Полицейский из библиотеки

Глава третья. РЕЧЬ СЭМА

Это была бурная речь.

Он начал с того, что изложил в собственной интерпретации два анекдота из раздела «Как создать непринужденную обстановку в аудитории» «Спутника оратора». Один — о фермере, который пытался сбыть свою продукцию оптом, и другой — о том, как продавали замороженные обеды эскимосам, и использовал третий в середине выступления (который был в сущности неинтересный). Он нашел еще один хороший анекдот в разделе «Как полностью завладеть вниманием аудитории», начал записывать его, но вспомнил Аделию Лортц и «Самые любимые стихотворения американцев». «Вам попадется такое стихотворение, которое ваши слушатели запомнят, даже если не запомнят ничего», — так она сказала, и Сэм нашел хорошее коротенькое стихотворение в разделе «Вдохновение», как она предсказывала.

С высокой трибуны он посмотрел на повернутые к нему лица членов Ротари Клаб я сказал: «Я постарался обосновать вам, почему я живу и работаю в таком маленьком городе, как Джанкшн Сити, и по-моему, в моих обоснованиях есть резон. Если нет, беру всю вину на себя».

Послышался громкий добродушный смех (в воздухе запахло смесью шотландских и пшеничных виски).

Сэм сильно потел, но чувствовал себя довольно хорошо, и он начинал верить, что ему удастся выбраться из этого невредимым. Микрофон завыл только один раз, никто не выходил, никто не бросался едой, и мяукнули всего несколько раз, и то добродушно.

— Мне кажется, что поэт по имени Спенсер Майкл Фри в своем стихотворении суммировал все, что я пытался здесь сказать, лучше меня. Видите ли, почти все, что приходится продавать бизнесменам нашего маленького города, можно продать дешевле в торговых центрах больших городов и на открытых площадках в пригородах. Обычно хвастают, что там вы можете получить все товары и услуги. которые вам нужны, да к тому же припарковаться бесплатно. Но бизнес маленького города может предложить вам то, чего не найдешь ни на площадках, ни в торговых центрах, и вот об этом мистер Фри говорит в своем стихотворении. Оно не очень длинное, но в нем многое сказано. Вот оно.

Сэм оторвался от текста, и во второй раз сегодня к своему удивлению понял, что все, что он сказал, идет прямо от сердца. Он ощутил всю полноту счастья и элементарную благодарность. Как приятно было почувствовать, что у тебя все еще есть сердце, что рутина будничности не истрепала его, и как приятно было почувствовать, что оно все еще может выражать себя словами.

— Мы, бизнесмены маленького города, мужчины и женщины, дарим вам это человеческое прикосновение. С одной стороны, это не так уж много… но с другой — это почти все. Я мог бы еще долго говорить об этом. Я хочу пожелать нашему несостоявшемуся оратору, Ослепительному Джо, скорого выздоровления; я хочу поблагодарить Крейга Джоунза за сделанное мне предложение заменить его; и я хочу поблагодарить всех вас за терпение, с которым вы слушали мою скучную беседу. Словом, большое спасибо.

Аплодисменты послышались еще до того, как он произнес последнюю фразу; они нарастали, пока он собирал те несколько страниц текста, которые Неиоми напечатала ему и которые он выправлял все время после обеда; они стали бурными, когда он садился, ошеломленный такой реакцией.

— Так, под воздействием выпитого, — сказал он сам себе. — они аплодировали бы, даже если ты рассказал бы им, как тебе удалось бросить курить после встречи с Иисусом на какой-то вечеринке.

Затем они начали подниматься со своих мест, и он подумал, что должно быть, говорил слишком долго, если они так заторопились уходить. Но они продолжали аплодировать, и потом он увидел, что Крейг Джоунз делает ему тсакие-то знаки руками. И Сэм понял. Крейг хотел, чтобы он встал и поклонился.

Он покрутил пальцем у виска: «Бестолковый!»

Крейг энергично тряс головой и начал поднимать руки так сильно, что стал похож на священника, призывающего верующих петь громче.

Тогда Сэм встал и был ошарашен, когда они устроили ему овацию.

Несколько минут спустя Крейг подошел к аналою. Одобрительные возгласы, наконец, стихли, когда он постучал по микрофону несколько раз и все услышали глухой звук кувалды, обернутой в тряпицу, ударяющей по гробу.

— По-моему, мы все согласимся, — сказал он, — что речь Сэма стоила больше, чем поданный вам цыпленок, которого не ужуешь.

Опять послышался взрыв аплодисментов.

Крейг повернулся к Сэму и сказал: «Если бы я знал, что в тебе есть такое, Сэм-душка, я бы запланировал твое выступление давным-давно!»

Это добавило аплодисментов и свиста. А Крейг Джоунз схватил руку Сэма и начал проворно поднимать и опускать ее, как насос.

— Это было великолепно! — сказал Крейг. — Откуда ты это списал, Сэм?

— Ниоткуда, — сказал Сэм. Его щеки зарделись, и хотя он выпил только немного джина, сильно разбавленного тоником, еще до начала выступления, он почувствовал себя немного пьяным. — Это все мое. Я взял пару книг в библиотеке, и они помогли.

Теперь стали подходить другие ротарианцы. Сэму вновь и вновь трясли руку. Он стал чувствовать себя, как городской насос во время летней засухи.

— Здорово! — закричал ему кто-то на ухо. Сэм обернулся и увидел, что это — Фрэнк Стивенс, который'выступал вместо представителя союза водителей грузовиков, которого обвинили в злоупотреблениях. — Надо бы записать это на пленку, можно было бы продать чертову Ииеесуусу! Черт возьми, это было хорошо, Сэм!

— Тебе следует отправиться на гастроли! — сказал Руди Перлман. Его круглое лицо было красным и мокрым от пота. — Клянусь, я почти заплакал! Ей-богу! Где ты нашел этот шедевр?

— В библиотеке, — сказал Сэм. Он все еще был ошеломлен…, но облегчение, которое он почувствовал в связи с окончанием одного дела, уступило место какому-то осторожному восторгу. Он подумал, что надо бы выдать Нсйоми премию. «Оно было в книге под названием…»

Но прежде он успел сказать Руди, как называлась книга, Брус Энгалз подхватил его под локоть и повел к стойке бара.

— Лучше этой чертовой речи я ничего не слышал в этом глупом клубе за два года! — восклицал Брус. — Может быть, за пять лет! Кому нужен какой-то чертов акробат? Сэм, позволь мне угостить тебя рюмочкой! К черту все, позволь мне угостить тебя двумя!

Прежде чем Сэм смог выбраться оттуда, он пропустил целых шесть рюмок и закончил свой триумфальный вечер блевотиной на коврике для ног своего собственного дома на Келтон авеню вскоре после того, как Крейг Джоунз помог ему выйти из машины. Когда тошнить было нечем, Сэм попытался вставить ключ в замок входной двери. Сделать это было очень трудно, потому что оказалось три замка и четыре ключа, да к тому же все время приходилось бегать в кусты сбоку от ступенек. Поэтому, когда ему, наконец, удалось открыть дверь, он просто взял подстилку для ног (осторожно, поддерживая края, чтобы содержимое не разливалось) и слил с нее это.

Он сварил себе чашку кофе, чтобы успокоить желудок, но дважды звонил телефон, пока он пил кофе. Снова поздравления. Второй звонок был от Элмера Баскина, который вовсе и не был там. Он чувствовал себя как Джуди Гарлэнд в фильме «Родилась звезда», и было трудно испытывать удовольствие, пока желудок еще не успокоился, а голова начинала болеть в наказание за его чрезмерное увлечение.

Сэм подключил автоответчик в гостиной, чтобы не отвечать более, затем поднялся в спальню, выдернул телефонный шнур из розетки, проглотил две таблетки аспирина, разделся и лег.

Он стал быстро забываться; он был переполнен чувствами и очень устал, но прежде чем он совсем заснул, он успел подумать: «Я обязан всем этим Нейоми… и той неприятной женщине из библиотеки. Как ее: Хорст, Борщ. Может быть. мне заплатить ей тоже».

Он слышал, как внизу зазвонил телефон и как включился автоответчик.

«Молодец, — засыпая, думал Сэм. — Делай свое дело, я хочу сказать, разве не за это я плачу тебе, в конце концов?»

Затем он погрузился в небытие и ни о чем не думал до десяти часов утра в следующую субботу.

Он вернулся на землю с ощущением тошноты и слабой головной боли, но могло бы быть и хуже. Ему стало жаль подстилки для ног, но хорошо, что он убрал с нее, а то бы голова еще больше закружилась. Он постоял под душем десять минут, делая вид, что моется, затем вытерся, оделся и с полотенцем на голове спустился вниз. Мигала красная лампочка на автоответчике. Когда он отключил соответствующую кнопку, пленка перемоталась очень быстро; видно, он застал последний звонок, когда подходил к телефону.

Дзын! «Хэллоу. Сэм». — Сэм нажал на кнопку «Пауза», снял полотенце и нахмурился. Это был женский голос, и он знал его. Чей? — «Я слышала, ваша речь имела большой успех. Я так рада за вас».

Он понял, это была женщина — Лортц.

«Но как она узнала мой номер?» Ну конечно, для этого есть телефонная книга… И разве он не написал его на карточке библиотечного абонемента? Написал. Нечего спрашивать, сам знаешь как, и у него по спине прошли мурашки.

— Не забудьте вернуть книги к шестому апреля, — продолжала она и затем лукаво добавила. — Не забудьте про полицейского из библиотеки.

В трубке послышался щелчок, повесили трубку. На автоответчике загорелась лампочка «Все записи прослушаны».

«Ну и сука же вы, леди» — сказал Сэм сам себе и отправился на кухню делать завтрак.

Когда в следующую пятницу неделю спустя после триумфального дебюта Сэма в качестве оратора Нейоми пришла в контору в 10 часов утра, Сэм протянул ей длинный белый конверт, на котором было написано ее имя.

— Что это? — спросила Нейоми недоверчиво, снимая плащ. На улице шел сильный дождь, гнетущий весенний дождь.

— Откройте и поглядите.

Она открыла. В конверте была благодарственная открытка, к которой ленточкой был прикреплен портрет Эндрю Джексона.

— Двадцать долларов! — Она посмотрела на него с еще большим подозрением. — За что?

— Потому что вы спасли мне шкуру, когда послали меня в библиотеку, сказал Сэм. — Выступление прошло очень хорошо, Нейоми. Можно сказать, что у меня был большой успех. Я бы положил в конверт и пятьдесят долларов, если бы был уверен, что вы их возьмете.

Теперь она все поняла и была явно довольна, но все равно пыталась вернуть деньги. «Я очень рада, Сэм, что это помогло, но я не могу взять…»

— Можете, — сказал он, — и возьмете. Да еще взяли бы комиссионные, если бы работали у меня торговым агентом.

— Едва ли. Я никогда не смогла бы продать ничего. Когда я состояла в скаутской организации, только моя мама покупала мои кулинарные изделия.

— Нейоми, моя дорогая девочка. Нет, не смотрите на меня так беспокойно. Я ничего не замышляю против вас. Мы через все прошли два года тому назад.

— Это правда, — согласилась Нейоми, но она все еще нервничала и посматривала на дверь, легко ли будет пройти к ней в случае необходимости.

— Понимаете ли вы, что я продал два дома и выписал страховые обязательства на сумму двести тысяч долларов после этой дурацкой речи? В основном это групповые обязательства под очень высокие проценты и с малым комиссионным сбором, сумма немалая, потянет на новый автомобиль. Если вы не возьмете эти двадцать долларов, я буду считать себя такой дрянью!

— Сэм, умоляю вас! — сказала она в некотором потрясении. Нейоми была убежденная баптистка. Она и ее мать ходили в церковь в Провербии, которая была такой же старенькой, как и их дом. Он знал, он побывал там один раз. Но ему было приятно увидеть, что она тоже довольна и… чуточку успокоилась.

Летом 1988 года Сэм дважды назначал Нейоми свидания. Во второе свидание он начал приставать к ней. Это было прекрасно обставлено, но вес же это было приставание. И научило оно его многому. Нейоми, как оказалось, прекрасно могла отличить ухаживание от приставания и не собиралась оборониться. Не то что он ей не нравился, объяснила она, просто она решила, что они вдвоем никогда не смогут быть вместе «так». Сэм, сильно удивившись, спросил, почему нет. Нейоми только покачала головой. «Некоторые вещи так трудно объяснить, Сэм, но от этого они не кажутся мне менее справедливыми. Это никогда не сработало бы. Поверь мне, никогда». Вот и все, что он сумел услышать от нее.

— Извините, Нейоми. но я сделал свою речь, — сказал он ей. Он говорил застенчиво, хотя он и наполовину не верил в принципиальность Нейоми. — Я хочу сказать, что если вы не возьмете эти двадцать долларов, я буду чувствовать себя дерьмом.

Она сунула банкноту себе в кошелек и затем осмелилась посмотреть на него с достоинством и жеманством. Ничто бы не выдало ее…. лишь кончики губ дрогнули.

— Ну что? Доволен?

— Недоволен, жаль, не дал тебе пятьдесят, — сказал он. — А ты взяла бы пятьдесят, Омиз?

— Нет, — сказала она. — И пожалуйста, не называй меня Омиз. Ты знаешь, что мне это не нравится.

— Приношу извинения.

— Извинения приняты. А теперь почему бы нам не перестать говорить на эту тему?

— 0'кей, — с удовольствием согласился Сэм.

— Я слышала от нескольких людей, что у тебя было хорошее выступление. Крейг просто восторгался им. Ты правда думаешь, что к тебе пришло больше людей в контору из-за этого?

Сэм начал было распространяться про биржу, но вовремя остановился. «Да. Иногда срабатывают подобные вещи. Смешно, но правда. График продаж резко поднялся на этой неделе. Конечно, он опустится, но едва ли значительно. Если тем, кто вошел со мной в контакт, нравится, как я делаю бизнес, а мне кажется, что им нравится, наступит репорт».

Сэм откинулся на спинку стула, обхватил шею руками и задумчиво уставился в потолок.

— Когда Джоунз Крейг позвонил и выложил мне все сразу, я был готов застрелить его. Без шуток, Нейоми.

— Да, — сказала она. — Ты был похож на человека, собирающегося развесить ядовитый плющ.

— Правда? — засмеялся он. — Да, пожалуй. Странно, как иногда все срабатывает, чистейшее везение. Если на свете есть бог, то иногда возникает вопрос, не он ли подкручивает все гайки в больших механизмах, прежде чем он запускает их.

Он полагал, что Нейоми будет бранить его за богохульство (что случалось и раньше), но сегодня она не стала заводиться. Зато она сказала: «Ты куда более везучий, чем тебе кажется, если тебя спасли книги из библиотеки. Обычно по пятницам библиотека открывается только в пять часов вечера. Я собиралась сказать тебе, но забыла».

— Да?

— Должно быть, мистер Прайс занимался своими бумажками, когда ты пришел?

— Прайс? — сказал Сэм. — Ты хочешь сказать мистер Пекам? Привратник, который читает газеты?

Нейоми покачала головой. — Был только один Пекам в этой округе, старый Эдди Пекам. но он давно умер. Я говорю о мистере Прайсе. Библиотекаре. Она смотрела на Сэма, будто он стал невыразимых размеров, по крайней мере, по меркам Джанкшн Сити штата Айова. — Высокий? Худой? Лет пятидесяти?

— Нет. — сказал Сэм. — Мне попалась леди по имени Лортц. Невысокая, пухлая, в том возрасте, когда женщина делает свой последний выбор: ткань полиэстер ярко-зеленого цвета.

То, что почувствовала Нейоми, странным образом отразилась на ее лице: за удивлением последовало недоверие, недоверие сменилось издевательским смешком. Такая последовательность чувств обычно обозначает одно и то же: начинаешь понимать, что кого-то сильно надули.

При других обстоятельствах Сэм мог бы задуматься над такой реакцией, но он всю неделю занимался продажей недвижимости, и в результате у него накопилось много канцелярской работы. И в мыслях он ее уже выполнял.

— О, — сказала Нейоми и засмеялась. — Мисс Лортц. да? Смешно получилось.

— Она необычная, это точно, — сказал Сэм.

— Не говори. — согласилась Нейоми. — На самом деле, она абсолютно…

Если бы она закончила то. что она начала говорить, она, вероятно, сильно растревожила бы Сэма Пиблза, но везение, как уже отметил он, играет необъяснимо важную роль в мирских делах, и кому-то снова повезло. Зазвонил телефон.

Это был Берт Айвершн, духовный наставник немногочисленных блюстителей законности в Джанкшн Сити. Он хотел поговорить о действительно большой страховке нового медицинского центра, находящегося, правда, в стадии разработки, «но ты знаешь, Сэм. какой он будет большой», его освещение в средствах массовой информации, и к тому времени, как Сэм возвратился к разговору с Нейоми, он совсем забыл о мисс Лортц.

Он знал, сколько он сможет заработать на нем; совсем скоро можно было бы оказаться за рулем новенького «мерседес-бенца». И ему совсем неинтересно было знать, какую часть этого богатства можно было бы отнести за счет того глупого выступленьица.

Нейоми, действительно, подумала, что ее разыгрывают; она очень хорошо знала, кто такая Аделия Лортц, и думала, что Сэм тоже знает.

В конце концов, эта женщина была замешана в самом мерзком бизнесе, который был известен в Джанкшн Сити в последние двадцать лет, может быть, даже со времен второй мировой войны, когда сын Моггинзов вернулся домой не в своем уме, отслужив на Тихоокеанском флоте, и перестрелял всех членов своей семьи, а затем направил дуло своего армейского пистолета себе в ухо и прикончил с собой.

Айэра Моггянз прославился до того, как сюда приехала Нейоми; и ей не пришло в голову, что афера Аделии Лортц имела место задолго до того, как в Джанкшн Сити появился Сэм.

Как бы то ни было, она забыла обо всем и, к тому времени как Сэм положил телефонную трубку, старалась решить, что ей купить на ужин: что-нибудь пожирнее или попостнее.

Он, не переставая, диктовал письма до двенадцати часов, потом спросил Нейоми, не пойдет ли она с ним к МакКенну пообедать. Нейоми отказалась, сказав, что ей надо возвращаться домой к матери, которая сильно сдала за зиму.

Больше ни слова не было сказано об Аделии Лортц.