Уже была полночь, а Скотт Ковей еще не ложился спать. Он все еще не спал, когда длинные тени от посветлевшего окна протянулись по комнате. После этого он провалился в тяжелую дрему и проснулся с ощущением давления во лбу, предвещающим головную боль.
Поеживаясь, он натянул одеяло. Ночью резко похолодало, но он знал, что это временно. К полудню на Кейпе будет прекрасный день, солнечный, по-летнему жаркий, смягчаемый наполненными солью океанскими бризами. Но сейчас еще прохладно и, если бы здесь была Вивиан, он бы закрыл окна, перед тем как ей встать.
Сегодня Вивиан сожгут.
Вставая, Скотт взглянул на постель и подумал, как часто в эти три месяца их брака он приносил ей кофе, когда она просыпалась. Потом они уютно устраивались в постели и пили вместе кофе.
Он все еще мог видеть ее, сидящую с согнутыми коленями, поддерживающими блюдце, со спиной, прислоненной к груде подушек, слышать ее шутки насчет спинки медной кровати.
— Мама заново отделала мою комнату, когда мне было шестнадцать, — рассказывала она ему своим необычным, с придыханием, голосом. — Мне так хотелось такую кровать, но мама сказала, что у меня полностью отсутствует вкус в украшении комнат и что медные кровати становятся слишком распространенными. Первое, что я сделала, когда запустила руки в свои деньги, купила самую затейливую кровать, которую смогла найти.
Потом она засмеялась.
— Должна признать, что на обычную спинку намного удобнее облокачиваться.
Тем утром он взял у нее чашку с блюдцем и поставил на пол.
— Облокотись на меня, — предложил он.
Странно, что сейчас это воспоминание причиняет ему боль. Скотт вошел в кухню, приготовил кофе и тосты и присел к столу. Фасад дома выходил на улицу, задние окна смотрели на Ойстер-Понд. Из бокового окна он мог видеть угол дома Спрэгью.
Вивиан рассказала ему, что миссис Спрэгью скоро поместят в дом престарелых.
— Генри больше не нравится, когда я навещаю ее, но нам придется приглашать его на обед, когда он останется один, — сказала она. — Приятно встречать гостей, когда мы вместе. Потом она обвила его шею и крепко обняла. — Ты правда любишь меня, Скотт?
Как часто он успокаивал ее, обнимал, гладил волосы, ласкал ее до тех пор, пока, снова оживившись, она не начинала перечислять причины, по которым любит его.
— Я всегда надеялась, что мой муж будет выше шести футов, и ты выше. Я всегда надеялась, что мой муж будет красивым блондином, так что все будут завидовать мне. Ты такой и они завидуют. Но самое главное, я хотела, чтобы он сходил с ума по мне.
— И я схожу, — снова и снова он говорил ей это.
Скотт уставился в окно, обдумывая последние две недели, вспоминая, как некоторые родственники Карпентеров и многие из друзей Вив бросились утешать его, как только она пропала. Но значительная часть людей поступила иначе. Ее родители держались особенно отчужденно. Он сознавал, что в глазах многих он был не более чем охотником за богатством, аморальным типом. В некоторых газетах Бостона и Кейпа появились интервью с людьми, открыто сомневающимися в обстоятельствах несчастного случая.
Семья Карпентеров была известна в Массачусетсе в течение многих поколений. Из этой семьи выходили члены сената и губернаторы. Все, что относилось к ним, становилось событием общественной жизни.
Скотт встал и подошел к плите плеснуть еще кофе. Внезапно его захлестнула горечь от мысли о предстоящей панихиде и похоронах, о неизбежном присутствии прессы. Все будут смотреть на него.
— Будьте вы прокляты, мы любили друг друга! — прорычал он, с силой опуская кофейник на плиту.
Рот обожгло огненной жидкостью. Скотт кинулся к раковине выплюнуть кофе.
Они остановились в Баззард-бей только для того, чтобы купить кофе, булочки и газету «Бостон Глоб». Когда они ехали через Сагаморский мост в загруженном трейлере, Менли вздохнула:
— Как ты думаешь, на небе есть кофе?
— Лучше, чтобы было. Иначе ты проспишь все вечное блаженство.
Адам взглянул на нее смеющимися глазами.
Они выехали рано утром по дороге номер семь. Сейчас, в 11.30, они пересекли Кейп-Кодский канал. После четвертьчасового рева необычно покладистая Ханна спала всю дорогу.
Под утренним солнцем серебристо блестели металлические конструкции моста. Внизу по спокойной воде канала медленно плыло торговое судно. Они переехали на маршрут номер шесть.
— Именно на этом месте каждое лето мой отец кричал: «Мы вернулись на Кейп!» — сказал Адам. — Здесь всегда был настоящий дом.
— Думаешь, твоя мать жалеет о продаже дома?
— Нет. Для нее на Кейпе все стало не таким после смерти отца. Ей лучше со своими сестрами в Северной Каролине. А я похож на отца. Это место у меня в крови — наша семья жила здесь каждое лето на протяжении трех столетий.
Менли слегка подвинулась, чтобы можно было смотреть на мужа. Они собирались приехать сюда летом, когда родится Бобби, но доктор не разрешил ей уезжать так далеко перед родами. На следующий год они просто купили дом в Рае и обосновались там, так что не было смысла приезжать на Кейп.
Следующим летом они потеряли Бобби. А после этого, думала Менли, я чувствовала только ужасное оцепенение, полную отчужденность от всех людей, неспособность откликнуться на чувства Адама.
В прошлом году Адам приезжал сюда один. Она попросила его разъехаться на время. Уступив, он согласился.
— Мы определенно не можем продолжать так жить, Мен, — признал он.
Его не было уже три недели, когда она поняла, что беременна. Все это время он не звонил. Менли долго мучилась, говорить ли ему, не зная, как он воспримет эту новость.
Наконец она позвонила. От его безразличного приветствия сердце ее упало, но когда она сказала:
— Адам, вероятно, это не та новость, которую тебе хочется услышать, но я беременна и очень от этого счастлива, — его радостное восклицание обрадовало ее.
— Я еду домой, — сразу сказал он.
Сейчас она почувствовала руку Адама в своей руке.
— Интересно, думаем ли мы об одном и том же, — заметил он. — Я был здесь, когда услышал, что ее милость прошла уже часть пути.
Они помолчали, потом Менли, сморгнув слезы, засмеялась.
— А вспомни, как после ее рождения Филлис рыдала, что мы назвали ее Менли Ханна, — она передразнила резкий голос своей невестки. — Конечно, очень мило поддерживать семейную традицию, называя старшую дочь Менли, но, пожалуйста, не называйте ее Ханной. Это так старомодно. Почему бы не назвать ее Менли Кимберли и тогда она может быть Ким? Это так мило!
Ее голос приобрел обычное звучание.
— Честно!
— Не сердись на меня, милая, — хихикнул Адам. — Я надеюсь, что Филлис не измотает твою мать.
Мать Менли путешествовала по Ирландии с сыном и невесткой.
— Фил намерена исследовать обе ветви семейного дерева. Наверняка, если она обнаружит конокрадов среди своих предков, мы об этом никогда не услышим.
С заднего сиденья послышался шорох. Менли посмотрела через плечо.
— Да, кажется, ее милость собирается скоро присоединиться к нам и, будьте уверены, это будет голодная личность.
Перегнувшись, она сунула пустышку в ротик Ханны.
— Помолись, чтобы она продержалась, пока мы не доедем до дома.
Она положила пустой термос от кофе в сумку и потянулась за газетой.
— Адам, посмотри. Здесь фото той пары, о которой ты рассказывал мне. Она утонула, когда они ныряли с аквалангом. Сегодня похороны. Бедный малый. Какая трагедия!
«Какая трагедия!» Как часто слышала она эти слова. Они всколыхнули страшные воспоминания, закружившие Менли.
Поездка по той незнакомой сельской дороге с Бобби на заднем сиденье. Она громко пела Бобби и он подпевал ей. Неохраняемый железнодорожный переезд. А потом ощущение вибрации. Взгляд в окно. Обезумевшее лицо машиниста. Грохот и скрежет металла, когда тормозящий поезд наехал на них. Вопль Бобби: «Мамочка, мамочка!». Треск, когда поезд ударил заднюю дверцу около Бобби. Поезд протащил машину. Рыдания Бобби: «Мамочка, мамочка». Потом его закрытые глаза. Понимание того, что он мертв. Укачивая его на ручках, она вопила и вопила: «Бобби, я хочу Бобби! Бооооббббиии!».
Менли почувствовала, как тело снова покрылось испариной. Ее начало трясти и она прижала руки к ногам, чтобы уменьшить дрожь в конечностях.
Адам взглянул на нее.
— О Господи!
Они подъезжали к площадке для отдыха. Он рванул к ней, остановил машину и повернулся, чтобы обнять ее.
— Все в порядке, родная, все о’кей.
На заднем сиденье раскричалась Ханна.
Крик Бобби «Мамочка, мамочка». Плач Ханны.
— Заставь ее замолчать! — крикнула Менли. — Заставь ее замолчать!
Без четверти двенадцать, отметила Элейн, посмотрев на часы автомобильного щитка. Адам и Менли приедут с минуты на минуту и ей хотелось убедиться, что в доме все в порядке. Одна из услуг, предлагаемых ею клиентам, состояла в том, что снимаемый дом приводился в порядок до и после аренды. Она сильнее нажала на акселератор, опаздывая из-за присутствия на похоронах Вивиан Карпентер Ковей.
Импульсивно Элейн остановилась у супермаркета.
Куплю немного копченого лосося, который любит Адам, подумала она. Рыбка хорошо сочетается с холодным шампанским, бутылку которого она всегда оставляла для выгодных клиентов. Потом она может черкнуть пару слов и уехать до их приезда.
Хмурое утро перешло в чудесный день, солнечный, теплый, искрящийся. Элейн потянулась, открыла тент и подумала о своем интервью телерепортеру. Когда похоронная процессия готовилась выйти из церкви, она заметила, как он останавливает случайных людей, чтобы попросить их прокомментировать событие. Она решительно подошла к нему.
— Могу я кое-что сказать? — она смотрела прямо в камеру. — Меня зовут Элейн Аткинс. Я продала Вивиан Карпентер дом в Чэтхэме три года назад и за день до ее гибели показывала ей и ее мужу большие дома. Они были очень счастливы и планировали обзавестись детьми. То, что случилось, трагедия, а не таинственный несчастный случай. Мне кажется, что людям, распространяющим гадкие слухи о мистере Ковее, следовало бы просто проверить, сколько людей, кто вышел в тот день в море, не слышало предупреждение береговой охраны и чуть не утонуло, когда разыгрался шторм.
Воспоминание вызвало удовлетворенную улыбку. Она была уверена, что Скотт Ковей наблюдал из машины.
Элейн проехала мимо маяка в Квайэтнесетской части острова Моррис, миновала Мономойский национальный заповедник, свернула на Авакс Трейл, потом повернула на частную дорогу, ведущую к Ремембер-Хаус. Когда она проехала поворот и стало видно дом, ей захотелось представить реакцию Менли, когда она будет здесь в первый раз.
Больше и элегантнее, чем большинство построек начала восемнадцатого века, дом стоял как дань любви, которую сначала испытывал Эндрью Фримен к своей юной жене. Расположенный высоко на обрыве, дом прекрасно вырисовывался волшебным замком на фоне моря и неба. Цветы вьюнка и ягоды подуба, соперничая в яркости с дикими розами, цветными пятнами оживляли усадьбу. Развесистые акации и дубы предлагали желанное укрытие от яркого солнца.
Мощеная дорожка вела со стороны дома к площадке для парковки машин за кухней. Элейн нахмурилась, когда увидела фургон Керри Белл. Керри превосходно убиралась, но она всегда опаздывала. Здесь ее уже не должно было быть.
Элейн нашла Керри в кухне с сумочкой подмышкой, ее худое лицо с резкими чертами было бледным. Когда она заговорила, ее голос, обычно чересчур громкий, был приглушенным и торопливым.
— О, мисс Аткинс. Я знаю, что немного опоздала, но мне надо было забросить Томми к матери. Все в полном порядке, но позвольте мне сказать, что я рада убраться отсюда.
— Что случилось? — быстро спросила Элейн.
— В жизни так не пугалась, — сказала Керри все еще дрожащим голосом. — Я была в столовой, когда совершенно отчетливо услышала шаги наверху. Я подумала, что, возможно, это вошли вы, поэтому окликнула вас. Когда никто не ответил, я пошла наверх посмотреть. Мисс Аткинс, вы знаете старинную колыбель, ту, что в спальне с одной кроватью и детской кроваткой?
— Конечно, знаю.
Лицо Керри еще больше побледнело. Она сжала руку Элейн.
— Мисс Аткинс, окна были закрыты. Абсолютно не было сквозняка. Но покрывало на постели было слегка смято, как будто кто-то сидел на нем. И колыбель качалась. Кто-то, кого я не могла видеть, сидел на кровати и качал колыбель!
— Ну, Керри, ты просто наслушалась глупых историй, которые люди насочиняли про этот дом, пока в нем никто не жил, — сказала Элейн. — Эти старые полы неровные. Если колыбель качнулась, так это потому, что ты так тяжело ступаешь и, верно, наступила на шаткую половицу.
Послышался шум подъезжающего автомобиля. Приехал Адам с семьей.
— Вся эта история нелепа, — твердо произнесла Элейн. — Не смейте и слова сказать об этом Николсам, — предупредила она, оборачиваясь посмотреть, как Адам и Менли выходят из фургона. Она понимала, что ее предупреждение бессмысленно, Керри Белл расскажет эту историю каждому, кто согласится ее послушать.
Нэтаниэль Куган работал в полиции Чэтхэма восемнадцать лет. Уроженец Бруклина, Нэт учился в Джон Джей Колледже в Манхеттене, желая получить степень по криминологии, когда встретил свою будущую жену, постоянную жительницу Хайанниса. Деб не нравилось жить в Нью-Йорке, поэтому по окончании колледжа Нэт с удовольствием попросил работу в полиции Кейпа. Теперь это был детектив и сорокалетний отец двух сыновей-подростков. Он принадлежал к «редким птицам», легко общался с людьми, был счастлив в семейной жизни и удовлетворен работой. Самой большой заботой у него стали лишние пятнадцать или около того фунтов, которые прибавились к его и без того плотному телосложению благодаря превосходной стряпне жены.
Однако в тот день его заботило совсем другое. Говоря правду, это угнетало его уже довольно долго. Нэт знал, что его босс, начальник полиции Фрэнк Ши, твердо верил, что смерть Вивиан Карпентер Ковей была несчастным случаем.
— В тот день еще двое чуть не утонули, — подчеркивал Фрэнк. — Это была лодка Вивиан Карпентер. Она знала здешние места лучше мужа. Если кому и следовало включить радио, так это ей.
Эта смерть все еще тревожила Нэта, и как псу, носящемуся со своей косточкой, ему не хотелось закрывать дело, пока его подозрения либо развеются, либо оправдаются.
Тем утром Нэт рано пришел на работу и изучал результаты вскрытия, которые прислали из медицинской лаборатории Бостона. И хотя он давно приучил себя относиться к фотографиям жертв с профессиональной невозмутимостью, вид стройного тела, или того, что от него осталось, опухшего от воды, обезображенного рыбами, подействовал на него так, будто дантист коснулся сверлом открытого нерва. Жертва убийства или жертва несчастного случая? Что это?
В девять часов он вошел в кабинет Фрэнка и попросил назначить его на это дело.
— Мне действительно хочется этим заняться. Это важно.
— Одно из твоих предчувствий? — спросил Ши.
— Угу.
— Думаю, ты неправ, но проверить никогда не вредно. Давай. Действуй.
В десять Нэт присутствовал на панихиде. Для бедной девочки не нашлось даже добрых слов, подумал он. Что скрывается за каменными лицами родителей и сестер Вивиан Карпентер? Горе, которое положение обязывает скрывать от любопытных глаз? Гнев на бессмысленную трагедию? Вину? В газетах много писали о несчастной судьбе Вивиан Карпентер. Это было совсем не похоже на судьбу ее старших сестер, одна из которых была хирургом, другая — дипломатом, обе удачно вышли замуж. С Вивиан все было по-другому. Из школы ее вышвырнули за курение «травки», позже исключили из колледжа. Когда она переехала на Кейп, то стала работать, хотя в деньгах не нуждалась. Потом бросила, и так несколько раз.
Скотт Ковей сидел один на скамье, рыдая всю службу. Он выглядит так же, как выглядел бы я, случись что с Деб, подумал Нэт Куган. Почти убежденный, что ищет не там, он покинул церковь в конце службы, потом потолкался вокруг, ловя обрывки разговоров.
Их стоило послушать.
— Бедная Вивиан. Мне ее так жаль, но она была утомительной, правда?
Женщина, к которой были обращены эти слова, вздохнула:
— Я знаю. Она просто никогда не могла расслабиться.
Нэт вспомнил, как Ковей говорил, что безуспешно пытался уговорить жену подремать, пока он поныряет с аквалангом.
Репортер с телевизионной камерой ходил среди людей, чтобы записать их слова. Нэт наблюдал, как привлекательная блондинка сама подошла к репортеру. Он узнал ее, Элейн Аткинс, агент по недвижимости. Он незаметно подошел, чтобы послушать ее комментарий.
Когда она закончила, Нэт сделал пометку: «Элейн Аткинс сказала, что чета Ковей искала новый дом и планировала создать большую семью. Казалось, она знала их достаточно хорошо». Он решил, что ему следует поговорить с мисс Элейн Аткинс.
Когда он вернулся к себе в кабинет, то снова достал фотографии вскрытия, пытаясь понять, что в них так беспокоит его.
Менли выскользнула из-под руки Адама и тихо передвинулась на свою половину кровати. Он пробормотал ее имя, но не проснулся. Она встала, накинула халат и посмотрела на мужа с невольной улыбкой.
Энергичный криминальный юрист, который мог убедить присяжных своим красноречием, спящий выглядел совершенно беззащитным. Он лежал на боку, подложив руку под голову. Во взъерошенных волосах явственно проглядывала начинающаяся лысинка, более заметными были седые пряди.
В комнате было прохладно и Менли натянула ему одеяло до плеч, коснулась губами лба.
В свой двадцать пятый день рождения она решила, что вряд ли найдет того, за кого ей захочется выйти замуж. Через две недели она встретила Адама на океанском лайнере «Сагафьорд». Корабль совершал кругосветный круиз, и так как Менли много писала о Дальнем Востоке, ее пригласили прочитать лекцию на переходе от Бали до Сингапура.
На второй день после отплытия Адам остановился поболтать у ее кресла на палубе. У него были юридические дела в Австралии и он под влиянием минуты взял билет на этот рейс.
— Корабль делает по пути длительные остановки и, таким образом, и я смогу использовать неделю отпуска, — объяснил он. К концу того же дня ей стало ясно, почему она разорвала свою помолвку три года назад.
У него было по-другому. Окончательно Адам влюбился в нее по прошествии целого года. Иногда Менли сомневалась, увидела бы она его снова, не живи они оба в Манхеттене в трех кварталах друг от друга.
Помогло то, что у них было много общего. Оба любили Нью-Йорк и обожали Манхеттен, хотя выросли в совершенно разных мирах. Семья Адама занимала двухэтажную квартиру на Парк Авеню, и он посещал частную школу. Она выросла в Стайвесант Таунс на Четырнадцатой улице, где до сих пор жила ее мать, и посещала местные приходские школы. По случайности они оба закончили Джорджтаунский университет, хотя и с разницей в восемь лет. Их обоих привлекал океан. Адам проводил лето на Кейп-Коде, а она уезжала на день поплавать на Джонс Бич.
Когда они начали встречаться, для Менли было очевидным, что в свои тридцать два года Адам очень доволен холостяцкой жизнью. А почему бы и нет? Он был преуспевающим адвокатом. У него была прекрасная квартира и множество подружек. Иногда он неделями не звонил Менли.
Когда Адам сделал ей предложение, Менли заподозрила, что это как-то связано с его приближающимся тридцатитрехлетием. Но ей было все равно. После свадьбы она часто вспоминала слова своей бабушки, сказанные очень давно:
— В браке один любит больше, чем другой. Лучше, чтобы женщина не любила слишком сильно.
Почему так лучше? Раздумывала Менли и снова спрашивала себя, глядя, как он мирно спит. Чем плохо любить сильнее?
Было семь часов. Яркий солнечный свет просачивался через щели между шторами. Просторная комната была обставлена просто: двуспальная кровать, гардероб, зеркало, тумбочка и стул с прямой спинкой. Все вещи были подлинными. Элейн сказала им, что как раз перед смертью мистер Палей с женой ходили по аукционам, подбирая мебель начала восемнадцатого века.
Менли нравилось, что в каждой комнате есть камин, хотя вряд ли они понадобятся в августе. Комната рядом с их спальней была маленькой, но удобной, и идеально подходила для ребенка. Менли плотнее, закуталась в халат, выходя в коридор.
Когда она открыла дверь в комнату Ханны, на нее дохнуло холодом. Следовало накрыть ее теплым одеялом, ужаснулась Менли своей недогадливости. Они были у ребенка в одиннадцать часов, когда шли спать, и гадали насчет теплого одеяла, но потом решили, что в нем нет необходимости. Видимо, ночью похолодало намного сильнее, чем ожидалось.
Менли поспешила к кроватке. Ханна крепко спала: она была надежно укрыта теплым одеялом. Определенно я не могла бы забыть, что приходила сюда ночью, подумала Менли. Кто укрыл ее?
Потом она почувствовала себя глупышкой: должно быть, Адам вставал и заглянул к дочке, хотя это маловероятно, потому что он спит крепко. Или все-таки я сама приходила, размышляла она. Ей прописали снотворное, что делало ее ужасно рассеянной.
Ей хотелось поцеловать Ханну, но она понимала, что рискует мгновенно разбудить дочку.
— До скорого, бэби, — шепнула Менли. — Мне нужно спокойно выпить чашечку кофе.
Внизу лестницы она помедлила, внезапно осознав, как быстро забилось у нее сердце, как ее поглотило чувство печали. В голове билась мысль: «Я потеряю и Ханну».
Нет! Нет! Это нелепо, строго сказала она себе. К чему такие мысли?
Менли вошла в кухню и поставила кофе. Через десять минут с дымящейся чашкой в руках она стояла в передней гостиной, наблюдая, как солнце поднимается над Атлантическим океаном.
Дом выходил на Мономой Стрип, узкую песчаную отмель между океаном и бухтой, которая, как рассказали Менли, была местом бесчисленных кораблекрушений. Несколько лет назад океан прорвался через отмель; Адам показывал ей, откуда дома снесло в море. Но Ремембер-Хаус, заверил он, стоит достаточно далеко и всегда будет в безопасности.
Менли наблюдала, как волны налетали на отмель и разлетались в воздухе фонтанами соленых брызг. Солнечные зайчики плясали на гребнях волн. На горизонте точками темнели рыбачьи лодки. Она раскрыла окно и послушала крики чаек и писклявое, шумное чириканье воробьев.
Улыбаясь, она отвернулась от окна. После трех дней, проведенных здесь, Менли чувствовала себя уютно устроившейся. Она переходила из комнаты в комнату, планируя, что бы сделала, если бы переустраивала их. Только в хозяйской спальне была подлинная мебель. Большая часть мебели в других комнатах была такой, какую люди ставят в доме, который предполагается сдать в аренду — недорогие диваны, столы с пластиковыми крышками, лампы, которые похожи на выставляемые на распродажах в гаражах. Но молитвенную скамеечку, сейчас выкрашенную в кричащий зеленый цвет, можно очистить и переделать. Она провела по ней рукой, воображая бархатистую поверхность орехового дерева.
Палеи сделали основной ремонт здания: новая крыша, новый водопровод, новая проводка и новая отопительная система. Осталось провести много косметической работы — выцветшие обои с коробящим современным рисунком оскорбляли глаз в столовой; опущенные акустические потолки разрушали благородную высоту гостиных и библиотеки — но ни одна из этих вещей по-настоящему не имела значения. Имел значение сам дом. Было бы приятно завершить реконструкцию. Например, в двойной гостиной — если бы она была хозяйкой дома, то использовала бы одну из частей как рабочий кабинет. Позднее у Ханны с друзьями будет уютное местечко для посиделок.
Менли пробежала пальцами по шкафу священника, встроенному в стену у камина. Ей вспомнились истории о первых колонистах и как зашедшего священника угощали стаканчиком спиртного из этого шкафа. Бедняга наверняка нуждался в нем, подумала она. В те времена огонь редко разводили в залах. Священник, должно быть, замерзал до синевы.
Первые семьи на Кейпе проводили все свое время в общей комнате, как они называли кухню, комнате, где от большого очага было тепло, где воздух смешивался с ароматами приготовляемой пищи, где дети делали уроки при свете свечи за обеденным столом, где все вместе коротали долгие зимние вечера.
Менли услышала шаги на лестнице и вышла в прихожую. Адам с Ханной на руках спускался вниз.
— Кто говорит, что я не слышу, когда она плачет? — он выглядел очень довольным собой. — Мы переоделись и хотим есть.
Менли потянулась к ребенку.
— Дай ее мне. Ну не чудесно ли быть все время с ней и только не надолго отдавать няне? Если будущая падчерица Элейн вполовину так хороша, как о ней говорят, нас ожидает потрясающее лето.
— Когда она приедет?
— Думаю, около десяти.
Точно в десять часов маленький синий автомобиль въехал на подъездную аллею. Менли наблюдала, как Эми шла по дорожке, отметив ее стройную фигурку, длинные светло-пепельные волосы, завязанные в «конский хвостик». Менли бросилось в глаза, что что-то агрессивное было в осанке девушки, в том, как она засунула руки в карманы обрезанных джинс, в воинственном развороте плеч.
— Не знаю, — пробормотала Менли, направляясь открыть дверь.
Адам оторвался от своих бумаг, разложенных на столе:
— Что ты не знаешь?
— Ш-ш-ш, — предупредила Менли.
Однако попав в дом, девушка произвела совсем другое впечатление. Она представилась, потом сразу подошла к Ханне, которая лежала в небольшой дневной кроватке, которую они поставили на кухню.
— Привет, Ханна, — она осторожно подвигала рукой, пока Ханна не схватила ее за палец. — Хорошая девочка. У тебя есть хватка. Ты будешь со мной дружить?
Менли и Адам переглянулись. Расположение казалось искренним. После нескольких минут разговора с Эми, Менли почувствовала, что Элейн преуменьшила опытность девушки. Она оставалась с детьми с тринадцати лет, а в последнее время жила в семье с годовалыми близнецами. Эми собиралась стать воспитательницей в детском саду.
Они договорились, что девушка будет приходить несколько раз в неделю, чтобы помочь, пока Менли занимается исследованиями для своих будущих книг, и иногда оставаться по вечерам, чтобы они смогли поехать куда-нибудь пообедать.
Когда Эми уходила, Менли сказала:
— Я так рада, что Элейн предложила вас, Эми. Вы ничего не хотите, у меня спросить?
— Да… я …нет, ничего.
— Все-таки?
— Ничего, честно, ничего.
Когда она уже не могла их слышать, Адам тихо сказал:
— Этот ребенок чего-то боится.
Генри Спрэгью сидел на диване на веранде, держа на коленях фотоальбом. Фоби сидела рядом и казалась внимательной. Он показывал ей фотографии.
— Это тот день, когда мы впервые взяли детей посмотреть Плимут Рок. На скале ты рассказывала им историю высадки колонистов. Им тогда было всего шесть и восемь лет, но рассказ их захватил. Тебе всегда удавалось превращать историю в приключенческий роман.
Он взглянул на нее. В ее глазах не было и тени понимания, но Фоби кивнула, стараясь угодить мужу. Ночь была тяжелой. Генри проснулся в два часа и обнаружил, что постель рядом с ним пуста. С упавшим сердцем он бросился проверять, не ушла ли она из дома. Не спасали даже специальные замки, которые он поставил на двери. На прошлой неделе Фоби умудрилась вылезти через кухонное окно. Генри догнал ее, когда она уже заводила автомобиль.
Прошлой ночью Фоби сидела на кухне, чайник стоял на столе, газ включен.
Вчера ему позвонили из дома для престарелых. Они открываются первого сентября.
— Пожалуйста, оставьте место для моей жены, — жалобно попросил Генри.
— Какие милые детки, — сказала Фоби. — Как их зовут?
— Ричард и Джоан.
— Они взрослые?
— Да, Ричарду сорок три. Он живет в Сиэтле с женой и мальчиками. Джоан сорок один и она живет в Мэне с мужем и дочерью. У тебя трое внуков, дорогая.
— Я не хочу больше смотреть фото. Я голодна.
Одним из проявлений болезни было то, что мозг посылал неправильные сигналы к органам чувств.
— Фоби, ты завтракала всего несколько минут назад.
— Ничего подобного, — ее голос стал упрямым.
— Хорошо. Пойдем и сделаем что-нибудь для тебя.
Когда они поднялись, он одной рукой обнял ее. Генри всегда гордился высокой, элегантной фигурой жены, как она держала голову, спокойной сердечностью, которая исходила от нее. Мне бы хотелось хоть один день провести как прежде, подумал он.
Пока Фоби жадно ела булочку и глотала молоко, Генри сказал ей, что сегодня у них гость.
— Некто Нэт Куган. По делу.
Не имело смысла объяснять Фоби, что Куган детектив, который приезжает поговорить с ним о Вивиан Карпентер Ковей.
Когда Нэт проезжал мимо дома Вивиан Карпентер, он внимательно посмотрел на него. Это был старинный дом, дом, который достраивался и расширялся в течение долгого времени и теперь тянулся вдоль усадьбы. Окруженный голубыми и красными гортензиями, заполонившими цветочные ящики на окнах, он выглядел, как дом с открытки. Нэт знал, что тем не менее, комнаты в доме достаточно маленькие. Видно было, что за домом бережно ухаживают.
По словам агента по недвижимости Элейн Аткинс, Вивиан и Скотт Ковей искали дом побольше для семьи, которую собирались завести.
«Интересно, за сколько пойдет это место? — подумал Нэт. — Расположение на Ойстер-Понд, занимающее около акра земли? Полмиллиона? Согласно завещанию Вивиан все осталось ее мужу, так что это еще одна статья наследства, которое получил Скотт».
Спрэгью жили в соседнем доме. Еще одно очень привлекательное место. Это был настоящий морской домик, построенный, возможно, в конце восемнадцатого века. Нэт никогда не встречал Спрэгью, но зачитывался статьями, которые профессор Фоби Спрэгью писала для «Кейп-Код Таймс». Они все касались легенд о раннем Кейпе. Однако в последние годы он не встречал больше ее новых статей.
Когда Генри Спрэгью пригласил его войти и представил своей жене, Нэт сразу понял, почему Фоби Спрэгью больше не пишет. «Рассеянный склероз», — подумал он и с состраданием отметил усталые складки, залегшие вокруг рта Генри Спрэгью, и тихую боль в глазах.
Нэт отказался от кофе:
— Я не надолго. Просто несколько вопросов, сэр. Как хорошо вы знали Вивиан Карпентер Ковей?
Генри Спрэгью хотелось быть добрым. Болезненно честный, он также не хотел ничего скрывать.
— Как вы, возможно, знаете, Вивиан купила этот дом три года назад. Мы познакомились с ней. Вы видите, что моя жена нездорова. Болезнь начала прогрессировать как раз в то время. К сожалению, Вивиан стала постоянно забегать к нам. Она училась на курсах кулинарии и приносила нам образцы приготовленных блюд. Это привело к тому, что жена стала очень нервничать. Вивиан хотела добра, но в конце концов мне пришлось попросить ее прекратить свои визиты, пока мы специально не договоримся о встрече.
Он помолчал и добавил:
— Эмоционально, Вивиан была чрезвычайно обделенной молодой женщиной.
Нэт кивнул. Это подходило к тому, что он уже слышал.
— Вы хорошо знаете Скотта Ковея?
— Я встречал его, конечно. Он и Вивиан поженились очень тихо, как я понял, но она устроила прием дома, на котором мы были. Приехали ее родственники, кое-кто из друзей и соседи.
— Что вы думаете о Скотте Ковее?
Генри Спрэгью ушел от прямого ответа:
— Вивиан искрилась от счастья. Я был рад за нее. Скотт казался очень привязанным.
— Вы часто виделись с ними?
— Только издали. Они часто выходили в море. Иногда, когда мы все устраивали барбекью, мы обменивались приветствиями.
— Хорошо, — Нэт почувствовал, что Генри Спрэгью что-то не договаривает. — Мистер Спрэгью, вы сказали, что Ковей казался очень преданным жене. У вас было чувство, что он по-настоящему любит ее?
Спрэгью без колебаний ответил на этот вопрос:
— Он определенно вел себя, как будто любил ее.
Но было еще кое-что и опять Генри Спрэгью заколебался. Он чувствовал, что может стать просто сплетником, если расскажет детективу о том, что произошло в конце июня. Он оставил Фоби в парикмахерской и там же была Вивиан, делающая прическу. Чтобы убить время, он перешел через улицу в «Чешир-Паб» выпить пива и посмотреть игру «Красных лис» и «Янки».
Скотт Ковей сидел на стуле в баре. Их взгляды встретились и Генри подошел поздороваться. У него возникло ощущение, что Скотт нервничает. Вскоре вошла яркая брюнетка лет тридцати. Ковей вскочил.
— Боже мой, Тина, что ты здесь делаешь? — сказал он. — У вас же по вторникам генеральные репетиции.
Девушка ошарашенно посмотрела на него, но быстро оправилась.
— Скотт, как приятно увидеть тебя. Сегодня нет репетиции. Я договорилась с ребятами из шоу встретиться здесь или в «Импудент Ойстер». Но я опоздала и, так как здесь их нет, помчусь туда.
Генри допивал свое пиво, следя вместе со Скоттом за игрой. В два тридцать Ковей ушел.
— Вив должна уже освободиться, — сказал он.
Но когда через полчаса Генри зашел за Фоби, Ковей все еще сидел в приемной салона. Когда Вивиан наконец вышла, стесняясь и гордясь ярким золотом волос, он слышал, как Ковей уверял ее, что совсем не устал ждать, так как они с Генри смотрели вместе игру после ланча. В то время Генри задумался, насколько обдуманной была та отмена встречи с Тиной.
Может быть, нет, думал теперь Генри. Может быть, он забыл, потому что это не было важным для него. Может быть, он вообразил, что Ковей нервничал в тот день.
Не будь сплетником, сующим нос в чужие дела, говорил он себе, сидя с детективом. Ни к чему вытаскивать это.
Что же он скрывает? Гадая, Нэт протянул Генри Спрэгью свою карточку.
Менли везла Адама в Барнстейблский аэропорт.
— Ты что такой сердитый, — подразнила она, останавливаясь на спуске.
Быстрая улыбка осветила его лицо.
— Признаю. Мне не хочется мотаться в Нью-Йорк. Не хочется оставлять тебя и Ханну. Не хочется уезжать с Кейпа, — он помолчал. — Что еще?
— Бедное дитя, — насмешливо произнесла Менли, зажимая его лицо между ладоней. — Мы будем скучать по тебе.
Она помедлила, потом добавила:
— Это всего лишь длиннющая пара дней, правда?
— Захватывающе.
Менли поправила ему галстук.
— Ты мне нравишься гораздо больше в сандалиях и шортах.
— Я сам себе больше нравлюсь. Мен, ты уверена, что не хочешь, чтобы Эми осталась с вами на ночь?
— Точно. Адам, пожалуйста…
— Хорошо, милая. Я позвоню вечером, — он перегнулся на заднее сиденье и коснулся ножки Ханны.
— Не попадай в беду, Тутс, — сказал он ей.
Безмятежная беззубая улыбка Ханны виделась ему, пока в последний раз махнув рукой, он скрылся в здании.
После ланча Адаму позвонили из конторы по неотложному делу. Предстояло срочное слушание, намечающее отменить постановление о залоге женщины Поттер. Обвинение заявило, что она угрожала своей свекрови. Еще накануне вечером Адам рассчитывал провести на Кейпе хотя бы дней десять прежде, чем придется снова ехать в Нью-Йорк, но необходимость заставила его взять дело в свои руки.
Менли направила машину из аэропорта, повернула на круг и последовала по знаку двадцать восьмого маршрута. Подъехав к железнодорожному переезду, она почувствовала, как на лбу выступает холодный пот. Она остановилась и со страхом посмотрела в обе стороны. Далеко на путях стоял товарный поезд. Предупреждающие огни не горели. Шлагбаум поднят. Какое-то время она сидела в оцепенении, не в состоянии двигаться.
Нетерпеливые гудки машины сзади заставили ее действовать. Она нажала на акселератор и машина рванула через пути. Потом она притормозила, чтобы не врезаться в машину впереди нее. О Боже, подумала она, помоги мне, пожалуйста. Ханна завозилась на заднем сиденье и начала плакать.
Менли въехала на стоянку перед рестораном и проехала к ее дальнему концу. Здесь она остановилась, влезла на заднее сиденье и взяла Ханну на руки.
Она укачивала дочку, и они вместе плакали.
Грехем Карпентер не мог заснуть. Он старался лежать тихо в королевской кровати, которая когда-то давным-давно заменила простую двуспальную кровать, в которой они с Анной спали с первых дней брака. С приближением двадцатой годовщины их свадьбы они оба согласились, что им хочется больше простора, и они сделали замену. Больше места, чтобы вытянуться, больше свободного времени, больше поездок. Их младшая дочь была уже в колледже, так что все можно было позволить себе.
В ту ночь, когда привезли кровать, они пили шампанское за здоровье друг друга. Вивиан появилась через девять месяцев после этого. Иногда он думал, что с самого начала девочка понимала, что нежеланна. Были ли ее враждебность к ним и отчужденность с другими заложены в утробе матери?
Фантастическая идея. С детства Вивиан была требовательным капризным ребенком. И в зрелом возрасте она не утратила этих качеств, становясь все более и более тяжелым человеком. Ее вечная отговорка: «Я стараюсь изо всех сил» вызывала у отца гнев:
— Нет, черт возьми, ты не стараешься! Ты даже не понимаешь значения этого слова! — кричал он.
В частной школе, где старшие девочки блистали, Вивиан дважды отстраняли от занятий, потом окончательно исключили. Какое-то время она увлекалась наркотиками, к счастью недолго. К тому же у нее была явная потребность постоянно изводить Анну. Она просила мать помочь ей купить одежду, но не прислушивалась к ее советам.
Дочь не закончила колледж, никогда не работала на одном месте больше шести месяцев. Когда-то он умолял свою мать не позволять Вивиан пользоваться трастовым фондом до тридцати лет. Но она получила доступ к деньгам в двадцать один год, купила дом и впоследствии редко общалась с ними. Для них было настоящим потрясением, когда в мае она позвонила, чтобы пригласить их на прием. Она вышла замуж.
Что можно сказать о Скотте Ковее? Привлекательный, хорошо воспитанный, достаточно умный и определенно любит Вивиан. Она же буквально сияла от счастья. Единственная неприятность возникла, когда кто-то из ее друзей пошутил о брачном контракте. Вив вспыхнула:
— Нет, мы не заключили брачный контракт. Мы просто сделали завещание в пользу друг друга.
Грехему стало тогда интересно, что может оставить кому-нибудь Скотт Ковей? Вивиан утверждала, что у него есть рента. Может быть.
Об одном только на этот раз Вивиан сказала чистую правду. Она изменила завещание в день свадьбы и теперь Скотт Ковей унаследует все деньги трастового фонда вместе с домом в Чэтхэме. А они были женаты двенадцать недель. Двенадцать недель.
— Грехем, — тихо позвала Анна.
Он потянулся к ее руке.
— Я не сплю.
— Грехем, я понимаю почему тело Вивиан было в таком ужасном виде. Что было с ее правой рукой?
— Я не знаю, дорогая. А что?
— Никто ничего не сказал о ее изумрудном кольце. Может, руки нет? Но если она осталась, то кольцо должно быть у Скотта, и я хотела бы его вернуть. Оно всегда было в семье, и я не могу представить, что кто-то посторонний наденет его.
— Я выясню, дорогая.
— Грехем, почему я никогда не могла достучаться до Вивиан? Что я делала неправильно?
Он крепче сжал ее руку. У него не было ответа на этот вопрос.
В тот день они с Анной играли в гольф. Для них это было физическим и эмоциональным лечением. Они вернулись домой около пяти, приняли душ и он приготовил коктейли. Потом он сказал:
— Анна, пока ты одевалась, я пытался связаться со Скоттом. Ответил автоответчик. Скотт на лодке и вернется около шести. Давай заскочим к нему и спросим о кольце. Потом поедем обедать, — он помолчал. — Я имею в виду, что ты и я поедем обедать.
— Если кольцо у него, он не обязан расставаться с ним. Это Вивиан оставила все ему.
— Если кольцо у него, мы предложим выкупить его по рыночной цене. Если он не согласится, мы заплатим ему столько, сколько он запросит.
Рот Грехема Карпентера сжался в жесткую линию. Ответ Скотта на эту просьбу подтвердит или развеет подозрения и сомнения, терзающие его душу.
В половине шестого Менли с Ханной наконец добрались до Чэтхэма. Уехав со стоянки, она заставила себя вернуться и снова переехать через железнодорожный переезд. Потом проехала по кругу и переехала через переезд в третий раз. Она поклялась себе, что больше не будет теряться в поездках. Нельзя рисковать Ханной.
Солнце все еще было высоко над океаном и Менли показалось, что дом умиротворенно греется в лучах нежаркого солнца. Внутри солнечный свет, проходящий через цветные стекла веерообразного окна над дверью, цветной радугой окрасил дубовый пол.
Крепко держа Ханну, Менли подошла к окну и посмотрела на океан. Она подумала, что когда этот дом был только построен, смотрела ли молодая жена в море, чтобы увидеть мачты корабля, на котором ее муж возвращается из плаванья. Или она была слишком занята, кокетничая со своим любовником?
Ханна беспокойно заворочалась.
— О’кей, время кормления, — сказала Менли, еще раз сожалея, что ей нельзя самой кормить Ханну. Когда начались посттравматические стрессовые симптомы, доктор прописал ей успокоительное и запретил кормить грудью.
— Вам успокоительное надо, а ей — нет, — объяснил он.
Ну и хорошо, ты определенно преуспеваешь, подумала Менли, вливая детское питание в бутылочку и разогревая в кастрюльке на плите.
В семь часов Менли положила Ханну в кроватку, на этот раз плотно завернутую в спальный мешок. Осмотр комнаты подтвердил, что стеганое одеяло, как и положено, расстелено на кровати. Менли с беспокойством посмотрела на него. Она как бы случайно спросила Адама, не накрывал ли он ребенка ночью. Нет, отвечал он, явно заинтересованный ее вопросом.
Быстро подумав, она сказала:
— Тогда она здесь не так брыкается, как дома. Возможно, морской воздух способствует спокойному сну.
Он не понял, что у нее совсем другая причина для своего вопроса.
Выйдя за дверь, Менли заколебалась. Глупо оставлять свет в коридоре. Он слишком яркий. Но по какой-то причине Менли забеспокоилась при мысли, что позже ей придется подниматься по лестнице только при свете крошечного фонарика.
Она распланировала свой вечер. В холодильнике есть свежие помидоры. Она приготовит быстрое пюре из них, польет на мясо и сделает кресс-салат. В морозилке есть половина итальянского хлеба.
Все будет отлично, решила Менли. И во время еды я набросаю заметки для книги.
Несколько дней, проведенных в Чэтхэме, уже натолкнули ее на мысль, как дальше развить сюжетную линию. Без Адама она проведет долгий спокойный вечер, обдумывая свои идеи.
Он провел целый день на «Игрушке Вив». Моторная лодка длиной двадцать два фута была великолепна. Вивиан говорила, что заменит ее на парусную шлюпку.
— Теперь, когда у меня есть капитан, не следует ли нам приобрести что-нибудь побольше для серьезного плавания?
Так много планов! Такие мечты! Скотт не нырял с аквалангом с того дня, как погибла Вивиан. Сегодня он немного порыбачил, проверил ловушки на омаров и был вознагражден четырьмя двухфунтовыми экземплярами. Потом надел акваланг и спустился под воду на короткое время.
Оставив лодку у причала, он был у дома в пять тридцать и сразу же подошел к соседскому дому. Генри Спрэгью открыл дверь.
— Мистер Спрэгью, я понял на нашем приеме, что вашей жене нравятся омары. Сегодня я поймал несколько штук и надеялся, что вам может захочется взять парочку.
— Очень мило, — искренне сказал Генри. — Вы не войдете?
— Нет. Просто возьмите. Как миссис Спрэгью?
— Все так же. Вы не хотите поздороваться? Подождите, вот и она.
Он обернулся, когда жена спустилась в холл.
— Фоби, дорогая, Скотт принес для тебя омара. Ну не мило ли с его стороны?
Фоби Спрэгью посмотрела на Скотта, ее глаза расширились.
— Почему она так горько плакала? — спросила она. — Теперь с ней все в порядке?
— Никто не плачет, дорогая, — успокаивающе произнес Генри. Он обнял жену за плечи.
Фоби сбросила его руку.
— Послушай, — пронзительно закричала она. — Я говорю, что в моем доме живет женщина, а ты не веришь. Вот, вы…
Она схватила Скотта за руку и указала на зеркало, висящее над столиком. В зеркале отражались все трое.
— Видите эту женщину? — она протянула руку и коснулась своего отражения. — Она живет в моем доме, а он не верит мне.
Почему-то огорченный бредом Фоби Спрэгью, Скотт пошел домой в глубокой задумчивости. Он собирался отварить одного из оставшихся омаров, но обнаружил, что есть не хочется. Приготовил выпить и включил автоответчик. Было два звонка: звонила Элейн Аткинс. Не хочет ли он выставить дом на продажу? У нее есть возможный покупатель. Второй звонок был от отца Вивиан. У него с женой к нему неотложное дело. Они заедут около шести тридцати. Это займет несколько минут.
— К чему бы это? — гадал Скотт. Он посмотрел на часы, уже шесть десять. Сел, выпил и поспешил в душ. Оделся в синюю трикотажную рубашку, слаксы и спортивные туфли. Он как раз причесывался, когда прозвенел звонок.
Анна Карпентер переступала порог этого дома в первый раз после того, как нашли тело ее дочери. Не осознавая, что она хочет увидеть, Анна обвела взглядом комнату. За три года, что Вивиан жила здесь, мать была в этом доме всего несколько раз. Все оставалось таким же, как ей запомнилось. В спальне Вивиан поменяла мебель, а эту комнату оставила без изменений. В свой первый визит Анна предложила дочери избавиться от двойного кресла и некоторых дешевых тряпок, но Вивиан вспылила, хотя сама же просила совета.
Скотт настоял, чтобы они выпили.
— Я только что приготовил себе. Пожалуйста, выпейте со мной. В последнее время мне никого не хочется видеть, но вам я очень рад.
Анна неохотно призналась себе, что он кажется искренним в своей печали. Скотт был так поразительно хорош собой со светлыми волосами, загорелой кожей и светло-карими глазами, что легко можно было понять, почему Вивиан влюбилась в него. Но что видел в ней он, кроме денег, спросила себя Анна и почувствовала стыд от собственного вопроса. Какая чудовищная мысль для матери, укорила она себя.
— Какие ваши планы, Скотт? — спросил Грехем.
— Никакие. Мне все еще кажется, что это дурной сон. Похоже, я еще не осознал все происшедшее. Вы знаете, что мы с Вив искали дом побольше. Спальни наверху очень маленькие и когда у нас был бы ребенок, мы хотели иметь место для няни, чтобы никто не вертелся под ногами. Мы даже выбрали имя для ребенка. Грехем для мальчика и Анна для девочки. Она говорила, что всегда чувствовала, как разочаровывает вас, и хотела сделать это для вас. Она считала, что это ее вина, не ваша.
Анна почувствовала комок в горле. Она увидела, как невольно поджались губы мужа.
— Мы всегда противоречили друг другу, — тихо сказала она. — Иногда так случается и, как мать, ты надеешься, что все изменится. Я рада, что Вив искренне хотела изменить все. Мы-то действительно хотели.
Зазвонил телефон. Скотт вскочил.
— Извините. Я на минуту оставлю вас.
Он поспешил на кухню.
Через секунду Анна удивленно смотрела, как ее муж взял свой стакан и прошел через холл в ванную. Он вернулся как раз в тот момент, когда вошел Скотт.
— Мне захотелось добавить воды в скотч, — объяснил Грехем.
— Вы могли бы набрать воды на кухне. В разговоре не было ничего личного. Это агент по недвижимости хотела узнать, можно ли привести завтра потенциального покупателя, — сказал Скотт. — Я велел ей снять дом с продажи.
— Скотт, нам нужно кое-что спросить, — Грехем Карпентер явно старался скрыть свои чувства. — Изумрудное кольцо, которое всегда носила Вивиан. Оно в семье ее матери уже много поколений. Оно у вас?
— Нет.
— Вы опознавали тело. Она никогда не снимала его. Оно было на руке, когда ее нашли?
Скотт отвел глаза.
— Мистер Карпентер, я очень рад, что вы с миссис Карпентер не видели тело. Его так повредили морские обитатели, что для опознания осталось очень немного. Но если бы кольцо было у меня, я бы сразу вернул его вам. Я знаю, что это фамильная драгоценность. Есть ли еще что-нибудь у Вивиан, что вы хотите? Ее одежда, она подойдет сестрам?
Анна поморщилась.
— Нет… нет.
Карпентеры встали одновременно.
— Скоро мы пригласим вас к себе, Скотт, — сказала Анна.
— Пожалуйста. Мне очень хочется, чтобы мы лучше узнали друг друга.
— Если вы сможете расстаться с частью фото Вивиан, то выберете несколько для нас, — попросил Грехем Карпентер.
— Конечно.
Когда они сели в машину и стали отъезжать, Анна повернулась к мужу.
— Грехем, ты не добавлял себе воды в скотч? Что ты делал?
— Мне хотелось посмотреть на спальню. Анна, ты заметила, что в гостиной нет ни одной фотографии Вивиан? Ну, так у меня новость. Их нет и в спальне тоже. Наверняка в этом доме нет и следа от нашей дочери. Мне не нравится Ковей и я не доверяю ему. Он врет. Он знает больше, чем говорит, и я собираюсь докопаться до истины.
На столе в библиотеке они поставили компьютер, принтер и факс. Компьютер и принтер занимали большую часть стола, но его хватит, особенно потому, что Менли не собиралась посвящать работе слишком много времени. У Адама была портативная печатная машинка. Менли старалась его убедить избавиться от нее, но он утверждал, что она очень удобна и ее можно ставить в любое место.
До сих пор Адам успешно сопротивлялся попыткам Менли научить его пользоваться компьютером. Менли, в свою очередь, заупрямилась относительно игры в гольф.
— У тебя хорошая координация. Ты будешь прекрасно играть, — настаивал Адам.
Воспоминание заставило Менли улыбнуться, пока она работала за длинным обеденным столом в кухне. Нет, не в кухне, а в общей комнате, напомнила она себе. Надо правильно использовать слова, тем более, если я собираюсь развернуть здесь действие книги. Ей казалось уютным работать здесь, в этой восхитительно старой комнате с огромным камином и боковой плитой, с запахом чесночного хлеба. Сегодня Менли собиралась кое-что набросать в своей потрепанной тетради.
— Вот опять и мы, — громко прошептала она, когда писала «Приключения Дэвида на Узкой земле». Сомневаюсь, что из этого что-нибудь получится, думала она.
После колледжа ей удалось устроиться в «Тревел Таймс». Она хотела писать, но не представляла, о чем. Мама всегда надеялась, что Менли посвятит себя живописи, но дочь чувствовала, что это не для нее.
Ее прорыв в журнале произошел, когда главный редактор попросила ее описать открытие нового отеля в Гонконге. Статья была принята практически без правки. Потом Менли показала свои акварели отеля и окружающей местности. Журнал проиллюстрировал статью рисунками автора, и в двадцать два года Менли стала старшим редактором отдела путешествий.
Мысль создать серию детских книг, используя принцип «вчера и сегодня», в которой Дэвид, современный десятилетний ребенок, попадает в прошлое и повторяет жизнь ребенка из другого века, развивалась постепенно. Сейчас она закончила четыре книги, создав и текст и иллюстрации. Действие происходило в Нью-Йорке, Париже, Лондоне и Сан-Франциско. Они сразу стали популярными.
Слушая рассказы Адама о Кейпе, Менли задумала перенести сюда действие следующей книги. Она была бы о мальчике, выросшем во времена первых колонистов на Кейпе, который индейцы называли Узкой землей.
Как и все другие ее замыслы, этот тоже осуществится. В библиотеке Чэтхэма она взяла книги по истории Кейпа. Потом нашлись старые книги в библиотеке Ремембер-Хаус. Менли погрузилась в чтение.
В восемь часов зазвонил телефон.
— Миссис Николс?
Голос был незнакомым.
— Да, — осторожно сказала Менли.
— Миссис Николс, это Скотт Ковей. Элейн Аткинс дала мне ваш номер. Можно мистера Николса?
Скотт Ковей! Менли вспомнила это имя.
— К сожалению, мужа нет, — ответила она. — Он вернется завтра. Вы сможете связаться с ним во второй половине дня.
— Спасибо. Извините, что побеспокоил вас.
— Никакого беспокойства. И мне так жаль вашу жену.
— Это было просто ужасно. Я только молюсь, что ваш муж поможет мне. Достаточно скверно потерять Вив, но теперь полиция ведет себя так, будто они не считают это несчастным случаем.
Через несколько минут позвонил Адам. Голос у него был усталый.
— Семья Курта Поттера решила вернуть Сьюзен в тюрьму. Они понимают, что она убила его при самозащите, но признать это значит также признать, что они не обращали внимания на тревожные сигналы.
Менли было ясно, что он измотан. После трех дней отдыха он снова в конторе. У нее не хватило духа передать ему сейчас просьбу Скотта Ковея. Завтра, когда Адам вернется, она попросит его встретиться с Ковеем.
Уж она-то понимала, каково проходить через допросы полиции о трагическом несчастном случае.
Менли успокоила мужа, сказав что у них с Ханной все хорошо, что они скучают без него и что сейчас она подбирает материал для своей новой книги. Однако разговоры со Скоттом Ковеем, а потом с мужем, выбили ее из колеи. В девять часов она выключила свет и пошла наверх.
Войдя в детскую посмотреть на Ханну, Менли почувствовала затхлый запах. Откуда этот запах? Она чуть шире открыла окно. Сильный соленый морской ветер ворвался в комнату. Так лучше, решила она.
Сон не приходил. Сегодняшний железнодорожный переезд вернул яркие воспоминания об ужасной трагедии. Теперь Менли думала о световом сигнале в тот день. Тогда она была уверена, что посмотрела на него — это она делала автоматически — но солнце так слепило, что она могла и не понять, горит ли он. Первым сигналом происходящего стала вибрация, вызванная приближающимся поездом. Потом она услышала пронзительный свист.
Горло пересохло, губы побелели. Но, по крайней мере, она не обливается холодным потом и не дрожит. Наконец Менли забылась тяжелым сном.
В два часа она резко вскочила. Плакал ребенок и слышно было, как гремел поезд, как будто он мчался через дом.