Полицейские и воры

Глава 10

Странное чувство испытываешь, когда уходишь из дома в десять или одиннадцать часов вечера и едешь на работу. Такое впечатление, что вдруг покидаешь семью и начинаешь ощущать резкую разницу между домашней и рабочей жизнью. Том и Джо никогда не пускались в сентиментальные рассуждения по этому поводу друг с другом, впрочем, были и другие темы, которые они не обсуждали вдвоем.

Возможно, если бы приятели постоянно работали в ночную смену, то не чувствовали бы ничего необычного в позднем уходе из дома, как человек, отправляющийся на работу, положим, в восемь утра. Но поскольку они работали в разные смены, то никак не могли внутренне приспособиться к странности одной из них.

С того дня, когда на пляже их разговор подслушал мальчуган, друзья в основном обсуждали проблему ограбления в машине по дороге на работу и обратно, а для этого больше всего подходила ночная смена, когда они ехали в город в десять вечера. Возможно, оживленным разговором оба старались приглушить ощущение неуюта после ухода из дома на ночь глядя. А может, от глухой темноты, когда салон освещался только приборами на щитке да фарами встречных автомобилей, возникало ощущение полной изолированности, которое помогало полностью сконцентрироваться на их идее.

В этот раз первые пятнадцать минут, пока машина мчалась на запад по Лонг-Айленд-Экспрессвею, они молчали. Из города по шоссе двигалось еще достаточно много машин, но противоположная полоса, по которой они ехали, была почти пустой, так что можно спокойно поразмышлять.

Джо механически управлял автомобилем, мысленно пребывая на Уолл-стрит, во всех этих финансовых конторах. Он первым нарушил молчание:

– И все-таки я возвращаюсь к мысли с трюком с подложенной бомбой.

С головой ушедший в поиск наилучшего варианта хранения ценных бумаг после их похищения, а также способа встречи с Вигано и обмена добычи на два миллиона долларов без риска быть пойманными и вычисленными, Том вздрогнул при звуке голоса друга и уставился на его профиль, едва видный в темноте.

– Что ты сказал?

– Я говорю, придется нам обратиться к этому способу, – пояснил Джо. – Позвоним в контору, скажем, что в хранилище подложена бомба, а потом сами же и будем искать того негодяя, который позвонил.

Том покачал головой:

– Не пойдет.

– Но мы проникнем в контору, это же здорово!

– Ну да, а пара других копов явится туда заниматься доносчиком раньше, чем мы смоемся.

– Должен же быть какой-то путь, чтобы смыться заранее.

– Да нет его!

– Подкупить диспетчера в участке, чтобы он передал нам дело о доносчике, а не кому-нибудь из их команды.

– Какого еще диспетчера? И сколько ты ему дашь? Сами возьмем миллионы, а ему дадим сотню? Да он выдаст нас уже через неделю! Или начнет шантажировать.

– А по-моему, это должно сработать, – сказал Джо. Идея о бомбе казалась ему самой привлекательной и драматичной.

– Проблема не в том, чтобы проникнуть в хранилище. Главное – благополучно убраться оттуда с бумагами, а потом где-то их хранить и еще сбыть их Вигано.

Но Джо считал, что об этом еще рано думать. Он настаивал на решении задачи первоочередной важности – проникновения в контору. А там уже они подумают об остальном.

– Туда-то мы попадем... – задумчиво сказал Том, и вдруг его осенило. Он резко выпрямился и устремил пристальный взгляд на шоссе. – Ах черт!

Джо скосил на него глаза:

– Ну что еще?

– Когда назначен этот парад? Помнишь, в газетах писали о параде в честь каких-то астронавтов?

Наморщив лоб, Джо пытался вспомнить:

– Где-то на следующей неделе, кажется.., да, в среду, то есть семнадцатого. А что?

– Вот тогда-то мы это и сделаем, – широко улыбаясь, заявил Том.

– Во время парада?!

Том пришел в такое возбуждение, что едва мог усидеть и, как мальчишка, заерзал на сиденье.

– Оказывается, дружище, я чертовски умный!

– В самом деле? – иронически отозвался Джо.

– Вот послушай. Что мы с тобой собираемся украсть? Джо неприязненно покосился на него:

– Что?

– Ну, давай, просто ответь, что мы собираемся стащить?

Джо пожал плечами:

– Ну, бумаги на предъявителя, как сказал Вигано.

– То есть деньги?

– Ну ладно, деньги. – Джо страдальчески сморщился.

– Вот в том-то и дело, что это не деньги. – Том продолжал радостно сиять, вдохновленный своим открытием. – Понимаешь? Нам еще нужно продать их Вигано, только тогда они превратятся в деньги.

– Еще минута, – сказал Джо, – и я остановлю машину и тресну тебя по башке.

– Нет, ты послушай. Дело в том, что деньги – это не только долларовые банкноты. Это еще много других вещей: чековый счет, кредитные карточки, акции.

– Ради Бога, ты когда-нибудь скажешь, в чем дело?

– Дело вот в чем, – торжественно объявил Том. – Деньги – это все, что ты ими считаешь. Например, для Вигано деньги – это бумаги на предъявителя.

– Точно.

– Конечно, точно. Именно это и решает все наши проблемы.

– Ты так считаешь?

– Еще бы! Это дает нам возможность проникнуть в контору, потом спокойно выбраться из нее, решает проблему сохранности добычи, ну, абсолютно все решает!

– Черт, вот здорово!

– А то! – Том отбил пальцами торжествующий ритм по приборному щитку. – Именно потому нам и нужно провернуть это дельце во время парада.

Я вел машину по Коламбас-авеню к пуэрто-риканскому гастроному на углу Восемьдесят шестой. Там я подкатил к тротуару и сказал своему напарнику:

– Лу, может, тебе сходить за бутылочкой колы?

– Хорошая мысль, – сказал Лу.

Этот двадцатилетний парень второй год служил в полиции. На мой взгляд, он носил слишком длинные волосы, и я ни разу не видел его чисто выбритым. Но он был вполне нормальным парнем, спокойным, всегда занятым своими мыслями и в машине тоже хорошо себя вел. Я повидал разных новичков, многие из которых не стесняясь портили воздух, ковыряли в носу или в ушах или делали еще что-нибудь противное в таком же роде. Конечно, Лу – не Пол, но у меня бывали напарники и похуже.

Я подъехал к этой лавочке, зная, что здесь он проторчит дольше, чем в каком-нибудь другом магазине, покупая всего лишь пару бутылок колы. В таких небольших гастрономчиках работают низкорослые выходцы из Пуэрто-Рико, которые запросто садятся на холодильные прилавки и целыми днями трещат на своем невероятно быстром наречии, которое они выдают за испанский. Пока достанут ключ от кассы, возьмут у тебя доллар и насчитают сдачу, эти парни должны вдоволь наораться, чтобы быть уверенными, что их поняли. Потом, все еще зажав в кулаке вашу сдачу, они вдруг изобретают еще одну тему для разговора и снова начинают оглушительно щебетать. Так что у меня должно оказаться достаточно времени.

Мотор я выключил еще до того, как Лу вышел из машины. Я проследил, как он переходит по солнцепеку тротуар, лениво поправляя кобуру, и, как только напарник скрылся в магазине, я выскочил на мостовую, обошел машину спереди, поднял капот и снял крышку с распределителя зажигания. Затем захлопнул капот и вернулся на свое место за рулем.

Жарища стояла страшная. Было только одиннадцать утра, а столбик термометра уже зашкаливал. Судя по обильному поту, выступающему на шее, влажность тоже была еще та. Чертовски тяжелый денек для работы.

Да и для парада тоже. Хотя вряд ли его отменят из-за жары, или все-таки отменят?

Нет, конечно нет! Уолл-стритовские парады “телеграфной ленты” – это старая традиция, которой нет дела до погоды. Парад проведут обязательно.

А что касается нас с Томом, то мы получим свои два миллиона!

Появился Лу с двумя банками содовой воды. Он забрался в машину, протянул мне одну жестянку и сказал:

– Ох и любители же они поболтать!

– Вот у них хватает на это энергии в такую жару, не то что у меня! – не выдержал я.

Мы открыли банки и стали потягивать прохладный напиток. Я не торопился перейти к следующему шагу. Немного нагнувшись, я выставил лицо в открытое оконце в надежде поймать хоть легкое дуновение освежающего ветерка, но тщетно: от асфальта поднимались волны обжигающего воздуха.

– Сегодня слишком жарко для преступлений, – сказал вдруг Лу. – Так что впереди у нас спокойный денек.

– Для них никогда не бывает слишком жарко, – поучительно сообщил я.

– Спорим! – запальчиво сказал он. – Спорим, что сегодня не произойдет ни одного серьезного преступления! Во всяком случае, до.., ну, скажем, до четырех дня.

Хорошее предложение! Я чуть было не поймал его на слове, но побоялся, как бы он потом не припомнил наш разговор и не задался бы вопросом, почему это я так хотел получить с него по пари.

Я только сказал:

– А как насчет преступлений на почве ссоры? Например, муж и жена поссорились, а тут еще эта чертовая жара, и – раз! Кто-то из них хватается за кухонный нож!

– Ладно, – сказал он, – тогда за исключением вот таких бытовых преступлений.

– Ага! Уже идешь на попятную! Значит, никаких серьезных преступлений, кроме таких да еще таких и так далее! – Я усмехнулся ему, чтобы дать понять, что шучу.

Он улыбнулся в ответ и сказал:

– Вижу, вы не горите желанием заключить пари?

– Игра запрещена инструкцией. – Усевшись поудобнее, я отпил еще глоток воды и произнес:

– Ладно, пора двигаться. До конца смены еще целый час.

– Во всяком случае, во время движения в машине становится прохладнее.

– Сейчас проверим, – сказал я.

Я включил зажигание, и, конечно, мотор и не подумал работать.

– Ну что еще! – с притворной досадой проворчал я. Лу с ненавистью посмотрел на ключ зажигания:

– Что, опять?

Наша патрульная машина за месяц ломалась уже третий раз, что и навело меня на идею воспользоваться этим дефектом. Я потыркал ключом: никакого результата, конечно.

– Я же говорил, что они ее не исправили! – сказал я.

– Черт побери!

– Позвони им. Мне это уже надоело. Пока он звонил в участок, я сидел со страдающей миной и пил колу. Закончив разговор, он сказал мне:

– Они пришлют буксир.

– Выходит, будем патрулировать район на буксире, – усмехнулся я.

Он взглянул на часы:

– Представляете, когда они сюда доберутся!

– Слушай, – сказал я. – А мы ведь не обязаны париться здесь вдвоем. Почему бы тебе не пойти в участок и не отметиться за нас обоих?

– Что? И оставить вас здесь поджариваться?

– Ерунда. Какого черта мы будем мучиться вдвоем? Он готов был согласиться, но стеснялся, поэтому мне пришлось уговаривать его. Наконец Лу сдался:

– Вы правда не против?

– Все равно мне некуда сегодня идти.

– Ну.., тогда ладно.

– Отлично, – сказал я и крикнул ему вслед, когда он вылез из машины:

– Только не забудь за меня расписаться, чтобы мне потом не возвращаться.

– Не волнуйтесь, – сказал Лу и, наклонившись к оконцу, улыбнулся мне:

– Спасибо вам, Джо.

– Да чего там, в следующий раз ты меня отпустишь.

– Конечно, ведь он обязательно наступит, верно?

– А куда он денется? Сочтемся как-нибудь.

Он засмеялся, покачал головой и захлопнул дверцу. Я следил в зеркальце, как он дошел до угла, свернул за него и исчез из виду.

Я сидел в машине и, попивая водичку, терпеливо ждал аварийку. Обычно в это время дня у них много работы в центре Нью-Йорка, где им приходится растаскивать буксиром столкнувшиеся автомобили туристов, не знающих как следует город. Но наконец аварийка затарахтела, приближаясь и останавливаясь. Из нее вышли двое рабочих, и один из них спросил:

– Что у вас за проблема?

– Да вот, проклятая, не хочет заводиться. Он окинул машину взглядом, каким доктор осматривает пациента:

– Интересно, почему?

)'Парень был механиком-автолюбителем, что мне и требовалось. Эти рабочие только тем и занимались, что отвозили поврежденные машины в ремонтные мастерские.

– А кто ее знает? – раздраженно сказал я. – Может, из-за этой чертовой жары; Давайте цепляйте ее и везите на место.

– Не волнуйтесь, отвезем.

– А что мне волноваться, – сказал я и посмотрел на часы. – Моя смена заканчивается через пятнадцать минут.

Они зацепили крюк за мой бампер и отбуксировали автомобиль вместе со мной к полицейскому гаражу и ремонтным мастерским на Уэст-Сайд, недалеко от пристани. Этот квартал почти целиком принадлежит полиции, по его северной стороне тянутся полицейские склады, а в глубине квартала на южной стороне находится гараж. Это неуклюжее, вытянутое в длину строение из красного кирпича, высотой в три этажа с устроенными внутри пандусами, так что машины забираются по ним на самый верх. Здание очень старое, с потемневшими от времени оконными переплетами, я даже слышал, что когда-то оно служило конюшней для полицейских лошадей. Не знаю, правда это или нет, но за что купил, за то и продаю. На запад от гаража простирается огороженная забором территория, вся забитая патрульными аварийными автомобилями, а также фургонами для перевозки арестованных и даже специальными грузовиками для вывоза бомб, кузовы которых напоминают огромные красные корзины. Большинство этих машин совсем никуда не годятся и хранятся там только для того, чтобы механики разбирали их на части и помогали оставаться на ходу таким же развалюхам, что и моя патрульная тачка.

На восток от гаража до угла квартала тянется ряд складских строений, частично принадлежащих департаменту полиции, частично арендуемых им, а некоторые заняты какими-то гражданскими организациями. Лет пять или шесть назад в подвале одного из них обнаружили множество старых автоматов для продажи штучных мелких товаров, о чем никто не подозревал; с тех пор они там так и торчат, только ржавея еще больше.

На весь квартал была одна дорога, пересекающая его поперек, с востока на запад, и вдоль всего тротуара выстроились неработающие полицейские машины. Перед входом в гараж тоже скопилась целая куча автомобилей, привезенных сюда для ремонта, так что некоторые из них стояли даже на тротуаре. Этого квартала все таксисты боялись как чумы и старались по возможности объезжать, потому что здесь вполне можно было застрять черт-те насколько, а какой водитель осмелится разогнать сигналом пробку, образованную полицейскими машинами?

Такую же пробку на этот раз устроили и мы. Мой буксир прополз по узкой свободной полосе мостовой и остановился перед гаражом. Я посмотрел в зеркальце узнать, не перекрыли ли мы кому-нибудь дорогу, но, поскольку капот моей машины был задран кверху, я смог увидеть за собой только кусочек мостовой. Вообще-то мне было на это наплевать. Если из-за нас кто-то и застрял, значит, ему просто не повезло.

Из гаража неторопливо вышел механик с блокнотом в руке. Это был цветной парень, невысокий и плотный, в форменных брюках и в грязной майке без рукавов. Он обогнул тягач с буксиром, вразвалку приблизился ко мне и сказал:

– Какие проблемы, шеф?

– Да не заводится, – сказал я. – И главное, обязательно во время моего дежурства!

– Ну-ка, попробуйте завести.

Вот идиот! Уж не думает ли, он, что мы притащились сюда по этой чертовой жаре через весь город и даже не попытались хотя бы пару раз завести мотор! Но от них вечно слышишь одно и то же, так что нечего и спорить. Я попробовал включить зажигание, но раздался только щелчок, и больше никакого эффекта. Я развел руками:

– Видишь, что делается?

– Сегодня мы ничего не сможем предпринять, – сказал он.

– Мне все равно. Моя смена закончилась две минуты назад, а напарник уже уехал.

Он вздохнул, не торопясь открыл блокнот и достал карандаш.

– Ваше имя?

– Патрульный Джозеф Лумис, пятнадцатый участок. Он записал это, обошел машину сзади, чтобы списать номера. Я терпеливо ждал, наизусть зная всю процедуру, так как уже не раз бывал здесь, и, когда он вернулся, я сразу протянул руку взять у него блокнот.

– Джон Хэнком, – назвался он.

Я кивнул и расписался в бланке, после чего вернул ему блокнот, а механик повернулся и махнул рукой водителю тягача.

– Поставь его где-нибудь там, – крикнул он и указал в дальний конец квартала.

Тягач рванулся вперед, а за ним и мой автомобиль, да так, что у меня голова дернулась, спасибо, что не оторвалась. От неожиданности я ухватился за руль, чтобы удержаться на сиденье, и мы покатили по мостовой. Механик стоял на месте и унылым взглядом провожал нас.

Поддетый крюком нос моей тачки немного нырял, как будто это была лодка, борющаяся с волнами, и вдруг, совершенно неожиданно для себя, я вспомнил летние каникулы, когда мне было лет десять и наша семья на недельку поехала куда-то в Эдирондэкс. Мы сняли хижину на берегу озера. По вязкой тропинке между домиками отдыхающих можно было спуститься к воде, и я до сих пор помню ощущение холодных камней под босыми ногами. На другом берегу озера стоял дом, принадлежащий какому-то богачу. Дом был больше того, в котором мы жили в Бруклине, и еще у этого богача имелась моторная лодка, выкрашенная в белое с красным. Однажды он пригласил покататься меня и еще двух мальчишек. Мы надели оранжевые спасательные жилеты и уселись на заднюю перекладину, и, когда мотор взревел, от страха у меня чуть сердце не выскочило. Мы летели вперед со страшной скоростью, и нос лодки задирался вверх так высоко, что мы ничего не видели впереди. Но все равно было здорово, весь этот ветер, и шум, и брызги, летящие в лицо, и берег, который остался далеко позади. А позже, когда я вспоминал о морской прогулке, уже будучи на суше и в безопасности, приключение казалось мне еще более поразительным и великолепным, и все оставшееся время отдыха я жалел, что наша семья не слишком богата и не может позволить себе такой роскоши, как моторная лодка. Видно, здорово быть богатым, только почему у нас нет больших денег? Так рассуждают дети.

Об этом случае я не вспоминал, наверное, лет двадцать.

Не доезжая до поворота, мы нашли свободное место у кромки тротуара. Тягач остановился, и я вылез из машины и стал наблюдать, как водитель с напарником устанавливают ее на этом пятачке. Когда они заканчивали возиться, я взглянул на часы: десять минут первого. Времени полно.

Водитель тягача спросил меня:

– Хотите доехать с нами до участка? Я чуть было не согласился, чуть было не позабыл обо всем, но вовремя спохватился:

– Нет, я пойду пешком.

– Ну, как хотите.

Я помахал им на прощанье и смотрел, как они уезжают. Иногда я сам себе поражаюсь. Неужели вся эта наша затея с ограблением до сих пор мне кажется до такой степени нереальной, что я мог о ней забыть? Черт побери, еще немного, и я забрался бы в тягач и поехал бы в участок, как будто это обычный рабочий день и у меня вовсе не было никаких криминальных намерений. Поразительно! Я потряс головой и направился к Одиннадцатой авеню.

Сейчас мне предстояло где-нибудь побродить минут десять. Одним из дополнительных преимуществ провернуть это дельце в форме полицейского является то, что коп – единственный человек, который может стоять на углу улицы, ничего не делая и не привлекая к себе внимания. Такая у него работа – стоять и наблюдать, ничего не делая. Попробуй кто другой торчать без дела на одном месте, прохожие сразу бы подумали: “Что здесь делает этот парень? Уж не задумал ли он что-нибудь дурное?” Но при виде слоняющегося копа им такое и в голову не придет.

Меня даже удивляет, как это преступники не догадываются все свои делишки обтяпывать в полицейской форме.

Спустя положенное время я направился обратно к тому месту, где оставил машину. Ну кто станет пристально следить за копом, который возится под капотом патрульной машины? Я открыл его, поставил крышку от распределителя зажигания на место, сел за руль и двинулся по направлению к месту нашей встречи с Томом.

Разница между совершением преступления и его планированием примерно такая: вы сами попадаете в шторм на море или смотрите на картину, изображающую девятибалльную бурю и ныряющую в высоченные волны шхуну. Довольно долго мы с Джо планировали операцию, разрабатывали разные детали, и все это не особенно волновало меня, но вдруг мы всерьез оказались в центре разыгравшейся бури.

Накануне я очень плохо спал. Несколько раз просыпался и страшно пугался: мне казалось, что в доме кто-то присутствует, кто-то чужой и ужасный. Никогда я не чувствовал себя таким беззащитным, притаившись в темноте на кровати и напряженно прислушиваясь, пытаясь уловить движения неизвестного в соседней комнате. Затем мною снова овладевала дремота, мне начинал сниться очередной страшный сон, и я опять просыпался.

Помню только один из этих снов. Скорее, только часть его. Я был очень маленьким и находился в огромной, пустой и темной комнате, и вдруг ее стены начинали крениться в сторону улицы. Очень-очень медленно. Просто качались, сначала наружу, а потом назад. Страдал я ужасно.

В день операции Джо работал, а у меня был выходной, так что я провел утро в мучительном бездействии, слоняясь по дому и стараясь скрыть от Мэри свое нервное состояние. Джо уже наврал Грейс, что сегодня ему дежурить подряд две смены, а Мэри считала, что у меня дневная смена, так что мы организовали себе окно, чтобы заняться ограблением.

Но как же тянулось время! Несколько раз я был близок к тому, чтобы вскочить в машину и поехать в город только ради того, чтобы хоть что-нибудь делать, – а ведь до нашей условленной встречи с Джо оставались еще долгие часы, и мне пришлось бы в страшном напряжении торчать в Нью-Йорке, что еще хуже, чем дома. Но просто сидеть на одном месте становилось совершенно невыносимо, мне нужно было двигаться. Я съездил на своем “шевроле” на ближайшую автомойку, потом с полчаса покатался по нашему кварталу, еще какое-то время потратил на уборку гаража, я даже немного погулял, чего раньше никогда не делал. И мне вдруг стало страшно, потому что, отойдя совсем немного от дома, я почувствовал себя другим, незнакомым мне человеком, который только внешне походил на меня, но теперь имел с моей жизнью не больше общего, чем какой-нибудь пастух из далекой Монголии. Эта прогулка принесла мне больше вреда, чем пользы, и я обрадовался, вернувшись в свой квартал, к знакомым домам, и ощутил чувство безопасности, которое охватывает тебя, когда находишься в родном доме.

Затем наконец наступило время ехать, и я страшно разволновался и, казалось, не мог собраться с силами, чтобы уйти из дома. Я то и дело что-то забывал и вынужден был несколько раз возвращаться. В том числе и за своей формой. Я упаковал ее в небольшую походную сумку и чуть не укатил без нее. Вот был бы номер!

Случалось ли вам включать радио, когда вы находились в критической, чрезвычайно трудной ситуации и тогда все песни казались вам непосредственно относящимися к вашей проблеме? Именно так и происходило со мной по дороге в город.

Каждая песня, звучавшая по радио, была или о несчастном, который совершил роковую ошибку, перечеркнувшую всю его дальнейшую жизнь, или о бродяге, покинувшем свой дом и отправившемся бродить по свету, или о молодом человеке, который очертя голову кинулся навстречу превратностям судьбы, хотя любившая его девушка не хотела с ним расставаться.

Я почти жалел, что не рассказал ни Мэри, ни Грейс о нашей затее, уж они-то наверняка отговорили бы нас, и сейчас я не мчался бы по автостраде Лонг-Айленда навстречу городу со своей старой формой патрульного в сумке, валяющейся на заднем сиденье.

Не поймите меня не правильно. Я не то чтобы мечтал отказаться от ограбления. Я по-прежнему хотел его совершить, и причины для этого представлялись мне по-прежнему очень вескими, и мои планы на жизнь после обогащения все так же манили меня. Но если каким-то образом ситуация вышла бы из-под моего контроля и я был бы вынужден отступить, признаюсь, я сдался бы без борьбы.

Ну ладно. Я прибыл в Манхэттен заранее, проехал в район Уэст-Сайда и остановил машину в нижних рядах сороковых улиц, около Десятой авеню. Затем зашагал пешком к морвокзалу порта, неся в руке сумку с формой, и переоделся в нее в платном туалете.

Я пересекал первый этаж вокзала, направляясь к выходу на Девятую авеню, когда меня остановила маленькая старушка в черном пальто – в такую-то жарищу! – которая хотела узнать, где можно купить билет на автобус. Сначала это меня взбесило, потому что она отвлекала меня, когда я находился в таком напряженном состоянии. Кроме того, я не мог понять, с чего вдруг бабка пристала ко мне с расспросами, когда прямо перед нами висела огромная вывеска “Информация”. Но потом я сообразил, что на мне форма копа. Я переключился на эту роль, вежливо показал ей дорогу к билетным кассам и дал несколько незначительных советов. Старушка поблагодарила меня и засеменила прочь, кутаясь в свое длинное пальто, как будто здесь дул ледяной ветер, хотя, кроме нее, этого никто не замечал. Тогда я двинулся дальше, без дальнейших осложнений покинул вокзал и направился к своей машине.

Пока я туда шел, мне вдруг представилось более серьезное затруднение, чем эта старушка с дурацкими вопросами. Я подумал – мы с Джо занимаемся нашим дельцем, и тут нас останавливает и просит помощи какой-нибудь бедолага, которого только что обокрали, или что нас втягивают в розыски потерянного в квартале Уолл-стрит ребенка, или мы оказываемся первыми полицейскими, попавшими на место серьезной автокатастрофы.

И что мы сможем сделать, если случится что-нибудь подобное? Нам придется бросить все и играть роль полицейских. У нас просто не будет другого выхода – если мы откажемся участвовать в разбирательстве любого из таких происшествий, то сразу вызовем подозрения. Как только на место прибудут другие полицейские, им тут же расскажут о нас, а нам вовсе не нужно, чтобы заговорили о каких-то подозрительных копах, которые, вероятно, что-то замышляют.

Вот будет потрясающий пример иронии судьбы: быть удержанными от совершения преступления служебным долгом. Я усмехнулся и подумал, что обязательно расскажу об этом Джо, когда мы увидимся. Я хорошо представлял себе его физиономию.

Добравшись до машины, я спрятал в багажник сумку с моей одеждой. Здесь же, в хозяйственной сумке, лежали другие номера машины.

Я захлопнул багажник, сел за руль и двинулся вдоль пристани. За последние десять лет она пришла в упадок, потому что основной портовый грузопоток переместился в Джерси. Так что здесь теперь было полно всяких укромных местечек, особенно под эстакадой, по которой пролегало шоссе Уэст-Сайда, где можно прятаться, сколько вам угодно. Некоторые грузоперевозочные компании оставляют тут на время порожние трейлеры, которые скрывают вас от случайного взгляда, брошенного из окна автомобиля, проезжающего по Двенадцатой авеню.

Я остановил машину рядом с опорой эстакады, сразу за каким-то трейлером, и посмотрел на часы. Я все еще опережал наш график, но теперь меня это не волновало: когда я уже совершил несколько шагов по пути к ограблению, то начал успокаиваться и гораздо меньше нервничал. Да, интересно. Перед началом нашего спектакля я весь трясся от волнения, а сейчас напряжение постепенно покидало меня, и я уже чувствовал себя так же спокойно, как будто просто ждал появления напарника Эда Дантино, чтобы отправиться на работу. Просто удивительно!

День был слишком жаркий, чтобы сидеть в машине. Я вылез, запер дверцу и прислонился к ней, ожидая Джо.