Покорная

Глава 5

— Мама, Иззи сказала, что у нас не будет красивого дома. Она сказала, что мы снова будем жить с кем-то. Это правда, мам? — спросила я, сидя на переднем сидении. Я была маленькой. Очень. Возможно такого же возраста, как и Офелия.

— Ты трепло! Я не хотела, чтобы ты говорила ей это, — пожаловалась Иззи с заднего сидения и ударила меня. Подождите. Ударила кого? Я была на переднем сидении. Или на заднем?

— Почему ты так сказала, Изабелла? — спросила мама, оглядываясь через плечо, бросая на Иззи строгий взгляд.

— Ну, ты всегда об этом говоришь, но никогда эти слова не становятся реальностью, — сказала я правду. Все было так знакомо и в то же время так чуждо. Безопасность. Я чувствовала себя в безопасности. Большей, чем когда-либо в жизни. Я думаю…

— Могли бы мы так жить, если бы нам нужно было заботиться о доме? Неужели вам действительно хочется жить в стенах одного и того же дома год за годом? — Мама подмигнула, и ярчайшая улыбка зажгла ее лицо. Она обнажила белые зубы из-под красных губ. Это значило, что я была права. У нас не будет своего дома.

Я видела свою молодую мать, словно она стояла у меня перед глазами. Словно могла протянуть руку и коснуться ее прекрасного лица. Ее волосы завивались, как у меня и Иззи, у кончиков. Подождите. Иззи? Настоящая жизнь смешалась с другой реальностью в моем сне, который больше походил на некое подобие галлюцинации. Она была реальной и все же не совсем.

— Ну, у нас могли бы быть качели, — произнесла я снова с переднего сидения.

Голос Изабеллы прервал беседу между мной и мамой.

— Посмотрите на все эти цветы, — произнесла она чуть громче шепота. Ангельский голосок. Наши с мамой разговоры о доме с двухуровневыми кроватями и игровой площадкой закончились с этими мягкими словами.

Я выглянула в окно. Золотые цветы походили на ковер, устилающий пустыню. Сотни цветов, а может и миллионы триллионов. Там было больше цвета, чем у меня в цветных карандашах. Я была поражена. Все мы были.

— Пойдемте, девочки, — сказала мама веселым голосом. Это означало новые приключения. Нас ожидало веселье. По мере взросления мы поняли, что это обычно значило нарушение закона.

Мы с Гэбби выскочили из машины и побежали за мамой, наши руки парили в воздухе, словно орлы, летающие высоко в небе. Запах желтых и оранжевых цветов наполнял наши носы, пока мы бегали в свете солнца.

— Ложитесь. Мы должны лечь, — настояла мама. Конечно, мы с Иззи сделали это. Рука об руку мы легли на кровать из цветов. В ярко-голубом летнем небе виднелись молочного цвета облака. Легкие и пушистые. Легкий ветерок приносил к нам аромат цветов. Я видела, как наши с Иззи носики морщились. Запах был похож на рыбий. Эти цветы не были благоухающими. От них не пахло чудесной лавандой или розой. Но мама даже не заметила этого. Она была в том состоянии, когда просто веришь во что-то большее, возможно, размышляла, что мы были посланы на эту землю не просто так. Все это был лишь тест перед тем, что нас ожидало. Моя мама повторяла нам это, сколько я себя помнила.

— Что вы видите, Клайды?

— Я вижу пони, — произнесла я, но тут же поняла, что она имела в виду не это.

Мою руку сжали с тихим пониманием, и я услышала вздох. Дальше была очередь Иззи, и она произнесла то, что мама хотела услышать.

— Я вижу весь мир, — сказала она в восхищении, не замечая плывущего пони, но видя что-то волшебное. Что-то грандиозное, большее, чем она сама. Что-то, что видела и моя мать.

— Правильно, малышка. Там весь мир. Не забывайте это. Слышишь, Габриэлла? Не позволяйте кому-либо ограничивать вас. Вы должны уметь за себя постоять. Слышите?

Мама всегда говорила мне подобные вещи. Я не была похожа на Иззи. Не внутренне. Я была легкой добычей. Даже дети на игровой площадке брали надо мной верх, толкая с качелей или прогоняя с горки. Я всегда смирялась, в то время как Иззи давала им по носу. Я всегда была тихой, следовала примеру других, выполняла просьбы и приказы.

Даже там, лежа на кровати из цветов, глядя в волшебный мир, я узко мыслила. Пони в облаках. Мама не хотела, чтобы мы видели пони. Она хотела, чтобы мы видели нечто большее. Отпустив мою руку, она оперлась на локоть, обращая все внимание на меня.

— Гэбби, скажи, что видишь больше. Скажи, что видишь вселенную. Что-то большее, чем ты сама, — молила она, положив руку на мое сердце.

— Больше, чем я? — Я этого не понимала. Не потому, что была глупа. Я была умной. Просто не настолько умной, как Иззи.

— Да, Габриэлла. Больше, чем ты. Здесь. Никогда не сдавайся. Бери все, что хочешь. Обещай мне это.

— Обещаю, — сказала я, убеждая ее в чем-то, чего не понимала. Какова бы ни была причина. Иззи понимала. Может ей передался ген безумия? Кто знает.

Я сорвала цветок, не заинтересовавшись в чуждых убеждениях матери.

— Это калифорнийские маки. Они закрываются ночью. И плохо пахнут. Как рыба.

Мама вздохнула и откинулась назад, снова взяв каждую из нас за руку. Это была одна из врожденных вещей — духовность, которую чувствуешь. Нельзя этому научить. Она просто есть. Внутри. Я ее не понимала и не имела.

Мама захихикала и посмотрела на меня.

— Таков, значит, запах?

— Эй! Вы что делаете? Вам сюда нельзя.

Мы трое подняли головы навстречу егерю. Шляпа с широкими полями защищала его глаза от солнца, а сам он был одет в темно-серую форму.

— Оставайтесь тут, девочки, — сказала мама, поднимаясь на ноги.

— Простите. Мы уйдем. Мы никому не хотели навредить. Я, эм… У меня своеобразная миссия с ними. У меня осталось мало времени.

— Мало времени? — спросил мужчина в форме, попавшись на крючок. Мама подошла к нему ближе, чтобы поведать свою историю, в которой ей осталось жить три месяца. Маковое поле — один из пунктов в ее длинном списке дел, которые нужно успеть сделать с девочками до смерти.

Эта история была хорошей. Парень разрешил собрать нам столько вонючих цветов, сколько мы хотели, а затем отвез в город покормить. Настоящей едой. Не арахисовым маслом.

Мы также бесплатно получили комнату в отеле на пять полных ночей. Какой-то парень поставил на машину мамы новые шины, также для нас был проведен сбор средств в церкви, куда мы ходили с егерем и его женой.

Мне там понравилось. Это был дом, которого я так жаждала. Стабильность, настолько необходимая маленькой девочке. Кровать, которую можно было назвать своей. Но, несмотря на мои мольбы, обращенные к матери, о разрешении остаться, мы уехали тем днем. Уехали с полным баком бензина, корзиной продуктов для нас с Иззи и конвертом, набитым деньгами. Поехали на север, кто знает куда.

* * *

Мои глаза открылись на звуки океана и прохладного бриза, наполняющего мои легкие. Ошеломленная, я лежала неподвижно, ощущая безнадежность. Шторы раскачивались взад-вперед, а яркое солнце отражалось от мраморных плит. Сделав глубокий вдох, я задумалась о сне. Это была реальность. Я знала это. Воспоминание. Это хорошие новости. Значит, я шла на поправку.

Пошевелив здоровой ногой, я вспомнила о плотной коже и поясе верности между ног. И, естественно, мне нужно было в туалет. Часы на прикроватном столике показывали девять утра. Если мои дети спали до такого времени, я была счастливой матерью. Мне удалось сесть, и взглядом я поискала интерком и кнопку связи. Ничего не обнаружив, я поняла, что значили слова «постоянно включен».

— Алло? — выкрикнула я в пустую комнату.

— Дай две минуты. Сейчас буду, — раздался голос Пэкстона неизвестно откуда. Услышав его во всей комнате, я резко дернула головой и скривилась от возникшей боли.

Дотянувшись до костылей, я поковыляла на веранду, не заметив, как он подошел и открыл раздвижные двери. Я ничего не слышала.

— Вау, — пробормотала я. Океан вдали вызывал чувство улучшения. Вид был восхитительным. Завораживающим. Не знаю, что повлияло на меня — магнитуда океана или сон. Черт, может, моя мать. Что бы то ни было, я чувствовала себя лучше. Словно все наладится. Я чувствовала это. Также я чувствовала пояс между ног и нужду пописать.

— Хочешь позавтракать там? В это время здесь хорошо. Вплоть до двух часов, когда солнце находится прямо над домом. Но когда оно огибает дом, атмосфера снова прекрасная. Обычно около пяти вечера. Можно будет пожарить мясо на гриле, пока девочки будут играть.

Я нахмурилась, переведя взгляд на голос Пэкстона. Он жизнерадостно улыбался — слишком жизнерадостно. Я потерла шею, задумавшись, что вызвало боль — его смена настроения или моя авария.

Он ненормальный.

— Эм. Да. Хорошо. Они еще спят?

— Нет. Триша отвезла их в дневной лагерь. Сегодня они делают бумажные маски. — Он усмехнулся так, словно мы были обычными мужем и женой, обсуждающими своих детей.

— Триша?

— Да, она присматривала за ними, пока нас не было. Нам все еще нужно выяснить, куда ты направлялась. Как спалось? — спросил он, обнимая меня за талию. Поцеловав мою шею, он уставился на океан вместе со мной. — Люблю находиться здесь в это время. Моя любимая часть дня.

Я молчала. Не была уверена, когда мне позволено говорить, а когда нет. Я не произнесла ни слова, но точно знала, что он слышал мое сердцебиение.

Его рука залезла мне под ночнушку, вверх по животу, к груди и дальше к соскам. Пэкстон присосался к моей шее, крутя возбужденные соски между пальцами. Другая его рука скользнула по внутренней части моей ноги, в то время как его пах прижался к моей попе.

Естественно, мгновенно появилась эрекция. Он толкался своим твердым жезлом мне в попу, исследуя руками ребра и грудь. Затем, схватив меня за шею, он прошептал хриплым голосом.

— Боже, я чертовски по тебе скучал.

Мир вокруг закружился, когда он отошел назад, оставляя меня задыхаться от злости. Слабая пульсация между ног говорила мне правду, вот только мозг ее отвергал.

— На будущее: обычно ты остаешься в постели, пока я не приду и не освобожу тебя. На этот раз ничего страшного. Сделаем это в ванной, — объяснил Пэкстон, снова притворяясь нормальным мужем, обсуждающим с женой что-то обыденное.

Я втянула воздух и поскакала к ванной, Пэкстон следовал за мной. Он держал руку на моей спине, не убирая ее всю дорогу до туалета. Повернув меня к себе лицом, он опустился на колено и открыл все три замка. Я услышала щелчок и почувствовала легкий бриз, когда он опустил переднюю часть. Он посмотрел на меня и затем передвинулся к моей попе. Пэкстон с великой гордостью вынимал цепь из моих ягодиц. Медленно вытянул ее и забрал костыли, предлагая руку.

Как мило. Кретин.

Я приняла ее только лишь потому, что мне была необходима помощь, чтобы сесть.

— О, боже мой, Пэкс. Я даже пописать без тебя не могу? То есть, Пэкстон. Пэкстон, — повторила я, увидев, как его лицо мгновенно похолодело. Он не сказал ничего. Ни слова. Лишь безразлично смотрел на меня. — Прости, но я не могу писать, когда ты смотришь на меня, — призналась я более мягким тоном. Больше самой себе, нежели ему. Я не собиралась потакать его эго. Мне просто хотелось сходить в туалет без публики.

— Да, ты можешь. Всегда так делаешь. Ты сможешь сделать это, — убедил он меня. Злость ослабла, расправляя морщины у него на лбу. Он перевел от меня взгляд и раздвинул мои ноги, самодовольно ухмыляясь. Я взглядом метала в него невидимые ножи, но он этого не замечал. Он был слишком занят своим извращением. Большим пальцем он отодвинул левую половую губу в сторону, облизывая при этом свои губы.

Я не могла писать. Как сильно бы не старалась. Не получалось.

— Не выходит.

— Уверена? Это убережет тебя от боли, вызванной возвращением сюда чуть позже. Или делай дело, или вставай.

— Серьезно, Пэкстон. Хотя бы отвернись.

Пэкстон приблизился к моим губам, массажируя пальцами мой клитор. Провел рукой по моей челюсти, запустил ее мне в волосы у шеи, хватая их в кулак, и рывком дернул голову назад.

— Молчи. Это ведь так просто. Не хочу слышать ни слова, пока не разрешу. Эта киска стала моей, когда я позволил тебе взять мою фамилию. Эта киска писает, когда я говорю ей. Пописай. Сейчас же, или мы закончили здесь.

Я не ответила.

Но все еще не могла сходить в туалет. Неважно, как я себя уговаривала. Просто не могла, да и Пэкстон не давал мне. Его большой палец на моем клиторе удерживал меня. Это именно то, что ему нужно.

— Если это игра, продолжай играть в нее. Мне кажется, я выиграл лотерею. Нравится забавляться с тобой. Мой член твердеет от мысли об этом, — сказал он, поднимаясь. Наклонившись, он снова поцеловал меня, пропихивая язык мне в рот. Его пальцы скользнули от моей пульсирующей кнопочки ко входу, распространяя смазку от заднего входа до клитора и обратно. — Знаешь, что еще?

И снова я промолчала. Смотрела на него широко раскрыв глаза.

— Тебе это, черт возьми, нравится. Твоя киска не может не намокнуть, когда я подхожу к тебе. Мне нравится эта новая ты. Продолжай в том же духе.

И как обычно он остановился. Два пальца скользнули глубоко в меня, большой палец надавил на бугорок, и еще один на анус. И все. После этого он просто встал и протянул мне мои костыли.

Пэкстон повел меня на веранду, держа руку на моей пояснице. Ноги отказывались идти, когда я поняла, что он хотел вывести меня на улицу без трусиков.

— Я не выйду туда на обозрение всему миру полураздетой, — запротестовала я.

Он потянул меня за руку, а я должна была выбрать — идти или упасть. Я пошла. И, конечно, как только я сделала первый шаг, снова ощутила нужду. Он оставил меня, а сам пошел за кофе и тарелкой с беконом, яйцами и тостом. Я наслаждалась утром, по большей части. И мне все еще нужно было в туалет.

Я отказалась от еды, но взяла кофе и таблетку. Хотя, казалось, она не особо была мне нужна. Небольшая боль чувствовалась в бедре и плече, но в основном, когда я двигала ими. Я приняла таблетку ради кайфа. Ради возможности избежать этого безумия, возможно, даже вздремнуть.

Пэкстон разговаривал, сидя возле меня лицом к океану, будто мы были самой счастливой парой на свете. Я видела мужчину с собакой, прогуливавшихся по пляжу, и одного бегуна. Это был красивый, открытый пляж. Я была в раю, но замужем за дьяволом. Соседей с этой стороны дома видно не было. Ничего, кроме зеленой лужайки, открытого пространства и бесконечного моря.

— Мне нужно уехать после полудня ненадолго. Нужно встретиться с Уолтонами для последней проверки. Триша поможет тебе с обедом и уложить девочек. Думаю, ты справишься с ними сама, пока я не вернусь.

Я заколебалась, гадая, было ли мне позволено говорить. И все равно заговорила.

— Мы с ней друзья, с Тришей?

Пэкстон засмеялся.

— Ну, если хочешь, называй это так. У тебя особо нет друзей. Я твой друг, Роуэн твоя подруга и Офелия твоя подруга. Это все, что тебе нужно. Остальные — знакомые. Общество мамочек. Для тебя этого достаточно.

— Ох, конечно, раз ты так говоришь, — ответила я саркастично. Не смогла сдержаться. Неужели он действительно имел это в виду? Серьезно? Он выбирал и моих друзей? Выражение его лица подтверждало слова. Конечно, он был серьезен. — Не взрослые ли они уже для дневного сна? — спросила я, борясь с желанием сказать больше.

— Почти. Офелии точно еще нужен сон. Она похожа на медведя с занозой в лапе, если не отдохнет. Роуэн в основном не спит, но мы все равно заставляем ее успокоиться и отдохнуть немного. Им это полезно.

Он улыбнулся, тихонько фыркнув. Его голова и плечи слегка дернулись. Я почувствовала грубость его пальцев, когда он подтянул к себе мое колено, открывая себе вид. Я абсолютно не дрогнула. Даже от боли в бедре. Вместо этого, я потянулась к тосту, взяла кусочек и положила в рот, не отводя от него взгляда.

— Ты не была такой дерзкой шесть лет назад. Напрашиваешься вставить член тебе в рот. Продолжай в том же духе, — предупредил он угрожающим тоном.

Но я ничего не продолжала. Мне нужно было в туалет, и кофе лишь усугубило проблему. Мои мышцы сжимались, но незаметно. Я пыталась не давать ему повода для удовольствия, но долго не продержалась. Мне нужно было пописать.

— Мне нужно в туалет.

— Не понадобилось много времени.

Пэкстон снова отвел меня в ванную и принял ту же позицию. Прямо у меня между ног. Одна его рука лежала на моем колене. Ублюдок даже не смотрел. Это было не более, чем демонстрация власти. Он просто стоял и смотрел в окно, пока я справляла нужду. Самодовольный дурак.

К несчастью для меня, туалетная бумага была со стороны моего больного плеча. Я зарычала от острой боли, когда потянулась к ней. Пэкстон провел по моей щеке тыльной стороной пальцев и позаботился об этом.

— Позволь помочь, — проговорил он хриплым тоном. Теперь он смотрел. Смотрел, пока вытирал меня, затем перевел взгляд на мои глаза, его лицо находилось в сантиметрах от моего. Наши глаза боролись за контроль, и я сдалась, отведя их.

Его рука легла мне на щеку, и я почувствовала его. Его запах.

— Из-за этого румянца мой член твердеет. Это единственное, что спасает сейчас твою попку. Не уверен, что ты можешь сейчас имитировать смущение. Мне это нравится. Не останавливайся. Мне нравится.

Прижав мягкие губы к моему лбу, Пэкстон выбросил бумагу у меня между ног и ушел. Я последовала за ним в свою комнату и увидела, как он ищет что-то в комоде.

— Эти должны быть удобными, — объявил он, бросая на кровать пару белых шорт и розовый топ. Не стоило удивляться этому доброму жесту, но, тем не менее, я удивилась. Пэкстон снова помог мне переодеться, протягивая стринги мне между ягодиц.

— Какое-то время побудешь одна. Триша с девочками придут около часа.

— Да. Хорошо, — убедила его я. Я хотела остаться одна. Хотела осмотреться. Найти что-то, что вернет мои воспоминания. Это было неправильно. Я не жила такой жизнью.

— Не пытайся сделать какие-то глупости. Все заперто. Хотя и идти тебе некуда. — Мои слова заглушили его губы, и он ушел.

Пока я дошла до гостиной на костылях, он уже выезжал из гаража на бордовом форде F-250. Я смотрела ему вслед, пока был виден багажник машины, затем отвернулась с тяжелым вздохом. Открыв дверь, я вышла на улицу, чтобы осмотреть передний дворик, прекрасное соседство и его рабочий магазин. Тот, что находился сразу за небольшим коттеджем.

Наш сад был безупречен. Достоин журнала «Лучшие дома и сады». Я присела на скамью под окнами гостиной, но ненадолго. Даже под навесом палящее на меня солнце было жарким. Это и удивило меня во дворике. Там было слишком жарко для такой красивой зелени. Я поковыляла обратно внутрь к прохладному воздуху, оставляя влажность снаружи.

Лишь мое дыхание было слышно в тихой комнате, пока я осматривалась. Элегантные узоры украшали стены. Черно-белое фото океана и длинного пирса. Что-то блестящее и серебряное в форме геометрических фигур и изгибов свисало над камином из белого камня. Я пристально разглядывала это и хмурилась. Настенное искусство?

Ищи тетрадь. Блокнот, хоть что-то. Гэбби всегда писала. Я нахмурилась предчувствию и осмотрелась по сторонам, словно я была не одна, подавляя свой внутренний диалог в третьем лице. Что за хрень? Я прошлась по комнате, немного прислушиваясь к интуиции. Я писала? Хм. Я действительно не помнила ничего. Как во сне. Я знала, что у меня был близнец, и теперь я знала, что писала. Два кусочка пазла из тысячи.

Я поковыляла по красивому дому, осматривая все, прежде чем остановилась у двух комнат, разделенных ванной, идеальной для двух девочек. Круглая ванна стояла посреди розово-белой комнаты. Двойная раковина и два набора детской косметики с их именами. Я надеялась, что сама обустроила эту комнату. Мне она нравилась.

Милость зашкаливала в их спальнях. Одна была аккуратной и чистой, заполненной книгами и постерами с дельфинами. Вторая — беспорядочная и уставленная повсюду Барби. Куклам Роуэн повезло. У моей никогда даже не было домика или бассейна. Она сидела на заднем сидении машины или лежала на дне рюкзака. Хм… Еще один бессмысленный кусочек пазла. В детстве у меня была Барби без дома. Почему, черт возьми, я не могла вспомнить что-то, что имело значение? Нахрен Барби и ее домик.

Материнский инстинкт потянул меня к носкам на полу, но боль в пояснице не дала их поднять, так что я пошла дальше. Следующей была комната с двумя стеклянными стенами. Заполненное солнцем пространство вмещало достаточно игрушек для собственного игрушечного магазина. Мои дети были избалованы. Всего было по два экземпляра. Можно было подумать, что они близняшки. Дальняя стена, выходящая на океан, была заставлена спортивным оборудованием. Беговая дорожка, велосипед, силовой тренажер с эспандером, турник. Передвижной, свисающий со стены. Тренировки с красивым видом.

Разделяли северную и южную стороны дома кухня и открытая гостиная. Еще одна стеклянная стена вела на летнюю кухню, бассейн и задний дворик. Дворик сразу перед океаном. Я предположила, что другая сторона дома была вне доступа. Четыре двери с той стороны были открыты. Красивая спальня в черно-белых тонах. Шикарная и роскошная. У кого-то был вкус. Я улыбнулась, надеясь, что этим «кто-то» была я. Открыв шкаф и не увидев ничего, кроме нескольких одеял и подушек, я поняла, что это была не комната Пэкстона. Должно быть, гостевая спальня.

После нее комната была заперта, а дальше шла большая гостевая ванная. Три ванные комнаты. Вау. Следующая дверь также была закрыта, а за ней был домашний кинотеатр. Четыре откидных театральных кресла и огромный экран. Черт. Мы были разбалованы.

Следующей была дверь, выходящая с кухни. Гараж. Жемчужного цвета Лексус был припаркован там же, где мы его и оставили.

Я была благословлена всем. Хорошим домом. Машиной. Прекрасными детьми. Бассейном сразу за дверью моей комнаты. Океаном всего в нескольких десятках метров от дома. И…

Одним хреновым браком. Я была пленницей. Черное и белое. Красное и зеленое. Я была блаженной шлюхой.