Попса (май 2008)

IV.

Для тех, кто сталкивается с шансоном только в машинах таксистов-бомбил, слушающих одноименную радиостанцию, Михаил Круг - не более чем один из сотен одинаковых певцов, поющих одну и ту же заунывную песню о нелегкой тюремной доле. Но считать Круга «одним из» - примерно то же самое, что не видеть разницы между Владимиром Высоцким и КСП-движением. И дело даже не в том, что Круг написал, может быть, самую главную русскую песню девяностых - тот самый «Владимирский централ». Бард Воробьев, взявший псевдоним «Круг» и переключившийся с традиционного бардовского формата на уголовную романтику, как-то сумел разгадать некий важный секрет всероссийского коллективного бессознательного. Разумеется, он не изобрел блатную песню, но до него тюремная Россия и те, кто себя с ней по каким-либо причинам ассоциирует, пели голосом Одессы, которая давно уже не мама, и Ростова, который тоже трудно назвать папой. Круг придумал песенный язык бандитской Твери, и в отличие от «Мурки» и «Гопа со смыком» «Владимирский централ» и «Жиган-лимон» - по-настоящему русские песни. Пока автор российского гимна вымучивал свое «От южных морей до полярного края», из Круга лилось - «Я Тверь люблю, как маму, люблю свой город детства, и нет России без Твери, Санкт-Петербурга, Тулы, Ростова и Смоленска, где по этапам нас везли», и Россия подхватила его песню.

Песня, конечно, так себе, но ведь Россия же подхватила.