Глава 40

Маша сцепила пальцы. Ей захотелось рычать, биться, грызть подушку. Та тварь только что выдавила из себя "простите" и всё?!

Маша перенесла такой кошмар, она чуть не умерла. Мог пострадать её ребёнок. Машу бесило всепрощенчество её собственной матери. Почему её мать не перегрызла за свою дочку горло обидчице!

С Машей случилась истерика. Девушка кричала, рвалась куда-то. Закашлялась, её просто сотрясало. Прибежали медсёстры, что-то вкололи. Примчался врач.

Маша издалека всё слышала, понимала, что ей говорят. Отвечала. Постепенно голоса уходили, она проваливалась в мягкую полудрёму. Уснула.

Проснулась через час в отличном настроении.

" Нифигашечки! Я успела побывать на своей смерти, на своей казни и получить "прости" от главного врага. Сюр какой то. Интересно, какая ещё фигня до меня не долетела" — Маша тихонько хмыкнула.

Мать прижалась губами к ладошке Маши.

— Что болит, доченька?

— Нет, ничего. Только спать хочется. Я спать боюсь, мама. Вдруг снова провалюсь туда, откуда еле выкарабкалась.

Туда, где ей приходилось сражаться за счастье увидеть Ивана вновь…

А Иван с утра нацеловав свою красавицу, выехал из больницы по делам. Хоть штурвал его бизнеса был в надёжных руках заместителей, но без капитана на корабле никак.

Позвонил Алексеич. Предупредил, что мать Ивана в больнице. Чтоб Иван не волновался, все на своих местах.

Иван знал, что мать следит за каждым его шагом. Но и он не оставлял наблюдения за ней. Знал, что вчера она долго беседовала с тётей Дашей. Сегодня-то чего ей понадобилось.

Наверняка уже прознала, что Иван меняет фамилию на отцовскую. В своё время, в шестнадцать, он получал паспорт на фамилию матери.

Давно уже надо было сделать этот шаг, стать Трофимовым. Скоро свадьба, малыш родится, всё как раз успеет. Его семья будет Трофимовы.

Да, юристам предстоит немало возни с документами.

Иван знал, что сегодня Маша проснётся, торопился встретиться с ней.

Позвонил Игнат.

— Ваша мать просит прощения.

— У кого, у тебя? — Иван даже не понял, что происходит.

— Маша проснулась. Она у Маши просит.

— Кто пустил? — зарычал Иван.

— Никто не пускал. Она из коридора кричит. Нам слышно, поэтому Вам звоню.

— Как Маша?

— Не видел, но голос слышал. Разговаривает. Про птичку спрашивала.

— Да ты что!

Сказать, что Иван спешил — ничего не сказать.

Мчался от стоянки, не дожидаясь лифта скакал зайцем по ступенькам. Краем глаза видел мать. Она поднялась было ему на встречу. Увидев его лицо отступила.

Он на цыпочках подошёл к закрытой двери палаты.

— Как она?

— Спит, устала, наверное. — Лена пожала локоть Ивана.

Давай уже, пусти нас, мы тоже скучаем, хотим увидеть красотку.

Иван аккуратно приоткрыл дверь.

Увидел Машу. Утром она была совсем другая. Бледная, неживая. А сейчас порозовела. Поза другая. Теперь она просто спит.

Маша плавно то провалилась в сладкую дрёму, то так же выплывала. Ей было удобно лежать. Она, наконец, была спокойна за будущее своего ребёнка.

Её затопило волнение, нежность к тому мальчику из её путешествия по другому миру. В ней зрела уверенность, что с ним, с Соловейкой, всё хорошо. Теперь он там, где ему самое место, у неё под сердцем. А когда родится, никто на свете не будет любить его больше, чем она, его мама. По телу разливалось тепло, оно обволакивало, успокаивало.

Упругий щелчок двери выплеснул её из убаюкивающих волн.

Она увидела всё сразу: его классический пиджак, белую футболку, джинсы, бритый квадратный подбородок, глаза с прищуром. Маша не выдержала этого счастья. Закрыла лицо ладошками, слёзы текли рекой, она рыдала. Иван. Её Ваня.

Он лёг рядом с ней, обнял её так нежно, крепко. Как будто заслонял её от пули, от взрыва, от любой беды. Зарылся, ушёл лицом в её волосы. Перестал дышать. Маша трепетала от счастья, чувствовала его дыхание на шее, знала, что нет более мощной защиты, понимала, что ей больше ничего не угрожает.

— Я успела целую жизнь прожить без тебя. Сердилась. Скучала.

— Мы оба в курсе, что ты неадекватная, — со смешинкой шептал на ухо любимый голос:

— Наверное ты знаешь. Но я скажу ещё раз. Так, на всякий случай, чтоб ты вспомнила. Я люблю тебя, Маша.

Он ещё крепче обнял её, боясь потерять еще раз:

— Маша, не оставляй меня. Никогда.

Они лежали молча на медицинской кровати, в окружении пикающих приборов, неоновых ламп. Два сердца, две души. Между ними пульсировала точка подрастающего сердечка, связавшая их навсегда.

Загрузка...