Стоял жаркий летний день, и друзья находились на заднем дворике у Джо. Он когда-то сделал у себя бассейн, один из тех бассейнов, что устраиваются на земле, в четыре фута глубины и в десять футов в поперечнике. Том сидел на раскладном стуле в слаксах и рубашке, а Джо возился с фильтром для бассейна и поэтому был в одних плавках. Рядом на травке стояли банки с пивом, к которым они время от времени прикладывались, чтобы промочить горло и остудиться. Этот несчастный фильтр был самой капризной штукой в конструкции бассейна. Джо казалось, что каждое лето он только и делает, что нянчится с фильтром, который упрямо выкручивается из гнезда.
Уже девять лет приятели были соседями. Сначала, лет одиннадцать назад, в этом месте купил себе жилье Том, а когда после рождения Джекки Джо захотел переехать куда-нибудь из города, оказалось, что как раз продавался соседний с Томом домик. Оба уже тогда ходили в полицейской форме и иногда даже дежурили вместе. Они давно знали друг друга, испытывали взаимную симпатию и надеялись стать хорошими соседями. Так оно и случилось.
Их жилища, хоть и не роскошные, были очень удобными. Они строились сразу после войны, в одну линию, когда идея об изгибающихся улицах еще не вошла в моду. Дома были стандартными по планировке, на первом этаже располагались три спальни, а наверху – маленькая мансарда, которую большинство соседей переделали в четвертую спальню. К счастью, у Тома и Джо семьи не такие большие, чтобы им понадобилась дополнительная спальня, так что у них мансарда так и осталась обычным чердаком, где они хранили разное барахло, которое постепенно набирается у человека за всю его жизнь и которое жалко выбрасывать, хотя оно никогда не будет использовано.
Так что приятели были довольны своими домами, построенными еще до того, как на смену старому доброму дереву пришел вездесущий пластик. Правда, деревянные стены необходимо красить раз в несколько лет, но все равно такие здания приятнее современных. В подвальном этаже были устроены прачечные, участки за домами оказались весьма просторными, в конце них стояли отдельные строения для гаража на одну машину. Дорожка из гравия определяла границы владений, и дома, вытянувшиеся по улице в одну линию, выглядели совершенно одинаковыми, если не считать разной окраски и кое-каких мелких изменений в облике, внесенных их хозяевами. Ни Том, ни Джо не стали себя этим утруждать, так что оба владели совершенно типовыми жилищами, которые ничем не отличались от чертежей архитектора.
Большинство жителей их квартала обнесли участки заборами, в основном из-за малышей, которые могли выскочить на дорогу, но приятели и этого не стали делать. Сосед Тома справа огородил свое владение плетнем из ивовых прутьев, смотревшимся весьма импозантно, а сосед Джо слева обнес участок металлической сеткой, заросшей вьющимся диким виноградом, но дворы друзей ничто не разделяло, за исключением остатков живой изгороди, посаженной кем-то из прежних владельцев домов. В изгороди давно уже появились широкие проплешины, по которым члены обоих семейств постоянно ходили взад-вперед, и, поскольку приятели никак не могли договориться, кому из них надлежит привести ограждение в порядок, оно незаметно исчезало, да ведь и надобности в нем никакой не было.
Шли годы, дома постепенно ветшали, по слухам, чуть не в каждом доме линолеум на кухне потрескался и покоробился, а в подвалах, как и у наших друзей, скапливалась вода, но мало кто обращал на это внимание, и все продолжали спокойно жить и радоваться, что нашли на земле такое тихое и уютное обиталище.
После того раза в машине друзья больше не возвращались к обсуждению идеи ограбления, но каждый обдумывал ее про себя. Не то чтобы они всерьез считали, будто сумеют обделать какое-то крупное дельце, просто каждому хотелось помечтать об избавлении от своей тяжелой и однообразной работы.
Сейчас голова Джо была полностью поглощена возней с упрямым фильтром, но Том продолжал обмозговывать возможность быстро разбогатеть и вдруг сказал:
– Эй, Джо!
Тот сидел на траве, скрестив по-турецки ноги, весь окруженный россыпью деталей для фильтра – разными шайбами, прокладками, муфтами, гайками и обрезками шланга. Он положил на кусок газеты полную пригоршню деталей, отер пот со лба, отхлебнул глоток пива и только после этого задрал голову к Тому:
– Что там у тебя?
– Как ты думаешь, – спросил Том, – сколько нам заплатят русские, если мы похитим их посла?
Джо сощурился от солнца и приставил ладонь к глазам козырьком:
– Ты это серьезно?
– А почему и нет? Это и выгодно, и патриотично, верно? Джо немного подумал, обвел свой двор взглядом и сказал:
– Черт возьми, и где, по-твоему, мы будем его прятать? Том также оглядел свой дворик.
– Да-а, – озадаченно протянул он, – это вопрос. Джо насмешливо покачал головой и снова занялся фильтром. Том отпил еще немного пива. Они молчали, каждый был погружен в размышления.
Сигнал поступил из средней школы: там обнаружили мертвой пропавшую несколько дней назад учительницу.
В одиннадцать утра, когда небо заволокло облаками и вот-вот должен был начаться дождь, мы с Эдом остановили свой “форд” перед школьным двором. Здание из серого кирпича скорее походило на крепость, чем на детское учреждение. Справа располагалась игровая площадка, залитая бетоном и обнесенная проволочной сеткой высотой футов восемь, сейчас она пустовала.
Недавно захватившая всех страсть побуждала детей малевать на стенах домов, тоннелей и везде, где только можно, имена и прозвища приятелей фломастерами или при помощи распылителей краски: и то и другое трудно поддавалось отмыванию, особенно с пористой поверхности камня. Было также принято писать свое имя, прозвище или магическую кличку, которую ребята сами себе придумывали, а под ним или рядом – номер улицы, на которой проживает его владелец. Например, “Хуан-135” или “Босс Зум-92”.
Модная страсть поразила и эту школу. Все ее стены, насколько могла дотянуться детская рука, оказались исписаны именами и цифрами, выполненными красками всех цветов радуги. Некоторые из надписей были сделаны старательно и даже художественно, но большинство ребят просто, без всяких затей, запечатлевали свои имена: “Энди-87”, “Бет-81”. “Моро-103”.
На первый взгляд вся эта ребяческая мазня выглядела обыкновенным вандализмом. Но по мере того, как мой взгляд повсюду натыкался на нее, я стал понимать, что она придает яркие краски однообразному серому фону здания, что в ней присутствует солнечный латиноамериканский колорит. В общем, если преодолеть естественное предубеждение против пачкотни общественной собственности, покажется, что такие художества не так уж плохи. Разумеется, я никому не доверил своего открытия.
Мы прошли в кабинет директора, который сказал, что покажет нам, где находится тело. Сопровождая нас по коридору, он объяснял:
– Раньше эта комната была туалетом для девочек, но сейчас из нее убраны все трубы в соответствии с планом модернизации.
Директор был лысым парнем лет сорока, в очках с толстой роговой оправой и со слегка жеманными манерами.
Мы ловили на себе любопытные взгляды подростков, так что, видимо, новость о найденном мертвом теле еще не успела распространиться по школе.
– Почему вы не сообщили о ее исчезновении? – спросил Эд.
– Да эти молодые учителя! – сокрушенно вздохнул директор. – Они ведь так часто без всякого предупреждения берут отгул на два-три дня, поэтому мы даже ничего такого и не думали. Просто одна из учительниц сегодня утром почувствовала неприятный запах и потому заглянула туда.
– Мне нужно будет поговорить с ней, – сказал я, – с этой учительницей.
– Конечно, – с готовностью отозвался директор, – она сейчас в школе. Мы предполагаем, что мисс Эванс хотели изнасиловать, затащили ее туда именно с этой целью. В какой-то момент ей удалось вырваться... Не думаю, чтобы они затащили ее туда с целью убийства.
Какое значение имело первоначальное намерение преступников, если женщина уже убита, вскользь подумал я. Мы молча шли по коридору, пока директор не остановился и, указав на дверь, не сказал:
– Она здесь.
Я подошел к двери, а Эд спросил директора:
– А как с ее семьей? Вы уже позвонили ей домой? Я открыл дверь, шагнул внутрь, и в лицо мне ударил тяжелый, отвратительный запах. Затем при слабом свете, проникающем снаружи сквозь грязные матовые стекла, я увидел женщину, лежащую на полу у окрашенной в зеленый цвет стены. Белые пятна свежей штукатурки показывали места, откуда были удалены водопроводные трубы. Она пролежала здесь неделю, а в здании, оказывается, водились крысы.
– Господи! – вырвалось у меня.
Я попятился в коридор и захлопнул за собой дверь.
Директор все еще отвечал на вопрос Эда:
– Она жила одна в... – Тут он увидел меня и сказал:
– О, простите, пожалуйста! Я должен был вас предупредить. Встревоженный Эд шагнул ко мне:
– Ты в порядке, Том?
Я махнул ему рукой, приглашая отойти от комнаты:
– Предоставим это дело “скорой помощи”.
В ушах у меня оглушительно стучала кровь, руки и ноги похолодели.
Директор снова произнес несколько жеманным и смущенным тоном:
– Мне и в самом деле очень неловко... Я был убежден, что вы привыкли к подобным зрелищам.
Я протиснулся между ним и Эдом, торопясь поскорее выскочить на воздух. “Привыкли к подобным зрелищам!” Господи ты Боже мой!