За время, пока они обследовали три самых перспективных места, солнце спряталось, выпустив вместо себя мириады уличных фонарей. Первый из входов оказался обрушен, второй загородили массивной решеткой, на месте третьего и вовсе разбили пышную клумбу. Клу тоже устал и почти не разговаривал, а Пак решил пройтись до последней в этой части Эбердинга точки.
Дома в северо-западной части считались старичками даже по меркам древней столицы, и в другое время Пак бы с удовольствием побродил здесь, любуясь белым мрамором и статуями, но время поджимало. Сколько там часов осталось до отплытия парохода? Сколько из них понадобится, чтобы найти Фредерику? И в каком та сейчас состоянии? Хватит ли их с Клу способностей и удачи, чтобы найти одну хрупкую донью в подземелье, протянувшемся подо всем городом?
На месте третьего входа был канализационный люк. С массивной чугунной крышкой, покрытой такими же узорами и завитками, как и здания. И веса немалого, при таком не было нужды в замке, но резная прорезь для ключа все равно украшала края обоих выступов. Пак попробовал поковыряться там булавкой, но не смог нащупать отпирающий механизм.
— Уважаемый свогор потерял что-то? — полицейский остановился в нескольких шагах и говорил вроде бы спокойно, с легкой усмешкой. Ну да, не каждый день видишь, как горожанин в пальто за тридцать галлов пытается своровать крышку от люка, которую не продашь и за один, даже если чудом сдвинешь с места.
За спиной у полицейского стоял молодой парнишка с тером на длинном поводке. Спину и бока кабана-переростка покрывала шипастая броня, а челюсть до конца не закрывалась из-за клыков. Пак поймал себя на том, что не отрываясь следит за капающей на дорогу слюной, сразу же мотнул головой и встал на ноги.
— Запонку. Слетела и прямо туда через щель! А мне их мать жены на день рождения всучила, лучше бы я руку потерял, чем эту штуковину!
Оба стража порядка разом расслабились и уставились на крышку. Щель между ней и краями люка в самом деле была, правда, в одном месте и очень тонкая, только монета ребром и проскочит. Или же запонка.
— Здесь за углом живет один ювелир, сделает до завтрашнего дня точную копию оставшейся, твоя донна не заметит подмену.
— Если бы, — вздохнул Пак, — они же магические! От папаши супруги остались, вот ее матушка и подарила мне, как знак того, что в семью вошел.
Полицейский вздохнул, затем забрал у мальца поводок и отправил того за ломом в ближайшую дворницкую. Тер тут же шумно повел носом и ткнулся в ладонь Пака, а потом заглянул в глаза с настолько человеческим сочувствием, что стало не по себе.
— Да, Оде, ты прав, — потрепал кабана по загривку полицейский. — Одни беды от этих баб. То не дают, то как дадут, что и не знаешь, что делать с таким подарком.
— Это точно, — поддержал его Клу, но видимым становиться не спешил. — Говорю же — пошли отсюда, хватит на наш век доний!
— А в Эбердинге хорошо относятся к терам.
Пак так и не решил, как нужно реагировать на монстра, поэтому просто стоял и не шевелился.
— Только патрульные. Каждый день же вместе, а на темных улицах тер полезнее человека: кого не отпугнет внешностью, того вразумит силой.
Кабан одобряюще хрюкнул и мотнул мордой вправо, откуда через секунду появился младший патрульный в компании с дворником. Мужчина хмуро оглядел Пака, выругался сквозь зубы и приподнял крышку ломом и махнул рукой, приглашая свогора лично лезть внутрь. Дева Порочная побрала бы всех древних донов! Как можно додуматься сделать прорези для замков частью украшения?
— И торчать здесь не буду, приду через час и выпущу! — зло бросил дворник. — А вздумаешь глупить — вон, им нажалуюсь.
— Лучше жалуйтесь в особое управление, лично свогору Сото. Скажите, что Ува шлет ему привет и интересуется здоровьем его гончей.
Наверное, Паку полагалось бы испугаться или сунуть дворнику пару галлов за беспокойство, но время и так поджимало, поэтому он коротко поблагодарил, заверил, что если не найдет запонку, то лучше в люке и заночует, после чего бодро пополз по лестнице вниз. Кабан свесил морду ближе прочих и покачал ей из стороны в сторону, будто на самом деле давно раскусил планы Пака, но решил никому не рассказывать.
Клу шумно сопел на ухо, надышавшись испарениями. С каждым ярдом спуск становился все труднее, свет и чистый воздух постепенно исчезали, как и надежда, что и этот вход не окажется пустышкой. Но до самых стоков им спускаться не пришлось: Пак нащупал на одной из скоб едва ощутимую выемку, надавил на нее и перешагнул в открывшуюся рядом нишу, напоследок бросив взгляд наверх, где старший полицейский кричал на младшего и отправлял того в погоню.
Cтоило Паку ступить на плиту тайного коридора, как дверь вернулась на прежнее место, отгораживая его от канализации. Здесь было еще темнее, но воздух стал намного чище. Клу говорил, что ему проще притягивать удачу, чем разбираться в своих ощущениях, поэтому Пак положил руку на стену и на первой же развилке повернул направо. Затем еще дважды направо и вниз по полуразрушенной лестнице.
Чем дальше он уходил, тем светлее становилось. Ярче ли сиял орнамент на стенах или глаза просто привыкали — он не разбирался, только упрямо шел вперед, уже мало рассчитывая на успех.
Кажется, он отшагал целую милю, пока не наткнулся на первого человека, беззаботно бредущего с деревянным ящиком в руках, поверх которого стоял светильник. Пак просто переждал его в боковом коридоре, вне светового круга, потом поспешил дальше, ругаясь про себя за то, что не додумался закрыть глаза и снова почти ничего не видел.
— Эй! Вот здесь ее оставил, — впервые заговорил Клу.
— Уверен?
Комната была совсем крохотной и воняла гнилой картошкой. Фредерики здесь уже не было, как и каких-то ее следов. Зато по ближайшему коридору постоянно кто-то сновал.
— Уверен, вон те выбоины на стене очень специфические.
— И как они собираются править республикой, если даже картошку не смогли вовремя перебрать?
Пак тоже увидел те самые выбоины, тремя полосами наискось, в десяток дюймов длинной, как когтями царапнули. Такие ни с чем не спутаешь.
— Все же идиот, — Клу говорил тихо, себе под нос, так чтобы Пак и слышал, и повода затеять спор не имел. — Притащился в казематы за доньей, которая ему не давала и не даст! Даже Бенита поверила тебе сразу только потому, что второго такого идиота в мире не существует. Другой бы уже воспользовался доньей на все триста галлов, и мамашу бы осчастливил напоследок. Бесплатно. Хотя старая шл…
— Клу, а почему ты не любишь доний? Что-то личное?
Пак спросил едва слышно, а сам осторожно прошагал насквозь оживленный коридор и свернул в одно и самых тихий и темных ответвлений. В котором, к тому же, меньше всего воняло гнильем.
— Личное, ага. Стервы и потаскухи, вот кто твои доньи.
— И ни одной порядочной тебе не попадалось?
— Одна, — верж ответил с задержкой, нехотя. — Работала в госпитале, где лечили всех подряд, в том числе бродяг, пьяниц и не совсем людей. Дружки притащили меня туда с располосованным брюхом. Тогда я был еще высоким, больше четырех футов. Но в обычной больнице все равно лечить отказались, мол, рожей не вышел и органы крохотные, точно у ребенка. А донна Ионита только прикрикнула на дружков, чтобы держали покрепче, вытащила инструменты и начала шить, прямо в приемной. Потом уже сестры прибежали, дали мне подышать каким-то газом, отчего отключился сразу. Но до сих пор помню и боль, и ее сосредоточенное лицо. Бледное такое, а под глазами синева. Представляешь, домой уже шла, после суточного дежурства, а все равно не бросила вержа умирать, решила спасти, хотя и безнадежно почти было. Дальше меня вроде как отпустило, потратил чуток удачи на выздоровление и снова живым себя почувствовал. Проведывать меня ходила, эта донна, дважды в день, как по часам. Разговаривала, смеялась, ругала, что не хочу двигаться и не слушаю медсестер. Я потом выздоровел и вроде как в шутку ухаживать за ней начал. Оно к чему бы донне мелкий верж, конечно, но я своего упускать не привык!
— И?
— И ничего. Подхватила она воспаление легких, не лечила еще, все на ногах и на ногах. А когда все же сдалась коллегам — шансов выкарабкаться почти не было. Я ходил к ней, поддерживал, уговаривал сесть на Серебряный поезд и ехать к ушшам, но Ионита только головой качала, знала, что не доедет. Вот я и… А потом не стал даже не глаза показываться. Это с четырьмя футами роста смешной, но все же мужчина, а в половину руки — так, пародия, навроде комнатной собачки.
Ответить на это было нечего. Пак понимал Клу, тоже не полез бы к любимой женщине в таком состоянии. Пусть бы и не бросила, но висеть на ее шее ярмом — тоже испытание. Но не любить из-за этого всех доний разом — перебор! Хотя Пак и сам не слишком-то…
Фредерика выскочила на них сама, точнее неумело попыталась огреть по голове обломком кирпича, так громко охнув при замахе, что Пак успел не только обернуться и перехватить тонкое запястье, но и второй рукой зажать девушке рот.
— Тс-с! Свои! — и отпустил ее только дождавшись утвердительного кивка.
— По голове ее и уходим скорее! — предложил Клу, но Пак только сгреб дрожащую Фредди в объятия и прижал к себе.
Сердце ее колотилось, как у пойманной птички, а тело казалось обледеневшим. Неудивительно, из одежды на Фредерике оказалась только тонкая рубашка, а волосы будто отсырели. Пак сразу же снял пальто, набросил ей на плечи и потом всучил в руки всю связку амулетов.
— Твоя матушка передала.
— Мама? Сама?
Говорила она тихо, неуверенно, но Пак и не слушал толком, схватил ладонь Фредди и потащил дальше по коридору. Надо побыстрее найти безопасный выход и убраться из казематов Братства. Клу затаился и не спешил подсказывать дорогу, а сам Пак с трудом мог наложить карту с метками на пройденный ими путь. Вроде бы здесь недалеко должен быть выход Карлоса, но через него тоже попробуй пробейся. Оставалось надеяться только на удачу маленького вержа и то, что на нее он истратит не так много своего роста.
— А ты знаешь, где выход? — прошептала Фредди. — Я долго здесь бродила — и ничего. Думаю, придется прорываться с боем.
В подтверждение она негромко бряцнула амулетами, но Пак только покачал головой. Сам он не настолько умелый боец, чтобы в открытую выходить против нескольких противников, Фредерика же и вовсе изнеженная донья, которая разве что оплеуху отвесить может или коленом в пах, если первое не подействует. Но для начала выход нужно хотя бы найти, а дальше будут думать.
— Нет никакого выхода, всюду опасность! — Клу на секунду мелькнул на плече Пака, потом заорал: — Берегись!
Сразу же из левого коридора выскочила размазанная тень, которую Пак скорее учуял, чем заметил. Но успел только толкнуть Фредерику подальше в темноту, а перед собой выставить согнутый локоть левой руки.
Тень, пахнувшая точно сотня бездомных, ночевавших на виденной ранее картошке, врезалась в него тараном, на ходу выкрутила руку, почти вырвав кости из суставов. После со всего маху приложила Пака головой о стену, затем еще раз, пока он не потерял сознание.
Когда очнулся, голова болела и пульсировала, один глаз заплыл, а руки не слушались. Пак с трудом перевел взгляд направо и только тогда заметил, что его подвесили к потолку за длинные цепи наручников, отчего ноги едва касались пола.
Света в комнате хватало, поэтому Пак без проблем разглядел и пятна крови на своей рубашке, и на совесть сделанное крепление, и саму обстановку, больше подошедшую бы химической лаборатории, чем логову Братства.
— … Ты собрал записи? — голос был незнакомый, но такой же сухой и безжизненный, как у Карлоса Рубио.
— А кого-то с двумя глазами для этой работы не нашлось? — а вот сам Карлос говорил непривычно живо и зло. — Тем более после взрыва здесь ничего не останется.
— Нашлось. Но не всем здесь я могу доверять. И мы не знаем, какой мощности получится взрыв.
— С этого здоровяка? Да еще половину коридора прихватит!
О чем идет речь понять не получалось, но Паку это уже не нравилось. Только бы Фредерика успела сбежать! Кто-то с трудом прошаркал ногами с правой стороны, потом показался в поле зрения.
Карлос действительно лишился глаза, тот закрывала не слишком опрятная повязка, уже напитавшаяся кровью. И сам дон выглядел неважно, будто марионетка, у которой оторвали нити с одной стороны, и теперь левая половина туловища дергано шевелилась, а правая выглядела мертвой. Он и на ногу почти не опирался, подволакивал ее за собой.
— Подарок от твоей кузины, нравится? — Карлос тронул залитое кровью лицо. Кажется, и сам не верил, что стал калекой.
— Она что-то из своего белья на повязку пожертвовала?
По краю бурой тряпицы в самом деле шли кружевные оборки, но изначально они могли быть и частью мужской рубашки, а то и шторы. Рубио криво усмехнулся и помахал перед лицом Пака цепочкой и пустым креплением, на котором раньше висел клык чужого.
— Эти штуки очень непросто достать, своей кражей ты доставил Братству немало хлопот.
— Я не крал его, нашел в траве. И сразу же вернул бы владельцу, если бы встретился с ним.
— Уже не отдашь. Клык здорово попортился от твоего неаккуратного обращения. Такой вот изъян: больше всего накапливают энергии именно в первом использовании, а ты взял и потратил на ерунду то, что мы собирали больше шести недель.
Кто бы знал, что простое любопытство, приведшее Пака в игорный дом, обернется такими неприятностями. И когда Рубио говорит, что они собирали энергию, это значит, что…
— Да, шесть жертв, по одной в неделю, мы почти заполнили клык, остались всего двое, а ты взял и испортил ценную вещь!
— Знаешь, что-то не сходится. Если штука такая ценная и важная, то наполняли бы ее здесь, в убежище, — Пак еще раз попробовал пошевелить руками, но вышло плохо, пальцы казались онемевшими и чужими. — Зачем было рисковать и выходить на улицы, чтобы охотиться на взяточников, когда можно было по-тихому натаскать сюда бездомных или вержей?
— Потому что мы не убийцы, а борцы за справедливость!
В этот момент к Карлосу подошел второй дон и, не взглянув на Пака, бросил:
— Идем. Совсем скоро порошок разойдется по его крови и все здесь взорвется. Надо успеть убраться подальше.
— Это если расчет нашего профессора верен, толковых испытаний еще не было.
— Вот и проведем.
Второй дон положил руку на лоб Пака, а после задумчиво растер между пальцами снятую каплю пота. Странный мужчина, на вид вроде как дон, но глаза холодные и неживые. Да и двигался он точно как Карлос.
Пак же чувствовал, как его начало знобить, а потом бросило в жар. Пот покатился уже градом, но температура тела все нарастала, глаза казались раскаленными и высохшими.
— Уходим, Карлос, скоро взорвется, — дон потянул Рубио за руку, не удостоив Пака взглядом.
После хлопнула дверь и помещение утонуло в тишине. Пак не знал, что должно взорваться, но судя по ощущениям — он сам. Во рту уже пересохло так, что язык казался опухшим и шершавым, хотелось пить и хоть немного увеличить длину цепи, чтобы стоять на полной стопе, а не только на пальцах. Но подтянуться и забросить тело наверх, чтобы порыться в карманах в поисках булавки или шпильки — стало бы чрезмерным усилием.
Внезапно напряжение ослабло и Пак повалился на пол, зацепив при этом край стола, отчего сверху посыпались листы бумаги с непонятными чертежами и формулами. Руки до сих пор не слушались, поэтому Пак просто перевернулся на бок, чтобы немного разглядеть их. Символы еще попробуй пойми, а вот обведенный кругами горящий человек выглядел вполне однозначно. Но как? Почему? Разве бывает такая взрывчатка, которой можно начинить человека? Впрочем, все равно нет сил читать и разбираться, только безвольно повалиться на спину и попробовать пошевелить пальцами.
— Эй, давай, поднимайся! — Клу появился прямо на носу у Пака и пришлось закрыть один глаз, чтобы разглядеть кроху. Теперь в нем не было и половины дюйма. Глупо спрашивать, куда верж их потратил.
— Вставай же! — он со злостью топнул ногой, затем врезал кулаком. — Надо выпить воды, срочно! Они что-то сделали с клыком, растолкли его и запихнули тебе в рот.
Мысли текли медленно, словно они тоже перегрелись и не могли двигаться быстрее. Но в голове у Пака все сложились в одну цельную картину.
Уле, птичка-артефактолог, рассказывала о свойствах костей чужих накапливать энергию. Члены Братства один за другим они наполняли стилеты жизненной силой своих жертв, чтобы потом использовать их для своих целей. И в процессе этого, возможно случайно, они и открыли новую, совершенно неизвестную разновидность взрывчатки. Дорогую, странную, тем не менее такую, которую можно пронести куда угодно, хоть в спальню к нынешнему президенту республики. Знать бы еще, насколько эта взрывчатка эффективна, но у Пака в любом случае нет шансов поделиться своими измышлениями с кем-либо.
— Уходи, — он еле-еле разлепил губы, чтобы проговорить это. Клу топнул еще злее, но не сдвинулся ни с места, а потом и вовсе сел.
— Знаешь, мне тоже немного осталось. А так хотя бы уйду с честью, рядом с другом. Где-то здесь был спирт, жаль только девок Рубио не оставил…
Пак замотал головой, но вслух спровадить вержа так и не смог, его заволокла темнота.