Полицейские и воры

Глава 2

Они пригласили соседей на жареное мясо. За день до этого прошел дождь, и, хотя к утру лужок уже полностью высох, жара спала. Пришли четыре супружеские пары с детьми. Никто из мужчин не служил в полиции, только один из них работал в Нью-Йорке. Около мангала они устроили импровизированный бар с джином, водкой, виски и лимонадом для детей.

Перед обедом Том и Джо по очереди исполняли обязанности бармена, но едва Том разложил над огнем шампуры с мясом и цыплятами, бутылками занялся Джо. Когда все поели, барменом стал Том, а Джо приносил из холодильника лед.

Дело шло к вечеру, когда Джо вновь подошел к бару.

— Как у тебя со льдом?

— Надо бы добавить.

— Никаких проблем, — Джо прошел на кухню и вскоре вернулся с кувшином льда.

Том начал перекладывать прозрачные кубики в стеклянное ведро.

— Послушай, Джо, помнишь, что ты говорил мне о винной лавке?

Джо усмехнулся.

— Конечно.

Том посмотрел на гостей, столпившихся на другом конце дворика.

— Больше ты не повторял эту операцию?

Джо нахмурился, не понимая, к чему клонит Том.

— Нет. А что?

— Но думал об этом?

Джо отвел взгляд.

— Пару раз. Не хотелось искушать судьбу.

— Да, я понимаю, — кивнул Том.

Подошедший Джордж Хендрикс, управляющий местным универсамом, прервал начатый разговор.

— Пора наполнить бокалы, — воскликнул он с пьяной улыбкой. — Вы все еще работаете в городе? — спросил он Джо, так как Том наливал виски.

— Да, — ответил тот.

— А я нет. Для меня эти крысиные гонки уже закончились.

Раньше он заведовал магазином в Бруклине.

Пьяницы всегда раздражали Джо, даже в свободное от службы время.

— А здесь все по-другому? — скептически спросил он.

— Еще бы. Ты сам это знаешь, раз переехал сюда.

— Переехали Грейс и дети. А я по-прежнему в городе.

Том протянул Джорджу полный стакан.

— Держи.

Джордж взял стакан, но пить не стал, продолжая говорить с Джо.

— Не понимаю, парни, как вы выносите Нью-Йорк. Там живут одни проходимцы. Каждый гоняется за лишним долларом.

Джо пожал плечами.

— Так уж устроен мир, Джордж, — ответил за него Том.

— Только не здесь, — решительно возразил Хендрикс.

— И здесь так же, как и везде.

— Знаете, парни, — покачал головой Хендрикс, — вам кажется, что все вокруг преступники. На такие мысли и наводит Нью-Йорк, — он доверительно улыбнулся и потер большим пальцем по указательному. — Вы же этим занимаетесь?

— Ты уверен? — холодно спросил Джо.

— На все сто процентов. Знаю я нью-йоркских полицейских.

— Другие города ничуть не лучше, — возразил Том. За долгие годы работы в полиции он привык к подобным высказываниям и не обижался на них. — Ты думаешь, что местные полицейские могут прожить на одну зарплату?

Джордж рассмеялся.

— Именно об этом я и говорю. Нью-Йорк разлагает вас. Вы в каждом видите преступника.

Джо надоело выслушивать нравоучения пьяницы.

— Джордж, ты каждый день приносишь домой сумку с продуктами. И не платишь за них ни цента.

Джордж побагровел от ярости.

— Я за них работаю! — взревел он. — Если бы мне платили приличную зарплату…

— Ты бы делал то же самое, — закончил за него Джо.

— Совсем не обязательно, Джо, — вмешался Том, чувствуя, что страсти накаляются. — Всем приходится добывать левые деньги, хотя никто к этому и не стремится. Я не хочу, чтобы Мэри работала, ты не хочешь, чтобы работала Грейс, Джордж придерживается того же мнения относительно Филлис, но разве у нас есть другой выход?

Джордж попытался загладить свою вспышку.

— Можно позволить банку забрать наши дома.

— По моему представлению, проблема состоит в следующем, — продолжал Том. — Есть определенное количество денег и определенное число людей. И денег не хватает. Поэтому не остается ничего другого, как украсть недостающую сумму.

Джо подозрительно посмотрел на Тома, но тот говорил не о винной лавке.

— Ладно, — кивнул Джордж, — с этим я согласен. Действительно, разницу приходится покрывать. Я это делаю продуктами, — он улыбнулся. — А вы — тем, что сможете достать.

— Ты не прав, Джордж, — заметил Джо. — На нашей работе мы можем достать все, что пожелаем. Но дело в том, что мы сдерживаем себя.

Джордж рассмеялся, а Том удивленно взглянул на Джо, который не сводил глаз с Хендрикса, думая о том, что с удовольствием оштрафовал бы его.

Если хочешь вытащить кого-то из компании друзей, делать это надо очень быстро. На Макдугэл-стрит в Грин-Виллидж есть кафетерий, где собираются студенты, туристы, хиппи. В час ночи с субботы на воскресенье там всегда полно народу, причем мало кто из присутствующих благоволит к полиции.

Эд остался на тротуаре, чтобы Ламберт, выскочив на улицу, угодил прямо в его объятия.

Он сидел за столиком посреди зала вместе с двумя мужчинами и двумя женщинами и держал в руке клетчатый платок, то и дело вытирая им нос. Или он простудился, или чего-то нанюхался. Рано или поздно большинство из них пробует свой товар, благо что он достается им даром.

Я подошел сзади и наклонился над ним.

— Ламберт?

Он оглянулся. Его глаза слезились. Может, от простуды, а скорее всего от белого порошка.

— Да?

Вопреки тому, что утверждают кинофильмы, детектива в штатском не сразу принимают за полицейского.

— Полиция, — тихо сказал я. — Пойдем со мной.

Он ухмыльнулся.

— Я не в настроении, приятель, — и повернулся к своим друзьям.

Он был в кожаной жилетке. Я дернул ее вверх и закрутил вокруг плеч Ламберта, как смирительную рубашку, а ногой вышиб из-под него стул.

Тело всегда реагирует первым. Упади он на пол, мне бы не удалось вывести его из кафетерия. Дружки Ламберта позаботились бы об этом. Но ноги автоматически спружинили, в то же мгновение я развернул его и погнал к двери.

Он вскрикнул и попытался вырваться, но я крепко держал его. Дверь оказалась закрытой, и ему пришлось открывать ее головой. Мы выскочили на улицу так быстро, что никто не успел моргнуть глазом.

Ламберт все еще пытался сопротивляться. Наш «форд» стоял у тротуара, и я, не останавливаясь, швырнул его в борт машины. Чтобы он окончательно успокоился, я оттащил его на шаг или два и повторил ту же процедуру. Он сразу обмяк и перестал дергаться.

Эд держал наготове наручники. Я отпустил жилетку, завел руки Ламберта назад, и железные браслеты сомкнулись на запястьях. Открыв дверцу, я впихнул его на заднее сиденье.

В этот миг меня дернули за рукав.

— Простите, пожалуйста, — произнес женский голос.

Я выпрямился. Передо мной стояла женщина средних лет, в красно-белом цветастом платье, с большой соломенной сумкой. Что-то очень рассердило ее.

— Вы совершенно уверены, что необходимо прибегать к насилию?

Друзья Ламберта могли появиться с минуты на минуту.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сухо ответил я. — Полиция всегда стремится обойтись без насилия.

Я влез на заднее сиденье рядом с Ламбертом, Эд захлопнул дверцу, сел за руль, и наш «форд» рванулся с места еще до того, как открылась дверь бара и на улицу повалил народ.

Скрюченный Ламберт напоминал побитую собаку.

— Том, — позвал Эд.

— Да?

— Похоже, к твоему личному делу подошьют еще одно письмо, — он смотрел в зеркало заднего обзора. — Она записывает наш номер.

— Я свалю вину на тебя.

Эд довольно хмыкнул.

— У меня болят руки, — неожиданно сказал Ламберт, когда мы проехали пару кварталов.

Я взглянул на него. Судя по всему, он полностью очухался. Как известно, простуда так быстро не проходит.

— А ты поменьше коли их иголками, — посоветовал я.

— Мне мешают наручники, — пожаловался он.

— Очень жаль.

— Нельзя ли их снять?

— Только в участке.

— Если я дам честное слово, что…

Я рассмеялся. Ламберт тяжело вздохнул.

— Да, к сожалению, все давно забыли, что такое честь.

— Полностью с тобой согласен.

Ламберт устроился поудобнее, насколько позволяли наручники, и отвернулся к окну. Минуты три он разглядывал проплывающие мимо дома, а потом посмотрел на меня.

— Пора мне уезжать из этого города.

Я вновь засмеялся.

— Твое желание исполнится. В следующий раз ты увидишь Нью-Йорк не раньше, чем через десять лет.

— Я понимаю, — кивнул он. — Прошу тебя, ответь на один вопрос.

— Если смогу.

— Что, по-твоему, является бо́льшим наказанием: жить в Нью-Йорке или уехать из него?

— Зачем же ты болтался здесь до тех пор, пока не влип в такой переплет?

Ламберт пожал плечами.

— А почему ты остаешься в городе?

— Я не торгую наркотиками.

— Наркотиками — нет. Но стараешься доказать всем, что ты — мужчина.

Волна наркомании захлестнула университеты, и продавцы этого ядовитого зелья стали куда более грамотными.

— Никто из нас не родился таким. Мы все появились на свет чистыми и невинными младенцами.

Я хмуро взглянул на него.

— Один парень, такой же болтливый, как ты, показал мне фотографию матери. А пока я разглядывал ее, попытался вытащить пистолет из моей кобуры.

Ламберт широко улыбнулся.

— Оставайся в Нью-Йорке. Тебе понравится то, что сделает с тобой этот город.

По лестнице женщина спускалась нормально. На правой ее руке зиял длинный кровоточащий порез; лицо, кисти рук и одежда тоже были сплошь залиты кровью — ее собственной и мужа, — и, наверное, она еще не оправилась после случившегося. Но когда мы вышли из передней двери и женщина увидела пялящуюся на нее толпу, она сорвалась. Негритянка орала и вырывалась, и мы еле выволокли ее на тротуар: от крови кожа ее стала скользкой — не ухватиться.

Все это мне совершенно не нравилось: два полицейских в форме тащили окровавленную негритянку прямо в толпу чернокожих жителей Гарлема. Судя по выражению лица Пауля, ему тоже было не по себе.

— Пустите меня! — орала женщина. — Он первый меня пырнул! Пустите меня! У меня есть права!

Наконец в перерывах между воплями я услышал приближающийся вой сирены. Это ехала «скорая». Слава богу!

Мы добрались до тротуара, когда она притормозила у бордюра. Женщина извивалась как угорь — длинный черный окровавленный угорь, визжащий так, что, казалось, кто-то скребет ногтем по классной доске.

В «скорой» было четверо санитаров в белых халатах. Подбежав, они схватили женщину.

— Все в порядке, мы ее возьмем, — сказал один.

— Давно пора, — ответил я.

Я знал, что быстрее они приехать не могли, но случившееся нагнало на меня страху, а когда я струхну, то впадаю в бешенство и начинаю болтать.

Они не обратили на меня внимания и правильно сделали.

Наверное, белые халаты испугали женщину. Она закричала:

— Я хочу к моему доктору! Отвезите меня к моему доктору!

Они затолкали ее в «скорую», потратив не меньше сил, чем перед этим потратили мы. Подъехала еще одна карета «скорой помощи», из нее вылезли двое парней в белом.

— Где жмурик? — спросил меня один из них.

Я не мог говорить и с трудом дышал. Я просто указал на дом, а Пауль сказал:

— Третий этаж, сзади. В кухне. Она буквально искромсала его на куски.

Появились еще двое, со сложенными носилками. Толпа, завороженная суматохой и многочисленными мигающими красными огоньками, стояла тихо. На этот раз они удовлетворились ролью зрителей.

Мы с Паулем сделали свое дело. Потом, в участке, надо будет писать отчет, но пока мы свободны. И хорошо.

Возбуждение помогает пережить самое трудное. Так было всегда, с первой моей встречи с насилием, когда к западу от Центрального парка такси сбило десятилетнего мальчика. Тот был еще жив, но лучше бы ему умереть сразу… Я тогда работал со стариком Джерри, самым первым своим напарником. Я попросил его остановиться у тротуара, вылез из машины и похвалился обедом.

С тех пор я больше ни разу не блевал, но чувства испытываю все те же. Волнение помогает, но потом наступает реакция, и становится совсем худо.

Патрульную машину мы оставили у противоположного тротуара. Теперь мы протолкались сквозь толпу и подошли к ней, не отвечая ни на какие вопросы и не обращая внимания на то, что творится у нас за спиной.

Снова завыла сирена. Первая «скорая» отъехала, увозя женщину в госпиталь Бельвью. Грудь Пауля была залита кровью, которая крапинками запеклась на его лице и руках.

— Ты весь в крови, — сказал я.

— Ты тоже, — ответил он.

Я оглядел себя. Ведя женщину вниз, я шел с той стороны, где был порез, и вымазался в крови даже больше, чем Пауль. С рук капало, а волосы были похожи на шерсть раздавленной кошки. Я чувствовал, как кровь засыхает на моей коже, превращаясь в тонкую тянущую пленку.

— Иисусе, — проговорил я, отвернулся от Пауля и привалился левым боком к машине. Я не думал о том, что надо вымыться. Единственной мыслью было: «Я должен с этим покончить. Я должен с этим покончить».