Попса (май 2008)

Юрий Сапрыкин Вечная весна в одиночной камере

Ненавистный русский pops

Вначале декабря мне позвонили с Первого канала - пригласили вручить приз прессы на новогоднем концерте в Кремле. Что такое новогодний концерт Первого канала и откуда берется приз прессы - я не знал, но голос в трубке сказал, что приз нужно будет вручить то ли Пугачевой, то ли певице Максим - и оба варианта показались мне справедливыми, к тому же у меня плохо получается отказывать незнакомым людям, если они просят о чем-то безобидном; в общем, в назначенный вечер я оказался в Кремлевском дворце. По скользкому паркету фойе прохаживались дамы, заставляющие вспомнить строчку из песни Ларисы Долиной «Я надену все лучшее сразу», в буфете подавали жюльены и семгу, девочки-подростки пили шампанское, в воздухе было разлито предчувствие праздника. Раздался третий звонок, ведущий Галкин объявил Кобзона, и началось.

На сцене было много удивительного - красные сапоги Леонтьева, похожее на яйцо Фаберже платье Маши Распутиной, обдуваемые искусственным ветром куклы-несмеяны из группы «Серебро». Музыка, под которую выступали эти люди, напоминала звуковое сопровождение в недешевом столичном ресторане - она не отвлекала от разглядывания сапог, в ней не было страсти, восторга или ужаса, она существовала на правах необязательного и не раздражающего фона - как если бы трещали дрова в камине. Ни одна мелодия не застревала в голове, ни за одну строчку невозможно было зацепиться; когда Ирина Аллегрова выдала нелепый, в стилистике лихих 90-х, припев - «Улетали принципы под откос», - это было хотя бы что-то. Я списывал собственное равнодушие на слабое знание материала, но потом огляделся - оказалось, что публика, мягко говоря, тоже не бьется в экстазе. Никто не подпевал, не танцевал, не вскакивал с мест. Люди смотрели на сцену немигающими пустыми глазами, многие достали видеокамеры и наблюдали за концертом через видоискатель - будто репетируя новогодний телепросмотр. Зал оживился лишь однажды, и «оживился» - слабо сказано, это была массовая истерика: выступала Ротару, и впавшим в исступление зрителям удалось даже выпросить не положенную по регламенту вторую песню. На исходе шестого (!!!) часа представления меня вызвали за сцену, выдали почетную грамоту и сообщили, что вручить ее нужно вовсе не Пугачевой и не Максим (которых, собственно, и не было), а некоей Вике Дайнеко, чье имя я слышал во второй раз в жизни - до этого я мельком видел Дайнеко в каком-то телешоу, там она каталась на коньках. Но на исходе шестого часа было уже все равно.

В самом слове «поп» нет ничего дурного - это музыка для развлечения (застолья, танцев, секса), которая нравится большому количеству людей. И ничего более. Челентано, Нино Феррер, Вадим Мулерман и даже Жанна Агузарова - это все поп, попс, попса, как угодно. Шестнадцатилетний Лагутенко, спевший клейким лукавым голосом: «Алло, попс, я выхожу на связь!» - явно имел в виду нечто такое, к чему стоит стремиться. Поп требует не столько мастерства или таланта, сколько интуиции, прирожденной точности, дзенского умения попасть в яблочко, не целясь. В англоязычных источниках это называется pop sensibility - чувство попа - и в смысле этой самой сенсибилити, способности создать легкий, совершенный в своей простоте и точности продукт - Юрий Шевчук и группа «Гости из будущего» мало чем отличаются (я прекрасно представляю почему-то, как Ева Польна поет под хаус-аккомпанемент шевчуковскую «Осеннюю» - «Люби всех нас, Господи, тихо, люби всех нас, Господи, громко»). Если уж мы заговорили об англоязычных источниках - гипотетическое противостояние Шевчука и Евы Польны на этой территории давно осталось в прошлом, последние рецидивы конфликта относятся ко времени возникновения панка и индастриала, сейчас вся неакадемическая англосаксонская музыка - это, в некотором смысле, поп. Манифест новой поп-эпохи - книга бывшего журналиста New Musical Express Пола Морли Words and Music. Вся современная музыка выводится в ней из двух произведений - ультраавангардного опуса Элвина Люсье I am Sitting In My Room и песни Кайли Миноуг Can‘t Get It Out Of My Head. С точки зрения вечности они равнозначны и в равной степени прокладывают дорогу в будущее. Поп может не быть оригинальным, но не может не быть модным, поп обязан учитывать звук и образ, который «сейчас носят». В этом смысле идеальным российским поп-музыкантом является, конечно, Виктор Цой, - который, кстати, во всех интервью настаивал, что «Кино» играет поп-музыку, и не гнушался передирать The Smiths и The Cure, а в посмертном альбоме коллеги и вовсе положили две его песни на эйсид-хаусный синтетический ритм и басовый рифф, позаимствованный с пластинки New Order Technique.

Разумеется, в современном российском попе ничего подобного и рядом нет. Русский попс - это вялый и неповоротливый зверь, хоть каким-то подобием «поп сенсибилити» обладают в нем 2-3 человека - Меладзе, Матвиенко, Фадеев, но и у тех после поточной работы на «Фабриках» дзенское чувство хита срабатывает в одном случае из десяти. Русские поп-звезды (за исключением ветеранов и все той же певицы Максим) интересны не в качестве музыкантов, а как некие экзотические существа - c похожим чувством люди посещают зоопарки или смотрят фильмы про пингвинов, а уж Киркоров всяко занятнее и пингвина, и бегемота, и жирафа. В популярности артистов вроде Билана или Лазарева тоже есть нечто зоологическое - так, одна моя университетская знакомая говорила в начале 90-х про Преснякова-младшего: «Песни мне не нравятся, но вот его экстерьер…» И совершенно непонятно, почему эти нелепые и в чем-то трогательные люди вызывают такую бешеную ненависть.

По количеству проклятий в свой адрес с российской поп-музыкой могла бы конкурировать только «банда Ельцина»: попсу громят православные фундаменталисты и патриоты-государственники, творческая интеллигенция и внесистемные рокеры. У последних с попсой особые счеты: послушать здешних мейнстримных рок-музыкантов и их рупор «Наше радио» - так в стране попросту нет беды страшнее и напасти злее. Прекрасный музыкант Шевчук на полном серьезе разыскивал записи, где Киркоров поет без фонограммы, и собрал однажды внушительный хор рокеров, чтобы спеть песню «Попса - розовая пасть голодного пса»; «Наше радио» снабжало свои диски нашлепкой «Проверено - попсы нет». При этом никаких внятных претензий к попсе - за вычетом абстрактных разговоров о пошлости и бездуховности - практически не существует. Дешевые бессмысленные тексты? А если Билан по-английски поет - по-прежнему тексты раздражают или уже нет? Фонограмма? ОК, у любого электронного музыканта - хоть у Kraftwerk, хоть у Daft Punk - музыка на концерте идет из маленькой пластиковой коробочки, никто не делает вид, что она делается прямо на глазах у потрясенной публики. И ничего. Да, русская попса вторична и старомодна, но вряд ли это такой уж смертный грех; клиенты «Нашего радио» тоже не отличаются свежестью музыкальных идей.

На самом деле, ненависть вызывает не собственно поп-музыка, все претензии - не к текстам или аранжировкам, а к способу, каким они попадают в мир. Попса как таковая обязана быть действенной и эффективной, экономические показатели кажутся вполне объективным способом ее оценки - Кайли Миноуг лучше Натали Имбрульи просто потому, что продает больше пластинок. Русский попс выглядит так зловеще потому, что природа популярности в нем абсурдна и непрозрачна, здесь люди становятся звездами нипочему, и звездность их ни в чем не выражается. Что, у какого-нибудь Влада Топалова фанатки дежурят в подъезде? Или альбомы его расходятся миллионными тиражами? Или песни звучат из каждого окна? Он вообще кто? Для русского попса настоящий успех - это сигнал опасности, выскочек здесь не любят (см. все недавние success stories, от Земфиры до Максим). Русский попс согласен быть фоном, обоями, белым шумом; хитрость в том, что у этого фонового шума не может быть альтернативы, его невозможно просто взять и выключить, он всегда где-то рядом и будет рядом всегда. Идут годы, люди рождаются, взрослеют и стареют, меняют цвет волос и страну проживания, бьют спортивные рекорды и совершают научные открытия, - а Леонтьев и Долина по-прежнему здесь, и выглядят точно так же. Вечность в России 2008-го - это не банька с пауками, а зал Кремлевского дворца, где люди смотрят на сцену немигающими пустыми глазами. Можно даже не аплодировать и не подпевать.