Машино сердце остановилось ровно в двенадцать часов.
До этого она успела обнаружить самоё себя в странном помещении. Сообразила, что это больница. Белые стены, потолки. Она лежит на огромной, занятной кровати, напичканной всякими штуковинами. Ну, прям кроватный хаммер в крутейшем тюнинге.
Маша сползла с нее, оглядела себя. Вся в трубках, в шлангах, как муха, запутавшаяся в паутине. "Прикид, конечно симпатичный, если бы не вопрос — что я здесь делаю…" — девушка двинулась между рядами таких же кроватей, чувствуя босыми ногами ледяной холод пола. С ужасом вглядывалась в неподвижные лица людей. Спят, или умерли?
— "Я разбилась, да, точно. — вспомнила Маша и подумала: — А почему мне не больно? Что-то мне тут не нравится, холодно, тихо. Может здесь меня ждёт кров и уют, но попробуем выбраться отсюда".
Она попыталась открыть дверь. Та не поддалась, зато рука прошла сквозь неё, как через туман. Потом изображения стали появляться перед ней кадрами. Как будто кто то не спросив её поставил фильм на перемотку.
Вот стоит Иван. Разговаривает с тёткой в черных брюках. Батюшки, да это же его мать, Зинаида Петровна. Маша решила их испугать, неожиданно выскочила перед ними:
— О чём судачите, бояре? Пошто рожи Ваши такие смурные, граждане Изменщик и Змеина Петровна?
У Маши всё клокотало от обиды. Она видела перед собой женщину, у которой не нашлось для Маши ни одного доброго слова при жизни, да и сейчас тоже. Почему? Маша не уродка, порядочная девчонка, с высшим образованием. Не барби, конечно, обычная, нормальная девушка.
"Вы, между прочим, тоже не статуя Венеры" мысленно обратилась девушка к матери Ивана.
Маша смотрела на неё и диву давалась. Откуда в человеке может быть столько злобы. Женщина даже со спины была злая, не то что с лица. Портретом такой тётеньки впору дьявола отгонять!
Худая, вечно перекошенные, крепко сцепленные губы. Прищуренные глаза. Казалось, был бы у неё автомат, всех бы перестреляла. Маша помахала у неё рукой перед глазами:
— Остановитесь, тётя. Чего вы докопались до собственного сына. Меня уже нету, успокойтесь.
Впрочем, Маша знала, что мать доставала Ивана придирками всегда, задолго до Машиного появления. Тут до девушки долетели обрывки злых слов Зинаиды Петровны про детей в Африке.
— Остановитесь оба, что вы такое говорите, вы же родные люди! — Маша кричала им в лицо.
Они не обращали на неё внимание. Не подозревали о её присутствии. Маша слышала, что Ваня называл мать чудовищем, та отвечала враждебно, обозвала её, Машу, хабалкой.
— Ах, так! Получите, тётенька, от хабалки. — Маша разбежалась и толкнула её со всей силы в спину!
Следующим кадром она увидела Лену.
— Лена, привет!
Маша вытерла слёзы с лица подруги. Та не почувствовала.
Маша давно убедилась, что мужчина это самое необходимое, ценное в жизни девушки. Но без подруги, без Лены, Машин мир лишился бы целого измерения.
Девушки познакомились, когда вместе снимали комнату у старушки. Ленка на спортвном училась в МГФСО, а Маша в МИТУ на бухгалтерском.
Девушки во всём были противоположностями. Маша скромная, чуть по-сельски пришибленная. Из Лены пёрла сила богатырская, она в лесу могла бы зашибить волка корзинкой с грибами.
Маша подумала, что удивительная у них была дружба. Мужики нравились разные, шмотки размерами не совпадали и обменяться ими не было возможности, чтоб форсануть чем-то свеженьким на курсе.
Машке нравилось почитать, а Ленка где-то наперевес с веслом по речкам тусила.
Маша вспомнила, как один раз они вместе тащили через весь город её чемодан, когда у него ручка оторвалась. Они тогда с квартиры на квартиру переезжали, всё на себе перетаскивали.
А ещё был случай (Маша улыбнулась про себя), девчонки атаковали трамвай, нагруженные неподъемными сумарями.
Приехали на электричке, гружёные провиантом, решили сэкономить на такси. Ленка запихнулась, а Маша не успела, трамвай уехал. И как потом Лена вышла на следующей остановке и назад пёрла эти сумари. Деньги то вместе с ней уехали, у Маши на проезд не осталось!
Да, молодые были, задорные и бестолковые. Встречали друг друга с пригородной электричке, помогали баллоны с огурцами тащить. Нафига им эти огурцы были, тяжесть такая! Лучше бы картошку везли, её хоть разбить было невозможно.
Маша помнила всё. Смотрела на подругу, говорила ей слова благодарности. За всё-за всё.
Зареванная подруга не видела Машу, глядела в другую сторону. Чтоб перехватить её взгляд, девушка тоже туда повернулась и увидела свою маму. Та плакала, Иван говорил ей что-то.
Маша обошла их.
Смотрела на Ивана. Он так по-доброму что то говорил.
— Вань, спасибо тебе, что маму поддержал. Хорошо, что она не знает, какой ты изменщик. Хорошо, что не знает, что это из-за тебя со мной такое.
Впрочем, наверно во мне злость говорит. Может, я не права. За руль я сама села. Это был мой выбор. У тебя другая женщина, это твой выбор.
Маша закрыла лицо руками.
— Люди дорогие, простите меня. Сколько боли я вам всем принесла. Если бы всё вернуть назад, ах, если бы…
Она оглядела всё помещение. Сколько людей, все такие печальные.
Маша внимательно посмотрела в лицо любимого мужчины, встретилась с ним глазами.
В следующее мгновение вихрь подхватил девушку, поднял к самому потолку и понёс в палату, туда, откуда она только что победно сбежала.
Маша заметила, что люди в белом суетятся над её кроватью, она заглянула им через плечо и увидела себя. Маша провалилась в темноту.
Её сердце остановилось на две минуты. На две бесконечно долгие минуты. Иван рвался к ней, рычал, чувствовал себя бессильным…
Сердечко бедной девушки удалось запустить. Она снова жила.