Полное собрание сочинений в 8 томах. Том 8

Три дочери у лорда были, всех девушек милей,

И был любим учитель старый одной из дочерей,

Пока красавец англичанин не повстречался ей

И не смутил ей душу.

Любовь с любовью в спор жестокий вступила тот же час;

Учитель строгий или рыцарь с горячим блеском глаз?

Обоих оттолкнуть сурово, двоим послать отказ

Ей, глупой, не хотелось.

Но что ни говори, а лишним тут был один из них,

Нельзя в мужья одновременно заполучить двоих,

И оскорблен ее отказом был молодой жених.

А чем ему поможешь!

Искусство нанесло оружью неслыханный удар:

Учитель всю свою науку принес ей в брачный дар

И взял — бай, бай! — красотку в жены, хоть был, признаться, стар.

На том я кончил песню.

Раз весной — увы, весь год

Для любви весна цветет —

Розу я увидел вдруг.

Ветер тихо дул на луг

И, резвясь, лобзал слегка

Венчик бархатный цветка.

Я, ревнуя к ветерку

И томясь, сказал цветку:

— Если б этих нежных щек

Я, как он, коснуться мог!

Но тебя мне рвать не след:

Руки мне связал обет.

Ах, он тяжек молодым:

Розы рвать в охоту им.

Не сочти за грех, молю,

Что его я преступлю.

Если б Зевс тебя нашел,

Он жену б арапкой счел,

О бессмертье позабыл

И тебя одну любил![138]

Пропал мой хлеб, мой труд,

Бараны, овцы мрут,

Приплода не дают

И не тучнеют летом,

И сердцу нет тепла,

И жизнь мне не мила,

Моя любовь ушла,

И горе только в этом.

Мне скучно петь, плясать еще скучней,

Ты видишь, боже, я не нужен ей

Конец ее любви и завереньям,

Она встречает пастуха презреньем.

Отвергла напрямик,

Судьбу сломала вмиг, —

Куда мне деться от лихой кручины!

Я стал умней:

Я верил ей,

Но женщина изменчивей мужчины.

Печален, нелюдим,

Живу, дышу одним.

Я больше не любим,

Но разлюбить — нет силы.

Надел я черный цвет,

В душе надежды нет,

Постыл мне белый свет,

И жду могилы.

Молчит моя свирель.

Печально, сердцу в лад,

На овцах колокольчики звенят,

Мой пес не носится, не лает, как когда-то,

Но хвост поджал и смотрит виновато,

Лишь визгнет раз, другой,

Когда мой вздох глухой

Из сердца рвется, полон тяжкой боли,

И, отдаваясь от земли,

Теряется вдали,

Как стоны павших на кровавом поле.

Деревья не цветут

И тени не дают,

И птицы не поют,

И вянут всходы.

Ягнят веселых нет,

А нимф пропал и след,

И лес полураздет,

И стынут воды.

Все, что послал творец в утеху пастухам:

Вечерних игр веселый шум и гам,

Борьба, разгорячающая кровь, —

Все так мертво, когда мертва Любовь!

Прости ж, голубка, навсегда!

Верь, вся моя беда

В том, что на чувство нет в твоей груди ответа,

И бедный Коридон

Навеки обречен

Жить в одиночестве, без ласки, без привета.

Когда красотку выбрал ты

И овладеть задумал ею,

Рассудку дай взнуздать мечты

И вверь ему свою затею.

Откройся другу, если он

Не юн, не холост и умен.

Что хочешь, ей ты можешь петь,

Но избегай цветистой речи,

Не то она почует сеть —

Волк видит волка издалече.

Скажи впрямую, что, любя,

Готов отдать всего себя.

Пусть разозлится — не беда!

Мирись до ночи с миной строгой:

Она раскается тогда,

Что притворялась недотрогой,

И дважды сдастся, и к утру

Попросит повторить игру.

Пусть в ней бушует лютый гнев,

Пусть оскорбились разум, чувства,

Бедняжка молвит, ослабев

Пред силой твоего искусства:

«Будь женщина, как вы, сильна,

Вовек бы не сдалась она».

Не бойся и кривых путей,

Будь щедр, особенно сначала,

Чтобы о щедрости твоей

Молва ей уши прожужжала.

Любую башню, крепость, вал

Дождь золотых кружочков брал.

Чтоб одолеть наверняка,

Служи, как рыцарь без упрека.

Не уходи к другой, пока

Не отыскал в своей порока,

И в подходящий миг на риск

Иди, какой бы ни был визг.

Нам женской не понять игры,

Их равнодушья показного,

Они лукавы и хитры,

Сказав одно, хотят иного.

Когда ты им твердишь: люблю,

Их «нет» почти равно нулю.

Не святость их влечет, а грех,

Когда ведут борьбу с мужчиной.

Для них лишь возраст (как для всех)

Бывает святости причиной,

И поцелуй — не вся их цель,

Иль дамы звали б дам в постель.

Но хватит! Закрываем счет!

Ведь попади к моей он даме,

Она мне уши надерет:

Держи язык, мол, за зубами!

Но если будет смущена,

В том, слабый пол, твоя вина!

Поженимся, живи со мной!

Верь, это будет рай земной.

Все наше: реки и леса,

Холмы, долины, небеса.

Пойдем глядеть с крутых высот,

Как пастушок стада пасет,

Под шум ручья в полдневный час

Внимать, как птицы славят нас.

Из роз я там совью шалаш,

Сложу из маков вензель наш,

В цветах, как в раме, будешь ты,

Одежда, ложе — все цветы.

Вплету в солому пук цветов,

И пояс для тебя готов

С застежками из янтаря

И в бляшках, алых как заря.

И это все — тебе одной,

Приди же, будь моей женой!

Когда б язык любви был нов,

Правдивы песни пастухов,

Я верила бы в рай земной

И стала бы твоей женой.

В чудный день, когда наш край

Оживлял веселый май,

Отдыхал я на лужке,

Сидя в миртовом леске.

Пело все, цвели цветы,

Зверь не прятался в кусты,

Мир сиял, лишь соловей

Тосковал в тени ветвей.

Будто все утратил вдруг,

Скорбь влагал он в каждый звук:

Тэри, тэри, фью, фью, фью, —

Так он песню пел свою.

Горький жребий свой кляня,

Волновал до слез меня,

Ибо, внемля соловью,

Вспомнил я судьбу свою

И вздохнул: к чему твой стон?

Кем услышан будет он?

Зверь в ответ и не вздохнет,

Лес тебя и не поймет.

Царь Пандион — нет его,

Даже царство то мертво.

Одиноки, без семьи,

В клетках все друзья твои.

Но, не плача, не скорбя,

Все поют, забыв тебя.

Вот и я, как ты, дружок,

Вмиг остался одинок,

А ведь был любим судьбой,

Окружен друзей толпой,

Но они исчезли вдруг,

Ибо льстец в беде не друг.

Слово — ветер, пар, а где

Друг, что верен и в беде?

Ведь любому, кто богат,

Каждый другом зваться рад,

Но иссяк запас монет —

Глядь, и друга больше нет.

Расточитель, пьяный мот

Сразу щедрым прослывет,

И льстецы со всех сторон:

«Вот такого бы на трон!»

Если мил ему порок,

Развратят в кратчайший срок,

Если он на женщин слаб,

Приведут полсотни баб.

Но когда судьба хоть раз

После всех его проказ

Отвернулась — в тот же миг

Умолкает льстивый крик.

От того, с кем пировал,

Уж не слышишь ты похвал,

Только верный друг везде

Будет верен и в беде.

Ты скорбишь — и он скорбит,

Ты не спишь — и он не спит.

Все, чем твой покой смущен,

Близко к сердцу примет он,

И узнаются лишь так

Верный друг и льстивый враг.