Полюби дважды

28

Розмари оставила Джессику и Элли пить чай, а сама отправилась на поиски Лукаса. Она нашла его в кабинете, где он неспешно складывал в кожаный саквояж — ее подарок ему на день рождения — какие-то документы. Розмари понимала, что сейчас не самое лучшее время для разговора с сыном. Все они только что вернулись из монастыря, где состоялись похороны Руперта. Лукас очень скорбел о своем друге, и она разделяла эту его скорбь. Лукас был душеприказчиком Руперта и через час отправлялся в Лондон, где он собирался посоветоваться с адвокатами покойного. Белла должна была сопровождать его.

Розмари не хотелось еще больше огорчать сына, но другого выхода у нее не было. Ей следовало незамедлительно сообщить ему одно известие. Она не могла ждать его возвращения.

— Это вы, матушка? — сказал он, увидев ее на пороге. — Заходите, пожалуйста. — И Лукас закрыл саквояж. — Я надеюсь, вы позаботитесь о Джессике, пока меня тут не будет. Ей пришлось столько пережить. Прошу вас, заставьте ее побольше отдыхать и почаще есть. За последние несколько дней она проглотила только пару ложек бульона.

— Видишь ли, Лукас, — медленно проговорила Розмари, — боюсь, что на этот раз, к сожалению, я не смогу выполнить твою просьбу. Меня здесь скорее всего тоже не будет.

Сын, нахмурившись, посмотрел на нее.

— Я не понимаю вас, матушка. Что вы имеете в виду, говоря, что вас тоже не будет? — удивился он.

— Я, наверно с, приму предложение сэра Мэтью Пейджа и уеду с ним, — ответила она спокойно, — если, конечно, он позволит мне это. Ведь я обошлась с ним не слишком хорошо.

Она прошла в глубину комнаты, однако садиться не стала. Лукас продолжал стоять, и она понимала, что окажется в невыгодном положении, если позволит ему возвышаться над собой. Ей не хотелось выступать в роли просительницы, тем более что она вовсе не собиралась умолять сына об одолжении. Она просто намеревалась открыть ему истинное положение дел.

— Та-ак, — мрачно протянул он.

— Я рассчитываю, что ты меня поймешь, — сказала Розмари Уайльд. — По крайней мере — попытаешься. Я поняла, что должна поступить именно так, когда увидела сэра Мэтью на похоронах Руперта. — Розмари не выдержала и всхлипнула. — Господи, он так постарел, что я с трудом узнала его. У меня просто сердце разрывалось от боли, когда я глядела на него.

— Но, матушка, кажется, вы позабыли, что он обычный пьяница, — возмутился Лукас. — Вот почему он кажется дряхлым стариком.

— Как презрительно звучат твои слова, — печально сказала Розмари. — Впрочем, ничего удивительного: ведь раньше ты называл Мэта и негодяем, и распутником. Для тебя он всегда был кем-то вроде преступника.

Лукас вздрогнул, как если бы его ударили, но она этого не заметила, потому что доставала из ридикюля платок, чтобы вытереть повлажневшие глаза.

— Лукас, я не хочу ссориться с тобой, — тихо произнесла она. — Я пришла лишь затем, чтобы попрощаться. Как-то ты сказал мне, что Мэту не позволено переступать порог этого дома. Не думаю, что теперь ты переменил свое мнение. Ты полагаешь, Мэт не заслуживает даже презрения. Что ж, значит, ко мне ты относишься ничуть не лучше. Да, Лукас, мы с ним обманывали твоего отца, но я знаю, что твой отец — в отличие от тебя — умел прощать.

Тут Розмари подошла к сыну почти вплотную.

— Лукас, я всегда гордилась тобой, — заявила она. — И я хочу, чтобы ты понял: я люблю тебя даже тогда, когда, как мне кажется, ты поступаешь дурно. Сейчас ты заблуждаешься. Жизнь куда сложнее, чем тебе представляется. Но ведь ты обитаешь в придуманном, сказочном мире.

Лукас жестом остановил ее.

— Когда-то и Джесс говорила мне нечто подобное, — пробормотал он.

— И она была права, — кивнула Розмари. — Не все так счастливы, как ты. На жизненном пути многие из нас оступаются и потом вынуждены платить за свои прегрешения. Но это не значит, что мы испорчены до мозга костей. Ты смотришь на Мэта и видишь лишь пьяницу и распутника, но неужели тебе не встречались и другие люди, которых…

— Я понимаю, матушка, вы говорите о Руперте, — произнес с горечью Лукас. — Но мне и в голову не приходило, что он покончит с собой. Его жена была потрясена случившимся не менее остальных…

Лукас замолчал, и Розмари продолжала:

— Думаю, я сказала тебе достаточно. Если ты не возражаешь, за своими вещами я пришлю позже. И не тревожься за меня. Я знаю, что ты не любишь Мэта, но не сомневайся: он сумеет сделать меня счастливой. Впрочем, это не самое важное. Главное, чтобы он сам был счастлив, но это уж моя забота. Прощай, дорогой. Мне будет очень недоставать всех вас. — И она со слезами на глазах направилась к двери.

Она почти вышла из комнаты, когда Лукас наконец пришел в себя и торопливо нагнал ее.

— Матушка, — проникновенно сказал он, — вы всегда будете желанной гостьей в любом из моих домов. Она печально покачала головой.

— Как я смогу навещать тебя, если Мэт, подобно собаке, должен будет дожидаться меня у дверей? — спросила она. — Ведь мой сын по-прежнему считает его негодяем. А я не хочу и не стану обижать старого друга.

И она ступила на порог. Лукас преградил ей путь.

— В чем дело, сынок? — спросила она удивленно.

— Дело в том, что я уже давно не считаю сэра Мэтью негодяем! — заявил он.

— Неужели? — И она пристально посмотрела на него. — Я только повторяю твои собственные слова.

— Да, когда-то я и впрямь так думал, но теперь… — от волнения Лукас не смог закончить фразу.

— Что — теперь? — полюбопытствовала Розмари.

Лукас помолчал, а потом медленно проговорил:

— Я ничего не знаю, матушка. Я запутался. Но мне кажется, что сейчас правда на вашей стороне.

— Я не совсем понимаю тебя, — озабоченно заметила Розмари. — Лукас собрался с духом и выпалил:

— Я не утверждаю, что мы с сэром Мэтью непременно станем неразлучными друзьями, но если вы с ним поладите, то я с радостью пожму ему руку.

Розмари обняла его и разрыдалась.

Розмари решила не обращать внимания на косые взгляды слуг и их явную неприветливость.

— Вас, должно быть, зовут Брим, — мягко обратилась она к одному из них. — Сэр Мэтью много рассказывал о вас.

Взгляд слуги заметно потеплел.

— Да, мэм, это мое имя. Благодарю вас, мэм, — сказал он, сгибаясь в почтительном поклоне.

— Так вы говорите, его сейчас нет дома? — осведомилась еще раз Розмари Уайльд.

— Совершенно верно, мэм, — ответил Брим.

— Что ж, значит, мне придется подождать его в библиотеке, — заявила Розмари решительным тоном.

Предъявив таким образом свои верительные грамоты, она величественно прошествовала мимо изумленного слуги к единственной запертой двери, выходящей в этот огромный квадратный холл. То, что дорогу она выбрала верную, доказало огромное облако табачного дыма, выплывшее ей навстречу, как только она раскрыла дверь.

Сэр Мэтью сидел, развалившись, в одном из глубоких старинных кресел. Возле его ног стояла бутылка, а в руке он держал бокал с янтарной жидкостью. В другой руке дымилась тонкая сигара. Галстук его съехал набок, сюртук был дурно выглажен. На лбу резко выделялись морщины. Глаза были тусклыми и безжизненными. Розмари потрясла его ужасная бледность.

Увидев ее, он медленно поднялся.

— Роди? — проговорил он так, словно перед ним вдруг возникло привидение.

Брим открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но потом посмотрел на этих двух людей, которые не могли отвести друг от друга глаз, слегка улыбнулся, поклонился и бесшумно выскользнул из библиотеки.

Щелчок дверного замка заставил Розмари встрепенуться. Она подошла к большому, доходившему до самого пола, окну и настежь распахнула его.

— Если я правильно поняла тебя, — сказала она, — ты отправился в Челфорд, чтобы продать этот дом? Верно ли, что ты также собираешься предпринять далекое путешествие?

Когда она вновь повернулась к нему, он уже успел избавиться от бокала и сигары и тщетно пытался привести в относительный порядок свою одежду.

— Погоди-ка, — сказала она, — у меня это получится лучше. — И Розмари поправила его галстук, а потом взглянула прямо ему в глаза и произнесла с мягким укором: — Друг мой, ты совсем не заботишься о себе.

Он отвел ее руки, отодвинулся и холодно спросил:

— Послушай, какого дьявола тебе тут нужно?

Она слегка вздрогнула, неприятно удивленная его тоном и словами, и ответила:

— Я видела тебя на похоронах Руперта, и мне показалось, что ты плохо выглядишь.

— Но почему же ты не подошла ко мне, не улыбнулась, даже не поздоровалась? — обиженно осведомился сэр Мэтью. — Мне почудилось, что я внезапно стал невидимым.

— Мэт… — прошептала она, и в голосе ее послышались нотки извинения.

— Конечно, именно этого мне и следовало ожидать. Ведь там был твой сын, — язвительно продолжал сэр Мэтью, — этот образец всяческих добродетелей. Стоит ему недовольно нахмуриться, как ты впадаешь в отчаяние и готова выполнить любую его прихоть. Как же ты боишься его разгневать! — Он поднес руку к глазам и глухо закончил: — Извини, Роди, но ты явилась сюда в очень неподходящий момент. Не так должно встречать гостей. Брим проводит тебя.

Она притворилась, будто не слышала его полных горечи слов, и сказала:

— Мэт, Анна Ренкин сообщила мне, что ты сделался затворником, никуда не выходишь и ни с кем не встречаешься. Все так удивились, когда увидели тебя на похоронах.

Сэр Мэтью попытался ехидно усмехнуться, но у него не вышло — вместо ухмылки получилась жалкая гримаса.

— Как я понимаю, твои сынок счел меня наглецом, — заметил он после небольшой паузы. — Я же осмелился появиться в обществе приличных людей! Так вот: отправляйся к нему и скажи, что он не ошибся на мой счет. Я действительно пьяница и гнусный развратник. Это известие наверняка порадует его.

— Я не могу передать ему твои слова. Сейчас он едет в Лондон и… — Розмари не закончила, потому что сэр Мэтью поспешно перебил ее:

— Ах да, как же я сам не догадался! Разумеется, твоей ноги не было бы в моем доме, если бы не эта его отлучка. И ты что же, прикажешь мне чувствовать себя польщенным твоим внезапным визитом?

Розмари потеряла самообладание и крикнула:

— Я прикажу тебе немного помолчать и выслушать меня!

Ее вспышка произвела желаемый эффект. Он скрестил на груди руки и присел на край стола.

Ободренная его молчанием, она начала свою небольшую речь, которую несколько раз старательно репетировала.

— Мэт, — начала она, — Лукас сильно изменился. Я думаю… нет, я почти уверена, что это смерть Руперта так повлияла на него. Она сделала его менее самодовольным, самонадеянным и менее уверенным в своей правоте. Да и все мы в последнее время несколько изменились, не так ли? Ведь Руперт был настоящим жизнелюбом. Мне до сих пор с трудом верится, что он смог выстрелить в себя. Наверное, его самоубийство и заставило Лукаса по-иному взглянуть на окружающих его людей. Он стал более терпимым к чужим ошибкам. Его сердце смягчилось, вот что я хотела сказать.

Она улыбнулась, вспомнив о последнем разговоре с сыном, и подошла к Мэтью.

— Мэт, — произнесла она радостным тоном, — он благословил наш брак. Мы можем пожениться, когда только пожелаем.

Но ее возлюбленный смерил ее таким свирепым взглядом, что она невольно отшатнулась. — Благословил?! — закричал он. — Вот как? А кто его просил делать это? Только не я, слышишь, не я! При таких обстоятельствах ты мне не нужна! — Й сэр Мэтью еще больше возвысил голос: — Брим! Брим!

Слуга появился тут же, выскочил, словно чертик из табакерки. Он, без сомнения, подслушивал под дверью библиотеки.

— Да, сэр? — подобострастно спросил слуга.

— Брим, проводи миссис Уайльд, — приказал сэр Мэтью.

— Слушаюсь, сэр. — Брим печально посмотрел на Розмари, и его взгляд многое рассказал ей. — Прошу вас, миссис Уайльд.

— Я никуда не пойду, — решительно заявила женщина. — Брим, приготовьте, пожалуйста, для сэра Мэтью крепкий кофе. И передайте кухарке, чтобы она прислала сюда тарелку бутербродов. Больше нам пока ничего не требуется.

— Слушаюсь, мэм, — ответил слуга, готовый уже скрыться за дверью.

— Брим! — прорычал сэр Мэттью.

— Да, сэр, сию минуту, сэр, — ответил слуга и пулей выскочил из библиотеки.

Сэр Мэтью проводил его возмущенным взглядом и повернулся к Розмари.

— Не понимаю, чего ты хочешь добиться? — устало проговорил он.

Розмари подошла ко второму окну и безуспешно попыталась отворить его.

— А я не понимаю, — проворчала она, — как ты умудряешься дышать этим угарным газом. Тут же полно дыма. — Она старалась говорить непринужденным тоном. — Мэт, неужели тебе нравятся эти сигары?

— Очень! — вызывающе ответил он. Окно наконец то поддалось, и она жадно вдохнула полной грудью свежий воздух.

— Значит, и мне придется привыкать к их запаху, — вздохнула Розмари и махнула рукой. — Не знаю, смогу ли, но постараюсь…

Пожалуй, подумалось ей, она несколько переигрывает. Сколько можно демонстрировать уверенность, которой вовсе нет? Но стоило ей случайно поймать его взгляд, который он, впрочем, тут же попытался отвести, как к ней вернулось спокойствие.

— Садись, Мэт, — сказала она. — Мне нужно кое-что сообщить тебе.

— Я не желаю, чтобы ты приходила ко мне, предварительно заручившись чьим-то согласием! — запальчиво заявил он, а потом повторил то же самое, но куда тише: — Да-да, я не хочу, чтобы ты приходила ко мне, предварительно заручившись чьим-то согласием.

Она молча и без улыбки смотрела на него. Он вздохнул и уселся на стул, который стоял у стола. Она села подле него.

— Мэт, ты не дал мне возможности ответить тебе, — проговорила она. — Впрочем, ты и не спрашивал. Ты скорее упрекал. Я не заговорила с тобой на похоронах Руперта лишь потому, что не могла спокойно смотреть на тебя. Ты так изменился, Мэт! Если бы я подошла к тебе, я наверняка бы расплакалась. Ты выглядел таким несчастным, таким… одиноким, что у меня ныло сердце от сострадания.

Он уставился в пол, Розмари же смотрела на свои стиснутые руки.

Потом она продолжила:

— Думаю, для тебя не секрет, что я всегда старалась следовать правилам приличия.

Его ответ прозвучал хотя и грубовато, но искренне:

— Да уж, в этом мне пришлось убедиться на собственной шкуре.

— Меня есть за что упрекать, но в главном я себе не изменила… — сказала она.

— Роди, к чему ты клонишь?! — почти прокричал он. Она улыбнулась.

— Терпение, Мэт, терпение. Когда я сегодня увидела тебя, то поняла, что нет на свете человека, который бы больше нуждался во мне, чем ты, — ответила она и улыбнулась. — Когда-то я потеряла тебя…

Он поднял глаза и вопросительно посмотрел на нее.

— Прежде я не осознавала этого, — продолжала она. — Я всегда чувствовала себя виноватой в том, что произошло тогда между нами, и это чувство вины ослепляло меня и мешало видеть, чем я обязана тебе. Всю свою жизнь я выполняла долг, и это было мучительно трудно. А с тобой мне трудно не будет. Да-да, с тобой мне будет легко, потому что я стану прислушиваться к своим чувствам. Я хорошо усвоила урок и не хочу снова потерять тебя. Ты меня понял?

— Нет, — сказал он довольно резко, но почти не сердито.

— Что ж, — вздохнула она, — тогда я кое-что добавлю. Сегодня я объявила своему сыну, что не войду в его дом если и ты не будешь там принят. Я сказала, что никогда не оставлю тебя и что, если он станет возражать против этого, я навсегда разлучусь с ним. И он ответил, что мечтает пожать тебе руку. Вот как обстоят дела, Мэт.

— Но ты пришла ко мне вопреки его желанию? — хрипло спросил сэр Мэтью.

— Да, мне показалось, что он бы предпочел, чтобы я осталась дома. Однако я выбрала тебя, Мэт, — заявила Розмари. — И мы сможем пожениться, как только ты захочешь. Куда пойдешь ты, туда же направлюсь и я. Я обещаю быть тебе преданной и любящей женой.

— Роди… — Тут его голос прервался. — О Роди! — И он обнял ее.

В эту минуту в библиотеке появился Брим с подносом, на котором дымилась чашка кофе и стояло блюдо с бутербродами. Увидев несколько странную сцену, он замер в изумлении, затем поскорее избавился от подноса, поставив его на стол, сделал изящный пируэт и незаметно выскользнул вон. Его лицо украшала широкая улыбка.

Десять дней спустя Джессика сидела возле окна в малой столовой. Внезапно туда вошла Элли. Джессика аккуратно сложила письмо, полученное ей нынче утром от Лукаса, и с любопытством поглядела на сверток, который Элли прижимала к груди.

Положив сверток на стол, Элли сказала:

— Возвращаясь сегодня из Хокс-хилла, я видела двух наших голубков. Тебе не кажется странным, что пожилые люди могут быть так счастливы вдвоем? Представляешь, они держались за руки и прогуливались по дорожке для верховой езды.

— Сэр Мэтью и Розмари не такие уж пожилые, — ответила Джессика. — Влюбляться можно в любом возрасте. А то, что они держались за руки, умиляет меня до слез.

— Но я никогда не замечала, чтобы вы с Лукасом ходили, взявшись за руки. Это письмо от него? — Элли не удержалась от любопытства.

— Да. Оно пришло с утренней почтой, — ответила Джессика.

— И что же он пишет? — спросила девушка.

— Ему кажется, что Белла никогда уже не вернется в Челфорд, — передала Джессика последнюю новость.

— Невелика потеря, вот что я тебе скажу, — заметила Элли.

— Элли, — спросила Джессика, не желая долее говорить на эту тему, — а что в свертке?

На губах Элли заиграла озорная улыбка, хотя в глазах пряталась застенчивость.

— Джесс, это для тебя. Надеюсь, тебе понравится, — сказала она. — Во всяком случае, Лукас уверял меня, что тебе должно понравиться…

— Лукас? — Джессика удивленно вскинула брови.

— Ну да. Он сказал мне это перед своим отъездом. — Элли подошла к шкафу и вернулась с ножницами. — Перережь ленточку.

Джессика послушно взяла ножницы и осторожно перерезала ленту. В свертке оказалось ее свадебное платье.

— Ничего не понимаю, — пробормотала она.

Элли, улыбаясь, поднесла платье к свету.

— Ну что скажешь? — торжествующе спросила она.

Джессика глазам своим не верила. От вишневого сока и следов не осталось!

— Изумительно! Но как тебе удалось вывести пятно? — спросила она.

— Ничего я не выводила, — ответила Эли. — Это и правда было невозможно. Мы попросту заменили у платья весь перед. Это был замысел Лукаса. Он привез от твоей портнихи кусок нужной ткани, а тетя Розмари показала мне, как делать выкройку. Я бы провозилась целую вечность, если бы не монахини. Они очень помогли мне. Знаешь, ты сможешь надеть его уже на следующей неделе, когда отец Хоуи будет служить обедню.

Джессика не могла налюбоваться своим платьем.

— Господи, оно же совсем как новое! — воскликнула она. — Ах, Элли, это так мило с твоей стороны!

Но Элли нахмурилась и медленно проговорила:

— Джесс, я, конечно, рада, что угодила тебе, но это самое малое, что я могла сделать. Я так гадко вела себя прежде!

В глазах Элли появилось молящее выражение, и Джессика торопливо ответила:

— Я не стану разубеждать тебя и говорить, что ты всегда была мила со мной, потому что мы обе знаем, что в таком случае я бы солгала, но затея с платьем очень порадовала меня. Еще раз спасибо!

Элли тут же просияла.

— А теперь, — попросила Джессика, — расскажи мне про отца Хоуи. Я и не знала, что он собирается приехать в Челфорд.

— Ты не знала? Лукас написал мне об этом, — сообщила Элли. — Он уверен, что ты не согласишься на пышную свадебную церемонию, но все же попросил меня попытаться уговорить тебя.

— Значит, он уже все решил? А я узнаю об этом последняя? — суровым тоном уточнила Джессика.

— О Господи! — огорченно воскликнула Элли. — Он приготовил тебе сюрприз, а я все испортила!

— В этом весь Лукас, — улыбнулась Джессика. — Я думаю, он просто забыл, что я еще ничего не знаю.

В холле послышались шаги, и спустя мгновение в столовую заглянул Перри.

— Ну что, Элли, — спросил он, — ты готова к уроку верховой езды?

Элли покраснела, пробормотала что-то невразумительное и взяла Перри под локоть. Он смущенно улыбнулся ей, и они вышли из комнаты, оставив изумленную Джессику ломать голову над увиденным.

Элли н Перри? Но когда же это случилось?..

Она снова перечитала письмо Лукаса. Там не было ничего, о чем бы не мог прокричать во всеуслышание глашатай на городской площади. Строки дышали любовью, однако никаких интимных сведений письмо мужа не содержало, если, конечно, не считать таковыми рецепт испанского снадобья, которое улучшает цвет лица.

Джессика поднялась наверх, осторожно неся полученное от Элли подвенечное платье. У себя в комнате она бережно расправила его на кресле, провела рукой по шелковистой ткани… «Господи, — подумала она, отступив на несколько шагов, чтобы еще раз полюбоваться платьем, — сколько событий произошло с тех пор, как я надевала его!»

Она опустилась перед креслом на колени и позволила потоку воспоминаний унести себя в прошлое.

Спустя некоторое время она вышла из дому, одетая в костюм для верховой езды.