Полуночное солнце

8. Призрак

Я не часто виделся с гостями Джаспера в те два солнечных дня, что они провели в Форксе. Дома я появлялся исключительно затем, чтобы Эсме не волновалась. Во всём остальном я вёл себя скорее как призрак, чем как вампир. Я скользил, прячась в тени, откуда мог следить за объектом моей любви и одержимости, наблюдая и слыша её через сознание тех счастливчиков, которые могли прогуливаться рядом с ней, не боясь солнца. Иногда эти везунчики случайно задевали её руку. Она никогда не реагировала на эти прикосновения — их руки были столь же теплы, как и её собственные.

Раньше подобные вынужденные прогулы никогда не становились для меня таким тяжким испытанием. Но, похоже, солнце доставляло ей столько счастья, что я не мог досадовать на его затянувшийся визит в наш пасмурный городок. Что приносило удовольствие ей, то радовало и меня.

В утро того понедельника я подслушал разговор, который мог бы подорвать мою веру в свои силы и превратить время, проведенное вдали от неё, в пытку. Однако то, как он завершился, сделало для меня этот день днём радости.

Пожалуй, Майк Ньютон заслуживал некоторого уважения с моей стороны: он не сдался и не уполз зализывать раны. У него оказалось больше храбрости, чем я думал. Он собирался попробовать ещё раз.

Белла приехала в школу довольно рано и, похоже, намеревалась понежиться на солнце, пока имелась такая возможность. Она села на скамейку и приготовилась ждать первого звонка. Солнечный свет заиграл в её волосах, придав им красноватый отблеск, чего я совсем не ожидал.

Бесцельно слоняясь вокруг, Майк наткнулся на неё и возликовал при такой удаче.

Было сущей пыткой лишь наблюдать за происходящим, не имея возможности вмешаться — яркий солнечный свет надёжно держал меня в плену густого леса.

Она поздоровалась с ним до того приветливо, что Майк впал в экстаз, а я — в уныние.

"Ну, вот вижу же, что я ей нравлюсь! Точно, нравлюсь! Она не стала бы так улыбаться, если бы не нравился. Бьюсь об заклад, она была не прочь пойти на танцы со мной. Интересно, что там такого важного в Сиэттле…"

Ему бросилась в глаза перемена в цвете её волос:

— О, а я никогда не замечал, что твои волосы отливают красным.

Он схватил одну блестящую прядку и принялся нежно теребить её. Я нечаянно вырвал с корнем молодую ёлочку, на которую опирался рукой.

— Только на солнце, — сказала она. К моему глубокому удовлетворению, она слегка отстранилась, когда он принялся заправлять прядку ей за ухо.

Пару минут Майк попусту молол языком, набираясь храбрости. Она напомнила ему о сочинении, которое мы должны были сдать в среду. Судя по едва заметному выражению удовлетворения на лице Беллы, её сочинение было уже готово. А он о нём совершенно забыл, что весьма сократило время, которое он надеялся провести с Беллой.

"Вот чёрт, дурацкое сочинение..."

Наконец он добрался до сути — мои зубы сжались так, что, казалось, могли раздробить в пыль кусок гранита — и даже теперь, он не мог отважиться задать вопрос напрямую.

— Я собирался спросить, не хотела бы ты куда-нибудь сходить.

— О, — сказала она.

На мгновение оба замолчали.

""О"? Что бы это значило? Она собирается сказать "да"? Постой, я ведь так толком и не спросил её".

Он проглотил комок в горле.

— Ну, мы бы могли где-нибудь пообедать или что... а сочинение... да ну его, потом напишу... Вот дурак, тоже мне, спросил, называется...

— Майк…

Мýка и ярость моей ревности не знали границ, они терзали меня с той же силой, что и на прошлой неделе. Пытаясь удержать себя на месте, я вцепился в другое дерево – и тоже сломал его. Я изнемогал от желания стремительно, незаметно для человеческих глаз пронестись через школьный двор — и выкрасть её из-под носа у этого мальчишки, которого я так в этот момент ненавидел, что убил бы, причём с величайшим удовольствием.

Неужели она скажет ему "да"?

— Не думаю, что это хорошая идея.

Я снова задышал. Мое напрягшееся тело расслабилось.

— Так значит, Сиэттл был только отговоркой. Не стоило и спрашивать. О чём я только думал? Чёртов урод Каллен, это точно он...

— Почему? — угрюмо спросил он.

— Я думаю... — Она остановилась на полуслове. — Послушай, если ты проболтаешься кому-нибудь о том, что я сейчас тебе скажу, то будь уверен — буду лупить тебя, пока не помрёшь...

Услышав из её уст эту смертельную угрозу, я громко расхохотался. Сойка на соседнем дереве вскрикнула, встрепенулась и в страхе унеслась прочь.

— ...Я просто думаю, это ранит чувства Джессики.

— Джессики? — "Что? При чём тут … О... Ладно... Может быть … так … Ух".

Теперь в его мыслях царила полная неразбериха.

— Майк, ты совсем слепой или прикидываешься?

Я мог бы повторить это высказывание вслед за Беллой. И хотя ей, пожалуй, не стоило ожидать от других, что они будут столь же проницательны, как она сама, но в данном-то случае всё было ясно как день. С огромным трудом набравшись храбрости, чтобы пригласить Беллу на свидание, Майк и думать не думал, что Джессике не легче. Должно быть, эгоизм делал его слепым и глухим к страданиям других. А в характере Беллы эгоизм отсутствовал, поэтому она видела всё.

"Джессика... уф... вау... ух..."

— О-о?.. — Это было единственное, что удалось промямлить бедняге Майку.

Белла воспользовалась его замешательством, чтобы под благовидным предлогом улизнуть.

— Мне нужно бежать в класс, я и так слишком часто опаздываю.

С этого момента использовать Майка в качестве прибора наблюдения стало трудновато — мысли его были теперь заняты Джессикой. То, что она находила его привлекательным, начинало ему нравиться. Конечно, Джессика — это не Белла, но на худой конец сгодится...

"Ну, вообще-то, она хорошенькая... Фигурка ничего. Синица в руках…"

И понеслось: его новые фантазии, теперь уже о Джессике, были столь же вульгарны, как и прежние — о Белле. Правда, теперь они меня только раздражали, а не приводили в бешенство. Как мало он заслуживал любой из девушек — так легко он заменил одну другой. С тех пор я старался держаться от его головы подальше.

Как только Белла оказывалась вне моего поля зрения, я прижимался к прохладному стволу огромного земляничного дерева и перелетал от сознания к сознанию, стараясь не упускать её из виду, всегда радуясь, когда удавалось смотреть на неё глазами Анджелы Вебер. Мне бы хотелось каким-то образом отблагодарить Анджелу просто за то, что она такой хороший человек. Мне становилось легче на душе при мысли о том, что у Беллы есть хотя бы одна верная и искренняя подруга.

С какого бы ракурса я ни наблюдал лицо Беллы, от меня не могло укрыться, что она опять чем-то опечалена. Это приводило меня в недоумение — я думал, что сияющего солнца будет достаточно, чтобы обеспечить Белле весёлое и приподнятое настроение. На большой перемене, во время ланча, я видел, как она то и дело поглядывает в сторону пустого стола Калленов. Я затрепетал от радостной надежды: может быть, она тоже тосковала по мне?

Она собиралась выйти в город с другими девушками, и я тут же начал соображать, как бы мне организовать слежку. Но прогулка была отложена, когда Майк пригласил Джессику на свидание, которое он первоначально задумывал для Беллы.

Поэтому я прямиком отправился к дому Свонов, мимоходом лоцируя окрестный лес — не бродит ли там кто-нибудь опасный. Я знал, что Джаспер попросил своего бывшего брата по клану избегать города — ссылаясь на мое умопомешательство в качестве и объяснения, и предупреждения — но рисковать я не мог. Питер и Шарлотта не намеревались входить в конфликт с моей семьёй, но намерения — штука изменчивая...

Ну хорошо, я перестраховывался. Знаю.

Прошёл целый нескончаемый час. Наконец, будто сжалившись над моими страданиями, будто зная, что я наблюдаю за ней, Белла вышла из дома во двор. В руках она несла книгу, а под мышкой было зажато одеяло.

Я тихонько вскарабкался повыше на ближайшее дерево, с которого был виден двор.

Она расстелила одеяло на влажной траве, легла на живот и стала пролистывать свою потрёпанную книгу, словно пытаясь найти в ней то место, на котором остановилась. Я читал через её плечо.

Ах, и здесь классика. Белла была поклонницей Остен.

Она читала быстро, скрещивая и перекрещивая поднятые вверх лодыжки. Я любовался игрой солнечного света и ветра в её волосах. И вдруг она застыла, пальцы замерли на странице. Книга была открыта на третьей главе. Белла резко схватила и перевернула сразу целую стопку страниц.

Оказывается, книга была собранием романов. Белла начала читать следующий. Я бросил взгляд на титульную страницу — "Мэнсфилд Парк". Странно, почему она так резко перескочила с одного романа на другой...

Не прошло и нескольких минут, как она сердито захлопнула книгу. Хмуро сдвинув брови, она отложила томик в сторону и перевернулась на спину. Глубоко вздохнула, как бы пытаясь успокоиться, поддёрнула рукава и закрыла глаза. Я помнил содержание романа, но никак не мог взять в толк, что в нём могло так её расстроить. Ещё одна загадка. Ничего не поделаешь, остаётся только вздохнуть...

Она лежала очень тихо, пошевельнувшись только один раз — чтобы смахнуть волосы с лица. Они сверкающим каштановым потоком растеклись вокруг её головы. И больше Белла не двигалась.

Её дыхание замедлилось. А через несколько долгих минут губы её затрепетали. Она что-то бормотала во сне.

Сопротивляться любопытству было невозможно. Я до предела напряг слух, заодно улавливая и голоса из домов поблизости:

"Две столовых ложки муки ... одна чашка молока..."

"Ну, давай! Забрось его в кольцо! Да давай же!"

"Красный или синий ... или, может, надеть что-то попроще..."

Убедившись, что рядом никого нет, я спрыгнул на землю, мягко приземлившись на носки. Я поступал неправильно, непродуманно и крайне рискованно. С каким высокомерием я когда-то осуждал Эмметта за его легкомыслие, а Джаспера —за недостаток дисциплины! Теперь же я сам сознательно попирал все правила с такой дикой несдержанностью, на фоне которой бледнели все промахи моих братьев. И это я, который всегда подавал другим пример ответственного поведения!..

Я вздохнул и, не взирая на укоры совести, крадучись двинулся к Белле через залитую солнечным светом лужайку.

Я старался забыть о том, как выгляжу в ярком свете солнца. Моя кожа была каменной, холодной и нечеловеческой, в тени это ещё как-то удавалось скрыть; но на солнце я вообще не хотел бы видеть себя рядом с Беллой. Различия между нами и так были непреодолимы; осознание этого было моей постоянной болью, а стоило только вообразить ещё и эту картину, как боль становилась невыносимой.

Однако когда я подошёл к Белле ближе, игнорировать радужные отблески на её коже стало невозможно. Мои челюсти свело при этом зрелище. Можно ли быть бóльшим уродом, чем я? Представляю, какой ужас объял бы её, если бы она открыла глаза прямо сейчас…

Я отступил, но тут она снова забормотала, и я остановился.

— Ммм... Ммм…

Ничего непонятно. Хорошо, я рискну подождать.

Оказавшись так близко к Белле, я на всякий случай задержал дыхание и, вытянув руку как можно дальше, осторожно взял её книгу. Я снова задышал только тогда, когда отошёл от неё на несколько ярдов. Казалось, солнечный жар и свежий воздух сделали её аромат ещё слаще. Огонь жажды испепелял меня с удвоенной силой — я отвык от жгучей боли, будучи слишком долго вдали от Беллы.

Я постарался овладеть собой, а затем, принудив себя дышать через нос, открыл книгу. Она начала с первого романа... Это был "Разум и чувство". Я быстро пролистал до третьей главы, ища, что же могло так оскорбить Беллу в чрезвычайно деликатной прозе Остен.

Когда мои глаза наткнулись на имя Эдварда Феррарса, впервые появляющегося в этой главе, Белла заговорила снова:

— Мммм… Эдвард... — Она вздохнула.

На этот раз я не испугался, что она проснулась: её голос был тих и нежен. Если бы она действительно проснулась, то закричала бы от ужаса при виде меня в ярких лучах солнца.

Радость, однако, победила отвращение к себе: Белла опять видела во сне меня.

— Эдмунд. Ахх... слишком… похоже…

Эдмунд?!

Ха! Да она вовсе не меня видела во сне! Ей снились литературные герои. Я слишком высоко занёсся. Отвращение к себе нахлынуло с новой силой.

Я положил книгу обратно и прокрался туда, откуда вышел — в сумрачную тень. Вот где моё истинное место.

День подходил к концу. И вновь я беспомощно наблюдал, как солнце медленно опускается к горизонту, а тени на лужайке сгущаются и подползают к Белле всё ближе и ближе. Мне хотелось оттолкнуть их, не дать им поглотить её, но наступление темноты было неизбежно — тени накрыли спящую девушку. Когда свет померк, её и без того бледная кожа стала белой, как у призрака, а тёмные волосы казались почти чёрными на фоне бескровного лица.

На это было страшно смотреть — как будто предсказания Элис сбывались у меня на глазах. И только ровное, сильное биение сердца Беллы не давало поверить в этот кошмар наяву.

Я вздохнул с облегчением, когда её отец вернулся домой.

Я даже различил кое-что в его сознании, пока он ехал по улице к дому: какое-то неясное раздражение, связанное с событиями на работе... предвкушение, смешанное с чувством голода... Должно быть, ему не терпелось приняться за обед. Мысли его были такими тихими и замкнутыми, что я не мог быть уверен, что понял их правильно, мог только догадываться об их общем смысле, о настроении их обладателя, да и то с трудом.

Интересно, как же тогда "звучит" мать Беллы? Какая генетическая комбинация привела к появлению на свет столь уникального создания, как Белла?

Когда колёса отцовского автомобиля загрохотали по брусчатке подъездной аллеи, Белла проснулась и села. Она оглянулась вокруг — по-видимому, наступившая темнота застигла её врасплох. Один краткий миг она смотрела прямо в ту сторону, где во мраке прятался я, но взор её, не задержавшись, скользнул дальше.

— Чарли? — спросила она тихо, по-прежнему вглядываясь в окружающие маленький двор деревья.

Она услышала, как хлопнула дверь автомобиля, и повернула голову на звук. Быстро поднялась и собрала свои вещи, но прежде, чем уйти, она ещё раз бросила взгляд в сторону леса.

Я перебрался на дерево, росшее у окна одной из задних комнат. Комната была смежной с маленькой кухней, так что я мог слышать, как они проводят вечер. Было интересно сравнить слова Чарли с его едва слышными мыслями. Любовь и забота о единственной дочери заполняли все его помыслы, но говорил он всегда скупо и не о том, о чём думал. Большую часть вечера они проводили в дружественном безмолвии.

Я услышал, как она делилась своими планами на завтрашний вечер в Порт Аджелесе, и тут же стал составлять собственные планы. Джаспер не давал Питеру и Шарлотте указаний держаться подальше от Порт Анджелеса. Правда, они недавно питались и к тому же твёрдо обещали не охотиться вблизи нашего дома. Тем не менее, я решил, что подстраховаться не мешает — на всякий случай. К тому же, всегда мог найтись и кто-нибудь другой из наших сородичей, обуреваемый жаждой, уже не говоря обо всех чисто человеческих опасностях. А ведь раньше я о них как-то и не задумывался...

Я слышал её сетования по поводу того, что отцу придётся самому готовить себе обед, и улыбался — моя теория верна, она прирождённый опекун.

А потом я ушёл, зная, что вернусь, как только она уснёт.

Даже если моё наблюдение за нею и выглядело как вмешательство в её частную жизнь, то я это делал не с теми же целями, что какой-нибудь извращенец. Я был здесь для того, чтобы защищать её, а не подглядывать, глотая слюнки. Вот этим, без сомнения, занимался бы Майк Ньютон, если бы был достаточно ловок для того, чтобы передвигаться в кронах деревьев, как я. Я не смог бы поступать с ней так грубо и бесцеремонно.

Когда я пришёл домой, там никого не было. Это меня вполне устраивало. Надоели все эти недоумевающие, сочувствующие и снисходительные мысли, ставящие под вопрос моё душевное здоровье. К перилам лестницы была пришпилена оставленная Эмметтом записка:

"Сыграем в футбол на поле Ренье? Имей совесть! Пожалуйста!"

Я нашёл ручку и нацарапал слово "извини" под его мольбой. Всё равно команды будут равны по силам и без меня.

Я немного поохотился, довольствуясь небольшими, слабыми животными, не такими хорошими на вкус, как хищники — на более основательную охоту не было времени. Потом сменил одежду и бегом отправился обратно в Форкс.

Этой ночью Белла опять спала неспокойно. Она ворочалась, сминала простыни, воевала с подушкой, на её лице отражались то тревога, то печаль. Я задавался вопросом, что за кошмар её мучил, но вдруг подумал, что мне, наверно, лучше этого не знать.

На этот раз, говоря во сне, она в основном хмуро бормотала нелестные вещи в адрес Форкса. Только один раз, когда она выдохнула слово "вернись" и в умоляющем жесте протянула открытую ладонь, я осмелился надеяться, что ей снился я.

Следующий день вынужденного прогула, последний, когда солнце было моим тюремщиком, во многом походил на предыдущий. Белла выглядела ещё более подавленной, чем вчера, и я уже было посчитал, что она отменит свои планы насчёт Порт Анджелеса, настолько она была не в настроении.

Однако, зная Беллу, можно ожидать, что она поставит интересы друзей выше собственных.

Сегодня на ней была блузка глубокого синего цвета. Она необыкновенно красила её: бледная кожа Беллы стала напоминать по цвету свежие сливки.

Учебный день подошёл к концу. Девушки — Белла и Анджела — договорились, что Джессика заедет за ними. Я был чрезвычайно благодарен Анджеле за то, что она присоединилась к поездке.

Я пошёл домой за машиной. Обнаружив, что Питер и Шарлотта дома, решил, что ничего не случится, если дать девушкам часок форы. Я попросту бы не вынес плестись позади них на разрешённой законом скорости — от одной только мысли об этом бросало в дрожь.

Я вошёл через кухню, отсутствующе кивнул в ответ на приветствия Эмметта и Эсме, остальных вообще не заметил и направился прямиком к роялю.

"О, явился". Розали, само собой.

"Ах, Эдвард... Он так страдает, что смотреть страшно". Радость Эсме была теперь отравлена беспокойством. У неё был повод беспокоиться. История моей любви, которую она так радужно рисовала в своём воображении, постепенно всё больше становилась похожа на трагедию.

"Счастливой поездки в Порт Анджелес, — подбодрила Элис. — Дашь мне знать, когда можно будет поговорить с Беллой".

"Ну, ты и жалкая, ничтожная личность. Не могу поверить, что ты пропустил игру вчера вечером, только ради того что бы поглазеть, как кто-то там дрыхнет", — ворчал Эмметт.

Джаспер не обратил на меня внимания даже тогда, когда пьеса, которую я заиграл, вышла несколько более бурной, чем задумывалась. Старая песня на знакомую тему: нетерпение. Джаспер прощался с друзьями, а те с любопытством разглядывали меня.

"Как странно он себя ведёт, — подумала белокурая, такая же маленькая, как и Элис, Шарлотта. — А ведь в нашу последнюю встречу он был совершенно нормален и весьма любезен".

Мысли Питера, как всегда, звучали в том же ключе, что и у Шарлотты.

"Должно быть, это из-за их способа питания. Нехватка человеческой крови в конце коцов сведёт Калленов с ума", — заключил он. У него были такие же светлые волосы, как и у его возлюбленной, и примерно той же длины. Они были очень похожи друг на друга — и мыслями, и внешностью. Исключение составлял только рост — Питер был почти одного роста с Джаспером. Я всегда считал наших гостей идеальной парой.

Вскоре все, кроме Эсме, перестали думать обо мне, и я заиграл помягче и потише — чтобы не привлекать опять внимания к своей особе.

Я отключился от окружающих, отдавшись музыке — она немного отвлекала меня от тревог и беспокойства. Так тяжело было не видеть Беллы, ещё тяжелее — не думать о ней.

Прощание Джаспера с гостями подходило к концу. Тогда я вновь стал прислушиваться к их разговору.

— Если вы снова увидите Марию, — немного напряжённо произнес Джаспер, — передайте, что я желаю ей всего хорошего.

Мария была тем вампиром, что создала Джаспера и Питера. Джаспера — во второй половине девятнадцатого века, а Питера значительно позднее — в сороковых годах двадцатого. Один раз, когда мы жили в Калгари, она навестила нас. Визит носил такой бурный характер, что мы вынуждены были немедленно переменить место жительства. Джаспер вежливо попросил её тогда в будущем держаться от нас подальше.

— Не думаю, что это случится скоро, — смеясь, ответил Питер. Мария была невероятно опасна, и они с Питером испытывали взаимную нелюбовь — ведь это именно Питер способствовал ренегатству Джаспера, а Джаспер всегда был её любимчиком. То, что Мария собиралась убить Джаспера, она считала подробностью, не заслуживающей внимания. — Но если я её увижу, то обязательно передам.

Они пожали друг другу руки, и гости собрались уходить. Я бросил свою пьесу на щемяще незавершенном аккорде и поспешно встал.

— Шарлотта, Питер, — сказал я, кивнув.

— Рады были вновь видеть тебя, Эдвард, — неуверенно произнесла Шарлотта. Питер ограничился лишь ответным кивком.

"Псих", — бросил в мой адрес Эмметт.

"Идиот", — одновременно подумала Розали.

"Бедный мальчик". Это Эсме.

А Элис подумала с укоризной:

"Они отправятся прямиком на восток, в Сиэттл. Их и духу не будет в Порт Анджелесе". — В доказательство она привела парочку своих видений.

Я притворился, что не расслышал. И без того ясно, что мои оправдания яйца выеденного не стоят.

В машине я, наконец, расслабился. Мягкое и ровное урчание двигателя, форсированного Розали в прошлом году, когда она относилась ко мне более милостиво, действовало успокаивающе. С каждой милей, уносящейся вдаль под моими колёсами, я был всё ближе к Белле, и эта мысль радовала и утешала меня.