Со стороны залива ветер донес истеричный набат корабельной рынды. Народ начал оглядываться, пытаясь увидеть, что делается за пределами площади. И тут включился противотуманный ревун. За ним — еще один и так по всей Железной стене, протянувшейся вдоль пляжа.
Первым сорвался с места Сварог. Соскочив с эшафота, он понесся через площадь в сторону залива. Народ перед ним растерянно расступался. За Сварогом чесанул Олег. Забыв, что руки скованы, он перемахнул через перила и выкрикивая по пути команды, устремился к порту. Следом бежали черные цепочки дружинников. Суд, арестанты, присяжные — всё это вдруг потеряло смысл.
На площади стала происходить кипучая, но упорядоченная деятельность: люди разбегались, кто куда, но не в страхе, а зная, где кому надлежит быть и что делать. Мне с высоты эшафота было видно, как заползают и растекаются по стене вооруженные люди, издалека похожие на муравьев.
Рядом с помостом вдруг возник дед Агасфер. Пронзительно свистнув, он закричал:
— Маги! Из боевых, кто еще в городе остался? Подходи! Вот он я, рядом с виселицей. Стройся по одному!
К нему протолкалась Арина Родионовна. На шее у нее, как у заправского лоточника, висел короб, доверху набитый разноцветными пакетиками. Через секунду я понял, что это — Пыльца…
— А ну, налетай, торопись! — выкрикнула она. — Первая доза бесплатно, вторая — за спасибо!
Сирены продолжали рвать воздух и казалось, что всё: люди, ветер, даже облака, подчиняются их ритму. Пронзительный, заунывный вой ввинчивался в мозги и вымораживал нутро, не позволяя задуматься ни на секунду.
Немного придя в себя и сообразив, что никаких «мессершмиттов» всё-таки не наблюдается и бомбить нас прямо сейчас никто не будет, я потянулся к Завесе, чтобы водворить на место дух Данилы, пока тот не сбежал и не учинил еще какое-нибудь безобразие. Но, отодвинув полог, окаменел.
В Нави на месте города простирался рыхлый мелкосопочник. Сам Кольский залив был как на ладони. Из залива, медленно поднимаясь над водой, к берегу приближались чудовища. Они были громадными, метров по пятьдесят, и совершенно разными. Один — темный, шершавый, покрытый как бы акульей чешуей или асфальтом, с костяным топором, вырастающим прямо из черепа. Другой — сплошь утыканный иглами, как дикобраз, но иглами прозрачными, будто сосульки. Третий напоминал человека, но почему-то без кожи — будто её содрали живьем, оставив только кровоточащее мясо. У него была крошечная, вырастающая прямо из плеч голова, больше похожая на прыщ, только разорванный поперек широкой пастью с острыми сверкающими зубами… Они шли безмолвно, медленно загребая воду клешнями, словно уставшие пловцы. Но по бело-бурунному следу можно было догадаться, что двигаются Колоссы очень быстро.
Водворив духа на место, я с содроганием задернул Завесу.
— ТРЕВОГА! КАЙДЗЮ! ТРЕВОГА! КАЙДЗЮ! — над крышами, тяжело взмахивая крыльями, кружила птица Гамаюн.
Площадь быстро пустела. В переулки, ведущие к заливу, втягивались последние колонны ополченцев, за ними, шелестя гусеницами, тихо погромыхивал БМП.
Раздался треск, стакан вокруг княгини осыпался мелкими стеклянными брызгами. Ольга, спотыкаясь на высоких каблуках, неловко спустилась с помоста. Лумумба устремился к ней.
— Оля! Как ты… Что ты собира…
— Некогда! — рявкнула та в ответ. — Ты что, не слышал? Кайдзю! Давай за мной.
Она побежала, но тут же споткнулась. Тогда княгиня скинула туфли, задрала повыше узкую юбку, и более не оглядываясь, припустила за последним дружинником. Бвана, не долго думая, помчался за ней.
Ко мне подскочила Машка и повисла на шее. Я прижал её к себе, втянул носом родной запах теплого воробушка, и поражаясь своей смелости, влепил в губы жаркий поцелуй. А потом поставил на ноги, присел рядом на колени и заглянул в глаза.
— Маша. Ты сейчас же должна бежать домой. Запрись там, и сиди, пока всё не закончится. Ты всё поняла? — и посмотрел своим самым строгим взглядом. Тогда она улыбнулась и сказала:
— Конечно, Вань. Что ж тут непонятного? Бежать домой и залезть под кровать.
— Я не говорил, чтобы под кровать. Я сказал…
— Ты совсем рехнулся? — она подскочила, как ужаленная. — Думаешь, я буду отсиживаться дома, пока тут самое интересное твориться?
— Маша, — я постарался говорить спокойно. — Это не игрушки. Кайдзю — тот самый медный таз, который может накрыть весь город. И у меня должны быть развязаны руки… Я не могу, сражаясь с тварями, отвлекаться на мысли о тебе. Понимаешь? Это — не твоя битва. Ты будешь только путаться под ногами…
Глаза у нее сузились до крошечных щелочек, губы вытянулись в струнку, а на щеках проступили белые пятна.
— Ах вот, значит как? Мешать, значит? Ты забыл, что я — охотник, и сражаться с тварями — моя работа?
— Маша…
— Я, между прочим, завалила дракона. И не одного.
— Послушай…
И тут ревуны смолкли. Тишина рухнула неожиданно, как полог, в ушах зазвенело.
— Ты не имеешь права указывать мне, что делать! Ты мне не учитель!
— Я хочу тебя защитить!
Наши голоса разнеслись по опустевшей площади, и эхом отразились от домов.
— Я тоже хочу тебя защитить. Но не привязываю же за ногу к батарее, — сказала она нормальным голосом.
— Как ты не поймешь? Я должен быть на стене, вместе с Лумумбой и остальными. А ты — не маг. Тебе там просто нечего делать.
— Ну и ладно! — она толкнула меня в грудь, от неожиданности я упал. — Иди, воюй! А обо мне больше не беспокойся. Никогда! — и она пустилась от меня прочь, как сумасшедшая.
Я хотел её догнать, но тут со стороны залива долетел утробный рёв. Начавшись на низких нотах, он набрал силу, завибрировал, поднялся до немыслимых высот, до комариного писка, а затем рухнул, уходя в инфразвук, от которого загудела грудная клетка и запузырилось в ушах.
К берегу я подоспел, наверное, последним. Чудовища уже выбрались из воды. Точнее, почти выбрались. И в Прави они выглядели ничуть не лучше, чем через Завесу.
По самому ближнему, с топором на морде, велась прицельная стрельба из пушек, расположенных на стене. Было видно, как снаряды вырывают из его серой шкуры целые куски. По плечам и торсу исполина текла зеленая густая жижа, но это его почти не тормозило. Выбравшись на песок, он отряхнулся, как собака, и долбанул башкой в железную стену. По стальным листам, как по воде, пошла мелкая рябь.
Иглобраз, похожий на помесь ежа и черепахи, гигантским прыжком преодолев прибой, выскочил вперед. Его окружили, паля из автоматов, дружинники. Растопырив все четыре лапы, Кайдзю задрал голову и махнул длинным хвостом. Полетел дождь ледяных игл. Они прошивали всё, что оказывалось на их пути.
Со стены на иглобраза пала огненная сеть, сверху, как горох из банки, посыпались файерболы. Гигант под сетью тяжело заворочался, заревел, и стал драть огненные веревки лапами. От игл его летели искры и шел смрадный черный дым.
Оставался третий монстр. Он всё еще мотылялся в воде. Вокруг него, не давая подойти к берегу, кружил водоворот — в волнах мелькала корона морского царя, в её зубцах потрескивали электрические разряды. Водоворот набирал мощь, затягивая в себя случайные катера и лодчонки, в голову гиганта одна за другой били ветвистые молнии, но тот стоял несокрушимо, только раззевал пасть, обнажая острые зубы, и вопил. Его крик-то я и услышал на площади…
Оценив обстановку, я решил не подниматься на стену, к магам. Зачем? Они и так неплохо справляются… Приоткрыв Завесу ровно настолько, чтобы одной ногой быть здесь, а другой — там, я посмотрел на камень Алатырь. Вот он, родимый. Сияет, как ни в чем ни бывало. Ну… — обратился я мысленно к камню, — Давай, выполняй свою часть сделки.
И я начал расти.
С каждым вздохом плечи ширились, руки и ноги увеличивались, голова поднималась всё выше… Я вошел в залив. Вода закипела вокруг ступней, поднялась до колен, до бедер, и выше уже не поднималась.
Тогда я разогнался и бросился на кайдзю. Сходу попытался обхватить его руками за шею — не тут-то было. Кожа его, багровая и скользкая, как свиная шкурка, не давала пальцам уцепиться. Пнул его между ног — только ногу отбил. Кто его знает, где у этих тварей жизненно-важные органы… И есть ли они вообще. Зубы у него в пасти двигались, как лезвия циркулярной пилы…
Раздался еще один удар — топороголовый продолжал упорно долбить стену. Грохот пушек сливался с ревом твари и гулом Железной стены.
Сцепившись как борцы, мы с чудовищем топтались по дну, стараясь свалить друг друга, поднимая муть и уходя всё дальше от берега. Кайдзю всё время щелкал челюстями рядом с моим горлом, да еще пытался зацепить хвостом — опутать ноги и повалить.
Наша борьба подняла гигантскую волну, перевернув случившуюся неподалеку баржу. Она была пуста — люди, к счастью, успели эвакуироваться. Выпростав из хватки одну руку, я ухватил баржу за корму. А потом размахнулся и грохнул тварь прямо по кумполу. Потекла зеленая слизь. Приободрившись, я огрел чудовище еще раз, и еще. Череп лопнул, как дыня, а корабль вдруг развалился и стал тонуть. Я даже на миг растерялся. Этим воспользовался кайдзю, и подставив ножку, макнул меня в воду.
Сквозь взбаламученный песок я разглядел медленно падающие на дно обломки баржи, две темные шипастые колонны — ноги исполина, и крошечную золотую искорку. Надув щеки и стараясь не выпустить остатки кислорода, я мог только наблюдать, как искорка, проплыв прямо перед глазами, взмахнула трезубцем и вонзила его в лапу твари. Хватка разжалась, я смог выпрямится и глотнуть воздуха. И только задним умом понял, что искоркой была морская царевна с папиным трезубцем наперевес…
За спиной кричали люди, грохотали пушки, трещало рвущееся железо. Сквозь гарь и дым прорвался равномерный гул движка. Самолет! Неужели Олег? Но на нем же совсем нет оружия! Надо его остановить. Нельзя позволить Олегу… Я повернул к берегу.
Проломив стену, исполин пытался расширить проход, отрывая лапами огромные стальные листы. Если он пробьется в город… У меня потемнело в глазах. Но тут над головой раздался пронзительный визг: набирая обороты, самолет вошел в пике. Ревя всё громче, он промчался над пляжем и врубился в спину твари. Грохнуло, громадным ярким клубком вспучился огонь, а потом покатилась взрывная волна… От самолета не осталось ничего.
Топороголовый стоял еще миг, затем его передние лапы подогнулись и он завалился вперед, в пролом.
И тут передо мной вновь вынырнул кайдзю. Подняв вверх лапы и заревев, как Кинг-Конг, он обрушился на меня всей тяжестью. Я упал. Поднырнув под чудовище, ухватил одной рукой за голову, а другой за основание хвоста, поднял на плечах, как коромысло, а потом поднатужился и сломал хребет. Хвост заметался, как высоковольтный провод. Не удержав, я выпустил хвост, но продолжал крепко держать его за голову. Руку вместе с головой твари я опустил под воду, и упав на колени, придавил его ко дну. Мелькнула мысль: если кайдзю окажется амфибией — все труды водяному под хвост…
Тварь продолжала дергаться но, кажется, всё ленивей. Хвост уже не метался, а просто бился, как отрезанное щупальце осьминога. Я стискивал зубы и продолжал давить. Вокруг заклубились черные тени — морские змеи слетались к добыче. За ними угадывался мускулистый силуэт с трезубцем и короной на голове… От кайдзю полетели ошметки. Руки я уже не чувствовал, так что оставалось только надеяться, что мясо волшебной твари покажется змеям более деликатесным, чем моё.
Через несколько минут, поняв что держать уже в общем-то нечего, я разжал руку и начал подниматься. Плечо взорвалось болью — кто-то выстрелил по мне из пушки.
— Эй, вы что, с ума посходили, по своим лупить? — голос мой разнесся по воде не хуже противотуманного ревуна.
Упс. Я и забыл, что стал величиной с Колосса Родосского. А теперь, покрытый собственной кровью и зеленой слизью походил, верно, на одно из чудовищ, когда вдруг поднялся из пены морской… Я засемафорил здоровой рукой, но стрельцы и так уже поняли свою ошибку. Скосив глаза, я посмотрел на рану. Пустяки. До свадьбы заживет.
На берегу был полный разгром. Часть стены, зияя рваными краями, провалилась внутрь. Рядом лежал, уткнувшись в пролом головой, дохлый кайдзю. Чуть дальше по берегу горел БМП, а за ним возвышалась туша иглобраза, от нее до сих пор шел дым. Прибрежная полоса была усеяна обломками — чудовища, пробираясь к берегу, потопили несколько судов.
Рваные спасательные жилеты колыхались на поверхности, как дохлые медузы. Среди обломков на песке я не сразу признал обугленное крыло самолета. Затем — второе. Приметил сломанную, с выбитыми стеклами, клетку кабины, оторванные шасси…
Обретя прежние, более привычные габариты, я стал лихорадочно бегать от одной кучи к другой, пытаясь найти тело, выпавшее из кабины. На меня никто не обращал внимания — многие помогали выжившим выбираться из воды, оказывали первую помощь — делали искусственное дыхание, перевязывали, давали напиться… Другие, так же как и я, растаскивали обломки и искали тела.
Отдельно, под стеной, складывали тех, кому помощь уже не понадобится. Бросив взгляд на них, я почувствовал, как закололо ладони. Это ведь моя обязанность — помогать тем, кого ждет последний путь.
Заглянув в Навь, я увидев нестройные ряды теней. Они колыхались перед Завесой, не в силах преодолеть порог. Теней было довольно много… У меня засосало под ложечкой. Вдруг открылась новая грань работы Привратником. Такая, о которой я раньше не думал. Далеко не все умирают своей смертью, в глубокой старости, в окружении любящих потомков. Будут младенцы, дети, мужчины и женщины, погибшие в бою — таком, как сегодня. И, самое главное: среди теней нередко будут и те, кого я хорошо знал…
Я вдруг по-новому увидел Князя Игоря. Он ведь был знаком со многими в городе, да почти со всеми! И провожал каждого.
Откинув Завесу, я взмахом руки пригласил умерших внутрь. Тени, одна за другой, устремились за порог, и там, в Нави вновь приобрели свой привычный человеческий облик. Они оглядывались, кто — с удивлением, кто — со страхом, затем прощались взмахом руки и… исчезали.
Последняя тень уходить не спешила. Она стояла отдельно ото всех, так и не переступив порога, и смотрела на меня.
Решив, что этот дух не против подождать, я закрыл Завесу.
Вернувшись в Правь, увидел круг настороженный глаз.
— Нечистый! — донесся до меня чей-то шепот.
— Как есть нечистый! Давно тут ковыряется — я думал, помогает обломки растаскивать, а он возьми, да и уполовинься — правая рука с ногой нормальные, а левые вдруг сделались черными, плоскими, а затем и вовсе исчезли…
— Может, он маг?
— Держи карман шире. Те-то хоть с виду люди.
— Маги на стене кучковались, пока иглобрюха не завалили, а затем в город ушли, пожары тушить… Самолет-то тротилом под завязку нагрузили, я и сам помогал грузить…
— Не маг он, а Нечистый. Черт. Потому что из моря, как кайдзю, вышел… Вон, мокрый весь какой.
— Ты тоже мокрый.
— Так я-то от воды, меня волной сколько раз накрывало, а этот весь в зеленой кровище…
— Стойте! Я, кажись, его видел, — вперед вышел мужик в снятом по-пояс камуфляжном комбезе. Под ним была тельняшка, а рукава комбеза были завязаны вокруг талии. — Это ты репоголового завалил? — обратился он ко мне, кивком указывая на середину залива. Вокруг тела кайдзю вновь закручивался водоворот — на этот раз Морскому царю никто не помешает…
— Это сделал я. Вот. Такие дела… — еле ворочая языком, подтвердил я и утер лицо.
На глаза всё время капало, я думал вода, а отняв руку и посмотрев на ладонь, понял, что кровь. Красная. Не зеленая. Интересно, чья она? Голос был чужим. В голове бухали волны и меня изрядно пошатывало.
Это откат, подумал я. От Пыльцы… Но Пыльцу-то я не принимал… всё сделал камень.
Усмехнувшись, я медленно опустился на мокрый песок, и чтобы не упасть, оперся рукой в обломок самолета. Вокруг мельтешили чьи-то лица, кто-то хлопал меня по щекам — это воспринималось как далекое постукивание, а в глазах темнело. Я хотел махнуть рукой, улыбнуться и сказать, что всё путем, но не мог — губы онемели, глаза сами собой закрылись и я провалился во тьму.