Покрась все это в красный цвет

Глава 4

Слабость отношения становится слабостью характера.

— Albert Einstein

лана

” Я думал, ты просто охотишься за Мердоком”, - шипит Джейк в трубку, когда я заканчиваю завязывать последний узел на веревках Мердока, привязывая его к стулу.

Он ерзает на стуле, его угрозы приглушены кляпом во рту.

“В связи с нашим последним посетителем я гарантирую, что никто не ускользнет из списка. Просто перестраховываюсь, — щебечу я, ухмыляясь, когда отступаю и вижу, как Мердок впивается кинжалами мне в лицо.

Было почти слишком легко избить его до полусмерти и связать. Самое сложное было погрузить его в мой багажник и незаметно потащить вверх по лестнице зала суда.

К счастью, со всем хаосом, последовавшим за смертью Кайла, никто не охранял задний вход. Мне просто нужен был ключ Мердока, чтобы мы вошли.

Я беру молоток, рассматриваю его. На ручке выгравирована надпись "Судья Генри Томас".

“Это слишком рискованно”.

“Вовсе нет", — обещаю я Джейку.

“Черт", — шипит он.

«что?»

“Какая-то рыжая выходит из машины на нашей подъездной дорожке”.

Мое тело напрягается. “Хэдли нашла нас", — стону я.

“Черт. Дерьмо. Дерьмо. Что, черт возьми, мне с ней делать?”

“Не причиняй ей вреда", — предупреждаю я его.

“Так пригласи ее на чай?” он невозмутим.

“Если она там одна, это значит, что она там, чтобы помочь нам. Просто посмотри, чего она хочет. И я серьезно говорю: не причиняй ей вреда.”

“Отлично. Я просто буду любезен с ФБР, пока ты убиваешь помощника шерифа и судью, — сухо говорит он.

“Точно”, - говорю я, прежде чем повесить трубку.

Я убираю телефон и изучаю Мердока, пока он потеет, все еще глядя на меня так, словно одним этим уничтожающим взглядом может отправить меня в ад.

“Ваша дочь и жена будут дома сегодня вечером, в целости и сохранности, на случай, если вы беспокоитесь. Я уверен, что они не будут скучать по тебе, если ты не вернешься.” Я присаживаюсь перед ним на корточки, не сводя с него глаз, пока этот гнев медленно сменяется неохотным страхом. “Я почти уверен, что они немного поплачут, но втайне, когда на них никто не смотрит, они будут дорожить тем маленьким кусочком покоя, который у них есть сейчас, когда вы больше не можете причинить им боль”.

Я резко встаю, и он кричит, звук приглушен кляпом.

Небрежно я включаю старую виниловую пластинку судьи Томаса на проигрывателе, ожидая, когда он вернется в свои покои после долгого дня сокрытия или сжигания любых оставшихся улик по делу моего отца. Жаль, что он опоздал на десять лет, заметая свой след.

Ты знаешь, что говорят о высокомерии…

В течение десяти лет они ленились, думая, что это дело закончено и с ним покончено, не так уж много нужно было убирать, учитывая, что они убили всех, кто был замешан, и агент ФБР был на их стороне.

Реквием Моцарта струится по залам-драматическая композиция, полная страсти и волнения.

Я раскачиваюсь в такт музыке, слушая ее с закрытыми глазами. Мой отец всегда был человеком Баха, но, на мой взгляд, во всех его сочинениях было гораздо больше эмоций, чем у Моцарта.

Звук открывающейся двери заставляет меня обернуться, и на моих губах играет улыбка, когда судья Томас закрывает за собой дверь. Я нажимаю кнопку на пульте дистанционного управления, и мой недавно установленный замок встает на место. Единственный способ открыть его-это забрать у меня пульт дистанционного управления.

Удачи тебе в этом.

Судья отступает, в замешательстве глядя на дверь. Кажется, ему требуется целая вечность, чтобы понять, что играет музыка, и он поворачивается, уставившись на проигрыватель, пока я прячусь в тени.

Мердок кричит сквозь кляп, становясь достаточно громким, чтобы привлечь внимание судьи к нему. Судья Томас чуть не спотыкается, когда замечает сдержанного помощника шерифа.

“Грег!” Судья Томас ахает, когда я выхожу из тени.

Он изо всех сил пытается развязать помощника шерифа, и Мердок извивается еще сильнее, крича и пытаясь привлечь внимание судьи. Мердок моргает и смотрит на судью, затем бросает панические взгляды в мою сторону, делая все возможное с помощью зрительной связи, чтобы предупредить дурака.

Это доблестное усилие, но бессмысленное. Моя любимая часть в фильмах ужасов-это когда идиот не оборачивается, в то время как сдержанный приятель делает все возможное, чтобы предупредить их об опасности.

“Черт возьми, Грег, стой спокойно. Эти узлы… ”

“Потрясающе”, - говорю я, заканчивая за него эту фразу.

Генри Томас спотыкается, падает на колени и смотрит на меня широко раскрытыми, полными ужаса глазами.

Как уместно.

” Пока ты там, внизу, можешь сказать свои последние слова", — говорю я ему, поднимая нож. “И, может быть, покаешься в своих грехах, пока будешь этим заниматься”.

Он дрожит, его губы шевелятся, но не произносит ни слова. Наконец, он произносит три слова. “Кто ты такой?”

Почти уверен, что это наименее важная вещь, о которой он мог спросить.

“Разве это не очевидно?” — спрашиваю я, пока играет музыка и Мердок борется со своими оковами. “Я девушка, чью жизнь ты разрушил. У меня просто другое лицо, учитывая, что толпа линчевателей, которую вы с шерифом Кэнноном послали за нами, сокрушила старую.”

Он с трудом сглатывает, его лицо бледнеет.

“Вы даже отвергли своего сына за то, что он не прошел через варварское шоу, которое устроили другие. Неужели ты считала его менее достойным мужчиной из-за того, что он не смог изнасиловать шестнадцатилетнюю девочку или семнадцатилетнего мальчика?” — спрашиваю я, забавляясь, хотя на самом деле это все, что я могу сделать, чтобы не перерезать ему горло сейчас.

“Нет", — говорит он хриплым шепотом. “Ты мертв… ”

“Так я слышал. Снова и снова. Забавная вещь в смерти — кто-то должен чертовски хорошо поработать, чтобы убить такую девушку, как я. До сих пор все плохо справлялись с этой задачей”.

Он вскакивает на ноги, пятясь к своему столу, где, как ему кажется, спрятан пистолет. Я ухмыляюсь, когда он рывком открывает ящик, разбрасывая повсюду дерьмо, пока он роется в нем, бесцельно ища пистолет, который я уже взял на себя смелость убрать.

“Ты его не найдешь”, - говорю я ему, когда он полностью выдергивает ящик, швыряя его в меня в отчаянной попытке найти время, чтобы он снова бросился к двери.

Я достаточно легко уворачиваюсь от ящика и с восхищением наблюдаю, как он снова и снова дергает ручку двери.

Эйнштейн считал, что определение безумия состоит в том, чтобы снова и снова делать одно и то же и ожидать разных результатов. По этому определению судья явно безумен, если думает, что дверь волшебным образом распахнется.

Я включаю музыку, когда он начинает звать на помощь. Я знаю, что коридоры пусты. В зале суда нашего маленького городка уже поздно, далеко за полночь. Здесь всего несколько человек, и все они этажом ниже нас.

“Расскажите мне, как вы скрыли улики, судья Томас. Расскажите мне, как вы упустили из виду показания очевидцев и признали их неприемлемыми”.

Он поворачивается спиной к двери, его грудь вздымается, когда играет музыка, создавая идеальную атмосферу для убийства Судьи.

“Я должен был", — рычит он. “Я должен был, или шериф Кэннон… ”

“Давай не будем обвинять", — растягиваю я. “Скажите мне свою роль, судья. И, может быть, я не оставлю тебя висеть на церковной башне, как я сделал с Кайлом".

Борьба Мердока оставляет его, когда паника замораживает его на месте. Медленная улыбка изгибает мои губы, когда судья, пошатываясь, идет вперед, все его тело теперь бледного оттенка, когда он смотрит на меня с недоверием.

Они знают, что если бы я мог так жестоко убить такого монстра, как Кайл, и дожить до того, чтобы рассказать об этом, то я стал настоящим воплощением кошмаров. Любить это.

Я бросаю нож, и он кричит, ныряя на землю, когда он вонзается в его фотографию на стене. На этой фотографии он в своей мантии, выглядит выдающимся и напыщенным. Настоящий мужчина рыдает на земле, дрожа от страха.

“Скажи мне!” — кричу я, улыбаясь внутри и изображая неуправляемую сумасшедшую женщину снаружи.

Он сворачивается калачиком, всхлипывая все сильнее. “Я сделал это", — говорит он, всхлипывая сильнее. “Я сделал это. Я скрыл все улики, которые оправдывали Роберта Эванса. Но в то время, клянусь, я думал, что это был он. Джонсон обещал нам, что это был он".

Я присаживаюсь на корточки, вытаскиваю из ботинка еще один нож и играю с рукояткой для милого маленького психотического шоу.

“Расскажи мне остальное", — тихо говорю я. ”Расскажите мне, как вы и шериф вместе со всеми его помощниками послали банду мальчиков изнасиловать детей человека, которого вы незаконно заключили в тюрьму”.

Он давится рыданиями, икает следующие слова. "Я никогда не имел в виду изнасилование… ”

“Чушь собачья!” — рявкаю я, держа нож перед собой. “Правду, судья. Я уже знаю это. Я просто хочу это услышать".

Его дыхание становится затрудненным, а крики-все тяжелее. Это требует усилий, но он, наконец, снова заговаривает.

“Мы просто хотели, чтобы вы чувствовали ту же боль, что и те женщины, потому что вы двое не переставали защищать его!”

Этот знакомый холод окутывает меня, и я медленно встаю, двигаясь к Мердоку, который положительно дрожит от страха теперь, когда знает, что я гребаная сумасшедшая сука с ножом. Я уверен, что тот факт, что я тот, кто содрал всю плоть с тела Кайла, прямо сейчас действует ему на нервы.

Запись начинает пропадать, песня подходит к концу, и я позволяю раздражающему звуку продолжаться, когда без предупреждения режу ножом торс Мердока. Из раны льется кровь, и красные перья становятся все больше и больше на фоне коричневой рубашки.

Судья кричит, как и Мердок, когда я снова режу, целясь точно в середину Мердока, и на этот раз рана глубокая. Все внутри вываливается наружу, кишки вываливаются из его тела, как разматывающийся клубок пряжи.

Он перестает двигаться, почти мгновенно умирая, и я снова смотрю на судью, когда он выплескивает содержимое своего желудка другим способом.

Когда его рвет, я подхожу к нему сзади, находя его отсутствие борьбы антиклиматическим. Это те люди, которых я так долго боялся? Тот, кто бьет своего ребенка и жену, но не смог нанести мне ни одного удара? Тот, кто плачет на полу в позе эмбриона, молясь, чтобы я исчез, как дурной сон, вместо того, чтобы бороться за свою жизнь?

Вместо того чтобы вытащить его, я приставляю нож к его горлу, не находя никакого волнения в этих убийствах. Кровь брызжет по всей комнате, и бульканье агонии-это все, что срывается с его губ, в то время как все остальные звуки изо всех сил пытаются пробиться сквозь рану в его горле.

Я оставляю его там в его модном костюме, позволяя ему испачкаться в красном, вместе с ковровым покрытием на полу его покоев. Очистив свой нож, я засовываю его обратно в ботинок, но оставляю свой второй воткнутым в фотографию судьи.

Затем я достаю кисть, которую принесла, и окунаю ее в кровь. На этот раз вместо того, чтобы красить стену, я оставляю сообщение.

Послание для человека, который разбил мне сердце.

Послание для человека, которого я никогда не должна была любить.

Это совершенно по-детски, но я ничего не могу с собой поделать.

К тому времени, как я ухожу, кровь в основном вытекла из них, и я выхожу, окрашенный в их оттенки красного, но никто этого не замечает. По крайней мере, я надела ужасно огромные ботинки, хотя и не знаю, зачем я это сделала.

В конце концов Логан меня выгонит.

Я возвращаюсь к дому, чувствуя, что отчаянно нуждаюсь в душе. На нашей подъездной дорожке стоит серебристый седан, и я хмурю брови. Хэдли водит внедорожник, выданный ФБР. Может быть, она купила другую машину, чтобы они не заглядывали в ее историю GPS или что-то в этом роде.

Насторожившись, я вытаскиваю нож и медленно открываю дверь. Все огни выключены, и ни один из мониторов не включен.

В тишине я вхожу в дом, украдкой закрываю дверь и осторожно пробираюсь сквозь жуткую тишину. Из задней комнаты доносится искаженный звук, что-то похожее на боль, когда за ним следует громкое ворчание.

Без колебаний я пинком открываю дверь в комнату Джейка, немедленно включаю свет, поднимаю нож в воздух и…замираю.

Джейк ругается, Хэдли визжит, прикрывая голую грудь руками, а мой рот несколько раз открывается и закрывается в полном шоке.

“Какого черта?” — спрашивает Джейк, как будто это я, блядь, сошел с ума.

“Какого черта?” Я отстреливаюсь.

Я редко удивляюсь. Обычно я ненавижу сюрпризы. На этот раз…Я не совсем уверен, как я отношусь к этой маленькой неожиданности.

Хэдли стонет, уронив голову на грудь Джейка, и он хватает ее за бедра, перекатывая ее под себя. “Закрой дверь", — бросает он через плечо.

И срань господня. Его бедра начинают двигаться.

Он даже не может дождаться, пока я подниму челюсть с пола, чтобы закончить?

Я хлопаю дверью, пятясь назад, направляясь в свою временную комнату. Теперь у меня повсюду капает кровь. Я должна выглядеть как Кэрри после выпускного, но ни один из них не чувствовал себя обязанным прекратить трахаться из-за меня.

Моя первая мысль — позвонить Логану.

Моя вторая мысль-насколько это глупо, учитывая, что я больше никогда не смогу с ним поговорить.

Моя третья мысль такова…Мне действительно нужно выпить.

Я захожу в душ, с одеждой и всем прочим, и начинаю раздеваться под холодными струями. Я даже не вздрагиваю от холода, но таю в тепле, когда оно наконец приходит. Моя одежда лежит в луже у моих ног, пока я смываю кровь и смерть, освежаясь и очищаясь от безумия.

Я почти закончил, когда слышу, как открывается дверь в ванную.

“Есть какая-нибудь причина, по которой ты вышиб мою дверь, вооруженный и готовый убить?” — спрашивает Джейк с другой стороны занавески в душе.

“Я должен был убить кого-нибудь в душе", — наугад заявляю я. “Как в фильмах ужасов, когда убийца всегда подкрадывается и прорезает ножом занавеску. Тогда вода становится красной".

“Мило. И да, я видел все те же фильмы, Лана. Это было то, чем ты мучил меня и Маркуса, потому что мы их ненавидели, и ты отказался смотреть их в одиночку.”

“Я испугалась”, - тихо заявляю я. “Теперь я могу наблюдать за ними в одиночку”.

Он выдыхает воздух. “Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Что там произошло?”

Я закатываю глаза и высовываю голову из душа, чтобы посмотреть на него. “Я услышал звуки, которые не были похожи на удовольствие — что действительно должно было что — то сказать о твоих навыках, — поэтому я ворвался, чтобы спасти твою жизнь. От лесбиянки, у которой твой член был в плену во влагалище. Какого черта, Джейк?”

Его губы подергиваются. “Ты сказал вести себя хорошо”.

“Я не говорил этих слов. И как переводится”вести себя хорошо", чтобы трахнуть ее сырой?"

Он пожимает плечами. “Она классная. Хакер вроде меня, только не так хорош, как я, потому что ее поймали”.

“Я был ребенком!” Я слышу, как кричит Хэдли, признавая, что она подслушивала.

Я стараюсь не улыбаться. “И ты не лесбиянка?” Я спрашиваю.

Она идет в ванную, ее волосы в рыжем беспорядке дикости. Ее одежда не совсем в порядке, как будто она поспешно оделась.

“Я же сказал тебе, что не был. Мне нравятся женщины, но мужчины долгое время отталкивали меня. С тех пор как ты убил Фергюсона…некоторая тревога прошла. Сегодня вечером я встретила Джейка, уже знала, что он такой же, как я, и…Ну, ты знаешь, что случилось в конце”.

“Мы можем обсудить это, когда я закончу смывать судью и помощника шерифа?” — сухо спрашиваю я.

Джейк морщится, его глаза настороженно скользят по Хэдли, но она просто пожимает плечами. “Вы видели, с чем я работаю. Будет только справедливо, если я увижу, что у тебя есть.”

Я бы посмеялся при обычных обстоятельствах, но я еще недостаточно оттаял для этого.

Джейк, однако, хихикает себе под нос, похоже, расслабляясь от ее небрежной реакции.

“Позже. Как дела? Почему ты выследил нас? И что еще более важно, как вы нас нашли?”

Она бросает взгляд на Джейка. “Он не так хорош, как думает”.

Она мило улыбается ему, ее двусмысленность ясна, и он с вызовом выгибает бровь, глядя на нее.

“Тогда ладно. Джейк, убедись, что никто другой не сможет найти нас так же, как она.”

Хэдли хлопает себя по руке. “Я намного лучше Алана, и он единственный, кто мог бы следить за тобой. Он ни за что не найдет тебя так, как нашел я.”

Ее телефон звонит, и она проверяет его. Она тут же хмурится.

«что?» — спрашивает ее Джейк, заглядывая в ее телефон.

Я ожидаю, что она защитит его от него, но вместо этого она протягивает его ему. “Наверное, мне нужно одолжить щетку”, - говорит она мне. “И немного одежды. Тор там разорвал мои брюки, и теперь молния исчезла. На моей рубашке тоже что-то есть. Я избавлю вас от игры в догадки о том, что именно.”

Я стону, махая рукой в ее направлении. “Возьми то, что тебе нужно. Но я надеюсь, что ты хорошо выглядишь в красном.”

Она ругается, прежде чем взмахнуть своими рыжими волосами. “Красный — это единственный цвет, который я не могу снять. Каждый оттенок противоречит этому. Я думал, у тебя была черная толстовка с капюшоном или что-то в этом роде.”

“Мои черные толстовки-это рубашки-убийцы, и на них, вероятно, есть следы крови. Не очень хорошая идея их носить.”

Она разворачивается и выходит, по пути выхватывая телефон из рук Джейка. Я вопросительно смотрю на него.

”Они уже нашли судью и помощника шерифа".

Улыбка изгибает мои губы. "хорошо. Теперь начинается настоящее веселье".