«Грубо и реалистично… Плохие парни очень плохие, а хорошие — лучше.»
— «Detroit Free Press»
«Серия Эда Макбейна „87-й участок.“ Просто лучшие полицейские процедуры, написанные в Соединённых Штатах.»
— «Washington Post»
«Лучший криминальный писатель в деле.»
— «Houston Post»
«Эд Макбейн — национальное достояние.»
— «Mystery News»
«Трудно представить кого-то лучше в том, что он делает. На самом деле это невозможно.»
— Роберт Б. Паркер
«Я никогда не читал Эда Макбейна без ужасной мысли о том, что мне ещё многому предстоит научиться. И когда ты думаешь, что догоняешь, он становится лучше.»
— Тони Хиллерман
«Макбейн — бесспорный король. Он на несколько лет опережает всех в этой области.»
— «San Diego Union-Tribune»
«Макбейн рассказывает замечательные истории.»
— Элмор Леонард
«Чистая прозаическая поэзия. Именно такие писатели, как Макбейн, воплощают в жизнь великую американскую городскую мифологию.»
— «The London Times»
«Штамп Макбейна: острые диалоги и чёткий сюжет.»
— «Miami Herald»
«Вы будете поглощены быстрой и тонкой прозой Макбейна.»
— «Chicago Tribune»
«Макбейн даёт новое определение роману об американской полиции.
Он может остановить вас на месте с помощью диалога.»
— «Cleveland Plain Dealer»
«Остроумие, темп, его любовь к разнообразию человеческих драм [это]
то, что вы помните из романов Макбейна.»
— «Philadelphia Inquirer»
«Макбейн — лучший профессионал, находящийся на пике своей карьеры.»
— «Los Angeles Daily News»
ПОКА ВЫ ОБА БУДЕТЕ ЖИТЬ
Роман серии «87-й полицейский участок»
Эд Макбейн
Томас и Мерсер
Персонажи и события, описанные в этой книге, вымышлены. Любое сходство с реальными людьми, живыми или умершими, случайно и не является замыслом автора.
Авторские права на текст © Эд Макбейн, 1976 год.
Переиздано в 2011 году.
Все права защищены.
Перевод с английского ® Евгений Роменович Сова, 2024 год.
В оригинальном тексте около двух десятков нецензурных слов
и выражений, которые переведены по смыслу.
Никакая часть этой книги не может быть воспроизведена, сохранена
в поисковой системе или передана в любой форме и любыми
средствами (электронными, механическими, фотокопированием, записью или иным образом) без письменного разрешения издателя.
Опубликовано Томас и Мерсер.
Почтовый ящик 400818.
Лас-Вегас, Невада 89140.
ISBN: 978–1–61218–182–0.
Посвящается Джеку Сковилу
Город на этих страницах воображаемый.
Все люди и места вымышленные.
Только полицейская рутина основана на устоявшейся методике расследования.
Фотографа звали Александр Пайк, и он выполнял работу бесплатно, потому что Августа Блер была его хорошей подругой, и это был день свадьбы Августы. Это был также день свадьбы Барта Клинга, но Пайк встретился с Клингом только в 4 часа дня, незадолго до церемонии — и хотя он, естественно, желал жениху всякого счастья, любые настоящие чувства привязанности были прибережены для Августы.
Пайк никогда в жизни не видел столько полицейских.
Женихом, конечно, был полицейский, высокий блондин, который, казалось, был немного сбит с толку всем происходящим. Это объяснялось тем, что на церемонии, а теперь и на приёме было много полицейских с разными нашивками и убеждениями. Все они были в штатском, но Пайк знал бы, кто они, даже если бы они все пришли на свадьбу обнажёнными; однажды он снял документальный фотофильм о правоохранительных органах и действительно очень хорошо знал полицейских. На самом деле ему нравились полицейские, даже несмотря на то, что сегодня в 4 часа дня один из них женился на.
Августе Блер, которую Пайк любил с неослабевающей страстью вот уже три с половиной года.
Он встретил Августу вскоре после того, как она приехала в этот город из Сиэтла, штат Вашингтон. Он был на коктейльной приёме в.
Квартале, когда внезапно парадная дверь открылась, и все разговоры прекратились. Девушка, стоящая в дверях, была высокой и стройной, с каштановыми волосами, свободно падающими на плечи. У неё были высокие скулы и глаза настолько ярко-зелёные, что казались свирепыми. Её нос осторожно отодвинулся ото рта, слегка приподняв верхнюю губу, так что её ровные белые зубы были частично обнажены. У неё была хорошая грудь, длинные ноги и, возможно, слишком широкие бёдра для модельного бизнеса. И она прямо и грациозно шла, одаривая быстрыми улыбками группу людей, которых узнавала. Пайк проследовал за ней через комнату, представился ей, а затем повел её на встречу с Артом Катлером, который вместе со своей женой Лесли руководил модельным агентством. Это было начало карьеры Августы, а также начало их долгой дружбы.
Пайку было теперь шестьдесят четыре года, он был счастливо женат и был отцом троих сыновей, так что, по-видимому, его любовь к Августе была строго отцовской. И всё же сегодня в четыре часа дня он почувствовал лёгкий укол ревности, когда священник спросил:
«Берёте ли вы, Августа Блер, этого мужчину в свои законные мужья?» — а затем продолжил нотацию о любви, чести и заботе о быте, а также о здоровье, болезнях, процветании и невзгодах, заканчивая словами «пока вы оба будете жить?» — и, чёрт возьми, если бы Августа не ответила, «Я согласна.»
Ах, ладно.
Свадебный приём проходил в отеле в центре города, в так называемой Зелёной комнате. Пайк предпочёл бы лучший фон для своих чёрно-белых фотографий, зелёный цвет был несколько мутным, но у него определённо не было недостатка в объектах. Помимо его любимой Августы и её симпатичного (он вынужден был признать) нового мужа, на приёме было очень много моделей, причём подруги.
Августы состояли в основном из людей этой профессии, так же как друзья Барта были людьми из правоохранительных органов. Там были и другие фотографы (естественно), у всех на шее были Nikon’ы, все фотографировали, но ни один из них не был официальным фотографом. Августа попросила Пайка стать официальным фотографом и, конечно же, предложила ему заплатить; он с радостью принял эту работу и отказался принять ни дайма (монета достоинством в 10 центов — примечание переводчика) в качестве вознаграждения.
Он не знал, сколько катушек плёнки он израсходовал во время самой церемонии, но знал, что продолжал щёлкать спусковую кнопку затвора и мигать стробоскопом каждые несколько секунд.
Большинство кадров отдавали предпочтение Августе, но это было простительно. Он сфотографировал Бадда, стоящего у алтаря (так его звали?) с другим полицейским, который был его шафером, и они оба смотрели в сторону прохода, как будто ожидали неминуемого ограбления. И он сфотографировал долгую прогулку Августы по алтарю под руку с её отцом, ловил каждый её шаг: Августа выглядела сияющей от восторга, её отец выглядел как руководитель бумажной фабрики (а он им и был), одевшийся в костюм всего на несколько минут, второй раз в жизни, первый раз это была его собственная свадьба. У Пайка также были хорошие снимки людей, сидящих на скамьях по обе стороны прохода, а затем он улавливал подходящее выражение лица священника и держал затвор и стробоскоп включёнными на протяжении всего проведения церемонии. Позже он поймал Августу и Бойда, выходящих из лимузина и поднимающихся по ступенькам отеля, а затем сделал несколько отличных снимков очереди на свадебном приёме, а также несколько столь же чудесных снимков до и во время ужина. Теперь он бродил по комнате, разглядывая гостей.
Здесь было полно ослепительно красивых девушек, которые, как и.
Августа, привыкли фотографироваться и привыкли видеть свои лица и фигуры в национальных журналах, на экранах телевизоров и в кинофильмах. Каждая с безошибочной точностью знала, когда следует откинуть голову назад, или расплыться в широкой улыбке, или пройтись, раздувая юбку, или жестикулировать руками, или поднять брови. За мгновение до того, как Пайк нажал спусковую кнопку затвора, поза была принята. Девушка могла запихивать в рот оливку прямо перед тем, как Пайк поднёс камеру к глазу, но к тому моменту, когда он нажал на спусковую кнопку, и когда вспыхнул стробоскоп, она проглотила оливку целиком, подняла подбородок, повернула голову через плечо, чтобы показать Пайку её лучший профиль, и дразняще и многообещающе улыбнулась ему в объектив.
Теперь он прошёл через комнату к бару, попросил у бармена бурбон со льдом, а затем тихонько отпил его, прислушиваясь к разговорам повсюду вокруг себя. Шёл профессиональный разговор. Криминал и мода — отличное сочетание для мрачного ноябрьского воскресенья, дня свадьбы вашей единственной дочери. Моей единственной, что?!
Пайк подумал об этом, ухмыльнулся и поднял бокал с тихим тостом.
«Понимаете, это была медицинская реклама», — говорила красивая брюнетка, стоявшая у его локтя, крепкому рыжеволосому полицейскому с пугающей седой прядью в волосах над левым виском.
«Я пришла на сеанс в три часа, и фотограф провёл меня внутрь и объяснил, что это реклама о раке, о том, как пройти обследование и всё такое, и спросил меня, знаю ли я, что это сеанс обнажённого тела.
Я спросила: „Что значит обнажённого, это как понимать?“ Он заявил, что, по его сведениям, агентство мне сообщило. Идея заключалась в том, что модель будет снята обнажённой, и обследование будет проходить прямо по её телу в отражении, но вы, конечно, всё равно сможете её видеть. Я сказала ему, что не работаю обнажённой, что лучше меня застрелят из пистолета, чем заставят обнажиться, и он сказал: „Ну ладно, я думаю, это всё“, и мы пожали друг другу руки, после чего я ушла.»
Шафером Бойда был итальянский детектив, лицо которого Пайку показалось интересным. Теперь он наблюдал за этим мужчиной, танцующим бок о бок с женщиной, предположительно его женой.
Волосы и глаза мужчины были коричневыми, глаза намного темнее волос. При этом глаза были раскосыми и в сочетании с довольно высокими скулами придавали ему вид жителя Востока. Это был высокий мужчина с грацией спортсмена, и он прижимал к себе жену, пока они танцевали, что было видно Пайку, стоявшему у стойки бара.
Жена была необыкновенно красива. Чёрные волосы и такие карие глаза, что они тоже казались чёрными. На ней было платье с открытыми плечами, и когда они подошли ближе, Пайк, к своему удивлению, увидел, что на её правом плече была вытатуирована маленькая кружевная чёрная бабочка. Мужчина повернулся к нему и лениво улыбнулся, а Пайк кивнул и улыбнулся в ответ, а затем сфотографировал их, танцующих под звуки «Always» (название относится к большому числу музыкальных произведений и альбомов — примечание переводчика), вальса (вероятно имеется в виду «Свадебный хор» — музыкальная композиция из оперы «Лоэнгрин» Рихарда Вагнера, распространённый в США и других странах Запада свадебный марш, исполняемый в начале свадебной церемонии, в конце обычно исполняется «Марш Мендельсона.» В англоговорящих странах его часто называют просто «Свадебный марш» («Wedding March») или «Вот идёт невеста» («Here Comes the Bride») — примечание переводчика), который Пайку показался отвратительным, но который исполнялся на каждой свадьбе, на которой он когда-либо присутствовал, что противоречило статистике, которая обещала развод каждой третьей супружеской паре.
«…Я никогда в жизни такого не видел. Скажи девушке, Хэл. Ты когда-нибудь в жизни видел столько крови?»
«Там было много кровищи, мисс.»
«Зовите меня Энни.»
«Итак, как только мы увидели кровь в коридоре, мы вытащили револьверы и на цыпочках зашли в квартиру — я прав, Хэл?»
«Я всегда хожу на цыпочках. Я самый большой трус в мире.»
«Не верьте ему, его трижды хвалили за храбрость.»
«Кого, меня?»
«В общем, мы заходим туда, мисс…»
«Зовите меня Энни.»
«Мы заходим туда, Энни, и угадайте что видим?»
«Там никого нет.»
«Это верно. Откуда ты это знаешь? Откуда она это узнала, Хэл?»
«Я не знаю, Боб. Может быть, её отец полицейский. Твой отец полицейский, Энни?»
«Мой отец фотограф. Вот так я и попала в этот паршивый бизнес.»
Пайк потягивал бурбон и посмотрел через комнату туда, где детектив, который был одним из шаферов, танцевал со своей женой (Пайк автоматически предположил, что любая пара старше двадцати пяти лет должна быть мужем и женой) в сторону бара. Он был примерно такого же роста, как итальянский полицейский, который тоже был шафером, но был крупнее и, вероятно, старше, если только лысина не была преждевременной. Преждевременная или нет, но это была самая лысая лысина, которую Пайк когда-либо видел в своей жизни. Причём на этом блестящем куполе не было ни малейшего следа волос, вообще.
Этот человек не брил голову, она у него была настоящим бильярдным шаром. Он танцевал с грацией повозки, запряжённой волами, водя жену по залу в танце, напоминающем нечто среднее между линди-хопом (афроамериканский танец, появившийся в Нью-Йорке в 1920-х – 1930-х годах — примечание переводчика) и фокстротом (парный танец, появившийся в 1910-е годы в США — примечание переводчика), хотя оркестр всё ещё играл вальс. Пайк поднял камеру и начал снимать.
«У вас получаются хорошие снимки, мистер Пайк?» — спросил мужчина, стоящий справа от него. Это был плотный мужчина с острым носом, седыми волосами и голубыми глазами. Пайк предположил, что ему было около пятидесяти или чуть больше. «Я Питер Бирнс», сказал он. «Мы встречались ранее. Перед церемонией.»
«О, конечно», — сказал Пайк и протянул руку. «Извините, сегодня меня представили стольким людям.»
«Это нормально», сказал Бирнс.
«Вы лейтенант, командующий отделением, верно?»
«Верно.»
«Да, теперь я вспомнил.» Пайк поднял стакан. «За счастливую пару», — сказал он.
Бирнс поднял стакан и сказал: «За них.»
Оба мужчины выпили. Бирнс поставил стакан на стойку. Пайк поставил рядом свой стакан.
«Никогда не думал, что доживу до этого дня», — сказал Бирнс.
«Я тоже», — сказал Пайк.
«У этого мальчика в жизни было множество бед с женщинами…»
«Что ещё за беды?» — немедленно спросил Пайк.
«Ну, я не хочу вас утомлять», — сказал Бирнс. — «Я просто рад, что он наконец…»
«Нет, продолжайте, вы меня не утомите», — сказал Пайк. У него появилось плохое предчувствие, как будто Бирнс в следующий момент расскажет ему что-то ужасное о человеке, за которого вышла замуж Августа. Беды с женщинами? Что за беды? Пайку нужно было это знать, хотя бы ради Августы, и всё же он боялся услышать ответ.
«Это было довольно давно», — сказал Бирнс. «Клинг был помолвлен с девушкой по имени Клэр Таунсенд. Они планировали пожениться, как только она получит степень магистра. Короче говоря, её убили в книжном магазине на Калвер-авеню. Молодая девушка», — добавил.
Бирнс и покачал головой. «Какой-то сумасшедший ублюдок пришёл и обстрелял это место, убив ещё трёх человек, кроме Клэр. Я не думал, что Клинг когда-нибудь справится с этим. Это заняло у него довольно много времени.»
«Но он справился с этим, да?» — сказал Пайк и стал ждать, опасаясь худшего и всё ещё ожидая его. Бирнс поднял стакан и задумчиво отпил напиток. Пайк ждал.
«В течение долгого времени он вообще не встречался ни с какими девушками», — сказал Бирнс, и Пайк подумал: «О боже, Августа вышла замуж за исправившегося педика!»
«Затем», — продолжил Бирнс, — «Забыл, какое дело он расследовал, но он встретил очень милую девушку по имени Синди Форрест, встречался с ней довольно долгое время. Но она порвала с ним.
Сказала ему, что влюбилась в врача в больнице, где работала. Вот так.
До свидания, было приятно с вами познакомиться.» Бирнс снова покачал головой. «Подобная вещь может снова встряхнуть человека.»
«Но сейчас с ним всё в порядке, да?» — спросил Пайк.
«Хм?» — сказал Бирнс.
«Так он наконец-то справился с этим?»
«О, да, теперь с ним всё в порядке. Теперь у него есть Августа», — сказал Бирнс, ухмыльнулся и поднял бокал. «За них обоих», — добавил он.
«За них», — сказал Пайк с огромным облегчением.
«Иногда мне кажется, что этот мальчик — мой собственный сын. Оба его родителя мертвы, если вы знаете. Иногда я чувствую, что он один из моих детей.»
«Иногда я чувствую то же самое по отношению к Августе.», — сказал Пайк.
Оба мужчины торжественно выпили.
«Это свадьба или поминки?» — спросил кто-то позади них.
Пайк обернулся. Это был итальянский полицейский, шафер Бойда.
«Хотите сделать хорошие снимки, мистер Пайк?» — спросил он, а затем попросил у бармена виски с содовой и канадский виски (большинство видов канадского виски представляют собой крепкий алкогольный напиток, выгнанный на злаковой основе, содержащий в себе существенную часть спирта, полученного на кукурузе — примечание переводчика) со льдом.
«Мы встречались раньше», — пояснил он. «Перед церемонией. Карелла. Стив Карелла.»
«Хорошо», — сказал Пайк и пожал протянутую руку. «Извините, меня сегодня представили стольким людям…»
«Ладно, ладно, не волнуйтесь об этом», — сказал Карелла. «Почему такое озабоченное лицо?» — спросил он Бирнса.
«Свадьбы меня расстраивают», — сказал Бирнс.
«Меня тоже», — сказал Пайк.
«Церемония», — сказал Бирнс.
«Ритуал», — сказал Пайк.
«Ребята, вы похожи на Моногана и Монро», — сказал Карелла.
«Кто такие Моноган и Монро?» — спросил Пайк, думая, что это, возможно, старая команда водевиля. «Это старая команда водевиля?» — спросил он вслух.
«Почти», — сказал Карелла. «Они полицейские из отдела убийств.»
«Это занозы в заднице», сказал Бирнс. «Мне не нравятся полицейские из отдела убийств.»
«Мне тоже», — сказал Карелла.
«Никогда мне не нравились полицейские из отдела убийств», — сказал Бирнс.
«Вот и мне», — сказал Карелла.
«Если посмотреть на это с дугой стороны…» — печально сказал Пайк.
«Хм?» — сказал Бирнс.
«Я говорю, если посмотреть на это с другой стороны, в случае чего я вызываю полицейских.»
«Надеюсь, не полицейских из отдела по расследованию убийств», — сказал Карелла.
Группа играла попурри из мелодий, напоминающих сороковые годы, а некоторые молодые модели теперь пытались танцевать в стиле рок под такие песни, как «Лунная серенада», «Звёздные глаза» и «У меня была безумная мечта.» Пайк наблюдал за девушками и слушал, как двое полицейских поздравляли себя с тем, что Клинг наконец женился на «милой» девушке, что, по мнению Пайка, было несколько сдержанным способом описать его любимую Августу. В следующие десять минут полдюжины других полицейских, все в разной степени опьянения, подошли к бару, чтобы присоединиться к ним, и Пайку внезапно показалось, что кто-то вызвал 10–13 (этот полицейский код означает «сообщите погоду / дорожную обстановку», но значение может меняться в зависимости от юрисдикции — примечание переводчика), «офицеру требуется помощь», и на это отреагировали все полицейские в округе. Пайку было интересно, кто остался на хозяйстве. Но один из копов объяснил Пайку (он задал вопрос вслух?), что всего в отряде шестнадцать человек и что некоторые из них всё ещё находятся в участке и заботятся о гражданах, хотя большинство из них были прямо здесь, на свадьбе старого Клинга.
Точно по сигналу старик Клинг подошел к бару в своём смокинге, ухмыляясь до ушей, с копной светлых волос, свисающей на лоб, жертва, которую они все искали, полицейский, который вызывал 10–13.
Кому-то хватило ума сказать: «И вот он наконец!», а потом все копы засмеялись и начали хлопать его по спине. Один из полицейских, мужчина по имени Энди Паркер, который выглядел несколько растрёпанным и небритым, несмотря на то что был полностью наряжен на свадьбу, предупредил Клинга, что в некоторых частях страны — как, например, в этом городе — есть обычай, чтобы друзья жениха похитили невесту в брачную ночь, особенно если она была такой красивой, как Августа. Клинг засмеялся и напомнил им всем, что похищение людей является уголовным преступлением класса А, караемым пожизненным заключением, и все снова засмеялись. И, наконец, Карелла успокоил их всех ладонью вытянутой руки.
Осмотревшись, чтобы убедиться, что у всех в руках стаканы (как будто им нужно было ещё что-нибудь выпить), он поднял свой стакан и сказал: «Ребята, я хочу сказать вам, каким счастливым делает меня этот день. Хочу сказать, что я ждал этого дня уже очень-очень давно.
Помните, когда этот парень впервые пришёл в отряд, то есть после того, как он раскрыл убийство Джинни Пейдж, когда ещё был патрульным, я думаю, вы все это помните.»
Все закивали и издали гул согласия, и Хэл Уиллис выбрал этот момент, чтобы ещё раз похлопать Клинга по спине, а Мейер Мейер подмигнул ему. А затем Карелла сказал: «Ну, как мы знаем, этот парень многое дал нашему участку. За эти годы мы много раз хорошо проводили время вместе. Всё, что я хочу сделать сейчас, это пожелать ему всего хорошего в будущем, всего наилучшего.» Он поднял стакан чуть выше.
«Августе и тебе», — сказал он, — «удачного брака и счастья на долгие годы вперёд. Поздравляю, Берт.»
«Это его грёбаное имя», — подумал Пайк.
«Если этот парень сделает ещё один снимок…», — сказал Клинг.
«Он добросовестно выполняет свою работу», — сказала Августа.
Они переоделись в повседневную одежду и теперь стояли у стойки регистрации отеля, регистрируясь на забронированный номер. На другом конце вестибюля Пайк стоял, поднеся камеру к глазам и сфокусировавшись на кадре пары за столом.
«Он планирует переночевать с нами сегодня вечером?» — спросил.
Клинг.
«Кто планирует переночевать?» — спросила Августа и лукаво улыбнулась.
«Я имею в виду…»
«Я мягко намекну ему, что, может быть, он сделал достаточно снимков, ладно?» — сказала Августа. «Он мой дорогой друг, Берт. Я не хочу ранить его чувства.»
«Хорошо.»
«И было бы здорово потом иметь плёнку.»
«Да, согласен. Августа, ты счастлива?»
«Да, дорогой, я очень счастлива.»
«Это была очень хорошая свадьба, не так ли?»
«Да.»
«Я имею в виду саму церемонию.»
«Да, дорогой, я знаю.»
«В этих словах есть что-то потрясающее.», — сказал Клинг. «Если подумать, это чертовски пугающий контракт.»
«Ты напуган?»
«Конечно, разве не так? Я отношусь к этому очень серьёзно, Августа.»
«Я тоже.»
«Я имею в виду, что действительно хочу, чтобы это продолжалось до тех пор, пока мы оба будем живы.»
«Я тоже.»
«Итак… так давай просто позаботимся о том, чтобы это продлилось долго, Августа.»
«Тебя это беспокоит?»
«Нет, но… ну, да, в каком-то смысле. Я так тебя люблю, Августа, я просто хочу сделать всё, что в моих силах, чтобы сделать тебя счастливой, видеть, как ты радуешься, и…»
«Ваш ключ, сэр», — сказал ночной портье.
«Спасибо», — сказал Клинг.
«Это номер 824, вас проводит коридорный.»
«Спасибо», — снова сказал Клинг.
На другом конце вестибюля Пайк сидел на одном из диванов и вставлял в камеру свежий рулон плёнки. В тот момент, когда он увидел, что они отходят от стола, он захлопнул заднюю часть камеры, встал и быстро подошёл к ним.
«Я просто хочу сделать ещё одну фотографию», — сказал он, как бы извиняясь.
«Ты действительно был ангелом», — сказала Августа. «У тебя была возможность насладиться свадьбой или ты просто работал весь день?»
«Я чудесно провёл время», — сказал он. «Но мне всё ещё нужна другая фотография.»
«Это какая?» — с опаской спросил Клинг.
«У меня нет ни единого снимка нас с Августой. Берт, я был бы очень признателен, если бы ты сфотографировал меня и Августу.»
Клинг широко улыбнулся. «Я был бы рад», — сказал он.
«Я только что заправил новую плёнку», — сказал Пайк и вручил Клингу камеру и стробоскоп, а затем оглядел вестибюль и подвёл Августу к пальме в горшке прямо за вращающимися входными дверями, где непрерывным потоком двигался народ в и из отеля. Клинг поднёс камеру к глазам, сфокусировав с расстояния примерно трёх футов, а затем поднял стробоскоп, как если бы он был Статуей Свободы.
«Улыбнитесь», — сказал он и нажал кнопку спуска затвора. Щёлкнул затвор, вспыхнул стробоскоп. Пайк и Августа моргнули.
«Вот и всё», — сказал Клинг.
«Спасибо», — сказал Пайк.
Возвращая ему камеру и вспышку, Клинг заметил слёзы на глазах.
Пайка.
«Алекс», — сказал он, — «мы не можем отблагодарить тебя за то, что ты сделал сегодня.»
«Я был рад», — сказал Пайк. Он поцеловал Августу в щеку, сказал:
«Будь счастлива, дорогая», а затем повернулся к Клингу, взял его за руку и сказал: «Позаботься о ней, Берт.»
«Обязательно», — пообещал Клинг.
«Тогда спокойной ночи и всего наилучшего вам обоим», — сказал Пайк и быстро отвернулся.
В лифте коридорный спросил: «Вы молодожёны что ли?»
«Верно», сказал Клинг.
«Вы уже третьи молодожёны, которые у меня были сегодня. Это какой-то особенный день или что-то в этом роде?»
«Что вы имеете в виду?» — спросила Августа.
«Сегодня все женятся. Это религиозный праздник или что-то в этом роде? Что вообще за день сегодня? Девятое, не так ли?»
«Да.»
«Так какое девятое? Это что-то значит?»
«Это день нашей свадьбы», сказала Августа.
«Ну, я это знаю, но разве это что-то значит?»
«Это что-то значит», — сказала Августа.
«Да, я понимаю это», — сказал посыльный, — «но вы понимаете, о чём я, не так ли? Я пытаюсь выяснить, имеет ли этот день какое-то особое значение, когда у меня сегодня уже поженились три пары, вот что я пытаюсь выяснить.» Теперь они были на восьмом этаже и шли по коридору в комнату 824. Когда они дошли до комнаты, коридорный поставил их сумки, а затем отпер дверь и отступил в сторону, чтобы они могли войти.
В комнате они оба внезапно замолчали.
Посыльный вслух удивился, почему все двухместные номера всегда находятся в конце коридора, но ни один из них не сказал ни слова в ответ, а посыльный предположил, что, возможно, все отели пытаются препятствовать романтике, но они всё же опять ничего не сказали в ответ. Он поставил их сумки на багажные полки, показал им ванную и термостат, объяснил, что красный свет на телефоне будет указывать на то, что для них есть сообщение, и в целом суетился и был на виду, ожидая чаевых… И наконец он сделал нечто редкое для посыльного в этом городе: прикоснулся пальцами к фуражке в каком-то приветствии и молча вышел из комнаты. Клинг повесил на ручку табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», запер дверь, и они с Августой молча повесили пальто, а затем начали распаковывать сумки.
Они оба не были детьми. Их молчание не имело ничего общего с девственными опасениями или страхами перед физической несовместимостью, или фригидностью, или импотенцией, или чем-то, хотя бы слегка связанным с сексом, которым они наслаждались вместе и почти непрерывно уже довольно давно. Вместо этого их молчание было вызвано тем, что они оба считали довольно серьёзным обязательством. Они говорили об этом вскользь в вестибюле, но теперь задумались об этом серьёзно, и торжественно по отдельности решили, что говорили правду, когда говорили, что хотят, чтобы это длилось вечно. Они оба знали, что никто не принуждал их к браку: они могли бы жить вместе вечно. Фактически, каждый из них по отдельности мучился перед тем, как сделать решительный шаг, и каждый по отдельности пришёл к одному и тому же выводу почти в одно и то же время. Когда Клинг наконец спросил её, выйдет ли она за него замуж, Августа сразу согласилась. Он спросил её, потому что решил просто и бесповоротно, что хочет провести с ней остаток своей жизни. И она согласилась, потому что приняла такое же решение относительно него. Теперь они были женаты, пастор произнёс эти слова сегодня днём, чуть позже четырёх часов, он сказал: «Ибо, поскольку вы оба согласились быть в браке и признали это перед всеми присутствующими, я властью, данной мне церковью и законами этого штата, теперь объявляю вас мужем и женой. И да благословит Бог ваш союз.» Слово «союз» взволновало их обоих. Союз.
Именно так они хотели, чтобы их брак был настоящим союзом, и именно об этом каждый думал сейчас по отдельности.
Распаковывать было особо нечего. Они пробудут здесь, в отеле, только на ночь, а утром улетят в Гваделупу. Когда Клинг закончил, он спросил, не следует ли ему зайти за «ночным колпаком» (напиток, принимаемый незадолго до сна, например, слабоалкогольный коктейль или стакан тёплого молока — примечание переводчика), и Августа ответила, что нет, она сегодня достаточно выпила. Он спросил, не хочет ли она сначала сходить в ванную, и она ответила:
«Нет, Берт, я хочу разложить кое-какую одежду на утро.» Затем она посмотрела на обе свои сумки, пытаясь вспомнить, в какую из них она упаковала то, что будет на ней завтра в самолёте, на её лице было озадаченное выражение, нижняя губа была зажата между зубами, когда она размышляла об этом очень серьёзной и важной проблеме.
«Я люблю тебя», — внезапно сказал Клинг.
Она повернулась и посмотрела на него с лёгкой улыбкой удивления на лице.
«Я тоже тебя люблю», — сказала она.
«Я имею в виду, что действительно люблю тебя.»
«Да», — тихо сказала она, подошла к нему, и прижала его руки к себе.
Они стояли так несколько мгновений, сцепившись в молчаливых объятиях, не целуясь, а просто стоя очень близко друг к другу, яростно обнимая друг друга. Затем Августа взглянула ему в лицо, нежно коснулась его губ пальцами, он кивнул, и они разошлись. «А теперь иди, прими душ», — сказала Августа, и Клинг улыбнулся, пошёл в ванную и закрыл за собой дверь. Когда он вышел через десять минут, Августы уже не было.
И теперь он стоял в дверях ванной с полотенцем, обёрнутым вокруг талии, и сразу увидел, что её нет в комнате, а затем увидел, что дверь в коридор открыта. Он предположил, что Августа вышла в коридор за чем-то, возможно, в поисках горничной, хотя он не мог понять, почему она просто не взяла трубку, если ей что-то нужно. Он подошёл к двери, выглянул в коридор и не увидел никаких её следов.
Озадаченный, он закрыл дверь в комнату, а затем подошёл к шкафу, где повесил свою одежду. Он не ожидал найти там прячущуюся.
Августу или что-нибудь в этом роде; Августа просто была не из тех, кто играет в такие детские игры. Он подошёл к шкафу только потому, что внезапно почувствовал себя голым, с одним лишь полотенцем на талии, и ему захотелось надеть халат. На самом деле он начал думать, что, возможно, ребята из 87-го участка задумали какую-нибудь шалость. Как объяснил Паркер, традиционная шутка брачной ночи заключалась в том, чтобы увести невесту от её жениха и вернуть её позже, когда будет заплачен выкуп, причём выкуп обычно состоял из «ночного колпака», который делили с молодожёнами под громкий хохот и похлопывания по спине. Клинг никогда не слышал о том, чтобы невесту похитили из её номера для новобрачных, но парни из 87-го участка, в конце концов, были профессионалами, и можно было ожидать, что они придумают что-то более изобретательное, чем просто похитить девушку со свадебного приёма. Когда Клинг схватился за ручку двери шкафа, всё это начало казаться не только возможным, но и вероятным. Они, несомненно, выяснили, в какой комнате находились Клинг и Августа, а затем либо взломали дверной замок с пластиковой табличкой «НЕ БЕСПОКОИТЬ», либо применили к ней отмычку: полицейские в этом плане ничуть не хуже грабителей.
Устало он открыл дверь шкафа. Ребята из отдела ему очень нравились, но им с Августой необходимо вставать рано утром, чтобы успеть на самолёт, и он считал выходку не только глупой, но и бестактной. Когда он потянулся за своим халатом, он понял, что теперь ему придётся сидеть здесь и вертеть пальцами, пока эти сумасшедшие ублюдки не решат позвонить и потребовать выкуп. А потом, когда они наконец вернут Августу, ему придётся ещё полчаса пить и смеяться, прежде чем он наконец избавится от них. Тогда он заметил, что пальто Августы всё ещё висело на вешалке для одежды, там же, где она повесила его, когда они впервые вошли в комнату.
Он всё ещё не был встревожен, но тихая, рассудительная, дедуктивная часть его разума подсказала ему, что сейчас ноябрь, а температура на улице где-то около тридцати градусов (по шкале Фаренгейта, соответствует примерно –1 °C — примечание переводчика), и хотя парни из 87-го участка, возможно, и энергичны, но они определённо не были глупы или жестоки; они бы никогда не вывели Августу из отеля без пальто. «Ну, подожди минутку», — подумал он. Кто сказал, что её пришлось вывозить из отеля? Они могут сидеть в вестибюле или, ещё лучше, в баре, прямо в эту самую минуту, выпивать с ней разные напитки, смеясь, пока смотрят на часы, и не придёт время позвонить мне. «Очень смешно», — подумал он. Ребята, у вас есть чувство юмора. Он подошёл к телефону, снял трубку, а затем сел на край кровати и набрал номер на стойке регистрации. Он сообщил клерку, который ответил, что это мистер Клинг из 824 номера, он только что зарегистрировался со своей женой, высокой девушкой с каштановыми волосами…
«Да, сэр, я помню», — сказал клерк.
«Вы не видите её нигде в вестибюле, не так ли?» — спросил Клинг.
«Сэр?»
«Моя жена. Миссис Клинг. Её нет там, в вестибюле, не так ли?»
«Я не вижу её нигде в вестибюле, сэр.»
«Видите ли, мы ждали друзей, и я подумал, что она, возможно, пошла их встретить.»
«Нет, сэр, её нет в вестибюле.»
«Вы бы её увидели, если бы она спустилась в вестибюль?»
«Ну да, сэр, я полагаю, что да. Лифты находятся прямо напротив стола, думаю, что увидел бы её, если бы она спустилась на лифте.»
«А как насчёт пожарной лестницы? Предположим, если бы она спустилась по ней?»
«Пожарная лестница находится в задней части здания, сэр. Нет, я бы её не увидел, если бы она спустилась по ней. Если только она не пересекла вестибюль, чтобы покинуть здание.»
«Есть ли другой способ покинуть здание?» — спросил Клинг.
«Ну да, там служебный выход.»
«Пожарная лестница где-нибудь рядом с этим выходом?»
«Да, сэр, есть выходы и в вестибюле, и в служебном дворе.»
«На каком этаже бар?»
«Этаж, где вестибюль, сэр.»
«Вы видите бар со стороны стойки регистрации?»
«Нет, сэр. Это в другом конце вестибюля. Напротив пожарной лестницы.»
«Спасибо», — сказал Клинг, повесил трубку и тут же набрал номер бара. Он описал бармену Августу и сказал, что она, возможно, сидит там с какими-то парнями, похожими на детективов. Он объяснил, что сам сыщик, и эти его друзья, коллеги, возможно, подшучивают над ним, ведь сегодня его брачная ночь и всё такое. Так не мог бы бармен оглянуться вокруг и посмотреть, есть ли они там с его женой? «И, послушайте, если они там, не говорите им ни слова, ладно? Я просто приду и удивлю их, ладно?»
«Мне не нужно оглядываться по сторонам, сэр», — сказал бармен.
«Здесь только два человека, и они оба старики, и совсем не похожи на тех, с кем вы описали мне свою жену.»
«Хорошо», — сказал Клинг.
«Они похитили и мою жену в нашу брачную ночь», — сухо сказал бармен. «Я бы хотел, чтобы они вернули её.»
«Что же, большое спасибо», — сказал Клинг и повесил трубку.
Именно тогда он увидел туфлю Августы. Только один ботинок.
Лежавшую рядом с корзиной для мусора на полу. Рядом с комодом.
Слева от двери, возле одного из комодов. Пара, которую она надела, когда переодевалась в свадебный костюм. Но уже не пара. Только одна из них. Одна туфля на высоком каблуке лежит на боку возле корзины для мусора. Он подошел к ней и взял эту туфлю. Глядя на туфлю (говоря себе, что причин для беспокойства по-прежнему нет, должно быть, это была всего лишь шутка), он вдруг почувствовал приторный запах, который, казалось, исходил из корзины для мусора возле его ноги. Он положил туфлю на комод, затем опустился на колени и заглянул в корзину для мусора. Аромат был тошнотворно сладким. Он тут же отвернулся, но не раньше, чем увидел большой комок пропитанной влагой ваты на дне пустой корзины. Он сразу понял, что запах исходит от комка, и вдруг понял, что это такое: хлороформ (бесцветная летучая жидкость с эфирным запахом и сладким вкусом; в действительности для усыпления взрослого человека понадобится несколько минут постоянного воздействия — примечание переводчика).
Именно тогда он встревожился.
Стив Карелла прибыл в отель ровно в десять минут первого и застал.
Клинга в состоянии, которое можно было бы назвать не иначе как истерией. Он курил, когда впустил Кареллу в комнату, чего Карелла никогда не наблюдал за ним за все годы их совместной работы. Он закрыл за Кареллой дверь и сразу начал ходить по комнате. На нём были коричневые габардиновые брюки, синяя спортивная рубашка с расстегнутым воротом, поверх неё коричневый кардиган, коричневые носки и коричневые туфли. Он выглядел как джентльмен-конезаводчик, небрежно одетый для посещения скачек, и ему не хватало только бинокля, висевшего на шее. Но его нервная походка, казалось, больше соответствовала родильному отделению больницы.
Карелла немедленно посоветовал ему сесть и успокоиться. Клинг не сделал ни того, ни другого.
«Ты звонил кому-нибудь, кроме меня?» — спросил Карелла.
«Нет. Я подумал, что если будет требование выкупа…»
«Верно…» «…первое, что они скажут: „Не звоните в полицию.“ Невероятно, Стив, я полицейский! Кто будет настолько сумасшедшим, чтобы совершить такую нелепую херню?»
Использование им ненормативной лексики также было необычным.
Он пыхтел, ходил и ругался, как матрос, лицо его пылало лихорадочным румянцем, а глаза казались влажными и готовыми к слезам.
«Хорошо, успокойся», — сказал Карелла. — «Давай попробуем составить расписание, хорошо? Скажи мне, когда ты вышел из комнаты.»
«Я вошёл в ванную около одиннадцати двадцати и вышел около одиннадцати тридцати.»
«Слышал что-нибудь за это время? Никаких звуков борьбы, никаких…»
«Ничего. Я был в душе, Стив. Как я мог слышать…»
«Ты всё это время не был в душе, не так ли? В какой-то момент ты вышел из душа и вытерся, не так ли? Я предполагаю, что ты вытерся, Берт.»
«Да. Ещё я почистил зубы.»
«После того, как ты вышел из душа?»
«Да.»
«Хорошо, ты что-нибудь слышал, пока вытирался или чистил зубы?»
«Ничего.»
«Как долго ты был в душе?»
«Около пяти минут.»
«Тогда тот, кто похитил Августу…»
«Христос!» — воскликнул Клинг.
«В чём дело?»
«Единственное, чёрт возьми, что мне сейчас не нужно, это полицейские протокольные разговоры!»
«Хорошо, хорошо. Кто бы ни вытащил Августу из этой комнаты, он сделал это за те пять минут, пока ты был в душе. Где-то между одиннадцатью двадцатью и одиннадцатью двадцатью пятью.»
«Да. Стив, мы можем просто…»
«Успокойся», — сказал Карелла. — «Вы с Августой разговаривали перед тем, как выйти из комнаты?»
«Говорили ли мы? Полагаю, что так. Нет, подожди, это не совсем так.
Ну, мы обменялись несколькими словами. Но я думаю, мы вели себя довольно тихо.»
«Когда вы обменялись этими несколькими словами?»
«Я спросил её, хочет ли она „ночной колпак“.»
«Угу», — сказал Карелла и кивнул.
«И она сказала, что уже слишком много выпила.»
«Угу, и что было потом?»
«Ну, тогда она, э-э… Нет, я спросил её, хочет ли она сначала сходить в ванную, и она сказала, что хочет разложить одежду, которую наденет утром, а потом, э-э, я сказал ей что я люблю её.»
«Угу, угу.»
«И, э-э, она сказала, что тоже любит меня, и мы, э-э, обнялись, а затем я пошёл в ванную, чтобы принять душ.»
«Она сказала тебе что-нибудь, прежде чем ты пошёл в ванную?»
«Ага. Она сказала: „Теперь иди прими душ.“»
«Так что, если бы кто-то подслушивал за дверью, он бы знал, что в этот момент ты выходишь из комнаты.»
«Полагаю, что так.»
«Особенно, если после этого он не слышал никаких голосов.»
«Ага.»
«Ты покидал эту комнату с тех пор, как позвонил мне?»
«Нет.»
«Ты не проверял пожарную лестницу или что-нибудь в этом роде?»
«Нет.»
«Ты разговаривал с кем-нибудь в отеле? Лифтёры, все, кто мог её видеть, или люди, которые…»
«Я разговаривал с портье, а также с барменом. Тогда я думал, что это вы, ребята, шутите.»
«Что ты имеешь в виду?»
«То, что сказал Паркер на приёме. О похищении невест в брачную ночь. Я подумал, может быть…»
«Да, ну, эм…» — сказал Карелла и поморщился. «Ты разговаривал с кем-нибудь ещё здесь, в отеле? Кроме портье и бармена?»
«Нет.»
«Как ты себя чувствуешь?»
«Хорошо.»
«Берт, я хочу, чтобы ты не вмешивался в это дело.»
«Почему?»
«Я хочу, чтобы ты немного расслабился.»
«Я расслаблен», — сказал Клинг.
«Мне так не кажется. Когда они позвонят сюда, они попросят поговорить с тобой, Берт, ты должен держать ситуацию под контролем, чтобы задержать их, пока мы…»
«Я на высоте! Если бы ты просто прекратил нести эту чушь и…»
«Берт», — очень тихо сказал Карелла. — «Хорош уже, ладно?»
Клинг ничего не ответил.
«Давай разберёмся с этим, ладно? Просто пока отстранись от этого.
Твоя единственная задача — разговаривать с этими людьми, когда они позвонят.»
Клинг по-прежнему ничего не говорил.
«Берт? Ты меня слышишь?»
«Да.»
«Тогда ладно.»
«Что они надеются получить от обычного полицейского?» — спросил Клинг. Он не ждал ответа, только качал головой и смотрел на свои туфли.
«У её отца есть деньги?» — спросил Карелла.
«Полагаю, да. Ему принадлежит бумажная фабрика в Сиэтле.»
«Тогда, возможно, он и есть цель», — сказал Карелла. Он на мгновение задумался об этом, кивнул головой, словно пожав плечами, а затем подошёл к телефону, чтобы сделать несколько звонков. Когда он положил трубку, то увидел, как Клинг полез в сумку Августы за ещё одной сигаретой.
«Тебе это не нужно», — сказал он ему.
«Мне это нужно», — сказал Клинг.
Карелла снова кивнул, но на этот раз кивок был больше похож на вздох. «Техническая бригада должна быть здесь через десять минут, лейтенант и Мейер уже в пути. А пока надо успокоиться, Берт, и держать персонал отеля в неведении как можно дольше. По крайней мере, пока у нас не будет какого-то контакта. Хорошо?»
«Да», — мрачно сказал Клинг.
«Я хочу проверить ту пожарную лестницу. С тобой всё будет в порядке?»
«Ага.»
«Берт?»
«Ага-ага.»
«Хорошо», — сказал Карелла и вышел из комнаты.
Главный вход в отель находился на террасе, а пожарная лестница находилась в задней части здания и выходила в служебный двор между отелем и прилегающим к нему жилым домом. Карелла, полагая, что кто-то, несущий бессознательную женщину, вряд ли спустит её на лифте, автоматически выбрал пожарную лестницу как наиболее логичный путь отхода. Комната, из которой похитили Августу, находилась на восьмом этаже отеля, а всего этажей было семнадцать.
У Кареллы был выбор: двигаться вверх или вниз — похититель Августы мог направиться к служебной площадке внизу или на крышу наверху. И снова, вспомнив, что похититель нёс на себе тяжесть женщины, находящейся без сознания, Карелла решил, что выбрал бы самый простой путь побега — к служебному входу внизу. Он начал спускаться по ступенькам.
На площадке третьего этажа он нашёл вторую туфлю Августы.
Вероятно, она упала с её ноги, когда похититель спускался вниз со своей тяжёлой ношей. Карелла положил туфлю в карман пальто и продолжил путь вниз. Там на лестничной площадке было две пожарные двери. Одна из них выходила в вестибюль, другая выходила во двор снаружи. Он знал, что похититель не пронёс бы Августу через вестибюль, поэтому открыл дверь во двор. Свирепый ноябрьский порыв ветра ворвался в здание, заставив его пальто дико развеваться на ногах. Он вышел во двор, волосы его развевались, глаза тотчас же начали слезиться. Прямо напротив выходной двери, футах в тридцати от гостиницы, виднелась сплошная кирпичная стена жилого дома по соседству. Слева от Кареллы, стоя спиной к выходной двери, он мог видеть подъездную дорожку, пролегавшую между двумя зданиями, и раннее предутреннее движение на перекрёстке. Справа он увидел ряд грязных окон, тянувшихся, как освещённый мост, от гостиницы к многоквартирному дому, часть низкой оштукатуренной конструкции, которая находилась между двумя зданиями, как будто опасаясь, что одно из них раздавит её.
Металлическая дверь справа от окон была выкрашена в красный цвет. Карелле не нравился нынешний жаргон полицейских, но он также не ценил терминологию, которая была в моде, когда он впервые стал детективом. В те времена сыщиков называли «быками.»
Тем не менее он сосредоточил своё внимание на этой красной двери, как если бы это была накидка, которой размахивал какой-нибудь матадор. Пересекая продуваемый ветрами двор, проклиная холод, он подошёл к двери и постучал в неё.
Ответа не было.
Он постучал ещё раз.
«Кто это?» — спросил голос.
«Полиция», — ответил Карелла.
«Кто?»
«Офицер полиции. Не могли бы вы открыть дверь, сэр?»
«Минуточку, ладно?»
Мужчина, который отпер, а затем открыл дверь, на вид был лет семидесяти, высокий худощавый мужчина в очках, чёрных брюках, белой рубашке и длинном грязно-белом фартуке. В левой руке он держал метлу.
«Могу я увидеть ваш значок, пожалуйста?» — спросил он Кареллу.
Карелла показал ему золотистый щиток.
«Входите, офицер», — сказал мужчина, а затем подождал, пока войдёт Карелла, закрыл и запер за собой дверь. Как только он выполнил это, то переложил метлу в правую руку. — «Холодно там, не так ли?» — добавил он.
«Очень», — подтвердил Карелла.
У мужчины были карие глаза, увеличенные толстыми линзами очков.
У него был очень тихий голос, настолько тихий, что Карелла с трудом его слышал. На подбородке и щеках у него была серая щетина. — «В чём проблема, офицер?» — спросил он.
«Это обычное расследование», — сказал Карелла, сообщая старую полицейскую байку. Обычное расследование. Два слова, которые обычно удовлетворяют любопытство любого честного гражданина.
Однако попробуйте их на мошеннике, и они часто вселяют ужас в его сердце. — «Как долго вы пробыли здесь сегодня вечером, сэр?»
«Я пришёл около десяти.»
Оглянувшись вокруг, Карелла увидел, что он на кухне. Огромная чёрная кухонная плита занимала почти всю стену двора. Грязные окна, которые Карелла видел снаружи, несомненно, стали такими из-за брызг жира, оставшихся после готовки. Напротив плиты стоял большой рабочий стол, на котором стояли безупречные миски и посуда из нержавеющей стали, готовые к утренней работе. По другую сторону рабочего стола стоял ряд холодильников из нержавеющей стали. «Это ресторан?» — спросил Карелла.
«Завтраки», — ответил старик. «„R&M Luncheonette“. Я видел, как вы смотрели на окна. Ещё не добрался до них. Когда я уйду отсюда, они будут безупречно чистыми.»
«Вы говорите, что вам нужно на работу к десяти?» — спросил Карелла.
«Это верно. Моя работа — уборка. Кухня закрывается сразу после ужина, обычно около девяти часов, иногда чуть позже. Я прихожу в десять. Меня зовут Билл Бэйли, не подумайте, что я шучу, ладно?
Каждый раз, когда я встречаю кого-нибудь, он говорит: „Билл Бэйли, почему бы тебе не пойти домой и не перестать доставлять этой женщине столько хлопот?“ (Bill Bailey, Won't You Please… Come Home? название популярной в США песни 1902 года авторства Хьюи Кэннона — примечание переводчика). Бэйли усмехнулся и покачал головой. „Я бы хотел, чтобы они никогда не сочиняли эту песню, я должен вам сказать.“ Но было ясно, что он наслаждался той небольшой известностью, которую принесла ему песня. „Как вас зовут, сэр, если можно спросить?“»
«Детектив Карелла.»
«Как ваши дела, сэр?» — сказал Бэйли, снова переложил метлу в левую руку и протянул правую руку.
«Как ваши дела?» — переспросил Карелла. Они почти торжественно пожали друг другу руки. Для Бэйли это, должно быть, было редким явлением: детектив, пришедший в закусочную рано утром. Он задержался на рукопожатии, наслаждаясь им, и наконец отпустил руку Кареллы.
«Мистер Бэйли?» — сказал Карелла.
«Да сэр?»
«Интересно, можете ли вы сказать мне, видели ли вы кого-нибудь сегодня вечером во дворе?»
«Человека, вы имеете в виду?»
«Да. Человека.»
«Нет, сэр, я не видел там никого.»
«Что же вы видели?» — спросил Карелла, внезапно осознав, что Бэйли хотел разъяснений только потому, что видел нечто иное, чем человека.
«Грузовик», — сказал Бэйли.
«Когда это было?»
«Я бы сказал, что приехал около одиннадцати часов. Примерно в это время.»
«Что за грузовик?»
«Белый. Водитель въехал задним ходом. Проехал весь переулок до пожарной двери отеля. Не замечал, чтобы многие грузовики доставки делали это. Водители обычно загоняют их вперёд кабиной, а затем выезжают задом. Этот же парень сделать полностью наоборот».
«Как вы это увидели?» — спросил Карелла. — «Вы были во дворе?»
«В такую погоду? Нет, сэр», — сказал Бэйли. — «Я видел это из окна».
Он указал метлой на замасленные окна над плитой. Окна располагались примерно в пяти футах над полом. Бэйли был худощавым человеком, похожим на пугало, достаточно высоким, чтобы легко видеть из окна — если бы они были чистыми. Но, глядя сквозь них сейчас, у Кареллы возникло ощущение, что на его глаза накинулась пелена. Он едва мог различить кирпичную стену многоквартирного дома справа и уж точно не мог видеть пожарную дверь гостиницы слева.
«Вы видели грузовик через эти окна, да?» — спросил Карелла.
«Да, сэр, подтверждаю. Я знаю, о чём вы думаете, сэр. Вы думаете, я старик в этих очках с толстыми стёклами, а окна грязные, так как же я мог что-то увидеть там, во дворе? Ну-с, окна грязные, это правда, но я так привык в них смотреть, что вижу там всякую всячину, особенно летом, когда там иногда горничные с посыльными бывают.
Не зимой, заметьте. Слишком холодно. Можно им и задницы отморозить там. О том, что люди обычно забывают о тех, кто носит очки, какими бы толстыми они ни были, является то, что очки предназначены для того, чтобы корректировать зрение человека, вы понимаете? Человек прекрасно видит, когда на нём очки. Вот только когда он их снимает, тогда плохо видит.»
«Что это был за грузовик, вы говорите?» — спросил Карелла.
«Белый. Должно быть, это был молоковоз. Или грузовик-пекарня.»
«Обычно они осуществляют доставку в одиннадцать часов?» — спросил Карелла.
«Нет, действительно, обычно в это время они этого не делают, по крайней мере, я их никогда в такое время не видел. Возможно, это был грузовик с бельём. Я предполагаю, что в отеле забирают и доставляют много постельного белья, не так ли?»
«Мистер Бэйли, вы не видели никаких надписей на грузовике?»
«Нет, сэр. Я видел только заднюю часть грузовика. Он заехал задом.
Остановился возле пожарной двери.»
«И вы не видели, чтобы кто-нибудь выходил из грузовика.»
«Нет, сэр. Я просто выглянул, когда услышал звук грузовика, а затем вернулся к своей работе. Я сначала подумал, что это может быть доставка для нас, понимаете, и забеспокоился, что делать, ведь денег на оплату доставки мне не дают, да и у меня ни разу её не было в ночь за всё время, пока я здесь работаю. Но в дверь никто не постучал, так что я решил, что это не для нас. Честно говоря, когда вы постучали в дверь, я подумал, что это тоже может быть доставка.»
«Когда грузовик уехал, мистер Бэйли, можете ли вы мне это сказать?»
«Должно быть, около одиннадцати тридцати. Заметьте, я не видел, как он уехал, но я услышал это и посмотрел на часы. Это было где-то около одиннадцати тридцати, плюс-минус.»
«Что ж, большое спасибо, мистер Бэйли, вы очень помогли.»
«Хотите чашечку кофе? У меня есть кофейник прямо здесь, на плите.»
«Спасибо, нет, мне пора идти.»
«Приятно было с вами поговорить», — сказал Бэйли и отпер перед ним дверь.
Карелла снова вышел во двор. Ветер был жестокий, он пробирался через ткань его пальто и пронизывал его до мозга костей. Газеты летали по двору, как ночные птицы, шумно хлопая в воздухе, слепо шлёпаясь по окружающим кирпичным стенам. Он подошёл к пожарной двери и попытался открыть её, но она была заперта наглухо со стороны двора. Уперев подбородок в воротник, он засунул руки в карманы и пошёл по подъездной дорожке, вышел на тротуар, прошёл вверх по кварталу и завернул за угол к главному входу в отель.
Они привели в движение полицейскую машину и теперь стали ждать раннего утра. Был уже понедельник, десятое ноября, но всё равно казалось, что это воскресный вечер. Вопреки надеждам Кареллы, оказалось невозможным утаить от персонала отеля то, что произошло.
Слишком много технических специалистов ползали по помещению, коридору, лифту, пожарной лестнице и служебному двору, устанавливая оборудование и ища отпечатки пальцев, следы ног и шин. В конце концов Карелла просто предупредил персонал отеля, чтобы эта история не попала в газеты, и в общих чертах намекнул, что новость о похищении также не сильно улучшит имидж отеля.
Полное описание Августы было передано по рации в полицию на аэровокзалах, железнодорожных и автобусных станциях, а телетайп был разослан в полицейские управления всех соседних штатов.
Техник полиции и телефонный мастер, работая в тандеме, подключили телефон в комнате к магнитофону, а телефонную компанию предупредили о возможном запросе о розыске, если и когда позвонит похититель. Возник вопрос, должен ли домашний телефон Клинга быть подключён таким же образом, было решено, что он оставит номер в отеле до завтрашнего утра, а затем вернётся в свою квартиру, к этому времени и тамошний телефон будет готов к записи. На данный момент никто из них больше ничего не мог сделать, кроме как проанализировать то, что произошло, и попытаться предугадать следующий шаг похитителя.
Если бы он был похитителем.
Капитан Маршалл Фрик, который руководил всем 87-м участком, включая полицейских в форме, детективов и клерков, похоже, думал иначе. «Это могло быть ограбление», — сказал он. Фрик уже был в годах, человек, чьё мышление было столь же древним и скрипучим, как и следовало ожидать от его седых волос.
«Как это понимать, ограбление?» — спросил Бирнс. Они все сидели в номере отеля и ждали телефонного звонка. Клинг сидел на краю кровати, ближе всего к телефону. Мейер сидел на стуле рядом с оборудованием для записи, на нём были наушники: один из них был на левом ухе, другой отодвинут от правого уха, чтобы он мог слышать разговор в комнате. Карелла полусидел, прислонившись к комоду.
Фрик сидел на единственном в комнате кресле с мягкой обивкой, а Бирнс сидел на стуле, который вытащил из-под стола. «При всём уважении, Маршалл, зачем грабителю являться сюда с хлороформом?»
«Я знаю грабителей, которые использовали хлороформ», — сказал Фрик. «Я даже знал грабителей, которые приносили с собой стейки, чтобы скормить сторожевому псу.»
«Да, но, капитан», — сказал Карелла, — «из комнаты ничего не было украдено.»
«Возможно, он испугался», — сказал Фрик.
«Чего?» — спросил Карелла и запоздало добавил: — «Сэр?»
«Самой девушки», — сказал Фрик. «Клинг говорит, что пошёл в ванную, чтобы принять душ, а это означает, что любой, кто стоял там за дверью, и не услышал, как кто-то говорит в комнате, мог бы подумать, что комната пуста. Он взломал замок…»
«На замке нет следов отмычки, Маршалл», — сказал Бирнс.
«Ладно, значит он использовал ключ, чёрт его знает? В некоторых отелях вы можете подойти прямо к стойке регистрации, попросить ключ от определённого номера, вам его вручат, даже не спросив вашего имени. Это могло произойти здесь. В любом случае, как бы он ни вошёл, он был удивлён, обнаружив, что комната занята. Поэтому он усыпил девушку хлороформом и вытащил её из комнаты с собой.»
«Почему, сэр?» — спросил Карелла.
«Потому что она его хорошо рассмотрела, вот почему», — сказал Фрик.
«Вы думаете, что, когда он вошёл, у него был уже готов хлороформ, не так ли?»
«Да, возможно, это так.»
«Хотя он ожидал, что комната будет пустой?»
«Да, это возможно», сказал Фрик. «Вполне возможно, что всё могло произойти именно так.»
«Маршалл, мне кажется, это похоже на похищение», — сказал Бирнс.
«Честно говоря, я не думаю, что мы имеем здесь дело с кражей со взломом.»
«Тогда, где звонок с требованием выкупа?» — спросил Фрик. «Четыре часа утра, девушку увезли отсюда в одиннадцать тридцать, где звонок?»
«Ещё будет», — сказал Бирнс.
«Если бы это был мой случай, я бы проверил гостиничных грабителей.
Я захотел бы выяснить, кто из грабителей отелей действовал в центре города в последние месяцы. И кто из них использовал хлороформ в своих целях?»
«Маршалл, при всём уважении», — сказал Бирнс, — «за все годы службы в полиции я ни разу не слышал о грабителе, который использовал хлороформ в рамках своей обычной работы. Да, стейки для собак. Даже гамбургер. Об этом я слышал. Но я никогда не слышал, чтобы грабитель проник внутрь с хлороформом.»
«Я слышал об этом», — настаивал Фрик.
«Где?» — спросил Бирнс.
«Когда я работал в Филадельфии.»
«Ну, в Филадельфии может случиться что угодно.»
«Да, зачастую такое и происходит», — сказал Фрик.
«Но мне кажется, что это настоящее похищение», — сказал Бирнс, — «и я поручил отряду расследовать это как таковое.»
«Это ваша команда, и вы поступаете с ней так, как считаете нужным», — сказал Фрик. «Я просто высказал своё мнение.»
«Спасибо, Маршалл. Уверяю вас, это было оценено по достоинству.»
«Не стоит упоминания», — сказал Фрик.
Слушая, Клинг подумал, что Фрика следует отправить на пенсию. Или забальзамировать. Этот человек походил на мешок с волосами, едущий с дробовиком в машине военной полиции, а не на человека, командующего участком. Капитан, очевидно, убедившись наконец, что ограбление здесь не было мотивом, стал рассказывать абсурдную историю о похищении.
«Однажды у меня был случай в Филадельфии», — сказал он, — «когда мужчина похитил собственную жену, пытаясь вымогать деньги у тестя. Самое проклятое дело, которое я когда-либо видел. Мы работали над этим три дня и три ночи, прежде чем поняли, что…»
«Сэр», — прервал его Карелла, — «интересно, можем ли мы задать Клингу несколько вопросов.»
«Э?» — сказал Фрик.
«Потому что мне пришло в голову, сэр, что, будучи ему настолько близкими людьми, мы можем оказаться под угрозой игнорирования процедуры, которую мы обычно…»
«Ну, конечно, делайте, что хотите», — сказал Фрик, но тон его был обиженным, и он сразу начал дуться.
«Берт, мы тебя знаем, но должны кое-что уточнить», — сказал Карелла.
«Мы действовали исходя из предположения, что никто в здравом уме не будет ожидать сколько-нибудь приличного выкупа от полицейского, предполагая, что целью был отец Августы. И вот что я хочу у тебя спросить. У вас есть деньги, о которых мы не знали? Всё, что могло бы заинтересовать похитителя.»
«У нас в банке три тысячи долларов», — сказал Клинг. — «Это общий счёт, и это то, что у нас осталось после того, как обставили новую квартиру.»
«Однако есть вероятность», — сказал Мейер, — «что кому-то пришло в голову, что Августа богата, ты меня понимаешь? Потому что она дорогая модель и всё такое.»
«Да, нам следует об этом подумать», — признал Бирнс.
«Берт, я хочу задать тебе вопросы, которые обычно задаю кому угодно, ладно?» — сказал Карелла. — «На данный момент забудь, что ты опытный детектив, ладно? Ты, наверное, задавал себе те же вопросы, но позвольте мне задать их вслух, хорошо?»
«Давай», — сказал Клинг. Он взглянул на капитана Фрика, который сидел в кресле, явно раздражённый, с хмурым выражением лица и сложив руки на обширной талии. «Хрен с тобой», подумал Клинг. «Она моя жена.»
«Во-первых, Берт, получали ли ты или Августа какие-либо телефонные звонки или письма с угрозами за последние недели?»
«Нет.»
«В агентстве был кто-нибудь… Это агентство Катлера, не так ли?»
«Да», — сказал Клинг.
«Это крупнейшее модельное агентство в городе», — сказал Бирнс Фрику, пытаясь его успокоить. Фрик лишь коротко кивнул.
«Был ли в агентстве кто-нибудь», — продолжал Карелла, — «кто-нибудь из девушек или даже сами Катлеры, кто по той или иной причине мог иметь что-то против Августы? Что-нибудь вроде профессионального соперничества, ревности или чего-то ещё, чёрт возьми? Например, получала ли она больше заказов, чем другие девушки? Или, я не знаю, она получила крупный заказ, за которым охотился кто-то другой? Ты бы знал об этих вещах лучше, чем мы, Берт, ты, наверное, говорил о её работе, не так ли? Было ли что-нибудь подобное, о чём ты мог подумать?»
«Нет», — сказал Клинг. «Ты знаешь её, Стив, она действительно потрясающая девушка, она всем нравится. Знаю, это звучит так, словно я трублю в свой собственный рог, но…»
«Нет, нет.» «…действительно, это правда.»
«Вы заставили меня задуматься», — сказал Мейер.
«Да?»
«Предположим, это кто-то, кто затаил обиду на Берта. Не обращайте внимания на Августу. Предположим, это кто-то мстит Берту.»
«Ого, это открывает множество дел», — сказал Бирнс.
«Вы имеете в виду арест?» — внезапно спросил Фрик.
«Что?» — спросил Мейер.
«Месть ему за произведённый им арест?»
«Да сэр. Это то, что я имел в виду.»
«Это вполне возможно», — сказал Фрик, кивая, всё ещё скрестив руки на животе. «Я знаю много случаев, когда полицейскому или его семье угрожали или причиняли реальный вред после ареста. Это хорошая мысль. Пит, если можно, я вмешаюсь.»
«Давай, Маршалл.»
«Я бы хотел предложить вам поручить сотруднику проверить список арестов Клинга. Узнайте, кто всё ещё находится в тюрьме, кого выпустили и так далее. Выпишите несколько имён и адресов. Я думаю, стоит попробовать. Это очень хорошая мысль, Мейер.»
«Спасибо, сэр», — снова сказал Мейер.
«Действительно очень хорошо», — сказал Фрик и улыбнулся, как будто ему самому пришла в голову эта идея.
«Берт», — спросил Карелла, — «ты вообще кому-нибудь говорил, где проведёшь сегодня ночь?»
«Никто. Только мы с Августой знали.»
«Тогда кто-то, должно быть, последовал за вами со стойки регистрации. Я имею в виду вестибюль.»
«Да, ему пришлось бы это сделать», — сказал Клинг.
«Это означает, что он был на приёме.»
«Думаю, да.»
«Можем ли мы получить список всех людей, которых вы пригласили на свадьбу?» — спросил Бирнс.
«Да, но, лейтенант, в этом списке двести человек.»
«Я это понимаю.»
«И кроме того, они все друзья. Я действительно не думаю…»
«Никогда не знаешь наверняка», — прервал его Фрик. «Имея некоторых друзей, и враги не нужны.» Он кивнул головой с торжественным удовлетворением, как будто только что высказал оригинальную мысль.
«Где этот список?» — спросил Бирнс.
«В моей квартире. Старой квартире. Мы до сих пор не всю мебель перевезли на новое место. Список находится в верхнем ящике стола.
Стол возле окна, слева от входа.»
«У тебя есть ключ, которым мы можем воспользоваться?»
«Да, но…»
«Я не подозреваю никого из твоих друзей…»
«Мы ищем за что зацепиться, Берт», — сказал Карелла. «Нам не нужно тебя обманывать, это то, что мы делаем.»
«Я знаю, Стив.»
«Потому что пока ни черта не происходит, Берт. Пока этот телефон не зазвонит.»
«Я просто подумал ещё кое о чём», — сказал Мейер.
«О чём это?» — спросил Фрик, внезапно наклонившись вперёд. Его чрезвычайно впечатлила предыдущая мысль Мейера, и теперь ему хотелось услышать, что ещё он может придумать.
«Ну, разве ты не показывал недавно в офисе газетную вырезку?
Статью о свадьбе?»
«Верно, показывал», — сказал Клинг.
«Фотография Августы вверху колонки…»
«Я вижу, куда ты клонишь», — сказал Клинг. «Это верно. Там было объявлено о свадьбе, указаны дата и время.»
«Там было название церкви?» — спросил Карелла.
«Да.»
«Так что это мог быть кто угодно.»
«Любой, кто умеет читать», — сказал Бирнс.
«Зная, где будет проходить свадьба, мог проследить за ними от церкви до места приёма, а оттуда до вестибюля.»
«Хотя пришлось бы спросить у администратора», — сказал Мейер.
«В какой комнате они были, верно.»
Теперь они нарастали идеями как снежный ком, как будто Клинга не было с ними в комнате. В прошлом он участвовал во многих подобных сеансах, но теперь он смотрел и слушал, как чужой, пока они придумывали возможный сценарий произошедшего и пытались выработать эффективный план действий.
«Припаркованный грузовик на служебной площадке.»
«Белый грузовик. Думаешь, нам стоит поднять тревогу?»
«Это может быть любой грёбаный грузовик. Бэйли не видел номерного знака.»
«Удивительно, что он вообще увидел грузовик, как ты описал эти окна.»
«В любом случае, именно это он и должен был сделать. Припарковал грузовик на служебной площадке, затем проник, минуя центральный вход в отель. Я не мог войти через противопожарную дверь на площадке, потому что она заперта снаружи.»
«Подошёл к стойке регистрации, спросил мистера и миссис Клинг.»
«Или, может быть, звонил по телефону и таким образом узнал номер комнаты.»
«Нам лучше спросить клерка, выдавал ли он ключ после того, как Берт и Августа заселились.»
«Я всё ещё хочу взглянуть на список приглашённых, Берт.»
«Хорошей идеей было бы также начать работу над делами об аресте.»
«Хочу, чтобы вы, ребята, связались со всеми нашими осведомителями.
Если это какая-то тупая месть.»
«Да, это тоже может сработать.»
«Когда ты в последний раз видел Дэнни Гимпа, Стив?»
«Давно.»
«Свяжись с ним. Кому-то также следует связаться с Жирным Доннером. Мейер, ты хочешь сидеть здесь?»
«Верно, лейтенант.»
«Я попрошу кого-нибудь заменить тебя в восемь. Который сейчас, чёрт возьми, час?»
Все повернулись к окнам. Серый рассвет безрадостно пробивался над крышами города.
Она потеряла счёт времени и не знала, как долго находилась без сознания; однако она подозревала, что прошли часы и часы с того момента, как он зажал ей нос и рот пропитанным хлороформом ватным тампоном. Она лежала на полу, её запястья были связаны за спиной, а лодыжки связаны вместе. Её глаза были закрыты, она чувствовала, как ей казалось, что к векам прижимаются куски ваты, прочно удерживаемые на месте липкой лентой или какой-то повязкой.
В рот ей засунули тряпку (она чувствовала её вкус, и надеялась, что не подавится), а затем на неё намотали кляп, опять же то ли скотч, то ли бинт. Она не могла ни видеть, ни говорить и, хотя внимательно прислушивалась к малейшему звуку, совсем ничего не слышала.
Она вспомнила… В правой руке у него был скальпель. Она обернулась, когда услышала, как щёлкнула дверь отеля, и увидела, как он идёт к ней через комнату, скальпель блестит в свете лампы на комоде. На нём была зелёная хирургическая маска, и его глаза поверх маски быстро осматривали комнату, когда он подошёл к тому месту, где она уже шла от чемодана к двери ванной, перехватил её, схватил сзади и притянул к себе. Она открыла рот, чтобы закричать, но его левая рука теперь крепко обнимала её за талию, и внезапно его правая рука, держащая скальпель, двинулась к её горлу, описывая дугу сзади. Она почувствовала лезвие на своей плоти и услышала, как он прошептал единственное слово «молчи», и формирующийся крик превратился в испуганный всхлип, заглушённый шумом душа.
Он потянул её назад к двери, а затем внезапно развернул её и прижал к стене, скальпель снова приблизился к её горлу, а его левая рука потянулась в карман пальто. Она увидела комок пропитанной ваты за мгновение до того, как он зажал им ей нос и рот. Она ненавидела запах хлороформа с шести лет, когда ей удалили миндалины. Она повернула голову, чтобы избежать удушающего аромата, а затем почувствовала, как скальпель прикасается к её плоти, настойчиво напоминая ей, что можно и порезаться. Она испугалась, что, потеряв сознание, может упасть вперёд на острое лезвие, и старалась удержаться от головокружения, но шум душа казался усиленным, будто океанский прибой бился о какой-то пустынный берег. Волны разбиваются и отступают в бесконечном повторении, пузыри пены растворяются, и высоко над головой, так далеко, что едва можно было услышать, звучит крик чайки, который мог быть всего лишь её собственным сдавленным криком.
Теперь она слушала.
Она ничего не слышала и подозревала, что осталась одна. Но она не могла быть уверена. За повязкой на глазах она начала беззвучно плакать.
Никто в сфере предотвращения преступности и обеспечения правопорядка не любит признавать, что информаторы являются жизненно важной частью всей системы. Для этого есть причины. Для начала информатору платят. Ему платят наличными. В тех случаях, когда он работает на ФБР, министерство финансов или почтовую службу, им действительно платят очень большие суммы денег, а также часто защищают от ареста и/или судебного преследования. Хороший информатор иногда более ценен, чем хороший полицейский, и были случаи, когда хорошего полицейского продавали, чтобы защитить хорошего информатора. Деньги, которые платят информаторам, поступают из подкупающего фонда, первоначальным источником которого являются налогоплательщики. Независимо от того, помечен ли оной как «мелочь», «исследование», «усадка», или «Фонд панталонов матери Лири», деньги в этом конверте наверняка не поступают из карманов трудолюбивых сотрудников правоохранительных органов.
Налогоплательщик ставит крестик (таким образом обычно подписываются люди, не имеющие собственной подписи — примечание переводчика), и это одна из причин, по которой полицейские, агенты, инспекторы и вообще кто угодно неохотно обсуждают свою зависимость от информаторов. Налогоплательщики не знают информаторов, видите ли. Налогоплательщики знают только крыс.
Информатор — это крыса, а нигде в мире крысу не уважают. Таким образом, налогоплательщики не считают, что крыс следует вознаграждать за их крысиное поведение. Даже малышей учат не уважать других малышей-стукачей. (Интересно отметить, что в преступном мире информатор известен не как «стукач» или «грязная крыса», без оглядки на Джеймса Кэгни (американский актёр театра и кино, артист водевилей и танцор; приписываемую ему фразу «ты грязная крыса» он за всю кинокарьеру ни разу не произносил — примечание переводчика). Информатора называют просто и по-детски «стукачом.») Очень строгий кодекс преступного мира запрещает стукачество, и стукачей очень часто находят мёртвыми, с символическими отметинами, такими как вырезанные двойные кресты на щеках. Страх репрессий, конечно, является одной из причин, почему честные граждане не сообщают в полицию о преступлении, свидетелем которого они стали. Но другая причина — это отвращение, которое среднестатистический, обычный, гетеросексуальный гражданин испытывает к любому, кто разглашает секрет. Секрет вполне может заключаться в личности убийцы.
Невзирая на всё, не принято об этом рассказывать. У информаторов таких сомнений нет. Единственное, о чём они беспокоятся, — увидит ли кто-нибудь их разговор с полицейским. Полицейские 87-го участка знали, что дела с доносами опасны, и поэтому были готовы встречаться со своими информаторами со всеми мерами предосторожности.
В тот понедельник утром в 10:00 детектив Стив Карелла сидел на скамейке посреди Гровер-парка, ожидая появления Дэнни Гимпа.
Моросил дождь. Моросящий дождь был холодным и влажным. Туман поэтично поднимался над скалами и ручьями. Деревья с обнажёнными стволами и ветвями стояли измождёнными силуэтами, словно стройные скорбящие на могиле, а небо позади них было мрачно-серым. На дороге, проходящей через парк, послышалось шипение автомобильных шин по чёрному асфальту. Карелла достал носовой платок, высморкался и вернул его в карман пальто. Его нос был холодным. Он взглянул на часы. Прошло две минуты с тех пор, как он в последний раз смотрел на них. Дэнни Гимп обычно приходил вовремя. Однако сегодня утром он настоял на уточнении. Он сказал Карелле, что, если он не встретит его на назначенной скамейке к 10:15, его можно будет найти возле статуи генерала Першинга, на другой стороне парка, ровно в 11:00. Карелла озадачился этим, но Дэнни не стал ничего объяснять по телефону. Информатор редко настаивал на подобном. Да, эта профессия имела свои реальные риски, но, тем не менее, она была далека от более изощрённого мира международного шпионажа.
Дэнни прибыл в четырнадцать минут одиннадцатого, как раз в тот момент, когда Карелла был готов покинуть скамейку. На нём было потертое коричневое пальто, коричневые брюки, коричневые туфли и белые носки. Он держал в руках трость и был без шляпы, и Карелла впервые заметил, что его волосы стали довольно тонкими. Он подошёл к скамейке, прихрамывая, и хромота стала более заметной, чем в прошлый раз, когда они разговаривали. Между этими двумя мужчинами не было никаких недомолвок: они знали друг друга давно и оба уважали симбиоз, благодаря которому их отношения сложились.
Они обращались друг к другу по имени и приветствовали друг друга, как друзья, которые давно не виделись. Возможно, они были друзьями. Они никогда особо об этом не задумывались. В своём сознании они считали себя деловыми партнерами.
«Какая-то дрянная погода, да?» — сказал Дэнни.
«Убогая.»
«Как твои дела, Стив?»
«Хорошо. А твои?»
«Нога меня беспокоит, из-за погоды. Я родился слишком рано, Стив. Если бы в моём детстве были прививки Солка (вторая инактивированная вакцина от полиомиелита, разработанная в 1952 году Джонасом Солком — примечание переводчика), я бы никогда не заболел полиомиелитом, да?» Он пожал плечами. «Ну, что тут сделаешь? Мне следует переехать в Аризону, или куда-нибудь вроде этого штата. Этот дрянной дождь пробирает меня до костей. В любом случае, послушай, кто хочет слышать о моих страданиях, а? Что у тебя на уме, Стив?»
«Почему ты попросил запасной вариант, Дэнни?»
«Ой, нет особенных причин. Я просто становлюсь осторожнее с возрастом, вот и всё.»
«Кто-то наседает на тебя?»
«Нет, нет. Ну, да, я скажу тебе правду: кто-то думает, что я на него настучал, и говорит, что он сломает мне другую ногу, если догонит меня. Он думает, что я хромаю, потому что однажды у меня была сломана нога, но он не знает, что это из-за полиомиелита. Самое смешное, что я никогда никому не сказал ни слова об этом парне, клянусь Богом.»
«Кто этот парень?» — спросил Карелла.
«Его зовут Ник Арчизе, он грёбаный игрок и думает, что он крутой парень. Я скажу тебе правду, Стив, ты видишь трость, которую я несу? Ты когда-нибудь видел меня с тростью?»
«Я не помню.»
«Ну, эта трость новая, внутри неё меч. Я серьёзно. Хочешь увидеть меч?»
«Нет», — сказал Карелла.
«Аркезе преследует меня, или даже посылает за мной одного из своих бездельников, как-нибудь нарежу его на салями, точно говорю.
Единственное, чего я не собираюсь делать, так это стоять на месте, пока какие-то бомжи прыгают по моим костям.»
«Ты хочешь, чтобы я его отпугнул?»
«Как ты собираешься это сделать, Стив? Если вы возьмёте его и начнёте крутить, он поймёт, что я работаю на вас, ребята, я прав?
Это только сделает всё хуже. Не волнуйся об этом, я могу позаботиться об этом сам. Только если ты найдёшь кого-нибудь с парой дырок от меча, не ищи меня, ладно?» Дэнни засмеялся, а затем сказал: «Так что же интересует? Что я могу выяснить для тебя?»
«Ты знаешь Берта Клинга?» — спросил Карелла. — «Ты когда-нибудь работал с ним?»
«Да, конечно. Высокий блондин?»
«Верно. Вчера он женился.»
«Передай ему поздравления.»
«Дэнни, его невесту похитили прошлой ночью из их гостиничного номера.»
«Что ты имеешь в виду?»
«Именно то, что я говорю.»
«Это, должно быть, сумасшедший», — сказал Дэнни. «Похитить жену полицейского? Должно быть, он сошёл с ума.»
«Или, может быть, просто злится. Сегодня рано утром мы просматривали протоколы арестов Клинга. Он схватил слишком многих, чтобы сосчитать, Дэнни, мы бы занимались этим весь месяц, если бы нам пришлось выследить всех парней, которые были условно-досрочно освобождены и снова оказались на улице. Но двое из этих парней выглядят вполне вероятными, и нам очень хотелось бы узнать, чем они занимались.»
«Как их зовут?» — спросил Дэнни.
«Первого зовут Мэнни Баал. Клинг давным-давно арестовал его за повторное ограбление. Он получил десять лет, отбыл полный срок, ему постоянно отказывали в условно-досрочном освобождении, потому что он такой паршивый паренёк. Когда его осудили, он поклялся, что однажды убьёт Клинга. И вот, в прошлом месяце он наконец вышел из тюрьмы, и мы не знаем, где он.»
«Мэнни Баал, да?»
«Это его имя.»
«Как оно пишется?»
«Б-а-а-л.»
«Как, Мануэль?»
«Нет, Манфред.»
«Хорошо, а кто другой парень?»
«Другого парня зовут Ал Брайс. Клинг арестовал его в канун Рождества почти три года назад. И его месть тоже возможна, Дэнни.»
«По какой причине?»
«Клинг убил его брата.»
«Можно мне узнать подробности, а?»
«Клинг встречался с девушкой, чей парень отбывал срок в тюрьме Каслвью. У Брайса были приятели, такие же преступники, и они пообещали присмотреть за девушкой, пока его не будет. Поэтому однажды ночью они напали на Клинга и избили его — фактически сломали ему одно ребро. Он нашёл их в канун Рождества, те как раз готовили куриное барбекю на южной стороне города. Они оказали сопротивление, когда он попытался задержать их, и ему пришлось убить одного из них. Другого посадили за повторное нападение, преступление класса D (классификация преступлений и правонарушений в США — примечание переводчика). Суд добавил к сроку два с половиной года, потому что Клинг был полицейским, а судьи не любят, когда полицейским разбивают головы. Отбыл полный срок и вышел в июне этого года.»
«И ты думаешь, что он может охотиться на Клинга?»
«У него есть веская причина.»
«Тогда зачем идти за женой Клинга?»
«Кто знает? Дэнни, мы пытаемся найти любую зацепку. До сих пор мы не слышали ни звука от того, кто её схватил.»
«Тогда это не похоже на похищение, не так ли?»
«Ну… иногда требование выкупа не приходит в течение нескольких дней.»
«Ммм», — сказал Дэнни. «Как этот парень пишет своё имя?»
«Брайс. Б-р-а-й-с.»
«Ал, ты сказал?»
«Ага.»
«Это Альфред или Альберт?»
«Альберт.»
«Хорошо, я послушаю. Что-нибудь ещё?»
«Нам нужно это быстро, Дэнни. Пока что мы в потёмках.»
«Хорошо, я посмотрю, что смогу выяснить», — сказал Дэнни.
«Как у тебя обстоят дела с наличными?»
«Я мог бы запросить „двойную пилу“ („пила“ („sawbuck“) это жаргонное название 10 долларов, соответственно „двойная пила“ („double sawbuck“) это двадцать долларов, а пятьдесят долларов называют „грант“ („grant“) — примечание переводчика), если это тебя не угнетает.»
Карелла достал бумажник и протянул Дэнни две десятидолларовые купюры. «Об этом парне, который тебя достаёт…»
«Я позабочусь о нём, не волнуйся», — сказал Дэнни. — «Ты уверен, что не хочешь увидеть мой меч?»
Человек, к которому пошёл Хэл Уиллис, был информатором другого рода. Его звали Жирный Доннер. Он был хорошим информатором и ужасным человеком. Он не нравился Уиллису, как и никому из других детективов участка. Но к нему часто приходилось обращаться, и он давал ценную информацию, поэтому его терпели. И даже терпели его склонность к паровым баням.
В тот понедельник в 12:00 Уиллис нашёл Доннера в сауне и массажном салоне на пересечении Калвер и Десятой улицы. Он пытался найти его с 9:00 утра и посетил большинство законных заведений, прежде чем наведываться в те, где пар сочетался с сексом.
По какой-то причине, возможно потому, что Доннер казался настолько фанатично религиозным в отношении похудания, Уиллис просто предполагал, что он никогда не станет искажать свою цель.
Секс, даже в его самой удобной форме, казался чем-то, чем Доннер мог бы заниматься приватно и извращённо (его вкусы тяготели к довольно молодым девушкам), а не в общественном месте, где он надеялся сбросить лишние килограммы.
Заведение называлось «Тысяча и одна ночь», и в вестибюле Уиллиса встретил мускулистый чернокожий мужчина в красных бархатных брюках, чёрном бархатном жилете с золотой окантовкой вокруг пройм (вырезы в одежде для рукава — примечание переводчика), красной фетровой феске с свисающей кисточкой и одной золотой серьгой, воткнутой в мочку правого уха.
«Добро пожаловать в „Тысячу и одну ночь“», — сказал мужчина с сильным ямайским акцентом, который мгновенно разрушил любые ближневосточные иллюзии. «Не желаете ли вы войти в королевский гарем, сэр?»
Уиллис показал мужчине свой щиток.
Мужчина сказал: «Это исключительно массаж и сауна, ничего больше.»
«Я уверен в этом», — ответил Уиллис.
«Вы можете проверить любую комнату. Вы обнаружите, что ни одна из наших девушек не занимается какой-либо непрофессиональной деятельностью…»
«А какая профессиональная?» — спросил Уиллис.
«Я серьёзно, офицер. Мы совершенно чисты. Массаж и сауна, вот и всё, приятель.»
«Я сказал, что верю тебе. Я ищу Жирного Доннера, ты его знаешь?»
«Это, наверное, человек-гора?»
«Вполне возможно.»
«Вы найдёте его в сауне в конце зала. Предлагаю вам раздеться и надеть полотенце, сэр. Там может быть очень жарко.»
«Спасибо, я так и сделаю.»
«Если вы пройдёте через гарем, сразу за ним найдёте шкафчики.»
«Спасибо», — сказал Уиллис.
Гарем был заполнен дюжиной девушек разного возраста, размера, формы и цвета кожи. Половина из них была в светлых париках: старая женская поговорка гласит, что мужчины, посещающие массажные салоны, предпочитают блондинок. Одна или две девушки были действительно хорошенькими. Все они были одеты в прозрачные штаны, золотые браслеты на лодыжках и чёрные бархатные жилетки, похожие на те, что были на чернокожем мужчине снаружи. Под распахнутыми жилетками не было ничего, кроме плоти.
Когда Уиллис вошёл в комнату, девушки обернулись, чтобы посмотреть на него.
«Просто проездом», — сказал он.
«Большой транжира», — сухо сказала одна из девушек.
Он разделся в комнате, где стояла дюжина шкафчиков без замков.
Взяв полотенце из аккуратно сложенной стопки на полке напротив шкафчиков, он надёжно обернул его вокруг талии, а затем направился в сауну в конце коридора. В одной руке он держал бумажник и небольшой кожаный футляр со своим щитком и удостоверением личности. В другой руке он держал в кобуре свой детективный пистолет 38-го калибра (colt detective special, американский шестизарядный револьвер двойного действия, модификация револьвера colt police positive special с коротким стволом, производился оружейной компанией Colt’s Manufacturing Company с 1927 года, использовался сотрудниками правоохранительных органов США в качестве карманного оружия, легко прячущегося под одеждой — примечание переводчика). Он чувствовал себя как задница лошади.
Жирный Доннер представлял собой огромного белого Будду, изображавшего человека, сидевшего в углу деревянной сауны, с полотенцем, свободно накинутым на его живот. Его глаза были полузакрыты, когда вошёл Уиллис. Он полностью открыл глаза, узнал Уиллиса и сказал: «Закрой дверь, чувак, ты выпустишь всё тепло.»
Уиллис закрыл дверь. — «Я искал тебя по всему проклятому городу», — сказал он.
«Итак, ты нашёл меня, чувак», — сказал Доннер.
Затем они заговорили о Манфреде Баале и Альберте Брайсе.
Этот человек был информатором из Пуэрто-Рико, который владел магазином, в котором продавались лекарственные травы, сонники (снотолкователь, книга, предназначенная для истолкования сновидений, а также для ониромантии (предсказания будущего по снам) — примечание переводчика), религиозные статуи, книги по нумерологии, карты Таро и тому подобное. Он также продавал большое количество так называемых супружеских вспомогательных средств, но хранил их в задней комнате магазина и показывал только особым покупателям. Его настоящее имя, или, по крайней мере, имя, под которым его знали в этом районе, было Франциско Паласиос, это имя было написано сусальным золотом на стеклянной витрине его магазина. Но большинству полицейских, с которыми он вёл дела, он был известен как «Гаучо» или «Ковбой.» Однако один полицейский называл его «Придурок», и это был Энди Паркер, потому что однажды, три года назад, Паласиос получил весьма ценную информацию, которая помогла бы раскрыть крупное дело о наркотиках и обеспечить повышение Паркера. Но Паласиос отказался передать информацию Паркеру, потому что он ему не нравился, и вместо этого передал оную другому полицейскому из отделения — Дельгадо, пуэрториканцу, как и сам Паласиос. Невзирая на дальнейшее сотрудничество, и в дальнейшем в мыслях и лексиконе Паркера он был придурком.
Гаучо поднял голову, когда над его дверью прозвенел звонок. На улице шёл дождь, и в дождливые дни он обычно оживлённо торговал. Но мужчина, подошедший к стойке, не был покупателем. Это был чернокожий детектив из 87-го участка, его звали Артур Браун, и Гаучо раньше имел с ним дела.
«Добрый день, сеньор», — сказал он. — «Чем я могу вам помочь?»
«Пойдём в подсобку, Ковбой», — сказал Браун.
В задней комнате, в окружении изощрённых фаллоимитаторов, французских усиков, трусиков с открытой промежностью, вибраторов (восьмидюймовых и десятидюймовых), кожаных масок палача, поясов верности, кнутов с кожаными ремешками и вагинальных шариков, как пластиковых, так позолоченных. Браун описал двух мужчин, которых они искали.
Гаучо кивнул и сказал: «Я постараюсь, ладно?»
Толстый Олли Уикс пришёл в участок в два часа дня.
Его нельзя было спутать с Жирным Доннером, во всяком случае, они отличались. Если бы они стояли рядом (чего пока не случалось), между ними можно было легко обнаружить значительную разницу: Толстый Олли был толстым в единственном числе; Жирный Доннер был толстым во множественном числе. Были и другие различия. Жирный Доннер был информатором, а Толстый Олли Уикс — детективом, работавшим в 83-м участке. Жирный Доннер, поскольку его чаще всего можно было найти в ближайшей парилке, был чист, как стёклышко, и пах, как только что искупанный ребёнок. Толстый Олли Уикс вонял до небес, и те, кто стоял рядом с ним, иногда удивлялись, почему он не привлекает мух. Жирный Доннер был терпимым человеком; среди его друзей на протяжении многих лет были чернокожие девушки, мексиканские девушки, китаянки и (один раз) чистокровная индейская девочка чероки, которой было пятнадцать лет. Толстый Олли Уикс был яростным расистом. — «Трахнуть ли твою сестру?» — мог бы заметить он любому человеку более смуглого оттенка кожи. «Я даже не буду пить твою воду!»
Когда Карелла увидел, как он идёт к решётчатой перегородке, отделявшей комнату детективов от коридора снаружи, ему захотелось спрятаться. Помещение детективов было открыто, как плащ эксгибициониста. Олли зашёл и тяжело шагая подошёл к столу Кареллы, протянув руку.
«Привет, Стив-а-рино», — сказал он, и Карелла вздрогнул. «О чём это я узнал?»
«О чём ты узнал?» — переспросил Карелла. Олли схватил его за руку и тряс её, как терьер трясёт грызуна. Он внезапно уронил его руку, видимо, приняв за безжизненную, и тут же вытащил стул из-за соседнего стола. Поднеся его ближе к тому месту, где сидел Карелла, Олли понизил голос и спросил: «Это правда об этом парне Клинге?»
«Да», — сказал Карелла. «Слухи распространяются быстро, не так ли?»
«Уже по всему городу. Если вы, ребята, пытаетесь сохранить это в секрете или что-то в этом роде, забудьте об этом.»
«Где ты об этом услышал?»
«Мне сообщил дежурный сержант. Я скажу тебе кое-что, Стив, на случай если ты этого не знаешь. У дежурных сержантов в этом городе есть собственная линия сплетен, ты меня понимаешь? Знаешь, как в фильмах о Вермонте или Нью-Гемпшире показывают, как все сплетничают? Вот что происходит с дежурными сержантами здесь, в этом городе. Если человек пукает в Восточном Мидтауне, можно поспорить, что они услышат об этом через десять минут в Третьем Хань в Риверхеде. Вот так это работает. Кто вообще этот парень, Клинг? Не думаю, что я когда-либо встречал его.»
«Он хороший полицейский», — просто сказал Карелла.
«Значит, он позволил кому-то украсть его жену прямо у него из-под носа?» — сказал Олли и пренебрежительно фыркнул. «Кто он, этот Клинг, еврей? Это звучит по-еврейски: Клинг.»
«Нет, он не еврей.»
«Ты уверен? Некоторые из этих жидов пытаются представить себя…»
«Олли, в этом участке есть самые разные люди», — сказал Карелла, — «и обычно мы не…»
«О, конечно, нужны самые разные люди», — сказал Олли. «Жиды, шпионы, негры… Слушай, ты думаешь, я не знаю? У нас в восемьдесят третьем тоже есть всякие кадры.»
Карелла вздохнул.
«И что у тебя на данный момент?» — спросил Олли.
«Ничего.»
«Я так и предполагал. Вот почему я пришёл сюда и решил помочь вам, ребята.»
«Ну, мы ценим это, Олли, но…»
«Что бы вы, ребята, делали без меня, а?» — сказал Олли и ухмыльнулся.
«Знаешь, у нас всё вроде как задействовано.»
«Да, как именно?»
«Что ты имеешь в виду, как именно?»
«Как у вас всё задействовано?» — спросил Олли, а затем вытянул левую руку и правой рукой начал загибать пальцы. «Вы подключили телефон и предупредили телефонную компанию? Вы разослали бюллетени и телетайпы всем соседним полицейским участкам, всем аэропортам, вокзалам и автобусным станциям? Вы проверили свои досье на предмет арестов, которые Клинг мог произвести в прошлом?
Кто ещё в тюрьме? Кто уже на улице? Вы проверили, трахались ли он или его новая жена с кем-нибудь ещё на стороне? Задолжал ли кто-нибудь из них кому-то крупную сумму денег? Были ли письма с угрозами или телефонные звонки? Таился ли кто-нибудь здесь в последние недели? Или преследовал одного из них? Кто-нибудь не был приглашён в церковь или на приём? Ты всё это сделал, Стив?»
«Большинство из этого. Мы довольно хорошо знаем Клинга, поэтому некоторые из этих…»
«Да, ты думаешь, что знаешь кого-то, пока не откроешь дверь чулана и не найдёшь там висящий скелет.»
«Ну, я могу тебе сказать, например, что Клинг ни с кем не дурачился.
Он одинокий мужчина, и он…»
«А как насчёт неё?»
«Ну, я его об этом не спрашивал.»
«Так почему бы тебе не спросить его об этом?»
«Ну, честно говоря, мне было бы неловко спрашивать его о чём-то подобном.»
«Меня это не смутило бы», — сказал Олли. — «Ты хочешь, чтобы я спросил его?»
«Нет.»
«Это может быть важно.»
«Я не думаю, что Августа…»
«Это её имя?»
«Августа, да.»
«Какова была её девичья фамилия?»
«Блер.»
«Августа Блер, лады», — сказал Олли и записал имя в свою маленькую чёрную книжечку. — «Её родители были на свадьбе?»
«Её отец был. Её мать умерла».
«Он живёт здесь, в этом городе?»
«Сиэтл, Вашингтон.»
«Он знает, что его дочь похитили?» — спросил Олли, записывая.
«Да.»
«Где он остановился, Стив?»
«В „Холлистере.“» «Есть уже требования о выкупе?»
«Нет.»
«Ни одному из них? Клингу или старику?»
«Никому.»
«В котором часу её похитили?»
«Вчера вечером в одиннадцать тридцать.»
Олли взглянул на часы. «Задерживаются со звонком с требованием о выкупе, не так ли?» — заметил он.
«Немного.»
«Очень», — сказал Олли. — «У вас же нет копии списка гостей, не так ли?»
«Есть, мы добыли в квартире Клинга.»
«Можете ли вы сделать для меня ксерокопию? И вообще, сколько человек было на свадьбе?»
«Около двухсот.»
«Они все сначала пришли в церковь?»
«Я не знаю.»
«Кто-нибудь фотографировал?»
«Да, там было много фотографов. Августа модель, она знает…»
«Ах, так?» — протянул Олли. «Модель?»
«…знает множество фотографов.»
«Узнал бы я её, если бы увидел её фотографию?»
«Я думаю, что да.»
«Как насчёт такого?» — спросил Олли. «Последний случай со знаменитостью, который у меня был, произошёл четыре года назад.»
Карелла не удосужился упомянуть, что это не был случай Олли. Вместо этого он сказал: «Мы не считаем Августу знаменитостью.»
«О, конечно», — сказал Олли. — «Но ты говоришь, что там были фотографы, да?»
«Да. Мужчина, делавший официальные свадебные фотографии, был…»
«Да, это тот, кого я ищу. Олли намочил языком кончик карандаша и выжидающе посмотрел вверх.»
«Его зовут Алекс Пайк.»
«Александр, так будет?»
«Да.»
«Александр Пайк», — сказал Олли и записал имя. — «У тебя нет его адреса, не так ли, Стив?»
«Нет. Хотя он, вероятно, есть в телефонной книге. Он известный фотограф.»
«Александр Пайк, да», — сказал Олли. — «Не возражаешь, если я с ним поговорю?»
«О чём?»
«О некоторых из тех фотографий, которые он сделал. Но сначала мне нужна копия списка гостей, ладно?»
«Олли», — сказал Карелла и наклонился к нему через стол. «Этот случай для нас очень личный, понимаешь?»
«О, конечно», — сказал Олли.
«Здесь всё выглядит довольно спокойно, дела идут как обычно, но позволь мне сказать тебе, что в этом участке нет человека, который бы не потел. Ты меня понимаешь, Олли?»
«Да, конечно. Тебе не о чём беспокоиться, Стив.» Он снова ухмыльнулся и сказал: «Я хороший полицейский, разве ты этого не знаешь?»
Карелла знал это. Он неохотно признавал это, когда в последний раз 87-й участок работал с Олли Уиксом, и теперь принял это как неоспоримую истину. Олли оказывал огромную помощь в расследованиях, связанных как с поджогами, так и с убийствами, и хотя он был расистом и занозой в заднице, он также был очень хорошим полицейским. Эта противоречивая информация привела Кареллу в замешательство. Это было похоже на то, как если бы попросили простить геноцид Гитлера, потому что он оказался превосходным оратором. Что ж, Карелла предположил, что аналогия не такая уж сильная. И всё же Олли ему не нравился, и он чувствовал себя некомфортно в его присутствии. Тот факт, что он, казалось, нравился Олли, только усугублял ситуацию. Уважая Олли как полицейского, не любя его как человека, чьи личные убеждения были анафемой для всего, что Карелла принял как незыблемые принципы, лучшее, на что Карелла мог надеяться, — это его тихий уход. Никто не приглашал Олли в центр города в 87-й участок, и Карелла изо всех сил желал, чтобы Олли просто заполз обратно домой, до тех пор, пока он не будет готов выстрирать носки, прополоскать рот и пронизанную предрассудками голову. Единственное, чего Карелла не хотел, так это того, чтобы Олли делал что-то, что могло поставить под угрозу безопасность Августы или отправить Клинга на дно. Клинг едва держался, это было лучшее, что можно было сказать о нём сейчас.
Телефон в номере отеля не звонил с 2 часов ночи, когда установщик проверил его, чтобы убедиться, что диктофон работает. Прошло уже больше двенадцати часов, и Карелла начал беспокоиться. Ему не нужен был Толстый Олли Уикс, чтобы усугубить тревогу. Он решил изложить это ему более прямолинейно. Объяснить ему это словами, которые сможет понять даже тупоголовый Олли.
«Олли», — сказал он, — «держись подальше от этого дела.»
«Хм?» — сказал Олли с удивлённым выражением лица. А потом он рассмеялся и сказал: «Ты крутой человек, Стив, должен тебе сказать.
Я почти поверил тебе на минуту.»
«Поверь мне, Олли», — сказал Карелла. Он наклонился вперёд, положив обе руки на стол, его глаза были на одном уровне с глазами Олли. «Поверь мне. И держись подальше от этого.»
«Я только хочу поговорить с фотографом», — сказал Олли с обиженным видом.
«Я бы предпочёл, чтобы ты этого не делал.»
«Потому что, видишь ли, если я смогу получить от него те фотографии, те, которые он сделал на свадьбе и приёме…»
«Олли…»
«…а потом показать их Клингу… Да ведь мы могли бы вместе пройтись по списку гостей, а вдруг на фотографиях окажется кто-нибудь, кого в списке нет. Ты понимаешь, о чём я, Стив?»
Карелла несколько мгновений молчал. Затем он сказал: «Клинг, возможно, не знает всех в списке. Многие из них были друзьями Августы, возможно, он не всех из них встречал.»
«Ты имеешь в виду моделей? Верно?»
«Да», — сказал Карелла. «И фотографов. И сотрудников из рекламных агентств.»
«Типа арт-директоров, да?»
«Да. И модельеров.»
«Да, я понимаю, что ты имеешь в виду», — сказал Олли. «Клинг узнал бы только людей из полицейского управления, верно? А их жёны? И ещё их подруги.»
«Да», — сказал Карелла.
«Но кто-то же должен знать этих людей, не так ли? Я имею в виду, кроме Августы. Разве фотограф не знал их? Этот Александр Пайк?»
«Возможно», — сказал Карелла. «Или, может быть…»
«Да?»
«Возможно, Катлер поможет их нам опознать.»
«Кто такой Катлер?»
«Он руководит модельным агентством, которое представляет Августа.»
«Так что ты думаешь?» — спросил Олли. «Это хорошая идея, не так ли, Стив?»
«Возможно, стоит попробовать», — сказал Карелла.
Его голос поразил её.
Она не знала, что он был в комнате, пока не услышала его речь, и резко отреагировала на звук его голоса, как будто кто-то внезапно ударил её в темноте.
«Вы, должно быть, голодны», — сказал он. — «Уже почти три тридцать.»
Она сразу же задалась вопросом, было ли сейчас 3:30 утра или 3:30 дня, а затем она задалась вопросом, как долго он стоял там, молча наблюдая за ней.
«Вы голодны?» — спросил он.
В его речи был лёгкий иностранный акцент, она подозревала, что его родным языком был немецкий. В ответ на его вопрос она покачала головой из стороны в сторону. Она была ужасно голодна, но не осмеливалась есть ничего, что он мог ей предложить.
«Ну что ж», — сказал он.
Она слушала. Она не слышала его дыхания. Она не знала, вышел он из комнаты или нет. Она ждала.
«Я бы что-нибудь поел», — сказал он.
И снова воцарилась тишина. Ни доска не скрипнула, ни звук шагов.
Она предположила, что он вышел из комнаты, но не знала наверняка.
Через какое-то время она почувствовала аромат кофе. Она прислушалась более внимательно, уловила звуки, которые у неё ассоциировались с хрустящим беконом на сковороде, услышала щелчок, который мог быть хлопком тостера, а затем звук, который она точно идентифицировала как звук открывающейся, а затем снова закрывающейся дверцы холодильника мгновением позже. Раздался ещё один щелчок, потом гул, а затем мужской голос, говорящий:
«…около тридцати градусов, сегодня вечером опустимся ниже нуля.
Сейчас температура здесь, на Холл-авеню, составляет тридцать четыре градуса.» Последовала короткая пауза, пронизанная статическим электричеством, а затем звук записанной музыки, а затем ещё один щелчок, который резко оборвал музыку — он, очевидно, надеялся поймать репортаж новостей в 3:30, но застал только последние несколько секунд, и теперь выключил радио. Из кухни (она предположила, что это была кухня) она услышала звон столовых приборов о фарфор. Он ел. Она внезапно разозлилась на него. Борясь со своими путами, она попыталась освободиться от них.
Воздух в комнате был спёртым, а от запахов готовящейся еды, доносившихся из кухни, таких мучительных несколько минут назад, теперь начало её подташнивать. Она предостерегла себя от тошноты, не хотела бы захлебнуться собственной рвотой. Она слышала грохот посуды на кухне, он убирал за собой. Да, теперь там звук бегущей воды. Она ждала, уверенная, что он снова войдёт в комнату.
Она не услышала его приближения. Она предположила, что он ходит легко и что в квартире, доме или гостиничном номере (или где бы то ни было) полы покрыты толстым ковром. Опять же, она не знала, как долго он там стоял. Она услышала, как отключили воду, затем тишину, а теперь внезапно снова его голос.
«Вы уверены, что не голодны? Что ж, рано или поздно вы проголодаетесь», — сказал он.
Она представила себе улыбку на его лице. Она сильно ненавидела его и могла думать только о том, что Берт убьёт его, когда найдёт их. Берт вытащил бы револьвер и застрелил этого человека. Лёжа на спине, потеряв зрение и дар речи, она черпала силы в осознании того, что Берт убьёт его. Но она не могла перестать дрожать, потому что его невидимое присутствие пугало её, и она не знала, что он захочет делать дальше, и помнила фанатическую напряжённость в этих голубых глазах над зелёной хирургической маской и скорость, с которой он пересёк комнату и приставил скальпель к её горлу. Она продолжала прислушиваться к его дыханию. Его молчание было почти сверхъестественным, он появлялся и исчезал так же бесшумно, как вампир. Он всё ещё наблюдает за ней? Или он снова вышел из комнаты?
«Ты хочешь поговорить?» — спросил он.
Она была готова покачать головой, последнее, чего ей хотелось, это поговорить с ним. Но она поняла, что ему придётся снять кляп, если он ожидает, что она заговорит, и как только её рот освободится…
Она кивнула.
«Если ты планируешь кричать…» — сказал он и позволил предупреждению повиснуть в воздухе.
Она энергично покачала головой, лгав, она планировала закричать в тот момент, когда он снимет кляп.
«Скальпель у меня всё ещё есть», — сказал он. «Чувствуешь?» — сказал он и приложил холодное лезвие к её щеке. Прикосновение было внезапным и неожиданным, и она резко отвернулась, но он провёл лезвием по её лицу, приложил его к её щеке и повторил: «Чувствуешь?»
Она кивнула.
«Я не хочу резать вас, Августа. Было бы жаль вас порезать.»
Он знал её имя.
«Вы понимаете, Августа? Сейчас я сниму скотч с вашего рта и позволю вам говорить. Но если вы закричите, Августа, я применю скальпель не только к скотчу, но и к вам. Это ясно?»
Она кивнула.
«Надеюсь, это ясно, Августа. Честно говоря, я не хочу вас резать.»
Она снова кивнула.
«Тогда очень хорошо. Но, пожалуйста уясните, хорошо?»
Она почувствовала, как скальпель скользнул под кляп. Он повернул лезвие, и она услышала, как рвётся лента, и внезапно давление на её рот исчезло, лента была разрезана, он отрывал её концы. Когда он поднял её голову и вытащил остаток ленты, она выплюнула ватный тампон, который был у неё во рту.
«Только не кричите», — сказал он. «Вот. Почувствуйте лезвие», — сказал он и приставил его к её горлу. — «Это для того, чтобы вы не кричали, Августа.»
«Я не буду кричать», — сказала она очень тихо.
«Ах», сказал он. «Это первый раз, когда я услышал ваш голос. Это прекрасный голос, Августа. Настолько прекрасный, насколько я был уверен, что такой и будет.»
«Кто вы?», — спросила она.
«Ах», сказал он.
«Зачем вы это делаете?», — спросила она. «Мой муж полицейский, вы это знаете?»
«Да, я знаю.»
«Детектив.»
«Я знаю.»
«Вы знаете, что происходит, когда полицейский или его семья получают ранения, им угрожают или…?»
«Да, я могу себе представить. Августа, вы повышаете голос», — упрекнул он, и она почувствовала, как он усилил давление на её горло, двигая рукой так, что силу оказывал не скальпель, а жест, тем более угрожающий, поскольку она знала, что было в его руке и знала, насколько острым был этот инструмент: он разрезал ленту простым поворотом лезвия.
«Извините», — сказала она, — «я не заметила.»
«Да, вам следует быть спокойнее.»
«Мне жаль.»
«Августа, я знаю, что ваш муж детектив, потому что это было опубликовано в газетной статье, объявляющей о вашей свадьбе.
Детектив третьего класса Бертрам А. Клинг. Это его имя, не так ли?»
«Да», — сказала Августа.
«Да. Бертрам А. Клинг. Я был очень расстроен, когда прочитал это в газете, Августа. Эта заметка была напечатана в октябре, помните?»
«Да», сказала она.
«Пятое октября. Там говорилось, что в следующем месяце вы поженитесь. С этим человеком, Бертрамом А. Клингом. Этим полицейским. Этим детективом. Я был очень огорчён. Я не знал, что делать, Августа. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что я должен делать. Даже вчера утром я не был уверен, что сделаю это. И тогда, в церкви, я понял, что то, что я хотел сделать, было правильным. И теперь вы здесь. Со мной. Теперь вы будете моей», — сказал он, и она вдруг поняла, что он сумасшедший.
Александр Пайк думал, что вчера он повидал достаточно полицейских, чтобы ему хватило на всю жизнь. Но сейчас в его студии был другой полицейский, и он даже не был одним из полицейских, присутствовавших на свадьбе и приёме, и он спрашивал у Пайка о фотографиях, которые тот сделал. Пайку не нравились его внешность и манеры. Он фотографировал красивых людей уже более четырёх десятилетий, и Оливер Уикс определённо не был красивым. И он определённо не был тем, кого Пайк мог бы назвать вежливым.
«Нам нужны фотографии, которые вы сделали вчера, вот и всё», — сказал Олли. «Итак, мистер Пайк, я здесь уже полчаса, спорю с вами, и пытаюсь сказать вам, что это важно для нас, и я хотел бы получить фотографии сейчас, без лишних слов.»
«А я говорю вам, мистер Уикс, что всё, что я пока напечатал — это контактные листы…» (контактная печать, это способ получения позитивного изображения в фотографии и кинематографе, при котором отпечаток на фотобумаге или позитивной киноплёнке получается путём экспонирования сквозь прижатый вплотную негатив, без использования объектива, при этом размер отпечатка совпадает с размером негатива — примечание переводчика).
«Всё в порядке, я возьму контактные листы.»
«Я планировал пересмотреть их сегодня днём», — сказал Пайк. «Чтобы решить, где их обрезать…»
«Мистер Пайк, у вас есть негативы, не так ли?»
«Да, но…»
«Так что заведите себе ещё одну порцию контактных листов.»
«Знаете, сколько рулонов плёнки я отснял вчера?» — спросил Пайк.
«Сколько?»
«Тридцать рулонов пленки. Это больше тысячи фотографий, мистер Уикс. На самом деле это ровно тысяча восемьдесят фотографий. Я планировал просмотреть эти фотографии сегодня днём.»
«Да, я знаю», — сказал Олли, — «и решить, где их обрезать.»
«Совершенно верно.»
«Это может подождать, мистер Пайк. А нам это важнее.»
«Почему? Вы до сих пор не сказали мне, что такого важного в этих фотографиях.»
«Мистер Пайк, я не имею права разглашать эту информацию», — сказал Олли. Карелла сказал ему, что они стараются держать всё это дело в секрете, по крайней мере, до тех пор, пока не услышат что-нибудь от похитителя. Он поручил Олли получить фотографии у Пайка, не рассказывая Пайку, в чём дело, но эту миссию Олли было трудно выполнить. Более того, инструкции Кареллы не имели для Олли особого смысла. Пайк был одним из тех, кто, как он надеялся, поможет сопоставить список гостей с фотографиями. Если он не мог рассказать Пайку, в чём дело, то как он мог заручиться его помощью?
Кроме того, Олли был детективом 1-го класса, а Карелла был детективом только 2-го класса, а это означало, что Олли превосходил его по званию. Тем не менее, он не хотел пренебрегать инструкциями Кареллы, тем более что дело касалось 87-го участка, а ребята там лично были в нём заинтересованы. И это, по сути, было достаточно веским поводом для того, чтобы кто-то с ясной головой заявился сюда, кто-то, кто не знал Клинга лично, и которого не волновало ничего, кроме разгадки этой задачи. Именно это делало работу полиции увлекательной для Олли — загадки. Ему было плевать на людей, мёртвых или живых. Его волновала только головоломка. Он только что сказал Пайку, что не имеет права обсуждать, почему полиция считает эти фотографии важными. Теперь он ждал ответа Пайка.
«В таком случае», — сказал Пайк, — «я не имею права давать вам эти фотографии.»
«Тогда мне, я полагаю, просто придётся съездить в центр города и получить ордер на обыск», — сказал Олли и вздохнул. У него не было намерения ехать в центр города за ордером на обыск. На самом деле он пытался придумать, как ему сказать Пайку, что Августу похитили, напрямую не сообщив ему об этом. Позже ему пришлось бы сказать, что он ни разу не упомянул о похищении, что Пайк просто пришёл к этому выводу сам. Для этого он сказал: «Вы хотите, чтобы я поехал в центр города за ордером, мистер Пайк?»
«Да, съездите в центр на ордером.»
«Мистер Пайк, я могу получить ордер, поверьте мне. У меня есть вполне веские основания полагать, что фотографии будут служить доказательством преступления…»
«Какого преступления?» — сразу спросил Пайк.
«Неважно», — ответил Олли.
«Преступление, которое произошло на свадьбе Августы?»
«Позвольте мне сказать так», — сказал Олли. — «Было совершено преступление, мистер Пайк.»
«Где? На свадьбе?»
«Нет, не на свадьбе, а вскоре после свадьбы, и возможно, фотографии, которые вы сделали вчера, помогут нам установить личность или лиц, ответственных за это. Вот всё, что я могу вам сказать на данный момент, мистер Пайк, не подвергая при этом опасности жертву.»
«Кого? Жертву?»
«Ну, не важно, кого. Я не хочу подвергать её опасности из-за…»
«Её?» — спросил Пайк. «Девушка? Жертва — женщина?»
«Мистер Пайк, не имеет значения, кто жертва. Дело в том…»
«Но женщина ли это?»
«Да, это женщина.»
«Кто именно?»
«Мистер Пайк, я спрошу вас в последний раз. Если вы не позволите мне получить эти фотографии, мне просто придётся бежать в центр города и получать ордер, и от этого у меня волосы на заднице встанут дыбом, мистер Пайк, это действительно так. Так почему бы вам не сотрудничать с таким трудолюбивым человеком, и не дать мне эти грёбаные фотографии, ладно?»
«Я отдам их вам, если вы расскажете мне, что произошло. Что-то украли у кого-то из гостей Августы?»
«Нет, ничего не украдено.»
«Тогда кто-нибудь пострадал?»
«Нет. Никто не пострадал. Во всяком случае, мы об этом не знаем.»
«И что же произошло?» — спросил Пайк. «Августа знает об этом? Она знает, что вам нужны фотографии?»
«Нет, она не знает, что нам нужны фотографии.»
«Она знает, что было совершено преступление?»
«Да. Она знает.»
Было что-то особенное в том, как Олли сказал «Да», сделал многозначительную паузу, а затем добавил: «Она знает», и это сразу же рассказало Пайку всё, что ему нужно было знать.
«Что-то случилось с Августой», — сказал Пайк.
«Я не говорю, что с Августой что-то случилось», — сказал Олли. «Я не говорю, что с кем-то что-то случилось. Я лишь говорю, что совершено серьёзное преступление, и вы можете нам очень помочь, предоставив нам контактные листы и поехав со мной в отель, где мы сможем просмотреть их вместе с Клингом и ещё одним человеком. Возможно, вы знаете Артура Катлера, которому, вероятно, прямо в эту минуту звонят и просят пойти туда. Что вы скажете, мистер Пайк?»
«Если у Августы проблемы…»
«Да или нет, мистер Пайк?»
«Да. Конечно», — сказал Пайк.
Как и обещал Пайк, на чёрно-белых контактных листах было ровно 1080 отпечатков. Причём список гостей на свадьбу и приём насчитывал не 200 человек, как подсчитал Клинг, а ровно 212 человек. Карелла позвонил Катлеру и попросил встретиться с ним в отеле, а затем позвонил Клингу, чтобы рассказать, чего ему ожидать.
Клинг, который никогда не встречал Толстого Олли Уикса, но много слышал о нём от Коттона Хоуза, сразу же спросил, почему он вкладывает свои два цента в это дело. Карелла сказал ему, что Олли пришла в голову хорошая идея, ещё он слабо добавил, что Олли очень хороший полицейский и что им пригодится любая помощь, которую они смогут получить. Клинг сказал, что, по словам Хоуза, Олли является расистским засранцем. Карелла сказал ему, что это правда.
«Тогда зачем он нам нужен?» — спросил Клинг.
«Я думаю, он сможет нам помочь», — сказал Карелла. — «У него хорошая голова, Берт. Он склонен действовать по правилам, но иногда ему приходит в голову идея, о которой никто другой не думал.
Как, например, фотографии, которые сделал Пайк.»
«Ну, ладно», — неохотно сказал Клинг.
«Дадим ему шанс», — сказал Карелла.
«Хорошо», — сказал Клинг.
Карелла забыл подготовить Клинга к знаменитому подражанию Олли У. К. Филдсу (Уильям Клод Дьюкенфилд, более известный как У. К.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги