Гейбриел проснулся час спустя. Ноги его запутались в простынях, на которых была вышита монограмма предыдущего владельца Хелбурн-Холла. Он долго не шевелился, лежа в несравненном блаженстве. Элетея спала, и он смотрел в серьезном раздумье на ее спину.
Прежде для него это было то самое время, когда он, потихоньку одевшись, ускользнул бы из спальни. Теперь он не ощутил никакого желания уйти, но только острую благодарность за то, что она его не покинула.
– И я не позволю тебе уйти, – тихо сказал он.
– Нет, позволишь, – послышался в дверях сердитый голос.
Гейбриел сел, медленно протянул руку за пистолетом, лежавшим на столике у кровати. Но когда он узнал фигуру, перешагнувшую через порог, опустил руку и положил ее на плечи Элетеи. Она не пошевелилась. Гейбриел прислонился к изголовью кровати, слегка наклонившись, чтобы защитить ее.
– Я предостерегал ее насчет вас, – сказал незваный гость.
Это был тот вор, которого Гейбриел поймал в лесу.
И этот юный мерзавец не только ворвался в спальню Гейбриела, но угрожающе размахивал той самой шпагой, украсть которую ему не удалось в тот раз.
Гейбриел натянул одеяло на плечи Элетеи.
– Все предостерегали ее насчет меня. Как тебя зовут?
– Гейбриел.
Он рассмеялся.
– Кто это дал тебе такое имя?
– Люди из прихода, которые приняли меня, когда я сбежал из сиротского приюта. Они сказали, что я напоминаю им одного человека. – Шпага у него в руке слегка задрожала. – Вы причинили ей боль?
– Нет. С чего ты взял?
– Я видел, как она плакала в лесу на прошлой неделе, а вас здесь не было. А теперь… – он не смотрел на кровать, – вы здесь.
– И она тоже. Я женюсь на ней. Эта шпага, похоже, слишком тяжела. Лучше бы ты положил ее, Гейбриел.
– А она хочет выйти за вас? Гейбриел посмотрел на ее профиль.
– Да. – Он поднял глаза и насмешливо улыбнулся: – А ты собрался драться со мной, если бы я причинил ей боль?
– Нет. Я бы убил вас.
– Отчаянная смелость. Положи мою шпагу.
– Вы уверены, что с ней все в порядке?
– Да, – ответил Гейбриел. – И еще я уверен, что если она проснется и поймет, что ты видел ее здесь, она очень огорчится.
Гость попятился от кровати.
– Оставь шпагу у двери, – сказал Гейбриел, по-прежнему не двигаясь.
Мальчик пожал плечами, но опустил руку и вздохнул с облегчением.
– Ты любишь лошадей? – с любопытством спросил Гейбриел.
– Господи, ну еще бы!
– И ты стал бы драться, чтобы защитить леди Элетею? Почему?
Тот снова пожал плечами:
– Она хорошо ко мне отнеслась. Но я не помешался на ней, если вы на это намекаете.
Гейбриел улыбнулся:
– Я не намекаю. Но мне понадобится новый конюх для ее лошади.
– Того араба, что у вас на конюшне?
– Я подумываю заняться разведением чистокровных лошадей. Если тебя это интересует, приходи завтра ко мне на конюшню.
Тот пылко кивнул.
– И еще, Гейбриел.
– Чего?
– Ты никогда больше не поднимешь на меня оружие, но если кто-то будет угрожать леди Элетее…
– Я знаю, что делать.
Элетея вздохнула и повернула голову.
– Гейбриел, – пробормотала она с улыбкой, – ты что-то сказал?
Он почувствовал желание защитить ее и ощутил телесное томление.
– Мне нужно отвезти вас домой. Уже почти рассвело.
– Обними меня. Я не хочу уезжать.
– Мне тоже не хочется, чтобы вы уезжали, но не стоит опять сердить вашего брата. Завтра с утра я поеду к нему, и мы обо всем договоримся.
– Он не понимает, что произошло между нами, – сказала она.
– Это неудивительно. Но когда мы все вернемся в Лондон, чтобы присоединиться к моей родне и спланировать нашу свадьбу, обещаю, что буду вести себя лучше некуда.
Элетея коснулась его плеча. Она всегда любила сочетание загара и крови Бурбонов на его темном, смуглом лице.
– Как вы думаете, ваша матушка приедет?
– Сомневаюсь. Очевидно, она вышла замуж за какого-то герцога.
– Французского герцога?
– Так мне сказали. – Он покачал головой. – Я получаю от нее вести всего два раза в год. Она присылает мне деньги. Я отсыпаю их обратно.
Элетея прижалась к его груди.
– А ваши братья?
– Понятия не имею. – Он посмотрел в окно. – Они живут своей жизнью. Будь я постарше, я мог бы уехать вместе с ними, но… но я не мог оставить мать с отчимом.
– А вы бы вернулись?
– Да, в конце концов, но я ни за что не остался бы здесь, если бы не вы.
– А вы любили бы меня, если бы я стала куртизанкой и работала бы в заведении миссис Уотсон?
Он понял, что рискует разгневать ее, поэтому сказал первое, что пришло в голову, потому что никогда не держался золотой середины, имея дело с женщиной.
– Да. Каждый мужчина хочет иметь куртизанку своей женой, допуская, что она будет только его куртизанкой, и… – Он затолкал ее под себя, пригвоздив к кровати своим тяжелым мускулистым телом. – Я, наверное, обидел вас. Так что я не дам вам встать, пока вы меня не простите.
Элетея изогнула губы в усмешке.
– Я не обиделась. Но возможно, заинтересовалась.
Гейбриел заглянул ей в глаза.
– Я бы женился на вас, даже если бы вы стали прусским гусаром.
Она рассмеялась:
– Это невозможно.
– Мы бы нашли способ, – сказал он, переворачиваясь на бок. – Светает. – Он задумчиво посмотрел на ее колдовское тело, пылающее после ночи, проведенной в его постели. – Давайте оденемся, пока вы снова не соблазнили меня.
– Гейбриел! – Голос у нее был мягкий, задумчивый.
– Да? – Он наклонился и обхватил губами ее сосок.
– Вы разговаривали с кем-то, когда я спала?
– Да. – Он поднял голову. – С Гейбриелом.
Она встала с кровати, и он окинул взглядом ее роскошные груди и бедра. Вся эта атласно-персиковая кожа и чувственная красота принадлежит ему навсегда. Его глаза следили за ее изящными движениями, когда она наклонилась, чтобы поднять с пола чулки. Ее распущенные волосы разметались по кровати, по его ногам.
– Вы разговаривали с самим собой? – спросила она удивленно, подняв глаза и держа в руке нижнюю юбку.
Он замялся, бросив взгляд на шпагу у дверей. Он найдет способ рассказать ей об этом, не признаваясь, что ее юный защитник застал их в постели.
– В некотором смысле. – И отчасти это было правдой, потому что он понимал, что она, возможно, видела в своем найденыше часть его самого, ту часть, которая хотела сразиться с миром. – Я привлек вас только тем, что был испорченным мальчишкой? – небрежным голосом спросил он, натягивая штаны из оленьей кожи.
Элетея откинула волосы с лица; ее карие глаза улыбались.
– Настолько же, насколько я привлекла вас потому, что была совершенной леди.
На следующий день Гейбриел и брат Элетеи договорились, что свадьба состоится в Лондоне в Михайлов день. Когда Роберт рассказал об этом леди Понтсби, сидевшей как на иголках в ожидании этого сообщения, та облегченно вздохнула так, что было слышно в соседней комнате, где Элетея писала письма дамам семьи Боскасл, которые отнеслись к ней дружески и которые скоро станут ее родственницами.
– Михайлов день? – пробормотала леди Понтсби. – День, когда Люцифер был низвергнут с небес?
– Если существует какое-нибудь суеверие, по которому в этот день не следует венчаться, прошу вас, не говорите об этом моей сестре.
– Единственная известная мне примета, касающаяся Дня святого Михаила, гласит, что не следует есть ежевику после этого дня, потому что на нее плюнул дьявол.
– Значит, будем надеяться, что если к свадебному завтраку подадут ежевику, наш дьявол будет рядом и скормит ее своей молодой жене.
Всю неделю шла оживленная переписка, письма путешествовали между сэром Гейбриелом, его старыми друзьями и Боскаслами, между графом, его сестрой Элетеей, их друзьями и семейством Боскасл.
– Господи! – воскликнула леди Понтсби, с удовольствием разбирая письма и маленькие подарки, которые приходили каждый день. – Можно подумать, что она выходит замуж за какое-то учреждение.
– Семья Боскасл и есть учреждение, – сухо заметил Робин. – И при этом пользующееся самой дурной славой.
Договорились, что неделю перед свадьбой они проведут в Лондоне, выполняя светские обязанности и делая покупки для невесты, по поводу которой старшая кузина сетовала, что та одета как деревенская мышка. Элетея отвечала, что у них все равно не будет времени для настоящих примерок. Но, вспомнив небрежную элегантность дам из семьи Боскасл, с которыми встречалась во время поездки в Лондон, она сама внезапно почувствовала себя немодной.
Три первых дня в Лондоне она провела с кузиной и Хлоей, виконтессой Стрэтфилд, которые с неиссякаемой энергией таскали ее от модистки к портнихе, шьющей манто, а оттуда к белошвейке. Вечером четвертого дня она была приглашена к Джейн Боскасл, маркизе Седжкрофт, на домашний вечер.
На то же время Гейбриел был приглашен одним из офицеров полка, в котором он служил, на званый ужин, устроенный с целью оплакать одного из лондонских повес, угодивших в ловушку, расставленную священником.