Она имеет большое значение для духовного пути. Ее можно сравнить с лабиринтом, который ведет по многочисленным запутанным каналам к центру сущности. Здесь происходит процесс очищения, о котором говорят мистики. Если мы сможем пройти этот процесс, он приведет к прорыву, а это значит — к новой сфере познания. Ошибочное представление о своей личности и ошибочные жизненные надежды исправляются в процессе преодоления «Я». Исчезают основные предпосылки для страха, ненависти, стяжательства и жадности. Воцаряется внутреннее равновесие, мир и гармония.

Я верю в возможности и потенциал человека, которые помогут ему выйти из этого мучительного кризиса, в котором он сегодня пребывает. Если ему удастся освободить целительные силы (для меня это только другое название Божественных сил), он получит шанс для дальнейшего существования. Я могу с помощью новой сферы сознания представить мир более гармоничный и согласованный, чем нынешний. В этой сфере возможно развитие глобальной духовности, которая не подчиняется никаким институтам, а способствует раскрытию основных человеческих способностей. Эта духовность ориентирована не на количество, а на качество жизни.

Она помогает взглянуть на мир другими глазами, постичь его в других масштабах, а не в масштабе нашего маленького «Я». Именно это Иисус подразумевал под метанойей, если я Его правильно понял:

О МОЛИТВЕ

Все религии направлены на конечную действительность. В Западной Европе уже не одну тысячу лет ее называют Богом, другие называют ее дао, нирвана, Брахман. Молитва является средством общения с этой конечной действительностью. Это попытка соединения с той конечной действительностью, которая протекает через нас.

Молитва обусловлена определенной полярностью. Это полярность между человеком и Богом, между конечным и бесконечным, между индивидуальным и универсальным, несовершенным и совершенным. Молитва возникает из состояния внутреннего напряжения. Молитва старается собрать воедино то, что распадается. Она пытается соединить наше повседневное сознание с нашей истинной сущностью, с Божественным в нас. Молитва создает единство между двумя аспектами действительности, которые в нас, людях, разделены.

Человеку принадлежит личное и трансличностное начала, или, говоря религиозным языком, человеческое и Божественное начала. Это система координат: естественное — сверхъестественное. Только если мы находимся в центре этой системы координат, мы можем быть цельным человеком. Тот, кто игнорирует или даже отрицает это Божественное в своем существовании, останавливается в своем процессе развития. Он остается человеком наполовину.

Человек должен молиться, чтобы раскрыть себя Божественному в себе, чтобы оно как бы молилось вместе с ним. Так же считает и Павел: «А как вы — сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «Авва, Отче!»» (Тал. 4, 6).

Истинная молитва ни о чем не просит. Истинная молитва — это чистое отречение. Молитва-просьба в мистике является низшей формой сближения с Богом. По сути, мистика не признает молитвы-просьбы. Приведем слова Ангелуса Силезиуса:

Экхарт говорит о людях, которые мешают себе в молитве тем, что уделяют слишком много внимания внешней молитве. «Есть «хорошие» люди, которые мешают сами себе тем, что застревают на раскаянии и покаянии, и уделяют много внимания знакам, и не стараются прийти к истинной правде».[259]

«Устную молитву священный христианский мир ввел для того, чтобы душа сосредоточилась на внешних чувствах, в которых она рассеивается, на множественности преходящих вещей. Когда она после этого объединится с высшими силами (в разуме, воле и памяти), она одухотворится. И когда дух скрепится с Богом в полном единении воли, он будет обожествлен. И тогда он будет находиться в истинном обоготворении, когда достигнет цели, для которой был создан. Мы сотворены исключительно для Бога и созданы по Его подобию. Кто не стремится к единению духа с Богом, тот не является настоящим духовным человеком».[260]

«При этом ты, вероятно, поймешь, что также исчезает вся множественность; что также человечество нашего Господа — это что-то особо присутствующее; как Христос сказал своим ученикам: «Будет лучше, если Я пойду, ибо, если Я не пойду, не придет к вам утешитель, Дух Святой, Дух истины, которого пошлет Отец во имя Мое». Здесь «хорошие» духовные люди мешают сами себе достичь истинного совершенства, придерживаясь по желанию своего духа, образа человечества нашего Господа Иисуса Христа: с чем они забываются только в видениях, это с тем, что и в образе видят вещи в своем духе, будь это люди, ангелы или наш Господь Иисус Христос, Сын человеческий… Он подразумевал не просто ученика в узком смысле слова, а всех, кто должен стать Его приверженцем и захочет следовать за Ним к высшему совершенству; для таких людей Его человечность является преградой, поскольку она связана с этим желанием».[261]

Тот, кто считает, что молитва имеет что-то общее с разумом и сформулированными словами, тот новичок в молитве. Суфий думает об этом совершенно иначе.

— Спроси их, — обратился ко мне как-то аббат, — как они готовятся, чтобы предстать перед Богом; постятся?

— Нет же, — ответил, смеясь, молодой дервиш. — Мы едим, и пьем, и восхваляем Бога, который даровал человеку пищу и питье.

— Ну а каким же тогда образом? — удивился аббат.

— Посредством танца, — ответил самый старый дервиш с длинной белой бородой.

— Танца? — спросил аббат. — Почему?

— Потому что танцы заглушают «Я», — ответил старый дервиш. — Когда умирает «Я», исчезает препятствие для объединения с Богом.

БЕНЕДИКТ

«Божий человек Бенедикт уже встал для ночной молитвы, в то время как братья еще спокойно спали. Он стоял у окна и молился… Когда он в полночь выглянул наружу, то увидел вдруг свет, который изливался сверху и на одно мгновение прорезал темноту ночи. У него было такое яркое сияние, он так сверкал в темноте, что был даже светлее дневного света. С ним было связано чудесное ощущение. Как Бенедикт сам рассказывал позднее, перед его глазами весь мир явился как будто собранный в одном солнечном луче».[262]

Бенедикт был мистиком. Описанный выше случай показывает это достаточно отчетливо. Существует метадействительность, которую мы не можем видеть своим физическим зрением. Она познается изнутри в виде света, причем свет является только символом того, что познается.

Самым важным предложением в описании видения святого Бенедикта является то, что «…перед его глазами весь мир явился как будто собранный в одном солнечном луче». Эта метадействительность, которую мы, христиане, называем Богом, является, говоря современными словами, холистической действительностью. Бенедикт познал Бога в Его космическом единстве.

В людях заложены возможности, которые превосходят всё, что мы можем знать осознанно. По сути, во время своих созерцательных молитвенных упражнений мы делаем не что иное, как раскрываем себя для этой холистической действительности. Мы стараемся попасть в утонченное пространство сознания, которое обычно перекрыто грубым материальным пространством. Оно является тюрьмой. Пройдет много времени, пока человек это вообще заметит, и еще больше времени, пока он действительно захочет из нее выбраться. Тогда он начинает искать путь, по которому мы здесь идем.

То, что с нами происходит, не обязательно происходит на нашей подушке. Бенедикт стоял на рассвете на башне и созерцал ландшафт. Глубокое мистическое познание не зависит ни от места, ни от времени, ни от нашего вероисповедания; оно зависит только от силы нашего самоотречения и решимости не упустить эту метадействительность, как это сформулировал Бенедикт. Всё, что существует, может быть вратами к познанию этой действительности. Лишь когда мы осознаем, что религия является повседневностью, что Божественное исполняется в том, что нам следует именно здесь и сейчас взорвать, тогда мы будем воспринимать жизнь как святое паломничество и жить соответствующим образом.

Бенедикт описал свой путь тремя важными предложениями:

Vacare Deo. Быть свободным для Бога. В практике созерцательности путь к себе, а тем самым к метадействительности, требует времени. Иметь время для Бога.

Habitare secum. Жить у себя. Оставаться у себя. Именно оставаться у себя, не отрываться, для нас особенно трудно.

Ora et labora. Нет никакого разделения между религией и повседневностью. Лишь когда мы это поймем, мы будем на самом деле религиозными. Бенедикт объясняет это следующими словами: «Все вещи трактуются как священная алтарная утварь». Это означает освящение нашей жизни.

Многие, кто приходит в этот Дом, пострадали от церкви. У них церковные неврозы. Ничто не действует сильнее им на нервы, как эта религиозная терминология. При этом Бенедикт говорит то же самое, что и Бодхидхарма перед императором By: «Ничто не является священным» (ср. Хекиганроку 1). Все есть то, что оно есть. Таким образом, в таком виде, в каком оно есть, оно является «священной алтарной утварью», и не потому, что мы используем это для религиозных целей. Всё является формой выражения Божественного. Религия — это повседневность, и повседневность — это религия — так исполняется Божественное впредь один раз. Лишь когда мы это поймем, мы станем религиозными людьми.

ВИДЕНИЯ (ЛК. 2, 36 И ДАЛЕЕ)

В современном Евангелии нам встречается пророчица Анна. Она вышла замуж и очень рано овдовела. По-видимому, это привело ее на внутренний путь. Она не покидала больше храма, написано в нем. Именно нужда приводит нас всегда к этому пути. И когда эта нужда достигает своего апогея, часто наступает глубокое познание, которое может иметь значение для всей нашей жизни, а возможно, и для жизни других людей. Мы внезапно познаем нашу собственную сущность. Мы познаем наш истинный образ. Видение, которое посетило Анну, является осознанием, основанным на убеждении: несмотря ни на что, жизнь имеет глубокий смысл.

Немало людей обретают подобные познания на протяжении одного курса. Я бы не хотел называть их именно видением, хотя они и очень похожи на него. Также и здесь имеются совершенно разные глубины. Почти все переживают однажды ситуацию, когда вещь, над которой они долго ломали голову, вдруг приобретает для них абсолютную ясность. Часто эта ясность является в образе. Осознание сливается с символичной структурой или фигурой. «Она говорила о ребенке всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме». В этом ребенке она увидела спасение для себя и для своего народа. Зачастую подобные познания являются возвращением распавшихся частей нашего сознания. Это не определяет такое познание, а показывает нам, что Божественное от нас недалеко, что оно раскрывается в таких образах и знаках, происходящих из нашей глубинной сущности. Мы можем сказать себе «да» и жить дальше.

Итак, видения и познания, которые внезапно у нас случаются, могут быть сильной мотивацией для нашей жизни. Но мы не должны на них задерживаться, а должны осознать их послание.

Для Анны видение было глубоким религиозным переживанием. И своим познанием она вселила мужество в других.

МУДРОСТЬ

Мудрость для нас абстрактное понятие. Мы не связываем ее больше с определенным образом. Однако chochma (мудрость) изначально была женским божеством, мифической фигурой, которая позднее в иудаизме стала обозначаться как абстрактная мужская, Божественная сила.

Мудрость, прежде всего, это мудрость жизни, мудрость ожидания, восприятия и созревания. Она близко стоит к возрастанию и цельности. Она живет в глубине сознания. В книгах о мудрости Мудрость обращается к сыну, не к дочери. Там как бы наша женская половина говорит с мужской половиной. Здесь речь идет не о мужчине и женщине, а о мужской и женской основной установке в каждом из нас.

Мудрость говорит: «С первобытных времен, с самого начала, была я сотворена и не исчезну во веки веков» (Сир. 24, 9). Мудрость — это пронизывающий весь космос женский принцип, простирающийся над смертью.

Учение о мудрости — это «анима — воспитание». Женское начало обращается к мужскому. Женское начало более всеобъемлющее. Оно является созидающим, оно было уже при сотворении мира; и в нас оно является первоисточником жизни.

На Западе мы развивались в одном направлении, в котором в счет шло дело, работа, а не бытие. На первом месте стоят власть, руководство, регулирование и создание. Нас обучают логике и интеллектуальным знаниям, которые имеют большое значение в нашем обществе.

Мудрость — это не интеллектуальное знание. Она является пониманием природы вещей. В то время как мужской принцип легко выступает самовластно против порядка космоса, противится ему, женский принцип идентичен с основным миропорядком, а тем самым, с Божьей волей. Да, это основной порядок мира, сама Божья воля.

Патриархальный элемент создал законы, которые требуют безусловного, часто бессмысленного повиновения. Они могут быть доведены до такого абсолюта, что будут противоречить природе. Часто они тиранят людей. Возьмем только закон очищения для женщины, у которой начался лунный цикл.

Мудрость ориентирована не на мужскую, авторитарную Божью волю, а на космический порядок, который человек познает, когда обратится к своему внутреннему миру. Речь идет об истинной жизни человека. Это не мышление в контрастах, а познание единства и цельности. Образами мудрости являются древо жизни, которое растет и развивается изнутри, и источник жизни, из которого всё истекает.

Отсюда и мудрость, которая определяет совершенного человека. Стать мудрым — вот наша цель. В конце эзотерического пути оказывается мудрец.

Образ мудрости однозначно является матриархально выраженной традиционной линией, которая в Библии противостоит патриархальной яхвестической традиции.

Образ мудрости, наверняка, происходит из матриархальной религии. Таким образом, она является необходимым дополнением к нашему патриархальному образу Бога и человека.

Но также она представляет ту нашу сторону, которую стоит допускать и развивать.[263]

АПОКРИФИЧЕСКОЕ ЕВАНГЕЛИЕ МАРИИ — ЖЕНСКОЕ НАЧАЛО В ЧЕЛОВЕКЕ

Любая религия дарует человеку упоительное предсказание цели. Но, очевидно, не все люди обладают даром видеть эту цель. Ибо орган, который видит новую цепь, не может быть прежним сознанием. Он должен уже быть частью нового человека, человека, который прошел инициацию возрождения, метанойю. Кто существует по истине, может услышать голос истины. «Только в своем Свете мы увидим Свет». Даже если это новое сознание (я мог бы его также назвать сознанием Христа) все еще является рудиментарным, оно является предпосылкой того, что в нас пробуждается резонанс новой жизни.[264]

Многие люди, получающие представление об этой новой жизни, об этой новой возможности существования, инстинктивно ее отвергают. Они полагают, что она может нарушить их прежнюю жизнь. Они не хотят подвергать себя этому потрясению.

Это нам четко показывает апокрифическое Евангелие Марии. Оно хочет нам сказать, что человек не может осознать и последовать своей цели со своими естественными устремлениями, разумом и волей. Не может быть целью желание отдалиться при помощи интеллекта, воли и естественных стремлений от власти бренности; эти силы сами являются преходящими. Это тяжело для христианина, который придерживается добрых намерений соблюдать заповеди и закон благочестия. Доступ к сознанию Христа возможен, только если это непреходящее само проснется в человеке и придет ему на помощь. Полнота Света, которая есть в каждом человеке, даже если она скрыта, должна осветить проблемное достоинство темноты с тем, чтобы человек на самом деле встал на путь.

Именно женский элемент, воспринимающий и слышащий, один, как инструмент, способен ощущать и предчувствовать новое сознание. Так говорит нам Евангелие Марии. Мария представляет женское начало. Страсть, разум и волю олицетворяют мужские фигуры: Петр, Андрей и Иаков.

Первым большим препятствием, проявляющимся в символической фигуре Петра, является страсть человека, которая также хочет завладеть новым познанием. Страсть является рафинированной. Она говорит Марии (душе): «Ты обманываешь сама себя. Твои поиски вечного — это только возмещение несбывшихся желаний и разочарований. Ты думаешь, твоя страсть происходит свыше и направлена на что-то непреходящее. На самом деле — это детские переживания, чувство одиночества и разочарования с регрессивной тенденцией. Ты не выдерживаешь неустойчивости существования и бежишь в ложное укрытие». И некоторые психологи пытаются так же заглушить религиозные тенденции. Все это только регрессия.

Вторым серьезным препятствием, которое проявляется в символической фигуре Андрея, является разум. Он упрекает новое сознание в невежестве. В конечном счете, разум — это инстанция, по которой выравнивают свою жизнь. Это относится также и к религиозной сфере.

«Почему ты думаешь, что знаешь больше? — говорит разум внутреннему сознанию. — У тебя нет мерила твоего внутреннего познания. Из чего ты черпаешь свою уверенность? Действительно ли твое познание является аутентичным? Не гонишься ли ты снова за фантомом?» Прежде всего, нужно мужество для того, чтобы оставить эту слабую тенденцию до тех пор, пока она не станет настолько сильной, что уже не будет осуждаться разумом и сбиваться с правильного пути.

Третьей силой, представленной символической фигурой Иакова, является воля. Она говорит душе, что от нее зависит путь к Богу. С усилием, напряжением и энергией она намеревается дать мотивацию возвращению.

Душа в образе Марии отвечает, что он находится на взлете своего «Я», сам того не замечая, поскольку считает, что может достичь спасения с помощью благонравного поведения, методов и усилий, планов и стремлений и соблюдения заповедей. На самом деле, речь идет только об этом прежнем «Я», которое хочет удержать свое господство и в новом мире.

Силы прежнего сознания стараются вернуть человека под свою власть. Они не могут понять, что покой, высматривание, внутреннее созерцание и восприимчивость являются возможностями познать нашу истинную сущность, Божественное в нас. И в религии, однако, также, активность и планы, интеллектуальные истины и добрые намерения считаются основными инструментами, ведущими к новому сознанию.

Мария является символической фигурой женского начала в человеке, можно сказать, нового человека Божьего Царства. В Евангелии Мария не противопоставляется Петру, Андрею и Иакову, но указывается на то, что женское начало более восприимчиво к познанию Божественного, чем активное мужское начало. Женское начало открывает нам доступ к нашей глубинной сущности. Оно имеет сродство с Богом, которое не дано разуму и воле.

HAGIOS GAMOS — СВЯТАЯ СВАДЬБА (ВЕНЧАЛЬНАЯ РЕЧЬ)

Это помещение вам очень хорошо знакомо. Вы постоянно сюда приходите в часы или дни раздумий и памяти. Сегодня не только помещение выглядит иначе, но и вы оказались здесь совсем по другой причине. Вы решились на эту церемонию. Почему? Многие ваши знакомые, возможно, качают головами и говорят: «Оставьте им их идею фикс. Это всё еще как раз относится к нашим общественным формам». Ваше пребывание здесь больше, чем религиозно приукрашенное, определяемое обществом или признаваемое действие.

Брак — это инициация для пути к спасению.

Все, что происходит во время свадьбы, является инициацией для выхода из сообщества. Это посвящение в жизненный путь, более того, в путь к спасению. Брак — это не счастливая гавань, а путь к спасению. Тот, кто в браке видит только нарциссическое самоудовлетворение, потерпит неудачу, о чем сегодня знает каждый терапевт, консультирующий супружеские пары.

Два человека находят друг друга не случайно. Они встречаются, потому что должны вместе идти вперед к исполнению своего окончательного предназначения. Я хотел бы начать издалека, чтобы объяснить это.

Сущность Бога — это единое целое. В творении целое распадается на неограниченное количество возможностей. Единство проявляется во множестве. Оно делится на бесчисленное количество форм проявления, которые относятся друг к другу и, тем не менее, являются абсолютно индивидуальным выражением единого целого.

Вначале, таким образом, стоит единое целое. Единое — это святое, спасительное, неделимое. Самой сильной болью является боль разделения. Боль искупления — это тоска части по единому целому, стремление к спасению, к преодолению первичного страдания от одиночества.[265]

Мы сохранили представление о целостности, и это вызывает у нас тоску. Ностальгия бывает только тогда, когда знаешь, что есть родина. Каждая любовь — это вступление на путь и начало пути домой, то есть к Богу, к Единству.

Единое целое должно выйти из себя самого. Без того, чтобы оно не вышло из себя и не стало бы двойным и более, нет творения. Но вместе с творением приходит распад единства, а значит, и беспокойство. Все существа чувствуют, что они не являются больше единым целым. И потому все распавшиеся части стремятся назад к единству. Единство — это также и ваша глубинная сущность.

Мы, люди, ощущаем ущерб распада намного сильнее, чем другие существа. Таким образом, с процессом становления человека начинаются поиски дополняющей части. Ибо каждая половинка нуждается в другой, чтобы пережить единство. Наша глубинная сущность является не мужской, не женской, а единым целым.

Этому стремлению к единству мы дали название. И имя ему Любовь. Любовь разрывает границы одиночества, в котором заключен каждый человек, и освобождает его для целостности. Любовь — это стремление к утраченному единству, к нашему первоначальному состоянию. С нашим превращением в человека началась «первичная трагедия разобщения». Это первоначальная боль человека, боль разделения, которая не прекратится, пока человек снова не найдет себя в единстве. И то, что мы называем грехом, есть не что иное, как отделение. Отделение от нашей глубинной сущности. Оно является своеобразной склонностью к автономии, индивидуальности и отграничению.

Наша истинная идентичность находится намного глубже. Мы найдем ее только тогда, когда освободимся от главенствующего «Я». Брак — это инициация для совместной попытки найти ту основу, в которой можно познать единство.

Любовь — это другое слово для обозначения ностальгии. Расщепление единства принесло с собой разделение. Но также оно принесло нечто абсолютно новое — энергию любви. Любовь — это намного больше, чем стремление к размножению. Она является той центростремительной силой, которая заставляет вернуться к единству. Особенно мощной она является в отношениях между полами. Как между двумя магнитными полюсами возникает сила притяжения, так и между мужчиной и женщиной возникает любовь.

Тем самым в создании появляется новое сильное энергетическое поле, большее, чем сумма его частей. Любовь — это то, что нельзя объяснить, поскольку она выходит за рамки физической и духовной структуры человека. Это та метафизическая страсть, которая представляет первоначальную силу эволюции. Она ведет к непостижимому отграничению «Я», которое необходимо для возвращения к единству.

Наше «Я», однако, имеет тенденцию выступать против слияния с единым целым. Оно противостоит этому мистическому единению, поскольку не хочет отказываться от самого себя. Оно отличается от этого мистического стремления к единству тем, что хочет удержать его и иметь для себя. К целостности мы можем вернуться только через самоотречение, а не через желание обладать или завоевание. В этом трагизм человека и прежде всего мужчины, который все снова и снова пытается прийти к единству и целостности.

«Я» имеет тенденцию к использованию других, чтобы обогатиться и извлечь из этого выгоду. Оно хочет что-то иметь и усиливаться, но не ищет высшего единства в объединении с другим. Оно хочет оставаться осью своего маленького мира. Оно делает других средством для достижения личных целей и средством наслаждения.

Оно низводит партнершу или партнера до товара, который можно потреблять и использовать как угодно. Оно высасывает из него все силы и потом выбрасывает. Подобная любовь — это только увеличение эгоизма. Никто не высказался по этому поводу жестче, чем Кант. Он пишет, что брак — это «договор о двухстороннем использовании половых свойств». Опасность для любого брака представляет то, что он приведет не к желанию единства, а к желанию обладания.

Ваш совместный путь — это процесс развития. А подобный процесс очень мучительный. Любовь и страдание сопутствуют друг другу. И кажется, что любовь нуждается в страдании, чтобы стать зрелой. Сохраняйте самообладание в часы, когда вас посещают сомнения и когда вы хотите убежать друг от друга. Это важные часы созревания и развития.

Мистик и тот, кто по-настоящему любит, имеют много общего. Путь через пустыню и через ночь хорошо знаком мистику. Такая же темнота присутствует и в человеческих отношениях. Речь идет о том, чтобы дополнить осмысленное сверхъестественным, а без страдания, по-видимому, это невозможно.

То, что связывает мужчину и женщину, по духовной традиции называется Hagios Gamos (Святая свадьба). Брак является причастием, символом единства Божественного и человеческого начал.

Многие примеры из Священного Писания символизируют это. Так говорит пророк Осия: «И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии. И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа» (Ос. 2, 19–20). У пророка Исаии мы читаем: «Ибо твой Творец есть супруг твой; Господь Саваоф — имя Его, и Искупитель твой — Святый Израилев… Ибо как жену, оставленную и скорбящую духом, призывает тебя Господь, и как жену юности, которая была отвержена, говорит Бог твой» (Ис. 54, 5–6).

Истинную человеческую сущность представляет пара из мужчины и женщины. Это то, что нам говорит сообщение о творении: «Как мужчину и женщину создал Он их». Настоящий человек — это Божий человек; человек, который знает, что Божественное измерение относится к его целостности.

Ваша конечная цель — это не другая личность. Вашей общей целью является то Божественное измерение, которое вы должны найти вместе. И это истинная причина, по которой вы нашли друг друга и должны сообща встать на внутренний путь. Вы должны стать спутниками на пути к единству. Ваша любовь — это прорыв из одиночества и возвращение к Божественной целостности. Ваша свадьба — это посвящение, инициация для пути домой.

ОТКУДА МЫ?

Чтение из Евангелия Фомы:

«Иисус говорил:… что Царство находится в вас и вне вас. Если вы познаете себя, вы обретете познание и познаете, что являетесь сынами живого Отца. Если же вы не познаете себя, вы останетесь духовно бедными» (3).

«Иисус говорил: если вас спросят: откуда вы появились? — отвечайте: мы появились из Света, оттуда, где Свет существует сам по себе.

Если вас спросят: кто вы? — говорите: мы Его сыны и дочери и мы избранники живого Отца.

Если вас спросят: что является признаком вашего Отца в вас? — говорите им: это движение и покой» (50).

«Его ученики спросили Его: когда наступит успокоение мертвых и когда придет новый мир? Он ответил: покой… уже наступил, но вы его еще не осознаете» (51).

Религия должна нам сказать, кто мы есть и в чем смысл нашего существования. Она не должна внушать нам страх перед карающим Господом, который будет судить нас в конце жизни. Плохо, что этот примитивный образ Бога все еще витает в головах и вселяет в людей страх.

Если же мы, напротив, будем придерживаться отрадных образов, о которых говорилось в этом отрывке, мы не будем умирать в страхе перед судьей. Мы — Его сыновья и дочери, мы — избранники живого Отца.

Мы принадлежим этому Божественному семейству. «Бог» — это как бы наша фамилия. И когда нас спросят: «Откуда вы?», мы можем ответить: «Мы появились из Света». Этот Свет исходит из наших глаз, часто затемненный и искаженный, но это Божественный Свет.

Мы вернемся туда. Я надеюсь и желаю, чтобы путь, по которому мы идем, так бы преобразовал нас, чтобы мы могли без страха перешагнуть порог, отделяющий нас от следующего существования. Это только дверной порог. Мы в нашей религии слишком много говорим о смерти и о Суде. И слишком мало говорим о вечной жизни, хотя Писание изобилует речами о ней.

Наша идентичность — это жизнь Бога, которая в Евангелии обозначена как Свет. Если мы сможем познать нашу истинную идентичность, мы перестанем испытывать страх.

«Когда наступит успокоение мертвых?» — спрашивали ученики Иисуса. А Иисус отвечал: «Покой, который вы ожидаете, уже здесь, но вы его еще не можете осознать». Вечная жизнь здесь, но мы ее не осознаем. И поэтому боимся.

Путь созерцательности — это часть преодоления страха смерти. Умирание «Я» является основной темой всех мистиков Востока и Запада.

«Кто умирает до того, как умрет, не умирает, когда он умирает» (Абрахам Санта Клара).

Смерть — это промежуточная цель всего мистического познания. Конечная цель — это новое рождение, которое следует за ней. Путь к истинной жизни проходит через смерть.

Существует страх перед смертью. Любая трансформация преграждается страхом. Он часто возникает, когда мы погружаемся в медитацию. Ведь страх, в конечном счете, это страх смерти «Я». Наши упражнения — это лучшая подготовка к умиранию. Все, что нам нужно сделать, это освободиться, чтобы проявиться такими, какие мы есть на самом деле.

Я надеюсь, что несмотря на страх и боль, во всех нас и в темные часы останется представление о том Свете, который страдает в нас; который также страдал в Иисусе Христе так, что Он воскликнул на кресте: «Бог, мой Бог, почему Ты меня покинул?». Но это были не последние слова. Я надеюсь, что жизнь всех нас может закончиться так же, как и Его: «Отец, в Твои руки вручаю я свой Дух».

КОНЕЦ СВЕТА (МК. 13, 24 И ДАЛЕЕ)

Что нам делать с этим Евангелием? То, что мы не должны понимать его буквально, это мы знаем. Что тогда представляют собой его мифические высказывания? Нам следует выделять его в субъективной сфере, то есть мы должны спросить себя, какие горизонты должны в нас обрушиться, что в нас должно умереть; какое солнце должно в нас затмиться; какие звезды в нас должны упасть с неба, чтобы в нас мог воскреснуть и исполниться Сын человеческий.

Речь идет о внутреннем процессе. Мы должны выйти из узости сознания. Иисус употребил для этого слово «возрождение». Оно не имеет ничего общего с физическим возрождением, речь идет о развитии нашего сознания через Божественное измерение.

По сути, мы всегда находимся в состоянии возрождения, в Божественном измерении, которое пока не можем ощутить. С нашим повседневным сознанием мы сидим, как в аквариуме (Древерман), и полагаем, что за стеклянной стеной кончается космос. И затем мы приходим в смятение и угнетение, поскольку это ограничение не имеет никакого смысла.

Мы обладаем хроническими защитными механизмами, которые мешают нам смотреть через стекла аквариума. Это — первородный грех. Мы не знаем, мы еще не знаем, кто мы есть. Поэтому мы все совершаем глупости, которые называем грехами. Мы заключаем себя в мини-мире. Мы вращаемся в стенках аквариума и не выглядываем наружу.

Этот мини-мир должен исчезнуть, чтобы мог открыться Божественный мир. Эти ложные звезды, за которые мы держимся, от которых ожидаем исполнения нашей жизни, должны упасть с неба. Это ложное солнце нашего маленького «Я» должно погаснуть. Мы проходим через личные страхи и беды, через общественные и политические перевороты, возможно, и через революции.

Сын человеческий придет с силой и величием. Под этими словами я понимаю не возвращение исторического Иисуса, а проявление истинного человека в нас, раскрытие Божественного в нас, что на христианском языке обозначает «Божьи дети».

Новое небо и новая земля не являются определенным местом где-то в мировом пространстве, они находятся здесь и сейчас, прямо за стенками аквариума, в котором мы сидим. Однажды мы заметим, что этих стенок не существует.

Этот род не прекратится, пока не исполнится всё это. И это не имеет ничего общего со временем. Оно может случиться в любой момент. Пришествие Христа — это безвременное явление. Сын человеческий, новый человек, Божий человек находится в нас. Мы только не можем этого пока осознать.

И что делать со всем этим богослужением? Здесь мы чествуем пришествие Сына человеческого и Дочери человеческой. Здесь мы чествуем то, кто мы есть на самом деле, но еще не осознаем это. Мы прославляем новое небо, и новую землю, и нового человека. Мы прославляем Божественное, которое не только проходит через весь универсум, но и проявляется в нем. Мы не жалкие рыбы, которые беспрерывно тупо тычутся в стенки аквариума. Мы связаны со всем этой Божественной жизнью и не важно, осознаем мы это или нет. Здесь и сейчас мы чествуем это.

ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ

Что собственно означает «вечная жизнь», слова, которые постоянно встречаются у Иоанна? Мы часто используем религиозные термины, не задаваясь вопросом, что же они на самом деле обозначают. Каждый раз они нуждаются в новом толковании, ибо их смысл постоянно меняется.

Если сжать историю универсума до одного года — причем каждому месяцу будет соответствовать где-то один миллиард лет, — то получится следующая картина.

Из-за таинственного взрыва Вселенной первичный материал распался, благодаря своей силе тяжести, и охладился. Уже в кратчайшую долю первой секунды первого января возникает материя: элементарные частицы и сразу же за ними простейшие атомные ядра, водород и гелий. Еще до конца января излучение и материя разъединяются и создаются галактики.

В середине августа, благодаря столкновению облаков газа и пыли, возникает наша Солнечная система. На Земле сначала появляются сложные химические, а затем и биологические структуры. Древнейшие горные породы земной поверхности возникают где-то с середины сентября. Начало октября — время появления ископаемых водорослей. В течение двух последующих месяцев рождается невиданное количество водных растений и животных.

19 декабря растения распространяются на суше. 20 декабря пустынные пространства покрываются лесом. Жизнь сама создает для себя чистую атмосферу. 22 и 23 декабря из рыб рождаются амфибии и завоевывают влажную местность.

Из амфибий 24 декабря развиваются рептилии, которые заселяют также и сухие пространства. 25 декабря появляются первые теплокровные. Поздно вечером, наряду с многочисленными ящерами, возникают первые млекопитающие. В ночь на 30 декабря начинают разворачиваться горы и возникают горные пастбища. В ночь на 31 декабря (то есть в последний день) из рода обезьяньего развивается род человеческий. За пять минут до двенадцати появляются неандертальцы, за 15 секунд до двенадцати рождается Иисус Христос, за полсекунды до двенадцати начинается Технический век.[266]

Мы не можем считать, будто религия началась с истории откровения Израиля около 6000 лет назад. Где и кем был Бог до этого? То, что мы называем человеческой душой, происходит из животного царства, и развилось из него, как и наше тело. Это просто невозможно представить, что в данный момент человек еще является животным, а в следующий момент уже человеком.

Нам не остается ничего другого, как только воспринять, что мы, люди, на этой пылинке Земля являемся частью космической эволюции. Мы поступаем таким образом, как будто ждали 17 миллиардов лет, что наконец возникнет этот биологический вид, который уже пару сотен тысячелетий размышляет о самом себе. Наука уверяет нас, что галактики постоянно возникают и исчезают. А мы считаем себя такими значительными, что заставляем Вселенную вращаться вокруг нас и представляем себя кульминационным пунктом творения! Когда мы наконец взглянем на нашу затянутую антропологию космологическим взглядом? Действительно ли мы, люди, являемся главной темой развивающихся галактик и миров, о которых мы почти не имеем представления? Если бы теологи чаще смотрели в микроскоп или телескоп, они наверняка по-другому бы заговорили о человеке и о Боге. Мы все еще не воспринимаем себя как часть невиданной космической эволюции, которая, в конечном счете, является эволюцией самого Божественного принципа. Антропологическую отправную точку западноевропейского мышления следует откорректировать посредством космического мышления.

Это также имеет последствия для нашей веры в воскресение. Человек уже существует около двух или трех миллионов лет. У нас нет причин сомневаться, что он будет существовать и следующие два миллиона лет. Он будет так же сильно отличаться от современного человека, как сейчас человек отличается от обезьяны. В каком виде мы воскреснем?

Божественная жизнь — это структурный принцип всей комплексной системы. Что мешает нам уподобиться Божественному Духу и Божественной жизни? Это значит, что всё одухотворено Божественной жизнью и что все структуры есть не что иное, как воплощение Бога. Космос является проявлением Божественного принципа. Это танец самого Божественного, который мы называем космосом. И мы, люди, танцуем вместе с ним. Мы — танцевальный шаг, абсолютно индивидуальный и безотказный танцевальный шаг Бога, сейчас и во всех последующих существованиях…

Так с чем мы имеем дело, что мы здесь исполняем? Мы совершаем первобытный ритуал, который является таким же древним, как и сам человек. Святое вечернее богослужение прославляет оба аспекта действительности — видимый и невидимый. Поэтому мы обращаемся к хлебу и вину. Мы видим хлеб и вино, когда зажигаем свечи и ладан, кланяемся и поем. Эти оба аспекта действительности мы чествуем во время ритуального обряда.

И наши усилия в практике созерцательности направлены на познание этих двух аспектов действительности как единого целого с тем, чтобы наконец познать самих себя как форму выражения Божественного. В этом заключается наше неповторимое предназначение.

НОВЫЙ ИЕРУСАЛИМ (ОТКР. 21, 1 И ДАЛЕЕ)

Религия выражается в образах, параболах и мифах. Абстрактные научные положения являются изобретением разума и по своей сути не могут нас полностью удовлетворить. Несмотря на это, многим людям очень трудно отказаться от этого якобы прочного фундамента нашего интеллекта и погрузиться в более глубокое познание. На Западе разум стал высшей инстанцией для восприятия действительности. Западный человек считает, что может все постичь разумом. Но за пределами разума находится совсем другое измерение сознания.

Нынешний текст пытается привести к постижению этого измерения. В сознании возникают два образа: «Новый Иерусалим» и «Шатер Бога» среди людей.

«Новый Иерусалим» — это образ в сознании, а не определенная местность. Подобное состояние сознания может возникнуть здесь и сейчас. В Писании оно также называется «вечной жизнью» или «Божьим Царством». «Новый Иерусалим» не является чем-то преходящим. Он существует здесь и сейчас. Только границы сознания отделяют нас от него. Если мы сможем их перешагнуть, мы познаем, что носим в себе Божественную искру, о которой говорят все религии. В таком состоянии сознания нет слез. Ибо даже слезы являются проявлением Божественного.

Больше нет смерти. Тот, кто познает жизнь во всей ее глубине, знает, что рождение и смерть — это исполнение Божественного. Он познает единство с жизнью. Он живет в «Новом Иерусалиме». «Новый Иерусалим» — это познание Божественного.

То же самое можно сказать и об образе «Шатра Бога среди людей». Как и все образы нашего внутреннего мира, так и этот образ является архетипичным, то есть своими корнями он уходит далеко в прошлое человека, в мир представлений кочевников. Шатер — это их жилище, их домашний очаг. И этот образ означает: Божественное можно познать как наш домашний очаг, как нашу истинную природу. Бог дома у нас, а мы дома у Бога.

Здесь нет больше стенаний. Ибо смерть осознается как переход к новой форме существования. Она является великим преобразователем. Все Божественное и вечное в нас остается неизменным во всех формах существования.

Так с чем мы имеем дело при исполнении этого ритуального обряда, что мы прославляем во время вечернего богослужения? Мы чествуем наш переход к новому существованию, который мы, христиане, называем воскресением. Мы прославляем «Новый Иерусалим». Мы прославляем эту новую действительность, какой бы далекой она нам ни казалась. Мы верим в это, и оттого что мы в это верим, у нас возникает мотивация для нашего пути, который должен привести нас к познанию этой действительности.

Иисус Христос — это образец, по которому мы познаем наш собственный путь. Через страдание и смерть Он пришел к воскресению. Именно это дано и нам. Мы прославляем то, кто мы есть на самом деле, но еще не осознаем это. Мы уже живем в «Новом Иерусалиме», хотя еще и не заметили этого. Пункт Омега отделен от нас не по времени, а только эмпирически. Новое небо и новая земля находятся здесь. «Шатер Бога» находится в нашей середине.