Покушение на Леди. Выкуп Кинга. Под утро

ГЛАВА I

Сначала они решили, что она — цветная.

Патрульный, пришедший по вызову, никак не рассчитывал наткнуться на труп женщины. Он вообще увидел труп впервые в жизни и, прямо скажем, был потрясен гротескной картиной — девушка в смехотворной расслабленной позе лежит на ковре лицом вверх, и когда он составлял протокол, рука его слегка дрожала. Но добравшись до графы «Раса», он без колебаний вывел: «чернокожая».

Вызов принял кто-то из патрульных, оказавшихся в тот момент в участке. На столе перед ним лежала стопка отпечатанных бланков, и он добросовестно записал информацию, пожал плечами, ибо ничего необычного в ней не узрел, скатал бланк н протолкнул его в металлический контейнер, а потом по пневмопочте переправил его в радиоузел. Там бланк прочитал диспетчер, пожал плечами, ибо тоже ничего необычного не узрел, окинул взглядом висевшую на противоположной стене карту района и отправил по вызову машину номер одиннадцать, принадлежавшую 87-му полицейскому участку.

Девушка была мертва.

Может, при жизни она и была хорошенькой, но смерть обезобразила ее. На девушке были свитер и юбка, она лежала босая, когда упала на ковер, юбка задралась. Голова изогнулась под каким-то диковинным углом, короткие черные волосы плавно вписались в ковер, с оплывшего лица смотрели широко распахнутые карие глаза.

Патрульному вдруг захотелось опустить юбку девушки, прикрыть колени. Он вдруг отчетливо понял, что она бы очень этого желала. Смерть нагрянула без предупреждения и не уважила жертву, отказав ей в праве на обычную женскую стыдливость. Никогда уже этой девушке не делать того, — к чему она привыкла, что считала для себя очень важным.

В том числе не суждено ей больше делать жест бесконечно незначительный, но выпяченный смертью: никогда ей не доведется прикрывать юбкой колени, вершить этот простой, но прекрасный женский ритуал.

Патрульный вздохнул и закончил составлять протокол. Он шел к машине, а перед глазами была все та же картина: мертвая девушка в задравшейся юбке.

Этим августовским вечером в комнате детективов было душно. «Ночные рыцари» явились на службу к шести вечера, и не видать им родного дома до восьми часов утра. Детективы, пожалуй, считались привилегированными членами полицейского общества, однако, многие в полиции — Мейер Мейер в том числе — думали, что в жизни простого полицейского, человека в форме, куда больше порядка и смысла, чем в жизни детектива.

— Да факт, что больше, — настаивал Мейер в данную минуту, сидя за своим столом в рубашке с короткими рукавами. — У патрульного — четкий график, значит, все упорядочено, знаешь, что будет завтра. Значит, можно жить чормь ной семейной жизнью.

— Твоя семья здесь, Мейер, — сказал Карелла. — Как ни други, а это так.

— Знаю, что так, — согласился Мейер, ухмыльнувшись. — Я каждый день на работу как на крыльях лечу. — Он провел рукой по лысому кумполу. — Знаешь, что меня здесь больше всего радует? Интерьер. Внутреннее убранство. Прямо душа отдыхает.

— А тьои коллеги — дело десятое? — спросил Карелла. Он. вскользнул со стола и подмигнул Коттону. Хейвзу, стоявшему у одного из картотечных шкафчиков. Потом прошел к баку с холодней водой, сразу за дощатой перегородкой, отделявшей их комнату от коридора. Двигался он легко и беспечно, казадось, в его облике есть что-то игрушечное, но это впе- 41 тление было Весьма обманчиво. Стив Карелла никогда не принадлежал к племени громил-тяжеловесов, и тем не менее человек этот воплощал мускульную силу, являя собой этакое мышечное великолепие. Во всех его движениях чувахаовалась какая-то спокойная сила, со своим телом он управлялся свободно и уверенно. Он остановился у бака, наполнил бумажный стаканчик и снова взглянул на Мейера.

— Нет, коллег я люблю, — сказал Мейер. — Честно говоря, Стив, если бы мне дали возможность выбирать, с кем работать, я выбрал бы вас, братцы — порядочных, достойных парней. Честно. — Мейер кивнул сам себе, входя в раж. — Я даже думаю, хорошо бы отлить медали и выдать их вам, братцы. Господи, до чего мне повезло с работой. Готов вкалывать здесь за бесплатно! Мне эта работа столько дает, что от зарплаты можно отказаться. А все благодаря вам, ребята. Без вас нипочем бы не узнал, что в жизни представляет настоящую ценность.

— Прямо настоящий оратор, — заметил Хейвз.

— Ему бы надо «знакомство» проводить, представлять наших уголовничков. Все было бы веселее. А, Мейер? Ведь эта работа для тебя в самый раз.

— Если хочешь знать, Стив, мне ее предлагали, — серьезно сказал Мейер. — Но я наотрез отказался: мое место в восемьдесят седьмом, тут собрался весь цвет городской полиции. Мне даже предлагали должность шефа всех детективов, даже пост комиссара, но я все равно сказал — нет, я предан своему участку.

— Придется ему выдать за это медаль, — пошутил Хейвз, и тут зазвонил телефон.

Трубку снял Мейер.

— Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер. Что? Минутку. — Он вытащил блокнот и начал писать. — Записал. Да. Да. Хорошо. — Он повесил трубку. Карелла уже подошел к его столу. — Цветная молодка, — сказал Мейер.

— Ну?

— В меблированных комнатах на Одиннадцатой Южной.

— Ну?

— Отпрыгалась. ,

Под утро, когда еще не рассвело, город не похож на себя.

Вообще город — он как женщина, в любое время суток. Женщина эта пробуждается, позевывая и улыбаясь, потягивается, пробует наступивший день наощупь, а на губах ее пока что никакой помады, волосы спутаны, она еще теплая после сна, тело ее манит, и есть в ней что-то непорочно девическое, когда утреннее солнце, подкрасившее небо на востоке, греет ее своими лучами.

Женщина эта одевается в обшарпанных и невесть чем пропахших меблированных комнатах, в трущобных кварталах, одевается она и в фешенебельных особняках на Холл-авеню, и в бесчисленных тесноватых квартирах жилых домов в Изоле, Риверхеде и Камз Пойнте, в благопристойных частных домах, обрамляющих улицы Бестауна и Маджесты, одевается — и выходит на люди уже совсем другой, прибранной и деловитой, привлекательной, но не сексуальной, знающей свое дело, напудренной и наманикюренной, но на всякое баловство у нее времени нет — впереди долгий рабочий день.

В пять часов — новая метаморфоза. Город, то есть наша женщина, не переодевается, остается в той же юбке или костюме, в тех же лодочках на высоком каблуке или в удобных для ходьбы по асфальту туфлях на плоской подошве, но что-то прорывается сквозь эту неприступную броню, возникает какая-то другая тональность, какое-то иное настроение, ощущается некое подводное течение. И в барах, коктейль-салонах, в беседках или на террасах, опоясывающих небоскребы, сбрасывает. с себя тяжелую истому дня уже другая, женщина, она маняще улыбается, а на ее лице, в глазах читается легкая усталость и глубокое знание всех тайн бытия: она поднимает бокал, приятно посмеивается, а на линии горизонта уже ждет своего часа вечер, небо омыто багровым закатом, знаменующим конец дня. -

Вечером наша женщина превращается в самку.

Женственности больше нет, есть самка. Куда-то подевались и броня неприступности, и отработанная деловитость; вместо них — легкая бесшабашность, легкое распутство; она лихо кладет ногу на ногу, позволяет сцеловать с ее рта губную помаду, становится податливой для мужских рук, мяг- чает, зазывает и упрощается до немыслимой степени. Ночь — это время самки, а что такое город? Это ведь женщина.

А когда на подходе новый день, она крепко спит, сама на себя не похожая.

Утром она снова проснется, снова всколыхнет легким зевком недвижный воздух, раскинет руки, некрашенные губы растянутся в сладостной улыбке. Волосы спутаны, но мы все равно ее узнаем, ибо видели такой уже не раз.

А пока город — наша женщина — спит. Спит безмолвно, бесшумно. Нет, конечно, какая-то ночная жизнь есть, там и сям Изредка открывается глаз — зажигается свет в окне, поморгает немного, и снова тишина. Женщина спит. Во сне она неузнаваема. Сон ее — это не смерть, мы слышим дыхание жизни под теплыми одеялами. Мы с ней близки и пылко ее любим, а сейчас она превратилась в незнакомку, свернулась под простыней в безучастный комочек, давайте прикоснемся к ее округлому бедру… Конечно, эта женщина жива, но кто она? Не знаем. .

В темноте она безлика, невыразительна и бесцветна. Женщина, каких «множество… да и все города ночью похожи друг на друга. Погладим ее, робко, нежно. Вокруг нее — черный покров раннего утра, и узнать ее трудно. Очень трудно, тем более, что глаза ее закрыты…

ГЛАВА II

Домоправительницу страшно пугало присутствие полицейских, хотя она сама их вызвала. Самый высокий из них, что назвался детективом Хейвзом, был рыжеволосым гигантом, а в волосах у него — вот ужас-то! — светилась седая прядка. На коврике лежала мертвая девушка, и домоправительница говорила с детективом шепотом — не потому, что эту комнату навестила смерть, просто было три часа ночи.

Домоправительница накинула купальный халат прямо на ночную рубашку. Было во всей этой сцене что-то интимное, такую интимность ощущаешь, когда под утро собираешься на рыбалку, или когда свершилась трагедия. Три часа ночи — самое время для сна, и те, кто бодрствуют, пока весь город спит, связаны какими-то узами, их что-то сближает, хотя они все равно далеки друг от друга.

— Как звали девушку? — спросил Карелла. Хотя он не брился с пяти часов вчерашнего вечера, подбородок его был достаточно гладким. Его чуть скошенные книзу глаза в сочетании с чисто выбритым лицом делали его внешность на забавный манер восточной. Домоправительнице он понравился. Хороший мальчик, подумала она. На ее лексиконе мужчины в этом мире были либо «хорошие мальчики», либо «вшивые паразиты». Насчет Коттона Хейвза она пока не решила, но скорее всего его место среди вредных насекомых.

— Клаудия Дэвис, — ответила она, обращаясь исключительно к Карелле — он ей нравился — ив упор не видя Хейвза, который не имел никакого права быть таким здоровенным бугаем с пугающей седой прядкой в волосах.

— Знаете, сколько ей было лет? — спросил Карелла.

— Лет двадцать восемь, двадцать девять.

— Она здесь давно жила?

— С июня.

— Выходит, совсем недолго?

— Надо же, чтобы такое приключилось. — Домоправительница вздохнула. — С виду была вполне приличная девушка. Как думаете, кто это сделал?

— Не знаю, — честно признался Карелла.

— Может, самоубийство? Газом вроде не пахнет, а?

— Не пахнет, — согласился Карелла. — А где она раньше жила, не знаете, миссис Модер?

— Нет.

— Рекомендаций вы не спрашивали?

— Для меблированных комнат рекомендации ни к чему.—

Миссис Модер пожала плечами. — Она заплатила за месяц вперед, вот и вся рекомендация.

— А сколько заплатила, миссис Модер?

— Шестьдесят долларов. Наличными. Чеки я у незнакомых не беру.

— Но вы не знали, из города она или еще откуда, верно?

— Верно.

— Дэвис, — произнес Карелла и покачал головой. — С такой фамилией, Стив, найти след будет не просто. В телефонной книге Дэвисов не меньше тысячи. '

— А почему у вас волосы седые? — спросила домоправительница.

— Что?

— Прядь седая.

— А-а. — Хейвз машинально коснулся виска. — Ножом ударили, — ответил он, сразу закрывая вопрос. — Миссис Модер, девушка жила одна?

— Не знаю. Я в чужие дела не вмешиваюсь.

— Но вы не могли не видеть…

— Кажется, одна. Я ни за кем не подглядываю, ни во что не влезаю. Она заплатила за месяц вперед.

Хейвз вздохнул. Эта женщина его явно невзлюбила. Ну и пусть ее допрашивает Карелла. — Погляжу, что там в ящиках да шкафах, — сказал он и пошел, не дожидаясь ответа Кареллы.

— Ну здесь и духотища, — посетовал Карелла.

— Патрульный не велел ничего трогать, пока вы не придете, — сказала миссис Модер. — Вот я и не стала окна открывать.

— Это вы молодец, спасибо. — Карелла улыбнулся. — Но теперь, думаю, окно открыть можно.

— Как хотите. Запашок тут есть. Может… это от нее? Запашок?

— От нее, — признал Карелла. Он открыл окно. — Ну, вот. Так лучше.

— Да не очень-то лучше, — *- возразила домоправительница. — Погода ведь просто кошмар. Ворочаешься, ворочаешься, никак не заснешь. — Она взглянула на труп девушки. — На нее — прямо смотреть страшно.

— Да. Скажите, миссис Модер, а где она работала, работала ли вообще — это вы знаете?

— Вот уж, извините, не знаю.

• — Кто-нибудь к ней приходил? Друзья? Родственники?

— Извините, никого не видела.

— Ну, хоть что-нибудь про нее можете рассказать? Когда она по утрам уходила? Когда возвращалась?

— Извините. Как-то и не замечала.

— А почему вы что-то заподозрили?

— Из-за молока. Перед дверью. Я вечером с друзьями ужинать ходила, а когда вернулась, мужчина с третьего этажа ко мне спустился, мол у соседа громко радио играет и пусть я велю ему заткнуться. Ну, я поднялась, попросила того сделать радио потише, а потом иду мимо двери мисс Дэвис и вижу — на полу стоит молоко, я еще подумала, как же так, в такую-то жарищу, а потом решила, ладно, это ведь ее молоко, чего я буду вмешиваться? Ну, я себе спустилась и легла спать, а сон не идет, да все это молоко в коридоре в голову лезет. Надела я халат, поднялась наверх и стучу ей в дверь, а ответа нет. Я покричала, а она все равно молчок. Ну, думаю, что-то не так. Не знаю, что меня смутило. Не так, думаю, и все. Мол, если она" внутри, чего же не откликается?

— А откуда вы знали, что она внутри?

— Я и не знала.

— Дверь была заперта?

— Да.

— Вы пробовали открывать?

— Да. Заперта была.

— Понятно, — сказал Карелла.

— Две машины приехали, — объявил вернувшийся Хейвз. — Наверное, парни из лаборатории. И из отдела по расследованию убийств

— А эти-то зачем? — удивился Карелла. — Знают же, что вызов наш.

— Чтобы приличия соблюсти, — объяснил Хейвз. — У них на табличке что написано? «Отдел по расследованию убийств». Решили, небось, что хоть иногда зарплату надо отрабатывать.

— Ты что-нибудь нашел?

— В шкафу новенький комплект шмоток для поездки, шесть вещей. Все ящики забиты тряпьем^ В основном, все новехонькое. Все больше для курорта. И книги новые.

— Еще что?

— На туалетном столике кое-какая почта.

— Для нас что-нибудь есть?

Хейвз пожал плечами.

— Перечень выплат из ее банка. Погашенные чеки. Может, и пригодится.

— Может, — согласился КарелЛа. — Посмотрим, что надыбает лаборатория.

На следующий день заключение из дабораторшг было готово, результаты вскрытия тоже. Вместе это было уже кое-что. Прежде всего детективы узнали, что девушка принадлежала к бедой расе и была лет тридцати от роду.

Да, к белой.

Полицейские немало подивились — ведь на ковре явно лежала негритянка. У нее была черная кожа! Не загорелая, не цвета кофе, не коричневая, а черная — такой густо-черный оттенок встречаешь у аборигенов, которые целыми днями жарятся на солнце. Казалось, полицейские сделали вполне логичный вывод, но смерть, как известно, большая мастерица стричь всех под одну гребенку, при этом горазда на всякие чудачества и номера, и самый лихой из них — изменить внешность. Смерть способна превратить белое в черное, и когда эта зловредная старуха переступает твой порог, становится не важно, кто с кем ходил в школу. О пигментации, друзья мои, речи больше нет. С виду лежавшая на полу девушка казалась чернокожей, но была она белой и в любом случае остывшей, как и полагается трупам, а хуже этого и быть ничего не может.

Из рапорта следовало, что тело девушки находилось в состоянии прогрессирующего разложения, а дальше шли такие понятные лишь посвященным термины, как «общее раздувание полостей, тканей и кровеносных сосудов», «почернение кожи, слизистых и радужных оболочек, вызванное гемолизом и воздействием сульфида водорода на пигмент крови», а по-простому все объяснялось тем, что был август, стояла жуткая жара, и девушка лежала на ковре, который хранил тепло и ускорил разложение после наступления смерти. Из этого можно было заключить, что с учетом погоды труп девушки разлагался уже крк минимум двое суток, то есть смерть наступила примерно первого августа.

В одном из рапортов говорилось, что одежда на девушке была куплена в крупнейшем универмаге города. Вся одежда в ее жилище была довольно дорогой, но кто-то из лаборатории счел необходимым указать, что все ее трусики были украшены бельгийскими кружевами и стоили 25 долларов пара. Было также отмечено, что тщательный осмотр одежды и тела не выявил следов крови, спермы или масляных пятен.

По заключению следователя, производящего дознание, смерть наступила от удушения.

Сколько всего наука может выжать из обычной квартиры — просто поразительно! Не менее поражает и куда более огорчает другое — жаждешь отыскать на месте убийства хоть какую-нибудь зацепку и не находишь ровным счетом н… Меблированная комната, в которой задушили Клаудию Дэвис, была полна соблазнительных поверхностей — отпечатки пальцев, выходи строиться! В шкафах и ящиках лежали горы одежды, и там могли быть следы чего угодно — от пороха до пудры.

Но ребята из лаборатории обработали все поверхности, просеяли все возможные пылинки, все, что надо, отфильтровали, потом отправились в морг, взяли отпечатки пальцев у усопшей Клаудии Дэвис и в результате оказались ни с чем. С абсолютным нулем. Нет, не с абсолютным. Оказалось, что в их распоряжении множество отпечатков пальцев Клаудии Дэвис и множество пылинок, собранных со всего города и прицепившихся к ее обуви и мебели.

Нашлись и кое-какие документы, принадлежавшие убитой, — свидетельство о рождении, диплом об окончании школы в Санта-Монике, просроченный библиотечный билет. Ах да, еще ключ. Ни к каким замкам в комнате он не подходил. Все скопом отвезли в 87-й участок, а в конце дня Сэм Гроссман лично позвонил Карелле посочувствовать — ничего интересного найти ие удалось.

В комнате детективов было душно и шумно. Разговор с Сэмом носил до смешного односторонний характер. Карелла, еще раньше вываливший на стол содержимое пакета из лаборатории, лишь хмыкал да время от времени кивал. Наконец, поблагодарив Гроссмана, он повесил трубку и уставился в окно, выходившее на улицу и в Гровер-парк.

— Что-нибудь интересное есть? — спросил Мейер.

— Угу. Гроссман считает, что убийца был в перчатках.

— Очень мило.

— Мне кажется, я знаю, от чего этот ключ. — Карелла поднял ключ со стола.

— Да? И от чего же?

— Ты ее чеки видел?

— Нет.

— На, посмотри.

Он открыл плотный банковский конверт, адресованный Клаудии Дэвис, разложил чеки на столе, потом развернул желтый банковский перечень выплат. Мейер стал внимательно изучать экспонаты.

— Конверт Коттон нашел в ее комнате, — пояснил Карелла. — Перечень выплат за июль. Это все чеки, которые она выписала, по крайней мере все, оплаченные банком к тридцать первому.

— Чеков-то много, — заметил Мейер. — Двадцать пять. Что ты об этом Думаешь?

— Я знаю, что я думаю, — сказал Карелла.

— И что?

— За этими чеками — целая жизнь. Смотришь на них и будто дневник читаешь. Здесь есть все, чем она занималась в прошлом месяце, Мейер. Все ее походы в универмаг, визит к цветочнику, к парикмахеру, в кондитерский магазин, даже к обувщику. А это видишь? Чек выписан для бюро похоронных услуг. Кто бы это умер, а, Мейер? А это что? Она жила в доме миссис Модер, но вот чек на адрес шикарного жилого дома в Саут-еейде, Стюарт-сити. А некоторые чеки выписаны просто на имена, на людей. Это дело рыдает по конкретным людям. Где они7

— Взять телефонную книгу

— Погоди. Взгляни на перечень банковских выплат. Она открыла счет пятого июля, положила тысячу долларов. Вот так, ни с того ни с сего взяла и положила тысячу зеленых в американский «Сиборд банк».

— И что тут странного?

— Может, и ничего. Но Коттон обзвонил другие банки в городе, и оказалось, что у Клаудии Дэвис солидный счетец в банке «Хайленд траст» на Кромуэлл-авеню. И очень даже солидный. .

— Сколько? »;.»

• — Около шестидесяти тысяч. ' •“ •

— Что-о? ‘

— Что слышал. И со счета в «Хайленд траст» она в июле ничего не снимала. Откуда же взялись деньги, которые она положила в «Сиборд»? .

— Это был единственный вклад?

— Сам посмотри.

Мейер взял в руки документ.

— Первый вклад она сделала пятого июля, — пояснил Карелла. — Тысяча долларов. Двенадцатого июля — еще тысяча. И еще одна — девятнадцатого. И еще одна — двадцать седьмого.

Мейер нахмурился.

— Четыре штуки. Денежки солидные.

— У все это — меньше чем за месяц. — .-•аж

— Так ведь еще шестьдесят штук в другом банке лежит. И откуда же у нее, Стив, такие б ыши?

— Не знаю. Что-то тут не стыкуется. Носит бельишко в бельгийских кружевах, а живет в конуре с умывальником. Что это вообще за фокусы? Два банковских счета, двадцать пять долларов выкидывает, чтобы только задницу прикрыть, но при этом живет в клоповнике, за который платит всего шестьдесят в месяц.

— Может, она в розыске?

— Нет. — Карелла покачал головой. — Я проверял. Преступного прошлого у нее нет, никто ее не разыскивает. Пока, правда, не пришел ответ на мой запрос в ФБР, но наверняка и у них на нее ничего нет.

— А что с ключом? Ты сказал…

— Да. Тут, слава богу, все просто. Гляди.

Из стопки чеков он вытащил желтую квитанцию и протянул ее Мейеру. Тот прочитал бумажку.

— Она абонировала сейф в банке в тот же день, когда открыла там счет? — спросил Мейер.

— Точно.

— И что в сейфе?

— Хороший вопрос.

— Стив, хочешь сэкономить немного времени?

— Ясное дело.

— Давай возьми ордер на осмотр сейфа до того, как пойдем в банк.

ГЛАВА III

Менеджером банка «Сиборд» оказался лысый мужчина лет пятидесяти с небольшим. Вспомнив теорию о том, что люди схожей наружности относятся друг к другу с симпатией, Карелла отдал инициативу Мейеру.

Выудить что-нибудь у мистера Андерсона, менеджера банка, было не просто, уж больно застенчивый от природы был человек. Но детектив Мейер Мейер был самым терпеливым человеком в городе, если не во всем мире. Его терпение было скорее благоприобретенным, нежели врожденным. Собственно, он много чего унаследовал от своего отца, весельчака по имени Макс Мейер, но не терпение. Ибо терпением Макс Мейер как раз не отличался, нрава был вспыльчивого, буйного. К примеру, когда жена сообщила ему, что ждет ребенка, Макс разъярился до крайности. Он был большой охотник до шуток. Другого такого шутника во всем Риверхеде не было, но эта конкретная шалость природы его почему-то не позабавила. Ему казалось, что жена уже давно пребывает в том возрасте, когда о зачатии не может быть и речи даже в самых смелых мечтах. До старческого слабоумия ему было еще, как он полагал, далеко, но ведь годы берут свое, и появление младенца едва ли благотворно скажется на его жизни. Все в нем булькало и клокотало, но приход ребенка в мир неотвратимо надвигался, и Макс тем временем готовил месть, вынашивал розыгрыш, который всем розыгрышам положит конец.

Когда ребенок родился, он нарек его Мейером — великолепное имя, особенно в сочетании с фамилией. Новорожденный вступал в жизнь с двухствольным прозвищем: Мейер Мейер.

Что ж, забавное имя. С этим нельзя не согласиться. Можно даже надорвать живот, смеясь над этой шуткой… но как быть, если ты робкий тихоня, да к тому же еще ортодоксальный еврей, а живешь в квартале, где тон задают иноверцы? Малышня в квартале считала, что Мейер Мейер произведен на свет специально им на потеху. Если им требовался предлог, чтобы его отмутузить — хотя они вполне обходились и без предлога, — на выручку всегда приходило его имя. «Сожжем Мейера Мейера — спалим жида и фраера!»— кричали они, а потом гнались за ним по улице, догоняли и устраивали ему веселую жизнь.

Мейер овладел наукой терпения. Не часто одному мальчишке, да и одному взрослому, удается успешно защититься от целой шайки. Но иногда от побоев можно отговориться. Иногда, если ты терпелив, если готов долго ждать, ты можешь отловить одного из них и схватиться с ним, как мужчина с мужчиной, и познать радость честной схватки… а когда силы противника явно превосходят твои, что ты можешь познать, кроме унижения?

Нет, вообще говоря, шутка Макса Мейера была вполне безвредной. Нельзя же, в самом деле, лишать старика удовольствия. Но мистеру Андерсону, менеджеру банка, исполнилось пятьдесят четыре года, и он был абсолютно лыс. Мейер Мейер, детектив второго разряда, сидевший напротив него и задававший вопросы, тоже был абсолютно лыс. Может быть, вековое терпение и сглаживает все шрамы. Может быть. Но Мейеру Мейеру было пока всего тридцать семь.

Поэтому он терпеливо спросил:

— А эти крупные вклады вам не показались странными, мистер Андерсон?

— Нет, — последовал ответ. — Тысяча долларов — не бог весть какие деньги.

— Мистер Андерсон, — терпеливо продолжил Мейер, — вы, конечно, знаете, что банки в этом городе должны сообщать в полицию о необычно больших разовых вкладах. Знаете, ведь правда?

— Знаю.

— В течение трех недель мисс Дэвис положила на счет четыре тысячи долларов. Это не показалось вам странным?

— Нет. Она же не сразу всю сумму положила. А тысяча долларов — это не большие деньги и необычно большим вкладом не считаются.

— Для меня тысяча долларов, — сказал Мейер, — это большие деньги. На тысячу долларов можно знаете сколько пива купить?

— Я не пью пива, — бесстрастно произнес Андерсон.

— Я тоже, — признался Мейер.

— Кстати, когда кто-то вносит большую сумму, если это не наш постоянный клиент, мы в полицию сообщаем. Но я решил, что эти вклады — не тот случай.

— Спасибо, мистер Андерсон, — сказал Мейер. — У нас тут ордер. Мы бы хотели открыть сейф, который арендовала мисс Дэвис.

— Можно посмотреть ордер? — попросил Андерсон. Мейер протянул ему бумажку. Андерсон вздохнул и сказал — Очень хорошо. Ключ от сейфа мисс Дэвис у вас есть?

Карелла полез в карман.

— Этот подойдет? — спросил он и положил ключ ку стел. Этот ключ прислали ему из лаборатории вместе с до… лентами, которые нашли в комнате убитой.

— Да, вполне, — сказал мистер Андерсон. — К каждому сейфу есть два ключа. Один хранится в банке, другой отдается клиенту. Чтобы открыть сейф, нужны оба. Пожалуйста, идемте со мной.

Он взял банковский ключ от сейфа номер 375 и провел детективов в глубь банка. Казалось, вся комната облицована сверкающим металлом. Ряды сейфов напомнили Карелле о морге и морозильных полках, которые выдвигаются из стены и задвигаются обратно на поскрипывающих роликах.

Андерсон затолкнул- банковский ключ в скважину и довернул его, потом сунул ключ Клаудии Дэвис во вторую скважину и тоже повернул. Вытащил из стены длинную и тонкую коробку и протянул ее Мейеру, тот отнес ее к стойке у противоположной стены и освободил защелку.

— Открываю? — спросил он Кареллу.

— Давай.

Мейер поднял крышку коробки.

В ней лежало 16 000 долларов. И лист бумаги. 16 000 долларов были аккуратно разложены в четыре столки. В трех из них было по 5 000 долларов. В четвертой _:— тысяча. Карелла взял листок бумаги. Кто-то, по всей видимости, Клаудия Дэвис, произвела на нем карандашом какие-то расчеты.

' — Вам это о чем-нибудь говорит, мистер Андерсон?

— Боюсь, что нет.

— Она пришла в банк пятого июля с двадцатью тысячами долларов наличными, мистер Андерсон. На тысячу открыла текущий счет, остальные деньги убрала в сейф. Даты на листке показывают, когда именно она забирала из сейфа по тысяче долларов и подкладывала их на текущий счет. Она знала правила, мистер Андерсон. Знала, что если положить на счет сразу двадцать тысяч, последует звонок в полицию. А так гораздо надежнее.

— Надо бы переписать номера на банкнотах, — сказал Мейер.

— Поручите кому-нибудь из ваших людей это сделать, хорошо, мистер Андерсон?

Андерсон хотел было запротестовать. Но, взглянув на Кареллу, со вздохом согласился.

— Хорошо.

Но номера на банкнотах им не помогли. Они сравнили их с номерами банкнот, похищенных в городе и за его пределами, сделали запрос в ФБР, но все впустую — в списке украденных эти банкноты не числились, «горяченькими» не были. .

Горяченьким был август.

Стюарт-сити украшает Изолу, словно драгоценная диадема шикарную прическу. Это никакой не город, даже не городок, просто квартал шикарных жилых домов, выходящих на реку Дикс, названный в честь английской королевской семьи, он и сейчас остается одним из самых престижных в городе. Если ты живешь в Стюарт-сити, значит, и доходы у тебя приличные, и загородный дом есть где-нибудь в Санд Спит, и «мерседес-бенц» в гараже под домом стоит. И свой адрес можешь давать с известным снобизмом и гордостью — в конце концов, ты относишься к местной элите.

Клаудия Дэвис выписала дому под названием «Менеджмент энтерпрайзес», что находился по адресу Стюарт-плей- ссаут, 13, чек на 750 долларов. Чек был выписан девятого июля, то есть за четыре дня до этого она открыла счет в банке «Сиборд».

Карелла и Хейвз подъехали к зданию фирмы. С реки веяло прохладой. По мутным волнам реки Дикс, вобравшей в себя всю местную химию, прыгали предвечерние солнечные зайчики. На фоне неба в ожидании прихода сумерек висели мосты, что соединяли Камз Пойт и Изолу.

— Может, опустишь козырек? — спросил Карелда.

Хейвз потянулся к козырьку и опустил его. К козырьку была прикреплена рукописная табличка ПОЛИЦИЯ, 87-й УЧАСТОК. Машина — «шевроле» 1956 года — была личной собственностью Кареллы.

— Мне тоже надо себе такую повесить, — сказал Хейвз. — А то на прошлой неделе один умник мою тачку отбуксировал*

— И что ты сделал?

— Поехал в суд и сказал им, что я не виновен. В выходной. _?.

—‘ И что, сошло с рук?

— Конечно, я же ехал по вызову. Я, значит, на своей машине должен по делам гонять, так меня еще и штрафовать

— Да, на своей удобная, — согласился Карелла. — Три тачки, что есть в участке, давно пора на свалку свезтк.

— Две, — поправил его Хейвз. — И одна из них уже месяц в гараже торчит. .

— Мейер туда как раз вчера ездил.

— И что ему сказали? Когда будет готова?

— До нее надо еще четыре патрульные машины сделать, они, мод, важнее, так механик ему сказал. Чувствуешь, как нас ценят?

— Чувствую. Мне, между прочим, еще за бензин не заплатили,

— Чего захотел! Я сколько на своей езжу, еще ни цента за бензин не вернули.

— И чем у Мейера в гараже дело кончилось?

— Сунул механику пятерку. Может, теперь тот пошевелится

— Знаешь, что городские власти должны сделать? — * ска*- зал Хейвз. — Купить списанные такси. За две или три сотни, покрасить kj л и отдать в участки. На многих таких дочках чцг ездить и ездить.

— Возможно, — , без особой уверенности согласился Карелла. и они вошли в здание. Управляющую, миссис Миллер, они нашли в кабинете в глубине украшенного лепниной вестибюля. Это оказалась еще стройная-женщина лет сорока с небольшим, говорила она низким прокуренным голосом. Волосы завязаны в узел на затылке, из рыжей копны лихо торчал карандаш. Она взглянула на фотокопию чека и сказала:

— Ну, конечно.

— Вы знали мисс Дэвис? „

— Да, она здесь жила несколько лет. -

— Сколько? '

— Пять.

— Когда съехала?

— В конце июня.

Миссис Миллер положила ногу на ногу и обворожительно улыбнулась. Для ее возраста ноги были просто блеск, а улыбка лучилась почти неподдельной радостью. В жестах и манерах улавливалась изысканная женственность, видно было, что она знает себе цену и умеет держаться раскованно, но вполне достойно. Казалось, свою жизнь она посвятила изучению всех женских ухищрений и уловок и сейчас распоряжалась ими с легкостью, очарованием и не без пользы для себя. В обществе этой женщины было приятно находиться, наб. людать за ней и слушать ее голос, думать о близости с ней. Во всяком случае, Кареллу и Хейвза она очаровала с ног до головы, с них мигом слетело напряжение трудного дня.

— Этот чек, — начал Карелла, постучав пальцем по бумажке, — за что он был выплачен?

— Квартплата за июнь. Я получила его десятого июля. Клаудия платила каждый месяц десятого числа. Очень аккуратная была съемщица.

— Жилье стоит семьсот пятьдесят в месяц?

— Да.

— Это не слишком дорого?

— Для Стюарт-сити — нет, — мягко проговорила миссис Миллер. — К тому же окна выходят на реку.

— Понятно. Наверное, у мисс Дэвис была неплохая работа.

— У нее вообще никакой работы не было.

— Но тогда откуда же…

— Ну, она — человек со средствами.

— Откуда у нее средства, миссис Миллер?

— Откуда?.. — Миллер пожала плечами. — По-моему, об этом лучше спросить ее. Если она вас почему-то интересует, разве не проще—

— Миссис Миллер, — прервал ее Карелла. — Клаудия Дэвис умерла.

— Что?

— Ее…

— Что? Не может быть… Как это… — Она покачала головой. — Клаудия? Но как же чек… я… чек пришел всего месяц назад. — Она снова покачала головой. — Не может быть.

— Она умерла, миссис Миллер, — мягко повторил Карелла. — Ее задушили.

Она утратила свой отточенный шарм лишь на мгновение.

В глазах что-то вспыхнуло, ресницы дрогнули, секунду казалось, что сейчас зрачки заблестят и наполнятся влагой, а тщательно напомаженный рот изломится в плаксивой гримасе. Но тут она словно получила приказ: держи себя в руках, очаровательная женщина не рыдает на людях, не позволяет шикарной косметике течь по лицу.

— Какой ужас, — сказала она почти шепотом. — Какой немыслимый ужас. Она была очень милой женщиной.

— Пожалуйста, миссис Миллер, расскажите нам все, что вы о ней знаете.

— Конечно, разумеется. — Она снова покачала головой, не желая принимать услышанное. — Кошмар. Просто кошмар. Она ведь была совсем ребенком.

— Мы решили, миссис Миллер, что ей лет тридцать. Разве не так? -

— Выглядела она моложе, но может быть, так только казалось… потому что она была очень робкой и тихой. Когда она здесь только появилась, она была какая-то… потержная, что ли. Правда, это было сразу после смерти ее родителей…

— А откуда она, миссис Миллер?

— Из Калифорнии. Из Санта-Моники.

Карелла кивнул.

— Вы начинали говорить… что она была довольно состоятельной. А вы не знаете…

— Знаю. Деньги шли из фонда.

— Из какого фонда?

— Ее родители открыли на ее имя доверительный счет в банке. Когда они умерли, Клаудия начала получать деньги. Она была единственным ребенком.

— То есть, дивиденды из фонда были единственным источником ее существования?

— Деньги были вполне приличные. Могу добавить, что она их откладывала. Она вообще была человеком серьезным, никакой ветренности. Получит такой чек, погасит его — и сразу несет в банк. Клаудия была очень здравой девушкой.

— В какой банк, миссис Миллер?

— «Хайленд траст». Прямо на нашей улице. На пересечении с Кромуэлл-авеню.

— Понял, — сказал Карелла. — А с мужчинами она встречалась? Что-нибудь про это знаете?

— Мужчинами она не увлекалась. Вообще жила довольно замкнуто. Даже когда появилась Джози.

Карелла подался вперед.

— Джози? Кто такая Джози?

— Джози Томпсон. Джозефин. Двоюродная сестра.

«А она откуда?

— Тоже мз Калифорнии.

- Связаться с ней можно?

— Так ведь она… Разве вы не знаете? Вы не? Миссис Милнер осеклась.

— Что, миссис Миллер?

— Ведь Джози умерла. В июне. Наверное, поэтому Клаудия и переехала. Наверное, жить здесь без Джози для нее было непереносимо. Ведь страшно, правда?

— Правда, — подтвердил Карелла.

РАПОРТ

В результате беседы с Айрин Миллер, управляющей дцмом Менеджмент энтерпрайзес», Стюарт-плейесаут, 13, по поводу убийства Клаудии Дэвис установлено следующее;

Клаудия Дэвис переехала в наш город в июне 1955 года и за 750 долларов в месяц сняла квартиру по указанному адресу, где проживала одна. В обществе друзей, мужского или женского пола, находилась редко. Женщина молодая, замкнутая, жила на солидное наследство* доставшееся от родителей. Родители, мистер и миссис Дэвис, погибли на скоростной трассе неподалеку от Сан-Диего в результате лобового столкновения с грузовиком 14 апреля 1955 года. Авария зарегистрирована лос-анджелесской полицией, водитель грузовика осужден за невнимательную езду.

По описанию миссис Миллер, убитая была среднего роста и веса, брюнетка, волосы коротко острижены, глаза карие) шрамов м. аы рос)нмыл пятен, кажется, нет, описание соответствует трупу. По словам миссис Миллер, Клаудия Дэвис была тихой и незаметной съемщицей, исправно платилр за квартиру- и по всем другим счетам, была девушкой мягкой, приятной, бесхитростной как ребенок, застенчивой, аккуратной в денежных делах, нравившейся окружающим, но трудно идущей на контакт.

В апреле или мае 1959 года из Брентвуда, штат Калифорния, приехала Джвяй- Твмлощщ двощродная сестра умершг. t no результатам проверки преступного прошлого нет). По описанию чуть старше Клаудии, несколько другая и внешне и по характеру. *Они были как черное и белое, — сказала миссис Миллер, — но прекрасно уживались». Джози переехала к своей двоюродной сестре. Их отношения характеризуются, как есамые теплые и сестринские», ежили душа в душу», гкак ближайшие подруги» и так далее..

С мужчинами девушки почти не встречались, постоянно находились в обществе друг друга, привычку к замкнутости Джози, видимо, переняла у сестры. Часто вместе уезжали. Летом 1959 года провели на Черепашьем острове в бухте, вернулись на День труда. Снова уехали под рождество кататься на лыжах в Солнечную долину, а в марте этого года на три недели уехали на Ямайку и вернулись в начале апреля. Источником дохода был доверительный счет в банке. Клаудия не была владелицей фонда, но доходы с него могла получать до конца жизни. В бумагах сказано, что после ее смерти средства фонда поступают в распоряжение Лос-Анджелесского университета (который заканчивал ее отец). В любом случае Клаудии был гарантирован весьма солидный доход на всю жизнь (смотри банковский счет в банке еХайленд траст»), видимо, она же содержала и Джози, по утверждению миссис Миллер, ни та ни другая не работали. В ответ на вопрос о лесбиянстве миссис Миллер, женщина вполне подкованная и неглупая, ответила решительным <нет», извращенками девушки не были.

3 июня девушки в очередной раз отправились на природу. Швейцар дома сообщил, что помог положить сумки в багажник машины Клаудии, екадиллак» 1960 года с открывающимся верхом. За руль села Клаудия. В понедельник утром девушки не вернулись, хотя обещали вернуться. Клаудия позвонила только в среду, плакала в трубку. Она сказала миссис Миллер, что случилась ужасная трагедия, и Джози умерла. Миссис Миллер спросила Клаудию, не нужно ли помочь. На что Клаудия ответила: ^Спасибо, обо всем уже позаботились».

17 июня миссис Миллер получила письмо от Клаудии (письмо прилагается, почерк совпадает с подписью на чеках Клаудии), из которого следовало, что после случившегося с ее двоюродной сестрой она в эту квартиру не вернется. Она напомнила миссис Миллер, что срок аренды истекает 4 июля и что она пришлет чек за июль до 10 июля. За ее вещами приедут из фирмы по перевозке, ей отвезут ценные вещи и документы, а остальное оставят у себя на хранение.

Клаудия Дэвис в эту квартиру больше не возвращалась. Миссис Миллер с тех пор ее не видела и ничего не знала о ее пребывании вплоть до нашего сообщения об убийстве.

ГЛАВА IV

Поездка на Треугольное озеро представлялась исключительно живописной, и поскольку стоял август, а воскресенье считалось у Кареллы выходным, он решил совместить приятное с полезным. Он опустил верх машины, посадил на переднее сиденье Тедди, рядом положил еду и термос с холодным кофе для пикника и, пока они ехали по горной дороге, начисто выбросил из головы Клаудию Дэвис. В обществе своей жены Карелла был готов забыть обо всем на свете.

На его взгляд — а глаз у него был наметанный, красоток на углах улиц он повидал предостаточно — его жена Тедди была самой прекрасной женщиной в мире. Он все не мог взять в толк, как это он, простецкий парень, неотесанный мужлан полицейский умудрился отхватить себе такую чудесную жену. Но ведь заполучил же он ее, Теодору Фрэнклин, и вот они сидят рядом в открытой машине, он, не упуская из вида дороги, искоса поглядывает на нее и млеет от одного ее присутствия.

Ее черные, как смоль, всегда непослушные волосы, словно вступили в схватку с ветром и безжалостно хлестали ее по лицу. Она чуть прищурила карие глаза, защищаясь от потока воздуха. Белая блуза выгодно подчеркивала полную грудь, черные брючки на конус и в обтяжку позволяли представить, сколь роскошны ее бедра и сколь красивы ноги. Скинув сандалии, она подтянула колени к груди, а босыми стопами уперлась в перчаточный бокс. Было в ней какое-то диковинное сочетание изыска и буйства — это Карелла прекрасно понимал. Никогда не знаешь, чего от нее ждать — то ли она сейчас тебя поцелует, то ли по голове огреет, и эта неясность делала ее всегда желанной и волнующей.

Тедди смотрела на мужа, который вел машину, на его большие костистые руки, крутившие баранку. Она смотрела на него не просто потому, что ей это было приятно — он с ней разговаривал. А поскольку слышать она не могла, поскольку с рождения была глухонемой, важно было следить за его губами… Он говорил вовсе не о деле. Она знала, что один из чеков Клаудии Дэвис был выписан на имя похоронной службы «Фэнчер» на Треугольном озере, что Карелла хотел поговорить с владельцем этой службы лично. Она понимала, как это важно, иначе Карелла не стал бы тратить на эту поездку выходной день. Но он обещал — будем совмещать приятное с полезным.

Сейчас как раз и протекала приятная часть поездки, и Карелла, верный обещанию, не говорил ни слова о деле, отгонял мысли о нем, как назойливую муху. Вел речь о красотах природы, о планах на осень, о том, как забавно подрастают их близнецы, какая красавица у него Тедди, что ей лучше застегнуть верхнюю пуговицу блузки, прежде чем они выйдут из машины, но он ни словом не обмолвился о Клаудии Дэвис. Однако настал и ее час — Карелла и Тедди стояли в конторе похоронной службы «Фэнчер» и смотрели в угрюмые глаза человека по имени Бартон Скоулз.

Скоулз оказался долговязым и тощим, в костюме, который он наверняка надел в день собственной конфирмации году этак в 1912. Он настолько соответствовал стереотипу провинциального гробовщика, что Карелла, завидев его, едва не расхохотался. Впрочем, обстановка не располагала к веселью. В комнате — толстые ковры, обои, канделябры — витал какой-то странный запах. Как только Карелла понял, что это формальдегид, в мозгу автоматически возникла мысль о покойниках, и его слегка затошнило, хотя смотреть в глаза смерти приходилось нередко.

— Пятнадцатого июля мисс Дэвис выписала вам чек, — начал Карелла. — За какие услуги, не скажете?

— Чего не сказать? Я этого чека долго дожидался. Она мне оставила задаток только двадцать пять долларов. Обыч- но-то я пятьдесят беру. Уж сколько раз меня надували, приходится ухо востро держать.

— В каком смысле? — спросил Карелла.

— А вот в каком. Народ всякий попадается. Похоронишь их покойничков, а заплатить тебе за работу возьмут да и забудут. Так что у меня тут не сахар. Сколько раз бывало: сделаешь все для похорон, и службу проведешь, и захоронение, а получаешь кукиш. Вот и пропадает вера в человечество.

— Но мисс Дэвис вам все-таки заплатила.

— Да, конечно. Но тут, между прочим, мне здорово попотеть пришлось. Ого, еще как. Она ведь не местная, из города, а похороны здесь, никаких родственников, никого, только она одна, сидела вон там в часовне и сторожила покойницу, будто кто ее украсть собирался. Знаете, мистер Карелла… вас так зовут?

— Да.

— Так вот, мистер Карелла, как вспомню, прямо мороз по коже. Она ведь, ее двоюродная сестра, там двое суток пролежала. А потом мисс Дэвис попросила, чтобы мы девушку на местном кладбище схоронили, ну, думаю, куда денешься, надо хоронить — и все под залог в двадцать пять долларов. Иногда так хочется человеку поверить.

— Когда это было, мистер Скоулз?

— Утонула она в первое июньское воскресенье, — припомнил Скоулз. — Нечего им было делать на озере, рано еще. Вода-то в июне, считай, ледяная. Только к концу июля толком теплее становится. Она выпала из лодки — сидела на веслах, — ну и, наверное, тут ее ледяная вода и прихватила, может, судорогой свело, вот бедняга и утонула. — Скоулз покачал головой. — Нечего было делать на озере в такое время.

— А свидетельство о смерти вы видели? /

— А как же, доктор Доннели его и выписал. Причина смерти — утопление, тут сомнений никаких. Наши и дознание провели. Во вторник. Несчастный случай.

— Вы сказали, что она сидела на веслах. Она была в лодке одна?

— Ага. Ее двоюродная сестра, мисс Дэвис, на берегу сидела. Когда та за борт выпала, она кинулась в воду, поплыла спасать, да не успела. Вода-то жуть какая холодная. Сейчас, слава богу, август, а в воде все равно не жарко.

— Но с самой мисс Дэвис от иоды ничего не случилось?

— Ну, наверное, она хорошая пловчиха. Я всегда считал, если девушка симпатичная, значит, крепкого здоровья. Спорить готов, что и ваша жена на здоровье не жалуется, вон ведь какая симпатичная.

Скоулз улыбнулся, улыбнулась и Тедди и легонько стиснула руку Кареллы.

— Насчет оплаты — продолжил разговор Карелла. — За службу, за похороны. Не знаете, почему мисс Дэвис так долго чек не присылала?

— Без понятия. Я два раза ей писал. Сначала так, подружески напомнил. А второй раз уже похлестче. У меня в городе есть знакомый адвокат, так он написал на своей фирменной бумаге; это всегда впечатляет. Но что так, что сяк — никакого ответа. А потом, когда я смирился — получаю чек, на всю сумму. Бог ведает, в чем тут дело. Может, она от этой смерти оправиться не могла. Может, она всегда потихоньку с долгами расплачивается. В общем, пришел чек и ладно, я и счастлив. А то частенько от живых хлопот больше, чем от покойников, это я вам точно говорю.

Карелла с женой отправились на берег озера, съели там свой обед. Карелла был на удивление молчалив. Тедди, болтая босыми ногами, пробовала воду. Вода, как и говорил Скоулз, была очень холодной, хотя на дворе стоял август. Возвращаясь с озера, Карелла сказал:

— Дорогая, ты не против, если мы еще раз остановимся?

Тедди вопросительно посмотрела на него:

— Хочу поговорить с местным шефом полиции.

Тедди нахмурилась. В глазах ее возник вопрос, и Карелла сразу на него ответил.

— Хочу выяснить, были ли свидетели, когда девушка утонула. Кроме Клаудии Дэвис. Со слов Скоулза выходит, что на озере в июне с народом не густо.

Шеф полиции оказался косолапым и пузатым коротышкой. Разговаривая с Кареллой, он сидел, забросив ноги на стол. Карелла наблюдал за ним и думал: интересно, почему все в этом городе похожи на персонажей голливудских фильмов, выехавших в отпуск? Позади стола шефа в запертом картотечном шкафчике стояли какие-то папки. Справа от шкафчика на подставке лежала пачка листовок с броской надписью РАЗЫСКИВАЕТСЯ. В левой подошве шефа красовалась дырка.

— Угу, — сразу заявил он. — Свидетель был.

Карелла испытал боль разочарования.

— Кто? — спросил он.

— Парень один, рыбачил на озере. Все видел своими глазами. Давал показания- следователю. *

— Что он сказал?

— Что рыбачил там, когда Джози Томпсон отплыла от берега на лодке. Видел, что Клаудия Дэвис осталась на суше. Что мисс Томпсон выпала из лодки и камнем пошла ко дну. Что мисс Дэвис кинулась в воду и поплыла к лодке. Но опоздала. Все это он сказал.

— А еще что?

— Он отвез мисс Дэвис в город на ее машине. Кажется, «кадиллак» с открытым верхом, модель I960 года. Она совсем дара речи лишилась. Рыдала, бормотала что-то, руки себе ломала, в общем, в жутком была состоянии. Собственно, мы все толком и узнали от этого рыбака. Мисс Дэвис только на следующий день очухалась.

— Когда вы проводили дознание?

— Во вторник. За день до похорон. А вскрытие делали в понедельник. Испросили разрешение у мисс Дэвис, так положено по закону, других родственников ведь не было.

— И установили, что смерть наступила в результате утопления?

— Так точно.

— А почему вообще решили проводить дознание? Вы подозревали, что здесь что-то нечисто?

— Нет. Но этот парень, что рыбачил, он ведь тоже был из города. Откуда мы знаем, может, он был с мисс Дэвис заодно, выпихнули двоюродную сестричку за борт, а потом сочинили всю историю. Запросто могло быть такое.

— Но не было?

— Судя по всему, нет. На мисс Дэвис жутко было смотреть, когда этот рыбак привез ее в- город. Нужно быть настоящей актрисой, чтобы такое горе сыграть. На следующий день она успокоилась, но видели бы вы ее тогда… А на дознании стало ясно, что рыбак до того дня на озере никогда с ней не встречался. Во всяком случае, присяжные пришли к выводу, что девушек он раньше не знал. Да и я, если на то пошло, с ними согласился.

— Как его звали? — спросил Карелла. — Рыбака?

— Кортни.

— Как вы сказали?

— Кортни. Сидни Кортни.

— Спасибо, — ответил Карелла и резко поднялся. — Поехали, Тедди. Надо возвращения в город.

Кортни жил в Риверхеде, в дощатом доме на одну семью. Когда ранним утром в понедельник КарелХа и Мейер подкатили к- его дому, он открывал дверь гаража. Он обернулся и с любопытством оглядел их, рукой придерживая дверь. Карелла сделал шаг вперед.

— Мистер Кортни? — спросил он.

— Да?

Он смотрел на Кареллу с i ным изумлением — любой изумится, когда незнакомый человек называет его по имени. Кортни давно перевалило за сорок, на нем была кепка, не очень ладно подогнанная спортивная куртка и черные фланелевые брюки. На висках обосновалась седина. Было всего семь утра, а выглядел этот человек усталым, очень усталым. У ног стояли судки с обедом, видимо, он опустил их на землю, когда стал открывать гараж. В гараже стоял «форд» 1953 года.

— Мы из полиции, — представился Карелла. — Хотим задать вам несколько вопросов.

— Покажите жетон, — попросил Кортни. Карелла показал. Кортни кивнул, будто выполнил свой общественный долг. — Какие у вас вопросы? Я на работу спешу. Насчет этого дурацкого разрешения на строительство?

— Какое строительство?

— Гараж хочу расширить. Покупаю сыну драндулет, а держать на улице жалко. Так вот, чтобы получить разрешение на строительство, пришлось пороги обивать. Как вам это нравится? Добавить-то нужно каких-нибудь двенадцать футов.

Можно подумать, я городской парк здесь собираюсь разбить. Так что вы хотите знать?

Из дома донесся женский голос:

— Кто это, Сид?

— Все нормально, — нетерпеливо бросил Кортни. — Никого. Занимайся своими делами, Бетт. — Он взглянул на Кареллу. — Жена. Вы женаты?

— Да, сэр, женат.

— Тогда вам все ясно, — загадочно буркнул Кортни. — Ну, я вас слушаю.

— Вы это раньше видели? — спросил Карелла. Он передал Кортни фотокопию чека, тот мельком на него взглянул и протянул назад.

— Видел, ясное дело.

— Не объясните, мистер Кортни?

— Что я должен объяснять?

— Почему Клаудия Дэвис послала вам чек на сто двадцать долларов.

— Компенсация, — не колеблясь ответил Кортни.

— Компенсация? — переспросил Мейер. — За что же, мистер Кортни? За маленькую баечку?

— Чего? Вы это про что?

— Компенсацию за что, мистер Кортни?

— За то, что у меня три рабочих дня вылетело, за что же еще?

— Как вы сказали?

— Нет, а вы-то что подумали? — рассердился Кортни и замахал на Мейера пальцем. — Вы-то подумали за что? Плата за какую-то сделку? Так, что ли?

— Мистер Кортни…

— Из-за этого чертова дознания я три рабочих дня угробил. Мне пришлось просидеть на этом Треугольном озере понедельник и вторник, да еще полсреды ждать, что решат присяжные. А я каменщик. Получаю пять долларов в час, так вот, я потерял три рабочих дня по восемь часов в день, и мисс Дэвис любезно выслала мне чек на сто двадцать долларов. А теперь, если не возражаете, доложите, что подумали вы?

— До того дня на Треугольном озере вы мисс Дэвис знали, мистер Кортни?

— В жизни не видел. А в чем дело? Меня уже судят? В чем дело?

Из дома снова донесся резкий женский голос:

— Сидни? Что случилось? Все нормально?

— Лучше не бывает. Не возникай, ладно?

В дощатом доме наступила напряженная тишина. Кортни что-то пробурчал себе под нос и повернулся к детективам. — У вас все? — спросил он.

— Не совсем, мистер Кортни. Мы хотели бы услышать от вас, что вы видели в тот день на Треугольном озере.

— Это еще зачем? Прочитайте протокол дознания, если так интересно. Мне на работу пора.

— Работа может подождать, мистер Кортни.

— Ну да, как же. Мне до нее еще ехать…

— Мистер Кортни, неужели вы хотите, чтобы мы уехали назад в город и вернулись с ордером на ваш арест?

— Мой арест? Да за что? А что я, собственно…

— Сидни? Сидни, может, вызвать полицию? — прокричала женщина из дома.

— Я же тебе сказал: «Не возникай»! — вскинулся Кортни. — Вызвать полицию, — пробурчал он. — Тут не знаешь, как от полиции избавиться, а она хочет вызывать полицию. Что вам от меня надо? Я честный каменщик. Я видел, как утонула девушка. Рассказал все, как было. Это что, преступление? Что вам от меня надо?

— Расскажите нам еще раз, мистер Кортни. Все, что вы видели.

— Она отплыла в лодке, — со вздохом начал Кортни. — Я ловил рыбу. Ее дв. оюродная сестра сидела на берегу. Она выпала за борт.

— Джози Томпсон.

— Да, Джози Томпсон, если ее так звали.

— В лодке она была одна?

— Да. Одна.

— Другая — мисс Дэвис — завопила, бросилась в воду и поплыла к сестре. — Он покачал головой. — Но не успела. Лодка была далеко. Когда доплыла до места, поверхность воды уже разгладилась. Она нырнула, еще раз нырнула, но поздно уже было, поздно. А когда поплыла назад, я думал, она и сама утонет. Раз — скрылась под водой, я уж думал все, пиши пропало. Ну, а потом что-то желтое мелькнуло в воде, я понял — выплывает. '

— А вы почему не бросились на помощь, мистер Кортни?

— Плавать не умею.

— Ясно. Что было дальше?

— Она вышла из воды — мисс Дэвис. Еле стояла на ногах, совсем голову потеряла. Я пытался ее успокоить, а она все рыдала да кричала, все что-то бессвязное. Я оттащил ее к машине, спросил, где ключи. Она поначалу даже не поняла, про что я. Я ей говорю: «Ключи», а она смотрит на меня и все. «Ключи от машины! — ору я. — От машины!» Уж потом она сунулась в сумочку и дала мне ключи.

— Дальше.

— Я отвез ее в город. И полиции все рассказал я. Она даже говорить не могла, только бормотала что-то невнятное, всхлипывала да плакала. Сердце кровью обливалось, когда смотрел на нее. В жизни не видел, чтобы женщину так пробрало, совсем разума лишилась. Только на следующий день из нее удалось что-то связное вытянуть. Сказала, кто она, подтвердила все, что полиция уже от меня узнала, сказала, что утопленницу зовут Джози Томпсон, что это ее двоюродная сестра. Полицейские обшарили дно озера и вытащили тело из воды. Симпатичная, молодая — надо же так нелепо умереть!

— Во что она была одета?

— Платьице хлопчатобумажное. Мокасины легкие, а то и сандалии. Поверх платья — тоненький свитерок. Кофточка.

— Драгоценности?

— Кажется, нет. Нет.

— А сумочка была?

— Нет. Сумочка лежала в машине мисс Дэвис.

— Ав чем была мисс Дэвис?

— Когда? Когда сестра утонула или когда ее вытаскивали из озера?

— А она при этом присутствовала?

— А как же. Тело опознавала.

— Меня интересует, мистер Кортни, что на ней было в день трагедии.

— Юбка, блузка, если не ошибаюсь. В волосах лента. Мокасины. Так, кажется.

— Блузка какого цвета? Желтая?

— Нет. Голубая.

— Вы сказали «желтая».

— Нет, голубая. Про желтую я не '«говорил.

Карелла нахмурился.

— А мне показалось, говорили. — Он пожал плечами. — Ладно, что было после дознания?

— Да ничего особого. Мисс Дэвис поблагодарила меня и сказала, что пришлет чек за время, что я потратил. Я поначалу отказался, а потом подумал: какого черта, я работяга, а деньги на деревьях не растут. И дал мой адрес. Решил, ей такие расходы по карману. Разъезжает в «кадиллаке», свободно может нанять человека, чтобы отвез ее в город.

— А почему она не села за руль сама?

— Ну, наверное, еще в шоке была. Тут у любого нервы не выдержат. Рядом с вами человек когда-нибудь умирал?

— Умирал, — ответил Карелла.

Из дома жена Кортни завопила:

— Сидни, вели этим людям убраться из нашего дома!

— Слышали, да? — сказал Сидни и открыл в конце концов дверь своего гаража.

ГЛАВА V

Утро понедельника не любит никто.

Вообще-то это время похмелья. Не начало новой недели, а хвост недели ушедшей. Это время не любит никто, и для дурного настроения вовсе не требуется, чтобы шел дождь, а небо было пасмурным и мрачным. День может быть ярким и солнечным, и даже августовским. Он может начаться с допроса у чужого гаража в семь утра, а к половине десятого испортиться окончательно.

Понедельник есть понедельник, и никакому законодательству не под силу изменить его внутренний облик. Понедельник есть понедельник, и с этим неприятным фактом остается только мириться.

В этот понедельник к половине десятого в голове у детектива Стива Кареллы уже все перемешалось и, как любой нормальный человек, он винил в этом понедельник. Он вернулся в участок и тщательно изучил все чеки, выписанные Клаудией Дэвис в июле месяце, — всего их набралось двадцать пять, — ¹- пытался найти в них ключ к ее смерти й потому вчитывался в текст внимательно, как корректор в типографии.

Чеки вносили кое-какую ясность, но к делу, как будто, отношения не имели. Когда-то он сказал: «За этими чеками стоит человеческая жизнь. Все равно, что читаешь чей-то дневник», и теперь ему начинало казаться, что из этих двух кратких предложений получился недурной афоризм* Ибо если перед ним был дневник Клаудии Дэвис, он являл собой отчет о жизни абсолютно пресной, никак не попадающей в категорию «жизни замечательных людей».

Почти все чеки были выписаны на магазины готового платья и универсальные магазины. Клаудия, типичная представительница своего племени, имела явную склонность к магазинам, а чековая книжка позволяла ей удовлетворить жажду приобретательства. Из визитов в различные магазины следовало, что ее потребительские интересы были необычно широки. Чеки сообщали, что только в июле она купила три ночные рубашки, две короткие комбинации, пальто типа шинели, наручные часы, четыре пары брюк на конус разных цветов, две пары уличных туфель, очки от солнца, четыре купальника бикини, четыре платьица из немнущейся синтетики, две юбки, два кашемировых свитера, полдюжины книг- бестселлеров, большую банку аспирина, две бутылки драма- мина, шесть дорожных сумок и четыре коробки гигиенических салфеток. Самая дорогая покупка обошлась в 500 долларов — вечернее платье.

Большая часть чеков, выписанных Клаудией Дэвис в июле, ушла именно на покупки. Кроме того, она посетила парикмахера, цветочника, обувщика, кондитера и выписала еще три чека каким-то частным лицам, двум мужчинам и одной женщине.

Джордж Бэдуэк.

Дэйвид Облински.

Марта Феделсон.

Кто-то из участка уже прочесал телефонную книгу и выудил оттуда два адреса из трех. Номер телефона Облински зарегистрирован не был, но через полчаса удалось заполучить и его адрес. И теперь на столе Кареллы лежал полный список вместе со всеми погашенными чеками. Он знал — надо искать людей, но его тревожило что-то другое.

— Почему Кортни соврал мне и Мейеру? — спросил он Коттона Хейвза. — Насчет того, в чем была одета Клаудия Дэвис в день трагедии?

— А как он соврал?

— Сначала сказал, что она была в желтом, что на поверхности озера мелькнуло что-то желтое. А потом желтое поменял на голубое. К чему бы это, а, Коттон?

— Не знаю.

— А если он соврал насчет этого, вполне возможно, что выдумал и все остальное. И он с Клаудией утопили малышку Джози вместе.

— Ну, не знаю, — буркнул Хейвз.

— А двадцать тысяч долларов откуда взялись?

— Может, дивиденды из ее фонда?

— Может. Тогда перевела бы чек, и дело с концом. Но она-то принесла наличные, Коттон, наличные. Откуда взялись? Ничего себе, мелочишка. Из сточной канавы столько не выудишь.

— Это факт. . .

— Язнаю, где можно отхватить двадцать тысяч, Коттон. — Где? ,

— В страховой компании. Когда кто-то умирает, — Карелла кивнул, соглашаясь с собственными мыслями. — Надо кое- куда позвонить. Не могут же такие деньги просто с неба свалиться.

С шестого звонка он попал в цель. Его собеседником оказался Джереми Додд из страховой фирмы «Секьюрити иншурэнс». Имя Джози Томпсон он вспомнил сразу.

— Да, — сказал он. — В июле мы это требование оплатили.

— А кто к вам обратился, мистер Додд?

— Тот, кто по документам имел право на страховую сумму. Одну минуту. Сейчас я возьму бумагу. Не вешайте трубку.

Карелла нетерпеливо ждал. С другого конца трубки, из страховой фирмы, доносились приглушенные голоса. Хихикнула какая-то девушка — наверное, целуются где-нибудь за шкафом. Наконец, Додд взял трубку.

— Нашел, — сказал он. — Джозефин Томпсон. Она была застрахована в пользу ее двоюродной сестры, мисс Клаудии Дэвис. Да, все вспомнил. Та самая история.

— Какая?

— У девушек была взаимная страховка.

— То есть?

— Двоюродные сестры, — пояснил Додд. — Были оформлены две страховки на случай смерти. Одна для мисс Дэвис, другая для мисс Томпсон. Со взаимными правами.

— То есть мисс Дэвис получала деньги в случае смерти мисс Томпсон и наоборот?

— Именно так.

— А каковы были суммы страховки?

— Совсем небольшие.

— Сколько именно?

— Кажется, та и другая были застрахованы на двенадцать с половиной тысяч долларов. Минутку, сейчас проверю. Да, точно.

— И мисс Дэвис обратилась за выплатой, когда ее двоюродная сестра умерла, так?

— Да. Вот передо мной документ. Джозефин Томпсон утонула на Треугольном озере четвертого июня. Все правильно. Клаудия Дэвис прислала нам страховку, свидетельство о смерти и решение присяжных.

— Вы ей заплатили?

— Да. Все абсолютно законно. Мы сразу все проверили.

— Вы посылали кого-нибудь на озеро, чтобы выяснить обстоятельства смерти мисс Томпсон?

— Да, но наше расследование было чистой формальностью. Результаты дознания для нас — вполне официальный документ, мистер Карелла.

— Когда вы выплатили деньги мисс Дэвис?

— Первого июля.

— Вы послали ей чек на двенадцать с половиной тысяч долларов?

— Нет, сэр.

— Но вы же сказали…

— Застрахована она была на двенадцать с половиной тысяч, это точно. Но в страховке был пункт о двойной выплате, а Джозефина Томпсон погибла от несчастного случая. Поэтому нам пришлось выплатить максимальную оговоренную сумму. Первого июля, детектив Карелла, мы послали Клаудии Дэвис чек на двадцать пять тысяч долларов.

Никаких тайн в работе полиции нет.

Заранее отработанной схемы на все случаи нет. Часто высшей точкой в раскрытии дела бывает труп, с которого данное дело и началось. Кульминационного развития нет — нагнетание атмосферы типично только для кино. Есть лишь люди, странным образом переплетенные мотивы, мелкие необъяснимые детали, совпадения и неожиданности, и из всего этого складывается последовательность событий, ио подлинной тайны нет никогда, нет и все.

Есть только жизнь, а порой и смерть, и все это не подчиняется никаким правилам. Полицейские ненавидят истории, где властвует тайна, потому что в таких историях они видят логику, которой нет в их собственном расследовании, подлинном, но иногда будничном, иногда захватывающем, а иногда и просто скучном. Когда кусочки головоломки аккуратно складываются в заданный рисунок, это весьма мило, и умно, и удобно. Может, и приятно думать о детективах, как о профессорах математики, решающих алгебраическую задачу: смерть и жертва — величины постоянные, а неизвестная — убийца. Но многие из этих профессоров-детективов не в состоянии сложить вычеты из своих зарплат. В мире полно волшебников, тут сомнения нет, но едва ли хоть один из них работает в полиции.

В деле Клаудии Дэвис возникла большая математическая нестыковка.

Не ясно было, куда подевались 5000 долларов.

Первого июля Клаудии Дэвис по почте выслали двадцать пять тысяч, где-то после праздников четвертого июля она, видимо, получила чек, превратила его в деньги, а потом отнесла их в банк «Сиборд», открыла там новый счет и абонировала сейф. Однако общая сумма денег, лежавших в «Си- борде», составляла двадцать тысяч долларов, а страховая фирма выплатила ей 25000 долларов. Куда же девалась разница? И кто снял деньга по чеку?

Мистер Додд из страховой фирмы «Секьюрити иншурэнс» объяснил Карелле довольно сложную систему учета в фирме. По чеку получены деньги, несколько дней после этого он хранится в местном отделении, чтобы закрыть страховку, потом его пересылают в головное отделение в Чикаго, где он лежит около месяца. Потом — в бухгалтерско-учетный отдел фирмы в Сан-Франциско. Додд считал, что погашенный чек уже в Калифорнии, и обещал отследить его, не откладывая в долгий ящик. Кто-то по этому чеку снял деньги ^ля Клаудии и, вполне вероятно, взял одну пятую от написанной на чеке суммы.

Тот факт, что Клаудия не отнесла чек прямо в «Сиборд», означает: ей было что скрывать. Возможно, она не хотела, чтобы ей задавали вопросы по поводу чека из страховой компании, страховки, двойной выплаты, трагической гибели на озере и в особенности по поводу ее двоюродной сестры Джози. Чек был в полном порядке, и тем не менее она решила сначала превратить его в деньги, а уже потом открыть новый счет. Почему?

И почему, если на то пошло, ей понадобилось открывать новый счет, когда у нее был вполне приличный и действующий счет в другом банке?

В полицейской работе этим «почему» нет числа, но даже есж их складывать, таинственности все равно не возникает. Возникает дополнительная работа, а работу не любит ни один человек в мире. Бравые молодцы из восемьдесят седьмого участка предпочли бы спокойно посиживать на своих стульях да потягивать джин с тоником, но «почему» оставались, и они, надев фуражку и пристегнув кобуру, отправлялись на поиски «потому что».

Коттон Хейвз методично допрашивал всех жильцов дома, где была убита Клаудия Дэвис. У всех было алиби, крепкое, как сомкнутый кулак владельца арабских скакунов. В рапорте лейтенанту Хейвз изложил свое мнение: никто из жильцов убийства не совершал. К этому делу они не причастны.

Мейр Мейер взялся за стукачей 87-го участка. Район, да и весь город кишмя кишел всякими торгашами и менялами, превращавшими горяченькое краденое добро в холодную наличность — за определенную мзду. Если кто-то получил для Клаудии чек на 5000 долларов и 5000 долларов прикарманил, возможно, этот кто-то — один из армии менял? Мейер озадачил местных стукачей, велел поразнюхать, не слышно ли чего насчет чека из корпорации «Секьюрити иншурэнс». Стукачи, увы, вернулись ни с чем.

Лейтенант Сэм Гроссман с парнями из лаборатории отправился на место убийства еще раз. И еще раз. И еще раз. Он сообщил, что замок на двери был защелкивающийся, он автоматически запирался, стоило хлопнуть дверью. Убийца Клаудии Дэвис вполне мог сделать свое черное дело, не ломая голову над тем, как проникнуть в запертую комнату. Просто, уходя, надо было закрыть за собой дверь.

Гроссман сообщил также, что в ту ночь Клаудия, скорее всего, спать не ложилась. У большого кресла в спальне нашли пару обуви, на ручке кресла лежала книжка. Видимо, Клаудия заснула прямо в кресле, проснулась и пошла в другую комнату, где и встретилась с убийцей и со своей смертью. А вот кто он, этот убийца, — на этот счет у Сэма Гроссмана никаких соображений не было.

Стив Карелла изнемогал от жары, нетерпения и перегрузки. На их территории происходили и другие преступления: тут тебе и взломы, и ограбления, и поножовщина, и драки, и дети на каникулах, бившие бейсбольным мячом других детей — те, видите ли, плохо произносят слово «сеньор». Трезвонили телефоны, надо было писать рапорты в трех экземплярах, в участке день и ночь толпился народ, подавая жалобы на достопочтенных горожан, и дело Клаудии Дэвис постепенно превращалось в большую занозу в заднице. Хорошо быть сапожником, подумал Карелла, никаких тебе проблем. Вздохнув, он принялся изучать чеки, выписанные на Джорджа Бэдуэка, Дэйвида Облински и Марту Феделсон.

Берт Клинг, по счастью, не имел к делу Клаудии Дэвис никакого отношения. Он даже ие знал толком, в чем там суть. Он был молодым детективом, работал недавно, работы было по горло, тут и от своих дел с ума сойдешь, каждый день крутишься по сорок восемь часов, куда тут в чужие дела соваться? Своих забот хватало. Одной из таких забот было «знакомство».

В среду утром имя Берта Клинга появилось в списке тех, кому было велено отправляться на «знакомство»,

Знакомство проходило в спортзале полицейского управления, на Хайт-стрит. Оно проводилось четыре раза в неделю, с понедельника по четверг, и целью парада было познакомить детективов с преступниками. Преступник — профессия регулярная, мошенник всегда остается мошенником, и противников не худо знать в лицо, если встретишься с ними на улице. Не одно дело удалось раскрыть благодаря тому, что вор был просто узнан, а иной раз это спасало детективу жизнь.

Поэтому «знакомство» было традицией весьма ценной и полезной. Но это не означало, что полицейские ехали в город с большим удовольствием. Дело в том, что «знакомство» частенько выпадало на твой выходной, а глазеть в выходной на преступников не нравилось никому.

«Знакомство» в среду утром проходило по классическому образцу. Детективы сидели в спортзале на складных стульях, в конце зала за высокой трибуной сидел шеф детективов. Зеленые занавески были задернуты, сцена освещена, и правонарушители, арестованные за день до этого, выстраивались перед бравыми молодцами, а шеф зачитывал обвинения и проводил допрос. Схема была простой. Офицер, проводивший арест, присоединялся к шефу у задней стены спортзала, когда приходил черед его арестованного. Шеф зачитывал фамилию нарушителя, потом район города, в котором он был арестован, потом номер.

Например, так: «Джонс Джон, Риверхед, три». «Три» означало, что в тот день этот арест был в Риверхеде третьим. На «знакомстве» разбирались только уголовные преступления да судебно наказуемые проступки, поэтому список отличившихся в данный конкретный день значительно сокращался. После номера дела шеф зачитывал суть нарушения, потом говорил: «Дал показания» или «Показаний нет», то есть сказал ли нарушитель что-либо после того, как его взяли за воротник.

Если показания были, шеф ограничивался вопросами общего порядка, иначе преступник мог сказать что-нибудь противоречащее его первоначальным, обычно обличающим его показаниям, которые можно использовать против него в суде. Если показаний не было, тут шеф себя не сдерживал. Обычно он был вооружен всеми сведениями, какими располагала полиция на этого человека, стоявшего под ослепительным светом прожекторов, и только большие доки понимали истинный смысл «знакомства» и твердо знали, что будут держать язык за зубами и не ответят ни на один вопрос. Тут копали глубоко, и проигравший мог надолго загреметь в уютную комнатку с одним зарешеченным окошком.

Клингу «знакомство» надоело до чертиков. И надоедало всегда. Все равно что смотреть одно и то же шоу бог знает сколько раз. Иногда прорывалось что-то свеженькое. Но в основном песня была старая и хорошо известная. Так и в эту среду. К тому времени, когда безжалостному допросу щефа подвергся восьмой правонарушитель, Клинг начал клевать носом. Сидевший рядом детектив легонько толкнул его локтем под ребра.

— …Рейнолдс, Ралф, — говорил шеф. — Изола, четыре. Кража со взломом в квартире на Третьей Северной. Показаний нет. Что скажешь, Ралф?

— Насчет чего?

— Такими делами промышляешь часто?

— Какими такими?

— Кража со взломом.

— Я не взломщик, — заявил Рейнолдс.

— У меня здесь его досье, — сказал шеф. — Арестован за кражу со взломом в 1948 году, свидетель отказался от своих показаний, якобы опознал его ошибочно. Снова арестован за кражу со взломом в 1952 году, осужден за кражу со взломом первой степени, приговорен к десяти годам тюремного заключения, в 1958 году освобожден за хорошее поведение. Опять потянуло на старое, Ралф?

— Ни в коем случае. Я, как вышел, с законом дружу.

— Тогда что ты делал в чужой квартире в середине ночи?

— Выпивши был. Наверное, зашел не в тот дом.

— То есть как?

— Ну, я думал, что пришел к себе домой.

— Где ты живешь

— Я… ну… вообще-то…

— Не тяни, Ралф.

— На Пятой Южной.

— А оказался в квартире на Третьей Северной. Это надо здорово наклюкаться, чтобы так от курса отклониться.

— Что было, то было, наклюкался.

— Женщина из той квартиры сказала, что когда она проснулась, ты ее ударил. Это правда, Ралф?

— Нет. Нет, не бил я ее.

— А она говорит, бил.

— Да путает она.

— По крайней мере, доктор утверждает, что кто-то шваркнул ее по челюсти. Что скажешь на это, Ралф?

— Все может быть.

— Так да или нет?

— Ну может, когда она начала вопить, я разнервничался. Ведь я-то думал, что это моя квартира.

— Ралф, ты хотел эту квартиру ограбить. Может, скажешь правду?

— Какую правду? Говорю же, забрел туда по ошибке.

— А как ты туда попал?

— Дверь была открыта.

— В середине ночи? Дверь была открыта?

— Угу.

— А может, ты в замочке поковырялся, а?

— Да что вы| С какой стати? Я думал, это моя квартира.

— Ралф, а почему у тебя были с собой воровские инструменты?

— У кого? У меня? Это не воровские инструменты.

— Да? А что же это? Стеклорез, набор отмычек, кернеры, дрель, три полоски киноленты, инструмент для открывания замков и восемь болванок для ключей. Очень смахивает на воровское снаряжение, Ралф.

— Нет. Я столяр.

— Знаю, Ралф, что столяр. Мы провели у тебя на квартире обыск и нашли много чего любопытного. Ты всегда держишь дома по шестнадцать пар наручных часов, четыре пишущие машинки, двенадцать браслетов, восемь колец, две норковые накидки и три комплекта столового серебра, а, Ралф?

— Да. Я коллекционер.

— Чужих вещей. Мы нашли также четыреста долларов да еще французских франков на пять тысяч долларов. Откуда деньги, Ралф?

— Какие?

— Любые, о каких есть желание рассказать.

— Ну, что касается американских… выиграл в тотализатор. А другие… один француз задолжал мне золото, вот и заплатил франками. И все.

— Мои люди проверяют список украденных вещей в эту самую минуту, Ралф. -

— Ну и проверяйте! — внезапно вспылил Рейнолдс. — От меня-то чего хотите? Чтобы я за вас вашу работу делал? Чтобы все вам на тарелочке принес? Еще чего не хватало! Все, что хотел сказать, я уже сказал…

— Уведите его, — распорядился шеф. — Следующий. Блейк, Доналд. Беттаун, два. Попытка изнасилования. Показаний нет…

Берт Клинг поудобнее устроился на складном стуле и снова начал дремать.

Чек, выписанный на имя Джорджа Бэдуэка, шёл под ломером 018. Сумма была маленькая, пять долларов. Едва ли тут на что-то наткнешься, подумал Карелла, и все-таки… Этот чек — один из невыясненных трех, а раз так, придется проверить.

Бэдуэк оказался фотографом. Мастерская его ндходилась прямо через улицу от здания окружного суда в Изоле. Из витринной рекламы следовало, что он фотографирует для водительских и охотничьих прав, паспортов, удостоверений таксиста, разрешений на ношение оружия и тому подобное. Мастерская была небольшой и тесной. Бэдуэку совершенно негде было здесь развернуться — как жуку в муравьином жилище. Это оказался гигант с густыми неподатливыми волосами, от него пахло проявителем.

— Кто же это помнит? — возмутился он. — У меня тут каждый день миллион человек проходит. Одни платят наличными, другие чеками, уроды, хорошенькие, толстые, тонкие — на моих фотографиях они все выглядят одинаково. Препогано. Будто я фотографировал их специально для вас. Знаете, эти снимочки для официальных документов? Все на одно лицо, одна харя противнее другой. Так что, кто может запомнить… как там ее? Клаудия Дэвис? Еще одно лицо. Еще одна противная харя. А что? С чеком что-нибудь не так?

— Нет, с чеком все в порядке.

— Так в чем дело?

— Ни в чем, — сказал Карелла. — Большое спасибо.

Он вздохнул и вышел на улицу, в августовскую жару. На другой стороне улицы здание окружного суда в лучах солнца казалось белым и каким-то готическим. Он вытер платком лоб и подумал: еще одно лицо, только и всего.

Он снова вздохнул, перешел через улицу и оказался в здании суда. В коридорах с высокими сводами стояла прохлада. Посмотрев указатель, он первым делом поднялся в бюро. Там. спросил у сотрудника: не обращалась ли некая Клаудия Дэвис за документами, для которых требуется фотография? '

— Фотографии мы требуем только для водительских прав, — сказал служащий.

— Может быть, проверите?

— Конечно. Минут пять вам придется подождать. Присядьте.

Карелла сел. Поежился от холода. Казалось, на улице октябрь. Он взглянул на часы. Пора бы перекусить, что-то он проголодался. Вернулся служащий.

— Клаудия Дэвис в нашем списке ест<4— сказал он. — Но документы она получила раньше и за новыми не обращалась.

— Какие?

— Телефонистки.

— Когда они истекают?

— В сентябре.

— И ни за чем, для чего требуется фото, она не обращалась?

— Нет. Мне очень жаль.

— Ничего, спасибо, — отозвался Карелла.

Он снова вышел в коридор. Едва ли Клаудии Дэвис потребовалось разрешение на право водить или владеть такси, поэтому он прошел мимо бюро по оформлению извозчиков и поднялся наверх, в отдел, где выдают разрешения на ношение оружия. Женщина, к которой он обратился, оказалась особой очень доброй и деловой. Она проверила свои записи и заверила Кареллу, что женщина по имени Клаудия Дэвис никогда не обращалась за документом, позволяющим иметь оружие.

Поблагодарив ее, Карелла снова спустился в холл. Очень хотелось есть. В животе раздавалось легкое урчанье. Может, пойти перекусить, а потом вернуться? Нет, сначала надо сделать дело.

В бюро паспортов за стойкой стоял пожилой худощавый мужчина с зеленым козырьком над глазом. Карелла задал свой вопрос, служитель пошел перебирать бумаги и вскоре, поскрипывая башмаками, вернулся к окну, где его ждал Карелла.

— Все правильно, — сказал он.

— Что правильно?

— Обращалась. Клаудия Дэвис. Обращалась за паспортом.

— Когда?

Старик вернулся с бумажкой в дрожащих руках.

— Двадцатого июля.

— И вы его ей выдали?

— Мы приняли ее заявление, конечно. А выдаем паспорта не мы. Мы только посылаем заявление в Вашингтон.

— Но вы его приняли?

— Конечно, почему нет? Все, что положено, она принесла. Почему же не принять?

— А что положено?

— Две фотографии, документ, подтверждающий гражданство, заполненный бланк и деньги.

— И чем она подтвердила свое гражданство?

— Свидетельством о рождении.

— Где она родилась?

— В Калифорнии.

— Она заплатила наличными?

— Точно.

— Не чеком?

— Нет. Она начала выписывать чек, но в дурацкой ручке кончилась паста. У нас здесь шариковые ручки, так вот, бланк она заполнить успела, а для чека пасты не хватило. Ну и заплатила наличными. Деньги-то небольшие

— Ясно. Спасибо.

— Не за что, — ответил старик и снова затопал к своим бумагам — положить на место запись о Клаудии Дэвис.

Другой чек шел под номером 007, двенадцатого июля он был выписан на имя Марты Феделсон.

Мисс Феделсон поправила очки и воззрилась на чек. Потом отодвинула в сторону бумаги, что занимали весь ее столик в кабинетике-конурке, положила чек перед собой, склонилась над ним и принялась внимательно изучать.

— Да, — сказала она. — Этот чек был выписан на мое имя. Клаудия Дэвис выписала его прямо здесь, в этом кабинете. — Мисс Феделсон улыбнулась. — Если это можно назвать кабинетом. Стол да телефон. С другой стороны, я ведь только начинаю.

— Вы давно работаете в бюро путешествий, мисс Феделсон?

— Полгода. Очень довольна.

— Мисс Дэвис раньше вашими услугами пользовалась?

— Нет. До этого — ни разу.

— Вас ей кто-то порекомендовал?

— Нет. Она нашла меня в телефонной книге.

— И попросила вас организовать ей поездку, так?

— Да.

— А этот чек? Он за что?

— Ее авиабилеты, залоговые суммы в гостиницы.

— В какие гостиницы?

— В Париже и Дижоне. А потом еще и в Лозанне, в Швейцарии.

— Она собиралась в Европу?

— Да. Из Лозанны хотела ехать на итальянскую Ривьеру. Эту поездку тоже я для нее готовила. Транспорт, гостиницы, все такое.

— Когда она собиралась ехать?

— Первого сентября.

— Тогда ясно, откуда чемоданы и одежда, — рассуждая про себя, произнес вслух Карелл"

— Простите? — не поняла мисс Феделсон, она улыбнулась и приподняла брови. '

— Нет, нет, ничего, — спохватился Карелла. — Что вы можете сказать о мисс Дэвис?

— Ну, даже не знаю. Она ведь была здесь только один раз. — Мисс Феделсон на минуту задумалась, потом сказала — Она вполне могла быть хорошенькой, если бы постаралась, но, видно, это ее не волновало. Волосы короткие и темные, а сама какая-то… замкнутая, что ли. Когда пришла сюда, даже темные очки не сняла. Может, просто застенчивая. Или 'испуганная. Не знаю. — Она снова улыбнулась. — Я вам хоть как-то помогла?

— Теперь мы по крайней мере знаем, что она собиралась за границу, — сказал Карелла.

— Сентябрь — отличное время для поездки, — откликнулась мисс Феделсон. — Все туристы уже разъезжаются по домам. — В голосе ее слышалась легкая зависть.

Поблагодарив ее, Карелла вышел из маленького кабинетика, где на заваленном бумагами столе лежали рекламные проспекты.

ГЛАВА VI

Чеки были на исходе, и на исходе были идеи. Получалось, что девушка искала спасения в бегстве, хотела спрятаться, но от чего ей было бежать, по какому поводу прятаться. В лодке Джози Томпсон была одна. Дознание решило, что произошел несчастный случай. Страховая компания признала требование Клаудии вполне законным и выдала ей чек, погасить который девушка могла в любой точке земного шара. И все-таки она пыталась спрятаться, убежать, и Карелла не мог понять, в чем тут дело. И что прикажете делать дальше?

Он вытащил из кармана список оставшихся чеков. Сапожник Клаудии, парикмахер, цветочник, кондитерский магазин. Все это не серьезно. А оставшийся чек на конкретного человека предназначался Дэйвиду Облински, номер чека 006, выписан 11 июля на сумму 45 долларов 75 центов.

Перекусив в половине третьего, Карелла поехал в город. Облински он нашел в закусочной около автостанции. Облински сидел на высоком стуле у стойки и пил кофе. Он предложил Карелле сесть рядом, и тот согласился.

— Значит, вы меня по этому чеку нашли, да? Мой номер телефона и адрес дала телефонная компания, да? А ведь меня в телефонной книге нет. И давать мой номер они не должны.

— Ну, они пошли нам навстречу, потому что мы все-таки < полиция.

— А если полиция попросит номер телефона Марлона Брандо? Как думаете, дадут или нет? Да нипочем не дадут. Не нравится мне это. Нет, сэр, не нравится, и все тут.

— Чем вы занимаетесь, мистер Облински? Почему вашего номера нет в телефонной книге? На это есть причина?

— Такси вожу. А причина, ясное дело, есть. Если твоего номера нет в телефонной книге, это сразу прибавляет тебе веса. Вы разве не знали?

Карелла улыбнулся.

— Не знал.

— Так знайте.

— Почему Клаудия Дэвис дала вам этот чек? — спросил Капелла.

— Ну, я работаю на таксомоторную компанию здесь, в городе. А в свои выходные или в субботу с воскресеньем обычно вожу пассажиров в поездки подлиннее, понимаете? За город, в горы, на пляж, кому куда надо. Мне все равно. Отвожу, куда скажут.

— Понятно.

— Ну вот. Как-то в июне, в начале месяца, мне позвонил один кореш с Треугольного озера и говорит: есть богатенькая бабенка, нужно отогнать ее «кадиллак» обратно в город. Если я прикачу туда на поезде и отгоню назад ее тачку, заработаю тридцать долларов. Я сказал ему: нет, извините. Сорок пять — другое дело. Я знал, что деваться ему некуда. Он уже сказал мне, что пытался подрядить местных водил, но тащиться в город никто не пожелал. Короче, обещал поговорить с ней и перезвонить. И перезвонил — а на телефонную компанию у меня, между прочим, большой зуб. Не должны они давать мой номер первому, кто попросит. А будь на моем месте Дорис Дэй? Думаете, ее номер они кому-нибудь бы дали! Нет, я им этого прощать не намерен.

— Он вам перезвонил, и что было дальше?

— Сказал, что она готова заплатить сорок пять, но надо подождать с деньгами примерно до июля, она пришлет мне чек, сейчас у нее со средствами туговато. Ну, я решил, какого черта, едва ли меня станет надувать дамочка, которая гоняет на «кадиллаке» 1960 года. До июля прокатим ее в долг. Но я еще сказал ему, раз так, пусть оплатит и дорожный налог за обратный путь, хотя обычно я с клиентов этого не спрашиваю. Вот вам и семьдесят пять центов. Дорожный налог.

— Значит, туда вы поехали поездом, а оттуда вывезли мисс Дэвис на ее «кадиллаке», верно?

— Угу.

— Наверное, она была в тяжелом состоянии?

— Чего?

— Ну, была не в себе.

— Это как?

— Не знаю, в истерзанных чувствах. Плакала. В истерике билась.

— Не сказал бы. Нет, она была в норме.

— Я имею в виду… — Карелла заколебался. — Сама-то ведь она машину вести не могла.

— Угу, это точно. Потому меня и наняла.

— Но это значит…

— Нет, не потому, что она была не в себе или что-то такое.

— А почему же? — Карелла нахмурился. — Багажа было много? Ей с багажом ваша помощь требовалась?

— Это да. Ее багаж и се двоюродной сестры. Та ведь утонула, вы же знаете. . .

— Знаю. .

— Но с багажом ей мог помочь кто угодно, — сказал Облински. — Нет, меня она наняла не из-за этого. Ей действительно был нужен именно я.

— Почему?

— Почему? Да потому, что она машину водить не умеет, вот почему.

Карелла уставился на него.

— Вы ошибаетесь, — вымолвил он.

— Ничего подобного, — возразил Облински. — Можете мне поверить, водить она не умеет. Я укладывал вещи в багажник, а ее попросил тем временем машину завести, так она даже не знала, с какой стороны к ней подойти. Как думаете, стоит мне с телефонной компанией связываться?

— Сами решайте, — сказал Карелла, резко поднимаясь. Надо срочно выяснить, за что Клаудия Дэвис выписала чек парикмахеру. Вдруг этот чек наведет его на след?

Салон-парикмахерская находился на Двадцать третьей Южной, рядом с Джефферсон-авеню. Над тротуаром у входа зеленел навес. На нем белой краской было изящно выписанб: АРТУРО МАНФРЕДИ. Название фирмы повторялось на стеклянной табличке в витрине, для тех, кто не читает журналы «Вог» или «Харпере базар», табличка гласила также, что у фирмы есть два отделения, одно здесь, в Изоле, другое в Нассау, на Багамах. Буковками помельче было написано: «Известна во многих странах мира».

Карелла с Хейвзом вошли в салон в четыре тридцать пополудни. В маленькой приемной сидели две тщательно причесанные и наманикюренные дамы, шикарно скрестив дорогие и изящные ножки — ждали то ли шоферов, то ли мужей, то ли любовников. Обе с надеждой подняли глаза, когда появились детективы, свежевыщипанными бровками изобразили легкое разочарование и снова углубились в журналы мод.

Карелла и Хейвз подошли к столику. Их встретила блондинка с непроницаемой приклеенной улыбкой и голосом школьной выпускницы.

— Да? — спросила она. — Чем могу быть полезна?

Улыбка ее чуть-чуть полиняла, когда Карелла произвел на свет свой жетон. Она прочитала буковки на металле, глянула на фотографию в удостоверении личности, упакованном в пластик, снова стала непроницаемой и равнодушно-бесстрастным тоном спросила:

— Да, что вас интересует?

— Вы можете сказать что-нибудь о девушке, которая выписала этот чек? — спросил Карелла. Из кармана он вытащил фотокопию чека и положил его на стол перед блондинкой. Блондинка как бы между делом взглянула на листок.

— Какая там фамилия? — спросила она. — Не могу разобрать.

— Клаудия Дэвис.

— Д-э-в-и-с?

— Да.

— Не помню такую, — сказала блондинка. — В число наших постоянных клиентов она не входит.

— Но она выписала на ваш салон чек, — настаивал Карелла. — Седьмого июля. Пожалуйста, проверьте свои записи и выясните, что она здесь делала и кто ее обслуживал.

— Прошу прощения, — сказала блондинка.

— Что?

— Прошу прощения, но мы закрываемся в пять часов, и сейчас у нас самое напряженное время дня. Вы должны нас понять. Если вас не затруднит, придите немного попозже…

— Затруднит, даже очень, — решительно возразил Карелла. — Потому что немного попозже мы придем уже с ордером на обыск, а то и с ордером на арест вашей документации, а такое иногда приводит в волнение светских хроникеров, и это может прибавить вам известности во многих странах мира. У нас был трудный день, мисс, а дело важное, так что, может, давайте по-хорошему?

— Разумеется. Мы всегда рады помочь полиции, — с каменным лицом проговорила блондинка. — Особенно, когда ее сотрудники так хорошо воспитаны.

— У нас все такие, — откликнулся Карелла.

— Седьмого июля, вы сказали?

— Седьмого июля.

Блондинка ушла куда-то в глубь салона. Появилась брюнетка и спросила:

— Мисс Мари совсем ушла?

— Кто такая мисс Мари? — спросил Хейвз.

— Блондинка.

— Нет. Она пошла кое-что поискать по нашей просьбе.

— У вас очень привлекательная белая прядка, — сказала брюнетка. — Я мисс Ольга.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте. Когда она вернется, скажите ей, пожалуйста, что в зале третьего этажа испортилась одна сушка.

— Скажу обязательно, — заверил ее Карелла.

Мисс Ольга улыбнулась, махнула рукой и снова скрылась в салоне. Через минуту появилась мисс Мари. Взглянув на Кареллу, она сказала:

— Да, некая мисс Клаудия Дэвис была здесь седьмого июля. С ней работал мистер Сэм. Хотите с ним поговорить?

— Да.

— Идемте, — кратко обронила она.

Карелла и Хейвз прошли за ней в глубь салона, мимо женщин в фирменных халатиках, они сидели, положив ногу на ногу и спрятав головы в сушки.

— Кстати, — вспомнил Хейвз. — Мисс Ольга просила передать вам, что на третьем этаже одна сушка вышла из строя.

— Спасибо.

В мире женских механизмов Хейвз чувствовал себя особенно неуютно. Здесь, в салоне была атмосфера эдакой хрупкой деловитости, и здоровяк Хейвз — рост сто восемьдесят пять сантиметров босиком, вес восемьдесят шесть килограммов — страшно боялся, что сшибет бутылочку лака для ногтей, опрокинет ведерко с краской для волос. Они поднялись в салон второго этажа и, глядя на этот длинный ряд гудящих космических шлемов, на женщин со скрещенными ногами в передничках поверх нейлоновых халатиков, Хейвз вдруг открыл для себя нечто новое. Женщины медленно поворачивали ему вслед головы под сушками и явно смотрели на белую прядку на его левом виске.

Ему стало до жути неловко. Ведь у него эта прядь появилась от удара ножом, какое уж тут украшательство — чтобы добраться до раны, его рыжие волосы на этом месте сбрили, а выросли уже белые, — но многие из этих женщин за такие белые прядки собирались выложить чьи-то нелегким трудом заработанные доллары, и он чувствовал себя не полицейским, пришедшим по серьезному делу, а клиентом.

— Это мистер Сэм, — объявила мисс Мари. Хейвз обернулся и увидел, что Карелла пожимает руку какому-то вытянутому человеку. Про него нельзя было сказать «высокий», он был именно вытянутый. Так бывает, когда в кинотеатре смотришь на экран сбоку, и истинные пропорции оказываются нарушены, человек становится как бы двухмерным, и это вызывает, как минимум, улыбку. На парикмахере был белый халат, из нагрудного кармана торчали три узких расчески. В руке — тонкой, музыкальной — он держал ножницы.

— Здравствуйте, — поприветствовал он Кареллу и отвесил полупоклон, европейский по происхождению, но по исполнению американский. Потом повернулся к Хейвзу, пожал протянутую руку и еще раз вежливо повторил — Здравствуйте.

— Они из полиции, — кратко изрекла мисс Мари, освобождая мистера Сэма от необходимости быть вежливым, и оставила мужчин одних.

— Седьмого июля здесь была женщина по имени Клаудия Дэвис, — начал разговор Карелла. — Видимо, прическу ей делали вы. Будьте любезны, расскажите все, что вы о ней помните.

— Мисс Дэвис, мисс Дэвис, — повторил мистер Сэм, касаясь рукой высокого лба в попытке расшевелить память. — Минуточку, мисс Дэвис, мисс Дэвис.

— Да.

— Да, мисс Дэвис. Очень симпатичная блондинка.

— Нет, — сказал Карелла. Он покачал головой. — Брюнетка. Вы думаете о ком-то другом. .

— Нет, как раз нет, — возразил мистер Сэм. Он постучал указательным пальцем по виску, снова будя цамять. — Я все юпомнил. Клаудия Дэвис. Блондинка.

— Брюнетка, — настаивал Карелла, не спуская глаз с мистера Сэма. ,

— Это когда ушла. А когда пришла, была блондинка.

— Что? — воскликнул Хейвз.

— Она была блондинкой, симпатичной, естественной блондинкой. Это встречается довольно редко. Естественные блондинки то есть. Не понимаю, зачем она решила перекраситься.

— Вы перекрасили ей волосы? — спросил Хейвз.

— Совершенно верно.

— А она не сказала, почему хочет стать брюнеткой?

— Нет, сэр. Я еще пытался ее отговорить. У вас, говорю, такие прекрасные волосы, с ними можно просто чудеса творить. Вы натуральная блондинка, дорогая моя, сюда каждый день приходят десятки серых мышек и умоляют сделать из них блондинок. Нет. Ничего не желала слушать. Ну, я взял и перекрасил ее. Сделал из нее брюнетку.

Видно было, что само воспоминание о таком надругательстве над природой ему неприятно. Он взглянул на детективов так, будто в упрямстве Клаудии Дэвис были виноваты они.

— А что вы еще с ней сделали, мистер Сэм? — спросил Карелла.

— Покрасил, подстриг, укладку сделал. Кажется, кто-то из наших девушек сделал ей массаж лица и маникюр.

— Что значит «подстриг»? Когда она пришла к вам, у нее были длинные волосы?

— Да, прекрасные длинные светлые волосы. Она попросила их подстричь. Я и подстриг. — Мистер Сэм покачал головой. — Вспоминать не хочется. Выглядела она ужасно. Обычно я о своей работе так не говорю, но она, выходя отсюда, выглядела ужасно. Вы бы в жизни не узнали в ней роскошную блондинку, которая вошла сюда три часа назад.

— Спасибо, мистер Сэм. Извините, что отняли у вас время.

На улице Хейвз сказал:

— Ты еще раньше об этом догадался, мистер Стив?

— Я это подозревал, мистер Коттон. Надо ехать в участок.

Они вцепились в это дело, будто шайка озверевших рекламных агентов. Но опять-таки, от какой печки плясать? Сидя в кабинете лейтенанта Бирнса, они пытались определить, куда летят перелетные птицы, и когда свистнет рак на горе. Они бросили спасательный круг на авось, вдруг кто-нибудь его подхватит. Другими словами, они развернули флаг, а сами смотрели, отдаст ему кто-иибудь честь или нет.

В кабинете лейтенанта было четыре окна — все-таки в их участке он был старший по званию. Кабинет у него был вполне пристойный. Здесь стоял электрический вентилятор, большой широкий стол. Была перекрестная вентиляция. В общем, сиди в таком кабинете и радуйся. Для встреч на высшем уровне кабинетишко был довольно жалкий, но в масштабах их полицейского участка… Со временем привыкаешь и к облупившейся краске, и к отсыревшим стенам, и к плохому освещению, и к запаху мочи из туалета дальше по коридору. Питер Бирнс работал не в частной фирме. Он работал в городской полиции. Улавливаете разницу?

— Я только что позвонил Айрин Миллер, — говорит Карелла. — Попросил ее описать Клаудию Дэвис, и она все мне повторила. Короткие темные волосы, тихая, простая. Тогда я попросил описать Джози Томпсон. — Карелла мрачно кивнул сам себе. — Догадываетесь?

— Хорошенькая, — предположил Хейвз. — Хорошенькая длинноволосая блондинка.

— Точно. Ведь миссис Миллер с самого начала нам все это по полочкам разложила! В рапорте все есть. Сказала: они были как черное и белое в смысле внешности и характера. Ну, конечно, черное и белое. Брюнетка и блондинка, черт ее дери.

— Тогда понятно, откуда желтый цвет, — вставил Хейвз.

— Какой желтый цвет?

— Помнишь, Кортни сказал, что над поверхностью воды мелькнуло что-то желтое. Так вот, Стив, речь шла не об одежде. Речь шла о ее волосах.

— Это сразу многое объясняет, — сказал Карелла. — Нал ример, становится ясно, почему Клаудия Дэвис, собираясь в Европу, покупала ночные рубашки и купальники. Ясно, почему гробовщик на озере называл Клаудию Дэвис хорошенькой. Почему в рапорте о результатах вскрытия сказано, что: й было тридцать лет, а знавшие ее говорили, что она была гораздо моложе.

— То есть утонула не Джози, так? — спросил Мейер. — Утонула, по-твоему, Клаудия?

— Да, черт возьми, по-моему утонула как раз Клаудия.

— А потом, по-твоему, Джози подстриглась, перекрасила волосы, взяла имя двоюродной сестры, чтобы 'жить под этим именем до отъезда из страны? — спросил Мейер.

— Но зачем? — вмешался'¹ Бирнс. Это был коренастый человек с крепкой, похожей на пулю головой и крепким тренированным телом. Он не любил расходовать впустую слова или время.

— Потому что денежный фонд был открыт на имя Клаудии. Потому что у Джози за душой не было ни гроша.

— Она могла бы получить страховку двоюродной сестры, — предложил Мейер.

— Конечно, но далыпе-то что? Ведь в случае смерти Клаудии все деньги, лежащие в фонде, передаются в Лос-Анджелесский университет. Как тебе это нравится. И что, как ты считаешь, по этому поводу думала Джози? Нет, я не собираюсь вешать на нее убийство. Видимо, она просто воспользовалась ситуацией. Клаудия была в лодке одна. Когда она упала в воду, Джози действительно кинулась ее спасать^ тут сомнений нет. Но не успела, и Клаудия утонула. Хорошо.

Джози рвет на себе волосы, теряет дар речи, рыдает, кричит, бьется в истерике, этого мы насмотрелись предостаточно. Но вот наступает рассвет. И тут Джози задумывается. От города они далеко, никто их там не знает.

Клаудия утонула, но кто знал, что это именно она? Только Джози. Документов на утопленнице не было, правильно? Ее сумочка лежала в машине. Хорошо. Допустим, Джози опознает свою двоюродную сестру, получает страховую сумму в двадцать пять тысяч, а деньги из фонда перескакивают в университет и все, кончилась веселая жизнь. А если сказать полиции, что утонула Джози Томпсон? «Я, Клаудия Дэрис, сообщаю вам, что утонувшая была моей двоюродной сестрой, Джози Томпсон». Каково?

Хейвз кивнул.

— Похоже на правду. Так она и страховку получает, и дивиденды из фонда.

— Именно. А что нужно, чтобы погасить чек на дивиденды? Банковский счет, больше ничего. Банковский счет с подписью. Вот она и открыла счет на имя Клаудии Дэвис и сделала так, чтобы чеки с дивидендами приходили туда.

— На новый счет, — развивал мысль Мейер. — Старым счетом Клаудии она пользоваться не могла, потому что в банке наверняка знали и Клаудию, и ее подпись. Ну, а от шестидесяти тысяч, что лежали на счету Клаудии в банке «Хайленд траст», Джози пришлось отказаться и начать все с нуля.

— А пока она будет вживаться в новую личину да сколачивать новое состояние, — добавил Хейвз, — Джози решила махнуть в Европу — подальше от друзей Клаудии. Возможно, собиралась прожить там не один год.

— Все сходится, — подхватил Карелла. — У Клаудии есть водительские права. И машину из Стюарт-сити вела именно она. А Джози на обратную дорогу пришлось нанять шофера.

— Разве стала бы Клаудия тянуть с оплатой долгов стольким людям? В денежных делах она была большой аккуратисткой, — добавил Хейвз. — Нет, сэр. Это была Джози. И именно Джози сидела без гроша. Она ждала, когда придет страховка, чтобы рассчитаться с долгами и пулей вылететь из страны.

— Да, похоже, так все и было, — согласился Мейер.

Питер Бирнс и здесь не стал тратить слова впустую.

— Кто погасил для Джози чек на двадцать пять тысяч долларов? — спросил он.

В комнате повисла тишина.

— И у кого недостающие пять тысяч? — снова озадачил он подчиненных.

Ответом опять-таки была тишина.

— Кто убил Джози? — последовал ipeiaa* вопрос.

ГЛАВА VII

ДжеремИя Додд из корпорации «Секьюрити иншурэнс» позвонил только через два рня. Он попросил к телефону детектива Кареллу, и, когда тот взял трубку, сказал:

— Мистер Карелла, мне только что позвонили из Сан- Франциско насчет чека.

— Какого чека? — спросил Карелла. Он в эту минуту допрашивал очевидца драки в магазине на Калвер-авеню, в ход был пущен нож. Дело Клаудии Дэвис, вернее, Джози Томпсон еще не перевели в категорию нераскрытых, но вот-вот собирались, и меньше всего Карелла сейчас думал о нем.

— Выплаченного Клаудии Дэвис.

— Так. И кто Получил по нему деньги?

— На обороте стоят две подписи. Одна, разумеется, — Клаудии Дэвис. А другая — фирмы «Лесли саммерс». Там стоит стандартный штамп фирмы «Только для банковских вкладов» и подпись одного из ее сотрудников.

— А что это за фирма, вам известно? — спросил Карелла.

— Да, — последовал ответ. — Они занимаются обменом валюты.

— Спасибо. — И Карелла повесил трубку.

Ближе к концу дня он, прихватив с собой Берта Клинга, поехал в «Лесли саммерс». В паре с Клингом он оказался по чистой случайност" — тот поехал в город, чтобы купить матери подарок на день рождения, и предложил подбросить Кареллу. Когда они запарковали машину, Клинг спросил:

— Это надолго, Стив?

— Минут двадцать, не больше.

— Хочешь, могу на обратном пути туда заглянуть?

— Я буду в «Лесли саммерс», адрес Холл-авеню, 720. Если быстро освободишься — подъезжай.

— Ладно, — согласился Клинг.

Они расстались на Холл-авеню, не прощаясь. Фирма «Лесли саммерс» находилась на первом этаже, вход прямо с улицы. Поперек всей комнаты тянулась стойка, за ней стояло несколько девушек. Одна говорила с клиентом по-французски, другая объяснялась по-итальянски с мужчиной, желавшим обменять доллары на лиры. Над головами девушек висело табло с обменным курсом на сегодняшний день во всех странах мира.

Карелла встал в очередь и принялся ждать. Наконец он оказался у стойки, и девушка, говорившая по-французски, обратилась к нему:

— Да, сэр?

— Я детектив, — объявил Карелла. Он открыл свой бумажник и показал полицейский жетон, приколотый прямо к коже. — В июле вы оплатили чек на имя Клаудии Дэвис. Чек страховой компании на двадцато пять тысяч долларов. Вы ничего об этом не помните?

— Нет, сэр, видимо, операцию проводила не я.

— Узнайте, пожалуйста, кто этим занимался.

Быстренько посовещавшись с коллегами, девушка отошла к столу, за которым сидел тучный лысеющий мужчина с тонюсенькой ниточкой усов. Они разговаривали не меньше пяти минут. Мужчина размахивал руками. Девушка пыталась что-то ему объяснить насчет чека из страховой компании. Над дверью зазвонил звонок. Вошел Берт Клинг, огляделся, увидел Кареллу возле стойки и подошел к нему.

— Порядок? — спросил Карелла.

— Угу, купил ей кулончик под браслет. А у тебя как?

— Идет совещание на высшем уровне Толстяк вразвалку подошел к стойке.

— А что случилось? — спросил он Кареллу.

— Ничего. Вы оплатили чек на двадцать пять тысяч долларов?

— Да. А что, чек <р<мыпивый?

— Нет, совершенно подлинный.

— Я и сам так подумал. Это был чек из страховой компании. Мы им даже позвонили, а женщина ждала рядом. Там сказали, что чек в полном порядке, и мы должны его оплатить. И что, он все-таки оказался липовым?

— Нет, чек абсолютно настоящий.

— У нее было удостоверение личности. Там, как будто, асе было на месте.

— А какое именно?

— Мы обычно требуем либо водительское удостоверение, либо паспорт. Но у нее не было ни того, ни другого. Зато оказалось свидетельство о рождении. А что, ведь мы позвонили в компанию. Неужели чек был фальшивый?

— Нет, настоящий. Но он был выписан на двадцать пять тысяч долларов, и мы пытаемся выяснить, куда девались пять тысяч…

— Ах, да. Франки.

— Что?

— Пять тысяч долларов она обменяла на французские франки, — припомнил толстяк. — Собиралась за границу?

— Да, собиралась. — Карелла тяжело вздохнул. — Что ж, пожалуй, это все.

— С виду-то чек был в полном порядке, — еще раз подчеркнул толстяк.

— Да он и был в порядке. Спасибо. Идем, Берт.

Они молча шли по Холл-авеню.

— Ни черта не понимаю, — буркнул Карелла.

— Насчет чего, Стив?

— Да насчет этого дела. — Он снова вздохнул. — Ну да бог с ним. .

— Да, давай лучше кофейку попьем. А что он там сказал про франки?

— Пять тысяч долларов она обменяла на франки, — ответил Карелла.

— Французы нынче в моде, да? — Берт Клинг улыбнулся. — Вот то, что нам надо. Заходим?

— Давай. — Карелла открыл дверь небольшого кафетерия. — В каком смысле «в моде», Берт?

— В смысле франков.

— Что «в смысле франков»?

— Надо думать, сейчас очень выгодный обменный курс.

— Не понял.

— Ну, как же, франков нынче развелось, как грязи.

— Берт, неужто нельзя пояснее выражаться?

— Ты что, разве со мной не был? В среду?

— Где?

— На «знакомстве». Мне казалось, что был.

— Не был, — устало сказал Карелла.

— A-а, тогда все ясно.

— Что тебе ясно, Берт, черт тебя дерн…

— Ясно, почему ты его не помнишь.

— Кого?

— Да ублюдка, которого арестовали за ограбление. У него в квартире нашли французских франков на пять тысяч долларов.

На Кареллу словно наехал огромный грузовик — он едва не рухнул на асфальт.

С самого начала в этом деле была полная путаница. Бывают такие дела. Решили, что девушка — чернокожая, а оказалась — белая. И вообще, это была не Клаудия Дэвис, а Джози Томпсон. Искали убийцу, а он был всего лишь квартирным вором.

Его доставили из камеры, где он спокойно ждал суда по делу об ограблении. Он поднялся на лифте с охранником из полиции. Из полицейского фургона его высадили возле боковых дверей здания уголовного суда, охранник ввел его в коридор и провел через соединительный тоннель в здание, где расположен кабинет окружного прокурора, там его посадили в лифт. Дверь лифта открывалась в небольшую комнатку наверху. Другая дверь этой же комнаты была заперта снаружи, на ней висела табличка НЕ ВХОДИТЬ.

Пока детективы допрашивали Ралфа Рейнолдса, приведший его охранник стоял спиной к двери лифта и все время держал правую руку на рукоятке пистолета.

— В жизни н** слышал, — сказал Рейнолдс.

— Клаудия Дэвис, — напомнил Карелла. — Или Джози Томпсон. Выбирайте любое. Любое подходит.

— Не знаю я ни ту, ни другую. Что вообще за выдумки? Зацапали меня с ограблением, теперь, значит, давай вешать ча меня все, что творится в городе?

— Кто сказал, будто что-то творится в городе, Рейнолдс?

— А чего бы вы меня сюда притащили?

— В вашей берлоге, Рейнолдс, нашли французских франков на пять тысяч долларов. Где взяли?

— А вам какое дело?

— Ну-ка, без хамства, Рейнолдс! Где взяли деньги?

— Знакомый был должен. Вернул в франках. Он француз — вот во франках и заплатил.

— Имя?

— Не помню.

— Постарайтесь вспомнить.

— Пьер.

— А фамилия? — спросил Мейер.

— Кажется, Пьер Лассаль. Я его плохо знаю.

— Но пять тысяч вы ему одолжили, да?

— Угу.

— Что вы делали в ночь на первое августа?

— А что? В эту ночь что-то случилось?

— Это вы нам расскажите.

— Не помню Я, что делал.

— Может, работали?

— Я сейчас не работаю.

— Вы меня прекрасно понимаете!

— Нет. Не понимаю.

— Грабили квартирки?

— Нет.

— Ну-ка, честно! Грабили или нет?

— Говорю же, нет.

— Врет он, Стив, — вставил Мейер.

— Ясно, что врет.

— Ага, врет, как же. Слушай ты, полицейский, в лучшем случае мне можно привесить ограбление, больше ничего. И то еще надо в суде доказать. А обвинить меня еще в чем- то — дудки. Ни черта у вас не выйдет!

— А вдруг отпечатки пальцев совпадут? — быстро перебил его Карелла.

— Какие отпечатки?

— Отпечатки, которые мы нашли на горле убитой девушки, — солгал Карелла.

— Да я же был в пер…

В маленькой комнате повисла гробовая тишина.

Рейнолдс тяжело засопел. Уставился в пол.

— Ну, будете говорить?

— Нет, — буркнул он. — Идите к черту.

Но в конце концов он все-таки раскололся. Сломался после двенадцати часов непрерывного допроса. Убивать ее он не собирался. Даже не знал, что в квартире кто-то есть. Заглянул в спальню, постель была нетронута. А она, оказывается, одетая, спала в кресле.

Французские франки он нашел в большом кувшине, на полке над раковиной. Деньги вытащил, а кувшин случайно выронил, она проснулась, вбежала в комнату, увидела его и давай кричать. Ну, он схватил ее за горло. Хотел только слегка придушить, чтобы замолчала. А она давай сопротивляться. Оказалась жуть какой сильной. Он ее не отпускал, но хотел только, чтобы замолчала.

А она все не поддавалась. Сопротивлялась так, будто он и вправду хотел ее убить, будто за жизнь свою сражалась. Но ведь это же непредумышленное убийство, правда? Правда? Он и не думал ее убивать! Какой же он убийца?

— Я не хотел ее убивать! — вопил он, когда его сажали в лифт. — Она начала кричать! Я же не убийца! Посмотрите на меня! Разве я похож на убийцу? — Лифт пошел вниз, и он выкрикнул — Я вор! — будто гордясь своей профессией, будто утверждая, что он не просто какой-нибудь щипач, а квалифицированный рабочий, искусный ремесленник.

— Я не убийца! Я вор! — кричал он. — Я не убийца! Не убийца! Не убийца!

Лифт пошел вниз, в подвал, и голос его еще долго гудел эхом в глубокой шахте.

Наконец крики прекратились — видимо, его посадили в тюремный фургон и увезли. Несколько мгновений они сидели в маленькой комнате молча.

— Душно здесь, — сказал Мейер.

— Угу. — Карелла кивнул.

— Что с тобой?

— Да так, ничего.

— Может, он и прав, — сказал Мейер. — Может, он всего лишь вор.

— Он перестал быть вором, как только украл человеческую жизнь.

— Но и Джози Томпсон украла человеческую жизнь.

— Нет, — возразил Карелла. Он покачал головой. — Она ее только одолжила. Улавливаешь разницу?

В комнате снова повисла тишина.

— Кофе хочешь? — спросил Мейер.

— Давай.

Они спустились на лифте вниз и вышли на солнце — слепящее, августовское. На улицах бурлила жизнь. Они слились с человеческим муравейником, но еще несколько минут хранили молчание.

Наконец, Карелла сказал:

— Несправедливо это, что она умерла. Несправедливо — она столько сил положила на то, чтобы пожить пристойной жизнью, а эту жизнь у нее взяли и отняли.

Мейер обнял Кареллу за плечо.

— Будет тебе. — В голосе его слышалось неподдельное сочувствие. — Это ведь наша работа. А работа, как говорится, есть работа.

— Да, — согласился Карелла. — Работа есть работа.