Полька и Аполлинария

ГЛАВА 1

Домой идти не хотелось. Поля сунула в рот горсть ягод и блаженно зажмурилась – хорошо!

Остро пахло соснами, земляникой и солнцем. Пахло скорым летом и долгожданной свободой. Незачем стало каждый день возвращаться в деревню, разве плохо ночевать в бору?

Дожди неделю как кончились, земля подсохла, небо в полдень выцветало от жары. Вода в Ягорбе наконец прогрелась, никакой бани не нужно, а в лесу полно земляники и ландышей, есть что вынести к поезду.

Чем не жизнь?

Поля поскребла ногтем грязную щиколотку и недовольно поморщилась: старые кроссовки совсем растрескались, да и тесноваты стали, за год ноги подросли, прямо беда. Правда, мама сказала – на этом кончено. Все-таки осенью Поле восемнадцать исполнится, сколько можно вверх тянуться? Она и без того вон как вымахала, маму переросла еще в прошлом году. Конечно, в ней всего-то полтора метра, в маме-то.

Поля упала на спину и улыбнулась: сквозь разлапистые сосновые ветки нестерпимо ярко пылало июньское солнце. Поля лениво размышляла, остаться ли в деревне до выпускного вечера или забрать аттестат и удрать в город. Она весьма смутно представляла, как и на что будет там жить, но еще туманнее выглядело будущее здесь, дома.

Кому она тут нужна? Маме дай бог прокормить Павку с Наташкой, отчим сейчас не столько в дом деньги несет, сколько из дома. Еще и дерется, гад плешивый, спьяну-то. Недавно за мамой с топором гонялся, еле-еле соседи угомонили, а ну как дяди Пети дома в следующий раз не окажется?

Поля искренне не понимала, зачем мама второй раз вышла замуж. Ну, умер папа, сердце у него никуда было, а в сельской больничке ни медикаментов нормальных, ни врачей. Тетя Таня, фельдшерица, просуетилась вокруг единственного пациента всю ночь, а утром сама глаза ему закрыла – мол, от судьбы не уйдешь.

Сказала потом – слишком хорош для этой жизни Владимир Морозов. Не пил, не курил, пахал целыми днями как проклятый, да разве ж такие живут?

Поля сморгнула нечаянную слезинку. Она хорошо помнила отца, все-таки ей уже восемь исполнилось, когда они одни остались. Это Павке не повезло, он только по Полиным рассказам папу знает, слишком маленьким был, когда его потеряли.

Через два года мама снова замуж вышла, ну, зачем? Разве плохо втроем жилось? Мама математику в школе преподавала, зарабатывала, понятно, копейки, но им хватало. Огород кормил, и без молока не оставались, козу держали.

Поля грустно улыбнулась: хорошая у них коза была, Манькой звали. Бегала за Полей по лесу как собака. Ее отчим в первую же зиму забил на мясо, никого не спросил.

Поля именно тогда его возненавидела. Никогда папой не называла. Вообще никак не называла, будто отчим безымянный. По пальцам можно пересчитать, когда Поля с ним сама заговаривала. И на вопросы отчима лишь «да» и «нет» бормотала, опустив голову. Не могла смотреть в его белесые, странно неподвижные глаза с дулами зрачков. Боялась нового маминого мужа смертельно, сама толком не понимая почему.

И как мама с ним мирится? Еще и Наташку родила, нет, чтоб подумать хорошенько. Девчонке почти четыре года, а больше двух никто не дает, такая она крохотная и прозрачная. В вечном страхе живет, отчим-то почти каждый день скандалит, все ему не так – и еда, и посуда, и взгляды, и речи, и улыбки.

Поля стиснула кулаки. Она не сомневалась: отчим не мог простить маме ее «нелюбви», к первому мужу до сих пор ревновал. Все попрекал гордостью излишней. Утверждал, что взял ее из чистой жалости, кому, мол, она нужна – ни рожи, ни кожи, скелет ходячий.

А с чего маме в теле быть? Хорошо, когда она хлеба вволю ест, а то ведь нет, все им, детям, на черный день куски прячет. Вон, Павке четырнадцать скоро, растет как на дрожжах, Поля его сытым по-настоящему и не видела. Павку можно вместо скелета в кабинете анатомии выставить, никто подмены и не заметит.

Поля горестно засопела, так вдруг стало жаль брата. Отчим его буквально ненавидит, Павка слишком похож на отца.

Ее, Полю, он тоже терпеть не может. Сколько Поля себя помнит, отчим иначе как рыжей уродиной ее и не называл. Ни разу не позволил новое платье падчерице купить, хотя бы для школы, мама свои старые для Поли перекраивала. И кричал, что не обязан кормить чужих выродков, мол, пусть скажут спасибо за крышу над головой. Делал вид, что не помнит – дом-то Полин отец собственными руками поставил.

А сколько раз Поля от его затрещин кубарем с крыльца летела, пересчитывая ребрами ступени?!

Поля тяжело вздохнула: да уж, родного дома у нее, считай, и нет. Чтоб отчиму под руку не попасть, все время прятаться приходиться. Зимой Поля чаще в школьной библиотеке ночует, чем в детской. А с весны из леса не показывается. Шалашик ставит, чем не дом? Еще и Павка у нее прячется, когда отчим слишком уж лютует.

Нет, нужно уходить. И маме полегче будет, она вечно из-за нее с ума сходит. А так Поля устроится в городе на работу, а то и учится куда-нибудь пойдет. Школу-то она на одни пятерки окончила, медаль золотую ей пообещали, неужели не поступит в институт?

Поля взволнованно шмыгнула носом, сердце вдруг забилось сильно-сильно, ладони повлажнели, и девушка машинально вытерла их о цветастый подол.

Институт! Как она раньше о нем не подумала?! Ведь иногородним студентам полагается общежитие, мама же рассказывала. Она сама так жила, пока в университете училась. А не получится…

«Не получится, работать пойду, – упрямо подумала Поля. – Я все умею. Вон, газету городскую просматривала, там объявлений полно. Дворники требуются, уборщицы, сторожа. А то и в няни податься можно или в эти… как их там… горничные! Комнатку дешевую сниму у какой-нибудь бабушки. Или угол. А пока не устроюсь, в лесу поживу, лето впереди…»

Поля услышала перекликающиеся веселые голоса и недовольно поморщилась: суббота, в лес гостей принесло. С бидонами, корзинами и ведрами. Землянику собирать приехали.

Поля быстро перекатилась в заросли папоротника – почему-то не хотелось, чтоб ее заметили – и с пренебрежительным интересом стала следить за горожанами. Они как из другого мира: веселые, беззаботные, хорошо одетые, сытые…

Видимо, только что пришла электричка. Смеялись дети, лаяли собаки, звонко перекликались женщины.

Поля проводила неприязненным взглядом группу своих сверстников и угрюмо усмехнулась: вот уж кто не за земляникой явился! Наверняка притопали на природу отметить окончание учебного года. Выпускники школ или студенты.

Поля каждую весну видела такие компании – парней с набитыми рюкзаками и девиц налегке. Они уединялись где-нибудь у реки и шумно праздновали. Жарили шашлыки, пили водку, пиво, баловались сигаретами, а то и кололись. Пели, танцевали, купались, разбивались на пары, ссорились и тут же мирились. После них, как правило, оставались кучи бумажного мусора, битого стекла и пластиковой посуды.

Маленькая Поля терпеливо убирала за «туристами», уж очень жалела родной лес, а потом научилась обходить загаженные места стороной.

По счастью, горожане далеко от электрички не отходили. Держались обычно вдоль реки и почти никогда не совались к болотам. То ли троп не видели, то ли пачкаться не хотели, Поля не понимала. Или не знали, что самые грибные и ягодные места именно там, за болотами?

Подумав, Поля решила понаблюдать за сверстниками. Если уж она собирается перебраться в город, нужно знать, как себя вести, как держаться, как говорить.

Если верить маме, Поля похожа на свою городскую ровесницу примерно как свирепый дворовый пес на комнатную болонку. Эмилия Петровна, учительница химии, держала такую до прошлой весны. А в мае забавную собачонку нашли с перегрызенным горлом. Мама сказала – Рекс порвал, цепной пес, из ревности.

Поля помяла подол и негодующе фыркнула: и с одеждой проблемы. Не ехать же в город в таком тряпье? Ткань под пальцами почти расползается от старости. Да и великовато платье, плечи почти у локтей висят, а уж широченное – жуть.

Это не мамино, соседка свое пожертвовала «на перешив». А Поля не стала возиться, к чему? В лес сойдет и ладно, все равно никто ее тут не видит.

Поле повезло, одна из девиц присмотрела подходящее место у самой излучины реки, ельник там подступал к берегу совсем близко и стоял плотно, стеной. Если залечь в нем, ни одна живая душа не заметит.

Поля поежилась и стянула ворот потуже, чтоб за шиворот не сыпались колючие иголки. Пожалела, что не надела Павкину кепку или платок и решительно полезла в самую чащобу.

«Сюда уж точно никто не сунется, – угрюмо размышляла она, устраиваясь под ломкими, полусухими ветками и обирая с лица паутину. – На той стороне поляны смешанный лес, берез полно, туда и пойдут…»

Поля легла и невольно хмыкнула: настоящие шпионские страсти! Жаль, бинокля нет. Хотя к чему ей бинокль? И без него все отлично видно, кое-что, например, она бы предпочла не заметить.

Поля поморщилась: один из парней, высокий, худой, синеглазый, почти наголо остриженный, сунул руку светловолосой девчонке прямо под футболку, бесцеремонно нашаривая грудь. Девица, к Полиному изумлению, возмущаться не спешила. Глупо хихикнула и что-то зашептала, прижимаясь к парню.

Поля брезгливо отвернулась и стала с любопытством наблюдать за разбивкой лагеря. Она никогда раньше не видела таких ярких и красивых палаток, в боковых стенках даже окна прорезаны и затянуты подобием стекла.

«Мне бы такую, – с завистью подумала Поля. – Я бы в ней до самой глубокой осени жила. Ни ветер, ни дождь не страшны. Вот только яркая слишком, не спрятать. Правда, если полотно грязью замазать и ветками для маскировки обложить…»

Через полчаса Поля пришла к выводу, что ошиблась: перед ней не сверстники. Студенты, скорее. Кто-то упомянул о сессии, и на него дружно зашикали, требуя замолчать – отдыхать они сюда приехали или как?

Поля всматривалась в горожан, и ей совсем не хотелось на них походить. Они показались девушке пустыми как куклы.

Они и бесед-то никаких не вели. Перекидывались глупыми шутками – Поля половины не понимала – и потрошили рюкзаки, накрывая «стол». Еще беззастенчиво целовались, и парни тискали девиц, ничуть не стесняясь друг друга. Никакой любовью, на Полин взгляд, здесь не пахло.

Поля заскучала. Выбраться прямо сейчас из ельника она не могла, широкоплечий хмурый парень – он почему-то оказался без пары – рубил дрова, и щепки летели Поле почти в лицо, так близко он устроился.

Русоволосый, сероглазый, горбоносый, с крупным насмешливым ртом, он Поле не понравился. Самоуверенностью излишней, пожалуй. Вел себя в лесу, как дома. Ладно, хоть сухостой рубил, а не живые деревья.

Поля зевнула. Она сегодня поднялась часа в три утра, из-за отчима. Он ввалился в избу пьяный в дым и злющий неимоверно, кто-то на станции поставил под глаз синяк. Хорошо, на ногах почти не держался, Поле удалось сбежать, едва отчим ворвался в детскую «наводить порядок».

Поля удрученно сдвинула брови: ведь обязательно к чему-нибудь прицепится, в первый раз, что ли? Скажет – вещи не на местах, платье не так висит, книги не там лежат, полукеды свои Павка не рядком поставил, а Наткины игрушки прямо под ногами валяются. И драться полезет, как всегда. Затрещины начнет раздавать направо-налево или ремнем «жизни учить».

Дальше все пойдет как обычно – мама, плача, на его руках повиснет. Перепуганная Натка под кровать забьется. Павка зверем на отчима уставится, но маму жалея, смолчит. Вздрагивая от ударов, примется комнату убирать. И ее, Полю, прикрыть постарается от ремня собственной спиной.

Поля угрюмо усмехнулась: когда она сбегала, Павке меньше доставалось. Отчим не так ярился, быстрее успокаивался.

И почему этот гад вечно к ней цепляется?!

Ну, рыжая, ну, дурнушка… она же не виновата. Мама сказала: Поля в бабушку удалась, в папину мать. Ее и назвали в честь нее – Аполлинарией. Такое смешное старинное имя, Поля одна в деревне его носит, а может, и в целом мире одна.

Мама Полю рыжей уродиной не считала. Чаще «солнышком» звала, чем по имени. И уверяла, что Поля настоящая красавица, вот только худенькая слишком и в кости узковата, в чем только душа держится. Мол, со временем…

Поля вздрогнула: почти ей в лицо полетела спортивная куртка, парню стало жарко. Через минуту рядом упали штаны. Горбоносый остался в одних плавках, и Поля зарделась как маков цвет – ну и бессовестный!

Рассердившись, Поля дотянулась до спортивного костюма и мстительно улыбнулась: пусть поищет!

Она сложила чужие вещи аккуратной стопкой и оставила под елкой. А сама по-пластунски стала выбираться из колючих зарослей. Отошла подальше от «захоронки» и долго отряхивалась. Шипела от боли, вытягивая из мелких кудряшек сухие веточки, из кроссовок и носков иголки извлекала и ругалась шепотом: и чего ее именно в ельник понесло?

Подумав, Поля решила заглянуть в гости. Загадала: как сейчас ее встретят, так и в городе. Вряд ли эти студенты сильно отличаются от других горожан.

Поля оглядела себя и ладонями разгладила мятую юбку. Пальцами причесала-пригладила непослушные кудри, и порадовалась, что позавчера подрезала перед зеркалом челку. Не очень ровно вышло, но все лучше, чем было, хотя бы глаза не прикрывает.

«Интересно, – угрюмо усмехнулась Поля, – горбоносому я тоже уродиной покажусь? Может, лучше в этом платье на поляну не соваться?»

И тут же рассердилась на себя: будто другие платья лучше! Такая же рухлядь, разве только с плеч не сваливаются, мама по размеру подогнала.

Поля сделала круг и вышла к реке со стороны березняка. Стояла и смотрела, как девушки суетятся у «стола». Одна резала хлеб. Другая – свежие огурцы – это в июне-то! Третья – колбасу. Парни жгли костер, подготавливая угли под шашлык. Полю не замечали, пока она робко не сказала:

–Здравствуйте.

–Привет, – радушно кивнула одна из девушек.

–О-о-о! Вот и туземка, – обрадовался темноволосый юноша, его лицо показалось Поле по-девичьи красивым.

–Ага, голодная, – фыркнул стриженный, – как туземцам и положено!

–С чего взял? – с любопытством посмотрела на Полю полненькая голубоглазая девушка.

–Да ее от ветра качает, глаза разуй!

–Ну, в этом возрасте все худенькие, – подбодрил Полю горбоносый.

Он мягко улыбнулся, и Поля вдруг поняла, что ее вовсе не воспринимают как ровесницу. Наверняка решили, что она младше. Интересно – на сколько?

Полненькая девушка испытывающе оглядела гостью и сочувственно покачала головой. Поля жарко покраснела и отпрянула назад: они еще жалеть ее будут!

Стриженный шлепнул на хлеб кусок колбасы, подумав, бросил сверху пласт сыра. Протянул бутерброд Поле и, дурачась, пропел:

–Держи, туземка! Это чтоб ты до людоедства не опустилась!

Поля сглотнула. Голова внезапно закружилась, солнце вспыхнуло так, что вышибло слезу.

Поля сто лет не ела колбасы! Если честно, она и не помнила, когда в последний раз ее пробовала.

Стиснув зубы, Поля спрятала дрожащие руки за спину, чтоб не выдали. Шагнула к березе и с облегчением прислонилась к стволу – ноги не держали, предательски подламывались в коленях.

–Бери, не стесняйся, – подбодрила голубоглазая девушка.

–У нас много, – подруга стриженного кивнула на рюкзаки, – не объешь, не бойся.

–Я… не боюсь, – выдавила Поля, стараясь смотреть в сторону. – Просто я недавно завтракала.

–Ха! – не поверил стриженный. – Да я в твоем возрасте все время жрать хотел!

–Ты не изменился, – захохотал темноволосый.

– Вечно жуешь, – кивнула голубоглазая.

–А чего? Я ж это… расту!

Теперь засмеялись и девушки.

С реки потянуло промозглой сыростью. Поля поежилась, она лишь сейчас заметила, что откуда-то нагнало облака, сизые, низкие, дышащие влагой. Небо на западе стало совершенно черным, солнце вдруг показалось Поле слишком маленьким и тусклым, оно едва проглядывало сквозь вязкую мглу. Тучи на глазах тяжелели и стягивались в одно целое, лес притих в предвкушении скорого дождя.

Горбоносый заозирался, собираясь одеться. Не увидел спортивного костюма и удивленно воскликнул:

–Эй, что за шутки?

–Ты о чем? – оглянулся темноволосый.

–Брюки с курткой исчезли, – горбоносый пробежался вдоль полосы леса. – Я их тут бросил, когда топором махал.

–Тут – это где?

О Поле забыли. Она расслабилась, с интересом наблюдая, как компания студентов носится по поляне.

Они и о шашлыке не вспомнили! И ни один не догадался заглянуть под деревья, хотя Поля и отсюда видела ярко-синее пятно под старой, полусухой елью.

–Увели из-под носа, – возмущенно закричал стриженый. – Ты, Игореха, еще подальше бы костюмчик швырканул, чтоб ворюг не утруждать!

–Рядом положил, – угрюмо буркнул горбоносый Игорь.

–Положил – ха. Бросил!

–Ну, бросил. Все равно рядом.

–Но здесь никого не было!

–Вот именно.

–А туземка?!

Все дружно обернулись. Поля покраснела до самых ключиц. Игорь неуверенно сказал:

–Да она с другой стороны пришла.

–Из березняка, – подтвердила голубоглазая. – Я видела.

–Может, она не одна, – негромко произнес темноволосый.

Он смотрел неприязненно и брезгливо, Поле стало не по себе.

–Эй, туземка, признавайся, ты не одна? – жизнерадостно заорал стриженый.

–Сашка, как не стыдно!

–Стыдно, Олька, когда видно, – захохотал почти наголо бритый Саша. – Вот пусть Игореха и стыдится, раз штаны потерял!

Поля таращила глаза на неведомое племя горожан, не в силах признаться, что спрятала одежду под елкой. И стоит только немного нагнуться…

Искать куртку и брюки никто не собирался. Наверное, решили – раз на виду нет, значит, украли. А раз так – то какой смысл шарить по кустам или под деревьями?

Полненькая Оля пожертвовала Игорю свой спортивный костюм, а сама влезла в узкие джинсы и нарядный белый свитер. Темноволосый шумно радовался, что Игорь при рубке дров не избавился заодно и от кроссовок, запасной обуви сорок шестого размера никто не припас. Веснушчатый паренек у самой реки целовался с миниатюрной хорошенькой девушкой. Сашина подруга, с тревогой посматривая на быстро темнеющее небо, вернулась к расстеленной на траве скатерти.

Поля осторожно заметила:

–Чего искать-то бросили? Может, вещи… ветром в ельник унесло?

–Ага, – обрадовался ее словам синеглазый Саша. – Ураган-то мы, братцы, и прохлопали!

–Вы ж не смотрели под елками, – раздраженно подсказала Поля, украдкой наблюдая за Игорем: спортивные штаны он «подвернул», они теперь не казались слишком короткими, зато Олина куртка буквально трещала на широких плечах. Подумав, Игорь снял ее. Сказал – наденет перед самым городом, чтоб случайно не порвать.

–Лезть в эти колючки?! – возмутился Саша.

–Но…

–Кушать не хочешь? – Оля снова протянула ей бутерброд.

–Нет, спасибо. Просто…

–Тогда канай отсюда, мелочь рыжая, – неожиданно разозлился Саша, заметив, что дрова давно прогорели, и угли под шашлык нужно готовить заново. – Не видишь, люди отдыхать приехали?!

–Может, она нас специально отвлекала, – хмуро бросил темноволосый, подозрительно поглядывая на Полю, – пока вещичкам кто-то ноги приделывал. Мы ей колбаску протягивали…

–А кто-то – потные ручонки к Игорехиным штанцам, – грозно прорычал Саша.

–Голодранка, видно же, – темноволосый по-прежнему неприязненно рассматривал Полю. – Наверняка братья-сестры такие же.

–Мой брат здесь ни при чем, – возмущенно крикнула Поля.

–Во! И братан у нее есть, – обрадовался Саша. – Такая же рыжая оглобля!

–Я – оглобля?! Это ты оглобля! И этот… горбоносый! А Павка… он ничуть не выше меня!

–Рыжий? – ядовито спросил Саша.

–Твое какое дело?!

–Точно рыжий.

–А ты… ты…

Саша подбоченился, ожидая конца тирады, но Поля лишь рукой махнула. На нее уже не обращали внимания. Девушки снова склонились над скатертью, а парни суетились у костра. Один лысый Саша лениво переругивался с ней, но и он попутно вскрывал банку со шпротами.

Поля обиженно шмыгнула носом и заявила:

–Между прочим, я в этом году школу окончила. С золотой медалью.

–Киндервунд, – оценил Саша и принял от Оли новую банку.

–Мне почти… восемнадцать!

–Ага, а мне… сорок, так что я все равно старше.

–Дурак!

–Рыжая.

–Лысый!

–Лиса-огневка.

Оля засмеялась. Темноволосый раздраженно косился на гостью. Игорь добродушно улыбался, слушая перепалку. Остальные занимались своим делом, будто Поли тут и нет.

Она неожиданно всхлипнула, так стало обидно. Вдруг показалось – никогда ее не примут в городе за свою. Так навсегда и останется Поля «голодранкой». Рыжей лисицей-огневкой, как обозвал бессовестный Саша.

Ну и пусть! Она еще… им покажет! Переедет в город, поступит в институт, ей всего-то и сдать один экзамен, как медалистке, а то и единый сойдет. Поля по математике больше всех в области баллов набрала, и по русскому у нее очень неплохо, и по истории...

–Вы меня… еще узнаете! – со слезой в голосе крикнула Поля и сорвалась с места.

***

Дождь начался неожиданно, Поля только-только подходила к деревне. Крупные, редкие капли тяжело падали на дорогу, поднимая фонтанчики пыли и звучно шлепая по листьям деревьев.

Поля зябко обхватила плечи руками: тонкая редкая ткань совершенно не спасала от резких порывов ветра. Солнце окончательно затянуло тучами. На улице потемнело, притихли птицы, рядом одышливо лизала берег река, легкую лодку у причала мотало словно сорванный ненастьем лист.

На автобусной остановке под навесом прятались неудачливые горожане. Пустые ведра и бидоны сиротливо мокли на асфальте.

Поля вдруг вспомнила новых знакомых. Обернулась к лесу и мстительно фыркнула: тонкие верхушки берез гнуло к земле, явно приближалась гроза.

–Так вам и надо, – пробормотала девушка.

И взвизгнула от неожиданности, с такой силой вдруг хлынул дождь. Он уже не распадался на отдельные капли, превратившись в настоящий ливень. По дороге ручьями побежала вода. Она кипела, пузырилась, несла к деревне сбитые листья, ветки и сосновые иглы.

Над головой полыхнуло, оглушительно загремел гром. Поля, забыв обо всем, вприпрыжку понеслась к дому.

Настежь распахнутая калитка насторожила девушку: ни мама, ни Павка не имели привычки оставлять ее открытой. Только пьяный отчим вышибал калитку ногой, не утруждая себя такими пустяками, как щеколда.

«Может, он как раз ушел? – Поля с надеждой всматривалась в окна. – Выспался да и поехал в лесхоз, например. Или на станцию побежал, к ларьку, за водкой…»

Поля уже не обращала внимания на грозу. Насквозь мокрое платье неприятно липло к телу и путалось в коленях, мешая двигаться. В кроссовках хлюпало, волосы паутиной обметали лицо, Поля крупно дрожала.

Не решаясь подняться на крыльцо – пьяный отчим наверняка набросится на нее с кулаками! – она, крадучись, пошла вокруг дома. Заглядывала в окна и проклинала накрахмаленные тюлевые шторы: ничего не видно.

«По крайней мере, криков не слышно, – успокаивала себя Поля, припадая к бревенчатым стенам и пытаясь понять, что происходит в комнатах. – Даже если ОН там, то уже успокоился. Или заснул. Перемахну через подоконник, ОН и знать не будет, что я дома. Павку попрошу, чтоб хлеб в комнату принес. И переоденусь, наконец, только простыть не хватало для полного счастья…»

Окно в детской оказалось закрыто, и Поля зашипела от досады и разочарования. Стучать в стекло она не решилась, случалось, пьяный отчим засыпал, где придется. Мог упасть и посреди детской.

Тишина в доме тревожила Полю. Если мама вполне могла уйти в школу – отпуск у учителей начнется лишь после выпускного вечера – то Павке с Наташей деваться в такую грозу некуда.

Поля попыталась рассмотреть что-нибудь через стекло, но не смогла. В комнате было темнее, чем на улице, к тому же по-прежнему мешала тюль.

Она побежала вдоль стен, пробуя по очереди каждое окно. И задрожала от волнения, когда одна из створок подалась. Поля осторожно надавила на нее и прислушалась: дом словно вымер. В зале два раза пробили настенные часы, в соседнем дворе лениво забрехала собака.

Поля потянула за тюль и вздрогнула, услышав звяканье металлических колец на гардине. Однако тишина больше ничем не нарушалась, и Поля заглянула в комнату – пусто. Путаясь в тяжелом мокром подоле, девушка полезла через подоконник. Спрыгнула на пол и замерла: тишина буквально оглушала.

Поля прислушалась к шелесту дождя за окном и слабо улыбнулась: ну она и трусиха! Уже собственной тени боится. Ведь, скорее всего, здесь никого нет. Мама запросто могла прихватить с собой в школу и Натку с Павкой, чтоб не попали пьяному мужу под горячую руку. Как она об этом сразу не подумала? А отчим ушел позже всех, когда проснулся, вот калитка и осталась нараспашку…

Поля сняла платье и тщательно выжала над узким тротуаром, он огибал по периметру ведь дом. Подумав, снова натянула его, а вдруг отчим сопит где-нибудь на полу, и Поля на него сейчас наткнется? Жаль, она попала в бывший папин кабинет, здесь только книжные шкафы, даже не переодеться в сухое.

Поля нежно погладила спинку массивного деревянного кресла – папа сам его сделал – и горестно вздохнула: как они тогда хорошо жили!

Дверь пронзительно заскрипела. Поля испуганно пискнула, придерживая ее рукой. С трудом протиснулась в узкую щель, не решаясь распахнуть дверь шире, и облегченно вздохнула: наверное, она угадала, в доме никого нет.

Поля открыто прошла в детскую и невольно насторожилась: тут ничего не изменилось с ночи. Будто она сбежала только что, а не – Поля сдвинула брови, подсчитывая – одиннадцать часов назад. Павка с мамой даже постели не заправили, странно, что окно закрыли на шпингалет.

Поля вытерла полотенцем мокрые волосы и полезла в шкаф за одеждой. С наслаждением надела сухое платье, подумав, натянула Павкин свитер и шерстяные носки. Выставила хлюпающие кроссовки на подоконник и удивленно замерла, рассматривая комнату. Поля только сейчас заметила на полу Наташины босоножки. И ее же красное платьишко на стуле. Да и Павкины разбитые полукеды по-прежнему стояли у дивана. «Рядком», как требовал отчим.

«В чем же они ушли?» – испуганно подумала Поля, бросаясь к шкафу.

Ей стало не по себе: вещи оказались на месте. Тут не ошибешься, все наперечет, разве только у Натки платьев побольше, после Поли остались, их еще папа покупал, когда жив был.

Поля убрала постельное белье. Застелила Наташину кроватку, белые простыни казались сейчас чуть ли не саваном.

Девушка зачем-то подержала в руках Павкины полукеды. Повесила в шкаф Наташино платье. Подняла с пола старого плюшевого зайца и горько улыбнулась: когда-то она считала его своим, потом подарила сестре.

Поля долго стояла у окна, глядя на размытую ливнем деревню. Дождь барабанил по крыше, шелестели листья старой яблони под частыми каплями, пронзительно пахло цветущей сиренью и мокрой землей. Над лесом все еще изредка погромыхивало, но без прежней ярости, летняя гроза подходила к концу.

Поля протянула руку, дождь послушно смочил ее. Девушка протерла влажной ладонью пылающее лицо и пошла осматривать дом.

Ей в жизни не было так страшно!

Поля с замирающим сердцем заглянула в следующую комнату и всхлипнула от облегчения: никого. Вот только мамина любимая хрустальная ваза разбита. Переломанные нарциссы валялись на полу в луже среди осколков.

У кухни Поля наступила на что-то липкое и брезгливо поморщилась: испачкала Павкин носок, зря не надела тапочки.

«Варенье, что ли? – раздраженно подумала она. И тут же вспомнила, что варенье закончилось перед Новым годом, они мазали его на хлеб, все равно больше ничего в доме не было. – Что же тогда? Неужели…»

Голова закружилась. Поля отпрянула от страшного пятна, ее затрясло от ужаса. Она заставила себя обойти темную лужицу и зайти в кухню. Никого там не застала и стиснула руки: неосмотренной осталась родительская спальня.

–Все будет хорошо, – прошептала Поля, бездумно обводя взглядом навесные шкафчики. – Все обязательно будет хорошо.

Поля почему-то совсем не удивилась, застав в спальне маму с Павкой. Обессиленно сползла по косяку на пол – живы. Оба. Она и отсюда слышала хриплое, тяжелое мамино дыхание и видела, как бьется на Павкином виске тонюсенькая голубая жилка.

Поля устало рассматривала бледное мамино лицо. У подушки лежало мокрое полотенце, все в розовых замытых пятнах крови. Светлые мамины волосы у виска неаккуратно выстрижены, там бугрилась комками вата. Рядом валялся пустой пузырек из-под перекиси водорода.

Павка сидел прямо на полу, уронив голову на матрас. Тощая мальчишеская рука вяло стекала на пестрый вязаный коврик, он крепко спал.

С ужасом поглядывая на багровые потеки – все постельное белье испачкано – Поля на четвереньках подобралась к брату и шепнула:

–Павк, а, Павк…

Павка вздрогнул и проснулся. Повернул голову к сестре, и Поля зажмурилась от жалости: правый Павкин глаз совершенно заплыл, мочка уха надорвана, дорожка запекшейся крови уходила за ворот футболки.

–Хорошо, что ты убежала, – просипел Павка, силясь улыбнуться разбитым ртом.

Его левый глаз синел пронзительно и строго. Редкие крупные веснушки на бледном лице смотрелись черными кляксами.

–Что случилось, Павк? – убито пробормотала Поля, ее трясло.

–Тихо ты! Пошли отсюда. Пусть мама поспит.

Павка с видимым трудом поднялся и побрел на кухню. Налил стакан воды и жадно выпил. Осторожно замыл над раковиной раненое ухо и зашипел от боли, задев мочку. Криво улыбнулся испуганной сестре и проворчал:

–Кончай трястись. Ничего нового. Просто ЕМУ ваза под руку попалась невовремя. А мама… меня прикрыла.

–Н-но…

–Когда она упала… – Павка полез на табуретку. Нашарил на шкафчике спрятанный мамой пакет и вытащил ломоть черного хлеба. Разломил на две части, большую протянул сестре. – Он сбежал. Струсил, гад, крови очень много было.

Павка впился в свой кусок, у него даже лицо порозовело. Поля судорожно сглотнула: черный хлеб пах так, что голова кружилась. Рот мгновенно наполнился слюной.

–А дальше что? – прошамкала она, принимаясь жевать.

–Ничего, – Павка пожал плечами. – Я маму еле-еле до кровати дотащил. Потом кровь пытался остановить, всю перекись водорода извел, нужно еще купить на всякий случай. Из морозилки снега наскреб, вокруг раны укладывал. Потом кровь в зале вытер. Так, немного. И около мамы сидел, полотенце замывал, таз с водой под кроватью, нужно убрать. Сам не заметил, как заснул.

–А мама…

–Не бойся, она в себя быстро пришла. Только я встать не позволил, знаешь, как этот гад по черепушке ей шарахнул? Я вначале решил – убил. ОН тоже так подумал, вот и смылся.

Поля всхлипнула. Павка хмуро буркнул:

–Чего теперь слезы лить? Все обошлось.

–Ага, обошлось! Ты себя в зеркало видел?

–Баба я, что ли, на себя в зеркало смотреть!

–Ты бы хоть снег к глазу приложил, раз все равно морозильник выскребал, – убито пробормотала Поля.

–Заживет как на собаке, – отмахнулся Павка.

Брат с сестрой устало молчали. Говорить не хотелось, да и о чем? Тысячи раз они уговаривали мать развестись с мужем, и тысячи раз слышали от нее – он ТАК не отпустит, прибьет. И не жену прибьет, это бы ладно, а Павку или Полю, поклялся в этом. Да и Наташке он все-таки родной отец…

Вспомнив про сестру, Поля вздрогнула. Потерла кулаками глаза – они буквально слипались, все-таки почти не спала – и спросила:

–Натка у соседей?

–Наверное, – вяло отозвался Павка. – Не до нее мне было, сама понимаешь.

–Ты когда ее в последний раз видел?

Павка задумался. Поскреб затылок и неуверенно сказал:

–Да как ОН орать начал. Ты платье со стула схватила и в окно утекла, а Натка – под кровать, она ж всегда там прячется.

–А потом?

–Потом забыл о ней. – Павка угрюмо усмехнулся. – ЕГО-то дома нет, так что успокойся.

–Но и Натки нет! Или…

Брат с сестрой встревоженно переглянулись и побежали в детскую. Павка, едва переступив порог, позвал:

–Натка, ты здесь? Вылазь сейчас же, ушел отец-то!

–Нат, пошли, я тебя покормлю, – виновато пообещала Поля.

Павка поймал ее вопросительный взгляд и показал два пальца. Поля перевела дыхание: значит, в пакете осталось два куска, они не все съели.

Молодец Павка, не пожадничал. Он вообще… предусмотрительный. Единственный брат как-никак, взрослым себя чувствует.

–Нат, хлебушка черного дам, вку-усный…

Младшая сестра не отозвалась.

–Наверное, к тете Нюсе сбежала, – освобожденно заметил Павка.

–Босиком? – Поля кивнула на босоножки. – И платье ее я в шкаф убрала, красное.

–Натаха, хватит в прятки играть, – рассердился Павка.

–Папа ушел, не бойся!

Поля упала на колени и заглянула под кровать. Она с трудом рассмотрела забившуюся в самый дальний угол девочку. Подняла голову и сообщила Павке:

–Тут она. Просто слишком напугана.

–Чтоб он провалился, проклятый, – прошипел Павка, по-пластунски скрываясь под кроватью. – Чтоб ему в аду черти отдельную сковородку выделили!

–И масло пусть не жалеют, – пробормотала Поля, принимая у брата младшую сестру.

Посмотрела на бледное замызганное личико, на круглые темно-синие – мамины! – глаза, и снова всхлипнула: страшные глаза у Наташки, совсем не детские, пустые и равнодушные как у древней старухи.

Вот чего молчит, а? Хоть бы расплакалась, все дети плачут, когда их обидят или напугают...

Но Наташа молчала и смотрела мимо, будто слепая. Не капризничала, не просила поесть, только губы мелко дрожали.

Поля прижала малышку к себе и, удивляясь собственному решению, сказала брату:

–Не могу я так больше, Павк, уйду я. И Наташку с собой заберу, пропадет ведь здесь.

Павка вздрогнул. Поля, жмурясь от жалости к брату, предложила:

–И ты с нами давай. Устроимся в городе, я работать начну, мне восемнадцать осенью будет. Комнату снимем или угол у какой-нибудь старухи…

–А мама?

–Что – мама?

–Одна останется?

–Ну…

Поля прикусила нижнюю губу, не зная, что сказать. Наташа висела в ее руках тряпочной куклой, и Поля зло выдохнула:

–Пусть уходит от него!

Павка молчал. Поля беззвучно заплакала. Часы в зале пробили четыре. Наташа слабо шевельнулась и прошелестела:

–ОН сейчас придет, пусти меня…

–Снова под кровать полезешь? – с горечью спросила Поля.

–Да. Там не так страшно.

Павка, не оборачиваясь, сказал:

–Ты права – вам нужно уходить. – Он помолчал и с силой выдохнул: – Хуже не будет.

–А ты?

–Я маму не брошу.

–Павка…

–Все. Решили. Вы уходите, – Павка обернулся и ободряюще улыбнулся. – Тем более, лето сейчас, до зимы где-нибудь точно устроишься. А не устроишься, вернешься.

–Ни за что!

–Мы с мамой ЕМУ скажем – ты в институт поехала поступать. А Наташку с собой взяла… по врачам поводить.

–Ее и правда показать надо бы…

–Вот и покажешь. Как устроишься.

Наташа слушала брата и сестру, задрав головенку. Личико ее показалось вдруг Поле не по-детски взрослым и внимательным, глаза потемнели от волнения. Она дернула Полю за подол платья и неверяще прошептала:

–Мы уйдем отсюда?

–Да, – кивнул Павка.

–Прямо сейчас?

Брат с сестрой переглянулись. Павка посмотрел на старенький будильник и задумчиво пробормотал:

–Почему бы нет? В шесть часов электричка, вы как раз собраться успеете.

–Маму ОН сегодня не тронет, даже если разозлится, – кивнула Поля. – Ты скажешь – я ее увидела и сильно испугалась, решила – он убил.

–Он и убил, – хмуро кивнул Павка. – Почти.

–Мы… насовсем уйдем? – Наташа обхватила старшую сестру за колени.

–Ну…– неуверенно пробормотала Поля, – если ты захочешь увидеть маму… или папу…

–Не захочу, – Наташа задрожала, из глаз мелким горохом посыпались слезы. Она прижалась мокрым лицом к сестре и страстно пообещала: – Честно-честно, не захочу!

ГЛАВА 2

Игорь Скуратов возвращался из редакции злой как змей Горыныч, только что огнем не плевался. Пришлось до позднего вечера сидеть над статьей – никому не нужной, что самое обидное! – ждать, пока из мэрии не сообщат пару цифр. А там их все никак не могли согласовать, никто не хотел брать на себя ответственность.

Игорь раздраженно хмыкнул: да и сессия вышла какой-то скомканной, четыре трояка – личный рекорд. Хорошо, в этом семестре обошлось без завалов – правда, впереди последний экзамен! – родители и без того кипят.

Мать требует, чтоб Игорь кончал игры в самостоятельность и возвращался домой. Думает, как только он перейдет на ее борщи и отбивные, сразу отличником станет, в аспирантуру пойдет, а там и докторская не за горами. Да и с работой отец поможет. Мол, незачем сидеть в редакции провинциальной газеты из-за копеек, глупо ломать собственную жизнь из-за мальчишеского упрямства.

Машину пообещала – ха! Не раздолбанное «Жигули», а что-нибудь по-настоящему «приличное». Карманные денежки, например, раз в пять превышающие его журналистский заработок. И плата за все простенькая до зевоты – свобода.

Его, Игоря, личная свобода!

Что называется – не моги по-своему думать, по-своему поступать, выбирать никчемных друзей и изобретать велосипед по-новой. Папенька не для того капиталы сбивал, чтоб с собой на тот свет унести. Он, Игорь, единственный наследник, продолжатель отцовского дела, не на Светку же взваливать такую ответственность? Она девчонка, удачное замужество решит все ее проблемы.

Каждый раз, как Игорь приезжал домой, мама почти слово в слово все повторяла. Смотрела жалобно, смаргивая нечаянные слезинки, и старательно откармливала его, будто Игорь всерьез голодал.

Светка, сестрица единственная, косилась выжидающе, но с советами не лезла. Кишка у нее тонка, лезть к старшему брату с советами.

Она-то никогда бунтовать не рисковала. Прикормленная, балованная, к чему ей свобода вместо сытной кормушки? «Вольво», брюлики, фирменные шмотки, поездки за рубеж, «учеба» в Московском университете, на платном, понятно, бюджетный Светка не потянула.

Игорь фыркнул: филолог будущий. Дипломированная невеста, жена и мать. Послушная дочь, что главное!

Скучно.

Он свернул на проспект Строителей. Увидел старую панельную пятиэтажку, где третий год снимал двухкомнатную квартиру, и ухмыльнулся, представив лицо матери, попади она в его берлогу.

Инфаркт бы хватил мамочку!

А зря. Знает Игорь, как другие живут, он вполне прилично устроился. Крыша над головой имеется. Сыт, одет, обут, в командировки за казенный счет мотается. Учится в лучшем местном вузе, друзей полно, подруги тоже не переводятся, чем не жизнь?

Мама, конечно, так не считает. Она чуть с ума не сошла, когда Игорь в армию ушел, бросив учебу. А потом, отслужив, перевелся из Москвы в областной центр, вместо экономики занялся журналистикой.

А вот отец Игоря удивил. Он будто не замечал выкрутасов сына. Не приставал с расспросами, не диктовал, не требовал вернуться домой и в университет. Лишь зачетку просматривал после каждой сессии, хмуро, но без комментариев. Косился испытывающе и тяжело сопел, тройки, понятно, его не радовали.

Или в самом деле отцу плевать?

А может, он ждал, когда Игорю надоест барахтаться самому, и он приползет с повинной?

Игорь ничуть не жалел, что отслужил в армии. Зато теперь ни одна сволочь сказать не сможет, что он за папиной спиной всю жизнь прятался, пока другие под пули шли или перед дедами шеи гнули. Что ему все преподносилось на блюдечке с голубой каемочкой, и он жизни не знает.

Он как все!

Положено служить, значит положено. Закон для всех один.

Во всяком случае, так должно быть.

И будет. Если у этой страны есть хоть какое-нибудь будущее.

Армия – неплохая школа. Игорь после нее к людям стал по-другому относиться. Понял, что внешне приятные, гладенькие, сытые да воспитанные полным дерьмом могут оказаться. И наоборот – смотреть порой не на что, парень двух слов связать толком не может, только что от сохи, но… человек. Из настоящих. Не предаст и не сломается. И не радует его по-гнусному чужая слабость.

Навстречу шла компания подростков. Низколобые, прыщавые, обритые до синевы, с наколками, с дорогими мобильниками на шеях и банками пива в руках. Они вызывающе смотрели на Игоря. Прикидывали, чем можно поживиться, заранее записывая незнакомца в жертвы.

Один из них демонстративно вытащил из кармана кастет. Другой поигрывал финкой. Третий тупо скалил редкие желтые зубы.

Игорь поймал взгляд вожака и нехорошо ухмыльнулся. Он был не против спустить пар, уж очень тяжелым выдался день.

Да и не боялся Игорь этих… щенков. Зря, что ли, восемь лет занимался карате, а потом три года служил морским пехотинцем? Игорь и сейчас довольно регулярно ходил в центр боевых искусств, не хотелось терять навыков. Да и ребята в его группе подобрались неплохие, Игорь с удовольствием с ними встречался.

Наверное, готовность Игоря к драке смутила вожака. Он коротко что-то пролаял, и подростки словно по команде потеряли к Игорю всякий интерес.

Кастет исчез, как и не было. Финку будто корова языком слизнула. Кто-то уже травил пошленький анекдот, остальные с готовностью заржали. В сторону Игоря никто не смотрел, он внезапно превратился в невидимку.

Игорь сплюнул с досады – действительно неудачный день! – и свернул во дворы. Подумав, забежал в магазин – повезло, что рядом открыли круглосуточный, он частенько выручал – и купил ряженку и пять румяных бубликов. Вышел на крыльцо и довольно улыбнулся: никак не мог привыкнуть к белым ночам.

Уже первый час, а все еще светло, только солнца не видно. Так, мягкие летние сумерки. В Москве в это время давно темень.

Решив срезать угол, Игорь одним прыжком перелетел через невысокую ограду и пошел через детский сад.

Сейчас он казался странно безжизненным. Как-то непривычно видеть пустые детские площадки. Никто не суетился вокруг горок, не копался в песке, зря тянула ввысь шею смешная пятнистая жирафа. Качели скучали в ожидании дня, на пестрых лесенках и шведских стенках не висела гроздьями малышня.

Полная тишина!

Неестественная.

Видимо, Игорь сглазил. Только он поужасался вымершему детскому саду, как услышал чей-то жалобный плач. Кто-то скулил тоненько, с короткими всхлипами, без всякой надежды, что его услышат.

Игорь снова посмотрел на часы и изумленно завертел головой, пытаясь вычислить источник звуков. Ну никак не мог в это время здесь ошиваться ребенок! Тем более, такой маленький, по плачу понятно.

Или это кошка гундит? Игорь где-то слышал: коты ночами поют, как младенцы плачут, не отличить.

Игорь нерешительно оглядел темные окна детского сада и пошел к зарослям сирени.

«Может, потерялся кто? – озабоченно подумал он. – Или сбежал, вроде сейчас в каждом саду есть круглосуточные группы…»

Он присел на корточки и раздвинул ветки кустов – никого. Зато плач, захлебывающийся, на одной ноте, стал слышнее, Игорь явно приблизился к ребенку. Или все же к загулявшему коту?

Игорь вздрогнул, вдруг показалось: в глубине забавного детского домика кто-то шевельнулся. Если б не смотрел пристально в ту сторону, никогда б не заметил ничего сквозь крохотное оконце.

Стараясь ступать бесшумно, Игорь пошел к яркому цветному теремку с высокой покатой крышей. Присел на ступеньку. Заглянул внутрь и озабоченно сдвинул брови: на невысокой скамеечке, свернувшись клубочком, лежала крошечная девчушка и судорожно всхлипывала, прикрывая рот обеими ручонками, видимо, боялась, что ее услышат.

«Ох, ты ж, боже мой, – ахнул про себя Игорь, прощаясь со скорым сном, – понесло меня через садик!»

Что делать со своей находкой, Игорь представлял плохо. Поэтому негромко постучал и пропел:

–Кто, кто в теремочке живет, кто, кто в невысоком…

И крякнул от неожиданности: девчушку как ветром снесло со скамьи. Она забилась в самый дальний угол небольшой комнатки и сжалась таким плотным комком, что стала раза в два меньше.

К удивлению Игоря, малышка замолчала. Лишь таращила на него огромные темные глаза и крупно дрожала, вжимаясь в стену, будто надеялась в ней раствориться.

–Неужели я такой страшный? – шепотом поинтересовался Игорь, стараясь не испугать ребенка еще больше.

Девочка молчала.

–Честное слово, я тебя не обижу.

Малышка закрыла глаза, по бледным щечкам побежали слезы, но ни звука Игорь не услышал. Девочка даже вытереть лицо не пыталась.

Игорю стало не по себе: дети не должны ТАК плакать. Так горько и безнадежно плачут взрослые, потерявшие близких.

–Ты чья? – осторожно спросил Игорь. Ответа не услышал и грустно признался: – Я тоже ничей. Пока. Одинокий и грустный я, никому не нужный, даже вон тебе.

Малышка звучно хлюпнула носом и потянулась к подолу платья. Игорь сел удобнее. Обхватил колени руками и горестно вздохнул:

–Тебе хорошо. Поплакала, легче стало. А я и плакать не моги, нельзя, мужик все же.

Игорь смотрел, как хлопотливо малышка уничтожает следы слез, и старательно печалился. Эта крохотная женщина должна пожалеть его, тогда они подружатся, и Игорь сможет выяснить, как она здесь оказалась.

–Бедный я, бедный, – пробормотал Игорь, – никто меня не любит…

–С-совсем никто? – прошелестело за спиной.

Игорь с чистой совестью кивнул:

–Один я в этом городе, прикинь, совсем один. Сижу вот тут с тобой одинокий-одинокий, а вокруг дома, дома, а в них люди, люди, и никому до меня дела нет…

Малышка притихла. Игорь скосил глаза и порадовался, что она перестала плакать. Морщила лоб, размышляя над его словами, и накручивала на пальчик светлый локон, в сумерках он показался Игорю снежно-белым.

Украдкой рассматривая худенькое, почти прозрачное личико, впалые щечки и огромные глаза, Игорь отметил, что платьице на ребенке старенькое, залатанное, но довольно чистое. Да и волосы не висели сосульками, кто-то заплел у виска тоненькую косичку и украсил синей лентой. И сандалики есть, значит, не брошенная девочка. Просто потерялась или что-нибудь дома случилось.

На этом фантазия Игоря иссякла. Если дитя потеряло родителей, его нужно срочно вести в милицию. Но не тащить же туда волоком?

Рука затекла, и Игорь только сейчас заметил, с какой силой сжимает пакет. Вспомнил про бублики и ряженку, рот мгновенно наполнился слюной.

Игорь сегодня не пообедал, времени не было. Главный редактор гонял весь день как сидорову козу, с задания на задание. То Игорь интервью у главного тренера местной хоккейной команды брал, то на встрече ветеранов с мэром сидел с включенным диктофоном, то обзванивал предприятия, подготавливая колонку новостей, то статья эта дурацкая о городском бюджете…

Главного редактора интересовало, пойдут ли дополнительные суммы на увеличение зарплат учителей, и какие деньги будут выделены на оснащение нового хирургического отделения детской больницы. Словно все это не могло подождать до завтра!

Игорь сглотнул слюну и спросил:

–Слушай, ты пожевать не хочешь?

Малышка привычно промолчала.

–Ведь день во рту крошки не было, – пожаловался Игорь. – Вот в магазин сейчас заскочил, бублики купил, покушать бы, а? Ты как?

Ответа Игорь и сейчас не услышал, но показалось, что малышка оставила свой угол и теперь стоит посреди комнатки, настороженно глядя ему в спину.

–Если я в рот чего не суну, ей-ей, в голодный обморок упаду, у меня уже и голова кружится…

–Так ешь скорей, – наконец-то дождался он хоть какой-то реакции.

–Один не могу, – замотал головой Игорь. – Что ж я, жлоб какой бессовестный, есть один одинешенек, когда нас тут двое? Вот если ты возьмешь у меня бублик, тогда я тут же проглочу второй. А потом третий. И даже четвертый. Может быть.

Малышка засопела, она стояла рядом.

–У меня и пятый есть, – похвастался Игорь. – Нам, пожалуй, его и не съесть. Даже вдвоем.

–Пя-ятый?

–Ага.

Игорь открыто посмотрел на девочку: она топталась в дверях. Маленькая и серьезная, теремок как раз по ней скроен, казался настоящим домом. Тощенькая, без тени детского румянца, почти прозрачная, вот-вот растает в летних сумерках.

Игорь достал из пакета два бублика. Протянул один девочке и порадовался, когда она без спора взяла его. Аккуратно откусила и зажмурилась от наслаждения, тонкая кожа на щечке туго натянулась.

–Вку-усно, – пропела малышка.

Игорь одобрительно хмыкнул и с аппетитом принялся за свой бублик. Он приглашающе пошлепал рукой по ступеньке, и малышка послушно села. Игорь вскрыл коробку с ряженкой и поставил между ними. Вытянул длинные ноги, прислонился спиной к теремку и прошамкал:

–Меня Игорем звать, а тебя?

–Натой, – еле слышно, после некоторого колебания, шепнула новая знакомая.

Игорь сунул ей в ручонки ряженку и заставил немного выпить. Потом приложился к коробке сам. Вытер ладонью молочные усы и выдохнул:

–Эх, хорошо! Тепло, светло, сирень вон доцветает, березка над нами что-то лопочет, жаль, не знаю, чего сказать пытается. Может, смешно ей с нас, как считаешь?

Девочка подняла глаза, и Игорь невольно поежился: огромные, почти черные в летних сумерках, очень печальные. Очень.

–Ты потерялась, Ната-Наталья? – сочувственно спросил он.

Малышка отрицательно помотала головой. Понюхала свой бублик и серьезно сказала:

–Я жду.

–Здесь? – Игорь кивнул на теремок.

–Да.

–И кого ж ты ждешь, милая барышня? Маму, папу, бабушку, дедушку?

Но малышка ответить не успела. А Игорь едва с крыльца не свалился, услышав за спиной возмущенный хриплый голос:

–Это еще кто такой?!

Девочка с радостным писком соскользнула со ступенек. Игорь обернулся и потрясенно заморгал, не веря собственным глазам: перед ним стоял его утерянный – или уворованный? – спортивный костюм. Пропавший ровно неделю назад во время пикника.

Спутать его с другим невозможно – эксклюзив. Сшит по личному эскизу маменьки в Италии в какой-то известной фирме в количестве одной штуки. Сестрица получила такой же, но белоснежно-белый, отцу достался коричневый, себе мамочка заказала золотистый. Мягкую шерстяную фланель темно-синего, почти фиолетового цвета мать выбрала для него.

Игорь машинально откусил от бублика, рассматривая воришку: малышка счастливо обнимала колени тощего, неимоверно рыжего мальчишки лет четырнадцати-пятнадцати. Такого же прозрачного, как и она сама.

Неожиданно стало смешно: видела бы мама, как кошмарно сидит на этом бродяжке ее эксклюзивный костюмчик! Рукава и брючины закатаны, плечи куртки спускаются до локтей, ворот кажется широченным, из него жалко торчит по-мальчишески тонкая шея.

Игорь озадаченно сдвинул брови, не зная, на что решиться. Сдирать с пацана костюм глупо, тащить воришку в милицию еще глупее. Проще уйти самому и забыть обо всем.

К тому же давно пора спать. Игорь сегодня встал в шесть, а завтра к десяти нужно в институт, биться за последний трояк. Лучше, конечно, выцыганить четверку, ради маменьки хотя бы, но тут уж как получится…

Внимательнее всмотревшись в мальчишку, Игорь понимающе усмехнулся: видел он его у реки. Вернее, не самого пацана, а его сестрицу. Такую же рыжую, кудрявую и тощую. Девчонка наверняка их отвлекала, пока братец занимался делом – охотился за чужими одежками.

Впрочем, если вспомнить, во что была наряжена девочка, удивляться не приходится. Игорь почему-то отлично запомнил ее лохмотья. И саму девчонку не забыл, глазищи у нее…

Да, просто замечательные глаза. Золотисто-карие, прозрачные как прибалтийский янтарь на солнце.

Братец – просто копия сестры. Даже веснушки те же. Похоже, близнецы.

Игорь потянулся, предвкушая скорый душ и постель. Сладко зевнул и добродушно бросил мальчишке:

–Кончай выговаривать, малышка ничего у меня не просила, сам предложил.

–Она не должна была брать, – огрызнулся тот. – Даже близко подходить к вам не должна была!

–Ну, ты и нахал, – лениво возмутился Игорь. – Бросил ребенка одного на ночь глядя, он обревелся тут, в этой избушке на курьих ножках, ты где-то шлялся – это в полночь-то! – а теперь еще и ругаешься…

–Не ваше дело! – вскинулся мальчишка.

Игорь посмотрел на часы и прорычал:

–Второй час, она давно должна десятый сон видеть!

–Опять-таки – не ваше дело!

–Я… не хочу спать, – пискнула Наташа, испуганно глядя на старших.

Игорь посмотрел на ее бесцветное личико и внезапно разозлился. Вскочил – мальчишка попятился, в панике озираясь по сторонам, будто пути отхода высматривал – и вкрадчиво поинтересовался:

–И куда ты сейчас девчонку потащишь?

–Вам-то что?!

Игорь, напирая на мальчишку грудью, сунул ему под нос крепкий кулак и зло бросил:

–Помню я твою сестрицу, видел рядом с Сосновкой. И костюмчик этот хорошо знаю, как он тебе, кстати, не сильно жмет?

Мальчишка не побледнел, нет, позеленел. Игорь даже испугался, что бедняга упадет в обморок. Наташа всхлипнула, цепляясь за брата.

Игорь машинально положил ладонь на шелковистую головенку и, проклиная себя – ему-то какое дело?! – прорычал:

–Где ночевать с сестрой собираешься, кретин рыжий, может, в этом теремочке?!

–Это хороший теремочек, – пролепетала под его рукой малышка, – мы здесь вчера спали…

–Молчи, дурочка, – прошипел мальчишка, сжимая кулаки.

Он уже не пятился, некуда было, и без того прижимался спиной к забору. Да и младшую сестру не хотел оставлять, Игорь так и не снял руки с ее головы.

–Та-ак, – протянул Игорь, неприязненно рассматривая нового знакомого. – Значит, бродяжничаем?

Мальчишка смотрел зверем, сжимая губы почти до синевы, и молчал.

–Сам – ладно, черт с тобой, а малышку зачем с собой потащил?!

Наташа дернула его за футболку и воскликнула:

–Я сама… потащилась!

–Не мог дома оставить? – не обращая внимания на Наташу, рявкнул Игорь.

Он кипел от злости, понимая, что не сможет оставить ночевать на улице маленького ребенка, пусть сейчас и лето. Тем более, вторую ночь подряд. Еще неизвестно, как давно эта парочка сбежала из дому, видел-то он ту рыжую девчонку неделю назад, не меньше. И голодные наверняка оба, помнит он, как малютка бублик к щечке прижимала, как благоговейно откусывала…

Игорь грубо оттолкнул мальчишку в сторону и присел на корточки. Заглянул в испуганные темные глазенки и ободряюще подмигнул. Наташа робко улыбнулась.

–В гости я могу тебя пригласить, Ната-Наталья? К одинокому и печальному мне? Обещаю горячую ванну, мягкую постель и чай с малиновым вареньем. Ну как?

–Ты меня одну приглашаешь? – серьезно спросила девочка.

–Нет, вдвоем, – так же серьезно сказал Игорь. – Этого рыжего я тоже зову. Раз уж он с тобой. И тоже предлагаю ему ванну, постель и чай.

–С малиновым вареньем?

–Обязательно.

–А ты…

–Я ж сказал – один живу. Позабыт-позаброшен и никому не нужен, даже себе.

–Разве так бывает? – удивилась малышка.

–Именно так и бывает, – грустно усмехнулся Игорь. – Если не нужен никому, зачем ты себе, и вообще – зачем ты?

–Тогда… мы пойдем.

Мальчишка, стоявший до этого совершенно неподвижно, с серым усталым лицом, возмущенно воскликнул:

–Натка, что за глупости?! Никуда мы не пойдем! Тем более… к этому!

Малышка вздрогнула. Ее личико горестно скривилось, глаза заблестели от подступающих слез. Она опустила голову и покорно шагнула к брату.

–Ты, – гневно выдохнул Игорь, вставая и нависая над мальчишкой грозной башней, – идешь или в отделение милиции, рассказывать, как на тебе оказался мой спортивный костюм, или ко мне в гости, чтоб ребенок наконец оказался в постели, понял? И прекрати ее пугать!

Мальчишка сжался от страха. Игорь удовлетворенно хмыкнул: сопротивление подавлено на корню.

Только вот зачем? Куда проще, в самом деле, сдать эту сладкую парочку в милицию. Домой-то малышку точно доставят, да и пацана заодно, нечего ему болтаться ночами по улицам. Интересно, почему он сбежал, да еще с маленькой сестрой?

Игорь раздраженно фыркнул, понимая, что ни в какую милицию не пойдет – кишка тонка – и протянул малышке руку:

–Держи мои пять, Ната-Наталья, таможня дала добро!

–П-правда? – прошелестела девочка, поднимая на брата залитое слезами лицо. – Мы идем в гости?

–Да, – отвернувшись, с трудом выдавил мальчишка.

–Вот и ладненько, – пропел Игорь, подхватывая ребенка на руки и изумляясь его невесомости, – малиновое варенье ждет!

***

В холодильнике, к досаде Игоря, оказалось практически пусто. В дверце лежало пять штук яиц и две сосиски, Игорь им обрадовался как родным. Поставил на газ тяжелую чугунную сковородку – собственность хозяйки – и торжественно объявил:

–На ужин будет редчайший деликатес – глазунья с сосисками!

Рыжий, забившись в угол кухонного диванчика, промолчал. Он вообще не смотрел в сторону Игоря, будто ненавистный хозяин превратился в невидимку.

Зато Натка чувствовала себя превосходно. Залезла с ногами на табуретку и, вытянувшись стрункой, заглянула в сковородку.

Последний кусочек масла крутился по дну, разбрызгивая скворчащие капли. Сосиски на глазах подрумянивались. Игорь гонял их по сковородке и глотал слюни.

–Что это? – Натка ткнула пальцем в плиту.

–Ты газовую плиту не видела? – удивился Игорь. – У вас в Сосновке электрические?

Рыжий раздраженно фыркнул и отвернулся. Малышка возбужденно воскликнула:

–Нет, вот это, розовенькое? Это такая маленькая колбаска?

–Точно. Это колбаскины детки, и зовут их – сосиски, – хмыкнул Игорь. – Ты разве не ела?

–Нет.

Наташины щечки раскраснелись, глаза горели, Игорь только сейчас заметил, что они голубые, не черные, как показалось на улице.

–Значит, сейчас попробуешь, – добродушно пробормотал Игорь. – Они ничуть не хуже колбасы.

Он разбил яйца. Наташа задумчиво сказала:

–Колбасу я когда-то ела. Только вот не помню, когда… – Она обернулась к брату и звонко спросила: – А ты помнишь?

Игорь с любопытством покосился на гостя. Рыжий отчаянно покраснел и замотал головой, не говоря ни «да», ни «нет».

Наташа увлеченно наблюдала, как яйца теряют прозрачность и покрываются белой пленкой. Игорь резал хлеб и наливал чай. Подумав, разломал оставшиеся бублики на четыре части. Налил в выщербленную вазочку малиновое варенье. Переставил восторженно пискнувшую Наташу к раковине вместе с табуреткой и весело спросил, открывая кран:

–Ната-Наталья, а руки ты сама мыть умеешь?

–Конечно, – малышка потянулась за мылом. – Я почти взрослая.

–Да ты что? И когда ж наступает эта самая взрослость у провинциальных барышень? В два года, в два с половиной?

–Мне почти четыре, – гордо сообщила Наташа, старательно намыливая ладошки.

Игорь вопросительно посмотрел на мальчишку, тот неохотно кивнул.

Игорь судорожно сглотнул: племяннице Сашки Карелина на днях исполнилось четыре, она на целую голову выше этого несчастного ребенка и тяжелее раза в три.

Игорь подарил ей огромную фарфоровую куклу, умеющую ходить и петь песенку: «К сожаленью, день рожденья…». Он подбрасывал именинницу к потолку, Ленка восторженно визжала и требовала «еще». Сашкина племянница чаще смеялась, чем говорила, Игорь и не помнил ее такой… серьезной.

–Правда, уже большая, – осипшим голосом согласился Игорь.

Он положил гостям по два яйца, а себе одно. Залил яичницу майонезом и напомнил Наташе, кивнув на бублики:

–Не забыла? Я два на улице умял и ряженку допил. Я практически сыт, так, за компанию сел, чтоб вы не скучали.

Игорь склонился над тарелкой, стараясь не смущать мальчишку. Гость и без того сравнялся цветом со своими веснушками, и руки у рыжего дрожали, он едва справлялся с вилкой.

Игорь мгновенно проглотил свою порцию и вскочил из-за стола:

–Ешьте. А я пойду ванну наберу для Натки-Натальи. И постели вам приготовлю, лады?

Наташа радостно засмеялась и закивала с набитым ртом, щечки у нее оказались перемазаны желтком, синие глаза сияли. Лица мальчишки Игорь не увидел, так низко опустил тот голову над своей тарелкой. Вилку он сжимал с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

Игорь вернулся минут через пятнадцать и порадовался своей догадливости: стол девственно чист. Только у его чайной чашки сиротливо лежала четвертинка бублика, о нем позаботились.

Наташа сладостно жмурилась, облизывая ложку из-под варенья, а вот ее братец спал. Спал прямо здесь, уронив рыжую кудрявую голову на кухонный стол.

«Класс! Вот это вляпался, – Игорь озадаченно поскреб затылок. – А как же купание младенцев?!»

***

Наташа заснула, едва голова коснулась подушки. Игорь осторожно прикрыл ее одеялом и подошел к бару. Залпом опрокинул рюмку коньяка и хрипло выругался: перед глазами все еще стояло жалкое худенькое тельце – одни ребра и позвоночник! – все покрытое свежими и застарелыми синяками.

Десятки, на любой вкус! Багровые, бледно-желтые, синие, в разводах и без, свежие и практически исчезнувшие. Даже на тощей шейке потрясенный Игорь заметил пятна от пальцев, будто девчушку пытались придушить или просто отшвырнули в сторону, не рассчитав силы. Словно цыпленка.

Малышка синяков и ссадин не замечала. Когда Игорь, аккуратно намыливая хрупкое тельце, ткнул дрожащим пальцем в огромный кровоподтек на бедре и спросил – «откуда он» – Наташа равнодушно сообщила:

–Я упала, – и утешила, заметив, как Игорь побледнел. – Уже не болит, не бойся.

–Сама упала? – прохрипел Игорь, у него вдруг перехватило горло.

–Папа толкнул, – Наташа с интересом вертела в руках резинового утенка, найденного Игорем на хозяйских полках. – Я сама виновата, не успела спрятаться.

–Ты… чего не успела? – не поверил собственным ушам Игорь.

–Спрятаться, – и Наташа спокойно пояснила: – Когда папа пьяный приходит, я всегда прячусь. А тут не успела. На кухне была. Павка мне хлебушка дал, вот и зазевалась.

–Павка…

–Мой брат. Ты не думай, он хороший, он за меня всегда заступается. Только он с нами не пошел, он с мамой остался. Маму нельзя одну бросать, папа ей, знаешь, как голову сильно разбил? А нас Павка сам выгнал. Сказал – везде лучше, чем дома. И лето сейчас, на улице совсем не холодно.

–А…

–А купались мы в речке, на пляже. Утром, когда никого нет.

–Где… ты пряталась?

–Дома-то?

–Да.

–Под кроватью. Знаешь, какая у меня кровать? Папе ни за что под нее не залезть, если я подальше забьюсь. – Наташа подумала и добавила: – И потом, он меня редко бьет.

Игорь кивнул в сторону кухни:

–Его чаще?

–Если не сбежит, – малышка смотрела на него ясными синими глазами.

Игорь еще раз глотнул коньяка, на этот раз прямо из бутылки. Убрал ее в бар, закрыл дверцу и спрятал ключ на самой верхней книжной полке. Сунул в рот пластинку мятной жвачки – не хватало напугать Рыжего. Вот учует запах изо рта, проведет параллель со своим папенькой, да и пустится в бега.

Игорь проклинал собственную невезучесть: на кой черт его понесло сегодня через детский сад, всегда же обходил! И зачем полез в кусты, высматривая то ли ребенка, то ли кошку?

Что делать с нечаянными гостями, Игорь представлял плохо. По всему выходило, домой их не отправить. Если везти детей в Сосновку, то придется превращать садиста-папашу в инвалида, переломав руки, чтоб он при всем желании не мог ими размахивать хотя бы месяц-другой. А можно и ноги, чтоб и до магазина с водкой дойти не сумел.

Оставить детей здесь? Да что он, сумасшедший? Что с ними делать? Кормить-поить на жалкую журналистскую зарплату? Или кланяться папочке в ноги и просить дотацию?

Никогда!

Он что-нибудь обязательно придумает.

Игорь раздраженно засопел: для начала нужно расспросить Рыжего о планах, не собирался же он прятаться с маленьким ребенком в детском садике все лето? Может, у мальчишки родственники в городе, просто они сейчас на даче, и он их не застал?

Игорь пошел в ванну и сунул голову под холодную воду. Посмотрел в зеркало и фыркнул: хорош! Бледен, как поганка, и глаза бешеные.

На кухне за этот час ничего не изменилось. Новый знакомый даже не пошевелился, спал все в той же позе. Игорь легонько коснулся худенького плеча и поразился, как отреагировал мальчишка на простой жест.

Не проснувшись толком, он скользящим движением нырнул под стол и через секунду был уже в дверях, привычно прикрывая лицо локтем в ожидании удара.

–Эй, постой, ты не дома! – торопливо крикнул Игорь.

Ему вдруг стало не по себе. Игорь чувствовал себя последней сволочью: да что, жалко ему, если двое затравленных малышей поживут здесь немного?! Уж прокормятся как-нибудь втроем, на хлеб, молоко и яйца он всегда заработает, ребятишки за это время хоть шарахаться от собственной тени перестанут. Потом…

А что – потом? «Потом» придет, вот тогда он и будет решать.

Мальчишка опустил руку и мучительно покраснел. Игорь, злясь на себя, кивнул на диван:

–Сядь, поговорить надо.

–Кому надо? – угрюмо буркнул гость.

–Тебе. Мне. Наталье, главное.

Мальчишка неохотно вернулся и замер, опустив голову и рассматривая собственные руки, лишь бы не поднимать глаз на Игоря.

–Ладно, – Игорь со вздохом сел. – Давай не будем тянуть, мне завтра вставать в семь, последний экзамен остался. И так голова гудит, не представляю, как сдам.

Мальчишка молчал.

–Короче, Наташа сказала – вы сбежали из-за отца, так? И не смотри на меня волчонком, я не при чем!

–Ну, так. Только он мне отчим, а не отец! Мой… наш папа умер. Сердце.

–Вы на время ушли или навсегда?

–Навсегда.

–Вот так, значит.

–Да.

–И как думал жить? Пока тепло, спать в теремке, а потом, когда похолодает, где?

–Я… работать пойду.

–О-о-о! И кто тебя возьмет?

–Мне скоро восемнадцать!

–Сколько?!

–Честное слово. Я в этом году школу… окончил.

–Ага. Что-то в этом роде и твоя сестрица говорила, там, у реки, помню-помню. Вы с ней близнецы?

Мальчишка моргнул. Светло-карие глаза смотрели непонимающе. Игорь нетерпеливо пояснил:

–Видел я твою сестру в Сосновке, когда ты моему костюму ноги приделывал, а она на стреме стояла…

–Неправда! Вы сами костюм под елкой забыли, я потом взяла… взял, то есть! Когда вы уехали, после дождя!

–А под елку как костюм попал? – с тяжелой усмешкой поинтересовался Игорь.

–Я… не крал!

–Ладно. Сейчас не об этом, – Игорь помолчал немного. – Давай подробнее о своих планах.

–Ну… – неуверенно протянул мальчишка, – я вообще-то в институт хочу поступить, а Натку в садик думаю устроить и работать вечерами. Пусть дворником. Или полы буду где-нибудь мыть, я все умею.

–В институт! Знаешь, какой туда конкурс? – сухо спросил Игорь.

–Я… у меня медаль!

–Чего у тебя?!

–Ме… медаль. Золотая, – с вызовом заявил мальчишка. – Что, не похоже?

–Больше всего не похоже, что тебе семнадцать, – проворчал Игорь. – Хотя… Наталье я тоже больше двух не дал бы, а она уверяет – почти четыре.

–Тебя б кормить как Натку, – угрюмо буркнул мальчишка, – тоже таким шкафом не вырос бы.

–Но-но-но! Не груби старшим!

–Мне…

–Помню – почти восемнадцать. Зато мне – двадцать четыре. Два года армии плюс четвертый курс универа. Так что я старше, и точка!

Мальчишка смотрел негодующе, но молчал. Игорь помассировал ноющие виски и задумчиво произнес:

–Значит, слушай сюда и воспринимай как приказ. Первое время поживете у меня, комнаты две, одна – ваша. Разносолов не обещаю, зарплата не та, но с голода не умрете. Теперь дальше – хочешь поступать в универ, флаг тебе в руки, хоть у меня и не укладываются в голове твои семнадцать. Вступительные экзамены и собеседования начнутся через две недели. Документы все есть?

Мальчишка кивнул и пробормотал:

–Мама – учительница, ее у нас знают. Мне Павка в субботу бумаги передаст, на станции, мы договорились. И аттестат, и справки, и Наткино свидетельство о рождении.

–Хорошо. О твоей работе и садике для Натальи поговорим после экзаменов.

–Нет, я буду искать!

–Как угодно. Только не вздумай вляпаться в какое-нибудь дерьмо, это тебе не деревня, тут свои законы!

На душе стало полегче, Игорь только что отрезал себе пути к отступлению. Теперь незачем мучаться, что делать с подкидышами – время покажет.

Он встал и сказал:

–Идем, чистое белье дам, переоденешься после ванны. – Игорь фыркнул. – Конечно, размер не твой, но раз из моего костюма не вываливаешься, приладишь и остальное. Потом… что-нибудь придумаем.

Мальчишка насупился. Игорь хлопнул его по плечу:

–Кстати, как тебя зовут-то?

–Аполлинарией, – прошептал гость и покраснел как рак.

–Как?!

–Аполлинарием!

–Никогда такого имени не слышал.

–Оно… старинное, – огрызнулся мальчишка. – Историю знать надо.

Игорь поскреб затылок и озадаченно спросил:

–А сокращенно как? Аполо, что ли?

–Сам ты Аполо! – гость сжал кулаки. – А я – Пол. – Он опустил глаза и неохотно признался: – Дома… Полей звали. Или Полькой.

–Это же… девчоночье имя!

–Вовсе нет! Женя, Саша, Шура, Кира, Лерка, Юлька – тоже девчоночьи?

–Последние три – точно.

–Кирилл, Валерий, Юлий, – зло прошипел мальчишка.

–Значит, разрешаешь звать тебя Полькой? – ядовито поинтересовался Игорь.

Глаза мальчишки сверкнули:

–Зови, мне-то что!

–Прекрасно, – Игорь поманил гостя пальцем. – Тогда двигай в ванну, Полька! Я сейчас принесу сменное белье. И кресло разложу, диван Наталья заняла, ферштейн?

ГЛАВА 3

Поля вертелась на новом месте не в силах закрыть глаза, хотя только что казалось – она заснет сразу же, как голова коснется подушки. И пожалуйста – бессонница!

Девушка встала и подошла к Наташе. Постояла над младшей сестрой и тяжело вздохнула: что-то с ними будет в городе?

Пока повезло, они встретились с этим странным парнем, принявшим Полю – вот дикость-то! – за мальчишку. Они с Наткой впервые за неделю сыты и спят в чистых постелях, а не на пляже или под эстрадой в парке.

Поля грустно улыбнулась: если честно, детсадовский теремок показался настоящим домом после бегства от местных бомжей, прогнавших их позавчера из парка. Поля вспомнила, как на нее разъяренно кричал оборванный грязный мужичонка, донельзя провонявший мочой и перегаром, и брезгливо поморщилась. Впрочем, он их не тронул, это главное. А его… подельники не догнали.

«Может, они тоже приняли меня за парня? – угрюмо размышляла Поля. – Орали, не поймешь что – «канай», «мотай», половину слов я вообще не разобрала…»

Она подошла к окну и попыталась рассмотреть себя в стекле. Отражение было настолько смутным, что лица Поля толком не разглядела. Одни волосы, облаком стоящие вокруг головы. Даже сейчас, в летних сумерках, они полыхали огнем.

Поля резко распахнула створку и с горечью прошептала:

–Отчим правду говорил – уродина я. Рыжая уродина. И… пусть! Какая есть.

Вдруг вспомнилось, как бритый синеглазый парень там, у реки, обозвал ее «лисой-огневкой». Смотрел на Полю как на тлю и все поддразнивал. Понятно, девушки и он – Саша, кажется? – в Поле не увидел, хоть и была она тогда в платье.

Поля бросила неприязненный взгляд на спортивный костюм: может, она действительно его украла? Вначале спрятала под елку – ну, честное слово, тогда и мысли не мелькало взять его! – а после грозы вдруг побежала к реке. Ужасно не хотелось ехать в город в старом, тесном платье. Подумалось – если горбоносый бросил вещи на поляне, значит, судьба, значит, не сильно они и нужны, раз не стал искать. К чему хорошим вещам пропадать?

И Павка костюм одобрил. Правда, вначале посмеялся. Заявил – в нем пять Поль поместить можно. А потом сказал – все равно он смотрится приличнее, чем Полины выцветшие платья.

Мол, вещь дорогая, сразу видно, а что большая… Сейчас и не такое носят!

Поля смотрела на спящие пятиэтажки, а перед глазами стоял родной дом, построенный папой. Вокруг цвели яблони, посаженные папой, а на коньке крыши в непогоду уютно поскрипывал флюгер, сделанный папой же.

Кусты сирени под окнами, маленькая банька в конце участка, дорожки, выложенные цветной плиткой, лавочка у забора, качели под старой вишней, летний душ в саду – везде папа, папа, папа…

«Зачем ты умер?! – Поля сморгнула злые слезы. – Бросил нас, ушел, теперь тебе хорошо там, наверху. А мы с Павкой здесь никому не нужны, даже маме…»

Поля горько фыркнула: в семнадцать лет превратиться в мальчишку! Другие девушки, если верить книгам, как раз расцветают и становятся настоящими красавицами, а она…

С ума сойти – Аполлинарий! Игорь, получается, и не знает, что такого мужского имени вовсе нет. Просто не существует. Поля случайно оговорилась – и не раз! – а Игорь ничего не заметил.

«Может, к лучшему? – Поля оскорбленно шмыгнула носом. – Останусь парнем, Игорь на меня меньше внимания обращать будет. Вон, отчим Павку куда меньше гонял, чем меня».

Поля озабоченно тронула маленькие крепкие груди и нахмурилась: в спортивном костюме они практически незаметны. А вот когда она в футболке, как сейчас…

Нет, Игорь в самом деле слепой!

«Перетяну их завтра чем-нибудь, перебинтую, – угрюмо решила Поля. – Я читала о таком, только вот не помню где».

Поля порадовалась, что от сотни – Павка отдал ей заначку отчима, подсмотрел случайно, куда тот прятал деньги – осталось двадцать рублей, как раз хватит на широкий бинт. На первое время он выручит, а потом Поля купит кусок бязи и сошьет себе… ну, что-то типа тугой плотной ленты на пуговичках. Или даже на молнии.

Поля хмуро посмотрела на младшую сестру: «Утром нужно обязательно поговорить с Наташкой, чтоб случайно не выдала. Хотя… может, и не надо. Если все по-прежнему будут звать меня Полей, Натка ничего и не заметит. Поля и Поля… какая ей разница? Сегодня же Натка не поняла, что Игорь считает меня мальчишкой. «Он» и «он» – словно так и надо. Наверное, она слишком мала. Считает – старшие всегда правы».

Поля поправила на сестре одеяло: странно, что Натка доверилась незнакомому человеку, она ведь настоящая дикарка. И мужчин боится как огня, понятно, после отца-то. Обычно шарахается ото всех подряд, а тут… надо же!

«Игорь уйдет в свой институт, – вяло размышляла Поля, – сам сказал – последний экзамен остался, а я сбегаю в аптеку, она рядом, я видела. Куплю на остатки денег Натке хлебушка, а потом… по объявлению схожу. Что, я летом не смогу нянькой подработать? Паспорт с собой, объясню, что в институт поступаю, студенты обычно никакой работой не брезгуют, особенно иногородние, может, и возьмут…»

Поля порылась в карманах и нашла обрывок газеты с объявлениями. Прочла нужное и с сожалением пожала плечами: яснее не стало. Не захотели в объявлении указать, кому именно требуется нянька.

Поля прижалась лбом к прохладному стеклу: хорошо, если совсем маленькому ребенку, она еще не забыла, как возилась с Наткой. Или пусть – очаровательной малышке лет четырех, ну, пяти. А если…

Поля встряхнула головой: какая разница? Нужна работа, и она, Поля, получит ее так или эдак!

Поля выскользнула в коридор и удовлетворенно улыбнулась: она не ошиблась, здесь есть телефон. Значит не нужно идти наугад, в поисках нужного адреса, она утром позвонит и договорится о встрече. Вот только как быть с одеждой?

Поля вернулась в постель. Нырнула с головой под одеяло и грустно усмехнулась: конечно, она спрятала у реки пакет с вещами. Зарыла под кустом, забравшись в самые густые заросли, чуть спортивный костюм не порвала.

Но… как же теперь надеть платье? Запросто можно столкнуться с Игорем, и что тогда? Он тут же выставит ее из дома за вранье и… правильно сделает.

Нет, никак нельзя им с Наткой терять жилье, пока Поля первую зарплату не получит и не снимет где-нибудь комнатку!

Поля помрачнела: конечно, сейчас лето, они снова могут ночевать на улице, но что в этом хорошего? Днем Поле приходится бегать в поисках работы – вчера вон у рынка земляники немного продала – а Натка все это время дрожит где-нибудь на скамейке в сквере, ждет. Она ужасная трусишка, Натка. Правда…

Поля возбужденно засопела. В голову вдруг пришло, что Игорь студент и тоже где-то подрабатывает, сам проговорился. Получается, платить за квартиру одному – ох, как накладно, все-таки две комнаты, не одна. Если Поля предложит вносить свою долю, то кто знает…

Поля наконец заснула. Ей снился папа, и девушка нежно улыбалась.

***

Скуратов с детства ненавидел будильники. Всегда хотелось прихлопнуть мерзко орущий агрегат как надоедливую муху. Поэтому ставить его приходилось повыше, чтоб спросонья не дотянуться.

Вот и сегодня Игорь с трудом разлепил глаза и одним прыжком добрался до книжных полок. Прервав гнусный визгливый вопль, он разъяренно потряс часы, но все-таки сдержался и вернул на место. Длинно зевнул и побрел в ванную: лишь холодная вода могла окончательно разбудить его.

После душа Игорь заглянул в заварной чайник и довольно ухмыльнулся: не нужно возиться, это хорошо. Он терпеть не мог процесс заварки. И не любил чай в пакетиках, казалось – он пахнет бумагой. Причем туалетной бумагой.

Жизнерадостно насвистывая, Игорь схватился за высохший обломок бублика и вдруг замер: взгляд его скользнул по двум лишним чашкам.

–О-о, черт! Как я забыл?!

Игорь раздраженно сдвинул брови, припоминая вчерашний вечер: вот это загнал он себя в угол! Повесил на собственную шею двух нахлебников, и что теперь с ними делать?

Недавние планы казались бредом сумасшедшего. Игорь шепотом выругался, не зная, на что решиться. Подумав, пошел хотя бы взглянуть на гостей: вдруг они ему приснились?

Неплохо бы! Эдакий непритязательный кошмар, переутомился, понятно. Все-таки у него сессия, а тут еще и главный редактор сходит с ума на почве трудового энтузиазма.

Игорь осторожно скользнул в комнату и невольно фыркнул: вчерашний пацан – ну и дурацкое же имя – Полька! – с головой забился под одеяло, только рыжая макушка торчала наружу.

Игорь подошел к дивану: малышка спала на животе, сбросив плед на пол, совершенно голенькая.

Его губы дрогнули: в солнечном свете многочисленные синяки показались еще страшнее. Ручки-ножки выглядели тонкими и слабыми с утолщениями в коленях и локтях. Несчастная Натка больше походила на сломанную деревянную игрушку, чем на живого ребенка.

Игорь вспомнил, что вечером «надел» на девочку собственную футболку, обернув вокруг жалкого худосочного тельца раза три, чтоб не свалилась. Обнаружил ее на полу и грустно усмехнулся – выскользнула.

Скуратов окончательно помрачнел: выставить найденышей не поднималась рука. Невольно вспомнилось собственное детство, и Игорь почувствовал себя едва ли не виноватым, настолько безмятежно оно протекало. Правда, тогда-то он так не считал, проблем хватало. Но что это были за проблемы!

Наташа вздохнула во сне и чему-то улыбнулась. Игорь вздрогнул, его вдруг больно задела эта мягкая улыбка на бледном измученном личике.

«Странно, что малышка вообще не разучилась улыбаться, – угрюмо подумал Скуратов. – Интересно, что ей снится?»

Он осторожно прикрыл Наташу пледом и пошел проводить ревизию кошелька. Обнаружил всего четыре сотни и разочарованно присвистнул: до аванса неделя, и как теперь ее прожить?

Игорь зачем-то обшарил карманы джинсов и заглянул в энциклопедию – он иногда прятал там заначку – ничего, ясный пень, не нашел. Прекрасно помнил, как перед пикником извлек оттуда последнюю тысячу на шашлык и другие мелочи.

«Ну, как же, – язвительно усмехнулся Скуратов, – попижонить приспичило! Мол, работаю, да и постарше вас всех… А если не врать, – зло одернул себя Игорь, – то я просто привык сорить деньгами. За четыре года ни копейки не отложил, смысла в этом не видел. Гонорар с последней заказной статьи в ресторане оставил, Надьке пыль в глаза пускал. Зачем, спрашивается, ладно бы она всерьез нравилась…»

Игорь ожесточенно догрызал бублик и прикидывал, у кого можно перехватить деньги. Четыре сотни – копейки, когда на руках два ребенка, да еще босых и голых, не считать же их ветхое тряпье за одежду.

Игорь зло фыркнул: костюмчик, конечно, на Польке приличный, да и дорогой, других вещей маменька не признавала. Но вот сидит он на мальчишке…

Седло на корове выглядело бы лучше!

Игорь допил чай и зачем-то полез в холодильник, будто вчера вечером не все из него выгреб. Увидел на верхней полке почти плоский пакет с остатками майонеза и высохший кусочек сыра. Понюхал и брезгливо поморщился: остро пахнуло плесенью.

Больше ничем холодильник не порадовал, и Игорь окончательно запечалился. Выходило, гостям и позавтракать нечем.

Игорь посмотрел на часы: в магазин не успеть, не хватало опоздать на экзамен, был бы устный, другое дело. А так – влепят «неявку», та же двойка. Маменька точно голову открутит, как раз ждет домой с зачеткой. Никак до нее не дойдет, что сыну двадцать четыре, он давно живет своей жизнью.

Игорь нахмурился: ссориться по мелочам не хотелось. У матери в последнее время что-то сердце капризничало, Светка наябедничала.

–Ладно, труба зовет, – вяло пробормотал Игорь. – Как там? И вечный бой, покой нам только снится…

Полька все так же прятался под одеялом. Свернулся калачиком и не разглядишь сразу, такой же плоский, как младшая сестрица. Только шевелюра на солнце огнем горит, ну и рыжий же парень…

Игорь бесцеремонно дернул за спутанные кудри и зашипел, прижимая палец к губам и призывая к тишине:

–Слушай внимательно, повторять некогда, и так почти опоздал!

Мальчишка сел, непонимающе тараща огромные карие глазищи и кутаясь в одеяло. Лицо его после сна показалось Игорю слишком… нежным, что ли, слишком розовым, с редкими каплями веснушек на тоненьком, слегка вздернутом носике. Пухлые, совершенно детские губы, гладенький подбородок с упрямой ямочкой, ни намека на юношеский пушок на щеках или под носом, прозрачное крошечное ушко...

«Семнадцать ему, – с неожиданным раздражением подумал Игорь, – молоко на губах не обсохло, а туда же – во взрослого спешит поиграть. Навязался, паршивец рыжий, на мою голову!»

На диване завозилась Наташа, Игорь обреченно вздохнул: что толку злиться? Сам во всем виноват, никто его не просил лезть со своей благотворительностью. Да и сейчас, если уж честно, не просят.

Игорь присел на край постели и зашептал:

–Деньги на кухонном столе, запасной ключ там же, вернусь часам к двум, не раньше. Купишь чего-нибудь к завтраку, магазин в соседнем доме, понял? Потом – Натку, когда покормишь, не раньше! – пробегись по рынку. Прикинь, какую сумму нужно на джинсы, футболку и кроссовки, чтоб не пугать народ в приемной комиссии. Только по минимуму считай, деньги перехватывать придется, я, понимаешь ли, на вас не рассчитывал. Да, Наташке ничего не бери, я с Карелиным после экзамена переговорю, у него племяшка того же возраста, только повыше, не может быть, чтоб все ее тряпки повыбрасывали, из которых выросла…

–З-зачем это, – забормотал Полька, мучительно краснея и пряча глаза, – не надо ничего занимать. Обойдемся, мы с Наткой не нищие, вот заработаю…

–Заработаешь, вернешь, если неймется, – грубовато отрезал Игорь, неприязненно глядя на гостя. – Только учти, бродяжкой тебе нормальную работу не получить. Да и на собеседовании нужно прилично выглядеть…

–Бродяжкой?! – возмущенно округлил глаза Полька. – Да я вполне нормально смотрюсь в спортивном костюме!

–Кто сказал? – хмыкнул Игорь.

–Ну… Павка.

–Тоже мне – эксперт! Рыжий Павка из деревни Сосновка!

–Ты… вы не оскорбляйте, – Полька гордо выпрямился. Одеяло скользнуло вниз, он испуганно подхватил его и пискнул: – Вполне… приличный костюм!

–Мой, – вкрадчиво напомнил Игорь. – Маменькин подарок, чтоб ты знал.

–Ясно, – Полька побледнел. – Вы… хотите его забрать?

–Угадал. Он тебе все равно велик, не заметил? А мне в самый раз. И потом – маменька все же старалась, выбирала…

Полька виновато молчал.

–Ну как, план утвержден?

Полька убито кивнул.

–Постарайся к двум быть дома. Вернусь с деньгами, смотаешься за обновками, вещевой рынок часов до четырех работает. Потом… обговорим остальное, лады? Выработаем, как говорится, правила для совместного существования. Можешь придумать свои пункты. Даже записать, если сумеешь. Бумага и ручки в моей комнате, на письменном столе, ферштейн?

Полька смотрел угрюмо, но возражать не решался, что уже обнадеживало. Игорь легонько шлепнул по рыжему затылку и весело пообещал:

–Прорвемся, не боись. Эх ты, Полька-бабочка!

***

Поля сидела, подперев щеку ладошкой, и умиленно наблюдала, как Наташа завтракала.

Манную кашу – с маслом и малиновым вареньем! – малышка ела благоговейно. Каждый раз смотрела на свою ложку как на чудо, смешно жмурилась и вздыхала.

Стаканчик с йогуртом едва ли не пугал ее, Натка время от времени совала туда нос и старательно нюхала. Проверяла, пахнет ли белая смесь неведомым ананасом, как пообещала старшая сестра. А свою половину кекса с изюмом Натка вообще собиралась оставить «на потом». Никак не хотела верить, что получит сегодня и обед, и ужин.

Поля вздохнула, чувствуя себя виноватой: они с Павкой не всегда могли накормить малышку, сами порой по два-три дня крошки во рту не держали, когда отчим запивал. Поля и домой-то в это время не показывалась, хорошо, если мама или Павка разыскивали ее и совали ломоть хлеба.

У соседей Поля никогда из еды ничего не брала. Она не маленькая, чтоб кусочничать, и не нищая. К тому же всегда было стыдно за маму, видела же – соседи ее осуждали, из-за них, из-за детей. А если узнают, что они голодают…

Тетя Нюся давно говорила: детям в любом интернате лучше будет, чем в такой семье. Не понимала, глупая, что Поля в своем доме папу видит. Маму совсем другую помнит – веселую и ласковую, это сейчас у нее вечно взгляд затравленный. А маленького Павку Поля знала когда-то толстощеким, неуклюжим баловнем, даже не верится.

Наташа священнодействовала – ела йогурт. Ясные синие глаза будто подернулись перламутром, стали сонными-сонными, видимо, нелегко малышке далась неделя свободы. А может, она впервые за долгое время наелась по-настоящему. Поля и не помнила, когда сестре в последний раз перепадало горячее.

До кекса дело так и не дошло. Натка спрятала его в карман и прерывисто вздохнула. Она устала и от обильного завтрака, и от впечатлений – столько еды!

Поля умыла сестру. Сунула в руки резинного утенка – Игорь вчера где-то отыскал, Наташа даже спала с ним – и строго сказала:

–Я сейчас сбегаю по делам, а ты поспи. Если проснешься раньше, чем я вернусь, поиграй с утенком. К двери не подходи, никому не открывай. Это город, а не деревня, тут люди всякие, помнишь бомжей в парке?

Натка кивнула, ее глаза испуганно округлились.

–Не забывай – у меня ключи, у Игоря тоже, мы сами войдем.

Поля поцеловала сестру в шелковистую щечку. Сердце замерло, вдруг показалось, что все теперь пойдет хорошо.

Она уложила Наташу. Малышка не сопротивлялась, длинные пушистые ресницы слипались, она уже засыпала.

Поля подошла к зеркалу и горько усмехнулась: действительно похожа на парня, как только раньше не замечала? То ли спортивный костюм виноват, сидит мешком – а сейчас и грудь перебинтована! – то ли волосы неаккуратно подстрижены, то ли дурацкие веснушки слишком заметны – не понять.

«Ну и ладно, – раздраженно фыркнула Поля, – ну и пусть. Зато сегодня джинсы настоящие надену и кроссовки новые, и футболку. Это вовсе не мальчишеская одежда, так все сейчас ходят, я специально к городским девицам присматривалась, чтоб не выделяться».

Поля взглянула на часы: только десять, она тысячу раз везде успеет. И на рынок сгоняет, к вещам приценится, и насчет работы все узнает.

Или лучше не звонить сегодня? Подождать, пока приоденется?

А если место уйдет?! Не одна же она работу ищет! Такую, чтоб особой квалификации не требовала.

Поля заволновалась, не понимая, что хуже – потерять работу из-за собственного ротозейства – чего медлить, раз адрес и телефон на руках? – или из-за внешнего вида, спортивный костюм, в самом деле, великоват.

Поразмыслив, решила рискнуть. Ну, выставят, и что, конец света наступит? Ее могут не взять на работу просто из-за возраста, кому нужна нянька без опыта и рекомендаций? Не местная, да еще и рыжая в придачу...

Поля долго стояла у телефона, репетируя в уме, как и что она скажет. Потом глубоко выдохнула, перекрестилась и набила номер. Трубку взяли сразу же, и капризный девичий голос протянул:

–Да-а?

Мгновенно забыв все слова, Поля хрипло проговорила:

–Я насчет работы звоню.

–Ах, нянькой?

–Да.

–А кто вы?

–Я?

–Ну не я же!

–Я… в этом году школу окончила.

–Ска-ажите, пожалуйста, какое совпадение, – пропели на другом конце провода, – я тоже!

Поля замолчала, не понимая, что еще говорить. Девица нетерпеливо поторопила:

–Дальше-то что?

–Э-э… поработать летом хочу, – еле слышно пробормотала Поля. – Перед институтом. Я, видите ли, иногородняя, мама мне много… посылать не сможет.

–Па-анятно… – незнакомка посопела в трубку и нерешительно спросила: – Сейчас прийти можешь?

–Конечно.

–Тогда беги быстрее, пока я дома. Я тебя с… Софьей Павловной познакомлю.

–С кем?

–С бабкой своей! – раздраженно рявкнула трубка. – Ей решать – подойдешь ты или нет!

–Ясно, – ничего не понимая, пролепетала Поля. – Уже лечу.

–Шементом, милая, шементом! Я ждать не собираюсь, у меня свиданка!

Поля растерянно послушала короткие гудки и осторожно положила трубку. Заглянула в комнату: Наташа крепко спала, прижимая к груди цыпленка и свернувшись калачиком.

«Куклу ей куплю на первую же зарплату, – горячо пообещала Поля, закрывая дверь на ключ. – И… игрушку мягкую, чтоб спала с ней. И платье самое красивое, лишь бы меня на работу взяли!»

***

Нужная улица оказалась у самой церкви, рядом с парком. Поля растерянно вертела головой, она такого еще не видела: казалось бы, частные дома, как в деревне, но какие…

Настоящие замки!

Побольше, поменьше, с башенками и без, одноэтажные, двух-трех или четырех, с верандами вокруг и зимними садами на крышах, за высоченными каменными заборами или за витой чугунной решеткой, с белыми колоннами под старину или ротондами во дворе, с будкой охранника у ворот и просто с домофоном и видеокамерой у калитки… – Поля поежилась, настолько сама она не вписывалась в подобное великолепие.

Ее обязательно прогонят!

Детям из богатых семей нужна совершенно другая няня – со специальным образованием, знанием языков и с опытом. Поля всю школьную библиотеку наизусть выучила, пока спасалась там от отчима зимними ночами, начиталась всякого. Понятно, что старуха – как ее там? Софья Павловна? – тут же выставит Полю за ворота, как только увидит.

Но сдаваться без боя не хотелось – да и что она теряла? – и Поля неохотно побрела к нужной калитке. Нащупала паспорт под курткой – специально для него дома карман с изнанки пришила, чтоб случайно не потерять – и порадовалась, что этот дом не из самых вычурных. Всего два этажа, и охранника нет, только домофон и глазок видеокамеры.

Поля несмело нажала на кнопку и вздрогнула, услышав знакомый голос:

–Ну, чего нужно? Мы не покупаем с рук, иди отсюда.

Поля откашлялась, во рту вдруг пересохло. Глубоко вдохнув, она просипела:

–Это я. Мы договаривались о встрече. Я вам только что звонила.

–Ня-янька?

–Да.

–Ну, милочка, я тебя как-то по-другому представляла…

Поля молчала, стиснув зубы. Сердце билось у самого горла, ладони вспотели, Поля вороватым движением – дурная привычка – вытерла их о брючины.

–Впрочем, мне-то что, – хмыкнула девица, – не я решаю. Проходи.

Что-то щелкнуло, и калитка распахнулась. Поля нервно вздрогнула, ей стало страшно. Она нерешительно шагнула во двор и почти не удивилась, услышав, как за спиной захлопнулась дверь.

Стараясь не смотреть по сторонам, девушка скованно зашагала по дорожке, посыпанной красным песком и обложенной прозрачными зеленоватыми глыбами. Рядом росли странно изломанные карликовые деревья, яркие крошечные цветы густо усыпали клумбы, словно по сторонам дорожки небрежно бросили пестрые восточные коврики.

Поля переставляла ноги будто Буратино, так они одеревенели. С трудом поднялась на крыльцо и толкнула высокую стеклянную дверь. Оказалась в холле и замерла, потрясенная, чувствуя себя жалкой оборванкой в царском дворце.

По широкой лестнице сбежала молоденькая девушка, ровесница, как уже знала Поля. Белокурая, голубоглазая, одетая в лаковую вишневую юбочку, короткий топик без плеч и босоножки на шпильках. Стройная, длинноногая, с высокой грудью и тонкой талией она показалась Поле настоящей красавицей, и это почему-то мгновенно привело ее в чувство.

Поля развернула плечи и выпрямилась, напоминая сейчас оловянного солдатика. Осторожно разглядывая девушку, она пролепетала:

–Меня зовут… Поля. Морозова.

–Ну и имечко! – фыркнула девушка. – Такое же странное как ты сама. А полное как, ну, по документам?

–Аполлинария.

–Кошмар! Я бы повесилась, – убежденно заявила девушка. – Смени пока не поздно.

–А… тебя как зовут?

–Вас, усвоила? Я все-таки почти твой… работодатель!

–Хорошо. Как к… вам обращаться?

–Елена.

Поля кивнула и подумала: странно, что эта воображала не назвала отчества.

Девушка обошла вокруг Поли, как возле новогодней елки. Дотронулась до рукава и неохотно сказала:

–Ничего костюмчик. Только нужно было брать размера на четыре меньше. Да и с ростом ты перестаралась. Ладно! Пойдем, я тебя познакомлю с… Софьей Павловной.

–Подожди… те! – испуганно окликнула Поля.

–Ну что еще? – раздраженно обернулась Лена, успевшая взбежать на десяток ступенек.

–Вы не сказали, к кому пригласили няню. Кто у вас – девочка, мальчик, сколько ребенку лет…

–Ребенку – ха! Впрочем, ты права, она хуже любого ребенка, с чем тебя и поздравляю!

–О чем это вы? – испугалась Поля, оглядываясь на входную дверь.

–О бабушке моей, о ком еще, – зло фыркнула Лена. Помолчала и, понизив голос, добавила: – Это ей нужна нянька. Вернее, она считает – компаньонка. На три-четыре часа в день, чтоб было с кем пообщаться, а то бабушка почти не выходит. У нее что-то с венами или с капиллярами, все время забываю, как эта болезнь называется. Ну… от любых нагрузок сосуды лопаются, та-акие кровоподтеки образуются – жуть чистая. Ба… э-э… Софья Павловна обычно в кресле дни проводит или на веранде сидит, свежим воздухом дышит.

Поля ошеломленно молчала, не зная, что сказать. Лена почти сочувственно буркнула:

–Ладно, не дергайся, четыре часа в день потерпишь, я ее семнадцать с половиной лет терплю, жива, как видишь. И потом – может, ты ей не понравишься. Знаешь, сколько человек уже сюда приходило?

–Сколько? – потерянно прошептала Поля.

–Много. Работа-то халявная!

–П-почему – халявная?

–Нет, скажешь? За сто баксов в месяц со старухой языком молоть, только и всего. Или слушать почтительно, когда она в воспоминания ударится. Ни тебе горшков выносить, ни уколы ставить, ни с ложки кормить или слюни подтирать – класс.

Поля сдвинула брови, размышляя. Потом озадаченно пробормотала:

–А зачем тогда твоей бабушке… компаньонка?

–Я ж тебе объяснила, ты чем слушаешь?

–Но… она же не одинока, у нее родные есть, ты, например, зачем ей чужие для обычных бесед?

–Я-я? – искренне возмутилась Лена. – Скажешь тоже! Мне что, делать больше нечего, как ее бредни каждый день выслушивать?

–А мама, папа…

–Ты еще братца моего приплети до кучи!

Поля пожала плечами. Она не сомневалась, что Ленина бабушка погонит ее в шею. Если Софье Павловне нужна собеседница, то лучше пригласить даму постарше, а не вчерашнюю школьницу.

Ну и ладно. Поле совсем не понравился этот дом, и Лена тоже не понравилась. В ней столько высокомерия, что Поля чувствовала себя последним быдлом, до того противно…

Поля нахмурилась и напомнила себе, что папа из старинного боярского рода и всегда этим очень гордился, и снова расправила плечи. Посмотрела на Лену и неуверенно сказала:

–Попробую. Не подойду, так не подойду, ничего страшного, вы первые, к кому я пришла по объявлению.

–Лучше бы подошла, – проворчала Лена. – Знаешь, как меня бабушкины капризы достали? – Она выразительно шлепнула себя под подбородком. – Еще и мама заставляет по вечерам ровно час с ней отсиживать, хочу я, не хочу… Вот она у меня где, Софья Павловна!

***

К Полиному удивлению, Софья Павловна жила на втором этаже. Хотя, казалось бы – больные ноги, а тут лестница, во двор выйти насколько сложнее.

Поля тенью шла за Леной, бросая по сторонам настороженные и восхищенные взгляды. Никогда она не видела ничего подобного и чувствовала себя чуть ли не преступницей, ступая по пушистым коврам в старых кроссовках.

Из какой-то комнаты вышла молодая женщина с пылесосом, увидела их и подалась назад, пропуская. Поля поймала любопытный взгляд и поежилась. Лена заметила ее смущение и насмешливо бросила:

–Не бери в голову, это просто прислуга.

«А я кем стану, если получу работу? – растерянно подумала Поля. – Тоже прислугой?»

Лена остановилась перед тяжелой деревянной дверью – не стеклянной, как другие, Поля невольно отметила – и подняла руку к звонку. Но не позвонила. Вдруг развернулась и строго спросила:

–Ты, правда, в институт собираешься?

–Да. Я… окончила школу с золотой медалью.

–Ну, ты даешь, зубрила, – хмыкнула Лена. – Выходит, у тебя только собеседование, никаких экзаменов?

–Точно не знаю, – помедлив, призналась Поля. – В худшем случае – один экзамен. Правда, мама говорила: некоторые институты учитывают государственный, единый.

–А кто у нас мама?

–Учительница математики.

–С тобой все ясно. Теперь шагаем в пасть ко льву!

Лена ободряюще подмигнула, и у Поли отлегло от сердца: может, эта девица не такая уж противная, и они даже подружатся со временем?

Лена нажала на кнопку звонка, и хриплый раздраженный голос рявкнул прямо над Полиной головой, она едва не подпрыгнула от неожиданности:

–Кого черт принес?!

–Меня, бабушка, – невозмутимо ответила Лена. – Я не одна, я с… соискательницей.

–Расширяешь словарь? Это хорошо, это полезно, по крайней мере, – громыхнуло из динамика – Поля только сейчас заметила серебристую решетку в деревянной панели. – И кого ты на этот раз ко мне притащила? Опять шваль какую-нибудь на улице подобрала? Мозгов у тебя… Впрочем, ты и сама знаешь!

Лена поморщилась, но огрызаться не стала. Криво улыбнулась Поле и отрапортовала:

–Девица семнадцати лет…

–Ха! Девица! Да еще семнадцати лет! В наше-то время! Да у тебя точно проблемы с головой!

Поля покраснела. Лена, не обращая внимания на гнусные реплики, сухо продолжила:

–Будущая первокурсница, иногородняя, хочет подработать летом, мама учительница, лишних денег в семье нет.

–Зато ты их задницей ешь, те лишние деньги, – ядовито проскрежетал динамик. – Не хочешь поделиться?

Поля попятилась, ей вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Утешало одно: нет никаких шансов получить работу у этой… у этой…

Лена сжала кулаки. Поле показалось: она сейчас плюнет на все, развернется и сбежит. И правильно сделает!

Но Лена сдержалась. Глубоко вздохнула и холодно сказала:

–Школу она окончила с золотой медалью.

–В дыре какой-нибудь, не иначе, – хмыкнул динамик.

–У меня все, – Лена с ненавистью смотрела на дверь. – Будешь знакомиться, или я провожу девушку?

Динамик странно захрюкал, Поля только через несколько минут поняла, что старуха за дверью так смеялась. Лена с застывшим лицом ждала. Наконец старуха неохотно просипела:

–Пусть заходит. Только одна. Тебя я сейчас не хочу видеть.

Что-то звонко щелкнуло, и дверь приоткрылась. Лена кивнула Поле на порог и ободряюще шепнула:

–Не трусь, не сожрет, у нее только язык змеиный. И… постарайся получить эту чертову работу!

Впавшая в ступор Поля и не заметила, как ее втолкнули в комнату. За спиной захлопнулась дверь, и она побледнела, почувствовав себя чуть ли не в ловушке.

–Ну, здравствуй, коли пришла, – проворчал кто-то сбоку.

–З-здравст-твуйте, – прошелестела Поля, разворачиваясь на голос.

Прямо перед ней стояло огромное кожаное кресло. Поля растерянно улыбнулась: на нее в упор смотрела величественная старуха. Широкоплечая, сухощавая, с нервным лицом и язвительными глазами.

Поля невольно отметила тяжелый упрямый подбородок, крупный нос с горбинкой и абсолютно седые волосы, очень густые, жесткие и прекрасно подстриженные. Белоснежная блузка с высокой стоечкой, темно-серая юбка из шерстяной фланели, крупный медальон с зеленым камнем и перстни на смуглых пальцах. Только ноги выбивались из общего ряда. Они слишком по-домашнему лежали на высоком пуфике и были прикрыты пуховой шалью.

–Все рассмотрела? – ядовито поинтересовалась старуха.

Поля от растерянности кивнула. В самом деле, глупо так пристально таращиться на незнакомого человека. И невоспитанно, как сказала бы мама.

Темные пронзительные глаза смущали, и Поля перевела взгляд на руки, вольготно лежащие на широких подлокотниках. Совсем не старческие руки, без пигментных пятен и сморщенной кожи. С сильными длинными пальцами.

–Представься, – приказала Софья Павловна.

Поля вздрогнула и неожиданно для себя выпалила:

–Аполлинария Морозова!

Глаза старухи странно блеснули, пальцы вцепились в подлокотники, она резко выпрямилась и замерла, бесцеремонно рассматривая Полю. Потом заметно расслабилась и задумчиво пробормотала:

–Вот значит как – Аполлинария. Да еще Морозова. Плюс – отвратительно рыжая, так-так-так… – И угрюмо рассмеялась. – Жаль, занавес скоро упадет, уж очень любопытно карты ложатся...

Поля изумленно моргнула: «отвратительно» рыжей ее назвали в первый раз. Рыжей – это сколько она себя помнит, но почему «отвратительно»?

Старуха снова откинулась на спинку кресла и холодно бросила:

–Коротко о себе!

–Коротко – это как? – Поля увидела себя в большом зеркале – ну и чучело сутулое! – выпрямилась и покраснела.

–Проблемы с головой? – участливо поинтересовалась Софья Павловна.

–Нет!

–Тогда слушаю.

–В сентябре исполнится восемнадцать лет, – хмуро забубнила Поля, рассеянно рассматривая комнату, – в этом году окончила школу, собираюсь поступить в местный университет, хочу стать программистом. Есть младшая сестра, брат, мама, папа умер – больное сердце. Жила в Сосновке. Папа работал раньше в лесничестве после питерской лесной академии, мама – учительница математики. Все.

–Живешь где?

–У… знакомых. Когда смогу, сниму комнату.

–Почему не общежитие?

Рассказывать о сестре Поля не собиралась, поэтому сухо бросила:

–Не хочу. Комната лучше.

–Паспорт при тебе?

Поля неуклюже пошарила под курткой, доставая паспорт. Потом настороженно наблюдала, как Софья Павловна перелистывала его, рассматривая каждую страничку чуть ли не на свет и раздраженно хмыкая. На лету поймала брошенный паспорт и замерла, ожидая отказа и заранее радуясь ему.

Старуха молчала. Ее глаза показались Поле отсутствующими, Софья Павловна явно думала о своем. Вот она сдвинула брови и поджала губы. Вот кивнула, лицо ее смягчилось, губы дрогнули в слабой улыбке. Она посмотрела на Полю и сказала:

–Рискнем, Аполлинария. С завтрашнего дня выходишь на работу. Сейчас лето, занятий в институте нет, жду тебя к двум часам, в шесть отпущу. Приходишь ежедневно кроме субботы, воскресенья. Зарплату получаешь каждую пятницу – тысячу рублей, копейка в копейку.

Поля шумно выдохнула. Она никак не ожидала такой огромной суммы, хотя Лена, кажется, что-то такое говорила.

И время Полю устраивало. После обеда Натка ложится спать, потом спокойно играет одна. Поля всего-то через час-другой после ее обеденного сна вернется, ничего страшного, Наташа очень самостоятельна.

Софья Павловна насмешливо фыркнула, будто нехитрые Полины размышления написаны на ее лице. Шлепнула по подлокотнику и холодно произнесла:

–Три условия.

–Да?

Поля непроизвольно поежилась. Внимательный, изучающий взгляд темных глаз, совсем не старческих глаз, ярких, живых, пронзительных – смущал ее.

–Первое – не врешь. Никогда не врешь, подчеркиваю. Даже если мой вопрос не нравится, отвечаешь. Прямо и без лицемерия, я его не терплю. Что-то не устраивает – говоришь. Почувствую вранье – лишишься места моментально и без предупреждения. Это ясно?

Поля робко кивнула.

–Второе – выполняешь все мои распоряжения, без споров и сразу. Скажу – песни пой, будешь петь. Скажу – книгу читай, будешь читать. Скажу – изучаем шумерский язык, зубришь со мной. Станешь моими глазами и ушами на улице, в доме, везде, я сейчас практически не выхожу, мне скучно. Беседуешь на любые интересные мне темы, искренне и полно высказывая свое мнение.

Поля попыталась возразить, ей вовсе не улыбалось выполнять роль шпиона, но Софья Павловна подняла руку и властно бросила:

–Унижать специально не собираюсь. Ежели что не так, извини, но деньги за красивые глазки не платят, потерпишь.

Поля промолчала, невольно соглашаясь.

–Третье – ТАМ ходи, – Софья Павловна небрежно кивнула в сторону окна, – в чем хочешь, мне плевать. Здесь будешь переодеваться, одежду тебе приготовят. Сейчас ты больше на бродяжку похожа, а не на девицу из приличной семьи.

Поля покраснела. Старуха удовлетворенно улыбнулась, будто радуясь ее унижению. Посмотрела на настенные часы и равнодушно спросила:

–Все устраивает?

«Четыре тысячи в месяц, – напомнила себе Поля, бессильно сжимая кулаки. – Я смогу хоть немного отдавать Игорю за комнату. И платить за Наташин садик. Тогда ей не придется сидеть дома одной, пока я на работе или в институте, как я об этом сразу не подумала…»

Поля задрала вверх подбородок и твердо произнесла:

–Да.

–Прекрасно, – хмыкнула Софья Павловна.

Она нажала на кнопку, вмонтированную прямо в подлокотник кресла. Поля только сейчас заметила компактный пульт у старухи под рукой с целым рядом панелей и горящих огоньков.

Щелкнула, открываясь, дверь, на пороге стояла пожилая женщина в темном строгом платье и белоснежном кружевном переднике. Она почтительно спросила:

–Вызывали, Софья Павловна?

–Да. Снимите мерки с этой девушки! Я дам эскиз платья, отнесете заказ в ателье. Узнайте размер обуви, я объясню, что купить. Потом покажите Аполлинарии комнату, где она сможет переодеваться перед работой.

Женщина кивнула.

–Аполлинария, жду вас… в понедельник. Как раз платье будет готово. – Софья Павловна прикрыла глаза и прошелестела: – Все. Обе свободны. Я устала.

ГЛАВА 4

До понедельника время пролетело как во сне. Хозяина квартиры Поля практически не видела. Сдав на очередную тройку последний экзамен, Игорь до позднего вечера пропадал в редакции. Исчезал, пока они спали, и, возвращался, когда гости уже ложились.

Поля порой слышала его, но из комнаты не выходила. А если Игорь заглядывал к ним, дышала размеренно и сонно, притворяясь спящей.

Известие, что она, кажется, получила работу, Игорь воспринял без всякого энтузиазма. Посмотрел недоверчиво и пробормотал, что хотел бы видеть сумасшедшего, пригласившего нянькой такое рыжее чучело.

Чучело – подумать только!

На «чучело» Поля всерьез обиделась. Ей-то казалось – она прекрасно выглядит в новой одежде, пусть и не выбирала ее лично. Игорь все купил сам, не слушая Полиных робких возражений и одергивая ее как мальчишку, едва Поля открывала рот.

Впрочем, – вздохнула девушка – он и считал ее мальчишкой. Хотя Поля надеялась, что утром Игорь «прозреет» и извинится перед гостьей.

Почему нет? Ночь прошла, он выспался, отдохнул, освещение опять-таки другое, Лена же не заподозрила в ней парня?

Полученная работа волновала Полю: не может же она ЗДЕСЬ притворяться бездомным мальчишкой Полькой, а ТАМ – воспитанной барышней Аполлинарией из приличной семьи? Неизвестно, какую одежду для нее приготовит Софья Павловна. Поля почти не сомневалась – строгое темное платье с белым передником, как для всей прислуги. А если Игорь случайно знаком с этой семьей и бывает у них время от времени...

Кошмар!!!

Обдумав все хорошенько, Поля решила раскрыть себя. Однако не говорить же открыто – мол, здрасьте, я – девица, а не юноша?

Глупо и унизительно. Игорь САМ должен увидеть в ней девушку. Увидеть, раскаяться и извиниться.

Больше всего Поле хотелось именно этого – искреннего раскаяния. И извинений. В конце концов, Игорь оскорбил ее, приняв за парня!

К возвращению Игоря из института Поля честно разодрала свои кудряшки, сломав несколько зубьев у старой хозяйской расчески. Пригладила волосы и сочла, что теперь только слепой не угадает в ней девушку, пусть и не очень симпатичную, не всем же рождаться красавицами.

Поля и бинт сняла, так не хотелось притворяться парнем. Долго поправляла перед зеркалом спортивную куртку, пока не показалось – грудь обрисована довольно отчетливо.

Все впустую!

Она зря старалась.

Игорь не слепой, но Полиного преображения не заметил.

Раскаялся – ха! Дружески щелкнул Полю по затылку и погнал ставить чайник. Мол, «нечего время терять, сейчас помчимся на вещевой рынок».

В результате Поля получила темно-серые джинсы, черные кроссовки и черную же футболку, только ворот чуть оживляла тонкая белая полоска. И сменную футболку Игорь купил черную, лишь полоса у ворота не белая, а синяя.

Якобы другой цвет «рыжим» противопоказан! Если, конечно, найденыш не хочет напоминать попугая-какаду.

Попугаев-какаду Поля в жизни не видела. Не представляла, как они выглядят, но спорить не рискнула: вдруг правда? Она несла пакет с обновками и мысленно хоронила в себе девушку, прекрасно понимая: чем дальше в лес, тем больше дров. Признаться в обмане ПОТОМ она просто не сможет!

Поля горевала и утешала себя мыслью – рано или поздно все равно переедет от Игоря и тогда окончательно станет Аполлинарией. Если же они случайно столкнутся в городе или институте, она всегда сможет сказать, что Полька вернулся домой – или уехал куда-нибудь? – а она – Аполлинария, всего лишь сестра-близнец.