Глава 20

С Максимом договорились встретиться у самого поезда, на вокзале. На днях он предложил Саньке вместе поехать за город, подышать свежим воздухом и развеяться. Санька обрадовался. В последние дни Максим выглядел хмурым и озабоченным, а тут вроде бы оттаял.

Санька, весёлый, с рюкзаком за плечами, подходил к обусловленному месту. Всё складывалось удачно. Отец почти сразу же отпустил его, выяснив, правда, куда именно они собираются и переговорив с Максимом по телефону. Погода тоже не обманула ожиданий. Стоял ясный ноябрьский денёк. Санька увидел Максима ещё издали. Рядом стоял Никитка. Увидев Саньку, он просиял своей всегдашней улыбкой — рот до ушей. Санькина радость поубавилась. Он как-то не рассчитывал, что с ними поедет кто-то ещё. Для полного счастья Лерки не хватает!

Впрочем, в электричке он вполне смирился с присутствием Ника. Они веселились как могли. Сначала глядели в окна и подтрунивали над всем, что видели: над колоритными бабульками, торгующими на станциях разной снедью, над названиями самих станций. Потом рассказывали дорожные истории.

Макс вспомнил, как однажды уехал по ошибке в другой город. Влез в автобус посреди дороги, сказал — до конечной и расслабился. Оказалось, автобус шёл в противоположную сторону. По прибытии Максим отправился по указанному адресу. Таковой оказался и здесь — прямо как в кино. То, что он ошибся, ему даже в голову не пришло, потому что раньше не бывал в здешних краях. Он очень удивился, когда вместо нужной квартиры попал в комнату студенческого общежития и его там встретили студенты-арабы, которые тоже ничего не могли понять. Когда всё выяснилось, все долго смеялись. Арабы оказались весёлыми и гостеприимными. Они оставили Максима ночевать, накормили ужином — у них была совершенно русская еда: гречневая каша и куриные котлеты, — а утром проводили до автобуса.

Ник вспомнил, как их везли из интерната в летний лагерь и один пацан на спор уверял, что проедет всю дорогу в багажном отделении. Он числился в другой группе, поэтому в автобусе, сверяя список, его не хватились. Затея, без сомнения, удалась бы, если они в пути не сделали бы остановку, а мальчишка вдруг не решил, что все уже выгрузились и про него забыли. Он поднял крик. Внутри всё было заставлено панцирными сетками от кроватей, так что пришлось разгружать багажное отделение, чтобы извлечь его, пыльного и зарёванного, из дальнего угла, где он прятался.

Ник рассказывал очень смешно, в лицах. Санька хохотал до упаду. Самому ему и рассказать-то было нечего. Он путешествовал, конечно. Ещё при маме они, помимо Кронштадта, все втроём ездили на море, в Новороссийск. Но Санька тогда был совсем ещё маленьким и запомнил только, как сидел на берегу и втыкал в песок ракушки.

Потом, в седьмом классе, — они уже остались вдвоём с отцом — намечалась школьная поездка в Волгоград, но Санька перед самым отъездом слёг с ангиной, и народ уехал без него. Отец тогда пообещал огорчённому Саньке, что они выберутся в Волгоград сами. Обещание отец сдержал. Но всё это были поездки обычные, без приключений.

— А ещё помню, под самый Новый год отправились мы с ребятами к одному приятелю, — продолжил Максим. — У него проблемы были, поэтому он из города убежал и жил на какой-то станции, на отшибе. А мы толком не знали, куда ехать, где слезать. Да ещё и темно. Короче, пока разобрались, что выходить надо, поезд тронулся. Он на полустанке стоит всего три минуты. Ну я в сугроб прыг, пока поезд не разогнался. А ребята в тамбуре так и остались. И вот стою я один в чистом поле. Жилья поблизости не видно, мороз градусов двадцать… Я тогда таким же мелким был, как вы сейчас.

— Меня бы отец не пустил, наверное, — с сомнением сказал Санька.

— А я никого не спрашивал, — сказал Максим.

И замолчал.

— И что дальше? — нетерпеливо потребовал Ник.

— Дальше… В будке отсиделся у стрелочника. А утром домой отправился, — неохотно закончил Максим.

Некоторое время ехали молча.

В Дубках народ схлынул. Здесь располагался дачный посёлок и турбаза. Желающие отдохнуть за городом оседали в основном здесь. Никитка с Санькой дёрнулись было за остальными, вопросительно поглядывая на Максима, продолжавшего спокойно сидеть на месте.

— Нам дальше, — кратко ответил тот.

Остаток пути ехали в полупустом вагоне. Максим захватил с собой радиоуправляемую машинку, и они по очереди забавлялись, пуская её в проходе.

Наконец поезд затормозил возле станции Синягино.

— Выходим, — скомандовал Максим.

Они вышли и оказались на платформе посреди леса. В стороне возвышалась кирпичная будка и примыкающий к ней ларёк, ещё стояли две равноудалённые от них лавочки по обеим сторонам, под навесом. Всё.

В глубь леса от платформы вела асфальтовая дорожка, весьма, впрочем, в хорошем состоянии.

— Что встали? Пошли, — позвал Максим. — Не бойтесь, тут не такая дыра, как кажется.

Они двинулись по дорожке.

— Сейчас сосны пройдём, будет посёлок, — рассказывал Максим. — За ним лес кончается. Стенная такая проплешина, до следующего холма. Там опять сосны. Неподалёку пруд есть. Рыбу ловить можно. В общем, сами всё увидите.

Вскоре они в самом деле дошли до жилья. Посёлок оказался из шести домов самого деревенского вида. Из крайнего домика вышел мужик в камуфляжной куртке и кирзовых сапогах. Он уселся на деревянные ступеньки крыльца, прихватил губами сигарету и похлопал себя по карманам, собираясь, видимо, закурить.

— Дядь Гриш, — окликнул его Максим.

Мужик привстал.

— Макс, ты, что ли? Ё-моё! Сто лет тебя не видел. Совсем пропал.

— Да не пропал я, дядь Гриш. Времени просто…

— Времени у него нет.

Они обнялись.

— Я не один, — сказал Максим, оборачиваясь к ребятам. — Примешь?

— Вижу, — отозвался дядя Гриша. — Не бойся, разместимся. Давай в дом! — скомандовал он.

В единственной жилой комнате у дяди Гриши оказалось уютно и чисто. Ничего лишнего, но всё надёжно: деревянная односпальная кровать, аккуратно прибранная, два стола, один, видимо, рабочий, судя по разложенным на нём инструментам, широкий платяной шкаф поперёк комнаты и полка с книгами.

— Спать будете здесь, — дядя Гриша указал на пространство за шкафом. Там оказалась ещё одна кровать, с железными спинками, тоже образцово заправленная. — А вот ты, Макс…

— Да я и на полу усну.

— Да, тебе, брат, придётся на полу.

— Я вот тут привёз, — Максим начал распаковывать свой рюкзак. Там оказались продукты, водка, сигареты и книги. — Это тебе. Смотри. Угадал? — Максим протянул дяде Грише увесистую стопку книг.

— Ух, ты! То, что нужно, — дядя Гриша принял подарок из рук Максима, пересмотрел обложки, по очереди складывая книги на стол. — Вот спасибо! А насчёт этого, — он кивнул на продукты, — зря беспокоился. Здесь тоже всё купить не проблема. Тем более ты знаешь, у меня гости часто бывают.

— Зато я не часто.

— Это точно!

— Дядь Гриш! Мы с тобой потом поговорим. Можно я сначала ребятам всё покажу?

— Иди, иди. Показывай. Только учти: обед по расписанию. Так что…

— Да знаю я, знаю. Ко времени будем. Пошли, — кивнул он Нику и Саньке.

Они побросали рюкзаки и устремились за Максимом. Первым делом он повёл их мимо сараюшки к ряду вольеров. Там жили собаки: три кавказские овчарки. Два вольера пустовали. Ник при виде собак заскулил от восторга.

— Близко не подходить! — сразу предупредил Максим. — Не чего животных нервировать. С дядей Гришей потом вместе сходим.

— Это все его собаки? — спросил Санька.

— Ну да, его, — насмешливо произнёс Максим. — Такой бойцовский клуб. Его здесь только Шарик, — он кивнул на коренастую дворняжку, которая снизу вверх с обожанием смотрела на Максима и переминалась с ноги на ногу. — Нет. Дядя Гриша охранников натаскивает. И хорошо натаскивает. К нему со всей области едут, в такую глухомань. В придачу он намордники мастерит, ошейники строгие и всякую такую шнягу. Но это так, для развлечения.

— Он всю жизнь собаками занимается? — спросил Ник.

— Собаками тоже. Он вообще-то офицер боевой, — Максим оглянулся на дяди-Гришин дом, подтолкнул ребят в спины, побуждая их двигаться дальше, и уже на ходу продолжил:

— Он когда после первой чеченской вернулся, у него жена и сын… В общем, их какие-то гады грохнули в тёмном переулке. Они домой возвращались. То ли по ошибке, то ли просто… дебилы. Он стал пить, потом опять добровольцем в Чечню. Больше ему и идти-то некуда было. Потом в отставку вышел, всё бросил, купил дом этот и занялся собаками.

— Вообще-то здесь здорово, — сказал Ник.

— А то! Завтра ещё кое-что увидите.

Он показал им окрестности, провёл через лес. Дальше расстилалась равнина. Невдалеке возвышался огромный холм.

— Видали? — сказал Максим. — Завтра пойдём туда, на гору.

Он похлопал себя по карманам.

— Вот засада! Мобильник я не взял, и часов нет. Кто скажет, который час?

Телефон оказался только у Саньки. Здесь он мог понадобиться только в качестве часов. Приём был никакой.

— Ладно, пошли обратно. А то у дяди Гриши и правда всё по-армейски. Поел — убрал, опоздал — гуляй.

Они не опоздали.

После обеда Ник пошёл с дядей Гришей к собакам. Санька двинулся было с ними. Он с удовольствием посмотрел бы, как дрессируют (учат — поправил его дядя Гриша) этих монстров, но дядя Гриша сказал, что собаки здесь недавно, посторонние им мешают и, вообще, мало ли что.

Ник жадно слушал, что-то спрашивал, и вскоре Санька, который интересовался исключительно из любопытства, а не по влечению души, как собачник Никитка, оказался в стороне.

Макс взялся перебирать в сараюшке рыболовные снасти и прочую лабуду. Санька заскучал. Не найдя себе дела, он решил присоединиться к Максиму.

— Макс, — заговорил он. — Он тебе и правда дядя, этот дядя Гриша?

— Да нет, он мне вообще не родственник.

— А откуда же вы знакомы?

Максим помолчал, будто раздумывая, говорить или нет. Потом ответил:

— Я у него жил, когда из дома сбегал. Давно ещё.

— Ты убегал из дома?

— Было дело, — признался Максим. — Думал, что насовсем. Поехал наугад, в первый попавшийся поезд сел. У меня денег хватило только до Синягино добраться. Вылез, сижу на станции, не знаю, куда податься. А тут дядя Гриша.

— Понятно, — сказал Санька.

Глубокой ночью Санька проснулся. Ник тихо посапывал рядом на узкой кровати — они расположились «валетом». Дядя Гриша с Максимом сидели в кухоньке и разговаривали. Похоже, они ещё не ложились.

— Родители как? — спрашивал дядя Гриша.

— Всё так же. Да я их и не вижу почти, — отвечал Максим.

— Не понимаю я! Н-не понимаю! — восклицал дядя Гриша, судя по интонации, успевший изрядно, но, однако же, не сверх меры, принять на грудь.

— Проехали, дядь Гриш. Не хочу я об этом.

— Ладно, ладно, не будем. А с работой что? Тяжело небось?

— Терпимо.

— Может, до следующей осени ко мне переедешь?

— Нет. Там я на своём месте. Мне нравится.

— На каком на своём? Что нравится? Мешки на горбу таскать? Ты на какие шиши живёшь вообще?

— На хлеб хватает.

— Но на масло уже нет…

— С детства масло терпеть не могу.

— В армии полюбишь.

— Может быть, всё скоро изменится.

— Дай-то Бог. Давай выпьем за это.

— Не. Мне хватит.

— А я выпью.

Они помолчали.

— Значит, в училище не раздумал, — утвердительно произнёс дядя Гриша.

— Не дождётесь, дядь Гриш! — в голосе Максима слышалась улыбка.

— Ну смотри.

— Я только думаю — примут ли.

— А чего ж не примут? В военное не только ж генеральских внуков берут.

— Да аттестат у меня…

— Плевать на аттестат. Ты готовься получше. А я уж чем могу… У меня там кое-какие связи остались. Думаю, всё получится.

— Спасибо.

— Не за что пока. Ты же знаешь, я всё для тебя сделаю.

— Не сомневаюсь.

— Вообще ты молодец. Хотя нынче от армии всё больше бегут. Оно, может, и правильно. Как думаешь, Макс?

— Не знаю. Все от чего-нибудь бегут…

Ого, подумал Санька. Невольно подслушанный разговор заставил его увидеть старшего друга в новом свете. Саньке до сих пор как-то не приходило в голову, что именно делает человека взрослым и уверенным. Как и большинство его сверстников, он вёл бесконечную войну со взрослыми, искренне полагая, что они незаконно присвоили право указывать, что ему, Саньке, делать и как поступать. И только сейчас до него дошло, что всякая власть над человеком заканчивается, едва он научится всерьёз распоряжаться своей судьбой. Так, как этому, кажется, научился Максим.

Санька повернулся на бок и тотчас уснул.

Загрузка...