Полночный блюз

Глава 2

Когда наконец машина остановилась, из груди Эдди вырвался судорожный всхлип.

— Вы в порядке? — выдохнул Дэвид, все еще мертвой хваткой держась за руль.

— Да, — прохрипела она.

Руки Дэвида дрожали, но постепенно он пришел в себя и, осторожно развернув машину, аккуратно тронулся с места.

Когда они проезжали мимо спортивного автомобиля, Ландри заметил, что водитель невредим, хотя выглядит ошарашенным. Гнев вытеснил остатки страха, и Дэвид разразился длинной цветистой тирадой, адресованной оставшемуся позади шоферу.

— Дэвид…

— Ни слова больше, леди! С меня достаточно!

— Я только хотела…

Он бросил на нее предостерегающий взгляд, но Эдди, проглатывая слова, выпалила: «Благодарю вас, что мы остались живы» — и отвернулась к окну. Разглядывая мелькавшие за стеклом темные поля, покрытые снегом, она думала, что единственное, чего ей хочется, — это как можно скорее очутиться дома.

Когда они доехали до округа Браун, серое небо на востоке посветлело.

Одной рукой Дэвид потирал шею, другой удерживал руль. Какая нелегкая понесла его в такую даль? У него, очевидно, временное помрачение рассудка, если он решил подбросить до дому эту маленькую гордячку и плутовку, обвиняющую его в краже лучшей из написанных им песен.

А ведь он мог бы сейчас нежиться в теплом уютном номере отеля, пригласив к себе флиртовавшую с ним рыжую девицу из «Последнего шанса». Она так тесно прижималась к нему в клубе, шепча на ухо похотливые обещания, пока он наблюдал за выступлением Эдди. А, ладно, кого он пытается обмануть? Он уже давно ни с кем не спит, с тех пор, как услышал о СПИДе. Это и растущее отвращение к кратковременным любовным встречам от Сиэтла до Бостона ограничило его сексуальную жизнь настолько, что товарищи по группе прозвали его «папаша Ландри». Впрочем, рыжая могла бы его раскрутить, но он был слишком поглощен выступлением темноволосой женщины с гибсоновской гитарой и проникновенным голосом.

Дэвид посмотрел на Эдди, все еще удивляясь, как он отважился забраться в такую даль ради нее. Девушка спала, ее голова склонилась к плечу. Поборов желание поправить прядь волос, упавшую ей на лицо, он нахмурился, подумав о непонятной власти, которую Эдди над ним обрела.

Когда они проезжали через Бин-Блоссом, Дэвид заметил рекламный щит летнего фестиваля музыки кантри. Дэвиду хотелось спросить о нем Эдди, но он не решился ее будить. Однако вскоре все равно придется разбудить ее, чтобы узнать дорогу. Дэвид выжал сцепление, одолевая подъем, и окинул усталым взглядом окрестности, высматривая указатель ближайшего мотеля.

Родной город Эдди, Нэшвилл, выглядел уютным и опрятным, и Дэвиду он понравился. Центр города напоминал фотографии в журналах, воспевающих очарование сельской глубинки. По обеим сторонам главной улицы располагались многочисленные ресторанчики, кафе, художественные салоны. Живописные цветные фасады зданий освещались старомодными итальянскими фонарями.

Выехав из города, Дэвид увидел деревянные дома. Они стояли на холмах в окружении тополей и кленов.

Эдди неожиданно проснулась и спросила:

— Где мы?

— Это вы должны мне сказать, — отозвался Дэвид.

— М-м… поверните направо вот туда, к этому холму.

Когда они повернули, Эдди пробормотала:

— Ну, Фрэнк, спасибо!

— Фрэнк?

— Сосед. Видите, расчистил подъезд к дому.

Это было очень удачно, поскольку последний участок дороги к дому Эдди представлял собой крутой подъем. Дэвид молча вел автомобиль вверх по холму. Они проехали мимо стоящих в ряд елей и оказались во дворе. Просторный деревянный дом стоял на вершине холма, из трубы на крыше вился приветливый дымок.

Дэвид затормозил у крыльца, и, прежде чем машина остановилась, Эдди выскочила наружу и бросилась в дом. Дэвид вышел следом, разминая затекшие ноги.

Войдя в дом, Дэвид обнаружил Эдди, стоящую на коленях перед постелью спящей девочки. Комната освещалась призрачно-голубым экраном телевизора. Эдди нежно гладила маленькую головку. В кресле-качалке рядом с кроватью девочки спала симпатичная черноволосая девушка. Большой шерстяной платок наполовину сполз с ее колен.

Вытащив из машины багаж Эдди и сложив вещи на ступеньки, Дэвид заглянул в комнату еще раз, чтобы попрощаться. Однако остановился на пороге, услышав, как Эдди ласково шепчет: «Все в порядке, моя сладкая, мама уже дома». Она нежно поцеловала дочурку в пухлую щечку, поднялась с колен и повернулась к Дэвиду. На ее губах была светлая улыбка, предназначенная для дочки. Эдди знаком позвала Дэвида следовать за ней.

В кухне она включила свет и подошла к плите.

— Я думаю, вам лучше остаться, Дэвид. Вы еле держитесь на ногах. Кроме того, — Эдди улыбнулась, — я перед вами в долгу за то, что подбросили меня до дому.

Предложение звучало соблазнительно, однако…

— Спасибо, не стоит. Я видел на дороге указатель поворота к аэропорту, — ответил Дэвид.

Эдди прислонилась к стене и продолжила:

— Вы слышали, что говорили по радио? Может пройти несколько часов, прежде чем расчистят взлетные полосы.

— Ничего, посплю в зале ожидания.

— Как хотите. Я слишком устала, чтобы спорить.

Она проводила его до входной двери. Дойдя до порога, оба остановились в неловком молчании. Дэвид достал из бумажника визитную карточку и протянул Эдди:

— Вот, пришлите кассету с записью по этому адресу.

Кивнув, она взяла визитку.

Ландри вышел, но, услышав ее голос, обернулся.

— Спасибо, что подбросили меня до дому! Не правда ли, впечатляющая поездка? — произнесла Эдди, и лукавая улыбка заиграла у нее на губах.

— Я бы назвал это по-другому, — ответил он.

Затем все-таки улыбнулся и помахал рукой на прощание.

Нужно было сосредоточиться на дороге, вместо того чтобы думать о женщине, оставшейся позади, в деревянном доме на вершине холма. Дэвид вспоминал, какая у Эдди красивая улыбка, когда вдруг почувствовал, что тормоза не слушаются. Машина потеряла управление и резво заскользила вперед. Потом неожиданно развернулась посреди шоссе и попыталась воткнуться в небольшой пригорок. Опомнившись, Дэвид схватился за руль, пытаясь повернуть. Но он упустил момент, надо было действовать быстрее. Автомобиль накренился и слетел с шоссе, врезавшись в высокий дуб, росший на обочине.

Эдди открыла дверь. Ее лицо выражало сдержанное сочувствие.

— Я позвоню Фрэнку и попрошу вытащить вашу машину. Идите за мной.

В спальне наверху стояла старомодная широкая двуспальная кровать из орехового дерева, с пуховым матрацем — то, что сейчас было нужно Дэвиду, ноги и спина которого немилосердно болели после долгого сидения за рулем.

Эдди вытащила клетчатый плед и, быстро пробормотав: «Спокойной ночи», выскочила из спальни. Дэвид смотрел на кровать, и в голове у него мелькали странные фантазии: соблазнительная фигура обнаженной Эдди, которая склоняется над ним с призывной улыбкой… Но, услышав звук ее удаляющихся шагов, он с сожалением вздохнул.

Дэвид разделся, лег в постель и мгновенно погрузился в сон.

Через четыре часа его разбудил запах сваренного кофе. Лениво приподнявшись на локтях, Дэвид огляделся. Цветастый килт висел на стене напротив. На подоконнике в глиняных горшках рос декоративный папоротник. Взгляд Дэвида привлекла фотография в серебряной рамке, стоявшая на ночном столике. Юная пара, одетая по моде пятидесятых годов, радостно улыбалась, глядя в объектив. Дэвид решил, что это родители Эдди. Женщина была красива. Длинные волосы цвета воронова крыла, прямой нос и благородных очертаний рот напоминали Эдди. Только глаза были другого цвета — голубые. Их глубина была полна мудрости и в то же время веселья. Зато у мужчины с мандолиной на коленях глаза были такие же, как у Эдди, — карие, умные, с легким оттенком озорства.

Дэвид выбрался из теплой постели и посмотрел в окно на расстилавшийся вокруг снежный пейзаж. Хорошо бы здесь задержаться на некоторое время, спрятавшись от всех. Здесь, вдалеке от городской суеты, так спокойно. Но он вспомнил, что сегодня вечером назначена встреча с организаторами нового музыкального шоу. Устало, но решительно он направился в ванную.

Быстро побрившись, Ландри оделся и спустился вниз в кухню. Эдди резала морковь и неторопливо беседовала с дочкой. Увидев Дэвида, она приветливо улыбнулась:

— Вот, Рори, познакомься, это Дэвид. Он ночевал в комнате бабушки и дедушки.

— Привет, Рори, — поздоровался он. Голос со сна звучал немного хрипло. — Я слышал, у тебя болят ушки.

Девочка оторвалась от картинки, которую раскрашивала, и, улыбаясь, смотрела на него широко распахнутыми глазами цвета голубого летнего неба. Во взгляде светилось любопытство. Рори была похожа на женщину с фотографии в спальне.

Ландри захотелось разговорить девочку. Состроив серьезную мину, он сказал:

— Мои уши тоже доставляют мне немало беспокойства. Я никак не могу их очистить. Все время приходится снимать лапшу с ушей.

— Лапшу? — удивленно повторила Рори.

Эдди усмехнулась, затем поднялась, чтобы принести Дэвиду завтрак.

— Такая поговорка, моя милая. Это он вешает тебе лапшу на уши.

Дэвид увидел, что Рори нахмурилась и осторожно потрогала кончики ушей. Он сдержал смех, не зная, как она отреагирует на это. Эдди принесла кофе, печенье, яблочное повидло и поставила перед Дэвидом.

— Вы безмятежно проспали все утро, сэр. Фрэнк удачно отбуксировал ваш автомобиль, пока я отвозила Марту в город. Она оставила мне свою машину, так что я смогу съездить с Рори к доктору.

— Вы, должно быть, спали не более двух часов, — сочувственно произнес Дэвид.

Он бросил на Эдди быстрый взгляд, отметив, что, несмотря на недолгий сон, она выглядит очень хорошо и даже повеселела. Эдди была в вязаном синем свитере и джинсах. Темные волосы, ниспадавшие на плечи, колебались в такт ее движениям каждый раз, когда она перемещалась от раковины к плите и обратно.

Но Эдди все еще обижается на него — никаких сомнений. Намек на его безделье, пока она рассказывала об утренних хлопотах, ясно говорит о том, что она не слишком рада его задержке в доме. Ландри поднялся из-за стола и стал звонить в аэропорт, чтобы выяснить, когда отправится ближайший самолет на Лос-Анджелес.

Рори не отрываясь смотрела на Дэвида, пока он разговаривал по телефону. Повесив трубку, он сообщил Эдди:

— Они перезвонят мне, когда рейсы возобновятся. Мне надо улететь сегодня во второй половине дня.

— Но почему? — спросила Рори.

Требовательная настойчивость, прозвучавшая в ее голосе, удивила его, и, судя по тому, как нахмурилась Эдди, ее тоже.

— Потому, милая, что Дэвид должен лететь домой, — объяснила Эдди, склонившись над малышкой и ласково погладив ее по голове.

— Ну почему сегодня, а не завтра? — упрямо протянула Рори.

— Аврора Блу Резерфорд, что это вам взбрело в голову? — спросила Эдди более строго. — Очень мило желать, чтобы гость остался, однако Дэвид — занятой человек. Он и так оказал мне большую услугу, доставив домой этой ночью. Так что давай не будем приставать к гостю. У него есть свой дом, в Калифорнии.

После этих слов Рори наклонила голову и надула губы. У Дэвида сжалось сердце, когда он увидел, как крупная слеза скатилась по щеке девочки. Почему она так настаивает, чтобы он остался? Странно. Он сел на стул рядом с ней, поднял картинку, которую Рори рисовала и заметил:

— Какие красивые коровы. Может, ты и мне нарисуешь картинку, чтобы я увез ее домой?

Рори фыркнула и отвернулась.

Дэвид обругал себя за неуклюжую попытку завязать дружбу с малышкой. Интересно, все дети такие чувствительные? У него небольшой опыт общения с детьми, поскольку своих нет.

Эдди взяла дочку на руки.

— Я думаю, сейчас нам пора поспать. Я уложу ее и вернусь через пару минут. Ушки все еще ее беспокоят.

Дэвид кивнул:

— Ладно, Рори, как-нибудь в другой раз нарисуешь мне картинку. Приятных снов, милая.

Доедая печенье с повидлом, Дэвид разглядывал кухню, размышляя над странным поведением Рори. Затем он поднялся из-за стола и направился в гостиную.

В комнате было темно, и Дэвид не сразу заметил коллекцию музыкальных инструментов. Заинтересованный, он вытер руку о джинсы и легко провел пальцем по металлическим пластинкам цимбал. Отличная работа!

Вся стена от пола до потолка была увешана мандолинами, банджо и скрипками. Среди инструментов висели фотографии. Наверху был снимок мужчины и женщины, выступавших с группой. Они играли на инструментах, похожих на те, которые висели по, стенам. В углу большая пожелтевшая афиша приглашала на фестиваль кантри. Ландри с изумлением вчитался в заголовок. Главным номером программы значилось выступление семейства Рэйнтри.

Так, значит, Эдди выросла в семье музыкантов, игравших кантри! Вот почему у нее такой завораживающий, хорошо поставленный голос.

Дэвид знал, что мать Эдди умерла, но где остальные родственники? Живут поблизости и играют до сих пор? Размышляя об этом, он хотел снять со стены мандолину, но внезапно остановился. До него донеслись голоса: Эдди и Рори в спальне пели колыбельную про ангелов, несущих бдительную охрану Теннесси. Дэвид слушал, чувствуя, как его охватывает внезапное волнение. Песня показалась ему столь же древней и таинственной, как холмы, на которых она родилась.

Пытаясь не дать чувствам возобладать над ним, Дэвид попытался понять, почему голос Эдди вызывает у него столь сильные эмоции. Удивительная женщина — и полная контрастов. До недавнего времени он замечал только жесткие и честолюбивые стороны ее характера. Но как ласково и нежно звучала эта колыбельная! Однако надо признать, что Эдди Рэйнтри в любой из своих ипостасей действовала на него очень сильно.

Сняв с вешалки кожаный пиджак, Дэвид вышел на улицу. Темные, низко нависшие над землей облака резко контрастировали с ослепительно белым снегом. Дэвид медленно побрел вниз по склону холма. Снег тихо похрустывал под ногами. У подножия холма он увидел замерзшую речушку и, подойдя к ней, попробовал лед на прочность.

Ветви деревьев, облепленные снегом, узорным белым шатром нависали над берегом. Кое-где в промоинах журчала вода, вырвавшаяся из ледяного плена. Тихий ветерок шуршал среди ветвей. Несколько минут Дэвид стоял неподвижно, тишина и красота окружающей природы действовали на него умиротворяюще. Завораживающий припев колыбельной, которую пела Эдди, все еще звучал у него в ушах.

Он уже не помнил, когда ему в последний раз довелось наслаждаться тишиной и покоем. Из окон его нынешнего дома в Лорел-Каньон он видит мелькание огней большого города. Даже солнце всходит сквозь дымную завесу смога. Дэвид достаточно напутешествовался в своей жизни, был период, когда он проводил ночи в Монте-Карло, у него был второй дом в Мауи, где можно было с балкона любоваться ослепительной панорамой бесконечного неба и лазурного морского простора. Дэвид видел множество городов и экзотических уголков во всех краях света, радовался своему блестящему успеху и удаче, которые позволяли ему отправляться куда душе угодно, и любоваться всем, что он желал увидеть.

Но все это не так важно — к такому выводу Дэвид пришел недавно, поняв, что избыток дорогих вещей может отравить душу человеку.

Дэвид бросил последний взгляд на речушку и направился вверх по холму посмотреть, что находится с другой стороны дома. Ряд высоких елей отделял владения Эдди от соседей. Во дворе лежал распиленный ствол дерева и обрубок полена. Решив помочь хозяйке, Дэвид взял топор и принялся колоть дрова.

Из окна кухни Эдди наблюдала, как Дэвид легко разрубил полено, с которым сама она не смогла справиться.

Это было странное зрелище: знаменитый музыкант, и кумир ее юности, занимающийся колкой дров на заднем дворе. Решив поблагодарить его за своевременную подмогу, Эдди накинула пальто и выбежала на улицу.

— Вы настоящий Авраам Линкольн, мистер Ландри!

Он широко улыбнулся в ответ, и Эдди вдруг почувствовала, как возбуждающая теплая дрожь прокатилась по ее телу.

— Я не разбужу Рори? — спросил Дэвид. — Извините, я совершенно не привык к детям. Не подумал…

— Она ничего не слышит, когда спит. Все в порядке.

Он поднял топор и, размахнувшись, ударил по бревну.

— Рори сильно скучает по отцу? Может быть, я напомнил ей о нем? Непонятно, почему она не хотела меня отпускать.

Эдди смахнула снег со скамейки и присела на краешек.

— Да, она скучает по отцу, и это меня тревожит. Однако она еще маленькая, чтобы понять, почему он не живет больше с нами.

— А он не приезжает с ней повидаться?

— Макс играет в рок-группе. Вечно в пути — вы сами знаете, какая это жизнь. Иногда, когда он оказывается поблизости, заглядывает к нам на минутку.

Дэвид неодобрительно покачал головой:

— Невероятно! Думаю, если бы у меня был ребенок, я бы вел себя по-другому. А вы не можете повлиять на него, чтобы он почаще ее навещал?

— Нет, у него такой стиль жизни, — поспешно ответила Эдди, удивляясь, почему она взялась защищать Макса. — Музыка — это все, что Макс умеет, и он предан ей так же, как вы или я.

— Иногда я думаю, что следовало бы ввести тестирование для людей, прежде чем позволить им становиться родителями. Послушайте, Эдди, а почему вы сказали, что ваш брак распался из-за судебного процесса со мной? Это правда?

Эдди прикусила губу и опустила голову.

— Ну, на самом деле, я бы не стала винить вас во всем. Мы с Максом изо всех сил старались сохранить отношения, даже когда уже стало очевидно, что мы слишком разные. Подозреваю, у него были какие-то женщины, когда он ездил по стране, но я боялась даже заводить разговор об этом. А затем начался тот судебный процесс, и это послужило толчком к обострению отношений. До того момента я верила, что Макс все еще меня любит, но когда речь зашла о вас, он стал кричать, что я сошла с ума и вас нельзя трогать. Вы были для него почти Богом. Хотя Макса не было в городе, когда мы с мамой придумали ту песню, мне он был нужен как свидетель — подтвердить, что мы с мамой и раньше вместе сочиняли музыку. Но когда я попросила его об этом, он взорвался. На следующее утро Макс ушел из дома.

На лице Дэвида появилось сочувствующее выражение.

— Для вас, наверное, это был тяжелый удар? Простите.

— Я даже не предполагала, что такое может случиться со мной. Была уверена, что мы будем вместе до смерти, как было у моих родителей и у их родителей. Однако сейчас мне даже легче без него. Но вот Рори…

Голос Эдди упал.

— Рори нужен папа. — Увидев, что Эдди нахмурилась, Дэвид быстро добавил: — Это не значит, что вы не справляетесь с ней. Она очень милая и ухоженная девочка.

— Иногда она ангел, а иногда — чертенок, как и все дети, впрочем. Однако если уж мы перешли на личности, то почему вы до сих пор не женаты? Или все еще поддерживаете имидж неотразимого любовника? — спросила она с лукавой усмешкой.

— Ничего подобного! Это давно уже в прошлом, — ответил он, расколов очередное полено.

Затем, отложив топор в сторону, Дэвид снял пиджак. Эдди промолчала, сдержавшись, чтобы не поддразнить его. О телосложении Ландри ходили легенды… Фланелевая рубашка не скрывала мускулистых плеч, было видно, как под тканью перекатываются тугие бицепсы. Серебристые волосы растрепались, а лицо порозовело от физической работы.

Эдди съежилась на деревянной скамейке, стараясь унять непрошеный приступ желания. Встав, она направилась к поленнице и принялась укладывать дрова, строго-настрого приказав себе успокоиться. Не хватало только опять влюбиться в музыканта, тем более такого знаменитого!

Когда с дровами было покончено, Эдди и Дэвид отправились в дом. В кухне аппетитно пахло супом. Поставив тарелку перед Дэвидом, Эдди стала смотреть, как он ест, обмениваясь с ним незначащими репликами. После двух тарелок Дэвид расслабленно откинулся на спинку стула, почувствовав себя в этой маленькой уютной кухне как дома. Правда, он сомневался, что хозяйка будет в восторге от того, как он устроился здесь почти по-домашнему.

— Эдди, а как получилось, что вы играете блюз, а ваша семья увлекалась кантри?

— А, понятно! Вы, конечно, видели инструменты, висящие в столовой, — рассмеялась она.

— Впервые встречаю такую роскошную коллекцию. Но вы так и не ответили на мой вопрос. Вы, должно быть, в семье белая ворона?

— Ну, не думаю…

Эдди запнулась, не зная, стоит ли продолжать, однако выражение искреннего интереса в глазах Дэвида заставило ее рассказать более подробно.

— Мои родители Лейн и Этга Рэйнтри вместе с восемью братьями и сестрами отца образовали группу «Рэйнтри фэмили». Они много путешествовали, играли на концертах и, даже когда родились мы с Мартой, продолжали выступления. Родители возили нас собой повсюду, пока мы не подросли и пришло время отдавать нас в школу.

— Вам в детстве, наверное, очень нравилось участвовать во всем этом?

— Конечно! А лучше всего было здесь, дома. Я до сих пор вспоминаю летние вечера, когда вся семья собиралась и играла при свете звезд. Предполагалось, что я сплю, но я сидела у окна и слушала… — Эдди внезапно замолчала, погрузившись в воспоминания.

— Вы говорили, ваша мать умерла, а где остальные члены «Рэйнтри фэмили»? — прервал ее мысли Дэвид.

— Так вы ничего не знаете? — Она взглянула на него с недоумением. — Ах да, вы ведь из Лос-Анджелеса. А здесь писали об этом во всех газетах.

Он отрицательно покачал головой, и Эдди нехотя продолжила:

— Четыре года назад мама с отцом, дядя Оуэн, тетя Корда, все они… Они ехали на концерт в Теннесси. Шел дождь. Когда они переезжали мост, в их автобус врезалась машина. Автобус пробил перила моста и упал в реку. Течение… течение было такое сильное… — Нижняя губа у Эдди задрожала, и она остановилась, чувствуя, что ей не хватает воздуха. — В общем, те двое, успевшие выбраться из автобуса… их нашли на дне реки. В тот несчастный день мир лишился двенадцати чудесных людей.

Она замолчала. Прошло довольно много времени, но боль от нахлынувших вдруг воспоминаний не проходила. Увидев, что Дэвид сочувствует ей и подыскивает слова, чтобы выразить это, Эдди продолжила:

— Я тогда была беременна Рори, так что она никогда не видела дедушку с бабушкой. Но у нас здесь осталось множество родственников. Не знаю, что бы я без них делала. Когда мой брак распался, я вернулась сюда.

Неожиданно она осознала, что Дэвид смотрит на нее с тем же особым выражением, что и прошлой ночью в закусочной на шоссе. Эдди покраснела. С чего это вдруг она разговорилась с ним, как со старым другом?

Дэвид встал и положил тарелку в мойку.

— А колыбельная, которую вы пели с Рори? Это вас мама научила?

— Да, это была одна из ее любимых.

— А вы не могли бы спеть ее мне?

— Пожалуйста, только зачем вам? Опять не хватает материала для песен?

Эдди сказала это в шутку, но, увидев, как он напрягся, поняла, что задела за живое.

Дэвид развернулся и пристально посмотрел ей в глаза:

— С этим у меня никогда не было проблем!

— Извините, — пробормотала Эдди еле слышно.

Встав, она подошла к нему. Ей хотелось найти подходящие слова извинения. Почему-то ее одолевало желание взять Дэвида за руку.

— Иногда я говорю первое, что придет в голову, — сказала она.

— Не важно, — пожав плечами, ответил Ландри, однако Эдди почувствовала, что разрушила хрупкое доверие, установившееся ранее, и невольно воздвигла новую стену между ними.

В столовой Дэвид взял искусно сделанную мандолину, а Эдди выбрала цимбалы. Она устроилась рядом с ним на диване, удивляясь, почему она беспокоится, что оскорбила Дэвида — своего врага!

Первый раз Эдди исполнила песню целиком, а он слушал и запоминал. Во второй раз они пели вместе, и Дэвид приспосабливался к звучанию нового для него инструмента. Когда они исполняли колыбельную в третий раз, то солировал уже Дэвид, гармонично подстраиваясь к ее пению. Они настолько увлеклись, что на мгновение Эдди почувствовала, как рухнула невидимая стена, стоявшая между ними.

К концу песни они уже улыбались друг другу, пораженные, что у них, несмотря на разногласия, нашлось нечто общее.

— Думаю, маме понравилось бы ваше пение, она хорошо в этом разбиралась, — немного помолчав, сказала Эдди.

Они настолько погрузились в музыку, что Эдди не сразу услышала телефонный звонок.

— Алло… Уже?

Повесив трубку, она обернулась к Дэвиду и сообщила:

— Звонили из аэропорта. Ваш рейс отправляется через два часа. Отсюда добираться больше часа.

Он неохотно поднялся с дивана и повесил мандолину на стену.

— Что ж, мне пора идти наверх складывать вещи.

Дэвид помедлил немного, глядя на Эдди, но она стояла опустив голову, и он нехотя отправился за вещами.

Эдди вышла проводить его. Погода улучшилась, на небе почти не было туч, нового снегопада можно было не бояться.

— Дэвид, спасибо, что довезли меня домой! Вы действительно мне очень помогли.

Дэвид стоял, прислонившись к машине. В ответ на ее слова он кивнул, вертя в руках ключи от зажигания. Окинув взглядом покрытые снегом холмы, он вздохнул:

— Что-то есть в этом месте такое… чего я не чувствовал уже много лет. Какая-то умиротворенность и простота, что ли.

— Здесь бывает очень красиво в апреле. Мама засадила всю эту сторону холма желтыми нарциссами. Потом в июне цветет жимолость, ну, и в течение всего лета разные цветы — не говоря уж об огороде.

— Звучит очень привлекательно. Надеюсь, что смогу когда-нибудь увидеть все это.

Эдди прекрасно понимала, что скорее всего это обычная вежливость. Мысль о возвращении Ландри на холмы Индианы казалась ей фантастической. Почему-то ей стало грустно.

— Эдди, я хотел бы…

Он покачал головой и усмехнулся.

Впервые она заметила глубокий шрам на его щеке, наполовину скрытый бородой.

— Я думаю, — продолжил Дэвид, — что должен поблагодарить вас…

— За что? Разве не вы собираетесь сделать из меня новую звезду эстрады?

Он засмеялся:

— Сделаю все возможное.

Дэвид уже хотел садиться в машину, но неожиданно повернулся к Эдди. Ее пульс участился, когда он нежно поправил сбившуюся на лицо прядку волос. Когда же Дэвид наклонился поцеловать ее, она задохнулась от изумления.

Все произошло прежде, чем Эдди успела его остановить. Правда, у нее не было ни малейшего желания его останавливать. В ушах у нее звенело. Она смотрела в его голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Затем неожиданно для себя дотронулась до его бородатого подбородка.

Дэвид в ответ прижался к ней теснее и, нежно обняв, стал ласково гладить по лицу. Он легко коснулся губами ее губ, затем его поцелуй стал более настойчивым и требовательным. Эдди погрузилась в блаженную истому, всем сердцем желая, чтобы это продолжалось вечно.

Когда поцелуй все-таки закончился, она не сразу пришла в себя. Зачем он это сделал? Глядя в его глаза, она пыталась найти ответ.

Дэвид убрал руки и сделал шаг назад.

— Эдди, ради Бога, извините, просто на меня нашло…

— На меня тоже, — пробормотала она. Оба чувствовали себя неловко. — Я пойду в дом. Надо посмотреть, как там Рори.

— Напомните ей, что она обещала мне нарисовать картинку.

Эдди с крыльца смотрела, как Дэвид садится в машину, машет рукой на прощание и заводит мотор. Она быстро вошла в дом, не желая видеть, как машина тронется с места.

Высоко над землей, сидя в самолете у иллюминатора, Дэвид смотрел вниз. Где-то там под этими облаками прятался маленький, покрытый снегом городок, полузамерзшая речушка, холм с желтыми нарциссами и жимолостью и женщина с горячими губами. Дэвид знал, что вкус этого поцелуя не забудется еще очень долго.

— Я вернусь, Индиана! — прошептал он.