В тот день их смена начиналась в восемь утра. Это означало, что им придется ползти в утреннем потоке машин по лонг-айлендской автостраде. Автомобильные пробки в часы «пик» были непременным атрибутом жизни обитателей пригородов Нью-Йорка.
Тридцатидвухлетний Джо Лумис и тридцатичетырехлетний Том Гэррити служили в пятнадцатом полицейском участке Манхэттена и жили на Мэри Эллен Драйв в Монкьюоизе, Лонг-Айленд. Джо был полицейским и вместе со своим напарником Паулем Голдбергом патрулировал улицы Вестсайда. Том, детектив третьей категории, ходил в штатском и обычно работал в паре с Эдом Дантино.
Если смены совпадали, в город они ехали вместе, в машине одного из них, на этот раз в «плимуте» Джо. Он сидел за рулем в полной полицейской форме, если не считать фуражки, лежащей на заднем сиденье. Том, в коричневом костюме, белой рубашке и узком желтом галстуке, расположился рядом.
Внешне они напоминали друг друга, хотя не требовалось большого труда, чтобы отличить одного от другого. Рост обоих превышал шесть футов, оба весили чуть больше нормы, Том — фунтов на двадцать, Джо — на пятнадцать. У Тома лишний жир скапливался на животе и пониже спины, у Джо — растекался по всему телу, как у младенца. Ни один из них не хотел признавать, что толстеет. Несколько раз они пытались сесть на диету, но добиться желаемого результата не удавалось ни тому, ни другому.
Черные, очень густые волосы Джо отросли чуть длиннее, чем следовало. Не то чтобы Джо следил за модой, просто он не любил ходить в парикмахерскую.
Том, наоборот, лысел не по дням, а по часам. Несколько лет назад он прочитал в газете, что частые водные процедуры способствуют выпадению волос. После этого, принимая душ, он надевал резиновую шапочку жены, но это не помогало, и в лесу каштановых волос уже появились широкие пролысины.
Грубоватого и практичного Джо отличала неуемная жажда деятельности, Тома же — вдумчивость и богатое воображение. Джо нередко становился зачинщиком драк, Том умел успокаивать разгоряченных соперников. И если Тома вполне устраивала компания собственных мыслей, то непоседе Джо требовалось непрерывное движение.
Они не стояли и пяти минут, а Джо уже начал нетерпеливо ерзать, пытаясь заглянуть вперед, чтобы узнать причину пробки. Впрочем, он не увидел ничего, кроме трех рядов застывших машин. Наконец, взбешенный бессилием что-либо изменить, он посигналил.
Резкий звук острым гвоздем вонзился в уши Тома.
— Не надо, — сказал он. — Перестань, Джо.
— Мерзавцы, — пробормотал Джо и взглянул направо, через голову Тома.
На соседней полосе стоял светло-голубой новенький «кадиллак эльдорадо» с поднятыми, несмотря на жару, стеклами. Водитель наслаждался прохладой кондиционированного воздуха.
— Посмотри на этого сукиного сына.
Том повернул голову.
— Да, вижу.
Несколько секунд они смотрели на своего соседа, откровенно завидуя ему. Похоже, того не волновало, едет он или стоит. Судя по пальцам, барабанящим по рулю, в машине играла музыка.
Джо глянул на часы.
— Если мы простоим еще шестьдесят секунд, я подойду к «кадиллаку», найду какое-нибудь несоответствие правилам и оштрафую этого подонка.
Том улыбнулся.
— И правильно сделаешь.
Джо, нахмурившись, не отрывал глаз от секундной стрелки, но тут ему вспомнилось что-то очень забавное, он ухмыльнулся и поднял голову.
— Том…
— Да?
— Ты помнишь случай, когда один парень, переодетый в полицейскую форму, ограбил винную лавчонку?
— Разумеется.
— Это был я.
Том рассмеялся.
Джо уже забыл про часы.
— Нет, я серьезно. Должен же я рассказать кому-нибудь об этом! А на кого я могу положиться, кроме тебя?
Том растерялся.
— Ты меня не разыгрываешь?
— Клянусь богом, — Джо пожал плечами. — Ты знаешь, что Грейс уволили?
— Да.
— А тут еще Джекки занялась плаванием. Это тоже стоит денег. В общем, я не нашел другого выхода, пошел в лавку и ограбил ее.
— Ты не шутишь? — Том еще сомневался.
— Какие уж тут шутки. Я взял двести тридцать три доллара.
Глаза Тома весело блеснули.
— Так ты действительно это сделал?
— Конечно, черт побери. И знаешь, что меня удивило?
— Нет.
— Ну, во-первых, то, что я вообще это сделал. Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что я смогу кому-то пистолетом угрожать, требуя деньги, я бы не поверил.
Том поощрительно кивнул.
— Да, да…
— А во-вторых, меня просто потрясла легкость, с которой я добыл эти две сотни. Ни сопротивления, ни хлопот. Вошел, взял, вышел.
— А продавец?
Джо пожал плечами.
— Я наставил на него пистолет. Думаешь, он получил бы медаль, спасая хозяйские денежки?
Том восхищенно покачал головой. Его губы расплылись в широкой улыбке.
— И все-таки как-то не верится. Ты вошел в лавку, очистил кассу и уехал?
— И до сих пор удивляюсь, насколько это легко.
Они помолчали.
— Джо, и что будет дальше? — спросил наконец Том. Улыбка сползла с его лица.
— Дальше? — Джо не сразу понял, чего от него хотят. — Во всяком случае, я не собираюсь отдавать деньги. Я их уже потратил.
— А ты мог бы еще раз сделать то же самое?
Джо на мгновение задумался.
— Пожалуй, что…
А впрочем, это ведомо только богу.
День начался с вооруженного ограбления квартиры около Центрального парка. Собственно, вызов принял Эд Дантино.
Положив трубку на рычаг, он повернулся ко мне.
— Ну что ж, Том. Нам пора ехать.
— В такую жару?
Меня слегка поташнивало после вчерашнего пива, и я надеялся провести пару часиков в участке у большого вентилятора.
— Это Центральный парк, Том, — напомнил Эд.
— О, — вздохнул я.
К богатым людям мы выезжаем без промедления. Мы спустились вниз, к зеленому «форду» без всяких опознавательных знаков. Эд вызвался вести машину. Я не возражал.
По дороге я думал о том, что сказал мне Джо. Это же чистое безумие! Но мои губы невольно растягивались в улыбке, когда я представлял Джо, вытаскивающего пистолет перед остолбеневшим продавцом.
Я уже хотел было рассказать обо всем Эду, но вовремя сдержался. В общем-то и Джо следовало держать язык за зубами, хотя я и не собирался выдавать его. Но чем меньше людей знало об ограблении, тем лучше. Джо, конечно, не мог удержаться, чтобы не рассказать о своих подвигах хотя бы одному человеку. И мне льстило, что он выбрал именно меня. Мы живем рядом, служим в одном полицейском участке, и если Джо доверил мне тайну, разглашение которой сулило ему двадцать лет тюрьмы, значит, он считал меня своим другом.
Пока я размышлял о Великом ограблении винной лавки, мы подъехали к нужному дому. Эд не включал сирену. Преступление уже свершилось, грабители смылись, так что не было смысла мчаться посреди улицы, пугая прохожих. Потерпевшие обратились в полицию лишь потому, что этого требовала страховая компания, а мы ехали к ним домой из-за их толстой чековой книжки.
Дверь открыл швейцар и проводил нас к лифту. Мы поднялись на последний этаж. Элегантно одетая дама лет сорока пяти встретила нас и пригласила пройти в гостиную, но не предложила сесть. Широкие окна смотрели на сочную зелень парка.
Вопросы задавал Эд, а я ходил по прекрасной комнате, полной дорогих безделушек из оникса, мрамора, дерева, стекла и нефрита, и думал о том, как хорошо жить в такой роскоши. Иногда до меня доносились обрывки разговора, но я не вникал в подробности. Казалось, я нахожусь в музее и плевать хотел на двух вломившихся сюда ниггеров.
— Они вошли через дверь для слуг? — услышал я вопрос Эда.
— Да, — ответила женщина оскорбленным голосом. — Они избили мою горничную, и я послала ее к врачу. Если вам нужны ее показания, я позвоню ему.
— Пока не надо, — сказал Эд.
— Не могу понять, почему они избили ее. В конце концов, она негритянка.
— Потом они зашли сюда? — продолжал Эд.
— К счастью, нет. Тут есть довольно дорогие вещи. Из кухни они проникли в спальню.
— А где находились вы?
На стеклянном кофейном столике стояла лакированная японская шкатулка. Я поднял ее и откинул крышку. Внутри лежало полдюжины сигарет. Дерево отливало приятным золотистым цветом.
— Я была в кабинете. Услышав шум, я заглянула в спальню. Увидев их, я сразу поняла, что они там делают.
— Вы можете сообщить нам их приметы?
— Честно говоря…
— Сколько это стоит? — спросил я.
Женщина удивленно взглянула на меня.
— Простите?
Я показал ей японскую шкатулку.
— Вот это. За сколько ее можно продать?
— Кажется, я заплатила за нее три тысячи семьсот долларов. Да, где-то около четырех тысяч.
Вот это да! Четыре тысячи долларов за такую маленькую коробочку.
— Чтобы держать в ней сигареты, — сказал я главным образом для себя и поставил шкатулку на кофейный столик.
— Так на чем мы остановились? — обратилась женщина к Эду.
Я разглядывал кофейный столик. Мне нравились красивые вещи. Я улыбался.
Не знаю почему, но в тот день я встал с левой ноги. Если бы Грейс не держалась от меня подальше, мы бы наверняка поругались.
А тут еще транспортная пробка. И удушливая жара. Хорошо, что я рассказал Тому о винной лавке. Мне сразу стало легче, но вскоре настроение вновь ухудшилось. Все во мне кипело, и я уже жалел, что не оштрафовал того мерзавца в кондиционированной кабине «кадиллака». Я ненавижу саму мысль о том, что кто-то живет лучше меня.
Быстрее всего я успокаиваюсь, сидя за рулем. Разумеется, если машин гораздо меньше, чем утром на лонг-айлендской автостраде. Мой напарник Пауль Голдберг согласно кивнул, когда я вызвался вести машину. Он предпочитал сидеть рядом и жевать резинку.
Пауль на два года моложе меня, холостяк и, как я предполагаю, умеет ладить с женщинами. Я не знаю об этом наверняка, так как он не делился со мной подробностями личной жизни. Как, впрочем, и я с ним. С другой стороны, о какой личной жизни можно вести речь, имея жену и детей?
Но и быстрая езда не помогала. Теперь я начал сомневаться, следовало ли говорить Тому о винной лавке. Мог ли я доверять ему? Что, если он скажет кому-то еще, а затем об этом узнает капитан, и тогда я погиб. Раньше капитаны пятнадцатого участка не брезговали ничем, и не составляло труда откупиться бутылкой виски от изнасилования несовершеннолетней, но наш теперешний начальник изображал из себя ангела и мог наказать за плевок на тротуар. Трудно представить, что бы он сделал, узнав, что полицейский ограбил винную лавку, находясь при исполнении служебных обязанностей.
В конце концов я решил, что мои сомнения напрасны. Что бы Том ни думал обо мне, ему не придет в голову рассказать кому-либо о моих приключениях.
А вскоре я заметил впереди белый «кадиллак эльдорадо», точно такой же, что стоял рядом с нами на лонг-айлендской автостраде, только другого цвета. Пристроившись за ним, я взглянул на спидометр. Пятьдесят четыре мили в час. Вполне достаточно для личной беседы.
— Я остановлю этот «кэдди».
Пауль, вероятно, задремал, так как он испуганно вздрогнул при звуке моего голоса.
— Что?
— Этот белый «кэдди»…
Пауль присмотрелся к идущей впереди машине, затем повернулся ко мне.
— Зачем?
— Мне так хочется. К тому же его скорость пятьдесят четыре мили.
Я включил только маячок. Он видел меня, поэтому я мог не нарушать покой граждан воем сирены. Он тут же притормозил, и я впритирку вырулил в его ряд.
— Ты подрезал его, — заметил Пауль.
— Он мог бы посильнее нажать на тормоз.
Пауль пожал плечами. Я вышел из машины и направился к «кэдди».
Водитель, брюнет в темном костюме и галстуке, с выпученными, как при тириотоксикозе, глазами, коснулся кнопки, и стекло ушло вниз. Я попросил показать мне права и техпаспорт и долго рассматривал их, ожидая, пока он начнет разговор. Его звали Даниэль Моссман, а «кадиллак» он взял напрокат в какой-то компании Тарритауна. Но водитель молчал.
— Вы знаете, с какой максимальной скоростью разрешается ехать на этом участке, Дан? — спросил я.
— Пятьдесят миль, — ответил он.
— А с какой скоростью ехали вы?
— Кажется, около пятидесяти пяти, — выпученными глазами он напоминал мне рыбу.
— Кем вы работаете, Дан?
— Я юрист.
Юрист. Он даже не сказал «адвокат». Во мне все кипело. Я вернулся к патрульной машине и сел за руль, держа в руке права и техпаспорт Моссмана.
Пауль улыбнулся и потер большим пальцем по указательному.
— С добычей?
Я покачал головой.
— Нет. Дам мерзавцу квитанцию.