Я проснулась от сильной пульсации в левом ухе. Сев, я поморщилась, коснувшись своего забинтованного уха, вспомнив события вчерашнего дня. Я мгновенно потеряла сознание после того, как они отрезали мне мочку уха, и не испытала большой боли, и не видела кусочек своей плоти. Я проснулась только тогда, когда Грей неуклюже понес меня вверх по лестнице в спальню. Затем я потащилась в ванную, где Мэддокс в конце концов нашел меня.
— На тумбочке обезболивающие, — сказал Мэддокс.
Моя голова повернулась туда, где он сидел на подоконнике, в одних только джинсах. Волна облегчения от его присутствия, за которой последовал гнев, прокатилась по мне. Это его вина, и даже обеспокоенное выражение лица не делало его менее виноватым.
Его куртка лежала рядом с ним. Он всегда держал ее поближе к себе. Косуха, клуб, они значили для него целый мир.
— Ты имеешь полное право так на меня смотреть. На твоем месте я бы тоже себя ненавидел.
К сожалению, я не испытывала к нему ненависти. Я была в ярости, но все еще не испытывала ненависти по отношению к нему. Я встала с кровати, слегка покачнувшись. Мэддокс в мгновение ока пересек комнату, схватив меня за талию.
Через мгновение я оттолкнула его. Мне нужно принять душ, чтобы смыть засохшую кровь с волос и шеи и вновь почувствовать себя самой собой. Мэддокс не остановил меня, когда я, спотыкаясь, направилась в ванную. Съежившись под струящейся водой, я ощутила, как меня охватывает отчаяние. Я боялась того, что еще Эрл запланировал для меня. Я боялась за папу, за свою семью. Я даже боялась за Мэддокса, что даже не имело смысла. Мне нужно сбежать отсюда.
Выйдя из душа, на крышке унитаза меня ждали чистая футболка и боксеры. Я оделась, затем не торопясь расчесала волосы, пытаясь успокоиться и понять, что делать дальше, но независимо от того, как часто я искала выход, Мэддокс был рядом. Он единственный, кто мог спасти меня, всех нас, даже самого себя, сейчас.
Высушив волосы полотенцем, я вернулась в спальню. Мэддокс выглядел так, будто тоже ломал голову в поисках решения. Он должен понять, что все идет не в том направлении, что это в его руках вывести нас из зоны опасности. Он встретился со мной взглядом, и я коснулась своего уха, задаваясь вопросом, что он видит на данный момент.
— Ты все еще чертовски великолепна. Зная тебя, люди, вероятно, скоро попросят пластических хирургов отрезать им мочки ушей, потому что ты положила начало тенденции.
Я хрипло рассмеялась.
— Ты не знаешь людей, с которыми мне приходится иметь дело. Они будут в восторге, увидев меня в таком виде.
— Ты не расслышала меня? Ты все еще чертовски великолепна.
— Пока Эрл не отрежет от меня еще кусочки.
Это страх, которому я не позволяла больше места в своем мозгу, но он таился на периферии всю ночь, наполняя мою ночь ужасными образами.
Глаза Мэддокса вспыхнули яростью.
— Он не будет. Это скоро закончится. Я поклялся защищать тебя.
Я подошла к нему и заглянул в его суровое лицо.
— Чем это закончится, если не ужасом? Как ты защитишь меня? Ты не видел своего дядю, когда он резал меня. Он сделает это снова, что бы ни сделал мой отец или ты. Твои братья по клубу стояли рядом и наблюдали. Они тоже пойдут по этому пути вслед за твоим дядей.
Он схватил меня за плечи, выглядя разорванным на части, злым и отчаявшимся одновременно.
— Этот клуб моя жизнь, Марселла. Я истекаю кровью за него. Я знаю, чего ты от меня хочешь, но я не могу предать клуб, ни ради тебя, ни ради кого-либо другого. И твоего отца я тоже не пощажу. Он умрет, но ты будешь в безопасности.
— Ты потеряешь меня, и тогда мой брат, или дядя, или кто-то другой убьет тебя, отомстив за моего отца. Этого ты хочешь?
Я видела одну вещь, которую он хотел больше всего на свете, даже если он не мог в этом признаться.
— Последние несколько дней были больше, чем я когда-либо ожидал получить с избалованной принцессой Нью-Йорка.
Он хорошо умел уклоняться от горькой правды.
— И этого достаточно? — тихо спросила я.
Он зарычал и притянул меня к своему телу, его губы обрушились на мои. Часть меня хотела оттолкнуть его, но другая хотела этого, его. По многим непонятным причинам.
Запустив пальцы в его волосы, я сильно потянула, желая, чтобы ему тоже было больно. Он зарычал мне в рот, но только поцеловал меня сильнее, его руки блуждали по моей спине.
Его пирсинг дразнил мой язык, посылая всплески удовольствия через каждый сантиметр тела. Поцелуи никогда не ощущались так, как сейчас, словно молнии зигзагами пронзали мое тело. Мир вокруг нас и все, что происходило, исчезли.
Он стянул с меня футболку и провел языком по моему соску, убедившись, что несколько раз коснулся его пирсингом. Затем глубоко втянул его в рот, посасывая сильнее, чем я ожидала. Мое сердце сжалось. Откинувшись назад, я наблюдала, как его губы обхватывают мою чувствительную плоть. Его рука скользнула вниз по моему животу, дразня кожу кончиками пальцев. Я уже намокла и отчаянно хотела почувствовать его прикосновение у себя между ног. Это наш момент и мой последний шанс. Мы попятились к двери.
Он обхватил меня через боксеры, скользнув средним пальцем между моими половыми губами по тонкой ткани. Дополнительное трение промокшего материала о мою чувствительную плоть заставило меня тяжело задышать. Он медленно растирал меня, полностью испортив мое нижнее белье, но меня это не волновало. Он опустился на одно колено.
— Это единственный случай, когда я преклоняю колено перед Витиелло, — прорычал он, но я могла сосредоточиться только на его губах, которые находились так близко к моим трусикам.
Он просунул руку мне под колено и приподнял мою ногу. Моя задница ударилась о дверь, заставив старое дерево застонать.
Мэддокс сдвинул трусики в сторону.
— Капает, — пробормотал он.
Затем зарылся лицом в мою киску. Его пирсинг безжалостно дразнил мой клитор.
— Мэд, — крикнул кто-то.
Я не узнала голос в своем затуманенном похотью мозгу. Он забарабанил в дверь, чуть не доведя меня до сердечного приступа, но Мэддокс не отпустил меня. Его лицо оставалось у меня между ног.
— Отвали, я поедаю киску, — крикнул Мэддокс, прежде чем шумно пососал мои половые губы.
Я хотела оттолкнуть его, но он щелкнул своим пирсингом по моему клитору, прежде чем взять его в рот, и я взорвалась. Мои пальцы вцепились в его волосы, когда я прижалась к нему, отчаянно оседлав его лицо. Это почти как внетелесный опыт, словно я могла оставить позади весь груз прошлого и страх перед будущим.
Я знала, что тот, кто назвал имя Мэддокса, все еще стоял за дверью, но мне было уже наплевать. Он все равно не дожил бы до того, чтобы рассказать эту историю. Как только моя семья спасет меня, все будут мертвы, и они заберут все, что слышали или видели, с собой в могилу. Я могла только надеяться, что Мэддокс поймет причину, прежде чем ему придется разделить их судьбу.
Мэддокс выпрямился, и взгляд, которым он одарил меня, был почти прощальным.
— Еще слишком рано прощаться, — я прошептала.
— Не надо, — пробормотал он.
Я поняла. Он не хотел думать или говорить об этом сейчас.
Он прижался ко мне, выражение его лица сменилось игривой улыбкой.
— Это правда, что вы, итальянские девушки, должны оставаться девственницами до первой брачной ночи, Белоснежка? Или ты сделала своему жениху ранний подарок?
Я ухмыльнулась, подражая его наигранной беззаботности.
— Тебе придется выяснить это самому, Мэддокс. Но предупреждаю, мой отец убьет тебя за это.
— Думаю, что смерть того стоит.
Он прижался ко мне. Боже, я никогда не была такой мокрой. Один взгляд Мэддокса возбуждал меня больше, чем часы поцелуев с Джованни.
— Я не буду нежным, Белоснежка. Последний шанс сказать мне то, что я хочу знать.
Сейчас я не нуждалась в его нежности. Я нуждалась в нем, в этом. Я сильно прикусила его губу в ответ. Он зарычал, его глаза стали дикими. Он стянул с меня боксеры и поднял с пола, так что мои ноги обхватили его. Затем одним яростным движением вошел в меня, или, по крайней мере, так глубоко, как позволяло мое тело. Выдохнув, мои ногти оставили кровавые следы на его спине.
Мэддокс испустил вдох, его лоб прижался к моему, его грудь вздымалась, губы приоткрылись в резком выдохе.
— Черт, Белоснежка. Твой старик определенно убьет меня за это.
— Замолчи, Мэддокс.
Один из них умрет, но я не хотела думать об этом сейчас. Достаточно скоро кровавая реальность настигнет нас.
Достигнет его. Мои внутренние мышцы бедер задрожали, когда я привыкла к ощущению его внутри себя. Мое тело опустилось, позволяя его длине все больше и больше скользить в меня. Я затаила дыхание, когда мой таз прижался к его, и он полностью вошел в меня. Его пирсинг прижался к моему клитору, как он и обещал, но дискомфорт не позволил мне ощутить точку G.
— Почему твой идиот жених не сорвал твою вишенку?
Я еще глубже вонзила ногти в его плечи, но он даже не вздрогнул.
— Потому что он слишком боялся моего отца.
— Ты стоишь того, чтобы за тебя умереть. Он был идиотом, если не понимал этого. — Мэддокс встретился со мной взглядом, его голубые глаза были полны вызова и темного голода. — Я не боюсь твоего старика. Когда я встречусь с ним, я скажу ему, что трахнул тебя.
— Нет, ты этого не скажешь, — прорычала я, но должна была признать, что меня взволновало то, что этот человек не побоялся пойти против моего отца.
Я только хотела, чтобы у нас был шанс, чтобы они оба остались в живых.
Его пальцы запутались в моих волосах, слегка потянув, пока я не обнажила перед ним свое горло. Он неторопливо лизнул точку моего пульса.
— Я, блядь, точно скажу, Белоснежка.
Он схватил меня за задницу и начал двигаться. Я резко выдохнула от дискомфорта, и Мэддокс ненадолго замедлился, его глаза искали мои.
— Не останавливайся, — выдохнула я.
Его пальцы еще сильнее сжали мою попку, и он вошел в меня. Я ахнула от острой боли, за которой последовала вспышка удовольствия, когда его пирсинг потерся о мой клитор. Мэддокс начал входить в меня в умеренном темпе. Пот блестел у него на лбу поддерживая меня и контролируя движения.
— Не сдерживайся, — вырвалось из меня.
Он врезался в меня длинными сильными толчками, заставляя сердце гудеть от боли. Он изменил наклон движений так, чтобы его пирсинг продолжал тереть мой клитор, а затем поцеловал меня. Ощущение его языка, когда он овладевал мной, только увеличивало удовольствие. Вскоре стало трудно определить, где заканчивался мой дискомфорт и начинается низкий гул нарастающего оргазма.
— Такая мокрая, — прохрипел он, врезаясь в меня снова и снова.
Мои глаза закатились. Я находилась на грани оргазма, но каждый раз, когда я была уверена, что падаю с обрыва, боль сдерживала меня. Он напрягся, становясь намного больше внутри меня, а затем взорвался, пробормотав проклятие. Его движения стали еще жестче, но менее скоординированными. Мой рот открылся от переполняющего ощущения. Я затаила дыхание, когда боль стала почти невыносимой. Он укусил меня в плечо, когда его толчки замедлились. Наконец он поднял глаза, совершенно растрепанный и потный.
— Блядь. Ты должна была кончить сливками.
— Большинство девушек не кончают в первый раз.
— Чушь собачья, — прорычал Мэддокс.
Он приподнял меня еще на пару сантиметров и вышел. Я выдохнула от жгучей боли. Мои ноги почти подкосились, когда Мэддокс поставил меня обратно на пол, но не позволил упасть. Прижавшись ко мне, он глядел на меня сверху вниз с новым собственническим чувством и необузданным голодом, которого раньше не было.
— Ты будешь кончать сливками и кричать для меня, Белоснежка, — прохрипел он.
Он потер меня двумя пальцами, затем без предупреждения вонзил их в меня и начал быстро и сильно входить. Мои глаза расширились от новой волны дискомфорта, смешанного с удовольствием. Мэддокс внезапно замедлился, а затем добавил третий палец. Я резко втянула воздух, качая головой.
— Слишком? — пробормотал Мэддокс, втягивая мою нижнюю губу в свой рот. — Твоя прелестная киска только что приняла весь мой член. Ты можешь взять три пальца. Это того стоит, Белоснежка.
Он двигал пальцами в мучительно медленном темпе, пока я не начала отвечать на его толчки, и мои веки не опустились от удовольствия.
Наконец кончив, я крепко прижалась к Мэддоксу. Он обнял меня еще крепче, и я положила подбородок ему на плечо. Постепенно возбуждение утихло, и я почувствовала пульсацию в ухе, которая соответствовала жжению между ног.
Слегка отстранившись, я встретилась с ним взглядом.
— Ты должен спасти меня. Ты можешь, и ты знаешь, что есть только один способ сделать это.
Марселла лежала, свернувшись калачиком, на боку рядом со мной, ее элегантная спина была обращена в мою сторону. Мои глаза проследили мягкие выпуклости ее позвоночника вниз к ее круглой попке с двумя дразнящими ямочками. Я боролся с желанием поцеловать каждый сантиметр ее слишком совершенной кожи.
Ее слова после секса крутились в моей голове. Я должен был спасти ее, но о том, что она имела в виду, не могло быть и речи. Я не мог позволить ей убежать. Это наш единственный шанс заполучить ее старика. Если я отпущу ее, Эрл и мои братья по клубу никогда не простят меня. Черт, они бы назвали меня предателем, отрезали яйца и скормили их мне или ротвейлерам. Я не предатель.
Мои глаза были прикованы к пластырю на ее ухе. Он начал кровоточить во время нашего секса. Я все еще не мог поверить, что переспал с Белоснежкой, что сорвал ее вишенку.
До того, как я познакомился с Марселлой, я часто фантазировал о ней в моей постели, но никогда не так. Я думал, что почувствую торжество из-за того, что прикоснулся к драгоценному отпрыску Витиелло. Представлял, как дразню его каждой грязной деталью, представлял, как использую Марселлу, как часть своей мести. Теперь все, о чем я мог думать, это о том, что я хотел удержать ее в своей постели, в своей жизни. Я чуть не рассмеялся при мысли о том, что Марселла станет моей старушкой. Витиелло слетел бы с катушек. И все же, как бы я ни старался, я не мог по-настоящему представить Марселлу частью нашего образа жизни. Она из совсем другого мира.
Несмотря на невозможность для нас, я хотел пробовать ее на вкус каждый день, видеть, как похоть сменяет холодное подозрение в ее голубых глазах. И последнее, что я хотел сделать, это поделиться с кем-либо подробностями нашей первой ночи. Я желал каждый миг с Марселлой, каждый сантиметр ее тела для себя. Но я также желал, чтобы она была в безопасности, и для этого ей нужно находиться подальше от клуба, подальше от меня. Я принадлежал клубу, а она не могла остаться.
Я провел рукой по волосам.
— Глупый идиот.
Марселла пошевелилась, повернула голову и сонно посмотрела на меня.
— Ты что-то сказал?
— Спи, — пробормотал я.
Она просто кивнула, повернулась и снова заснула. Я растянулся на спине, скрестив руки за головой. Эрл начал что-то подозревать. Остальные начинали ревновать. Все шло не так, как я планировал. Я не хотел отпускать Марселлу, но должен. Я не мог надеяться, что Эрл удержится от того, чтобы причинить ей еще большую боль. Я закрыл глаза, желая надрать свою глупую задницу. Когда безопасность Марселлы стала моим главным приоритетом, даже более важным, чем то, ради чего я работал всю свою жизнь: месть?
Я уставился в потолок. Марселла сказала, что ее отец убьет меня за то, что я лишил ее девственности. Учитывая все, что я сделал, у него имелось несколько причин покончить со мной, как можно более жестоко. Но это, секс с его дочерью, определенно был верхушкой айсберга.
Но она стоила того, чтобы за нее умереть. Черт, я бы умер тысячью смертей только за еще одну ночь с ней.