Покорители крыш

5

К двенадцатому дню рождения Софи почти перестала бить тарелки, и книги снова перекочевали с кухни к Чарльзу в кабинет. Чарльз позвал ее туда, чтобы вручить подарок. Он стоял на столе прямоугольной башенкой, завернутой в газету.

– Что это?

По размеру подарок был сравним со шкафчиком для ванной, но даже такой чудак, как Чарльз, вряд ли подарил бы ей что-то подобное.

– Открой.

Софи разорвала бумагу.

– Ой!

У нее перехватило дыхание. Перед ней оказалась стопка книг в кожаных переплетах разного цвета. Кожа так и сияла, несмотря на ненастную погоду.

– Их двенадцать. По одной за каждый год.

– Они прекрасны. Но… Чарльз, разве они не жутко дороги?

Казалось, на ощупь они теплые. Такая кожа не из дешевых.

Чарльз пожал плечами.

– Двенадцать – как раз тот возраст, когда пора начинать собирать прекрасные вещи. Каждая из них, – сказал он, – была моей любимой.

– Спасибо! Спасибо.

– Что ты сейчас читаешь, то с тобой и останется. Книги открывают тебе весь мир.

– Они чудесны.

Софи раскрыла книги и понюхала бумагу. Пахло ежевикой и жестяными чайниками.

– Я рад, что ты так считаешь. Но не вздумай загибать уголки страниц, иначе мне придется убить тебя «Робинзоном Крузо».

Когда Софи изучила последнюю книгу («Сказки братьев Гримм», иллюстрация на форзаце которой казалась весьма интересной), Чарльз подошел к окну и вернулся с коробкой мороженого размером с голову Софи.

– С днем рождения, дитя мое.

Софи запустила в мороженое палец. Обычно это не разрешалось, но в день рождения, пожалуй, можно было пошалить. Мороженое было вкусным и сладким. Софи взяла кусочек линейкой Чарльза и улыбнулась ему.

– Потрясающе. Спасибо. Именно таким день рождения и должен быть на вкус.

Чарльз полагал, что есть следует в красивых местах: в садах, посреди озер или на лодках.

– Я подозреваю, – сказал он, – что лучше всего есть мороженое под дождем, сидя в коляске, запряженной четверкой лошадей.

Софи прищурилась. Порой нелегко было понять, когда Чарльз шутит.

– Думаешь?

– А ты не веришь? – спросил Чарльз.

– Нет, не верю. – Софи было сложно сохранять серьезное лицо. Она чувствовала, как внутри нее нарастает смех. Казалось, она вот-вот чихнет, и сдерживаться было невозможно.

– Честно говоря, я тоже не верю. Но это возможно, – ответил Чарльз. – Давай пойдем и проверим. Не обходи возможное вниманием!

– Здорово! – Софи считала, что нет ничего прекраснее экипажей, запряженных четверкой лошадей. Сидя в коляске, она чувствовала себя королевой-воительницей. – А мы попросим, чтобы лошадей пустили галопом?

– Попросим. Но я советую тебе переодеться в брюки. Эти юбки уму непостижимы, ты словно библиотекаршу ограбила, – сказал Чарльз.

– Да! Я быстро. – Софи схватила книги и выглянула из-за них. – А что потом?

– Потом мы найдем экипаж. К счастью, на улице как раз дождливо.

Как оказалось, Чарльз был прав. Под дождем они тряслись в коляске, огибая углы, и мороженое стекало по запястью Софи. Ее волосы мокрыми змейками развевались по ветру. Есть было сложно, но Софи любила сложности.

Когда они вернулись, промокшие до нитки и наевшиеся мороженого, на коврике у двери их ждало письмо. Стоило Софи взглянуть на конверт, как она поняла, что внутри точно не поздравительная открытка. Все ее счастье как ветром сдуло.

Чарльз прочитал письмо с серьезным лицом.

– Что там? – Софи попыталась прочитать письмо, заглядывая Чарльзу через плечо, но он был слишком высок. – От кого оно? Чего они хотят?

– Я не уверен. – Он переменился в лице. В нем было не узнать того человека, которым он был всего минуту назад. – Похоже, грядет инспекция.

– Что будут проверять? Меня?

– Нас обоих. Письмо прислали из Национального агентства по охране детства. Пишут, что сомневаются, что я могу и дальше заботиться о тебе, ведь ты уже не ребенок. Они полагают, что я не научу тебя вести себя, как подобает леди.

– Что? Это ведь сумасшествие!

– В правительствах часто сходят с ума.

– Мне всего двенадцать! И вообще еще почти одиннадцать.

– Они все равно собираются нас навестить.

– Кто они? Кто их отправил?

– Двое мужчин. Одного зовут Мартин Элиот. Другое имя мне не прочитать.

– Но почему? Почему какие-то незнакомцы имеют право решать за меня? Они ведь меня не знают! Это просто какие-то люди!

– Люди! Знаю я таких людей. Не люди это. Так, дураки усатые.

Софи прыснула от смеха. Затем протерла глаза.

– Что будем делать?

– Думаю, надо навести порядок.

Чарльз с Софи осмотрели коридор. Софи показалось, что там и так достаточно чисто, если не считать стихотворений, которые она переписала прямо на обои, да паутины по углам. Софи любила пауков и, смахивая пыль, не тревожила их сети.

– Придется мне убрать пауков?

– Боюсь, что да, – ответил Чарльз. – А мне придется подрезать плющ.

Год назад плющ проник через окно внутрь дома, полез по стене коридора и завился нарядной шляпкой над портретом бабушки Чарльза. Софи это ужасно понравилось.

– Может, оставишь ту часть, что над бабушкой Паулиной? Они ведь не заметят?

– Конечно. Я постараюсь. – Но Чарльз думал явно не о бабушках. – А еще надо заняться тобой, Софи.

– Мной? – вспыхнула Софи. – Но что со мной не так?

– На мой взгляд, ты близка к совершенству. Но сдается мне – поправь меня, если я ошибаюсь, – что твоя прическа одобрения не встретит. Нет, не спереди, а вот здесь, сзади.

Софи ощупала затылок.

– А с ней что не так?

– Вообще-то ничего. Просто твои волосы в клубок скатались. Насколько мне известно, волосы чаще сравнивают с шелком. Или с волной.

– Ой! – Софи подозревала, что он прав. Она ни разу не читала ни об одной героине с клубком волос на голове. – Я этим займусь.

Тем вечером Софи вступила в схватку с волосами. Сначала казалось, что выигрывают они. Колтун скатался у нее на самом затылке, где достать его было непросто. Но так всегда с колтунами. Софи упрямо распутывала его, пока ее колени не оказались усыпаны волосами, но колтун по-прежнему был громаден. Она снова с силой потянула, и гребень раскололся надвое и остался висеть у нее в волосах.

– Проклятье, – тихонько выругалась она.

Софи спустилась в кухню и нашла ножницы. Проткнув колтун лезвием, она прикусила язык для храбрости и разрезала узел. И сразу почувствовала удовлетворение. Вырезав гребень и большую часть колтуна, она заплела волосы в толстую косу. Если не приглядываться, подумала она, ничего не заметишь. Она осторожно ощупала голову. Чтобы выглядеть как леди, приходилось идти на жертвы.

В день инспекции Софи терла руки, пока у нее не заблестели ногти и пока она не соскребла себе кожу с костяшек. Чарльз начистил ей туфли, смешав свечной воск с углем, и отгладил одежду горячим кирпичом, потому что утюга у них не было. Чарльз подмел пол, а Софи вымыла стены – да так старательно, что соскребла и половину рисунка с обоев. Потом она расставила по всему дому вазы с цветами. Везде запахло мылом и лепестками роз.

– Кажется, смотрится неплохо, – сказала она. Софи всегда любила этот дом, но в тот день он казался особенно красивым. – Даже замечательно.

Не в силах усидеть на месте, они оба встали возле двери. В последнюю минуту Софи пришла в голову мысль.

– Сколько времени осталось до их прихода? – спросила она у Чарльза.

– Минуты три, пожалуй. А что?

– Я сейчас вернусь.

Она взбежала по лестнице, перепрыгивая по четыре ступеньки зараз. В спальне она напудрила нос тальком и подрумянила щеки и губы. Зеркала в комнате не было. Оставалось только надеяться, что получилось хорошо.

Когда она спустилась, Чарльз удивленно моргнул. Софи и так подозревала, что похожа скорее на клоуна, чем на изящную юную леди, но никто не успел ничего сказать, потому что раздался звонок.

На пороге стояла женщина с папкой в руках и кислой миной на лице. Мужчина рядом с ней держал в руке портфель. Его лицо частично скрывала густая растительность. Софи он показался немного знакомым.

– Усатый, – шепнул Чарльз, и Софи едва не расхохоталась.

Они проводили пришедших в гостиную. От чая инспекторы отказались и сразу приступили к расспросам. Вопросы Софи покоробили. Казалось, она попала под перекрестный огонь.

– Почему ребенок не в школе? – спросила женщина.

Софи подождала ответа Чарльза, но тот промолчал, поэтому она ответила сама:

– Я не хожу в школу.

– Почему? – спросил мужчина.

– Меня учит Чарльз.

– У вас бывают полноценные уроки? – скептически поинтересовалась женщина.

– Да! – сказала Софи. – Конечно. – Ей в голову пришла полезная фраза. – Чарльз говорит, без знаний видишь только половину мира.

– Хм… И эти уроки проходят каждый день?

– Да, – солгала Софи. На самом деле уроками они занимались, только когда кто-нибудь из них вдруг вспоминал об этой необходимости. Сама Софи то и дело о ней забывала.

– Ты умеешь читать? – спросила женщина.

– Конечно, умею! – Вопрос был глупым. Софи не могла припомнить, когда она не умела читать, точно так же, как не могла припомнить и когда не умела ходить.

– Знаешь математику?

– Э-э… Да, – ответила Софи. Это было правдой. Почти. – Но терпеть не могу таблицу умножения на семь. Зато таблицы на восемь и на девять мне нравятся.

– Ты знаешь катехизис?

– Нет, – сказала Софи и похолодела. – Я не знаю, что это. Какой-то поэт? Если хотите, я могу прочитать наизусть почти всего Шекспира.

– Нет, спасибо. В этом нет необходимости. Ты умеешь готовить?

Софи кивнула.

– Домашние блюда, выпечку, бисквиты для званых ужинов?

– Э-э, да. Думаю, да. – Это не ложь, твердо сказала она себе. Бисквиты она никогда не готовила, но любой, кто умел читать, умел и готовить, нужно было только достать подходящую книгу.

– Похоже, ты плохо питаешься. А еще ты сутулишься. И ты слишком бледная. Почему она такая бледная?

Чарльз впервые подал голос.

– Она не слишком бледная. Она выточена из лунного камня.

Женщина фыркнула, а мужчина пропустил это мимо ушей, осматривая комнату.

– Здесь проходят ваши уроки? – спросил он Софи.

– Обычно они проходят… – Софи хотела сказать «на крыше», но Чарльз вовремя округлил глаза и едва заметно покачал головой, поэтому она поправилась: – Да. Обычно здесь.

– Где же тогда ваша доска?

Софи не придумала убедительного ответа на этот вопрос и сказала правду.

– Доски у нас нет.

– Как же можно хоть чему-то научиться без доски? – спросила женщина.

– У меня есть книги. И бумага. А еще, – просияв, добавила Софи, – мне разрешают писать и рисовать на стенах, но только не в кабинете. И не в коридоре. Там рисовать можно только за вешалкой.

Почему-то женщине это не понравилось. Она встала и повернулась к своему спутнику.

– Начнем? Я и думать боюсь, что нас ждет.

Они пошли с инспекцией по дому, словно намереваясь его купить. Они проверили, нет ли дырок в простынях, и не запылились ли шторы. Они заглянули в кладовую и сделали себе пометки, увидев ровные ряды сыров и банок с вареньем. Наконец они поднялись к Софи на чердак и изучили содержимое ее комода.

Женщина вытащила красные брюки, и мужчина печально покачал головой. Зеленые брюки – с любопытными пятнами на лодыжке – заставили женщину содрогнуться.

– Неприемлемо! – сказала она. – Мистер Максим, меня поражает, что вы такое допускаете.

– Вовсе он ничего такого не допускает, – заметила Софи. – Они ведь мои. Чарльз к ним не имеет отношения.

– Девочка, прошу тебя, помолчи.

Софи захотелось ее ударить. Чарльз подошел поближе к Софи, но ничего не сказал. Он упорно хранил молчание – и молчал даже внизу, пока не пожал инспекторам руки и не сказал им несколько слов на прощанье. Как Софи ни пыталась, расслышать ей ничего не удалось. Закрыв за ними дверь, она осела на коврик.

– Что они сказали? Я хорошо держалась? – Она пожевала кончик своей косы. – Мне они совсем не понравились, а тебе? Я хотела в них плюнуть. Особенно в этого дядьку! Он прям вылитый бабуин!

– Я счел его прекрасным доказательством теории эволюции. Согласна? А женщина! Да я встречал и кованые заборы, в которых больше человечности.

– Что они сказали, когда уходили?

– Сказали, что составят отчет.

– Но это ведь не все? Вы говорили дольше.

– Думаю, нам надо поговорить. Где нам будет удобнее всего? На кухне?

Но Софи не хотела сидеть там, где только что ходили инспекторы. Дом после них казался затхлым и холодным.

– Нет, на крыше.

– Конечно. Я возьму виски. Сбегай на кухню за сливочником. Пожалуй, в такой день сливки не помешают.

Софи бросилась на кухню. Сливочник стоял в леднике. Софи прихватила еще варенье и буханку свежего хлеба. Когда она поднялась на крышу, Чарльз уже сидел на трубе.

– Садись. Ты в порядке?

– Да, конечно. В чем дело? Что они сказали?

– Софи, постарайся поверить тому, что я тебе сейчас скажу. И постарайся понять. Сделаешь это ради меня?

– Само собой, – ответила Софи, в нетерпении смотря на Чарльза. – С чего бы мне тебе не верить?

– Не будь так уверена, любовь моя. Верить – это талант.

– Хорошо. Я тебе поверю. В чем дело?

– Съешь немного хлеба с вареньем. Можешь даже обмакнуть его в сливки.

– Чарльз, в чем дело?

Чарльз оторвал кусочек хлеба и скатал его в комок большим и указательным пальцами.

– Прежде всего, поверь: если тебя заберут, это разобьет мне сердце. Ты стала величайшим приключением моей жизни. Без тебя в моей жизни не было бы света. – Он посмотрел на Софи. – Ты понимаешь это, Софи? Ты мне веришь?

Софи кивнула и вспыхнула. Она всегда краснела, когда о ней говорили хорошие вещи.

– Да. Кажется, верю.

– Но я никак не могу помешать этим людям. Юридически ты не моя. Юридически ты в собственности государства. Ты это понимаешь?

– Нет, не понимаю. Это глупо!

– Не могу с тобой не согласиться. И тем не менее это так, дитя мое.

– Как я могу принадлежать государству? Государство ведь не человек. Государство никого любить не может.

– Я понимаю. Но я думаю, что они хотят тебя забрать. Они не сказали ничего наверняка. Но дали пару намеков.

Софи вдруг похолодела.

– Они не могут.

– Могут, дорогая моя. Правительства способны как на великие, так и на глупые вещи.

– Что, если мы сбежим? В другую страну? Мы можем уехать в Америку.

– Они нас остановят, Софи. Скажут полиции, что я тебя похитил.

– Откуда ты знаешь? Уверена, они так не сделают! – Софи вскочила на ноги и потянула его за руку, за рукав, за волосы. – Давай уедем. Мы просто уедем, Чарльз. И не надо никому говорить. Пока они не отправили свой отчет. Пожалуйста! – Чарльз не двигался. Софи вцепилась ему в рукав. – Пожалуйста.

– Прости, дорогая. – Казалось, он стал вдвое старше, чем был этим утром, и Софи как будто даже расслышала, как захрустели его шейные позвонки, когда он покачал головой. – Они придут и заберут тебя обратно, дорогая. В этом мире есть люди, которые не терпят никаких отступлений от правил. Мисс Элиот – одна из них. Мартин Элиот – другой.

Софи подпрыгнула.

– Элиот! Он сразу показался мне знакомым! Чарльз, думаешь, они родственники?

– Господи! Вообще-то, это вполне возможно. Боже мой! Она говорила, что ее брат работает в правительстве.

– Вот ведьма! – Мысль о мисс Элиот почему-то помогла. Злиться было проще, чем печалиться. – Ты ведь знаешь, я не сдамся. – Сказав это, она сразу почувствовала себя отважнее и сильнее. – Я никуда не уйду.

Но легко было пообещать оставаться сильной. Гораздо сложнее оказалось быть сильной, когда пришло письмо.

Оно пришло серым утром понедельника. Адресовано оно было Чарльзу, но Софи все равно открыла бы конверт, если бы Чарльз мягко не забрал его у нее из рук. Софи внимательно следила за выражением его лица, но оно было непроницаемо: невозможно было ни о чем догадаться.

– Можно мне посмотреть? Можно? – спросила она, не дожидаясь, пока Чарльз дочитает письмо. – Что пишут? Все хорошо? Мне можно остаться? Только не говори, что нельзя. Дай посмотреть!

– Нет… ничего…

Казалось, дар речи покинул его. Он протянул Софи письмо, и та поднесла его к свету.

Софи нахмурилась.

– И зачем им так выражаться?

Она терпеть не могла официальные письма. От них ей было не по себе. Казалось, у писавших их людей вместо сердец картотеки.

– Читай дальше, Софи, – сказал Чарльз мрачнее обычного.

– Что еще за «определенные элементы»? – Софи ткнула пальцем в письмо. – Я не понимаю!

– Я не знаю. Могу только догадываться.

– Это они о моих брюках, да? – воскликнула Софи. – Безумие! Какие они злые!

– Читай дальше, – сказал Чарльз.

– Что такое каторжные работы?

– Тюрьма, – ответил Чарльз.

Софи вдруг почувствовала внутри пустоту. Она отчаянно пыталась найти слова.

– Они мое имя неправильно написали.

– Это точно.

– Если уж они решили разбить мне сердце, так могли бы хотя бы имя правильно написать.

Она взглянула на Чарльза. Он и бровью не повел.

– Чарльз? – По щеке Софи покатилась одинокая слеза. Софи сердито слизнула ее и сказала: – Прошу тебя, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.

– Ты поняла письмо?

– Они меня у тебя забирают. Они тебя у меня забирают.

– Они точно намерены попытаться.

Софи не хотелось прикасаться к письму. Она бросила его на пол и встала на него. Затем подняла и прочитала снова. Смириться с оценкой «совершенно неподходящие» она не могла.

– Думаешь, если бы я носила юбки… И не сутулилась бы… Или была бы красивее… Или, не знаю, милее… Они бы разрешили мне остаться?

Чарльз покачал головой. Софи с удивлением заметила, что он молча плачет.

– Что теперь? – Она сунула руку к нему в карман, вытащила носовой платок и вложила его Чарльзу в руку. – Вот. Чарльз, прошу тебя, скажи что-нибудь. Что мы теперь будем делать?

– Прости меня, дитя мое. – Софи никогда прежде не видела, чтобы человек был настолько бледен. – Боюсь, нам ничего не сделать.

Вдруг Софи поняла, что больше этого не вынесет. Она бросилась в свою комнату, спотыкаясь о ступеньки. В глазах стояли слезы, и все вокруг расплывалось. Не думая, Софи схватила кочергу и ударила ею по футляру от виолончели. Тот с громким треском раскололся. Она ударила по кувшину с водой, стоявшему возле кровати, и осколки разлетелись по подушке и одеялу. Снизу донеслось восклицание, по лестнице застучали шаги. Софи топтала и пинала футляр. Во все стороны летели щепки крашеного дерева.

Если вы никогда не разбивали кочергой деревянный ящик – попробовать стоит. Через некоторое время Софи почувствовала, что снова может дышать.

– Я никуда не уйду, – шептала она при каждом ударе. – Никуда не уйду.

Хотя по лицу Софи по-прежнему текли сопли и слезы, теперь они ее не душили. Она вошла в ритм – удар, вдох, удар, вдох.

– Не уйду, – шептала она. – Нет. – Бах! – Нет. – Бах! – Нет.

Только через несколько минут она поняла, что Чарльз стоит на пороге.

– Ты жива, дорогая?

– Ой! Я просто…

– Что ж, весьма разумно. – Он осмотрел комнату, а потом взял Софи за руку и повел в ванную. – Без горячей воды здесь не обойтись.

Больше он ничего не сказал, поэтому Софи осталось лишь свернуться клубочком на груде полотенец, икая и шмыгая носом, пока Чарльз внизу ставил на плиту все имеющиеся у них кастрюли, чтобы нагреть воду, а потом поднялся и добавил в горячую ванну сушеную лимонную кожуру и мяту.

– Полчаса не вылезай. У меня дела.

Спокойно сидеть в ванне Софи не могла. Вместо этого она мерила комнату шагами и стучала по стене, пока снизу не раздался голос Чарльза.

– Залезай в ванну, Софи, и побрызгайся немного. Не поверишь, но брызги порой творят чудеса.

Софи забыла, что ванная находилась как раз над кухней. Вздохнув, она разделась и сердито стащила ботинки.

– Ну все! – крикнула она. – Я залезла.

Теперь надо было действительно залезть в ванну, иначе получилось бы, что она солгала. Горячая вода доходила ей до пупка, а лимонная кожура липла к ногам. Как только она полностью погрузилась в горячую воду, гнев как ветром сдуло. Софи обмякла и легла в ванну. Сердце ее тоже обмякло. Из головы вылетели все мысли.

Наконец выбравшись из ванны, она добрела лишь до коврика в своей спальне, как вдруг ее колени подогнулись и она упала, завернутая в полотенце. Она лежала там в полудреме и смотрела в пустоту.

Постепенно пустота сменилась чем-то. По стене запрыгал солнечный зайчик, и очень долго Софи смотрела на него невидящими глазами.

Она обернулась к груде деревянных щепок, в которую превратился ее футляр от виолончели, и попыталась определить, что отражает свет. Вдруг кровь прилила к ее щекам, и Софи вскочила на ноги.

Зеленая суконная подкладка не до конца оторвалась от длинной щепки крашеного дерева. Софи схватила щепку и посадила занозу в большой палец.

– Ай! Черт!

Под зеленым сукном к дереву была прибита медная табличка. Отражаясь от нее, лучик солнца танцевал в дальней части комнаты.

На табличке был адрес. Но не английский.

Чтобы его прочитать, Софи пришлось положить щепку на стол. Руки слишком дрожали, чтобы держать ее ровно.

Софи нашла Чарльза в кабинете. Он сидел у окна с газетой в руках, но казалось, что глаза его ничего не видят. Капли дождя падали на первую страницу, отчего шрифт расплывался, но Чарльз даже не пытался заслониться от сырости.

Когда Софи подбежала к нему, он даже не оглянулся. Лишь моргнул, но в его темных глазах ничего не промелькнуло. Испугавшись, Софи залезла на подлокотник его кресла и потянула Чарльза за рукав. Потом она подумала, что готова хоть брови ему пожевать, лишь бы только привлечь его внимание.

– Смотри! Чарльз, смотри!

Он медленно поднял глаза. Едва заметно улыбнулся.

– На что смотреть?

– На это!

Чарльз поискал очки, но так их и не обнаружил, а потому поднес табличку прямо к носу.

– Маре, Париж. Что это, Софи?

– Она была французской! Виолончель была французской!

– Где ты это нашла?

– Мы должны поехать во Францию! Прямо сейчас! – Софи задыхалась от волнения. – Сегодня!

– Присядь, Софи, и объясни все толком.

Софи села прямо Чарльзу на ноги, чтобы он не мог пошевелиться. Во рту у нее пересохло, и ей пришлось немного пожевать язык, пока не выделилось достаточно слюны, чтобы говорить. Затем Софи все объяснила, стараясь сохранять спокойствие.

Чарльзу и секунды не понадобилось, чтобы понять, о чем она говорит. Он вскочил на ноги, и Софи отлетела на коврик перед камином.

– Боже мой! Поющие саламандры! Софи! Ты умница! Почему же мне и в голову не пришло, что она может быть французской? Хлебну-ка я виски. Господи Иисусе…

Софи перекатилась под стол.

– Может, она живет в Париже?

– И правда! Это возможно, Софи. Не говорю, что это вероятно, дорогая, ведь ты понимаешь, что футляр может быть не ее, но это все же возможно. Ну конечно же! Франция! Боже мой!

– А возможное нельзя обходить вниманием!

– Именно! Дорогая моя, какое открытие ты сделала! – Он взглянул на письмо, которое по-прежнему лежало на столе. – Мы должны во что бы то ни стало отсюда выбраться.

– И поехать в Париж? – Софи скрестила все пальцы на руках и ногах.

– Конечно. Куда же еще? В Париж, Софи! Торопись! Пора собираться! Возьми свои лучшие брюки и самые белые носки!

Казалось, протрубили в горн. Софи вскочила на ноги. Потом сказала:

– Пожалуй, у меня нет ни одних достаточно белых.

– Тогда купим новые по приезде!

– Парижские брюки! Вот здорово! – Софи хохотала, но письмо от Мартина Элиота по-прежнему лежало на столе и как будто наблюдало за ней. – Они придут за нами?

– Возможно. Да. Весьма вероятно. Поэтому мы уезжаем завтра.

– Что? Правда?

– Да.

– Правда-правда?

– Я бы не стал шутить такими вещами. – Чарльз раскрыл газету на странице с новостями о торговле, прогнозом погоды и расписанием отплытия кораблей. – А если они решат отправиться в погоню за нами – или, что более вероятно, предупредят французскую полицию, – у нас в запасе будет хотя бы два-три дня.

– Дня? – Софи надеялась на несколько недель. Конечно же, речь шла о неделях.

– Да, дня. Нам надо быть настороже, Софи, но у нас есть фора. – Он поставил крестик возле колонки с расписанием кораблей и приливов и закрыл газету. Его глаза горели от восторга, и от этого Софи стало тепло на душе. – Организации, Софи, гораздо глупее людей. Особенно когда речь идет о тебе. Не забывай об этом.