Полуостров сокровищ

Глава 19

Конечно же, мы договорились обо всём заранее. Предупредили Гамаюн, доброго доктора Борменталя — ему одному бвана посчитал безопасным довериться. Жалко, что нельзя было подать весточку Машке. Наставник сказал, что её мы поставим в известность в самую последнюю очередь, а иначе секретность можно и вовсе не разводить — она тут же всё выболтает.

Время. На подготовку требовалось изрядное его количество, а вернулся я, почитай, в самый последний момент, так что пришлось пропустить судилище над Олегом и моей напарницей. Жалко было Машку — сил нет, даже Гамаюн не хотела её за решеткой бросать. Но Лумумба, заявив, что некоторая психологическая встряска пойдет ей только на пользу — начнет думать прежде, чем сотворить очередную глупость — пригрозил вороне намертво склеить клюв суперклеем, если она вякнет хоть слово.

На эшафот мы пробрались пользуясь моим новым талантом ходить по Нави, как у себя дома, без всякой Пыльцы и других прибамбасов. Даже бвана так не мог! Аккуратненько приоткрыв Завесу, я провел наставника по самому краю. Мы взобрались на эшафот, представляющий из себя пологий холмик, а уж затем, в самый драматический момент, вышли из сумрака. То-то переполоху наделали!

Нам-то невдомек было, что Сварог успел настропалить горожан против магов, и до погрома не хватало, можно сказать, последней искры — нашего появления из воздуха. Так что впечатление мы произвели, кто бы сомневался. Только не то, на которое рассчитывали…

Как только Лумумба заявил, что намерен защищать княгиню, в нас полетели гнилые помидоры.

— Магов долой! — кричали из толпы недружелюбными голосами.

— К стенке их через одного и стрелять по очереди!

— Перевешать всех на одной березе, как курей!

— Не дадим в обиду Мангазею-матушку и Сварога — батюшку!

— Катитесь из города колбаской!

— Без сопливых скользко!

Лумумба слушал, слушал, а затем, дождавшись паузы, как заорет:

— Я НАШЕЛ ДУШЕГУБЦА! — голос наставника прозвенел над площадью, как иерихонские трубы в день страшного суда.

От неожиданности толпа притихла. Только где-то рядом, у самого эшафота, ревел, как резаный, чей-то младенец. Его плачу вторили вороний грай и поднявшийся вдруг ветер.

Насладившись как следует моментом, учитель продолжил:

— ХОТИТЕ ЗНАТЬ, КТО УБИВАЛ ВАШИХ БЛИЗКИХ? КТО НАГОНЯЛ СТРАХУ НА ВЕСЬ ГОРОД? ИЛИ ПРЕДПОЧТЕТЕ, ЧТОБЫ ВАС И ДАЛЬШЕ ОБМАНЫВАЛИ?

— Никто нас не обманывает! Мы сами кого хочешь, обманем!

— Не учите вора воровать!

— Сами с усами!

— Мы свои права знаем!

— Пусть говорит! Пусть расскажет про Душегубца!

— Не позволим магам нашим мозгом думать!

На эшафот нет-нет, да и залетали отдельные огрызки. Бвану они почему-то миновали, хотя мне присвистело разок яблоком по затылку, а помидором — в глаз. Хорошо, что овощ был гнилой да мягкий…

Сварог стоял гордо, как одинокий капитан на палубе тонущего корабля. Только взгляд его всё время цепко шарил по толпе, перескакивая с одного разверстого в крике лица на другое и ни на миг не останавливался.

— Я НЕ ТОЛЬКО НАЗОВУ УБИЙЦУ, НО И ПРЕДОСТАВЛЮ ЕГО ВАМ НА СУД!

Заявление наставника вызвало новую волну полемики.

— Сами разберемся!

— И Дущегубца отыщем!

— Мажья сила — вражья сила!

— А всё же любопытственно про маньяка-то послушать… Когда еще такой развлекухи сподобимся?

— Повесить его вместе с остальными! Нечего нам, честным гражданам, указывать, что делать…

— Это ты, что-ль, честные граждане?

— Я!

— Вот умора, держите меня семеро… Вор и пьяница Филька — честный гражданин!

— Фильку маги сколько раз на домушничестве за руку ловили, да всё на поруки отпускали.

— Вот она где, благодарность человеческая…

— А всё одно! Не след нам магов слушать. Своим умом проживем, без супостатов.

— Дядь Семён, не наседай. Они такие же люди, как и мы. У меня сосед — маг. Нормальный мужик…

— А кто мне крышу сглазил? Текёт крыша-то! Новый шифер положил, а он текёт!

— Ты б, дядь Семён, за воротник поменьше закладывал, так и крыша не текла бы.

Кое-где послышались смешки. Я вопросительно посмотрел на Лумумбу, тот в ответ чуть заметно двинул бровью.

— А ежели они нас всех продадут?! Купят, а потом еще раз продадут?

— Да кому ты нужен, трепло беспросветное.

— Сам ты трепло, а я, по новым законам, честный гражданин в своём праве!

— Хочим знать, кто есть Душегуб!

— Прально, повесить его и потом можно. Пущай говорит.

— Говори, маг!

— Только думай наперед, что говорить.

— А мы подумаем, верить тебе, или нет…

Еще пару минут продолжались дебаты, но фракция, ратующая за выявление Душегубца, победила. Лумумба вышел вперед.

— Собственно, говорить буду не я, — заявил наставник своим нормальным голосом, который благодаря небольшому заклинанию долетал до самых дальних закоулков. — Как я уже говорил, мы с помощниками отыскали серийного маньяка, прозванного Душегубцем. Ему-то и предоставим слово.

— А сам-то ты кто таков? — странно, что этот вопрос не прозвучал раньше. — Чтой-то не припомню, чтобы в нашей сыскной дружине такие физиономии наблюдались.

— Я — частный сыщик. Приехал из Москвы, чтобы расследовать убийство Великого Князя Игоря. Доказать или опровергнуть причастность к его смерти княгини Ольги. И, самое главное, найти настоящего убийцу.

По толпе прошелестел удивленный гомон. В ходе прений о князе как-то забыли…

— Хочешь сказать, что знаешь, кто убил Игоря? И можешь это доказать?

Все замолчали, уставившись на Лумумбу. Доктор, присяжные, князь Сварог, все прикипели к нему взглядами.

Наставник, выдержав паузу, подошел к самому краю эшафота и сказал тихо, но отчетливо:

— Я знаю, кто убил князя Игоря. Я знаю секрет Мангазейского золота. Знаю, почему встали прииски и почему князь Сварог не любит магов.

— Князя Игоря убила Ольга! — выкрикнул Сварог, но его уже никто не слушал.

Людское море колыхалось, со всех сторон летели голоса:

— Мы хотим знать!

— Говори, заезжий маг!

— Расскажи нам всё!

— Прав-ду! Прав-ду!

Аккуратно, не поворачивая головы, я бросил косой взгляд на скамью подсудимых. Машка стояла с совершенно круглыми глазами, засунув в рот кулак. Олег повесил голову и закрыл руками лицо. А вот Ольга, спокойно сидя в своём стакане — надо понимать, служащим защитой от её магии — улыбалась.

Надо же, а улыбка ей очень идет…

— Вернемся к Душегубцу, — объявил Лумумба. — С него всё началось, им должно и закончится, — он стал прохаживаться по эшафоту, заложив руки за спину, как обычно это делал в учебном классе. — Невинные жертвы маньяка, смерть Игоря, остановка приисков — всё это звенья одной цепи. Признаться, еще вчера вечером я не видел всей картины преступления. А обвинение нельзя строить прежде, чем появятся факты: неизбежно начинаешь подгонять улики под свою теорию, а не строить теорию на основе улик. К счастью, сегодня утром удалось добыть самую последнюю деталь. И добыл её мой коллега, Иван Спаситель.

Я вздрогнул. Вот уж не думал, что наставник захочет говорить об этом прямо сейчас…

— За последним, ключевым доказательством Ване пришлось плыть на тот берег, в так называемую Зону. В одиночку. — Лумумба помолчал, давая народу проникнуться величием момента. — Фактически, чтобы добыть улики, ему пришлось умереть. А затем воскреснуть, вернуться и передать их мне…

Наставник бросил короткий взгляд на Сварога. Было видно, что князь еле сдерживается — на скулах его играли желваки, кулаки сжимались, а серые глаза покрылись тонкой корочкой льда. И лед этот начинал потихоньку таять…

— Но хватит о нас, — поднял руку наставник, призывая к тишине. А потом отчетливо сказал: — Для дачи показаний я вызываю главного свидетеля, а также убийцу, прозванного в народе Душегубом.

По площади пронесся единый вздох. Народ завертел головами, боясь пропустить появление преступника…

— Внимание! — бвана принял эффектную позу «Мартихор». — МЕНЕ. ТЕКЕЛ. УПАРСИН!

Я незаметно сдвинул завесу и протянул руку ждущему с Той стороны…

— Всем общий привет!

По эшафоту запрыгал, как резиновый мячик, световой шар. Отскакивая от досок, столба виселицы, тонких перилец, он всё время рос в размерах, пока не достиг роста нормального человека. Тогда он остановился, улыбнулся, притопнул каблучками, простер руки к толпе и поклонился.

— Привет, привет! Здравствуйте! Не ждали? А это зря, зря… Надежда, как говорится, должна умирать последней.

— Да это же Данила! — закричали со всех сторон. — Эгей, Данила, как жизнь?

— Для кого жизнь, а для кого — посмертное существование, — отшутился мой подопечный и выкинул коленце, будто сказал что-то очень смешное.

— Ну точно Кручинин! Он же о прошлом годе еще с Железной стены сверзился…

— Ей-ей, куманек! — ответствовал дух, кривляясь. — Коли тебя по затылку стукнуть и в спину пихнуть, и ты свалишься.

— Чур меня, чур…

— И кто это тебя? Указать можешь?

— Отчего не мочь-то, куманек, могу…

Данила прошелся колесом вокруг виселицы и заплясал вприсядку. То, что музыки не было, его совсем не смущало.

— Эх, соскучился я по воле-волюшке, по земле-матушке да солнышку ясному! Застоялись ручки-ноженьки без работы, без забав молодецких! А тра-та-та, а тра-та-та, а вышла кошка за кота… — и он отбил беззвучную дробь по призрачной груди.

— Ну точно, Данька. Тот еще хохмач был…

— Данила, а ты знаешь, что Ганя твоя утонула?

На миг дух поскучнел. Вытянувшись во весь рост, он сложил руки у груди и закатил глаза, будто молился. Но в следующий миг перекувырнулся через себя и вновь отмочил коленце.

— Твоя правда, куманек! Как не знать, коли это я сам её под воду утащил… — воцарилась гробовая тишина. Дух, внимательно оглядев публику, усмехнулся. Да так широко, что в воздухе осталась одна улыбка. — Да не бойтесь, я за дело… Изменяла она мне, еще когда я жив был. С Яшкой Кнышем… Вот я и восстановил справедливость, — сказал рот, вокруг которого постепенно материализовался весь дух. — А вышла кошка за кота, за Кота-Котовича… Я и Генку Смурыкина прибил — нечего было у вдовы последние копейки воровать и детишек её по миру пускать… Вдова-то опосля покражи удавилась, а деток её, Саньку да Серёжку, в работный дом отдали… Так что Генке поделом! — с «казачка» дух перешел к танцу, похожему на «канкан» и ну прыгать по эшафоту, высоко вскидывая ноги. — И Лидке-шлюшке за убийство певца, и Глашке-воровке за то, что пацана на рельсы толкнула… Малец увидал, как она у его мамки брошку воровала, а немая за то его под поезд… Ать-два, левой-правой, идет солдат по городу-у, по незнакомой улице-е… А Афоньку Шмата помните? Полового из Свиньи и Свистульки? Так он наводчиком был! По иностранцам шабашил. Как богатенького заприметит — бегом к Мурке-клофелинщице, клиента вдвоем обдирают, как липку, а самого в прорубь, пока в себя не пришел…

— Так ты, значит, роль правосудия на себя принял?

— Верным курсом идете, товарищи! — дух вдруг принял вид скелета, над черепом его замигала лампочка. — Коли власти мышей не ловят — чего еще остается? Покой душе моей обрести удасться только тогда, когда супостат наказан будет. Пришлось подтолкнуть в нужном направлении — не век же мне на грехи ваши земные любоваться… Вот вы мне скажите… — Данила, перестав крутиться волчком, подлетел к самому краю помоста, — Заслужил я, чтобы моего убийцу нашли? Заслужил?

— Ты, Кручина, хорошим мужиком был!

— Конечно заслужил!

— Ты уж поведай, кто это такой есть, а уж мы отомстим, не сумлевайся.

— Ага. Догоним, и еще раз отомстим…

— Вот то-то и оно! — на мгновение дух развоплотился, но тут же сгустился вновь. — А кто за меня отомстил? Кто нашел супостата, кто восстановил справедливость? — он оглядел толпу. — Никто! Никто не отомстил за маленького Лёньку, которому поездом ноги отрезало. Никто и не подумал, что это Лидка сама своего хахаля зарезала — прямо в шею ножницы воткнула мерзавка, а потом и зарыла у себя же под окнами… А самое главное: палец, палец-то ему отрубила, да себе на шею и повесила! На память! Ну не дура ли девка?

— Палец — это была подсказка! — вдруг выкрикнул всеми забытый Олег. — И ноги…

— Радуйтесь, куманьки! У сыскного воеводы просветление в мозгах сделалось! — Данила совершил победный круг по эшафоту. — Держитесь его, ребята. Каких-нибудь десять-пятнадцать лет, и Сварожич дельным сыскарем сделается. Если не казнят, конечно, — дух глумливо хихикнул. — Я уж и так, и эдак намекал. Один запах чего стоил!

— Какой запах? — удивился Олег.

— Каша! Да Щи! — дух взвился юлой. — Что выходит? Ну? Кумекай… Ка-щей! — Олег молча хлопал глазами. Тогда дух повернулся к толпе: — Какое у меня погоняло в Академии было?

— Кащей!

— Точно! Даньку Кащеем за торчащие ребра прозвали!

Дух прищурился.

— Это кто там такой памятливый нашелся? Ты, Юрка Хлыст?

— Я, братан, я!

— А помнишь, как ты мне промеж пальцев горящие спички втыкал, пока я спал?

— Помню. Только это, ничего личного: ты ж дух был, а я — дембель.

— Дак я и сейчас дух! — Кручинин вывернулся внутрь себя, сделался похож на простыню, с нарисованным на ней сажей скелетом, вытянул рукава и взмыл над толпой. — У… Угу… — стал вздыхать он, прядая то к одной голове, то к другой. Народ в страхе приседал, держать за картузы и шляпы. Налетавшись, он вернулся на эшафот, предстал огромным восклицательным знаком, а затем — игрушечным ружьем и выстрелил с нарисованным в пузыре «БАЦ». — Саечка за испуг! Кто старое помянет… Если б ты Кольку тогда на своём горбу не вытащил — бродить бы тебе по берегу Пучай-реки. Всё, всё про всех знаю… — он зорко оглядел толпу. Народ подался от помоста, насколько это было возможно. — Кто кого, когда и как… Попомните на будущее, когда вновь грешить станете. Нам, духам, с Того света всё-ё-ё видать.

— Так кто тебя убил, Данила? — выкрикнул кто-то смелый.

— Скажу, дайте время. Одна закавыка: как только убийца будет назван — отлетит моя душенька на смертные пажити, и не гулять ей больше по волюшке, не наказывать супостатов да врагов рода человеческого. А хотите, я вам сказочку расскажу? Хорошую, правдивую. Сказка-ложь, да в ней намек, как говориться.

— Давай!

— Говори, Данилка!

— Ну, тогда слушайте, — народ молча ждал. — Жил-был добрый молодец, и захотелось ему жениться. Привели к нему красавиц: и дочек купцов-торговцев, и военных-генералов, и даже простых девушек. Да только не понравились они молодцу. Уехал он в дальние страны, и встретил там магичку. Влюбился, предложил выйти за него замуж, она и согласилась. Привез молодец новую жену домой… И жить бы им поживать, да добра наживать, только не по нраву пришлась молодая жена приспешникам добра молодца. Те-то хотели за него своих дебелых дочек пристроить, и через это дело на молодца вилять… Думали-думали приспешники, как быть, и решили извести молодую жену. Купили заморскую машинку, да и пристроили её молодым в опочивальню: машинка должна была до молодой добраться, да и вколоть той смертельный яд. Но машинка — не божья тварь, а порождение злой воли человека. Ошиблась машинка. Вместо женушки достался яд добру молодцу…

Дух, приняв наконец-то вид Данилы Кручинина, в парадной форме, лихо заломленной на одно ухо фуражке с выпущенным на лоб кудрявым чубом, в белых перчатках и начищенных сапогах, вытянулся во фрунт и взял под козырек.

— Смекайте, товарищи, об ком в сказке речь велась, — пропел он замогильным голосом, лицо его вновь приняло вид черепа, и весь образ бравого офицера рассыпался. — А если не смекнете, я вам помогу. Слушайте! Игоря убил…

Со стороны залива ветер донес истеричный набат корабельной рынды. Народ начал оглядываться, пытаясь увидеть, что делается за пределами площади. И тут включился противотуманный ревун. За ним еще один и так — по всей Железной стене.