Полная тьма, ни одной звезды

1

Единственное, о чем никто не спрашивал в случайной беседе, размышляла Дарси в дни после находки в гараже, было это: как твой брак? Они спрашивали, как прошли твои выходные, и как прошла твоя поездка во Флориду и как твое здоровье и как дети; они даже спрашивали, как поживаешь, милая? Но никто не спрашивал, как твой брак?

Хорошо, ответила бы она на вопрос до этой ночи. Все прекрасно.

Она родилась Дарселлен Мэдсен (имя Дарселлен могли полюбить только родители, безумно влюбленные в недавно купленную книгу детских имен), в год избрания президента Джона Ф. Кеннеди. Ее воспитывали в Фрипорте, штат Мэн, когда это был еще город, а не дополнение к «Л.Л. Бин», первому гипермаркету Америки, и полудюжине других небольших розничных предприятий, которые называют «торговыми точками» (словно они были стоками коллектора, а не местоположением магазинов). Она пошла в среднюю школу Фрипорта, а затем в бизнес школу Аддисона, где она изучала секретарские навыки. Ее нанял Джо Рэнсом Шевроле, который к 1984 году, когда она покинула компанию, стал крупнейшим автомобильным дилером в Портленде. Она была скромной, но с помощью двух несколько более искушенных подруг, изучила достаточно многие косметические приемы, чтобы делать себя симпатичной в рабочие дни и совершенно сногсшибательной по вечерам в пятницу и субботу, когда их кампания любила ходить выпить коктейлей в «Маяк» или «Мексиканец Майк» (где была живая музыка).

В 1982 году, Джо Рэнсом нанял бухгалтерскую фирму из Портланда, чтобы помочь ему разобраться с налоговой ситуацией, которая стала непростой («Подобной ситуации никому не захочется иметь», подслушала его Дарси, говорящим одному из старших продавцов). Вышла пара мужчин с портфелями, старый и молодой. Оба в очках и консервативных костюмах; оба с короткими волосами, аккуратно зачесанными на бок, которые заставили Дарси вспомнить о фотографиях в выпускном альбоме ее матери 1954 года, том с изображением капитана болельщиков, держащего мегафон у своего рта, отпечатанному на обложке из кожзаменителя.

Младшим бухгалтером был Боб Андерсон. Она разговорилась с ним на второй день в дилерском центре, и по ходу беседы, спросила его, было ли у него какое-нибудь хобби. Он ответил, что был нумизматом.

Он начал рассказывать ей, что это такое, и она сказала, «Я знаю. Мой отец собирает десяти и пяти центовики. Он говорит, что они его нумизматический конек. У вас есть свой конек, мистер Андерсон?»

Он у него был: пенсы с пшеницей. Его самая большая надежда состояла в том, чтобы однажды найти пенс с двойной датой 1955 года, которая была…

Но она знала и это. Монеты 1955 года с двойной датой были ошибкой. Ценной ошибкой.

Молодой мистер Андерсон, с густыми и тщательно причесанными каштановыми волосами, был восхищен этим ответом. Он попросил, чтобы она звала его Бобом. Позже, во время их обеда, — который они взяли на скамейку под солнцем позади автомастерской, ржаной сэндвич с тунцом для него и греческий салат для нее — он спросил, хотела бы она отправится с ним в субботу на уличную распродажу в Касл-Рок. Он недавно снял новую квартиру, сказал он, и искал кресло. А также телевизор, если кто-то продавал хороший по справедливой цене. Хороший по справедливой цене было фразой, с которой она станет хорошо знакома в последующие годы.

Он был столь же прост, как и она, просто очередной парень, на которого никогда не обратишь внимания на улице, и никогда не пользующийся косметикой, чтобы сделать себя более привлекательным… за исключением того, дня на скамейке. Его щеки вспыхнули, когда он попросил ее прогуляться, просто немного проветриться и дать ему остыть.

— Никаких коллекций монет? — поддразнивала она.

Он улыбнулся, обнажив ровные зубы. Маленькие зубы, хорошо ухоженные, и белые. Ей никогда не приходило в голову, что мысль о тех зубах могла вызвать у нее дрожь — с чего бы это?

— Если я увижу хороший набор монет, то конечно посмотрю его, — сказал он.

— Особенно пенсы с пшеницей? — Поддразнивала она, но уже слегка.

— Особенно те. Хочешь зайти ко мне, Дарси?

Она зашла. Также как зашла в их брачную ночь. Не слишком часто после, но время от времени. Достаточно часто, чтобы она считала себя нормальной и удовлетворенной.

В 1986 году, Боб получил повышение. Он также (с поддержкой и помощью Дарси) запустил маленький бизнес заказов по почте коллекционных американских монет. Он был успешен с самого начала, и в 1990 году, он добавил бейсбольные карточки и старые памятные фильмы. Он не хранил ассортимент афиш, плакатов, или открыток, но когда люди интересовались ими, он почти всегда мог найти их. На самом деле это Дарси находила их, используя свою обширную картотеку, в те предкомпьютерные дни, она обзванивала коллекционеров по всей стране. Бизнес никогда не становился достаточно большим, чтобы отнимать все время, и это было удобно. Ни один из них не хотел подобного. Они договорились об этом, как договорились о доме, который они в конечном счете купили в Паунале, и о детях, когда настало время, заводить их. Они договаривались. Когда они не договаривались, они шли на компромисс. Но в основном они договаривались. Они во всем сходились во мнениях.

Как твой брак?

Он был хорош. Хороший брак. Донни родился в 1986 году, — она оставила свою работу ради него, и за исключением помощи с «Монетами и предметами коллекционирования Андерсон» ничем другим не занималась — а Петра родилась в 1988 году. К тому времени, густые каштановые волосы Боба Андерсона поредели на макушке, и к 2002 году, когда «макинтош» Дарси наконец полностью заменил картотеку, у него была большая блестящая лысина. Он экспериментировал, расчесывая различными способами то, что осталось, чем по ее мнению только делал лысину более заметной. И он раздражал ее, пробуя две волшебные «выращивающие-все-назад» микстуры, та дрянь, что ловкие торгаши продают на платных кабельных каналах поздно вечером (Боб Андерсон стал чем-то вроде полуночника, когда достиг среднего возраста). Он не говорил ей, что покупал их, но они делили спальню и хотя она была не достаточно высокой, чтобы увидеть верхнюю полку без посторонней помощи, она иногда использовала табурет, чтобы забрать его «субботние рубашки», футболки которые он носил возясь в саду. И они были там: бутылка с жидкостью осенью 2004, бутылка маленьких зеленых капсул с гелем год спустя. Она поискала названия в интернете, и они не были дешевыми. Конечно, волшебство никогда не дешево, вспомнила она, размышляя.

Но, раздраженная или нет, она промолчала о волшебных микстурах, а также о подержанном «Шевроле Субурбан», который он по каким-то причинам купил, как раз в том году, когда цены на топливо начали расти. Хотя он приобрел его, как она предполагала (вернее знала), когда она настаивала на хороших летних лагерях для детей, электрогитаре для Донни (он играл в течение двух лет, достаточно долго, чтобы стать на удивление хорошим гитаристом, а затем просто забросил), оплате аренды за лошадь для Петры. Успешный брак зависел от сохранения равновесия — это факт, который все знали. Успешный брак также зависел от высокой терпимости к раздражению — Дарси понимала это. Как поется в песне Стиви Уинвуда, смирись с этим, детка.

Она смирилась. Как и он.

В 2004 году, Донни пошел в колледж в Пенсильвании. В 2006 году, Петра пошла в Колби, верная дорога в Уотервилль. К тому времени, Дарси Мэдсен Андерсон было сорок шесть лет. Бобу было сорок девять лет, и он все еще состоял в клубе бойскаутов со Стэном Морином, строительным подрядчиком, который жил в полумиле от них. Она находила, что ее лысеющий муж выглядел довольно забавным в шортах хаки и длинных коричневых носках, которые он надевал для ежемесячных походов по «Дикой Природе», но никогда так не говорила. Его лысина стала хорошо заметной; очки стали бифокальными; его вес метался в диапазоне от восьмидесяти двух до ста килограмм. Он стал партнером в бухгалтерской фирме — «Бэнсон и Бэкон» стала теперь «Бэнсон, Бэкон и Андерсон». Они обменяли небольшой дом в Паунале на более дорогой в Ярмуте. Ее грудь, прежде маленькая, упругая и высокая (ее лучшая особенность, как она всегда думала; никогда не хотела чтобы она походила на грудь официантки), стала теперь больше, не такой упругой, и конечно обвисала, когда она снимала свой лифчик ночью — чего еще ожидать, когда ты приближалась к отметке в половину столетия? — но периодически Боб, оказываясь рядом, подходил к ней сзади и придавал им чашевидную форму. Порой был приятный перерыв в спальне наверху, с видом на их тихий двухакровый участок земли, и если он был немного быстр в постели и часто оставлял ее неудовлетворенной, часто, но не всегда, то удовлетворение от него наступало позже, от ощущения его теплого тела, когда он дремал рядом с ней… это удовлетворение, никогда не подводило. Это было, как она предполагала, удовлетворение от осознания, что они были все еще вместе, когда столь многие другие не были; удовлетворение от осознания того, что они приближались к своей Серебряной Годовщине, курс, был все еще устойчив, и она следовала ему.

В 2009 году, двадцать пять лет спустя их свадьбы в небольшой Баптистской церкви, которая больше не существовала (теперь на том месте была парковка), Донни и Петра устроили им вечеринку-сюрприз в «Березах» в Касл-Вью. Было более пятидесяти гостей, шампанское (отличное), стейк, и четырехуровневый торт. Юбиляры танцевали под «Footloose» Кении Логгинса, также как танцевали на их свадьбе. Гости аплодировали отточенным движениям Боба, о которых она забыла, пока не увидела их вновь, и это его по прежнему грациозное исполнение вызвало в ней бурю эмоций. Ну, этого следовало ожидать; он отрастил живот, вышел с неловкой лысиной (неловкой для него, по крайней мере), но он все еще оставался чрезвычайно легок на ногу для бухгалтера.

Но все это было только историей, материалом некрологов, а они были все еще слишком молоды, чтобы думать о них. Игнорирование мелочей в браке, и тех повседневных тайн, она верила (твердо верила), было тем, что укрепляло их отношения. Однажды она съела плохие креветки и ее рвало всю ночь напролет, она сидела на краю кровати с потными волосами, слипнувшимися на затылке и слезами, катящимися по ее покрасневшим щекам, а Боб сидел около нее, терпеливо держа тазик, а затем унося его в ванную, где он освобождал и ополаскивал его после каждого извержения, чтобы этот запах не вызвал у нее еще большую тошноту, говорил он. На следующее утро в шесть утра он прогревал машину, чтобы отвезти ее в отделение неотложной помощи, когда ужасная тошнота наконец начала отступать. Он отпросился по болезни в «Бэнсон, Бэкон и Андерсон»; также он отменил поездку в Уайт-Ривер, чтобы сидеть с ней на случай, если слабость вернется.

Подобные вещи работали в обе стороны; что в один год подходит одному, на следующий год подойдет и другому. Она сидела с ним в приемной госпиталя Святого Стефана — в 1994 или 1995 году это было — ожидая результатов биопсии после того, как он обнаружил (в душе) подозрительную опухоль в своей левой подмышке. Биопсия была отрицательна, диагноз — заражение лимфатического узла. Опухоль продержалась еще месяц или около того, а затем сама прошла.

Она видела кроссворд на его коленях через полуоткрытую дверь ванной, когда он сидел на комоде. Запах одеколона на его щеках означал, что «Субурбан» уедет на день или два, и его сторона кровати будет пуста в течение ночи или двух, поскольку он должен был привести в порядок чей-то бухгалтерский учет в Нью-Хэмпшире, или Вермонте (у «Бэнсон, Бэкон и Андерсон» теперь были клиенты во всех северных штатах Новой Англии). Иногда запах означал поездку для осмотра состояния чей-нибудь коллекции монет на продажу, ибо не все нумизматические сделки, которые остались их дополнительным бизнесом, могли осуществляться через компьютер, они оба поняли это. Вид его старого черного чемодана, тот, который он никогда не оставлял, независимо от того, сколько она ворчала, в переднем зале. Его тапки под кроватью, один всегда засунутый в другой. Стакан воды на его журнальном столике, с оранжевой таблеткой витамина рядом с ним, на свежем номере «Коллекционирование Монет и Банкнот». Как он всегда говорил, «Лучше выпустить, чем держать в себе» после отрыжки, и «Берегись, газовая атака!» после того, как пукал. Его пальто на первом крючке в холле. Отражение его зубной щетки в зеркале (Дарси была убеждена, что он так и использовал бы ту самую, что у него была, когда они поженились, не меняй она ее регулярно). То, как он прикладывал к своим губам салфетку после каждого второго или третьего укуса пищи. Аккуратно упакованный набор для кемпинга (всегда включающий дополнительный компас) прежде, чем они со Стэном отправятся с очередной компанией девятилетних на экскурсию «По следу мертвеца», опасный и жуткий поход, который проходит через лес позади парка «Голден Гроув-Молл» и заканчивается у «Города подержанных машин Вайнберга». Вид его ногтей, всегда коротких и чистых. Вкус жевательной резинки «Дентин» в его дыхании, когда они целовались. Эти вещи и десять тысяч других включали секретную историю брака.

Она знала, что он должен иметь свою собственную историю о ней, всего, от помады со вкусом корицы, которую она использовала зимой до запаха ее шампуня, когда он тыкался носом в ее затылок (теперь это было не часто, но все еще было) до щелчков ее компьютера в два часа ночи, в те две или три ночи в месяц, когда сон почему-то не шел к ней.

Теперь это было двадцать семь лет, или — однажды она развлекалась, выясняя это с помощью калькулятора на своем компьютере — девять тысяч восемьсот пятьдесят пять дней. Почти четверть миллиона часов и более четырнадцати миллионов минут. Конечно, часть этого времени пошла на бизнес, и несколько раз она совершала самостоятельные поездки (самое печальное, чтобы побыть со своими родителями в Миннеаполисе после того, как ее младшая сестра Брэндолин погибла в результате несчастного случая), но в основном они были вместе.

Знала ли она все о нем? Конечно, нет. Не больше, чем он знал всего о ней — как она иногда, к примеру (в основном в дождливые дни или теми ночами, когда у нее была бессонница) жадно поедала «Баттерфингерс» или «Бейби Руте», давясь шоколадными батончиками даже после того, как больше не хотела их, даже после того, как чувствовала боль в животе. Или как она думала, что новый почтальон был довольно симпатичным. Не было никакого всезнания, но она чувствовала, что после двадцати семи лет, они знали все самое важное. Это был хороший брак, один из пятидесяти процентов или около того, что продолжал работать в течение длительного времени. Она верила в это также беспрекословно, как верила в то, что сила тяжести будет держать ее на земле, когда она гуляет по тротуару.

До той ночи в гараже.

2

Телевизионный пульт перестал работать, и батареек АА не было в кухонном шкафу, висящем слева от раковины. Были батарейки D и батарейки С, даже нераскрытая упаковка крошечных AAA батареек, но ни одной чертовой батарейки АА. И она пошла в гараж, поскольку знала, что Боб держал там запас «Дюрасел», и это было всем, что потребовалось, чтобы изменить ее жизнь. Это было, словно в воздухе, высоко в воздухе. Один паршивый маленький шаг в неправильном направлении и ты падаешь.

Кухня и гараж были связаны крытым переходом. Дарси прошла его в спешке, закутавшись в свой халат — два дня назад, период исключительно теплого бабьего лета закончился, и теперь по ощущениям был скорей ноябрь, чем октябрь. Ветер кусал ее за лодыжки. Возможно, ей стоило надеть носки и пару слаксов, но сериал «Два с половиной Мужчины» начнется менее чем через пять минут, а чертов телевизор застрял на «Си-Эн-Эн». Будь Боб здесь, она попросила бы его поменять канал вручную, там где-нибудь были кнопки для этого, скорее всего сзади, где только мужик мог найти их — а затем послала бы его за батарейками. В конце концов, гараж был в основном его территорией. Она ходила туда только, чтобы вывести свою машину, и только в плохую погоду; иначе она парковала ее у дороги. Но Боб был в Монтпилиере, оценивая коллекцию стальных пенсов Второй мировой войны, и она была, по крайней мере, временно, единственным представителем четы Андерсонов.

Она нащупала тройной выключатель рядом с дверью и ударила по нему ладонью. Лампы дневного света загудели на потолке. Гараж был просторный и аккуратный, инструменты висели на перфорированной доске и рабочий стол Боба был в хорошем состоянии. На бетонном полу был нарисован серый линкор. Не было никаких пятен от масла; Боб говорил, что пятна масла на полу гаража означали что люди, которым принадлежал гараж, или ездили на развалюхе или были небрежны в обслуживании. Старенький «Приус», который он использовал для своих рабочих поездок в Портленд, стоял там; он взял свой внедорожник-динозавр в Вермонт. Ее «Вольво» была припаркована снаружи.

«Это так просто ставить ее внутрь», говорил он неоднократно (когда вы женаты в течение двадцати семи лет, оригинальные комментарии имели тенденцию редко встречаться). «Просто используй кнопку открыть дверь гаража на панели машины».

«Мне нравится ставить ее там, где я могу видеть ее», всегда отвечала она, хотя настоящей причиной был ее страх врезаться в дверь гаража пока она выезжала. Она ненавидела выезжать. И полагала, что он знал это… так же, как она знала, что он имел специфический фетиш, хранить банкноты в своем бумажнике лицом вверх и никогда не оставлять открытую книгу перевернутой вниз, когда прерывал чтение — потому что, говорил он, это сломает корешок.

По крайней мере, гараж был теплым; большие серебряные трубы (вероятно, вы назвали их трубопроводом, но Дарси была совершенно не уверена), пересекались на потолке. Она подошла к верстаку, где несколько квадратных банок были выстроены в линию, каждая аккуратно промаркирована: БОЛТЫ, ВИНТЫ, ДВЕРНЫЕ ПЕТЛИ и L-ЗАЖИМЫ, САНТЕХНИКА, и она находила это скорей милой Крайностью и Чудачеством. На стене был календарь «Спорте Илюстрейтед» с изображением девушки в купальнике, которая выглядела удручающе молодой и сексуальной; слева от календаря были прикреплены две фотографии. На одной был старый снимок Донни и Петры на поле Малой лиги Ярмута, одетых в футболки «Бостон Рэд Соке». Под ней, Боб подписал фломастером КОМАНДА ХОЗЯЕВ ПОЛЯ, 1999 год. На другом, намного более новом, была повзрослевшая и без сомнения красивая Петра, стоящая с Майклом, ее женихом, перед морским ресторанчиком на Олд-Орчард-Бич обнимая друг друга. Маркером под ним подписано СЧАСТЛИВАЯ ПАРА!

Шкафчик с батарейками и наклеенной на нем лентой с надписью ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ ВЕЩИ, висел слева от фотографий. Дарси двинулась в том направлении, не глядя под ноги, — доверяя исключительно маниакальной опрятности Боба — и споткнулась об картонную коробку, которая была не до конца задвинута под рабочий стол. Она пошатнулась, затем в последний момент схватилась за стол. Она сломала ноготь — болезненно и досадно — но спасла себя от потенциально серьезного падения, что было лучше. Гораздо лучше, учитывая, что дома никого не было, чтобы позвонить в 911, если бы она проломила череп об пол — без пятен масла и чистый, но чрезвычайно жесткий.

Она могла просто затолкнуть коробку назад кончиком своей ноги — позже она поймет это и тщательно обдумает, как математик, проверяющий замысловатое и сложное уравнение. В конце концов, она торопилась. Но она увидела, каталог по вязанию Паттернворкс сверху коробки, и встала на колени, чтобы взять его и забрать с батарейками. И когда она подняла его, под ним был каталог Брукстоун, который она давно потеряла. А под ним был Пола Янг… Тэлботс… Форзиери… Блумингдейл…

«Боб!» воскликнула она, только это вышло в двух раздраженных слогах (как бывало, когда он испачкался в грязи или оставил свои мокрые полотенца на полу в ванной комнате, словно они были в дорогом отеле с горничными), не Боб, а Бооб! Поскольку, она действительно могла читать его как книгу. Он считал, что она заказывала слишком многое из каталогов почтой, и однажды зашел так далеко, чтобы объявить, что она зависит от них (что было смешно, она зависела от «Баттерфингерс»). Тот небольшой психологический анализ заработал ему двухдневное прохладное отношение. Но он знал, как работал ее мозг, и что к вещам, которые не были абсолютно жизненно важны, она была с глаз долой, из сердца вон девочкой. Таким образом, он собрал ее каталоги, и тайком спрятал их здесь. Вероятно, следующей остановкой была бы помойка.

Данскин… Экспресс… Макворлд… Манки Ворд… Лейла Грэйс…

Чем глубже она продвигалась, тем более раздраженной становилась. Можно подумать, что они были на грани банкротства из-за ее расточительства, что было абсолютной чепухой. Она полностью забыла о «Двух с половиной Мужчинах»; она уже подбирала в уме фразы, которые намеревалась высказать Бобу, когда он позвонит из Монтпилиера (он всегда звонил после того, как ужинал и возвращался в мотель). Но сначала, она намеревалась забрать все эти каталоги обратно в чертов дом, что займет три или может четыре захода, поскольку стопка была как минимум в два фута высотой, и эти глянцевые каталоги были тяжелы. Неудивительно, что она споткнулась о коробку.

Смерть из-за каталогов, подумала она. Теперь это, было забавным способо…

Мысли оборвались столь же легко как сухие ветки. Она просмотрела, как она думала, уже четверть каталогов в стопке, и под «Гусберри Патч» (ландшафтный дизайн), она наткнулась на что-то, что не было каталогом. Нет, совсем не каталогом. Это был журнал под названием «Связанные Сучки». Она чуть не вытащила его, и вероятно не сделала бы этого, если натолкнулась на него в одном из его ящиков, или на той высокой полке с волшебными микстурами для роста волос. Но найдя его здесь, спрятанном в груде того, что должно было быть по крайней мере двумя сотнями каталогами… ее каталогами… было что-то за гранью смущения в том, что мужчина мог чувствовать извращенное сексуальное влечение к подобному.

Женщина на обложке была привязана к стулу и обнажена за исключением черного капюшона, но он закрывал только верхнюю часть лица, и можно было увидеть, что она кричала. Она была привязана толстыми веревками, которые впивались в ее грудь и живот. Поддельная кровь была на ее подбородке, шее, и руках. В нижней части страницы, кричащим желтым шрифтом, была эта неприятная рекламная замануха: ПЛОХАЯ СУЧКА БРЕНДА ПРОСИЛА ЭТО И ПОЛУЧАЕТ НА СТРАНИЦЕ 49!

У Дарси не было никакого намерения перелистывать на 49 страницу, или любую другую страницу. Она уже объяснила себе, что это было: мужское исследование. Она знала о мужских исследованиях из статьи в «Космо», которую она прочла в офисе дантиста. Женщина написала одному из многих советников журнала (этот психиатр специализировался на крайне таинственном сексе между бородачами) об обнаружении нескольких гей журналов в портфеле ее мужа. Очень откровенный материал, писала автор письма, и теперь она волновалась, чем ее муж мог заниматься в туалете. Хотя, если он и делал это, продолжала она, он очень хорошо скрывал это в спальне.

Не стоит волноваться, ответила консультирующая дама. Мужчины любят приключения по своей природе, и многим из них нравилось исследовать сексуальное поведение, в котором было несколько альтернатив — гей секс, является номером один в этом отношении, групповой секс второй — или фетишистский: золотой дождь, переодевание в одежду другого пола, секс в общественном месте, латекс. И, конечно, связывание. Она добавила, что некоторые женщины также очарованы связыванием, что озадачивало Дарси, но она будет первой, чтобы признать, что она знала не все.

Мужское исследование, вот чем это было. Он возможно увидел журнал где-нибудь в газетном киоске (хотя, когда Дарси попыталась представить себе эту своеобразную обложку в газетном киоске, ее ум отказался), и заинтересовался. Или возможно он подобрал его из мусорного ведра в мини-маркете. Он забрал его домой, просмотрел здесь в гараже, был столь же потрясен, как и она (кровь на модели с обложки была, очевидно, фальшивой, но крик выглядел слишком реальным), и засунул его в эту гигантскую кучу каталогов для помойки, таким образом, она не наткнется на него и не станет усложнять ему жизнь. Это было тем, чем это было, одноразовым. Если она просмотрит остальную часть каталогов, то не найдет ничего подобного. Возможно несколько «Пентхаусов» и журналов с женским бельем — она знала большинству мужчин, нравились шелк и кружева, и Боб не был исключением в этом отношении — но ничего больше в духе «Связаных Сучек».

Она снова посмотрела на обложку, и заметила странную деталь: отсутствовала цена. Как и никакого штрих-кода. Она проверила заднюю обложку, заинтересовавшись сколько такой журнал мог бы стоить, и вздрогнула от картинки там: голая блондинка привязана к тому, что было похоже на стальной стол операционной. Это выражение ужаса выглядело столь же реально как трех долларовая банкнота, впрочем, это немного успокаивало. И полный человек, стоящий за ней, с чем то вроде ножа Гинсу, выглядел просто смешным в своих повязках и кожаных трусах скорее как бухгалтер чем тот кто собирался сегодня разделать Связанную Сучку.

Боб бухгалтер, отметил ее ум.

Глупая мысль появилась в слишком большой Глупой Зоне ее мозга. Она отбросила ее так же, как она отбросила удивительно неприятный журнал назад в груду каталогов убедившись заодно, что на задней обложке не было ни цены ни штрих-кода. И пока она пихала картонную коробку под верстак — она передумала тащить каталоги обратно в дом — ответ на тайну отсутствия цены и штрих-кода пришел к ней. Это был один из тех журналов, которые продавали в пластиковой обертке, скрывающей все непристойности. Цена и код были конечно же на обертке, как же иначе? Он где-то купил этот чертов журнал, полагая, что не попадется.

Возможно он купил его по интернету. Вероятно, есть сайты, которые специализируются на подобном. Не говоря уже про те с молодыми женщинами одетыми так, чтобы быть похожими на двенадцатилетних.

«Неважно», сказала она, и отрывисто кивнула головой. Это решенный вопрос, закрытая тема, закрытое обсуждение. Если она упомянет это по телефону, когда он позвонит позже сегодня вечером, или когда он придет домой, то он смутиться и станет отпираться. Скорей всего, он назовет ее сексуально наивной, каковой она собственно и была, и обвинит ее в том, что она слишком далеко зашла, чего она не настроена была делать. То, что она настроена была делать, было смириться с этим. Брак походил на постоянно строящийся дом, каждый год пополняясь новыми комнатами. В первый год брака был коттедж; тот, что образовался за двадцать семь лет, был огромным и просторным особняком. В нем должны быть трещины и складские помещения, большинство из них пыльные и заброшенные, некоторые содержат несколько неприятных реликвий, которые ты просто пока не нашла. Но это пустяк. Ты либо выкинула эти реликвии или отнесла их в Гудвиль.

Ей так понравилась эта мысль (которая звучала убедительно), что она произнесла ее вслух: «Не так уж и важно». И в доказательство этого, она двумя руками оттолкнула картонную коробку, посылая все это к задней стенке.

Откуда раздался тяжёлый удар. Что это было?

Я не хочу знать, сказала она себе, и была вполне уверена, что эта мысль пришла не из Глупой Зоны, а из умной. Он донесся от темной стенки под рабочим столом, и там должно быть были мыши. Даже в хорошо ухоженном гараже вроде этого могли быть мыши, особенно с наступлением холодной погоды, и испуганная мышь могла укусить.

Дарси встала, отряхнула подол своего халата, и покинула гараж. На полпути через крытый переход, она услышала, как зазвонил телефон.

3

Она вернулась на кухню прежде, чем включился автоответчик, но она подождала. Если это был Боб, она даст сработать автоответчику. Она не хотела с ним говорить прямо в эту минуту. Он мог бы услышать что-то в ее голосе. Он предположит, что она вышла в магазин на углу или возможно в видеопрокат и перезвонит через час. Через час, после того, как у ее неприятного открытия будет шанс немного улечься, она будет в порядке, и у них будет приятная беседа.

Но это был не Боб, это был Донни.

— О, черт, я действительно хотел поговорить с вами ребята.

Она подняла трубку, прислонилась к столу, и сказала:

— Так говори. Я возвращалась из гаража.

Донни был переполнен новостями. Он жил сейчас в Кливленде, штат Огайо, и после двух лет неблагодарного труда в качестве мальчика на побегушках в крупнейшем рекламном агенстве города, они с другом решили работать самостоятельно. Боб решительно высказывался против этого, говоря Донни, что они с партнером никогда не получат стартовый кредит, необходимый им чтобы продержаться в течении первого года.

— Очнись, — сказал он после того, как Дарси передала ему телефон. Это было в начале весны, с последними остатками снега, все еще скрывающегося под деревьями и кустарниками на заднем дворе. — Тебе двадцать четыре года, Донни, как и твоему приятелю Кену. Вы двое лентяев уже который год не можете получить даже страховку на свои машины, действительно необходимую. Ни один банк не согласится выдать кредит на семьдесят тысяч долларов, особенно с такой ситуацией в экономике.

Но они получили кредит, и сейчас заполучили двух крупных клиентов, обоих в тот же день. Одним был автосалон, ищущий новый подход, который привлечет покупателей, которым за тридцать. Другим был тот же банк, который выдал Андерсон и Хейворд их стартовый кредит. Дарси закричала от восторга, и Донни закричал в ответ. Они говорили в течение двадцати минут или около этого. Однажды во время беседы их прервал двойной звуковой сигнал входящего вызова.

— Хочешь ответить? — спросил Донни.

— Нет, это твой отец. Он в Монтпилиере, смотрит коллекцию стальных пенсов. Он перезвонит прежде, чем заснет.

— Как у него дела?

Прекрасно, подумала она. Осваивает новые увлечения.

— Держит нос по ветру, — сказала она. Это была одна из любимых фраз Боба, и она заставила Донни засмеяться. Она любила слышать его смех.

— А у Пэт?

— Позвони ей сам и выясни, Дональд.

— Я позвоню, позвоню. Я всегда нахожу время для этого. Пока только, через свое уменьшенное изображение в интернете.

— У нее все отлично. Полна свадебных планов.

— Можно подумать, что это случится на следующей неделе, а не следующим июнем.

— Донни, если ты не постараешься понять женщин, ты никогда сам не женишься.

— Я не спешу, я еще хочу повеселиться.

— Пока веселишься, будь крайне острожен.

— Я очень осторожен и очень вежлив. Я должен бежать, мам. Я встречаюсь с Кеном в половину первого, чтобы выпить. Мы собираемся провести мозговой штурм насчет этих автомобильных дел.

Она чуть не сказала ему не пить слишком много, но сдержалась. Он все еще походил на юниора средней школы, и в ее отчетливых воспоминаниях о нем он был пятилетним в красной вельветовой рубашке, неустанно толкающим свой самокат вверх и вниз по бетонной дорожке парка Джошуа Чемберлена в Паунеле, но он больше не был одним из тех мальчиков. Он был молодым человеком, а также, как невероятно это казалось, молодым предпринимателем, начинающим пробиваться в мире.

— Хорошо, — сказала она. — Спасибо за звонок, Донни. Рада была пообщаться.

— Аналогично. Передавай привет нашему старику, когда он перезвонит, и скажи что я люблю его.

— Передам.

— Держи нос по ветру, — сказал Донни, и засмеялся. — Скольких бойскаутов, он научил этому?

— Всех. — Дарси открыла холодильник, чтобы посмотреть, нет ли там случайно «Баттерфингерс», охлажденных и ожидающих ее любовных намерений. Нету. — Это пугает.

— Люблю тебя, мам.

— Тоже люблю тебя.

Она повесила трубку, чувствуя себя вновь хорошо. Улыбаясь. Но пока она стояла там, прислонившись к столу, улыбка исчезла.

Глухой удар.

Там был глухой удар, когда она толкнула коробку каталогов назад под стол. Не грохот, как если бы коробка ударилась о валяющийся инструмент, а глухой удар. Глухо звучащий.

Мне все равно.

К сожалению, это было не так. Глухой удар был подобен незаконченному делу. Коробка тоже. Были ли еще журналы вроде Связанных Сучек, спрятанные там?

Я не хочу знать.

Верно, верно, но возможно ей все же стоит узнать. Поскольку, если он только один, она была права в том, что это было сексуальным исследованием, которое было полностью удовлетворено единственным быстрым взглядом в сомнительный (и неуравновешенный, добавила она про себя), мир. Если было больше, что все еще было нормальным — в конце концов, он выбрасывал их — но возможно ей все же стоит узнать.

Главным образом… тот глухой удар. Он задержался у нее в голове дольше, чем вопрос о журналах.

Она захватила фонарик из кладовой и вернулась в гараж. Сразу же зажав вороты своего халата, и жалея, что не надела свой жакет. Действительно холодало.

4

Дарси встала на колени, отодвинула коробку каталогов в сторону, и посветила под рабочий стол. На мгновение она не поняла, что увидела: две темных полоски, перекрывали гладкий плинтус, одна немного толще другой. Затем ее охватила волна тревоги, от середины груди до желудка. Это был тайник.

Не трогай его, Дарси. Это — его дело, и для твоего же собственного душевного спокойствия ты должна оставить все как есть.

Хороший совет, но она зашла слишком далеко, чтобы согласиться с ним. Она залезла под стол с фонариком в руке, обмахивая себя щеткой для паутин, хотя ни одной и не было. Если она была истинной с-глаз-долой, из-сердца-вон девочкой, то ее облысевший, нумизмат, бойскаут муж, был истинный все-полирую, все-вычищаю парнем.

Кроме того, он сам заползал сюда, поэтому, у паутин не было шанса образоваться.

Это правда? На самом деле она не знала, так ведь?

Но думала, что знала.

С обоих концов восьмидюймового плинтуса имелись щели, нечто вроде штыря или чего-то похожего торчало в середине, чтобы его можно было отодвинуть. Она ударила его коробкой достаточно сильно, чтобы приоткрыть, но это не объясняло глухой удар. Она толкнула один конец плинтуса. Он качнулся с одного конца на другой, открывая тайник в восемь дюймов длиной, один фут высотой, и возможно восемнадцать дюймов глубиной. Она думала, что обнаружит больше журналов, возможно свернутых, но журналов не было. Была небольшая деревянная коробка, которую она определенно узнала. Это коробка издала глухой звук. Она стояла на краю, и поворот плинтуса сбросил ее.

Она потянулась, схватила ее, и — с таким дурным предчувствием, что почти осязаемым — вытащила ее. Это была небольшая дубовая коробка, которую она подарила ему на Рождество лет пять назад, может больше. Или это было на его день рождения? Она помнила, только то, что это была удачная покупка в мастерской в Касл-Рок. Ручная работа на крышке, на барельефе цепь. Под цепью, на барельефе, было указано назначение коробки: Запонки. У Боба был беспорядок с запонками, хотя он и любил одевать на работу рубашки с запонками, некоторые из его украшений для манжет были довольно хороши. Она вспомнила, как думала, что коробка поможет хранить их в порядке. Дарси знала, что видела ее сверху бюро на его стороне спальни какое-то время после того, как подарок был развернут и с радостью принят, но не могла вспомнить видела ли ее в последнее время. Конечно, не видела. Она была здесь, в тайнике под его рабочим столом, и она была готова биться об заклад на дом и бросить жребий (очередное его высказывание), что, если она откроет ее, то запонок внутри не найдет.

Тогда, не смотри.

Еще один хороший совет, но теперь она зашла слишком далеко, чтобы принять его. Чувствуя себя подобно женщине, которая зайдя в казино по некой безумной причине, ставила сбережения всей своей жизни на единственный поворот единственной карты, она открыла коробку.

Пусть она окажется пустой. Пожалуйста, Боже, если ты любишь меня, пусть она окажется пустой.

Но она была не пуста. Внутри были три пластмассовых продолговатых предмета, стянутые резинкой. Она вытащила связку, используя только кончики своих пальцев, как женщина имеющая дело с поношенной тряпкой, об которую боялась замараться. Дарси сняла резинку.

Это были не кредитные карты, как она вначале подумала. Сверху была донорская карта Красного Креста, принадлежащая некой Марджори Дюваль. У нее кровь второй группы с положительным резусом, она была из Новой Англии. Дарси перевернула карту и увидела, что Марджори — кем бы она ни была — последний раз сдавала кровь 16 августа 2010 года. Три месяца назад.

Кто такая, черт возьми, Марджори Дюваль? Откуда ее знал Боб? И почему это имя слабо, но очевидно знакомо ей?

Следующим был абонемент из библиотеки Марджори Дюваль в Норт-Конвей, и у него был адрес: Хани-Лейн 17, Южный Гансетт, штат Нью-Хэмпшир.

Последний кусок пластика был Нью-Хэмпширскими водительскими правами Марджори Дюваль. Она была похожа на совершенно обычную американскую женщину в середине своих тридцатых, не очень симпатичной (хотя никто не выглядел отлично на своих фотографиях водительских прав), но презентабельной. Темно светлые волосы убраны назад, либо собраны в пучок, либо заплетены «конским хвостом»; по снимку сложно сказать. Дата рождения, 6 января 1974 года. Адрес был такой же, как на абонементе.

Дарси осознала, что издала глухой мяукающий звук. Ужасно было услышать подобный звук из своего собственного горла, но она не могла остановиться. И ее желудок поменялся местами с головой. Это скрутило все ее внутренности, растягивая их в новые и неприятные формы. Она видела лицо Марджори Дюваль в газете. А также в шестичасовых новостях.

Руками, полностью лишенными чувств, она обернула круглую резинку вокруг удостоверений личности, положила их обратно в коробку, затем вернула коробку назад в тайник. Она готовилась закрыть его снова, когда услышала себя, «Нет, нет, нет, это не правильно. Этого не может быть».

Это был голос Умной Дарси или Глупой Дарси? Трудно было сказать. Наверняка она знала только то, что Глупая Дарси была той, кто открыла коробку. И благодаря Глупой Дарси, она споткнулась.

Поставь коробку обратно. Подумай, Это ошибка, должна быть ей, мы были женаты больше половины наших жизней, я знала бы, я узнала бы. Открой коробку. Подумай, кто-то действительно знает кого-то?

До этого вечера она, конечно, так и подумала бы.

Водительские права Марджори Дюваль были теперь сверху пачки. Прежде, они были снизу. Дарси переложила их туда. Но которая из других была сверху, карта Красного Креста или абонемент? Это было просто, это должно быть просто, когда было только два выбора, но она была слишком расстроена, чтобы вспомнить. Она положила абонемент сверху и сразу поняла, что это была ошибка, потому что первым, что она увидела, когда открыла коробку, была вспышка красного, красного как кровь, конечно донорская карта красная, и она была сверху.

Она положила ее туда, и пока оборачивала резинку вокруг небольшой коллекции пластика, в доме снова зазвонил телефон. Это был он. Это был Боб, звонящий из Вермонта, и будь она на кухне, чтобы ответить на звонок, она услышала бы его радостный голос (голос, который она знала так же как свой собственный), спрашивающий, Эй, дорогая, как ты?

Ее пальцы дернулись и резинка порвалась. Она отлетела, и она вскрикнула, не зная от расстройства или страха. Но действительно, с чего бы ей бояться? Двадцать семь лет брака и он никогда не прикладывал к ней руку, кроме как для ласки. Только несколько раз, он поднимал свой голос на нее.

Телефон звонил снова… и снова… а затем оборвался на середине звонка. Теперь он оставит сообщение. Снова не застал тебя! Проклятие! Позвони мне, чтобы я не волновался, хорошо? Номер…

Он также добавит номер своей комнаты. Он ничего не оставлял на волю случая, ничего не считал само собой разумеющимся.

Что по ее мнению абсолютно не правильно. Это походило на одно из тех чудовищных заблуждений, которые порой возникало из глубин человеческих мозгов, отличаясь отвратительным правдоподобием: что кислотное расстройство желудка было началом сердечного приступа, головная боль опухолью головного мозга, и невозможность Петры позвонить в воскресенье ночью означало, что она попала в автокатастрофу и лежала в коматозе в какой-то больнице. Но эти заблуждения обычно приходили в четыре утра, когда мучала бессонница. Не в восемь часов вечера… и где же эта чертова резинка?

Наконец она нашла ее, лежащей за коробкой каталогов, куда она больше никогда не хотела заглядывать. Она положила ее в свой карман, начала вставать, чтобы поискать другую, не помня, где она была, и ударилась головой об основание стола. Дарси заплакала.

Круглых резинок не было ни в одном из ящиков рабочего стола, и это заставило ее заплакать еще сильнее. Она вернулась через крытый переход, с пугающими, необъяснимыми удостоверениями личности в кармане ее халата, и вытащила резинку из кухонного ящика, где она держала все виды полуполезного хлама: скрепки для бумаг, шнурки для хлеба, магниты для холодильника, которые потеряли большую часть своего напряжения. На одном из них надпись гласила, Дарси Лучше Всех, и это был подарок на Рождество от Боба.

На кухонном столе, лампочка на телефоне настойчиво мигала, сообщая сообщение, сообщение, сообщение.

Она поспешила обратно в гараж, не придерживая вороты своего халата. Она больше не чувствовала внешний холод, поскольку тот, что внутри был сильнее. А еще был свинцовый ком, в ее кишках. Растягивающий их. Она догадывалась, что ей нужно в туалет, и поскорей.

Ничего. Потерпи. Притворись, что находишься на магистрали и следующая остановка через двадцать миль. Сделай это. Положи все обратно, как было. Затем сможешь…

Затем она могла что? Забыть это?

Маловероятно.

Обернув удостоверения резинкой, она поняла, что водительские права каким-то образом оказались снова сверху, и назвала себя тупой сукой… бранное слово, за которое она отвесила бы Бобу пощечину, если он когда-нибудь попробовал бы сказать его ей. Не то, чтобы он когда-либо говорил.

— Тупая сучка, но не связанная сучка, — пробормотала она, и судорога пронзила ее живот. Она опустилась на колени и замерла, ожидая пока это пройдет. Если бы здесь была ванная, она бросилась бы к ней, но ее не было. Когда судорога неохотно отступила, она переложила карты, в том, что она была вполне уверена, было правильным порядком (донор, библиотека, водительские права), затем положила их в коробку Запонки. Коробку обратно в тайник. Болтающаяся часть плинтуса плотно закрыта. Коробка каталогов вернулась туда, где была, когда она споткнулась об нее: слегка выдвинута. Он никогда не заметит разницу.

Но была ли она уверена в этом? Если он был тем, кем она думала — чудовищно, что такая мысль должна быть у нее в голове, когда всего полчаса назад всего чего она хотела, были новые батарейки для, будь он неладен, пульта — если он им был, тогда он был осторожен в течение долгого времени. И он был осторожен, он был опрятен, он был из тех чудаков что все — полирует, все — чистит, но если он был тем, что будь они неладны (нет, прокляты) эти пластиковые карточки, казалось, предполагали он был, то тогда он должен быть сверхъестественно осторожным. Сверхъестественно наблюдательным. Хитрым.

Это слово, о котором она никогда не думала в связи с Бобом до сегодняшнего вечера.

— Нет, — сказала она гаражу. Она вспотела, ее волосы прилипли к лицу в непривлекательных колосках, ее охватила судорога, и руки дрожали как у человека с болезнью Паркинсона, но голос ее был странно спокойным, необыкновенно невозмутимым. — Нет, это не он. Это — ошибка. Мой муж не Биди.

Она вернулась в дом.

5

Она решила сделать чай. Чай успокаивал. Она наполняла чайник, когда телефон снова зазвонил. Она бросила чайник в раковину — бум, звук заставил ее слегка вскрикнуть — затем пошла к телефону, вытирая влажные руки о свой халат.

Спокойствие, спокойствие, сказала она себе. Если он может хранить секрет, смогу и я. Помни, что есть разумное объяснение всему этому…

О, действительно?

…и я просто не знаю, какое. Мне нужно время, чтобы подумать об этом, вот и все. Итак: спокойствие.

Она подняла трубку и весело сказала:

— Если это ты, красавчик, то приезжай. Мой муж уехал из города.

Боб засмеялся.

— Эй, дорогая, как дела?

— Держу нос по ветру. А у тебя?

Долгая пауза. Во всяком случае для нее, хотя возможно, она была не больше нескольких секунд. В ней она услышала какое-то ужасное завывание холодильника, и воду, капающую из крана на чайник, положенный ею в раковину, удары собственного сердца — этот последний звук, казалось, раздавался из ее горла и ушей, а не из груди. Они были женаты так долго, что стали почти полностью настроены друг на друга. Это происходило в каждом браке? Она не знала. Она знала только свой собственный. Кроме того, теперь ей стоило задаться вопросом, знала ли она хотя бы его.

— Ты забавно говоришь, — сказал он. — Таким низким голосом. Все хорошо, милая?

Она должна была быть тронута. Вместо этого она была напугана. Марджори Дюваль: имя не просто висело перед ее глазами; оно, казалось, мигало, как неоновая вывеска бара. На мгновение она потеряла дар речи, и к ее ужасу, кухня, которую она так хорошо знала, дрогнула перед нею, по мере увеличения слез в ее глазах. Та судорожная тяжесть также вернулась в ее кишечник. Марджори Дюваль. Вторая группа, положительный резус. Хани-Лейн 17. Другими словами: эй, милая, как твоя жизнь, держишь нос по ветру?

— Я думала о Брендолин, — услышала она свой голос.

— О, детка, — сказал он, и сочувствие в его голосе, было всем Бобом. Она знала это хорошо. Разве она не привыкала к этому раз за разом с 1984 года? Даже еще раньше, когда они еще ходили на свидания, и она осознала, что он был тем самым? Конечно, осознала. Поскольку он ухаживал за ней. Мысль, что такое сочувствие могло быть просто сладкой глазурью на отравленном пироге, была безумной. Тот факт, что она сейчас лгала ему, был еще более безумным. Если это так, то это еще более безумно. Или возможно безумие было уникально, и не было никакой сравнительной или превосходной формы. И о чем она думала? Ради бога, о чем?

Но он говорил, и она понятия не имела, что он только что сказал.

— Повтори снова. Я наливала чай. — Еще одна ложь, ее руки дрожали слишком сильно, чтобы налить что-нибудь, но небольшая вероятность была. Но голос ее не дрожал. По крайней мере, она так думала.

— Я спросил, что случилось?

— Звонил Донни и спрашивал о своей сестре. Это заставило меня задуматься. Я вышла и гуляла какое-то время поблизости. Я шмыгаю носом, хотя возможно это просто от холода. Вероятно, ты услышал это в моем голосе.

— Да, сразу же, — сказал он. — Слушай, я должен пропустить Берлингтон завтра и вернуться домой.

Она почти выкрикнула, Нет! но это точно было бы ошибкой. Это заставило бы его выехать на рассвете, из-за тревоги.

— Если ты это сделаешь, я дам тебе в глаз, — сказала она, и почувствовала облегчение, когда он засмеялся. — Чарли Фрэйди говорил тебе, что продажа недвижимости в Берлингтоне заслуживает поездки, и у него хорошие связи. Как и его инстинкты. Ты всегда так говорил.

— Да, но мне не нравится слышать у тебя такой голос.

То, что он понял (и сразу же! сразу!), что с ней что-то не так, было плохо. То, что она должна была лгать о том, в чем возникла проблема, было еще хуже. Она закрыла глаза, увидела, как Плохая Сучка Бренда кричала под черным капюшоном, и снова открыла их.

— Я немного хрипела, но не сейчас, — сказала она. — Это просто минутная слабость. Она была моей сестрой, и я видела, как отец принес ее домой. Иногда я думаю об этом, вот и все.

— Я знаю, — сказал он. Он также думал об этом. Смерть ее сестры не было причиной по которой она влюбилась в Боба Андерсона, но его понимание ее горя усиливало их связь.

Брэндолин Мэдсен был сбита и убита пьяным водителем снегохода, когда она каталась за городом на лыжах. Он сбежал, оставив ее тело в лесу в полумиле от дома Мэдсен. Когда Брэнди не вернулась к восьми часам, пара полицейских из Фрипорта и местная дружина собрала поисковую группу. Именно отец Дарси нашел ее тело и нес его полмили домой через сосновый лес. Дарси — сидя в гостиной, следя за телефоном, и пыталась успокоить свою мать — первой, увидела его. Он шел по лужайке под резким ярким светом полной зимней луны, выдыхая белые облака. Сначала Дарси подумала (это было еще ужасней для нее), что это походило на старые слащавые черно-белые любовные фильмы, которые иногда показывали по «ТиСиЭм», где какой-то парень вносит свою невесту через порог их счастливого дома в медовый месяц, в то время как пятьдесят скрипок радужно играют для них.

Боб Андерсон, осознала Дарси, мог понимать ее лучше, чем большинство людей. Он не терял брата или сестру; он потерял своего лучшего друга. Парень выбежал на дорогу, чтобы схватить неудачно брошенный во время игры бейсбольный мяч (брошенный не Бобом, по крайней мере; он не играл в бейсбол, а плавал в тот день), был сбит автофургоном, и умер в больнице вскоре после этого. Это совпадение старых печалей не было единственной вещью, которая делала этот союз особенным для нее, но было тем, что заставляло чувствовать его каким-то мистическим — не совпадение, а спланированное обстоятельство.

— Останься в Вермонте, Бобби. Займись недвижимостью. Я люблю тебя за то, что ты переживаешь, но если ты вернешься домой, то я буду чувствовать себя точно ребенок. Тогда я буду вне себя.

— Хорошо. Но я позвоню тебе завтра в семь тридцать. Сразу предупреждаю.

Она засмеялась, и испытала облегчение, услышав, что это было искренне… или хотя бы настолько, что не имело никакой разницы. И почему ей нельзя искренне смеяться? Какого черта? Она любила его, и даст ему презумпцию невиновности. По каждому сомнению. И притом это не было выбором. Ты не можешь выключить любовь даже довольно долго отсутствующую, любовь существующую двадцать семь лет — также, как выключаешь кран. Любовь шла от сердца, и у сердца были свои собственные императивы.

— Бобби, ты всегда звонишь в семь тридцать.

— Виновен по всем пунктам. Позвони сегодня если тебе…

— …что-нибудь нужно, независимо от того который час, — закончила она за него. Теперь она чувствовала себя почти как всегда. Это было действительно удивительно, один из тех случаев, когда мозги могли оправиться от потрясения. — Позвоню.

— Люблю тебя, дорогая. — Кода очень многих бесед за эти годы.

— Тоже, тебя люблю, — сказала она, улыбаясь. Затем она повесила трубку, уткнулась лбом в стену, закрыла глаза, и начала плакать прежде, чем улыбка покинула ее лицо.

6

Ее компьютер, iMac, теперь достаточно старый, чтобы выглядеть модно ретро, стоял в ее комнате для шитья. Она редко использовала его для чего-либо кроме электронной почты и eBay, но сейчас она открыла Google и набрала имя Марджори Дюваль. Она колебалась прежде, чем добавить Биди к поиску, но не долго. Зачем продлевать муки? Все равно оно появится, она была уверена в этом. Она нажала Ввод, и пока смотрела, как круг вращался в верхней части экрана, вновь началась судорога. Она поспешила в ванную, села на стульчак и, закрыв лицо руками начала справлять нужду. На двери было зеркало, и она не хотела видеть себя в нем. Да и зачем оно там? Почему она позволила ему быть там? Кто хотел наблюдать за собой сидящим на горшке? Даже в лучшие времена, которыми это наверняка не было?

Она не спеша вернулась к компьютеру, волоча ноги словно ребенок, который знает, что будет наказан за поступок, который мать Дарси называла Большим Злом. Она увидела, что Google вывел ей более чем пять миллионов результатов по ее запросу: о всемогущий Google, столь щедрый и столь ужасный. Но первый результат заставил ее улыбнуться; он предлагал зайти на страничку Марджори Дюваль Биди в Твиттере. Дарси почувствовала, что могла его проигнорировать. Если она была неправа (и как дико благодарной это сделает ее), Марджори, которую она искала, недавно оставила в Твиттере свое последнее сообщение.

Второй результат был из «Портленд Пресс-Геральд», и когда Дарси нажал на него, фотография, которая приветствовала ее (это приветствие было похоже на пощечину) была той, которую она помнила по телевизору, и вероятно из этой же самой статьи, так как «Пресс-Геральд» была их газетой. Статья была опубликована десять дней назад, и была передовой. Женщина из Нью-Хэмишира, вероятно, стала 11-ой жертвой «Биди», кричал заголовок. И подзаголовок: Полицейский источник: Мы на девяносто процентов уверены в этом.

Марджори Дюваль выглядела гораздо более симпатичной на снимке в газете, студийный снимок, на котором она была изображена в классической позе, одетая в черное платье с кружевами. Ее волосы были распущены, и выглядели более светлыми на этой фотографии. Дарси задалась вопросом, организовал ли ее муж эту фотосессию. Она предположила, что да. Она предположила, что она стояла на их каминной полке на Хани- Лейн 17, или возможно висела в зале. Симпатичная хозяйка приветствует гостей своей вечной улыбкой.

Джентльмены предпочитают блондинок, потому что они устали от этих зажатых брюнеток.

Одно из высказываний Боба. Она никогда особо не любила его, и очень не хотела иметь его в своей голове сейчас.

Марджори Дюваль была найдена в ущелье, в шести милях от своего дома в Южном Гансетт, чуть дальше городской черты Норт-Конвей. Окружной шериф предположил, что смерть, вероятно, наступила от удушения, но он не мог сказать наверняка; это было до судебно-медицинской экспертизы округа. Он отказался от дальнейших предположений, или ответов на любые другие вопросы, но неназванный источник репортера (чья информация была, по крайней мере, частично подтверждена, будучи «близкой к расследованию»), сказал, что Дюваль была искусана и имела следы сексуальных домогательств «в духе, других убийств Биди».

Что было естественным переходом к полному резюме предыдущих убийств. Первое произошло в 1977 году. Два в 1978, еще одно в 1980, а затем в 1981 году. Два убийства произошли в Нью-Хэмпшире, два в Массачусетсе, пятое и шестое в Вермонте. После этого была пауза на шестнадцать лет. Полиция предполагала, что случилось одно из трех: Биди переехал в другую часть страны и продолжает свое хобби там, Биди был арестован за какое- то другое, несвязанное преступление и находится в тюрьме, или Биди покончил с собой. Вариант, который был маловероятен, согласно психиатру консультировавшему репортера для статьи, был тот, что Биди просто устал от этого. «Эти парни не скучают», сказал психиатр. «Это их спорт, их мания. Более того, это их тайная жизнь».

Тайная жизнь. Какая ядовитая сладость, была в этой фразе.

Шестой жертвой Биди была женщина из Барра, обнаруженная в сугробе снегоуборочной машиной всего за неделю до Рождества. Вот так праздник, должно быть, был для ее родственников, подумала Дарси. Не то, чтобы у нее было гораздо лучшее Рождество в том году. В одиночестве, вдалеке от дома (на самом деле пребывая в тоске на огромном расстоянии от своей матери), находясь на работе, для которой она не вполне была уверена, что пригодна, даже спустя восемнадцать месяцев и одного повышения, она не ощущала абсолютно никакого духа сезона. У нее были знакомые (подружки по коктейлям), но настоящих друзей не было. Она не умела заводить друзей, никогда не умела. Застенчивая, подходящее слово для ее характера, замкнутая, может, чуть более точное.

Затем Боб Андерсон вошел в ее жизнь с улыбкой на своем лице — Боб, который спросил ее и не требовал от нее ответа. Только не спустя три месяца после того, как снегоуборочная машина обнаружила тело последней жертвы «раннего цикла Биди». Они влюбились. И Биди остановился на шестнадцать лет.

Из-за нее? Поскольку любил ее? Поскольку хотел прекратить делать Большое Зло?

Или просто совпадение. Это могло быть и оно.

Хорошая попытка, но удостоверения личности, которые она нашла спрятанными в гараже, заставляли казаться идею совпадения гораздо менее вероятной.

Седьмая жертва Биди, первая из тех, кого газета, назвала «новым циклом», была женщиной из Уотервилля, штата Мэн, по имени Стейси Мур. Муж нашел ее в подвале после возвращения из Бостона, где он с двумя друзьями был на нескольких играх «Рэд Соке». Это было в августе 1997 года. Ее голова была засунута в ведерко из под сахарной кукурузы, которую Мур продавала с лотка на обочине шоссе 106. Она была голой, руки связанны за спиной, ее ягодицы и бедра были искусаны в дюжине мест.

Два дня спустя, водительские права Стейси Мур и карта медицинского страхования, обвязанные круглой резинкой, прибыли в Огасту, адресованные НАИВНОМУ ДЖЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ ИЗ ОТДЕЛА КРИНИМАЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ. Также была записка: ПРИВЕТ! Я ВЕРНУЛСЯ! БИДИ!

Этот пакет детективы, отвечающие за убийство Мур, сразу узнали. Подобные выборочные удостоверения личности — и подобные веселые записки доставляли после каждого предыдущего убийства. Он знал, когда они были одни. Он мучал их, преимущественно своими зубами; он насиловал или сексуально домогался их; он убивал их; он посылал их удостоверения в какое-нибудь полицейское отделение несколько недель или месяцев спустя. Дразня их этим.

Чтобы удостовериться, что это запишут на его счет, мрачно подумала Дарси.

Остальные убийства Биди были в 2004 году, девятое и десятое в 2007. Те два были худшими, потому что одной из жертв был ребенок. Десятилетнего сына женщины отпустили из школы после жалобы на боль в желудке, и очевидно он пришел к Биди, в то время как он был за работой. Тело мальчика было найдено с его матерью, в речке неподалеку. Когда удостоверение личности женщины, две кредитных карты и водительские права, доставили в Окружной участок полиции Массачусетса № 7, в прилагаемой записке был текст: ПРИВЕТ! МАЛЬЧИК БЫЛ НЕСЧАСТНЫМ СЛУЧАЕМ! ИЗВИНЯЮСЬ! НО ЭТО БЫЛО БЫСТРО, ОН НЕ «МУЧАЛСЯ!» БИДИ!

Было много других статей, к которым она могла получить доступ (о всемогущий Google), но для чего? Сладкая мечта об очередном обычном вечере в обычной жизни поглощена кошмаром. Рассеется ли кошмар, прочитай она больше о Биди? Ответ на это был очевиден.

У нее скрутило живот. Она побежала в ванную — все еще пахнущую, несмотря на вентилятор, обычно вы могли игнорировать, собственную вонь, но не всегда — и упав на коленях перед унитазом, уставилась на голубую воду с открытым ртом. На мгновение ей показалось, что рвота может пройти, затем она подумала о Стейси Мур с черным задушенным лицом, засунутым в ведерко с кукурузой и ягодицах, покрытых засохшей кровью, цвета шоколадного молока. Тошнота нахлынула на нее, и ее дважды вырвало, достаточно сильно, чтобы забрызгать ее лицо «Ти-Ди-Болом» и несколькими каплями ее собственных выделений.

Рыдая и задыхаясь, она спустила воду в туалете. Унитаз надо почистить, но пока она просто опустила крышку и положила свою покрасневшую щеку на прохладную бежевую пластмассу.

Что мне делать?

Очевидным шагом было вызвать полицию, но что, если она позвонит, а все это окажется ошибкой? Боб всегда умел прощать и был самым добрым из мужчин — когда она врезалась на их старом фургоне в дерево на краю автостоянки почтового отделения и разбила ветровое стекло, единственное, что его беспокоило, не порезала ли она лицо — но простил бы он ей, если бы она по ошибке обвинила его в одиннадцати изощренных убийствах, которые он не совершал? И мир узнал бы. Виновный или невинный, его фото было бы в газете. На первой полосе. Ее, тоже.

Дарси с трудом поднялась, достала туалетную щетку из шкафчика в ванной, и убрала за собой беспорядок. Она делала это медленно. Спина болела. Она предположила, что ее рвало так сильно, что она потянула мышцу.

Проделав половину работы, следующая догадка озарила ее. Это не только их двоих станут обсуждать в газетных слухах и мерзких обсуждениях в круглосуточных кабельных новостях; стоило еще задуматься о детях. Донни и Кен только заполучили своих первых двух клиентов, но банк и автомобильное представительство, ищущее новый подход к клиентам, свалят спустя три часа после того, как рванет бомба этого дерьма. «Андерсон и Хейворд», которая обрела сегодня свое первое реальное дыхание, будет мертва завтра. Дарси не знала, насколько вложился Кен Хейворд, но Донни вложил все. Речь не только о наличных деньгах, существовали и другие вещи, которые ты вкладываешь, когда начинаешь свой собственный бизнес. Свое сердце, свои мозги, свое самоуважение.

Потом была еще Петра и Майкл, в этот момент вероятно обдумывающие свадебные планы, и не осознающие, что двухтонный сейф завис над ними на ужасно потертом шнуре. Пэт всегда боготворила своего отца. Что с ней станет, если она узнает что руки, которые качали ее когда-то на заднем дворе, были теми же руками, которые задушили одиннадцать женщин? Что те губы, которые целовали ее на ночь, скрывали зубы, которые кусали одиннадцать женщин, в некоторых случаях до костей?

Сидя снова за компьютером, ужасный газетный заголовок возник в голове Дарси. Он сопровождался фотографией Боба в его скаутовском галстуке, абсурдных шортах цвета хаки, и гольфах. Он был настолько четким, что возможно уже был напечатан:

СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА «БИДИ» ВОЗГЛАВЛЯЮЩИЙ ОТРЯД БОЙСКАУТОВ 17 ЛЕТ

Дарси прикрыла рот рукой. Она могла чувствовать, как ее глаза пульсировали в глазницах. К ней пришла мысль о самоубийстве, и в течение нескольких секунд (долгих), идея казалась абсолютно рациональной, единственным разумным решением. Она могла оставить записку, объясняя, что она сделала это, поскольку боялась, что у нее был рак. Или болезнь Альцгеймера в ранней стадии, что было еще лучше. Но самоубийство бросало глубокую тень на семью, да и что, если она была неправа? Что, если Боб только что нашел этот пакет с удостоверениями личности около дороги или типа того?

Ты понимаешь, насколько это маловероятно? Издевалась Умная Дарси.

Хорошо, это так, но вряд ли это было столь невозможно, так ведь? Было также что-то еще, что не позволяло ей вырваться из клетки сомнений: что, если она была права? Не развяжет ли ее смерть руки Бобу, для дальнейших убийств, поскольку ему больше не придется вести столь глубокую двойную жизнь? Дарси не была уверена, что верила в сознательное существование после смерти, но что, если это было так? И что, если ее ждали там не зеленые райские рощи и многочисленные реки, а ужасная череда задушенных женщин, заклейменных зубами ее мужа, обвиняющих ее в том, что несмотря на их смерть она выбрала легкий способ для себя? И игнорируя, то, что она нашла (если даже подобное возможно, чему она не верила в течение минуты), разве обвинения не будут справедливыми? Она действительно думала, что могла осудить еще больше женщин на ужасную смерть, в то время как у ее дочери будет хорошая свадьба в июне?

Она подумала: Хотела бы я умереть.

Но она не умерла.

Впервые за многие годы, Дарси Мэдсен Андерсон сползла со стула на колени и начала молиться. Это не помогло. Дом был пуст за исключением нее.

7

Она никогда не вела дневник, но за десять лет у нее накопились ежедневники, хранящиеся в нижней части ее вместительного сундука для шитья. И записи о десятилетиях поездок Боба лежали в одном из ящиков с картотекой, который он хранил в своем домашнем офисе. Как налоговый бухгалтер (и один из тех, кто имел собственный, должным образом оформленный, побочный бизнес, в придачу), он был дотошен, когда дело касалось ведения записей, учитывая каждое отчисление, налоговую льготу, и цент потраченный на машину, который мог.

Она сложила его записи около своего компьютера рядом со своими ежедневниками. Открыла Google и заставила себя провести нужное ей расследование, отмечая имена и даты смерти (некоторые из них были только приблизительными) жертв Биди. Затем, когда электронные часы на панели управления ее компьютера беззвучно миновали десять часов вечера, она начала кропотливую работу по перекрестной проверке.

Она отдала бы дюжину лет своей жизни, чтобы найти что-нибудь, что бесспорно устранит его хотя бы от одного из убийств, но ее ежедневники, только ухудшили ситуацию. Келли Джервэйс, из Кин, штат Нью-Хэмпшир, была обнаружена в лесу позади местной свалки мусора пятнадцатого марта 2004 года. Согласно судебно-медицинскому эксперту, она была мертва от трех до пяти дней. В ежедневнике Дарси небрежно записано с десятого по двенадцатое марта 2004 года, Боб у Фицвилльяма, в Брэт. Джордж Фицвилльям был богатым клиентом «Бэнсон, Бэкон и Андерсон». Брэт было сокращением от Брэтлборо, где жил Фицвилльям. В нескольких минутах езды от Кина.

Хелен Шейврстоун и ее сын Роберт были обнаружены в реке Ньюри, в городе Эймсбери, одиннадцатого ноября 2007 года. Они жили в деревне Тассл, на расстоянии приблизительно в двенадцать миль. На ноябрьской странице ее ежедневника 2007 года она в линию от восьмого к десятому, небрежно записала Боб в Согасе, 2 продажи недвижимости плюс Бостонский монетный аукцион. А она не забыла звонок в мотель Согаса в одну из тех ночей, когда она не застала его? Предполагая, что он задержался с каким-нибудь продавцом монет, подыскивая потенциального клиента, или может в душе? Кажется, она помнила это. Если так, может на самом деле он был в дороге той ночью? Возможно, возвращаясь из командировки (немного отклонившись от маршрута) в городе Эймсбери? Или, если он был в душе, что во имя всего святого, он отмывал?

Она вернулась к его записям о путешествиях и ваучерам, поскольку часы на панели управления миновали одиннадцать и начали двигаться к полуночи, колдовскому часу, когда, по общему мнению, разверзались кладбища. Она работала тщательно и часто останавливалась, чтобы перепроверить. Записи с конца семидесятых был не сплошным и не сильно помогали — он был не более чем офисным работником в те дни — но все с восьмидесятых там было, и взаимосвязь, которую она нашла по убийствам Биди в 1980 и 1981 годах, была четкой и бесспорной. Он путешествовал в нужное время и в нужных местах. И, Умная Дарси настойчиво твердила, что если ты нашла достаточно кошачьей шерсти у человека в доме, то с большой вероятностью могла предполагать, что где-то внутри было животное из семейства кошачьих.

Так, что же мне теперь делать?

Ответом, казалось, было, тащить свою запутавшуюся и напуганную голову наверх. Она сомневалась, сможет ли заснуть, но, по крайней мере, она могла принять горячий душ, а затем лечь. Она была истощена, ее спина болела из-за рвоты, и она воняла своим собственным потом.

Она выключила компьютер и с трудом поднялась на второй этаж. Душ успокоил ее спину, а несколько таблеток «Тиленола», вероятно, успокоят ее еще больше, приблизительно к двум часам ночи; она была уверена, что будет бодрствовать, чтобы разобраться во всем. Когда она поставила «Тиленол» обратно в аптечку, она достала бутылочку «Амбиена», подержала ее в руке почти целую минуту, затем также вернула ее. Это не помогло бы ей заснуть, только сильнее собьет ее с толку и возможно сделает большим параноиком, чем она уже была.

Она легла и посмотрела на ночной столик, на противоположной стороне кровати. Часы Боба. Запасной комплект очков для чтения Боба. Книга под названием «Хижина». Ты должна прочитать ее, Дарси, она изменит твою жизнь, сказал он за две или три ночи перед этой последней поездкой.

Она выключила свою лампу, увидела Стейси Мур в ведерке с кукурузой, и снова включила лампу. В большинство ночей темнота была ее другом — доброжелательным предвестником сна — но не сегодня вечером. Сегодня вечером темнота была населена гаремом Боба.

Ты не знаешь этого. Помни, что ты абсолютно не знаешь этого.

Но если ты находишь достаточно кошачьей шерсти…

Хватит уже о кошачьей шерсти.

Она лежала там, даже более бодрствующая, чем опасалась, мысли у нее в голове крутились и крутились, то размышляя о жертвах, то думая о ее детях, то думая о себе, даже думая о давно забытой библейской истории об Иисусе, молящемся в Гефсиманском саду. Она взглянула на часы Боба после того, как почувствовала, словно прошел час в размышлениях об этих мерзких и беспокойных мыслях, и увидела, что прошло только двенадцать минут. Она приподнялась на одном локте и повернула часы циферблатом к окну.

Его не будет дома, до шести часов завтрашнего вечера, подумала она… хотя, так как сейчас было пол первого ночи, предположила она, то технически сегодня вечером он будет дома. Однако это давало ей восемнадцать часов. Безусловно, достаточно времени, чтобы принять какое-нибудь решение. Помогло бы, если она поспала, даже немного сна разгрузит ее мозг — но это не обсуждалось. Она немного повалялась, затем думала о Марджори Дюваль или Стейси Мур или (это было худшим), десятилетнем Роберте Шейврстоуне. «ОН НЕ МУЧАЛСЯ!». И затем любая возможность сна снова пропадала. Ей пришла мысль, что она никогда не сможет больше спать. Конечно, это было невозможно, но лежа здесь все еще с привкусом рвоты во рту, несмотря на «Скоуп», которым она прополоскала рот, это казалось вполне возможным.

В какой-то момент она вспомнила раннее детство, год, когда она ходила по дому, заглядывая в зеркала. Она стояла перед ними с руками, сложенными чашечкой вокруг своего лица и носа, касаясь стекла, но задерживая свое дыхание, так, чтобы не было тумана на поверхности.

Если мать ловила ее, то отталкивала прочь. Это оставит пятно, и я должна буду отчищать его. И вообще, почему ты так собой интересуешься? Тебе никогда не стать красавицей. И зачем стоять так близко? Ты ничего не можешь увидеть отсюда.

Сколько ей было лет? Четыре? Пять? Слишком юная, чтобы объяснить, что она интересовалась не своим отражением, ну, во всяком случае, не в первую очередь. Она была убеждена, что зеркала были дверьми в другой мир и то, что она видела отраженное в зеркале, не было их гостиной или ванной, а гостиной или ванной какой-то другой семьи. Возможно, Мэтсен вместо Мэдсен. Поскольку это было подобно с другой стороны зеркала, но не то же самое, и если смотришь достаточно долго, то можешь уловить некоторые различия: коврик, который, казалось, был там овальным, а не круглым как здесь, на двери замок поворачивался вместо засова, выключатель был не на той стороне двери. Маленькая девочка также не была той же самой. Дарси была уверена, что они были связаны — зеркальными сестрами? — но не одинаковыми. Вместо Дарселлин Мэдсен, эту маленькую девочку возможно звали Джейн или Сандрой или даже Элеонорой Ригби, которая по какой-то причине (какой-то страшной причине) поднимает рис в церквях, где проходят свадьбы.

Лежа в свете ее прикроватной лампы, дремля, но, не осознавая этого, Дарси предположила, что, если бы она была в состоянии сказать своей матери, что она искала, если бы она объяснила о Темной Девочке, которая была не совсем ею, она, вероятно, провела какое-то время с детским психиатром. Но не девочка интересовала ее, это никогда не была девочка. То, что интересовало ее, было идеей, что целый потусторонний мир существовал позади зеркал, и если ты сможешь пройти через тот другой дом (Темный Дом) и выйти за дверь, тот мир будет ждать.

Конечно, эта идея прошла и, помогла новая кукла (которую она назвала мисс Баттерворт в честь блинного сиропа, который она любила), и новый кукольный домик, она перешла к более приемлемым для маленькой девочки фантазиям: кулинарии, уборке, покупкам, ворчанием на детей, переодеваниям к ужину. Теперь, спустя все эти годы, она наконец нашла свой путь через зеркало. Только не было никакой маленькой девочки, ждущей в Темном Доме; вместо этого был Темный Муж, тот, что все время жил за зеркалом, и творил там ужасные вещи.

Хороший по справедливой цене, нравилось говорить Бобу — бухгалтерское кредо, даже если оставался всего один.

Держу нос по ветру — ответ на вопрос, как дела, который каждый ребенок в каждом отряде бойскаутов, когда-либо идущий «По следу мертвеца», знал на зубок. Ответ, который некоторые из тех мальчиков без сомнения все еще повторяли повзрослев.

Джентльмены предпочитают блондинок, не забывай этого. Поскольку они устали от зажаты…

Но затем сон одолел Дарси, и хотя эта заботливая нянька не могла унести ее далеко, линии на ее лбу и в углах покрасневших, опухших глаз немного разгладились. Она была достаточно близка к сознанию, чтобы пошевелиться, когда ее муж подъезжал к гаражу, но не достаточно, чтобы прийти в сознание. Она могла проснуться, если бы фары «Субурбиан» осветили потолок, но Боб потушил их за пол квартала от дома, чтобы не разбудить ее.

8

Кошка гладила ее щеку бархатной лапкой. Очень легко, но очень настойчиво.

Дарси попыталась отмахнуться, но казалось, что рука весила тысячу фунтов. И в любом случае это был сон, конечно, это должен быть сон. У них не было кошки. Хотя, если есть достаточно кошачьей шерсти в доме, должна быть одна где-то, сказал ей старающийся проснуться мозг, вполне разумно.

Теперь лапа поглаживала ее челку и лоб, и это не могла быть кошка, поскольку кошки не разговаривают.

— Проснись, Дарси. Проснись, милая. Нам надо поговорить.

Голос, столь же мягкий и успокаивающий как прикосновение. Голос Боба. И это не лапа кошки, а рука. Рука Боба. Только это не мог быть он, потому что он был в Монтп…

Ее глаза распахнулись, и он был тут, сидел около нее на кровати, поглаживая ее лицо и волосы, как он делал порой, когда ей нездоровилось. Он был одет в костюм тройку «Джое. Эй. Банк» (он покупал там все свои костюмы, называя это — другим своим полу забавным высказыванием — «Талисман-Банк»), но жилет и воротник были расстегнуты. Она видела кончик галстука свисающий из кармана его пальто словно красный язык. Его живот выпирал на поясе, и первая ее связная мысль была Тебе действительно нужно что-то сделать с твоим весом, Бобби, это плохо для твоего сердца.

— Что… — это прозвучало невразумительно, как карканье вороны.

Он улыбнулся и продолжал поглаживать ее волосы, ее щеку, заднюю часть ее шеи. Она откашлялась и попробовала еще раз.

— Что ты здесь делаешь, Бобби? Ты должен быть… — она подняла голову, чтобы посмотреть на его часы, что, конечно же, не удалось. Она отвернула их к стене.

Он взглянул вниз на свои часы. Он улыбался, пока гладил ее при пробуждении, и улыбался сейчас.

— Без четверти три. Я сидел в своем старом дурацком номере в мотеле почти два часа после того, как мы поговорили, пытаясь убедить себя, что то о чем я думал, не могло быть правдой. Только я не мог там спрятаться от правды. Поэтому я запрыгнул в машину и отправился в путь. Машин почти не было. Не знаю, почему я не езжу поздно вечером. Возможно стану. Если конечно не буду в Шоушенке. Или в окружной тюрьме Нью- Хемпшера в Конкорде. Но это отчасти зависит от тебя. Не так ли?

Его рука, поглаживала ее лицо. Ощущение было знакомо, даже запах его был знаком, и она всегда любила его. Теперь ей не нравилось, и не только из-за ужасных открытий этой ночи. Как она могла никогда не замечать, каким самодовольным было это поглаживающее прикосновение? Ты — старая сучка, но ты — моя старая сучка, казалось, говорило теперь прикосновение. Только на этот раз ты занималась ерундой на полу, пока меня не было, и это плохо. На самом деле, это — Очень Плохо.

Она оттолкнула его руку и села.

— О чем бога ради ты говоришь? Ты подкрался, разбудил меня…

— Да, ты спала с включенным светом — я увидел это, как только свернул на дорогу к дому. — В его улыбке не было никакого раскаяния. Как и ничего зловещего. Это была та же самая приятная улыбка Боба Андерсона, которую она полюбила почти сразу же. На мгновение в ее памяти вспыхнуло насколько нежным он был в их брачную ночь, не торопя ее. Давая ей время, чтобы привыкнуть к новому ощущению.

Как он поступает и сейчас, подумала она.

— Ты никогда не спишь с включенным светом, Дарси. И хотя на тебе ночная рубашка, ты надела свой лифчик под нее, и ты также никогда не делаешь этого. Ты просто забыла снять его, не так ли? Бедная малышка. Бедная усталая девочка.

На мгновение он коснулся ее груди, а затем — к счастью — убрал свою руку.

— Кроме того, ты отвернула мои часы, так, чтобы не видеть время. Ты была расстроена, и я тому причина. Я сожалею, Дарси. От всего сердца.

— Я съела что-то, не то. — Это было все, что она смогла придумать.

Он снисходительно улыбнулся.

— Ты нашла мой особый тайник в гараже.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— О, ты проделала хорошую работу по укладыванию вещей, туда, где ты нашла их, но я очень осторожен относительно подобных вещей, и лента, которую я приклеил над плинтусом, порвана. Ты не заметила это, верно? С чего бы тебе заметить? Этот тип ленты почти незаметен, как только наклеен. Кроме того, коробка была на дюйм или два левее того места, куда я поставил ее — куда я всегда ставлю ее.

Он потянулся, чтобы погладить ее щеку еще немного, затем убрал руку (по-видимому, без злобы), когда она отвернулась.

— Бобби, я вижу, что у тебя какая-то навязчивая идея, но я честно не понимаю о чем речь. Может ты перетрудился.

Его рот изогнулся в гримасе печали, а его глаза увлажнились слезами. Невероятно. Ей стоило бы прекратить испытывать жалость к нему. Эмоции были просто очередной человеческой привычкой, эта казалась, такой же, как любая другая.

— Полагаю, я всегда знал, что этот день наступит.

— У меня нет ни малейшей идеи, о чем ты говоришь.

Он вздохнул.

— У меня была долгая поездка обратно, чтобы подумать об этом, милая. И чем больше я думал, тем сложнее мне думалось, более того, казалось, что на самом деле только один вопрос нуждался в ответе: Ч.Б.Д.Д.

— Я не…

— Тише, — сказал он, и нежно положил палец на ее губы. Она почувствовала запах мыла. Он, должно быть, помылся прежде, чем покинул мотель, очень в духе Боба. — Я расскажу тебе все. Я чистосердечно сознаюсь. Думаю, что в глубине, всегда хотел, чтобы ты знала.

Он всегда хотел, чтобы она знала? Боже мой. Дальше могло быть хуже, но это, безусловно, самое ужасное на данный момент.

— Я не хочу знать. Независимо от того, что ты задумал, я не хочу знать.

— Я вижу нечто другое в твоих глазах, дорогая, и я стал очень хорош в чтении женских глаз. Я стал чем-то вроде эксперта. Ч.Б.Д.Д. означает, Что Будет Делать Дарси. В данном случае, Что Будет Делать Дарси, если найдет мой особый тайник, и то что внутри моей специальной коробки. Кстати, я всегда любил эту коробку, поскольку ты подарила мне ее.

Он наклонился вперед и быстро поцеловал ее между бровями. Его губы были влажными. Впервые в жизни, их прикосновение к ее коже вызывало у нее отвращение, и ей пришло в голову, что она может умереть прежде, чем взойдет солнце. Поскольку мертвые женщины не болтают. Хотя, подумала она, он постарается, чтобы я не «мучилась».

— Сначала, я спросил себя, скажет ли тебе что-нибудь имя Марджори Дюваль. Хотел бы я ответить на этот вопрос радостным нет, но порой человек должен быть реалистом. Ты не новостной наркоман номер один в мире, но я жил с тобой достаточно долго, чтобы знать, что ты следишь за главными темами по телевизору и в газетах. Я подумал, что ты узнаешь имя, и даже если нет, полагаю, что ты узнала бы фотографию на водительских правах. Кроме того, сказал я себе, разве ей будет не любопытно, откуда у меня эти удостоверения личности? Женщинам всегда любопытно. Заглянуть в ящик Пандоры.

Или жене Синей Бороды, подумала она. Женщине, которая заглянула в запертую комнату и нашла отрезанные головы всех своих предшественниц в браке.

— Боб, клянусь тебе, я понятия не имею о чем ты гов…

— Поэтому первым, что я сделал, когда вошел, загрузил твой компьютер, открыл Фаерфокс — ты всегда его используешь — и проверил историю.

— Какую?

Он усмехнулся, словно она выдала нечто исключительно остроумное.

— Ты даже не знаешь. Не думаю, что ты знала, потому что каждый раз я все там проверяю. Ты никогда не очищаешь ее! — И он снова усмехнулся, как делает человек, когда жена наглядно демонстрирует черту своего характера, которую он находит особенно милой.

Дарси почувствовала первые тонкие побуждения гнева. Вероятно, абсурдно, учитывая обстоятельства, но это было так.

— Ты проверяешь мой компьютер? Ты подлец! Ты мерзкий подлец!

— Конечно, проверяю. У меня есть очень плохой друг, который делает очень плохие вещи. Человек в подобной ситуации должен быть на чеку с самыми близкими. Поскольку дети покинули дом, это ты и только ты.

Плохой друг? Плохой друг, который совершает плохие вещи? Ее голова закружилась, но одна мысль казалась слишком ясной: дальнейшие опровержения были бесполезны. Она знала, и он знал, что она сделала.

— Ты не просто проверила Марджори Дюваль. — Она не услышала стыда или защиты в его голосе, только отвратительное сожаление, что это случилось.

— Ты проверила их всех. — Затем он засмеялся и сказал, — Упс!

Она села оперевшись на спинку кровати, что позволило ей быть на небольшом расстоянии от него. Это было хорошо. Расстояние это хорошо. Все эти годы она лежала с ним бок о бок и бедром к бедру, а теперь расстояние было хорошо.

— Какой плохой друг? О чем ты говоришь?

Он склонил голову на бок, язык тела Боба, говорящий я нахожу тебя глупой, но также забавной.

— Брайан.

Сначала она не поняла, о ком он говорил, и подумала, что должно быть это кто-то с работы. Может сообщник? Маловероятно на первый взгляд, она бы сказала, что Боб столь же паршиво заводил друзей, как и она, но у мужчин, которые порой совершали подобные вещи, были сообщники. В конце концов, волки охотятся стаями.

— Брайан Дэлахенти, — сказал он. — Не говори мне, что ты забыла Брайана. Я рассказал тебе все о нем, после того, как ты рассказала мне о том, что произошло с Брендолин.

Ее рот распахнулся.

— Твой друг из средней школы? Боб, он мертв! Его сбило грузовиком, когда он гнался за бейсбольным мячом, и он мертв.

— Ну… — улыбка Боба стала примирительной. — И, да… и нет. Я почти всегда называл его Брайаном, когда говорил тебе о нем, но тогда в школе я не так его звал, поскольку он ненавидел это имя. Я называл его инициалами. Я звал его БД.

Она начала спрашивать его, причем тут это, но затем она поняла. Конечно, она поняла. БД.

Биди.

9

Он говорил долго, и чем дольше он говорил, тем более испуганный она становилась. Все эти годы она жила с сумасшедшим, но откуда она могла знать? Его безумие походило на подземное море. Был слой камней над ним, и слой почвы на камнях; там росли цветы. Ты могла гулять по ним и никогда не узнать, что там были безумные воды… но они были. Всегда были. Он обвинял БД (который стал Биди только спустя несколько лет, в его записках полиции) во всем, но Дарси подозревала, что Боб отлично знал; обвинение Брайана Дэлахенти просто помогало ему разделять две жизни.

К примеру, это была идея БД взять оружие в школу и пойти буйствовать. Со слов Боба, эта идея пришла летом между девятым и десятым классом в средней школе Касл-Рок.

— Семьдесят первый год, — сказал он, добродушно покачивая головой, как делал человек, когда вспоминал некий безобидный грешок из детства. — Задолго до того, как те болваны из «Колумбайн» были даже мерцанием в глазах своих отцов. Там были девчонки, которые поглядывали на нас свысока. Диана Ремадж, Лори Свэнсон, Глория Хеггерти… было еще несколько, но я забыл их имена. План состоял в том, чтобы достать несколько стволов — у отца Брайана было в подвале примерно двадцать винтовок и пистолетов, включая несколько немецких «Люгеров» времен Второй мировой войны, ими мы были просто очарованы — и взять их в школу. Понимаешь, тогда ведь не было ни обыска, ни метало детекторов.

Мы собирались забаррикадироваться в научном крыле. Мы бы закрыли двери на цепи, убили бы несколько человек — в основном учителей, но также и некоторых парней, которые нам не нравились — а затем выгнали бы остальную часть детей наружу через пожарную дверь в дальнем конце зала. Хорошо… большинство детей. Мы собирались держать девочек, которые смотрели на нас свысока в качестве заложниц. Мы планировали — БД планировал — сделать все это прежде, чем полицейские смогли бы добраться туда, правильно? Он нарисовал карты, и составил порядок действий, которые мы должны будем сделать, в своей тетрадке по геометрии. Я думаю, что там было около двадцати пунктов, начиная с нажатия кнопки пожарной тревоги для создания паники. — Он усмехнулся. — И после того, как мы забаррикадируемся…

Он немного стыдливо улыбнулся ей, но она подумала, что в первую очередь его стыд, был вызван столь глупым планом.

— Ну, вероятно, ты можешь догадаться. Пара подростков, гормоны так бушевали, что мы могли возбудиться от порыва ветра. Мы собирались сказать тем девчонкам, что, если они, трахнут нас очень хорошо, мы позволим им уйти. Если они не сделают этого, мы убьем их. И, разумеется они бы трахались.

Он медленно кивнул.

— Они бы трахались, чтобы выжить. БД был прав в этом.

Он погрузился в свою историю. Его глаза затуманились (нелепо, но это так), ностальгией. Отчего? Безумные юношеские мечты? Она опасалась, что должно быть так.

— Мы не планировали убивать себя как те тупоголовые металлисты в Колорадо. Ни в коем случае. Под научным крылом был подвал, и Брайан сказал, что там был туннель. Он сказал, что он проходил от хозяйственного склада до старого пожарного депо на противоположной стороне шоссе 119. Брайан сказал, что когда в пятидесятых средняя школа была только начальной школой, там был парк, в котором маленькие дети обычно играли на переменах. Существовал туннель, поэтому они могли добраться до парка, без необходимости переходить дорогу.

Боб засмеялся, заставив ее вздрогнуть.

— Я поверил ему, но оказалось, что он был выдумщиком. Я пошел туда следующей осенью, чтобы лично посмотреть. Кладовка там была, полная бумаг и мерзкой вони от горючего мимеографа, который они часто использовали, но если и был туннель, я так и не нашел его, а даже тогда я был очень дотошен. Я не знаю, врал ли он нам обоим или только себе, я знаю только то, что никакого туннеля не было. Мы попались бы в ловушку на верхнем этаже, и кто знает, возможно, мы все же убили бы себя. Никогда не знаешь, что сделает четырнадцатилетний, так ведь? Они метаются как неразорвавшиеся бомбы.

Ты больше не невзорвавшийся, подумала она. Верно, Боб?

— Вероятно, мы все равно пошли бы на попятный. Но может и нет. Может мы попытались бы довести это до конца. БД накручивал меня, рассказывая о том, как мы будем сначала лапать их, затем заставим их снять одежду друг с друга… — Он серьезно посмотрел на нее. — Да, Я знаю, как это звучит, просто сексуальные фантазии мальчиков, но те девчонки действительно были снобами. Ты пытаешься заговорить с ними, они смеются и уходят. Затем станут кучкой в углу закусочной, посматривая на нас и еще немного посмеются. Поэтому, ты действительно не можешь винить нас, так ведь?

Он посмотрел на свои пальцы, беспокойно барабаня по штанам в том месте, где они туго натянулись на его бедрах, затем снова перевел взгляд на Дарси.

— Что ты должна понять — что ты действительно должна понять — так это, насколько убедительным был Брайан. Он был на порядок хуже меня. Он на самом деле был сумасшедшим. К тому же, не забывай, это было время, когда вся страна бунтовала, и это также было частью этого.

Сомневаюсь насчет этого, подумала она.

Удивительным было то, как он заставил это звучать почти нормальным, словно сексуальными фантазиями каждого подростка было участие в изнасилование и убийстве. Может, он верил в это, так же, как верил в мифический туннель для побега Брайана Дэлахенти. Или хотел верить? Откуда ей знать? В конце концов, она слушала воспоминания сумасшедшего. В это так сложно поверить — до сих пор! — потому что сумасшедшим был Боб. Ее Боб.

— В любом случае, — сказал он, пожимая плечами, — этого не случилось. Тем летом, Брайан выбежал на дорогу и погиб. После похорон у него дома был прием, и его мать сказала, что я мог пойти в его комнату и взять что-то, если захочу. Вроде сувенира на память. И я хотел! Еще как хотел! Я взял его тетрадь по геометрии, чтобы никто, листая ее, не наткнулся на его планы относительно Великой Перестрелки в Касл-Рок и Оргии. Так он называл это.

Боб печально засмеялся.

— Если бы я был религиозным парнем, то сказал бы, что Бог спас меня от себя самого. И кто знает, нет ли Чего-то… некой Судьбы… у которой есть свой собственный план относительно нас.

— И по планам этой Судьбы насчет тебя, было истязание и убийство женщин? — спросила Дарси. Она не смогла сдержаться.

Он укоризненно посмотрел на нее.

— Они были снобами, — сказал он, подняв палец словно учитель. — Кроме того, это был не я. Это все Биди делал — и я говорю, делал неспроста, Дарси. Я говорю, делал, а не делает, потому что для меня все это теперь позади.

— Боб, твой друг БД мертв. Он мертв почти сорок лет. Ты должен понимать это. Я имею в виду, на каком-то уровне, ты должен понимать это.

Он вскинул руки: жест добровольной сдачи.

— Ты хочешь назвать это уклонением от вины? Полагаю, так психиатр назвал бы это, и прекрасно, если ты так считаешь. Но послушай, Дарси! — Он наклонился вперед и прижал палец к ее лбу, между бровями. — Послушай и пойми. Это был Брайан. Он заразил меня… ну, определенными идеями, скажем так. О некоторых идеях, как только они оказываются у тебя в голове, ты не можешь не думать. Не можешь…

— Как засунуть зубную пасту обратно в тюбик?

Он хлопнул в ладоши, почти заставив ее вскрикнуть.

— Вот именно! Ты не можешь засунуть зубную пасту обратно в тюбик. Брайан мертв, но идеи живы. Эти идеи — хватать женщин, делать с ними что угодно, без разницы, что за безумные идеи придут в твою голову — они стали его призраком.

Его глаза метнулись вверх и влево, когда он сказал это. Она где-то читала, что это означало человека, который сознательно врал. Но имело ли это значение? Или в чем именно он врал? Она решила, что нет.

— Не буду вдаваться в подробности, — сказал он. — Ни к чему лапочке вроде тебя это слышать, и нравиться тебе это или нет — понимаю, что сейчас вряд ли — ты все еще моя любимая. Но ты должна знать, что я боролся с этим. В течение семи лет я боролся с этим, но эти идеи, — идеи Брайана — по-прежнему, зрели в моей голове. Пока, наконец, я не сказал себе, «Я попробую всего раз, только чтобы выкинуть их из своей головы. Выкинуть его из моей головы. Если меня схватят, как минимум схватят, то я перестану думать об этом. Узнаю каково это. На что это похоже».

— Ты говоришь мне, что это было мужское исследование, — сказала она отрешенно.

— Ну, да. Полагаю, можно и так сказать.

— Или вроде пробы косячка только для того, чтобы понять, о чем все говорят.

Он скромно пожал плечами, по-детски.

— Вроде того.

— Это не было исследование, Бобби. Это не проба косяка. Это отнимало у женщин жизнь.

Она не видела ни вины, ни стыда, абсолютно ничего — видимо, он неспособен на подобное, казалось что выключатель, который управлял ими, перегорел, может даже до рождения — но теперь он смотрел на нее угрюмо и обиженно. Взгляд подростка, которого не понимают.

— Дарси, они были снобами.

Ей хотелось стакан воды, но она боялась встать и пойти в ванную. Она боялась, что он остановит ее, и что будет после этого? Что тогда?

— Кроме того, — продолжил он, — Я не думал, что меня поймают. Если я буду осторожен и составлю план. Не план незрелого и возбужденного четырнадцатилетнего подростка, понимаешь, а здравый план. А также я понял еще кое-что. Я не мог сделать этого сам. Даже если бы я не облажался от нервозности, я мог не сделать этого из-за вины. Поскольку я был одним из хороших парней. Таким я себя представлял, и веришь или нет, все еще так считаю. И у меня есть основания, так ведь? Хороший дом, хорошая жена, два красивых ребенка, которые выросли и начали самостоятельную жизнь. И я вношу свой вклад в общество. Именно поэтому я безвозмездно работал в течение двух лет городским казначеем. Вот почему каждый год я с Винни Эшлер сдаю кровь на Хэллоуин.

Ты должен был попросить, чтобы Марджори Дюваль сдала, подумала Дарси. У нее была вторая положительная.

Затем, слегка надув свою грудь — как человек, подкрепляющий свои аргументы одним заключительным, неопровержимым пунктом — он сказал:

— Вот, зачем бойскауты-волчата. Ты думала, что я уйду, когда Донни перерос бойскаутов-волчат, я знаю, что это так. Только я не ушел. Поскольку это не связано с ним, и никогда не было. Это связано с обществом. Это связано с отдачей.

— Тогда верни Марджори Дюваль ее жизнь. Или Стейси Мур. Или Роберту Шейврстоуну.

Последнее имя достигло цели; он вздрогнул, словно она ударила его.

— Мальчик был случайностью. Его, не должно было там быть.

— Но ты был там не случайно?

— Это был не я, — сказал он, затем добавил окончательно сюрреалистический абсурд. — Я не прелюбодей. Это был БД. Это всегда БД. Это была его ошибка, поместить эти навязчивые идеи в мою голову. Я никогда бы не додумался до такого. Я подписывал свои записки полиции его именем только, чтобы прояснить это. Конечно, я изменил правописание, поскольку как-то назвал его БД, когда впервые рассказал тебе о нем. Возможно, ты не помнишь, но я называл.

Она была впечатлена тем, как далеко он зашел в своей одержимости. Неудивительно, что его не поймали. Если бы она не ударилась ногой об ту чертову коробку…

— Ни одна из них не имела отношения ко мне или моим делам. Ни к одному из моих дел. Это было бы очень плохо. Очень опасно. Но я много путешествую, и смотрю в оба. БД — БД внутри меня — тоже смотрит. Мы следим за заносчивыми. Их всегда можно опознать. Они слишком высоко носят свои юбки и специально показывают ремешки своих лифчиков. Они соблазняют мужчин. На пример, Стейси Мур. Уверен, ты читала о ней. Она замужем, но это не мешало ей трясти своими сиськами напротив меня. Она работала официанткой в кафе «Саннисайд» в Уотервилле. Помнишь, я ездил туда в «Монеты Миклезона»? Ты даже несколько раз ходила со мной, когда Пэт была в Колби. Это было прежде, чем Джордж Миклезон умер, и его сын распродал все, чтобы, отправиться в Новую Зеландию или куда-то еще. Та женщина преследовала меня, Дарси! Всегда спрашивая меня, подлить ли мне кофе, и говорила это как девка из команды поддержки «Рэд Соке», склоняясь надо мной терлась своими сиськами о мое плечо, стараясь изо всех сил возбудить меня. Что признаюсь она и сделала, я же мужик с мужскими потребностями, и хотя ты никогда не отказывала мне или не говорила нет… ну, редко… я мужик с мужскими потребностями, и всегда был чрезвычайно возбудим. Некоторые женщины замечают это, и любят играть на этом. Это заводит их.

Он задумчиво смотрел на свои колени печальными глазами. Затем что-то еще осенило его, и его голова вздернулась. Его редеющие волосы взлетели, а затем опустились назад.

— Извечная улыбка! Красная помада и извечная улыбка! Ну, я понимаю подобные улыбки. Большинство мужчин понимает. «Ха-ха, я знаю, что ты хочешь этого, я чувствую это от тебя, но легкие касания это все, что ты получишь, так что смирись». Я мог! Мог смириться с этим! Но только не БД.

Он медленно покачал головой.

— Есть множество подобных женщин. Их имена легко получить. Затем ты можешь отыскать их в интернете. Там полно информации, если знаешь, как ее искать, а бухгалтеры знают как. Я делал это… десятки раз. Может даже сотню. Полагаю, ты можешь считать это хобби. Считай, что я собираю информацию так же как монеты. Обычно это оканчивается ничем. Но иногда БД говорит, «Она — та, с которой ты хочешь довести все до конца, Бобби. Это она. Мы все спланируем вместе, а когда придет время, ты просто позволишь мне все сделать». Что я и делаю.

Он взял ее руку, и обхватил ее безвольные и холодные пальцы своими.

— Ты думаешь, что я сумасшедший. Я вижу это по твоим глазам. Но я не спятил, дорогая. Это БД сумасшедший… или Биди, если тебе больше нравится его публичное имя. Между прочим, если ты читала статьи в газете, то знай, что я преднамеренно писал с большим количеством ошибок в своих записках полиции. Я даже адреса писал с орфографическими ошибками. Я храню список своих ошибок в бумажнике, чтобы всегда мог повторить их. Это ложный след. Я хочу, чтобы они считали Биди неграмотным — и они считают. Потому что они тупые. Меня допрашивали только один раз, несколько лет назад, и то в качестве свидетеля, спустя примерно две недели после того, как БД убил Мур. Старый хромой парень, работающий на полставки. Он сказал мне, чтобы я позвонил ему, если вспомню что-нибудь. Я ответил, что позвоню. Это было довольно забавно.

Он тихонько посмеивался, как делал порой, когда они смотрели «Современную Семью» или «Два с половиной Мужчины». Подобный смех, до сегодняшнего вечера, всегда поднимал ей самой настроение.

— Знаешь что, Дарси? Если бы они схватили меня на месте преступления, я бы сознался — по крайней мере, я предполагаю, что сознался бы, не думаю, что кто-нибудь на сто процентов уверен в том, что сделает в подобной ситуации — но я не смог бы полностью сознаться. Поскольку я немного помню о фактических… ну… деяниях. Биди совершает их, а я как бы… ну не знаю… прибываю в беспамятном состоянии. В амнезии. Некое проклятие.

О, ты врешь. Ты все помнишь. Это видно по твоим глазам, даже по тому, как опустились уголки твоего рта.

— А теперь… все в твоих руках Дарселлена. — Он поднес одну из ее рук к своим губам и поцеловал ее сверху, словно подчеркивая эту мысль. — Ты знаешь, что старый кульминационный момент, тот, что звучит, «Я мог рассказать тебе, но затем мне пришлось бы убить тебя»? Он не приемлем здесь. Я никогда не убил бы тебя. Все, что я делаю, все, что я построил… пускай для некоторых это и выглядит скромно… я сделал и построил для тебя. Для детей тоже, разумеется, но главным образом для тебя. Ты вошла в мою жизнь, и знаешь, что произошло?

— Ты остановился, — сказала она.

Он расплылся в сияющей усмешке.

— На протяжении более двадцати лет!

Шестнадцати, подумала она, но не сказала.

— В течение большинства тех лет, когда мы воспитывали детей и изо всех сил пытались поднять бизнес на монетах — хотя этим в основном занималась ты — я, мотался по Новой Англии, собирая налоги и основывая фонды…

— Ты был тем, кто заставил его работать, — сказала она, и была немного потрясена тем, что услышала в своем голосе: спокойствие и теплоту. — У тебя одного был опыт.

Он выглядел почти настолько тронутым, что готов был снова заплакать, и когда он заговорил, его голос был хриплым.

— Спасибо, милая. Очень важно слышать это от тебя. Ты спасла меня, понимаешь. И не только этим.

Он откашлялся.

— За десяток лет, БД ни разу не появился. Я думал, что он ушел. Честно. Но затем он вернулся. Как призрак. — Казалось, он обдумывал это, затем очень медленно кивнул головой. — Вот он кто. Плохой призрак. Он начал указывать на женщин, когда я путешествовал. «Глянь на эту, она хочет убедится, что ты видишь ее соски, но если ты коснешься их, она вызовет полицию, а затем будет смеяться со своими друзьями, когда они заберут тебя. Глянь на ту, облизывая губы языком, она знает, что ты хотел бы, чтобы она поместила его в твой рот, и она знает, что ты знаешь, что она никогда не сделает этого. Глянь на ту, она демонстрирует свои трусики, когда выходит из своей машины, и если ты думаешь, что это случайность, ты идиот. Она просто еще один сноб, считающий, что никогда не получит то, чего заслуживает».

Он остановился, его глаза снова стали печальными и удрученными. В них был Бобби, который успешно ускользал от нее в течение двадцати семи лет. Которого он пытался выдать за призрака.

— Когда во мне начали появляться эти побуждения, я боролся с ними. Есть журналы… определенные журналы… я купил их прежде, чем мы поженились, и я думал, что если сделаю это снова… или определенные интернет-сайты… я думал, что смогу… не знаю… заменить фантазией реальность, догадываюсь, что ты скажешь… но как только ты попробовал реальную вещь, фантазии выеденного яйца не стоят.

Он говорил, подумала Дарси, как человек, который влюбился в некий дорогой деликатес. Икру. Трюфели. Бельгийский шоколад.

— Но суть в том, что я остановился. На протяжении всех тех лет я остановился. И смогу остановиться вновь, Дарси. На этот раз навсегда. Если у нас есть шанс. Если ты сможешь простить меня и просто перевернуть страницу. — Он смотрел на нее влажными искренними глазами. — Ты можешь сделать это?

Она подумала о женщине, похороненной в сугробе, ее голые ноги, небрежно задевает проезжающая мимо снегоуборочная машина — чья-то дочь, некогда радовавшая отца, когда неуклюже танцевала на сцене средней школы в розовой пачке. Она думала о матери и сыне, обнаруженных в замерзшей реке, их волосы, слегка колышутся в черной воде у кромки льда. Она думала о женщине с головой в кукурузном ведре.

— Я должна подумать об этом, — сказала она, очень осторожно.

Он схватил ее за плечи и склонился к ней. Она заставила себя не вздрогнуть, и встретиться с ним взглядом. Это были его глаза… и не его. Может все же есть что-то в этой истории с призраком, подумала она.

— Это не один из тех фильмов, где сумасшедший муж преследует свою кричащую жену по всему дому. Если ты решишь пойти в полицию и выдать меня, то я пальцем не пошевелю, чтобы остановить тебя. Но я знаю, что ты подумала о последствиях для детей. Ты не была бы женщиной, на которой я женился, если не подумала бы об этом. Но, возможно, ты не подумала о последствиях для себя. Никто не поверит, что ты была за мужем за мной все эти годы и никогда не знала… или как минимум не подозревала. Тебе придется переехать и жить на какие-то сбережения, потому что я всегда был кормильцем, а человек не может заработать на хлеб, когда находится в тюрьме. Ты не сможешь получить даже то, что есть, из-за гражданских исков. И, конечно же, дети…

— Прекрати, не упоминай их, когда говоришь об этом, никогда.

Он покорно кивнул, все еще слегка придерживая ее предплечья.

— Однажды, я победил БД, я побеждал его в течение двадцати лет…

Шестнадцати, снова подумала она. Шестнадцати, и ты это знаешь.

— …и я смогу победить его опять. С твоей помощью, Дарси. С твоей помощью я могу сделать что угодно. Даже если он вернется еще через двадцать лет, что с того? Подумаешь!

Мне будет семьдесят три. Тяжело идти на охоту за снобами, когда ты едва передвигаешь ноги! — Он весело засмеялся над этой абсурдной картиной, затем вновь собрался. — Но теперь выслушай меня внимательно — если я когда-нибудь вернусь к этому, хоть один раз, я убью себя. Дети никогда не узнают, их это никогда не коснется… это, ну понимаешь, клеймо… потому что я сделаю это похожим на несчастный случай… но ты узнаешь. И ты поймешь почему. Так, что скажешь? Мы сможем оставить это в прошлом?

Казалось, что она задумалась. Она действительно задумалась, хотя подобные размышления, скорей всего, не изменят ее мнения, о чем он вероятно понимал.

В действительности она думала: это то, что говорят наркоманы. «Я больше никогда не прикоснусь ни к одному наркотику. Я завязывал, прежде и теперь завяжу навсегда. Я сделаю это». Но они не делают этого, даже когда думают, что делают, они не делают, и он не сможет.

Она думала: Что же мне делать? Я не могу одурачить его, мы слишком долго были женаты.

Холодный голос ответил на это, тот о котором она никогда не подозревала, тот, что возможно похож на БД, голос который шептал Бобу о снобах, которых замечал в ресторанах, смеющихся на углах улиц, ездящих на дорогих спортивных машинах с откидной крышей, шепчущих и улыбающихся друг другу с балконов жилых домов.

Или может это был голос Темной Девочки.

Почему ты не можешь? спрашивал он. В конце концов… он тебя обманул.

А что потом? Она не знала. Она только знала, что решать надо было здесь и сейчас.

— Ты должен пообещать остановиться, — сказала она, очень медленно и неохотно. — Поклянись, никогда больше не делать этого.

Его лицо наполнилось облегчением, таким всеобъемлющим, таким ребяческим — что она была тронута. Он так редко походил на ребенка, которым он был. Конечно, это был также ребенок, который когда-то планировал пойти в школу с оружием.

— Я клянусь, Дарси. Клянусь. Я действительно клянусь. Я уже сказал тебе.

— И мы никогда не будет говорить об этом вновь.

— Понял.

— Также, ты не должен посылать удостоверение личности Дюваль в полицию.

Она увидела разочарование (также причудливо ребяческое), которое появилось на его лице, когда она сказала это, но она настояла на своем. Он должен был чувствовать себя наказанным, хотя бы немного. Так он поверит, что убедил ее.

— Ну же, Дарселин, разве я не пообещал?

— Мне нужно больше, чем обещания, Бобби. Дела говорят за себя лучше слов. Вырой яму в лесу и закопай в нее удостоверения личности этой женщины.

— Как только я сделаю это, мы…

Она протянулась и положила руку на его рот. Она старалась заставить себя казаться строгой.

— Замолчи. Хватит.

— Хорошо. Спасибо, Дарси. Большое спасибо.

— Я не понимаю, за что ты благодаришь меня. — А затем, хотя мысль о нем лежащем рядом с нею наполняла ее отвращением и тревогой, она заставила себя сказать остальное. — Теперь раздевайся и ложись спать. Нам обоим стоит немного поспать.

10

Он заснул почти сразу, как только его голова коснулась подушки, но лишь спустя долгое время он начал свой маленький, вежливый храп. Дарси же лежала с открытыми глазами, размышляя о том, что если она позволит себе отключиться, она проснется с его руками вокруг ее горла. В конце концов, она была в кровати с сумасшедшим. Если он добавит ее, то на его счету будет уже дюжина.

Но он пообещал, думала она. Это было примерно в то время, когда небо стало светиться на востоке. Он сказал, что любит меня, и говорил это серьезно. И когда я сказала, что сохраню его тайну — ибо все сводилось к тому, чтобы она сохранила его тайну — он поверил мне. С чего бы ему не поверить? Я почти себя убедила.

Разве это невозможно, что он сдержит свое обещание? Не все же наркоманы потерпели неудачу в исцелении. И раз она уже не могла скрыть его тайну от себя, что мешало ей скрыть ее от детей?

Не могу. Не буду. Но что остается?

Какой чертов выбор?

Именно, обдумывая этот вопрос ее усталый, запутавшийся мозг, наконец, сдался и отключился.

Ей снилось, что она заходит в столовую и обнаруживает там женщину, привязанную цепями к длинному столу Этана Аллена. Женщина была голой за исключением черного кожаного капюшона, который покрывал верхнюю часть ее лица. Я не знаю эту женщину, эта женщина незнакома мне, думала она в своем сне, а затем из-под капюшона Петра произнесла: Мама, это ты?

Дарси попыталась закричать, но порой в кошмарах тебе не удается этого.

11

Когда она проснулась — не выспавшаяся, несчастная, чувствуя себя как с похмелья — другая половина кровати была пуста. Боб повернул свои часы обратно, и она видела, что была четверть одиннадцатого. Это было позднее, чем она спала в последние годы, но она не могла уснуть до рассвета, и ей снились кошмары.

Она сходила в туалет, надела халат с крючка на двери ванной, затем почистила зубы — у нее во рту был отвратительный привкус. Как на дне птичьей клетки, как по утрам говорил Боб в те редкие дни, когда выпивал дополнительный стакан вина за ужином или вторую бутылку пива во время бейсбольного матча. Сплюнув, она начала убирать свою щетку обратно в шкафчик с зеркалом, затем остановилась, глядя на свое отражение. Этим утром она видела женщину, которая выглядела старше средних лет: бледная кожа, глубокие морщины опоясывающие рот, фиолетовые синяки под глазами, безумная прическа, которая бывает только после того, как ворочаешься и переворачиваешься во сне. Но все это мало ее интересовало; собственный вид, был последним, о чем она думала. Она всматривалась в отражение за плечом, за открытую дверь ванной в их спальню. Кроме того она была не их; это была Темная Спальня. Она видела его тапки, только они были не его. Они были слишком большими, чтобы быть Боба, почти гигантские тапки. Они принадлежали Темному Мужу. А двуспальная не застеленная кровать с измятой простыней? Это была Темная Кровать. Она перевела свой пристальный взгляд обратно к женщине с безумной прической и налитыми кровью, испуганными глазами: Темная Жена, во всем своем сбивающем с толку великолепии. Ее звали Дарси, но ее фамилией была не Андерсон. Темная Жена была миссис Брайан Дэлахенти.

Дарси наклонилась вперед, пока ее нос не коснулся зеркала. Она задержала дыхание и сложила чашечкой руки вокруг лица, как делала, когда была девочкой, одетой в испачканной травой шорты и приспущенные белые носки. Она смотрела, пока больше не могла сдержать свое дыхание, затем резко выдохнула, окутав туманной дымкой зеркало. Она вытерла его начисто полотенцем, а затем спустилась вниз, чтобы встретить свой первый день в качестве жены монстра.

Он оставил для нее записку под сахарницей.

Дарси — я позабочусь о тех документах, как ты попросила. Люблю тебя, дорогая.

Боб

Он нарисовал небольшое сердечко вокруг своего имени, как не делал уже годами. Она почувствовала прилив любви к нему, столь же густой и приторный как аромат умирающих цветов. Она хотела вопить, как какая-нибудь женщина из историй Ветхого Завета, и задушила звук салфеткой. Холодильник ожил и начал свой бессердечный шум. В раковине капала вода, издавая на долю секунды звонкий звук об фарфор. Ее язык был кислой губкой, заполнявшей рот. Она чувствовала время — все время, что она была его женой в этом доме — смыкающееся вокруг нее как смирительная рубашка. Или гроб. Это был мир, в который она верила в детстве. Он был здесь все время. Ожидая ее.

Холодильник трещал, вода капала в раковине, и болезненные секунды прошли. Это было Темной Жизнью, где вся правда была написана наоборот.

12

Ее муж тренировал Малую лигу (вместе с Винни Эшлером, этим мастером польских шуток и большим любителем мужских объятий) в то время, когда Донни играл защитником за команду «Кавендиш Хадвэа», и Дарси все еще помнила, что Боб сказал мальчикам — многие из которых плакали — после того, как проиграли заключительную игру районного турнира. Это было в 1997 году, вероятно, всего за месяц или около того, прежде чем Боб убил Стейси Мур и засунул ее в ведерко с кукурузой. Речь, которую он произнес той поникшей кучке, всхлипывающих мальчишек, была краткой, толковой, и (она думала так тогда и сейчас, спустя тринадцать лет), невероятно доброй.

Я знаю, как плохо вы парни себя чувствуете, но солнце, по прежнему взойдет завтра. И когда это произойдет, вы будете чувствовать себя лучше. Когда солнце взойдет послезавтра, еще немного лучше. Это просто часть вашей жизни, и она прошла. Было бы лучше победить, но так или иначе, все кончено. Жизнь продолжается.

Как и у нее, после ее злополучного похода в гараж за батарейками. Когда Боб пришел с работы домой после своего первого долгого дня (она не могла смириться с пугающей мыслью, что ее знание должно быть написано у нее на лице заглавными буквами), он сказал:

— Милая, насчет прошлой ночи…

— Вчера вечером ничего не произошло. Ты пришел домой рано, вот и все.

Он склонил голову тем ребяческим способом, и когда поднял ее снова, его лицо светилось большой и благодарной улыбкой.

— Вот и прекрасно, — сказал он. — Тема закрыта?

— Закрыта.

Он раскрыл свои объятия.

— Поцелуй меня, красавица.

Она поцеловала, задаваясь вопросом, целовал ли он их.

Хорошо потрудись, действительно используй свой умелый язык, и я не отрежу его тебе, представила она себе его высказывание. Вложи в это все свое высокомерное сердечко.

Он отстранил ее от себя, положив руки на ее плечи.

— Все еще друзья?

— Все еще друзья.

— Уверенна?

— Да. Я ничего не готовила, и не хочу выходить. Почему бы тебе не переодеться и не сходить нам за пиццей.

— Хорошо.

— И не забудь захватить свой «Прилосек».

Он широко улыбнулся ей.

— Конечно.

Она наблюдала, как он поднимался в припрыжку вверх по лестнице, думая сказать не делай этого, Бобби, не испытывай так свое сердце.

Но нет.

Нет.

Пусть он сам испытает все что, хотел.

13

Солнце взошло на следующий день. И на следующий. Неделя прошла, затем вторая, затем месяц. Они возобновляли свои старые отношения, маленькие привычки за долгий брак. Она чистила зубы, пока он был в душе (обычно напевая какой-нибудь хит восьмидесятых, голосом, который был высок, но не особо мелодичен), хотя больше она не делала этого голой, то есть не заходила в душ, пока он не освобождал его; теперь она мылась только после того, как он уезжал в «Бэнсон, Бэкон и Андерсон». Если он заметил это небольшое изменение в ее привычках, он не упоминал этого. Она возобновила свой книжный клуб, рассказывая другим леди и двум джентльменам на пенсии, которые принимали участие, что ей нездоровилось, и она не хотела передавать вирус наряду со своим мнением о новой работе Барбары Кингсольвер, и все вежливо смеялись. Спустя неделю после этого, она возобновила кружок вязания, «Вязание крючком». Порой она ловила себя на том, что подпевала радио, возвращаясь из почтового отделения или продуктового магазина. По вечерам они с Бобом смотрели телевизор, только комедии, никаких криминальных шоу. Теперь он рано приходил домой; после Монтпилиера больше не было поездок. Он установил что-то под названием «Скайп» на свой компьютер, говоря, что так гораздо проще смотреть на коллекции монет и экономить на топливе. Он не сказал, что также будет этим экономить на искушении, но ему и не надо было говорить. Она следила за газетами, чтобы заметить, обнаружилось ли удостоверение личности Марджори Дюваль, понимая, если бы он наврал насчет этого, то наврал насчет всего. Но об этом ничего не было. Раз в неделю они ходили на ужин в один из двух недорогих ресторанов Ярмута. Он заказывал стейк, а она рыбу. Он пил чай со льдом, а она пила клюквенный морс. Старые привычки умирали с трудом. Часто, она думала, что они умрут только вмести с ними.

Теперь она редко включала днем телевизор, когда он уходил. Легче было слушать холодильник с его отключениями, и тихие скрипы и стоны их милого дома в Ярмуте, пока не наступит очередная зима в Мэне. Было легче думать. Легче смотреть правде в глаза: он сделает это снова. Он будет держаться, сколько сможет, она с удовольствием даст ему это время, но рано или поздно Биди возьмет власть в свои руки. Он не пошлет удостоверение личности следующей женщины полиции, полагая, что этого хватит, чтобы одурачить ее, но вероятно не заботясь, заметит ли она изменение в его «почерке». Поскольку, будет считать, что она теперь часть этого. Она должна будет признаться, что знала. Полицейские вытащат это из нее, даже если она попытается скрыть эту часть.

Донни звонил из Огайо. Бизнес шел в гору; они сделали ставку на офисные продукты, которые могут стать народными. Дарси сказала ура (как и Боб, радостно признавший, что был неправ относительно возможностей Донни добиться этого таким молодым). Петра звонила, чтобы сказать, что они экспериментально выбрали синие платья для подружек невесты, трапециевидные, с соответствующими шифоновые шарфами до колена, и Дарси задумалась, нормально ли это, или будет выглядеть немного несерьезно? Она сказала, что они будут мило выглядеть, и вдвоем они продолжили обсуждать обувь — синие туфли с каблуками в три четверти дюйма, если быть точным. Мать Дарси заболела в Бока Гранде, и было похоже, что ей, возможно, придется лечь в больницу, но затем они начали давать ей какие-то новые лекарства, и она поправилась. Солнце всходило и заходило. Бумажные фонарики в витринах дешевели, а бумажные индюки дорожали. Затем рождественские украшения повысились в цене. Появились первые порывы снега, точно по графику.

В доме, после того, как муж брал свой портфель и отправлялся на работу, Дарси бродила по комнатам, останавливаясь, чтобы изучать различные зеркала. Часто довольно долго. Спрашивая женщину в том другом мире, что ей делать.

Все чаще казалось, что ответом было, ничего не делать.

14

В не по сезону теплый день за две недели до Рождества, Боб пришел домой в середине дня, выкрикивая ее имя. Дарси была наверху, читая книгу. Она бросила ее на ночной столик (около зеркальца, которое теперь постоянно стояло там), и поспешила вниз в зал. Первой ее мыслью (ужас, смешанный с облегчением), было то, что наконец это закончилось. Его разоблачили. Полиция скоро будет здесь. Они заберут его, затем вернуться, чтобы задать ей два традиционных вопроса: что она знала, и когда она это узнала? Новостные фургоны припаркуются на улице. Молодые люди и женщины с ухоженными волосами выстроятся перед их домом.

Хотя в его голосе был не страх; она поняла это прежде, чем он подошел к лестнице и повернулся к ней лицом. Это было волнение. Возможно, даже ликование.

— Боб? Что…

— Ты ни за что не поверишь! — Его пальто было распахнуто, его лицо полностью покраснело до лба, а волосы, торчали во все стороны. Выглядело так, словно он ехал домой открыв все окна в машине. Учитывая по-весеннему теплый воздух, Дарси предположила, что так оно и было.

Она осторожно спустилась и встала на первой ступеньке, которая позволила ей смотреть ему глаза в глаза.

— Рассказывай.

— Самая невероятная удача! Серьезно! Если я когда-либо нуждался в знаке, что я снова на верном пути — что мы на верном пути — то это он! — Он вытянул руки. Они были зажаты в кулаки костяшками вверх. Его глаза искрились. Почти плясали. — В какой руке? Выбирай.

— Боб, я не хочу играть…

— Выбирай!

Она указала на правую руку, только чтобы закончить с этим. Он засмеялся.

— Ты читаешь мои мысли… но ты всегда могла это, не так ли?

Он перевернул кулак и открыл его. На его ладони лежала единственная монета, обратной стороной вверх, поэтому, она могла увидеть, что это был пенс с пшеницей. Бывший в обращении, но все еще в отличном состоянии. Учитывая, что на стороне с Линкольном не было царапин, она решила, что она была в состоянии F или VF. Она потянулась к ней, но затем остановилась. Он кивнул ей, чтобы она продолжала. Она перевернула ее, абсолютна уверенная в том, что увидит. Ничто иное не могло адекватно объяснить его волнение. Это было то, что она и ожидала: двойная дата 1955 года. Двойной штамп, в нумизматических терминах.

— Боже мой, Бобби! Где…? Ты купил ее?

Монета с двойным штампом 1955 года не бывшая в обращении, недавно продана на аукционе в Майами более чем за восемь тысяч долларов, установив новый рекорд. Эта не в таком состоянии, но ни один полоумный коллекционер не продал бы ее меньше четырех.

— Боже нет! Одни знакомые пригласили меня пообедать в том тайском местечке, «Восточные Обещания», и я почти пошел, но я работал над чертовыми счетами «Партнеров Видения» — помнишь, частный банк, о котором я рассказывал тебе? — и поэтому, я дал Монике десять долларов и сказал ей взять мне сэндвич и сок в «Сабвей». Она принесла это вместе со сдачей в пакете. Я вытряхнул его… и там была она! — Он схватил пенс из ее руки и поднял его над головой, смеясь над ним.

Она засмеялась с ним, затем подумала (как часто в последнее время она делала это): ОН «НЕ МУЧАЛСЯ!»

— Разве это не здорово, дорогая?

— Да, — сказала она. — Я счастлива за тебя.

И, странно или нет (неправильно или нет), она действительно была. Он несколько раз за эти годы был посредником в продажах и мог купить одну для себя в любое время, но это было не то же самое как случайно найти ее. Он даже запретил ей дарить ему на Рождество или на день рождения. Случайная большая находка была самым радостным моментом для коллекционера, он сказал это во время их первой встречи, и теперь у него было то, что он проверял горстями мелочи всю свою жизнь. Его сокровище прибыло, двигаясь потоком из белого бумажного пакета закусочной вместе с завернутой в бекон индейкой.

Он обнял ее. Она обняла его в ответ, а затем мягко оттолкнула его.

— Как ты с ней поступишь, Бобби? Поместишь ее в прозрачный пластиковый куб?

Это было поддразниванием, и он знал это. Он поднял палец пистолетом и выстрелил ей в голову. Все в порядке, потому что, когда тебя убивают пистолетом из пальца, ты «не мучаешься».

Она продолжала улыбаться ему, но теперь вновь увидела (после этого, короткого всплеска любви) кем он был: Темным Мужем. Голлум, с его прелестью.

— Ты прекрасно знаешь. Я сделаю фотографию, повешу ее на стену, а затем уберу пенс в наш банковский сейф. Как считаешь это, F или VF?

Она снова осмотрела его, затем посмотрела на него с печальной улыбкой.

— Хотела бы я сказать VF, но…

— Да, знаю, знаю — и мне не важно. Дареному коню в зубы не смотрят, но сложно удержаться. Тем не менее, лучше VG, верно? Скажи честно, Дарси.

Скажу честно, ты сделаешь это снова.

— Определенно, лучше VG.

Его улыбка исчезла. На мгновение она была уверена, что он догадался, о чем она думала, но ей ли не знать лучше; на этой стороне зеркала она тоже могла хранить тайны.

— В любом случае, дело не в качестве. Дело в находке. Не получить ее от дилера или выбрать из каталога, а действительно найти, когда меньше всего ожидаешь этого.

— Знаю. — Она улыбнулась. — Будь мой отец сейчас здесь, он открыл бы бутылку шампанского.

— Я позабочусь об этой небольшой детали сегодня вечером за ужином, — сказал он. — Не в Ярмуте. Мы отправимся в Портленд. Жемчужину Побережья. Что скажешь?

— О, дорогой, я не знаю…

Он слегка взял ее за плечи, как всегда делал, когда хотел, чтобы она поняла, что он действительно серьезно настроен.

— Ну же, сегодня подходящий вечер для твоего самого красивого летнего платья. Я слышал прогноз погоды, когда возвращался. И я куплю тебе столько шампанского, сколько ты сможешь выпить. Как ты можешь отказываться от такого?

— Ну… — задумалась она. Затем улыбнулась. — Полагаю, что не могу.

15

У них была ни одна бутылка очень дорогого «Моет Шандон», а две, и Боб выпил большую часть. Следовательно, Дарси была той, кто везла их домой в их тихо жужжащем маленьком «Приусе», в то время как Боб сидел на пассажирском сидении, напевая «Пенни с небес» своим высоким, но не особенно мелодичным голосом. Она понимала, что он был пьян. Не просто расслабленный, а действительно пьяный. Это был первый раз, когда она видела его в таком состоянии за десять лет. Обычно он следил за своей кондицией как ястреб, и когда порой кто-нибудь на вечеринке спрашивал его, почему он не пил, он приводил цитату из фильма «Железная хватка»: «Я не пущу вора в свой рот, чтобы он украл мой мозг». Сегодня вечером, в восторге от находки двойной даты, он позволил своим мозгам быть украденными, и она знала, что собиралась сделать, как только он заказал вторую бутылку шампанского. В ресторане она не была уверена, что сможет осуществить это, но слушая его пение по дороге домой, она знала. Конечно, она сможет это сделать. Теперь она была Темной Женой, а Темная Жена знала, о чем он думал, поскольку его удача в действительности была ее.

16

В доме он кинул свою спортивную куртку на вешалку у двери и притянул ее в свои объятия для долгого поцелуя. Она почувствовала вкус шампанского и сладкого крем-брюле в его дыхании. Это была неплохая комбинация, хотя она понимала, что если все пойдет, как надо, она больше никогда не захочет чувствовать ее. Его рука направилась к ее груди. Она позволила ему задержаться там, чувствуя его напротив себя, а затем отстранила его. Он выглядел разочарованным, но просиял, когда она улыбнулась.

— Я пойду наверх и сниму это платье, — сказала она. — В холодильнике есть «Перье». Если ты принесешь мне стакан, с ломтиком лайма, ты можешь стать счастливчиком, мистер.

Он усмехнулся, той — своей старой доброй — обольстительной усмешкой. Поскольку была одна укоренившаяся привычка в браке, которую они не возобновили с той ночи, когда он учуял ее открытие (да, учуял, как мудрый старый волк может почувствовать запах отравленной приманки), и примчался домой из Монтпилиера. День за днем они заделывали то, что он разрушил — да, верно, как Монтрезор обнес стеной своего старого приятеля Фортунато — и, секс на супружеской кровати будет последним кирпичом.

Он щелкнул своими каблуками и отдал ей салют в британском стиле, приставив пальцы ладони ко лбу.

— Да, мэм.

— Не задерживайся, — сказала она ласково. — Мамочка хочет того, что требуется Мамочке.

Поднимаясь по лестнице, она думала: Это никогда не сработает. Единственное, чего ты добьешься, погубишь себя. Возможно, он не думает, что способен на это, но мне кажется иначе.

Возможно, все будет в порядке. Учитывая то, что он не причинял ей боли раньше, как причинял тем женщинам. Вероятно, подойдет любая развязка. Она не могла потратить оставшуюся часть своей жизни, всматриваясь в зеркала. Она больше не ребенок, и не могла дальше прятаться в детском безумии.

Она вошла в спальню, но только для того, чтобы бросить свой кошелек на столик рядом с зеркальцем. Затем снова вышла и позвала:

— Бобби, ты идешь? Я действительно могла бы использовать эти пузырьки!

— Уже в пути, мэм, только добавлю лед!

И вот он вышел из гостиной в зал, держа бокал из хорошего хрусталя перед собой на уровне глаз как официант из комической оперы, слегка покачиваясь, когда подходил к ступеням лестницы. Он продолжал держать стакан так что, пока поднимался, ломтики лайма покачивались сверху. Его свободная рука слегка придерживала перила; лицо светилось от счастья и хорошего настроения. На мгновение она почти сдалась, а затем изображение Хелен и Роберта Шейврстоуна заполнило ее мозг, чертовски ясно: сын и его изнасилованная, искалеченная мать, плавающие вместе в реке Массачусетса, которая начала покрываться вокруг них льдом.

— Один бокал «Перье» для дамы, будет прямо….

Она видела, что осознание мелькнуло в его глазах в самую последнюю секунду, что-то старое, желтое и древнее. Он был больше чем удивлен; он был яростно потрясен. В тот момент она полностью поняла его. Он никого не любил и меньше всего ее. Вся доброта, нежность, ребяческая усмешка, и заботливые жесты — все было только камуфляжем. Он был оболочкой. Внутри ничего не было, только ужасная пустота.

Она толкнула его.

Это был сильный толчок, и он пролетел кувырком три четверти лестницы прежде чем упал внизу, сначала на колени, затем на руку, и наконец на лицо. Она слышала, как сломалась его рука. Тяжелый уотерфордский бокал разбился об не покрытую ковром подступень лестницы. Он снова перевернулся, и она услышала как что-то еще в нем хрустнуло. Он закричал от боли и кувыркнулся в последний раз прежде, чем приземлиться грудой на жесткий деревянный пол зала, со сломанной рукой (сломанной не в одном, а в нескольких местах) запрокинутой за голову под углом никогда не предназначенным природой. Его голова была повернута, одна щека касалась пола.

Дарси поспешила вниз по лестнице. Один раз она наступила на кубик льда, поскользнулась, и вынуждена была схватить перила, чтобы спасти себя. Внизу она увидела огромную шишку, выпирающую из кожи на затылке его шеи, ставшей белой, и сказала:

— Не двигайся, Боб, думаю, что у тебя сломана шея.

Его глаз повернулся, чтобы посмотреть на нее. Кровь сочилась из его носа — который выглядел также сломанным, — и намного сильнее текла из его рта. Практически хлестала.

— Ты столкнула меня, — сказал он. — Ох, Дарси, зачем ты столкнула меня?

— Не знаю, — сказала она, думая про себя, мы оба знаем. Она начала плакать. Плач прибыл естественно; он был ее мужем, и ему ужасно больно.

— О, Боже, не знаю. Что-то нашло на меня. Извини. Не двигайся, я позвоню в 911 и скажу им выслать машину скорой помощи.

Его нога поскребла по полу.

— Я не парализован, — сказал он. — Слава Богу за это. Но это больно.

— Знаю, дорогой.

— Вызывай скорую! Скорее!

Она вошла в кухню, бросила быстрый взгляд на телефон стоящий на подзарядке, затем открыла шкафчик под раковиной.

— Алло? Алло? Это 911? — Она вынула коробку мусорных полиэтиленовых пакетов «Глэд», тех, что использовала для остатков пищи, курицы или ростбифов, и достала один из коробки. — Это Дарселлен Андерсон, я звоню из Шуга Милл-Лейн 24, в Ярмуте! Вы меня слышите?

Из другого ящика она взяла полотенце для посуды. Она все еще плакала. Нос как пожарный шланг, говорили они, когда были детьми. Слезы это хорошо. Она должна была плакать, и не только, потому, что это будет лучше выглядеть позднее. Он ее муж, ему больно, она должна плакать. Она помнила, когда его голова была еще полна волос. Она помнила его роскошные движения, когда они танцевали под «Footloose». Он каждый год приносил ей розы на день рождения. Он никогда не забывал. Они ездили на Бермудские острова, где по утрам катались на велосипедах и занимались любовью днем. Они построили жизнь вместе и теперь, эта жизнь окончена, и она должна была плакать. Она обернула полотенце вокруг руки, а затем засунула руку в полиэтиленовый пакет.

— Мне нужна машина скорой помощи, мой муж упал с лестницы. Я думаю, что у него может быть сломана шея. Да! Да! Поторопитесь!

Вернувшись в зал с правой рукой за спиной, она увидела, что он слегка оттолкнулся ногой от лестницы и, похоже, попытался перевернуться на спину, но безуспешно. Она встала на колени возле него.

— Я не упал, — сказал он. — Ты столкнула меня. Зачем ты столкнула меня?

— Полагаю из-за мальчика Шейверстоуна, — сказала она, и достала руку из-за спины. Она плакала сильнее, чем когда-либо. Он увидел полиэтиленовый пакет. Увидел руку обернутую полотенцем. Он понял, что она хотела сделать. Возможно, он сам делал что-то подобное. Наверняка, делал.

Он начал кричать… только крик был совсем не похож на крик. Его рот был заполнен кровью, что-то сломалось в его горле, и звук, который он издавал, был скорее гортанным рычанием, нежели криком. Она зажала полиэтиленовый пакет между его губами, глубоко засунув в рот. При падении он сломал много зубов, и она чувствовала пеньки от них. Если они поранят ее кожу, то ей потребуются серьезные объяснения этому.

Она отдернула руку, прежде чем он смог укусить, оставив полиэтиленовый пакет и полотенце внутри. Она схватила его челюсть и подбородок. Другую руку она положила на его полысевшую голову. Плоть там была очень теплой. Она чувствовала, как она пульсировала кровью. Она зажала его рот, забитый комком полиэтилена и ткани. Он попытался оттолкнуть ее, но у него была только одна свободная рука, и она была той, что сломалась при падении. Другая была вывернута под ним. Его ноги дергались рывками взад и вперед по деревянному полу. Один ботинок слетел. Он булькал. Она задрала платье до талии, освобождая свои ноги, затем сделала рывок вперед, пытаясь оседлать его. Если у нее получится, возможно, она сможет зажать ему ноздри.

Но прежде, чем она смогла попытаться, его грудь затряслась под ней, и бульканье стало глубоким хрюканьем в его горле. Это напомнило ей о том, как, когда она училась водить машину, она иногда вертела ручку коробки передачи, пытаясь найти вторую передачу, которая была неуловима в старом «шевроле» ее отца. Боб дергался, один глаз, который она могла видеть, выпучивался и стал походить на коровий в своей глазнице. Его лицо, которое было ярко бардовым, теперь начало становиться фиолетовым. Он откинулся на пол. Она ждала, задыхаясь, ее лицо было измазано соплями и слезами. Глаз больше не двигался, и не светился паникой. Она подумала, что он…

Боб предпринял заключительный, титанический толчок и сбросил ее. Он сел, и она увидела, что его верхняя часть больше точно не соответствовала нижней; казалось он сломал свой позвоночник вместе с шеей. Его рот забитый полиэтиленом распахнулся. Его глаза встретились с ней взглядом и она знала, что никогда не забудет этого… но она сможет с этим жить, она должна пройти через это.

— Дар! Аррррр!

Он упал на спину. Его голова издала звук подобный бьющемуся об пол яйцу. Дарси подползла поближе к нему, но не настолько близко, чтобы оказаться в опасности. На ней была его кровь, и это было нормально — она пыталась помочь ему, это было так естественно — но это не означало, что она хотела искупаться в ней. Она села, оперевшись на одну руку, и наблюдала за ним, пока ждала когда дыхание вернется к ней. Она наблюдала, чтобы во время заметить, если он дернется. Он не дергался. Когда прошло пять минут согласно украшенными драгоценными камнями часам «Микеле» на ее запястье — теми, что она всегда надевала, когда они шли в ресторан — она протянула руку к его шее и нащупала там пульс. Она держала пальцы на его коже, пока не досчитала до тридцати. Пульса не было. Она приложила ухо к его груди, зная, что это был момент, когда он оживет и схватит ее. Он не ожил, потому что в нем не осталось жизни: ни сердцебиения, ни дыхания. Все было кончено. Она не чувствовала удовлетворения (не говоря уже о триумфе), только четкое намерение покончить с этим и сделать это правильно. Частично для себя, но в основном для Донни и Пэт.

Она поспешила на кухню. Они должны понять, что она позвонила, как только смогла; если они скажут, что была задержка (например, если его кровь слишком загустеет), могут быть щекотливые вопросы. Я скажу им, что упала в обморок, если придется, подумала она. Они поверят этому, а даже если нет, они не смогут опровергнуть это. По крайней мере, не думаю, что смогут.

Она взяла фонарик из кладовки, как сделала в ночь, когда буквально споткнулась об его тайну. Вернулась туда, где лежал Боб, уставившись в потолок своими остекленевшими глазами. Она вытащила полиэтиленовый пакет из его рта и с тревогой осмотрела его. Если он порван, могут возникнуть проблемы… и он был порван, в двух местах. Она посветила фонариком ему в рот и обнаружила крошечный кусочек полиэтилена у него на языке. Она вытащила его кончиками пальцев и положила в пакет.

Достаточно, этого достаточно, Дарселлен.

Но этого было не достаточно. Она отодвинула его щеку назад своими пальцами, сначала правую, затем левую. И с левой стороны она нашла еще крошечный кусочек полиэтилена, прилипший к его десне. Она достала его и поместила в пакет к предыдущему. Были ли еще? А если он проглотил их? Если так, то они были вне ее досягаемости и все, что она могла сделать, это молиться, чтобы их не обнаружили, если у кого-нибудь — она не знала у кого — появится достаточно вопросов чтобы приказать вскрыть труп.

Между тем, время шло.

Она поспешила через крытый переход в гараж, чуть ли не бегом. Залезла под рабочий стол, открыла его особый тайник, и убрала забрызганный кровью полиэтиленовый пакет с полотенцем внутри. Она закрыла тайник, поместила коробку старых каталогов перед ним, затем вернулась в дом. Вернула фонарик на место. Подняв трубку, она понял, что прекратила плакать, и положила ее обратно. Она пошла в гостиную и посмотрела на него. Она подумала о розах, но это не сработало. Эти розы, не патриотизм, а последнее средство подлеца, подумала она, и была потрясена услышав свой смех. Затем она подумала о Донни и Петра, которые боготворили своего отца, и достигла цели. Рыдая, она вернулась к телефону на кухне и набрала 911.

— Алло, меня зовут Дарселлен Андерсон, и мне необходима машина скорой помощи на…

— Помедленнее, мэм, — сказал диспетчер. — Я с трудом вас слышу.

Хорошо, подумала Дарси.

Она откашлялась.

— Так лучше? Теперь вы слышите меня?

— Да, мэм, теперь слышу. Только успокойтесь. Вы сказали, что нуждаетесь в машине скорой помощи?

— Да, по адресу Шуга Ми л л-Лейн 24.

— Вам плохо, миссис Андерсон?

— Не мне, моему муж. Он упал с лестницы. Возможно, он просто без сознания, но мне кажется, он мертв.

Диспетчер сказала, что немедленно вышлет машину скорой помощи. Дарси предположила, что она также пошлет патрульную машину Ярмута. А также машину окружной полиции, если она была сейчас поблизости. Она надеялась, что не была. Вернувшись в прихожую она села там на скамью, но не на долго. Его глаза, смотрели на нее. Обвиняя ее.

Она взяла его спортивную куртку, накинула на себя, и вышла наружу, чтобы ожидать машину скорой помощи.

17

Полицейским, который брал у нее показания, был Гарольд Шрусбери, местный житель. Дарси не знала его, но к счастью знала его жену; Арлин Шрусбери была в кружке по вязанию крючком. Он говорил с ней на кухне, пока медик осмотрел тело Боба, а затем убрал его, не зная, что внутри него был еще один труп. Человек, который был намного опаснее, чем дипломированный бухгалтер Роберт Андерсон.

— Хотите кофе, офицер Шрусбери? Мне не сложно.

Он посмотрел на ее дрожащие руки и сказал, что будет очень счастлив сделать его на двоих.

— Я люблю готовить.

— Арлии никогда не упоминала об этом, — сказала она, когда он встал. Он оставил свою записную книжку открытой на кухонном столе. До сих пор он ничего не записал в ней кроме ее имени, имени Боба, их адреса, и номера телефона. Она решила, что это хороший знак.

— Нет, ей нравится скрывать мой талант, — сказал он. — Миссис Андерсон — Дарси — соболезную вашей утрате и уверен, что Арлин сказала бы то же самое.

Дарси снова заплакала. Офицер Шрусбери оторвал несколько бумажных полотенец от рулона и дал их ей.

— Прочнее, чем «клинекс».

— У вас есть опыт в этом, — сказала она.

Он проверил кофеварку, убедился, что она заполнена, и щелкнул выключатель на ней.

— Больше чем хотелось бы. — Он вернулся и сел. — Можете рассказать мне, что произошло? Способны на это?

Она рассказала ему о Бобе, нашедшем пенс с двойной датой в сдаче из «Сабвея», и насколько он был взволнованным. Об их праздничном ужине на Жемчужине Побережья, и как он перебрал с алкоголем. Как он паясничал (она упомянула комическое британское приветствие, которое он отдал, когда она попросила стакан «перье» с лаймом). Как он поднимался по лестнице, держа высоко стакан, как официант. Как он почти поднялся наверх, когда поскользнулся. Она рассказала даже о том, как она сама почти поскользнулась, на одном из выпавших кубиков льда, бросившись к нему вниз.

Офицер Шрусбери кратко записал что-то в своей записной книжке, захлопнул ее, а затем спокойно посмотрел на нее.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы пошли со мной. Наденьте свое пальто.

— Что? Куда?

В тюрьму, конечно. Пропускаешь поле Начало, не получаешь двести долларов, направляешься сразу в тюрьму. Бобу сошла с рук почти дюжина убийств, а ей не сошло с рук даже одно (конечно, он планировал их с бухгалтерским вниманием к деталям). Она не знала, где ошиблась но, несомненно, это будет нечто очевидное. Офицер Шрусбери расскажет ей по пути к отделению полиции. Это походило на последнюю главу Элизабет Джордж.

— Ко мне домой, — сказал он. — Сегодня вечером вы останетесь со мной и Арлин.

Она уставилась на него.

— Я не… я не могу…

— Можете, — сказал он, голосом, который не терпел возражений. — Она убьет меня, если я оставлю вас здесь. Вы хотите быть ответственной за мое убийство?

Она вытерла слезы со своего лица и слабо улыбнулась.

— Нет, полагаю нет. Но… офицер Шрусбери…

— Гарри.

— Я должна позвонить. Мои дети… они еще не знают. — Мысль об этом вызвала новые слезы, и она приложила последнее из бумажных полотенец, чтобы вытереть их. Кто знал, что у человека может быть столько слез внутри? Она не притрагивалась к своему кофе и теперь выпила половину тремя глубокими глотками, хотя он был все еще горячим.

— Думаю, что мы потянем расходы на несколько междугородных звонков, — сказал Гарри Шрусбери. — И послушайте. У вас есть что-нибудь, что можете принять? Что-нибудь, успокаивающее?

— Ничего, — прошептала она. — Только «амбиен».

— Тогда Арлин даст вам одну из своих таблеток «валиума», — сказал он. — Вам надо принять ее, по крайней мере, за полчаса до того, как начнете делать любые напряженные звонки. Я пока просто сообщу ей, что мы приедем.

— Вы очень любезны.

Он открыл сначала один из ее кухонных ящиков, затем другой, затем третий. Дарси почувствовала как сердце подступает к ее горлу, когда он открыл четвертый. Он взял оттуда кухонное полотенце и вручил его ей.

— Крепче, чем бумажные полотенца.

— Спасибо, — сказала она. — Большое спасибо.

— Сколько времени вы были женаты, миссис Андерсон?

— Двадцать семь лет, — сказала она.

— Двадцать семь, — восхитился он. — Боже. Мне так жаль.

— Мне тоже, — сказала она, и опустила лицо в кухонное полотенце.

18

Роберт Эмори Андерсон был похоронен спустя два дня на кладбище Ярмута. Донни и Петра стояли по бокам своей матери, пока священник говорил о том, что жизнь человека была всего лишь сезоном. Погода стала холодной и пасмурной; холодный ветер тряс безлистные ветки. Фирма «Бэнсон, Бэкон и Андерсон» закрылась на день, и всех отпустили. Бухгалтеры в своих черных пальто кучковались вместе как вороны. Среди них не было ни одной женщины. Дарси никогда не замечала этого прежде.

Ее глаза переполняли слезы, и периодически она вытирала их носовым платком, который держала в руке в черной перчатке; Петра постоянно плакала; Донни был с красными глазами и мрачен. Он был красивым молодым человеком, но волосы его уже редели, как у отца в его возрасте. Пока он не прибавил в весе как Боб, подумала она. И конечно же, не убивает женщин. Но подобное конечно не передается по наследству. Или передается?

Скоро все закончится. Донни останется только на несколько дней — это было максимальное время, на которое он мог сейчас позволить себе оставить бизнес, сказал он. Он надеялся, что она поймет это, и она сказала, что конечно, понимает. Петра будет с ней в течение недели, и сказала, что может остаться дольше, если Дарси нуждалась в ней. Дарси сказала ей, как есть, что в душе надеялась, что это будет не больше, чем пять дней. Ей нужно было побыть одной. Ей нужно… уж точно не думать, и разобраться в себя. Восстановить себя на правильной стороне зеркала.

Не то, чтобы что-то пошло не так, как надо; отнюдь нет. Она не считала, что все вышло бы лучше, планируй она убийство своего мужа в течение нескольких месяцев. Если бы она сделала это, то вероятно, испортила бы все, слишком усложнив. В отличие от Боба, планирование не было ее сильной стороной.

Не было никаких сложных вопросов. Ее история была проста, правдоподобна, и почти правдива. Самой важной частью была твердая основа под этим: они были в браке на протяжении почти трех десятилетий, в хорошем браке, и в последнее время не было никаких причин, чтобы испортить его. Действительно, что могло вызвать сомнения?

Священник пригласил семью выйти вперед. Они так и сделали.

— Покойся с миром, пап, — сказал Донни, и бросил горсть земли в могилу. Он приземлился на блестящую поверхность гроба. Дарси подумала, что он был похож на собачьи экскременты.

— Папа, мне так тебя будет не хватать, — сказала Петра, и бросила свою горсть земли.

Дарси подошла последней. Она нагнулась, подняла горсть рукой в своей черной перчатке, и кинула ее вниз. Она ничего не сказала.

Священник призвал молча помолиться. Скорбящие склонили свои головы. Ветер гремел ветками. Неподалеку, мчались машины по трассе 295. Дарси подумала: Господи, если Ты есть, пусть это будет конец.

19

Это был не конец.

Спустя примерно семь недель после похорон — новый год уже наступил, погода была ясная и морозная — в дверной звонок дома на Шуга Милл-Лейн позвонили. Когда Дарси открыла, она увидела пожилого джентльмена в черном пальто с красным шарфом. Перед собой в перчатках он держал классическую шляпу-хомбург. Лицо его было в глубоких морщинах (как от горя, так и от возраста, подумала Дарси), и то, что осталось от его седых волос, было на его бородке.

— Да? — сказала она.

Он полез в свой карман и уронил шляпу. Дарси нагнулась и подняла ее. Когда она выпрямилась, она увидела, что пожилой джентльмен протягивал обтянутое кожей удостоверение личности. В нем был золотой значок и фото ее гостя (выглядящего немного моложе) на пластиковой карточке.

— Холт Рэмси, — сказал он, извиняющимся голосом. — Офис окружного прокурора штата. Я чертовски сожалею, что потревожил вас, миссис Андерсон. Могу я войти? Вы замерзните стоя здесь в этом платье.

— Пожалуйста, — сказала она, и отошла в сторону.

Она заметила его прихрамывающую походку и то, как правая рука на автомате коснулась правого бедра — словно придерживая его — и четкое воспоминание всплыло у нее в голове: Боб, сидящий около нее на кровати, сжимая ее холодные пальцы своими теплыми. Боб рассказывающий — конечно со злорадством. Я хочу, чтобы они считали Биди неграмотным — и они так и считают. Потому что они тупые. Меня допрашивали только один раз, несколько лет назад, и то в качестве свидетеля, спустя примерно две недели после того, как БД убил Мур. Старый хромой парень, работающий на полставки. И вот этот старый парень был здесь, стоя не дальше полдюжины шагов от того места, где умер Боб. От того места, где она убила его. Холт Рэмси выглядел и больным и страдающим, но его взгляд, был острым. Он быстро посмотрел налево и направо все подмечая прежде, чем вернуться к ее лицу.

Будь осторожна, сказала она себе. Будь очень осторожна с ним, Дарселлин.

— Чем могу помочь вам, мистер Рэмси?

— Ну, один пустяк — если это не слишком сложно — можно мне чашку кофе. Я ужасно замерз. У меня государственная машина, и печка давно уже не работает. Конечно, если это сложно…

— Нисколько. Но мне интересно… могу я снова взглянуть на ваше удостоверение?

Он спокойно протянул ей удостоверение, и повесил свою шляпу на вешалку, пока она изучала его.

— Этот красный штамп под печатью… означает, что вы на пенсии?

— И, да и нет. — Его губы разошлись в улыбке, которая обнажила зубы, слишком прекрасные, чтобы не быть зубными протезами. — Должен был выйти, по крайней мере, официально, когда стукнуло шестьдесят восемь, но я потратил всю свою жизнь или в государственной полиции или, работая в офисе окружного прокурора, — и теперь я похожу на старую списанную клячу с почетным местом в сарае. Вроде талисмана, понимаете.

Полагаю, что вы намного больше чем талисман.

— Позвольте мне взять ваше пальто.

— Нет, нет, думаю я останусь в нем. Я ненадолго. Я повесил бы его, если бы снаружи не шел снег, а так я закапаю вам пол. Жуткий холод, знаете ли. Слишком холодно для снега, сказал бы мой отец, и в своем возрасте я чувствую холод намного острее, чем пятьдесят лет назад. Или даже двадцать пять.

Провожая его на кухню, медленно, чтобы Рэмси поспевал за ней, она спросила, сколько ему лет.

— В мае будет семьдесят восемь. — Он говорил с явной гордостью. — Если доживу. Я всегда добавляю это для удачи. До сих пор это работало. Какая милая у вас кухня миссис Андерсон — просторная и все на своем месте. Моя жена одобрила бы. Она умерла четыре года назад. Это был сердечный приступ, очень неожиданный. Как же я скучаю по ней. Так же, как вы, должно быть, скучаете по своему мужу.

Его поблескивающие глаза, — молодые и бдительные в морщинистых, от постоянной боли глазницах, — внимательно изучали ее лицо.

Он знает. Не знаю, как, но он знает.

Она проверила колбу кофеварки и включила ее. Доставая чашки из шкафа, она спросила:

— Чем могу вам помочь, мистер Рэмси? Или детектив Рэмси?

Он засмеялся, и смех перешел в кашель.

— Ох, много времени миновало, с тех пор как кто-нибудь называл меня детективом. Просто Рэмси, или еще лучше Холт. На самом деле, я хотел поговорить с вашем мужем, но его больше нет, — опять таки, мои соболезнования — и поэтому, об этом не может быть и речи. Да, абсолютно не может быть речи. — Он покачал головой и устроился на одном из стульев, которые стояли рядом со столом для разделки мяса. Его пальто зашуршало. Где-то в его небольшом теле, скрипнула кость. — Но вот что я скажу вам: старик, который живет в арендованной комнате — что я и делаю, хотя она неплоха — иногда, скучает в компании одного телевизора, и поэтому, я подумал, какого черта, поеду в Ярмут и все равно задам несколько вопросов. Она не сможет ответить на многие из них, сказал я себе, возможно ни на один из них, но отчего все равно не съездить? Тебе нужно наведаться прежде, чем ты сыграешь в ящик, сказал я себе.

— В день, когда температура не поднимется выше десяти градусов, — сказала она. — На рабочей машине с неисправной печкой.

— Да, но у меня есть химическая грелка, — сказал он скромно.

— У вас разве нет своей собственной машины, мистер Рэмси?

— Есть, есть, — сказал он, словно это никогда не приходило ему в голову. — Садитесь, миссис Андерсон. Не стоит жаться в углу. Я слишком стар, чтобы укусить.

— Нет, кофе будет готов через минуту, — сказала она. Она боялась этого старика. Боб тоже должен был бояться его, но теперь Бобу конечно не до страха. — Может, вы пока скажите мне, о чем вы хотели поговорить с моим мужем.

— Ну, вы не поверите этому, миссис Андерсон…

— Зовите меня Дарси, почему нет?

— Дарси! — Он выглядел восхищенным. — Не то чтобы хорошее, старомодное имя!

— Спасибо. Вам добавить сливки?

— Черный, как моя шляпа, вот как я пью его. Только на самом деле мне нравится думать о себе как об одной из белых шляп. Ну, я же могу так думать, верно? Преследуя преступников и все такое. Вот как я получил эту больную ногу. Автомобильная погоня, еще в 1989 году. Парень убил свою жену и обоих своих детей. Теперь подобные преступления, как правило, в приступе ярости, совершаются человеком, который или пьян или под наркотой или у него не все дома. — Рэмси почесывал свою бородку, покручивая ее с удовольствием своим артритным пальцем. — Не этот парень. Этот парень сделал это для страховки. Стараясь, чтобы все выглядело как домашнее вторжение. Не буду вдаваться в подробности, но я рыскал вокруг и рыскал. В течение трех лет я рыскал вокруг. И наконец почувствовал, что у меня было достаточно, чтобы арестовать его. Может не достаточно, чтобы осудить его, но ведь этого можно было и не говорить ему?

— Полагаю, что нет, — сказала Дарси. Кофе вскипел, и она разлила его. Она решила тоже сделать себе черный. И выпить его как можно быстрее. Так кофеин подействует на нее скорей и повысит ее бдительность.

— Спасибо, — сказал он, когда она принесла его к столу. — Большое спасибо. Вы сама доброта. Горячий кофе в холодный день, что может быть лучше? Разве что глинтвейн; не могу придумать что-нибудь еще. Так, на чем я остановился? А, вспомнил. Дуайт Чеминукс. Это было на окружной дороге. К югу от Хейнсвилл Вудс.

Дарси продолжала пить свой кофе. Она посмотрела на Рэмси поверх своей чашки, и внезапно это вновь напомнило ей брак — долгий брак, во многом хороший брак (но не во всем), сходство, которое походило на шутку: она знала, что он знал, и он знал, что она знала, что он знал. Такие отношения походили на изучение зеркала в зеркале, зал уходящий в бесконечность. Основной вопрос тут состоял в том, что он собирался делать, с тем что знал. Что он мог сделать.

— Ну, — сказал Рэмси, ставя свою чашку и бессознательно начиная потирать свою больную ногу, — очевидно, что я надеялся спровоцировать этого парня. Я имею в виду, у него на руках была кровь женщины и двух детишек, поэтому, я чувствовал себя вправе играть немного грязно. И это сработало. Он бежал, и я преследовал его до Хейнсвилл Вудс, где как поется в песне, надгробия каждую милю. И мы оба там разбились на Кривой Викетта — он об дерево, а я об него. Вот, где я повредил ногу, не говоря уже о стальном стержне в моей шее.

— Мне жаль. А парень, которого вы преследовали? Что он получил?

Рот Рэмси изогнулся уголками вверх в улыбке с сухими губами исключительно неприветливой. Его молодые глаза заискрились.

— Он получил смерть, Дарси. Сэкономив сорок или пятьдесят лет пансиона в Шоушенке.

— Вы настоящая гончая небес, не так ли, мистер Рэмси?

Вместо того чтобы выглядеть озадаченным, он поместил деформированные руки ладонями вокруг лица, и монотонным голосом школьника продекламировал: «Скрывался от Него в ночи и свете дня, скрывался от Него в аркадах лет, бежал за Ним по лабиринтам… «И так далее.

— Вы изучали это в школе?

— Нет мэм, в Методистском молодежном товариществе. Много лет назад. Выиграл Библию, которую потерял в летнем лагере год спустя. Только я не терял ее; она была украдена. Можете представить, насколько низко кто-то пал, чтобы украсть Библию?

— Да, — сказала Дарси.

Он засмеялся.

— Дарси, вы продолжайте и зовите меня Холт. Пожалуйста. Так меня все друзья называют.

Ты мне друг? Ты?

Она не знала, но в одном она была уверена: он не был бы другом Боба.

— Это единственное стихотворение, которое вы знаете наизусть? Холт?

— Ну, я знаю еще «Смерть Батрака», — сказал он, — но теперь я помню только часть о том, как дом это место, где нас принимают, когда мы приходим. Это верно, не так ли?

— Абсолютно.

Его глаза — они были светло-карие, — внимательно рассматривали ее. Близость этого пристального взгляда была неприлична, словно он видел ее сквозь одежду. И приятной, возможно, по той же причине.

— О чем вы хотели спросить моего мужа, Холт?

— Ну, знаете, однажды я уже говорил с ним, хотя я не уверен, что он вспомнил бы, будь он все еще жив. Давным давно, это было. Мы оба были намного моложе, а вы, должно быть, были еще ребенком, учитывая, насколько вы молоды и прекрасны сейчас.

Она натянуто улыбнулась ему, затем встала, чтобы налить себе свежую чашку кофе. Первая уже закончилась.

— Вы, наверное, знаете об убийствах Биди, — сказал он.

— Мужчина, который убивает женщин, а затем посылает их удостоверение личности полиции? — Она вернулась к столу, чашка была, совершенно устойчива в ее руке. — Газеты кормятся на этом.

Он указал на нее пистолетом из пальцев — жестом Боба — и слегка подмигнул ей.

— Точно. «Если это кровоточит, это заводит», это их девиз. Мне довелось немного поработать над этим делом. Я еще не был тогда в отставке, но взялся за него. У меня была репутация человека, который может порой получать результаты, разнюхивая вокруг… следуя моим, как их там…

— Инстинктам?

Снова пальцы пистолетом. Еще одно подмигивание. Как будто была тайна, и они оба ее знали.

— Так или иначе, они отсылают меня, чтобы работать самостоятельно, ну знаете — старый хромой Холт показывает всем вокруг фотографии, задает свои вопросы, и по своему… ну знаете… просто разнюхивает. Поскольку у меня всегда был нюх на подобное, Дарси, и я никогда не терял его. Это было осенью 1997 года, не задолго после того, как женщина по имени Стейси Мур была убита. Имя знакомо?

— Я так не думаю, — сказала Дарси.

— Вы бы вспомнили, если бы посмотрели на фотографии с места преступления. Ужасное убийство — как эта женщина, должно быть, страдала. Но это естественно. Этот парень, который называет себя Биди, остановился на долгое время, более чем на пятнадцать лет, и у него, должно быть, накопилось достаточно пара в его котелке, только и ожидая, чтобы взорваться. И это она, довела его до кипения.

— Как бы то ни было, парень, который был тогда спецагентом, назначил меня на него. «Дайте старому Холту попытаться» сказал он, «все равно он только под ногами путается». Даже тогда они звали меня старый Холт. Полагаю из-за хромоты. Я говорил с ее друзьями, ее родственниками, ее соседями там, на шоссе 106, и людьми, с которыми она работала в Уотервилле. О, я много с ними говорил. Она была в том городке официанткой в местечке, под названием ресторан «Саннисайд». Множество проезжих там останавливалось, поскольку неподалеку была скоростная магистраль, но я больше интересовался ее постоянными клиентами. Ее постоянными клиентами мужского пола.

— Разумеется, — пробормотала она.

— Один из них, выглядел очень презентабельно, хорошо одетый парень в середине или в начале своих сороковых. Заходил каждые три или четыре недели, всегда садился за один из столиков Стейси. Теперь, вероятно я не должен говорить этого, так как парень, как оказалось, был вашим мужем — плохо о мертвых не говорят, но поскольку они оба мертвы, я просто пытаюсь разобраться для себя, если вы понимаете, что я имею в виду… — Рэмси замолчал, выглядя смущенным.

— Вы меня запутали, — сказала Дарси, удивленная наперекор себе. Возможно, он хотел, чтобы она была удивлена. Она не могла сказать наверняка. — Сделайте себе одолжение и просто скажите это, я взрослая девочка. Она флиртовала с ним? Вот, к чему это сводится? Она не первая официантка, которая флиртует с мужчиной с дороги, даже если у мужчины обручальное кольцо на пальце.

— Нет, это не совсем так. Согласно тому, что другие официантки сказали мне, и, конечно, вы должны принять это с недоверием, поскольку они все любили ее — это был он, он флиртовал с ней. И согласно им, ей это очень не нравилось. Она сказала, что этот парень вызывал в ней дрожь.

— Это не похоже на моего мужа.

Или на то, что Боб сказал ей, на этот счет.

— Нет, но вероятно, это так. Я насчет вашего мужа, имею в виду. И жена не всегда знает то, что муженек делает по дороге, хотя она может думать, что знает. В любом случае, одна из официанток сказала мне, что этот парень ездил на «Тойоте ФоРаннер». Она знала, поскольку у нее был точно такая же. И знаете что? Многие соседи этой женщины Мур, видели «ФоРаннер», припаркованную рядом с семейной фермой, всего за день до того, как женщина была убита. Только раз, за день до убийства.

— Но не в тот день.

— Нет, но конечно парень столь же осторожный как этот Биди следил бы за подобными вещами. Не так ли?

— Полагаю, что так.

— Ну, у меня было описание, и я опрашивал область вокруг ресторана. Больше мне ничего не оставалось делать. В течение недели все, что я получил, были мозоли и несколько чашек кофе из вежливости — хотя, ни один не был столь же хорош как ваш! — и собирался сдаться. Затем, к счастью, я остановился в центре города. «Монеты Миклезона». Знакомое название?

— Конечно. Мой муж был нумизматом, и «Миклезон» был одним из трех или четырех магазинов для наиболее выгодных покупок, и продаж в штате. Теперь это в прошлом. Старый мистер Миклезон умер, и его сын закрыл бизнес.

— Ага. Ну, вы знаете, как говорится в песне, время все заберет в конце концов — твои глаза, твой резвый шаг, даже твой чертов прыжок в броске, простите за мой французский. Но Джордж Миклезон был жив тогда…

— Держите нос по ветру, — пробормотала Дарси.

Холт Рэмси улыбнулся.

— Как скажите. В любом случае, он узнал описание. «Да ведь это напоминает Боба Андерсона», сказал он. И знаете что? Он ездил на «Тойоте ФоРаннер».

— Да, но он обменял ее давным-давно, — сказала Дарси. — На..

— «Шевроле Субурбан», верно? — Рэмси произнес название компании как Шиввале.

— Да. — Дарси сложила руки и спокойно смотрела на Рэмси. Они почти добрались до обвинения. Единственный вопрос был, каким партнером в ныне расторгнутом браке Андерсонов этот проницательный старик больше интересовался.

— Не думаю, что у вас все еще есть этот «Субурбан», так ведь?

— Нет. Я продала его спустя примерно месяц после того, как умер мой муж. Я разместила объявление в гиде по обмену «Дядюшка Генри», и кто-то сразу откликнулся. Я думала, что у меня будут проблемы, с большим пробегом и расходом топлива, столь дорогим сейчас, но их не было. Разумеется, я немного получила за него.

И за два дня до того, как покупатель приехал забирать его, она тщательно обыскала все, от капота до багажника, не забыв вытащить коврик в грузовом отделении. Она ничего не нашла, но заплатила пятьдесят долларов, чтобы вымыть его снаружи (о чем она не особо волновалась), и вычистить паром внутри (что ее больше заботило).

— Эх. Добрый старый «Дядюшка Генри». Я продал «Форд» моей покойной жены таким же образом.

— Мистер Рэмси…

— Холт.

— Холт, вы действительно точно идентифицировали моего мужа как человека, который флиртовал со Стейси Мур?

— Ну, когда я разговаривал с мистером Андерсоном, он признал, что бывал в «Саннисайде» время от времени — сразу признал это — но он утверждал, что никогда особо не обращал внимания ни на одну из официанток. Утверждал, что обычно он был с головой в документах. Но естественно я показал его фотографию — из его водительских прав, понимаете — и сотрудники признали, что это был он.

— Мой муж знал, что у вас был… особый интерес к нему?

— Нет. Он был отнюдь не обеспокоен, я был просто старым хромым Ленни, ищущим свидетелей, которые, возможно, видели что-нибудь. Никто не боится старой утки вроде меня, понимаете.

Я вас очень боюсь.

— Это еще не все доказательства, — сказала она. — Полагаю у вас остались еще.

— Вообще ни одного доказательства! — Он радостно засмеялся, но его карие глаза были холодными. — Если бы я, нашел доказательства, то, у меня с мистером Андерсоном состоялся бы небольшой разговор не в его офисе, Дарси. Он был бы в моем офисе. Откуда вы не уйдете, пока я не скажу, что можно. Или пока вас не вытащит адвокат, конечно.

— Может пора прекращать танцевать, Холт.

— Хорошо, — согласился он, — почему нет? Поскольку даже ходьба причиняет мне чертовскую боль в эти дни. Чертов этот старый Дуайт Чеминукс! И я не хочу отнимать у вас целое утро, так что давайте ускоримся. Я смог подтвердить присутствие «Тойоты ФоРаннер» около двух мест из более ранних убийств, которые мы называем первым циклом Биди. Не тот же самый; другого цвета. Но я смог также подтвердить, что вашему мужу принадлежал другой «ФоРаннер» в семидесятых.

— Это правда. Он ему понравился, поэтому он обменял его на такой же.

— Да, люди так поступают. И «ФоРаннер» популярное транспортное средство в местах, где снег идет половину чертового года. Но после убийства Мур — и после того, как я поговорил с ним — он обменял ее на «Субурбан».

— Не сразу, — сказала Дарси с улыбкой. — У него был этот «ФоРаннер» еще в начале 2000-х.

— Знаю. Он обменял его в 2004, незадолго до того, как Андреа Ханикутт была убита под Нэшуа. Сине-серый «Субурбан»; 2002 года выпуска. «Субурбан» приблизительного того года и точно такого цвета довольно часто замечали по соседству с миссис Ханикутт в течение примерно месяца, прежде, чем она была убита. Но вот забавная вещь. — Он наклонился вперед. — Я нашел одного свидетеля, который сказал, что у «Субурбан» был номерной знак Вермонта, а еще одна маленькая старая леди вроде тех, что сидят у окна гостиной и наблюдают за всем, что происходит по соседству от рассвета до заката, не имея лучшего занятия — сказала что тот, который она видела, имел нью-йоркский номерной знак.

— У Боба был номерной знак Мэна, — сказала Дарси. — Как вы отлично знаете.

— Конечно, конечно, но знаки можно украсть, знаете ли.

— Что насчет убийств Шейверстоун, Холт? Сине-серый «Субурбан» был замечен по соседству с Хелен Шейверстоун?

— Вижу, что вы следили за делом Биди немного более внимательно, чем большинство людей. А также, немного более внимательно, чем изначально сделали вид.

— Так была?

— Нет, — сказал Рэмси. — На самом деле, нет. Но серо-синий «Субурбан» был замечен около ручья в Эмесбери, где были свалены тела. — Он снова улыбнулся, пока его холодные глаза изучали ее. — Свалены точно мусор.

Она вздохнула.

— Знаю.

— Никто не мог сказать мне о номерном знаке «Субурбан», замеченного в Эмесбери, но если бы и сказали, полагаю, что это был бы Массачусетс. Или Пенсильвания. Или что-угодно кроме Мэна.

Он наклонился вперед.

— Этот Биди отправлял нам записки с удостоверениями личностей своих жертв.

Насмехаясь над нами, провоцируя нас, чтобы мы поймали его. Возможно, часть его даже хотела быть пойманной.

— Может и так, — сказала Дарси, хотя сомневалась относительно этого.

— Записки были напечатаны печатными буквами. Сейчас люди, которые так делают, уверены, что такая печать, не может быть идентифицирована, но в большинстве случаем это не так. Сходства обнаруживаются. Полагаю, что у вас не осталось каких-нибудь документов вашего мужа?

— Те, что не вернулись в его фирму, были уничтожены. Но я полагаю, что у них много образцов. Бухгалтеры никогда ничего не выбрасывают.

Он вздохнул.

— Да уж, но фирмы вроде этой, хотят получить постановление суда для доступа к любым бумагам, а чтобы получить его, я должен буду указать вескую причину. Которой я просто не имею. У меня есть много совпадений — хотя они отнюдь не совпадения в моей голове. И у меня есть много… ну… догадок, полагаю, можно так их назвать, но этого недостаточно, чтобы квалифицировать их как косвенные доказательства. Поэтому, я приехал к вам, Дарси. Я думал, что вероятно, вы не захотите выслушать меня сейчас, но вы оказались очень любезны.

Она ничего не сказала.

Он наклонился вперед еще ближе, теперь почти сгорбившись над столом. Как хищная птица. Но за холодом в его глазах скрывалось что-то еще. Она решила, что это могла бы быть доброта. Она молилась, чтобы это было она.

— Дарси, ваш муж был Биди?

Она знала, что он мог вести запись этой беседы; конечно, это было, в сфере его возможностей. Вместо ответа, она подняла одну руку из под стола, показывая ему свою розовую ладонь.

— В течение долгого времени вы не знали, так ведь?

Она ничего не сказала. Только смотрела на его. Смотрела на него, как смотрят на хорошо знакомых людей. Только при этом стоит быть осторожным, поскольку порой видишь совсем не то, что тебе кажется. Теперь она это знала.

— А затем вы узнали? Однажды вы узнали это?

— Хотите еще чашку кофе, Холт?

— Половину чашки, — сказал он. Он расслабился и сложил руки на тощей груди. — От большего у меня будет кислотное расстройство желудка, и я забыл утром принять таблетку «Зантака».

— Думаю, что в аптечке наверху есть «Прилосек», — сказала она. — Они Боба. Хотите, чтобы я принесла?

— Я не взял бы ничего его, даже если бы сгорал изнутри.

— Хорошо, — сказала она мягко, и налила чуть больше кофе.

— Извините, — сказал он. — Порой мои эмоции берут надо мной верх. Эти женщины… все эти женщины… и мальчик, с целой жизнью впереди. Это хуже всего.

— Да, — она сказала, передавая ему чашку. Она заметила, как дрожала его рука, и подумала, что вероятно это, его последнее родео, независимо от того насколько умным он был… а он был ужасно умен.

— Женщина, которая узнала, что ее муж слишком заигрался, окажется в тяжелом положении, — сказал Рэмси.

— Да, полагаю, что так, — сказала Дарси.

— Кто поверит, что она могла жить с человеком все эти годы и не догадываться, кем он был? Да ведь она походила бы на, — как там ее — птицу, которая живет во рту у крокодила.

— Согласно этой истории, — сказал Дарси, — крокодил позволяет той птице жить там, поскольку она содержит зубы крокодила в чистоте. Выклевывает зерно прямо между ними. — Она показала движения клевания пальцами своей правой руки. — Может это так, а может и нет… но правда в том, что я отвозила Бобби к дантисту. Предоставленный сам себе, он случайно или нарочно забыл свои назначения. Он был словно ребенок, мучающийся от боли. — Ее глаза неожиданно наполнились слезами. Она вытерла их ладонями, проклиная их. Этот человек не станет уважать слезы пролитые по Роберту Андерсону.

Или может она ошибалась насчет этого. Он улыбнулся и кивнул своей головой.

— И ваши дети. Они станут изгоями, когда мир узнает, что их отец был серийным убийцей и мучителем женщин. Затем станут повторно, когда мир решит, что их мать покрывала его. А может даже помогала ему, как Мира Хиндли помогала Яну Брэди. Знаете, кем они были?

— Нет.

— Тогда неважно. Но спросите себя: что женщина сделает в подобном сложном положении?

— Что бы вы сделали, Холт?

— Я не знаю. У меня ситуация, немного иная. Может я только старая кляча — самая старая лошадь в загоне — но, я несу ответственность перед семьями тех убитых женщин. Они заслуживают закрытия этого дела.

— Они заслуживают этого, не вопрос… но нуждаются ли они в этом?

— Член Роберта Шейврстоуна был откушен, вы знали об этом?

Она не знала. Конечно, она не знала. Она закрыла глаза и почувствовала, что теплые слезы сочились через ее ресницы. «Не мучался», как же, подумала она, и появись перед ней Боб, протягивая руки и прося о милосердии, она убила бы его снова.

— Его отец знает, — сказал тихо Рэмси. — И он должен жить с этим знанием о ребенке, которого он любил каждый день.

— Мне жаль, — прошептала она. — Мне так, жаль.

Она почувствовала, что он взял ее руку через стол.

— Не хотел вас расстраивать.

Она сбросила его руку.

— Конечно, расстроили! Неужели вы считали, что я не расстроюсь? Вы считали, что я не стану, вы… вы любопытный старик?

Он усмехнулся, показывая сверкающие зубные протезы.

— Нет. Я вообще об этом не думал. Понял это, как только вы открыли дверь. — Он сделал паузу, затем помедлив, сказал:

— Я все увидел.

— И что вы видите сейчас?

Он встал, пошатался немного, затем нашел свой баланс.

— Я вижу храбрую женщину, которая нужно оставить в покое, чтобы убраться дома. Не упоминая остальную часть ее жизни.

Она также встала.

— А семьи жертв? Те, кто заслуживает закрытия дела? — Она сделала паузу, не желая говорить остальное. Но сказала. Этот человек боролся с сильной болью возможно даже мучительной болью, чтобы прибыть сюда, и теперь он отпускал ее. По крайней мере, она так думала.

— Отец Роберта Шейврстоуна?

— Мальчик Шейврстоун мертв, и его отец практически тоже. — Рэмси говорил спокойно, оценивающим тоном, который Дарси узнала. Этот тон Боб использовал, когда знал, что клиент фирмы подумывал свалить прежде, чем появится налоговая, и дело примет плохой оборот. — За весь день не притрагивается к бутылке виски. Новости о том, что убийца его сына — изуродовавший его сына — умер, изменят это? Не думаю так. Это вернет какую-либо из жертв? Сомневаюсь. Убийца же сейчас горит в огнях ада за свои преступления, мучаясь от своих ран, которые будут кровоточить вечность? Библия говорит, что так. Ветхий Завет, по крайней мере. И раз это то, куда наши законы приводят, этого достаточно для меня. Спасибо за кофе. Мне придется останавливаться на каждой стоянке по пути отсюда до Огаста, но это стоило того. Вы делаете хороший кофе.

Провожая его к двери, Дарси поняла, что впервые с тех пор как споткнулась о ту коробку в гараже, она чувствовала себя по правую сторону зеркала. Приятно осознавать, что он был близок к тому, чтобы быть пойманным. То, что он не был столь же умен, как считал.

— Спасибо за то, что зашли, — сказала она, когда он надел свою шляпу на голову. Она открыла дверь, впуская порыв холодного воздуха. Она не возражала. Приятно было чувствовать его на своей коже. — Я увижу вас снова?

— Сомневаюсь. Я увольняюсь со следующей недели. Полная отставка. Поеду во Флориду. Согласно моему доктору, я не пробуду там долго.

— Мне жаль слышать…

Он резко обнял ее руками. Они были тонкими, но жилистыми и удивительно сильными. Дарси была поражена, но не напугана. Край его шляпы ударил ее в висок, когда он прошептал ей в ухо:

— Вы правильно поступили.

И поцеловал ее щеку.

20

Он медленно и осторожно шел по тропинке вниз, обходя лед. Походка старика. Ему действительно нужна трость, подумала Дарси. Он обошел спереди свою машину, все еще поглядывая вниз на ледяные участки, когда она окликнула его. Он обернулся, подняв густые брови.

— Когда мой муж был подростком, у него был друг, который погиб в результате несчастного случая.

— Неужели? — Слова вышли в облаке зимнего пара.

— Да, — сказала Дарси. — Вы можете поискать, что произошло. Это было очень трагично, даже при том, что он не был очень хорошим мальчиком, согласно моему мужу.

— Нет?

— Нет. Он был из тех мальчиков, которые затаили опасные фантазии. Его звали Брайан Дэлахенти, но когда они были детьми, Боб звал его БД.

Рэмси стоял у своей машины в течение нескольких секунд, обдумывая это. Затем кивнул головой.

— Это очень интересно. Я мог бы взглянуть на истории об этом в своем компьютере. А может и нет; все это ведь было давным-давно. Спасибо за кофе.

— Спасибо за беседу.

Она наблюдала, как он уезжал вниз по улице (он ехал с уверенностью намного более молодого человека, заметила она, вероятно, потому что глаза его были все еще очень внимательны), а затем пошла внутрь. Она чувствовала себя моложе, легче. Она подошла к зеркалу в зале. В нем она увидела только свое собственное отражение, и это было замечательно.