Мы с Беллой молча шли в кабинет биологии. Я пытался сосредоточиться на девушке, идущей рядом, на том, что происходит здесь и сейчас, словом, на чём-то реальном и прочном, что прогнало бы лживые, бессмысленные видения Элис из моей головы.
Мы прошли мимо Анджелы Вебер. Она стояла на дорожке и разговаривала с мальчиком, с которым вместе ходила на тригонометрию. Я поверхностно просканировал её мозг, ожидая только очередного разочарования, и вдруг... Я поразился тому, как безысходно печальны были её мысли.
Ага, значит, всё-таки было кое-что, чего Анджеле хотелось. К сожалению, это нельзя было запаковать в подарочную бумагу и перевязать бантиком.
Пока я слушал мысли Анджелы, полные грусти и безнадёжности, на меня снизошло какое-то удивительное умиротворение. Чувство сродства наших умонастроений охватило меня. И хотя Анджела никогда бы не узнала об этом, но в этот момент я был на одной волне с этой доброй девушкой.
Мысль о том, что я не единственный, чья жизнь из-за любви превратилась в трагедию, странно утешала меня. Разбитые сердца были на каждом шагу.
Но в следующее же мгновение я неожиданно был до предела раздосадован: история любви Анджелы совсем не обязательно должна быть такой печальной! Она человек, так же, как и он, так что разница между ними, которая, по её мнению, казалась непреодолимой, была на самом деле нелепой, просто смехотворной по сравнению с разницей, существующей между мной и моей любимой. Зачем же ей страдать от разбитого сердца? Зачем отравлять себе душу безысходностью и печалью, если нет никакой существенной причины, из-за которой она не может быть с тем, кого любит? Почему бы ей не получить то, чего хочется? Эта история должна иметь счастливый конец!
Я хотел сделать ей подарок... И я дам ей то, чего она так жаждет. Неплохо зная человеческую натуру, я даже предположил, что это будет не так уж и трудно. Я забрался в голову стоящего рядом с Анджелой паренька — он и был тем, о ком она печалилась — и обнаружил, что он отвечал ей взаимностью. Но его останавливала та же трудность, он испытывал те же чувства безнадёжности и невозможности достижения счастья, что и она.
Всё, что мне было необходимо — это сделать намёк, едва заметно подтолкнуть в нужном направлении...
План сложился сам собой, и через несколько секунд я уже знал, как мне действовать. Мне понадобится помощь Эмметта. Единственное, в чём загвоздка — это уговорить его. Манипулировать вампирами гораздо труднее, чем людьми.
Я радовался: задача с подарком Анджеле решена. Приятное отвлечение от моих собственных проблем. Вот если бы и они решались так же легко!
Так что когда мы с Беллой сели за наш стол, моё настроение было чуть получше. Может, и с нами не всё так безнадёжно, как мне кажется? Решение проблемы Анджелы лежало на поверхности, но ведь она его не видела! Может, существует выход и для нас, просто я его пока не вижу? Нет, вряд ли... Но моё время с Беллой ограничено, совершенно незачем терять его в безнадёжных сетованиях и печали. Каждая секунда дорога.
Мистер Бэннер вкатил в класс древний телевизор и столь же древний видеопроигрыватель. Материал о генетических расстройствах его не увлекал, так что он решил промахнуть его, запланировав на следующие три дня показ фильма о них. "Масло Лоренцо" — фильм не из весёлых, однако это не охладило всеобщего воодушевления в классе. Никаких лекций, никаких тестов. Три дня вольницы. Народ ликовал.
Мне, однако, было совершенно всё равно. Я собирался всё своё внимание посвятить исключительно Белле.
Я не отодвинул, как обычно, свой стул подальше от неё, чтобы дышать свободнее. Я сидел рядом с ней, как любой нормальный человек. Ближе, чем в машине. Настолько близко, что мой левый бок пылал от жара, исходившего от её тела.
То, что я сейчас переживал, было странно — и приятно, и нервно-тревожно, но мне так больше нравилось, чем сидеть по разные стороны стола. Это было больше, чем то, к чему я успел привыкнуть, и всё равно я быстро пришёл к выводу, что этого недостаточно. Мне было мало! Такая тесная близость лишь вызывала у меня желание оказаться ещё ближе к ней. А чем ближе я находился к Белле, тем сильней меня к ней тянуло.
Я обвинял её в том, что она притягивает к себе опасности, словно магнит. Сейчас возникло ощущение, что это было правдой в буквальном смысле слова: я был воплощённой опасностью, и с каждым дюймом, с которым я позволял себе придвинуться к Белле, её притяжение возрастало.
И тут мистер Бэннер выключил свет.
Было странно сознавать, какую перемену это произвело, ведь для моих глаз отсутствие света совсем не имело значения. Я видел всё так же ясно, как и при полном освещении, очертания всех предметов в комнате оставались для меня предельно чёткими.
Так откуда же этот электрический разряд в воздухе? Между нами, в темноте, которая для моих глаз была так же проницаема, как и свет, протянулись тонкие сияющие и переливающиеся магнетические линии. Случилось ли это потому, что я — единственный, кто мог чётко видеть происходящее? Во мраке мы с Беллой были невидимы для других. Словно мы были одни. Укрытые от всей вселенной в тёмной комнате, лишь она и я — сидели рядом, так близко друг к другу...
Моя рука потянулась к ней, не спросив разрешения. Всего лишь коснуться её нежных пальчиков, подержать их под прикрытием уютной темноты... Неужели это было бы такой уж роковой ошибкой? Если ей не по нутру моё прикосновение, ей достаточно только убрать руку...
Я отдёрнул свою своенравную ладонь, плотно скрестил руки на груди и сжал пальцы в кулаки. Никаких ошибок. Я пообещал себе, что не буду совершать даже самых незначительных промахов. Если бы я взял Беллу за руку, мне захотелось бы большего — другого такого же прикосновения, более тесной близости. Я чувствовал, что не смогу удержаться. Новое, до сих пор неведомое желание нарастало во мне, вступив в ожесточённую борьбу с моим самоконтролем.
Никаких ошибок!
Белла застыла в той же напряжённой позе, что и я: руки скрещены на груди, пальцы сжаты в кулаки.
О чём ты сейчас думаешь? Я умирал от желания прошептать ей эти слова, но в классе было слишком тихо для разговора, пусть даже и шёпотом.
Фильм начался. Тусклое сияние экрана лишь слегка осветило комнату. Белла бросила на меня взгляд и улыбнулась — заметила сходство наших поз. Её губы приоткрылись, а глаза, казалось, исполнились жаркого призыва.
А может быть, я только выдавал желаемое за действительное.
Я улыбнулся в ответ. Она тихонько ахнула и мгновенно отвела взгляд.
И стало только ещё хуже. Я не знал, о чём она думает, но внезапно преисполнился уверенностью, что был прав — она хотела, чтобы я коснулся её. Она ощущала то же опасное желание, что и я.
Накал электричества между нашими телами не спадал.
До самого конца урока Белла больше не шевельнулась, не изменила напряжённой, застывшей позы. Так же, как и я. Время от времени она бросала на меня взгляд-другой, и всякий раз электрический разряд пронзал меня с головы до пят.
Урок медленно подходил к концу — а мне казалось, что время летит слишком быстро. Это новое впечатление было необыкновенно захватывающим! Я мог бы сидеть в этой благословенной темноте, рядом с Беллой, сутками, чтобы вновь и вновь переживать эти прекрасные мгновения.
Время шло, а я вёл ожесточённый бесконечный спор с собой. Доводы рассудка боролись с желанием: я придумывал оправдания своему стремлению дотронуться до неё.
И наконец, мистер Бэннер включил свет.
В ярком свете ламп дневного света волшебство исчезло, всё вернулось к обыденности. Белла вздохнула и потянулась, разминая пальцы. Для неё, конечно, было мучительно сохранять застывшую позу так долго. Для меня же полная неподвижность была естественна.
Я усмехнулся при виде облегчения на её лице.
— Н-да, интересное кино.
— Угу, — буркнула она, отлично понимая, к чему относилась моя реплика, но держа своё мнение при себе. Что бы я только ни отдал сейчас за то, чтобы узнать, о чём она думает именно в этот момент!
Но что поделать. Даже если я вывернусь наизнанку, это не поможет.
— Пойдём? — спросил я, вставая.
Она поморщилась, поднялась на ноги и стояла, слегка пошатываясь и вытянув руки, будто боялась упасть.
Я бы мог предложить ей руку. Или дать ей надёжную опору, поддержав под локоть. Ну разве это такое ужасное преступление?..
Никаких ошибок!
Белла тихо шла рядом со мной к спортзалу. Морщинка между её глаз говорила о том, что она находилась в состоянии глубокого раздумья. Мне тоже было о чём поразмыслить.
"От одного прикосновения с ней ничего не случится!" — кричал мой неугомонный внутренний эгоист.
Обычно я легко контролировал силу своих прикосновений. Пока я владел собой, с этим не было трудностей. Моё осязание было развито лучше, чем у людей. Я мог жонглировать дюжиной хрустальных бокалов, не разбив ни одного из них; мог потрогать мыльный пузырь, и он при этом не лопнул бы. Пока я владел собой…
Белла была похожа на мыльный пузырь — такая же хрупкая и эфемерная. Недолговечная.
Как долго я ещё смогу придумывать себе оправдания за то, что вмешиваюсь в её жизнь? И сколько у меня времени? Получу ли я ещё одну возможность? Повторится ли когда-нибудь этот момент, это переживание, это волшебство? Она не всегда будет в пределах досягаемости моей руки!..
У дверей спортзала Белла повернулась ко мне и, взглянув мне в лицо, оторопела. У неё отнялся язык. Я смотрел на своё отражение в её глазах — и видел мои собственные глаза, отчаянные, молящие, полные неистовой борьбы. Я видел, как изменялось моё лицо, по мере того как лучшая часть моего существа проигрывала борьбу.
Я сдался. Моя рука поднялась сама собой, будто обладала собственной волей. Нежно, словно Белла была отлита из тончайшего стекла, словно она вот-вот исчезнет, как мыльный пузырь, мои пальцы провели по её тёплой, гладкой щеке. Я чувствовал жар под кончиками пальцев и видел, как быстрее заструилась кровь под прозрачной кожей.
"Хватит, — приказал я, хотя моя своевольная рука жаждала прижаться к её лицу. — Прекрати".
Было мучительно трудно заставить свою руку подчиниться. Было почти невозможно остановиться и не позволить себе придвинуться к Белле ещё ближе. В одно мгновение моя фантазия нарисовала мне тысячу разных способов прикосновения, тысячу разных ласк. Вот кончик моего пальца очерчивает форму её губ... Вот моя ладонь облегает её подбородок... Я снимаю её заколку, волосы Беллы рассыпаются, и моя рука зарывается в них... Я обхватываю её тонкую талию и прижимаюсь к ней всем телом...
"Прекрати!"
Невероятным усилием воли я заставил себя повернуться и уйти от неё. Всё моё тело задеревенело, не желая уходить.
Но заставляя свои непослушные ноги шагать быстрее, почти спасаясь бегством от искушения, мысли свои я оставил позади, с нею. Мне как раз удалось услышать громкий ментальный возглас Майка Ньютона — Белла прошла мимо него, не заметив, с затуманенным взором и пылающими щеками. Он взбеленился, и в его мозгу замелькали проклятия в перемешку с моим именем. Я не смог удержаться от ехидной ухмылки.
Кончики пальцев, касавшихся Беллы, пощипывало. Я сжал руку в кулак, но безболезненное покалывание продолжалось.
Нет, я не навредил Белле — но прикосновение к ней все-таки было ошибкой.
У меня было такое чувство, будто огонь жажды из горла растёкся по всему телу.
Когда в следующий раз я буду так же близок к ней, смогу ли я удержаться от прикосновения? А если уж не удержусь, то буду ли в состоянии на том и остановиться?
Больше никаких ошибок. Ты получил своё. "Наслаждайся воспоминаниями, Эдвард, — мрачно подумал я, — и не распускай руки". Вот так. А если нет — я должен буду каким-то образом принудить себя покинуть её... Ибо пока я рядом с ней, у меня нет права на ошибку.
Я сделал глубокий вдох и попробовал успокоиться.
Эмметт нагнал меня у кабинета английского.
— Привет, Эдвард. "А он выглядит получше. Кто б мог подумать. Даже намного лучше. Похоже, он счастлив".
— Привет, Эм. — Выгляжу счастливым? Вообще-то, несмотря на царящую в голове неразбериху, я действительно чувствовал себя счастливым.
"Держал бы ты рот на замке, парень. Розали так и подмывает вырвать тебе язык".
Я вздохнул.
— Прости, что тебе пришлось с этим разбираться самому. Не сердись, хорошо?
— Да ладно! Роуз как-нибудь переживёт. Всё равно — чему быть, того не миновать. "Элис ведь предсказывает..."
О, только не это! Не хочу сейчас думать о пророчествах Элис. Стиснув зубы, я уставился прямо перед собой, ища, чем бы отвлечься.
И увидел Бена Чени — он как раз входил в кабинет испанского прямо перед нами. Вот мой шанс преподнести Анджеле Вебер подарок.
Я остановился и схватил Эмметта за руку.
— Постой!
"Ты чего?"
— Я знаю, что не заслуживаю этого, но ты не мог бы сделать мне одолжение?
— Какое?
Еле слышно и со скоростью, при которой ни один человек не разобрал бы ни слова, даже если бы я говорил в полный голос, я объяснил ему, чего хочу.
Когда я закончил, он уставился на меня непонимающим взглядом. В мыслях его была та же озадаченность, что и на лице.
— Так как? — нетерпеливо спросил я. — Ты мне поможешь?
Он с минуту раздумывал, потом выдал:
— А нафиг всё это?
— Да ну же, Эмметт! Почему бы и нет?
"Кто ты такой? Какое ты имеешь право вселяться в моего брата и что ты с ним сотворил?"
— Ты же всё время ноешь, что, мол, "школа — это такая скучища, одно и тоже, одно и тоже, хоть бы что-то новенькое придумали..." Вот тебе новенькое, разве нет? Считай, что это такая новая игра — эксперимент над человеческой природой.
Он опять какое-то время раздумывал и наконец махнул рукой:
— Вот уж действительно, такого ещё не бывало. Ладно, замётано, — фыркнул Эмметт и пожал плечами. — Так и быть, помогу.
Я улыбнулся и заговорщицки подмигнул ему. Теперь, когда Эмметт играл в одной команде со мной, сомнения в успехе моего плана отпали. Розали, конечно, не подарок, однако я всегда буду перед ней в долгу за то, что она выбрала Эмметта — у меня самый лучший брат на свете.
Эмметт в репетициях не нуждался. Достаточно было того, что я один раз нашептал ему его реплики, когда мы входили в класс.
Бен уже сидел на своем месте позади меня, готовясь сдать свою домашнюю работу. Мы с Эмметтом сели и занялись тем же. Класс ещё не утихомирился после перемены; приглушённое жужжание голосов продолжится до тех пор, пока миссис Гофф не призовёт всех к порядку. А она не торопилась, проверяя контрольные предыдущего класса.
— Ну что, — обратился ко мне Эмметт громче, чем было необходимо. — Ты уже пригласил Анджелу Вебер на свидание?
Шелест страниц сзади внезапно прекратился — Бен замер. Теперь всё его внимание было приковано к нашей с Эмметтом беседе.
"Анджела? Они говорят об Анджеле?"
Отлично. Рыбка на крючке.
— Нет, — ответил я, с притворным сожалением медленно качая головой.
— Почему? — импровизировал Эмметт. — Неужто духу не хватает?
Я состроил ему гримасу.
— Да нет, я слышал, у неё другой на примете.
"Эдвард Каллен подумывал пригласить Анджелу на свидание? Но… Нет. Только этого ещё не хватало! Ему не место рядом с ней. Он… он ей не пара. С ним... запросто можно попасть в беду!"
Да в Бене, похоже, взыграл инстинкт защитника! Я не ожидал проявления рыцарства, бил больше на ревность. А, да всё равно, лишь бы сработало.
— Можно подумать, тебя остановят всякие пустяки! — гнул своё Эмметт, опять блестяще импровизируя не в том направлении. — А где же твой бойцовский характер?
Я чуть не съел его взглядом, но постарался извлечь толк из того, что он мне подал:
— Ты знаешь, я так думаю, что ей действительно нравится этот, как его... Бен. Ещё не хватало мне с кем-то там соперничать. Других девчонок полно.
С задней парты в меня ударило электрическим током.
— Кто-кто? — Эмметт вернулся к сценарию.
— Моя партнёрша по лабораторной сказала, что фамилия этого Бена — Чени. Понятия не имею, что это за фрукт.
Я надменно ухмыльнулся. Только аристократам Калленам могло сойти с рук такое высокомерие: не знать каждого ученика в этой крохотной школе было невозможно.
У Бена от потрясения голова пошла кругом. "Я?! Да куда мне до Эдварда Каллена?! С чего бы ей предпочесть меня?!"
— Эдвард! — прогудел Эмметт, выразительно скосив глаза на Бена. — Он прямо позади тебя!
Последние слова он ухитрился произнести беззвучно, но так, что любой мог бы с лёгкостью прочитать их по губам.
— О, — обронил я.
Я обернулся и окинул взглядом сидящего сзади паренька. На секунду в чёрных глазах за стёклами очков мелькнул испуг, но Бен тут же выпрямился и расправил узкие плечи, оскорблённый моим пренебрежительно-оценивающим взглядом. Он набычился, и сердитый румянец сделал его золотисто-смуглую кожу ещё темнее.
— Ха! — нагло бросил я и повернулся обратно к Эмметту.
"Ещё бы, этот воображала думает, что он лучше меня. Но Анджела так не думает. Я ему ещё устрою..."
Великолепно.
— Постой, да ты вроде говорил, что она собиралась пригласить на танцы Йорки? — спросил Эмметт и фыркнул, потому что Йорки снискал себе славу слона в посудной лавке.
— Я так подозреваю, что это было коллегиальное решение — не оставаться же им обоим без танцев. — Мне хотелось, чтобы Бен как следует намотал это себе на ус. — Анджела такая стеснительная. Если у этого Бе… то есть у того парня не хватит пороху пригласить её, она никогда не пригласит его.
— Зато тебе всегда нравились стеснительные девушки, — сказал Эмметт, снова импровизируя. — "Недотроги. Девушки типа… хм, даже не знаю. Может, типа Беллы Свон?"
Я оскалил на него зубы. — Точно.
И вернулся к нашей комедии.
— Может быть, Анджеле надоест ждать. Вот тогда я и приглашу её на выпускной бал.
"Нет, не пригласишь, — подумал Бен, выпрямляясь на стуле. — Ну и что, что она выше меня ростом? Если её это не волнует, то меня и подавно. Она самая добрая, самая умная, самая красивая девушка в этой школе… и она выбрала меня".
Мне нравился этот Бен. Похоже, он умён и чист душой. Возможно, он даже достоин такой девушки, как Анджела.
Я показал Эмметту оба больших пальца под партой. В это время миссис Гофф встала и поздоровалась с классом.
"А что, признаю, было классно", — подумал Эмметт.
Я одарил всех вокруг и прежде всего себя самого счастливой улыбкой — мне удалось хотя бы одну любовную историю привести к счастливому концу. Я был убеждён, что Бен не отступится, и Анджела получит мой анонимный подарок. Мой долг был погашен.
Как же глупы люди, если позволяют шести дюймам разницы в росте лишать их счастья.
Успех моего предприятия привёл меня в приподнятое настроение. Не переставая улыбаться, я поудобнее устроился на стуле и приготовился к настоящему развлечению. Ведь Белла упомянула за ланчем, что я никогда не видел её на уроке физкультуры...
Среди гудения возбуждённых мыслей и царящего в спортзале хаоса криков воодушевлённых игроков проще всего оказалось выделить мысли Майка — за последние недели я буквально сроднился с его мозгом. Ничего не поделаешь, вздохнул я — придётся слушать через него. По крайней мере одно радовало: уж Майк-то наверняка будет оказывать внимание Белле.
Я как раз успел услышать, как он предложил ей стать его партнёром в игре в бадминтон. Одновременно он перебирал в уме другие кандидатуры на ту же честь. Моя улыбка потускнела, на скулах заходили желваки... Пришлось напомнить себе, что убийство Майка Ньютона пока ещё законом не разрешено. Ж-жаль.
— Спасибо, Майк — но ты не обязан это делать, ты же знаешь...
— Не волнуйся. Я постараюсь не попадаться на твоём пути.
Они улыбнулись друг другу, и через мозг Майка чередой прошли кадры различных неприятных происшествий, в то или иное время произошедших с Беллой.
Сначала Майк играл один, в то время как Белла нерешительно переминалась на задней половине корта, опасливо сжимая ракетку, словно это было оружие, с которым она не умела обращаться. Затем тренер Клапп притрусил к ним и велел Майку дать Белле тоже поиграть.
"Ой, что сейчас будет..." — подумал Майк, когда Белла, вздохнув, самоотверженно двинулась к сетке, держа ракетку так, словно та собиралась её укусить.
Дженнифер Форд, самодовольная, уверенная в собственном превосходстве, подала волан прямо на Беллу. Та попыталась отбить удар, естественно, промахнулась на пару ярдов и выронила ракетку. Майк ринулся к ней, чтобы сохранить волан в игре.
Я с тревогой наблюдал за траекторией полёта ракетки Беллы. В полном соответствии с законом подлости, опасное бадминтонное оружие врезалось в туго натянутую сетку, отскочило, огрело Беллу по лбу и продолжило свой смертоносный полёт по направлению к Майку, где и совершило своё последнее разрушение, со злорадным шмяком хлопнув парня по руке.
"А-а-а-й! Синячище будет..."
Белла энергично тёрла лоб. Я едва сдерживался, чтобы не вскочить и не пуститься ей на помощь — ведь ей было больно! Впрочем, чем бы я мог помочь, окажись я на месте происшествия? К тому же, ничего серьёзного там, похоже, не произошло. Я не знал, на что решиться. Буду смотреть дальше. Если она намеревается продолжать свои жалкие попытки играть в бадминтон, я сфабрикую какой-нибудь подходящий предлог, чтобы вытащить её с нанавистной и опасной физкультуры.
Тренер расхохотался.
— Прости, Ньютон. "Эта девчонка просто ходячая авария. Её бы в изолятор строгого режима, чтобы на других не влияла".
Он демонстративно повернулся к ним спиной и ушёл, чтобы понаблюдать за другой партией, так что Белла смогла вернуться к роли пассивного наблюдателя.
"Ой, — подумал Майк снова, потирая руку. Он повернулся к Белле. — Ты как, в порядке?"
— Да ничего, а ты? — робко спросила она и покраснела.
— Думаю, что буду жить. "Ещё не хватало расхныкаться. Но, чёрт, как же больно!"
Майк размашисто покрутил рукой, вздрагивая от боли.
— Я лучше тут, сзади постою. — Лицо Беллы выражало скорее смущение и огорчение, чем боль. Может быть, самое худшее из случившегося досталось Майку? Я злорадно надеялся, что так оно и было. По крайней мере, Белла больше не собиралась играть. Она спрятала ракетку за спину и только смотрела на Майка полными раскаяния и сочувствия глазами… Мне пришлось замаскировать свой смех под кашель.
"Чего ржёшь?" — поинтересовался Эмметт.
— Потом расскажу, — отмахнулся я.
Белла больше не порывалась участвовать в игре. Тренер смотрел на это сквозь пальцы, так что дальше Майк отдувался один.
Я без труда разделался с контрольной в конце урока, и миссис Гофф отпустила меня до звонка. Торопясь через школьный двор, я по-прежнему не вылезал из сознания Майка. Дело в том, что он решил напрямую расспросить Беллу о наших с нею отношениях.
"Джессика клянётся, что они встречаются. За каким чёртом ему понадобилось выбрать именно её?"
До него не доходило, что по-настоящему изумительным было то, что это она выбрала меня.
— Ну что..?
— Что "что"? — недоумевала Белла.
— Ты и Каллен, а? "Ты и чудище. Ну, если для тебя так важен этот денежный мешок..."
Я заскрежетал зубами. Как он смеет так думать о ней?
— Майк, это не твое дело.
"Защищается. Значит, всё правда. Чёрт". — Мне это не нравится.
— А тебя никто и не спрашивает, — отрезала она.
"Почему она не замечает, что он просто жалкий клоун? И все они такие. Он как уставится на неё, так у меня от этого зрелища мурашки по коже". — Он так смотрит на тебя, как... как на еду!
Я съёжился. Что она ответит?
Её лицо вспыхнуло ярко-алым, губы сжались, будто она пыталась сдержать рвущееся из груди дыхание. И вдруг сквозь её сжатые губы прорвался... смешок.
"Теперь она смеется надо мной. Вообще класс".
Майк повернулся и в мрачном раздумье побрёл в раздевалку.
Я прислонился к стене спортзала и попытался взять себя в руки.
Как она могла вот так запросто рассмеяться над обвинением Майка? Оно так точно попало в цель, что я начал опасаться, уж не становится ли Форкс для нас слишком опасным местом? Что-то его жители начали проявлять поразительную проницательность... Как она могла рассмеяться над предположением, что я могу её убить, когда она знала, что это истинная правда? Что в этом смешного?
Да что с ней такое?
Может, у неё нездоровое чувство юмора? Это не соответствовало моим представлениям о её характере, хотя с чего я так уверен, что эти представления соответствуют истине? А может, мои фантазии о легкомысленном ангеле были верны в том смысле, что он забыл добавить в своё произведение толику здорового страха, и теперь Белла была начисто лишена этого полезного чувства? Да она просто храбрец, вот что. Это самое подходящее слово. Другие наверняка назвали бы её дурочкой, но я-то знал, что голова у неё светлая. Неважно, нехватка страха или же извращённое чувство юмора — всё было плохо. Может, как раз из-за этой странной нехватки она то и дело попадала в передряги? Похоже, ей всегда будут нужны мои услуги спасателя…
И тут я воспрял духом — меня осенило.
Если бы я только мог дисциплинировать себя, сделать себя безопасным — тогда я, возможно, был бы вправе остаться с ней.
Она показалась в дверях спортзала: плечи напряженно приподняты, нижняя губа закушена — явные признаки беспокойства. Но как только её глаза встретились с моими, плечи расслабились и ясная улыбка осветила всё её лицо. Такое странно умиротвореннное выражение. Она без колебания направилась ко мне, и остановилась так близко, что тепло её тела затопило меня, как приливная волна.
— Привет, — прошептала она.
И опять я испытал огромное, ни с чем не сравнимое счастье.
— Привет! — Настроение моё стало в одно мгновение таким лёгким и радостным, что мне захотелось её немножко поддразнить, и потому я добавил: — Ну, как физкультура?
Её улыбка слегка дрогнула. — Отлично.
Врунья из неё была липовая.
— Да ну? — Я не собирался отступать от темы, по-прежнему беспокоясь, не сильно ли она поранилась, не болит ли у неё, — как вдруг в моей голове раздался вопль Майка, причём такой силы, что заглушил даже мои собственные мысли:
"Ненавижу эту сволочь! Чтоб ты сдох! Хоть бы ты навернулся со своей сверкающей тачкой с обрыва! Почему он не может просто оставить её в покое? Пшёл вон, к таким, как сам — уродам ненормальным!"
— Что с тобой? — встревожилась Белла.
Мои глаза снова сосредоточились на её лице. Она посмотрела вслед удаляющемуся Майку, затем опять воззрилась на меня.
— Ньютон действует мне на нервы, — признался я.
Она ахнула, да так и забыла закрыть рот, её улыбка померкла. Она, наверное, запамятовала, что в моих силах было наблюдать её сумбурный урок физкультуры, а может, надеялась, что я не воспользовался своим даром.
— Ты, случаем, не подслушивал ли, по своему обыкновению?!
— Как твоя голова?
— Ты неисправим! — процедила она, резко развернулась и яростно потопала по направлению к автостоянке. Её лицо было даже не красным, а пурпурным — до того ей было неловко.
Я не отставал, надеясь, что она скоро остынет. Обычно она быстро прощала меня.
— Ты же сама сказала, что я никогда не видел тебя в спортзале, я тебя за язык не тянул, — оправдывался я. — Вот я и решил взглянуть.
Она не ответила, только сурово сдвинула брови.
Достигнув парковочной площадки, она остановилась, как вкопанная, обнаружив, что путь к моей машине перекрыт целой толпой парней.
"Обалдеть, какая же у этой штуки скорость?"
"Ты только глянь — а коробка передач у неё от SMG. Я такую только на картинке в журнале и видел..."
"Ух ты, какие боковые решёточки…"
"Эх, если б у меня где-нибудь завалялись шестьдесят тыщонок баксов…"
Вот именно поэтому Розали следовало бы ездить на "этой штуке" только за пределами городка.
Я пробился сквозь толпу вожделеющих парней к своей машине; после секундного замешательства Белла последовала за мной.
— Лишь бы пыль в глаза пустить, — пробормотал я, когда она забралась в машину.
— Что это за машина? — поинтересовалась она.
— M3.
Она нахмурилась. — Думаешь, мне это что-то говорит?!
— Это BMW. — Я закатил глаза, потом сосредоточился на том, чтобы осторожно сдать назад, ни на кого не наехав. Несколько мальчишек явно не собирались освободить дорогу. Полусекундной встречи с моим прищуром оказалось достаточно, чтобы образумить их.
— Всё ещё сердишься? — спросил я.
И хотя её лоб вполне разгладился, ответ прозвучал сурово: — Ещё как!
Я вздохнул. Наверно, не стоило подавать вида, что знаю о её подвигах на физкультуре. Но что теперь поделаешь... Попробовать загладить вину?
— Ты простишь меня, если я извинюсь?
Она мгновение раздумывала.
— Возможно... если извинение будет искренним... — Потом решительно добавила: — ...И если ты пообещаешь мне больше так не делать.
Лгать ей мне не хотелось, поэтому обещать то, о чём она просила, я не собирался. Возможно, я смогу предложить нечто взамен?
— Как насчет искреннего извинения и того, что в субботу ты будешь вести свой грузовик сама? — При мысли об этом я внутренне поёжился.
Между бровей Беллы снова пролегла морщинка: девушка принялась тщательно обдумывать новую сделку.
— Договорились, — сказала она наконец.
Теперь дело за моим извиненим… Машина полным ходом удалялась от школы, а я соображал, как бы мне понеотразимей извиниться. Я никогда не пытался нарочно "ослепить" Беллу, но сейчас, похоже, наступил момент, когда необходимо воспользоваться своими способностями. Я глубоко проник взглядом в её глаза, раздумывая, все ли делаю как надо. Подпустил побольше обворожительности в свой голос...
— Я очень сожалею, что расстроил тебя.
Сердце её застучало громким неровным стаккато, глаза расширились и застыли в ошеломлении.
Я еле заметно улыбнулся. Похоже, получилось! Единственная трудность была в том, что я сам едва в силах был вырваться из влекущей глубины её глаз. Она ослепила меня так же, как и я её. Хорошо, что эта дорога была мне знакома до малейшей выбоинки в асфальте.
— Ранним утром в субботу я буду под твоим окном! — добавил я, скрепляя наш договор.
Она часто-часто заморгала, встряхивая головой, словно пытаясь прояснить её.
— Гм... — сказала она. — А как тогда быть с Чарли? Непонятное чужое «вольво» брошено на подъезде к нашему дому...
Ах, как мало ещё она обо мне знала!
— Я не собирался приезжать на машине.
— А как... — начала она, но я перебил её. Объяснить будет сложно — это нужно видеть собственными глазами, а сейчас не время для демонстрации моих дарований.
— Об этом не беспокойся. Я приду без машины.
Она заинтересованно склонила голову набок — похоже, собралась было выжать из меня больше. Но вдруг в голову ей пришло что-то другое.
— А "потом" уже наступило? — спросила она, имея ввиду наш незаконченный разговор утром в столовой; она оставила один трудный вопрос только для того, чтобы, по своему обыкновению, перейти к другому, ещё более неудобоваримому.
— Думаю, что уже наступило, — с неохотой согласился я.
Мы остановились у её дома. Я напряжённо пытался найти способ так извернуться с объяснением, чтобы моя чудовищная сущность проступила не слишком явственно. Не то она опять перепугается. Впрочем, а стóит ли мне пытаться утаивать от неё мою тёмную сторону?
Она ждала с той же маской вежливой заинтересованности, что и за ланчем. Если бы я был менее напряжён, то её напускное спокойствие заставило бы меня расхохотаться.
— Ты по-прежнему хочешь знать, почему тебе не стоит смотреть, как я охочусь? — спросил я.
— Да как сказать… меня больше удивила твоя реакция на мой вопрос, — сказала она.
— Я тебя напугал? — Сейчас она примется отнекиваться.
— Нет.
Я попытался не улыбнуться, но не получилось.
— Прости, что напугал тебя. — Но тут моя неуместная весёлость испарилась. — Но если бы ты присутствовала при нашей охоте... Одна только мысль о этом выбила меня из колеи.
— Для меня это очень опасно?
Опять эта ужасная картина: Белла, такая беспомощная и уязвимая, в глухом мраке, и я, утративший контроль над собой... Нет, я даже этой мысли не могу вынести спокойно!
— Превосходит всяческое воображение.
— Но почему?
Я сделал глубокий вдох. Привычная жажда опалила горло; я сосредоточился на ней, не давая ей овладеть мной, управляя ею, доказывая себе свою власть над ней. Жажда её крови никогда больше не будет диктовать мне свои условия — я это твёрдо решил, и так оно и будет. Я стану безопасным для неё. Я не смотрел на девушку, лишь скользил невидящим взглядом по облакам в небе. Как бы мне хотелось верить, что моя решимость не пошатнулась бы, если бы я наткнулся на запах Беллы во время охоты...
— Когда мы охотимся... мы полностью отдаёмся нашим чувствам, особенно обонянию. — Я отщательно обдумывал каждое слово. — Разум почти отключается. И если ты окажешься рядом, когда я вот так утрачу контроль над собой...
Я затряс головой, как в приступе мучительной боли, при мысли о том, что тогда случится — не что может случиться, а что произойдёт вне всякого сомнения.
Я слушал её сердце — оно билось неровно, толчками. О чём она думает? Не в силах больше терпеть неопределённость, я повернулся, чтобы всмотреться в её глаза.
Лицо Беллы было сдержанно, глаза серьёзны и вдумчивы. Только губы были чуть-чуть напряжены. Это был признак невысказанной тревоги. Интересно, о чём она тревожилась? О собственной безопасности? Или о том, что мне было больно? Я продолжал вглядываться в её лицо, пытаясь разгадать, что скрывается за его неопределённым выражением.
Она тоже не отрываясь смотрела на меня. Вдруг её глаза раскрылись шире, радужки в них почти исчезли, превратившись в сплошной чёрный зрачок, хотя освещение оставалось прежним.
Мое дыхание участилось. Вдруг начало казаться, что тишина в машине наполняется негромким, настойчивым гулом невидимого электричества, совсем как тогда, в тёмном кабинете биологии. И вот пульсирующий разряд разорвал воздух между нами. Желание притронуться к Белле повлекло меня к ней несравненно сильнее жажды её крови.
Электричество, волнами пронизывающее мое тело, породило чувство, будто у меня вновь появился собственный пульс. Моё тело пело в такт. Я чувствовал себя так, будто снова стал человеком. Больше всего на свете я хотел ощутить жар её губ на своих губах. Секунду я отчаянно пытался найти в себе силы, обрести контроль, чтобы без угрозы для её жизни прижаться своим опасным ртом к её нежной коже...
Она судорожно втянула в себя воздух, и только тогда до меня дошло, что в тот момент, когда я задышал чаще, она прекратила дышать совсем.
Я закрыл глаза в стремлении разорвать эту связь между нами.
Больше никаких ошибок.
Существование Беллы было связано со множеством тонко сбалансированных химических процессов в её организме, легко нарушаемых и трудно восстановимых. Ритмичная пульсация лёгких, приток кислорода были жизнью для неё, а их отсутствие означало смерть. Трепещущий ритм её хрупкого сердца может быть остановлен либо ужасным и нелепым несчастным случаем, либо болезнью, либо... мной.
Я был уверен, что никто из моей семьи не стал бы медлить и раздумывать, если бы ему или ей выпал шанс обменять бессмертие на смертность. Каждый из нас пошёл бы за это на костёр и горел бы столько дней или веков, сколько было необходимо.
Большинство нам подобных ценили бессмертие превыше всего. Находились даже люди, жаждущие бессмертия, подобного нашему — такие специально рыскали в тёмных, злачных местах в поисках тех, кто мог бы преподнести им самый чёрный из даров...
Но не мы, не наша семья. Мы пошли бы на любые жертвы, чтобы вновь стать людьми.
И всё же никто из нас и никогда так отчаянно не жалел о невозможности обратить необратимое и вновь стать человеком, чем я сейчас.
Ветровое стекло было полно микроскопических трещинок и выбоинок, и я так пристально всматривался в них, будто они могли подсказать мне решение моих проблем. Электричество продолжало наполнять автомобиль, интенсивность его ничуть не ослабла, поэтому я вынужден был изо всех сил сосредоточиться, чтобы удержать свои своенравные руки на рулевом колесе.
В пальцах вновь началось безболезненное покалывание, как тогда, после моего прикосновения к Белле.
— Белла, я думаю, тебе пора.
Она сразу же послушалась, без единого слова выйдя из машины и закрыв за собой дверь. Неужели она почувствовала грозную близость возможной катастрофы так же ясно, как и я?
Было ли ей так же больно уходить от меня, как мне было мучительно дать ей уйти? Единственное утешение — я скоро вновь увижу её. Раньше, чем она увидит меня. При этой мысли я улыбнулся, опустил окно и наклонился через сиденье, чтобы сказать ей ещё несколько слов. Сейчас я чувствовал себя несколько увереннее — её больше не было в машине, и жар её тела не приводил меня в исступление.
Услышав шум опускающегося стекла, Белла с любопытством обернулась — узнать, чего ещё я от неё хочу.
Подумать только — её любопытство ещё не было полностью удовлетворено, несмотря на то, что она весь день забрасывала меня вопросами. Моё же собственное любопытство не было удовлетворено совершенно. Отвечая сегодня на её вопросы, я только раскрыл свои секреты, а она по-прежнему оставалась для меня тайной за семью печатями, если не считать моих немногочисленных собственных догадок. Это несправедливо!
— Э-э... Белла?
— Да?
— Завтра моя очередь.
Она наморщила лоб. — Твоя очередь для чего?
— Задавать вопросы.
Завтра, когда мы будем в более безопасном месте, в окружении многочисленных свидетелей, я получу ответы на все свои вопросы. Эта мысль взбодрила меня и вызвала ликующую улыбку. Белла не выказывала ни малейшего желания уйти. Я отвернулся. Хотя её больше не было в машине, но отзвуки электрических разрядов по-прежнему пронизывали воздух салона. Меня так и подмывало выскочить из машины, проводить её до двери... Лишь бы подольше побыть рядом с ней.
Больше никаких ошибок. Я вдавил педаль газа в пол и вздохнул, когда её фигурка скрылась из виду позади меня. Такое впечатление, что я всегда либо стремлюсь к Белле, либо удаляюсь от неё, никогда не оставаясь на месте. Мне придётся выказать небывалую решительность и твёрдость духа, если мы намерены хотя бы когда-нибудь обрести покой.