Полька и Аполлинария

Кирсанова толкнула Полю в грудь, заваливая на диван, и беспечно улыбнулась:

–Ничего не сделается с твоей Наташкой! Потом, если хочешь, такси тебе оплачу.

–Нет уж, лучше пешком. Я через парк хочу пойти, сегодня погода чудесная…

–А говоришь – времени нет!

–Но парк по пути.

–А такси минут двадцать сбережет!

–Ладно, подожду, давай только быстрее, – сдалась Поля.

Проводила Лену взглядом и снова подумала: «И зачем я сюда пошла?!»

***

Поля еле избавилась от Кирсанова, он рвался проводить. Пришлось соврать – мол, должна заглянуть к врачу, и ей совсем не хочется, чтоб Леша знал – к какому именно.

К Полиному удивлению, отговорка оказалась действенной. Кирсанов смутился как мальчик, и они расстались.

Прощаясь с Леной, Поля невольно отметила: Кирсанова чем-то очень довольна. Ее лицо буквально светилось, Лена неудержимо улыбалась и рвалась расцеловать новую знакомую. Вины за собой она никакой не чувствовала, хоть и заставила Полю просидеть в пустой комнате добрые пятнадцать минут. Уверяла, что во всем виноват Лешка – заболтал.

Поля с вздохом облегчения закрыла за собой калитку. Бросила короткий взгляд на нарядный яркий двор и с усмешкой подумала: «Мертвая какая-то красота. Цветы, деревья, дорожки, фонтаны – все есть, а глаз не радует. Наверное, у меня вкус не развит. Мне больше по душе обычный кусочек леса где-нибудь у реки. И чтоб птицы непременно пели, и листва над головой шумела…»

Посмеиваясь над собственным несовершенством, Поля свернула к парку, она специально делала небольшой крюк, чтоб пройти через него. Ей нравилось, что там нет качелей-каруселей и других аттракционов, только фонтан на центральной аллее и множество путаных дорожек, над которыми смыкали кроны деревья.

Поля неторопливо шла по тенистому зеленому коридору и прикидывала, как быть дальше. В университет она поступила – это хорошо. Жаль, место в общежитии – его давали всем медалистам, Поля узнавала – ничего не решало.

Не могла же она вернуть домой Наташу? Малышка только-только стала походить на человека. Поправилась, порозовела, у нее заблестели глаза. Натка научилась смеяться и не шарахалась больше от людей, лишь пьяных по-прежнему боялась – бледнела и жалась к старшей сестре. Ночью Натка все реже сползала на пол, пытаясь забиться под несуществующую кровать, малышке уже не снился грозный отец.

Как ее отдать?!

«Вот если бы мама развелась с НИМ, – горестно вздохнула Поля, – другое дело. Натке в Сосновке много лучше жилось бы, чем в городе. Все-таки здесь несколько химических предприятий, металлургический комбинат, загазованность – машин тьма тьмущая…»

Поля не могла представить себя на месте матери, как ни старалась. Все в ней противилось материнской рабской покорности, слабости и фатализму. Кровь кипела от возмущения, и Поля непроизвольно сжимала кулаки, вспоминая отчима и его постоянные оскорбления.

Она бы убила его!

Пусть потом и тюрьма.

Поля вспомнила одну из бесед с Софьей Павловной и с невольной симпатией подумала: они чем-то похожи. Уж старуха не стала бы терпеть пьяного мужа ни одного мгновения! Выставила бы за дверь или сама ушла бы, прихватив детей.

Что она говорила? Кажется, что современный мужчина обречен, нет ему места в сегодняшней жизни. Мол, эволюцией предназначена ему роль защитника, охотника и разведчика, а мы сейчас слишком благополучны. Конечно, сильнейшие находят себя в работе, бизнесе или науке – тоже своеобразная война – а что делать остальным, более слабым? Женщинам остаются дети, они ведут семьи, а мужчины не знают, чем себя занять, вот и спиваются, все больше среди них так называемых «геев».

Семьи разваливаются. Женщины инстинктивно мечтают прислониться к сильным, а их нет за редким исключением, исчезли за ненадобностью. Мужчины отличаются от дам лишь вторичными половыми признаками, на этом все.

Нет их, настоящих мужчин! И «равенство» сегодня не просто слово, печальная действительность. Современным девушкам нужно искать не защитника, не каменную стену – за ней ничего не страшно – а любовника и друга, жаль, с этим тоже сложности.

Софья Павловна видела как-то передачу по телевидению: в Германии появились воскресные «садики» для сильного пола. Жены сдают туда мужей, отправляясь по магазинам и занимаясь хозяйством. Несчастным нечем себя занять, они равнодушны и безынициативны. На них работает целая индустрия развлечений, они не самодостаточны, разве это жизнь? Прозябание, умирание, угасание.

Софья Павловна видела лишь один выход из тупика: освоение космоса, следовательно – новые колонии, опасности и вечная борьба за выживание.

Поля не все понимала в рассуждениях старухи и не со всем соглашалась. Знала лишь: если бы не Софья Павловна, ей и в голову не пришло бы задуматься над некоторыми проблемами.

Софья Павловна не знала, что такое скука. Старая, беспомощная, запертая в четырех стенах, она жила активнее той же Лены. Теребила внучку, как могла, но зря, видимо. Лена только злилась. Она не умела и не хотела думать.

«Я тоже не умею, – неохотно признала Поля. – Софья Павловна меня пугает своим… неистовством. Она даже о мусульманстве и христианстве говорит так, что меня в дрожь бросает. Слишком пристрастно. Я и не поняла, верующая ли она. Наверное, да. Или нет?»

Поля рассеянно посмотрела на часы, домой идти не хотелось. Конечно, Наташа уже час как проснулась, но она спокойно играет одна. Новая кукла малышке вполне заменяет подружку, Наташа говорит за свою Манечку, смеется и даже танцует.

Поля свернула на самую дальнюю и длинную дорожку. Она ее любила за безлюдность. Узкая – ветви орешника иногда сходились так тесно, что Поле приходилось пригибаться, чтобы протиснуться на ту сторону – тенистая. Она петляла вдоль решетки, выныривая временами на крошечные полянки со скамьей или на детские площадки с горками и яркими шведскими стенками. Голоса отдыхающих доносились сюда то глухо, едва слышно, то смеялись и говорили совсем близко. Казалось, протяни руку, и ты дотронешься до кого-нибудь, скрытого зеленью кустарника. Здесь никто не мешал думать или мечтать, большой город шумел рядом, но не нарушал уединения. Поля могла кружить по парку до бесконечности, забывая о времени.

С ней был Игорь.

И бессовестный Карелин.

Она думала о маме.

И спорила с Софьей Павловной.

Поля чувствовала в ней какую-то загадку! И не могла разгадать ее.

***

Поля не сумела открыть дверь своим ключом. Удивленно повертела его и вновь с трудом вставила в замочную скважину. Руки дрожали, ключ никак не хотел проворачиваться. Поля испуганно оглянулась на соседские двери: глазки в них стеклянно отблескивали, живые и любопытные.

«Может, это не мой ключ? – Поля тупо рассматривала его, внешне ключ ничем не отличался от утреннего. – Я свой уронила, скажем, и машинально подобрала этот, чужой, он просто валялся рядом…»

В колени тяжело толкнулся Миха. Поля благодарно погладила его по голове, пес смотрел на нее сочувственно и понимающе.

За дверью чему-то рассмеялась Наташа, Поля автоматически улыбнулась. И вдруг спала с лица: почудилось, она слышит голос Игоря.

«Не может быть, – Поля посмотрела на часы – самые дешевые, электронные, она купила их после второй «получки». – ОН всегда приходит поздно вечером, а сейчас только семь…»

Сашка!

Карелин.

Уговорил ребенка открыть дверь, как только совести хватило!

Поля коснулась затылка и болезненно поморщилась. Посмотрела на перепачканные кровью пальцы и впервые порадовалась, что у нее рыжие волосы. Если б не они, кровь была бы заметнее, а так на Полю почти не обращали на улице внимания. Больше на Миху смотрели, чем на нее.

«Интересно, чем меня шарахнули? Деревяшкой или арматуриной какой-нибудь? Ох, и больно ж…»

Поля снова благодарно потрепала Миху по мохнатому загривку: спаситель, как же. Мобильника у нее нет, денег с собой тоже, но эти подонки – как Поля их не услышала?! – могли б и кроссовки с джинсами с нее, бесчувственной, стащить, хорошо б Поля выглядела голышом в центральном парке. И ночи ждать бесполезно, не темнеет сейчас, как бы она до дома добралась…

Откуда только Миха вынырнул?! Следил за ней, что ли? Или просто рядом бегал – помнится, Поля его первый раз именно в парке и встретила – ну и услышал или почуял неладное?

Ангел-хранитель хвостатый.

Умница!

По меньшей мере, Поля обязана ему ужином. Ее бы воля, никогда б с Михой не рассталась. И Натка от пса без ума. Может, Поля в самом деле снимет комнату, и тогда…

–Придется звонить, – грустно сказала Поля собаке. – Потом я сразу сбегу в ванную, а ты подождешь меня на кухне, хорошо? Я тебя покормлю.

–Боже, что это с тобой? – Игорь одним рывком втащил Полю в прихожую.

Миха неслышно скользнул следом. Натка восторженно ахнула и уже не обращала внимания на взрослых. Вцепилась в длинную густую шерсть и повлекла собаку в свою комнату, знакомить с Манечкой.

У Поли от резкого движения вдруг закружилась голова. Она прислонилась спиной к стене и хрипло пробормотала:

–Я в порядке.

–В порядке?! Да у тебя все лицо в крови!

«Наверное, дотронулась случайно, – мелькнуло в голове. – Зря я все затылок щупала…»

Игорь схватил ее за руку и повлек на кухню. Окно выходило на запад, солнце висело как раз напротив, и Поля непроизвольно зажмурилась от яркого света.

Игорь, стиснув зубы, молчал. Он только что насмерть рассорился с главным редактором, дело чуть не дошло до драки. Старый хрыч, не умея найти достойных аргументов в споре, попросту обозвал его сопливым мальчишкой. И сказал, что начнет интересоваться его мнением лет через десять, когда у Игоря чуть подсохнет на губах материнское молоко.

А он не прав, черт его возьми!

Игорь честно провел журналистское расследование и не сомневался: все нити в мерзкой истории с закупкой стоматологического оборудования для детской поликлиники вели наверх, к городской верхушке.

Он несколько раз беседовал с заведующей, многократно изучил все документы, советовался с юристами и был уверен: фирма, якобы выигравшая конкурс на поставку оборудования и медикаментов, оформлена на подставное лицо, на самом деле она принадлежат мэру.

Заведующая поликлиникой Ирина Анатольевна Мельниченко пыталась бороться самостоятельно, пока ее не начали шантажировать по телефону.

Она была напугана! Отправила дочь к дальним родственникам за Урал и позвонила в редакцию, надеясь на помощь. Уж очень обидно показалось Мельниченко переплачивать в три с лишним раза за те же стоматологические кресла и лекарства. Да и не хотелось подводить людей, устные договоренности о поставках уже имелись, Мельниченко лично ездила в Москву, изучала «прайсы» и имела полное представления о ценах.

Ирина Анатольевна упрямо не желала выбрасывать деньги на ветер! Сумма, выделенная областью на ремонт и закупку нового оборудования, не велика, у Мельниченко все расписано до последней копейки. Подпиши она те договора, что требовала мэрия, детская поликлиника осталась бы без игровой комнаты, зелени в холлах и со старыми, несовременными, разбитыми туалетами.

К тому же сроки годности закупленных медикаментов заканчивались едва ли не одновременно с окончанием ремонта.

Ее аргументов мэр слышать не желал! Щурил блеклые голубые глазки, масляно улыбался и причитал – до чего сложно работать с женщинами.

Он искренне не понимал, почему Мельниченко не заинтересовал процент с общей суммы, предложенный представителем фирмы. Неужели она настолько богата? Так нет же, ему докладывали: Мельниченко до сих пор ютилась с дочерью в двухкомнатной квартире и ездила на «Ниве», причем не новой.

Поверить, что Мельниченко просто болела за дело – она попала в поликлинику сразу после окончания института и проработала в ней добрые двадцать лет – мэр не мог.

Мельниченко надеялась на Скуратова. На его беспристрастность, на честное журналистское расследование, на публикации, которые заставят мэра забыть о ее поликлинике.

Игорь обещал!

И подвел.

Так называемая «независимая» газета оказалась вовсе не независимой. Она содержалась на деньги того же мэра – очередная фирма, разумеется, оформлена на подставное лицо! – и главный редактор не собирался лишаться места из-за бредней «чересчур импульсивного студента».

Игорь видел, старик жалел, что поручил заняться делом именно ему. Да и не ожидал он, что нити приведут в мэрию.

С самой Мельниченко главный редактор не беседовал, пожалел времени на вздорную бабу. Сразу направил ее к Скуратову: мальчишке нужно учиться, вот пусть и займется своим первым серьезным расследованием.

Игорь был взбешен.

Он в жизни не чувствовал себя настолько беспомощным!

И не собирался сдаваться.

Скуратов ломал себе голову: не обратиться ли за советом к отцу, уж он-то точно подскажет, как прищемить хвост зарвавшемуся главе города.

Игорь несколько раз подходил к телефону и не мог заставить себя поднять трубку. Хотелось справиться с проблемой самостоятельно, не мальчишка же!

Скуратов вот уже два часа перебирал варианты:

–отправить статью в «Аргументы и факты» и в парочку коммунистических газет – эти уж точно напечатают, другое дело – поверят ли им;

–обратиться в прокуратуру;

–на областное телевидение;

–самостоятельно начистить подонку рыло…

Последнее привлекало больше всего. У Игоря кулаки непроизвольно сжимались, когда он вспоминал те мерзости, что несли по телефону шантажисты. Ирина Анатольевна бледнела, рассказывая, ЧТО обещали сделать с ее пятнадцатилетней дочерью из-за «глупого упрямства» матери.

К удивлению Игоря, маленькая Наташа не мешала ему думать. Она вообще не мешала!

Наоборот, Скуратов смотрел на светленькое чистое личико, на ясные глазки, и становилось легче. Будто малышка одним своим присутствием мирила Скуратова с той житейской грязью, с которой пришлось столкнуться. Игорь снова мог дышать, жить, мыслить и надеяться на лучшее.

И тут Полька!

Увидев в полумраке прихожей бледное, перемазанное кровью личико, он по-настоящему перепугался: Полька едва держался на ногах.

Или держалась?

Игорь стиснул зубы и сказал себе: ОН. Полька – это он. Пока САМ не признается в обратном.

–Ну, что случилось на этот раз?!

Игорь усадил Польку на табурет и придержал за плечи, разворачивая затылком к свету. Чувствовал под пальцами хрупкие, какие-то птичьи косточки и с мрачным смешком отметил: проблемы Мельниченко мгновенно стали волновать меньше, вдруг отодвинулись на задний план.

–Н-ничего, – пробормотала Поля.

–Что значит «ничего», если у тебя вся голова разбита?!

–В-вся?

–Где ты шлялся, черт тебя побери?!

Поля побледнела от боли: Игорь раздвигал на затылке слипшиеся волосы, пытаясь рассмотреть рану.

–Всего лишь рассечена кожа, ничего страшного, – с явным облегчением сказал он. – Сейчас смою кровь и обработаю ссадину перекисью водорода. Тебя не тошнит?

–Нет.

–Как это случилось? Ты… дрался?

Поля нервно хихикнула и отрицательно помотала головой.

–Упал?

–Нет. Просто меня стукнули по голове.

–Кто?

–Не знаю.

–Что значит – не знаю?!

–Я возвращал… ся домой через парк. Аллея тенистая, как в лесу, дорожка травой заросла, пусть и асфальтовая, – Поля жалобно шмыгнула носом. – Ничего не заметил.

Она попыталась нащупать рану, но Игорь бесцеремонно шлепнул по руке. Поля неуверенно пробормотала:

–Наверное, чем-то стукнули по голове. Со спины. Мобильник, что ли, хотели забрать? Или деньги.

–Ну?

–Очнулся – Миха рядом, никого больше. Он мне лицо вылизывал. А те… сбежали, думаю. – И Поля с надеждой предположила: – Может, Миха их покусал?

–Понятно, почему ты с псом заявился, – проворчал Скуратов.

–Ага, Миха меня проводил. Я… не очень хорошо себя чувствовал.

–Умеешь ты находить приключения на свою тощую задницу, – угрюмо буркнул Скуратов. – Почему-то на меня не нападают. И не пристают на улице.

–Я ведь… рыжий, – Поля сморгнула невольные слезы. – Их не любят.

–Да с чего ты взяла?!

–Сколько себя помню, столько и дразнят, – пробормотала Поля, не заметив его оговорки.

И послушно поплелась в ванную, смывать кровь.

***

К Полиному изумлению, Игорь не выставил Миху на улицу. Неприязненно посмотрел на пса и сказал:

–Если уверен, что справишься, брось этому монстру мою старую куртку в прихожей вместо подстилки.

–Ты разрешаешь оставить Миху? – неверяще пролепетала Поля.

–Да, – прорычал Игорь, – чтоб сопровождал на прогулках. Раз уж хулиганье никак не может пройти мимо твоих рыжих лохм!

Натка рассмеялась. Прижалась к старшей сестре и пропела:

–Полька – как солнышко! Оно тоже рыжее.

Миха тяжело упал у Поли в ногах. Она ласково погладила его, пес заурчал как огромный кот. Поле вдруг показалось: он прекрасно понял, что с сегодняшнего дня в квартире на законных основаниях. Не гость уже, а хозяин. Защитник и охранник.

Поля машинально потрогала пострадавший затылок: ссадина уже не кровоточила, перекись водорода неплохо останавливала кровь. Голова ныла, правда, и кудряшки у раны слиплись, не прочесать. Наверное, выстричь потом придется.

Поля посмотрела на свое отражение в оконном стекле и в который раз с горечью подумала: «Ну почему именно я – рыжая? Мама – нет, Натка – нет, Павка – нет, и даже папа – нет, одна я – как марокканский апельсин. В бабушку, которую и не видела никогда в жизни…»

–Может, мне покраситься? – с надеждой спросила домочадцев Поля. – Чтоб не выделяться. На меня сразу станут меньше внимания обращать. Скажем, в черный цвет?

Наташа хихикнула. Миха недовольно заворчал.

–Проще наголо, – отрезал Игорь. – Хочешь, могу сам обрить.

–Нет-нет, – испугалась Поля. – Я не хочу быть лысо… лысым!

–Ну и не морочь голову, – проворчал Игорь. – Покрасится он, как же! Рыжие глаза, веснушки по всей мордахе и черные волосы – хорош выйдешь, нечего сказать.

–У меня глаза не рыжие!

–Рыжие.

–Нет!

–У нас, правда, будет своя собачка? – перебила сестру Натка, падая возле пса на колени и счастливо улыбаясь.

–Если этого монстра можно назвать собачкой, то да, – кивнул Игорь.

ГЛАВА 11

Поля проснулась с улыбкой. Она не помнила, что именно снилось, но чувствовала себя по-настоящему счастливой.

«Может, потому что утро такое солнечное? – лениво подумала Поля, всматриваясь в синее небо без единого облачка. – Или из-за Михи?»

Она улыбнулась псу, Миха каким-то таинственным образом угадал ее пробуждение. Стоял в дверях и мел хвостом.

–Ты теперь по-настоящему мой, ты знаешь? – шепотом спросила Поля.

Миха упал на пороге и длинно зевнул, темные круглые глаза смотрели не по-собачьи мудро.

–Думаешь, это я твоя? – хмыкнула Поля.

Миха рыкнул, будто согласился. И снова зевнул.

Поля посмотрела на часы: почти девять. Неохотно встала и убрала постель. Постояла над Наташей, младшая сестра крепко спала, прижимая к себе Манечку. Нежные румяные щечки, фиолетовые тени от густых длинных ресниц, яркий пухлый рот, младенческая слюна на подушке…

Дома Натка вздрагивала и открывала глаза от любого скрипа. И мгновенно, не успевая толком проснуться, пряталась под кровать.

Здесь она перестала бояться.

Малышка спала как нормальный ребенок из нормальной семьи!

Поля наклонилась и поцеловала сестру. Натка смешно почмокала губами, но и тут не проснулась. Лишь крепче обняла свою Манечку.

И Поля вдруг поняла, почему открыла глаза с таким легким сердцем. Просто она вчера вечером впервые почувствовала себя дома.

Добродушное ворчание Игоря, легкомысленный Наткин лепет, ее звонкий смех, сияющие синие глаза, лохматый серьезный Миха рядом…

Поле здесь хорошо!

***

Поля стояла у знакомой калитки, неприязненно рассматривая яркий двор. Почему-то не хотелось заходить. Хотелось развернуться и уйти. И черт с ней, с работой! Что, она не найдет другую?

Поля мысленно подсчитала отложенные деньги и обреченно вздохнула: маловато. Едва-едва на теплую зимнюю одежду и обувь хватит, спасибо, Карелин одел Наташу…

Поля достала ключи и порадовалась, что теперь не нужно звонить, оповещая весь дом о своем появлении. Поля приходила к Софье Павловне, и ей совсем не хотелось видеть Кирсановых-младших. Тем более, говорить с ними.

Они слишком разные!

«Хватит с меня вчерашнего, – хмуро сказала себе Поля, поднимаясь на крыльцо. – Ленка эдак по-барски бросила меня в своей комнате и исчезла. А я двадцать минут не решалась уйти. Сидела, ждала ее и ненавидела себя. И Кирсанов… он странно на меня смотрит. Иногда кажется: я ему нравлюсь, но… этого не может быть! Кто он, и кто я? Просто я совсем другая, вот ему и интересно. Богатый городской парень открыл для себя новый вид: девчонка нищая, деревенская, к тому же рыжая…»

Пустынный холл порадовал Полю, ей и Марию Ивановну видеть не хотелось. Насколько уютно она чувствовала себя дома, настолько же неуютно – здесь.

Поля задержалась у двери в «свою» каморку. Прислушалась и удивленно пожала плечами: как тихо. Ни пылесос не шумит наверху, ни музыки не слышно, ни шагов или разговоров.

«Неужели Софья Павловна одна сегодня? – Поля переодевалась и машинально прислушивалась. – Правда, ОНИ знают: я к двум должна подойти, но все равно – Софья Павловна в последнее время ужасно себя чувствует, почти всегда в постели, и похудела вдвое…»

Волосы не желали укладываться. Наверное, Поля слишком осторожно – голова после вчерашнего еще ныла – закрепляла гребни и шпильки, рыжие кудряшки упрямо рассыпались.

После третьей попытки Поля махнула рукой: сойдет и так. Абсолютная тишина большого дома буквально сводила с ума, вдруг захотелось убедиться: она здесь не одна, Софья Павловна ждет в своей комнате.

Поля посмотрела на себя в зеркало и криво улыбнулась: бледная как свежестиранная простыня. Веснушки черными кажутся и глаза как плошки, на пол-лица. Не синие – повезло Натке – а глупо и бессмысленно рыжие. Светлые-светлые от непонятного страха, со зрачками на пол радужки. И волосы выбиваются во все стороны, как костер на голове. Гребней сегодня среди кудряшек и не видно.

«А вдруг… Софья Павловна умерла?! – Полино сердце болезненно сжалось. – Никто еще и не знает, а я войду и…»

–Какие глупости! – сердито одернула она себя и отметила, что глаза тут же потемнели, теперь не такие уж и рыжие, почти карие, жаль, возле зрачков золота многовато.

Поглядывая на часы, Поля аккуратно развесила в шкафу свои вещи. Зачем-то разгладила на футболке все складки, а кроссовки поставила у самого порога, выровняв носы. И неохотно вышла из комнаты, просто не могла придумать, как еще потянуть время.

Дверь к Софье Павловне оказалась закрыта, и Поля вздохнула с облегчением: если старуха откроет, значит, с ней ничего страшного не случилось. Если же не отзовется, Поля просто уйдет.

Нет, вызовет на всякий случай «Скорую помощь», потом уйдет!

Поля нажала на кнопку и привычно пробормотала:

–Здравствуйте, это я, Аполлинария Морозова.

Вздрогнув, она обернулась, внезапно почудился быстрый возбужденный шепоток за спиной. Однако коридор был пуст. Правда, Поле показалось, что чуть дрогнула дверь в комнату Лены.

«С ума я сошла, что ли? С чего я себя накручиваю? Что тут такого, если Кирсанова дома?»

Поля вытерла о подол платья повлажневшие от непонятного волнения ладони и слабо улыбнулась, когда динамик выплюнул в лицо:

–Заходи, Аполлинария.

Раздался зуммер, Поля быстро шагнула через порог. Плотно закрыла дверь и почувствовала себя в безопасности.

Софья Павловна сегодня встретила ее в кресле. Сидела в нем, развернув острые плечи, при полном параде. Строгая и торжественная.

Поля давно не видела ее накрашенной. Яркая помада на бледном лице смотрелась неестественно, так же вызывающе выглядели серьги с крупными рубинами, кулон этого же ансамбля и тяжелые перстни на желтоватых тощих пальцах. Лак на ногтях влажно и неприятно поблескивал, такой же красный, как камни или губная помада.

Темные глаза лихорадочно горели, пронзительные, неистовые, выжидающие. Поля непроизвольно поежилась.

–Вы кого-то ждете? – пролепетала она.

–Тебя, – Софья Павловна величественно кивнула на стул в ногах. – Садись уж, жертвенная овечка.

–К-кто?

Софья Павловна не ответила. Скрипуче рассмеялась и сказала:

–Если не ошибаюсь – а я никогда не ошибаюсь! – ты, детка, эти несколько часов запомнишь на всю оставшуюся жизнь. И если кровь не водица…

–То… что?

–Не сломаешься!

–Вы о чем, Софья Павловна, я что-то не пойму…

–Знаешь, что такое «дежа вю»?

–Когда кажется: это уже случалось.

–Ну, примерно. Так вот, ЭТО уже случалось. Немного по-другому, естественно, но к чему мелочиться...

Поля пожала плечами. Софья Павловна и раньше говорила загадками, сегодня же Поля вообще не понимала ее.

–Вы такая нарядная, – улыбнулась она, пытаясь сменить тему.

–Я в партере, – Софья Павловна бережно коснулась кулона. – Жду поднятия занавеса.

–Вы… хорошо себя чувствуете?

–Изумительно. Я сегодня даже позавтракала с аппетитом!

Поля растерянно моргнула, она по-прежнему не понимала старуху. Софья Павловна бросила быстрый взгляд на дверь и спросила:

–Аполлинария, ты влюблена?

Поля покраснела. В панике подумала про свои веснушки и покраснела еще сильнее. Зачем-то прикрыла руками пылающие уши и прошептала:

–Я… нет. Да и в … кого?

–Думаю, в Игоря Скуратова, – невозмутимо подсказала Софья Павловна, с интересом всматриваясь в Полино несчастное лицо.

–В кого?!

–В Скуратова, иначе спектакль теряет смысл, – любезно и совершенно непонятно пояснила Софья Павловна.

–Но… нет!!!

–Да, детка, да, – Софья Павловна погрозила пальцем. – Аполлинарии Морозова всегда находила смелость признать правду. А ведь ты… она?

У Поли закружилась голова. Внезапно показалось: она спит. В ее странных путаных снах Софья Павловна говорила загадками еще чаще, чем в жизни. И смотрела на Полю так, будто видела в ней кого-то другого.

Или нет? Софья Павловна никогда не ошибалась, с первого дня называя Полю исключительно полным именем, не забывая и фамилии…

–Я – Аполлинария Морозова, – зачем-то подтвердила Поля, массируя ноющие виски. – Но я не люблю… Игоря Скуратова.

–Не любишь?

–Я… никогда об этом не думала.

–Не думать и не любить – не одно и то же, – проворчала старуха.

Поля промолчала. Софья Павловна сунула ей в руки блокнот. Нашарила на столике ручку и сухо приказала:

–Напиши свой адрес, вдруг ты срочно понадобишься. Я о городском, твоя Сосновка меня абсолютно не интересует.

Только шоком можно объяснить Полино поведение: она машинально нацарапала адрес Игоря и вернула блокнот старухе.

–Ты «Владимировна», я правильно запомнила?

–Д-да.

Софья Павловна небрежно швырнула свою записную книжку на подоконник и непонятно пробормотала:

–Грехи замаливаются, но я этого не умею. Мне привычнее заполнить чек. Или сунуть деньги. Или послать к черту. Впрочем, нет…

Загудел зуммер, Поля едва не подпрыгнула на своем стуле от неожиданности. Софья Павловна нетерпеливо посмотрела на дверь. Поля тоже обернулась, она лишь сейчас поняла: к Софье Павловне гости.

Динамик шелестел. Поля настороженно смотрела на него, ей вдруг почудился голос Саши Карелина. Будто он воскликнул: «Чушь собачья!»

«Окончательно здесь свихнусь, – испуганно подумала Поля. – Софья Павловна голову мне заморочила…»

–Бабушка, к тебе можно? – перебил ее панические мысли звонкий голос Кирсановой.

–Если нет, ба, мы не обидимся, – хохотнул Леша.

–А я бы хотела все выяснить до конца, – зло прошипела Мария Ивановна. – Прямо сейчас!

–Ничего себе, – изумленно выдохнула Поля. – Сколько их там…

Софья Павловна не ответила. Размашисто и небрежно перекрестилась. Нажала на кнопку, открывающую дверь и с нервным смешком сказала:

–Вот и все. Финита ля комедия, – она посмотрела на побледневшую Полю и нехорошо улыбнулась. – Данный спектакль, Аполлинария, называется – «Кровь не водица». Для меня – акт последний, жизнеутверждающий. Для тебя…

–Что… для меня? – Поля потерянно смотрела на старуху, ей было не по себе.

–Для тебя-то? Ну, если кровь действительно не водица… акт первый! Или пролог. Выбирай, что больше нравится.

Тяжелая дверь грохнула о косяк. В комнату вихрем влетела Лена, раскрасневшаяся, возбужденная. Она заметила Полю, и голубые глаза победно блеснули:

–Вот она!

Мария Ивановна шла следом, суровая и неприступная, как Немезида. Брови сдвинуты, губы поджаты, взгляд негодующий и брезгливый.

Кирсанов и Карелин держались сзади. Они в комнату не вошли, остались у порога. Поля удивленно отметила: оба смотрели на нее странно. Виновато, что ли?

Лена встала посреди комнаты и возмущенно воскликнула:

–Сидит, как ни в чем не бывало!

–Совести нет, чего ж не сидеть, – поддакнула Мария Ивановна, рассматривая Полю как вошь на новом гребешке.

–Вы… не слишком-то, – неуверенно одернул сестру Кирсанов. – Может, она не при чем…

–А кто при чем?! – Лена гневно обернулась. – Я? Ты? Сашка? Бабушка? Или Юлий Цезарь?!

–Я… не понимаю, что случилось, – прошелестела Поля.

–Не понимает она, слышали? – зло крикнула Лена. – Лицемерка!

–Свалить все на безвинную девочку, это ж кем надо быть? – Мария Ивановна неприязненно смотрела на Полю. – А я-то, дура старая, с ней горем делилась…

Поля вскочила, стул упал. Она обернулась к Софье Павловне и непроизвольно отпрянула: темные глаза старухи горели мрачным торжеством, губы подергивались. Софья Павловна машинально вертела в руках слетевший с пальца перстень и жадно, с непонятным ожиданием смотрела на Полю.

Девушке вновь показалось: Софья Павловна видит сейчас не ее. Может… может, бабушку?!

Мысль мелькнула и исчезла. Поля затравленно посмотрела на Кирсанову и пробормотала:

–Я, в самом деле, не понимаю, что происходит. Может, для начала объяснишь?

–Ах ты ж гнида рыжая! – всплеснула руками Мария Ивановна. – Умыкнула вчера новые серьги с брильянтами, да и рожу кирпичом – не знаю, мол, ничегошеньки!

Поля схватилась за голову – она гудела как колокол в пасхальную неделю – и неверяще выдохнула:

–Чего я… умыкнула?

–Серьги с брильянтами! – звонко крикнула Лена. – Мамин подарок. Воровка!

–Я не воровка!

–Да, а кто ж тогда?! Я тебе вчера их показывала, помнишь, когда ты от бабушки уходила?

Поля потерянно кивнула.

–Потом я к Лешке побежала, а ты в моей комнате одна оставалась!

«Не ходи к ней сегодня, – вспомнила внезапно Поля слова Софьи Павловны. – Не надо…»

Она обернулась, но Софья Павловна ничем не ответила на Полин умоляющий взгляд. В ее глазах стыло холодное любопытство, она по-прежнему вертела в руках перстень, и лак на ногтях поблескивал все так же влажно.

«Как кровь, – мелькнуло в голове. – И губы кроваво-красные, и рубины…»

–В доме после тебя чужих не было, – Лена ядовито улыбнулась. – Даже Мария Ивановна ушла раньше.

–Как чувствовала что, отпросилась, – торжественно подтвердила пожилая женщина.

–И пропажу я обнаружила перед ужином, – выразительно добавила Лена, не обращая на домработницу внимания. – Хотела, чтоб мама на меня в разных сережках посмотрела, а в шкатулке-то… Ты взяла, больше некому!

Слова Кирсановой падали на Полину голову как тяжелые камни. Леша с Сашей молчали. Мария Ивановна смотрела ненавидяще, наверное, не могла простить «проклятой воровке» свою несчастную племянницу.

–Я не брала! – Поля упрямо вскинула подбородок.

–Да-а-а? А кто взял?! – топнула Лена.

–Я не брала, – Поля заставила себя развернуть плечи.

–Может, ты сама их в комнате где-нибудь уронила? – неуверенно спросил сестру Кирсанов.

–Мы ж искали! – возмутилась Лена.

–Ну… они такие крохотные, – вяло поддержал друга Карелин. – Могли завалиться куда-нибудь…

–Ах, завалиться?!

Поля стояла как натянутая струна, щеки ее пылали, сердце билось у самого горла, в ушах звенело. Она почти не слышала Лениных криков. Лишь удивилась, когда Кирсанова с Марией Ивановной и Лешей исчезли из комнаты.

Правда, Карелин с места не сдвинулся. И Софья Павловна сидела все в той же позе, не спуская горящего взгляда со своей юной компаньонки.

Поля посмотрела на стул, но сесть не решилась, хоть ноги едва держали, предательски подламываясь в коленях. Она сцепила пальцы в замок за спиной, чтобы никто не заметил, как дрожат руки, и звонко спросила Карелина:

–Куда они все?

–Э-э… обыскивать твою комнату, – неохотно буркнул Саша. – Где ты переодеваешься.

–Это смешно, – гневно фыркнула Поля. – Если б я утащила сережки, зачем мне их прятать в доме?

–Ну… – Саша пожал плечами, – ты могла вчера не рискнуть их вынести.

–Ага, как же! Струсила вынести вчера, пока никто не знал о краже, и оставила все на сегодня, когда дом гудит, как улей!

Саша промолчал. Софья Павловна дышала хрипло, со свистом. Поля сглотнула слезы и выпрямилась, услышав шаги на лестнице.

–Там ничего нет, – Лена первой ворвалась в комнату.

–Я не брала, – безнадежно повторила Поля.

–А карманы?! – прошипела Мария Ивановна. Бег на второй этаж дался ей не так легко, как Кирсановой, она держалась за сердце. – Ты, Леночка, правильно сказала – платье на ней все то же! И вряд ли она рассчитывала на обыск! В кармане и неделю серьги можно прятать!

–Кончали б уже, – с досадой бросил Леша. – Этих безделушек у Ленки полная шкатулка, было б из-за чего поднимать такой крик...

–А Лидочку мою за что уволили?! – Мария Ивановна тяжело привалилась к стене. – Бедная невинная девочка целыми днями слезы льет!

–Выворачивай карманы, – холодно приказала Лена. – Хватит пустой болтовни!

Поля пожала плечами и полезла в карман, по счастью, единственный. Вытащила носовой платок и демонстративно встряхнула его. Бросила на пол и… замерла в остолбенении: пальцы в кармане наткнулись на два крошечных колючих комочка!

Поля подняла голову и поймала взгляд Кирсановой, торжествующий и ненавидящий. Мария Ивановна таращила глаза так, что они вот-вот могли вывалиться из орбит. Саша с Лешей смотрели настороженно, с деланым равнодушием. Пока Поля не вытащила из кармана две изящные сережки и не бросила их на стол, в розетку с разноцветными таблетками.

–Ничего себе, – потрясенно выдохнул Леша.

–Черт возьми! – Карелин в сердцах пнул косяк.

–Я и не сомневалась, – зазвенели в голосе Марии Ивановны счастливые слезы. – Моя Лидочка не могла украсть!

–Воровка!!! – взвизгнула Лена.

–Занавес, – прошептала Софья Павловна.

Из нее будто воздух выпустили. Софья Павловна упала на спинку кресла и закрыла глаза. Мария Ивановна ахнула и бросилась к хозяйке. Лена испуганно крикнула брату:

–Вызывай «Скорую»!

На Полю больше не обращали внимания, будто забыли. Она стояла посреди комнаты, несчастная и одинокая, не решаясь уйти и не в силах остаться тут ни одной лишней минуты.

«Воровка!» – на разные голоса перекатывалось в голове. «Воровка!» – звенело в ушах. «Воровка!» – выстукивало сердце.

–Я не брала, – в пустоту прошептала Поля. – Я не брала!

Но ее не слышали.

Никто.

И Поля ушла.

***

Она уже несколько часов кружила по вечерним улицам, не зная, что делать. Рассеянно смотрела на дома, машины, цветники, магазины, летние кафе и впервые радовалась большому городу. Поля чувствовала себя невидимкой, в Сосновке такое невозможно.

Люди потоком шли мимо, обтекая Полю, как полноводная река обтекает небольшой камень, равнодушная и невозмутимая. Горожане смеялись, переругивались, что-то обсуждали, спорили, а то шли молча, из ушей стекали на шею тонкие проводки, взгляды бездумные, невидящие – они слушали музыку.

Поля смотрела на них глазами больной собаки, абсолютно чужая здесь, исчезни она сейчас, никто и не заметит. Разве только Натка вспомнит о старшей сестре ближе к вечеру, если Игорь задержится на работе.

«Может, я сама машинально сунула сережки в карман? – горькие мысли вернулись на проторенный круг. – Когда Лена перевернула шкатулку, горка такая блескучая получилась, вот я и не выдержала. Наверное. Но почему же я ничего не помню? У меня… как ее… клептомания?»

В клептоманию верилось плохо. Раньше Поля была равнодушна к безделушкам, в отличие от школьных подруг. Да и вчера она смотрела на них совершенно без эмоций, себя-то не обманешь. И потом – разве можно случайно извлечь из путаницы цепочек, браслетов и перстней две одинаковые сережки? Почему она не взяла, скажем, колечко? Было там одно тонюсенькое, с янтарем, ей понравилось…

–Ну не брала я! – забывшись, в полный голос крикнула Поля.

Она поймала удивленный взгляд пожилой дамы в очках и покраснела. Вдруг подумалось, что зря убежала. Нужно было настоять, чтоб вызвали милицию, пусть они разбираются, ищут виновника.

Поля вспомнила глаза Кирсановой и невольно поежилась: откуда в ней столько злости? Сама вчера затащила Полю в свою комнату, сама совала в руки сережки, а сегодня…

Голова ужасно болела, и Поля не успела поймать за хвост какую-то очень важную мысль, только и поняла – важную. Что-то такое ей говорила Софья Павловна, но что, что?!

Поля посмотрела на часы и обреченно вздохнула: пора домой. Ее «рабочий» день закончился. Натка уже прислушивается к любым звукам в подъезде, да и Миху пора вывести погулять.

Поля пока побаивалась просто открыть дверь и выпустить собаку побегать: а вдруг что-нибудь случится, и Миха не вернется? Он еще не привык жить в доме, зато привык к свободе.

«Ах да, я ж обещала купить ему красивый ошейник, – печально усмехнулась Поля. – Не знаю, что понял Миха, но Натка точно его ждет…»

Она свернула к небольшому магазину с надписью «Зоо». Долго рассматривала многочисленные ошейники: узкие, широкие, кожаные, брезентовые, с шипами, бляшками, прошитые металлической нитью, тяжелые и легкие цепи…

Перед глазами стоял Миха: длинношерстный, бородатый, золотисто-рыжий, с широченными лапами и мощной шеей.

Поля подумала, что ни один поводок не удержит пса, если сам Миха этого не захочет. А раз так, то и ошейник с поводком нужно брать просто как знак принадлежности к дому, чтобы никто больше не принял Миху за бродягу.

Поля подержала в руках кожаный ошейник, черный, с красивыми металлическими заклепками – чтоб не потерялся среди рыжей шерсти – и робко сказала продавцу:

–Я этот возьму. Он длинный, как раз на Михину шею. И поводок к нему, пожалуйста. Не очень дорогой. Да, этот пойдет.

Отдала деньги и с горечью подумала: «Сейчас приду домой, а там Сашка Карелин. Наверное, уже понял, что я и Аполлинария – одно лицо. Расскажет все Игорю, и он выставит нас с Наташкой вон. И Миху заодно. Кому хочется иметь дело с воровкой?»

Поля сглазила.

Нет, Игорь с застывшим лицом не поджидал ее у порога, а Наташкина сумка не стояла в прихожей, снова набитая вещами и даже застегнутая на разболтанную молнию. Натка не сидела на бауле сиротой казанской, прижимая к груди Манечку, и не таращила на сестру огромные непонимающие глаза. И Миха не лежал рядом, вновь бездомный, беспаспортный и никому не нужный. А ведь эта страшная картина так и маячила перед Полей, стоило зажмуриться.

Зато прямо на ступеньках крыльца сидел Саша Карелин. Лениво жевал незажженную сигарету и с философским спокойствием ждал Полиного приближения.

«Я – Полька, – сказала себе Поля. – Я знать не знаю, что там случилось у Кирсановых. И самих Кирсановых не знаю! Буду держаться как партизан, а сестру, скажу, сто лет как не видел…»

Каждый последующий шаг давался Поле тяжелее предыдущего. Равнодушный взгляд Карелина буквально замораживал. Поля чувствовала: само ее лицо выдает хозяйку – несчастное, убитое несправедливостью происходящего, с потухшими, зареванными глазами.

–Садись, – Карелин, не глядя на нее, пошлепал по ступеньке. – Камень теплый, почти горячий, нагрелся за день на солнце, не простынешь.

–Я… меня Натка ждет.

–Подождет. Я надолго не задержу.

Поля села подальше от Карелина, оставляя между ними широкий проход. Зачем-то заглянула в пакет и горько улыбнулась Михиным обновкам.

–Что там у тебя? – Карелин кивнул на пакет.

–Ошейник с поводком. Для Михи, – неохотно буркнула Поля.

–Для той хитрой бородатой бестии вот с такенными зубищами? – удивился Саша. – Неужели Игореха все же пригрел эту блохастую скотину?

–Миха не блохастый! Мы его вчера мыли.

–Ну, конечно! Миха не блохастый, а ты – не рыжая.

–Точно.

Карелин помолчал, открыто, в упор, рассматривая Полино печальное лицо. Девушка привычно вздернула подбородок и отвернулась. Она ненавидела себя за то, что настолько легко краснела!

–Я что пришел-то… – Карелин метко забросил искалеченную сигарету в ближайшую урну. – Хотел сказать, чтоб зря не дергалась. Я не собираюсь докладывать Игорехе о краже.

–Я не…

Поля запнулась на полуслове, не зная, что сказать. То ли – «я не крала», то ли – «я не понимаю, о чем ты». Она согнулась пополам, пряча пылающее лицо в колени.

Саша посмотрел на узкую спину с выпирающими лопатками, на тонкую беззащитную шею, на огненно-рыжие кудряшки и сквозь зубы сказал:

–Я не верю, что ты их брала, эти проклятые сережки. Или… ты великая актриса, лиса-огневка, нет тебе равных.

–Н-но…

–Может, Мария Ивановна так хитро прикрыла свою Лидочку? И Ленку она же завела, чтоб та шум подняла на весь дом. – Саша пожал плечами. – А что, неплохая идея…

Поля неожиданно для себя всхлипнула, она никак не ожидала поддержки от Карелина. Она вообще от него не ждала ничего кроме злых насмешек.

–Только без истерик! – сердито воскликнул Саша.

–Л-ладно, – прошептала Поля. – Я сейчас… – И зарыдала самозабвенно, не в силах сдержать рвущиеся наружу слезы.

–Эй, ты чего?! – Саша вскочил и за руку повлек плачущую девушку подальше от крыльца. – Что соседи подумают?

Он вертел головой в поисках подходящего места, и не находил его. И домой вести расклеившуюся девчонку не решился: напугает малышку. Затащил Полю в детскую беседку и привлек к себе, давая выплакаться. Успокаивающе поглаживал Полю по худенькой спине и глупо, беспричинно улыбался.

Стараясь отвлечь девушку от горьких мыслей, Саша уткнулся носом в пушистые, почему-то пахнущие солнцем и медом волосы и со смешком сказал:

–Открой тайну, малыш, окажи милость…

–О чем ты? – прошептала Поля.

–Вас двое, трое или ты одна?

Поля хрюкнула от неожиданности. Подняла на него залитое слезами лицо и шмыгнула распухшим носом:

–Трое?!

–Ну да, – самым серьезным тоном подтвердил Карелин. – Я все рассчитал: Полька, Аполлинарий и Аполлинария. Тройняшки Морозовы из Сосновки. Все время подменяете друг друга, исключительно чтоб лишить меня последнего рассудка.

–Ну, если только для этого, – всхлипнула Поля, невольно улыбаясь.

Саша вынул из кармана брюк огромный носовой платок в голубую клетку. Протянул Поле и проворчал:

–Я-то спешил сюда, чтоб тебя успокоить, а ты… Мокрый теперь, как мышь, пропала любимая футболка!

–Из-извини.

–Ладно уж, сочтемся как-нибудь.

Поля хлопотливо размазывала по лицу слезы. Саша облокотился о поручень и с любопытством спросил:

–В институт ты все-таки поступила?

–Д-да-а, – выдохнула Поля. – Но работу, кажется, потеряла.

–Пустяки, – отмахнулся Саша. – Хочешь, поспрашиваю друзей? Домашняя возня, присмотр за детьми по вечерам или выходным – такого добра сколько хочешь!

–П-правда?

–Господи, да я сам за уборку своей конюшни – раз в неделю, не чаще! – готов платить тысячи полторы в месяц! Знаешь, как я ненавижу это дело?!

–Догадываюсь, – робко улыбнулась Поля. – Мой брат тоже убирает лишь по необходимости.

Поля помрачнела, вспомнив пьяного отчима, размахивающего тяжелым армейским ремнем – хороша необходимость.

–Брат? Ты ж сказала – у тебя нет брата!

–Нет брата-близнеца, – уточнила Поля. – А Павка младше меня на несколько лет. Знаешь, он не рыжий. – И Поля с детской обидой произнесла: – Я одна в семье такая. В бабушку. Не повезло, правда?

Саша хмыкнул. Сказать, что ему-то как раз очень нравятся Полины огненные кудри, Карелин не решился. Забавная девчонка вряд ли бы ему поверила.

Они медленно шли к крыльцу. Поля осторожно покосилась на Сашу, ее голос дрогнул:

–А если… Кирсанов все расскажет Игорю?

–Лешка тоже не очень-то верит, что ты виновата, – отмахнулся Карелин. – И потом – с чего бы ему ябедничать? Он знать не знает, что вы с Игорехой знакомы.

–Мне все равно страшно, – Поля нервно зевнула и покраснела. – Вдруг ОН поверит…

–Скуратов не дурак, – с неожиданной холодностью отрезал Саша. И вдруг понял: ему совсем не нравится, что Поля живет с Игорем в одной квартире. Пусть Скуратов и считает ее пока мальчишкой.

Вот именно – ПОКА.

Саша бросил на Полю внимательный взгляд и с надеждой подумал: она не понравится Игорю. Видел он, какие девицы обычно вешаются Скуратову на шею – грудастые модельки с кукольными личиками и таким же интеллектом. Эта пигалица рядом с ними – птенец. Игорь на нее и внимания не обратит.

ГЛАВА 12

Лена никак не могла забыть противную рыжую девчонку, испортившую долгожданный вечер. Может, из-за бабушки. Смешно, но Лена уже раз десять пожалела, что пришлось отказать от дома этой голодранке!

Теперь обязанности Рыжей упали на ее голову. Бабушка как с ума сошла, заставляла Лену трижды в день приходить к себе. И мучила самыми дурацкими разговорами.

Она даже заставляла Лену читать танка! Ужасную древность, Лена глазам не поверила, увидев – они написаны почти тысячу лет назад.

Бабушкин любимый Сайгё особенно ненавистен, никогда Лене не понять корявых японских стихов: ни рифмы в них, ни смысла. Пять рваных строчек, и это стихи?!

Ну что это такое, скажем:

Непрочен наш мир.

И я из той же породы

Вишневых цветов.

Все на ветру облетают.

Скрыться… Бежать… Но куда?

Или Исикава Такубоку, имя и не выговоришь, язык легче сломать. Он поближе к нам, все-таки девятнадцатый век – не двенадцатый. Лену не так раздражали его стихи, они казались проще.

Там, где упала слеза,

Влажное

Зерно из песчинок.

Какой тяжелой ты стала,

Слеза!

И ладно бы бабушка просто слушала. Но она еще и приставала с вопросами! Лена на большую часть ответить не могла, как ни ломала голову. В результате чувствовала себя тупой и несчастной. А бабушка сердилась.

Главное, деваться некуда. Бабушка тяжело больна, хоть и бодрится. Но Лена же не слепая!

«Скорая» приезжала почти через день – раз. Жаль, бабушка сама врачу деньги платила. Импозантный Василий Ильич держался как партизан, ни словечка не выдавишь. Одно твердил: «Все вопросы к Софье Павловне!»

Ну, правильно. Кто платит, тот и заказывает музыку.

Нотариус несколько дней подряд приходил – два. Древний, как сама бабушка. Лысый, нос крючком, глазки выцвели от старости. Зато взгляд змеиный, не подступись к такому, укусит. Или хуже – бабушке наябедничает, он из ее «старинных» друзей.

Лена несколько раз к нему подкатывалась. С улыбочкой, юбку надевала – едва ягодицы прикрывает, трусики под ней – одно название, грудь из лифчика – специальный, с косточками – наружу рвется…

И что?

Эта рыба стылая на нее и не посмотрела толком! Дед лишь улыбнулся ядовито и отправил Лену к бабушке. Мол, она-то уж точно знает, что и кому оставляет.

Гад мерзкий, зловредный, и все тут!

Лена видела, мама тоже к старику пыталась подластиться. Приглашала в гостиную, коньячком подпаивала, только и она пролетела. Гость коньяк хлестал как воду, но язык так и не развязал. Бедная мама осталась ни с чем.

С постели бабушка практически не вставала – три. Кресло ее любимое пустовало, никому не нужное. Мария Ивановна откатила его в дальний угол, чтоб уборке не мешало.

Даже изголовье кровати бабушка перестала поднимать – четыре. Лежала в своих подушках, один нос торчал. А уж стра-ашная – это, выходит, пять.

Кожа желтая, тонкая, сухая, все кости обтянуты словно пленкой. Глаза запали глубоко-глубоко, зато сверкали как угли. Лена таких глаз ни у кого больше не видела, только у бабушки.

И волосы почему-то у Софьи Павловны выпадать начали. Лена зубы сжимала, когда видела на подушке жалкие седые пряди, тусклые, мертвые.

Лена злилась, но жалела бабушку.

А вот бабушка ее – нет!

Сегодня Лена опять сидела у кровати старухи и занудно – еще бы, из-под палки! – выпевала:

–Туман на поле,

Где молодые травы сбирают,

До чего он печален!

Словно прячется юность моя

Там, вдали, за его завесой.

Она искоса посмотрела на бабушку. Софья Павловна лежала с закрытыми глазами, то ли слушала ее, то ли дремала. Лена осторожно положила книгу на стол и притихла как мышь: вдруг заснула, не дай бог разбудить!

«Несправедливо, – угрюмо размышляла она, украдкой изучая хищный профиль старухи, – Лешка только утром и вечером сюда заглядывает, а я сижу часами. Он – «Привет, ба!» и к щечке приложится, а я как проклятая книжки ей читаю, танка непонятные, голова от них гудит…»

Бабушка, видимо, задремала. Она не требовала продолжить чтение, не задавала вопросов и не учила жизни. Лена на цыпочках вышла из комнаты. Она не знала, что Софья Павловна умерла.

***

На кладбище Лена не поехала. Лежала в постели с безобразно распухшими глазами и взахлеб ревела: почему-то было не по себе. Бабушка с раннего детства казалась Лене незыблемой как скала, и вот ее нет.

К тому же Лена чувствовала себя виноватой. Она ведь и не заметила, когда бабушка умерла. Может, когда ушла, бабушка как раз проснулась и захотела с ней поговорить. Сказать что-то важное, попрощаться.

А она сбежала!

Лена судорожно всхлипнула: бабушка много чего касалась в последние дни, жаль, она не особо слушала, все раздражало.

И потом – бабушка вечно говорила иносказаниями. И никогда не объясняла сказанное. Понимай ее, как хочешь. Все твердила – думай, думай, на что тебе голова дана? Лену так и подмывало ответить: «А я ею ем!»

Не рискнула. Побоялась, что бабушка слышала этот анекдот и высмеет ее. Софья Павловна не любила «глупые» шутки.

Лена попыталась вспомнить бабушкины последние слова и заплакала еще горше: она и сейчас их не понимала. Ох, бабушка… Вечно бросит что-нибудь и смотрит на Лену испытующе: мол, запомнила?

Будто ТАКОЕ можно запомнить!

Лена вытерла ночной сорочкой влажное лицо и печально пробормотала:

–Что она позавчера сказала-то? А-а: «подлость, детка, чистит дорожку лучше трактора, но она же и сушит», это она про что?! Еще сказала, что оплатила мои долги на сегодня, а это про что-о-о?

Лена горестно завыла. Почему-то показалось: она не поняла что-то важное, без чего ее жизнь не сложится. Бабушка сегодня не казалась ей больной, слабой и надоедливой старухой, вдруг подумалось: мама с папой и она сама лишь жалкие ее тени. Нет в них бабушкиной страсти, нет ее жадности к жизни, нет ее смелости и независимости.

«Она ни разу не пожаловалась, – Лена угрюмо высморкалась. – Всегда говорила: что-то не сложилось, вляпалась в дерьмо, не ищи виноватых – это тупик. Перетряси себя, перебери по молекуле, улыбнись, даже если рыдать хочется, и живи дальше. Вот она болела, а мы только вчера узнали – у нее рак. И боли страшные, бабушка почти не глушила их наркотиками, не хотела. Умирала, а нам улыбалась. И язвила. И дразнила. А я… почти ее ненавидела! Потому что дура».

Лена с трудом сползла с кровати и подошла к зеркалу. Брезгливо посмотрела на покрасневшее, распухшее лицо и с сожалением прошептала:

–Я мало на тебя похожа, да, бабушка? Ты б сейчас не плакала, я знаю. Сказала б на моем месте: «Здорово, что ты уже не мучишься». Крикнула б: «Э-эй, ты где там? Я рада за тебя, слышишь?» – Лена шмыгнула носом. – И вспоминала б потом только то, что хочется вспомнить. Исключительно хорошее. Или нужное.

Лена подошла к окну и почти легла на подоконник, бездумно глядя на разомлевшую от августовской жары улицу. Нашла взглядом Марию Ивановну – она суетилась у накрытого стола во дворе, помогала официанткам, приглашенным из ближайшего ресторана, – и вдруг вспомнила, что Игорь с Сашей тоже придут на поминки.

Лена судорожно вздохнула: бабушку почти некому провожать, она ни с кем не дружила. Только самые близкие пришли на похороны. Папа даже автобус не стал заказывать, вполне хватило трех легковых машин.

«Ничего, ОНА не обидится, – Лена с трудом заставила себя улыбнуться, вдруг захотелось походить на свою недобрую, несгибаемую, эгоистичную – так все говорили! – властную бабушку. – ОНА не терпела лицемерия. Всегда говорила, что хотела и кому хотела. Плевала, если собеседнику не нравилось. И всегда доводила начатое до конца. А я…»

Лена резко выпрямилась: как она могла ТАК распуститься?! Позволить, чтобы Игорь увидел ее в ТАКОМ виде… Слабой, никчемной, в соплях и слезах!

А Саша Карелин?!

Лена вспомнила свой жалкий лепет в кафе, внимательное Сашино лицо, его дружеское – всего-то! – похлопывание по плечу и сочувственную улыбку.

Она, Лена, производила жалкое впечатление! Бабушка бы снова сказала: внучка не ее крови. И дело не во внешнем несходстве.

Но это ж неправда!

Лена бросилась приводить себя в порядок. Долго стояла под ледяным душем. Дрожала под тугими струями и размышляла, как вести себя при встрече с Игорем и Сашей.

«Надоело, что они до сих пор смотрят на меня как на маленькую девочку, – зло думала Лена. – Нет, даже хуже! Как на бесплатное приложение к другу-Лешке. Эдакое досадное недоразумение. Мол, путается что-то там под ногами, внимания требует…»

–Кстати, нужно поставить точку на дурацкой истории с сережками, – пробормотала Лена, сдергивая с вешалки полотенце.

Она посмотрела в зеркало и осталась собой довольна: строгое красивое лицо, яркие синие глаза, тонкая талия, длинные стройные ножки, им все девчонки в классе завидовали...

Лена одобрительно улыбнулась белокурой девушке в зазеркалье и злорадно подумала: «Может, и зря я все затеяла. Вряд ли Игорь вообще вспомнит, кто такая эта Рыжая…»

***

Скуратову не хотелось оставаться на поминки, но уехать с кладбища домой он не решился. Уж слишком грустным выглядел Лешка, Игорь его раньше таким и не видел. Парень даже плакал украдкой.

Да и Карелин то и дело шмыгал носом и прятал глаза. Сашка, кажется, с раннего детства знал умершую старуху и любил по-своему. За язвительность, за несхожесть с другими, за собственное мнение по любому вопросу, за нескрываемый интерес к их с Лешкой нехитрым мальчишеским проблемам, за умение хранить чужие тайны.

Игорь стоял за спинами друзей и угрюмо наблюдал за «провожающими». Их немного пришло на эти похороны. Сами Кирсановы, ближайшие родственники, кое-кто из друзей и молодящаяся дама со странно значительным лицом.

Нет, скорее, личиком. Сухоньким, с кулачок, но торжественным, как на девятое мая.

Она кружила возле гроба, словно огромная моль, в черном шелковом платье, чересчур свободном для нее. Всматривалась в лицо почившей с непонятным напряжением и что-то жарко шептала, будто Софья Павловна могла услышать. Дама в черном походила на сумасшедшую.

Еще из посторонних присутствовали врач и старый юрист, Игорь не раз видел их в доме. Оба в строгих темных костюмах, со скорбными лицами.

Скуратов слышал, как импозантный доктор, протирая накрахмаленным носовым платком очки, сказал соседу:

–Сильная была женщина, несгибаемая. Верите, сама поставила себе диагноз, я лишь подтвердил. После моих слов – ни истерики, ни слез, ни обреченности – ничего. Спокойно улыбнулась и, знаете, что сказала?

–Бог шельму метит? – неприятно усмехнулся старик-юрист.

–Господь с вами, – отшатнулся доктор, – с чего вы взяли?

–Тогда – не все коту масленица.

–Вы ее не любили, – утвердительно произнес врач.

–Ваша правда, – старик не стал возражать. – Не за что мне ее было любить. Да и не нуждалась Софья в ней, в любви-то, особенно в моей.

Они замолчали. Игорь искоса посматривал на них. Скуратова почему-то волновали эти люди, тоже чужие, как и он сам, но странно причастные к происходящему таинству.

Наконец старый юрист провел дрожащей рукой по голове – хотя воздух был недвижен, и волосы лежали в раз и навсегда установленном порядке – и с деланым безразличием спросил:

–Ну и что ОНА вам сказала?

Слово «она» прозвучало в коротком предложении очень значительно. Врач это уловил и бросил на собеседника проницательный взгляд. Понял что-то свое и удивительно мягко вымолвил:

–Праздник не может быть вечным.

–Что?!

–Праздник не может быть вечным, – повторил доктор. Горько улыбнулся и добавил: – Потом засмеялась и потребовала сохранить ее тайну. От семьи. Мол, незачем их тревожить. Да и не хочет она ловить сочувствующие взгляды, это ее жизнь и ее смерть.

–Очень на НЕЕ похоже, – просипел юрист и рванул свой галстук, ему не хватало воздуха.

Игорь случайно поймал взгляд старика и непроизвольно отпрянул, столько в нем было бессильной злости, отчаяния и ненависти. Доктор же смотрел мягко и печально: ЭТА смерть не казалась ему трагедией, слишком спокойно ждала ее больная.

Скуратов отошел к друзьям, сиротливо стоящим плечом к плечу, и вдруг понял: он не жалеет, что пришел сюда. Услышать такую необычную эпитафию над свежей могилой – дорогого стоит.

«Интересно, Кирсанов и его сестрица хоть что-то унаследовали от бабушки? – Игорь внимательно посмотрел на горестное Лешино лицо. – Плохо, если нет. Интересная была старуха, жаль, я ее мало знал…»

***

Скуратов бросил взгляд на часы и поморщился: почти девять вечера, что-то он засиделся. Вначале неудобно показалось уйти, слишком настойчиво приглашал к столу старший Кирсанов.

Потом Лешка вдруг устроил тихую истерику. Смотрел на окна Софьи Павловны и стопку за стопкой опрокидывал в рот крепкую рябиновую настойку, приготовленную Марией Ивановной по старинным рецептам. Хрустел костяшками пальцев и сипел, что никому кроме бабушки не нужен. Никто всерьез им не интересовался, даже родители. Отец считал: сын одет, обут, сыт. Не жалел для него карманных денег и не сомневался – этого вполне достаточно. Мама же ограничивалась поцелуями на ночь, проверкой школьного дневника, а сейчас – зачетки.

Лишь бабушке все было важно да интересно. Только ей!

Теперь Лешка один.

И точка.

Саше с Игорем пришлось его успокаивать. Правда, делали они это весьма своеобразно. Карелин, например, заверил, что Лешка – настоящая свинья, раз не понимает собственного счастья. Не каждому повезло в жизни с бабушкой. У него, у Карелина, вообще ее нет, и не было, его родители выросли в детском доме. Саша все детство, сколько себя помнит, Лешке завидовал. Причем черной завистью!

Скуратов угрюмо бросил – Лешка мог бы не расстраивать Софью Павловну хотя бы сегодня, она не терпела слюнтяев. И смерти не боялась, как Игорь понял. Скуратов криво усмехнулся: может, Лешка и не внук ей? Мало ли случаев, когда в роддоме путают младенцев? Он, Игорь, как-то видел недельного кроху, теперь точно знает: они все на одно лицо.

Странные заявления ближайших друзей сбили Кирсанова с толку. Леша дико посмотрел на них и подумал – бабушки он лишился, но сумасшедшие по-прежнему рядом, значит – жизнь продолжается. Он уже не опустошал хрустальный графинчик с настойкой, угрюмо и без аппетита принялся за салат.

Кирсанов не жалел умершую бабушку, он жалел себя. И немного – глупую Ленку, явно пока не понимающую, КОГО они потеряли.

Кирсанов горько улыбнулся: небось, радуется, дурочка, что не нужно сидеть у постели больной бабушки с книгами, отвечать на ее вопросы. Не дошло до Ленки, что больше никто и никогда не будет теребить ее, пытаясь заставить думать.

Никто.

Никогда.

Он исподлобья наблюдал за младшей сестрой: Ленка все крутилась возле Скуратова, аккуратная, как фарфоровая статуэтка.

Леша недобро усмехнулся: где она только выкопала это крохотное черное платьице, обтягивающее, как вторая кожа? Да еще надела на похороны, наверное, считает себя в трауре.

Кирсанов пасмурнел. На его взгляд, сестра вела себя слишком назойливо. Втиснула свой стул между Игорем и Санькой и теперь принимала утешения с двух сторон. Мило улыбалась, печально вздыхала, длинные ресницы взлетали и опускались как крылья бабочки. Ладно, хоть не накрасилась сегодня, хватило ума.

«Устроила балаган в такой-то день, – Кирсанов раздраженно встал, едва не стянув скатерть со всей посудой прямо на землю. – Нашла время кокетничать!»

Он пошел к друзьям, твердо намериваясь отослать сестрицу под каким-нибудь предлогом в дом. Скажет, например – мама просила подойти, плохо себя чувствует…

Врать Кирсанову не пришлось, Лена и сама решила уйти. Собрала грязные тарелки – Леша удивленно присвистнул, он и не помнил, когда в последний раз сестра добровольно помогала убирать со стола – и небрежно пожаловалась:

–Зря мы Аполлинарию выгнали, лишние руки сейчас бы не помешали.

Кирсанов отметил, как вздрогнул Игорь, а Сашины глаза остро блеснули. Карелин схватил вилку и склонился над тарелкой, хотя мясо давно остыло и покрылось неприятной белесой пленкой жира.

Скуратов одним глотком опустошил свою стопку и равнодушно пробормотал:

–Выгнали? Ты хотела сказать – уволили?

–Нет, именно выгнали, – грустно улыбнулась Лена.

–И за что? – Игорь машинально потянулся к графину с водкой.

–Вкусное какое мясо, – воодушевленно прошамкал Карелин, судорожно глотая непрожеванные толком куски. – Это Мария Ивановна постаралась?

–Нет, все заказано в ресторане, – Лена не дала себя сбить. Развернулась к Игорю и горестно сказала: – Представляешь, она оказалась воровкой, эта рыжая Аполлинария!

–Не м-может быть, – запротестовал Карелин и раскашлялся, едва не подавившись. – Т-такая забавная девчушка, помню – рыжая, как солнышко…

–Ленка, ну что ты несешь?! – возмущенно прошипел Леша. – Нашла время!

–А что такого? – Лена смотрела невинно. – Я же правду говорю – воровка. За это ее и выгнали.

–Это не доказано!

–Ну да, как же, нашли мои серьги в ее кармане, и не доказано! – удивилась Лена.

–Вот именно, – Леша раздраженно сдвинул брови. – Видел я ее лицо, когда она нащупала эти сережки!

–Ага, – закивал Карелин, – я тоже тогда подумал: наверняка их подкинули.

–И потом – она русским языком сказала: не брала! – Кирсанов в сердцах стукнул по спинке стула и невнятно выругался – тот упал ему под ноги.

–Еще бы она сказала – брала, мол, в чем и раскаиваюсь, – ядовито пропела Лена. – Ее поймали на горячем, вот она и растерялась, ясно?

–Да о чем вы?! – прорычал Скуратов, опрокидывая в рот вторую стопку и не чувствуя вкуса.

Кирсанов с Карелиным переглянулись и промолчали. Лена охотно пояснила:

–Рыжая украла мои золотые серьги с брильянтами, мамин подарок, а перед этим – мой перстень. Вот и пришлось ее выгнать. – И со злостью выдохнула: – Пусть скажет спасибо, что мы в милицию не заявили, бабушка не захотела! Она…

Лена запнулась, внезапно вспомнив, что бабушки больше нет, и никогда не будет. Всхлипнула и прошептала:

–Бабушке плохо тогда стало… из-за нее, из-за этой Рыжей!

Синие глаза заблестели от слез, губы мгновенно припухли, личико Кирсановой стало по-детски беззащитным и милым.

Саша опустил голову, не зная, что сказать. Леша раздраженно отвернулся, он слишком хорошо знал сестру, чтобы поверить в ее искренность.

Скуратов молчал. Взгляд его сделался жестким и неприязненным, подбородок отвердел, куда-то пропала забавная ямочка на правой щеке, она так нравилась Лене.

Кирсанов взял сестру за плечо и развернул к дому. Подтолкнул в спину и зло прошипел:

–Могла бы хоть сейчас базар не устраивать!

–Базар?! – Лена обернулась.

–Ты прекрасно знаешь – девчонка ничего не брала!

–Да-а? А кто брал?

–Твоя драгоценная Мария Ивановна хотя бы…

–Как не стыдно! Она у нас работает уже одиннадцать лет и никогда ничего…

Брат с сестрой пререкались жарким шепотом, за столом их никто не слышал.

Скуратов сидел с окаменевшим лицом, о чем-то мрачно размышляя. Карелин, пытаясь отвлечь друга, наполнил его стопку водкой и с деланой веселостью сказал:

–А-а, глупости все! Выпей лучше, все-таки поминки…

–Да. Поминки. Это ты правильно сказал, – Игорь криво улыбнулся и выпил.

–Ленка, – Саша снова наполнил стопку, – несет невесть что. Понятно, девчонка в расстроенных чувствах…

–Невесть что?

–У тебя отличный слух!

–Разве в карманах Аполлинарии не нашли пропавших сережек? – серые глаза льдисто блеснули.

–Ну…– замялся Саша, – ей их подбросили, вот честное слово…

–Кто? – Скуратов уже сам наполнил свою рюмку. – Кому она нужна, так подставлять ее?!

–Лешка считает – домработница постаралась, – свистящим шепотом пояснил Саша. – Ее племянницу уволили недавно за воровство, вот она и пыталась девицу… реабилитировать.

–За счет Польки? – нехорошо усмехнулся Скуратов, снова наполняя стопку.

Карелин с ужасом посмотрел на графин с водкой, пустеющий на глазах, и неуверенно пробормотал:

–Вообще-то я всегда считал ее вполне приличной теткой. Она к нам с Лехой никогда не цеплялась, и вообще…

–А теперь, значит, считаешь ее воровкой?

–Но Аполлинария точно не брала эти сережки!

–А кто брал? – вкрадчиво поинтересовался Скуратов. – Ты, Леха, сама Ленка?

Саша пожал плечами. Покосился на угрюмое лицо друга и зло выдохнул:

–Черт его знает!

–Но не Полька?

–Не она.

–С чего бы такая уверенность?

–Я… видел ее лицо. Понимаешь, был как раз у Лешки, вот и… – Саша покраснел, его раздражала собственная беспомощность. Помассировал ноющие виски и твердо сказал: – Подбросили ей эти мерзкие безделушки! Какой-то умник сунул в карман. Если б ты видел ее в тот момент…

–Ах да, лицо! – Скуратов встряхнул пустой графин и поморщился. – Помню, ты и о ресницах Полькиных все твердил, еще о пальцах, запястьях…

–При чем тут ее запястья?!

–Ты, смотрю, больше не сомневаешься, что Полька и Аполлинария – одно лицо?

–Я… ну… – Карелин пожал плечами. – Впрочем, кто ее знает? Может, и не одно.

–Два?

–Да что ты ко мне пристал! – наконец разозлился Саша, с досадой понимая, что Игорь ему просто не верит, зато сразу поверил Ленке.

Скуратов встал и принес другой графин с водкой, практически полный. Смерил его одобрительным взглядом и ухмыльнулся. Небрежным щелчком отправил в сторону пустую стопку и взял высокий стакан тонкого стекла, наполненный апельсиновым соком. Выплеснул сок в траву и с угрюмой усмешкой пробормотал:

–Чего мелочиться…

–Ты ж напьешься как сапожник! – возмутился Карелин.

–Мое право, – отрезал Игорь. – Я это… справляю поминки. Двойные.

–Это… как? – не понял Саша.

–Ты только по Софье Павловне, а я еще и… – не договорив, Скуратов жадно припал к своему стакану.

ГЛАВА 13

Сегодняшний день Поля встретила с удивительно легким сердцем. Как-то вдруг перестала мучить мысль, что кто-то считает ее воровкой. Сама-то Поля знала – не брала она серьги. Вот и выходит – какая разница как к ней относятся другие, всем мил не будешь.

Поле не хотелось вспоминать о Кирсановых, слишком легко Лена с Лешей поверили в ее вину. А вот Саша…

Поля смущенно улыбнулась, в последнее время она все чаще думала о Карелине. То ли из чувства благодарности: он поддержал ее в ТОТ страшный день. То ли из-за маленькой Наташи, души в нем не чаявшей. Да и суровый Миха – он почему-то не любил мужчин – посматривал на Карелина довольно благосклонно. Даже разрешал ему брать поводок во время прогулки и снисходительно вышагивал рядом, невозмутимый и важный.

Сегодня первой встала Натка и тут же полезла к старшей сестре в постель. Уютно примостилось у Поли под боком и вздохнула от полноты чувств – хорошо.

Поля прижала малышку к себе. Натка счастливо засопела, выгнулась под ее рукой, и Поля рассмеялась: как котенок. Спинка дугой, все позвонки наперечет. А лопатки как крылья.

Солнце било в окно, небо сияло ярче Наташкиных глаз, одинокое облачко запуталось в ветках тополя и тени не обещало.

В квартире было тихо-тихо. Поля нашла взглядом часы и невольно вздохнула: вовсе Натка не ранняя пташка, это она, Поля, сегодня разоспалась. Порядочные люди давно ушли на работу, впрочем…

Неожиданно вспомнилось, что Игорь собирался к двенадцати на похороны Софьи Павловны, и Саша тоже. А потом они задержатся на поминки, что понятно, оба дружили с Лешей Кирсановым и Софью Павловну хорошо знали.

Поля прислушалась к себе, но никакой печали по поводу неожиданной смерти Софьи Павловны не почувствовала. Посмотрела на фланирующее облако и виновато подумала: «Софья Павловна не боялась умереть, она сама говорила. Даже сказала, что хочет уйти, очень уж интересно узнать, что ТАМ, за чертой. Мол, не может быть, чтоб на ЭТОМ все кончалось! Как раз когда душа чуть повзрослела, и Софья Павловна наконец научилась думать и понимать себя. – Поля грустно усмехнулась. – Странно, еще неделю назад мы виделись, спорили, она язвила, высмеивала и ругала меня, а сейчас ее нет. А если и есть, то где? Я читала: после смерти на девять дней – или на сорок? – человеческая душа прикована к Земле. Кажется, чтоб смириться с уходом и попрощаться с близкими. Или наоборот – окончательно понять, ЧТО ты есть, разве живыми мы понимаем?»

Поля рассеянно поцеловала сестру. Подошла к окну и с наслаждением вдохнула по-утреннему свежий воздух, еще прохладный и не насыщенный асфальтовыми испарениями. Проводила взглядом вспорхнувшую с соседского подоконника птицу с желтой грудкой и пожалела, что плохо знает биологию: вот кто это? Не воробей, не снегирь, не ворона, не дятел, не кукушка и не галка. Может, синица?

Тихо ворковала за спиной Наташа. Поля обернулась: младшая сестра укладывала на подушку свою Манечку, заботливо кутая куклу в одеяло и уговаривая «подремать еще немножко».

«Опять думаю о всяких пустяках, – укоризненно одернула себя Поля. – Софья Павловна ушла, а я… – И смущенно призналась, что давно на душе не было так светло. – Бесчувственная я, что ли? Или просто не верю, что смерть – окончательный уход? – Поля печально улыбнулась. – Наверное, слишком хорошо помню, как умирала маленькая Ева из «Хижины дяди Тома». И потом – смерть, она как сон. Мы же не сознаем себя ночью, когда спим, так какая же разница?»

Нежаркое с утра солнце нежно ласкало голые руки, Поля подставила ему лицо. Зажмурилась и смешливо прошептала:

–Мало мне веснушек…

И испуганно вздрогнула, ей почудился знакомый, чуть хрипловатый смешок. Прямо над ухом.

Поля отпрянула от окна. Тут же смутилась и, подсмеиваясь над собой, еле слышно шепнула:

–Пугаете, Софья Павловна?

Ветки тополя закачались, зашелестели серебристые листья, и Поля раскраснелась от волнения: воздух совершенно неподвижен. Вон, клочок паутины застыл у самого Полиного лица, не падает вниз и не уносится дуновением ветра.

Поля снова оглянулась: Наташа напевала колыбельную, не обращая на старшую сестру внимания.

–Поздравляю, Софья Павловна, – Поля по-детски помахала рукой притихшему тополю. – Жаль, не слышу вас, и вы не сможете сказать – каково там, «за чертой». – И сердито воскликнула: – Знаю-знаю: всему свое время! Но ведь интересно…

Поле продолжало везти. Она пришла по объявлению в детский сад на улице Ломоносова, и ее тут же взяли на работу. Она теперь дворник, и это здорово! Поля отныне свободно располагала своим временем, как заверила заведующая садиком.

В самом деле, какая разница, подметет Поля двор ранним утром, среди дня или поздно вечером? Главное, чтоб было чисто, и она не мешала играть малышам.

Любовь Вячеславна, заведующая детским садом, милая, еще не старая дама с добрыми усталыми глазами, порадовала нового дворника еще раз: Поле предоставлялось место для младшей сестры, раз уж ребенок оказался на ее попечении. Мало того, как работнику детского сада, Поле полагалась льгота при оплате. У нее будет вычитаться из заработка всего пятьсот рублей, триста рублей чистой экономии.

Подготовленные предусмотрительным Павкой медицинские справки – с открытой датой! – позволяли Поле привести Наташу в детский сад хоть завтра. И завтра же Поля собиралась выйти на работу. А зарплата…

Поля счастливо улыбнулась: после всех выплат у нее останется на руках целых две с половиной тысячи, астрономическая сумма! А если она получит стипендию – а Поля собиралась закончить вуз непременно с отличием, как папа – то они с Наткой проживут в городе без проблем. Поля даже сможет отдавать часть денег Скуратову и перестанет, наконец, чувствовать себя нахлебницей.

Поля сияла как именинница, принимая у заведующей ведра, метла, лопаты, рукавицы, моющие средства и еще какой-то инвентарь. Любовь Вячеславна виновато сказала:

–Зарплата, конечно, крохотная, но и работы у тебя не так уж много, часа полтора-два в летние дни. Зимой, понятно, со снегом придется повозиться подольше, но и мы тысячи полторы подбросим, оформим тебя на полставки нянечкой.

–Я буду получать четыре тысячи? – недоверчиво спросила Поля. – Чистыми, на руки, после всех вычетов?

–Понимаю, немного…

–Ну что вы, большущее спасибо, – перебила Поля. – Вы просто не представляете, как меня выручили!

–Детка, я…

–Я же студентка! Где найду такую подходящую работу, да еще чтоб Наташа рядышком?

–Ну, в этом плане можешь не волноваться, садик у нас замечательный, есть санаторные группы…

Поля радостно воскликнула:

–И я смогу немного оздоровить Наташу?

–Она больна? – мгновенно насторожилась Любовь Вячеславна.

–Нет-нет! Просто очень худенькая, легко простывает, понимаете, питание дома… – Поля не договорила. Махнула рукой и сухо сказала: – Поэтому я и забрала ее с собой в город.

–С этим проблем не будет, – Любовь Вячеславна подбадривающе улыбнулась. – Через оздоровительную группу у нас проходят практически все малыши, мы сами заинтересованы, чтоб они меньше болели.

–Представляешь, Натка, – Поля положила сестре блинчик, – там во дворе есть даже маленький фонтан!

–Как в парке? – Наташа облизала сметанные усы.

–Ну, почти. А в твоей группе – большущий аквариум. Там такие яркие рыбки… На дне песок, красивые камушки, раковины и настоящий средневековой замок!

–Замок?

Наташа слушала завороженно, с блинчика на пол капала густая сметана. Миха сидел рядом и умудрялся ловить густые белые капли на лету. При этом сладостно жмурился и урчал как огромный кот.

–Замок – это дворец, как в сказках и мультиках, – пояснила Поля. – С башенками, шпилями, с подъемным мостом, с сотнями окон…

–Там живут рыбки? – Наташин голос дрогнул от волнения.

–Самые настоящие, – кивнула Поля. – Я сама сегодня видела, как они выплывают из всех окошек.

–А из дверей?

–Из дверей тоже.

Наташа мечтательно улыбнулась. Забытый блин благополучно упал. Миха подсуетился и перехватил его у самого пола.

Поля невольно рассмеялась и посмотрела на часы. Она надеялась, что Игорь сегодня вернется домой пораньше, он же не на работе, вряд ли поминки продолжатся за полночь.

Поля судорожно вздохнула. Она решила вечером во всем признаться. Сказать Игорю, что она не парень, девушка, и очень жалеет о путанице.

Поля стыдилась своего страха и почему-то все вспоминала и вспоминала Софью Павловну. Перебирала в памяти долгие разговоры, странные намеки, особенно ее волновали последние встречи.

Поля не сомневалась, Софья Павловна не стала бы комплексовать на ее месте. Наверняка бы веселилась и жизнерадостно разыгрывала Скуратова. И не спешила бы ставить точку на этой забавной истории.

«Вряд ли Игорь считает так же, – уныло размышляла Поля, укладывая Наташу в постель. – Одна надежда: он не слишком рассердится, я хорошо помню его разговор с Карелиным в ту ночь…»

Поля вернулась на кухню, Миха следовал за ней по пятам. Девушку немножко раздражал его взгляд, слишком проницательный, будто пес догадывался о Полиных душевных терзаниях.

Вот и сейчас: положил тяжелую голову ей на колени и смотрит сочувственно, спрашивается – с чего бы?

Поля протянула Михе блин и строго сказала:

–У меня все в порядке, так что можешь не гипнотизировать.

Миха аккуратно принял лакомство и мгновенно проглотил. Потом взглянул на Полю и выразительно вздохнул.

–Надеюсь, ты из-за блинчиков так пыхтишь? – усмехнулась девушка. Пересчитала оставшиеся на тарелке блины и, помедлив, дала псу еще один. – Учти, последний. Мы с тобой ужинали, а вот Игорь…

Поля ни разу не была на поминках. Почему-то казалось: там кормят, но она могла и ошибаться. На всякий случай Поля прикрыла блины полиэтиленовым пакетом и печально поведала Михе:

–Знаешь, я, оказывается, трусиха. Я даже отчима так не боялась, как разговора с Игорем…

Миха лизнул ей руку. Поля машинально погладила пса и преувеличенно бодро воскликнула:

–А ведь у меня все хорошо! Вернее, у нас, мы теперь одна семья.

Миха не возражал, слушал внимательно, будто что-то понимал.

–Представляешь, как Игорь удивится, когда я скажу – с завтрашнего дня Наташа будет ходить в детский садик? Потом небрежно так брошу – я работаю там же дворником. Ничего сложного, и временем располагаю свободно, учебе в университете не помешает…

Зазвонил телефон, Поля сбилась и замолчала. Миха недовольно заворчал, он не любил резких звуков.

–Странно, – прошептала Поля, – мне не звонят, некому, сам понимаешь. Может, ошиблись номером?

Телефон замолкать не желал, хрипло сипел. Игорь давно собирался заменить старый аппарат на более современный.

Наконец Поля решилась поднять трубку – вдруг Игорь? Она грустно усмехнулась: вообще-то Скуратов никогда не звонил, не считая нужным предупреждать о времени прихода. И это, наверное, правильно, он же свободный человек, а Поля с Наташей просто соседи по квартире, никто ему.

Трубка показалась неприятно теплой, Поля едва ее не уронила. Неумело прижала к уху и пролепетала, подражая Игорю:

–Да-а?

–Поля, ты?

Девушка тут же узнала голос Карелина, с сердца будто камень упал, она облегченно улыбнулась:

–Не Натка же! Она давно спит, ты на часы смотрел? Почти одиннадцать.

–Ну да, это я не подумал, – согласился Саша.

–Ты… откуда звонишь? – осторожно поинтересовалась Поля.

–Я… мы с Игорехой еще у Кирсановых, не беспокойся.

–И не думала!

–Понимаешь, я хотел сказать кое-что…

Саша замялся. У Поли мгновенно задрожали руки, вдруг стало не по себе.

–Что-то случилось? – испуганно прошептала девушка.

–Нет-нет! Просто…

Саша замолк. Поля отчетливо слышала его дыхание и, казалось, видела, как Карелин привычно скребет пальцами коротко стриженый затылок, подбирая слова.

–Знаешь, хотел тебя порадовать.

–Что… ты хотел? – недоверчиво переспросила Поля, ей почудилось: она ослышалась.

–Порадовать тебя, – терпеливо повторил Карелин, и Поля только сейчас заметила, что добрую минуту не дышала.

Она переложила трубку в другую руку. Слабо усмехнулась и призналась:

–Пока ты меня только напугал.

–Не хотел, – заверил Карелин. – Это от волнения.

–Не знала, что ты можешь волноваться!

–Еще как могу. Погоди, я сейчас…

Поля рассмеялась, внезапно захотелось увидеть Сашино лицо: он обычно такой самоуверенный, а тут мнется, будто действительно волнуется.

–Мои знакомые две недели назад уехали в Германию, – наконец сказал Саша.

–Считаешь, я должна это знать?

–Они программисты и поехали по контракту, на три года, – Карелин словно не услышал Полю. – Квартиру сдать не захотели. Закрыли, а ключи передали мне, чтоб присматривал – мало ли что…

Поля молчала. Миха давно сидел рядом, задрав голову, словно понимал: происходит что-то важное.

–Я вчера позвонил им, – сухо закончил Саша. – Они разрешили вам с Натальей пожить там, под мою ответственность.

–Но я же, – растерянно пролепетала Поля, – мы же… понимаешь, мы ведь здесь живем!

–Не собираюсь переселять вас насильно, – Карелин как-то натужно хохотнул. – И в мыслях нет! Просто… чтоб ты знала: есть и такой вариант. На всякий случай я завтра и ключи тебе передам, вместе с адресом, мало ли как жизнь сложится…

–С-спасибо, – Поля с трудом сглотнула плотный горьковатый комок, он мешал дышать. – Правда, я…

–Никаких благодарностей! – с неожиданной злостью воскликнул Карелин и неожиданно прервал разговор.

Поля слушала короткие гудки и морщила лоб: почудилось или она, в самом деле, слышала голос Игоря?

***

Скуратов не помнил, как добирался до дома. Кажется, вызвал такси. А может, старший Кирсанов отправил его в своей машине, посадив за руль шофера?

Игорь пришел в себя, сидя на собственном крыльце. Недоуменно огляделся и невесело хмыкнул: ах да, он же был на поминках. И на похоронах этой странной старухи, которая не боялась умереть, а жизнь считала прекрасной сказкой, несмотря на рак и жуткие боли.

Еще, кажется, он насмерть разругался с Сашкой Карелиным. Хорошо бы вспомнить – из-за чего…

Во рту стояла вселенская сушь, язык казался жестким и карябал десна, голова неприятно гудела. Игорь поморщился – интересно, сколько он выпил? – и полез в карман за сигаретой.

«С этими белыми ночами и не поймешь, сколько времени, ночь ли, утро ли, – угрюмо подумал он. – Впрочем, какая разница?»

Сигарета неприятно горчила, Игорь со злостью швырнул ее в урну. Промахнулся и раздраженно пробормотал:

–Все один к одному!

Он поднял голову, отыскивая свои окна, и удивленно присвистнул: на кухне горел свет. Спрашивается – к чему? На улице светло, причем давно, ночи сейчас короткие, хорошо, если часа на два сгущаются сумерки.

Скуратов машинально прикурил еще одну сигарету. О Поле думать не хотелось, в висках бешено пульсировала кровь, он плохо соображал. Не обращая внимания на горечь и сухость во рту, он жадно затянулся, размышляя, не закатиться ли ему к какой-нибудь из верных подруг.

К Татьяне, например, она всегда счастлива его видеть.

Нет, лучше к Лерочке, а то Татьяна что-то слишком серьезно стала относиться к их отношениям. Еще одна-две встречи, и девица заговорит о браке, оно ему надо?

Может, к Наталье? Она, правда, живет с подругой, зато восхитительно легкомысленна и меняет партнеров как перчатки. Прожигает, по ее словам, жизнь – мол, на что еще нужна молодость?

Точно, к ней. Только неплохо бы заглянуть в киоск, подкупить презервативы, кажется, он поиздержался.

«Поиздержался – ха, – Игорь криво улыбнулся. – Да я уже сто лет не занимался сексом. С того самого дня, как подобрал на улице этих двух малышек…»

Не замечая боли, Скуратов пальцами затушил сигарету и с трудом встал: в урну отсюда не попасть, а он не терпел грязи.

Скуратов подобрал старый окурок и застыл у крыльца, забыв, зачем, собственно, вставал. Перед ним маячило печальное Полино личико, знакомое до самой последней веснушки, до самого крошечного локона над аккуратным розовым ушком.

Игорь грубо выругался: к дьяволу эту рыжую девчонку! С ее янтарными глазами, трогательно высокой шейкой и по-детски пухлым ртом, на который он в последнее время не мог равнодушно смотреть.

И как он мог принять ТАКИЕ губы за мальчишеские?!

Карелин прав: он временно потерял разум.

Скуратов с размаху заехал кулаком по кирпичной стене и заскрипел зубами от неожиданно острой боли. Жаль, физическая боль не смогла перебить душевную: надо же, он приютил у себя презренную воровку! Девица, казавшаяся ангелом во плоти, оказалась…

Черт!

Черт!!

Черт!!!

Игорь горько рассмеялся: он просто болван. Девчонка в первую же встречу стащила его новый спортивный костюм, с чего он взял, что это случайность? Липовая скромность, такая же липовая улыбка, материнская забота о младшей сестре, вечные хлопоты по дому, его книги – публицистика в основном – перечитанные за лето…

В самом деле прочла. Скуратов специально наблюдал за Полей и даже касался кое-каких тем в разговорах, будто случайно.

Она умела мыслить. Нетривиально. Это подкупало.

Нет, он точно кретин!

«Что же делать? – неожиданно трезво подумал Скуратов. – Выгнать девчонку из дома нельзя. На ней младшая сестра, а впереди осень, не ночевать же им снова в парках. Но и видеть ее не хочу. Не могу, если уж честно…»

***

Глухо хлопнула дверь, приветливо заворчал Миха. Поля вздрогнула и проснулась. По-детски потерла кулаками глаза и застонала: болела шея. Надо же, она умудрилась заснуть сидя, прямо на кухне!

Поля рассеянно отметила – на улице уже совсем светло, и посмотрела на часы: четыре утра. Это что ж, она спала в такой ужасной позе – голова на столе! – с двенадцати ночи? Помнится, она слышала по радио гимн…

«Никогда не думала, что на поминках сидят до утра. Впрочем, я же никогда не была на похоронах, и, слава Богу. – Поля горько улыбнулась. – А папины я не помню. Кажется, я тогда болела, мама отправила меня на эти дни к соседям вместе с Павкой…»

Поля прислушалась к шуму в прихожей и пожалела, что она не в постели. Внезапно стало страшно, собственное решение показалось глупым: ну зачем ей прямо сейчас выкладывать Игорю правду? Лучше потом, днем. Или вечером, когда он вернется с работы.

«Или лучше вообще промолчать, – прикрикнула на себя Поля. – Хватит дрожать! Пусть все идет, как идет».

Поля увидела в створке окна свое отражение и быстро отвернулась: тихий кошмар. Бледная, веснушки по всему лицу, волосы со сна веером…

Щетки на холодильнике не оказалось, и Поля ладонями, кое-как пригладила растрепанные кудряшки. Зачем-то одернула футболку и смущенно покраснела: решив признаться во всем, она сняла свой жесткий «лиф», и оказавшиеся на воле острые девичьи груди победно топорщили тонкую ткань.

«Матерь Божья, – неумело перекрестилась Поля, бросив умоляющий взгляд на жемчужно-опаловое предрассветное небо, – пусть он на меня не сердится, я же не нарочно…»

Нужные слова не подбирались, и Поля крепко зажмурилась, принимая собственное поражение: уж если она сама не может себя оправдать, что уж тут говорить о Скуратове.

Поля услышала, как скрипнула дверь ванной, и бросилась в коридор, в надежде проскользнуть в свою комнату незамеченной. Ей внезапно расхотелось объясняться с Игорем. Если только потом, попозже, когда Скуратов выспится.

И вообще некрасиво получится: человек пришел с похорон, печальный, уставший, а на его голову с порога вываливают новые проблемы…

Поле не повезло. Видимо, она выбрала на ближайшее время всю полагающуюся ей по праву удачу: дверь ванной распахнулась так резко, что едва не шлепнула Полю по носу, спасибо, Игорь придержал, заметив ее.

–П-привет, – пролепетала Поля, не смея противиться судьбе. – Я… я хотела тебе кое-что сказать…

–А-а, это ты, – не слушая, пробормотал Игорь, крепкий запах перегара заставил Полю отшатнуться, она побаивалась пьяных. – Не спишь, значит.

–Нет, я спала. То есть, заснула, нечаянно, прямо на кухне. Я… тебя ждала, нам нужно поговорить.

–Поговорить, – Скуратов нехорошо усмехнулся. – Вот уж чего бы мне не хотелось! – Его качнуло. Игорь облокотился о стену и мрачно кивнул. – Но ты права, все равно придется.

–Я…

–Нет уж, молчи!

–Но я хотела извиниться!

–Считаешь, этого достаточно? – Игорь хрипло рассмеялся.

Поля растерянно молчала.

Игорь подтолкнул ее к кухне, ноги совершенно не держали, он хотел сесть. И еще хотел кое-что, не желая в этом признаться даже себе – Скуратову хотелось видеть лицо сумасшедшей девчонки. Пусть в последний раз.

Игорь пинком отправил к окну один из стульев и грубовато сказал:

–Садись. Я слишком много выпил, чтобы выслушивать твои откровения стоя.

Он вытащил из холодильника банку с корнишонами и жадно хлебнул рассол. Потом бесцеремонно развернул Полю лицом к себе, оседлал другой стул и равнодушно бросил:

–В чем собралась каяться?

Поля никогда не видела Скуратова в таком состоянии. Ее огромные карие глаза посветлели, в них плескался откровенный страх, яркие детские губы набухли в преддверии скорых слез, на побледневшем лице резко выделялись веснушки. Ладони Поля зажала между коленями, но пальцы все равно предательски дрожали.

Игоря передернуло: сам черт вливал ему в глотку ту водку! Девчонка, понятно, боится пьяных после выходок своего проклятого отчима, вон как ее трясет.

Или… играет?!

С нее станется. Роль ангелочка удается Польке неплохо, еще немного – и он, Игорь, бросится ее успокаивать, забыв обо всем.

Игорь снова припал к рассолу и нехотя вернул банку на стол. Вытер тыльной стороной ладони губы и с насмешкой сказал:

–Я не настолько пьян, чтоб распускать руки, так что нечего изображать умирающего лебедя.

–Я не…

–Кстати, выпей я раз в десять больше, ничего бы не изменилось, – отрезал Игорь. – Я бы просто вырубился, но с кулаками не полез бы, таких подонков, как твой отчим, не так уж много.

Он замолчал, в наступившей тишине оба отчетливо слышали, как просыпается большой промышленный город.

На проспекте Победы зазвенел первый трамвай; где-то хлопнула дверь подъезда; мягко заурчал двигатель машины, кто-то из соседей отправился на работу; звонко залаяла собака, выведенная на прогулку; в листве радостно галдели воробьи…

Поля подняла на него круглые прозрачные глаза и еле слышно выдохнула:

–Я… девушка.

–Вижу, – Игорь смерил выразительным взглядом жалкую фигурку у окна и усмехнулся.

–Ты… знал?

–Догадывался.

–И… давно?

–Достаточно давно.

Поля растерянно молчала, не понимая, что говорить дальше. Игорь смотрел на нее со странной брезгливостью, и в то же самое время Поле казалось – он что-то ждал от нее.

–Я хотела… извиниться, – неуверенно пролепетала девушка.

–Очень интересно послушать, – язвительно одобрил Скуратов. – Жду-с.

–Понимаешь, – Поля покраснела, – я не хотела тебя обманывать, так случайно получилось. Там, в садике, ты принял меня за парня, а я… ну как бы я сказала, что ты ошибся?! – И смущенно выдохнула: – Не предъявлять же… доказательства.

–Было б забавно, – хмыкнул Скуратов, глаза его блеснули, и Поля быстро опустила ресницы.

На кухню заглянул Миха. Неодобрительно посмотрел на них. Громко, с подвыванием зевнул и тяжело упал в дверях.

Скуратов сам с трудом сдержал зевок. Посмотрел на часы – почти пять – и раздраженно поторопил:

–Давай заканчивать, мне через три часа на работу, я надеялся немного поспать.

–Но… я все сказала.

–Все?!

–Ну… да. Если не считать, что я нашла для Наташи детский садик, а для себя…

–И весь этот цирк, – неверяще перебил Скуратов, – игра ресницами, томление в груди, дрожание рук, интересная бледность, слезы в глазах – это все, чтоб сообщить мне – ты не парень?!

–Д-да.

–Неплохо, – Игорь встал, отшвырнув ногой стул, он в жизни не был так разочарован. – А я-то, дурак…

–Ты о чем? – убито прошептала Поля.

–Тебе бы в театре играть, детка, – Игорь смерил ее презрительным взглядом. – Из меня зритель неблагодарный, я никогда особо не разбирался в искусстве, так что извини…

–Я… не понимаю!

–Не понимаешь?!

Лицо Скуратова пошло пятнами. Он сжал губы так плотно, что они превратились в узкую голубоватую полосу, светло-серые глаза потемнели как грозовые тучи.

Игорь подошел к Поле и одним рывком сдернул ее со стула. Развернул к окну и уставился в испуганное девичье лицо со странной жадностью, будто пытался в нем что-то прочесть.

Не прочел. Оттолкнул Полю в сторону и глухо сказал:

–На кой черт ты стащила Ленкины побрякушки?

–П-поб…

–Серьги и перстень!

–Но я…

–Не могла попросить у меня деньги?!

–Я не…

–Или у тебя клептомания? Хватать все, что плохо лежит? Мой спортивный костюм, перстень, серьги, что еще?!

Поля молчала. Игорь все равно не желал ее слушать, он уже вынес приговор.

–Тебе что, не хватало хлеба? Вы с Наташкой без крыши над головой? Раздеты, разуты? Отвечай, дьявол тебя подери!!!

Поля подняла на него потухший взгляд, и Скуратов внезапно испугался: девчонка вдруг стала пепельно-серой. Лицо, губы, веснушки, глаза и даже волосы мгновенно потеряли свой цвет. Она опиралась дрожащей рукой на подоконник, пустая оболочка, не человек.

Миха обеспокоенно заворчал. Поля попыталась улыбнуться, но губы не слушались. Она упала на стул и благодарно вцепилась в загривок подбежавшего пса: хоть Миха ее не вычеркнул из своей жизни, принимая такой, как есть.

–Я… мы уйдем, – еле слышно прошелестела она. – Сегодня же…

В голове смутно мелькнуло: вот и пригодится Сашина квартира, а она-то, глупая, поспешила отказаться. Или… Карелин что-то знал? Может, сам и сказал все Игорю? Не может быть…

Скуратов отвернулся, не в силах смотреть на несносную девчонку. Сердце ныло, предупреждая об ошибке, противно дергалось правое веко, голова болела, куцые мысли умирали, не успев родиться.

Полины слова с трудом достучались до сознания. Игорь развернулся к гостье, задыхаясь от злости: она еще разыгрывает из себя несчастную жертву! И это после того, что случилось!

–Ну уж нет, – прошипел он, швыряя подвернувшееся блюдце на пол и с наслаждением наблюдая, как оно разлетается на мелкие осколки. – Уйду я! А ты останешься здесь. С ребенком.

Поля слабо шевельнула губами, но звука не последовало. Игорь ядовито улыбнулся:

–Квартира оплачена за год вперед, так что нет нужды волноваться. Мало того, я оставлю в секретере немного денег. На первое время вам хватит. – Он в сердцах стукнул кулаком по столу. – И нечего кривиться, это больше для Натальи, чем для тебя!

Поля молчала. Ей казалось: она умирает, уходит. Здесь, на кухне, осталась лишь ее тень, жалкая и никому не нужная.

–Свои вещи заберу вечером, после работы. Надеюсь, один день ты меня потерпишь.

Миха, насупившись, тяжело смотрел на Игоря, будто не одобрял. И к Поле прижался всем телом, если б девчонка стояла, наверняка завалил бы.

Скуратов поежился. Снова томило предчувствие непоправимой ошибки, предательская жалость подкатывала к сердцу.

Игорю хотелось плюнуть на принципы, вернуться и утешить Полю, а заодно и себя: такой ли грех – эти злосчастные сережки? Ну, взяла, скорее, представления не имея о стоимости. Даже ума не хватило из дома их вынести, сунула в карман и на этом попалась, дурочка несчастная. Кто знает, может, Полька впервые увидела все эти девичьи безделушки, вот и сорвалась…

Игорь смотрел на хрупкую фигурку у окна, на застывшее от нестерпимой боли худенькое личико, светлые янтарные глаза без всякого выражения, пустые и бессмысленные, на дрожащие пухлые губы – и чувствовал себя в ловушке. Забывшись, он шагнул к Поле, но наткнулся на стул и вздрогнул, приходя в себя. Рассеянно провел рукой по лицу, словно снимая паутину, и с горечью подумал: «Из этой девчонки получилась бы изумительная актриса, зря Полька поступила в технический вуз…»

Не желая оставаться с ней вместе ни одной лишней секунды, Скуратов пошел в свою комнату, мечтая, если не вздремнуть час-другой перед работой, то хотя бы не видеть Полю. Обернулся в дверях. Помедлил немного и холодно бросил:

–Да, и кончай баловаться воровством. Хоть сестру пожалей. Если тебя посадят, что с ней будет, ты думала?

ГЛАВА 14

Поля так больше и не заснула. Она не помнила, сколько просидела на кухне. Ушла, услышав, как через пару часов зазвенел в комнате Игоря будильник. Ушла, чтобы не мешать.

Оправдываться Поля не видела смысла. К чему? Скуратов так легко поверил в ее падение, счел воровкой, даже припомнил свой спортивный костюм, а ведь столько времени прошло, мог и забыть.

Не забыл.

Значит, не простил.

Поля притихла в кресле, вздрагивая от любого шороха. Она слышала, как Игорь, чертыхаясь, ставил чайник и гремел чашками. Слышала, как выметал осколки блюдца, как умывался и пил кофе. Слышала, как он шепотом разговаривал с Михой, и жалела, что не различает слов: может, о ней?

Поля постояла над младшей сестрой: Наташа как всегда сбросила на пол одеяло. Спала, прижимая к себе Манечку. Румяные губы подрагивали в улыбке, ей теперь часто снилось что-то хорошее. Резиновый утенок, жалкий, облупившийся, уютно пристроился под боком, малышка его не забывала, несмотря на любовь к новой кукле.

«Что я ей скажу? Почему мы уходим отсюда? – горестно размышляла Поля. – Историю с кольцом и серьгами не расскажешь, Натка слишком маленькая, не поймет. На Игоря смотрит как на бога, это с Карелиным держится запросто, словно с ближайшей подружкой или братом. Впрочем, она с Павкой меньше играла…»

Когда Игорь пошел в прихожую, Поля застыла у двери, мечтая – пусть он заглянет к ней в комнату хотя бы на секунду-другую. Чтобы попрощаться. Или бросить последний взгляд на Наташу, раз уж Скуратов саму Полю видеть не хочет, считая воровкой.

«Если вспомнит обо мне, – загадала девушка, мучительно краснея, – значит, все будет хорошо. Скажу: я не брала эти сережки, и перстень не брала! – и он поверит. Увидит, что я не сплю, ему станет не по себе, ведь это из-за него, из-за его слов, а я ни в чем не виновата…»

Игорь действительно задержался у ее комнаты. Металлическая ручка с Полиной стороны дернулась, пошла вниз, девушка задрожала и без сил сползла по стене на пол. Сквозь шум в ушах она услышала, как Игорь отошел прочь, сердито бросив Михе:

–Уходить нужно, не оглядываясь.

Миха заворчал, не соглашаясь, но Скуратов уже не обращал на пса внимания. Почистил туфли и захлопнул за собой входную дверь.

Поля двигалась по квартире как сомнамбула. Машинально покормила Наташу, безрадостно выгуляла после завтрака собаку. На автомате убирала квартиру, а в голове стучало: в последний раз. Долго стояла в комнате Игоря, перебирая его книги. Открыла шкаф и бережно коснулась летнего белого костюма, именно в нем Игорь танцевал с Полей в кафе.

Поля судорожно всхлипнула: как давно это было! И было ли вообще, может, все ей приснилось? Поля прижала плотную льняную ткань к пылающей щеке и закрыла глаза: пахло свежо и остро. Пахло Игорем.

Поля слабо улыбнулась. Ей нравилась его туалетная вода, нравилось, что Скуратов ежевечерне принимал душ. Игорь ничем не походил на отчима, они будто существовали в параллельных мирах.

«Теперь и наши с ним миры станут параллельными, – отстраненно подумала Поля, закрывая шкаф. – Если только мы случайно пересечемся в университете…»

Поля пробежала пальцами по корешкам прочитанных за лето книг – некоторые из них одобрила Софья Павловна – и прошептала:

–Прощайте…

Она заглянула к себе и невольно улыбнулась: Натка озабоченно пыхтела, пытаясь причесать развалившегося на полу Миху. Пес добродушно терпел прикосновения щетки и лишь жмурился, когда малышка неосторожно дергала длинную шерсть.

Манечка, естественно, наблюдала за этим действом из кресла, удобно усаженная среди подушек. Рядом примостился утенок. Натка никогда о них не забывала.

Поля осторожно прикрыла дверь. Посмотрела на часы и нахмурилась: как медленно сегодня идет время – только десять. Это самое длинное утро в ее жизни. И самое страшное.

Она не брала серьги!

Не брала перстень.

Почему же чувствует себя так паршиво?!

Поля подошла к телефону. Задумчиво подержала в руках трубку и неохотно вернула на место. Саше звонить пока рано, он наверняка спит, каникулы же.

«Особенно, если он вернулся домой, как и Игорь, в четыре утра, – печально усмехнулась Поля. – И в таком же состоянии!»

Поля горестно шмыгнула носом: оставаться в этой квартире она не собиралась ни одной лишней минуты. Даже если бы Карелин не предложил пустующую квартиру, Поля все равно к вечеру ушла бы отсюда.

Она не желала больше видеть Скуратова!

Никогда.

Он… считал ее воровкой! И не дал сказать ни слова, чтобы оправдаться. Раз, и поставил на ней крест. Вычеркнул из своей жизни. Вот так запросто. Будто Поля не человек, а… игрушка.

Поля удрученно покачала головой: легко сказать – уйду к вечеру. А куда? Ведь она не одна, на руках Наташа.

«Пусть пока в садик, – ожесточенно сказала себе Поля. – Там есть круглосуточные группы, на первое время Натка будет пристроена, а уж я сама… как-нибудь выкручусь».

Поля бросила рассеянный взгляд в окно. Детская площадка пустовала, как и пестро раскрашенный теремок, и она подумала: «Переночую пару раз в какой-нибудь беседке, ничего страшного. Вместе с Михой. Или…»

Поля угрюмо улыбнулась: как она могла забыть, ей же положено место в студенческом общежитии! Его сразу предложили после зачисления. А Поля сказала – подойдет в деканат ближе к осени. Хорошо, что не отказалась наотрез.

«Тоже неплохой вариант, – Поля дрожащей рукой провела по лицу, размазывая злые слезы. – Если у Саши что-то сорвется, так и сделаю. Наташу отдам пока в круглосуточную группу, а сама поживу в общежитии. Начну работать. Поищу небольшую комнатку у какой-нибудь старушки, что-нибудь подешевле, и мы снова станем жить вместе…»

Поля пила чай и тоскливо рассматривала маленькую кухню, знакомую до последней щербатой чашки на верхней полке старого навесного шкафчика. Никогда Поля больше не залезет на табуретку, чтобы протереть на нем пыль, никогда не коснется огромного бокала с красными маками, из него пил Игорь.

«В два часа позвоню Саше, – твердо решила Поля. – Пусть он проводит нас с Наташей до новой квартиры. А если все сорвется…»

Звонок в дверь заставил девушку испуганно вздрогнуть: вдруг Игорь что-то забыл и вернулся?

«Вряд ли, у него свои ключи, – Поля замерла посреди кухни. – К чему звонить, раз он не хочет меня видеть? С Наташей он попрощается вечером, сам сказал – собирается вернуться за вещами…»

Мысль, что пришел Карелин, заставила Полю сорваться с места: как она сразу о нем не подумала? Саша же хотел занести ключи и адрес!

–Не буду ничего ему говорить, – прошептала Поля, спеша в прихожую. – Пусть считает – переезжаю, чтобы не мешать Игорю, все-таки это его квартира.

Опередив ее, в прихожей уже топтался Миха. Рыжий, лохматый, большущий, занимая собой все тесное помещение. Шумно тянул носом воздух и предупреждающе порыкивал. Впрочем, вполне добродушно.

Наташа стояла рядом. С щеткой в одной руке и куклой в другой, ее глаза блестели от любопытства.

–Могла бы Манечку оставить в кресле, – проворчала Поля, оттесняя собаку от двери.

–Она тоже любит гостей, – возразила Натка. – Правда, Манечка?

Поля засмеялась. Наташа за Манечку забавным басом подтвердила:

–Правда-правда. Очень люблю.

Уверенная, что пришел Карелин, Поля не стала смотреть в глазок. Распахивая дверь настежь, воскликнула:

–Привет, Саш… – И запнулась на полуслове.

Миха зарычал грознее, он чувствовал ответственность за этих двуногих, на удивление слабых и беспомощных. Наташа разочарованно протянула:

–Это вовсе и не Саша!

–Да. Не Саша, – пробормотала Поля, растерянно глядя на сурового старика в темном строгом костюме, белоснежной рубашке и синем галстуке в мелкую белую полоску.

Поле показалось, что она его где-то видела, только вот где?

Сухое, костистое лицо, состоящее из одних углов, глубоко запавшие острые глаза неопределенного, какого-то младенческого цвета, молочно-голубого, что ли. Тонкие, желчно поджатые губы, редкие седые пряди, тщательно уложенные волосок к волоску, крючковатый нос…

–Добрый день, – прокаркал гость.

–Здравствуйте, – вежливо отозвалась Наташа.

А Поля вдруг вспомнила, где встречала старика: у Софьи Павловны. Они как-то столкнулись в ее комнате. Поля как раз пришла на работу, а старик уходил. Софья Павловна их даже познакомила, вот только Поля – убей! – не может вспомнить, как же его зовут.

Да, он нотариус!

И старинный приятель Софьи Павловны.

Интересно, что ему от Поли нужно? Или Лена решила подать в суд, надеется вернуть свой пропавший перстень?

Поля побледнела от страха и спрятала руки за спину, чтобы старый юрист не заметил, как дрожат ее пальцы.

–П-проходите, пожалуйста, – пролепетала она, указывая кивком на свою комнату. – А ты, – шепнула Поля сестре, – беги пока с Михой на кухню, посидите с ним там.

–Минуточку, – проскрипел старик. – У меня вопрос к этому ребенку, вас, Аполлинария, прошу не вмешиваться.

Поля обессиленно прислонилась к стене.

«Сейчас спросит Натку, не приносила ли я в дом перстень, – с ужасом подумала она. – И скажет про серьги!»

Поля зажмурилась, не в силах помешать страшному гостю. Надеялась только: четырехлетняя Наташа не поймет, что сестру обвиняют в воровстве. Не потащит же этот тип Полю прямо сейчас в тюрьму…

Но старый юрист не стал интересоваться кольцом. Он ткнул пальцем в Полю и спросил:

–Это кто?

–Поля, – удивленно ответила Наташа.

–А ты?

–Натка.

–Поля – твоя знакомая? Может, тетя? Или бабушка?

–Сестра, – засмеялась Наташа. – Моя Поля совсем не похожа на бабушку!

–Прекрасно. Теперь можешь идти на кухню. Да, и прихвати с собой своего приятеля, мне не нравится, как он на меня сопит!

Поля открыла глаза, пытаясь понять, какой смысл в этих странных вопросах. Она бы и сама сказала старику, что Наташа ее младшая сестра, к чему приставать к малышке?

–Миха не кусается, – Наташа обняла пса за шею, ее голова приходилась как раз вровень с собачьей холкой. – Он, знаете, какой хороший?

–Догадываюсь, – буркнул старик и шагнул в комнату. Приостановился на пороге, оглянулся на Полю и нетерпеливо воскликнул: – Ну что же вы, голубушка? У меня совершенно нет лишнего времени!

–Правда, бегите на кухню, – Поля приобняла сестру за плечи. – А мы постараемся быстренько…

–Это уж как получится, – услышав ее, проворчал гость.

–Я от Софьи Павловны, – строго произнес старик, едва Поля закрыла дверь.

–Да, я вас помню.

–Меня зовут Соломон Ильич.

–Очень приятно. Садитесь, пожалуйста, в кресло.

–Сама сядь, не мельтеши перед глазами. Не люблю, когда туда-сюда носятся, как оглашенные, голова кружится, годы уже не те…

Поля послушно села, сложив руки на плотно сомкнутые колени. Она пыталась понять, что от нее нужно странному гостю, и не понимала.

Соломон Ильич в кресло не сел. Рассеянно осмотрелся и сделал неспешный круг по комнате. Потом бросил на Наташин диван полиэтиленовый пакет и раскрыл черную кожаную папку. Порылся в ней, морща лоб и беззвучно шевеля губами. Извлек крошечный листок, Поля мгновенно узнала его: вырван из специального блокнота для коротких заметок или записок, Софья Павловна постоянно им пользовалась. Протянул Поле и сухо бросил:

–Для начала прочти.

Поля послушно взяла плотный мелованный лист. «Я знаю, ты не брала перстень и серьги!» – было написано рукой Софьи Павловны. Под этими двумя короткими строчками стояла размашистая роспись, точно такая же, как и на конвертах с еженедельной зарплатой.

Поля покраснела от волнения: хоть один человек верил в ее невиновность! Да, еще Саша. Если он просто не утешал ее.

–С-спасибо, – еле слышно выдохнула Поля. – Вы не представляете, как это для меня важно…

Она попыталась встать, но старик движением руки остановил ее. Бросил на девушку пронзительный взгляд и недобро усмехнулся:

–Не спеши.

–Это самое главное, – глухо заверила Поля, лаская взглядом прощальную записку суровой внешне старухи.

–Моя работа только начинается, – проворчал Соломон Ильич. Сделал следующий круг по комнате и снова полез в папку, на этот раз неохотно, Поля заметила. Вытянул еще один лист, близнец первого, и почти швырнул девушке на колени.

Поля удивленно моргнула и прочла: «Примешь все, что я тебе оставила, даже не мысли отказаться. Это мое искупление, а не подачка, может мне и зачтется на том свете, как думаешь? Соломон Ильич объяснит, что сочтет нужным. Слушайся его, как отца родного, и прости-прощай, Аполлинария!»

Поля долго рассматривала знакомую подпись, но так и не разгадала загадки. Подняла голову и вопросительно посмотрела на старого юриста.

Соломон Ильич раздраженно махнул рукой и буркнул:

–Все вопросы потом. Вначале просто выслушай меня. Молча!

Поля неуверенно кивнула.

–Держи бумаги. Позже просмотришь. Это документы на двухкомнатную квартиру. Твою отныне квартиру, поняла? И рот закрой, Софья деньги на ветер никогда не бросала! – Соломон Ильич неприязненно хохотнул. – Это не хоромы, так, конура. Комнатки десять и двенадцать метров, кухня – шесть и совмещенный санузел. Зато второй этаж, да на Набережной, тут тебе повезло, ничего не скажешь. Кстати, твой новый дом недалеко отсюда, после беседы провожу, все осмотришь, пешком минут за пять дойдем.

Поля не верила своим ушам. Смотрела на бумаги, но не могла прочесть ни строчки, все расплывалось перед глазами. Перелистала и непонимающе уставилась на какой-то чертеж, линии прыгали, сливались. Поля выхватила взглядом крохотный прямоугольник, угадала в нем лоджию и глупо порадовалась: Натке понравится.

–Теперь дальше, – прервал ее путаные мысли Соломон Ильич и протянул Поле следующую стопку бумаг.

Поля в них и не заглянула. Сморгнула слезы и невидяще посмотрела на старого юриста.

–Я о деньгах, – уточнил Соломон Ильич. Бросил опустевшую папку на диван и нервно пригладил аккуратно лежащие волосы. Помолчав, процедил сквозь зубы: – Кирсанова навела о тебе кое-какие справки, она никогда не занималась благотворительностью, не терпела ее. Тут другое.

Поля молча ждала продолжения.

–Тебе пять лет учиться в университете. Когда еще ты сможешь получить свою первую зарплату…

–Но…

–Речь о студенческих приработках не идет, это твое личное дело! И не перебивай, я предупредил – все вопросы потом.

В дверь заскреблась Наташа. Сунула в щель голову и тут же испарилась, поймав недовольный, суровый взгляд гостя.