Положитесь на Псмита

I

Примерно в тот час, когда поезд, уносивший лорда Эмсуорта в Лондон вместе с его сыном Фредди, достиг поло-вины пути, очень высокий, очень худой, очень серьезный молодой человек, сверкая безупречным цилиндром и сюртуком элегантнейшего покроя, поднялся по ступенькам дома номер восемнадцать на Уоллингфорд-стрит в Западном Кенсингтоне и позвонил. Сделав это, он снял цилиндр, слегка провел по лбу шелковым платком, ибо солнце пекло довольно сильно, и поглядел вокруг с суровым неодобрением.

— Чешуйчатый район, — пробормотал он.

С этим суждением согласились бы все истинные ценители красоты. Когда разразится наконец великий мятеж против лондонского уродства и вопящие орды художников и архитекторов не в силах долее терпеть учинят самосуд и бешено промчатся по столице, круша и поджигая, Уоллинг-форд-стрит (Западный Кенсингтон), уж конечно, не избежит огня. Несомненно, эта улица уже давно намечена для уничтожения. Ибо, обладая кое-какими низменными практическими удобствами — невысокой квартирной платой, близостью к автобусам и метро, — она остается мерзейшей улочкой. Расположенная в одном из тех районов, где Лондон прыщавится красными кирпичными домами, она состоит из двух рядов одноэтажных домов, похожих друг на друга как две капли воды, — каждый за облезлой живой изгородью, каждый с цветными стеклами наиболее гнусной разновидности во входных дверях. И порой можно видеть, как точно посередине, спотыкаясь, прикрывая глаза ладонью, бредут юные впечатлительные импрессионисты из колонии художников в Холланд-парке, и слышно, как они шепчут сквозь стиснутые зубы: «Доколе! Доколе!»

Маленькая служанка открыла дверь и окаменела: посетитель достал монокль и вставил его в глаз.

— Жаркий день, — сказал он любезно, оглядев ее. — Да, сэр.

— Но приятный, — не отступал молодой человек. — Скажите мне, миссис Джексон дома?

— Нет, сэр.

— Ее нет дома?

— Да, сэр.

Молодой человек вздохнул.

— Ну что же, — сказал он, — мы не должны забывать, что подобные разочарования ниспосылаются нам ради какой-нибудь благой цели. Без сомнения, они возвышают нас духовно. Вы поставите ее в известность, что я заходил? Моя фамилия Псмит. Пе-смит.

— Песмит, сэр?

— Нет, нет. П-с-м-и-т. Мне следовало бы объяснить вам, что в жизнь я вступил без первой буквы, и мой отец всегда с упорным мужеством держался за просто Смита. Но мне казалось, что в мире слишком много Смитов, и некоторое разнообразие не повредит. «Смитти» я отверг как трусливую уловку, а нынешнего обычая с помощью дефиса присобачивать спереди еще какую-нибудь фамилию я не одобряю и потому решил взять Псмита. «Пе», должен сказать для вашего сведения, немое. Вы следите за ходом моих рассуждений?

— Д-да, сэр.

— Вы не считаете, — спросил он озабоченно, — что я напрасно избрал такой путь?

— Н-нет, сэр.

— Превосходно! — сказал молодой человек, сощелкивая пылинку с рукава. — Превосходно! Превосходно!

И с учтивым поклоном он спустился по ступенькам и пошел по улице. Маленькая служанка смотрела ему вслед выпученными глазами, пока он не скрылся из вида, а потом закрыла дверь и вернулась на кухню.

Псмит неторопливо шел вперед. Теплый ветерок нежил его лицо. Он что-то напевал и умолк, только когда молодой человек примерно одного с ним возраста чуть не налетел на него, обогнув угол.

— Извините, — сказал молодой человек. — А, Смит! Псмит поглядел на него с дружеским расположением.

— Товарищ Джексон, — сказал он, — какая встреча! Единственный из встречных, кого я хотел бы повстречать. Свернем куда-нибудь, товарищ Джексон, если у тебя нет срочных дел, и восстановим силы чашкой чая. Я хотел было нагреть семейство Джексонов на эту чашку, но мне сообщили, что твоей жены нет дома.

Майк Джексон засмеялся.

— Филлис дома. Она…

— Дома? В таком случае, — сказал Псмит скорбно, — сегодня свершилось темное дело. Ибо мне не открыли двери. Не будет преувеличением сказать, что меня прогнали взашей. И это хваленое джексоновское гостеприимство?

— Филлис устроила чай для своих школьных подруг, — объяснил Майк. — Она велела служанке говорить всем, что ее нет дома. Меня тоже туда не пускают.

— Достаточно, товарищ Джексон! — тепло сказал Псмит. — Если уж вас вышвырнули вон при всей любви, почитании и послушании, какие жена вам обещала перед алтарем, то кто я такой, чтобы жаловаться? И пожалуй, можно утешиться мыслью, что мы еще дешево отделались. Эти сборища школьных подруг не для сильных мужчин. Хоть мы и превосходное общество, товарищ Джексон, но, без сомнения, оказались бы лишними, и весьма. Беседа, полагаю, будет состоять исключительно из воспоминаний о милой школе, из историй о тайных оргиях с какао в дортуарах и о том, что сказала преподавательница хороших манер, когда Анджелу застигли в кустах с табачной жвачкой во рту. Да, полагаю, мы лишились не столь уж многого… И кстати, новое жилище меня не очень вдохновило. Правда, я видел его лишь снаружи, но… да, оно меня не очень вдохновило.

— Лучшее, что нам по карману.

— А кто я такой, — сказал Псмит, — чтобы попрекать друга моего детства бедностью? Особенно когда я сам стою на краю полной нищеты.

— Ты?

— Лично я. Заунывный вой, который ты слышишь, испускает волк нужды, примостившись у моего порога.

— Но я думал, твой дядя платит тебе приличное жалованье?

— Платил. Но наши с дядей пути расходятся. С этой минуты он, так сказать, пойдет верхней дорогой, а я пойду нижней. Сегодня я у него обедаю и за орехами с вином сообщу ему печальную новость, что я намерен уйти из фирмы. Не сомневаюсь, он верил, что оказывает мне услугу, приобщая к своим рыбным делам, но даже краткое знакомство с ними убедило меня, что это не моя сфера. Шепот шуршит по клубам: «Псмит не нашел своей ниши!»

— Я, — продолжал Псмит, — человек разумный и понимаю, что человечество необходимо снабжать рыбой. Я и сам иногда не прочь съесть кусок рыбы. Но профессиональная деятельность в фирме, которая имеет дело с материалом в сыром виде, слишком далека от трудов, коим я хотел бы посвятить жизнь. Напомни при случае, чтобы я рассказал тебе, каково это — выбираться из постели в четыре утра и отправляться на Биллингсгейтский рынок работать в поте лица. Бесспорно, рыба приносит деньги — дяде она принесла их бочки и бочки, но я чувствую, что для талантливого молодого человека в жизни должно быть что-то еще. И нынче я ставлю точку.

— А чем ты займешься?

— Это, товарищ Джексон, более или менее в руках богов. Завтра утром я думаю пройтись по бюро найма и выяснить, как котируются на рынке талантливые молодые люди. Не можешь ли порекомендовать какое-нибудь?

— Филлис всегда обращается в бюро мисс Кларксон на Шафтсбери-авеню, но…

— Бюро мисс Кларксон на Шафтсбери-авеню. Окажу особое внимание… Да, кстати, ты видел сегодняшнюю «Морнинг глоб»?

— Нет. А что?

— Я поместил в ней объявление и в нем изъявил свое согласие… нет, свою готовность выполнить любое поручение или работу, не имеющие отношения к рыбе. Я уверен, что отпеты пойдут косяками. Я предвкушаю, как буду провеивать эти груды, отбирая наиболее желательные предложения.

— Сейчас найти работу трудно, — с сомнением сказал Майк.

— Нет, если предлагаешь нечто сверхособое.

— Но что можешь предложить ты?

— Мои услуги, — ответил Псмит с легким упреком.

— В качестве?…

— Чего угодно. Никаких ограничений я не ставлю. Не хочешь ли прочесть мой манифест? У меня в кармане есть экземпляр. — И Псмит извлек из кармана своего безупречного жилета сложенный листок. — Буду рад выслушать твое мнение, товарищ Джексон. Я не раз говорил, что по части здравого смысла с тобой мало кто сравнится.

Объявление, которое за несколько часов до этого так ободрило высокородного Фредди Трипвуда в курительной замка Бландингс, на Майка, по натуре серьезного и уравновешенного, произвело несколько иное впечатление. Он прочел листок и продолжал молча смотреть на него.

— Изящно, ты согласен? — сказал Псмит. — Коротко и ясно? Еще бы, еще бы!

— Неужели ты действительно думаешь поместить эту чушь в газете? — спросил Майк.

— Уже поместил. Как я тебе сказал, оно напечатано в утреннем выпуске. И завтра в этот час я, без сомнения, начну сортировать первые предложения.

Майк невольно вспомнил жаргон школьных лет.

— Ну, ты и осел!

Псмит водворил листок в карман жилета.

— Ты огорчаешь меня, товарищ Джексон, — сказал он. — Уж от тебя-то я ожидал более широкого взгляда на вещи. Собственно говоря, я ждал, что ты тут же помчишься в редакцию этого органа печати и поместишь в нем сходное объявление. Но никакие твои возражения не омрачат моего бодрого духа. Клич несется по Кенсингтону и его окрестностям: «Псмит двинулся!» В каком направлении — клич не уточняет, но эти сведения принесет будущее. А теперь, товарищ Джексон, просочимся вон в ту кондитерскую и поднимем за успех полную чашку чая. Я провел особенно тяжкое утро среди трески, и мне необходимо освежиться.

II

После того как Псмит удалил свою яркую личность с тротуаров Уоллингфорд-стрит, прошло минут двадцать, а затем ее унылость вновь была несколько скрашена. Улицу сковывала летаргия второй половины дня. Иногда из-за угла, погромыхивая, появлялась тележка торговца, и время от времени под сенью вечнозеленых кустов куда-то целенаправленно пробирались кошки. Но без десяти пять по ступенькам номера восемнадцатого взбежала девушка и позвонила.

Это была девушка среднего роста, стройная, тоненькая, а светлые волосы, радостная улыбка и мальчишеская гибкость фигуры вносили свою лепту в общее впечатление бодрой веселости, которое подкреплялось тем, что, как все девушки в этом сезоне, черпающие идеи своих туалетов в Париже, одета она была в черное.

Снова дверь открыла маленькая служанка.

— Миссис Джексон дома? — спросила девушка. — Она меня ждет. Я мисс Халлидей.

— Да, мисс.

Дверь в глубине узкой прихожей открылась.

— Это ты, Ева?

— Фил, прелесть моя, здравствуй!

Филлис Джексон пролетела по прихожей, как гонимый ветром лепесток розы, и кинулась в объятия Евы. Она была миниатюрной, хрупкой, с огромными карими глазами под облаком темных волос. В выражении ее лица чудилась грусть, и почти у всех, кто с ней знакомился, возникало желание ее опекать. Ева опекала ее с первого дня их школьного знакомства.

— Я рано или опоздала? — спросила Ева.

— Ты первая, но мы ждать не будем. Джейн, принесите, пожалуйста, чай в гостиную.

— Хорошо, мэм.

— И помните, до вечера я никого видеть не хочу. Если кто-нибудь придет, скажите, что меня нет дома. Конечно, кроме мисс Кларксон и миссис Мактодд.

— Хорошо, мэм.

— А кто такая миссис Мактодд? — спросила Ева. — Неужели Синтия?

— Да. Разве ты не слышала, что она вышла за Ролстона Мактодда, канадского поэта? Ты ведь знала, что она уехала в Канаду?

— Это я знала. А вот что она вышла замуж, не слышала. Странно, как теряешь связь со своими лучшими подругами. Вот и с тобой мы не виделись почти два года.

— Я знаю. Ужасно, правда? Твой адрес мне на днях дала Эльза Уэнтуорт, а тут Кларки сказала, что Синтия приехала и Лондон с мужем, ну, я и подумала, как будет чудесно нам всем встретиться. Мы ведь трое так дружил и… Кларки ты, конечно, помнишь? Мисс Кларксон, которая преподавала у нас английскую литературу.

— Естественно, помню. А где ты с ней встретилась?

— Я с ней часто вижусь. У нее бюро по найму на Шафгсбери-авеню, и мне примерно раз в две недели приходится ходить туда нанимать новую прислугу. Джейн от нее.

— А муж Синтии тоже придет?

— Нет. Мне хотелось, чтобы мы посидели вчетвером. Ты его знаешь? Конечно же нет. Он в Англии в первый раз.

— Я знаю его стихи. Он ведь настоящая знаменитость. Синтии повезло.

Тем временем они вошли в гостиную, жутковатую комнатушку, полную подушечек, восковых цветов и фарфоровых собачек, неотъемлемых от дешевых лондонских меблированных домов. Ева, хотя фасад номера восемнадцатого мог бы послужить ей предостережением, не сумела подавить дрожи, встретившись взглядом с самой мерзкой из собачек, которая таращила на нее глаза с каминной полки.

— Не гляди на них, — посоветовала Филлис. — Бери пример с меня. Мы только переехали, и я не успела навести порядок. Вот и чай. Спасибо, Джейн, поставьте поднос сюда. Гебе налить, Ева?

Ева села. Она недоумевала, и ее мучило любопытство. Ей вспомнилась Филлис в их школьные дни — до неприличия богатая. Тогда ведь был какой-то отчим-миллионер. Что с ним произошло, если он допускает, чтобы Филлис прозябала в такой обстановке? Ева заподозрила тайну и с обычной своей прямолинейностью взяла быка за рога.

— Расскажи мне о себе все-все, — сказала она, устроившись настолько удобно, насколько позволяла своеобразная форма ее кресла. — И помни, что я тебя не видела два года, а потому ничего не пропускай.

— Просто не знаю, с чего начать.

— Ты же подписала свое письмо «Филлис Джексон». Начни с таинственного Джексона. Откуда он взялся? Последнее, что я о тебе слышала, было объявление в «Морнинг пост» о твоей помолвке с… Фамилию я забыла, но убеждена, что на «Джексон» она даже похожа не была.

— С Ролло Маунтфордом.

— Да? Ну, так что случилось с Ролло? Ты словно бы его где-то потеряла. Расторгла помолвку?

— Ну-у, она сама собой расторглась. Понимаешь, я взяла и вышла за Майка.

— Сбежала с ним?

— Да.

— Боже великий!

— Мне очень стыдно, Ева, что я обошлась с Ролло так по-свински.

— Не огорчайся. Человек с подобной фамилией создан страдать.

— Он ведь даже мне не нравился. У него такие противные шарящие глазки…

— Понимаю. И ты сбежала со своим Майком. Расскажи мне про него. Кто он, что делает?

— Ну, сейчас он учит в школе. Но ему это не нравится. Он хочет снова вернуться в деревню. Когда я с ним познакомилась, он был управляющим поместья каких-то Смитов. Майк учился с их сыном в школе и в Кембридже. Тогда они были очень богаты. Они были соседями Эджлоу. Я гостила у Мэри Эджлоу… Она тоже с нами училась, ты ее помнишь? И познакомилась с Майком на танцах, а потом встретила его во время верховой прогулки, а потом… Потом мы начали встречаться каждый день. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, ну, и поженились. Ах, Ева, если бы ты видела наш домик! Везде плющ, вьющиеся розы. У нас были лошади, и собаки, и…

Филлис всхлипнула. Ева поглядела на нее с сочувствием. Сама она всю жизнь жила в веселой бедности и никогда, казалось, не придавала этому значения. У нее была сильная воля, смелость, и она наслаждалась, преодолевая множество трудностей, чтобы свести концы с концами. Но Филлис принадлежала к тем милым фарфоровым девушкам, кого жизненные невзгоды разбивают, вместо того чтобы вдохновлять. Ей необходимы были комфорт и приятная обстановка. Ева мрачно поглядела на фарфоровую собачку, а та в ответ ухмыльнулась ей с невыносимой фамильярностью.

— Мы только-только поженились, — продолжала Филлис, смигивая слезы, — а тут бедный мистер Смит умер, и все кончилось. Он, наверное, спекулировал на бирже, потому что никаких денег не оставил, и поместье пришлось продать. А у тех, кто его купил — какие-то владельцы угольных шахт из Вулвергемптона, — есть племянник, и они поручили поместье ему, а Майку пришлось уйти. Вот мы и переехали сюда.

Ева наконец задала вопрос, который мучил ее с той минуты, как она переступила порог:

— Ну, а твой отчим? Когда мы учились в школе, у тебя имелся богатый отчим, верно? Или он тоже разорился?

— Нет.

— Так почему же он вам не помог?

— Он бы с радостью, я знаю, если бы это зависело от него одного. Все тетя Констанция.

— Что сделала тетя Констанция? И кто такая тетя Констанция?

— Я ее так называю. Точнее сказать — она моя мачеха… Ну, почти. На самом деле, что-то вроде двоюродной мачехи. Мой отчим женился на ней два года назад. И когда я вышла замуж за Майка, тетя Констанция ужасно рассердилась. Она хотела, чтобы я вышла за Ролло. Она сказала, что никогда меня не простит, и не позволяет отчиму помочь мне.

— Но какой же он слизняк! — сказала Ева с негодованием. — Почему он не настоит на своем? А ты мне еще говорила, что он тебя очень любит.

— Он вовсе не слизняк, Ева, а лапочка. Просто он у нее под каблуком. Видишь ли, она такая. Умеет быть очень милой, и они страшно привязаны друг к другу, но иногда она бывает твердокаменной… — Филлис умолкла. Входная дверь открылась, и в прихожей послышались шаги. — Это Кларки, и с ней, наверное, Синтия. Кларки обещала за ней заехать. Ева, не проговорись при ней о том, что я тебе сказала.

— Но почему?

— Кларки так по-матерински принимает все близко к сердцу. Очень мило с ее стороны, однако…

Ева поняла.

— Хорошо, поговорим потом. Открылась дверь, и вошла мисс Кларксон. Определение, которое Филлис применила к своей бывшей учительнице, было, бесспорно, удачным. Мисс Кларксон светилась материнством. Она была крупной, румяной и мягкой, и не успела дверь закрыться, как она уже кинулась к Еве, точно курица к цыпленку.

— Ева! Как я рада тебя видеть! Столько прошло времени. Милочка, ты чудесно выглядишь. И такой преуспевающей. И какая дивная шляпа!

— Я тебе позавидовала, едва ты вошла, Ева, — сказала Филлис. — Где ты ее купила?

— «Сестры Мадлен» на Риджент-стрит.

Мисс Кларксон, вооружившись чашкой с чаем и размешивая сахар, не упустила случая поморализировать. В школе Ева была ее любимицей, и она одарила ее нежной улыбкой.

— Ну разве я была не права — помнишь, Ева, сколько раз я повторяла тебе в милые прошлые дни: никогда не надо отчаиваться, каким бы черным ни казалось будущее. Я помню тебя в школе, милочка: бедна, как церковная мышь, и никаких надежд на перемены, ну просто никаких! А посмотреть на тебя теперь… Весела, богата…

Ева засмеялась. Она встала и поцеловала мисс Кларксон, сожалея, что ей приходится разбивать иллюзии, но ничего другого не оставалось.

— Мне очень жаль, Кларки, милая, — сказала она, — но, боюсь, моя внешность вас обманула. Я все так же без гроша. Собственно говоря, когда Филлис сказала, что у вас теперь бюро по найму, я решила заглянуть к вам и узнать, нет ли у вас на примете какого-нибудь симпатичного места. Можно гувернанткой к ребенку с ангельским характером, или вдруг найдется душка-писатель, которому нужно, чтобы кто-нибудь отвечал на его письма и вклеивал в альбом рецензии на его книги.

— Деточка моя! — Мисс Кларксон была глубоко расстроена. — А я так обрадовалась. Эта шляпа!

— В шляпе вся беда. Конечно, мне не следовало даже думать о ней, но я увидела ее в витрине, несколько дней облизывалась и под конец сдалась. Ну а потом, естественно, пришлось одеться под нее. Купить туфли, платье в тон. Я устроила настоящую оргию, и теперь мне очень стыдно. Но, как всегда, слишком поздно.

— Боже мой! Ты была сумасбродкой еще в школе. Помню, сколько раз мне приходилось выговаривать тебе за это.

— Ну, когда все было уже позади и я вновь обрела рассудок, выяснилось, что у меня осталось всего несколько фунтов и до прибытия спасательной экспедиции я не дотяну. Взвесив все обстоятельства, я решила вложить мой капитал целиком в одно предприятие.

— Но ты выбрала что-нибудь надежное?

— По всем признакам, да. На спортивной странице утверждалось, что это «Надежнейшая Ставка На Сегодня». Прыгучий Уилли в заезде два тридцать на скачках в Сандауне в прошлую среду.

— О Боже!

— Вот это я и сказала, когда бедняга Уилли пришел шестым. Но зачем расстраиваться, правда? Просто мне надо найти что-нибудь, чтобы дотянуть до сентября, когда я получу проценты за третий квартал… Но не будем говорить здесь о делах. Кларки, я забегу к вам завтра в бюро… А где Синтия? Ведь вы же должны были ее привезти?

— Да, Кларки, я думала, вы заедете за Синтией, — сказала Филлис.

Если финансовое положение Евы заставило мисс Кларксон скорбеть, то упоминание о Синтии погрузило ее в пучину горести. Губы у нее задрожали, по щеке сползла слеза. Ева и Филлис обменялись недоуменными взглядами.

— Послушайте, — сказала Ева после паузы, в течение которой тишину нарушило только приглушенное рыдание, вырвавшееся у их былой наставницы, — что-то мы не слишком веселы, если вспомнить, что собрались мы на радостную встречу старых друзей. С Синтией что-то не так?

Горесть мисс Кларксон была столь сильна, что Филлис в тревоге выбежала из комнаты в поисках единственного спасительного средства, которое пришло ей на ум, — флакона с нюхательной солью,

— Бедная, милая Синтия, — простонала мисс Кларксон.

— Да что же с ней такое? — спросила Ева. Она не была глуха к горю мисс Кларксон, но не смогла удержаться от легкой улыбки. На мгновение она перенеслась в школьные дни, когда умение ее собеседницы из самого неблагодарного материала создавать трагедию неизменно ее забавляло. Она не сомневалась, что в самом худшем случае ее старая подруга лежит с простудой или подвернула ногу.

— Ты знаешь, она замужем, — сказала мисс Кларксон.

— Ну, ничего страшного, Кларки, я в этом не вижу. Еще несколько надежнейших ставок, и я сама, возможно, за кого-нибудь выскочу. За какого-нибудь доброго, богатого, терпеливого мужчину, который будет меня баловать.

— Ах, Ева, милочка, — проблеяла мисс Кларксон вне себя от ужаса, — пожалуйста, погляди внимательнее на того, за кого ты выходишь замуж. Всякий раз, когда я слышу, что кто-то из моих девочек вступает в брак, меня начинают мучить самые дурные предчувствия. Мне чудится, что она, сама того не зная, шагнула за край страшной пропасти.

— Но с ними вы этими предчувствиями не делитесь, правда? Не омрачаете свадебного торжества? Неужели Синтия шагнула за край страшной пропасти? А я только сейчас говорила Филлис, как завидую Синтии: выйти за такую знаменитость, как Ролстон Мактодд!

Мисс Кларксон всхлипнула.

— Это не человек, а демон, — сказала она с надрывом. — Я оставила Синтию в отеле «Кадоган» всю в слезах… У нее очень милый тихий номер на четвертом этаже, правда, ковер не гармонирует с обоями… Бедняжка в отчаянии. Я старалась утешить ее как могла, но бесполезно. Она всегда отличалась душевной тонкостью. Мне надо поскорей к ней вернуться. Я сюда приехала только потому, что не хотела разочаровать вас, моих милых девочек…

— Почему? — сказала Ева с мягкой настойчивостью. Она знала по опыту, что мисс Кларксон, если ее предоставить себе, будет без конца танцевать вокруг да около, так ничего толком и не говоря.

— Почему? — повторила мисс Кларксон, моргая так, будто это слово было гирей, внезапно свалившейся ей на ногу.

— Почему Синтия была вся в слезах?

— Но я же объясняю тебе, милочка. Негодяй ее бросил.

— Бросил!

— Они поссорились, и он ушел из отеля. Это было позавчера, но он так и не вернулся. А сегодня она получила от него коротенькую записку, что он не вернется никогда. Втайне самым непорядочным образом он устроил так, что его багаж из отеля доставили в бюро пересылок, а куда он его оттуда забрал, не знает никто. Он исчез бесследно.

Ева уставилась на нее в изумлении. К такой ошеломляющей новости она готова не была.

— Но из-за чего они поссорились?

— Синтия, бедная девочка, была так расстроена, что ничего не могла мне сказать.

Ева скрипнула зубами.

— Скотина!… Бедная старушка Синтия… Не поехать ли мне с вами?

— Нет, милочка, лучше я одна за ней поухаживаю. Я попрошу ее написать тебе, когда она почувствует, что в силах с тобой увидеться. Филлис, милочка, мне пора, — объявила она, потому что в гостиную вернулась хозяйка дома с флакончиком в руке.

— Но вы ведь только-только пришли, — сказала Филлис.

— Муж бедной старушки Синтии бросил ее, — коротко объяснила Ева. — А Кларки возвращается ухаживать за ней. Ей как будто очень скверно.

— Ах нет!

— К несчастью, да. И я должна поспешить к ней, — сказала мисс Кларксон.

Ева ждала в гостиной, пока не хлопнула входная дверь и Филлис не вернулась к ней. Филлис еще более грустная, чем всегда. Она так предвкушала это чаепитие, а из него ничего хорошего не вышло. Некоторое время обе молчали.

— Какие скоты мужчины! — наконец сказала Ева.

— Майк, — с чувством произнесла Филлис, — просто ангел.

Ева обрадовалась этому косвенному приглашению вернуться к более приятной теме. Злополучной Синтии она сочувствовала всей душой, но терпеть не могла пустопорожних разговоров, а сидеть и вздыхать по поводу трагедии, о которой они практически ничего не знали, было бы верхом пустопорожности. У Филлис ведь собственная трагедия, и вот тут, думала Ева, в ее силах как-то помочь. Она предпочитала не говорить, а действовать, и была рада взяться за животрепещущую проблему.

— Да, поговорим о тебе и о Майке, — предложила она. — Пока я ничего не понимаю. Кларки пришла, когда ты только начала объяснять, почему отчим не может тебе помочь. И мне показалось, что оправдываешь ты его совсем не убедительно. Объясни подробнее. И кстати, я забыла его фамилию.

— Кибл.

— А! Ну так, по-моему, надо написать ему и объяснить, в каком ты тяжелом положении. Возможно, он ничего не знает и думает, будто ты по-прежнему купаешься в роскоши. А как он узнает, если не от тебя? На твоем месте я прямо попросила бы его сделать что-нибудь. Ведь твой Майк не виноват, что вы оказались в таком положении. Он женился на тебе, потому что был хорошо устроен и мог твердо рассчитывать, что место останется за ним. А уволен был из-за стечения обстоятельств. Напиши отчиму, Фил. И не жалей красок!

— Я уже написала. Как раз сегодня. Майк получил чудесное предложение. Ферма в Линкольншире. Ну, ты понимаешь: коровы и все прочее. Как раз то, что ему по душе и что он умеет делать хорошо. И всего-то нам нужно три тысячи фунтов… Но, боюсь, ничего не получится.

— Из-за тети Констанции?

— Да.

— А ты сделай так, чтобы получилось! — Ева вздернула подбородок и стала воплощением богини Решимости. — На твоем месте я бы сидела перед их дверью, пока они не раскошелятся, лишь бы от меня избавиться. Чтобы в наши дни падчерицу выгоняли босой на мороз — глупость какая! Что такого, если ты вышла за того, кого любишь? На твоем месте я бы приковала себя к решетке под их окнами и выла голодной собакой, пока они не повыскакивают с чековыми книжками, чтобы купить минуту тишины. Они живут в Лондоне?

— Сейчас они гостят в Шропшире в замке Бландингс. Ева удивленно воззрилась на нее.

— В замке Бландингс? Да неужели!

— Тетя Констанция — сестра лорда Эмсуорта.

— Бывают же совпадения! На днях я уезжаю в Бландингс.

— Не может быть!

— Меня наняли привести в порядок каталог библиотеки.

— Ева, значит, ты в шутку попросила у Кларки подыскать тебе что-нибудь? А она приняла это всерьез.

— Нет, не в шутку. Бландингс имеет для меня некоторые минусы. Вероятно, ты хорошо знаешь замок?

— Я там часто гостила. Он очень красив.

— Следовательно, ты знакома со вторым сыном лорда Эмсуорта Фредди Трипвудом?

— Конечно.

— Он и есть минус. Ему приспичило жениться на мне, а я за него выходить не хочу. И вопрос стоит так: перевешивает ли приятная легкая работа, которая поможет мне спокойно продержаться до сентября, необходимость непрерывно подавлять бедного Фредди. Конечно, следовало бы сразу подумать об этом, когда он написал мне и посоветовал предложить мои услуги, но я так обрадовалась этой работе, что просто не сообразила. А потом меня начало грызть сомнение. Он до ужаса настойчивый юноша и предлагает руку и сердце с утра пораньше чуть ли не через день.

— А где ты познакомилась с Фредди?

— У общих знакомых после театра. Он тогда жил в Лондоне, но внезапно исчез, и я получила от него душераздирающее письмо: он наделал долгов, и отец насильно увез его в Бландингс, который Фредди, видимо, считает филиалом ада на земле. Мир просто кишит жестокосердыми родственниками.

— Лорд Эмсуорт вовсе не жестокосердый. Он тебе понравится. Такой рассеянный, всегда думает о чем-то своем и шебаршится в саду с утра до ночи. Вот тетя Констанция тебя вряд ли очарует. Но ведь ее ты видеть почти не будешь.

— А кого я буду видеть в больших количествах? Кроме Фредди, конечно.

— Наверное, мистера Бакстера, секретаря лорда Эмсуорта. Он мне совсем не нравится. Просто пещерный человек в очках.

— Звучит не слишком утешительно. Но замок, ты говоришь, красив?

— На редкость. Я бы на твоем месте не отказывалась, Ева.

— Я уже твердо решила, что не поеду. Но теперь, когда ты рассказала мне про мистера Кибла и тетю Констанцию, я передумала. Завтра мне придется забежать к Кларки и предупредить, что я устроилась и не стану ее затруднять. Милочка, я намерена взяться за твое прискорбное дело. Поеду в Бландингс и буду ходить за твоим отчимом по пятам… Ну, мне надо бежать. Проводи меня до дверей, не то я заблужусь в лабиринте анфилад и парадных коридоров… А перед уходом можно я кокну эту собачку? Так я и думала, но почему бы не спросить на всякий случай?

В прихожей их перехватила маленькая служанка.

— Я забыла сказать, мэм, что приходил джентльмен. Я ему сказала, что вас нет дома.

— И отлично, Джейн.

— Сказал, что его фамилия Смит, мэм. Филлис огорченно вскрикнула:

— Ну, вот! Какая жалость. Мне так хотелось вас познакомить, Ева! Если бы я знала!

— Смит? — повторила Ева. — Как будто знакомая фамилия. Но почему тебе так хочется нас познакомить?

— Это лучший друг Майка. Майк его просто боготворит. Он сын мистера Смита… Ну, тот, я тебе говорила, с которым Майк учился в школе и в Кембридже. Ева, он просто чудо, и ты в него влюбишься. Абсолютно в твоем вкусе. Ужасно обидно, что так вышло. А теперь ты едешь в Бландингс неизвестно на какое время и так его и не увидишь.

— Очень грустно, — сказала Ева вежливо, но без всякого интереса.

— Мне так его жалко!

— Почему?

— Он занимается рыбой. — Брр!

— Просто изнывает, бедняжка. Но он тоже остался без гроша, и его взял в свою фирму дядя, рыбный король или почти.

— Но если ему так противно, почему он не ушел оттуда? — возмущенно спросила Ева. Беспомощные представители сильного пола крайне ее раздражали. — Не выношу мужчин, лишенных предприимчивости.

— В отсутствии предприимчивости его вряд ли упрекнешь. Уж скорее наоборот… Нет, когда ты вернешься в Лондон, тебе обязательно надо будет с ним познакомиться.

— Хорошо, — сказала Ева без малейшего интереса. — Как тебе угодно. И, кстати, это может быть ему профессионально полезно: я люблю рыбу.