Полюбил синицу ворон…

Отродье Шелоб,

страшный Шмак,

убийца подлый

и варнак

(Чей вид и мерзкие повадки

не описать: настолько гадки

и отвратительны они!),

в злодействах

проводил все дни

и ночи. На рассвете спал.

А на закате… сочинял.

Не смейтесь: даже гад ползучий

способен быть творцом созвучий.

Уж если ты Арахны сын,

привычный

выплетать ловушки

(куда беспечные зверушки

и птички, дружно

как один,

легко и скучно попадают,

хоть пешим ходом, хоть летая),

то… точно ты уже поэт!

Плетельщик шёлковых тенет,

создатель

западней отличных —

красивых, прочных, симметричных.

В таких доверчивый читатель,

метафор ярких почитатель,

готов запутаться душой!

Как только впечатлён — он твой!

Он пойман!

…Или же она.

Что слаще. Ведь хмельней вина

её проснувшаяся страсть.

Тем легче бедненькой пропасть,

чем искушённей искуситель —

певец, прелестных слов сказитель.

И Демон, что сгубил Тамару

любовным инфернальным жаром,

и Фауст, Гретхен возжелавший,

да девственность её укравший —

суть пауки.

И суть

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ поэты.

Они воспеты. И…

отпеты.

Вампиры нежных женских душ.

А что мужья? Объелись груш.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вернёмся к злому паучине.

Сидел он как-то в паутине

и сочинял (ну, как уж мог),

по сойке скорбный некролог.

(Её иссосанное тело

пустою куклою висело

над головою кровососа.)

…Стихи лились

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ быстрей поноса.

И вдруг биение быстрых крыл

(на строчке: "Я ж тебя любил!"),

паук-писака ощутил.

"Попалась пташка!"

Сеть дрожала.

Из брюха высунувши жало,

наверх помчался паучок

со всех восьми послушных ног.

Вот добежал.

"Как хороша!"

Липчайшей нитью, не спеша,

милашку-ласточку опутал —

как в шубку серую укутал.

Надёжен кокон — не сбежать!

Теперь ужалить и соса-ать.

Из нежной шейки кровь вкусне-эй…

("Где кружка? Нянечка, налей…")

— Подлец! — прекрасные глаза

открыла Птица и слеза

упала

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ пауку на грудь…

"Ах, сердце!" — Поздно, не вдохнуть

без сладкой боли… Что за бред?!

Он в плен не попадался, нет!

его любили, это да.

Но чтобы он?! Да ерунда!

"Сейчас я жало ей воткну

и впрысну яд. Быстрее, ну!"

Преодолел себя палач.

Любви

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ новорождённой плач

в душе горящей заглушил.

Почти воткнул, почти решил…

…Тут и запела птица-рай.

"Играй, любимая, играй!

На струнах гибнущей души…

Души, любимая, души!!!

Твой голос — дивный сладкий яд!

А песни

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ голову кружа́т.

Я графоман, ты поэтесса.

Я старый нищий, ты

— принцесса!

Не погублю, лети из леса!

Из этих лап, из этих рук…" —

И птицу

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ выпустил паук…

— А ну-ка прочь! Окончен бал! —

В душе рыдая, он кричал.

— Поёшь ты плохо, голос лжив!

Неблагозвучен, некрасив!

Лети отседова давай!

(А сердце плакало: "Прощай!")

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Мечты — туман, а жизнь — дерьмо.

Уж сети порваны

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ давно…

Паук внимает пенью Птицы.

Но вслух он только

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ матерится.

— Лети отседова давай!

…Прощай навеки, Птица-рай.