Пока муж в командировке

Катерина опустилась на корточки, перебрала картины, стоявшие у стенки. Подняла голову, внимательно посмотрела на их автора.

– Знаешь, Тепляков, если бы у тебя был КПД хотя бы как у паровоза, ты бы, наверное, стал хорошим художником.

Ванек искренне обиделся и даже рискнул назвать Катьку дурой необразованной.

– Много ты понимаешь! Да я в месяц шесть картин загоняю… По двести баксов минимум!

– А говоришь, денег нет, – поймала я.

Тепляков понял, что заврался, и махнул рукой:

– Ладно, не хотите кормить – дайте хоть чашку кофе. Одну! Я сегодня еще не завтракал.

– Это ты жене объясняй! – не дрогнула Катерина. – Ишь рожу отъел! В два дня не обгадишь!

– Значит, я жадный, да? – рассердился Ванек. – На себя посмотри, оглобля!

Отодвинул Катьку в сторону и широкими шагами устремился на кухню. Катька ахнула и бросилась следом. Не успели они скрыться, как я услышала возню и испуганный Катькин возглас. Следом раздался звон разбитого стекла. Тут я очнулась и побежала к ним.

Тепляков стоял, склонившись над столом, в позе бегемота на водопое. В руке он сжимал узорную слоновью ножку. Сине-золотые осколки разлетелись по кухне, на скатерти медленно расползалось мокрое пятно виски.

Катька держала в руке столовую ложку. Она смотрела на Теплякова со страхом и облегчением.

– Успел выпить? – спросила я, тоже испугавшись.

– Слава богу, нет, – ответила Катерина.

Тут Тепляков обрел дар речи. Швырнул ножку на стол и заревел, как раненый буйвол:

– Крохоборки проклятые! Жлобихи! Прямо по рюмке долбанула, дура! А если бы стекло мне в глаз попало? Или в щеку? Изуродовала бы человека! Насрать ей на это! Лишь бы не дать глотка сделать! Пропадите вы пропадом, дуры! Ужритесь, упейтесь сами!

– Заткнись! – прикрикнула я, но Теплякова уже несло на всех парах.

– Конечно, я слепой! А кому это ты третью тарелку поставила? Кто это к тебе на ночь глядя в гости зарулил? Примерная жена! На вид такая скромница, не приведи господь! Ах-ах, она и слова на матерном не знает! Лицемерка!

– Высказался? – осведомилась Катька.

Я не могла говорить, придавленная тепляковской проницательностью. Еще одним свидетелем больше!

– Не высказался! – запальчиво ответил Ванек.

– Тогда иди ораторствуй на улице, – посоветовала Катерина. – Там народу больше. Все, топай отсюда, надоел.

– Ключи отдай, – потребовал у меня Тепляков.

– Какие ключи… Ах да! – вспомнила я. – Катерина, проводи его и отдай ключи от машины.

Катька толкнула гостя в толстую спину. Ванек оглядел меня на прощание суровым взглядом и припечатал:

– Не ожидал от тебя, мать.

Развернулся и затопал на выход. Катька пошла следом. Полотенце размоталось и упало ей на плечи, короткие золотые вихры вызывающе растопырились во все стороны.

Я услышала, как открылась входная дверь, потянуло сквозняком. Потом Катька что-то неразборчиво сказала, Тепляков внезапно охнул, дверь захлопнулась.

Катерина вернулась на кухню, потирая бедро.

– Все-таки ущипнул, гад, – пожаловалась она.

– Ты тоже в долгу не осталась.

– Не осталась. Заехала коленом ему в самое драгоценное. Ничего страшного, пусть передохнет немного от личной жизни. – Катерина плюхнулась напротив меня, взъерошила и без того лохматую голову и весело спросила: – Ну что, мать? Первый раз в жизни Тепляков убрался от тебя без навара?

– Нет, – ответила я. – Тепляков не может убраться от меня без навара. Это противоречит его природе. У него в кузове осталось пять моих картин.

Минуту Катька смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Потом задумчиво сказала:

– Знаешь, что самое смешное? Ему, пожалуй, удастся их продать!

Тут мы обе согнулись пополам и огласили кухню истерическим смехом. Напряжение, копившееся внутри нас, все-таки нашло выход.

Прошло два дня.

Они пролетели в какой-то неразберихе и суете: сначала мы перемыли всю домашнюю посуду, предварительно избавившись от приборов незнакомца. Потом учинили генеральную ревизию в шкафах и холодильниках. Поскольку мы не знали, в каком именно продукте может находиться отрава, то решили избавиться сразу от всего. Опустошили холодильник, опорожнили шкафы, сложили продукты в плотный непроницаемый пакет, перевязали его веревкой и выбросили в мусорный контейнер. Катька, правда, предлагала оставить кусок мяса, лежавший в морозилке, но я была неумолима: никаких исключений.

Таким образом, я осталась без пропитания в прямом смысле этого слова. Но деньги у меня еще были, и мы с Катериной совершили набег на ближайший универсам, где и набили две полные сумки.

Приволокли их домой, наготовили разносолов.

– Эх, жалко, Пашки нет, – сказала Катька, снимая пробу с роскошного огненного борща. – Такое изобилие, и не перед кем похвастаться! Прямо хоть Теплякова приглашай, не к столу будет сказано…

Я промолчала. Упоминание о муже снова больно резануло мою подозрительную душу. Неужели Пашка… Нет, не хочу об этом думать.

Я стукнула ложкой по краю тарелки.

– Что с тобой? – спросила Катерина. – Ты такая бледная. Не заболела после купания в пруду?

Я отложила ложку в сторону, так и не попробовав борщ.

– Ох, прости, – спохватилась Катерина. – Забыть не даю. Но я почему спрашиваю… По-моему, я точно простудилась. У тебя парацетамол есть?

– Не знаю. Кажется, лекарства мы тоже выбросили.

– Придется ехать домой, – подвела итог подруга, услышала мое испуганное «ох» и напомнила: – Маш, я живу у тебя два дня!

– Ну и что? Живи хоть всю жизнь!

Катерина усмехнулась. Не спеша доела борщ, бесшумно положила ложку на край тарелки.

– Спасибо. Мне нужно отоспаться, прийти в себя, если ты не против. Через пять дней у меня рейс.

Что ж, нужно так нужно. Ничего не поделаешь. Я только спросила, надолго ли она улетает.

– На два дня. А потом, Маша, я вернусь. Мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

Я с тоской посмотрела на Катьку и грустно сказала, что так не бывает. Или бывает, но только в сказках.

Подруга собралась и уехала домой. Я осталась одна.

Навела порядок на кухне, послонялась по квартире, постояла перед картинами, перебрала немногочисленные семейные фотографии в альбоме. Интересно, зачем маме понадобилось лепить из меня художницу? Наверное, было стыдно, что у нее, такой талантливой и знаменитой, родилась такая бесталанная девочка. Слуха у меня нет, голоса тоже, поэтому в музыкальной школе меня из милости продержали три года. Потом мама попробовала впихнуть дочку в балетный кружок. Но тут выяснилось, что у меня неудачное сложение, да и способности ниже средних. И маме не осталось ничего другого, как проложить дорожку в Суриковское училище.

В училище меня держали, так сказать, в приказном порядке. Существовали студенты, которые должны были получить диплом, и все тут. Педагоги это прекрасно понимали, поэтому много времени на нас не тратили. Поправляли грубые ошибки, давали несложные задания и рысью устремлялись к другим ученикам: талантливым и интересным.

Вот так я и окончила училище: вполне грамотным дилетантом. Искусство я люблю, можно сказать, разбираюсь в некоторых его тонкостях. В общем, я теоретик. Думаю, что из меня мог бы получиться неплохой искусствовед. Или, например, музейный гид. Язык подвешен хорошо, кругозор вполне приличный, образование тоже не подкачало. Может, попробовать себя в этой роли? Нужно посоветоваться с Пашкой.

И я снова ощутила, как сердце кольнула длинная острая игла. Пашка… Неужели он мог… Нет-нет! Хватит! Я изо всех сил замотала головой. Не верю!

Затрезвонил телефон, я подбежала, подхватила трубку.

– Машуня, привет!

Пашка! Я на секунду прикрыла трубку ладонью и сделала глубокий вдох. Только после этого я могла говорить обычным приветливым тоном.

– Привет.

– Как дела, Маш?

– Нормально, а у тебя?

Муж ответил, что хорошо. Мы немного помолчали. Потом Пашка осторожно поинтересовался:

– У тебя точно все в порядке?

Интересно, почему он спрашивает? Надеялся, что меня уже нет на свете?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну, не знаю… У тебя голос какой-то неестественный.

Я засмеялась и сказала, чтобы он не выдумывал.

Пашка снова замолчал. Я решила, что теперь моя очередь проявить инициативу, и спросила:

– А почему ты не звонил целых два дня?

– Машунь, я сразу уехал на скважину, она в сорока километрах от города, там сотовой связи с Москвой нет.

– А обычная связь там есть?

– Прости, закрутился. Было много работы с документами. Вот только-только вернулся в город, устроился в гостиницу и сразу тебе позвонил. Пиши номер.

– Диктуй, – сказала я, вооружаясь ручкой. – Но ты все же сотовый не отключай, – попросила я. – Мало ли что.

– Нет, конечно, не отключу!

– Вот и хорошо. Ладно, Паш, я перезвоню.

– Маша, – окликнул меня муж, немного помолчал и пробормотал: – Нет, ничего.

– Пока, – сказала я и положила трубку.

Выходит, мужа два дня не было в зоне видимости! На скважину его носило! В сорока километрах от города! Очень удобное алиби!

Тут до меня дошло, о чем я думаю, и я снова испугалась. Похоже, у меня развивается мания подозрительности. И каждое слово, сказанное Пашкой, будет эту болезнь подпитывать.

– Возьми себя в руки! – приказала я вслух.

Пошла в ванную, хорошенько умылась. Сняла обручальное кольцо, положила его на край раковины. Размяла палец, который немного затек от толстенького золотого обруча, не рассчитала движения и смахнула его на пол. Оно подскочило на кафельной плитке с легким стуком и покатилось под ванну. Пришлось встать на колени, вытянуть руку и шарить по полу. Кольцо я нашла, но пальцы зацепили что-то длинное, похожее на ремешок. Я вытянула предмет наружу.

Часы. Надо же, я про них забыла! Тот самый «Ролекс», который покойный оставил на полочке в ванной. Что же это был за человек? Почему он оказался в моем доме? Почему он умер? Или, вернее, от чего умер? Как его зовут? Что нас может связывать?

Я постаралась отогнать наваждение. Еще немного, и я окончательно сойду с ума. Неожиданно я решилась на отчаянный шаг. Быстро оделась. Положила часы в сумочку и побежала в ювелирный магазин, расположенный неподалеку от нашего дома.

Пожилой армянин, хозяин магазина, встретил меня приветливо. Он хорошо знал мою маму: по-моему, она была его постоянной покупательницей.

– Здравствуй, барышня, – приветствовал он меня. – Давно тебя не видел!

– Здравствуйте, Феликс Ованесович! Как ваше здоровье?

– Слава богу, не жалуюсь. А ты как живешь? Как муж?

– Все хорошо, – ответила я лаконично.

– Я рад.

Ну вот, обмен необходимыми любезностями закончился, можно переходить к делу. Я достала из сумочки часы, протянула их ювелиру. Он принял «Ролекс», уважительно хмыкнул.

– Хорошие часы. Хочешь продать?

– Нет, – ответила я. – Феликс Ованесович, можно по часам установить личность хозяина?

Ювелир осторожно положил «Ролекс» на стойку витрины.

– По таким часам можно, – ответил он. – Такие часы большая редкость. Ведь они изготовлены на заказ, – пояснил ювелир. – Не на потоке.

– Но это же обычный «Ролекс»…

– «Ролекс» не бывает обычный, – строго поправил меня ювелир. – Часы этой марки не однотипные. Есть партии, предназначенные для состоятельных людей. От тысячи долларов и выше. А есть часы, сделанные по индивидуальному заказу. Такие намного дороже. Вот твой «Ролекс» потянет на десятки тысяч.

– Господи! А почему так дорого? – испугалась я.

Феликс Ованесович взял часы, поднес их к моим глазам.

– Смотри: корпус из белого золота. Стрелки украшены изумрудами… Маленькими, но все равно изумрудами. А в цифрах маленькие бриллиантики. Это только внешний декор. А что у них внутри – подумать страшно. Обычно швейцарцы используют в таких часах настоящие рубины. Этот камень практически не изнашивается. Ну и точность хода соответственно увеличивается. Думаю, начинка у этих часиков такая же дорогая, как внешность.

Феликс Ованесович полюбовался часами на расстоянии вытянутой руки.

– Красивая игрушка! Даже очень красивая. Мало кто может себе такую позволить. – Раскрыл мою сумочку, аккуратно положил в нее «Ролекс». – Всем не показывай, – предупредил он. – Не вводи людей в искушение.

– Не буду, – ответила я. И тут же спросила: – А как мне узнать, кто их хозяин?

– Очень просто, – ответил ювелир. – У этих часов должен быть индивидуальный номер. Достаточно обратиться на фирму с запросом, и узнаешь, кто их заказал.

– В Швейцарию? – протянула я разочарованным тоном.

– Ну да. Больше их пока нигде не делают. Но ты попробуй обратиться в представительство «Ролекса» в Москве. У них есть фирменный магазин, там тебе наверняка помогут.

– Правда? – обрадовалась я. – А адрес не подскажете?

– Подскажу, – добродушно ответил Феликс Ованесович. – Сейчас напишу, подожди немного.

Он удалился в служебное помещение и через пять минут вернулся с листком из отрывного блокнота.

– Спасибо вам. Вы мне очень помогли.

– Не за что, детка, – ответил Феликс Ованесович. – Кстати! Ты не хочешь продать тот бирюзовый браслет, о котором я тебе говорил? Дочка школу закончила, в институт поступила, хочу ей подарок сделать…

Я вздохнула. Серебряный мамин браслет, украшенный россыпью бирюзы, мне очень нравился, и продавать его было жалко. Но я не стала огорчать ювелира и вежливо ответила, что подумаю.

– Хорошо заплачу! – поторопился уточнить хозяин магазина.

Я кивнула и поспешила к выходу. Меня подгоняло нетерпеливое любопытство человека, увидевшего кусочек скрытой мозаики.

Фирменный магазин «Ролекс» располагался буквально в двадцати шагах от метро. Я прошлась вдоль зеркальной уличной витрины, осмотрела сияющие стенды и эффектные рекламные снимки. Красиво, ничего не скажешь!

В салоне магазина не было ничего демонстративного, ничего бьющего в глаза, ничего вызывающего. Строгий классический декор и сдержанная хорошим вкусом роскошь.

Молодой охранник в темной униформе бегло оглядел меня с головы до ног. Я торопливо стянула с плеч шаль, перекинула ее через руку. Так сказать, продемонстрировала, что я не вооружена и совсем не опасна.

Меня вежливо приветствовала симпатичная продавщица.

Я быстро повернулась к ней и увидела объектив камеры, нацеленный на входную дверь. Невольно поправила воротник рубашки, улыбнулась продавщице, всем своим видом выражавшей готовность прийти на помощь.

Я положила часы на стеклянную витрину. Продавщица осторожно взяла сияющий «Ролекс», осмотрела его и взглянула на меня уже с другой улыбкой – улыбкой узнавания. Так смотрят на старых добрых приятелей.

– А я думаю, почему ваше лицо мне знакомо!

– Знакомо? – глупо переспросила я.

– Ну да! – Продавщица похлопала длинными ресницами и объяснила: – На часы посмотрела и вспомнила. А почему вы их обратно принесли? Вашему другу не подошли? Он хочет их вернуть? Это проблематично. Часы изготовлены на заказ, поэтому…

– Подождите, подождите, – прервала я ее монолог. – Давайте по порядку. Вы меня знаете?

Продавщица снова похлопала ресницами.

– Ну… Имени, конечно, не знаю, но я вас видела. – Она внимательно посмотрела на меня и уточнила: – Вы ведь приходили в наш магазин? Да, точно! Я вас видела ровно неделю назад!

Я провела рукой по лбу. Кажется, это ощущение называется дежа-вю.

– Я узнала адрес вашего магазина полчаса назад, – сказала я.

Продавщица очень удивилась. Подумала и покачала головой.

– Нет, я не могу ошибаться, – сказала она. – Я прекрасно вас помню. И волосы, и шаль, и глаза… Я еще подумала, как это красиво: темные волосы и голубые глаза. Простите, вы не краситесь? Это естественный цвет волос?

Я механически подтвердила, что естественный. Что все это значит? О каком посещении говорит эта девушка? Все перепуталось…

Я помассировала висок и переспросила:

– Значит, вы говорите, что неделю назад я у вас была?

Продавщица слегка нахмурилась.

– Я вас не понимаю, – сказала она сухо. – Разве вы сами этого не помните?

Я приложила руки к груди и заверила со всей возможной убедительностью:

– Я пришла к вам сегодня первый раз в жизни!

Девушка с сомнением оттопырила нижнюю губку.

– Первый раз?.. Значит, у вас есть двойник!

Я вспомнила Нину Ивановну. Кажется, соседка говорила мне что-то подобное: будто видела меня в подъезде за десять минут до того, как я туда действительно вошла. Полный кошмар!

– Бред какой-то, – пробормотала я.

Продавщица обиделась и окликнула охранника. Тот мгновенно материализовался возле меня.

– Посмотри на девушку, – предложила продавщица.

Серые маленькие глазки охранника быстро обыскали мое лицо.

– Ты ее помнишь, Юрик? – спросила девушка.

– А то! Конечно, помню! Была у нас неделю назад с мужчиной, который купил вот эти часы. А в чем дело? У нас снова проверка боевой готовности? Вы проверяющая, что ли?

– Нет, – отказалась я. – Вас я не проверяю. Можно сказать, проверяю себя. И узнаю о себе много нового и интересного.

Охранник переступил с ноги на ногу, вопросительно взглянул на продавщицу.

– Девушка страдает потерей памяти, – вполголоса объяснила та. – Не помнит, что была в нашем магазине.

– Были, были, – заверил Юрик. – Я вас прекрасно помню. У меня профессиональная память на лица.

У меня мелькнула глупая мысль, что это розыгрыш. Но я посмотрела в лицо охраннику и отказалась от этой идеи. Такой человек шутить не может.

– Да что же это такое! – воскликнула я в отчаянии. – Говорю вам: не было меня тут до сегодняшнего дня!

– Можете говорить что угодно, – стоял на своем охранник. – Я вас прекрасно помню. Если не верите, давайте посмотрим запись! У нас же есть камера слежения.

– А разве сохранилась запись недельной давности? – спросила я.

– Конечно! У нас все кассеты хранятся ровно неделю! Завтра ее сотрут, так что сегодня еще можете посмотреть и убедиться, что вы у нас были!

Охранник не выдержал и засмеялся, такой забавной показалась ему игра. Я не поддержала веселья и попросила:

– Давайте посмотрим! Это очень важно.

Юрик перестал смеяться. Обменялся с продавщицей взглядом, почесал затылок. Продавщица спросила:

– И как мы это сделаем? Кто постороннего человека в служебку пустит?

– Об этом я не подумал, – признал Юрик. – Слушайте, я не понимаю, зачем вам все это?

– Я подозреваю, что у меня есть двойник, – сказала я. – И этот двойник пытается использовать наше сходство.

– Зачем?

– Вот я и пытаюсь выяснить – зачем?

– То есть вы думаете, что ваш двойник приходил в наш магазин? – разобрался в ситуации Юрик.

– Уверена в этом!

– А часы? Если вы не знакомы с хозяином этих часиков, то откуда они у вас?

Я невольно закашлялась. Вот ведь странно как! Вроде выглядит человек не слишком умным, а попадает не в бровь, а в глаз. Я не была готова к такому вопросу, а зря. Отвечать-то придется.

– Мне их подбросили, – сказала я правду.

– Подбросили? – переспросил охранник и снова переглянулся с продавщицей, на этот раз без улыбки. – Подбросили шикарные часы, стоимостью под сто тысяч долларов? Интересно, где такие придурки водятся?

– Вот я и хочу выяснить где. Пожалуйста, помогите мне!

Милая продавщица неожиданно пришла мне на помощь, затараторив, что читала про двойников, что все это вполне возможно.

– Что возможно? – повысил голос охранник, но тут же спохватился и огляделся кругом.

Магазин был пуст, свидетелей его несдержанности, кроме нас, не было. Юрик глубоко вздохнул, взял себя в руки и продолжал обычным спокойным тоном:

– Я не говорю, что это невозможно. Ну есть какая-то женщина, похожая на вас. И что с того? Это преступление?

Я показала пальцем на «Ролекс» и спросила, что он думает по поводу того, зачем мне это подбросили.

– Может, не подбросили? – предположил Юрик. – Может, хозяин потерял часы, а вы нашли? Или… – Он запнулся, отвел взгляд.

– Или я их стибрила? – договорила я. – Тогда почему я здесь?!

– Действительно! – поддержала меня продавщица. – Юрка! Человек, укравший такие часы, нам их не принесет!

– Так чего вы хотите? – совсем запутался охранник.

– Во-первых, – ответила я, – надо просмотреть пленку с записью. Хочу увидеть своего двойника. Может быть, я узнаю эту женщину. Во-вторых, я хочу узнать имя хозяина часов и его адрес. Хочу встретиться с ним, расспросить… В общем, хочу добиться ясности.

– Юра, надо помочь, – настойчиво повторила продавщица. – Вынеси кассету наружу, – подсказала она.

– Не имею права… – стал юлить охранник, но девушка перебила его:

– Да ладно тебе! Через десять минут начнется перерыв, все разбредутся! Возьми кассету, придумай что-нибудь… После перерыва вернешь на место, вот и все!

– А смотреть где будете?

Продавщица оказалась на редкость сообразительной.

– Напротив, в магазине бытовой электроники. Попросим, коллеги не откажут.

Я умоляюще посмотрела на Юрика. Губы мои пересохли, сердце взволнованно стучало. Юрик взглянул на меня и сдался.

– Ладно. Только я с вами пойду! – предупредил он. – И кассету из рук не выпущу! Вот вляпался! Ждите. Начнется перерыв, вынесу кассету. Раньше не получится.

Я прижала руки к груди:

– Даже не знаю, как вас благодарить! – И достала из сумочки кошелек.

– Вы с ума сошли?! – возмутился охранник. – Хотите, чтобы меня уволили?! Уберите деньги! Я ребятам объясню про двойника, они поймут. Кто знает, может, наш магазин ограбить собираются… В общем, мы тоже заинтересованы в том, чтобы разобраться.

Охранник не спеша удалился на свой пост у дверей. Продавщица проводила его взглядом и сказала:

– А мы пока посмотрим, кто купил эти часики.

Достала журнал, полистала страницы. Нашла дату, проехала пальцем по короткому списку фамилий. Ее пальчик с жемчужно-розовым ногтем уперся в строчку.

– Вот! Он, – сказала продавщица уверенно. – Это он заказал часы.

– Вы не посмотрели серийный номер, – рискнула пискнуть я.

– Мне и не нужно. За последние полгода это был единственный крупный заказ. Корпус из белого золота, декоративные элементы: изумруды и бриллианты… Правильно? Говорю вам: такие экземпляры часто заказывают. Я не путаю: это тот человек, с которым вы приходили… То есть приходила женщина, похожая на вас.

Она развернула журнал ко мне. Я прочитала строчку, в которую упирался розовый ноготь. Очевидно, это было имя заказчика шикарных часов. Странное имя: Штефан Батори.

– Штефан Батори, – повторила я вслух. – Иностранец?

Девушка пожала плечами:

– Не знаю. Внешность экзотическая, но по-русски говорит не хуже нас с вами. И вообще… шикарный мужчина. Сами увидите.

– Увижу? – удивилась я. – Ах да! На кассете?

– И на кассете, и лично. Вы же хотите с ним поговорить?

– Очень хочу! – твердо ответила я.

– Вот и увидитесь. Адрес запомнили?

Продавщица захлопнула журнал, отложила его в сторону. Взглянула на часы и сказала:

– Ну все. Через две минуты у нас перерыв. Вы подождите на улице, мы с Юркой к вам подойдем.

Я в сотый раз повторила: «Спасибо».

Вышла из магазина, спотыкаясь, дошла до остановки, села на скамейку. Отчего-то ноги меня не держали.

Посидев несколько минут, я опомнилась. Достала из сумки блокнот, ручку, записала адрес таинственного незнакомца с экзотическим именем. Интересно, кто он по крови: румын, венгр?..

Я убрала блокнот и ручку в сумочку, огляделась по сторонам. Почему так долго нет Юрика? Может, ему не разрешили взять кассету? Тогда все пропало. Завтра запись сотрут, и никаких доказательств существования двойника у меня не останется.

Все-таки интересно, что это за женщина? Она действительно похожа на меня или загримирована? Если загримирована, мое дело плохо. Просто так под чужого человека не гримируются.

Меня хотят подставить. Кто?.. Зачем?.. Как?! Бред, бред…

На скамейку упала тень мужчины, он вежливо поздоровался.

Я подняла голову. Надо мной возвышался незнакомый человек с видеокассетой в руках. Из-за его плеча торчала голова Юрика, с другой стороны мне ободряюще улыбалась молоденькая продавщица.

– Колобов Игорь Леонидович. Начальник охраны магазина, – представился мужчина.

– Светлова Мария Сергеевна.

– Очень приятно. – Мужчина взял меня под руку, отвел подальше от остановки и показал кассету: – Это вы хотели просмотреть запись? Зачем?

Я вздохнула, собралась с силами и начала объяснять в десятый раз:

– Понимаете, мне кажется, что у меня есть двойник.

– И что из этого?

– Мне не нравится, что этот двойник ходит вокруг меня, – ответила я мрачно.

– В каком смысле?

Я почесала переносицу. Говорить, не говорить? Эх, была не была!

– Соседка сказала, что видела меня входящей в подъезд.

– А это были не вы, – уточнил мужчина. – Так. Что-то еще?

– Мне подбросили дорогие часы.

Я достала из сумочки «Ролекс» и продемонстрировала начальнику охраны.

– Куда подбросили? – тут же спросил он.

Но я уже продумала версию и не задумываясь ответила, что нашла часы в своем почтовом ящике.

Игорь Леонидович недоверчиво выпятил губы. Он был готов слушать мой рассказ дальше.

– Я сразу приехала сюда. И узнала, что будто бы приходила в ваш магазин неделю назад.

– А вы не приходили?

Я вздохнула. Терпение, терпение…

– Не приходила. О существовании вашего магазина я узнала час назад от знакомого ювелира. Я показала ему часы, спросила, как можно установить хозяина. Он посоветовал обратиться к вам и дал адрес. Ювелир может подтвердить, что я говорю правду.

– Понятно, – подвел итог начальник охраны. – Значит, в наш магазин приходила женщина, как две капли воды похожая на вас. Причем приходила не одна, а с человеком, которого вы тоже не знаете. С хозяином этих часов. И вы хотите узнать, что это была за женщина? – Игорь Леонидович немного пожевал губами и неожиданно одобрил: – Разумно. Лучше подстраховаться заранее, пока ничего не случилось.

Я вспомнила мертвеца, лежавшего на полу моей кухни, и невольно сжала кулаки. К сожалению, кое-что уже случилось, и теперь мне нужно подстраховаться для того, чтобы не попасть в тюрьму.

Мы пошли в магазин бытовой электроники. Игорь Леонидович обратился к старшему продавцу, о чем-то потолковал. Тот кивнул и быстро удалился в служебное помещение. Через минуту вернулся вместе с менеджером. Снова состоялся короткий деловой разговор, в ходе которого продавец с менеджером бросали на меня любопытные взгляды. Я съежилась от столь пристального внимания. Продавщица коснулась моего плеча.

– Не беспокойтесь, – сказала она. – Шеф у нас грамотный. Уговорит кого угодно.

– Хорошо бы, – пробормотала я сквозь зубы.

Кассета в руках начальника охраны действовала на меня как красная тряпка на быка. Наконец переговоры увенчались успехом. Игорь Леонидович обернулся к нам и сделал рукой приглашающий жест.

Юрик взял нас с продавщицей под руки, и мы направились к мужчинам, стоявшим неподалеку. Игорь Леонидович сказал, что нам любезно разрешили воспользоваться кабинетом управляющего.

– Спасибо вам, – затянула я привычную песню, адресуя ее новым действующим лицам.

– Не за что, – отозвался менеджер. – Всегда готовы помочь коллегам. Прошу вас…

Мы вошли в длинный коридор, по обе стороны которого располагалось множество закрытых кабинетов.

Кабинет управляющего был небольшим и уютным. Я не могла оторвать взгляд от большого плоского телевизора «Шарп» и видеомагнитофона, стоявшего на специальной выдвижной полке.

Менеджер вставил кассету в приемник, взял пульт. Экран замерцал матовым светом, и через секунду я увидела входную дверь магазина. Камера была нацелена так, чтобы лица посетителей оказывались прямо в центре объектива. В левом нижнем углу появился таймер. Неразборчиво замельтешили секунды.

– Танечка, посмотри, – пригласил Игорь Леонидович продавщицу. – Не помнишь, во сколько они приходили?

Танечка выдвинулась вперед из-за мужских спин. Наморщила лоб, пригляделась к часам на экране.

– По-моему, гораздо позже, – сказала она неуверенно. – Кассета на начале стоит, на девяти утра. А они приходили после обеда.

– Точно, после обеда, – вклинился в диалог Юрик, поддерживая коллегу. – Кажется, часа в четыре. Или около того.

Менеджер нажал на кнопку ускоренной перемотки. Минуту мы стояли молча. Стоп! На экране снова возникло изображение входа, внизу высветились цифры: 15:48.

Мы застыли у телевизора, впившись взглядом в экран. Не знаю, как у других, а у меня от напряжения взмокли ладони. Прошла минута, другая, третья, четвертая… Менеджер, видимо, хотел спросить, не перемотать ли немного вперед. Но Игорь Леонидович жестом остановил его.

На экране в дверях магазина появились двое. Мужчина задержался, пропуская даму вперед. Я невольно сделала шаг к телевизору, чтобы лучше ее рассмотреть.

Женщина вошла в магазин, огляделась по сторонам. Сняла черные очки, закрывавшие половину лица, тряхнула длинными пышными волосами.

– Это вы? – спросил менеджер.

Я отрицательно покачала головой. Сердце мое гулко билось.

Женщина была очень похожа на меня. Если бы она стояла не двигаясь, то я и сама не отличила бы ее от себя. Но мимика, жестикуляция, походка – все это было таким чужеродным, что сомнений не оставалось: это мой двойник.

– Походка другая, – заметила Танечка.

Женщина скинула шаль независимым царственным жестом, снова тряхнула волосами. Я никогда так не делаю. Я вообще очень редко хожу с распущенной гривой.

– Жесты другие, – сказал Юрик. – Вы по-другому шаль снимаете.

Игорь Леонидович не отрываясь смотрел на экран. По лицу начальника охраны невозможно было догадаться, о чем он думает.

Спутник женщины легким игривым жестом обнял ее за плечо. Сомнений нет: это не я. Ни один мужчина, кроме моего мужа, не имеет права меня обнимать. Даже в шутку. Я вообще не терплю чужие прикосновения.

Вот на экране мужчина поднял голову, улыбнулся, что-то спросил… Я вскрикнула и тут же прикрыла рот двумя руками.

Это был он! Мертвец, лежавший на полу моей кухни! Человек в черном вечернем костюме, которого мы с Катькой утопили в деревенском пруду!

Он, мой кошмар! Вечный укор моей совести!

– Что случилось? – спросил Игорь Леонидович. – Вы ее узнали?

Я отняла руки от губ и через силу произнесла:

– Нет.

И не покривила душой. Я не узнала женщину, но узнала мужчину. Однако сообщать об этом не собиралась.

Даже в обыкновенном джинсовом костюме незнакомец выглядел бы как с картинки из модного журнала. Сильный, подтянутый, гибкий, как леопард. Длинные черные волосы, спускавшиеся до плеч, нисколько не убавляли ему мужественности. Длинный крючковатый нос, прекрасные белые зубы… В этом человеке был своеобразный шарм хищника.

– Вот видите? – сказала Танечка. – Он забирает часы.

Незнакомец внимательно рассматривал сияющий корпус «Ролекса». Приложил его к руке, полюбовался, склонив голову к плечу. Что-то спросил у спутницы. Она пренебрежительно передернула плечами. Незнакомец рассмеялся.

Почему я все время называю его незнакомцем? Теперь я знаю, как его зовут! Его имя Штефан Батори, и оно подходит этому странному хищному красавцу, словно родная кожа!

– Вот… упаковываю, – продолжала говорить Танечка, но я ее не слушала.

Что же это получается? Я каким-то образом связана с человеком, которого никогда в жизни не видела? Или видела? Почему у меня все время такое ощущение, словно его лицо мне знакомо? Не мертвое лицо, а живое! Словно мне уже приходилось видеть его, только где?.. В толпе? В метро? На набережной?

Я снова с трудом удержалась от крика. Вспомнила! Вспомнила! Этот человек разговаривал с Ванькой Тепляковым на набережной! Ну да! И случилось это примерно две недели назад. Я задышала часто-часто, стараясь не упустить неожиданно всплывшее воспоминание.

Они с Ванькой стояли чуть в стороне от картин и курили. О чем говорили, я не знаю. Я тогда вообще решила, что этот человек – потенциальный покупатель, уж больно тепло Ванек ему улыбался. Они постояли минут пять, потом незнакомец медленно пошел вдоль каменного парапета, разглядывая прислоненные к нему картины. Осмотрел все, в том числе и мои. Но почему-то смотрел не на картины, а на меня. Можно сказать, что он меня разглядывал. Отчего-то мне показалось, что я ему неприятна. Незнакомец смотрел на меня и хмурился. Почему? Обычно я не произвожу на людей отталкивающего впечатления!

Да, точно! Я уже отмечала про себя странную непривычную красоту его лица, но это было короткое, ничего не значащее ощущение. Незнакомец скрылся из глаз, и я про него тут же забыла. А зря. Хотя не могла же я тогда подумать, что увижу его снова, да еще мертвым на полу моей кухни!

На экране незнакомец с моим двойником вышли из магазина и растворились среди прохожих. Менеджер остановил воспроизведение, вынул кассету из магнитофона.

– Да, – кивнул Игорь Леонидович, отвечая на какие-то свои мысли. – Веселое кино. Это были не вы, – уверенно сказал он.

– Не вы, – эхом отозвалась Танечка. – Я вспомнила: на той женщине было очень много грима. Глаза подведены, тени очень яркие, форма губ изменена. А вы почти совсем не краситесь.

Мы еще раз поблагодарили гостеприимного хозяина кабинета, распрощались и вышли на улицу. Я спросила Игоря Леонидовича, можно ли мне забрать кассету.

– Это служебная запись. Я не имею права отдавать ее в чужие руки.

– Но вы же завтра все сотрете! – воскликнула я в отчаянии. – А вдруг нам еще пригодится?

– Я не сотру, – пообещал Игорь Леонидович. – Я вам больше скажу: спрячу-ка я эту кассету в своем сейфе. Есть у меня смутное предчувствие, что увиденное нам еще понадобится. Я вижу, что вы были правы. Есть что-то странное во всей этой истории.

Если бы я только могла рассказать ему, сколько в этой истории не только странного, но и страшного! Но я молча проглотила комок в горле.

– Берегите себя, – напутствовал меня на прощание Игорь Леонидович.

– Может, имеет смысл обратиться к частному детективу? – посоветовал Юрик. – Пускай разберется в этой чертовщине!

– Да нет, – ответила я. – Думаю, что ничего страшного со мной не случится.

Но, если честно, сама себе не поверила.

Вернувшись домой, я просмотрела список входящих звонков. Звонила Катерина, звонил Пашка, а еще в памяти аппарата осталось несколько неопределившихся звонков.

Странно. Мои немногочисленные знакомые не прячут номера своих телефонов.

Я набрала номер подруги. Она ответила сразу.

– Катюша, что с тобой? – встревожилась я, услышав ее хриплый голос.

– Простудилась, – ответила подруга.

– Господи! Сильно? Температура высокая?

– Да нет. Тридцать семь и пять. Плохо, что грудь заложило. Ни вздохнуть, ни продохнуть. По-моему, это бронхит.

– Врача вызвала?

– Зачем? – удивилась Катерина. – Что я, маленькая? Сделаю компресс, подышу паром над картошкой. Не впервой!

– Я еду к тебе. Что привезти? Продукты есть? Сейчас зайду в магазин, посмотрю, что купить. А ты пока вызови врача. Слышишь?

– Зануда! – сказала Катерина и повесила трубку.

Я пересчитала деньги и покачала головой.

Тают денежки! Быстро тают! Пожалуй, месяц я не продержусь. Придется просить Пашку о помощи. Я поморщилась. Последнее время мысли о муже рождали в душе странное неприятное чувство.

Нет. Не стану ни о чем его просить. Просто продам браслет, на который положил глаз Феликс Ованесович. Пускай сделает дочери хороший подарок. Кажется, он предлагал за него пятьсот баксов. Правда, это было давно, месяца три назад. Может быть, сейчас предложит больше.

Раздумывая над своими невеселыми проблемами, я вышла на лестничную клетку и столкнулась с Ниной Ивановной. Мы поздоровались.

– Как твои дела? – спросила соседка. – Я смотрю, ты в последнее время дома сидишь. Не заболела?

– Да нет. Решила передохнуть. Нина Ивановна, помните, вы меня видели два раза в течение десяти минут?

– Конечно, помню! – отозвалась соседка не раздумывая. – Я потом еще посидела, повспоминала… Точно тебя видела два раза! Вроде ты вошла в подъезд передо мной. Я у почтового ящика задержалась, газету вынула, гороскоп просмотрела. Вдруг смотрю – снова ты входишь! В той же шали, в тех же джинсах! Только знаешь, что странно?

– Знаю, – ответила я. – Волосы.

– Да. В первый раз волосы у тебя были распущены. Я еще подумала: жалко, что Мария так редко волосы распускает. Вон какие красивые. А когда ты второй раз в подъезде появилась, волосы были собраны. Странно все это, – продолжала соседка. – Я уж думала, думала… Если бы у нас в подъезде были молодые женщины, похожие на тебя, то и вопросов бы не было; ну обозналась я, старая, что с меня взять! Но ты сама подумай, кто тут на тебя похож? Динка со второго этажа? Она так растолстела, что вас и ночью не перепутаешь! Регина низенькая, Алла, наоборот, каланча… Остальные все старые!

– Может, эта женщина приходит к кому-то в гости? – предположила я.

– Может быть, – не стала спорить Нина Ивановна. – Чего не знаю, того не знаю.

Я немного поколебалась. Соседки у нас словоохотливые, обожают вечерком на скамейке у дома перемыть косточки жильцам.

– Если вдруг что-то узнаете… Случайно, конечно! – поторопилась уточнить я. – Так вот, если узнаете, к кому она приходила… расскажите мне, пожалуйста. Хорошо?

– Конечно, детка! – пообещала Нина Ивановна. – Сегодня же всех баб расспрошу!

– Ну, специально не стоит. Так, если к слову придется… – Я не договорила и изобразила на лице просительную улыбку.

Разрешив таким образом часть своих забот, я поехала к Кате. По дороге зашла в супермаркет и загрузила сумку доверху, потратив почти все оставшиеся деньги.

Все. Завтра же отнесу браслет ювелиру. Еще лекарства понадобятся. Странно, что заболела она, а не я. Катерина здоровая и выносливая, как полковая лошадь. Я в сравнении с ней полная доходяга.

Погода начала портиться: небо затянули дождевые облака, усилился ветер. Я плотно закуталась в шаль и лишний раз порадовалась тому, что Катькин дом недалеко от метро.

Я вошла в знакомый подъезд, поднялась на третий этаж. Аккуратно поставила сумку с продуктами на половичок, потрясла затекшей рукой и позвонила в дверь.

Ждать пришлось долго. Наконец послышались шаркающие шаги. Отчего-то Катерина носит тапочки на три размера больше собственного, и задники вечно шлепают по полу. Нужно купить подруге нормальную домашнюю обувку.

Дверь отворилась, я открыла рот, чтобы спросить, почему так долго не открывала, но, увидев страшно изменившееся Катькино лицо, молча подхватила сумку и вошла в квартиру.

– Катюша! На кого ты похожа?!

Катька поморщилась и взмолилась не доводить до ее сведения то, что она и сама отлично знает.

– Врача вызвала?

Катерина не ответила и побрела в спальню. Я сбросила туфли и двинулась следом. Катька немедленно снова забралась под одеяло. Натянула его до самого подбородка, устало закрыла глаза. Глубокие темные впадины под ними обозначились еще сильнее.

Я настойчиво повторила свой вопрос, вызывала ли она врача.

Катька шевельнулась. Открыла глаза, смерила меня с головы до ног недовольным взглядом.

– Вот пристала! Не вызвала! Сама справлюсь! Ты лучше… дай чего-нибудь поесть.

Следующие полчаса прошли в хозяйственных хлопотах. Есть у подруги было нечего: холодильник не только сиял чистотой и пустотой, но еще и был выключен. Бедная девочка! Сколько же она голодает?

Я разобрала сумку, разогрела молоко, бухнула в него большую ложку меду. Нарезала ломтиками обезжиренную ветчину, положила на тарелку сыр и овощи. Поставила все на поднос, отнесла его в спальню.

Катерина оживилась, приподнялась на кровати, сунула под спину две подушки. Она была очень бледной, но красивые голубые глаза блестели по-прежнему ярко.

– Класс! – сказала подруга. – Давай сюда, хлеб забыла.

– Сейчас принесу. Ты пока перекуси, а я обед приготовлю. Что ты хочешь? Я купила курицу, свежую семгу, кусок парной телятины. Что приготовить?

– Все равно, – ответила Катька, жадно запихивая за щеку кусок ветчины. – Мне без разницы, сама решай… У, как вкусно!

Я немного постояла, наблюдая, с каким аппетитом подруга ест, и спросила, давно ли она так постится.

– Хлеб принеси, – велела Катерина, проигнорировав мой вопрос.

Из нас двоих лидером всегда была только Катька. Я, как послушный теленок, топала за ней, куда она прикажет. Не подумайте, что жалуюсь! Я действительно считаю, что Катерина лучше меня разбирается в жизни, поэтому доверяю ей принятие любых решений. Точно так же я относилась до последнего времени к своему мужу…

Впрочем, не хочу об этом. Подумаю о неприятном завтра. Сначала нужно сделать то, зачем я сюда явилась: включила холодильник, набила его принесенными продуктами, поставила вариться курицу; засолила кусок семги, обернула его фольгой, положила на подоконник.

Через несколько часов можно будет есть. Катерина обожает малосольную рыбку.

Телятину я, немного поколебавшись, решила положить в морозильник. Из курицы отлично получится и первое и второе, подруге хватит на несколько дней. А потом разберемся, что делать с мясом.

Закончив дела на кухне, я зашла в спальню, посмотрела, что делает Катька. Она крепко спала, рядом с кроватью на полу стоял поднос: закуску съела почти всю, молоко с медом выпила до последней капли.

Вот и славно. Пускай поспит, а я пока наведу порядок в квартире.

Я плотно прикрыла за собой дверь. Плохо, что комнаты смежные. Придется убирать без пылесоса, чтобы не разбудить больную.

Я разглядывала творческий беспорядок, царивший кругом. Все же Катерина – поразительная девушка. У меня дома она не терпит даже малейшего намека на пыль: сразу поднимает крик и тычет меня носом в беспорядок, как нашкодившего котенка. Или хватается за тряпку и начинает производить влажную уборку. А до собственного быта руки, конечно, не доходят.

Я засучила рукава и взялась за дело. Через час комната сияла сказочной чистотой. Я хорошенько проветрила помещение, подумала, что нужно будет сделать то же самое в спальне, когда Катерина проснется. Перетащу ее сюда, на диван, заодно приберусь в спальне.

Я вернулась на кухню, сварила картошку, размяла ее в пюре. Вот и второе готово. Вареная курочка с картофельным пюре. По-моему, вполне аппетитно. Овощи и зелень можно есть, так сказать, в натуральном виде, а можно готовить салаты.

Что касается первого блюда, то я решила не мудрить. Оставила бульон таким, какой он получился: густым и наваристым. Я прикупила несколько пакетиков с разными супами, можно каждый день готовить себе что угодно. Пускай Катерина сама решает, чего ей больше хочется.

Я навела порядок на кухне, вернулась в комнату. Чем бы заняться?

За окном начали сгущаться ранние осенние сумерки, и я включила большой оранжевый торшер, стоявший возле кресла. Комнату залил приглушенный теплый свет, стало уютнее. Телевизор, что ли, посмотреть? Нет, не хочется. Да и зачем шум поднимать.

Может, книжку почитать? Я прошлась вдоль книжных полок.

Поразительно, до чего мало у подруги книг! Катерина умный, хорошо образованный человек, но отчего-то мало читает. Книги, стоявшие на полках, в основном достались ей по наследству от бабушки с дедом. Дикая смесь: несколько томов классиков марксизма, произведения советских авторов в жанре соцреализма, роскошное издание американской фантастики в двух томах и современные любовные романы. Жуткий коктейль. Просто несовместимый с жизнью.

Нет, это все не для меня. Фантастику я не понимаю, любовные романы слегка презираю за откровенное вранье, произведения классиков марксизма не осилю по причине слабого здоровья.

Тут мой взгляд наткнулся на фотографию, сделанную много лет назад. Мы с Катькой, тогда еще ученицы седьмого класса, на первомайской демонстрации. На нас смешные клетчатые куртки, которые мама привезла из Германии, в волосах торчат огромные белые бантики.

Я взяла фотографию и села в кресло.

Господи, как давно это было! У меня невольно защипало глаза.

Поразительно, как мало меняются люди с годами! На снимке шестнадцатилетней давности у меня обычное испуганное выражение лица, а Катька смотрит в объектив дерзко и уверенно. Одну руку подруга покровительственно положила мне на плечо, я напряглась и съежилась, ощущая себя в центре внимания.

Я не сдержала слезы. Вот дурочка сентиментальная!

Тишину квартиры прорезал приглушенный звонок моего мобильника. Я ринулась в коридор, к сумке. Достала мобильник, посмотрела на определитель номера.

Муж объелся груш, названивает.

Я нажала кнопку сети, приложила телефон к уху, сказала приглушенным тоном:

– Паша, привет.

– Ты где? – ринулся в атаку супруг. – Я целый день звоню домой! А там никто не отвечает!

– Паш, я у Кати.

– А почему шепотом разговариваешь?

– Катерина спит.

– Почему она спит в такое время?

– Потому что болеет, простужена сильно. Паш, позвони Антону Савельевичу. Пускай приедет, осмотрит Катьку.

Пашка надменно фыркнул:

– Еще чего! Профессор медицины, крупнейший диагност поедет осматривать здоровую молодую девку, которая просто простудилась!

Я почувствовала, как в груди закипает гнев.

– Во-первых, Катя тебе не девка! Во-вторых…

Пашка досадливо крякнул.

– Ладно, ладно, извини, не злись, Машуня. Я считаю, что сначала Катерину должен осмотреть участковый врач. Если врач скажет, что положение серьезное, я позвоню Антону Савельевичу. Хорошо?

Я только вздохнула в ответ.

– Ну вот и умница, – с облегчением завершил обсуждение муж и перешел на семейные темы: – У тебя деньги есть?

Я прикусила нижнюю губу. Говорить, не говорить? Просить, не просить? И я решила соврать, совсем немного.

– Все в порядке, деньги есть.

– Надо же! – удивился Пашка. – Не раздала! А я был уверен, что у тебя уже ни рубля, ни цента.

– Ты ошибся, – сказала я холодно.

Наступило короткое молчание. Потом муж неуверенно позвал:

– Маш! Ты чего такая странная? Неласковая какая-то…

– Связь плохая, – ответила я.

Пашка еще немного помолчал. Потом спросил:

– Ты скоро домой пойдешь?

– Не знаю. В зависимости от того, как Катерина будет себя чувствовать.

– Симулянтка твоя Катерина! – проворчал Пашка.

Я невольно стиснула кулак и, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, отчитала мужа, чтобы он не смел так говорить о моей лучшей и единственной подруге!

– Она мне не нравится! – не сдавался мой муж.

– На здоровье! Я тоже не в восторге от некоторых твоих друзей, но не позволяю себе их обсуждать!

– Маш, ты с ума сошла, – начал Пашка, но я не дослушала и отключила аппарат…

По коридору зашаркали шаги. Катерина вышла из-за поворота, остановилась, сунула руки в карманы старенького халата. Оглядела меня с головы до ног и спросила:

– Чего орешь?

– Я не ору, – ответила я. – Я с мужем разговаривала.

Катька прошлепала к угловому диванчику, плюхнулась на него, широко зевнула.

– И давно ты так с мужем разговариваешь?

– Нормально разговариваю.

Катька насмешливо фыркнула и ехидно заметила:

– Любовь прошла, завяли помидоры?

Я нахмурилась. Обсуждать свои отношения с Пашкой мне совершенно не хотелось. И я перевела разговор на более актуальную тему:

– Зачем ты встала?

– В туалет захотела. Нельзя? – Катерина оглядела сияющую чистотой кухню, похвалила: – Плюнуть некуда. Молодец!

– Кать, я тут бульон сварила. Видишь, сколько пакетных супчиков? Тут тебе и харчо, и грибной, и лапша, и гороховый с копченостями… Выбирай что хочешь, заливай бульоном – и вперед!

Катька молча кивнула. Я внимательно посмотрела на нее. Сон не пошел подруге на пользу. Выглядела она так же плохо, как и двумя часами раньше. Мне ее вид очень не нравился.

– Катюша…

– Если ты еще раз скажешь про врача, я тебя придушу, – перебила Катерина. – Заткнись!

Я заткнулась. Катька подцепила из вазочки маковую сушку, с хрустом разгрызла ее пополам.

– Как дела у Пашки? – спросила она, не глядя на меня. – Почему вы ругаетесь?

– Это не мы ругаемся, это он ругается, – ответила я с досадой. – Он, видишь ли, звонит целый день на городской номер, а дома никого нет.

Катерина положила половинку сушки на стол, помолчала и спросила:

– А почему он звонит домой? Ты же в это время всегда сидишь на своей набережной и торгуешь искусством!

Я открыла рот и тут же его закрыла. Крыть было нечем. Действительно, почему муж названивает домой днем? Разве не знает, что обычно я возвращаюсь не раньше семи часов вечера? Что за дела?

– Ты ему что-нибудь рассказала? – спросила Катерина.

Я замахала руками, мол, конечно, нет! Подруга пожала плечами и обронила вполголоса:

– Тогда тем более странно.

Она встала, пошла в ванную, закрыла за собой дверь. Через минуту оттуда донесся шум льющейся под напором воды. Я в смятении взяла оставшуюся половину сушки.

«Что же это происходит? – подумала я, разгрызая сушку. – Откуда Пашке знать, что последние несколько дней круто изменили мой привычный образ жизни?»

Я стиснула голову руками, но от этого ситуация яснее не стала.

Катерина вышла из ванной, вытирая полотенцем мокрое лицо, и попросила поставить чайник.

– Может, хочешь поесть? – засуетилась я, вскакивая. – Есть пюре, вареная курочка, могу сделать салат из свежих овощей…

– Нет, спасибо, – отказалась подруга. – Просто чай, и все.

Через десять минут мы с ней сидели за столом и попивали чаек с конфетами.

– Новости есть? – спросила Катя, откусывая конфету. – О, смотри, внутри орех!..

Новости? Я подумала, что не стоит грузить Катерину всеми неприятными известиями. В частности, не стоит рассказывать о часах незнакомца и о том, что я узнала в магазине. Поведаю обо всем потом, когда она поправится. Но я не удержалась, и одна новость все-таки сорвалась с кончика языка:

– Представляешь, я вспомнила, где его видела!

Катерина поставила чашку на стол, посмотрела на меня покрасневшими воспаленными глазами, в которых стоял немой вопрос: «Кого?»

– Да потерпевшего! На кухне я его сразу не узнала, мертвый человек выглядит совсем иначе…

Катька широко раскрыла глаза.

– Ты хочешь сказать, что видела его раньше? Еще… живого? Ну, мать!.. Нет слов! И где же ты его видела?

– Недели две назад он разговаривал с Тепляковым на набережной, – поделилась я. – Да, точно, в конце августа – начале сентября.

– А что он там делал? – удивилась Катерина. – Картинки покупал?

– Я тогда тоже подумала, что он тепляковский клиент. Но сейчас понимаю, что он там был не ради картин. Он приходил посмотреть на меня. Не понимаешь? Я тоже. Тем не менее это так. Он ничего не купил. Прошелся вдоль нашей выставки, делая вид, будто рассматривает картины. А сам все время на меня косился!

Катерина наконец обрела дар речи:

– Ты хочешь сказать, что он на тебя запал? Выследил, где ты живешь, а потом пришел к тебе домой и там умер? От любви?

Я раздраженно стукнула кулаками по коленям.

– Ничего он на меня не запал! Я даже думаю, что он меня терпеть не мог…

– Подожди-подожди! – Катерина затрясла лохматой головой. – Говори медленнее, я блондинка! Ты говоришь – «терпеть не мог»? Но для этого человека нужно как минимум знать! Вы что, были знакомы?

Я старательно подбирала слова, пытаясь объяснить свои не столько предположения, сколько ощущения. Да и те на уровне интуиции.

– Ну… не совсем. То есть я его точно не знала. А вот он меня… Он так смотрел, словно что-то обо мне знал! И за это ужасно меня невзлюбил! – Я посмотрела на ошарашенную Катьку и виновато спросила: – Муть, да?

– Не знаю, – ответила подруга. – Ты не гони лошадей, я сейчас плохо соображаю. Немного подумаю, потом скажу, муть или не муть.

– Подумай, – попросила я. – Не нравится мне вся эта история. Жуткая какая-то!

Мы молча допили чай. Потом Катька посмотрела на часы и велела мне собираться домой.

Я опешила:

– Ты что? Я у тебя останусь! Вдруг понадобится помощь…

– Если мне что-то понадобится, я в состоянии сделать все сама! – отбрила меня Катька. – Нечего тебе тут ночью делать. Потом вы с Пашкой поссоритесь, а я переживать буду.

Я попыталась успокоить подругу, что мы с мужем не поссоримся, но Катерина осталась неумолимой.

– Мария, угомонись! Я знаю, что не нравлюсь твоему Паше. Честно говоря, мне на это наплевать, я не с ним дружу, а с тобой. Но быть предметом ваших ссор тоже не хочу. Так что давай, подружка, собирайся, пока не очень поздно.

Я встала, чувствуя себя подопытным кроликом. Интересно, почему всю жизнь мной кто-то распоряжается?

Катька вышла меня проводить, прислонилась к стене, скрестила руки. Я сухо попрощалась, сказав: если что понадобится, пусть звонит.

Катька отлепилась от стенки и чмокнула меня в щеку.

– Не обижайся. Так надо.

Я кивнула и открыла дверь, но на пороге все-таки настойчиво повторила, чтобы она вызвала врача.

Катерина молча захлопнула за мной дверь. Я постояла на площадке, прислушиваясь к ее удаляющимся шагам.

Домой я прибыла ровно через двадцать минут. Вошла в квартиру, сразу скинула туфли и, с наслаждением размяв затекшие пальцы ног, пошла в гостиную, включила свет… и чуть не упала.

В комнате царил полный разгром. Все шкафы были распахнуты, ящики выдвинуты, их содержимое валялось на полу. Крышка рояля поднята, телевизор почему-то на полу… Господи! В доме побывали воры! Картины! Они унесли мои картины!

Я оглядела стены. Полотна великих русских живописцев висели на месте. Очевидно, их снимали, но потом вернули обратно. Две картины перепутали местами. Левитан висел над диваном, а не над роялем. Впрочем, все это ерунда. Главное, что картины целы и невредимы.

Я перевела дух. Странные грабители. Не польстились на оригиналы русской живописи. Господа предпочитают модернизм? Или просто не поняли, сколько все это стоит? Может, они пришли не за картинами? А зачем?..

Знаю! За драгоценностями!

Я побежала в спальню. Сейф, вмонтированный в стену, был распахнут, кожаные и бархатные футляры валялись прямо на полу. Я застонала, стукнула себя кулаком по голове.

Идиотка, идиотка! Не поставила квартиру на сигнализацию перед уходом! Вот тебе и результат!

Я подобрала кожаный футляр, в котором хранилось мамино сапфировое колье. Машинально подняла крышку… Боже мой! Колье сияло на черном бархате все так же ослепительно и заманчиво! Оно в целости и сохранности! Через минуту я уже ползала по полу, подбирая футляры. Открывала их трясущимися от волнения руками, перебирала сверкающее содержимое. Абсолютно все драгоценности находились на своих местах! Ну выкатилась пара колец, которые я обнаружила под кроватью, а так…

Все на месте! Я с силой растерла ладонями виски и щеки.

Как прикажете понимать? Грабители подумали, что все это чешская бижутерия? Или мамины драгоценности показались им недостаточно драгоценными? Ничего себе запросы у современных домушников! Одно колье с сапфирами стоит минимум двадцать пять тысяч долларов!

Я с трудом поднялась и отправилась осматривать странный погром в квартире. Страх прошел, теперь мной руководило обыкновенное бабье любопытство: за чем же ко мне приходили?

Серебряные столовые приборы? На месте.

Старинный фарфор? На месте.

Отличный дорогой ноутбук? На месте.

Музыкальный центр, телевизоры, видеомагнитофоны, плейеры, кинокамера, микроволновка…

Все на месте. Ничего не тронуто. Или я сошла с ума, или в моем доме что-то искали. Искали, но не нашли. Интересно – что?

Очевидно, искали вещь необычайной ценности. Такой ценности, что грабители проигнорировали картины, ювелирные изделия, дорогую технику… Что же они искали? Может, Пашка добыл какой-то компромат огромной важности? На кого? На нефтяника Яганова? Глупости.

Еще полчаса я прикидывала различные варианты, один фантастичнее другого. Так ни до чего и не додумалась и начала наводить порядок в разгромленном доме.

Через полтора часа квартира обрела такой царственный парадный вид, что можно было водить экскурсантов в музейных тапочках.

Я еще раз прошлась по комнатам. Нет, зацепиться глазу решительно не за что. Идеальный порядок. Как выражается Катерина, просто плюнуть некуда.

Я сложила пылесос, убрала его в кладовку и пошла в ванную. Заткнула пробкой водосток, открыла краны на полную мощность, плеснула под струю ароматическую жидкость. На воде немедленно выросло облако пенных хлопьев. Я села на край ванны и стала наблюдать за тем, как растет душистая пена, одновременно размышляя о своем, о девичьем.

Итак, у меня побывали воры. Хотя назвать их ворами язык не поворачивается. Пришли, разбросали вещи и ничегошеньки не украли. Пошутили. Интересно, каким образом они попали в квартиру? Только вот ведь странность какая: замки целы. Выходит, дверь открывали ключами! У кого есть ключи от нашей двери? Только у меня и у мужа.

Когда мы ставили новую дверь, я хотела заказать три комплекта ключей: два для нас с Пашкой и один для Катерины. Но подруга запротестовала и наложила на мой проект решительное вето. Она заявила, что не собирается отвечать за дорогостоящее барахло и что навязать ей ключи не удастся даже решением суда.

Выходит, дверь открыли либо моими ключами, либо ключами мужа. И не только открыли, но еще после ухода предупредительно закрыли на все замки! Воистину свет не видел таких благородных домушников!

Однако не будем отвлекаться. Я думала о ключах. Мой комплект все время у меня в сумке. А где комплект мужа, ведает только он сам.

Пенное кружево выросло до верхнего бортика ванны, коснулось моих пальцев. Я перекрыла воду и отправилась в комнату. Взяла телефонную трубку, набрала гостиничный номер мужа.

Гудки раздавались мне в ухо долго, очень долго. Наконец я поняла, что мужа в номере нет. Набрала номер его мобильника, молясь, чтобы он не был отключен.

Муж ответил мгновенно, словно ждал моего звонка.

– Машуня, привет!

– Привет, – обрадовалась я; отчего-то я испугалась, будто с Пашкой что-то случилось.

– У тебя все в порядке? – спросил он, словно прочитав мои мысли.

– У меня да, а у тебя?

– Все прекрасно!

Я прислушалась. По-моему, у него играла музыка.

– Ты где? – спросила я.

– Как где? В гостинице! Машунь, у нас тут уже половина одиннадцатого!

Я переступила с ноги на ногу. Ненавижу уличать людей во лжи, а придется.

– Я только что звонила тебе в номер, – сказала я тихо.

– Что? Не слышу!

Я набрала в грудь побольше воздуха и закричала:

– Звонила тебе в номер! Только что! Там никто не ответил.

– Ну само собой, – тут же нашелся муж. – Я в ресторане, ужинаю.

– С кем? – вырвалось у меня.

Пашка засмеялся:

– Ну надо же! Оказывается, ничто человеческое тебе не чуждо! А я думал, что ты выше ревности и всего такого…

– Я и не думала тебя ревновать. Просто испугалась, вдруг с тобой что-то случилось.

– Машуня, ну что со мной может случиться? Кому я нужен, кроме тебя?

Я усмехнулась. Действительно, кому может понадобиться молодой, красивый, хорошо зарабатывающий мужчина? К тому же не обремененный детьми!

Сколько раз Катька говорила мне: «Не тяни с потомством, уведут мужа, как теленка!» А что отвечала я? Несла всякие интеллигентские благоглупости, типа «не буду удерживать», «это не метод», и тому подобную ересь. Вот, похоже, и дождалась.

– Маш, у тебя неприятности? – с тревогой спросил муж. – Голос у тебя стал какой-то странный, и звонишь после того, как мы уже пообщались… Маш, это не телефонный разговор, да? Хочешь, я приеду?

Я не удержалась от проверки на прочность.

– Вот так прямо бросишь своего денежного клиента и приедешь решать мои проблемы?

– Вот так прямо брошу и приеду, – просто ответил муж и добавил: – Ты для меня дороже любого клиента, дурочка. Я же тебя люблю.

Испытанная мужская уловка, древняя, как этот мир. «Женщины любят ушами», – уверены мужчины. И не ошибаются.

Услышав объяснение, я дрогнула и растаяла. Как-то не-похоже, что такую фразу можно сказать жене в присутствии любовницы. Хотя многие, наверное, назовут меня наивной. Что ж, не стану возражать.

– Маша, мне приехать? – повторил муж.

Я вздохнула. Искушение было огромным. Попрошу Пашку вернуться, перевалю на него свои неприятности и предоставлю ему почетное право их расхлебывать. Тем более что деньги уже закончились и нужно на что-то жить.

«Болонка!» – презрительно произнес внутренний голос. Я стиснула зубы, топнула ногой. Набрала в грудь побольше воздуха и сказала:

– Даже не вздумай приезжать! У меня все в порядке. Занимайся своими делами и не отвлекайся на всякие глупости. Я вот что хотела спросить… Паш, ты ключи от дома не терял?

– Ключи? – изумился муж. – Нет. А что?

– Проверь, пожалуйста.

– Подожди минутку, сейчас…

Воцарилось недолгое молчание, потом в трубке послышался приятный металлический перезвон.

– Слышишь? – осведомился муж и потребовал: – Свистни!

Я свистнула. Тут же раздался пронзительный писк. Я поморщилась и отодвинула трубку подальше от уха.

Ясно. Этот брелок я подарила мужу специально для того, чтобы он мог быстро отыскать свою связку с ключами.

– Слава богу! Я боялась, ты потерял ключи.

– Да с чего ты взяла? – начал было муж, но тут же испуганно оборвал сам себя на полуслове: – Обокрали квартиру, да? Мария, не скрывай от меня ничего!

«Как бы не так, – подумала я. – Прямо взяла и рассказала о том, что у меня тут на кухне чужие мертвые мужики валяются! Представляю, что ты со мной сделаешь! Хотя нет. Не представляю».

Я не стала вдаваться в подробности и успокоила мужа:

– Не обокрали. Все в целости и сохранности! Тебе уже нельзя задать ни одного вопроса, чтобы ты не перевозбудился!

Пашка помолчал, переваривая информацию, и уточнил:

– Значит, все в порядке и я могу заниматься делами? – Услышав мой утвердительный ответ, муж снова немного помолчал. Потом сказал: – Тогда ладно… Прости, пожалуйста, у меня садится батарейка. Ты ничего не хочешь сказать на прощание?

– А что ты хочешь услышать? – притворилась я валенком.

– Ну, не знаю. Что хотят услышать от любимой женщины? Что-нибудь нежное, ласковое, супружеское…

– Приятного аппетита, – ласково сказала я и разъединила связь.

Не умею сюсюкать. Тем более по телефону.

Я включила телевизор, увеличила звук и пошла в ванную.

Разделась, нырнула в душистую пену, со вздохом облегчения откинула голову на резиновую подушечку и закрыла глаза. Хорошо!

Мысли были теплые, неспешные, что очень странно. Не так должна размышлять хозяйка квартиры, которая обнаружила в своем доме погром. Но то ли я за последние дни закалилась, то ли просто утратила остроту ощущений. Во всяком случае, паники не было.

Итак, ключи мужа на месте. Мои тоже. Очень интересно. Каким же образом открыли нашу дверь незваные гости? Из комнаты донеслись звуки эстрадной песни. Я прислушалась.

Молодых эстрадных исполнителей я почти не различаю, но радует один факт: молодежь стала серьезно заниматься вокалом. Поют грамотно, появилась даже определенная техника. Не то что десятью годами раньше, когда на сцене тусовался любой ноль, имеющий богатого спонсора. Нынешние певцы, помимо голосовых данных, имеют еще и школу. Это хорошо. Значит, люди трудятся.

Петь совсем не так просто, как это кажется со стороны. «Джяник, открой рот и пой», – произносит учительница пения в старом азербайджанском фильме, который я видела в далеком детстве. Даже тогда меня насмешила эта фраза. И вовсе не из-за непонятного милого слова «джяник». Насмешила потому, что я знала, как это трудно: открыть рот и петь. Помню, как много и упорно работала мама каждый день. Я читала, великий пианист Святослав Рихтер, возвращаясь с концерта, садился за рояль и несколько часов отрабатывал свои мелкие огрехи, которые публика даже не заметила. Работа, или «кухня», как называют ее музыканты, – главная часть закулисной стороны профессии. Публика обсасывает гонорары звезд, маленькие и большие скандальчики, связанные с их именами, и даже не догадывается, что все это занимает только десятую часть их жизни. Основную занимает труд.

Когда я слышу, с какой легкостью Мэрайя Кэри гуляет голосом в диапазоне трех октав, переходя наверху в ультразвук, я мысленно снимаю перед ней шляпу. Что и говорить, природные данные у девушки фантастические. Но меня поражает не только мощь ее голоса. Меня поражает умение, с которым она им владеет. И я прекрасно понимаю, сколько часов своей жизни она отдала упорным, скучным, ежедневным, выматывающим занятиям до того, как стала звездой. И уже этим заработала каждый цент своих колоссальных гонораров, которыми ее попрекают завистники…

О чем это я? Не о певцах мне надо сейчас размышлять. Нужно подумать о том, чтобы сменить замки. Или дверь, если уж принимать решительные меры. Как-то неприятно жить в квартире с ощущением, что к тебе в любой момент могут нагрянуть неизвестные люди.

Вода в ванне остыла, я выдернула пробку и минуту наблюдала за водоворотом, образовавшимся над водостоком. Потом со вздохом встала под горячий душ и продолжила свои размышления.

Ну, поменяю я дверь. И что дальше? Откроют новые замки так же просто, как открыли эти! Ясно же, что ко мне приходили не простые домушники, а мастера своего дела! Так сказать, звезды криминального мира.

Я закрыла воду, вылезла из ванны и завернулась в банный халат. Прошлепала на кухню, оставляя за собой мокрые следы, включила чайник. Достала из холодильника сыр, сделала пару бутербродов. За всеми сегодняшними хлопотами я не успела даже пообедать, что уж говорить об ужине!

День оказался насыщенным событиями, я чувствовала себя уставшей и разбитой даже после душа. Сейчас перекушу, выпью чашку чаю и упаду в кровать. И читать на ночь не стану: нет сил. Хорошенько отосплюсь, а утром поразмыслю обо всем.

Не успела я настроиться на позитивную программу действий, как негромко задребезжал городской телефон. Интересно, кому это я понадобилась на ночь глядя? На кухне стоит аппарат без определителя, поэтому невозможно узнать, кто звонит. Может, не снимать?

Я в сомнении уставилась на телефон. Тот упорно выдавал дребезжащую натужную трель.

Нет, надо ответить. А вдруг это Катерина? Может, ей стало хуже?

Я испугалась, схватила трубку, выкрикнула:

– Катя! Тебе плохо?

В трубке закашляли. Потом кашель прекратился, и незнакомый мужчина вежливо осведомился:

– Я имею честь говорить с Марией Сергеевной?

Я взяла себя в руки. Голос был мне совершенно незнаком. Понятно, что это не Катя. Что ж, уже хорошо: значит, подруга спит и видит сны.

– Да, я Мария Сергеевна.

– Очень приятно. Вас беспокоит Ираклий Андронович.

И что с того? Понятия не имею ни о каком Ираклии Андроновиче!

– Чем обязана? – спросила я, невольно попадая в возвышенный тон собеседника.

– А вы не догадываетесь?

Я вздохнула, стараясь подавить раздражение.

– Ираклий Андронович, я понятия не имею, кто вы и зачем вы звоните. Объясните, пожалуйста, сами. У меня был тяжелый день, я хочу отдохнуть.

– В таком случае давайте перенесем разговор на завтра, – тут же пошел на попятную собеседник. – Простите за беспокойство, мне не хотелось вас утомлять.

– Ничего, – ответила я, удивляясь все больше.

Вот чудик! Разговаривает по телефону так, словно роман прошлых веков пишет!

– В котором часу вам удобно со мной встретиться? – продолжал собеседник изливать на меня потоки вежливости и благожелательности.

– Ну, не знаю. Давайте в двенадцать.

– В двенадцать, – повторил собеседник. – Прекрасно! Вышлю за вами машину. Я живу за городом, – любезно объяснил Ираклий Андронович. – Вам будет сложно добраться самой.

– Я и не собираюсь к вам ехать! – ответила я довольно резко. – Давайте встретимся в каком-нибудь кафе.

– Деточка! – укорил меня собеседник. – Вы же понимаете, что тема нашей беседы довольно щекотливая. Какое кафе? О чем вы говорите?

Я постаралась вежливо объяснить этому странному человеку, что не поеду за город, в гости к незнакомому мужчине.

– Незнакомому? – удивился собеседник. – Вы хотите сказать, что меня не знаете?

Я потеряла терпение.

– Извините, Ираклий Андронович, может, вы знаменитый писатель, может, знаменитый продюсер, может, спонсируете начинающих певиц или разводите бойцовых собак… Но я понятия об этом не имею! Так что, если вам необходимо со мной поговорить, давайте встретимся на нейтральной территории. Хорошо?

– Деточка, – продолжал свое собеседник, но я уже рассердилась и терпение мое лопнуло.

– Я вам не деточка!

Швырнула трубку на рычаг, вырвала вилку из розетки. Вот так-то лучше! А то звонит непонятно кто на ночь глядя, беспокоит рабочего человека, как сказал бы мой друг Тепляков.

Интересно, он уже успел впихнуть кому-нибудь мои картины? Вот будет прикол! Впрочем, чему я радуюсь? Осталась без денег, без картин… Можно сказать, на бобах! Придется нести в скупку браслет с бирюзой. Иначе мне не выкрутиться.

Я не спеша выпила чай, съела бутерброд. Убрала все со стола.

Спала я как убитая. Тьфу, вот ведь вырвалось слово… В общем, спала на удивление хорошо. И никакие кошмары меня отчего-то не мучили. Понятия не имела, что я такая толстокожая.

Проснулась я непозволительно поздно: почти в одиннадцать. Сладко потянулась, сползла с кровати, отодвинула плотную штору.

Прекрасно. На улице солнышко и никакого намека на дождевые облака. Конечно, собраться им недолго, но в данный момент на улице скорее позднее лето, чем середина осени.

А середина осени не за горами. Сегодня у нас двадцатое сентября, значит… до середины октября остается три с половиной недели. Не так уж много.

Я еще раз потянулась, зевнула и отправилась в ванную. Умывшись и одевшись, позвонила Катерине. Подруга ответила не сразу, и голос ее мне решительно не понравился.

– Привет, – сказала я, выслушав сонное «алло». – Как ты?

– Понятия не имею, – ответила Катерина. – Я еще не проснулась.

Я мельком взглянула на часы. Половина двенадцатого.

– Ничего себе ты спишь! Скоро полдень!

– А мне спешить некуда, – сказала Катерина и сильно закашлялась. – Только не намекай на врача.

– И не собираюсь намекать! Я прямо говорю!

– Сейчас брошу трубку!

– Все, – сдалась я. – Ладно, отдыхай. Перезвоню попозже, когда вернусь.

Подруга тут же проснулась окончательно.

– А куда это ты намылилась?

Я повертела перед глазами мамин браслет с бирюзой.

– Да так… Пройдусь, прогуляюсь.

– Ну да! – не поверила Катерина. – Ты и прогуляешься? Не верю! Ты же не любишь непродуктивно тратить время!

– Не люблю, – подтвердила я. – А что прикажешь делать? Картины продавать? Ты сама прекрасно понимаешь: у Теплякова их теперь не вырвать. Наверняка он их уже кому-нибудь толкнул. Новых у меня нет, работать не хочется. Остается что?.. Правильно, остается гулять на все четыре стороны.

– Зачем на все четыре? – не согласилась подруга. – Приезжай ко мне! Посидим, поокаем!

Я бросила браслет в сумочку и коротко ответила:

– Позже, нагуляюсь и приеду.

Катерина помолчала и очень серьезно сказала:

– Не нравится мне вся эта таинственность. Ты что-то задумала, да? Ну скажи, а то изведусь в ожидании!

– Ничего я не задумала. Катя, я обязательно приеду. Если что-то понадобится – звони на мобильник. Хорошо? Будь умницей, пей молоко. И поесть не забудь.

– Не забуду, – пообещала Катька и бросила трубку.

Я набросила на плечи шаль, взяла ключи, покрутила их в пальцах. Посмотрела на дверь.

Решительно вернулась к телефону, набрала номер пульта и поставила квартиру на сигнализацию. Посмотрим, сможет ли это остановить незваных гостей.

После чего вышла на лестничную площадку, закрыла дверь и тщательно заперла ее на все замки. Спустилась во двор и сразу же столкнулась с Ниной Ивановной. Мы поздоровались, после чего я нерешительно спросила:

– Нина Ивановна, новостей для меня нет?

Нина Ивановна поняла, о чем идет речь, без всяких дополнительных уточнений.

– Пока нет, – ответила она с сожалением. – Я поговорила с девочками, но они не в курсе. Говорят только, что видели тебя днем много раз.

– Меня? Днем? – поразилась я. – Я же днем на набережной!

– Вот именно! – подтвердила Нина Ивановна. – Я тоже удивилась, говорю девочкам, вы не путаете? Они уверяют, что не путают. Ты не унывай, я еще поспрашиваю, – ободрила меня соседка.

После этих слов мы расшаркались и отправились каждая в свою сторону. Я в скупку, Нина Ивановна – домой.

На улице я остановилась, высматривая просвет в автомобильном потоке. Рядом со мной бесшумно притормозила сверкающая черная иномарка, открылась задняя дверца. И не успела я понять, что происходит, как с двух сторон меня подхватили и бесцеремонно впихнули в салон.

Дверца захлопнулась, защелкнулся блокиратор. Машина плавно тронулась с места. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем я немного пришла в себя.

Рядом со мной развалился здоровенный бугай с бритым затылком. На носу у него плотно сидели непроницаемо-черные очки, квадратные челюсти без устали пережевывали жвачку.

– В чем дело? – спросила я с негодованием.

Бугай не ответил. Я еще раз оглядела салон.

Кроме меня, бугая и шофера, никого больше в машине не было. Интересное кино. Меня похитили? Я сделала еще одну попытку вступить в контакт. Бугай перестал жевать и уставился на меня сквозь непроглядную черноту стекол.

– Умолкни, – велел он коротко.

– А если не умолкну?

Бугай слегка ткнул меня двумя пальцами в солнечное сплетение. Я со свистом выдохнула воздух, но вдохнуть его уже не могла. Вернее, могла, но почему-то очень мало. Так мы и проделали этот длинный путь. Я безуспешно глотала воздух, бугай с интересом наблюдал за моими попытками. Но в переговоры не вступал. Как, впрочем, и шофер.

Бугай приоткрыл окошко так, чтобы на меня попадала воздушная струя, ароматизированная бензином. Как ни странно, загазованный воздух мегаполиса оказал свое бодрящее действие, и я довольно быстро пришла в себя. Настолько, что даже сумела поблагодарить бугая за заботу.

Тот фыркнул и закрыл окно. Скрестил руки на груди и снова принялся гонять за щекой жвачку. Вступать в дальнейшие разговоры я сочла неблагоразумным.

Мы миновали город и помчались по свободной трассе. Минут через двадцать подъехали к старому дачному поселку. Шофер подвел машину к дому, стоявшему чуть в стороне, коротко просигналил. Медленно открылись тяжелые чугунные ворота. Автомобиль въехал во двор, украшенный огромными цветочными клумбами. Плавно подкатил к парадному входу и остановился.

Я посмотрела на бугая. Тот обошел машину, открыл передо мной дверцу и велел мне выходить. Сопротивляться ему было так же смешно, как встречать цунами на доске для серфинга. Я покорилась своей участи и вышла. Бугай крепко взял меня под локоть, повел в дом.

Я была сильно напугана, однако автоматически отмечала прекрасный вкус, с которым были обставлены комнаты. Похоже, хозяин дома не только богат, но и образован. Это хорошо. Интуиция подсказывает: ничего страшного со мной здесь не произойдет. Образованный человек не может быть преступником. Хотя почему я так решила? А профессор Мориарти?..

Бугай провел меня по длинному коридору и так толкнул в открытую дверь, что я пролетела несколько шагов вперед. Несколько секунд постояла, прислушиваясь к удаляющимся шагам своего конвоира, затем огляделась вокруг и тихо ахнула. Мама дорогая!

Огромная светлая комната. Паркетный пол, натертый до зеркального блеска, отражал яркий верхний свет. Мебели в комнате не было, а на стенах висели картины… картины, которые я видела только в каталогах известных музеев.

Копии были сделаны превосходно: тот, кто их писал, был не менее гениален, чем создатели шедевров. Я пошла вдоль стен, восхищенно разглядывая полотна. Вот знаменитая «Весна» Боттичелли, вот чудесный Пинтуриккьо, две копии «Святых» Сурбарана, «Мадонна» Мурильо, «Портрет фрейлины» Рубенса, автопортрет Рембрандта…

Фантастика!

Кто бы ни был хозяин этого дома, он мне уже нравится. Вкусы у нас совпадают! Я тоже люблю позднее Возрождение, а вот импрессионистов и сюрреалистов не жалую. А уж про авангардистов и говорить нечего!

Тут мой взгляд упал на большой настенный термометр. Ого! В доме установлена очень дорогая система поддержки микроклимата! Это значит, что все триста шестьдесят пять дней в году здесь одна и та же температура воздуха и неизменный уровень влажности! Ничего себе! Так разоряться ради копий! Нет, копии отличные, но это же только копии. Хотя, возможно, хозяин дома выдает их за оригиналы.

Я подавила смешок, перешла к другой стене зала, осмотрела продолжение экспозиции. Надолго задержалась перед портретом инфанты Маргариты, когда-то позировавшей знаменитому Веласкесу. Очаровательная двенадцатилетняя девочка в роскошном платье. Белокурые локоны распущены по плечам, в них алая роза. Глаза смотрят грустно и чуть подозрительно, словно девочка уже привыкла не доверять окружающим ее льстецам.

– Любите Веласкеса? – спросил меня кто-то.

Я обернулась.

В дверях стоял грузный пожилой человек, похожий на Бармалея. Лицо у него было некрасивое от природы, и длинный шрам, шедший от правой щеки к подбородку, очарования мужчине не прибавлял. Он опирался на толстую трость с золотой насечкой, и я заметила, что правая нога у него заметно короче левой.

Впрочем, неказистую внешность вошедшего в какой-то мере компенсировала прекрасная одежда. Костюм, несомненно, был сшит хорошим кутюрье и обладал неброским шармом дорогой эксклюзивной вещи. Расстегнутый вырез белоснежной рубашки украшал дорогой шелковый платок, на пальце правой руки сверкал тяжелый перстень с черным матовым камнем. Стильная штучка.

– Очень люблю, – ответила я, сочтя затянувшееся молчание неприличным.

Мужчина улыбнулся, обвел долгим взглядом картины. Так смотрят на безнадежно любимую женщину: с покорностью и страстью. Примерно так на меня смотрел когда-то Пашка. Еще до нашей женитьбы.

Мужчина переступил с одной ноги на другую, оперся на трость.

– Прекрасный портрет, – сказал он, кивая на юную наследницу испанского престола. – Гениальный художник должен быть немного пророком, вам не кажется? Вглядитесь в эту девочку. По лицу не скажешь, что ее ожидает блестящее счастливое будущее. Есть в ней обреченность ягненка перед закланием. Нет?

Я посмотрела на Маргариту. Принцесса ответила мне долгим грустным взглядом.

– Поздняя дочь стареющего короля Филиппа, – продолжал мужчина, делая еще один шаг ко мне.

Тяжело стукнула трость, я почувствовала запах хорошей туалетной воды. Сибарит мой гид, ничего не скажешь.

– Он, кажется, правил Испанией в семнадцатом веке? – спросила я.

Мужчина кивнул. Вблизи шрам на его лице показался мне еще уродливее, чем издали. Но неожиданно я почувствовала, что попадаю под странное обаяние этого пожилого некрасивого, искалеченного человека.

– Последний из рода Габсбургов. Точнее, предпоследний. Последним был его сын. Полный и законченный идиот. – Тут он поймал мой удивленный взгляд и сразу поправился: – Сказав «идиот», я имел в виду медицинский диагноз. Ну, если вам не нравится это слово, назовем его дауном. И Маргарита дожила лишь до двадцати лет.

– Болезнь? Эпидемия? – предположила я.

Мужчина с легкой усмешкой покачал головой.

– Вырождение, – ответил он коротко. – Полное и окончательное истощение крови. Бесконечные браки между родственниками и, как следствие, нежизнеспособные дети. Последняя жена Филиппа приходилась ему племянницей, то есть дочерью его родной сестры. В те времена не знали законов генетики! Думая, что спасает династию браком с племянницей, Филипп только довершил ее вырождение. – Собеседник склонил голову к плечу, любуясь очаровательной девочкой, и сказал: – Замечательная работа! Правда, мне больше нравится другой портрет принцессы, из Венского музея, но – увы! – получить его нет никакой возможности. Пока нет.

– Заказали бы копию, – предложила я.

Брови мужчины изумленно поползли на лоб.

– Копию? – повторил он, словно не поверил своим ушам. – Копий я в доме не держу.

Я остолбенела. Оглянулась назад и встретилась взглядом с испанской принцессой. По спине побежали ледяные мурашки.

– Конечно, это оригиналы, – спокойно подтвердил хозяин дома.

Я посмотрела на него и отчего-то мгновенно поверила. Подняла дрожащую руку, чтобы дотронуться до холста, которого касалась кисть великого Веласкеса, но не успела. Рядом с тяжелым стуком упала трость. Пальцы хозяина дома цепко перехватили мое запястье и рванули руку вниз.

Не знаю, каким чудом мне удалось не упасть. Силы в руках странного незнакомца было достаточно, чтобы сбить с ног любого человека. Я выпрямилась, в упор взглянула на своего визави.

Нет, этот человек не любит искусство. Он им болеет и болеет хронически. Так страдают от неизлечимых болезней: до последнего вздоха. Для него это страсть, а страсти, доводящие до фанатизма, всегда опасны.

Я осторожно высвободила руку. Мужчина смутился, отвел глаза в сторону и извинился.

– И вы простите, – ответила я. – Просто меня потрясло то, что вы сказали. Я хотела убедиться, что это не мираж.

– Я не люблю, когда картины трогают руками, – объяснил мужчина тем же виноватым тоном.

Я подняла трость с узорного паркета, подала хозяину. Тот поблагодарил меня коротким кивком.

– А можно мне дотронуться хотя бы до рамы? – спросила я.

Пауза затянулась. Мужчина пристально посмотрел на меня и неохотно разрешил:

– До рамы, пожалуй, можно.

Я осторожно прикоснулась к старинному дереву, покрытому позолотой. И мгновенно почувствовала, какие мучения доставляю этим прикосновением человеку, стоящему рядом.

– Позвольте! – не выдержала я. – Но эта картина находится в известном музее!

– Она там находилась, – подтвердил хозяин дома. – До последнего времени. А сейчас там висит копия.

Я промолчала. По-моему, комментировать такие заявления просто глупо.

– Идите за мной, – пригласил меня хозяин дома.

Повернулся и захромал к стоявшему у стены небольшому столику из потемневшего дуба. Склонился над ним, оперся на трость, поманил меня. Я, как лунатик, пошла к нему.

– Смотрите, какое чудо.

Я наклонилась над столом. Под стеклом лежал кусок картона с угольным наброском: портрет мужчины в высокой прямоугольной шапочке, умное сухощавое лицо с холодным взглядом прищуренных глаз было мне незнакомо.

– Это эскиз портрета итальянского кардинала Гаспара Борхи. Незадолго до смерти Веласкес побывал в Италии. У художника было громкое имя, и несколько влиятельных людей заказали ему свои портреты. Портрет папы Иннокентия вы, конечно, знаете.

Я кивнула.

– Ну вот. А портрет кардинала остался незаконченным. Странно! Ведь набросок очень подробный. Очевидно, его преосвященство не мог часто позировать, и Веласкес сделал тщательную заготовку. Смотрите, какое замечательное лицо у этого человека. Какие невероятные глаза: умные, лукавые, проницательные… Посмотрите на кардинала Борху и сравните его с проповедниками Сурбарана.

Хозяин дома оглянулся, сделал жест в сторону противоположной стены.

– Священники на картинах Сурбарана – это люди, стоящие на земле одной ногой. Как у них подняты руки, как они запрокинули головы куда-то вверх. Земля для них только трамплин в небеса. Они ее не замечают. А этот человек… – Мужчина снова склонился над портретом кардинала. – О! Это человек совсем другой породы. Он прекрасно понимает, что стоит на земле, а небеса – где они? Слишком далеки, чтобы до них добраться! Вот вам два священника в интерпретации придворных испанских художников. Они жили и писали примерно в одинаковых условиях, а какая разница в характерах!

– И что же изменилось? – спросила я невольно.

Слушать собеседника было так интересно, что я позабыла все на свете.

– Время! Изменилось самое главное – время! Одному английскому королю потребовался развод с одной женщиной и венчание с другой! Развести его мог только папа, но папа не соглашался благословлять королевскую прихоть. Вот Генрих Восьмой и изобрел Реформацию, дабы стать самому себе хозяином. Он объявил, что главой церкви в государстве должен быть король, а не римский папа. Сам себя развел, сам себя женил. И между прочим, проделал это не один раз. – Хозяин дома остановился, снова пристально посмотрел на меня и, не скрывая насмешки, спросил: – Как вам это нравится? Целая страна выпала из сферы влияния! Каков пример для подражания? Римская церковь немедленно подготовила ответный удар, который вошел в историю под названием Контрреформации. Это была интересная эпоха, даже очень интересная! И потребовала она выдвижения сильных, изворотливых церковников. Таков был и кардинал Борха, упокой, господи, его душу. Видите, какое лицо, какой характер, как колоритен…

Верхний свет бросал блики на стекло, я прищурилась и попросила достать картон из-под стекла, хотя бы на минутку.

Хозяин развел руками:

– К сожалению, нельзя. Под стеклом вакуум. Видите ли, картон был в таком состоянии, что потребовалась серьезная реставрация. Так что…

Он вновь развел руками, вежливо демонстрируя огорчение. Я кивнула, не в силах говорить.

Неизвестный набросок Веласкеса!.. Вакуум!.. Ну что тут можно сказать?!

Хозяин дома шел вдоль стены, перечисляя экспонаты, лежавшие в стеклянных витринах:

– Офорты Рембрандта, перстень Александра Борджиа, тот самый, ядовитый, с шипом… Подвеска Екатерины Великой, бриллиантовый гарнитур Марии Антуанетты, обручальное кольцо маркизы Ментенон…

Я шла следом за гидом и скользила невидящими глазами по стеклянным витринам. В голове стоял непрерывный гул, уши заложило, словно в самолете на большой высоте.

– А вот очень интересный экспонат.

Хозяин остановился. Под стеклянным колпаком лежала алая бархатная подушка. Я замерла на месте, впилась в подушку напряженным взглядом. Интересно, в истории есть знаменитые подушки? Наверное, есть. Предположим, подушка, которой задушили какого-нибудь монарха. Существует же книга о соколиной охоте, пропитанная ядом! Французский король полистал слипшиеся страницы, послюнявил пальцы и умер.

Я ждала сопроводительной лекции, но мужчина молчал. Под его пронизывающим взглядом я вдруг запаниковала.

– Что это за подушка? – спросила я наконец, не выдержав тяжелой паузы.

– Обыкновенная подушка. Ничего примечательного.

– А почему она лежит под стеклом?

– Под стеклом лежит не подушка, а то, что было на ней.

Я снова выдержала паузу. Ничего не понимаю. Шарада.

– И что на ней лежало?

Глаза мужчины сверкнули голодным блеском.

– Мой самый ценный экспонат.

– Где же он?

Хозяин дома резко повернулся ко мне. Его глаза вцепились в мое лицо, как зубы пираньи.

– А вот это, деточка, я хотел спросить у вас, – сказал он мягко.

Минуту я стояла молча, оглушенная, растерянная. Потом произнесла имя человека, которого узнала по дурацкому обращению «деточка»:

– Ираклий Андронович!

Мужчина слегка поклонился, не спуская с меня глаз.

– Конечно, это я. Простите, что не представился сразу. Мне казалось, вы и так догадались, куда вас привезли.

– Я об этом и думать забыла. Меня все это… – я обвела рукой комнату, – просто заворожило.

Мужчина опустил глаза в пол и ничего не ответил. Немного постоял, разглядывая сверкающий паркет, постучал палкой по мыскам мягких замшевых туфель. Я замерла, боясь привлечь к себе внимание. Наконец хозяин дома очнулся от своих мыслей и сделал молчаливый жест в сторону двери.

Мы прошли через длинную анфиладу комнат. По пути я оглядывалась на Ираклия Андроновича, но тот молчал и только ладонью указывал мне дорогу. В просторном холле хозяин дома опередил меня и галантно открыл передо мной высокие деревянные двери.

– Прошу!

Это было первое слово, которое он произнес за прошедшие десять минут. Мы вышли на длинную террасу, обставленную легкой плетеной мебелью.

– Присядем, – пригласил Ираклий Андронович.

Я выбрала плетеное кресло с большой мягкой подушкой, осторожно присела на краешек. Хозяин дома подошел к дивану, медленно согнул здоровую левую ногу, вытянул короткую правую и почти упал на сиденье. Отставил трость в сторону и улыбнулся:

– Простите за отсутствие эстетики. Сам понимаю, что выгляжу не лучшим образом, но что делать?..

– Не стоит извиняться.

– Вы очень любезны, – похвалил меня хозяин. – И хорошо воспитаны. Думаю, что и умом вас природа не обидела.

Я скромно промолчала. Спорить не стану, как говорится, со стороны виднее.

– Тогда не будем тянуть время? – предложил собеседник. – Может, вы сразу скажете мне, где она? Без всяких прелюдий и интермедий? А?

– Кто – она? – искренне удивилась я.

Ираклий Андронович взял со стола бутылку минералки, разлил воду по стаканам, подвинул вазу с фруктами.

Но мне было уже не до угощения. Ощущение опасности подступило к горлу, от страха у меня перехватило дыхание. Я сделала над собой усилие, чтобы не дрожал голос, и сказала:

– Ираклий Андронович, я ничего не понимаю. Объясните, чего вы от меня хотите?

– Правда не понимаете?

– Честное слово!

Хозяин дома вздохнул, запасаясь терпением. Взял свой стакан, благовоспитанно сделал бесшумный глоток.

– Я вижу, что без прелюдий нам все-таки не обойтись. Хорошо, начнем. Вы встречались с человеком, которому я доверил очень ценную вещь. Какую – вы и сами прекрасно знаете, и не надо так удивленно хлопать глазками. Не знаю, в каких отношениях вы находились с этим человеком, и знать не хочу. Но мне достоверно известно: эти отношения закончились трагически. Вы отравили его, а потом вместе со своей подругой вывезли за город труп и утопили его в пруду. Ну как? Достаточно прелюдий?

В горле снова образовался противный комок, мешающий дышать.

– Не подумайте, что я вас упрекаю или шантажирую, нет! – продолжал Ираклий Андронович, не дождавшись ответа. – Собственно говоря, вся эта история меня абсолютно не волнует. Меня интересует только моя собственность. И я прошу: верните ее. Поверьте, я не хочу причинять вам вреда. Не заставляйте меня становиться монстром.

Я взяла стакан с водой, сделала судорожный глоток. Минералка плеснула через край, облила подбородок. Я поставила стакан на стол и закашляла, прикрывая рукой рот. Ираклий Андронович молча протянул мне стопку бумажных салфеток. Я промокнула подбородок и глаза. Как ни странно, щеки тоже были мокрыми. Неужели от слез? Неужели я плачу?

– Успокойтесь, – мягко сказал хозяин дома. – Ничего плохого с вами не произойдет. Если, конечно, вы будете умницей и вернете то, что вам не принадлежит. Расскажите, куда вы ее девали? В вашей квартире ее нет, мы проверили.

– Значит, это ваши люди были вчера у меня в доме?

– Мои, – подтвердил Ираклий Андронович и тут же тревожно спросил: – Надеюсь, у вас ничего не пропало? Очень рад. Я своим людям строго-настрого запретил брать чужое, но кто их знает? Нынешнее поколение настолько измельчало, что доверять ему нельзя! Рад тому, что ваши ценности остались на месте, – повторил собеседник. – А теперь поговорим о моих. Когда прикажете получить?

Я прижала руки к груди и закричала:

– Да нет у меня ничего вашего! – Тут я вспомнила о дорогих часах, найденных в ванной комнате, и оборвала себя на полуслове: – Где моя сумка?

Ираклий Андронович достал из нижнего отделения плетеного столика замшевую сумочку, протянул мне.

Я схватила ее, как утопающий хватается за соломинку. Машинально отмечая, что все на месте: и браслет с бирюзой, и пустой кошелек, и дорогие мужские часы, попавшие ко мне в недобрый час, – вынула «Ролекс» из сумки, протянула Ираклию Андроновичу.

– Вы об этом? – с надеждой спросила я.

Тот поморщился, как морщится хорошо воспитанный человек от плоской остроты. Бросил на часы короткий взгляд, недовольно произнес:

– Вы шутите?

Я уронила часы на колени. Все. Это конец. Я пропала.

Именно эти последние слова я от волнения повторила вслух.

– Почему? – сердито спросил явно удивленный хозяин дома.

– Потому, что ничего другого я вам предложить не могу.

Ираклий Андронович нахмурился:

– Наверное, мы друг друга не поняли…

– Я вас прекрасно поняла! – перебила я. – Тот человек, которого сначала отравили, а потом я утопила, что-то у вас украл. Не знаю что… и не хочу знать. У меня этой вещи нет. Куда он ее девал – понятия не имею. И вообще я того человека видела только два раза в жизни. Причем второй раз – уже мертвым на полу своей собственной кухни. Вот так.

Я шмыгнула носом, спрятала часы в сумочку, уставилась в пол мрачным взглядом. Сейчас меня начнут пытать. Медленно и долго, чтобы я рассказала, где «она». А я не смогу ничего рассказать, потому что понятия не имею, о чем идет речь.

– Рассказывайте, – велел вдруг хозяин дома. – Рассказывайте все сначала, по порядку, очень подробно.

Значит, казнь откладывается? И я рассказала. Все.

Слушая себя со стороны, я снова и снова не верила, что все это произошло на самом деле. Если бы мне поведал эту историю другой человек, я бы посоветовала ему писать сказки. Или любовные романы, где все – сплошная выдумка. Но Ираклий Андронович слушал, не перебивая, словно мои россказни не казались ему такими уж глупыми.

Говорить было нелегко, но я старалась сдерживать свои эмоции и не скрывала никаких постыдных подробностей. Рассказала даже о том, как мы с Катериной утопили тело в пруду деревни Немчиновка. Впрочем, эта часть повествования слушателя как раз не поразила. У меня сложилось впечатление, что люди Ираклия Андроновича присутствовали при этой «церемонии» и довели до сведения шефа все детали.

После этого я поведала о небольшом расследовании, проведенном в представительстве фирмы «Ролекс». Упомянула о видеопленке с изображением моего двойника. В общем, не утаила ничего. И даже выдохлась в конце, таким долгим и непростым было это повествование.

Ираклий Андронович молчал, разглядывая кольцо на своей руке. Молчала и я, не зная, что еще добавить.

Наконец хозяин дома оторвался от лицезрения перстня. Вздохнул и приказал:

– Посмотрите на меня!

Я подняла голову. Мрачные огненные глаза мгновенно продырявили меня насквозь, словно две смертоносные рапиры. Проникли в мой мозг, обшарили каждую извилину, выяснили подробности каждой провинности, совершенной мной в далеком детстве и ранней юности. Разложили на атомы все мои маленькие тайны, разглядели даже то, в чем я сама боялась себе признаться. Меня будто сканировали два беспощадных рентгеновских луча. Могу сказать, что это было отвратительное ощущение: словно стоишь перед посторонним человеком абсолютно голой.

Не знаю, как долго продолжалось это молчаливое зондирование, но вода, выпитая мной десятью минутами раньше, вдруг поднялась из желудка и подступила к горлу.

«Меня сейчас стошнит!» – поняла я с ужасом. Схватила салфетку, прижала ее к губам, не в силах оторвать взгляд от страшных огненных глаз напротив.

Но Ираклий Андронович узнал уже достаточно, чтобы отпустить меня на свободу. Его глаза внезапно потускнели, погасли, словно выключили два мощнейших прожектора. Он откинулся на спинку дивана, отвел взгляд в сторону, выпустив меня из-под прицела живой и невредимой.

Вода с бульканьем упала в желудок. Слава богу, не оскандалилась!

Я положила салфетку на стол. Говорить боялась. Да и не знала, что можно сказать человеку с такими страшными рентгеновскими глазами. Разве ему нужны какие-то слова, чтобы узнать правду?

Ираклий Андронович взял трость, покрутил в пальцах резной набалдашник. Он вдруг стал выглядеть таким же уставшим, как и я.

– Хорошо, – произнес он наконец. – Я принимаю ваш рассказ. Не знаю, насколько верю, но принимаю. – Посмотрел на меня уже нормальным, человеческим взглядом, не выворачивающим душу наизнанку, и усмехнулся. – Вы или очень наивный человек, или гениальная притворщица. И в том и в другом случае я вам сочувствую.

– Вы меня отпустите? – спросила я.

Хозяин дома кивнул. Я возликовала.

– Не торопитесь. Я вас отпущу, но с одним условием. – Ираклий Андронович стукнул тростью по полу. – Вы пообещаете мне никуда не уезжать. И вообще, оставайтесь все время на виду. Хорошо?

– Хорошо, – послушно ответила я. – Это надолго?

– До тех пор, пока я не пойму, что произошло на самом деле и у кого находится моя вещь. Если она не у вас – можете спать спокойно.

Я снова не сдержала вульгарного бабьего любопытства:

– А что это за вещь?

Хозяин дома немного поколебался, прежде чем ответить. Потом засмеялся и сказал:

– Если вы мне соврали, то прекрасно знаете, что это за вещь. А если не соврали… если не соврали, то лучше вам этого не знать. Спокойнее будет. И еще. – Ираклий Андронович протянул мне прямоугольный кусочек картона, похожий на визитку. – Возьмите. Здесь номер моего личного телефона. Если вы что-то вспомните или узнаете – звоните в любое время. Это в ваших интересах.

Я не посмела отказаться. Странная это была визитка: только семь цифр, и больше ничего. Ни имени, ни фамилии, ни званий, ни регалий. Очевидно, предполагалось, что все и так знают, кто ее хозяин.

Я спрятала визитку в сумочку, допила воду, оставшуюся в стакане, и робко спросила, можно ли поехать домой.

Ираклий Андронович очнулся от своих невеселых дум и снова превратился в любезного хозяина дома.

– Конечно, конечно!

Взял трость, завозился в мучительной попытке подняться на ноги. Я отвела глаза в сторону. Если брошусь ему помогать, он может обидеться. Во всяком случае, я так думала. Поэтому сидела в кресле, обозревая цветущие клумбы. Вот стукнула трость, послышались звуки неровных шагов. Ираклий Андронович уже стоял возле кресла, протягивая мне руку.

– Прошу вас!

Я вложила пальцы в его теплую ладонь. Она была мягкой, надежной и успокаивающей. Это была ладонью человека, на которого можно положиться.

«Кругом сплошной обман!» – подумала я, вставая.

Ираклий Андронович прочитал мои мысли и тут же выпустил мои пальцы.

– Я распоряжусь, чтобы вас отвезли обратно в город.

– Благодарю.

– Ну что вы, какие пустяки! Это я вас благодарю, что нашли время заехать.

Я промолчала, чтобы не затягивать обмен любезностями. Мне мучительно захотелось домой, в мою ненадежную крепость, куда могли прийти незнакомые люди и перевернуть все вверх дном.

Но все равно это был мой дом, и я рвалась к нему всей душой.

Трость застучала, удаляясь от меня к двери. Перед тем как войти в дом, Ираклий Андронович остановился, обернулся ко мне и с искренним беспокойством спросил:

– Надеюсь, мои люди вели себя вежливо? Я приказал, чтобы они соблюдали максимум корректности!

Я опустила голову, прикусила губу, скрывая улыбку. Интересно, его люди знают о слове «корректность»? Впрочем, жаловаться не стала.

Ираклий Андронович кивнул. Открыл дверь и скрылся в доме, не прощаясь со мной. Из чего я заключила, что мы с ним еще увидимся. И возможно, второе свидание не закончится для меня так же благополучно, как первое.

Через мгновение на террасу вышел молодой человек с бритым затылком. На его носу по-прежнему сидели черные очки. Видимо, с этим киноатрибутом американских гангстеров молодой человек был не в силах расстаться ни днем ни ночью.

– Машина у ворот, – довел он до моего сведения.

– Показывайте дорогу, – ответила я.

Так состоялось мое знакомство со странным человеком по имени Ираклий Андронович. Лично я бы предпочла наше общение на этом и завершить. Однако мои пожелания здесь, видимо, в расчет не принимались.

Правила в этой игре устанавливали иные силы.

На обратном пути я не отрываясь смотрела в окно машины пустыми невидящими глазами и думала о своем. Мысли были не очень веселые.

Да, попала я в историю. Интересно, почему именно я? В опасные приключения обычно попадают бесстрашные героини романов. Я же человек совсем другого склада: обычная серая мышка, которая высовывает из дома нос только для того, чтобы заработать на пропитание! Почему же все это случилось именно со мной? И что за человек Штефан Батори? Почему он решил умереть именно в моем доме? Лучшего места не нашлось?

Я села поудобнее, прикрыла глаза ладонью.

Неужели все это произошло на самом деле? Неужели это я, своими руками, избавилась от трупа? Причем таким жутким способом! Никогда бы не подумала, что я на такое способна! Странно, что меня почти не мучает совесть. И кошмары не снятся. Вывести меня из равновесия обычно очень легко: достаточно недоброго взгляда, колючего слова. А тут такое произошло, и ничего!.. Живу как ни в чем не бывало!

Удивительно. Наверное, дело в том, что я совсем не знала умершего. В его смерти я никак не замешана, ни прямо, ни косвенно, вот совесть меня и не мучает. Действительно, с какой стати он решил явиться ко мне в дом и умереть? Кто его звал? Кто он вообще такой, этот Штефан Батори?! Зачем он приходил на набережную? Почему смотрел на меня таким неприязненным взглядом? Почему решил разрушить мою спокойную жизнь? Что я ему сделала?..

Раздумывая над этими вопросами, я и не заметила, как мы доехали до дома. Опомнилась, только когда шофер обернулся и спросил, где меня высадить.

Машина стояла на том самом перекрестке, где меня похитили два часа назад. До дома рукой подать, можно, конечно, выйти и здесь. Но тут я вспомнила про пустой кошелек и браслет, лежавшие в сумочке.

Нет, миновать магазин Феликса Ованесовича мне никак не удастся.

На лобовое стекло упали крупные дождевые капли, вдалеке тяжко загрохотали небесные литавры. А у меня нет зонта! Я нерешительно посмотрела на водителя. Тот ждал моего ответа почтительно и терпеливо.

– Простите, а вы не могли бы подвезти меня во-он до того угла? – попросила я.

– Конечно, – ответил шофер и тронул машину с места.

Мы доехали до угла, шофер, следуя моим указаниям, свернул направо. Я обнаглела от собственной безнаказанности и заставила его довезти меня до самых дверей магазина. Поблагодарила, выскочила из машины, нырнула под навес.

Немного отдышалась и потянула на себя ручку. Раздался негромкий серебряный перезвон колокольчика. Тут же из подсобки вышла молоденькая продавщица.

– Добрый день! Чем могу помочь?

– Добрый день, – ответила я. – Мне нужен Феликс Ованесович.

– А по какому вопросу?

Я переступила с ноги на ногу. Говорить о цели моего визита с посторонним человеком не хотелось.

– Скажите, его спрашивает Маша Светлова, – сказала я. – Он знает, по какому поводу.

Продавщица бросила на охранника многозначительный взгляд, так сказать, поручая меня его заботам. После чего удалилась в служебное помещение.

Я подошла к витрине и принялась рассматривать ювелирные украшения. Вообще-то к побрякушкам я совершенно равнодушна. А может, не считаю себя достаточно красивой, чтобы заботиться о внешнем виде. Может быть…

Через пять минут дверь подсобки распахнулась, оттуда выкатился Феликс Ованесович с радушной улыбкой на усатой физиономии.

– Машенька! Вот приятная неожиданность! Какими судьбами?

– Феликс Ованесович, я по делу, – начала я без околичностей.

– Неужели надумала? – еще больше обрадовался ювелир и пригласил к себе в кабинет.

Мы спустились на несколько ступенек вниз и оказались в уютном подвальчике. Миновали комнату персонала, вошли в маленький отдельный кабинет. Феликс Ованесович усадил меня в кресло у стола, сам сел на стул, стоявший напротив.

Я достала из сумочки браслет, протянула его ювелиру. Тот принял украшение на удивление ловкой, хотя и толстой рукой.

Повертел перед глазами, немного похмыкал.

– Не нравится? – спросила я с улыбкой: ясное дело, сначала покупатель попытается сбить цену.

– Очень нравится, – против ожидания ответил ювелир. Отложил браслет в сторону, посмотрел на меня с какой-то странной нерешительностью.

– Вы раздумали его покупать? – удивилась я.

– Нет, не раздумал. Только, понимаешь… – Феликс Ованесович замялся. – Понимаешь, это очень дорогая вещь.

– Вы в прошлый раз предлагали пятьсот долларов.

– Браслет стоит дороже, – твердо сказал ювелир.

Очевидно, он принял какое-то нелегкое для себя решение, потому что вдруг успокоился.

– Ну, заплатите дороже, я не против.

Феликс Ованесович вздохнул.

– Я не смогу тебе заплатить столько, сколько он стоит. В антикварном магазине тебе дадут тысяч пять.

– Долларов?! – Я в изумлении откинулась на спинку кресла. Ничего себе! Мамин браслет такой дорогой! Я об этом даже не подозревала! – А почему так много? – спросила я. – Это ведь серебро с бирюзой. Материал недорогой.

– Недорогой, – согласился ювелир. – Зато работа исключительная. Я думаю, она выполнена сирийским мастером, жившим примерно двести лет назад. Видишь, какой орнамент, а какова филигранная отделка… Это очень тонкая работа. Может быть, уникальная. Так что… – Феликс Ованесович снова вздохнул и развел руками. – Не хочу тебя обманывать, не хочу брать грех на душу. Ты одна, без матери, без отца… Нет, не стану тебя обманывать. Вещь очень дорогая.

– Значит, вы советуете отнести в антикварный салон? Но там же придется ждать, когда продадут! – вырвалось у меня невольно.

– Придется. А тебе что, деньги нужны? – догадался ювелир.

– Очень! – подтвердила я. – Очень нужны! Дома ни копейки, а муж в командировке. Подруга заболела, ей лекарства нужны, фрукты… Даже не знаю, что делать.

Феликс Ованесович задумчиво поскреб небритый подбородок.

– Ладно, – решил он вдруг. – Дам тебе взаймы. Двести долларов спасут?

Я взяла браслет, подвинула его ближе к ювелиру.

– Давайте так, – предложила я. – Вы мне даете семьсот долларов под залог этого браслета. А через месяц я выкупаю у вас браслет за семьсот пятьдесят.

– А если не выкупишь?

Я подумала и решительно ответила, что если не выкуплю, то вещь будет его.

– Ты серьезно?

– Вполне. У вас свои проблемы, почему вы должны вешать на себя еще и мои? Вы честно мне объяснили положение дел, я вам за это очень благодарна. Поэтому предлагаю компромисс. Согласны?

Феликс Ованесович колебался недолго, подошел к сейфу, достал семь стодолларовых купюр. Положил их передо мной на стол и торжественно объявил:

– Договорились!

С моей души свалился огромный камень. Вот и решена одна проблема. Причем решена с минимальным ущербом. Я ведь могу выкупить браслет обратно. Одно плохо: чтобы выкупить свою вещь, придется брать деньги у Пашки. И как я ему все объясню?

Впрочем, об этом подумаю потом, когда придет время. На сегодня у меня полно других забот.

Я забрала деньги и вышла на улицу. Дождь разошелся не на шутку, по тротуару потоком неслась грязная мутная вода. Я немного постояла под навесом, поглядывая на низкое небо.

Нет, просвета мне не дождаться. Дождь зарядил надолго. Значит, придется сначала зайти домой, взять зонт и одеться потеплее. Заодно позвоню Катерине, узнаю, что купить.

Я собралась с духом и выбежала из укрытия. Дождевые потоки обрушились на меня, как гнев божий. Я прикрыла голову сумкой и побежала к дому.

Я ворвалась в квартиру, стуча зубами. На мне не было ни одной сухой нитки. Я позвонила на пульт и сняла квартиру с охраны. Потом быстро сбросила грязные туфли и, на ходу сдирая с себя мокрую одежду, бросилась в ванную. Встала под душ и замерла под горячей струей, обхватив руками голые плечи. Меня тряс холодный озноб.

Минут через пять я немного пришла в себя, взяла жесткую мочалку и хорошенько ее намылила. Яростно растерла синюю, как у ощипанного цыпленка, кожу, отдраила себя с головы до ног… Закутавшись в широкое полотенце, я вышла на кухню, открыла холодильник, с удовольствием оглядела продуктовое изобилие.

Дома было так хорошо, а за окном так плохо, что я чуть не поддалась искушению обо всем забыть и остаться в уютной квартире. Но тут же вспомнила о Катерине и устыдилась своего малодушия. Сняла со стены телефонную трубку, набрала номер подруги. Катя взяла трубку не сразу и ответила таким голосом, что у меня перехватило дыхание.

– Что с тобой? – спросила я.

– Не знаю, – прошептала Катька и судорожно закашляла. – Маш, приезжай. Что-то мне нехорошо.

– Еду!

Я быстренько оделась, схватила с вешалки куртку, сунула ноги в сухие кроссовки. Выскочила из квартиры, чуть не забыв самое главное: сумку с деньгами. Вовремя спохватилась, заперла дверь на все замки, побежала вниз по лестнице, не вызывая лифт. Уже внизу вспомнила, что снова забыла поставить квартиру на сигнализацию. Плюнула и не стала возвращаться.

Я выскочила из подъезда, набросила на голову капюшон, рванула к дороге. Поймала частника и попросила ехать как можно скорее.

Так. Что бы сейчас Катька ни говорила, вызываю «скорую помощь». У подруги вовсе не обычная маленькая простуда. Возможно, пневмония.

Мы доехали до Катиного дома за рекордное время: пятнадцать минут. Я отдала водителю последние двести рублей, заскочила в обменник и разменяла двести долларов. Если обычная «скорая» начнет тянуть резину, позвоню в платную. Говорят, что эта помощь никогда не опаздывает. Еще бы, за тысячу рублей в час!

«Господи, как быстро тают деньги! – размышляла я, бегом поднимаясь по лестнице. – Не успеваешь даже в руках подержать. А-а, плевать! Катька мне дороже любой валюты».

Я остановилась перед дверью ее квартиры, сбросила с головы капюшон, нажала кнопку звонка. Катька добиралась так долго, что я чуть не поседела от волнения.

Едва взглянув на подругу, я тут же сказала:

– Все! Игры кончились! Вызываю «скорую»!

Катерина подумала и согласилась. Я схватила телефон, не отрывая взгляда от бледного лица Кати. Вот, значит, как дела обстоят. Плохо обстоят, если такая упертая особа, как Катерина, со мной согласилась.

– Минут через тридцать приедут. Кать, может, вызвать платную «скорую»?

– А ты что, разбогатела?

– Разбогатела.

– С чего это? Отобрала у Теплякова свои картины?

Я засмеялась:

– Ты ведь знаешь, это невозможно.

– Тогда откуда деньги? – потребовала отчета подруга. – Небось продала семейные цацки?

– Не продала. Отнесла в ломбард. Вернется Пашка, я у него возьму денег и выкуплю браслет…

– Значит, отнесла бирюзовый браслет, – поймала меня Катерина. – Ну и дура. Такая прекрасная вещь!

– Я же не насовсем его отнесла… – не успела договорить я.

Катька вдруг начала медленно оседать на пол. Я подхватила ее под мышки, с трудом удержав от падения. Поволокла тяжелое податливое тело к дивану, уложила на потертые пуфики. Похлопала подругу по щекам.

Катерина открыла глаза. Минуту они оставались бессмысленными, потом подруга посмотрела на меня и улыбнулась:

– Испугалась?

– Господи! Еще как! Ты же сознание потеряла!

– Глупо, – прошептала Катька и снова закрыла глаза.

Я схватила ее за руку, умоляя потерпеть.

– Не мельтеши, – попросила Катя слабым голосом. – И не дави пальцы, больно…

Я выпустила ее горячую руку. Метнулась в спальню, схватила плед, сложенный на стуле, и укрыла Катю.

– Сядь рядом, расскажи, какие у тебя новости.

Я села на край дивана, поправила плед под Катиным подбородком.

– Новости? Да какие у меня новости? Сплошные старости.

– Что-нибудь выяснила про него?

– Про кого? А! Ты имеешь в виду…

Я чуть не произнесла вслух имя человека, которого мы с подругой утопили. Новостей у меня много. Рассказывать, не рассказывать?

Я посмотрела на измученное Катино лицо. Нет, не время сейчас. Пускай подруга хоть немного поправится. Тогда все и расскажу.